Эта комната казалась теперь такой большой и пустой. Нет, вещей в ней не стало меньше, просто раньше все свободное пространство занимал теплый баритон Федора, а теперь нет ни Федора, ни баритона. Иногда Тамаре кажется, что даже вещи при Федоре были наполнены звуком, а теперь притихли и вроде бы съежились.
Она прерывисто вздохнула, поднялась с табурета и подошла к окну. Ранние зимние сумерки обволакивали мир своей седой тишиной. "Опять раскисла, - подумала Тамара, смахивая со щеки слезинку. - Пора бы успокоиться, ведь столько времени прошло", - пыталась она хоть как-то утешить себя, но в голову упрямо лезли воспоминания о короткой, но яркой совместной жизни.
***
Федор не умел хандрить. "Мистер Шоу" было его второе имя. Самый хмурый осенний день он мог превратить в праздник. Взять хотя бы тот день, когда Федор сделал ей предложение. Да она до смерти будет помнить каждую мелочь. Еще накануне вечером, прощаясь с ней и стоя уже в прихожей, он тихо прошептал: "Посмотри в окно. Видишь, с клена упал последний лист? Это последний день нашей летней жизни. Завтра все будет по-другому. Мы должны стать ближе, потому что вместе веселей длинными зимними вечерами". И ушел. "Что он имел в виду?" - подумала Тамара, и ее сердце затрепетало от предчувствия тихого женского счастья. "Что он имел в виду?" - думала она, устраиваясь поуютней под мягким верблюжьим одеялом. "Что он имел в виду?" - промелькнуло в голове, когда сознание уже находилось на размытой грани между явью и сном.
Утром раздумывать над вчерашним вопросом было некогда. Проснувшись в отличном настроении, Тамара порхала по квартире, собираясь на работу, и мурлыкала под нос какую-то глупую детскую песенку.
Ровно в девять часов она была на рабочем месте. К десяти разобрала документы, которые две недели беспорядочно распихивались по ящикам стола. Потом забежала в бухгалтерию, сдала отчет и мимоходом похвалила новую блузочку Маргариты Алексеевны. Потом попила чайку с секретаршей Леночкой, выслушала от нее поток проклятий в адрес "этого мерзкого животного" - мужа общей знакомой, который в очередной раз пытался сыграть роль Отелло на семейной сцене, и вернулась в свой отдел. Больше ничего полезного она сделать сегодня не могла, потому что душа ее пела, переполненная светлым предчувствием.
Каждое слово коллег казалось ужасно смешным, и она хохотала до слез. Подруги сначала недоуменно пожимали плечами, даже обижались и называли ее смех дурацким. Но, когда после очередного приступа заливистого хохота Тамара на мгновенье затихла и вдруг громко икнула, весь коллектив, разразившись дружным "А-ха-ха-ха-ха!", буквально повалился со стульев, хватаясь за животы. Не выдержав "возмутительного" поведения сотрудниц, Сергей Алексеевич выглянул из своего кабинета и всем своим видом изобразил недоумение, - с чего бы, мол, такое веселье, когда работы невпроворот? Повздыхав и поворчав для порядка, шеф изрек: "Мошкина, шла бы ты домой, а то от тебя сегодня одни убытки. Сама не работаешь и другим не даешь. Возьми недельку за свой счет, съезди на дачу, поковыряйся в грядках. А как соскучишься по интеллектуальному труду, возвращайся и с новыми силами берись за старые "хвосты". И не надейся, что я о них забуду".
Тамара не заставила себя долго упрашивать. Уже через полчаса "легкомысленная девица" была дома и подставляла лицо под колючие нити прохладного душа. "Что же ты за человек, Федор? - думала она - Ведь почти год мы знакомы, а что я о тебе знаю? Да почти ничего. Знаю только, что, когда ты рядом, мне весело и спокойно".
На вид ему было лет тридцать пять. Одевался всегда красиво и стильно, но, вроде бы, недорого. Он мог подарить ей букет из нескольких ромашек и пригласить на ужин в маленький ресторанчик с эксклюзивным меню. "О, ужас! - воскликнула театрально Тамара, - ведь это все, что я о нем знаю! Одно слово - Федор!" И тут же мысленно призналась себе, что готова отдать этому Федору, не раздумывая, всю себя до последней молекулы.
Тамара высушила волосы феном, слегка подкрасила глаза и отправилась на кухню, потому что от всех этих душевных терзаний ужасно проголодалась.
Когда она допивала кофе, из прихожей донеслась призывная трель телефона. В мгновение ока Тамара оказалась у аппарата. Конечно, это был Федор. Его красивый голос шептал: "Прислушайся к своему сердцу, оно подскажет тебе дорогу к счастью. Иди по ней". И в трубке послышались короткие гудки. "Куда идти-то?" - подумала Тамара и почему-то подошла к окну. Сквозь синеватые сумерки она увидела, как из-под арки соседнего дома медленно и гордо выплывает всадник на белом коне. Теперь она знала дорогу к счастью.
Выбежав на улицу, девушка увидела, что всадник уже остановился у ее подъезда. Он спешился, припал на колено и, прижав одну руку к сердцу, другую протянул к ней. На раскрытой ладони лежало маленькое обручальное кольцо. "Тамара, будьте моей женой", - произнес торжественно и очень нежно всадник-Федор. От такой романтики у Тамары перехватило дыхание, и она не могла вымолвить ни слова. Одна из сидящих на скамейке сплетниц-соседок с настойчивостью и заботой, которые могут быть понятны только родителям пяти дочерей, прошипела: "Чего молчишь, дура! Соглашайся". Тамара покорно взяла кольцо и надела его на палец.
Свадьбу решили сыграть сразу после Рождества. Теперь Тамара и Федор жили, как две половинки одного целого. С головой погрузившись в водоворот предсвадебных приготовлений, они вместе обсуждали мельчайшие детали торжества, вместе выбирали платье невесте, составляли список гостей и подписывали пригласительные открытки. В ресторане были заказаны самые изысканные угощения, а два белых голубка, которых молодые должны были выпустить на свободу после венчания, уже вторую неделю ворковали в клетке на подоконнике.
Незаметно пролетело время в радостных хлопотах, и настал долгожданный день. С раннего утра вокруг Тамары вились то парикмахер, то маникюрша, то визажист, так что она облегченно вздохнула, когда наконец осталась одна. С трепетом невеста открыла шкаф и достала ослепительно белое платье. Полюбовалась им, прикоснулась кончиком пальца к маленьким розовым бутончикам, прикрепленным к лифу и не спеша облачилась в шуршащий наряд. Покружилась перед зеркалом и с замиранием подумала: "Боже мой, как я счастлива!" С минуты на минуту за ней должен был приехать Федор и она не садилась, чтобы не помять широкую юбку.
Время текло, часы пробили одиннадцать, а Федора все не было. Сначала Тамара стояла у окна и до боли в глазах смотрела, не покажется ли во дворе нарядная машина. Потом долго-долго ходила по комнате, пытаясь прогнать дурные мысли. Она не присела ни на минутку, все еще боясь помять платье. А стрелки часов упрямо перескакивали с цифры на цифру. Два, три, четыре. Федор не приезжал и не звонил. Она уже сто раз набирала на телефоне его номер, но на другом конце провода голосом Федора говорил автоответчик: "Плохие новости оставьте на потом".
В шесть часов вечера тишина квартиры взорвалась от звонка в дверь. На ватных ногах Тамара добралась до прихожей и, открыв, увидела девочку лет пяти. Восторженно разглядывая невесту, гостья протянула ей конверт. Тамара дрожащими руками развернула лист и прочитала: "Я пытался стать мужем, но это не для меня. Прости. Гостей я предупредил". Она медленно опустилась на пол. Больше не заботясь о платье, Тамара горько плакала, размазывая по лицу шуршащим краем подола черные потоки туши...
***
На улице и в квартире стало совсем темно. Тамара очнулась от воспоминаний и пошла на кухню, чтобы согреть чаю. Не включая свет, нащупав ручку газовой плиты, чиркнула спичкой. Синие острые язычки пламени наполнили кухню огромными зловещими тенями. "Завтра Рождество", - подумала Тамара и выключила плиту. А через секунду вновь повернула ручку.