Я ходил вокруг одного четырёхэтажного здания, выстроенного в стиле советского прямоугольникизма и выглядящего как прямоугольник с правильными квадратиками окон, как коробка. Заглядывал в окна, пытаясь разглядеть что-нибудь за одинаковыми на всех окнах тюлями и жёлтыми занавесками. Это была больница. Из главного входа никто не выходил и никто не входил в здание, пока я стоял перед ним минут десять. Вдруг я увидел, как на втором этаже в одном из окон над массивным бетонным козырьком главного входа быстро задёрнулась жёлтая занавеска, а перед тем я мельком успел заметить там бледное худое лицо, которое смотрело на меня. Я обошёл здание. На заднем дворе росли тополя, их небольшую рощицу окружала решётка. Тут был задний вход: одностворчатая дверь и перекошенная старая лестница с помятыми перилами. У меня возникло острое желание войти, если дверь не заперта, и мне было очень страшно решиться. Любопытство. А что там внутри? Любопытство помогает совершать великие открытия, а также заставляет малыша поиграть со спичками. Я поднялся по лестнице, поглядел по сторонам, не наблюдает ли кто-нибудь за мной, но никого не было видно. Я потянул на себя за ручку. Дверь со скрипом открылась и я вошел. Я поднялся по лестнице в пять ступенек, открыл ещё одну дверь и оказался в коридоре. На потолке были лампы дневного света, но их было мало и светили они еле-еле, от них был полумрак, некоторые из них были перегоревшие. Стены метра на два от пола были выкрашены в тёмно-зелёный, голубой или коричневый цвета (по ходу действия я заметил эти три цвета), а выше, как и потолок, оштукатурены. Коридор был пуст от людей, он петлял и разветвлялся как в лабиринте, поэтому лучше говорить коридоры. По обеим сторонам этих коридоров, слева и справа, закрытые белые двери. Я никак не мог обнаружить лестницу на второй этаж. Невероятно огромное количество запутанных коридоров для такого, по сути, не очень большого здания, или я уже плутаю по одним и тем же? Я всё иду и иду, заворачиваю в новые повороты. И вот я увидел, как коридор вышел в квадратный зал. Прямо напротив меня, у стены, стоял стол, и за ним сидела женщина в белом халате и шапочке. Стол был завален бумагами, а женщина что-то быстро писала, низко опустив голову, и не обращала на меня внимание. Сначала я немного испугался, увидев человека, но так как меня не замечали или не хотели замечать, я вышел в зал и огляделся. Слева от меня в стене было окно с жёлтыми занавесками, в стене напротив, справа от женщины, начинался новый коридор, а в правой стене была двустворчатая стеклянная дверь, приоткрытая, и я увидел, что за ней лестница, которая ведёт на второй этаж. Женщина за столом продолжала заниматься своим делом и не подняла головы, не поглядела на меня, когда я прошёл мимо неё. По лестнице я поднялся на второй этаж. И там такие же бесконечные, перепутанные коридоры, и такое же тусклое освещение. Я ходил по коридорам довольно долгое время и мне это надоело. Я решил возвращаться, но для этого мне нужно было повернуть назад, как-то найти лестницу на первый этаж, а потом выход на улицу, и я надеялся, что это у меня получится, хотя в такой запутанности коридоров невозможно было следить за своим путём и запоминать его. В поисках лестницы на первый этаж я плутал очень долго, но безрезультатно, я со спокойного шага перешёл на бег. Потом мне стало страшно от этого бесконечного коридора, я вспотел и стал нервничать. Как же мне выбраться? Ч то делать? Я чуть не заплакал. Ситуация показалась мне безвыходной. Я прислонился к стене между двумя белыми дверьми, закрыл лицо руками, и мне стало так дурно, что я без сил соскользнул вниз пока не сел на корточки и так и сидел некоторое время. Потом я встал всё ещё не зная что делать дальше. Я поплёлся в одну сторону коридора, и снова стал ходить по его лабиринту. Я остановился около одной двери, и во мне опять заиграло любопытство. Я захотел посмотреть, что за дверью? Не заперта ли она? Но я не решался. А затем всё же открыл. Это была больничная палата с белой плиткой на стенах. Посередине стояло стоматологическое кресло. На нём сидел очень худой человек, почти как из Бухенвальда. Он был обнажён по пояс, и поэтому рёбра можно было пересчитать. Его руки были крепко привязаны к подлокотникам кресла полосками белой прочной ткани. Около кресла стоял столик с инструментами и два мужика в белых халатах, внушительных размеров, плечистых и со здоровенными ручищами. Их привязанная жертва была очень сильно перепугана, глаза со слезами выражали чувство страха, боли и мольбы о милосердии. Но милосердием здесь и не пахло. Во рту у "пациента" было вставлено приспособление, которое не давало ему закрыть рот. Один "стоматолог" с силой прижимал голову несчастного к подголовнику кресла, другой держал в руках зубные щипцы, которые зажимали только что вырванный зуб. Пациент-жертва стонал, был запачкан кровью, кровь я заметил и на халате врача с клещами который повернулся к столику и разжал клещи, и зуб, упав на стеклянную столешницу, брякнул. Я увидел с десяток таких же вырванных зубов на столике. "Стоматолог" отложил щипцы, выбрал сверло, и стал вставлять его в сверлильный аппарат, он включил его и тот дико заревел, вращая сверло. Он принялся сверлить вполне здоровый зуб жертвы, то и дело, раня десну. "Пациент" задёргался и забрыкался, его неистовые завывания перекрывали звуки машинки. Я не мог больше этого наблюдать и закрыл дверь. Меня отлично могли заметить, но не заметили или сделали вид, что не заметили. Я пошёл дальше, мне было не по себе после увиденного. Потом я решился открыть ещё одну дверь. Такая же квадратная с белой кафельной плиткой на стенах, с окном с жёлтыми занавесками, комната, на потолке лампы дневного света. Комнаты были хорошо освещены в отличие от коридора, коридорные лампы еле светили, а лампы в комнатах были яркие. Посреди кровать с белыми простынью и подушкой. На ней лежит что-то непонятное. Это взрослый человек патологически инфантильного вида или это младенец гигантского размера. Это ни то и ни другое, что-то среднее. Хотя он и похож на гигантского младенца в чертах лица присутствует след прожившего не год и не два, а целых тридцать-сорок. На голове у него отличная кучерявая шевелюра рыжего цвета, он обнажен, только подгузник, он довольно упитанный, пухленький, с пузом, но эта пухловатось не взрослого человека, а младенца. Это первый кто меня заметил, потому что как я открыл дверь, он, что-то по-младенчески нечленораздельно лепеча, указал на меня пальцем. Я испугался этой толстой протянутой на меня руки и быстро закрыл дверь. Я быстро пошёл дальше. Вот пройдя ещё с десятка два дверей, я открыл третью. И там тот же самый по виду кабинет и окно с жёлтыми занавесками. Сначала мне показалось, что здесь никого нет. Я приоткрыл дверь пошире, вошёл, и в том углу, который сперва от меня закрывала дверь, я увидел обычное кресло. А в нём сидела 200-килограммовая (приблизительно), оплывшая жиром, совершенно обнажённая баба лет 50-ти. Волосы у неё были до плеч неопрятные и жирные, чёрного цвета. И самое замечательное в этом омерзительном существе были её громадные повисшие груди, их было три. Баба-мутант смотрела прямо на меня, но её сероватые водянистые глаза ничего не выражали, она меня тоже не замечала. Она была расслабленна и в каком-то медитативном состоянии. На окне стоял горшок с чахлым растением, о котором забыли и давно не поливали. Я снова очутился в коридоре. Следующая мною открытая дверь преподнесла мне новое зрелище. Одинаковая с предыдущими комната уставлена шкафами со стеклянными дверцами и полками на которых стояло большое количество прозрачных контейнеров с дефективными младенцами и зародышами в заспиртованном виде. Я снова стал очень любопытен, зашёл внутрь, закрыл за собой дверь и стал любоваться этими экспонатами. Там были детишки с недоразвитыми конечностями похожими на ласты, у одного недоразвитой была голова, её практически не было, если не считать за таковую мясистого образования без каких-либо признаков глаз, ушей, носа, рта и волос. У другого конечности и задние и передние были непропорционально удлиненные и очень тонкие, и ребёнок этот походил на паучка-сенокосца. А у четвёртого имелась голова невероятно очевидных размеров. Шаровидная как глобус голова, к которой снизу прикреплялось лилипутское тельце. Он походил на воздушный шар, если сравнить сам шар с головой, а корзину - с телом. Пятый был человекосвином, у него имелся вместо носа и верхней губы пятачок, а сзади был над попкой закрученный хвостик. Сросшиеся головами близнецы и т. д. Я заметил в комнате другую дверь, что вела, видимо, в смежную комнату или в чулан. Я открыл и её. И моему взору открылось фантастическое представление. Человекополип. Тело полипа представляла мягкая, слизистая, нежнорозового цвета масса внушительных размеров, занимающая собой почти всё пространство помещения. Там и тут в разных местах из этой розовой массы торчали какие-то ужасные человеческие головы, они были деформированные и уродливые и казались неживыми, только то одна еле-еле приоткроет рот и тут же его закроет, то другая повращает глазами, будто все они были в коме. Жуткое зрелище, наверное, перевесившее по своей отвратительности все остальные. Я покинул эти две комнаты и двинулся по коридору, и хотел открыть новую дверь, но я остановился и прислушался. Я услышал какой-то шум вдали оттуда, откуда я шёл. Я стоял и ждал. Шум приближался и становился отчётливее. Я понял, что это шаги бегущих. Бегущих за... мной? Догоняющих? Вот они совсем рядом. Я смотрел вдаль коридора, туда где он поворачивал право. И вот я увидел бегущих, появившихся из-за угла. Это был один из стоматологов-садистов, судя по пятнам крови на халате, видимо тот, что вырывал зубы, а не тот, что держал голову пациента, стоя за спинкой кресла (я не разглядывал особенно их лица, но мне показалось, что их лица очень похожи). Жирная трёхгрудая баба оглушительно топала ногами, держа у груди ребёнка с заячьей губой и остроконечными ушками. Ребёнок не сосал молоко, как мне показалось сперва. У него были острые зубки, как кошачьи клычки. Ребёнок сосал кровь из груди, которую сначала прокусил. Он злобно впивался в грудь, так как его сильно трясли при беге. Три груди впечатляюще подпрыгивали up & down. На коляске ехал какой-то безногий калека, он усиленно крутил колёса своей "тачки". Какой-то мужик тоже бежал, несмотря на то, что верхняя часть его черепа была снята, и виднелся мозг, в который были воткнуты провода от аппарата, который он держал в руках. Из горла его что-то торчало, мне это напомнило пробирку для сбора слюны как у собаки Павлова. Под глазами у него были красно-синие синяки. Следом бежал дикий врач в очках в тёмной роговой оправе, в одной руке он держал скальпель, а в другой - мачете, и он ими размахивал и потрясал с такой яростью и бешенством, что не заметил как порезал по руке бежавшего с ним рядом подопытного с оголённым мозгом. Тот взвизгнул и выронил аппарат, он упал и повис на проводах, подсоединённых к мозгу. Он хотел наклониться, снова взять на руки эту висящую металлическую коробочку, и приостановился, а бежавшие следом за ним опрокинули его, он повалился и упал на пол. Бегущие топтали и пинали его ногами, никто не помог ему встать. Они приближались и дико орали, стонали и вопили, они хотели догнать меня. Странно, то никто меня не замечал, а тут нате... Сначала я опешил как только увидел их, от страха я не мог ничего сообразить, и вот метнулся от них, начал убегать. Но ноги меня не слушались, они будто стали тяжёлыми, я с трудом их передвигал и был похож на черепаху, мне показалось, что я как на беговой дорожке остаюсь на одном месте. Я обернулся, они были совсем рядом, вот-вот настигнут меня и мне капец. Меня пробило мыслью, что я могу стать пациентом (от слова из латинского patiens - терпящий, страдающий) этого медучреждения, этой больницы. Я доплёлся до первой попавшейся двери, открыл, вошёл, захлопнул её, закрыл на щеколду, огляделся, что тут такое. Это был туалет. Я увидел в углу швабру, и так как дверь открывалась наружу, я вставил её в ручку которая была в виде скобы. И только я это сделал, дверь снаружи стали трясти. Я боялся, что её станут выламывать, это не сложно для такой толпы, но нет, её только трясли и то, как мне показалось, не очень-то рьяно. Огляделся. Три писсуара, два из них испорчены, три унитаза в кабинках, кабинки без дверей, три умывальника, один в нерабочем состоянии. Неприятный запах застоявшейся мочи. Белый кафель на стенах. Окно с подоконником и батареей под ним. Я выглянул в окно, оно выходило на передний двор прямо над большим козырьком главного входа с низеньким бортиком по краям. Единственный выход через окно. Во дворе стоят два человека и разговаривают. Я стал открывать окно. Две ручки, снизу и сверху, нужно повернуть их, переведя из вертикального в горизонтальное положение. Нижняя ручка повернулась легко, чтобы достать до верхней ручки, я залез на подоконник. Верхняя ручка не поддавалась. Я оглянулся на шум: по двери стали колотить сильнее, кажется, били ногами, скоро начнут выбивать плечом с разбега, подумал я, вдруг ни швабра, ни щеколда не выдержать. Я слез с подоконника, стал искать глазами что-нибудь, чем можно поколотить по оконной ручке. Я подошёл к умывальникам, и стал выламывать один перекошенный заржавелый кран. Он качался из стороны в сторону, и мне удалось его сломать, и с этим краном я снова взобрался на подоконник. Мне было очень страшно, потому что сильные удары в дверь не прекращались. Я колотил и колотил по этой дурацкой ручке. Ничего. Она только слегка повернулась. Я пнул ногой по стеклу, оно разлетелось вдребезги, остатки стекла я выбил краном. Я стал кричать и звать на помощь тех двоих во дворе. И тут дверь в туалет стали рубить топором, прям как в фильме "Сияние" Стэнли Кубрика, почему-то подумал я. Я спрыгнул на козырёк над главным входом, неудачно приземлился на четвереньки, ушиб колено и поранил битым стеклом ладонь. Глубокий порез, как болит колено. Вот моё любопытство до чего довело. Добрался до края и увидел, как те двое несут откуда-то деревянную приставную лестницу, оглянулся на окно туалета, там никого не видно, значит, продолжают ломать дверь. Лестницу приставили и я с большим трудом, после полученных от мягкой посадки травм, слез вниз. Хорошо когда всё благополучно обходится.