|
|
|||||
История о необыкновенных приключениях Дюна Великолепного, крошки Плю, дракона Хуча и инкогнитой зверушки Лапкина, в которой герои побывают в Хреновых далях и Великой Драгонии, встретятся с бочковыми русалками, загадочными горгульями и радужными драконами, примут участие в конкурсе "Писаных обжорок", сразятся с самим дедом Ягуном, съедят несколько вкуснейших тортиков, досадят тёмному императору и между делом спасут мир от страшной напасти. Мистерия, в которой серьёзные темы заключены в сказочно-балаганную форму. Книга состоит из двух частей "Месть императора" и "Красота - страшная сила" Иллюстрации к книге можно посмотреть под обложкой ОЗНАКОМИТЕЛЬНЫЙ ФРАГМЕНТ Роман можно бесплатно прочитать на сайте ЛИТНЕТ Благодарю Броню Сопилку, Алису Ардову и Юлию Дайнеко за прекрасные обложки, Ola-bolshaya за потрясающие иллюстрации, Наталью Соколову, Пинцета Мур Лазурного, Виолу Редж, Зараю, Александру Дроздову, Крыза, Марину Мазурову, Аврору Авиатти за дружескую поддержку и всех за комментарии и оценки! |
Пролог
Дюн жалобно всхлипнул и с тихим протяжным стоном упал на мягкое. Устал. Да что там устал! Так вот ты какое - полное и окончательное ... изнеможение .... Ух! Сил нет. Совсем. То есть не совсем, а абсолютно. Кто это сказал? Нет, правда! Кто придумал, что секс - это блаженство, кайф, наслаждение, услада? Эх! Все брехня! Это год назад было блаженство и услада, а теперь .... Теперь Дюн ощущал себя странно. Вроде бы это был по-прежнему он, Дюн Энурес Восьмой из рода Великих Магунов - главный пер империи и один из последних носителей гена "первородной красы". А с другой - от былой силушки магунской мало что уже осталось. Вот так бы лежал себе и лежал, не шевелясь, не двигаясь, не трепыхаясь. Тепленько, мягонько, шелковисто - одним словом, покой и умиротворение. Но мягонькое и тепленькое отчего-то не разделяло его желаний и спокойно лежать не собиралось. Полузадушенный писк, донесшийся откуда-то снизу, и не менее досадное шевеление нежной и ранее чрезвычайно покладистой постельной забавы, вызвало у утомленного пера удрученный и полный тягостного разочарования вздох. Медленно ..., с подчеркнутой неохотой и даже с чем-то похожим на не свойственное его высокому статусу кряхтение, Великий магун приподнялся, высвобождая из телесного плена пухленькое бледнокожее создание, и тяжело откинулся на ложе, раскинув в стороны мощные руки и длинные мускулистые ноги. Как же прекрасна жизнь! И как приятно это волшебное чувство исполненного долга! Теперь и соснуть часок-другой можно, только .... - Господин! - над ухом назойливым комариным писком зазвучал голос ненавистного императорского прихвостня Канвоя, - господин мой, не спите! К вам еще невесты пожаловали, ожидают вашего магунского внимания. Полный нечеловеческого страдания и неудовлетворенного желания стон был ответом штатной императорской сводне. Несмотря на сильнейшее внутреннее сопротивление организма, несчастный пер заставил-таки себя разлепить категорически не желающие открываться темные очи и узрел, наконец, стоящих у его кровати двух бледнокожих дев, с каким-то безумным восторгом и непозволительным для благородных девиц бесстыдством разглядывающих его утомленно-обнаженное тело. Странное дело, но эти нескромные, а скорее даже, плотоядно-алчные девичьи взгляды пробудили в роскошном магунском теле веками хранящиеся в нем великие резервы. Огонь вспыхнул в крови, сжигая в горниле страсти усталость и прочие недостойные сына Великого магунского рода желания. Дюн чуть приподнялся на своем огромном ложе и, схватив потерявших бдительность девчонок за руки, притянул к себе. - Вылезай! Быстро! Кому говорят? - сердито взывала Плю к таинственному оккупанту подкроватного пространства своей комнаты. - Лучше сам выковыривайся, пока я добрая! Сидеть на холодном полу в такой позе (попа кверху называется) было непривычно, затруднительно и даже чуть больно, так что терпения девушке вряд ли бы надолго хватило. Однако тот, кого она уже полчаса пыталась выманить из укрытия разными способами, на ласковые призывы и пряничные обещания не поддавался. Из-под кровати доносилось лишь сиплое сопение, тяжкие вздохи, а временами глухой полузадушенный рык. - Ха! Добрая она! - хрипло прокаркал подозрительно близко от уха Плю до отвращения знакомый ей голос, отчего попе сразу стало неуютно и тревожно. - Сиди, не высовывайся, скотинка неведомая! Эта добрячка вмиг тебя без перьев оставит! Это что это делается на свете белом? Это куда это потерявшее всякий страх и совесть пернатое уселось? Плю быстро опустила мягкое место на пол, отчего наглая птица рухнула вниз, с громким стуком ударившись о каменные плиты шипастой башкой, и ошарашено закрутила ею в стремлении понять, что с ней приключилось. Грозно уставившись на обнаглевшего питомца, Плю спросила: - Ты что же, всю жизнь мне будешь припоминать то несчастное перышко? Да я случайно, заметь, совершенно непреднамеренно его выдернула! У тебя вон новых уже штук сто наросло, а ты все не уймешься! И, вообще, сам виноват! Нечего было ... И только она начала входить в раж, по привычке быстро включаясь в практически ежедневный спор, как была прервана быстро пришедшим в себя болтуном. - Нечаянно она, ка-ак же! - даже не пытаясь скрыть сарказма, закаркал он вновь. - Не верь ей, тварюжка инко-о-гнитая! Грозный кулак, зависший в опасной близости от клювастой морды не в меру общительного питомца, вмиг изменил направление его мыслей. - Хава-айся там пока с голоду не подохнешь, сердешная! А потом добрейшая моя хозяюшка трупик твой подсохший из-под кроватки извлечет ... и ... и передаст ентим ... ну, как их там? А? - вопросительный взгляд на волшебно прочищающий мозг кулак, - Ах, да! Учёным отдадим для опытов ихних исследовательских. Вот! Не успел затихнуть ворчливо-рокочущий голос, а кулак вернуться в исходное положение, как из-под кровати что-то полезло. Императрица небесная! Что это?! Черный-пречерный нос-пуговка, за ним два круглых от страха не менее черных глаза, а после, вытирая серым брюхом пыль, нехотя вылезло ... существо. И было оно, действительно, таинственное, неведомое и инкогнитое, ибо до сего дня ничего подобного никому в мире этом видеть не доводилось. Четверть часа спустя - Странная какая-то сороконожка, неправильная, - задумчиво произнес син Анхел Триста Одиннадцатый, внимательно изучая странное существо, стоящее перед ним. Вернее, там трое стояло. Его дочь, Карма Анхел (домашними именуемая просто Плю), ее друг и питомец Хучик (откликающийся исключительно на уважительное 'дракон Хуч') и собственно таинственное создание неизвестной породы, в этом мире доселе неведомое. Стояли они рядком, можно сказать, плечо к плечу, пятка к пятке, с трепетом ожидая вердикта мудрого повелителя одной из восточных провинций империи Маг-Син, именуемой испокон веков Анхел-рабадом. Вердикт сильно затягивался, поскольку хозяин Анхел-рабада умищем располагал небыстрым и поспешные решения сильно не уважал. Да и задача на этот раз оказалась действительно трудна не по разуму - тварюжка инкогнитая идентификации поддаваться отказывалась и на наводящие вопросы почему-то не отвечала. Маленькое щупленькое тельце, не больше женской руки от локтя до кончиков пальцев, гладкая грязно-серая шерстка на спинке и длинная курчавая на брюшке, печально поникший хохолок на круглой головешке, узкая мордочка с черными выразительными глазками и черным же носиком. Ах, да! Ну и ... собственно ножки. Не сорок, конечно, это син Анхел несколько преувеличил, но раз, два, три ... восемь точно в наличие имелось. Пронаблюдав за сложным мыслительным процессом, который отражался на физиономии отца (даже нос его шевелился от усердия), Плю решила направить мысли сина родителя в нужное ей русло: - Пап, а давай оставим его у нас! - заканючила она противно-жалобным с подвыванием голосом, переносимым ее отцом не дольше минуты. - Ну, пожа-алуйста! Он такой хоро-ошенький, ма-аленький, беспомощный. Папу-улечка! Минута резко сократилась до десяти секунд. - Да, в общем, какой может быть вред от такой крохотулечки? - поспешно проговорил син-отец, пятясь к выходу. - Пусть остается! Только помой его, что ли, - добавил родитель, скрываясь за дверью. Победный вопль радостно огласил небольшое помещение. А в это время Рука ползла. Рука ползла медленно, почти невесомо касаясь разгоряченной влажной темной кожи. Осторожно скользила, неуклонно приближаясь к самому сокровенному. Дюн наблюдал. Усталый взгляд изможденного пера безразлично взирал на бесстыже провоцирующее движение молочно-белого диверсанта к тому заветному месту, которым мужчины дорожат больше жизни. Он тоже дорожил совсем недавно. Но не сейчас. Сейчас его чувства и ощущения настолько притупились, что опасная близость инородной конечности к главному источнику удовольствия и немалой его гордости вызывала лишь вялое заторможенное любопытство. Не более. Притупленное сознание не замечало ни изящного изгиба девичьей кисти, ни трепета тонких пальчиков, ласково поглаживающих его кожу, ни возбуждающей умелости нежных подушечек, бережно ласкающих самые чувствительные участки его мускулистого тела. Мужчина видел только чужую руку, нагло нарушившую его отдых. - Надо остановить..., - слабо трепыхнулась ленивая мысль. - Но где взять силы? - обреченно откликнулось изможденное тело. Подстрекаемая бездействием утомленного пера рука заметно осмелела. Она ускорила свое чувственное движение, ласково очертила чуть подрагивающие рельефные кубики пресса мужчины и шустрым ужиком устремилась к намеченной цели. Однако завершить коварное намерение отчаянная рука не успела. В паре сантиметров от вожделенной ею цели нежеланная теперь гостья была решительно перехвачена, неожиданно очнувшимся от бездействия пером, и небрежно отринута прочь вместе с ее белокожей владелицей. Напрочь проигнорировав стук упавшего на пол тела, а затем и болезненный вскрик безжалостно выдворенной за пределы постели рукоблудной девицы, довольный исчезновением источника беспокойства мужчина блаженно вздохнул и предпринял очередную попытку погрузиться в целебный освежающий сон. Изможденное тело расслаблялось, отдаваясь сладостной власти богини Ночи. И не было ползающих по его телу бесстыдных женских рук, и можно было, наконец, насладиться одиночеством, испытав редкое, а потому прекрасное чувство умиротворения. Анхел-рабад, комната Плю - Ну, Хучик, придумай же что-нибудь! - задушевным голосом обратилась дочь Анхела Триста Одиннадцатого к пестрой пернатой рептилии, заворожено уставившейся с одну точку под самым потолком. Точка, конечно, была относительной - размером со взрослую кошку, хоть и несколько тощую и облезлую. - Надо снять его оттуда поскорее, пока отец не увидел. - А что сразу Хучик? - отмер ее прифигевший питомец, нервно переступил лапами, разворачиваясь в сторону своей хозяйки, нахохлился. - Вечно все Хучик должен придумывать! Не я, между прочим, его загнал на эту верхотуру! - Ну и не я! - обвинительные нотки в голосе приятеля Плю совершенно не понравились, - он сам загнался. - Ага! Сам. А кто его в стиралку засунуть пытался? Да еще и порошочком 'Аромат экстаза' посыпал. - Вот ведь противный. Я ведь как лучше хотела, оправдывайся теперь! - раздраженно начала Плю, но увидев насмешку в выразительных зеленых глазах Хуча, смущенно закончила. - Ну, а что такого? Был бы чистеньким, свеженьким и ароматным. - Тру-упиком в экста-азе! - хрипло закаркал Хуч, что обозначало у него высшую степень веселья. - Да что бы с ним сделалось-то? - возмутилась девушка, невольно повышая голос, - я же деликатный режим установила. Понимаю все-таки .... Тихий, но очень неприятный звук заставил ее замолчать и вновь устремить взгляд на потолок. Там, зацепившись тонким гибким хвостом, напоминавшим крысиный, за потолочный светильник, висел давешний незнакомец и кандидат в домочадцы и тоненько жалобно поскуливал, выпучив от страха черные бусины глаз и нервно болтая в воздухе всеми восемью короткими лапками, словно пытался от кого-то убежать. Интересно, от кого? Несмотря на испуг, выглядел он довольно комично. Но смеяться над ним никто не стал - надо было срочно спасать несчастного подпотолочного гостя. Как он там оказался, было загадкой, хотя Плю с Хучем и присутствовали в момент эпического бегства потенциальной жерт..., то есть будущего чистюли. - А может, он просто мыться не любит? - задумчиво изрекла девушка, пронаблюдав за тонкой струйкой какой-то жидкости, полившейся из зависшего под потолком гостя. - Смотри, хозяйка, какой мстительный, - отскакивая в безопасную зону, произнес ее пернатый питомец и демонстративно принюхался, - решил и нас окатить, чтобы мы тоже стали чистыми и ароматными. Шика-арно! - Хватит болтать, Хуч! - перешла к решительным действиям Плю, тоже поспешно покидая место воздушной атаки, - я придумала. Лети наверх и снимай его, да побыстрей, пока зверушка эта от страха не решила еще и украсить нас чем-нибудь не менее пахучим. И свершилось чудо! Пернатый дракон даже спорить не стал, а расправил свои небольшие, но крепкие крылья, и взлетел. Под самый потолок. Туда, где уже не скулил, а бился в истерике, визжа и болтая всеми своими многочисленными конечностями, инкогнитый зверек. Ухватив извивающееся и пытающееся вырваться из цепких драконьих лап животное за загривок, Хучик потащил его вниз. К сожалению, снять его со светильника он не догадался. Звон стекла, визжание зверя и крепкие выражения злющего дракона слились в один кошмарный звук, который заставил Плю заткнуть уши и закрыть глаза. Бух! Трах! Бабах! Дзинь-дзинь! Плю покрепче закрыла глаза и втянула голову в плечи - это чтоб не так страшно было. Не помогло. Страшно было все равно, еще и ... Чпок! Хрясь! Чавк-чавк! Один глаз не сдержал любопытства - открылся. Испугался и снова закрылся. Раз, два, три ... 'У-ух! До чего же не хочется смотреть, но на-адо...', - с тоской думала Плю. Хрымс! 'А может, и не надо'. Абстрагироваться от пугающих звуков не получалось. - Хозяйка! А, хозяйка! - голос Хуча прорвался сквозь звон и грохот бодрым оптимистичным хрипом. Та-ак! Глаза Плю открыла весьма решительно. И ... не закрыла. Зрелище стоило того, чтобы на него посмотрели. Пернатый питомец с деловым видом выбирался из-под обломков дерева и стекла, активно распинывая во все стороны останки мебели и погибшей в неравной схватке с двумя животными люстры. - Вот я тут подумал, хозяйка. Может, рассмотришь идею с учеными? А то сколько еще мебели пострадать может? Да и тапки свои попрячь! Кто знает, куда он ходить в туалет приучен. Уловив в словах питомца рациональное звено, Плю медленно обозрела родные пенаты. От непредвиденного падения подпотолочной зверушки погибли светильник да шкаф с игрушками. Шкаф был ветхий - не жалко, давно надо было от него избавиться, равно как и от его содержимого (кукол и детских забав), да руки не доходили. А вот за люстру старинную, ценную могло влететь, причем всем, не зависимо от степени виновности. 'Это ж если каждая помывка будет заканчиваться таким ущербом для экономики моей комнаты, так мне скоро спать на полу придется', - с тяжелым вздохом Плю пронаблюдала за действиями своего домашнего любимца, который в этот момент с сосредоточенным видом лез в самую сердцевину обломочной кучи. - Шика-арно! - протяжно выдал Хуч. Выражение наглой драконьей морды при этом было такое: поэтически-предвкушающее, что ли. С удовольствием потоптавшись на стекле и деревяшках, даже попрыгав на них, счастливо-одуревший проказник пинком пустил в полет самую большую доску от почившего не своей смертью шкафчика и извлек на свет своего нового мохнатобрюхого друга, изрядно потрепанного, но живого. Черные глазки посверкивали из-под виновато повисшего чубчика, но на острой мордашке раскаяния не наблюдалось ни на ресничку. Покрепче ухватив инкогнитого зверя за шкирку, пернатый дракон встряхнул его так, что на пол тут же просыпался обильный стеклянно-щепочный дождь. Живность перенесла встряску стоически, даже не пискнула. Не простая нам зверушка попалась. Подозрительная, - мыслила Плю, наблюдая развернувшуюся перед ней сцену. - И откуда она тут взялась, хотелось бы знать. - Откуда ты взялась, скотинка лапастая? - озвучил ее невысказанный вопрос Хуч, предварительно бросив жертву чистоплотности в объятья хозяйки. Выплюнул из клюва застрявший между зубов клочок шерсти, ковырнул когтем острый зуб. Зверушка ему ответила затравленным взглядом и жалобным скулежом. - Кто же ты, незнакомец? - ласковой интонацией Плю попыталась успокоить перепуганного зверька. - А давай мы тебе имя дадим, а? Удобно устроившаяся на ее нежных руках зверюшка скулить тут же перестала и подняла на девушку заинтересованный взгляд. Ага! Значит, разумная и даже неглупая. Будем общаться, - обрадовалась Плю и ласково обратилась к притихшему зверьку. - Я сейчас буду называть имена, а ты махни лапкой, какое тебе понравится, понял? Неслабый удар в живот заставил ее охнуть. Едва не выронив из рук зверька, девушка не сразу сообразила, откуда прилетел предательский тумак. Потом догадалась: лап-то у него восемь, какой-то из них и махнул, не глядя. Хотя в этом случае, скорее, лягнул. - Ах, ты ж, зараза мелкая! Зачем дерешься? Я же просила махнуть лапой, а не пинаться, - виновник внезапного нападения покаянно заскулил, - вот ведь горе ты наше восьмилапое! - И имя ему будет Лапа! - громогласно возвестил дракон Хуч и многозначительно поднял вверх свой потерявший товарный вид запылившийся хвост. Плю перевела взгляд на инкогнитую зверушку и с удивлением увидела, что две его передние лапки отчаянно машут, словно флажки, передающие сигнал бедствия. - Что? Что? Ты хочешь мне что-то сообщить, да? - взволновалась она, ничего не понимая в этой пантомиме. - Ему имя нравится, глупышка Плю, - насмешливо хмыкнул догадливый Хуч, и взлетел на комод. - Ну, Лапа так Лапа, - легко согласилась Плю и погладила зверька по хохолку. На ощупь он был мягким и шелковистым, таким же приятным, как и шерстка на брюшке животного. Не удержавшись, девушка коснулась свисающих с ее руки лапок. Это как же оно бегает на них? - крошечные ножки были настолько нежными, что сердце девушки испуганно сжалось. - Тут и косточек почти нет, одни хрящики и мех. Ах, моя ты прелесть! - Нет, Лапа слишком грубое имя для такой миляги. Буду звать тебя Лапуля или Лапкин, - поделилась она своими мыслями с животным, и так как оно не противилась прикосновениям, погладила по шелковистой головешке. До чего же приятно! Через четверть часа бережно вымытый в тазике с теплой водой и шампунем зверек мирно посапывал, завернутый в пушистое полотенце. - Настрадалось бедное, пусть поспит, - шепнула Плю дракоше и положила притихшего страдальца на свою кровать. - Ну, конечно! - язвительно закаркал Хучик, демонстративно направляясь к двери и всем своим видом выражая обиду и недовольство, - мне все перья повыдергала, а на него целый флакон дорогущего шампуня 'Мечта шевелюры' извела! Нет в мире справедливости! - Конечно, нет. А ты сомневался, что ли? - охотно согласилась Плю, отправляясь за веником и совком. Решила сама все прибрать по-быстрому, пока родители не увидели, а светильник потом попросить управляющего новый повесить. Он человек добрый, и сам не откажет и отцу не настучит. Ведь если син Анхел этот разгром увидит, то запретит оставлять у себя нового подопечного, а Плю с ним расставаться уже не хотелось. А в это время Сладкая дрожь пробежала по упругим натянутым мышцам, возвращая богатырскому телу древнюю мощь, заполняя каждую клеточку выносливого организма магунской силой. Пер Дюн улыбнулся такому приятному и родному ощущению легкости, которое каждый раз посещало его отдохнувшее тело при пробуждении родовой магии. В последнее время редко доводилось испытывать это волшебное чувство, поскольку времени для восполнения сил ему давалось все меньше и меньше. Вот и сейчас прошло всего несколько часов, когда, как ему казалось, он истратил все до последней капли. Эта неприятная мысль окончательно разбудила великородного пера. Высокий лоб его хмуро дрогнул, угольно-черные глаза открылись, сверкнув гневом, от легкости и хорошего настроения не осталось и следа. Обозрев еще мутным со сна взглядом место своего заточения - большую комнату с единственным предметом мебели - гигантской кроватью, Дюн с изумлением обнаружил свое одиночество. Ни в кровати, ни вокруг нее не наблюдалось ни единого живого существа, кроме него. Совершенно один? Ни Канвоя, ни прислуги, ни баб? Такой роскоши ему не дозволялось уже много-много месяцев. До конца не веря в свою удачу и стараясь издавать как можно меньше шума, высокородный пер покинул ненавистное ложе. Оглянулся по сторонам. Одежды не было! 'Вот она гнусная шутка императора! Какая мелкая месть! Достойна ли она великого правителя?' - возмутился было Дюн, но тут же вспомнил и о собственном промахе. Вот ведь! Почему он сам ранее не озаботился таким важным предметом, как одежда? Да просто нужды не было - до сих пор он практически не выходил из этого помещения, а 'невестам' он нравился в своем естественном, так сказать, вчёмматьродильном наряде. Что ж! Пер Дюну Великолепному не нужны царские подачки. Схватив белую, изрядно мятую простыню, мужчина ловко обернул ее вокруг своего совершенного тела и усмехнулся - вот бы изумился царственный родич, явись Дюн пред его очи в этаком-то одеянии. Хотя ... возможно, именно этого он как раз и добивался? Подавив рвавшийся из груди гневный рык, Дюн решительно двинулся к выходу из своего временного жилища, готовый порвать всякого, кто посмеет преградить ему путь. К их счастью, самоубийц не нашлось. Породистый пер распахнул полог шатра и замер на его пороге, потрясенно вглядываясь в открывшуюся перед ним картину. Бескрайняя равнина покрыта песком. Зданий, дорог и прочих славных атрибутов цивилизации нет и в помине. Впрочем, как и всего того, что обычно услаждает привычный к красоте взор высокородных магунов. Деревья, цветы и фонтаны остались лишь в воспоминаниях пера. Но не унылый пейзаж привлек внимание аристократа, все-таки за год пребывания в одной из самых отдаленных провинций империи, он успел попривыкнуть к здешнему минимализму. Потрясенный взгляд черных, как ночь, глаз устремлен был на вереницу мужчин и женщин, покорно чего-то ожидающих. Не менее сотни лиц повернулось в его сторону, кто с любопытством, а кто и с восхищением ловя каждое его движение. -Кто эти люди? - невольно сорвалось с уст высокородного, удивленного неожиданным явлением и совершенно позабывшего о намерении. Ответ последовал незамедлительно, заставив озадаченного пера вздрогнуть, настолько близко и неожиданно он прозвучал. - Эти благородные сины, следуя приказу нашего многомудрого и цельновеликого императора, привезли своих дочерей на свидание к Вашему Магунству. И ненавистный Канвой склонился перед пером с показным смирением и лицемерно-подобострастной улыбкой. Одарив императорского соглядатая презрительным взглядом, пер Дюн внимательнее посмотрел на собравшихся. Действительно, не обманул дядькин прихвостень. Благородные сины обоего пола чего-то ждут. За широкими спинами немолодых богато одетых мужчин робко прячутся тонюсенькие фигурки в легких пестрых нарядах, щедро разукрашенных звенящими монетками и даже колокольчиками, призванными привлечь внимание холостых мужчин. - Не хочу! - вдруг выдал резко сбледнувший пер и быстро отступил в спасительную утробу своего шатра. Он даже поднял руку, чтобы наложить защитные чары на свое убежище, но не успел. Шагнувший следом Канвой, скороговоркой произнес то, что всегда подавляло любой протест высокородных: - В соответствии с Указом Его Императорского Величества пер Дюн из рода Великих Магунов не имеет права покинуть данный шатер, и обязан принять на своем ложе всех благородных син, изъявивших подобное желание еще ..., - наглец сделал вид, что что-то считает на пальцах, - две недели. Облегченно выдохнув, императорский служащий с победной улыбкой воззрился на парализованного магией слов Указа благородного узника. Еще несколько минут имел он счастье наблюдать за тем, как меняется выражение красивого лица пера от недовольно-мятежного до страдальчески-покорного, затем удовлетворенно хмыкнул и закончил свою тираду, добавив уже несколько ехидных слов от себя лично: - Ну, не надо так волноваться, мой господин! Сейчас вас помоют, умащут ваше многоценное тело ароматическими маслами да возбуждающими мазями, и только после этого потребуют исполнения наложенных на вас императором обязанностей. К концу этой длиннющей фразы знатный узник вполне уже мог двигаться и говорить, но благоразумно промолчал, отчасти от того, что понимал бесполезность своего протеста, а больше от того, что осознавал заслуженность понесенного наказания. Скинув на пол простыню, служившую ему несколько минут одеянием, он снова растянулся на опостылевшем ложе, хмуро наблюдая за входящими гуськом в его шатер тремя скромно потупившими взор девицами. Эх! Силушка магунская, помоги! Анхел-рабад. Покои сина Анхела Анхел Триста Одиннадцатый размышлял. Сином он был неторопливым и основательным, к опрометчивым поступкам и поспешным решениям не склонным. Да и вообще, к переменам относился с большим подозрением и немалой толикой неприязни. Вот и сейчас его задумчивое бормотание касалось более дней минувших, нежели нынешних, а вернее сказать, давних его тревог и несбывшихся надежд. Родовой Корень семейства Анхел триста одиннадцатый член его гипнотизировал с привычной регулярностью и постоянством, достойным лучшего применения. Предмет ежедневного пристального его внимания занимал почти всю стену парадных апартаментов и выписан был известнейшими и искуснейшими корнедистами с такой изощренной тщательностью и тонким изяществом, что радовал глаз не хуже, чем императорский. Верхушкой, а стало быть, и началом славного рода Анхел был не абы какой мелкий син, а младший и самый популярный в народе сын императора Крематора Огнедышащего великий Анхел Храброногий, о котором до сих пор ходило немало легенд, баек и сплетен. О самом императоре Крематоре Огнедышащем было мало что известно. Дышал ли огнем, на самом деле, великий родоначальник самых знатных фамилий Маг-Сина история умалчивала, но о детях его сохранилось достаточно легенд и сказаний. Об основателе рода Анхел, например, было известно, что обладал он сильным красивым телом, мужественным сердцем и какими-то особенными ногами, позволявшими ему быстро и храбро бегать, поражая врагов своих молниеносным исчезновением с поля битвы, что начисто лишало их малейшего шанса на победу над ним. От Анхела Первого до нынешнего его потомка прошло немало веков. Некогда сильный и выносливый род с чудобегательными ногами, кроме главного корня, имел множество ответвлений и побочных корешков и корешочков. Однако вот уже несколько последних столетий они практически перестали отделяться от главного корневища, потому вид он имел довольно унылый: от пышного навершия вниз уходил длинный тонкий стержень, заканчивающийся понурым и одиноким числом 311. И это было печально, ибо мощная корневая система родов была жизненно необходима родной планете. Соединяющиеся друг с другом корни переплетались, создавая причудливый узор крепких жил, укрепляющий землю, дающих ей питание и силу противостоять ударам внешних сил. Только истончаются связи, рвутся нити, соединяющие рода, поскольку все меньше и меньше дают плодов родословные корневища. Вот и род Анхел скоро совсем прервется. Нет сына у последнего триста одиннадцатого потомка Храброногого принца, некому продлить родовой стержень. Дочь. Единственную дочь выдал родному миру союз между двумя некогда могущественными родами Анхел и Кордел. Маленький слабый корешочек на родовом корневом древе завершит собой славный род и ослабит родную планету. Цифра 311 станет последней. Тяжкий вздох сотряс худощавое тело сина Анхела, исказив черты бледного тонкого лица с крупным хрящеватым носом и глубокой морщиной поперек узкого лба. Род неотвратимо угасал. И доблестному сыну некогда могущественного рода не удалось воскресить его, как он ни старался. Когда-то давно на заре юности Анхелу Триста Одиннадцатому виделось огромное количество отпрысков, которых он подарит миру. Увы! Не всем нашим мечтам удается дожить до удачного воплощения, вот и его были безжалостно попраны обстоятельствами и его увесистой супругой, которая осчастливила его рождением всего лишь одной дочери, да и то не слишком, мягко говоря, удачной. Надежды на пополнение анхельского семейства уже давно ни у кого не оставалось. Син Анхел любил свое единственное дитя, свою крошку Карму всем сердцем, но слепыми его отцовские чувства не были. Он прекрасно сознавал, что только совершенно тупой или очень неразборчивый син может захотеть заполучить в качестве супруги его кровиночку и разделить с ней ложе. А значит, не видать ему внуков, как своего затылка, а если даже и случится такое невероятное событие, не будет этот внук Анхелом, а продлит другой корень, столь же нуждающийся в продолжении. Окинув напоследок Родовой Корень полным тоскливой безнадеги взглядом, син Анхел Триста Одиннадцатый направился в столовую, где с нетерпением поджидали его проголодавшиеся домочадцы. Анхел-рабад, столовая. Возбуждающе пахло пирогами и жареной маниокой - нежной, мясистой, с красивой золотистой корочкой. Насыщенный аромат любимых с детства блюд щекотал ноздри и будил в душе что-то такое, о наличие чего в своем организме Плю вспоминала только во время обеда. За широким изобильным столом собралось все семейство Анхелов. Небольшое, но прожорливое. Вернее, сам син Анхел и его супруга ели немного, но юный энергичный организм Плю требовал изрядного количества пищи. Мясо и рыба, пироги и капуста быстро и радостно исчезали в ее нежно-розовом ротике, заставляя родительские сердца биться быстрее: отцово от сознания того, что он способен ни в чем не отказывать своему единственному дитятку, материнское - от тоски по своей стройной фигуре. Да, сина Крутелла Анхел пребывала в печали от аппетита дочери и с тревогой провожала взглядом каждый кусочек, съедаемый ее чадом. Дело в том, что мать с дочерью были связаны неразрывной магической связью. Все излишества, поглощенные девушкой, беспощадно и неотвратимо откладывались про запас на бедрах и животе ее матери, превращая фигуру родительницы в некое подобие шара. Откуда взялась эта зависимость, толком никто объяснить не мог, настолько она была древней. Но все женщины в империи предпочитали родить сыновей (их родственная связь на фигуре не отражалась), а те, кому довелось стать матерью девочки, заботились о том, чтобы их дочери не переедали. Сина Крутелла за питанием дочери тоже следила, особенно после того, как пришлось расширять дверь в их с мужем спальню и укреплять супружескую кровать. Тогда любящий супруг, добродушно посмеиваясь, стал называть ее ласково 'моя веская Кря', а сама она теперь жаждала замужества дочери с не меньшей силой, чем ее супруг и намного большей, чем их дочь. Ведь только замужество Плю и рождение ею своей собственной дочери могло прервать древнюю магию и освободить сину Крутеллу от, в прямом смысле слова, тяжелой зависимоси. Итак, семейство обедало. Отец и дочь отдавали должное стараниям своего повара, которому особенно удавались пышные сладкие плюшки и восхитительно-соблазнительные шоколадные торты. Один из его кулинарных шедевров сейчас с нетерпением дожидался своего триумфа на десертном столике. Мать зорко следила за дочерью, незаметно удаляя от нее особо жирные и сладкие кусочки. Домашний любимец Хуч восседал на своем обычном месте на спинке стула Плю, не сводя не сводя любовно-алчущего взгляда с блюда с жареными бананами, за которые готов был отдать все свои перья и хвост, а может быть, даже и самолично выдернуть один из драконьих зубов. В тот важный момент, когда Плю потянулась к густому сливочному соусу, желая полить им аппетитные кусочки любимой маниоки, ее мать с отточенной годами ловкостью переставила соусник на другой конец стола. Плю скорбно смотрела вслед ускользающей от нее желанной вкусняшки, горестно вздохнула и только открыла рот, чтобы выразить свое возмущение, как ... Вспышка! Взрыв яростного алого света озарил столовую, ослепив на мгновение всех присутствующих и возвестив о прибытии незваных, но значимых гостей. На создание порталов были способны немногие, точнее, только магуны и их доверенные лица. Едва магическое свечение начало угасать, оказалось, что гость хоть и незваный, но всего-навсего один и весьма примечательный. Смуглолицый мужчина, безусловно имеющий отношение к магунской династии цветом кожи и глаз, стоял в центре угасающего портала и прожигал цепким взглядом растерявшееся семейство. В выразительных карих глазах явно читалось: - Ага! Попались! А что это вы тут делаете? И каждый член семейства Анхел почувствовал себя в чем-то виноватым и застуканным за крайне неблаговидным занятием. Плю резко оттолкнула от себя блюдо с жареной маниокой, сделав вид, что совершенно с ней не знакома и никогда в жизни не пробовала эту калорийную гадость. Сина Крутелла, наоборот, быстро вернула на место украденный у дочери соусник, а Хучик замер, изобразив из себя маленькое безобидное и очень привлекательное дополнение к интерьеру столовой. Син Анхел же лихорадочно перебирал в памяти все свои провинности перед властью и быстро подсчитывал, сколько ему светит за недоплаченные казне налоги. В общем, если неожиданный гость хотел напугать своим появлением хозяев Анхел-рабада, он мог поздравить себя с полным успехом. Однако он лишь одарил перепуганное семейство лукавой улыбкой и отвесил им легкий поклон, уважив тем самым представителей знатного рода и не уронив достоинства императорского служащего. Впрочем, син Анхел тоже был человеком не робкого десятка, посему оправился от неожиданности скоро, успев отметить и учтивый поклон гостя, и его достоинство. Вежливо улыбнувшись, он ответил ему, меж тем, довольно небрежным кивком и вопросом: - Что привело в наши края доверенного слугу императора? - Достойнейший син Анхел Триста одиннадцатый, от имени нашего любомудрого и бесконечно абсолютизируемого императора прошу подарить мне несколько минут вашего драгоценного времени для конфиденциального и жизнезначимого разговора, - утомительно-витиевато высказался черноокий гость и вновь поклонился. Делать столь щедрые подарки незнакомцу достойнейшему сину Анхелу совершенно не хотелось, но посланцам бесконечно абсолютизируемого императора не отказывают. Во избежание, так сказать! Потому триста одиннадцатый хозяин Анхел-рабада поднялся, изобразив лицом и телом радостное нетерпение от предстоящего жизнезначимого разговора с посланцем любомудрого императора, и направился в свой кабинет, жестом пригласив все еще безымянного гостя присоединиться к нему. Личные покои сина Анхела отличались простотой обстановки и минимализмом. В рабочем кабинете его, кроме массивного стола, имелось всего несколько книжных шкафов да пара старинных удобных кресел. Единственным украшением любимой комнаты владельца рабада, в которой он проводил почти все свое время, служили портреты самых отличившихся в истории предков и упомянутый ранее Родовой корень. Гость без одобрения оглядел далекую от роскоши обстановку и целенаправился к портрету самого прославленного представителя знатного рода. - А красивые у вас предки, - как-то особо многозначительно проговорил он, глядя на Анхела Храброногого, и, сверкнув мимолетно-насмешливой улыбкой в сторону нынешнего Анхела, добавил, - были. Заметив темную тучку, набежавшую на лоб хозяина дома, гость поспешно и с легким оттенком утешения сказал: - Ну, не только у вас. Собственно поэтому я и прибыл. После столь интригующих слов, посланец довольно бесцеремонно уселся в одно из кресел и, не дав растерявшемуся хозяину открыть рта для вопроса, продолжил: - Итак, зовут меня Канвой Прихваст, и послан я к вам с миссией! 'А то я не понял!' - мысленно прокомментировал сие заявление син Анхел, занимая кресло напротив гостя, но вслух высказываться не стал - судя по поведению императорского прихвостня, его миссия действительно могла оказаться важной. - Вы, конечно, знаете, что у нашего великого императора Крематора Огнедышащего было несколько сыновей, - говорил меж тем Канвой, явно наслаждаясь своей ролью посланца судьбы. - От старшего пошла династия магунов, к которой принадлежит и наш нынешний достопочитаемый император. От младшего - род синов, к которому принадлежит ваша милость и многие другие знатные семьи империи. 'Плодовитый был принц, - согласился с гостем Анхел, бросив не лишенный гордости взгляд на Родовой корень, - ни одной особи женского пола не пропускал. Полмира заселил за отпущенное ему Небесными Покровителями время'. Подтверждая свою осведомленность, он кивнул Канвою и, несколько недоумевая о причине такого подробного пересказа всем известных исторических фактов, не удержался от вопроса: - Зачем вы мне это рассказываете? Гость сделал вид, что не слышал вопроса нетерпеливого хозяина и медленно, с чувством продолжил: - По какой-то невыясненной причине с потомками храброногого принца уже несколько поколений происходит прескорбнейшая метаморфоза. Они потеряли все магунские способности, присущие их предку, и ..., - взял многозначительную паузу посол императорской воли, - его первородную красу. Анхел Триста одиннадцатый недовольно поджал губы - он не терпел намеков на его далекую от идеала внешность и скудность родовых способностей, а вспомнив свою дочь и вовсе вздохнул. Чистую правду говорил слуга императора. И хочется поспорить, да аргументов ноль. Молодому поколению синов очень далеко до своих великих пращуров. - И поэтому наш прещедрейший и предобрейший император решил сделать подарок своим любимым вассалам, - торжественно произнес Канвой, поднимаясь в полный рост, - он вернет в семьи синов былую красу и магунскую силу. Син Анхел так удивился, что даже позабыл о своем аристократическом происхождении. Издав странный звук, очень похожий на простонародное 'ик', владелец рабада глухо выдавил: - Как это? - и замер в ожидании разъяснений. - Всем девушкам благородного происхождения, достигшим шестнадцатилетнего возраста, предоставляется возможность улучшить свой род рождением младенца с геном первородной красы. - Что?! - непонятливый син поддался вперед, вперив жадный взор в Канвоя и позабыв закрыть рот. Мысли в его голове заметались, словно растревоженный рой пчел. - Император предоставил для этих целей своего любимого племянника, лучшего пера империи из рода Великих Магунов, - охотно пояснил Канвой, наслаждаясь реакцией высокородного. -Но ... это ... это ... - так и не смог выразить мысль потрясенный Анхел. -Это самый щедрый дар повелителя своим подданным, - провозгласил Канвой и горделиво приосанился, словно это он делал подарок с императорского плеча или, по меньшей мере, был его инициатором. - О! - неверяще протянул син Анхел и обессилено рухнул в свое кресло, из которого выскочил при неожиданном сообщении. - О! - повторил он, удобнее умащивая свое тщедушное тело в кресле, и потом задумчиво, с заметным восторгом и блаженной улыбкой. - О! Перспективы открывались настолько радужные, что поверить в них сразу было очень трудно. Такую удачу даже самое воспаленное воображение представить не могло, а у сина Анхела оно было самое обычное, синское. Род Великих Магунов ведь недаром правил империей. Их силе и возможностям остальные семьи мало что могли противопоставить. Ген первородной красы, кроме собственно красивой внешности, наделял своих обладателей способностями творить чудеса: перемещаться по всей планете без транспорта, превращать предметы в то, что им было угодно, создавать идеальную защиту и недоступное синам многое другое. А еще! Еще они славились силой своего семени. Ребенок зачинался с единственного слияния. Правда, случаи разбазаривания сверхценного магунского гена были крайне редки - его носители ревностно хранили главное достояние рода и тратили сокровище только на представительниц своего семейства. К тому же встретить живого магуна далеко от столицы было практически невозможно. И вдруг! Это был поистине императорский подарок, и упустить такой шанс мудрый Анхел не мог. - Куда вести дочь? - только и спросил он, затаив дыхание от открывающихся ему перспектив. Внук! Желанный Триста Двенадцатый! Наследник рода Анхел - ведь раз о браке речи не шло, ребенок, наделенный геном первородной красоты и магунскими способностями великой династии, заведомо оставался в роде своей матери. Триста Одиннадцатый бросил восторженный взгляд в сторону Родового корня и умилился - вон то славное местечко сразу за его именем замечательно подходит для имени Триста Двенадцатого потомка Быстроного. О, какой восторг! Какое везение! Но что же молчит замечательный и восхитительный син добровестник? А "добрый" Канвой с иронией наблюдал за сменой выражения лица хозяина дома, ему уже не менее тысячи раз довелось наблюдать подобные перемены в настроении родителей благородных девиц: испуг от неожиданного визита императорского посланца превращался в щенячью радость от невиданной щедрости властей. Понимающе улыбнувшись ошалевшему от счастья сину, Канвой неторопливо молвил: - Понимаю, понимаю ... вам надо обсудить известие с женой, дочкой. Торопить не буду, подумайте и решите, а через два дня я вернусь за вашим ответом. - Но ..., - начал было Триста Одиннадцатый, вопреки своему обычному тяжкодумству решение он принял молниеносно. Однако посланец прервал его рассудительным: -Вопрос сложный, девушка должна сама захотеть, все-таки это событие повлияет на всю ее жизнь. К тому же, есть еще один момент, о котором вы должны знать. Посланник императора выразительно замолчал, а син Анхел снова настороженно замер, готовясь услышать нечто потрясающее. - У семени великих магунов есть побочное действие. Анхел-рабад, покои сина Анхела - Кто бы мог подумать, что уговорить семнадцатилетнюю девушку заняться сексом с незнакомым мужчиной, такая проблема! - размышлял вслух син Анхел, печально вздыхая. Разговор с дочерью оставил неприятный осадок и сильное разочарование у сина родителя. - Что ей трудно, что ли? - обратился он к портрету своего могущественного предка, с которым любил побеседовать тихими семейными вечерами. - Чай не убудет у нее ничего, наоборот, прибудет! Еще и опыт ценный получит. Когда ей еще шанс с таким великим жеребцом пообщаться представится? Да никогда! Храброногий предок ему не ответил - не мог, поскольку портреты в этом мире не разговаривали. Но у поделившегося своими трудностями потомка осталось приятное чувство понятости. Славный принц участливо взирал на своего триста одиннадцатого отпрыска и словно говорил укоряющим взглядом: 'Что за молодежь пошла!' И действительно. Приветливая и обычно послушная родительской воле девочка наотрез отказалась рожать ребенка от великого магуна, даже встречаться с ним не захотела. Бессовестная! И дела ей нет до родительских надежд. А вот супруга радостно поддержала своего благоверного. Когда через некоторое время после отбытия Канвоя семейство Анхел продолжило прерванный обед, высокородный син поделился известием о неожиданном предложении Повелителя и своими детопроизводственными планами.