Родилась в 1980 г., Москва, закончила философский факультет РГГУ, вошла в шорт-лист премии "Дебют" за 2002 г.в номинации "малая проза". Ссылки: http://vernitski.narod.ru/heide.htm http://magazines.russ.ru/october/2002/12/oct-12-07.html
[сборник стихотворений]
[Обручение Святой Катерины Александрийской]
без неба и без занавесей - с одной
стеной, вставленной в оконный проем,
с другой стеной, свернувшейся вокруг меня,
и арку круглую выгнувшей надо мной,
и скользкий пол размазавшей подо мной -
как мне здесь жить одной, - так жалуется улитка,
чувствуя, что приближается послеполуденный зной.
а влагу летучую удержать как -
засыхает слизняк, распластанный на листе
и умирает в своей бессмысленной красоте,
не так на кресте из тонких ран на ногах
убегает сангина, превращаясь в кирпичный прах,
потому что утро умерло, приближается зной.
Катерина Александрийская стала святой женой.
солнце выпало золотым жгутом, в двойной обруч забрав
голову и руку, покинувшую рукав.
младенец, воскресший в теле, пропустовавшем три дня,
внемлет ее молчанью, свое молчанье храня -
что я сделала, господи, что ты меня полюбил.
раскрутит улитка твердь своего скелета
растечется в своем увечье,
ты молчишь, потому что ты речь, не требующая ответа,
я молчу, потому что речь течет предо мной,
Катерина Александрийская никогда не спросила об этом -
что с ней станет, когда она станет святой женой.
скрутит сторож свой факел из мусора и смолы,
раздавит бедное тело свои неровности и углы,
заставят меня раздать неимущим суставы и позвонки,
и отпустят огненную мою работу разбрасывать вверх зрачки -
потому что она и тогда не захочет отнять руки.
беги, ломайся, крепкий кремниевый покров,
крадись, скудная кровь из под моих ногтей,
наилучшая из смертей протекает внутри меня,
пусть убивает, пока я к тебе готов.
сколькими солнцами выжжешь воду внутри меня,
чтобы она растеклась, свой бледный багрец храня -
бледный моллюск остывает от красноты,
выпитый белым зноем растрескавшегося дня -
что я сделал, господи, что ты меня полюбил.
[* * *]
маленькими мышами разбегаются лица,
чтобы потом сбежаться,
где те глаза, вложенные в глазницы,
и те зубы, отученные кусаться,
где след от движущейся точки,
что движется слишком.
маленький детенок не сумеет собрать кусочки
зеркала своим захудалым умишком,
дайте ему вырезанные из бумаги
или отлитые из пластмассы
фигуры, которые плотно друг в друга лягут.
дайте ему сложить слово вечность и получить пол мира
и пару коньков в придачу,
чтобы продрогшая Герда свои горячие слезы в его рот уронила.
дайте ему приложить к своему стеклянному глазу раскаленный медяк,
чтобы видеть то, что внутри и снаружи разом,
дайте ему все, что он просит и пусть будет так.
вырубленные во льду, все в римских свечах,
скользкие до полного слиянья
выстроены чертоги на его непрямых плечах.
растают -- так станут кровью и молоком,
а выстоят -- останутся на скрижалях
непонятным знаком, скругленным морским коньком,
давно утраченным языком.
маленькая Герда пустила плыть по воде
свои красные башмаки.
маленькая Герда исследует затертые
и сверху надписанные значки,
силясь найти один, которого нет нигде --
розу, сделанную из квадратов,
вставленных один в другой,
розу, которая есть -- или хотя бы
розу, которой нет,
маленькая Герда силится вспомнить, что она позабыла
и не может найти ответ.
кто ты и зачем ты стер все розы мира,
и зачем они каждую ночь возникают в моей голове
и каждое утро мира стираются снова.
кто ты, и зачем ты сделал все утра мира,
если каждым из них я давлюсь, как сырой водой.
в скрытых розах ты прячешь лик заповеданный свой.
кто ты, сделавший меня таким холодным и таким горячим,
я не стерплю и тресну по швам,
кто ты, сшивший меня из животного и пустоты,
я ведь тресну, я ведь умру и не воскресну,
а все, чего я хочу, господи, это ты.
маленькая Герда, маленькая-маленькая Герда,
ты полюбишь меня и живым и мертвым,
ты поднимешь меня и сложишь, как оно было,
ты поставишь меня и вложишь в мой рот мое имя
и накормишь меня крошевом из безголосого хлеба
и накормишь меня крошевом из безглазых рыб,
напоишь меня своей кровью и накроешь своею тенью.
и не оставишь меня во все мое воскресенье.
[* * *]
так внутрь глины целой, надавливая слегка,
гончар опускает сведенные пальцы, пока
не образует вмятину, а после разводит, пока
пустота внутри не достигнет размера задуманного горшка.
так нога мерно и мерно снует вперед и назад,
а затем взлетает, потому что скорость и так велика.
так сжимает горлышко, чтобы стало уже,
и острый нож прижимает к ножке, чтобы стала ровней,
так смачивает ладонь водой и оглаживает снаружи.
а после сушит, подрезав донце струной.
а после, боже мой, что после станет со мной --
могла бы подумать, если бы могла думать
чашка, ожидающая свой страшный суд,
потому что ее поставят в печь и на ночь запрут,
и двести, триста, четыреста градусов выставят на табло,
вплоть до градуса, при котором плавится стекло,
до градуса, при котором плоть превращается в прах.
ты ведь прахом была, и больше чем прахом тебе не быть
сказал бы чашке гончар, если бы мог говорить.
[* * *]
крошка Цахес, скрюченное полено в моем глазу
все, что дорого выхватывающий из моих рук,
каким слезотворным газом затавит меня рыдать,
чтобы истек наружу мой зеркальный недуг,
босоногая Герда, каким иноземным вином
опоили меня и отправили в плаванье, чтобы забыть
обо всем, что любил, обо всем, что хотел полюбить.
в северных землях, где из груди добывают сердца
и засыпают в глаза песок, молоко и стекло,
в северных землях, где дочь за отца не идет
и пока не свело, убегает, в скорлупке своей
унося вечернее платье и рай в дуге грозовой -
в северных землях, где темно через бычий пузырь,
вяленый, мается царь обескровленных рыб,
лапландка в распаренной комнате Герде дает нашатырь,
отвердевшая, тает одежда и все, что под ней -
и кровь рассыпается в пыль, и, плененная в клетках вода