стр. 1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11

Сергей Шоларь

Сага о Йорге

  Невиданный, небывалый шторм разразился в ту ночь. А ведь еще днем ничего не предвещало непогоды: море лежало, как сытый зверь, лениво шевеля прибоем водоросли на береговых камнях; высоко в небе ползли белые туманные стада, подгоняемые привычным бризом-южаком, над макушками волн реяли крикливые чайки, выхватывая из воды мелкую рыбешку... Ранняя осень на побережье Истхьярна, острова черных скал и молочных туманов, - самое спокойное время года; штормы в такую пору случаются редко.

   Уже под вечер в горло пролива вошли под парусами при попутном ветре три боевых даккара: вернулись из похода мужчины прибрежных селений, - добытчики-воины, пикеры. Один из кораблей повернул к поселку. Почти все хьярны высыпали на берег, горланя и размахивая руками, встречая сыновей, братьев, отцов или мужей. Уже совсем близко закачался на волнах высокий резной нос "дракона"; гребцы табанили весла, подгребая одним бортом, с берега тянули канаты, швартуя корабль у причала.

   На берегу, среди женщин и детворы суетился высокий старик, напоминающий неуклюжую растрепанную птицу: длинноногий, голенастый, с тонкой жилистой шеей. Как и многие островитяне, старик одет в дьёрке - безрукавку из невыделанной шкуры на голое тело. Но штанов у него не было вовсе; из-под края короткой накидки, подпоясанной пеньковой веревкой, показывались тощие старческие ноги с ревматическими коленями и непомерно большими босыми ступнями.

   - Эй, Ворчун! Ты мне привез с Юга жену? - орал старик, сложив рупором ладони, подрагивая голыми икрами. - Эй! Где моя доля добычи? Где моя невеста - черноволосая баба?

   Хьярны покатывались со смеху и тыкали пальцами в безумца.

   Это Ульрих-блаженный, по прозвищу Безбрюхий; о нем говорили, что старик уже одной ногой в Айл-халле, потому что его разум украли валькирии.

   С корабля начали выгружать военную добычу: бочки, мешки, даже несколько живых коров прихватили добытчики в каком-то из ограбленных поселков на южном побережье. Особо вывели на берег с десяток молодых парней и девушек: теперь за пленников затребуют выкуп, а пока им нацепят на шею медное кольцо - тарм и заставят таскать камни, чистить золу и выгребать гнилую рыбью требуху.

   - Ага, вот моя баба! - закричал Ульрих, подбегая к молодой пленнице и задирая ей сзади юбку. Блеснули голые ягодицы. Увидев такое, из толпы рабов тут же рванулся молодой парень со следами запекшейся крови на лице; но, получив от охранника удар тупым концом копья в грудь, захлебнулся и упал, сложившись пополам.

   Наконец с корабля под радостные вопли односельчан сошел на берег сам ярл Хьюго Ворчун, - высокий рыжебородый увалень с низко посаженной в каменные плечи головой и длинными руками, похожими на лапы медведя.

   - Мы вернулись с удачей! Хвала Одрику! - хрипло выкрикнул ярл и вскинул вверх боевой топор. Воины-пикеры, а за ними и все, кто был на берегу, разом грянули, вспугнув скальных голубей:

   - О-одрик!

   Выходя на берег, ярл глянул на небо, потянул даже носом ветер и приказал воинам быстрее разгружать и крепить даккар. Но, по-видимому, не учуяв тревоги, Ворчун обратил иссеченное шрамами, вечно хмурое лицо к встречающим, глянул на молодых хьярнок, восхищенно разглядывающих удачливого вождя, и в его водянистых глазах мелькнуло нечто торжествующее и озорное. Поравнявшись с Ульрихом, Хьюго, дурачась, плечом столкнул старого дурачка в воду.

   - Ну-ка, остынь! Небось, всех баб перещупал, пока мы воевали! - осклабился ярл, отчего стал похож на ухмыляющегося рыжего волка. Повернул свой оскал к старейшинам, нескольким отдельно стоящим и пытающимся сохранить важный вид седобородым старцам:

   - Эй, хъярны! Наварили пива для героев?

   Старики, как один, подобострастно ощерились, жадно следя глазами за выгружаемыми из корабля богатствами, цокая от восхищения языками.

   Безбрюхий, ухнув в холодную волну, долго потом карабкался на скользкие прибрежные камни, пытаясь выбраться, еще больше напоминая мокрую птицу. Скользя, срываясь, падая в воду опять и опять, блаженный вызывал все новые взрывы хохота у оставшихся на берегу соплеменников. Кто-то бросил ему конец веревки:

   - Быстрее, Ульрих, не успеешь! Твою южанку отдадут Строби Слепцу!

   Но, как только поселок накрыла ночь, небесный купол над головами сытых и пьяных пикеров, празднующих удачный набег на южан, вдруг раскололся сильнейшей вспышкой молнии. Через мгновение страшный удар грома потряс скалы. На горе запылала сухая сосна. Небо сразу налилось тревогой и оскалилось, как приготовившийся к броску зверь. Следом полыхнуло еще: неизвестно откуда, из какой грозовой тучи вырвались ветвистые огненные линии, разрывая небосвод на куски. Раскаты грома скоро превратились в сплошной оглушительный рев.

   Хьярны изумленно смотрели вверх: что это, откуда? Не иначе, гнев самого Одрика... Некоторые испуганно закрывали голову руками, бежали к скалам и прятались между камней.

   Скоро рванул ветер, закручиваясь в пыльные вихри. Высокие крутящиеся столбы наклонили и растрепали сосны на берегу, мгновенно взволновали залив. Море потемнело, прижало плечи, сморщило лицо, и, рассердившись, ударило о берег первыми штормовыми волнами. Грянула буря.

   Даже из стариков никто не мог припомнить такого урагана. Между небом и морем разыгралась настоящая битва. Представлялось, что молнии - это огненные мечи в руках неисчислимого небесного воинства, отсекающие головы морских чудовищ - штормовых валов, стремящихся достать до самой Айл-халлы...

   Утром буря все продолжалась. Бледный рассвет пробился через клочья отчаянно мечущихся грозовых туч; о каменные крыши рыбацких хижин барабанил ливень. Сквозь вой ветра и грозовые раскаты слышались тяжкие удары гигантских волн, штурмующих скалы. "Одрик, Одрик и Великаны вступили в схватку с Отступником" - шамкал беззубым ртом Ульрих Безбрюхий, брызжа слюной, стараясь перекричать рев урагана. Он перебегал от хижины к хижине, заглядывая в двери горящими диким огнем глазами. "Это боевой молот бьёт о чешую морского дракона" - каркал старик и смеялся безумным лающим смехом в побледневшие и испуганные лица хьярнов.

   Два дня и две ночи ревела буря. Но, как любое сражение, эта битва тоже все же закончилась, тучи разошлись; на третий день над скалами и соснами острова выскочило в небо равнодушное солнце. Ураган закончился. Но в облике моря и в молчании черных скал на берегу осталось что-то грозовое; тревога разлилась в воздухе, явственно ощущалось: это еще не все, небо еще не вполне выплеснуло свою ярость.

   Как только буря пошла на убыль, поселок зашевелился. Рыбаки вышли считать потери после шторма. Многие не нашли своих лодок. Все, что осталось на воде, съело море; волны слизали даже некоторые баркасы, плохо закрепленные на берегу.

   Старая Ноэма одной из первых вылезла из хэйдрика, длинной низкой землянки, сложенной из кусков камня-дикаря и покрытой дерном. На небе только-только потускнели звезды и затеплился восход. Еще не утихший после бури ветер подхватил седые космы проснувшейся так рано обитательницы хижины, скользнул по коричневому сморщенному лицу, затрепал лохмотья, прикрывающие подобное скелету жилистое тело старухи. Как облезлый и голодный лемминг, ставший на задние лапы, она обвела взглядом окрестности, понюхала даже воздух, оскалилась и зашипела в глубину норы:

   - Эй, Брета!

   Там никто не отозвался. Старуха раздраженно нырнула в дверь, пнула кого-то внутри берлоги и моментально вылезла обратно, продолжая тревожно следить за поселком, наблюдая, как рыбаки суетятся на пристани.

   - Брета!! - Ноэма добавила грязное ругательство.

   Внутри хижины, у самого входа кто-то зашевелился.

   - Вставай, дохлая селедка! Сеть бери, неси на мыс! - просипела старуха, пустив злые складки по лицу. - Быстро!

   Не ожидая ответа, Ноэма перекинула через плечо мешок, еще раз воровато оглянулась и затрусила мелкой рысью к морю.

   Следом за ней вылезла из землянки молодая женщина, чертами лица в чем-то похожая на Ноэму. Увидев ее впервые, можно было бы подумать, что ей лет двадцать пять или даже больше. Кряжистая, толстоногая, с тяжелой челюстью и мощными руками. Но, приглядевшись, можно определить: нет, не двадцать пять и даже не двадцать. Слишком молодая кожа на щеках и на шее, - белая-белая; слишком наивные и по-детски прозрачные глаза... Светлые волосы собраны в две косички. Нет, не двадцать; этой белобрысой красавице - лет пятнадцать-шестнадцать.

   Она первым делом потянулась, зевнула, протерла кулаком свои заспанные глазки на помятом лице. Поежилась на холодном ветру. Затем нехотя вытащила из хижины кусок рыболовной сети, взвалила его на плечи и побрела вслед за старухой.

   Старуха, так неласково разбудившая Брету, спешила в другую от причала сторону: разбитые рыбацкие лодки ее сейчас мало заботили. Ноэма свернула к скалам, ловко перебралась через высокую гряду камней, отделяющую поселок от дальнего закатного мыса, спрыгнула на песок и заковыляла дальше по полосе прибоя, иногда оказываясь по колено в захлестнувшей пляж пенной волне.

   Закатный мыс выдавался узким клыком в море, ощетинившись острыми камнями. Здесь морское течение при сильном шторме выносило на берег все, что попадало в ненасытную утробу волн. На берегу, после бури, среди водорослей и мусора можно найти еще живую рыбу, раковины, иногда даже оглушенного тюленя. А иногда, когда поблизости разбивался корабль, можно было прихватить и более ценную добычу. Главное, успеть первой, чтобы никто не перехватил из поселка. Вот и спешила Ноэма, пробиралась на мыс, рискуя быть смытой в море могучим послештормовым прибоем.

   На Закатном ее сразу ждал неплохой улов. Только ступив на косу, туда, где гигантские волны немного отступили, оставив после себя озерца в каменных западинах, Ноэма обнаружила несколько сельдей. А вон еще. И еще... В каменной ловушке - большой оглушенный и окровавленный палтус. Вскоре мешок потяжелел, до половины заполнился рыбой.

   - Хорошая буря. Хорошая. Эхх, надо было еще мешок... - бормотала про себя добытчица.

   Старуха на четвереньках переползала с места на место по скользким скалам, жадно хватая добычу, поглядывая то вперед, намечая для себя следующую цель, то назад, бормоча ругательства, ожидая нерасторопную Брету с сетью.

   - Ага, уже бегут, бегут... - ворчала Ноэма, увидев, что со стороны поселка торопливо приближаются к мысу несколько фигур. - Слетелось, воронье...

   Бросив в мешок еще нескольких рыб, добытчица волоком потащила мешок до следующей лужи. Вдруг она остановилась и замерла: вдалеке, возле выступающей в море скалы волны перекатывали нечто побольше, чем сельдь.

   Старуха оглянулась. Где же Брета?

   Издалека можно было подумать, что это дохлый тюлень, опутанный зелеными водорослями. Но, подобравшись ближе, Ноэма разглядела, что в пене прибоя лежит человек.

   "Мертвый, утопленник" - так сразу решила про себя хьярнка. И ошибиться в этом было трудно. Сквозь плетево водорослей угадывалось синюшное тело с неестественно вывернутыми ногами и головой. Подойдя совсем близко, Ноэма рассмотрела: труп, к тому же, сильно изувечен.

   При жизни он был, по-видимому, сильным и молодым. Но теперь его тело напоминает перемолотый кусок мяса. Большую часть головы занимает черное пятно, какое бывает при тяжелом ожоге. Такие же пятна обугленной кожи покрывают тело утопленника, в некоторых местах выставляя напоказ обгорелые ребра.

   Можно подумать, что в него попали все вчерашние молнии.

   Прибой тоже прилично потрудился над жертвой. Скорей всего, тело долго бросало о скалы: из открытых ран на переломанных ногах торчат кости, из вспоротого живота волочится в воде длинная кишка.

   Но не раны на теле мертвеца привлекли внимание старой падальщицы. Ее глаза сразу уцепились за другое. На обнаженном теле утопленника сохранилась одна только вещь: пояс. Широкая перевязь из какого-то неизвестного материала, без всяких украшений, с несколькими карманами и чехольчиками. По бокам к поясу прикреплены два кинжала, или, скорее, коротких меча с какими-то очень замысловатыми рукоятками, но в простых гладких ножнах.

   Ноэма бросилась к утопленнику и сразу принялась отстегивать перевязь. Это ее добыча! Путаясь в водорослях, облепивших тело мертвеца, отдирая трясущимися жадными руками тугие и непонятные пряжки, она оглянулась: несколько односельчан уже совсем близко. Впереди всех маячит отвратная рожа Туроны, извечного врага и соперницы Ноэмы.

   - Харрр... - даже зарычала Ноэма, впиваясь в непослушные пряжки зубами, пытаясь перегрызть крепкий материал. Но это показалось бесполезным.

   Поселковые приближались.

   - Старая стервятница уже здесь! - завопила еще издали Турона, перекрикивая рокот волн. - Все делим поровну!

   Ноэма попыталась выдернуть один из мечей, чтобы перерезать ремни. Но меч не поддался. Казалось, что эфес врос в ножны, и никакого клинка внутри нет. Отчаявшись уберечь свою добычу от всеобщего раздела, Ноэма наугад рванула пряжку, и она вдруг расстегнулась... Старуха выдернула край пояса из-под утопленника и бросилась прятать свою добычу в мешок

   Справившись, Ноэма оценивающе глянула на расстояние, оставшееся до преследователей: заметили? Нет? Прищурила лихо глаз: не отдам! Мое! Я нашла! Зачем-то напоследок глянула на труп, вроде собираясь получить от него подтверждение: да, это вещь Ноэмы. Но, бросив взгляд на мертвого, добытчица вздрогнула: показалось, что он тоже смотрит на нее!

   Волна колыхнула тело; показалось, что он протягивает изуродованную руку: отдай! Старуха даже попятилась и споткнулась, захваченная внезапным страхом.

   Но долго любоваться утопленником Ноэме было некогда.

   - Эй, выворачивай мешок! - орала Турона, приближаясь. - Что ты сняла с дохляка?

   Ноэма, оторвавшись от мертвеца, люто оглянулась на соперницу и угрожающе оскалилось, показав сохранившиеся в беззубом рте желтые пеньки. Закинув мешок на плечо, она, карабкаясь по скалам, рванула в сторону, пытаясь сделать круг по узкой косе и прорваться со своей добычей к поселку. Ей наперерез запрыгали по камням другие добытчики.

   - Брета! Брета!! - закричала Ноэма, увидев среди хьярнов, обступивших ее находку, девочку с сетью. - Сюда, помоги нести мешок!

   Но девчонка, вместо того, чтобы поспешить на выручку своей бабушке, присела на корточки возле мертвого и стала рассматривать жертву моря. Другие добытчики, только глянув на утопленника, не найдя ничего для себя интересного, разбрелись по косе. Кто принялся собирать рыбу, а кто побежал догонять и отбирать улов у Ноэмы.

   Брета осталась у тела одна.

   - Он был... - бормотала она про себя, зачем-то счищая водоросли с изуродованного лица.

   - Сильный парень... И красивый...

   Утопленник вдруг беззвучно зашевелил потрескавшимися и покрытыми морской солью губами.

   Брета удивилась чрезвычайно. Она услышала и поняла! Вроде внутри у нее что-то прорвалось. Как вспыхнуло в голове! Разом увидела перечеркнутую молниями низкую смоляную черноту, под нею - круговерть водяных гор. Вот молнии собираются в один тугой шар; вытягиваются лентой, закручиваясь в огненный вихрь, соединяющий небо и море. Из глубины стреляющего всполохами вихря выпадает человек... Его сразу же хватает волна, похожая на разъяренного зверя... Багровый туман. Удушье и боль...

   - Пить... - услышала Брета. Он произнес это слово на каком-то неизвестном языке, но было понятно: после морской воды это слово одинаковое для всех.

   Вспышка погасла и отпустила. Брета сразу отшатнулась, высоко подняв белесые брови, застыв в изумлении. Посмотрела еще раз на мертвеца. Вот так дела! Он разговаривает... И смотрит...

   Он не умер, он еще живой! Оглянувшись на односельчан, занятых погоней за Ноэмой, Брета опять присела возле утопленника и стерла ладонью соль с его губ.

   - У меня...нет воды... - прошептала девушка, запинаясь. - Я бы могла тебе принести... - Она подумала и добавила: - но ручей далеко, и ты, наверное, уже умрешь, пока я донесу... Только напрасно буду трудить ноги. Так что...

   - Брета!! - послышался дикий вой старухи. Мешочники все-таки перехватили ее у основания мыса, и теперь там разгорелась нешуточная драка.

   - Не отдам! - орала старуха. - Мое! Я нашла! - и лягала ногой наседающую Турону.

   - Брета!! - крик старухи перешел в яростный вой.

   В последний раз глянув на ожившего утопленника, Брета, закинув на плечо сеть, не особенно торопясь, побежала на выручку своей бабушке.

   - ...И чтоб тебя рыбы сожрали, чтоб тебя земля проглотила! Тварь бесстыжая, селедка безмозглая, уродка, чучело!!!

   Долго еще слышались крики Ноэмы. Там, на косе, старуху все-таки поймали и отобрали добычу. Ноэма зубами цеплялась в свою находку; так и доковыляли с Туроной до поселка, вырывая друг у друга пояс с мечами, под вой и улюлюканье односельчан. Но здесь добытчикам встретился сам ярл Хьюго. Услышав шум, он рассудил спор быстро и решительно.

   - Зачем вам, безмозглым старухам, чужие мечи? Они пригодятся воинам. - И забрал пояс себе, угостив, к тому же, и Ноэму, и Тубалу крепкими затрещинами. Возвратившись в хижину с полупустым мешком, Ноэма первым делом накинулась на Брету.

   - ...тварь!!! - выла старуха, догоняя девочку, перетягивая ее по спине суковатой палкой.

   Она брела по берегу, слушая, как затихают позади вопли и стенания старой Ноэмы. Отойдя довольно далеко от поселка, до самых скал, Брета остановилась и присела на камень.

   "Старая карга, луркерха, - обиженно размышляла Брета. - Вот умрешь, - я даже дров на твой похоронный костер не принесу, пусть твои глаза выклюют вороны".

   Брету обижали часто. Больше других, конечно, прикладывалась Ноэма, пытаясь расшевелить нерасторопную и медлительную внучку. В хейдрике тоже доставалось: и от мальчишек, мнящих себя грозными пикерами, и так, от кого попало. С тех пор, как отец Бреты, Белоглазый, прибил ее мать, она обитала возле старухи. Сам Белоглазый тоже вскоре пропал в одном из пикерских походов; так что, кроме Ноэмы, родни в поселке хьярнов у девчонки не было.

   Брета еще немного посидела, наблюдая, как темнеет и опускается на берег небо, слушая, как тяжелые волны ударяют о камни. Внутри все громче урчал голодный желудок. От обиды и безысходности у нее созрела другая мысль: "Пусть у вас всех выклюют глаза вороны"

   Вот ярл Хьюго; он - самый сильный воин: у него отдельный хейдрик, в котором всегда много еды и пива. Его жена, Фрукрэ, толще и красивее всех женщин в поселке. Но ей, Брете, никогда не стать женой ярла. Еще ни один воин даже не посмотрел в ее сторону, а мальчишки из поселка и подавно: обзывают бревном и тюленем, бросаются камнями.

   Девочка поднялась с камня и побрела дальше, шлепая по песку босыми ногами. Почему-то вспомнился сегодняшний утопленник. Интересно, сейчас он уже умер? Или еще мучается... Красивый, наверное, был парень, - большой, сильный... Вот бы такой взял ее в жены... Брете представилось его обнаженное тело, вспомнилось, какой у него...тот, и у нее затеплело в низу живота...

   Брета глубоко вздохнула, потянулась, сжав руки в кулаки, затем погладила себя по груди. Сквозь грубое полотно рубашки чувствовались твердые соски на маленьких крепких грудях.

   Ах, как хорошо пахнут потом молодые парни, когда вытягивают в лодку сети с рыбой!

   Было бы так: он заходит в дом, бросает ее хвойный тюфяк возле очага, на лучшее место в хейдрике и говорит: здесь будет спать Брета. А ты, Хельга, и ты, Тондра, - прочь, к самому входу, туда, где дует сквозняк и зимой по утрам на одеяле оседает иней...

   Надо отнести ему воды... Отнести воды? Я же ему пообещала... Но он, наверное, уже умер, так и не дождавшись... А вдруг он выживет? И возьмет меня в жены...

   Вдруг в камнях, с другой стороны гранитной стены, сквозь шуршание ветра и рокот волн послышался какой-то странный звук. Не то хрип, не то стон. Брета насторожилась и сделала несколько шагов туда, откуда ей послышался человеческий голос.

   Она и не поняла, почему ее потянуло в эти скалы. В другой раз померещилось бы, что там притаился собачьеголовый Черный Лурку, Даритель несчастий, заманивает живых людей и выпивает из них силу, - ноги сами бы унесли от этого места. А сейчас девочка быстро поднялась по узкому ходу наверх, затем спустилась на прибрежный песок, откуда слышались странные звуки.

   "Зачем я сюда пришла? - удивилась сама себе Брета, - вдруг здесь кто-то черный и страшный схватит меня и утащит в темное подземелье?"

   Но толстоногую девчонку сейчас никто не схватил. У подножия скал лежал тот самый утопленник. Брета сразу его узнала по горелому черному пятну. Под этим пятном половина его головы представляла оголенную черепную кость с ошметками опаленного мяса и темной глазницей, в которой шевелился белый слепой глаз.

   Даже увидев изуродованное и страшное лицо, Брета совсем не испугалась, а только удивилась: он не умер? Неужели он смог проползти сюда от самого мыса? У него же ни одной кости целой не осталось! И, помнится, кишка висела из живота. Но сейчас, приглядевшись, девчонка обнаружила, что руки и ноги утопленника приняли обычный вид, голова уверенно держится на шее, которая несколько часов назад казалась безнадежно сломанной. И никакой кишки из живота уже нет: на голом торсе страдальца, там, где был вспорот живот, остался только багровый рубец. Быстро же он выздоравливает!

   Человек внимательно и пронзительно смотрел на Брету своим единственным уцелевшим глазом. В наступающих сумерках казалось, что от его глаза исходит какой-то таинственный и невероятный отблеск.

   - Помоги мне дойти до поселка, - услышала Брета у себя в голове. Он по-настоящему не говорил ничего. Но Брета четко услышала и поняла, чего от нее хочет незнакомец. Слова сами по себе появлялись у нее в голове. И это была не просьба. Это приказ, которому нельзя не подчиниться.

   И Брета подчинилась. И не только подчинилась, а вроде даже с радостью отдалась во власть этого сильного и удивительного чужака. Как вроде проснулась. Тут же бросилась к загадочному пришельцу и принялась втаскивать его на скалы.

   Он оказался очень тяжелый и большой. Когда она дотронулась до его тела, ей представилось, что он... Нет, он был, конечно, живой. Но даже слишком живой. Его тело играло внутри, переливалось и шевелилось. Показалось, что каждая частичка его живет своей жизнью, кровь спешит к ранам и быстро-быстро забирает из них боль, сращивает кости, затягивает новой кожей... Еще показалось, что его руки способны безмерно удлиняться и вытягиваться: вот он схватился за выступ скалы, с помощью Бреты подтянулся и схватился опять, за другой выступ, куда бы обычному человеку ни за что не достать.

   Дотрагиваясь до него, чувствуя его твердое плечо, голую спину или горячую ладонь, у нее вдруг что-то растаяло внутри, собралось в комок, защемило и защекотало под сердцем...

   Но бывший утопленник сейчас не особенно обращал внимание на девчонку. На вершине скалы незнакомец остановился и долго рассматривал море, дальние скалы. Вроде ждал оттуда кого-то. Повернулся, скользнул взглядом по поселку хьярнов. Затем заторопился вниз. Спустившись еще ползком, почувствовав под ногами ровный песок, он вдруг крепко вцепился в плечо Бреты и стал на ноги.

   - Пойдем, - услышала Брета. - Отведи меня к ним.

   Они очень медленно отправились к поселку. Бывший утопленник сильно хромал, продолжая тяжело опираться на плечо девочки. Но она чувствовала, что с каждым шагом он идет увереннее.

   - Сколько в поселке людей? - на ходу спросил он у Бреты.

   Брета замешкалась с ответом. Она не поняла, что хочет от нее пришелец. Считать она не умела вовсе и даже не подозревала, что односельчан можно посчитать.

   - Не знаю... - пробормотала Брета, скосив глаза на своего спутника и даже попытавшись пригладить свои белобрысые косички.

   Он немного раздраженно глянул на девчонку и спросил другое:

   - Каким богам вы поклоняетесь?

   Здесь Брета кое-что знала и начала рассказывать, торопясь и путая слова. На небе есть великий Одрик, отец воинов. Он приносит удачу в походах. Смелых и отважных пикеров, если они погибают славной смертью, с мечом в руке, Одрик забирает в сказочную страну Аль-халлу, где всегда много еды, пива и вечное лето. Еще есть Черный Лурку, Даритель несчастий: он насылает штормы и голод...

   - Хватит... - послышалось Брете. И тут же последовал совсем странный вопрос:

   - Не приходили ли в поселок после бури чужие люди? Слышали ли вы о Двери?

   - Нет, не было никого... Да и шторм только сегодня ночью закончился...

   Над островом и морем уже упала ночь, в небо выскочила полная луна. Пришелец с девочкой подошли к поселку. От ожившего утопленника на убогие хижины легла тяжелая лунная тень. Услышав чужака, из поселка с лаем выскочило несколько собак; но, только взглянув на пришельца, учуяв какой-то особый сигнал, псы замолчали, трусливо поджали хвосты, развернулись и убежали обратно. Через время в поселке раздался тоскливый собачий вой...

   - А ты... кто? - робко спросила Брета. - Ты бог? Как тебя зовут?

   - Зови меня... йорг, - ответил пришелец. - Хотя это и не имя. - И в свою очередь задал еще один вопрос:

   - Где мое оружие, которое сняла с меня старуха?

   Он остановился и утопил в лицо девочки тяжелый взгляд. Брета не смогла отвести глаза: ее захватила и прочно держала яркая искра в здоровом глазу назвавшегося йоргом. Казалось, что этот глаз рыскает и шарит в мозгу девчонки, выискивая верный ответ.

   - Не знаю... - выдавила из себя Брета. От напряжения на лбу у нее выступил пот, и похолодело между лопатками.

   Ноэма уже спала, нисколько не заботясь о пропавшей девочке. В хижине слышался храп старухи. Йорг сразу сорвал клок тюленьей шкуры, закрывающий вход, и, согнувшись в низких дверях, шагнул внутрь. Брета осталась снаружи, пугливо спрятавшись за камни, наблюдая, что будет дальше. Слышно было, как там, внутри, завизжала Ноэма; там что-то упало, стукнуло и затрещало. Из входа показалась спина недавнего собеседника Бреты. Он вылез из хэйдрика, бесстрастно волоча за волосы упирающуюся и стенающую хьярнку. Вытащив старуху из хижины на свежий воздух, под ясный лунный свет, он прислонил ее к стене и взял рукой за горло.

   - Спроси у нее, где мое оружие? - приказал йорг Брете.

   Брета спросила.

   - Громче! - потребовал йорг.

   - Где его оружие?! - закричала Брета в лицо своей бабушке.

   Старуха только пыхтела и пускала пену, пытаясь руками оторвать от своей шеи железный захват.

   - Ярл... Ярл Хьюго... забрал... Турона... - послышалось сквозь хрипение Ноэмы.

   Дальше йорг, по-видимому, сжал свою руку сильнее. Послышался хруст в шее старухи, она задергала ногами и обмочилась. Когда Йорг убрал руку, Ноэма упала возле стены, несколько раз слабо дернула ногами и затихла.

   - Она плохо поклонялась богам. Ее душа переселится в ворону. - Йорг поднял с земли и обвязал себе вокруг талии тюленью шкуру. Повернулся к Брете:

   - Кто такой ... Йарли Хуго? Показывай дорогу к нему.

   Возле хэйдрика ярла светился огонь, издалека слышались пьяные крики и громкий хохот. Здесь собрался с десяток самых приближенных к вождю пикеров. Они сидели на камнях и лежали вокруг костра, на котором старый раб поворачивал на вертеле добрую половину говяжьей туши. Когда мясо сверху прожаривалось, каждый отрезал кусок пожирнее своим ножом; пиршество пребывало в самом разгаре. В центре стояли несколько открытых пивных корчаг. Сам Хьюго восседал на перевернутом бочонке недалеко от очага; блестя сальными губами, обгрызал большущий мосол, помогая себе кинжалом, запивая мясо бражкой из внушительной глиняной кружки.

   - Давай!! - орали пикеры. - Сделай из нее ласковую кошечку!

   Здесь же, посреди небольшой вытоптанной площадки торчал из земли древний столб, который хьярны называли курбот. Когда-то на нем были высечены руны, здесь прадеды хьярнов поклонялись Одрику. Но теперь руны стерлись, а к кольцу, врезанному возле вершины столба, сегодня была привязана за руки та самая пленница, на которую напал на причале дурачок-Ульрих. Блаженный, кстати, тоже находился тут как тут; выглядывал из темноты и иногда лаял оттуда по-собачьи. Тогда пикеры бросали ему обгрызенные кости.

   - Не стой, как дохлая рыба!

   Молодой пикер Эрих нерешительно топтался возле девушки, не решаясь сделать то, чего от него ждали его товарищи. Курносое простецкое лицо веслового пунцово покраснело, он искоса поглядывал на пленницу и продолжал месить ногами песок, как верховой конь перед битвой.

   - Выиграл - так давай, возьми эту сучку! - орали пикеры.

   - Уууу!.. - подвывал Ульрих. - Гауу! - Он вдруг выскочил на середину круга, задрал свои лохмотья, явив сморщенное и обвисшее мужское достоинство, и кинулся к девушке.

   - Дай мне! - завизжал Ульрих, пытаясь дотронуться до женского мяса. Но кто-то из воинов мечом плашмя огрел старика по голой заднице, отчего тот подпрыгнул козлом и схватился руками за ушибленное место.

   - Прочь, старый пес! - в голову Ульриха полетела обгрызенная бычья кость. Ульрих упал на землю и на четвереньках уполз в темноту.

   Эрих все-таки решился, сделал шаг к черноволосой.

   - Давай-давай! - подбадривали его пикеры.

   - Давай!!! - крик пикеров перешел в рев. - Начинай, чтоб тебя рыбы сожрали! Дохлый тюлень, мозгляк!

   Глянув еще раз на своих товарищей, облизнув пересохшие губы, парень нерешительно протянул руку, больше привычную к веслу даккара, или боевому топору. Взялся за ворот платья пленницы... и вдруг рванул его вниз, разорвав ткань до самого пояса. В отблесках костра показались голые женские плечи, заколыхались полные округлости грудей с торчащими сосками.

   - Гааа!.. - взревели пикеры.

   Потный и красный Эрих, оскалив зубы, опять взялся за платье, решительно рванув пояс, разорвал одежду на девушке совсем. Показались голые ноги, ложбинка внизу живота, заросшая темными волосами... Пленница молчала, иногда захлебываясь дыханием, поднимая голову к небу, играя животом и пытаясь сжимать колени. Путаясь трясущимися руками, Эрих спустил свои штаны и схватил пленницу за бедра, развернул к себе задом...

   Увлеченные зрелищем, впившись горящими глазами в действие у столба, пикеры не заметили, как небо закрыла грозовая тень и в круг света костра вошли двое: высокий хромой мужчина с горелыми отметинами на теле, и поселковая девчонка Брета. Мужчина держал руку на плече хьярнки. Можно было подумать, что он слепой: один глаз был явно незрячий, светил бельмом в почерневшей глазнице. Но второй глаз пристально и внимательно разглядывал собравшихся здесь воинов.

   Пришедших заметили и нехотя оторвали взоры от обнаженного тела южной красавицы. Но, углядев чужака, хьерны вскочили и насторожились. Все застыло и затихло. Даже Эрих замер со спущенными штанами, держа свою добычу двумя руками за талию.

   Чужак повернул к себе Брету и что-то у нее спросил, окинув глазом пикеров.

   Брета вытянула вперед палец и указала на ярла.

   Почуяв неладное, Хьюго поднялся с бочонка и положил руку на меч, пристально разглядывая нежданного гостя. Все взгляды устремились на пришельца; пикеры изумленно переглядывались. Многие почувствовали опасность; по многолетней привычке руки сами уже нащупывали мечи и секиры.

   Чужак, не выпуская плеча Бреты, тяжело припадая на одну ногу, сделал несколько шагов по направлению к Ворчуну.

   Он смотрел на ярла, но говорила девчонка.

   - Отдай ему оружие, - громко произнесла она. - Пояс с мечами, который ты сегодня отнял у старух.

   Больше чужак не говорил ничего. Он просто стоял неподвижно, уставившись своим единственным уцелевшим глазом в лицо ярла. Блики от костра играли на его застывшем изуродованном лице.

   Хьюго слегка потерялся от такого поворота. Увидев незнакомца, ярл сразу почувствовал холодок в животе, который бывает, когда твой даккар, рассчитывая войти в безоружный поселок, вдруг нарывается на засаду целой флотилии южанских кораблей. Но Хьюго быстро совладал с собой. Глянув еще раз на незнакомца, мысленно оценил внезапного противника: да, видно, что чужак - бывалый воин, мощный и отчаянный. Похож на ту вековую сосну, которую расщепило ударом молнии. Но ведь он один, и оружия при нем не видно.

   Пояс? Мечи? Какие такие мечи?

   - Это что за недобитое чучело бродит по поселку? - лихо прищурившись, с изрядной долей презрения к безоружному выговорил Хьюго. И, полуоборотясь к своим воинам: - Эй, Марми, Прано! Выкиньте его... в яму для рабов!

   - Отдай мое оружие! - перебила ярла Брета. - Ты меня в бою не победил, и это не твоя добыча. Тот, кто забирает чужое - вор.

   Ярл недобро осклабился и крепче сжал в руке меч. К незнакомцу уже подошли сзади двое пикеров, и крепыш Прано попытался положить руку на плечо незваного гостя...

   Никто даже и не понял, что произошло. Чужак оттолкнул девчонку, так, что она отлетела в темноту. А Прано вдруг повалился на землю, дергаясь в судорогах. Не оглянувшись даже назад, каким-то неуловимым движением чужак наотмашь ударил Прано под дых.

   Хьюго с лязгом выдернул меч из ножен. Среди пикеров возник нарастающий ропот, в руках хьернов замелькали копья и боевые топоры.

   Сзади пришельца, рядом с растерявшимся Марменсоном, возник здоровяк Кропс. Он коротко размахнулся и послал свой топор низом, обухом вперед, целясь по тому месту, где у человека бывает печень. Удар достиг цели: топор глухо стукнул по ребрам. Но пришелец, только слегка качнувшись, обернулся и молниеносно выбросил руку, схватив Кропса за кисть вместе с топорищем. В наступившей тишине было слышно, как захрустели дробящиеся под стальным захватом кости, затрещало дерево. Брызнула первая кровь. Через миг окрестности огласил отчаянный вопль Кропса: незнакомец одной рукой сломал рукоятку боевой секиры и оторвал бойцу пальцы...

   Лицо ярла теперь полыхнуло яростью, - тем самым огнем, который зажигался на нем во время самых лютых сражений.

   - Рракрэ!! - заорал Хьюго боевой клич пикеров. - Убить!! - показывая мечом на пришельца.

   Опытные в сражениях пикеры уже поняли, с каким противником им предстоит сражаться. Бывали такие: иной раз уже разбили южан, уже добычу надо хватать, а вот какой-нибудь такой оглашенный станет, упрется в землю и машет секирой, дорого продавая свою жизнь, снося одну за другой головы победителям. С такими лучше на мечах не рубиться: для этого есть копья и метательные топоры.

   Закипела схватка. Кто-то первым метнул в чужака дротик; но незнакомец отступил в сторону, успев уклониться. Еще несколько копий взвились в воздух; пришелец уклонился от еще одного, но пошатнулся на хромой ноге, и два копья ударили в его тело. Что удивительно: боевые дротики, выпущенные умелой рукой опытных воинов, не причинили особого вреда загадочному бойцу; пикеры видели, как одно из копий, ударив острием в тело, отскочило обратно, а второе неглубоко засело в горелой ране на боку. Следующие два копья пришелец перехватил прямо на лету; тут же развернув их, с двух рук метнул обратно. Упали двое пикеров... В пришельца полетели топоры; но и они не причинили ему особого вреда.

   Разъярившись, пикеры обступили чужака, как раненного вепря на охоте. Началась яростная рубка. Все перемешалось, кто-то сбил вертел на очаге, уронив тушу в огонь; запахло паленым мясом. Перевернулся бочонок с пивом, погасив костер; стало темно. Казалось, даже луна в небе закачалась. Заскрежетало железо: в руках пришельца оказался тяжелый меч, который он успел отобрать у кого-то из нападавших.

   Рядом тревожно затрубил рог, в темноте из поселка к хэйдрику ярла торопливо бежали воины с факелами, на ходу надевая доспехи. Пикеров становилось все больше.

   Но пришелец крутился в центре круга, подобно вихрю. В его руках меч выписывал немыслимые фигуры, с чудовищным гудением рассекая воздух, иногда глухо ударяя о тела подошедших слишком близко противников.

   Вот упал, разрубленный напополам, Эрно - Рыбий Ус. Сел, пытаясь удержать кишки в распоротом животе Мартин - рулевой третьего даккара... К ногам ярла подкатилась, брызгая кровью из перерубленных артерий, светловолосая голова Эриха, того самого веслового, который выиграл в кости пленницу-южанку... Еще кто-то упал, и еще; на камнях расплескалась кровь, пикеры гибли один за другим. На лице ярла, перекошенном яростью, вдруг промелькнула растерянность: такого поворота он не ожидал. А пришелец, пробиваясь сквозь толпу отчаянно сражающихся пикеров, приближался к нему...

   - Стойте!! - закричал Хьюго безумно мечущимся в темноте фигурам. - Стойте! Мечи в ножны. Мы проиграли эту битву, хьярны! Нам ли сражаться с бессмертным!

   Услышав такой крик ярла, пикеры отступили. На их перемазанных кровью лицах нарисовалось крайнее изумление. Они оглядывались друг на друга, непонимающе хлопая глазами на стоящего в центре чужака, освещая его факелами. Кто-то из наиболее осторожных даже предпочел сделать шаг назад и спрятаться за камнями.

   Из темноты выскочил безумный Ульрих. Он упал на землю и ползком подобрался к ногам йорга, вымазавшись в разлитой крови.

   - Я здесь,.. я здесь, - повторял Ульрих, молитвенно протягивая руки к чужаку. - Ведь ты пришел за мной? Благодарю тебя Одрик! Я здесь... Видишь меня?

   Ульрих прикоснулся к стопам неподвижно стоящего воина, обнял его ногу и замер. Затем поднял лицо к ночному небу и счастливо улыбнулся.

   - Копья... Копья и топоры не берут... Бессмертный... - послышался шепоток - Йоррунг... Сын бога...

   Как-то странно посмотрев на блаженного Ульриха, ярл Хьюго выступил вперед и положил к ногам пришельца свой меч, неловко согнув в поклоне грузное тело.

   - Прости, незнакомец, нас, темных хьярнов. Мы не сразу разглядели в тебе бессмертного. Мерзкие старухи украли твой пояс. Я забрал его из грязных рук: негоже бабскому отродью прикасаться к оружию бога. Сейчас твой пояс принесут; а пока присядь с нами, раздели нашу трапезу. - Хьюго опять низко склонился и осклабился, глянув на чужеземного воина взглядом улыбающегося волка.

   Тот, кто представился Брете йоргом, продолжал стоять неподвижно в центре круга. Ни один мускул не дрогнул на лице пришельца. Он был сейчас похож на гранитную глыбу, обрызганную жертвенной кровью; свой меч, добытый в бою, он опустил вниз; на острие клинка зависла багряная капля.

   Хьюго выпрямился, сохраняя на лице кривую ухмылку. Оглянувшись на пришельца, несколько раз подобострастно кивнув головой: сейчас, сейчас; показав даже рукой, что он скоро вернется, Ворчун нырнул в свой хэйдрик.

   Его не было долго. Что-то он там искал: слышался его раздраженный ворчливый голос и женские стенания. Затем он все-таки появился, торжественно неся в руках ту самую перевязь.

   Подойдя к йоргу, Хьюго Ворчун в третий раз поклонился и положил пояс с мечами к ногам пришельца.

   - Прости нас, бессмертный. Мы тебя не признали. Не держи обиды на темных хьярнов. Ты оказал великую честь нашим воинам - нет ничего почетней, чем скрестить мечи с посланником небес...

   Йорг сделал шаг вперед, переступив Ульриха, молча поднял свой пояс и застегнул у себя на талии. Затем достал из чехольчика несколько каких-то горошин и положил себе в рот.

   Спрятавшись за камнем, Брета видела всю схватку. От напряжения она крепко сжала кулаки; иногда, когда в йорга попадали копья или топоры, она зажмуривалась. Но вот битва остановилась; Брета почувствовала, что до крови закусила губу. Она не слышала, о чем говорил Хьюго-Ворчун с ее господином; но когда йорг получил свои мечи, она глубоко облегченно вздохнула.

   Хьюго долго о чем-то упрашивал бессмертного. Теперь, в тишине, до Бреты доносились обрывки голоса ярла, вдруг ставшего сладким и льстивым:

   ... - великий воин... мы завоюем все побережье...

   Чужак стоял неподвижно. Казалось, что ярл разговаривает с камнем. Затем йорг пошевелился, под пристальными взглядами полусотни пар глаз подошел к столбу и мечом разрезал веревки, стягивающие руки пленницы. С силой вогнал пикерский меч в курбот; так, что клинок пробил насквозь мореный дуб. Повернулся спиной к Хьюго и пошел к морю. Черноволосая схватила свою одежду и побежала вслед своему освободителю. Пикеры расступились.

   Неожиданно лицо ярла перекосила дикая гримаса ненависти. Он выхватил у ближайшего воина топор и запустил в спину йоргу...

   - Сзади!! - закричала Брета и рванулась к летящему топору.

   Блеснуло небо, разрезанное вспышкой. Йорг неуловимым движением выхватил свои мечи.

   Один только раз взмахнул воин удивительными клинками. От этого взмаха летящий ему в спину топор распался пополам. А остолбеневший ярл Хьюго, выпучив глаза, уставился на свою правую кисть, упавшую на песок, и на фонтанчик крови, бьющий из обрубка.

   Йорг зашагал к морю. Никто из хьярнов не решился пойти за ним. Брета, прижав руки к груди, смотрела, как удаляется ее недавний знакомец. Ей почему-то стало тоскливо и тяжело на сердце. Ничего не произошло. Он скрылся, растаял в лунном свете на берегу, сопровождаемый красавицей - южанкой. Пикеры собрались вместе и начали о чем-то горячо спорить, размахивая руками. На Брету никто не обращал внимания. Подождав еще немного, она опустила голову и побрела одна к своей хижине через растревоженный поселок.

   Ульрих - Безбрюхий не пошевелился. Так и остался лежать там, где бессмертный оставил свои следы. Ульрих был счастлив и уже мертв.

   Даже не взглянув на тело Ноэмы, валявшееся у входа, Брета забралась в лачугу, забилась в самый темный угол и долго сидела, обняв колени руками. Затем встала и принялась шарить по углам, выискивая съестное. Нашла половину сырой рыбины, недоеденную Ноэмой. Стала раздувать огонь в очаге, чтобы испечь палтуса. Но когда огонек задымил, она вдруг заплакала, впервые за эту ночь. Уронив рыбину на пол, она сидела у потухшего костра и плакала, плакала... Слезы сами безостановочно катились из глаз.

   А затем... Затем она поняла, что больше не будет прежней Бреты. Не будет вечно брюзжащей старухи Ноэмы, никто не будет больше ее бить и называть дохлой селедкой. Все изменилось. Он пришел за ней, и все должно быть по-другому...

   Все должно быть по-другому.

   Должно.

   Хлюпнув еще раз носом, вытерев кулаками глаза, Брета встала и пошла к морю. Ноги сами вынесли ее за поселок, а затем она побежала...

   Она нашла его далеко от поселка, у основания закатного мыса. Йорг расположился на берегу, возле самой полосы прибоя. Просто сидел на песке, положив рядом с собой пояс с мечами, и смотрел на море. Рядом суетилась черноволосая красавица, собирая топляк для костра. Вот она нагнулась, нарочно подставив под взгляд своего освободителя полуобнаженную грудь, призывно улыбнулась...

   Заметив темную фигуру йорга, Брета зачем-то обрадовалась, у нее прыгнуло и провалилось в жаркую пустоту сердце. Но потом, углядев рядом с ним черноволосую, хьярнка поникла и смутилась. Отвернулась, как вроде увидела что-то запретное, такое, на что смотреть нельзя, и отступила. Но не ушла; осталась, спрятавшись за камнем.

   Сидя на корточках, она набирала в ладонь песок и ссыпала его на ровную кучку. Но кучка держалась плохо: на нее раз за разом срывались тяжелые капли из глаз... Так она сидела некоторое время.

   - Подойди...- вдруг услышала Брета у себя в сознании. Она вспыхнула и попробовала убежать.

   Но тот же голос, уже более повелительно, приказал:

   - Подойди ко мне!

   И Брета пошла к берегу, переставляя непослушные ноги. Сердце в груди билось глухо и надрывно.

   Увидев приближающуюся Брету, южанка вздрогнула и поникла. Но затем хищно прищурила глаза и придвинулась ближе к йоргу, даже обняла его ногу, стараясь оказаться между воином и белобрысой.

   Она что-то сказала на своем южанском языке в сторону Бреты, угрожающе выстрелив взглядом. Она хочет, чтобы хьярнка не приближалась, ушла совсем. "Это мой мужчина" - говорила вся ее фигура.

   Но Брета подошла и присела на песок неподалеку.

   - Сядь ближе, - услышала она.

   - Скажи ей... - опять послышался голос йорга. - Скажи ей, пусть уходит!

   Брета еще немного подумала и радостно сказала черноволосой:

   - йорг хочет, чтобы ты ушла.

   Черноволосая вскинулась, у нее в глазах засветились страшные зеленые огоньки; она стала похожей на оскаленную и вздыбившую шерсть кошку. Но пошевелился йорг, южанка испугано глянула на него. Упала к ногам воина, залопотала что-то на своем языке. Увидав, что он совершенно равнодушен к ее слезам, опять обратилась с Брете, путая южанские и хьярнские слова:

   - Смотри надо на себя!! Урод белобрысая с севера, бревно, урод! Ты...

   Она умолкла и заплакала...

   Затем поднялась и побрела к поселку.

   Они долго молчали. Над морем посветлел восход, звезды стали гаснуть.

   - Зачем ты ее прогнал? - нарушила молчание Брета.

   - У нее красивое тело, но слишком маленькое сердце. Она глухая. Я с ней говорил, но она не услышала. - Помолчав еще немного, он добавил: - Там, у столба, ей будет лучше.

   Брета присела ближе и прижалась плечом к спине йорга.

   - Это правда, что ты бессмертный? - спросила Брета.

   - Нет, - ответил йорг, - я не бессмертный. И более того, я умру очень скоро.

   Он помолчал, разглядывая горизонт.

   - Не по своей воле я пришел сюда. Была битва, и мы ее проиграли. Я сражался, как мог; дух многих саккаров уже никогда не обретет телесную оболочку. Нас оттеснили к Двери, и единственное спасение было - войти, провалиться в этот мутный туман...

   Йорг пошевелился и приложил руку к лицу. Брета сейчас заметила, как пульсирует кровь в жилке на обратной стороне кисти. Раны на голове почти затянулись и зажили. Но чувствовалось, что у него болит внутри...

   - Меня найдут: может, через день или два, а, может, уже сейчас, пока поднимается этот рассвет... Мне нужно уходить.

   Он опять замолчал, утопив свой уцелевший глаз в морскую даль.

   - Там меня уже никто не ждет, - сказал он и вздохнул. - Идти некуда. Алькараны побеждены. Теперь победители охотятся за теми, кто выжил...

   - Так оставайся здесь. Ты будешь великим ярлом! - наивно пробормотала Брета.

   - Я же сказал: меня, скорей всего, найдут уже сегодня. Хорошо, что я успел вернуть свое оружие! Если меня застанут вот таким, голым и израненным, саккары заберут мой дух... Я уже почти восстановился. Нужно уходить, выбирать путь, нужно открыть дверь. Но где она, я не знаю...

   Брета посмотрела, как на небе блекнут звезды и над морем разливается белесый утренний туман. Она чувствовала что-то большое и жгучее у себя внутри. Под горло подступил тяжелый комок. Что она перед этим небом и этим морем? Что она перед этим человеком или богом? Вот он сейчас уйдет, - и все, она останется одна во всем мире, некрасивая и глупая...

   Молчание затянулось. Каждый думал о своем.

   Над морем показался краешек солнечного диска.

   Он вдруг повернулся и положил руку ей на плечо, глянул прямо в глаза. И Брета почувствовала что-то такое... такое, чему нет объяснения, но что разливается жгучей и неодолимой волной внутри. Страх и пустота в сердце вдруг заполнились отражением вот этой неукротимой искры, живущей во взгляде единственного уцелевшего глаза.

   - Я выбрал, - произнес йорг. - Я нашел выход и я остаюсь. Моя дверь - это ты. Сохрани мой пояс.

   Он поднялся на ноги и поднял Брету.

   - Не смотри на меня. Это мое тело слишком изуродовано, чтобы запомниться женщине.

   - И ты не смотри на меня. Я слишком некрасивая, чтобы понравиться мужчине...

   Йорг повернул Брету спиной к себе. Брета сбросила свою одежду и опустилась на колени, уперлась руками на песок...

   Она сразу почувствовала резкую боль. Он вошел в нее сильно и сразу. Но боль скоро ушла, сменившись незнакомым и удивительным чувством. Как будто она побежала по ласковому прибою и вознеслась над морем, в небо, купаясь в то же время в теплых волнах...

   Она увидела незнакомый край, чудную и загадочную землю. Вонзились в облачные выси города; никогда Брета и не думала, что бывают такие высокие хэйдрики. По небу летят железные птицы, солнце блестит на их серебристых крыльях. Множество людей суетятся в узких ущельях между домами. Вот лицо женщины: она ослепительно красива, в белых одеждах, с роскошными светлыми волосами, здоровая и сильная. У нее на руках - ребенок...

   Под багровым небом сияют белые шапки гор. Взлетают прекрасные длинношеие птицы; закат окрашивает их белоснежные перья розовым. На широкой равнине стоит огромный зверь. Его ноги похожи на глыбы гранита, впереди качается хобот, из-под которого выглядывают могучие бивни. Рядом со зверем - детеныш: он подобрался к животу матери и пьет молоко...

   А вот другое: открывается железная дверка; из корабля выпрыгивают на берег такие же, как йорг: их лица закрыты темными шлемами. В руках воины несут молнии, их отблески разрывают небо, горят и плавятся камни...

   В шлем воина попадает молния. Вспышка. Вместо головы у йорга - обгорелая кость... Плавится и разрывается на куски город, и розовые птицы, и лицо светловолосой женщины. Открывается Вход, распадаясь на множество прозрачных осколков; из темноты вырываются черные вихри...

   Брета почувствовала под собой холодное и очнулась. Пенный язык прибойной волны дотянулся до нее, лежащей на песке. Она подняла голову и огляделась.

   Чудесное и странное видение пропало. На склонах дюн трепещут под ветром однобокие хьярнские сосны, море бьет волной в прибрежные камни. Да, это Истхьярн, берег черных скал и молочных туманов. Солнце уже выскочило высоко над горизонтом, позолотило краешки волн, над морем тает утренняя дымка. Кричат чайки.

   Рядом лежит большое тело со следами от ударов молний. Прибой шевелит безжизненную руку.

   Брета встала, отряхнула песок и надела свои лохмотья. Подхватила пояс с мечами йорга и зашагала в сторону поселка. Она только мельком взглянула на то, что еще недавно было грозным владетелем молний. Его там нет. Он ушел. Это просто пустая оболочка, как шкура тюленя. Брета знала точно: теперь он в ней, вот здесь, под сердцем. В положенный срок родится мальчик. А когда он вырастет, великому воину пригодится его оружие.

1. Музыкальная композиция к этому рассказу проекта "Индустрия нестабильности" - Готика