Стилизация под русские былины, основана на одной пионерско-лагерной страшилке.
1
Случилась эта история в стародавние времена, когда не было еще единства на земле Русской, на месте Зелена града стояло лишь два десятка избушек, да и народу проживало не так много, как нонече. Много всякой враждебной нечисти тогда бродило по земле-матушке, ибо густые дремучие леса простирались широким зеленым поясом, глухие чащобы были полны дичи, а в реках плескалась жирная непуганая рыба.
Жил в ту пору Данила, сын кузнеца. Лет двадцать ему тогда стукнуло, могуч богатырь, широк в плечах, ловок и силен, сызмальства знатный охотник. И на соболя ходил, и на кабана клыкастого, с лютыми волками на равных тягаться мог, да и хозяина лесов, могучего бера, не боялся детинушка.
Вот настало время в мир парню выйти, не будешь же век с родней куковать, пора и других людей узнать, отчий край посмотреть, да и себя, молодца, показать.
Перун Данилу силушкой не забидел, сгибал парень подкову пальчиками, легко подымал телеги груженые. Захотел детина послужить земле русской. Прослышал молодец, что князь Выборга дружину ратную собирает, мужей крепких да статных на службу воинскую зовет. Хочет княже власть державную укрепить, диких корел прибрать под свою руку, да от разбойников морских надежный заслон поставить. А как иначе-то, последний рубеж сей град русичей на земле корельской. Дальше сплошные скалы, реки глубокие да топи непролазные.
Добре дело -- Родине послужить. Да, если еще, и под началом достойного воеводы. И пошел Данилка на Выборг. Древний "град во борах". Местность там скалистая, но борами сосновыми знаменита, да ягодниками богатыми. Чистые светлые леса, нетопкие да сухие, в одних лаптях ходить можно. А град сей на реке быстрой, аккурат меж древних боров поставлен. Вот и стали его "городом во борах", Выборгом называть.
Места заповедные, знатные. Что рыбы непуганой, что дичи податливой, -- в урочищах Выборга всего вдосталь. Хорошо там промышлять, заманчиво. Добрый зверь, ленивый, откормленный. Разжирели зверушки опосля теплых зим. Данилка, знамо, ратной службой интересовался, но поохотничать да рыбалить тоже любил.
Но вот напасть, в дружину славного Выборга берут лишь со своим оружием и одежей справной. Оружия кот наплакал... Все в дороге долгой сломалось да поизносилось. Лук потрескался, негоден для ратного боя. Засапожник потерян, когда от волков в ночи отбивался. Из оружия лишь меч и остался, добрый булат, отцов подарок... Рубаха истрепалась, штаны на честном русском слове держатся. Не вой, а бродяжник сирый, калика перехожая. Как в таком виде перед светлы очи князя показаться? Выгонит взашей, да еще и накостыляет.
Можно, конечно, дичи лесной набить, да на базаре продать, но одним мечом особо не поохотишься. Да и лошади нет. Пал конь намедни, а жаль, добрая была животинка...
А тут случай. Местные крестьяне сказывают, что Черный граф рядом живет, может, ему боец в услужение нужен? Лесник али добытчик... Попытка не пытка. Надоть сходить, разузнать, авось, пригожусь. А коли возьмет его граф, то и серебряных гривен получиться накопить. Одеться, как вою подобает, бронь, лук, да коника доброго купить. Чтобы все ладно и пригоже, комар носа длинного не подточит. Ведь встречать-то князь Выборгский по одежке будет. А как встретит, так и проводит...
Старуха внимательно смотрит на Данилу, держа за руку маленькую веснушчатую девочку. Видать, местные. Одеты просто: буденные сарафаны, белые платки да деревенские лапти. Обе с плетеными корзинками, грибы да ягоды собирают. Самое время сейчас, жарко лето к закату идет, дары леса силушку да сок набирают.
-- Ну, что, бабушка, покажешь дорогу к графскому замку? -- спросил Данила.
-- Не ходил бы ты туда, милок! Дурным словом меня помянешь, коли путь покажу... -- прошептала старуха, -- Много странного там, смерды балакают, творится. Злое проклятое место.
-- А в чем странности? -- опешил молодец.
-- В деревне бают, что черный граф не смертный человек, а вечный, аки кощей бессмертный! Сто лет живет и ничуть не стареет. А вечный, потому, что жизни людские пьет, аки молоко парное. То ли девиц юных губит, то ли деток малых... Досуха кровь, ирод, высасывает, молодой жизнью свои силы восстанавливает. Вот и живет вечно, аспид окаянный!
Данила глубоко призадумался. Можно ли верить этой древней старухе. Вот заболтала, ведьма! А ведь только дорогу хотел спросить.
-- Да, надоть мне туда идти, позарез как нужно. Покажи, старче! -- взмолился Данила. Еще пуще прежнего ему захотелось этого графа увидеть, а нечисти лесной парень сызмальства не боялся. Смелым рос да отважным. Леших за версту чуял да по лесу гонял, а русалок за волосья таскал еще постреленком.
-- Ну, ладно, парень. -- покачала головой бабуля, -- Провожу до моста через Чистую реку, дальше уже сам дойдешь. Но, не серчай, коли шо...
И вот идут они втроем по дивному лесу тропками извилистыми, чуть заметными. Деревья вековые качают могучими шапками зеленых ветвей, осторожный кулик прячется в старом дупле, а разноцветные стрекозки весело порхают в необычном танце. Данила любит такое время, комаров почти нет, дичь за лето жирок нагуляла, да и грибов, вон у поселянок почти полны коробушки.
Дорожки причудливо извиваются и пересекают друг друга. Вот пара огромных поваленных сосен перегородила путь, придется обходить. А будь он верхом, то еще больший крюк бы накрутил, дабы не поломать ноги коняге. Чудный лес, красивый, но незнакомый. В чужом лесу без доброго проводника тяжко. Спасибо доброй бабушке!
Вот, водой потянуло да речными кувшинками, лягушки заквакали... Знать, скоро Чистая река. Ну да, вон хиленький бревенчатый мосток виднеется.
-- Ну, все, милок! Вот мост через Чистую речку. За ним будет лес. Хоть и маленький, но густой и темный. Мы не ходим туда, это уже земля графа энтого проклятущего. Видишь, даже река у его берега цвета черного, аки смоль. А у нашего берега вода чистая как слеза, золотистый песочек видно... Но, ни с ладошки пить, ни рыбу удить я тебе туточки не советую. Злое место, нехорошее.
-- Баба, а баба! Смотри: грибок красненький! Да, какой пригожий, прям с небольшую тыковку! -- подала голос девочка. До этого она ничего не говорила, а лишь напевала себе под нос детскую считалочку. Данила пригляделся и тоже увидел возле стройной березки ладный красноголовик. Большой, словно сладкий блин, выглядывает гриб из голубого мха.
-- Чур тебя! Небось, забыла, красавица, что недели две, как парнишка соседский пропал. Всем гуртом искали мальца неразумного, лес дремучий кругом на цельных пять верст обошли, но все попусту. Кто ж знает, может он там и сгинул? -- ответила старуха, трижды плюнув через плечо. -- Так вот, молодец, -- продолжила бабушка, -- За лесом тем длинное бесплодное поле... Как выйдешь, сразу замок графа и узришь... Куда, Васька! Назад!
А девочка, заметив, что бабушка отвлеклась, уже быстро перешла через мостик и нагибается за красным грибом. Непослушная!
-- Ну, никакого сладу нет с Васькой! Родители-то молодыми померли, а бабушка старая, хворая... Не совладать мне со внучкой...
Василиса уже сорвала гриб и озорливо улыбается. Девичьи веснушки ярко горят на ласковом солнышке от маленького детского счастья.
-- Назад, Васька! -- истошно кричит старуха.
Поздно! Улыбка мигом слетела с лица девочки, когда откуда-то сзади вылезла черная костлявая рука, схватила непослушное чадо и потащила в чащу. Девочка вскрикнула, выронила и гриб, и корзинку, но смекнула ручонками за березку ухватиться. Держит гибкое деревце, ревет, а страшная когтистая рука ее в темную глушь сноровисто тянет.
-- Отпусти, дяденька! Отпусти, дедушка!
Не растерялся Данила, бросился ясным соколом, выхватил меч каленый, да со всей мочи рубанул по руке страшной нечестивой. И вовремя, ибо уже гнулась-ломалась березка, еще бы немного и утащило неведомое зло девочку.
Раздался оглушительный нечеловечий визг, упала отрубленная длань наземь, а воин заметил, что вместе с кровью из руки полезли змеи да червяки черные.
Но не стал Данила долго смотреть на гадов, глянул за дерево, чтобы добить бесчинного супостата. Как заглянул, так и обмер. Рука оказалась длинною, в пять шагов мужеских, и вдаль она сжималась, словно канат, рукой человека наматывающийся.
А под елкой разлапистой сидит то ли дед, то ли лешак, мокрый чернявый, весь скрюченный в три погибели. Глаза горят желтые, как у филина. Тварь истошно визжит по-свинячьи да руками длиннющими размахивает. Эти руки, словно веревки в разны стороны болтаются, за деревья задевают, но уменьшаются понемногу, в тело супостата влезают, словно звенья трубы моряцкой.
Богатырь не стал руки рубить, побежал прямо к злобному дедушке, чтобы в само сердце разить или башку снести окаянную.
Да, не успел добрый молодец. Сократились руки до нормальных, человеческих; вскочил злобный карлик, да поскакал по болотным кочкам, аки заяц трусливый.
Бежит злобный ворог, орет неистово, да кровью истекает, собака бешеная. Данилка за ним вприпрыжку, да чужого леса не знает, раза два в норы звериные провалился, да и прыть поутратил. Но встает и спешит богатырь, наказать супостата надобно, чтоб не смел забижать малых детушек.
Вот уж и темный лес кончается. Ну, думает, воин, сейчас добрый меч напьется кровушки досыта, отомстит за землю русскую, за слезы матушек, за обиженных деточек.
Но оплошал Данила, прямо в яму обоими ногами провалился, едва в вязкой болотине не завяз. Насилу выбрался, наспех вылетел на опушку и глаза протирал, не веривши тому, что увидел.
Ворог, оказывается, не токмо размеры рук изменять умеет, но и ног такоже. Вышел злодей на поле чистое, да удлинил себе ноги раза в три больше ног человеческих. Где-ж за этаким кузнечиком угнаться? Убежал длинноногий тать, улепетал, как на балаганных ходулях, злыдень ненавистный.
2
Черный замок одиноко стоит на высоком кургане, окруженный со всех сторон желтым травяным полем, выгоревшим от жгучего солнца. Редкие унылые кусты растут на этой пустоши. На славянском погосте и то краше, птички поют, белки-вертихвостки прыгают, лютики да васильки глаз радуют. А здесь, -- ни цветочка, ни малой пташечки. Мертво и безлюдно. Только замок черный, аки старый гнилой зуб востроносой башней облака кряжистые пронзает.
Постучал Данила в ворота рукоятью булатной. Не сразу ему ответили. Чуть опосля вышел старикашка в одежде черной, лицо от света прячущий.
-- Зачем пожаловал, странник? -- вопросил старец.
-- Хочу с хозяином твоим побеседовать, -- ответствовал Данила.
-- Граф утречком воротится, так что завтрева и приходи, мил человек, -- проскрипел привратник.
-- А заночевать можно? -- осмелев, спросил детинушка. -- А то до ближайшей деревеньки, боюсь, не дойду, заплутаю. Неместный я.
-- Ну, заходи, токмо кормить тебя, парень, нечем, сами впроголодь живем. Закрома оскудели совсем. Графа дожидаемся. А хозяин должон припасов с города привезти.
-- А что ж, не следите за припасами? -- удивился Данила.
-- Да, вот беда, богатый лес рядом, а дичь бить некому... -- залепетал старичок, а богатырь сразу повеселел. Значит, есть работенка для его руки молодецкой.
-- Хорошо, я останусь, мне еда не надобна. Токмо поспать, а то шибко утрудился давеча...
Привратник молча кивнул, пропустил гостя, да запер тяжелые врата. Опосля повел Данилу по замку чудному. Весь из камня замок выложен, зрелище для парня дивное и неведомое.
Идет по замку богатырь, озирается, удивляется. Это ж сколько трудов приложить надобно, чтобы таку махину выстроить? Каменья привезти, умело обтесать, да крепки стены сложить грамотно. Ведь он, сельский лапотник, окромя отцовой кузни никаких каменных домов не видывал. А, тем паче, таких огроменных.
Коридоры длинные, пол плитами красиво выложен, окошки повсюду узенькие, но понял Данила, что не токмо окошки, но и стрельницы. Удобно из луков тугих от ворога отбиваться...
Привел старик молодца в просторную горницу. Квадратная палата, с одним малым окошком, слюдой затянутым. Стол деревянный, ветхая табуреточка, а кровать грубая: солома да ткань рогожья...
-- Токмо, ты, парень, не обижайся. Запру я тебя. -- крякнул старичок, -- Человек ты чуждый, мало ли что пропадет у хозяина, а мне ответ держать. А до ветра в бадью сходишь, коли надобно. В дальнем углу отыщешь...
-- Ну, запирай, я не в обиде -- согласился Данила. В гости со своим уставом не ходят. Спасибо скажи, что пустили, иначе бы опять полночи волков отгонять пришлось. Много лютого зверья в лесах местных.
Привратник закрыл дверь и трижды повернул ключ в скрипучем замке. Хороший замок, да и дверь дубовая, плечом не вышибешь. Но Данила безобразничать не собирался. Узелок дорожный достал, потрапезничал парой репок, попил ключевой водички. Хорошо! Снял малахай, что для приличия перед входом надел, сапоги скинул да растянулся на широкой лавочке.
Не успела Луна взойти, как уже спал богатырь сном крепким, да похрапывал. Так шумел, что от храпа молодецкого стены каменные сотрясались.
Пелена закрыла мир Яви, погрузив Данилу в потусторонний иной мир. Марь густая белесая заволокла горницу. Открыл глаза богатырь и видит: прямо перед ним отрок белокурый стоит и колыхается, будто дымка на ветру легком. Волосы русые, глаза голубые, а сам бледный. На лице ни кровиночки. Ведомо, хворый мальчоночка.
Данила что-то спросить хочет, но слова из уст вылетают, а в звуки живые не превращаются. Будто глушит что-то слово звонкое, слово русское. Паренек молчит, не отвечает, токмо перст указующий к мертвенным холодным губам прикладывает. Качнул белой головой в сторону, за собой зовет.
И видит молодец, что мальчишка, словно тень бесплотная, сквозь тяжелую дверь горницы свободно проходит. Вон, уже наполовину вышел из комнаты. Одна нога здесь, а вторая там, за дверцею. Оборачивается отрок, да опять кивает, настойчиво за собою кличет.
Понял богатырь, что в мире Нави находится, и что мальчик этот мертвый давно. Только сам Данила в царство предков еще не собирается. Молод совсем, пожить хочется. Зачем же ему идти за покойником?
А малец оборачивается и вновь зовет, не унимается. И узрел детинушка, что по щекам отрока текут слезы горькие. Да не прозрачные, а то слезинки кровавые. Сам весь белый, а слезы красные, аки спела рябина по осени. Каплют слезоньки красные и на пол падают, рассыпаясь пылью рубиновой.
Не смог вынести молодец слез ребяческих. Никому он не даст забижать малых детушек. Встал Данила с постельки и хотел надеть сапоги богатырские да в руки взять меч булатный.
Да, вот беда, в мире Нави все люди лишь оболочки бестелесные, тени безмолвные. Не то, что надеть, в руки не взять обувочку!
Испугался богатырь, оторопел до бесчувствия, но как увидел лицо мальчоночки, так поборол страх лихоманушки. Взглянул на руки свои бесплотные, белесые, полупрозрачные... И крепко сжал кулаки русский богатырь. И пошел вслед за отроком.
Долго ходили они по коридорам темным да палатам широким, пока не привел мальчик Данилу к лестнице старой, мхом поросшей. Полустертые ступени вниз ведут, во тьму подземную. Факела не горят, тьма сгущается, и тогда поднял мальчик ладошку белую, и полился свет из руки человеческой...
В конце лестницы дверь железная. А за нею подвал глубокий. Сперва подумал Данила, что это графская кузница. Увидел, и молоты большие, и наковальню, щипцы рабочие, печь горячую жаркую. Но ошибся добрый молодец.
На цепях висят скелеты человеческие, под ногами хрустят белые косточки. Углядел богатырь, что косточки эти совсем малые. Не от взрослых людей, а от деточек. Закипела злость в душе воина, но не показал виду богатырь русский.
А дальше видно: веревки натянуты, а на них, стыдоба, кальсоны заморские да ночные рубашечки. Белые да розовые. Рассмеялся беззвучно Данила, но отрок лишь покачал головой в ответ ему.
Будто ветер подул неожиданно. Задрожал огонь в печи, вспыхнули и зачадили факелы. Кто-то страшный идет, спотыкается, башмаками гремит по гранитным камушкам.
Мальчик жестом позвал воина, показал, что на фоне костра не заметят их. Так и встали они, тени бесплотные, у горнила печи, сами светлые, и не видные...
Мерзкий черный старик зашел в темный зал. Бросил старые тряпки в огонь, обнажая корявое прогнившее тело. Данила заметил, что из левой руки старика кровь брызжет черная, хоть и замотана тканью рана тяжкая. Злость опять вскипела у воина, но что мог сделать дух бестелесный с человеком Явным?
А старик подошел к своим веревочкам и снял кальсоны розовые. Тут огонь факелов ярче вспыхнул, и видно стало, что не белье вовсе это!
Жестокий злодей не штаны надевал, а кожу человеческую, белоснежную на себя напяливал. Да не взрослого кожу, а ребеночка! Натянул нежну кожицу, ножки детские, и погладил на своих ногах молоденькие розовые пальчики. Усмехнулся, поганый.
У Данилы в глазах помутилось, а злодей уже снял и "рубашечку". Натянул на живот кожу детскую, натянул ручки малые, и разгладил на ребрах все складочки и неровности. На лицо напялил личину новую, молодую, не целованную. Усмехнулся кощей мальчишеской юной улыбочкой, поправляя волосики светлые. Подморгнул голубым детским глазиком.
И понял Данила, почему тень отрока белокурого сейчас рядом с ним находится. Мальца этого ворог зверски убил и снял кожицу. Для себя собирает он кожу людскую, да берет только детскую. Самую нежную, розовую да гладкую...
3
Данила проснулся от скрипа двери. Уже утро? Воин открыл глаза. На пороге старик-привратник, затылок почесывает.
-- Хозяин приехал, пойдем, мил человек...
Богатырь быстро оделся и пошел за слугой. Долго они шли по извилистым коридорам да по витым железным лестницам. По пути дума тяжкая занимала Данилушку. Что за ирод поганый в подвале замка обитает да безобразит неистово? Надо б выяснить...
И вот перед Данилой большой светлый зал. Солнечный свет, струящийся сквозь стрельчатые окна, щедро заливает все пространство. Широкий длинный стол, стулья ладные деревянные, с затейливой резьбой на спинках.
На высоком троне сидит красивый молодой мужчина. Белые волосы, холеное нормандское лицо, чистые голубые глаза. Что-то кажется знакомым Даниле в облике графа, но что, понять трудно, немыслимо. Не он ли тот злыдень, что ночью в подвале бесчинствовал? Нет, вроде, не схож по возрасту. Да и мало ли на земле белокурых людей да синеглазых...
Данила осторожно посмотрел на руки важного господина, но ничего странного не заметил. Руки, как руки, токмо в латных рыцарских перчатках. Граф и сам весь разодет, словно доблестный рыцарь. Блестящая кираса, сверкающие наручи, рубиновый амулет на шее огнем горит, а позади спины длинный черный плащ виднеется.
-- Что привело тебя в замок мой, добрый молодец? Как звать тебя?
-- Данилой кличут... А пришел потому, что послужить хочется, господин. Гривен подзаработать. -- сказал детинушка.
-- Н-да, вижу, силушкой тебя не обидели. Пожалуй, подойдет мне Данила-воин. Каким оружием владеешь? -- спросил граф.
-- Добрым мечом, охотничьим луком. Могу и арбалет в руки взять, но не жалую эту игрушку заморскую. Копьем хуже управляюсь...
-- Ладно сказываешь -- хмыкнул властелин, -- Пойдешь лесничим ко мне? Леса богатые, будешь зверя бить, провиантом замок мой обеспечивать. Да и безобразников, что в моей вотчине беззаконно охотятся, отваживать.
-- Согласен, господин, токмо оружия у меня нет совсем. Кроме булата... Да из одежи целы лишь сапоги да отцовский малахай. -- ответил Данила.
-- Ну, это поправимо, парень, -- улыбнулся граф. -- Слуги проведут тебя в оружейную, подберешь все, что охотнику требуется. Негоже моему лесничему как бродяге безродной ходить, тати уважать перестанут слугу графского.
Подумал Данила задать вопрос графу о темном подземелье да злыдне страшном, там обитающим, но не стал. Во сне глубоком что угодно случиться может, и не всему верить надобно. А если граф берет его на службу, парень и сам отыщет то место скорбное. Подвал осмотрит по случаю.
Граф всего три денька побыл в замке и вновь уехал. Ночью темною взяв огонь, Данила попробовал найти подземелье страшное, где бесчинства творятся ужасные. Где ирод окаянный с детей кожу снимает да на себя напяливает. Долго бродил воин по чертогам в одиночестве, но так и не нашел ни лестницы старой, ни двери, железом окованной. А мальчонка тот, белокурый да голубоглазый не являлся витязю боле, ни в Яви, ни в Нави...
Неделя прошла, за ней другая... Служит Данила у графа, вольготной жизни не нарадуется. Приоделся парень, ходит гоголем. Кольчуга надежная, справная, шелом ватажный, штаны синие охотничьи. Красив и строен Данила богатырь! Как вой настоящий! Не хватает еще коня доброго, но с этим повременим пока. Подрядился он графу служить до снега первого, а там получит воин монет звонких, купит коника, да и дальше в путь отправится. В город Выборг, князю светлому в ножки кланяться.
По охоте Данька самый главный теперича. Нашелся в закромах графа лук длинный саксонский. Бьет стрелой птицу малую, юрких зайчиков, да хитру лису пару раз добыть получилось. Почти каждый день охотится.
Богатырь едой весь замок обеспечивает, челядь графа поклоны бьет богатырю русскому, а смазливые кухарки норовят больше мяска подложить в тарелочку, да в постельки к себе заманивают... Но стоек вой русский, ведь осталась дома зазнобушка, Мила любая. Мила любая, любо милая...
Каждую ночь засыпал добрый молодец и видел сторонку свою родную, поля бескрайние русские, леса густые богатые... Видел и молодых незамужних девушек, белоснежных тонкошеих лебедушек. А промеж них, будто пава, его ненаглядная Милочка. Обещала ждать по весне Данилу воина...
Только что-то сегодня не спится витязю. Неспокойно Даниле. Набежали на небо тучки темные сердитые, хмурятся облака над башнями зубчатыми. Вечереет. Ночной желтый царь налился полной силою. Стал большой, как румяный оладушек. Наблюдает за людьми неразумными, земными тварями да лесными гадами.
Не идет сон Даниле. С бока на бок богатырь переворачивается, но никак не уснуть. И вновь предстал ему мальчик маленький, со слезинками кровавыми. Гость из Нави пришел, белый и печальный. За собою кличет.
Встал детинушка и идти собрался, но остановил его отрок, головою качая. Перстом на кожаны сапоги показывает да на меч булатный. И тут понял Данила, что телесный он, в мире Яви находится.
Послушался воин, оделся, подпоясался, взял оружие и пошел за мальчонкой, духом немощным. Только отрок не повел витязя в подвалы подземные, а позвал за ворота замка черного.
Вышли в поле они, в бесплодное. Волнуются травы на выжженном поле, ветер теребит жалкие хлебные колоски, пустоцветы никчемные. Белеют черепа людские, мхом покрыты, гнилью подернуты. И змея подколодная по пустоши ползет, телом узорчатым извивается.
Отрок руку поднял и опять свет полился из ладошки мальчишеской, и идти стало сподручнее. В лес зашли и услышал Данилушка голос девичий. Слабый, но явственный. Где-то близ плачет малая девочка, надрывается сиротинка сердечная.
Богатырь шаг ускорил, тяжело по кочкам топает, разгоняя ночные страхи и шорохи, заставляя нечисть сгинуть под корягами. Раздвигает вой хмарь болотную, да тревожит сон косматого лешего.
Открывается полянка с цветочками. На полянке той сидит девочка. И корзинка плетеная возле ног стоит, вся полна грибочками, боровыми да белыми...
Помнит вой эту красну девицу. Василисой зовет ее бабушка. Плачет малая, потерялася, убежала от бабушки, непослушная. Чадо глупое неразумное. Плачет девочка, и бежит слеза в одуванчики...
То не волчий вой поднимается, то не враний грай в небе слышится, то по лесу идет злое чудище, кровь сосать человеческую, обижать малых детушек. То злодей спешит за ребяческой кожею...
Из лесной тьмы вышел страшный черный человек и тянет костлявую руку к девочке. Но защитил ее богатырь русский. Ланью быстрой из кустов Данила выскочил и окликнул супостата поганого. Не хотел сзади бить неприятеля, не к лицу это воину честному.
Оглянулся злодей, и опешил Данилушка. Это черный граф, хозяин его. Только лет на двадцать состарившийся. Те же волосы, но не белые, а седые и редкие, словно пакля, висящие. На груди горит амулет рубиновый, напоенный кровью детскою. И сверкают глаза ярко-желтые, света лунного замогильного.
-- Отойди ты, поганый, от девочки! Выходи ко мне, тать, позабавимся! Отрублю твою вражью голову, чтоб не крал у вдов малых детушек! Доброй сталью тебя я попотчую!
Рассмеялся гад, вынул черный меч, ржой изъеденный. Грудь блеснула доспехами темными. Словно сыч ночной, граф набросился, начал бить мечом он без устали.
Но готов Данила к бою ратному. Отразил атаку неприятеля. Наседает сам, приближается, только хитрый враг колдовством ответил воителю. Руки стал распускать, ноги стал удлинять. Изловчился и ногу длинную он подставил воину русскому.
Упал наземь богатырь подкошенный. Меч булатный из длани выронил. Ой, навис супостат над Данилушкой. Ой, грозит смертью лютою. Чудо страшное долговязое, руки длинные и корявые, ноги длинные и могучие. Вот раздавит сейчас сапожищами, вот вонзит злой клинок в грудь защитнику.
А Данила взмолился прапрадедам, лесу доброму, полю чистому, попросил он у Земли-матушки: "Помоги мне добра мать, сыра земля! Дай мне силушки! Дай мне разума! Помоги одолеть злую гадину, лихо страшное вероломное!"
Черный граф уже радостно щерится, наступил ходулей на ногу воину, замахнулся рукой долгомерною, чтоб разить мечом в сердце Данилушке.
Но поспела помощь нежданная. Бледный отрок, из Нави вышедший, встал меж воином и страшилищем. И ладошку открыл мальчик праведный, свет полился в глаза зверю лютому. Ослепил яркий луч злыдня черного, пошатнулся граф и макушкою прям об сосенку отоварился.
Взбодрился Данила. Оперся о землю твердую, а рука деревяшку нащупала. Посмотрел боец, -- то не хлипкая палочка, а жердина длинная, крепкая.
Ну, сейчас ты получишь подарочек, тварь проклятая, вор бессовестный! И привстал богатырь, взял оглоблю добрую, изловчился и ударил со всей своей силушки. Прямо в пузо попал нечестивому, завизжал, заскулил злой полночный зверь, аки раненый поросеночек. А Данила прижал негодника, прямо к дубу большому и толстому, жердь насквозь супостата проклюнулась.
Захрипел и завыл граф отчаянно, но руками своими пытается дотянуться до шеи воина, и ногами лягнуть старается. Ноги длинные, руки жадные, а в глазах горит полуночный страх.
Но Данила другой рукой меч нащупал, в ночи потерянный. Поднял сталь и усердно он стрижет негодяю конечности. Рубит кисти и жалит в голени, кровь бежит по земле. Вражья кровь, злая черная. Ручейки в червяков обращаются.
Только граф все не унимается, его руки как змеи безглавые, норовят оплести обидчика. Но ничто не сломит русского воина. Рубит витязь наотмашь конечности.
Напоследок снес с плеч и голову! Как кочан, башка покатилась и упала она в реку Чистую.
Защитил богатырь малых детушек, защитил Данила землю русскую. Избавил людей от проклятой гадины, вора страшного, зверя кровавого. Не будет больше граф искать детскую кожицу, молодую, нежную да румяную. Не будет больше пить кровь человеческую, ибо умер гад от оружия русского...
Так и сгинул граф Черный проклятый. Не тревожит злой тать землю русскую! А в реке, что была раньше Чистою, стала течь вода токмо черная, от крови нечестивой разбойника. И прозвали ее Черной речкою...
