Когда начало светлеть, Шамиль остановил машину, и Глеб вышел на край обрыва, постоял, повздыхал, посмотрел на море. Шамиль стал около него. Два темных подбоченившихся силуэта на фоне серенького рассветного неба и впитавшего цвет неба невидимого моря.
Потом Глеб лег в мокрую траву и раскинул руки, а я открыла багажник, и мы с Шамилем сели около него на корточки и начали есть марусины котлеты, ханские огурцы и пить кофе, чтобы он захотел есть и встал с травы.
Глеб сказал, что мы примитивные и алчные. Разговаривал с нами лежа. Раскинув руки. Я спросила, почему алчные. Он сказал, что только алчные люди могут есть котлеты в шесть утра, когда дети спят.
Вечно мы у него то примитивные, то алчные. А он романтик. Я сказала: это чтобы ты встал с земли. Он сказал: идите отсюда. Встану, когда сам захочу.
Я рассказала, как первое время после Красной Поляны ночевала с лыжами, и это было фантастическое ощущение: ночевать с лыжами.
Мы с Шамилем тоже все видели и чувствовали: серенький прохладный рассвет, высокую траву с нежными молодыми колосками в росе, запах и шум проходящих поездов, которые нас приветствовали: мы махали машинистам, а машинисты махали нам, и мы даже видели георгиевские ленточки у них на груди, которые можно носить, можно не носить - но все почему-то носят, и слышали глухой шум поезда внутри макопсинского тоннеля и креозотовый запах его недр, и ворчание сторожевой овчарки в будке, и Глеб сказал: идите покормите собаку. Мы отнесли котлеты сторожу, и он начал есть прямо при нас, а поделился с собакой или нет - я не знаю.
Обрадовался тому, что "Москва поехала".
Анзор проснулся почти сразу за постом, на Батальоне, и попросил руль. Шамиль сдвинул кресло назад, взял его на колени и держал руль снизу.
Вряд ли для восьмилетнего пацана есть большее удовольствие, чем вести джип "Ниссан-Икстрейл" в республике, где все всех знают и приветствуют сигналами. Зорик, по-моему, даже окоченел от наслаждения.
Около Старой Гагры проснулся Давид, посмотрел на пустынный пейзаж за окнами, прислонился виском к стеклу и надулся. Весь полупрозрачный. Флобер писал, что носовая перегородка г-жи Бовари просвечивает розовым. У него все просвечивает. Подождал, пока мы заметим его и пообещаем поселить в Туапсе навечно, но мы как-то не подумали, и он веско, в сердцах и с выстреливанием буквы "т" (у него нет половины передних зубов, поэтому половина букв через них выстреливает) произнес: - все туда уехали. Одни мы туда не уехали.
- Давид, ты мне шею плюнул, - так же веско сказал Шамиль.
- Я не плюнул шею. Я тоже хочу туда уехать.
- Давид, будешь глупости говорить, я тебе руль не дам.
Главная достопримечательность Гагры - единственный на всей трассе работающий светофор. Проку от него мало, но отношение к нему самое душевное.
Давид переждал светофор, перестал интересоваться пейзажами за окном и начал прорываться к рулю. За склочный характер и для выработки уважения к старшему брату, который сидит за рулем потому, что он старший, к рулю его не пускали. Зорик со строгим виражением следил за трассой и абсолютно не замечал брата с его претензиями. Трасса, кстати, замечательная: ни одной фуры на всем пути. Ни одного КАМАЗа. Легковушки, ГАЗельки, коровы, лошади.
А потом его "занесло". Оказалось, что лучше навыков вождения он усвоил снисходительно-строгий вид "я тоже тебя люблю. Только не мешай мне вести машину", перестал замечать людей, смотрел перед собой и обдумывал стратегию пути, когда мы останавливались и шумно, долго, с объятиями и братанием, здоровались с соседями.
Шамилю жизнерадостно сказали: - слушай, что он у тебя такой важный, да? Побей его немножко! А-то я его боюсь - такой важный мальчик!
Как только собеседник отъехал, Шамиль ссадил Зорика с коленей и вытолкал в открытую дверь: - здороваться не надо? Я таким невоспитанным мальчиком не хочу даже одной машине ехать! Иди пешком домой.
Давид молча перекинулся через спинку сиденья к папе на колени и крепко обхватил руль.
Глеб подхватил Зорика с асфальта, усадил около себя и начал гонять по дорожным знакам. Знаки на трассе попадаются, хотя гораздо чаще стоят рекламные щиты с колбасой верже, которую можно купить в Сухуме на улице Имама Шамиля, стройматериалами и услугами сотовой связи Мегафон.
Зорик мужественно и молча плакал - неслышно, чтобы Шамиль не слышал, и Глеб неслышно вытирал ему нос, зажимая краем своей футболки.
А встречные приветствовали нас сигналами и криками, и Давид распрямлял над рулем левую ладошку с прозрачными растопыренными пальцами. От этого едва уловимого, но при этом очень эффектного, перенятого у папы жеста, Зорик страдал невыносимо и один раз коротко взвыл. Шамиль строго сказал: - висади его, Глеб. Пусть пешком идет.
Анзор остался сидеть и придумал отличный ход: начал вылезать в окно с красным флагом 79-й морской дивизии и кричать: - здравствуйте, дядя Самвел! Поздравляю вас Великой победой советского народа Отечественной войне!
Таким образом у самого дома, где знакомые абсолютно все, Давида за рулем могли не заметить, но Зорика замечали все.
Когда приехали, Глеб выбросился из машины: любите меня, любите!
И это не шутка. Его действительно любят. Не как абстрактного гостя, который привозит деньги, или хлопоты, или подарки, а как малопонятного, красивого, хорошо одетого мужчину.
Трудно выглядеть хорошо одетым в сереньких шортах с желтыми полосками и светло-серых шлепанцах, но он выглядит в них ухоженным и хорошо одетым. И за них его тоже любят.