Зинченко Майя Анатольевна. Монах

Кто говорит с нами, когда мы разговариваем сами с собой?

Чей голос мы слышим? Чей шепот отвечает на наши самые потаенные вопросы, толкает на немыслимые поступки, заставляет душу содрогаться от страха или восторга?

Друг или враг притаился за левым плечом?

Краем глаза ты замечаешь движение, но стоит обернуться - и никого нет. Тот, Кто Шепчет, всегда скрывается у тебя за спиной. Всегда рядом, но не тень, потому что свое тело он обретает только в полной темноте.

И смутно, как в полусне, ты вдруг понимаешь, что он не несет в себе ни Зла, ни Добра. Он здесь лишь для того, чтобы ты никогда не был одинок...

Если молчание - золото, то я баснословно богат. Богат как никто в мире, потому что я умею ценить те редкие минуты, когда мне позволено остаться наедине с самим собой и сидя в тишине просто молчать. Ведь тишина - это самое прекрасное, что есть на белом свете. Человеческие слова не должны нарушать ее первозданную красоту.

Тишина и Свет, вот что делает нас счастливыми.

Один день похож на другой, ничего не меняется, меня окружают все те же холодные серые стены моей добровольной тюрьмы. Я сам запер себя.

И, несмотря на то, что я регулярно вижу солнце, беседую с братьями, иллюстрирую книги, часами просиживая в библиотеке, или работаю в саду, ухаживая за деревьями, я все равно заперт. Но так не будет продолжаться вечно. Когда-нибудь мне придется вернуться обратно к людям, к обычной жизни с ее повседневными проблемами и это пугает меня. Я не желаю, чтобы это случилось и неслышно, одними губами, произношу слова молитвы, хоть и знаю, что любые молитвы здесь бесполезны.

Слова всегда бесполезны, даже если они идут от чистого сердца, и это сердце принадлежит монаху.

Мое имя - Клемент, мне двадцать восемь лет, я высок, худощав. В отличие от монахов древности, я, как и остальные братья ордена, не выбриваю тонзуру. Короткие прямые волосы, укороченные на висках и затылке - вот отличительных примета монахов Света. Ну, кроме коричневой рясы, разумеется.

Несмотря на постоянную сырость в моей келье, я отличаюсь завидным здоровьем. Наверное, это оттого, что среди моих предков по мужской линии есть выходцы с Запада. Все обитатели Берегов Тумана, чей воздух полон вредных испарений, стойко переносят тяготы и лишения края и доживают до глубокой старости. За всю жизнь я болел только однажды, еще в детстве. Отравился несвежей похлебкой, вместе с остальными шестнадцатью мальчиками, живущими при монастырской столовой. Я выздоровел, но для девятерых из нас отравление оказалось смертельным.

Иногда мне кажется, что мой жизненный путь был предопределен еще до моего рождения. Мою глупую голову часто посещают подобные мысли. Так случилось, что в пять лет, я потерял обоих родителей, и как заведено в нашем маленьком городке попал под пристальное внимание монастыря, который опекался судьбою всех сирот.

Я рос спокойным, и смею надеяться, неглупым ребенком, и вскоре мною заинтересовался брат Тинс, который научил меня читать и стал моим наставником. Понемногу я постигал учение Света, в четырнадцать добился посвящения в монахи и с тех пор не могу помыслить об иной жизни. Чтение книг, свитков, размеренный уклад каждого дня, посильная помощь ближним - да, именно для этого я был рожден.

Честное слово, я не могу даже на мгновенье представить себя обычным ремесленником, каким, например, был мой покойный отец. Жизнь простого обывателя, примерного семьянина и работяги не для меня. Служа Свету, я должен сделать мир лучше, и если для этого придется пожертвовать личным счастьем, так тому и быть. Это мой долг перед этим миром. Да и у каждого свое понимание счастья...

Даже если бы чума не забрала моих родителей, я бы все равно ушел в монахи. Да, это кощунственная мысль, и она в корне противоречит учению Святого Мартина, основателя нашего ордена, но что поделать? Сам Мартин всегда считал, что у каждого из нас есть выбор, но был ли он у меня?

Монахом невозможно стать по принуждению, им надо родиться.

Я поднял глаза на маленькую картину, висящую над изголовьем. На ней был изображен сам святой - полный рыжеватый мужчина, заросший недельной щетиной, смиренно преклонивший колени и держащий в левой руке зажженный факел. Такие картины висели во многих кельях, и всякий раз Мартин был представлен на ней иначе. Он был и худощавым брюнетом, и крупным блондином, с длинной косматой бородой, и огненно-рыжим, и седым, и лысым, все в зависимости от того, как выглядел сам художник. Неизменными оставались только поза монаха и его факел. Да, сколько людей, столько и мнений... Никто в точности не знает, как выглядел Святой Мартин. Восемьсот лет прошло с тех пор, а это слишком долгий срок для человеческой памяти.

Нельзя доверять памяти, нельзя доверять книгам, потому что письменные источники того времени противоречат друг другу и отличить правду ото лжи практически невозможно. Но едва ли Мартин был полным - это мое личное мнение. Известно, что он был беден, а так как ему приходилось много путешествовать, то он всегда передвигался пешком. Лишний жир в таких условиях не нагуляешь.

Когда-нибудь я также как Мартин буду ходить по городам, и просвещать людей. И мои поступки будет направляться Светом. Это почетно, к этому надо стремиться, это истинное предназначение... Но кого я обманываю? Мне не хочется покидать свой город, и если бы я мог всю жизнь просидеть в этих четырех стенах, я бы так и сделал. Но это невозможно. Когда-нибудь я оставлю город... Что меня ждет за его стенами?

Узкое окно кельи выходит во двор и до меня доносится радостное кудахтанье кур, которые опять пробрались в огород брата Дика и теперь роются между грядок.

Я тяжело вздохнул. Своим кудахтаньем эти вредные птицы нарушили тишину, столь редкую даже в монастыре и столь ценимую мною.

С этими курами всякий раз одни и те же неприятности. Они умудрялись найти лазейку в любой ограде и отправиться гулять в огород. Особенно много проблем они доставляли весной, когда высаживали рассаду. Куры, которым нравилось склевывать молодую поросль, превращались в стихийное бедствие, и если бы не очевидная польза от этих птиц в виде яиц и перьев, мы бы каждый день питались куриным бульоном. Но уже наступила осень, и теперь куры могут рассчитывать разве что на остатки моркови несобранные с грядок и зимнюю капусту.

В окно виден кусочек неба, затянутого серыми тучами. Сегодня с самого утра пасмурно и дует резкий холодный ветер, напоминая о том, что зима уже близко. Может быть, в этом году еще будет несколько теплых дней, а может быть и нет. Солнце выглянет на пару минут и тут же спрячется обратно, словно ему не угодно видеть, что происходит на земле. Хорошо, что моя ряса соткана из чистой шерсти, она теплая и спасает меня от холода. Я не страшусь физических лишений, но в том, чтобы вынуждать себя мерзнуть, не вижу никакого смысла. Это глупо, а проявление глупости недостойно монаха ордена Света.

Размеренный покой монастыря нарушил троекратный удар гонга. Наступило время обеда.

Я прислушался: так и есть, в коридоре уже раздались торопливые шаги. Это был постоянно голодный брат Лиман. Он всегда приходит в столовую одним из первых и безропотно съедает все, что готовят дежурные. Несмотря на то, что он ест за двоих, Лиман тощ, как рыбацкий шест. Ходят слухи, что его заколдовали проклятые маги. Но я не очень-то верю этим слухам, склоняясь скорее к тому, что у Лимана просто необычный обмен веществ.

Ну, зачем магам заколдовывать никому неизвестного монаха? Разве что только для того, чтобы объесть монастырь до такой степени, что бы он пришел в упадок, и его довелось закрыть. Но это глупое, совершенно неправдоподобное объяснение. Да и кто в последний раз видел магов, этих безумных выразителей Ложного Пути? Все они давным-давно объявлены вне закона и если таковые все же где-нибудь остались, то они прячутся по норам, боясь обнаружить свое присутствие, как и положено тварям Тьмы.

Орден Света стоит на страже и не позволит им бесчинствовать как прежде. Подумать только, ведь это именно от рук магов пал Святой Мартин! Подлые убийцы, они вонзили ему нож в спину! Из-за них погиб замечательный человек, который мог сделать еще столько хорошего.

Мои размышления были прерваны настойчивым бурчанием желудка. Да, необходимо идти обедать. Телу нет никакого дела до наших мыслей, о чем бы они ни были. Оно не связано с высокими материями и неумолимо диктует собственные правила.

Я поднялся с кровати, на которой сидел, поправил тонкое серое покрывало и вышел в коридор. Вкусный запах пищи витал в воздухе, и воображение тут же принялось рисовать заманчивые картины съестного. Признаюсь, я всегда любил покушать. Нет, мне не нужно было никаких изысков, нужно во всем знать меру. Но раз человек, а тем более монах может позволить себе столь мало удовольствий, то почему бы и нет? Тем более что это никоим образом не вредит окружающим.

Когда я пришел в столовую, она уже была наполовину заполнена. За длинными деревянными столами сидели мои братья, облаченные в коричневые рясы. В этой одинаковой одежде они действительно были похожи друг на друга как братья. Монахи негромко переговаривались друг с другом.

Я сел на свое место и приветственно кивнул соседям. Рем, сидящий справа, приятельски похлопал меня по плечу, он был моим ровесником и давним другом, а Патрик, молодой монах даже не начавший еще толком бриться и которому едва исполнилось семнадцать, лишь сдержанно улыбнулся в ответ. Он на год дал обет молчания, и до истечения срока ему оставалось еще четыре месяца. Пока что мы общались с ним знаками.

-- Держи хлеб. - Рем передал мне корзину.

-- Спасибо, - я благодарственно кивнул. - А что сегодня на обед?

-- Ну, - мой друг потянул носом, - пшеничный суп с морковью и луком, а на второе - печеная тыква.

После его заявления у меня сразу же испортилось настроение. Я снова останусь голодным. Из всех моих знакомых Рем обладал самым лучшим обонянием, и его словам можно было верить. Если он говорит, что будет тыква, значит, так тому и быть. В последнее время она стала частой гостьей нашего стола, то в виде каши, то в виде начинки для пирога. В этом году она уродилась на славу, и это означало, что нам с завидной регулярностью придется питаться ею до глубокой осени. Грустный прогноз - ведь я совершенно не переносил тыкву. Мне было тошно от одного ее вида, не говоря уже о вкусовых качествах.

-- Странно, а мне показалось, что я явственно слышу запах мяса... - сказал я Рему.

-- Все верно, мясо будет. Только не для нас, а для Бариуса.

Бариус - настоятель нашего монастыря. Это уже глубокий старик, сохранивший, несмотря на возраст трезвый ум и отличную память. Я застал уже его закат. За годы, проведенные мною здесь, он совершенно не изменился. Вообще-то в монастыре не принято раздельное питание, но в виду более чем почтенного возраста и слабого здоровья настоятеля ему готовили особые блюда. Бариус, чтобы не смущать голодных монахов видом куриного филе или свиного жаркого обедал за отдельным столиком.

-- Когда-нибудь, я тоже возглавлю монастырь, - Рем подмигнул мне с хитрым видом.

-- По-моему, сейчас я понимаю, зачем тебе это нужно, - ответил я. - Тебя манит аромат отбивной. Но боюсь, этого никогда не случиться. Ты легкомысленный человек, а для этой роли нужен тот, кто сможет принять на себя весь груз забот и ответственности.

-- Например, ты.

-- Глупости. Я и ответственность - понятия мало совместимые. Мне бы со своей жизнью как-нибудь разобраться, не говоря уже о том, чтобы принимать решения за других.

Дежурные подкатили тележку, на которой стояла большая кастрюля с супом. Рем раньше меня получил свою порцию и обиженным взглядом посмотрел на дежурных.

-- У меня нет ложки.

-- Ну, так пойди и возьми ее, - сказал Марк, не выпуская из рук половника, - ты вечно из всего устраиваешь трагедию. Или комедию.

-- Не могу, - с упрямством возразил мой друг, не двигаясь с места, - Бариус не выносит, когда мы во время обеда встаем из-за стола.

-- Свет! Дай мне терпения! - вздохнул дежурный. - Клемент, и как ты общаешься с этим несносным человеком?

-- Просто привык, наверное. - Я пожал плечами.

Марк снова тяжело вздохнул. По части вздохов ему не было равных.

Наконец все расселись по местам, дежурные разлили по тарелкам жидкий суп и мы приступили к тихой молитве. Каждый молился про себя, не размыкая губ, призывая Свет направить его на правильный путь и осенить собой скромную пищу, дабы она не пошла во вред. Молитва короткая, занимает немного времени, поэтому через минуту мы принялись за еду. Суп был вкуснее, чем как казался на первый взгляд. Когда мне с Ремом приходиться дежурить на кухне, результат наших усилий, как правило, оказывается намного сквернее. Еще никто не отравился, но недовольные уже были.

Опустошив тарелки до половины и утолив первый голод, монахи снова принялись разговаривать, и столовая наполнилась шумом.

-- Братья! Тише! - повысил голос Бариус, призывая нас держаться в рамках.

Рем наклонился к моему плечу и прошептал:

-- После обеда меня посылают в лавку за солью и сахаром. Ты составишь мне компанию?

-- А я тебе опять нужен только для того, чтобы нести мешок?

-- Ты меня обижаешь своим недоверием.

-- Просто я прекрасно помню, чем закончился наш прошлый поход. Ты меня нагрузил словно вьючного осла, а сам шел налегке.

-- Но я же не виноват, что у меня разболелась поясница. В моей келье очень сырые стены.

-- Точно такие же, как и в моей.

-- Да, но у тебя железное здоровье, - с легкой ноткой зависти сказа Рем. - Так что, пойдешь со мной или мне придется искать другую жертву?

-- Пойду, - проворчал я, отбирая у него лишний кусок хлеба, который он собрался припрятать. - Все равно ты никого не найдешь. Дураков в нашем монастыре больше нет. Все знают о твоей маленькой слабости перекладывать работу на чужие плечи.

-- Она действительно совсем маленькая и я с ней борюсь, поверь.

Ну, да, так я и поверил... Рем был славным человеком, но от рождения природа не поскупилась и одарила его всяческими пороками, главными среди которых были ветреность, лень и тщеславие. Мой друг искренне желал избавиться от них, но он был всего лишь человек, и каждый раз его несовершенная натура брала верх. Оставалось надеяться, что с годами он остепениться, и победит их. Да поможет ему Создатель! Быть может в старости он даже станет образцом для остальных монахов, такое тоже не раз случалось.

После супа каждый из нас получил большой кусок печеной тыквы. Я покрутил ее и так и этак, пытаясь представить на ее месте что-нибудь другое, более вкусное, но воображение отказывалось мне служить. Может, отдать ее Патрику? Со своим куском он уже расправился и теперь не сводил глаз с моего.

Неожиданно двери, ведущие в коридор, распахнулись и в дверном проеме показались трое незнакомых людей в серых рясах, поверх которых были надеты широкие черные кожаные пояса. Разговоры стихли, и мы с удивлением уставились на незваных гостей. Двое высоких монахов с каменным выражением лица, делающим их похожими друг на друга, словно они были близнецы, немного посторонились и пропустили вперед третьего - невзрачного человека средних лет с острым носом и уже начинающего лысеть.

Я посмотрел в холодные серые глаза каждого из них и ощутил приближение крупных неприятностей. Внутри что-то болезненно сжалось, заставив поморщиться.

-- Мне нужен настоятель этого монастыря. Монах по имени Бариус, - негромко, но внятно сказал человек.

Впрочем, тишина стояла вокруг такая, что повышать голос не было нужды.

-- Это я, - настоятель поднялся из-за своего стола. - Но позвольте спросить, кто вы такие?

-- Конечно, конечно. Теперь у нас новая форма, поэтому вы нас и не узнали, - человек позволил себе легкую улыбку, - раньше мы приходили в белом. Но все подвержено переменам, не так ли? Если благой Свет может сделать нас лучше, то мы обязаны меняться.

Бариус заметно побледнел и схватился за сердце. Ему оставалось только посочувствовать. Если я правильно понял, то перед нами были Смотрящие, представители специального отдела, которые следят за чистотой помыслов, в том числе, и внутри ордена. Их отличительным знаком были белые рясы, символизирующие незапятнанность их веры. И если они сменили цвет одежды, это не значит, что точно так же они поступили со своими убеждениями. Монастырь ожидает грандиозная проверка. Если Смотрящим что-то не понравиться, то обвинят в этом настоятеля.

-- Мое имя - Пелес. Запомните его. - Человек принялся неторопливо ходить между столами. - Мне поручено проверить, как обстоят у вас дела. Признаюсь, вы так далеко и неудобно расположены по отношению к столице, что только это помешало нам заглянуть сюда раньше.

-- Мы следуем заветам Света, как учил нас Святой Мартин, - сдержанно сказал Бариус. Мертвенная бледность не сходила с его лица.

-- Да-да... Все так говорят. - Пелес дал знак одному из своих людей, и он передал ему холщовую сумку.

Смотрящий вынул из нее ворох бумаг, подтверждающих его полномочия, и протянул их настоятелю.

-- С этого момента и до конца расследования ваш монастырь поступает в мое полное распоряжение, - Пелес усмехнулся. Усмешка вышла на редкость зловещей. - Я выясню, что вы читаете, что едите, как часто молитесь и какие видите сны. А так же нет ли в ваших рядах скрытых магов. Меня интересует все. И потрудитесь найти места для моих сопровождающих. Со мною прибыли двадцать пять человек. Заметьте, все они прибыли издалека, и нуждаются в отдыхе. А пока заканчивайте свой обед, пища, добытая тяжким трудом, не заслуживает спешки. Приятного аппетита.

Он развернулся, и, не обращая на тяжелые взгляды, которым его провожали монахи, покинул столовую. Его помощники плотно закрыли за собой дверь. В этот момент раздался звук опрокидываемого стула и, обернувшись, я увидел, как Бариус падает, словно подрубленное дерево. Марк, бывший к нему ближе остальных успел подхватить старика и не дал тому разбиться о каменный пол. Все подскочили со своих мест и сгрудились вокруг настоятеля. Он был без сознания.

-- У него глубокий обморок, но ничего страшного, - вынес вердикт Кларк, исполнявший у нас обязанности врача. - Слава Свету, что это не сердечный приступ.

-- Давайте отнесем его в лазарет, - предложил кто-то.

-- А что делать со Смотрящими?

-- Я со всем разберусь, не волнуйтесь, - сказал Матис, заместитель настоятеля, но его голос звучал не слишком уверено.

Я смотрел, как Бариуса осторожно перекладывают на носилки и уносят в лазарет, и внезапно понял, что наша жизнь уже никогда не будет такой как прежде. Конец тишине, покою и надеждам. Святой Мартин верил, что всякие перемены ведут только к лучшему, но сейчас я был с ним не согласен. Откуда только взялся этот Пелес на наши головы? Или это испытание, которое посылает нам Свет, чтобы проверить чистоту помыслов?

И хоть я и не знал ответа, но мне почему-то казалось, что Свет к приходу Смотрящих не имеет никакого отношения. Что они забыли в нашем городе? За время, проведенное в монастыре, я хорошо успел узнать каждого монаха, и мог поручиться за любого из них, как за самого себя. Это были люди с недостатками и слабостями, но хорошего в них всегда было больше чем плохого. А Пелес собрался искать среди нас магов... Какая глупость! Теперь за нами будут следить Смотрящие, следить за каждым шагом. Устроят обыск... А что если они что-нибудь найдут?

Страх запустил в мою душу свои липкие пальцы. Какая судьба тогда ожидает нас? Нет-нет, я только зря пугаю себя.

Рем тронул меня за плечо. По его сосредоточенному выражению лица я понял, что он не меньше меня ошарашен появлением у нас Смотрящих.

-- Похоже, что наш поход отменяется.

-- Похоже, что ты прав. Вряд ли сегодня нам будет позволено выйти в город.

-- Клемент, я уверен, что они у нас ненадолго. Побудут пару дней и отправятся восвояси. Пелес слишком важная птица, чтобы жить с нами. Для него здесь нет ни места, ни особых условий.

-- Ты думаешь, они ему так уж нужны? Ты только вспомни его злые глаза.

-- Конечно нужны. Ведь он из Вернстока. Ходят упорные слухи, что там для монахов заведено четырехразовое питание и горячая вода в любое время суток. Я не говорю уже о множестве помощников, наподобие тех крестьян, что привозят нам хлеб и дрова. Клемент, о чем ты думаешь?

-- О том, где именно Матис собирается размесить столько человек. Ведь в монастыре нет лишних мест.

-- Придется потесниться. Будем спать по двое в одной келье, хоть это и очень неудобно. Если что, то я перебираюсь к тебе. Или ты ко мне.

Я кивнул, ничего не имея против.

Бывает так, что за несколько дней можно произойти больше перемен, чем за несколько лет. Люди Пелеса неотступно следовали за монахами. Они ни с кем не заговаривали, двигались беззвучно, словно тени, внезапно появлялись и тут же исчезали. На них можно было натолкнуться везде: возле колодца, в библиотеке, в собственной келье. Они получили доступ ко всему и даже позволяли себе рыться в личных вещах монахов.

Клемент то и дело ловил на себе их изучающий взгляд, стремительно оборачивался, но рядом уже никого не было. Сам Пелес заперся в кабинете Бариуса, сославшись на то, что он должен лично изучить состояние дел. Похоже, что главу Смотрящих нисколько не волновало состояние здоровья самого настоятеля. Узнав о том, что Бариус в обмороке, он только пожал плечами.

Из-за незваных гостей монахам пришлось жить в кельях по двое. Комнатки были малы и двое взрослых мужчин помещались в них с большим трудом. Одному из них приходилось спать на полу.

Однажды утром Пелес во всеуслышанье объявил, что ему придется задержаться в этом монастыре надолго, потому что в нем были обнаружены вопиющие нарушения. О каких конкретно нарушениях идет речь он уточнять не стал, но вместо этого строжайше запретил покидать монастырь без его ведома. Серые монахи по несколько человек стали дежурить возле выходов и превратились в настоящих тюремщиков.

В такой нездоровой обстановке прошло два дня, а на третий настоятель Бариус скончался.

Около полуночи Кларк принялся бить в гонг в зале собраний, созывая братьев. Поднятые по тревоге, они прибежали наспех одетые. Кое-кто даже не успел обуться и теперь держал в руке сандалии.

-- Я должен сообщить вам грустную весть. Десять минут назад, - Кларк на секунду замолчал, - настоятель оставил нас и слился со Светом.

От такой новости монахи мгновенно проснулись. Они не желали верить, что Бариус мертв. Он олицетворял собой монастырь и был такой же неотъемлемой его частью, как и вековые стены.

-- А от чего умер настоятель? - спросил вдруг Пелес, неожиданно появляясь из-за спины одного из своих помощников.

Кларк, несмотря на свои внушительные размеры - он был двухметрового роста, сжался при виде этого невзрачного человека.

-- Насколько я могу судить, у него случился обширный инфаркт. Я ничем не мог помочь. Перед кончиной он ненадолго пришел в сознание, но когда я вернулся с лекарством, у него уже началась агония. Он умер быстро.

-- Вот как... - казалось, Смотрящий был удовлетворен таким ответом. - Ну что же... Для него это только к лучшему. Видите ли, - он обвел притихших монахов взглядом, - если бы ваш настоятель не умер, то предстал бы перед судом ордена. У меня есть неопровержимые доказательства того, что он был связан с приспешниками темных сил.

-- Чушь! - воскликнул, не выдержав Джером, который на протяжении сорока лет был верным другом Бариуса. - Не смейте порочить его честное имя! Если у вас есть эти самые доказательства, так предъявите их! И не потом, а сейчас! Оставьте свои недомолвки, они только оскорбляют честных людей. Мы имеем право знать, в чем Бариуса и нас обвиняют.

-- Вас зовут Джером, не так ли? - Пелес прищурился. - Вы мне весьма интересны... И уже давно. - Он сделал неуловимый знак рукой, и Джерома схватили серые братья и потащили к выходу.

-- Что здесь происходит? - возмутился Матис. - Куда вы его тащит... ведете?

-- На допрос, - спокойно ответил Пелес. - Я должен узнать всю правду.

-- Во имя Света, о какой правде идет речь?!

-- Вы тоже думаете, что Бариус был тем, кем казался? - он повысил голос. - Какая наивность!

-- Объясните же, наконец... - принялись роптать монахи.

Пелес поднял руку, призывая всех к вниманию.

-- Бариус вел двойную игру. Долгое время он работал на магов, при чем на самых худших из них - на некромантов.

Его слова вызвали шквал вопросов. Пелес подождал, пока шум утихнет, и продолжил:

-- Да, не удивляйтесь... Вот, - он достал из кармана сложенный вчетверо листок и неторопливо развернул его, - сведенья, которые он собирался сообщить нашим врагам. Как вы можете убедиться, это почерк вашего настоятеля. И заметьте, это только одно доказательств из многих.

-- Бариус был их шпионом? - недоверчиво спросил Матис. - Но... Это так...

-- Да, я понимаю, что трудно принять то, что человек, который должен был быть для всех вас примером, вдруг оказался предателем. Но еще основатель ордена предупреждал нас о возможной опасности. Именно поэтому и нужны мы - Смотрящие, чтобы не допустить подобного. Он искусно притворялся, и только. Бариус никогда не разделял взглядов ордена и имел черную как сама Тьма душу. Вам ясно?

-- Да... - кивнул Матис, окинув взглядом зал, полный людей Пелеса. - Можно похоронить Бариуса как того требует обычай?

-- Конечно, но только сделайте это как можно быстрее. В любом случае, мы должны поступать как люди, а не звери. А теперь расходитесь по комнатам. Но помните, что среди вас есть предатели. Не доверяйте никому, даже если вы много лет знаете этого человека. У Бариуса были помощники. Но я обязательно выясню, кто это и их постигнет заслуженная кара.

Пелес развернулся и вышел. Вместе с ним зал собраний покинула часть Смотрящих. Остальные монахи еще некоторое время постояли, но под пристальным взглядом Серых, как их за глаза называли, было слишком неуютно, и они вернулись обратно в свои кельи. До рассвета осталось еще несколько часов, но никто больше не ложился. Они просто не могли больше спать.

Рем не стал зажигать свечу и не дал это сделать Клементу.

-- За нами сейчас наверняка следят, поэтому давай не будем привлекать к себе лишнего внимания. Пусть думают, что мы легли спать.

-- Жаль старика.

-- Жаль. - Рем тоскливо вздохнул.

-- Ты веришь словам Пелеса? - тихо спросил Клемент.

-- Нет. И бумага, которую он нам показал, тоже ничего не значит. Почерк могли подделать. Знаешь, я тут узнал... - Рем понизил голос и зашептал Клементу прямо в ухо. - Марк подозревает, что Бариуса убили, и это дело рук Серых. Он видел, как один из них входил в лазарет, когда там не было Кларка.

-- Да ты что!... Это очень серьезное обвинение. А сам Марк, что там делал?

-- У него было ночное дежурство.

-- Точно, ты прав.

-- Ты же понимаешь, что отравить человека проще простого.

-- Мне это все не нравиться... Не потому ли Кларк держался так неуверенно? А ведь он хороший врач. Если твои подозрения верны, то он мог распознать яд, но ничего не сказал, потому что...

-- Боится за свою жизнь, - закончил за него фразу Рем. - Нас вдвое больше чем Серых, но судя по их виду - это настоящие бойцы, а мы нет. Силы неравные.

-- Но ведь это же убийство! - Клемент сжал кулаки. - Как они только посмели?! И зачем? Я не понимаю, для чего было убивать Бариуса? Почему просто не сместить его, если он вдруг стал кому-то неугоден? Настоятель всегда неукоснительно выполнял все предписания, и если бы из Вернстока ему прислали замену, он бы тут же без возражений сложил свои полномочия. Еще не было человека более верного ордену, чем он.

-- А вдруг они не те, за кого себя выдают?

-- Но их сопроводительные листы в полном порядке, - заметил Клемент.

-- Бумаги могут быть фальшивкой, - отмахнулся Рем. - Их легко сделать, особенно если обладаешь магическими способностями. Вдруг Пелес сам маг?

-- Какой ужас!.. Хотя нет, тут я с тобой не согласен. Он бы не сумел войти в кабинет настоятеля, не выдав себя. В пол кабинета при строительстве монастыря гномами был заложен охранитель.

-- Это что за ерунда такая? - удивленно спросил Рем.

-- Ты не знаешь? Когда-то в одном из городов Севера была великая библиотека, вмещавшая в себя сотни тысяч книг. По преданию она была настолько древняя, что обладала собственным разумом. Я не помню всех подробностей, но однажды маги сделали что-то такое, что вызвало сильнейший пожар, и она во время него сильно пострадала. Библиотеку расформировали, оставшиеся книги увезли в другие хранилища, а само здание разобрали по частям. Но даже самые маленькие камни до сих пор несут в себе частицу разума той библиотеки, и всякий раз, когда рядом с ними оказывается человек, наделенный магическими способностями, они начинают светиться. Они помнят, кто послужил причиной гибели их прародительницы. С тех пор такие камни называют охранителями.

-- Впервые слышу эту историю. Ну да ладно, чего ж удивляться, ты всегда был более начитан, чем я. А эти камни не могут ошибаться?

-- Нет, не могут. Их свойства неоднократно проверяли.

-- Хорошо, примем как данность, что Пелес послан нам от имени ордена. Но если мы оба считаем Бариуса невиновным, то в таком случае откуда взялась эта злополучная бумага?

-- Ее могли подбросить, - не слишком уверенно сказал Клемент.

-- За все те годы, что мы живем здесь, ты можешь назвать хоть одного человека, который желал бы зла настоятелю? Я не имею в виду мелкие разногласия. Кто-то должен был питать к нему страшную ненависть, чтобы поступить подобным образом. Под удар поставлен весь монастырь.

-- Нет, не могу. Среди нас нет такого.

-- Вот видишь. Выходит, что Пелес сам подбросил эту бумагу.

-- Пока не назначат нового настоятеля, он будет здесь главным. И возможно орден оставит его здесь надолго для проведения дополнительного расследования.

-- Может, Пелесу был нужен собственный монастырь, и чтобы его заполучить он решил подставить нашего старика?

-- Во имя Света! Пойти ради этого на убийство?!

-- Клемент, иногда мне кажется, что ты совсем не знаешь жизни. В ней всегда найдется место черному делу. Если Пелес останется здесь наводить свои порядки, то я уйду из монастыря. Возраст у меня как раз подходящий. Стану странствующим монахом. Давно было пора это сделать.

-- Я тоже уйду, - с грустью сказал Клемент. - Будем странствовать вместе. Если конечно нас еще отпустят. С обвинением Бариуса в пособничестве некромантам тень подозрения падает на каждого из нас.

-- Меня волнует участь Джерома, - сказал Рем. - Если история с предательством выдумана от начала до конца, то, что они могут от него узнать?

-- Завтра утром надо собраться всем вместе, поднимем шум, и вызволить его. В крайнем случае, посадим Джерома под домашний арест, но под нашим присмотром.

-- А почему не сейчас?

-- Ты видел ширину плеч Серых? - хмыкнул Клемент. - Хочешь составить Джерому компанию?

-- Да, вдвоем мы не справимся, - согласился Рем, растягиваясь на подстилке. Сегодня была его очередь спать на полу.

-- А вдруг они вооружены?

-- Наверняка. Проверь на месте ли твой нож.

Клемент потянулся было к сундуку, но на полпути его рука остановилась.

-- Погоди... Что ты этим хочешь сказать? Мы же не пойдем на открытое неповиновение?

Рем молчал.

-- Это противоречит учению Святого Мартина. Могут погибнуть люди.

-- А если следующим, кого обвинят будешь ты или я? Тебе напомнить, как закончил свой жизненный путь сам Мартин?

-- Мне не нравятся твои слова, - пробормотал Клемент, но сундук открыл.

Темнота нисколько не мешала ему. За столько лет проведенных здесь, он знал расположение вещей в келье с точностью до миллиметра.

-- Он на месте, - констатировал Клемент, доставая простой, но удобный нож, с деревянной рукоятью, доставшийся ему еще от отца.

-- Возьмешь его завтра с собой.

-- Скажи, что ты задумал? Раньше у тебя не было от меня секретов.

-- Ничего, - нехотя ответил ему друг, - просто у меня плохое предчувствие. Знаешь, как накануне того дня, когда два года назад я упал с яблони и сломал себе руку. Только еще хуже.

-- Послушай, а вдруг среди нас действительно скрывается некромант? - Клементу совсем не хотелось прибегать к оружию, что он держал в руке. - Вспомни, кто из монахов ни разу не заходил в кабинет настоятеля?

-- К нему заходил каждый. Не ищи врагов там, где их нет, иначе ты окажешься на полпути к тому, на что рассчитывает Пелес. Он только того и ждет, чтобы мы стали подозревать друг друга и все перессорились на этой почве.

Клемент лег на скрипнувшую под его весом кушетку, положил локоть под голову и задумался:

-- За эти несколько дней случилось столько всего... Смотрящие перевернули наш монастырь с ног на голову. Кто-то забрал все мои иллюстрации, над которыми я работал последний месяц. Они бесследно пропали.

-- Ты не говорил мне об этом. А что такого крамольного было в твоих рисунках?

-- Ничего особенного. Книга, которую я иллюстрирую, называется "Деяния больших и малых купцов юга" и она очень скучная. Кто сколько и чего перевозил, когда, на чем, для чего, плюс величина пошлин в том или ином княжестве - вот собственно и все ее содержание. Бариус лично попросил меня ею заняться, потому что Ромм и Калеб ее всячески избегали. И я их не виню, они были абсолютно правы. С творческой точки зрения - эта книга настоящее болото.

-- Что же мы теперь будем делать без Бариуса? - пробормотал Рем. - Он был всем нам как отец.

-- Лучше не думай об этом. Скоро рассветет и снова наступит новый день, - глухо ответил Клемент, отворачиваясь к стене и упираясь носом в подушку. В горле у него стоял тугой комок.

Похороны настоятеля состоялись во второй половине дня. С самого утра лил, не прекращаясь ни на минуту, сильный дождь. Земля раскисла и монахи, копавшие могилу, перемазались грязью словно кроты. На их лопаты постоянно налипала мокрая почва, затрудняя им работу, и поэтому они закончили на час позже, чем предполагали, чем вызвали неудовольствие Пелеса.

Настоятеля похоронили быстро. Глава Смотрящих запретил оказывать ему любые почести, разрешив, однако, завернуть тело в красный шелк и высечь на медной табличке полное имя Бариуса. Когда Клемент помогал опускать тело в могилу, у него дрожали руки. И совсем не потому, что ему было тяжело - за столько лет старик высох и почти ничего не весил. Просто настоятель значил для него намного больше, чем он думал.

За поясом у Клемента в футляре для писчих принадлежностей был спрятан нож. Он не хотел его брать, но Рем настоял. Сам же Клемент мысленно поклялся, что обнажит лезвие, только если ему будет угрожать смертельная опасность и никак иначе.

Люди Пелеса не отпустили Джерома даже на пять минут, чтобы в последний раз дать ему проститься со старым другом. Поведение Смотрящих было вызывающе дерзким, и среди монахов с каждой минутой росло недовольство. Масла в огонь подливали Марк с Ремом, которые ходили и как бы невзначай заговаривали с братьями, подбивая их освободить Джерома. Как только монахам сообщали о том, что видел Марк во время своего дежурства, они становились мрачными, словно грозовая туча. Версия того, что Бариус был убит Серыми, находила себе все больше сторонников.

Когда была брошена последняя горсть земли, и над могилой вырос холм, напряжение, разлитое в воздухе достигло своего пика. Пелес сжав губы в тонкую линию, пронзительным взглядом уставился на монахов:

-- Что вы сгрудились в кучу, словно овцы? Что-то не нравиться?

Его люди напряглись и потянулись за оружием, которое было спрятано в широких рукавах их рясы.

-- Я знаю, что происходит... В ваших головах появились богопротивные мысли, которые вам внушил оборотень, этот приспешник колдуна. И вот, вера в силу Света ослабла. Но вас и ваши души еще можно спасти. Не сходите с прямого пути. Всякая кривая дорога обмана и предательства ведет к Тьме.

-- У тебя нет никакого права судить нас, - сказал Рем, выходя вперед. Его голос звенел, словно натянутая струна, выдавая его волнение. - Нет таких полномочий. Для этого существует суд ордена. До тех пор пока он не вынес свой приговор, мы все равны в его глазах. Ты не имеешь права удерживать брата Джерома. Если он в чем-то виноват, то мы сами проследим, чтобы наказание было соразмерно его вине.

-- Да, я прекрасно знаю, что представляет собой суд ордена, - мягко ответил Пелес, смежив веки. - Но вы забываете, что он для нормальных людей, а не для отродий Тьмы.

-- Где брат Джером?

-- Он отдыхает... После допроса. - Губы Пелеса искривила циничная усмешка.

-- Вы... вы посмели прибегнуть к пытке? - Рем не решался произнести вслух страшную догадку.

-- В случае с некромантом цель оправдывает средства. - Смотрящий пожал плечами и развернулся к нему спиной, собираясь уходить.

-- Среди нас есть только одно отродье Тьмы! - воскликнул Рем, почернев от негодования. - И это вы!

Он выхватил из-за пояса тонкий, как игла нож, и занес его над Пелесом, но Смотрящий оказался проворнее. Монахи и ахнуть не успели, как он обернулся и по самую рукоять всадил в живот Рема собственный кинжал. Длинное острое лезвие вошло в тело словно масло. Сам же Пелес, не теряя обычного хладнокровия, забрал у монаха его оружие, резким движением выдернул кинжал и отошел на два шага в сторону.

Рем покачнулся и упал на колени. Руками он держался за живот, безуспешно пытаясь зажать ими рану. Кровь лилась потоком.

-- Вы все свидетели - он первым напал на меня, - сказал Пелес. - Теперь вы не посмеете сомневаться в моих словах. Какой брат, верящий в силу Света решиться на хладнокровное убийство?

-- Ты его...- не договорил кто-то из монахов.

-- Я вынужден был защищать свою жизнь, и мою руку направило само провидение. Враг не дремлет, но Свет непобедим.

Клемент не отрываясь смотрел на друга. Рем силился ему что-то сказать, но изо рта не доносилось ни звука. По его губам и подбородку потекли свежие струйки крови.

-- Рема еще можно спасти! - Кларк сделал попытку приблизиться к умирающему, но его не пустили Смотрящие.

-- Собаке - собачья смерть. Пусть это будет наукой всем сочувствующим Тьме, - сказал Пелес и, запрокинув голову Рема, резким движением перерезал ему горло.

Часть монахов невольно вскрикнула и отвернулась. При виде этой страшной картины, Клемент не осознавая, что он собственно делает, потянулся за футляром. Его голова трещала, как будто ее сжимали невидимые тиски. В ушах гулко стучала кровь, и на какой-то миг ему даже привиделось, что он слышит, как из-за его спины доноситься чей-то тихий голос.

Время замедлилась, секунды стали тягучими, а голос невидимки продолжал свой настойчивый шепот. При звуке этого спокойного голоса монаха охватила такая паника, что волосы на затылке встали дыбом. Клемент не мог разобрать слов, но ему чудилось, что он уже не раз слышал их и встречался с этим невидимым собеседником. Ужас завладел монахом, но тут шепот стих, словно его никогда не было.

Пелес с насмешкой следил за тем, как побледневший Клемент ошеломлено замер в нескольких шагах:

-- Хочешь написать об этом событии поучительный рассказ? Не стоит. Я незамедлительно отправлю отчет, где упомяну все, даже самые мелкие подробности.

Клемент с угрюмым видом, до боли в пальцах сжимал футляр, в котором место кисти и чернильницы лежал нож. Он представил, как вонзает его в Пелеса и тот падает мертвым прежде, чем успеет коснуться земли. Но одно дело представлять и совсем другое - сделать. Он не мог просто так убить человека. А Рем мог... Его непутевый друг хотя бы попытался это сделать. Он уже занес руку и не его вина, что Пелес все время был настороже.

А теперь Рем лежит на земле в луже собственной крови. Словно и не жил никогда.

-- Ты был другом этого парня, верно? - Смотрящий пытливо заглянул Клементу в глаза, но не увидел там ничего, кроме скорби. - Не торопись разделить его участь.

Футляр с тихим стуком выпал из ослабевших пальцев, но его владелец не заметил этого. Один из братьев осторожно подошел к монаху, и мягко обхватив его за плечи, отвел в сторону. Подальше от тела.

Больше Клемент ничего не помнил. Последующее несколько суток выпали из его памяти. Он не отвечал на вопросы, и казалось, действительно не замечал, что вокруг него происходит. Неподвижным пустым взглядом он смотрел вдаль, на что-то, видимое лишь ему одному. Когда его обследовал врач, то пришел к неутешительному выводу, что у него глубокий шок, вызванный смертью друга. Когда он выздоровеет и вернется в реальный мир, не знает никто.

Монаха отвели в комнату, уложили на кушетку и оставили одного. У монастыря и без того хватало проблем. Убийство Рема всех выбило из колеи, если не сказать больше. Своим поступком Пелес добился желаемого - больше никто не решался перечить Смотрящим.

К вечеру у Клемента начался сильный жар, и он принялся метаться по своему жесткому ложу. В его сновидения пришли кошмары.

Я вижу океан, медленно перекатывающий свои волны, вязкие и тягучие, словно свежая смола. Меня повсюду окружает кроваво-красная вода, и синее-синее небо над головой. Я медленно погружаюсь в воду, и не могу пошевелиться. Скоро я утону, захлебнувшись в этом океане. Мне не страшно, скорее даже интересно, какого это будет... Ведь я еще никогда не тонул.

Вот вода подкатывает к самому подбородку, еще выше, и я чувствую на своих губах ее соленые брызги. Конечно, так и должно быть, вода в океанах всегда солоноватая, с неуловимым привкусом меди. Вода достигает подбородка, я пытаюсь приподнять голову повыше и вдруг вижу Рема. Его лицо искажено страхом, он тоже тонет в этих вязких волнах.

-- Помоги мне! Клемент! Вытащи меня отсюда! Быстрее!

-- Я ничего не могу сделать! - кричу я в ответ.

Друг из последних сил тянется ко мне и протягивает руку, которой хватает мое плечо, и мы оба погружаемся под воду. Я пытаюсь освободиться из его цепких пальцев, но он сжимает их все крепче. Вода в океане совсем не мутная, как мне казалось поначалу, а прозрачная и сквозь ее красноту я вижу, что Рем улыбается. Теперь он спокоен.

Мы оба тонем. Странное дело - под водой сияет свет, и он движется к нам. Меня он пугает, в нем есть что-то зловеще. Сквозь толщу воды видно, как сияние неминуемо приближается к моим ногам.

Воздуха почти не осталось. Легкие разрываются от боли, и голос Рема звучит в моей голове: "не сопротивляйся, позволь им сделать это быстро". Я не выдерживаю и кричу. Свет обволакивает меня, он настолько ярок, что сквозь кожу и мышцы видны кости, он просвечивает тело насквозь.

Вода исчезла, под ногами твердый пол, усыпанный несколькими охапками соломы.

Где же я? Рядом со мной каменная стена, от нее веет ледяным холодом и сыростью. Ощутимо пахнет плесенью и даже во рту стоит ее терпкий привкус.

Мои ноги скованы толстой цепью, один конец которой продет в железное кольцо на стене, а другой тянется к Рему. Мы в тюрьме. Мой друг отвернулся от меня, его лицо спрятано в тени, но я-то знаю, что это он.

-- Почему ты подвел меня? - такого грустного голоса я не слышал ни от кого прежде. - Теперь мне придется стать одним из них.

-- Рем, друг мой, о чем ты говоришь?

Он медленно поворачивается, и я вижу, что вместо лица у него череп с пустыми глазницами. Волосы висят клочками, зубы темно-желтого цвета.

-- Ты же не оставишь меня здесь, правда? - свистящим шепотом спрашивает череп и согнувшись ползет ко мне. - Будем вместе как раньше, ведь мы же хотели путешествовать из города в город. Вдвоем. И никакие опасности нам не страшны, потому что у меня будет верный друг, на которого я смогу положиться. Дорога не будет скучной.

Это не Рем, это оживший скелет, забравший себе голос Рема. Я хочу убежать от него, но не могу, ведь мы соединены с ним одной цепью. Ужас связывает мое тело.

-- Думаешь, в могиле удобно лежать? - кричит скелет и смеется. - Ты это сейчас узнаешь. Я вырою ее для тебя вот этими вот руками!

Мне становиться дурно, стены тюрьмы тают. Я уже не вижу ничего кроме его черных глазниц, в которых загораются красные точки, словно кто-то невидимый раздувает угольки в очаге.

-- Уйди! Оставь меня в покое! - кричу я, но мой голос тише мышиного писка.

-- Покой еще нужно заслужить. Это самое дорогое, что есть на свете. После смерти не будет покоя, нет... - казалось, череп улыбается. - Я покажу тебе, что происходит по ту сторону.

Он толкает стену ногой, и камень рассыпается на мелкие кусочки. В лицо дует свежим ветром.

-- Клемент, не бойся... Ты только посмотри как здесь красиво. Время ничего не значит, его вообще не существует. Посмотри...

Я не хочу смотреть, но что-то заставляет меня раскрыть глаза помимо воли. Передо мной бескрайнее поле спелой пшеницы. Золотые колосья клонятся к земле под собственной тяжестью. Над полем простирается свинцово-серое небо, которое то и дело пронзают яркие всполохи огня.

-- Умри и все это будет твоим, - прошептал чей-то незнакомый голос вкрадчиво.

Я стремительно обернулся, но никого не увидел.

-- Мы останемся невидимками до тех пор, пока ты не позволишь нам явиться. Тебе нужно только пожелать. Скажи одно единственное слово... Мы тотчас встретим тебя. Скажи слово...

-- Явитесь.

И тотчас поле заполнили ряды ужасных мертвецов. Они разлагались, разваливались на части, падали, но каждый раз на их месте возникали новые.

-- Ты один из нас, - дружно стонали они.

-- Нет!

Я обернулся, но сзади меня ждала точно такая же картина. Лица у мертвецов стали меняться, плавиться и так до тех пор, пока на меня не уставились тысячи и тысячи Пелесов. Их глаза и губы двигались синхронно, словно отражения в многочисленных зеркалах. Глава Смотрящих нагло усмехался.

-- Тебе пришел конец, - сказал он. - Ты посмотрел нам в глаза. Это была твоя последняя ошибка. Встречай же его...

И тут вдалеке, на самом краю горизонта я заметил худого бледного человека, одетого во все черное. Он тоже увидел меня и сделал шаг навстречу.

Захлебываясь в жутком крике я проснулся. Чудовищное сновидение завершилось. Передо мной был снова белый полоток.

Патрик смочил губку в слабом растворе уксуса и заботливо вытер ею лоб Клемента. Из него получилась отличная сиделка. Монах обнаружил, что больной чуть приоткрыл глаза и от радости едва не выронил губку из рук.

-- Очнулся! Какое счастье! Тебе уже лучше? По сравнению со вчерашним днем жар заметно уменьшился.

-- Кто здесь? - надтреснутым голосом спросил Клемент. - У меня перед глазами стоит пелена. Все вокруг как в тумане. В глубоком тумане.

-- Это я - Патрик. Неужели ты меня не узнал? - обеспокоено спросил тот.

-- Я слышу твой голос... Ты нарушил обет молчания...

-- Пришлось, - вздохнул молодой монах. - Это самое малое, что я мог сделать. Когда тебя допрашивают с пристрастием, то глупо молчать... Да что это я болтаю? Кларк строжайше предупредил меня, что тебе нельзя волноваться.

-- Мне снились, - Клемент с трудом разлепил сухие губы, - странные вещи. Ты не поверишь мне, что я видел.

-- Это всего лишь кошмары, вызванные высокой температурой, но они больше не вернуться. Не думай о них. Теперь, когда ты пришел в сознание, я смогу тебя напоить укрепляющим отваром. Это отличное лекарство. - Он протянул Клементу кружку полную теплой горьковатой темно-коричневой жидкости и заставил его сделать несколько глотков.

Это простое действие отняло у больного монаха последние силы, и он в изнеможении откинулся обратно на подушку.

-- Мне снилось, что Рем был убит, - прошептал он. - Глупость какая...Скажи, где он? Я хочу поговорить с ним, удостовериться, что это неправда.

-- Эх... - Патрик был бы рад не отвечать на этот вопрос, но не мог. - Это правда, Клемент. Я не должен тебе это говорить, но я не могу лгать тебе. Его действительно убили. - Монах отвел взгляд. - Разве ты ничего не помнишь?

-- Я все еще в своем уме. Я помню, что случилось, но у меня оставалась маленькая надежда на чудо... - Клемент смежил веки. - Но его не произошло. Надежда - это очень глупое чувство, - он глубоко вздохнул и после нескольких минут молчания добавил. - Оставь меня одного, пожалуйста. Я хочу подумать.

-- Хорошо, - согласился Патрик, вставая со своего места. - Но я буду неподалеку.

Он захватил с собой полупустую кружку и отправился к Кларку за добавкой. Патрик хотел поскорее обрадовать братьев хорошей вестью. Многие монахи всерьез опасались, что Клемент умрет, уж очень тяжело протекала его болезнь.

Когда Патрик вернулся, то застал Клемента спящим. В этом не было ничего удивительного. В отвар помимо противовоспалительных и жаропонижающих компонентов входило сильнодействующее успокоительное. На этот раз сон Клемента был целебным, без сновидений.

На следующее утро он проснулся здоровым. И хотя монах был по-прежнему так слаб, что даже сесть не мог без посторонней помощи, его жизни больше ничего не угрожало. Потерянные силы со временем восстановятся с помощью питания. Когда Кларк тщательно осмотрел его, то остался доволен результатом.

-- Ты проживешь еще сто лет, - сказал он ему. - А может быть и двести.

-- У тебя такое довольное лицо, что мне становиться не по себе за свое железное здоровье... - заметил Клемент.

-- Конечно, довольное. Мне гораздо приятнее тебя видеть в сознании, чем метающегося в горячке. Да осветит Свет твой путь и даст тебе сил. Пока ты болел, мы все молились за тебя.

-- Спасибо. - Клемент бросил взгляд на хорошо знакомое ему изображение Мартина. Лицо Святого было печально. - Только благодаря вашим молитвам я сейчас с вами.

Кларк кивнул соглашаясь.

-- Ешь больше овощей и мяса, пей молока - насчет этого я распорядился на кухне, и как только сможешь - выходи в сад. Тебе нужен свежий воздух. - Напутствовал его врач перед уходом.

Клемент ничего не имел против усиленного питания. Стоило двери за Кларком закрыться, как он попытался встать с кушетки. Но для подобных подвигов было еще слишком рано. Ему так и не удалось подняться, поэтому пришлось довольствоваться положением сидя.

Монах невидящим взглядом смотрел на стену кельи, избегая всяких мыслей о Реме, опасаясь причинить себе новую боль, которая вернет его болезнь. Кто-то предусмотрительно убрал из кельи все вещи его друга, чтобы они больше не напоминали ему о нем. А может быть, вещи изъяли Смотрящие, кто знает? У Клемента не было желания спрашивать об этом. Не сейчас.

На крошечном столике рядом с кушеткой лежал принадлежащий ему писчий футляр, но монаху хватило одного взгляда, чтобы понять, что вместо ножа в нем снова лежат кисти и чернила. Где же в таком случае нож? Он был дорог Клементу как память об отце, и монах понял, что пока он не отыщет его, то не успокоиться.

Кое-как доползя до конца кровати, он потянулся к сундуку, что стоял в ногах и открыл крышку. Нож лежал поверх аккуратно сложенной нательной рубашки. Какая добрая душа вернула его на место? Наверное, кто-то из братьев, сильно рискуя, втайне проделал это от Серых.

И тут в смежном отделении Клемент заметил торчащий уголок свернутого вчетверо листка бумаги, которого там раньше не было. Он мог поклясться, что не клал туда этого листка. Странно дело...

Монах осторожно вытащил лист, развернул его и пробежал глазами первую строчку. Стены кельи задрожали и поплыли вокруг него, и он судорожно выдохнул. Не было никаких сомнений, что мелкий почерк, которым было написано данное послание, принадлежал Рему. Его друга уже нет, но он может еще что-то сказать ему. Рем никогда не писал писем, он вообще не любил писать, значит, это должно быть что-то важное. Настоящее послание с того света...

Клемент очень боялся того, что он может обнаружить в письме. В его голове крутились разные мысли, одна была пугающее другой. А вдруг Рем признается в нем в своей причастности к сообществу некромантов или к чему-то подобному? Это невероятно, это невозможно, но, а вдруг? Лучше уж совсем не знать такого, чтобы не чернить светлую память о друге. Но если он не найдет в себе силы прочесть ее до конца, то так и будет все оставшуюся жизнь мучаться подозрениями. Выходит, что делать нечего, надо заставить себя читать дальше... Тем более что сейчас никто не мешает.

Монах облизал пересохшие губы и принялся за чтение:

"Клемент! Хочу надеяться, что именно ты читаешь нижеизложенное, а не посторонние люди. Сейчас у меня есть немного свободного времени, и я решил употребить их с максимальной пользой и написать тебе.

Так уж получилось, что если в твоих руках находится сия бумага, значит, я уже мертв, потому что иначе я бы не позволил ей у тебя оказаться. Надеюсь, ты меня простишь за то, что я поступил столь безответственно и лишил тебя своего общества и дружбы, что связывала нас долгие годы.

Я не боюсь смерти - Создатель каждого из нас одарит по заслугам, и я уверен, что по ту сторону меня встретит сам Святой Мартин. Душа бессмертна, Клемент. Всегда помни об этом. Но не буду больше о грустном. Я намерен совершить самый важный поступок в моей жизни, чего ж тут грустить? Надо радоваться.

Понимаешь, я твердо намерен убить Пелеса. Да, я признаюсь тебе в этом и ничуть не стыжусь своего решения. Когда-то я считал, что всякое убийство недопустимо, и мы не имеем права отнимать жизнь, но теперь я так не думаю. Иногда - исключительно во имя добра, чтобы предотвратить большое зло, нужно совершить меньшее. Именно таковым является убийство этого ужасного человека. Кто-то может сказать, что у нас нет прав решать, кому жить, а кому умереть, но если это решим не мы, значит, за нас это сделают наши убийцы. Причем с легкостью. Их совесть не будет ничем отягощена.

Тебя, конечно, интересует, почему я хочу убить главу Смотрящих? Дело не в том, как он себя ведет по отношению к нам, не в том, что по его вине умер настоятель, и даже не в том, что от его рук сейчас страдает Джером, запертый в подвале.

Все это не так уж важно. В конце концов - все мы монахи, и когда проходили посвящение, то знали, что наша жизнь будет более тяжелой, по сравнению с жизнью обычных людей. Это наш выбор. Мы готовы безропотно нести бремя невзгод, что посылает нам небо и вера в Свет никогда не оставит наши сердца. И неважно, в каком обличье приходят невзгоды - в виде бабочки-капустницы, пожирающей урожай или отряда Серых. Но когда события перестают касаться только нас, выходят за границы монастыря, то этого уже совсем другой разговор.

Я уверен, что ты заметил резкую перемену в моем поведении. Вчерашний шутник за одну ночь превратился в малознакомого тебе интригана, который только и делает, что строит козни. Буду честен, все так и есть.

У меня есть тайна, в которую не был посвящен даже ты.

Случается, что меня посещают пророческие видения. Я до сих пор не понимаю, откуда они приходят, и, наверное, так и не пойму. Мне неизвестно кто мои родители, возможно, это их мрачное наследие? Это происходит не так уж часто - всего раз или два в год. Говорят, пророческий дар передается через несколько поколений ... Да, я вижу будущее, но не всегда это что-то важное. Чаще всего какие-то пустяки, о которых не стоит даже вспоминать. Но этой ночью мне приснился сон, который я не могу оставить без внимания.

Это видение было о нашем городе, о монастыре и о Пелесе. Он страшный человек, поверь. По его вине погибнут сотни, нет, тысячи людей. Он будет править нашим краем, и держать его жителей в постоянном страхе. Он правитель расчетливый, не знающий жалости и сострадания. Живое олицетворение того, против чего боролся Святой Мартин. Монастырь станет тюрьмой, а братья, и ты, даже ты - Клемент, станете в ней тюремщиками. Прости, но я не хочу этого. Да что там говорить, в моем сне много чего было, но у меня нет желания упоминать об этой мерзости.

Себя я в этом сне не нашел, поэтому боюсь, что моя участь в любом случае достаточна печальна. Вот так вот.

Ты можешь возразить мне, и сказать, что сон - это всего лишь сон и то, что мне привиделось никак не связано с настоящим. Мол, воображение разыгралось. Нет, Клемент, нет. Я умею отличать пророческие видения от обычных. После пробуждения я ЗНАЮ, что так будет, точно так же, как ты знаешь, что солнце непременно встанет на востоке. Хотя, если бы солнце разок встало на западе, я был бы только рад этому. Надеюсь, ты понял, на что я намекаю...

Раз ты читаешь эту записку, значит, меня уже убили телохранители этого монстра. На этот счет у меня нет особых иллюзий. Не знаю, сумел ли я убить этого человека до того, как они до меня добрались, надеюсь, что все-таки сумел. Но если нет, то хорошенько подумай над тем, что я тебе сказал. Поверь, если я решил пойти на убийство и не пожалел свою собственную жизнь, значит было ради чего.

Пока Пелес жив нам не будет покоя. Не смею ни к чему призывать тебя. За годы нашей дружбы, я узнал тебя как рассудительного и умного человека, на которого можно положиться. Уверен, что какое бы ты не принял решение, оно будет правильным.

Но если ты посчитаешь, что тебе и Пелесу тесно в этом мире, я буду только рад. Твой отец сделал прекрасный нож. Его лезвие еще долго не затупиться.

Все, заканчиваю писать, и так получилось длиннее, чем я рассчитывал. Лист, как только прочтешь - немедленно сожги. Если он попадет Смотрящим, то скомпрометирует тебя.

Прощай Клемент, прощай навсегда. У меня не было лучше друга, чем ты".

Монах закончил читать и, выполняя последнее наставление Рема, зажег спиртовку, стоящую на столе. Его рука, держащая лист, помедлила чуть-чуть задержавшись подле огня. Но от записки было необходимо избавиться.

Синее пламя принялось жадно лизать бумагу, и вскоре от нее остался лишь пепел. Клемент не стал выключать спиртовку, и немигающим взглядом уставился на огонек. Нельзя сказать, чтобы послание Рема все ему прояснило. Наоборот, оно только добавило новые вопросы.

Монаху стало стыдно за то, что он подозревал Рема в связях с некромантами. Как он только мог так плохо думать о нем! Его друг принес себя в жертву во имя мира и справедливости. Убийство нельзя оправдать, но ведь он действовал из самых лучших побуждений.

Совсем некстати, Клемент вспомнил последнюю строчку письма, и на его глаза навернулись слезы. Стыд и срам, взрослый мужчина который не может совладать с собственными чувствами!

-- Монах должен быть спокоен, ничто не должно отражаться на его лице - ни гнев, ни жалость, ни печаль. Позволено появляться лишь доброй улыбке, - процитировал Клемент строчку из "Завета потомкам". - А я потерял покой. Это все последствия болезни, это она выбила его из колеи.

Рем видел пророческие сны и ничего не рассказывал ему о них. Странно все это... У них никогда не было секретов друг от друга. И хотя несколько раз Рем говорил Клементу о своих предчувствиях, откуда ему было знать, на что именно он намекает? Если хотя бы в тот роковой день, он был более внимателен к его словам, то, возможно, догадался бы, что тот задумал.

Ах, время, время - вернись назад... Ведь знай он наперед, что замыслил Рем, то воззвание к разуму несомненно помогло бы удержать его от этого опрометчивого, необдуманного поступка. Впрочем, незачем обманывать самого себя. Никакие увещевания не помогли бы. Если Рем что-то решил, то было невозможно заставить его свернуть с намеченного пути. Монашеская ряса не смогла излечить его от упрямства. Значит, незачем себя винить. Рема больше нет, и точка.

Клемент ощутил себя страшно одиноким. Подобное он уже испытал однажды, когда сидел у остывшей постели только что умерших родителей, и ждал прихода распорядителя из приюта. В тот раз одиночество охватило его с такой силой, что он физически ощущал его присутствие, словно это был живой человек. Незнакомец, пришедший в его дом с дурными намереньями. Одиночество было нигде и всюду, заполняя каждую клетку его тела.

Тогда ему привиделось, будто бы он остался один во всем мире. Он не слышал людских голосов, хотя раскрытое окно выходило на оживленную улицу, не видел солнечного света, хотя приближался полдень. Вокруг него были только тишина и темнота, и они сужали свое кольцо, постепенно подбираясь к нему все ближе и ближе. Их привлекало его живое тепло, и сладостный звук биенья сердца. Это была совсем не та тишина, от которой веяло теплом и всемирным спокойствием, и которую позже он так любил слушать в монастыре. В этой было зловещее наступление беспощадной неизвестности. Он пытался задержать дыхание, чтобы не выдать себя, но знал, что от наступающей темноты нигде не скрыться.

Клемент, все глубже погружался в безрадостные воспоминания. Нет больше ни Рема, ни родителей, ни настоятеля Бариуса. Пусть Свет будем милосерден к каждому из них.

Он жалеет об утраченных близких, о том времени, которое они могли бы провести вместе. Когда они были живы, он не ценил их, считая присутствие родных людей само собой разумеющемся. Должно быть и сейчас, в мире есть те, кто будут дороги ему, те, о которых он не знает, потому что они еще не встречались. Они принадлежат будущему и соединены с настоящим только дыханием. Но они живут, чувствуют...

Вздох, еще вздох... Если закрыть глаза, то можно ощутить их присутствие, услышать как они дышат вместе с тобой. Этот вечный ритм прочно связывает вас, как связывает совместное биение сердец. Когда-нибудь, будущее тоже обернется прошлым, и он их потеряет навсегда. Но у него останутся воспоминания. Он вспомнит себя ребенком, когда все, кого он любил, были еще живы и на мгновенье ему станет легче...

У них было общее солнце и звезды. Под этим небом они объединяют нас всех.

Неожиданно в келью вошел Патрик, держащий кувшин с молоком и большой кусок свежего белого хлеба. Он увидел зажженную спиртовку и нахмурился:

-- Зачем она тебе? Из-за этой штуки частенько случаются пожары.

-- Я люблю смотреть на огонь, - признался Клемент. - И я не собираюсь ничего поджигать, не волнуйся. Так странно слушать твой голос, после стольких месяцев молчания.

-- Мне и самому странно, но что поделаешь? Ко всему можно привыкнуть заново. - Он пожал плечами. - Я пришел отдать тебе это молоко и кое о чем предупредить.

-- О чем?

-- Сейчас сюда нагрянет Пелес с компанией. Он узнал, что тебе стало лучше и хочет тебя видеть.

Губы Клемента сжались в тонкую линию. Он затушил спиртовку и вопросительно вскинул бровь.

-- Я успею поесть? Для разговора с этим мерзким человеком мне понадобятся все силы.

-- Вполне, - Патрик протянул ему хлеб и налил в кружку молока.

-- Расскажи мне, что важного произошло за то время, пока я был без сознания?

-- Ничего из ряда вон выходящего. Больше никого не убивали, если ты об этом, - Патрик грустно шмыгнул носом.

-- А Рема... как похоронили?

-- Рядом с настоятелем. Сначала Пелес хотел отвезти его тело в лес и бросить там, чтобы оно досталось волкам, но мы не допустили святотатства. - Монах неуверенно покачал головой. - Клемент, позволь спросить, почему Рем это сделал? Я не верю, что он заодно с некромантами, - Патрик понизил голос, - но ведь для такого поступка должна быть веская причина. И ты должен знать какая, ведь ты был его лучшим другом.

-- Он не советовался со мной, - Клемент посмотрел на Патрика с укором. - Если бы я заранее знал о его планах, то, естественно, не допустил бы подобного.

-- А как же нож, что я нашел в твоем писчем футляре?

-- Это ты его выложил?

-- Да, больше о нем никому не известно, не волнуйся.

-- Рем попросил меня взять его. На всякий случай. Но мы не планировали убийства.

-- Ты - нет, а Рем - да, - молодой монах снова покачал головой. - Именно поэтому твой нож так и остался в футляре, а он обнажил свое оружие.

-- Патрик, я не хочу сейчас об этом говорить. Мой ответ ты слышал.

Клемент сделал несколько больших глотков. Молоко обладало приятным сладковатым привкусом.

-- Пелес будет этим интересоваться, вот увидишь. Так что разговора все равно не избежать.

-- От меня он услышит тоже самое. Что с Джеромом?

-- Вчера вечером его увезли в Вернсток. Там суд ордена вынесет ему приговор.

-- Бред. - Одним словом Клемент выразил все, что он думает об этом. - Какой еще суд ордена? Если его пытали, то он может и не дожить до Вернстока. И за что на нас свалились эти беды?

-- Видно мы больше не угодны Свету...- Патрик вздохнул. - Но мы не отчаиваемся. Как учил Святой Мартин - за черной полосой в жизни всегда следует белая.

Клементу внезапно пришло на ум, что жизнь по большей части состоит из одних серых полос, с черным отливом, но он не решился говорить об этом Патрику.

-- Теперь о делах: когда тебе станет лучше, мы надеемся, что ты вернешься к работе. Иллюстраторы нужны в любые времена.

-- Обязательно, - согласно кивнул Клемент. - Работа помогает отвлечься от дурных мыслей.

Патрик вылил остатки молока из кувшина в кружку и, пожелав ему удачи, покинул келью. Клемент поправил подушку и стал ждать прихода Пелеса. Нужно было успокоиться, чтобы ничем не выдать своих истинных чувств. А для него это будет нелегко.

Рем говорил в письме о прекрасном ноже, намекая на то, что Клемент должен завершить незаконченное дело. Какая страшная мысль... Пойдет ли он на убийство? И на основании чего - догадок самого Рема? На данный момент эта единственная причина, если, конечно, не брать в расчет банальное чувство мести. Жестоких людей в мире немало, немало их и в самом ордене, в этом нет ничего удивительно. Но все же это не основание для убийства. Среди Смотрящих по определению не может быть мягкосердечных людей, они склонны подозревать всех и вся.

Прямых же доказательств того, что Пелес является сосредоточием зла, у Клемента не было.

Он представил себе, как берется за гладкую и такую удобную рукоять ножа, крепко сжимает ее и в удобный момент вонзает в раскрытую грудь ничего не подозревающего Пелеса. Картина была манящей и отталкивающей одновременно. Темнеющая на воздухе кровь, пропитывающая ткань... Клемент и сам не заметил, как в его руках оказался нож. Он опустил глаза и с изумлением уставился на сверкающее лезвие. Выходит, что его животные инстинкты в противовес голосу разума были за хладнокровное убийство.

Но что с них взять? На то они и инстинкты.

Чутким ухом, Клемент уловил отчетливые шаги, словно несколько человек шагали строем. Несомненно, это были Смотрящие. Монах поспешно спрятал нож под подушку, надеясь, что Серым не придет в голову прямо сейчас проводить обыск в его келье. У них было на это масса времени, пока он лежал в беспамятстве.

Пелес вошел без стука. Он оставил своих телохранителей у входа - в этой маленькой комнате для них все равно не было места. Глава Смотрящих сел на стул и, не говоря ни слова, принялся сверлить Клемента взглядом. Пелес был похож на хищную птицу, примеривающуюся, куда половчее клюнуть свою беззащитную жертву. У Клемента мурашки побежали по коже. Он чувствовал себя нераскаявшимся злодеем, на совести которого столько преступлений, что уже никто не в силах будет ему помочь.

-- Вы что-то хотели? - вежливо спросил монах, непроизвольно сжав кулаки.

-- Да... Сущую безделицу, - Пелес недобро усмехнулся. - Имя заказчика.

Клементу даже не пришлось изображать удивленный вид. Он действительно был удивлен.

-- Нет ответа? - Пелес пожал плечами. - Да, возможно, ты его не знаешь.

-- Я и не знаю, - подтвердил Клемент.

-- Как ты себя чувствуешь? - спросил Смотрящий неожиданно заботливым тоном. - Ты очень бледен.

-- Сегодня мне лучше, чем вчера.

-- Впервые вижу, чтобы взрослый мужчины валялся в горячке из-за подобного пустяка... - губы Смотрящего изогнулись в презрительной усмешке. - Он же даже не твой родственник. Было бы из-за чего страдать.

-- Рем был моим другом с самого детства.

-- Плохим другом, раз он плел заговоры за твоей спиной. Думаешь, я не знаю, что он подбивал весь монастырь на восстание? И выдумал эту нелепую ложь, будто бы я убил вашего настоятеля...Он был пособником темных, можешь не сомневаться.

Пелес подошел к окну и выглянул во двор.

-- Да-да. Они умнеют завязать дружбу, втереться в доверие. Я немало насмотрелся на них. И кто знает, какие мерзости противные человеческому существу творил этот монах, когда ты засыпал?

Клемент не отрываясь, смотрел на незащищенную спину Пелеса. Его рука постепенно двигалась к подушке. Тот, продолжая говорить, стоял не оборачиваясь:

-- Святой Мартин предупреждал, что нет существа беспощаднее мага, но самые жестокие из них некроманты, которые так крепко связали свой путь с темными силами, что им больше нет пути назад. Они подстерегают людей и живьем варят их, что бы потом из сваренной плоти приготовить свои колдовские зелья. Некроманты сцеживают кровь в огромные чаны и принимают в них ванны, чтобы оставаться вечно молодыми. Они уничтожают человеческую душу, заставляя тело погибшего человека вечно служить себе.

Все эти страшные вещи Пелес говорил спокойным, будничным тоном.

-- Так тебе ничего не известно о связях Рема с некромантами?

-- Нет, - с усилием выдавил из себя Клемент. - Я всегда считал Рема достойным монахом, служащим Свету.

-- Ну что же, я верю тебе. - Пелес кивнул и, развернувшись, сочувствующее похлопал его по плечу. - Нелегко быть обманутым, нелегко. Рем предал не только тебя, но и орден. Всех нас. Если тебе захочется что-нибудь сказать - ты знаешь, где меня найти.

-- Где? - непонимающе спросил Клемент.

-- В кабинете бывшего настоятеля. Ваш монастырь - очень занятное место и я должен буду задержаться здесь дольше, чем планировал. Открою тебе тайну - в этом краю столько магов, сколько я не видел уже давно. Правда, в этом нет ничего удивительного, они часто бегут в глухие районы, вроде вашего, чтобы творить там свои черные дела. Думают, что если до Вернстока далеко, то их не достать. Какая наивность... - Пелес хмыкнул и, не прощаясь, покинул келью.

Сразу после его ухода Клемент облегченно перевел дух и вытащил руку из-под подушки. Пелес был в его власти, но он не воспользовался ситуацией. Нет, он не пошел на убийство, он был выше этого. Нельзя так опрометчиво поступать, нельзя... Нужно успокоиться.

Клемент закрыл глаза.

В это самое время, Пелес наклонившись к одному из своих помощников, сказал:

-- Маленькая провокация успехом не увенчалась. Возможно, он действительно чист. Наблюдайте за ним.

Смотрящий послушно кивнул.

Через несколько дней Клемент полностью поправился и смог целиком сосредоточиться на работе. Те иллюстрации, которые он сделал ранее, к сожалению, так и не нашлись. В этот раз по совету Матиса, чтобы отвлечься он взял более интересную книгу. Это был Брейсток и его известный всем любителям животных труд "Твари лесные". Раньше книга содержала рисунки самого автора, но они не выдерживали никакой критики, поэтому Клемент должен был их творчески переработать.

Рабочее место монаха - деревянный стол с широкой столешницей располагался возле самого окна. Иллюстратору нужно много света. Было холодно и из окна немилосердно дуло, но Клемент не покидал своего места даже для того, чтобы согреть над жаровней с углями озябшие руки. Погруженный в работу он ничего не видел и не слышал. А главное - не помнил.

О недавней трагедии напоминали только два холмика на заднем дворе и более грустные, чем обычно лица монахов. Раньше в монастыре нередко слышался веселый смех, ведь служенье Свету - радостное служение, но сейчас его не стало. Улыбка замерзала на губах у братьев, стоило лишь им увидеть эти злополучные холмики. Не способствовала проявлению радости и постоянная слежка Смотрящих. Серые ни с кем не разговаривали, обедали отдельно, и остальные монахи их открыто ненавидели.

До зимы было еще далеко, но она все ощутимее давала о себе знать. Ночью температура опускалась до нуля, и утром лужи на дорогах оказывались скованными льдом. Днем ненадолго теплело, лед таял, и раскисшие дороги превращались в грязное месиво. Деревья сбросили последние листья и теперь стояли голые, в ожидании грядущих морозов.

Пелес и его люди ввели в монастыре свои порядки. Ни один из монахов не мог отлучаться без ведома нового настоятеля, и куда бы он не отправился его везде сопровождали двое Смотрящих. Теперь даже обычная поездка за солью или крупами превращалась в конвоируемую процессию. В любом случае позволение выйти в город, можно было получить, только если это было необходимо для удовлетворения нужд монастыря.

Пелес активно включился в выявление магов и некромантов. Все монахи были еще раз допрошены, а их личные вещи заново пересмотрены. Все библиотечные книги и особенно монастырская деловая документация подвергнуты тщательному изучению. Так ничего и не найдя у монахов Пелес принялся за жителей города.

Была организована охота на все магическое. Горожане, прослышав о том, что новый настоятель будет весьма рад получить сведения касательно занятий магии, принялись писать доносы на собственных соседей. К этому их подталкивало обещание того, что третья часть имущества осужденного мага полагается доносчику, или как его называл сам Пелес - бдительному человеку. Таких "бдительных людей", желающих поживиться за чужой счет в городке нашлось немало.

Коротенькие записки и подробные обстоятельные письма, красочно описывающие колдовские действия, широким потоком потекли в кабинет Пелеса. Смотрящие сортировали их по степени тяжести проступков и давали читать Пелесу только те, что заслуживали его максимального внимания.

Записки, в которых говорилось о том, как бедная жена зеленщика недобрым взглядом смотрела на сметану в молочной лавке, а она потом скисла, Смотрящих мало интересовали. Зато если поступала информация о том, что несколько торговцев среднего достатка регулярно совершают прогулки в лес и по свидетельству очевидцев разжигают там костер и вызывают духов - эту информацию было необходимо проверить. И чем выше был достаток тех, на которых был написан донос, тем быстрее работали Серые.

Говорят, даже сам градоправитель Потис Вышек был "замечен" в оргии на городском кладбище, но он сумел откупиться от следствия. Странным образом во владение ордена отошел его новый дом в центре, поместье на берегу озера и принадлежащая градоправителю улица Ремесленников, где Вышек сдавал в аренду помещения. Градоправитель сложил полномочия досрочно и в кратчайший срок с семьей уехал в неизвестном направлении.

Его должность недолго оставалась вакантной. Вскоре ее занял доселе никому неизвестный Дин Мелот, который был более чем лоялен к ордену Света и Пелесу в частности. Таким же образом поступили с капитаном стражи: его пост перешел к Порсу, бывшему до этого простым наемником, а сам капитан, решив не ждать неприятностей на свою голову, продал дом и ухал вместе с женой к ее дальним родственникам.

За рекордно короткий срок - всего несколько недель, Смотрящие прибрали к своим рукам весь край. Они действовали методично, словно по заранее разработанному плану. Те люди, кто не могли уехать или откупиться, в страхе ждали, что за ними придут Серые братья и поведут их на допрос. То, что они будут осуждены ни у кого не вызывало сомнений.

Город превратился в место, где никто никому не мог доверять. Все подозревали друг друга. Собственный сосед теперь казался некромантом, пожирающим трупы, а соседка - колдуньей, отводящей удачу от твоего дома. Дело доходило даже до того, что какая-нибудь семейная пара тайком писала доносы друг на друга. Их обоих забирали в монастырь, и оттуда они уже не возвращались.

Чтобы городом было легче управлять, Пелес расширил ряды Смотрящих, набрав дополнительных людей из особо полезных доносчиков. Теперь под его началом было около четыреста человек. Эти люди имели мало общего с монахами. Они были сформированы в военизированные отряды, и они ничуть не скрывали того, что являются заурядной грубой силой. В монастыре и без них было тесно, поэтому они разместились в квартирах, что были отобраны у недавно выявленных колдунов.

С каждым днем Пелес выглядел все более довольным. Он потирал руки и подсчитывал прибыль. Глава Смотрящих еженедельно составлял длинный отсчет о проделанной работе и отсылал его в Вернсток. Дела шли успешно.

Клемент же словно и не замечал происходящих вокруг перемен.

После того как он закончил иллюстрировать Брейстока, он взялся за Васса Грачевского. Этот писатель был автором нашумевшей в свое время книги "Деяния святых: правда и вымысел". Но даже теперь, спустя столько лет прошедших с момента ее написания, для монаха это была очень занимательная книга. Работая над ней, он погружался в свой собственный мир черных извилистых линий и разноцветных красок.

Он просыпался с идеей нового образа, целый день работал над ним, и к вечеру тот был уже готов. Если же он не успевал его закончить, то образ приходил к нему во сне, где Клемент додумывал недостающие детали, которые спешил дорисовать сразу же после пробуждения. Он сделал около ста иллюстраций, и каждая из них была совершенна по своей сути. Раньше его безукоризненные работы вызвали бы чувство зависти у прочих братьев-иллюстраторов, но теперь им было не до этого.

За Клементом некоторое время велось пристальное наблюдение, но потом Смотрящие махнули на него рукой. Монах, казалось, больше никогда не собирался покидать свой иллюзорный мир, в котором не было места одиночеству, несправедливости и земляной насыпи с потускневшей медной табличкой.

Даже когда Пелес объявил, что часть подвала монастыря теперь будет переоборудована под камеры для допросов и содержания в них магов, его это нисколько не тронуло. Он словно ничего не слышал.

Клемента не раз пытались вывести из этого странного состояния глубокой задумчивости, в котором он находился, но безрезультатно. Даже Кларк махнул на него рукой, сказав, что подобное не лечиться.

-- Если благому Свету и Святому Мартину будет угодно, чтобы его мозги стали прежними, значит, так тому и быть. Ну, а если нет - то простые люди не должны мешать воле Создателя, - пожилой монах покачал головой. - Ему же только лучше. Я бы тоже сейчас не отказался отрешиться от остального мира, но это невозможно.

Отцовский нож Клемент положил на самое дно сундука и больше не прикасался к нему.

Возможно, его сон наяву продолжался бы еще необозримо долго, если бы не целая цепь трагических событий, начало для которой дало исчезновение Патрика.

В тот день все было, как обычно и никто особенно не волновался, не встречая его на своем пути, но после того как молодой монах не пришел к ужину и вечерней молитве, братья забили тревогу. Патрик был обязательным юношей и еще ни разу не пропустил ни одной совместной молитвы. Они тщательно обыскали территорию монастыря и его окрестностей, но так и не нашли никаких следов. Дурное предчувствие овладело братьями, и вскоре оно оправдалось.

Рано утром, обезображенное тело молодого монаха обнаружили подвешенным на монастырских воротах, а его голову, насажанную на палку, рядом с придорожным колодцем. Его ряса висела клочьями, словно кто-то разрывал ее когтями. Руки, и ноги были крепко связаны за спиной льняной веревкой. Когда, то, что осталось от некогда симпатичного монаха, принесли в монастырь, братья долго не могли прийти в себя от ужаса и негодования. Они в один миг забыли о милосердии, проповедуемом Святым Мартином, и теперь жаждали скорой и неминуемой расправы над врагом. Они жаждали мести.

Пелес, собрал всех в зале, и тут же над останками Патрика своим обычным невозмутимым тоном, произнес небольшую речь. Он пообещал покарать нечестивцев, заявив, что преступление против одного монаха - это преступление против всего ордена Света. А преступление против Ордена - самое тяжкое из всех.

Когда виновных, после непродолжительного расследования, нашли в рекордно короткие сроки, приверженцев у Пелеса прибавилось. Глава Смотрящих обвинил в убийстве группу из семи человек, заклеймив их как истинных некромантов служащих черные ритуалы. Сразу же объявилась пара свидетелей, которые клялись, что видели этих людей ночью на кладбище, где они танцевали свой колдовской танец над телом Патрика. Что сами так называемые свидетели делали там той ночью и как они могли разглядеть подробности происходящего, оставалось загадкой.

Но сейчас монахов все равно не волновали подобные вопросы.

Они с ненавистью смотрели на обвиненных людей, испуганно жмущихся друг к другу, пока Пелес ходил вокруг них и произносил свою обвинительную речь. Руководителем группы назвали крепкого, еще нестарого мужчину - мясника, держащего свою лавку на пересечении улиц Зеленой и Медной. В некроманты также записали его жену, взрослого сына и парня, помогавшего ему в лавке. Рабочий фартук мясника служил дополнительной уликой. Покрытой засохшей кровью он выглядел устрашающе.

От обвинений пострадали и их ближайшие соседи - резчики деревянной посуды. Это была обычная семейная пара. Их единственной дочери было двенадцать лет и ей чудом удалось ускользнуть во время ареста. Однако Пелес пообещал отыскать ее в кратчайшие сроки.

-- Даже столь юный возраст не может служить оправданием, когда речь заходит о магии. Зло не делает различий между молодостью и старостью. Оно может поселиться даже в сердце младенца, - говорил Пелес, вздымая кверху руки, словно заправский оратор.

Впрочем, он действительно был хорошим оратором, а также обладал значительным гипнотическим даром, потому что под конец его рассказа даже сами обвиняемые были готовы поверить в то, что они совершали все те мерзости, что им приписывали.

Приговор был вынесен единогласно - смертная казнь. Ни о каком суде речь в этот раз не шла. Приговор должны были привести в исполнение через три дня на главной площади, при максимально большом скоплении народа.

Клемент, не участвовавший во всеобщем безумии, охватившем его братьев, спокойно смотрел на одетых в серое рубище "некромантов" с нарисованными смолой позорными знаками, но видел в них лишь обычных людей. С резчиком он был знаком лично. Еще в детстве отец посылал его с мелкими поручениями к этому жизнерадостному усатому мужчине. Сейчас же его было не узнать: усы обвисли, плечи поникли, а глаза словно сковало льдом. Жена резчика - маленькая хрупкая женщина, сидела, обняв мужа, и не двигалась. Она были страшно напугана.

Клемент никак не мог взять толк, как этих людей могут обвинять в убийстве? Да еще на основании подобных доказательств. Разве его братья не видят, что свидетели говорят только то, что желает услышать Пелес? Они заучили свой текст, и теперь раз за разом одними и теми же словами повторяют свои показания, словно ученик, отрывок из книги заданный учителем.

Как можно так обманываться? Клемент в миг покинул свою придуманную вселенную и заново посмотрел на творящееся вокруг него безобразие. Раньше он думал, что хоть немного понимает этот мир и может доверять своим знаниям и опыту, но то, что он увидел, вдребезги разбило его уверенность. Он хорошо знал каждого монаха находящегося сейчас в зале и носящего коричневую рясу. Но теперь они стали для него чужими. Стоило только заглянуть в их пустые глаза, посмотреть на лица, на которых было написано одинаковое выражение - беспощадная жажда мести. Клементу от всей души было жаль Патрика, они были хорошими приятелями, но он не понимал, почему за его гибель должны расплачиваться невинные люди.

Последней каплей переполнившей его чашу непонимания было триумфальное появление пары Смотрящих, в перепачканных грязью серых рясах. Они с трудом удерживали девочку, которая не прекращала попыток вырваться. Это была дочь резчика, которую удалось поймать и доставить в импровизированный зал "правосудия".

Поднялся страшный крик. Монахи, толкаясь, побежали к ней, выкрикивая угрозы и потрясая кулаками. Для них это был настоящий демон! Если бы не люди Пелеса, девочку бы тут же разорвали на части. Но Пелес не позволил этого из соображений элементарной безопасности. Нельзя было доводить толпу до такого невменяемого состояния. Почуяв кровь она становиться неуправляемой, и любое случайно брошенное слово, может иметь пагубные последствия.

Осужденных поспешно увели в монастырский подвал, где закрыли в специально оборудованной для этого камере. Монахи, не видя виновников своего горя, стали постепенно успокаиваться и расходиться. Нужно было приступать к полуденной молитве. Клемент пробовал заговорить то с одним, то с другим братом, но везде натыкался на один и тот же холодный взгляд.

О, великий Свет! А он-то считал этих людей самыми близкими по духу. Клемент словно прозрел. С грустью посмотрев вслед своим бывшим единомышленникам, обескураженный он ушел к себе.

Окно его кельи было ярко освещено выглянувшим из-за туч солнцем. Замечательная, для поздней осени погода стоявшая во дворе поразительно контрастировала с тем, что творилась у него в душе. Он отвернулся от окна и налив себе воды из кувшина медленно выпил ее большими глотками, пытаясь успокоиться.

Нужно было что-то делать... Определенно, так жить дальше нельзя. Как же получилось, что монахи ордена Света, только что приговорили к смертной казни невиновных людей? Да и вообще, с каких это пор они выносят приговоры? Для этого существую гражданские власти. Ну, кто может поверить, что тот мясник - некромант? Только сумасшедшие...

В голове Клемента крутилось множество подобных вопросов. Нахмурившись, он сверлил взглядом простой глиняный кувшин, словно в его глубине таились ответы.

Самым ужасным было то, что недавние друзья сами стали настоящими чудовищами, которым нельзя было доверять. Монах не мог понять причины этой метаморфозы. Он ведь не знал, что Пелес исподволь готовил себе почву, и гибель Патрика удачно вписалась в картину, став завершающим куском мозаики.

Пелес всегда мыслил масштабно, загодя продумывая всевозможные ситуации, строя планы и мастерски их реализовывая. Для него остальные люди были лишь соломенными куклами, которыми так любят забавляться дети. Он умел заставить их играть те роли, которые были ему выгодны.

Клемент вдруг почувствовал себя обворованным. У него забрали самое дорогое - его веру. Идеалы, ради которых он жил - это просто ложь. Его с самого начала обманывали... Нет ни справедливости, ни правды, ни торжества добра над злом, Света над Тьмой. Все это чепуха.

Как только монах подумал об этом, ему стало совестно. Что толку упрекать Свет, если это не он его подвел, а люди. Это они несовершенны. Святой Мартин не раз говорил об изъянах человеческой природы. Он знал о многочисленных подводных камнях, которые подстерегают любого плывущего правильным путем.

Клемент продолжал питать робкую надежду на то, что братья опомнятся и не дадут свершиться несправедливости. Что это было временное помешательство, ведь на самом деле, им не свойственна жестокость. В массе своей это были спокойные добрые люди, свободные от страстей. В монахи не идут те, чья натура требует потакания собственным прихотям.

Он убеждал себя в этом, в то время как голос разума все громче твердил ему, что через три дня осужденные погибнут, если он ничего не предпримет. Спрятаться не получится. Монастырь больше не защита от внешнего мира, полного зла. Он сам - зло.

Решено: этой ночью он покажет, на что способен. Рем полагал, что ради всеобщего блага можно пойти на убийство, что ж... Он сделает лучше. Он спасет жизни семи человек.

Проникнуть в подвал, открыть дверь камеры и вывести людей из монастыря не представлялось Клементу особо сложным. Он прожил здесь почти всю жизнь и знал каждый камень. Единственной трудностью, которая могла повстречаться на его пути - были Серые, с их дурной привычкой возникать у тебя за спиной.

Он отведет людей подальше к кромке леса, а сам как не в чем ни бывало, вернется обратно в келью и его совесть будет чиста. Ничего сложного.

На душе у Клемента посветлело, жизнь больше не казалось ему ужасной. Он открыл сундук и принялся изучать его содержимое, раздумывая, что может понадобиться скитальцам в лесу. Придется пожертвовать вторым одеялом, оно хоть и тонкое, но все же лучше, чем ничего, запасом свечей, флягой и отдать все те немногие сбережения, что у него были. Когда они доберутся до ближайшего города, то смогут купить себе одежду. В лесах частенько орудовали разбойничьи банды, так что их потрепанный вид не вызовет ни у кого подозрений.

Все необходимое для похода Клемент сложил в сумку, с которой он обычно выходил в город и спрятал ее под кушетку. Если кто-нибудь зайдет в келью и увидит собранную сумку, это вызовет подозрения.

С легким сердцем монах склонил голову, закрыл глаза и приступил к полуденной молитве.

Наступила глубокая ночь, и монастырь погрузился в обычную дремотную тишину.

Дверь, ведущая в подвал, была приоткрыта. Коридор освещался единственным немилосердно чадящим факелом, по вине которого на полу и противоположной стене танцевали причудливые тени.

Клемент, затаив дыхание, осторожно крался вперед, придерживая одной рукой раздутую сумку, висящую у него на поясе, а в другой сжимая связку ключей, которую он снял с пояса задремавшего дежурного. Дежурным в этот раз был брат Веним - вспыльчивый, но отходчивый человек, известный своими скабрезными шутками. Если удастся, он повесит их обратно ему на пояс.

Клемент увидел в проеме четкий силуэт человека и остановился. Пленников караулил один из Серых. Ничего, на этот случай у него приготовлено одно верное средство.

Клемент попытался придать лицу как можно более беззаботное выражение и, больше не таясь, спустился по ступенькам в подвал.

-- Стой! Чего надо? - спросил караульный и направил в его сторону острие короткого меча.

-- Да вот попросили передать тебе одеяло и лепешек с маслом, - сказал Клемент, со скучающим видом протягивая Смотрящему сверток, в то же время продолжая рыться в сумке.

Смотрящий узнал Клемента и опустил меч.

-- Меня никто не предупреждал о твоем приходе, - с легкой ноткой недоверия ответил он, но за одеялом потянулся с видимым удовольствием. В подвале было холодно и сыро.

-- Неудивительно... - пробормотал Клемент, делая вид, что ему нужно больше света и заходя охраннику с правого бока.

Одним молниеносным движением он вытащил из сумки тряпку, пропитанную сонным отваром, и зажал ей рот и нос караульного. Смотрящий как куль муки упал на пол. Когда он утром проснется, то не вспомнит о том, что у него был посетитель.

-- Ух, - Клемент вытер набежавший пот, - это оказалось совсем несложно. Да простит меня Создатель.

Он повернулся к решетке, за которой находились осужденные. Они лежали на голых камнях, им не бросили даже соломы. Никто не спал.

Клемент оттащил караульного с прохода и, отыскав у него ключ, поспешно открыл им дверь камеры. Но тут его ждал неприятный сюрприз. Все взрослые пленники были попарно закованы в цепи, которые проходили через железное кольцо, прикрепленное к стене.

-- Ты что задумал? - спросил его мясник. - Сколько можно нас мучить? Хоть ночью оставьте в покое.

Не нужен был яркий свет, чтобы разглядеть, что лицо мясника было в кровавых подтеках. Его сын, лежащий рядом, прикрыл рукой лоб. Клемент заметил, что два пальца на руке были сломаны и теперь сильно распухли.

-- За что тебя избили?

-- Я не привык, чтобы меня сажали на цепь как дворового пса...- сказал мясник. - Да и с кем я разговариваю? Еще один монах... С чем на этот раз? По-моему вас и так было многовато на сегодня. Ну, зачем ты пришел?

-- Чтобы освободить вас.

Одна из женщин обрадовано всхлипнула:

-- Избавитель!

-- Подожди! Не будь дурой! Это всего лишь очередная уловка, - прикрикнул на свою жену резчик. - Его же подослали, чтобы он разыграл перед нами этот спектакль. Мы раскусили тебя, монах. Теперь можешь убираться!

Резчик тоже был сильно избит. Видно и для него цепи оказались чрезмерно тяжелы.

-- Вы не понимаете, я говорю серьезно. Я и охранника для этого усыпил и кое-какие вещи собрал.

Клемент был в растерянности. Он считал, что заключенные обрадуются, узнав, что он хочет освободить их. Но они, по вполне понятным причинам, ему не доверяли. Ряса автоматически делала монаха врагом.

-- Да-да, проваливай... - буркнул мясник. - Мы же страшные некроманты и сейчас сожрем тебя живьем. Вместе с душой.

-- Мне бы только снять с вас каналы, а уже за ограду я бы вас вывел. А там и до леса недалеко, - сказал монах, не слушая его.

-- И приятелю своему скажи, чтобы он прекратил на полу валяться.

-- Он мне не приятель. Он один из Смотрящих, и очнется еще не скоро.

-- Значит ты не один из них? - в глазах мясника блеснул маленький лучик надежды и тут же погас. - Нет, не верю.

-- Это правда! - возмутился Клемент.

-- А, выбора-то все равно нет... - он чуть качнул головой. - Кто же ты, переодетый спаситель?

-- Какая вам разница? - спросил монах, пытаясь сломать ножом крепление.

-- А я тебя узнала, - неожиданно сказала жена резчика.

Муж удивленно посмотрел на нее.

-- Да, он неоднократно бывал у нас в лавке. Еще мальчиком. Мы были дружны с его родителями. Помнишь его, - обратилась она к мужу, - это Клемент. Он рано осиротел и с тех пор воспитывался в приюте.

-- Неужели за эти годы я нисколько не изменился? - удивился монах.

-- Нисколько, - женщина грустно улыбнулась и прижала к себе дочь. - Не ожидала, что придется встретиться с тобой при таких грустных обстоятельствах. Нас скоро казнят.

-- Не казнят, - монах упорно воевал с кандалами.

-- Ты не веришь, что мы убили того молодого парня? Патрика?

-- Не верю. Поэтому и помогаю.

-- Но ведь ты тоже монах! - вмешался мясник. - И я тоже узнал тебя, Клемент. Ты должен быть с ними заодно. Это ловушка... Тебя послали, чтобы ты втерся к нам в доверие, и проследил, где находится наше логово. А мы не знаем, где оно находиться... - Он рассмеялся неприятным дребезжащим смехом. - Меня уже спрашивали.

-- Чушь какая! И не поднимайте шум, а то мне придется составить вам компанию на площади. Я очень рискую, находясь здесь. И для меня наказание будет более страшным, чем ваше.

-- В этом городе больше не осталось хороших людей, - с горечью сказал мясник, делая безуспешную попытку подняться. - Одни предатели. Никому нельзя доверять.

-- А что это такое? - Клемент взял в руки глубокую миску, на дне которой плескались остатки темной жидкости.

-- Вода. Дрянная на вкус, но нас мучила сильная жажда, и выбирать не приходилось. Ее принесли сразу после заката. - Заключенный кивнул в сторону маленького зарешеченного окошка, сделанного для вентиляции подвала. Днем оно служило единственным источником света.

Монах, поморщившись, принюхался и, окунув в воду палец, осторожно лизнул его.

-- Тьфу! - он поспешно сплюнул и с несчастным видом посмотрел на людей. - И вы выпили ее, да?

-- Да, - прошептал резчик, чувствуя недоброе. - Не надо было?

-- Не надо, - у Клемента опустились руки. - Смотрящий Пелес решил перестраховаться на случай вашего побега и загодя дал вам яд.

-- А ты уверен? Я думаю, что всякий может ошибаться. Мы же еще живые, с нами все в порядке.

-- Он действует медленно, но неотвратимо. Вам дали вытяжку из медового корня. Если взять несколько капель, то это лекарство, но если больше - смертельный яд. Судя по стойкому запаху, доза в несколько раз превышает смертельную.

Он с отсутствующим видом поставил миску назад. У монаха было такое чувство, будто бы это он виновен в их гибели.

-- А противоядие?

-- Когда вы в последний раз принимали пищу? - спросил монах притихших узников.

-- Вчера, - одновременно ответили те.

-- Поздно. Вы выпили воду на пустой желудок, и яд уже проник в кровь. Вам осталось четыре, максимум пять дней.

-- И каким ветром тебя занесло сюда...- проворчал мясник. - Ты отнял у нас последнее. Надежду на чудо. Лучше бы ничего не говорил.

-- Если бы я только мог помочь, но я бессилен. - Клемент был так расстроен, что едва мог говорить. - Даже если я избавлю вас от цепей, вы все равно умрете.

-- Спасибо, дурной вестник. Нашел чем нас порадовать, - съязвил мясник. Он осторожно дотронулся до волос жены. - Постарайся уснуть, родная. Нам недолго осталось мучиться.

-- Я не пила воду, мама, - тихонько сказала дочь резчика.

Та недоверчиво посмотрела на нее:

-- Правда?! Но ты же... Я сама видела, как ты взяла миску.

-- От нее воняло болотом, и я не смогла сделать ни глоточка.

-- Какое счастье! Это же настоящее чудо! Хоть ты спасешься! - мать крепко обняла девочку и умоляюще посмотрела на монаха. - Вот наша единственная надежда. Не дай ей погибнуть. Уведи ее отсюда! Подальше от этого кошмара!

-- Ольма, ты доверишь этому мужчине нашу дочь? - резчик, сжав губы сверлил Клемента взглядом. - Кто знает, что он за человек? Ты знала его ребенком, но что за мысли в его голове?

-- С ним ей все равно будет лучше, чем здесь, - она поцеловала дочь в висок. - Тюрьма - не место для маленьких девочек. Не говоря уже о плахе. Я верю ему. Если он решился пойти против воли остальных, значит, его душа еще не совсем зачерствела и он ее не обидит. Иди, - она решительно подтолкнула дочь к монаху. - Видишь, ее не стали заковывать, так что с этим сложностей не будет.

-- Но куда я ее дену? - монах озадаченно посмотрел на ее родителей. Он был растерян. - Я рассчитывал вывести вас из монастыря и проводить до границы леса, а потом снова вернуться обратно. Но не могу же я бросить девочку одну ночью в лесу? Куда она пойдет? Тем более там волки...

-- Правильно, не можешь. Поэтому твой долг отвести ее к родственникам в Плеск. До него всего-то пять дней пути.

-- Да, я знаю, где находится это село, - монах нахмурился. - Но когда станет известно о моем исчезновении, остальным все станет ясно. Я не смогу вернуться обратно.

-- А разве тебе есть куда возвращаться?

Ее слова были прерваны стоном молодого парня, помощника мясника. Он перевернулся на бок, звеня цепями, и тяжело вздохнул. Его бедро было раздробленно дубиной. Парень спасался от невыносимой боли только тем, что, то и дело погружался в спасительное забытье.

-- Уходи как можно скорее. Наша дочь не должна погибнуть. Ее жизнь целиком находится в твоих руках.

-- Хорошо, - монах решился. - Я отведу ее в Плеск. Можете быть спокойны. Попрощайся, с родными, - кивнул он ребенку. - Только недолго.

Девочка поцеловала мать, отца - те не смогли сдержать слез, и, обняв их в последний раз, несмело стала рядом с монахом.

-- Клемент, у меня к тебе просьба... - резчик сглотнул комок, стоящий в горле и нервно облизал разбитую губу. - Если ты еще не забыл, что значит милосердие, то окажи мне последнюю милость, - он сделал характерный жест рукой проведя большим пальцем по горлу.

-- Убить? - Монах отшатнулся. - Никогда!

-- Тогда оставь нам тот нож, которым ты ковырял это безжалостное железо. Он выглядит довольно острым. Нет ничего хуже, чтобы быть замученными в угоду толпе. А я слишком люблю свою жену. Ты... понимаешь меня?

-- Да, понимаю... - Клемент чуть помедлил, но все-таки вложил нож в его холодную руку. - Раз уж мы не можем выбрать, как нам жить, мы еще можем выбрать, как нам умереть, - он нахмурился. - Входов в этот мир - только один, но выходов из него много. Желаю найти лучший из них.

-- Правильно, - обрадовался мясник. - Вот это по-мужски. Серые кровопийцы сильно удивятся, придя к нам утром. Мы испортим им праздник, - и он радостно улыбнулся.

-- Пускай благой Свет примет вас! Идите к нему.

После этих слов Клемент взял девочку за руку и вывел ее из камеры. Дверь он снова закрыл, а ключ спрятал в щели между камнями. Он шел быстро, не оборачиваясь. Его спутница едва поспевала за ним.

Что ж, он не сумел спасти этих людей, но он все равно облегчил их страдания. К тому же он избавит от верной смерти эту девочку, а одна человеческая жизнь также ценна, как и целая тысяча. Теперь у него была новая цель, новая задача. Трудная задача, нужно признать... Но не стоит придаваться унынию. Через несколько дней он доставит ее в Плеск, и отправиться дальше странствовать, как в свое время Святой Мартин. Ему незачем даже возвращаться в келью. Все необходимое уже было в его сумке.

Поднявшись на первый этаж, Клемент резко остановился. Он почувствовал, что за его спиной кто-то есть и медленно обернулся.

Но в коридоре было пусто. И хотя он никого не увидел, ощущение чужого присутствия осталось. Монаху стало жутко. Он не верил в истории о призраках и решил, что во всем виновато его воображение. Но тут Клемент краем глаза заметил туманную тень и почувствовал на щеке теплое дуновение. Неужели это все-таки духи?

-- Тебе тоже не по себе? - шепотом спросила девочка. Она хорошо держалась: не плакала, была серьезна, словно взрослая.

-- Да, есть немного...

Теплый ветер сменился резкой прохладой обычной для монастырских коридоров.

-- Едва ли нам стоит здесь задерживаться, - пробормотал монах.

Пройдя под лестницей, они вышли к черному ходу. Клемент поднатужившись, сдвинул с места тяжелый засов. Когда засов дошел до упора, вместо обычного скрежета и скрипа раздался лишь негромкий лязг. Продумывая путь к отступлению, монах заблаговременно смазал его.

До западных ворот было всего тридцать шагов, но каждый из них показался Клементу длинной с целую вечность. Деревья, сбросившие последние листья стояли голыми, и на их тень нельзя было рассчитывать. Да еще луна, как назло выбралась из-за облаков и давала слишком много света.

На башне находится дежурный, и если он посмотрит вниз, то обязательно заметит беглецов. Если бы это был кто-то из своих, с ним еще можно было бы договориться, что-нибудь соврать, наконец. Но все ключевые посты, вроде наружной охраны, были отданы Смотрящим, а ни с одним из них договориться было нельзя. Он бы сразу поднял тревогу.

Но Проведению было угодно видеть их живыми, а не пойманными и казненными. Иногда Боги забавляются, продлевая нашу жизнь и вместе с нею наши мучения. Дежурный их не заметил, и они беспрепятственно покинули территорию монастыря. Ключи от ворот Клемент швырнул в кусты. Он больше не собирался сюда возвращаться.

Все еще не веря в свою удачу, монах припустился бежать. Девочка за ним не успевала, и ему часто приходилось останавливаться и подгонять ее. Они свернули с дороги, и теперь их путь лежал через засохший кустарник, достигавший колена. Он то и дело цеплялся за рясу Клемента, но мужчина не обращал на это внимания, автоматически топча и ломая особо зловредные ветки. Через десять минут его спутница не выдержала и с всхлипом остановилась.

-- Я ногу порезала!

-- А? - он посмотрел вниз и ахнул. - Да ты же босая!

-- Конечно. А ты что слепой? - она уже размазала по щекам первые слезы и вот-вот готова была по-настоящему разреветься.

-- Где твоя обувь? - Клемент беспомощно оглянулся по сторонам, словно она могла лежать где-то рядом.

-- Я ее потеряла, когда меня схватили. Еще утром. Смотри! - она показала ступню.

Клемент сначала прищурился, а затем нахмурился, разглядев длинный порез, из которого текла струйка крови.

-- Нам надо уйти глубже в лес, а потом я займусь твоей ногой.

-- Я не могу идти, - покачала головой девочка. - Тем более по этим колючкам.

Монах не говоря больше ни слова, взял ее на руки и понес. Девочка оказалась нелегкой ношей, к тому же ему изрядно мешала набитая до отказа сумка, висевшая через плечо. Он выдохся уже через две сотни шагов, но упрямо не подавал вида. Только стал тяжелее дышать и немного медленнее идти.

Невдалеке показались первые стройные ряды елей. Вообще-то лес, куда они направлялись, был смешанный, но вокруг монастыря росли именно хвойные деревья. Видимо это объяснялось песчаным составом почвы.

Как только они вступили в лес, монах с облегчением поставил свою ношу на землю. Несмотря на холодную ночь, он взмок от пота.

-- Тут же кругом еловые иголки, - с укором сказала девочка.

-- Ты для меня слишком тяжелая, - признался он. - Я не могу нести тебя дальше. И здесь это практически невозможно - мешают ветки.

Он стоял, не двигаясь, ожидая пока глаза привыкнут к перемене освещения. Здесь, в лесу, среди еловых лап была совсем другая атмосфера. Другие запахи, другие звуки. Как будто бы тебя накрыло толстым одеялом, отгородив от остального мира.

То тут, то там видны светящиеся точки глаз и слышен подозрительный хруст. Лесные звери замерли, изучая людей, но, решив, что они не представляют для них интереса, вернулись к обычной игре в охотника и жертву.

Внезапно монаху пришло в голову, что он даже имени своей спутницы не знает.

-- Как тебя зовут? - спросил он девочку.

-- А тебя?

-- Ты всегда отвечаешь вопросом на вопрос?

-- А ты?

Монах ранее не имел опыта общения с двенадцатилетними девочками. Приют при монастыре был исключительно для мальчиков, к тому же дети до этого момента и их психология его вообще мало интересовали. Благоразумно решив сберечь время и нервы, он сдался и ответил:

-- Мое имя Клемент.

-- А мое Мирра.

-- Как?

-- Мирра, - повторила она. - С двумя "р". Это очень важно. Я не люблю, когда в моем имени теряют букву, - сказала девочка, и поежилась от холода.

-- Ты с таким знающим видом говоришь про буквы, будто бы умеешь читать.

-- А вот и умею. Меня сестра научила.

-- У тебя еще и сестра есть?

-- Она мне ненастоящая сестра. Она мне подруга, хоть и старше меня на пять лет. Возраст ведь не очень важен. Клемент, а почему мы сначала бежали, а теперь стоим? Я уже замерзла.

-- Сейчас пойдем, - он достал одеяло, развернул его и накинул на плечи девочки.

На ней было надето только двойное шерстяное платье, достаточно теплое, но порванное в нескольких местах. Плохая защита от осеннего холода.

Монах перевесил сумку на другое плечо, без одеяла она была не такая объемная, и пошел вперед. Мирра сама взяла его за руку.

-- Клемент, а ты всегда был монахом? - шепотом спросила она.

-- Нет, не всегда.

-- Значит, тебе нестрашно уходить оттуда? - она кивнула в направлении монастыря.

Клемент промолчал. Ему было страшно. Он всегда боялся того, что ему придется оставить привычный мир и выйти на дорогу. Он не раз представлял себе, как это случится, но ни разу его воображение не заходило так далеко. Действительность оказалась более фантастичной, чем все его выдумки вместе взятые. И вот теперь ему приходится бежать по лесу с незнакомой девочкой, оставляя за спиной все, что было дорого на протяжении всех этих лет. Из монастыря он унес только воспоминания...

-- Я действительно не могу идти, - девочка дернула его за рукав, всем своим видом показывая, что она больше не двинется с места. - Правда. Мой папа говорит, что ночью по лесу ходить нельзя.

-- Почему?

-- Ну... - тут к делу подключилась ее фантазия и она сказала. - Можно разбудить лохматую тень, которая живет в дуплах и она съест тебя.

-- Со мной лохматой тени можно не бояться. Я больше опасаюсь выколоть себе глаз какой-нибудь веткой.

-- У меня ими уже все лицо исцарапано. И паутина в волосах, - пожаловалась Мирра. - Что ты делаешь?

-- По твоей просьбе ищу место для ночлега. Если нам удастся поспать до рассвета, я буду только рад.

-- А утром ты сделаешь мне сандалии?

-- Я монах, а не сапожник.

-- Но не ходить же мне босой! Я еще раз порезалась. Вот здесь и здесь, - она с готовностью и даже с некоторой гордостью показала, где конкретно.

-- Замечательно... - проворчал Клемент.

Они не так уж далеко прошли вглубь леса, чтобы чувствовать себя в безопасности, но ночью идти в самом деле не стоило. Им нужно было отдохнуть, чтобы завтра миновать хвойный участок леса и выйти на дорогу, ведущую в Плеск.

Стало совсем темно, видимо луна снова скрылась за облаками.

Наконец, монах выбрал подходящую ель, и с хрустом принялся ломать ветви. Одна, вторая, третья... Девочка бросилась помогать ему, но он молча отстранил ее. Не хватало еще, чтобы она руки себе занозила.

Наломав достаточное количество ветвей, он застелил ими землю под деревом. Нижние лапы, нависшие козырьком, образовывали крышу их убежища. Спать будет жестко, но зато сухо. И дождь не страшен.

-- Ложись. Сумку мою возьми. Положишь себе под голову.

-- А ты?

-- Я лягу рядом.

-- Тут полно пауков, - Мирра с опаской заглянула под дерево. - Они меня наверняка укусят.

-- Пожалуйста, не испытывай моего терпения, его и так совсем немного осталось, - Клемент с хрустом отломил мешавшую ему ветку. - Пауки сами тебя бояться. К тому же у пауков нет зубов.

-- Откуда ты знаешь?

-- Читал.

Сраженная этим аргументом Мирра без дальнейших разговоров полезла под ель. Она закуталась в одеяло и, похоже, чувствовала себя неплохо, чего нельзя было сказать о монахе. Как только он лег, то сразу понял, что заснуть, несмотря на усталость, ему не удастся. Виной тому были две причины: во-первых, он был слишком взбудоражен недавними событиями, во-вторых, лежа без движения он тут же начал замерзать.

Ноги и руки превратились в ледышки. А он-то воображал, будто бы привычен к холоду. Ряса, вопреки обыкновению, совсем не грела. Хорошо бы сейчас выпить чего-нибудь горячего, вроде отвара из ромашки или шиповника, но об этом можно было только мечтать.

В воздухе чувствовалась сырость. Монах натянул на голову капюшон и как мог, спрятал в рукава озябшие руки. Где-то вдалеке заухал филин. Совсем рядом с елью, под которой они лежали, пробежал какой-то мелкий грызун, насторожено замер, слушая филина, и с шелестом исчез в пожухлой траве.

-- Ты спишь? - Мирра тихонько постучала по спине монаха.

-- Нет. А что?

-- Просто спрашиваю. Если ты не спишь, значит мне уже не так страшно. - Она помолчала немного и добавила. - А я еще увижу родителей? Или это невозможно?

Монах только вздохнул. По его расчетам выходило, что если резчик всерьез собирался воспользоваться ножом, ее родителей уже не было в живых.

-- Не знаю.

-- Если они умрут, то мне все жизнь придется провести у тетки, которая живет в Плеске, - она перевернулась на бок. - Буду пасти свиней, гусей и убирать в доме. Я была у нее маленькой девочкой и даже не помню, как она выглядит. Это было давно - пять, а может быть шесть зим назад. На праздники, - она снова замолчала, размышляя. - Я люблю папу, несмотря на то, что он на меня часто кричал и ругал даже за то, чего я не делала. Мне будет жаль, если я их больше не увижу. Клемент... Но ведь все люди умирают, в этом нет ничего удивительного, правда?

-- Я рад, что ты так спокойно об этом говоришь.

-- Это я сегодня спокойна, а завтра у меня будет истерика, вот увидишь, - пообещала Мирра. - Просто сейчас я не могу плакать. Я слишком устала, и все чувства стали как будто ненастоящие. У меня болят ноги, я хочу есть и пить.

Монах потянулся к сумке, достал оттуда флягу и протянул ее девочке.

-- Здесь вода.

-- Спасибо, - она жадно схватила ее, но, несмотря на все старания, не смогла вытащить затычку.

Клемент помог ей, и заодно сам сделал несколько глотков.

Вода была холодной. Так всегда - мечтаешь о горячем укрепляющем отваре, а получаешь обычную холодную воду.

-- Клемент, почему ты освободил меня и не похож на остальных монахов? - спросила девочка, возвращая ему флягу.

-- Давай все разговоры отложим до завтрашнего утра, хорошо?

-- Ты не хочешь сейчас со мной разговаривать? А завтра будешь?

-- Буду. Если ты пообещаешь замолчать и уснуть в кратчайшие сроки, - он повернул голову. - Это для твоей же пользы. Если не хочешь спать, то лежи молча. Завтра нам предстоит большой переход, и ты нужна мне отдохнувшей. Я не собираюсь снова нести тебя на руках.

Вместо ответа Мирра прижалась к его спине в поисках тепла. Монах непроизвольно вздрогнул. Он всегда избегал каких-либо прикосновений - случайных или дружеских, считая, что у него должно быть так называемое личное пространство. И вот, в один миг его тщательно оберегаемое пространство было бесцеремонно нарушено этой девочкой, которой было безразлично, что он думает по этому поводу. Ей было холодно - и это главное.

Клемент подождал некоторое время, прислушиваясь к ее дыханию, и отодвинулся от Мирры настолько, насколько позволяла их импровизированная подстилка.

В бок, словно наказание свыше, тут же впился острый сучок, заставив его вернуться в прежнее положение.

Ну что ж, если ему суждено этой ночью быть грелкой, так тому и быть.

Жаль отсюда не видно звезд на небе... Только черные силуэты деревьев. Звездами можно было бы любоваться, придумывать им новые имена, считать, наконец. Это наверняка усыпило бы меня лучше, чем любое снотворное.

Какая странная непредсказуемая жизнь нынче выдалась у монахов. Еще вчера ты занимался обычными делами, а сегодня ночуешь под какой-то елью, словно преступник, да еще в весьма странной компании. Не дай Свет, Мирра окажется из того особого типа детей, у которых рот не закрывается ни на минуту. И тогда, прощай тишина, прощай молчание...

Сегодняшние расспросы можно списать на нервное потрясение, но если так будет продолжаться дальше, то он или оглохнет или сойдет с ума. И первое, и второе - крайне нежелательные вещи. Сумасшедший монах - жалкое зрелище.

Когда обнаружат, что он исчез, Пелес сразу догадается, что к чему. Смотрящий не знает, куда они направляются, не знает конечной цели, но его будут искать. Его и девочку. То есть монаха и девочку. Пелес так просто не сдается и ничего не прощает.

Я понял это уже давно, только вот знание об этом сидело так глубоко, что понадобилось немало времени, чтобы в полной мере осознать это. Выходит, нужно будет избавиться от рясы, переодеться крестьянином и сделать что-то с платьем Мирры. Бедный крестьянин с сыном, идущий в город на заработки привлечет гораздо меньше внимания. Осенью их немало на дорогах.

Если бы Рем прямо сейчас вложил ему в руку нож и попросил убить Пелеса, что бы я сделал? Когда разговариваешь сам с собой, нужно быть откровенным... Да, надо было воспользоваться шансом и спасти монастырь. Всего одним движением я мог предотвратить последующий кошмар.

Все, что Рем написал в своей записке - исполнилось. Монахи стали тюремщиками. Даже я. Если, действуя в целях самозащиты, ты отнимаешь жизнь у опасного животного, то это не убийство. А Пелес именно животное. Помесь медведя-людоеда, змеи и стервятника.

Благой Свет, и откуда у меня такие нечестивые мысли?

Я думал, что знаю людей, но мое знание оказалось ложью. Все знания наши - тлен и прах, разносимые по миру ветром. Может статься все, что меня окружает - это искусный обман? Не зря же меня не покидает ощущение нереальности происходящего. И виной тому не только нежелание принимать правду такой, какая она есть. Меня мучает нечто большое, некий невысказанный вопрос, засевший где-то глубоко-глубоко внутри.

Что имеет начало, имеет и конец... Оно не вечно, а значит, является иллюзией. Странные мысли, словно чужие, словно кто-то другой думает за меня... Да, настоящее только то, что было всегда, что неизменно. А мы приходим и уходим, мы тоже иллюзия. Слабая тень, отбрасываемая тем, чего никогда не существовало.

Я снова и снова вспоминаю пустые глаза братьев, и меня бросает в дрожь. Мне повезло, что я не разделил их участь. Эта коварная змея - Пелес, открыл западню, в которую все они попали. Это он виновен в убийстве Патрика. Только он один. Но как орден мог допустить, чтобы на такую ответственную должность назначили этого мерзкого человека?

Определенно, это нельзя пускать на самотек. Чем быстрее о бесчинствах Пелеса узнает магистр ордена, тем лучше. Как только я отдам Мирру в руки ее родственников, то со спокойным сердцем отправлюсь в Вернсток, прямиком в Вечный Храм. Там на него живо найдут управу. Его будет ждать суд и наказание соизмеримое творимым бесчинствам.

Да, жаль не видно звезд на небе, без них так трудно заснуть. Из окна моей кельи всегда были видны несколько звезд, словно чьи-то глаза смотрели на меня с ночных небес.

Кстати о глазах... Вон там, то и дело мелькают желтые огоньки. Неужели волки? Ходят кругами, присматриваются, вернее принюхиваются... Но почему-то мысль о возможном нападении волков, меня пугает и будоражит меньше, чем воспоминание об оставленном монастыре и узниках в подвале. Монастырь совсем рядом, мы углубились в лес едва ли на километр. Нет, даже меньше.

В монастырском дворе остались два земляных холма, под которыми покоятся дорогие моему сердцу люди - Бариус и Рем. Патрика тоже жаль... Он погиб ужасной мучительной смертью.

Хватит! Что толку думать о покойниках? Теперь мое внимание нужно живым, тем более что пока есть память, они останутся со мной навсегда. И даже если меня не станет, они все равно будут со мной. Ведь в этом мире ничего не исчезает бесследно.

Моя вера в Свет непоколебима. Я живу с мыслями о нем, я следую туда, куда он ведет меня. Долой пустые бездумные молитвы! Святой Мартин учил, что частица Света находиться в нашем сердце и если вокруг беспроглядный мрак, надо остановиться на мгновение и послушать его тихий шепот. Сердце никогда не молчит.

Иногда, когда я допоздна засиживался в библиотеке, мне казалось, что я слышу обещанный шепот. Такой таинственный, манящий, обещающий поведать правду об этом мире, сулящий истинное знание. Я силился разобрать слова, но стоило мне начать прислушиваться, как всякие звуки пропадали, оставляя меня в недоумении. Что же я слышал - настоящий голос или шипение свечи, одиноко стоящей у меня на столе? От усталости может привидеться и не такое.

Братья рассказывали, что во время ночных молитв в дымке ламп им мерещились танцующие обнаженные девы. Я тоже видел их - два или три раза. Тогда мне едва исполнилось четырнадцать. По совету наставника я разделся до нижнего белья, и трижды оббежал вокруг монастыря. Это было в разгаре зимы, снег стоял по колено и эту пробежку я запомнил надолго.

Больше проблем с девами из дыма у меня не было. Как только вокруг меня начинали возникать туманные видения, не дающие заснуть, я вспоминал тот снег, и они тут же пропадали, не успев оформиться, как следует. Видения хорошо прогоняет тяжелая до изнеможения работа и самобичевание. И если первый способ мне был хорошо знаком, то с последним я предпочитал не связываться.

Конечно, женщины вызывали у меня понятный интерес, но монашество и обычная жизнь - вещи несовместимые. Я должен быть чист душой, а если мне придется завести семью, то я навсегда погрязну в житейских проблемах. Ежели мужчина в состоянии прожить без женщины, значит общение с ней - это излишество, коего нужно всячески избегать. Целомудрие и еще раз целомудрие.

По крайней мере, в свои двадцать восемь мне принять это проще, чем в шестнадцать.

Готов поспорить, Святой Мартин, до того как его озарило, не был таким уж бестелесным существом. Крамольная мысль, но зато здравая... Он же не попал в монахи как я, прямо с сиротской скамьи. Говорят, у него была семья. Не знаю, насколько этому можно верить, но даже лучше, если это именно так. Святой Мартин - это живой человек, а не восковая кукла или аляповатый рисунок.

Утром мне предстоит общение с одной юной особой противоположного пола, и я совершенно не знаю как себя с ней вести и что говорить. Я не умею обращаться с детьми, тем более девочка недавно пережила глубокую душевную травму. Мой долг требует, чтобы я нашел для нее слова утешения, иначе какой из меня последователь Света, но что я скажу Мирре?

Тяжелая задача. А что, если у нее действительно будет истерика? Она ею уже угрожала.

Смирение, смирение, смирение... Смирение - удел сильных.

Скоро рассвет, а мне все еще не хочется спать. Если бы не этот проклятый холод, пробирающий до костей, я бы давно заснул. Нельзя даже вытянуться в полный рост, чтобы дать телу как следует отдохнуть, а это значит, что утром я буду разбит.

Хорошо бы занять мысли чем-нибудь нейтральным, чтобы не болела голова. Закрыть глаза и, не обращая внимания на желтые пары огоньков, появляющихся то тут, то там, представить себе летнее звездное небо...

Клемент повернулся на другой бок, потер затекшее плечо и открыл глаза. Наступило утро. Монах был добросовестно по самый подбородок укрыт одеялом, девочки же рядом с ним не было.

-- Мирра! - Он вскочил.

-- Что? - еловая лапа приподнялась, и виновница беспокойства преспокойно уселась в ногах монаха.

-- Ты где была? - строго спросил Клемент, но быстро спохватился. - Впрочем, не отвечай. Это не мое дело. Но в следующий раз, когда тебе нужно будет отлучиться, предупреждай меня.

-- Я пыталась тебя разбудить. Честно.

-- Да?... Возможно. Мне всегда тяжело вставать по утрам. Тем более что этой ночью я почти не спал. Ты не замерзла?

-- Нет. Но я жутко хочу есть, - Мирра вздохнула и поежилась. - А вот ты замерз. Я поняла это по твоему лицу. До того как я укрыла тебя, оно было очень бледное, почти белое.

-- А потом?

-- Порозовело, - с довольным видом ответила девочка.

Клементу наконец представилась возможность хорошенько рассмотреть спасенную пленницу. До этого, по вполне понятным причинам, он не обращал внимания на ее внешность.

У Мирры были длинные светлые волосы, собранные в хвост и перетянутые кожаным шнурком. Серые глаза, тонкие, темные брови, немного вздернутый нос, веснушки - обычный набор для ее возраста. Вряд ли через несколько лет она станет красавицей, но все же будет весьма недурна собой и еще разобьет не одно сердце.

Впрочем, красота - это понятие крайне субъективное. И его коричневые волосы, серо-зеленые глаза, лоб с первыми морщинами тоже ведь кому-то могут показаться далекими от эталона красоты. А кому-то, хоть это маловероятно - понравиться.

-- Ты обещал найти мне обувь, - с укором напомнила девочка. - Я еле-еле несколько шагов сделала. Сегодня даже хуже, чем вчера. Смотри, какой глубокий порез!

Она показала на красную припухшую рану. Если ее срочно не заняться, то она всерьез воспалиться, а это будет совсем скверно.

Клемент покачал головой и потянулся за сумкой. В одном из ее наружных карманов лежала коробочка с серым порошком, который обладал антисептическими свойствами и заживлял раны. Порошок состоял из нескольких видов высушенных и растертых в муку лекарственных растений и пользовался большой популярностью среди путешественников.

Монах промыл рану водой из фляги и густо присыпал ее края целебным порошком. Мелкие порезы тоже удостоились его внимания.

-- Сиди и не двигайся. А я пока поищу из чего тебе сделать повязку.

Клемент хотел найти подходящую для этого кору дерева, но в хвойной части леса это оказалось просто невозможно. Пришлось пожертвовать полоской одеяла.

-- Спасибо, - поблагодарила его Мирра. - Мне уже лучше. Бегать я не стану, но идти уже не так больно.

-- Я рад. Если повезет, то скоро ты вообще перестанешь о нем вспоминать.

-- А что мы будем есть?

-- Что-нибудь придумаем, но не сейчас. Нам нельзя здесь задерживаться, а с собой у меня ничего нет. Мы и так потеряли слишком много времени.

Монах встал и, повесив сумку через плечо, сделал несколько шагов.

-- Пошли. - Он старался, чтобы его голос звучал решительно.

Мирра тяжело вздохнула, но, не смея ослушаться, послушно стала рядом с ним. Будущее казалось ей ужасным. Клемент старался не спешить, понимая, что ходок из двенадцатилетней девочки неважный, но стоило ему вспомнить о Смотрящих, как он тут же ускорял шаг.

Вскоре они вышли на узкую тропинку, ведущую в нужном направлении, и зашагали по ней. До села со странным названием - Плеск, доставшимся ему от эльфов, было пять дней ходу. Пять дней если идти по главной дороге, а если срезать путь и пойти лесом, то всего три дня. Значит, через три дня он обретет необходимую свободу. Мирра в значительной степени сковывала его действия. И хотя пока они шли, девочка молчала, Клемент шестым чувством чуял, что это только начало. Скоро она преодолеет природную робость и тогда ему несдобровать.

Тропинка петляла, заставляя монаха то и дело сверять направление с солнцем. Время для Клемента летело незаметно.

-- Если мы пройдем еще немного, я умру, - обреченным тоном сказала девочка, безвольно повиснув у него на руке, словно тряпичная кукла. - Ты что, железный?

-- Вот заберемся на тот пригорок и остановимся. Обещаю.

-- До него еще столько идти. Моя бедная нога... Лучше я все-таки умру. Прямо здесь.

-- Не говори таких слов, - строго сказал Клемент. - В смерти нет ничего доброго. Она неотвратима, но не является нашей целью.

-- Но я так устала...- Мирра не выдержав, всхлипнула. - Я хочу обратно домой. Может, эти безумные монахи, от которых мы бежим, отпустят моих родителей?

-- Прости, но этого не произойдет. Чудеса очень редки и случаются не с нами. - Клемент присел на корточки, и заглянул ей в глаза. - Перестань плакать.

-- Не могу, я пытаюсь, но у меня ничего не получается, - ее голос предательски дрожал. - Как будто что-то душит меня вот здесь. - Она показала на горло.

-- Э... Скажи-ка лучше, откуда ты узнала о "безумных монахах"?

-- Их так папа называет. Они почему-то все сразу сошли с ума. Наверное, Создатель отвернулся от них.

-- Я тоже монах, - напомнил Клемент.

-- Ты - нормальный, а они - нет.

-- Спасибо. Но до пригорка дойти необходимо. Хвойная полоса леса заканчивается, а за ними видны клены. Там тебе будет легче идти.

Девочка только вздохнула. Сейчас, она не видела между ними особой разницы.

Когда пригорок остался позади, Клемент сдержал свое слово и, выбрав подходящее место, бросил сумку на землю. Мирра повалилась рядом.

-- Я скоро приду, - сказал монах, беря флягу и нож. - Оставайся здесь.

-- Куда ты?

-- Поищу воду, - он помахал пустой флягой. - А заодно раздобуду съестного.

-- Ты умеешь охотиться?

Клементу пришлось признаться, что охотник из него никудышный.

-- Наверняка, в лесу немало грибов, - обнадеживающе сказал он, и углубился в чащу, где, как он предполагал, должна быть вода.

Родник он действительно отыскал - маленькую струйку, бесшумно бежавшую между камней. Монах напился сам и наполнил до отказа флягу. Теперь можно было заняться поисками пищи. Побродив по лесу, он с огорчением обнаружил, что для ягод было уже слишком поздно, кусты стаяли пустые. Впрочем, для грибов тоже - ему попадались только изъеденные старые шляпки. Но возвращаться с пустыми руками не хотелось, поэтому он продолжал поиски.

Совершенно случайно он натолкнулся на ореховое дерево и собрал под ним два десятка орехов, которые еще не успели растащить птицы.

-- Хоть что-то... проворчал он, распихивая орехи по карманам рясы. - Надо поскорее выходить из леса к людям, а то мы умрем с голода. Плохой из меня добытчик.

Когда он вернулся, то увидел, что девочка спокойно сидит под деревом, где он ее оставил и держит в руках молодого зайца. Он еще не успел полностью сменить летний мех на зимний, и вид у него был теперь весьма странный. Клочки роскошного пушистого белого меха перемежались с куцым серым.

-- Откуда он у тебя?

-- Поймала, - ответила девочка. - Он был какой-то совсем непуганый. Наверное, никогда не видел людей. А у тебя что?

-- Я нашел воду и замечательные орехи, - сказал Клемент, выкладывая их на сумку. - Очень питательные. Давай сюда своего зайца. Ты, молодец - поймала такого знатного зверя.

-- Ты же не сделаешь ему больно? - глухо спросила девочка, не спеша расставаться со своей добычей.

-- Позволь узнать, а для чего ты его поймала? Чтобы съесть, я полагаю. Мы сейчас разведем костер, согреемся и поджарим его.

-- Съесть и сделать больно - это разные вещи.

-- Да, я уже понял, - кивнул Клемент, поражаясь детской логике. Он протянул к животному руку и беря нож. - Я не буду его мучить, обещаю.

-- Обещания мало. Поклянись самым дорогим, что у тебя есть.

-- Клянусь путем, ведущим меня к Свету, да не свернуть мне с него никогда. Для монаха это очень страшная клятва. А теперь Мирра, отправляйся за хворостом для костра. Лучше всего принеси каких-нибудь еловых или сосновых веток - они прекрасно горят и дают мало дыма.

-- Знаю, знаю, - проворчала Мирра, стараясь не смотреть на свою добычу. - Он очень милый, этот зайчик, но... Выбора ни у него, ни у нас нет. Зажарь его всего, чтобы ничего не пропало. Я так проголодалась, что смогу съесть его целиком.

-- Хорошо. Только не уходи очень далеко. И не возвращайся раньше, чем через полчаса, - сказал монах. Он прикинул, сколько времени ему понадобиться на то, чтобы освежевать и выпотрошить животное. - И возьми с собой вот это. - Он протянул ей запасной нож. - На всякий случай.

Девочка взяла его и заткнула за пояс. Провожая взглядом ее худую фигурку, Клемент подумал: "Странная девочка. Дочь ремесленника, но с легкостью поймала зайца. Повезло, наверное. А может, после вынужденной голодовки в ней заговорила кровь предков, промышлявших охотой. Ей жалко животное, у нее добрая душа, но она на редкость практичная. Даже странно, что из шкуры еще и обувь не попросила сделать. Я бы не удивился".

Мирра спустилась с пригорка и принялась собирать ветки. В голове у нее крутился один и тот же вопрос: "Догадается ли этот монах сшить из заячьей шкуры хоть что-нибудь, что можно было бы обуть? Пускай хоть подошвы на веревочках".

Положенные полчаса пролетели быстро, и она вернулась к Клементу, таща в руках охапку хвороста. Хворост был колючий, но Мирра безропотно терпела уколы, считая, что одна или две новых царапины ей уже не повредят.

-- Ты как раз вовремя! - Клемент с гордостью показал ей насажанную на импровизированный вертел тушку.

-- Вот дрова! - она кинула хворост в кучу и отошла на несколько шагов. - Я хотела спросить...

-- О чем? - Монах принялся за разжигание огня.

-- У тебя же осталась шкура зайца? Ее совсем немного, но...- она посмотрела на свои ноги, оценивая их размер.

-- Нет, ничего не выйдет. Во-первых, на выделку шкуры понадобиться много времени, а я все равно не умею этого делать, а во-вторых, у меня не получилось снять ее целиком.

-- А что ты вообще умеешь! - буркнула Мирра и демонстративно отвернулась.

-- Много вещей... Например, сменить тебе повязку и проводить к родным в Плеск.

-- Я и сама могу прекрасно дойти туда. Одна.

-- Не советую, - серьезно сказал монах. - Девочка, путешествующая без сопровождающих, рискует навлечь на себя крупные неприятности. Разве родители не предупреждали тебя об этом? На дороге могут повстречаться бандиты или отвергнутые миром и людьми одиночки. Незнакомцев следует остерегаться.

-- Действительно, а если они нам повстречаются, что ты будешь делать? - с интересом спросила девочка. - Молиться? И я тебе совсем не знаю, для меня ты и есть незнакомец. Откуда мне знать, что ты замышляешь? Заманил меня в лес...

-- Тебе известно мое имя, - невозмутимо ответил Клемент. - А это уже очень много. - Он кашлянул. Ему была неприятна сама мысль, что его могли заподозрить в чем-то подобном. - Кроме всего прочего, я монах. - Мужчина, как бы напоминая, показал на рукав своей рясы.

-- Будто бы это что-то меняет, - демонстративно фыркнула Мирра. - Раньше я считала, что все монахи - это хорошие люди, но сейчас мне так не кажется.

-- Но разве я тебя чем-то обидел?

-- Не о тебе речь... Будто бы не понимаешь,- ее плечи поникли и предательски задрожали.

-- Мирра... ты опять плачешь?

В ответ донеслись плохо сдерживаемые всхлипы.

-- Если бы я мог тебе помочь...- Клемент понятия не имел, как найти нужные слова, чтобы упокоить ее. - Знаешь, мои родители тоже умерли. И тогда мне было меньше лет, чем теперь тебе. Но боль от утраты ушла, и сейчас со мною только добрые светлые воспоминания. Я знаю, что они были хорошими людьми и это наполняет теплом мое сердце.

-- Мне так плохо, больно вот здесь, - она постучала себя по груди. - Это некогда не кончиться. Мне нечем дышать. - Тут ее взгляд упал на окровавленную тушку зайца, и она зарыдала еще сильнее.

Клемент преодолевая свою нелюбовь к прикосновениям, обнял ее за плечи.

-- Ну же... Не плачь. Все образуется. Пока я жил в монастыре, то усвоил одну важную истину: чтобы не случилось с другими людьми - оно не касаться лично тебя. И наоборот: то что происходит с тобой - не имеет никакого отношения к ним. Твоя боль - только твоя, и ее не поделишься. Поэтому если тебе не больно физически, прекращая плакать.

-- Ты говоришь какие-то глупости, - сказала Мирра, размазывая по щекам слезы. - Я плачу оттого, что мне плохо. У меня болит душа. Какой ты служитель Бога, если не понимаешь этого?

-- Я-то понимаю, но мне же надо как-то отвлечь тебя от грустных мыслей? Уверен, пища настроит тебя на нужный лад. - Он неловко погладил ее по голове и вернулся к костру.

Мирра еще некоторое время недвижимо сидела, глядя в одну точку, а потом достала нож и принялась лущить орехи, принесенные Клементом. Жизнь продолжалась.

Когда заяц был готов, они расправились с ним в мгновение ока. Никто не обратил внимания, что мясо было не соленным и с одной стороны подгорело. Клемент большую часть тушки отдал девочке, посчитав, что ему, привычному к долгим постам голод не повредит, а ребенку нужно хорошо питаться. Жареный заяц, в самом деле, оказал чудодейственное влияние на Мирру. Ее лицо порозовело, глаза заблестели. Да и настроение заметно улучшилось.

-- Люди, в массе своей - примитивные существа, - сказал Клемент, запивая жесткое горелое мясо водой. - Они недалеко ушли от животных. Самое лучшее, что есть в человеке - душа, но он так мало заботится о ней.

-- А на что похожа душа? - спросила девочка, грызя орехи.

-- Трудный вопрос. Никто точно не знает. Этого не знал даже Святой Мартин. Ты ведь слышала о Святом Мартине?

-- Да, - важно кивнула она. - Это такой могущественный бог, нет - пророк, о котором вспоминал мой отец, когда у него что-то не ладилось.

-- Боюсь, что в твоем образовании большие пробелы, но за эти три дня я постараюсь восполнить некоторые из них.

-- А чем ты занимался в монастыре?

-- Всего понемногу... Но в основном иллюстрировал книги. Рисовал в них такие маленькие разноцветные картинки, размером где-то с твою ладонь.

-- Я тоже умею рисовать, - похвасталась Мирра. - Я бы тебе показала, но все рисунки остались дома. А нам, правда, нельзя вернуться обратно? Я имею в виду не сейчас, а хотя бы потом?

-- Город сильно изменился, - сказал Клемент, - но не исключено, что он снова станет таким как прежде, как во времена моего детства. Но не думаю, что это произойдет в ближайшем будущем.

-- В Плеске мне будут не рады.

-- Почему?

-- Зачем им лишний рот? - она философски пожала плечами. - Возможно, они вообще не захотят оставлять меня у себя, а отправят еще к кому-нибудь. К дальним-предальним родственникам. Лучше бы мне было остаться с родителями.

-- Я отведу тебя в Плеск к тетке, хочешь ты этого или нет. Это мой долг и я обязан исполнить волю твоих...

-- Ну, так пошли, - нахмурилась она. - От зайца только косточки остались, чего зря сидеть?

-- А как же твои ноги? Ты же устала.

-- Какая тебе разница? У меня же будут болеть, а не у тебя. - Мирра с каменным выражением лица сделал несколько шагов.

-- Не туда. Нам в другую сторону, - сказал Клемент, тщательно затаптывая костер. - Я рассчитываю к вечеру выйти к тракту и купить нам новую одежду на постоялом дворе.

-- А чем плохо мое платье?

-- Оно женское.

-- А разве бывают мужские платья? - возразила Мирра.

-- Нам нужно переодеться, чтобы сбить с толку преследователей. Поэтому я стану крестьянином, а ты его сыном.

-- Я - мальчишкой? Никогда!

-- Как категорично... Но выбора у тебя все равно нет.

-- Ты меня обстрижешь?- испуганно спросила девочка.

-- Надо бы, но не стану. Купим тебе какую-нибудь шляпу и спрячем волосы под нее.

-- А почему крестьянин не может путешествовать с дочерью?

-- Потому что это нелогично. Мальчиков берут в помощники, когда отправляются на заработки, а девочек нет.

-- А если у него одна единственная дочь?

-- О, благой Свет! Тебе настолько этого не хочется?

-- Да, не хочется.

-- Ты упрямая.

-- Я все равно не смогу вести себя как мальчишка и меня сразу же раскусят.

-- Ладно, будем считать, то ты меня уговорила. А что ты скажешь о, - Клемент похлопал по своему не слишком толстому кошельку, - накидке с капюшоном? Мне не нравятся твои голые руки. У тебя же совсем нет одежды, а все идет к тому, что с каждым днем будет только холоднее.

-- Да, это хорошая идея, - кивнула девочка. - Можно я выберу цвет сама?

-- Как тебе будет угодно. Но только не красный. Мы будем привлекать слишком много внимания.

-- Она обязательно должна быть теплой и мягкой. Почему ты улыбаешься?

-- Да так... Раньше я всегда перед едой молился, а в этот раз не успел. Мысль о молитве заглушило чувство голода.

-- Я никогда не понимала монахов, хотя они мне всегда нравились. Это так красиво, когда мужчины носят одинаковую одежду. Тебе идет ряса.

-- Спасибо, - ответил сбитый с толку Клемент, не зная как реагировать на подобное заявление. - Но меня меньше всего беспокоит, как я выгляжу. Монаха волнует тело, а не душа.

-- Душа есть не просит, - ответила Мирра, и погрустнела, вспомнив недавний обед. От него не осталось ни кусочка.

Они продолжали разговаривать, постепенно сворачивая в сторону трактата проходящего близ Плеска. Село, куда они направлялись, не могло похвастать размерами, оно было небольшое и в нем жило около тысячи человек. Но Плеск был довольно зажиточен. Фактически в каждом хозяйстве, кроме приличного надела пахотной земли и сада была лошадь и корова, а то и две-три. Клементу хотелось думать, что Мирре будет хорошо у своей тетки. Было бы обидно, если это сообразительное, доброе создание, попадет в дурные руки.

Клены сменялись липами, а те снова кленами и дубами. На последних все еще висели листья, напоминая о безвозвратно ушедшем лете. Земля же под их ногами вся была сплошь усыпана этим шуршащим золотом. Мирра восторженно крутила головой, то и дело указывая монаху на очередное диковинное, по ее мнению чудо. Ей не часто выпадала возможность побывать за городом, потому что большую часть времени она проводила в лавке отца.

Клемент был рад, что она ненадолго отвлеклась и не вспоминает о родителях. Сам же он тоже старался поменьше думать о монастыре и Пелесе. У него еще будет время. Вся ночь впереди.

К вечеру, когда солнце стало садиться, а небо закрылось фиолетовыми облаками они вышли к трактату. Лес неожиданно закончился, и перед ними оказалась ровная, как стрела дорога.

-- Как удачно... Вон, видишь? - Клемент показал на темную точку впереди них. - Это постоялый двор. Сегодня мы будем спать как люди. Под крышей и на кровати.

-- А разве монахи не славятся тем, что всячески терпят невзгоды, неделями не едят и спят под открытым небом, несмотря на дождь и снег? - коварно спросила Мирра.

-- Откуда ты только этого наслушалась? - поразился Клемент. - Славятся, конечно, но я же ради тебя стараюсь. Тем более, ночью действительно будет дождь. Холодный и противный.

-- А у нас денег хватит?

-- У нас? А разве у тебя есть деньги?

-- Я имела в виду тебя.

-- Роскошные апартаменты я тебе не обещаю.

-- Это не страшно, - успокоило его девочка. - Я согласна спать и в конюшне.

Но в конюшне им спать не пришлось. Расценки на постоялом дворе были вполне приемлемые, и Клемент сумел снять маленькую комнатку на третьем этаже под самой крышей. Радушный хозяин, не задавая лишних вопросов, проводил их в комнату, предварительно предупредив, что за ужин придется доплачивать отдельно.

На постоялом дворе останавливались совсем разные люди - от богатых купцов до профессиональных убийц и хозяин двора был рад любому, кто мог заплатить за ночлег и не нарушал порядка.

Клемент уселся на скрипучую кровать и понял, что больше не сдвинется с места. В монастыре он вел не слишком подвижный образ жизни, и проделанный путь утомил его. У девочки же казалось, открылось второе дыхание. Она распахнула окно и выглянула во двор, посмотрела, нет ли кого под кроватью, проверила стул на крепость и даже попыталась приподнять одну из половиц.

-- Что ты делаешь? - не выдержал монах.

-- Я слышала, что под половицами часто делают тайники. Вот бы найти хоть один из них.

-- Мирра, прекрати говорить глупости. Здесь нет никаких тайников. Пол грязный, и ты вся перемажешься. Встань с него немедленно.

-- Ты говоришь со мной как отец, - проворчала она, но послушно встала с пола.

-- Разве это плохо? По крайней мере, я вполне гожусь тебе в отцы по возрасту.

Мирра промолчала, делая вид, что рассматривает тонкое, залатанное одеяло, которым была застлана кровать.

-- Я схожу вниз, возьму нам хлеба на ужин.

-- Я с тобой! - Мирра устремилась к двери.

-- С ума сошла! Вечером идти в трактир! Там полно пьяных мужиков. Мне некогда будет за тобой присматривать, а я не хочу неприятностей.

-- Но что со мной может случиться?

-- Не заставляй меня объяснять, - Клемент покраснел, - будто бы сама не понимаешь. Когда они зальются вином, то им будет наплевать на твой возраст.

-- Я хотела только посмотреть, что там внизу, одним глазком...

-- Пока твоя жизнь и безопасность на моей совести, никаких "одним глазком", - отрезал монах. - Там нет ничего интересного - обычный притон. Их и у нас в городе было немало.

Он вышел из комнаты, предусмотрительно запрев за собой дверь на ключ.

Странное дело, что делает алкоголь с человеком. Одна кружка вина, затем еще одна и еще... И вот тебя уже не узнать. Это уже не ты, а другой человек. Ведь ты не можешь вести себя столь отвратительно, лежать в грязи подобно свиньям, пуская пузыри, или буянить, выплескивая свой гнев на первую попавшуюся жертву.

Появление монаха-одиночки, который скромно держался в стороне, обходя десятой дорогой буйных посетителей, не могло не привлечь внимания. Его заметили и, удостоверившись, что он пришел действительно один, стали подтрунивать над его рясой и походкой. И это в присутствии самого Клемента, ни мало его не стесняясь.

И хотя представителей ордена Света боялись, но до Вернстока было далеко, да и что значит один человек, против целой ватаги, подвыпивших молодцов? Тем более что этот человек не выглядел крепким бойцом, который может дать отпор любому нахалу, вздумавшему насмехаться над ним.

Клемент спокойно терпел, пока его обзывали коричневым бумажным червем, и худым заморышем, и крючкотвором, и нищим балаболом. Он только ругал себя за то, что не додумался попросить кувшин молока и каравай хлеба прямо на кухне, прошмыгнув с черного хода и не заходя в трактир. Но теперь было поздно. Нельзя было уходить, не дождавшись пока принесут заказ. Лучше всего стоять с невозмутимым видом, никак не реагируя на отпускаемые шуточки, тогда шутникам это вскоре надоест и они вернуться к своему вину и пиву, льющемуся рекой в их бездонные глотки.

Веселая неунывающая толстушка неопределенного возраста - одна из помощниц хозяина принесла его заказ и с ловкостью подхватила медную монету, что он кинул ей. Рядом сидящий мужчина, в распахнутой тужурке на голое тело усмотрел, что было в кувшине, и едва не свалился на пол от смеха:

-- Молоко! Клянусь жизнью своей единственной козы - это молоко! Ребята, спорим - этот мальчик нацепил рясу, а побриться забыл? А все потому, что у него борода даже не пробивается!

Очередная глупая шутка была встречена одобрительными гулом. Компания рудокопов, возвращавшихся домой после месячной отлучки, даже зааплодировала. Вообще-то это были неплохие люди, но сегодня в них словно демон вселился.

От компании отделился самый молодой из рудокопов и преградил монаху дорогу. Это был высокий, широкоплечий парень, у которого недоставало передних зубов. От него несло пивом, вареным луком и давно не стираным бельем.

-- Куда направился, папаша?

-- Не думаю, что ты мог бы быть моим сыном, - осторожно ответил Клемент, стараясь обойти стороной эту громадину. - Я ненамного старше тебя.

-- Да, я ошибся! - с чувством сказал рудокоп. - Ты не можешь быть вообще ничьим папашей! Потому что ты вовсе не мужчина! Может ты и вовсе кастрат?

-- Как угодно. - Клемент призвал все свое спокойствие, чтобы не размозжить глиняный кувшин об голову этого наглеца. Его останавливал только тот факт, что Мирра наверху дожидается этого молока, и что у рудокопа как минимум пятеро друзей, и они, не колеблясь, оставят от него мокрое место.

-- Все вы - бабы в юбках, - презрительно сказал парень. - Как бы вы не назывались. Позор! И ваш Святой Мартин тоже был натуральной бабой, чтобы про него не сочиняли.

Этого говорить не стоило. Одно дело издеваться непосредственно над самим монахом, и совсем другое дело затрагивать его веру. Всерьез связываться с орденом Света никому не хотелось, это могло плохо закончиться, как для забияк, так и для хозяина трактира. В зале сразу притихли.

-- А что? - продолжал буянить молодой дурак. - Есть же истории, как этого Мартина его же ученики использовали для удовлетворения...

Больше он ничего не успел сказать, потому что Клемент молниеносно выхватил из-под стола свободный табурет и треснул им его по голове. Рудокоп ахнул и оглушенный упал на пол.

-- Да очистит Свет от дурных мыслей твой затуманенный разум, - сказал Клемент, возвращая табурет на место. - Свет и покой вам, братья мои. - Он произнес эту фразу с легким кивком и поспешно покинул зал.

Его никто не задерживал. Посетители трактира понимали, что дело закончиться дракой - все к тому шло, но они никак не предполагали, что лежать на полу останется рудокоп, а не монах. Это было несколько неожиданно. Меньше всего это предполагал сам рудокопом, со стоном начавший подниматься с земли. Друзья подняли его, усадили обратно за стол и налили полную кружку пива. Быстро протрезвевший он взялся за пиво, с хмурым видом посматривая на остальных. О неприятном инциденте быстро забыли или, по крайней мере, попытались это сделать.

В это время Клемент открыл дверь отведенной им комнаты и обнаружил, что Мирра без всякого стеснения роется в его сумке.

-- Что это значит?

-- Я захотела взять одеяло, и вдруг увидела здесь столько интересного, - оправдывающимся тоном сказала она.

-- Ты ничего не брала?

-- Нет, только смотрела.

-- Больше так не делай, это дурной тон. Если надо, попроси и я сам покажу. Я же не роюсь в твоих вещах.

-- А у меня нет никаких вещей.

-- Думаю, ты меня прекрасно поняла.

Его тон, был более резок, чем обычно и девочка испуганно отшатнулась от монаха.

Клементу стало совестно за то, что он на нее накричал. Он молча протянул ей молоко и скромно сел на краешек кровати.

-- А кружки где? - спросила Мирра.

-- Пей так, прямо из носика, - он кашлянул в кулак. - Я не хотел на тебя кричать. Просто основательно повздорил кое с кем внизу и теперь немного не в себе. Это мне не к лицу. Я скоро успокоюсь.

-- Правда? - Мирра восторженно уставилась на монаха.

-- Да, - он неуверенно посмотрел на нее. - А что в этом странного? Гнев мне, в общем-то, несвойственен.

-- Я не об этом, - Мирра отмахнулась от его слов. - Неужели ты подрался? А я думала, что монахи не умеют драться.

-- Я не дрался, а... Откуда такая кровожадность? - удивился Клемент. - Зря я вообще тебе об этом сказал.

-- В этом ничего нет плохо. Мои папа говорил, что мужчины должны драться. Иначе как узнать, кто прав в споре?

-- Это не метод выяснять кто прав, а кто - нет.

-- Мой старший брат тоже не любил драться, - вздохнула Мирра.

-- У тебя есть брат?

-- Нет, уже нет. Его убили, когда я была маленькой. Бандиты подстерегли Дина ночью и зарезали. Это из-за денег.

-- Прими мои соболезнования.

-- Да я и не помню его совсем, - пожала плечами девочками. - Нет, мне его, конечно, жалко, но не так уж сильно. Но может, если бы он умел драться, этого бы не случилось, и он продержался бы до появления стражи. Было бы очень грустно, если бы на тебя тоже напали бандиты.

-- Они не тронут монаха, - сказал Клемент очень не уверенным голосом. - В городе, по крайней мере.

Он разломил хлеб и протянул половину девочке.

-- Ешь и ложись спать. Завтра встаем с первыми лучами солнца.

-- Рано... - вздохнула она, но, почувствовав на себе его строгий взгляд, решила не перечить.

Клемент по-новому взглянул на их комнату и, расправившись со своей порцией ужина, расстелил на полу одеяло, поближе к двери.

-- Что ты делаешь? - удивленно спросила Мирра.

-- Готовлю себе постель.

-- Но здесь же есть кровать.

-- На ней поместиться только один человек. И это будешь ты. А мое место здесь, на полу. Я привычный.

Клемент подождал, пока она доест, и задул свечу. Он повернулся к кровати спиной, прислушиваясь к тому, как Мирра укладывается, борясь с непокорным одеялом. Наконец, девочка угомонилась, и он смог спокойно закрыть глаза. На досках лежать было не очень то удобно, но он так устал, что даже кровать, наполненная камнями, показалась бы ему сносным ложем.

Ему снились листья, гонимые ветром, словно во время урагана, пустой парк и маленькое озеро, в котором плавали разноцветные рыбки. Вода была прозрачная и рыбы, сбиваясь в небольшие стайки, сновали возле самой поверхности. Они были так беззащитны...

Свинцовое небо нависало над парком, заставляя Клемента даже во сне вздрагивать от дурного предчувствия. Он был один в этом парке, совсем один. Деревья, окружавшие его, были слишком стройные. Таких деревьев не бывает в реальном мире. Желтые и красные листья носились вокруг него швыряемые холодным ветром, и складывались в дивные по своей красоте узоры. В бесконечные узоры...

А Мирре снились мягкие одеяла, разноцветные и легкие как пух. Она то бежала по ним, то недвижимо стояла, то падала, а одеял становилось все больше и больше, пока они не завали ее с головой. Ей стало трудно дышать. Внезапно одеяла превратились в змей, огромных, толстых и холодных, и они обвили ей руки. Она принялась вырываться, но все было напрасно. Ей хотелось кричать, но она не могла. Змеи сжали ее всю, еще немного и она задохнется среди их колец.

Мирра вскрикнула и проснулась. За окном алел рассвет. Девочка подождала, пока выровняется дыхание, и снова опустилась на постель. Подушка была жесткая, одеяло колючим, а перед глазами, стоило их закрыть, снова появлялись змеи. Не дай бог, снова пережить этот кошмар!

На полу возле двери спал монах. Он съежился, прижав руки к груди. Мужчина серьезно замерз, иначе с чего бы он натянул на голову капюшон? В полу были щели, возле двери были щели, не говоря уже об оконной раме, и к утру Клемент имел все шансы серьезно простудиться.

Мирра взвесила все за и против, и тихонько встав с кровати, укрыла своим одеялом монаха. От нее не укрылось, что он избегает прикосновений, даже случайных. Но это же монах Света, что с него взять? Они все со странностями. Девочка посмотрела в окно на занимающийся закат, но так как Клемент и не думал просыпаться вместе с первыми лучами солнца, как грозился, Мирра легла рядом, прижавшись к его боку. Когда он так близко, никаким змеям до нее не добраться.

Солнце поднялось высоко над горизонтом, когда Клемент все же соизволил открыть глаза и простонать что-то по поводу затекшей поясницы. Тут он увидел лежащую на нем тонкую детскую руку и осекся.

-- Почему ты не в кровати? - грозно спросил он Мирру.

-- Мне приснился кошмар, и я не могла уснуть, - она виновато пожала плечами. - И, по-моему, там водятся клопы. На мне есть несколько укусов.

-- Глупости.

-- Хоть бы спасибо сказал.

-- За что? - тут он заметил второе одеяло, которым до сих пор были заботливо укрыты его ноги, и понял, что она имеет в виду. - Спасибо, но больше так не делай. Как с тобой тяжело... Ты очень своенравный ребенок. - Он бросил взгляд в окно. - Почему ты не разбудила меня? - монах стремительно вскочил. - Уже десять часов, не меньше. Смотрящие в первую очередь будут проверять постоялые дворы. Стоит им справиться о нас у хозяина, как мы окажемся в ловушке.

-- Да кому мы нужны? - удивленно спросила девочка. - Если бы мы были такими важными, нам бы не дали убежать. Или ты украл драгоценности настоятеля? Нет, вряд ли... скорее ты знаешь какую-нибудь тайну, - у нее загорелись глаза. - И если ее поведать всему миру, твой орден больше не сможет жить с этой правдой и его придется распустить.

-- Замолчи! Нет никакой тайны и не смей желать роспуска ордена, да образумит благостный Свет твой непутевый язык.

-- Ты опять злишься, - пригорюнилась девочка. - Уже нельзя и пофантазировать.

-- Всякая мысль, имеет свое материальное воплощение. Если не здесь и сейчас, то в другом месте и в другое время. Поэтому будь осторожна с фантазиями.

-- А если мне придет в голову, что я вареная морковь, то я когда-нибудь стану вареной морковью? - с любопытством спросила Мирра. - Или, например, что у меня вырастут крылья?

-- Мирра - ты совершенно несносное существо, - он застонал. - Я вообще не представляю, для чего люди заводят детей. Зачем? Чтобы иметь постоянную головную боль?

-- А ты собираешься бриться?

Клемент провел рукой по подбородку и вздохнул. Щетина выросла порядочная. А монаху полагалось следить за своим обликом. Он должен служить примером. Пусть его ряса залатана, а сандалии перемотаны ивовой корой, но лицо должно быть безукоризненно. Никакой бороды или усов.

-- Собираюсь, но не сейчас. Безопасность дороже.

Они проворно собрали вещи, никем не замеченные спустились по лестнице и покинули постоялый двор. Монах всего на пару минут задержался в торговой лавке, где купил Мирре, как и обещал, теплую накидку и пару крепких кожаный сапог. Сапоги для девочки были великоваты, но других у торговца все равно не было.

Только когда они отошли от двора на две сотни метров, Клемент позволил себе расслабиться и вздохнуть спокойно. Все это время его не покидало чувство опасности и только вблизи спасительной кромки леса, он почувствовал себя свободнее. Пока что они шли по тракту, но если понадобиться могли свернуть с него в один момент.

Монаха вскоре нагнал рудокоп, который наговорил ему вчера грубостей и пытался затеять драку. Клемент напрягся и заслонил девочку собой. Он ожидал возможного реванша со стороны рудокопа, но тот уже протрезвел и не собирался выяснять отношения. Наоборот, он низко поклонился монаху и учтиво произнес:

-- Мир и покой тебе, брат Света. Прости за вчерашнее. Демон попутал.

-- И тебе мир, брат мой. Уже простил. Как твоя голова?

-- Крепко ты меня преложил, ничего не скажешь, - с усмешкой сказал парень, почесывая больное место. - Вот уж не ожидал. Будет мне наука - никогда не суди по внешнему виду. Если ты на меня не в обиде, то не говори своим братьям, что я наболтал вчера вечером, - он поежился и умоляюще посмотрел на монаха. Неумолимость ордена в подобных вопросах была всем известна.

-- Каким братьям? - Клемент напрягся.

-- Да тем, что в серых рясах. Они только что пришли.

-- А тем... Не скажу, не волнуйся. Ты был пьян, вот и все объяснение.

Парень заметно повеселел после его слов. На его щеках заиграл румянец.

-- Но услуга за услугу. Если спросят, не видел ли ты здесь меня и девочку, то ты нас не видел. Идет?

-- Хорошо. А что так?

-- Такова воля Света, - отрезал Клемент. - Так надо. И остальным передай, чтобы они помалкивали. А теперь ступай, да прибудет с тобой удача.

Парень кивнул, еще раз поклонился и пошел обратно. Когда он через минуту обернулся, то ни монаха, ни его спутницы на тракте уже не было. Рудокоп удивился, но решил, что это не его ума дело.

Тем временем Клемент, схватив Мирру за руку, проверял их способности к стремительному перемещению. Так быстро он еще никогда не бегал. Он умудрялся перепрыгивать через кусты и поваленные деревья, не сбавляя темпа. Мирра тоже не отставала. Страх подгонял их, заставляя забыть, что невозможно сделать, а что нет. Они преодолели не меньше трех километров, прежде чем остановились. Мирра совсем выбилась из сил. Обняв дерево двумя руками, и повиснув на нем, девочка с надеждой спросила:

-- А вдруг это все же не они?

-- Я не хочу рисковать. - Клемент сел прямо на землю. Сейчас он не был склонен обращать внимания на подобные, вроде грязи, мелочи. - Да и откуда здесь взяться другим Смотрящим? Великий Свет, пускай это будут не люди Пелеса! Я буду счастлив. Но надеяться на это не стоит...

-- Что же будет, если нас поймают? - испуганно спросила Мирра.

-- Ты хочешь услышать правду? - Клемент потер лоб. У него начала болеть голова. - Я разделю участь Патрика, а ты разделишь мою. Вот и все. Пелес - безумец, поэтому все его действия пронизаны безумием.

-- Я думала, что безумцы - это те, кто с криками бегают по улице. Их связывают и запирают в подвале до прихода лекаря.

-- Безумие бывает разное... У Пелеса оно хладнокровное, расчетливое. Оно ничем не выдаст себя, пока не придет его час. Но зачем я тебе об этом рассказываю? Ты всего лишь маленькая девочка, и тебе этого не понять... Как твои сапоги, выдержали?

-- Да.

-- Отлично. Я боялся, что подметки отваляться. Все-таки тяжело получить приличную обувь всего за пару медяков.

-- Нет, они хорошие, - сказала Мирра, хотя на самом деле, сапоги были ей велики, и она то и дело цеплялась носками за выступающие корни. Но ей не хотелось огорчать Клемента, который потратил на нее свои деньги. Мирра подозревала, что их у него совсем немного, ведь она видела его тощий кошелек.

-- Думаю, мы сбили Смотрящих со следа, хоть на какое-то время. Теперь можно идти, а не бежать.

-- Ночевать нам снова придется в лесу? - с мрачным видом спросила девочка, глядя вверх.

Начинал накрапывать мелкий противный дождь, коим так славятся осенние дни.

-- Посмотрим... - туманно ответил Клемент. - Может, удастся выйти к сторожке Лесника.

-- А кто это?

Они обошли поваленный ствол, покрытым толстым слоем зеленого мха.

-- Неужели ты не заешь эту легенду? - удивился монах. - Во время моего детства, она была известна всем мальчишкам.

-- Возможно, ты до сих пор не заметил, но я не мальчишка.

-- Я хотел сказать - детям. Ну и характер у тебя Мирра... ты такая колючая, как куст ежевики.

-- Расскажи лучше легенду.

Клемент поправил ремень сумки и откашлялся. Он знал, что рассказчик из него не важный, и поэтому немного волновался. Тем более перед ним был такой строгий слушатель.

-- У каждого леса есть свой невидимый хранитель, свой дух, который печется о благе вверенной ему земли.

-- А у озера есть такой дух?

-- Есть, но не перебивай. Лесной дух присматривает за всеми созданиями: большими и малыми, и не важно кто или что это. Для него одинаково важны как вот этот серый камешек, так и мы с тобой. Когда человек пересекает границу леса, то он переходит под защиту лесного духа - Лесника. Этот дух невидим, но у него есть сторожка. Это маленький домик, который располагается прямо в сердцевине исполинского дуба. В домике никогда не затухает очаг и всегда есть пища, на тот случай, если заблудшему путнику придется остановиться на ночь в глухом лесу.

-- А огонь очага не вредит дереву? - спросила Мирра.

-- Нет, это необычный огонь.

-- Колдовской? - она ахнула, прижав обе ладошки ко рту.

-- Нет, это не колдовство. Благой Свет не допустил бы этого. Просто Лесник настоящий хозяин леса, ему и не такое под силу. В домике есть кровати, всякий раз по числу заблудившихся, а на жердочке под потолком сидит маленькая сова, которая зорко следит, что бы гости вели себя достойно. У нее огромные круглые глаза, но не страшные, а скорее красивые, и от них ничего не скроешь.

-- Как интересно... - восхитилась Мирра.

-- Да, а возле домика растет папоротник. И его цветки - красные, белые и желтые светятся в темноте, показывая местонахождение сторожки.

-- Но ведь то, что папоротник цветет - это сказки, - с огорчением протянула она.

-- Лесник может заставить цвести папоротник. В крайнем случае, это может быть другое растение, которое просто очень похоже на папоротник.

-- А ты сам бывал в этой сторожке?

-- Нет, до этого мне не доводилось ночевать в лесу, - ответил Клемент.

-- А почему мы не нашли ее в первый раз?

-- Мы были слишком близко к монастырю. Сторожка избегает приближаться к человеческим поселениям, предпочитая глухую чащу леса. Вот как эту.

-- У нее, что - ноги есть? Что значит "приближаться"? - удивилась девочка, на мгновение представив, как описываемый домик бежит по лесу на тонких ножках.

Тут они обогнули заросли вечнозеленого кустарника, и наткнулись на лисью нору. Две лисы с удивлением посмотрели на них острыми колючими глазами и, презрительно фыркнув, скрылись в норе. Только рыжий хвост мелькнул.

-- Я никогда не видела живых лис, - призналась девочка, в то время как ее губы расплывались в невольной улыбке. - Они очень красивые. Давай подождем, может, они еще покажутся?

-- Не покажутся. Их чуткий нос говорит им, что мы еще здесь. Ждать бесполезно. Я и так удивлен, что они не почувствовали нашего приближения и так близко подпустили к себе.

-- Лесник помог.

-- Наверняка, - усмехнулся монах.

-- А почему лесник невидим?

-- Он же дух, и поэтому не имеет тела.

-- А Святой Мартин, который основал ваш орден это все-таки человек или тоже дух?

-- Понимаешь... Сейчас сложно отличить правду ото лжи, ведь столько времени прошло с тех пор, но наш святой был весьма интересным человеком. Но всего лишь человеком, - он вздохнул и задумчиво добавил. - Это делает каждого монаха ближе к нему, но оставляет мало надежды на предопределенность хорошего конца.

-- А мы найдем сторожку Лесника? Ночью будет очень холодно, а мы даже костер не сможем развести. Все ветки отсырели.

-- Да, дождь вряд ли прекратится... - согласился Клемент.

Монах достал из сумки кусок хлеба оставшийся со вчерашнего вечера и протянул его девочке:

-- Наступило время обеда.

-- Я совсем забыла про него. А как же ты?

-- Мне не хочется есть. В крайнем случае, насобираю орехов.

-- О, да... - Мирра усмехнулась. - А я поймаю зайца, и все будет как вчера.

-- Хорошо, что купили тебе накидку. Действительно, с каждым днем все больше холодает, - монах поежился. - А может и с каждым часом.

-- Когда мы придем в Плеск, и ты отдашь меня тетке, мне надо будет вернуть ее тебе?

-- Что за глупости? - возмутился Клемент. - Зачем она мне? Или ты думаешь, что я каждый день занимаюсь тем, что сопровождаю маленьких девочек, и она пригодится для моей следующей спутницы?

-- Не такая я уж и маленькая, - возразила Мирра. - У меня наступил период ускоренного роста. Я спросила про накидку, потому что ты не обязан тратить на меня деньги. Я же знаю, что ты, - на ее языке уже вертелось слово "бедный", но она передумала и сказала более мягко, - небогатый. И ты мог бы продать ее какому-нибудь торговцу.

-- Так и должно быть. Монахи не имеют права быть богатыми, - спокойно ответил Клемент. - Видишь ли, наш святой хотел, чтобы мы были смиренными, потому что смирение - удел сильных. Бедными, потому что только духовный человек может быть по настоящему богат, а когда у тебя много золота ты заботишься о нем, а не о душе. Ведь весь смысл не в том, сколько у тебя денег, а как ты ими распоряжаешься, чего желаешь. Бедный духовно не остановим в своих желаниях, ему и целого мира мало. И еще он хотел, чтобы мы сохраняли целомудрие, потому что... Потому что оно не дает отвлекаться на всякие глупости.

-- Так у тебя никогда не будет жены и детей? - огорченно спросила Мирра.

-- Никогда. Я намерен твердо следовать заветам этого великого человека. Он знал, что говорил.

-- Когда ты станешь старый, тебе будет очень одиноко.

-- Не скажи, - Клемент усмехнулся, - у обычных людей есть семья, но не чувствуют ли они себя одинокими среди своих детей и внуков? А передо мной открыта вся вселенная. В конце концов, я сольюсь с чистым Светом, а лучше этого не может быть ничего.

-- А женщина может стать монахом?

-- Монахиней, - поправил ее Клемент. - Может, конечно, почему нет? Существуют и женские монастыри. Просто их не было у нас в городе.

-- Я тоже хочу слиться с чистым Светом, - убежденно сказала Мирра. - Ты говоришь о нем с таким радостным лицом, значит, это точно должно быть что-то очень хорошее.

-- Самое лучшее, можешь не сомневаться.

Дождь пошел сильнее, и на головы пришлось накинуть капюшоны. В капюшонах, в дополнение к падающим каплям, было плохо слышно собеседника, поэтому беседу пришлось прекратить.

Они медленно брели, часто останавливаясь, что бы сверить направление. Клемент уже не оглядывался в ожидании, что их вот-вот настигнут люди Пелеса. Отыскать беглецов в этой чаще было практически невозможно.

Неожиданно лес стал редеть, и между камней и кустов показалось некое подобие тропинки. Трава то тут, то там была примята, деревья росли чуть в стороне, их ветки вели себя примерно, тянулись туда, куда положено, не мешая путникам. Мирра остановилась и показала на тропинку:

-- Пойдем по ней?

Клемент посмотрел вокруг, в частности на стремительно сгущавшиеся сумерки и кивнул. Куда бы она ни вела, там были люди, ее протоптавшие, а значит, было и жилье.

-- А вдруг мы попадем в логово разбойников? - спросила его девочка.

-- Если всего бояться, то в этом мире незачем жить. Лучше сразу умереть, - ответил монах. Посмотри только, какая мокрая земля у нас под ногами. Если заночуем прямо здесь, то к утру получим воспаление легких, и никакой костер не поможет.

-- Да, я уже поняла, что ты не веришь, что это могут быть разбойники, - сказала Мирра. - Но кто еще может жить в глухом лесу?

На этот вопрос Клемент предпочел не отвечать.

Тропинка стала шире, теперь они могли идти рядом друг с другом. Монах напряженно всматривался вперед, в надежде заменить отблеск костра или зажженного фонаря. Его старания вскоре увенчались успехом. Между деревьев блеснул желтый огонек. Клемент приложил палец к губам, призывая хранить молчание. Крадучись, почти в полной темноте они пошли дальше. Тропинка два раза вильнула в сторону и оборвалась.

Они оказались на поляне перед исполинским деревом, чья крона терялась где-то в темноте ночного неба.

-- Ох! - не удержавшись, воскликнула девочка. - Сторожка Лесника! Она настоящая.

Монах на мгновение потерял дар речи. Да - это была именно она, как раз такой он ее себе и представлял. Маленький домик в дереве, с круглым окошком, с белыми занавесками и несколькими ступеньками, из складок коры. Над дверью домика горит кованный железный фонарь, в котором горит огонь.

Да, все как в его фантазии, потому что сторожки Лесника не существует, и никогда не существовало. Он придумал ее сегодня днем, как и самого мнимого хозяина сторожки, только для того, чтобы развлечь девочку. Но вот, фантазия стала реальностью. Какой ужас...

-- Невероятно, - сказал Клемент, подходя ближе и протягивая к дереву руку. - Я, наверное, сплю.

-- Как здорово, что мы нашли ее!

-- Это дуб, Мирра. Это исполинский дуб... - голос монаха задрожал. - Если сейчас в домике будет сова, маленькая и глазастая, то я сойду с ума.

-- Почему ты расстроился? Ведь нам не придется ночевать под дождем, разве не замечательно?

-- Чудеса, - проворчал монах в ответ, - хороши только тогда, когда читаешь о них в книгах. Я пойду первым.

Он поднялся по ступенькам и постучал в дверь. Дома, естественно, никого не оказалось. Тогда Клемент собрал все свое мужество и легонько толкнул ее. Дверь гостеприимно распахнулась, приглашая их зайти.

Внутри домика была всего одна комната. Обстановка была очень скромной. Две расстеленные постели, возле окна столик, накрытый салфеткой, под которой угадывалось очертание подноса с едой, пылающий очаг, полосатый коврик на полу. И маленькая желтоглазая сова под потолком.

-- Сова, мы к тебе в гости, - сказала Мирра, проворно прошмыгнув за спиной Клемента.

Птица важно взглянула на них и взъерошила перья.

-- Надеюсь, это означает "Добро пожаловать". - Девочка первым делом сняла с себя влажную накидку и повесила ее сушиться на решетку возле очага. - Как здесь здорово! - Она сдернула салфетку и обрадовано улыбнулась содержимому подноса.

Клемент приказал себе ничему не удивляться и снял рясу. В домике было очень тепло, и от его промокшей одежды повалил пар. Оставшись в рубашке и брюках, он, стараясь не смотреть на сову, сел за стол.

-- Что у нас на ужин? - монах немного нервно улыбнулся девочке.

-- Гречневая каша, колечко колбасы, молоко, кусок сыра и пирожки с вареньем. Все свежее. А пирожки и каша даже горячие!

-- Ну, так ешь, пока не остыло.

Мирру не пришлось долго уговаривать. Девочка схватила ложку и приступила к еде. Клемент тихонько помолился и решил тоже поесть. Монах запретил себе думать о происхождении этого загадочного домика. Лучше уж без всяких задних мыслей воспользоваться его благами.

Поужинав, они сразу же легли спать, и проспали до самого утра. Постели были мягкими и теплыми, кошмары не мучили их, поэтому беглецы как следует отдохнули.

Клемент потуже затянул пояс рясы - крепкую белую веревку, и помог Мирре перебраться через ручей. Камни были скользкие и покрыты тиной, поэтому, ступив на них можно было легко поскользнуться. Девочка спрыгнула на противоположный берег, и монах с удовлетворением отметил, что она даже сапог не замочила. Как только он увидел этот ручей, ему почему-то сразу показалось, что Мирра непременно упадет в него.

Они несколько часов назад как покинули необыкновенную сторожку. Девочка по-хозяйски застелила кровати, прибрала на столе и попрощалась с совой, которая все так же неподвижно сидела на жердочке. Мирре очень понравилось их временное пристанище, она восприняла его появление в лесу как нечто собой разумеющиеся. Зато у Клемента начинала болеть голова всякий раз, когда он вспоминал о нем.

Он обернулся посмотреть на сторожку, и она растаяла под его взглядом вместе с деревом. И дуб, и полянка перед ним, и даже тропинка растворились, словно их и не бывало. Но в сумке у Клемента остались вполне реальные продукты, которые он захватил с собой перед уходом. Колбаса пахла и выглядела как колбаса, и хлеб был в точности как настоящий. Разум говорил монаху, что подобного быть не может, но упрямая действительность решительно опровергала все доводы рассудка. Это лесное чудо, к которому он прикоснулся, навсегда останется для него загадкой.

Временами Клемент останавливался и прислушивался, опасаясь уловить звуки возможной погони, но в лесу сегодня было необычайно тихо.

-- А сегодня чудесный домик появиться? - спросила нахмуренного монаха девочка.

-- В нем нет нужды. Мы срезали большой участок пути и уже вечером будем в Плеске.

-- Так скоро? - Мирра не смогла скрыть своего разочарования. - А я думала, что мы будем идти еще один день.

-- Разве ты не устала?

-- Устала, но с тобой мне интересно. Я даже лисиц увидела. Здесь свобода, - она развела руки в стороны и закрыла глаза, - а когда я попаду к тетке, свобода сразу закончиться.

-- Тебя послушать, так твоя тетка - это настоящий злодей.

-- Нет, но по моим и воспоминаниям моих родителей, она не признает ничего кроме работы. Вокруг нее все должны работать и помногу, иначе их жизнь пройдет зря.

-- Я поговорю с ней.

-- Лучше не надо, - проворчала Мирра. - Ты уйдешь, а она на мне тут же отыграется. Никому я больше не нужна... Теперь, когда папа с мамой на небе я круглая сирота.

Монах только пожал плечами. Ему не хотелось дальше развивать эту тему. Девочка тоже замолчала. Она шла с угрюмым видом, опустив голову. Клементу даже показалось, что он слышит ее обиженное сопение. Если бы у него в свое время оказалась тетка, он бы только радовался. А так у него не было ни родственников, ни близких друзей, никого... Приют стал его домом. Но, наверное, у Мирры возраст не подходящий. Она вступает в ту пору, когда слово "самостоятельность" это уже не пустой звук.

Монах желал как можно быстрее оказаться в селе. Нет ничего глупее еще одной вынужденной ночевки в лесу, когда всего в нескольких километрах от тебя живут люди.

Солнце сегодня не баловало их своим появлением. Небо, насколько хватало глаз, было затянуто серой пеленой. Деревья стояли унылые, без листвы, с сочащейся от воды корой. В довершении этой безрадостной картины высоко на самой верхушке липы сидел ворон, и время от времени печально каркал. Он преследовал путешественников с самого утра. Полетит вперед, сядет на ветку и, не переставая каркать, ждет, когда они подойдут, чтобы снова подняться в воздух.

У Клемента уже чесались руки свернуть этому ворону шею. Поначалу он не обращал на него внимания, но эта надоедливая птица стала действовать ему на нервы. К счастью, когда они спустились в овраг, ворон исчез из их поля зрения и больше не беспокоил.

Незадолго до наступления сумерек, они снова вышли на тракт. Нельзя сказать, чтобы в это время он был очень оживленным. Как правило, путешественники стремились добраться до какого-нибудь постоялого двора до темноты. Ночью на дороге было опасно - здесь были разбойники, всякая нечисть, для которой луна, все равно, что солнце и неприкаянные души тех, кто были убиты на этом пути.

От тракта в сторону уходила небольшая дорога, ведущая прямо в Плеск. Возле поворота стоял поломанный деревянный столб - раньше здесь был указатель.

-- Ну, как? Помнишь эти места? - спросил Клемент, свернув с тракта.

-- Мне же было всего пять лет, - с укором ответила Мирра, - как я могу помнить подобные вещи?

-- А я помню себя с самого рождения, - с гордостью ответил монах, - поэтому и спросил. Ты все время молчишь, не разговариваешь. Я даже испугался, что ты проглотила язык.

Мирра высунула кончик языка и демонстративно показала ему.

-- О, тогда я зря волновался. С ним все в порядке, просто у тебя дурное настроение. - Он потянул носом воздух. - Странное дело... Пахнет гарью.

-- Да.

-- Его несет со стороны Плеска ветер. У меня дурное предчувствие...

Клемент заметно побледнел и ускорил шаг. Дорога пошла вверх, но он словно не заметил этого подъема. Запах гари становился все сильнее.

-- О великий Свет! - на вершине пригорка монах остановился как вкопанный, пораженный открывшейся ему картиной. Девочка испуганно выглянула из-за его спины и ахнула.

Перед ними было пепелище. Где же богатое, цветущее село?

Здесь были только сгоревшие дома, от них остались обвалившиеся во внутрь стены, покосившиеся деревья и маленький храм, выложенный из белого камня, с пустыми почерневшими глазницами окон.

-- Не ходи за мной! - Клемент с силой разжал руку девочки, которая уцепилась за край его рясы, и побежал вниз.

Запах стал еще нестерпимее. К нему добавились новые оттенки, и все как один не из отряда благовоний. Монах направился в центр того, что раньше гордо именовалось Плеском. Сгорело все - начиная от курятника и заканчивая собачьей будкой.

Похоже, что пожар случился три дня назад, и после этого прошел сильный дождь. Клемент обернулся - он оставлял четкие следы на толстом слое влажного пепла. Что же здесь произошло? Вряд ли этот жуткий пожар был случайным. Иначе как объяснить то, что каждый дом в селе был окружен огненным кольцом четкие следы которых вырисовывались на земле?

Село намеренно сожгли, но зачем, кому это было нужно? И где его жители?

Потрясенный монах бродил между бывшими улочками и вскоре решил заглянуть в один из домов, который меньше остальных пострадал от пламени. У него не было ни дверей, ни окон, только чернело обугленное дерево. На улице уже стемнело, поэтому Клементу поначалу ничего не удалось разглядеть внутри. Он видел только какие-то бесформенные обрывки, обломки черепицы, оплавленную железную спинку кровати. Но постепенно его глаза привыкли к темноте, и монах с ужасом осознал, что он стоит не на черепице, а на груде человеческих костей. Особенно среди остальных выделялась крупная берцовая кость, которую он поначалу почему-то принял за держатель для факела.

Крик замер у него на губах. Спина покрылась холодным липким потом и тот струйкой побежал между лопатками. Ему захотелось как можно быстрее убежать отсюда, но он не мог сдвинуться с места. Страх сковал его тело, цепко зажав в свои стальные тиски.

Ноги у Клемента подкосились и он упал на колени прямо на человеческие останки. Черепа смотрели на него своими невидящими глазницами, и казалось, видели его насквозь. Они были присыпаны пеплом, словно кожей.

-- Гиблое место...- прошептал монах в ужасе.

Ему тут же показалось, что кости шевелятся, хоть это и было неправдой. Секунды проведенные здесь растянулись в мучительные часы, которые он разделил с этими мертвецами. Стены кричали от невыносимой боли заживо сожженных, и от этого молчаливого крика у монаха раскалывалась голова. Если он пробудет здесь еще немного, то сойдет с ума. Клемент обхватил голову руками и, зажмурив глаза, выбежал из дома.

Теперь он понял, что здесь случилось, и где жители, но это знание не принесло ему покоя.

Монах, превозмогая страх, зашел еще в один дом, затем еще в один, но везде увидел одну и туже картину. В одном из домов он наткнулся на тело, принадлежавшее крупному и судя по всему сильному мужчине. Человек наполовину высунулся из окна, но убежать от пламени, охватившего его жилище, не успел. Из его груди торчал металлический прут, послуживший причиной смерти. Рядом валялась много всяких изделий из металла - от ножей до плугов, и Клемент пришел к выводу, что он забрел на бывший двор кузнеца.

Плеск был обречен. Его обитателей заперли в их домах, а сами жилища подожгли, чтобы люди гарантировано сгорели заживо. Никто из них не спасся. Страшная, мучительная смерть ожидала каждого человека.

Но кто мог учинить такое?! Обречь людей на столь ужасные муки, и за что?

Неужели это дело рук магов? Нормальный человек не способен на подобную жестокость. Даже разбойники, если уж и лишают жизни, то делают это быстро, без лишних эффектов. А тут устроили настоящее представление. Ну, как же, как же - округлые костры, огонь до небес...

Выходит, маги отомстили за то, что Пелес регулярно стал устраивать на них облавы. Смотрящие напали на их след, и они, в качестве устрашения, устроили это пепелище. Хладнокровно сожгли людей... А в городе, наверное, еще ничего не знают о об этом. Даже на постоялом дворе печальная судьба Плеска была неизвестна, иначе весть о гибели села не сходила бы с уст.

Что теперь будет с Миррой, куда идти этой девочке? У нее больше не осталось родных, ей всего двенадцать лет и никто в этом безжалостном мире не поручиться за ее жизнь и благополучие.

Клемент поднял глаза и поискал на пригорке одинокую фигурку. Но Мирры уже не было на том месте, где он ее оставил. Она спустилась с пригорка и медленно шла по улице. Монах кинулся вперед, и вовремя остановил ее, не дав войти во двор дома.

-- Не надо! Не смотри! - Клемент повернул к себе бледное лицо девочки. - Благой Свет, дай же нам сил...

-- Где они? - Мирра попыталась вырваться, но он держал ее крепко. - Это точно Плеск?

-- Мирра, нам здесь нечего делать.

-- Но моя тетя...

-- Она погибла, - монах ненавидел себя за то, что он был вынужден сказать. - Погибла, как и остальные жители. Это действительно Плеск.

-- Я не верю тебе... - испуганно сказала она. - Нет, нет!

-- Посмотри, это место не для живых. Тут нет ни птиц, ни зверей. Даже ворон. Кругом только пепел. Проклятое место и чем скорее мы отсюда уберемся, тем лучше.

Клемент совсем некстати вспомнил свой сон, про нескончаемое поле мертвецов и почти физически ощутил дух боли и безысходности витающий над этой землей.

-- Наши души в опасности! Люди погибли в муках и ночью могут вернуться, чтобы отомстить. Они могут стать призраками.

-- Злые духи... - прошептала Мирра. - Что нам делать?

Вместо ответа монах потянул ее за собой обратно на дорогу. Она больше не сопротивлялась, позволив ему выбирать, куда идти. Клемент спешил покинуть эту землю, ему казалось, что если он не сделает этого, то будет навечно обречен скитаться среди этих обугленных стен и человеческих останков.

-- Куда мы теперь? - жалобно спросила Мирра, прижимаясь к нему в поисках поддержки, когда они вышли обратно на тракт.

-- Вперед, а там видно будет. Но стоять на месте я не могу.

-- Но ведь уже ночь.

-- Ничего не поделаешь, - ответил Клемент.

Тут как назло начал лить дождь. Тракт и без того грязный, совсем раскис, и теперь они брели по колено в грязи. Монах, насквозь промок, и замерз до костей. Свое одеяло он опять отдал Мирре, набросив его ей на плечи. Толку от одеяла было немного, но все же это было лучше, чем ничего.

У Клемента из головы не выходили картины увиденного. Погибнуть в столь страшных муках... По закону долга и чести он должен был похоронить мертвых, но справиться с целым селом ему не под силу. О, Создатель! Он расскажет об этом несчастье другим людям, и они сделают это за него. Совесть не должна его мучить.

-- И что будет со мной? - не выдержала, наконец, затянувшегося молчания Мирра. - Ты обещал, что отведешь меня в Плеск, но тети больше нет, значит, ты несвязан никакими обещаниями.

Монах упорно молчал, глядя перед собой. На самом деле, его ничуть не радовала перспектива вечного опекуна. С какой стати, ему такое наказание? Да и вдвоем им будет намного тяжелее.

-- Ну, скажи хоть слово!

-- Что ты хочешь от меня услышать? - ему приходилось повышать голос, чтобы перекрыть шум дождя. - Что? Я не знаю, как помочь тебе, у меня нет средств, нет знакомых. Я простой монах!

Мирра скривилась и закрыла лицо руками.

-- Но я не брошу тебя, - тихо добавил Клемент, но девочка его услышала.

Она настороженно посмотрела на него и вытерла с лица воду - слезы вперемежку с дождевыми каплями.

-- По крайней мере, здесь: ночью под дождем среди пустой дороги. Так что успокойся. Завтра мы что-нибудь придумаем. Вместе. А пока пойдем скорее. По моим расчетам до следующего постоялого двора еще два часа ходу.

Клемент немного ошибся, но ошибка была им только на руку. Белая вывеска постоялого двора, освещаемая фонарем, показалась уже через сорок минут. На ночь ворота запирались, и Клемент потратил немало времени, чтобы достучаться до охранника, который дремал, убаюканный стуком дождевых капель у себя в каморке. Охранник долго смотрел на них, но на разбойников они не походили, и он открыл ворота.

-- В такое время вся спят уже... - ворчал он. - Ишь, чего выдумали - гулять по дождю. И ребенка зачем с собой поволок? - с укором спросил он Клемента. - Вымахал как жердь высокий, а мозгов нет. А вдруг вас поселить хозяину негде будет, где тогда спать будете?

К счастью для путников все же нашлась свободная комната, снова под самой крышей. Мокрые вещи хозяин заведения, которое, кстати, носило гордое название "Вечный гусь", милостиво разрешил высушить на первом этаже возле камина.

Клемент уложил измученную девочку спать, а сам занялся сушкой рясы, накидки и одеяла. Оставлять вещи без присмотра было рискованно. Утром, благодаря предприимчивости некоторых бессовестных граждан, их могло не оказаться на месте.

Клемент, взял скамеечку и подсел поближе к огню. От тепла его разморило, веки отяжелели и стали слипаться.

Вездесущий хозяин, толстый обладатель пышных рыжих усов, подсел рядом и протянул ему кружку с горячим чаем. Клемент с сомнением посмотрел на кружку.

-- На, держи! - хозяин, чуть ли не насильно впихнул ее ему в руки едва не расплескав содержимое. - Не бойся, это бесплатно.

-- Спасибо, но чем обязан такой щедростью?

-- Поговорить хочется. Меня зовут Барток, - он хлебнул свой чай и довольно крякнул. - Это самый лучший напиток - с добавлением вишневых веточек и черной смородины. От простуды избавляет, если не навсегда, то надолго. Ты, монах, много где побывал, расскажи чего-нибудь интересное. Девочка тебе кем приходиться?

-- Сирота, - коротко ответил Клемент. - Почти. Сопровождаю к дальним родственникам.

-- А... Это ничего, что в комнате только одна кровать?

-- Ничего. Я посплю на полу. Не в первый раз.

-- Отлично, ты значит не в обиде. - Барток почесал затылок. - Я, конечно, понимаю, ты непростой человек, монах Света, последователь великого Мартина и все такое, но деньги еще никто не отменял. Я бы и рад поселить тебя за туже цену в комнату получше, да не могу.

-- Деньги - это прах. К чему о них говорить?

-- Тогда выбери другую тему, - предложил Барток.

-- У меня есть одна важная новость, но она тебе не понравиться, - сказал Клемент. - Словно мельничный жернов она давит меня, мешая дышать.

-- Что такое?

-- У тебя родственники в Плеске или друзья есть?

-- Родственников нет, а друзей полно. Я человек общительный. Так что случилось?

-- Плеск сгорел дотла, - монах вздохнул.

-- Как?! - хозяин даже привстал со скамейки. - Ты что такое говоришь?! Да я же был у них на прошлой неделе. Все было в порядке.

-- Я был там несколько часов назад. Хотел зайти и остановиться у знакомых. От села остались одни головешки.

-- Так это... Надо же их спасать! Узнать, что случилось и тушить или... Я не знаю... - он бестолково взмахнул руками.

-- Поздно. Я же говорю - одни головешки. - Лицо Клемента было отрешенным. - В них обратились и все жители вместе со своими домами.

Барток рухнул обратно на скамейку.

-- Ты меня не разыгрываешь? - несчастным голосом спросил он. - Скажи, что это шутка.

-- Я бы все отдал, чтобы забыть то, что я там увидел. - Клемент закрыл лицо и из его груди вырвался стон. - И зачем я пошел туда? Хорошо, что я могу рассказать тебе об этом. Мне становится легче оттого, что ты тоже узнал о печальной судьбе этого места.

-- Почему это случилось? Как может сгореть целое поселение? Должен же был кто-то остаться в живых!

-- Барток, вне сомнений, - монах наклонился и прошептал ему прямо в ухо, - это было сделано специально. Им не дали выйти из домов.

-- Чьих рук злодеяние?! - воскликнул хозяин, готовый на все. - Ты знаешь?

-- Нет. Кто бы это ни был, они не оставили следов, - монах покачал головой. - Почти. Ты должен послать весть в город и достойно похоронить погибших. Их надо предать земле не позднее новолуния. Собери людей.

-- Да-да, конечно, - закивал Барток. От волнения его лицо покрылось потом и он достал большой зеленый платок, чтобы вытереть его. - Вот тебе и попили чаю... - с грустью сказал он.

-- Мои вещи высохли, и я, пожалуй, пойду к себе. На сегодня мне хватит впечатлений.

Барток понимающе кивнул и налил ему еще напитка.

-- Для девочки, - буркнул он и ушел к себе. Как только закрылась дверь, как послышался крик толстяка. - Тина, вставай! Я сейчас тебе кошмарную новость расскажу!

Клемент взял в одну руку одежду, в другую кружку и не спеша поднялся наверх. Его качало из стороны в сторону, от усталости или пережитого - кто знает? Думая, что Мирра заснула, монах, стараясь не шуметь, осторожно открыл дверь. Но девочка не спала. Она сразу же повернулась к нему и облегченно вздохнула.

-- Почему ты еще не спишь?

-- Я... боялась, что ты уйдешь ночью, оставив меня здесь одну.

-- Как, даже не попрощавшись? - попробовал пошутить Клемент. - Кроме того, у меня осталась бы твоя накидка. Зачем она мне? Размер не тот.

Мирра продолжала пристально смотреть на него.

-- Ты и правда, так обо мне плохо подумала? - огорчился монах. - Разве я заслужил такие мысли? Дать обещание и бросить тебя здесь - это было бы подло. Так поступают предатели, а на свете нет ничего хуже предательства.

-- Прости меня. Просто мне сейчас очень страшно.

-- Выпей это, пока горячее. - Он протянул ей кружку.

Девочка всего за пару минут расправилась с чаем, сделав несколько жадных глотков. Клемент накрыл ее еще одним одеялом, и присев на жесткую кровать, положил руку на лоб, проверяя температуру. Тот, к счастью, не был горячим. Это радовало, потому что сейчас, им только простуды не хватало.

-- Ни о чем не беспокойся, - мягко сказал монах. - Первый человек, которого ты увидишь, когда откроешь глаза - это буду я.

-- Хорошо, я тебе верю, - успокоено сказала она и тут же заснула.

Монах, предварительно помолившись, устроился на голом полу. Рукой он нащупал в кармане последнюю оставшуюся у него монету, хорошо, что серебряную, и тяжело вздохнул.

Закрывай глаза, не закрывай глаза - нет никакой разницы. Все равно видишь одну и туже картину - обугленные головешки, тонны пепла, берцовую кость, черепа и почему-то над всем этим всплывает лицо Рема... От этого нельзя уйти, нельзя избавиться.

Хорошо, что я не дал Мирре зайти в дом. Она бы не смогла спать. Девочке и так тяжело приходиться, а тут еще такой удар. У меня мурашки по коже бегают, что же говорить о ней?

О неугасимый Свет, что мне делать? Что? Как ты пустил подобную жестокость в наш мир, почему не остановил этих людей, не отвел их руку, несущую смерть через чистое ни в чем неповинное пламя? Ты всякий раз посылаешь нам новые испытания, но хватит ли у нас сил выстоять? Я спрашиваю себя и заглядываю в свое сердце. В последнее время его слишком часто терзали сомнения, и тот огонек, что всегда теплился в нем, теперь светит не так ярко. Этот огонек говорит мне, что я на правильном пути, что Свет мною доволен, что я стою на Белой стороне, но он тускнеет...

Дай же мне, Свет, везде быть твоим проявлением, чтобы я приносил в мире любовь всем ненавидящим. Прощение - обижающим и примирение - враждующим. Приносил веру сомневающимся, надежду - отчаявшимся и радость - скорбящим. Чтобы я приносил Свет во Тьму. Дай же мне, Свет, утешать, а не ждать утешения. Понимать, а не ждать понимания, любить, а не ждать любви. Потому что кто дает, тот обретает, кто о себе забывает - находит себя, кто прощает - будет прощен, кто умирает - воскресает для жизни вечной.

Помолился, и легче стало. Нет, камень на душе остался, слова молитвы его не забрали, а всего лишь немного приподняли, и теперь можно делать редкие вздохи без риска быть задушенным этой громадной серой глыбой. Жаль, что молитва не дает прямого ответа на поставленный вопрос, и никогда его не даст.

У меня есть два пути: продолжать мучить себя бесполезными размышлениями или собраться с мыслями и подумать, как выбраться из сложной ситуации, в которой я оказался. У меня нет денег, нет дома, нет друзей и знакомых. Рядом со мной девочка, у которой тоже нет ничего из вышеперечисленного. И в довершении, я не простой человек, а монах Света и это накладывает на мой образ жизни определенные обязательства. Признаюсь откровенно, я предпочитаю одиночество и не желаю кроме своих проблем развязывать еще и чужие. Я не думаю, что в состоянии взять на себя такую ответственность...Одно дело наставлять человека на правильный путь и совсем другое, насильно тянуть его туда за руку.

От моих размышлений веет пессимизмом...

Раз мне ниоткуда ждать помощи, значит, придется полагаться только на себя. На добрых людей рассчитывать нечего. За последние месяцы они показали свое истинное лицо, и я понял, что уповать на их добросердечие нельзя. В мире всем правят деньги, а денег у меня совсем немного. Придется как-то выживать.

Мирру я не оставлю, зря она волновалась. Без опекуна она сразу же пропадет. Детей-сирот, не попавших в приют и не состоящих в банде, за которых некому было замолвить доброе слово, часто продавали на юг в качестве рабов. Я бы очень не хотел, чтобы Мирру постигла подобная участь. И даже если этого не случиться, неизвестно еще переживет ли она грядущую зиму или нет. Поэтому, пока я не найду ей достойного пристанища, девочка будет под моим присмотром. Хоть ею я и свяжу себя по рукам и ногам, но что ж поделаешь?

Губы Клемента невольно разошлись в презрительной усмешке - Мирра будет под присмотром нищего беглеца-монаха. Нищего... А вот с этим надо было что-то делать... И срочно.

Мне, как и раньше, нужно попасть в столицу. Лучше всего пойти в Вернсток пока не началась зима, и дорогу не занесло снегом. До города путь неблизкий, но если поспешить, можно успеть до заносов, особенно если бросить путешествовать пешком и купить лошадь. А еще лучше - две. Для меня и девочки. И неважно, что мы плохие наездники. Я уверен, что ездить верхом - это несложно.

В Вернстоке первым делом я отправлюсь в резиденцию ордена - в Вечный Храм, чтобы рассказать им обо всем том безобразии, что у нас твориться. И о Плеске. Пусть они даже пойдут на крайнюю меру, и пришлют имперский карательный отряд. Главное, чтобы подобное не повторилось. Шутка ли - в селе жило наверно больше тысячи человек. Просто невероятно, что его удалось сжечь за столь короткий срок и... Это наводит на определенные мысли.

Какова же в таком случае численность проклятых поджигателей? А если это маги? Двадцать хорошо обученных магов - это уже целая армия. А здесь идет речь не о двадцати, а о числе намного большем. Это уже похоже на солидную организацию, которая непонятно почему дала о себе знать в нашем захолустье.

Если это маги, то Пелес прав. Наш край - настоящий рассадник этой мерзости, но ведь я не верю Пелесу. И Рем ему не верил. В таком случае, если это не маги, то кто?

Голова отказывается думать. У меня нет ни одной идеи.

Мирра беспокойно ворочается во сне, наверное, ей опять сняться кошмары. Надеюсь, она с ними справиться. Может, разбудить ее? Нет, лучше не стоит. Иначе она не уснет до утра и будет донимать меня своими вопросами. За эти дни я успел насытиться общением и новыми впечатлениями.

И почему меня бросает в крайности: то многомесячное затворничество, когда кроме книг и иллюстраций я не видел ничего другого, то путешествие по разным местам в компании совершенно незнакомого ребенка?

Интересно, каким я ей кажусь со стороны? Занудой? Наверное, она считает меня странным человеком. Монахов редко принимают такими, какие они есть. Людям не понятно, как можно отказаться от радостей жизни, как они их понимают. А радости у всех разные...

Хм, суждение детей, как правило, самое истинное, они еще не научились лгать, по крайней мере, самим себе. Правда, Мирра уже не ребенок. В ней еще сохранилась толика той детской наивности, но от пережитых невзгод она взрослеет прямо на глазах. Только бы ее душа не зачерствела, иначе путь к Свету для нее будет потерян.

Вот для этого и нужен я. В качестве наставника и опоры. Буду по мере сил и времени заниматься ее духовным воспитанием. У меня осталась всего одна монета - это знак, который говорит мне, что пора заработать денег. Не знаю, понадобятся ли кому-нибудь мои услуги в качестве монаха, или замечательного, не побоюсь этого слова, иллюстратора, по крайней мере, пока мы не доедем до Вернстока, но у меня всегда есть руки, чтобы заработать на хлеб и ночлег. В крайнем случае, буду колоть дрова, мести двор, и чистить конюшни. Но надеюсь, до конюшен дело все-таки не дойдет... У меня хорошие познания в сельском хозяйстве и лекарском деле - это тоже должно пригодится.

Жаль звезд на небе не видно. Небо так затянуло тучами, что их холодный свет не радует моих глаз. А я бы сейчас посмотрел на звезды... Сосчитал их. Эти колючие серебряные гвоздики...

Следующим утром путешественники без всякого сожаления оставили "Вечного гуся". Весть о том, что случилось в Плеске, быстрее ветра разнеслась по постоялому двору. Клемент решил не дожидаться, пока его обступят новые желающие узнать подробности о пожаре, и поспешил скрыться. Мирра ни о чем его не спрашивала, ни об их конечной цели пути, ни о ближайших планах. Ей словно было все равно. Монаха всерьез начало беспокоить это пугающее равнодушие.

Небогатый, но все-таки имеющий свою повозку торговец, решил подвезти их до Крона, небольшого городка, через который пролегал тракт. Торговца звали Сайлз, это был гном, и он только в прошлом году начал собственное дело, чем и объяснялся его скромный достаток. Зная гномов, можно было с уверенностью сказать, что Сайлз скоро наверстает упущенное, и уже через пять лет о его состоянии начнут ходить легенды.

Что примечательно, Клемент неоднократно просил других торговцев-людей подвезти их, но никто из них так и не остановился. Все они требовали внушительную плату за проезд, и, узнав, что путникам нечем заплатить, пришпоривали кобылу. Видимо только гномы помнили о том, что значит бескорыстие.

Клемент посадил Мирру в повозку, а сам устроился рядом с возницей. Гном оказался любителем поговорить, и скоро Клемент помимо своей воли был втянут в разговор.

Время за беседой проходило незаметно. Внимание монаха привлек расшитый золотом синий эквит торговца. Сайлз заметил его полный любопытства взгляд:

-- Интересуетесь? - он протянул эквит Клементу.

-- Да, замечательная вещь. Очень искусная работа, - с уважением сказал монах, любовно проводя по узору пальцем.

-- Конечно. Других не носим. - Сайлз усмехнулся и пригладил ладонью свою короткую коричневую бороду.

-- А что этот узор означает? Я где-то читал, что на передней налобной пластине часто зашифровано какое-нибудь послание.

-- Да, вы правы, - согласился гном. - Кроме вышитых исключительно для красоты языков пламени тут написано: "Беспамятство - бесценный дар богов".

-- Странная фраза...

-- Что же в ней странного? - пожал плечами Сайлз, перекладывая поводья в другую руку. - Это верно. Если бы мы помнили все, что причиняло нам боль, то дурные воспоминания давно бы убили нас. Вспомните, сколько в вашей жизни было светлых дней и сколько темных, подсчитайте количество обоих. А так мы их забываем и с легким сердцем снова надеемся на лучшее.

-- Да, но помнить ведь нужно, чтобы не повторить прошлых ошибок.

-- А я и не утверждаю, что нужно все забыть. Нужно не терзаться. Словно это случилось не с тобой. Тогда и помнить будет нечего.

Клемент так и не понял, что гном хотел этим сказать. По крайней мере, логики в его словах он точно не заметил.

-- А боги? Вы же признаете существование многочисленных богов?

-- Да... Никогда не нужно забывать, с кем разговариваешь. Монах - есть монах. Признаю, ну и что?

-- Если я скажу, что это ересь, это прозвучит глупо? - спросил Клемент.

-- По меньшей мере, - согласился Сайлз. - Признавать богов или нет - это вопрос веры. Вы же ставите превыше всего Свет, а что он есть, как ни главный бог?

-- Это больше, намного больше, - с жаром сказал Клемент. - Он направляет нас и, и... Я не могу объяснить это другому, но если бы вы заглянули мне в сердце, то поняли, что я имею в виду.

-- Я понимаю, - серьезно сказал торговец.

-- Забавно, вот уж не думал, что мне захочется сейчас вести теологические диспуты, - Клемент вернул Сайлзу эквит и тот сразу же надел его на голову.

-- С гномами бесполезно спорить - это же всем известно, - рассмеялся Сайлз, и, повернувшись к Мирре, подмигнул ей. - С монахами, конечно, тоже.

-- А почему вы без охраны?

-- Красть нечего. Разве что эту дохлую кобылку, - Сайлз кивнул на лошадь. - А за себя я постоять сумею.

-- Мы ее не сильно нагружаем? - забеспокоился Клемент.

-- Нет, по-моему, ей все равно. Она из такого особенного вида лошадей, которые качаются от ветра сами по себе, даже когда стоят налегке. Но как ни странно, если ее основательно нагрузить, она этот груз безропотно потащит.

-- Тогда ей цены нет.

Но гном был явно другого мнения на этот счет.

-- А куда вы путь держите? Крон - конечная остановка?

-- Не совсем. Скорее небольшая передышка. А почему вы спрашиваете?

-- Да так, - пожал плечами гном, - есть у вас в глазах что-то такое... Беспокойство, что ли. Оно всегда появляется у тех, кому предначертана длинная дорога. Уж я-то знаю.

-- Я направляюсь в Вернсток.

-- В Вечный Храм? - спросил Сайлз и когда монах кивнул, он продолжил. - Я бы тоже хотел там побывать. Древний город, куда ведут все дороги - он стоит того.

-- Так в чем же дело? Езжайте.

-- Э... Вы не знаете?

-- Чего?

-- С ума сойти! Где вы были все это время? Гномам, эльфам и прочим не людям, нужно платить пошлину в тройном размере за право въезда. А она, смею сказать - немаленькая. Но вы не беспокойтесь, это решение ордена и поэтому монахов в город пускают практически бесплатно.

-- Но почему? - удивленно спросил Клемент, который впервые слышал об этой несправедливости.

-- Почему бесплатно? Потому что Вернсток - город паломников и...

-- Я не об этом, - перебил его Клемент. - Я о тройной пошлине.

-- Вы же знаете историю жизни Святого Мартина? Болван, кого я спрашиваю... Конечно, знаете.

-- И что?

-- Орден раскопал какие-то подробности его убийства. Выходит, что тем магам, которые приложили к этому руку, помогали гномы. Деньгами, разумеется. И теперь на нас везде смотрят косо. На севере конечно ничего не изменилось - там мы были и остаемся главными, но вот в центральных землях и на востоке ситуация несколько иная, - Сайлз вздохнул. - Я вообще удивился, когда вы обратились ко мне за помощью. До того как заняться торговлей я успел поездить по миру и всякого насмотрелся. Хорошо, что у гномов крепкие кулаки и отличая сталь, люди в нас нуждаются. Если бы не это, то наша участь была бы незавидна.

-- И как давно это случилось?

-- Без малого - двести лет назад, - Сайлз усмехнулся. - Где же вы провели все это время, что такая новость прошла мимо вас? Вы местный?

-- Местный.

-- Да, этот край удивительным образом еще не затронут. В глубинке можно встретить хороших людей.

-- Даже если гномы и замешаны в убийстве нашего святого, но эльфы и остальные за что пострадали?

-- А их вина в том, что эльфов и прочих никогда не любили. Просто удобный повод подвернулся.

-- Но поставить всему народу в вину то, что случилось восемьсот лет назад? Это несправедливо!

-- Вы не ставите под сомнение результаты расследования ордена? - торговец удивленно приподнял бровь.

-- Нет, как можно? Ему виднее, - ответил Клемент и запнулся. - Хотя... Я не считаю, что обвинять всех - это правильно. Это в корне неверно.

-- Официально нас никто ни в чем не обвиняет, во всяком случае, пока, - заметил гном. - Но вот на отношении обычных людей к нам это сильно отражается. С нами еще ведут дела, но что-то радостных лиц в последнее время становится все меньше и меньше. Ходят слухи, что в крупных городах появились специальные отряды, которые ловят ночью на улицах и казнят тех, кто не принадлежит к человеческому роду. Ужас, верно? Можно подумать, нам обычных бандитов было мало, которые убивали всех без разбора.

-- Я ничего не знал об этом, - растерянно сказал монах. - Не понимаю, почему орден допускает такое. Разве он не может попросить городские власти навести порядок?

Сайлз внимательно на него посмотрел.

-- Орден - это и есть власть. Другой нет. Вы действительно такой бесхитростный или проверяете меня? На вас коричневая ряса, но кто знает, может под ней скрывается еще одна - серая?

-- Что вы! - нахмурился Клемент. - Я не имею никакого отношения к Смотрящим. Не говорите мне о них. - Он снова вспомнил о печальной судьбе своего монастыря и погрустнел.

-- Я вижу, вам уже приходилась с ними сталкиваться.

-- Приходилось, - Клемент почувствовал внезапный приступ откровения и сказал, - один из Смотрящих послужил причиной смерти моего близкого друга.

-- Сочувствую. Уверен, что он был хорошим человеком, - кивнул гном. - Знаете, мне только что пришла в голову одна занятная мысль: количество хороших людей в нашем мире - число постоянное, а вот население его неуклонно растет. Это наводит на определенные размышления.

-- Да? Может так оно и есть. Я уже ни в чем не уверен.

-- Вот уеду на север, сколочу небольшое состояние, женюсь, и займусь каким-нибудь нескучным делом себе по душе, - мечтательно сказал торговец. - Вернсток, конечно, хорош, но шкура дороже. Нечего мне делать в чужих краях.

-- Вы когда-нибудь видели живого мага? - неожиданно спросила Мирра.

Девочка выбралась из-под одеяла, которым она была укрыта и тихонько подкралась к ним.

-- Ты не спишь? - проворчал Клемент, который испугался от неожиданности.

-- Нет. Я уже давно слушаю, о чем вы говорите.

-- Да, видел, - кивнул Сайлз. - Три года назад в Ракоше. Как раз перед казнью.

-- А на кого он похож?

-- На самого себя. Человек среднего роста, обычной внешности. Ему перебили пальцы, чтобы он не мог колдовать, и постоянно держали с кляпом во рту, по той же причине.

-- А что он плохого сделал?

-- Обвиняли его во многих злодеяниях, а что он сделал - не знаю, - Сайлз вздохнул. - А вот и город.

Показались первые покосившиеся домики и караульный пост. Они подъезжали к Крону. Близость к городу пагубно сказалась на состоянии тракта. За дорогой никто не следил, и в период осенних дождей он была в ужасном состоянии. Телега основательно завязла в грязи, и мужчинам пришлось толкать ее.

-- Как хорошо, что вы вместе со мной, - натужно пропыхтел гном, борясь с непокорным колесом. - Один бы я не справился.

Они миновали опасный участок и сдвинули телегу на сухое место.

-- Спасибо, что подвезли нас.

-- Вы могли бы и не помогать мне, - заметил гном, пожимая монаху руку на прощание. - Крон - вот он, а что будет со мной, это уже не ваша забота.

-- Это было бы непорядочно, - покачал головой Клемент.

-- У вас есть деньги? - неожиданно спросил гном.

-- А что? - рука монаха невольно потянулась к поясу.

-- Простите, глупый вопрос. Держи-ка! - Сайлз насильно сунул ему в руки тряпицу, кивнул Мирре и взялся за поводья. - Свет и покой тебе, брат мой.

-- Свет и покой... брат.

-- Что там? - спросила Мирра, когда торговец уехал.

-- По нашим меркам - целое состояние. - Клемент развернул тряпицу и покачал головой. - Пять серебряных монет. Этого нам хватит на первое время, пока я не найду работу.

-- Почему он тебе дал их? - удивленно спросила девочка. - Ведь это же он нас вез, а не мы его.

-- Не знаю. Честное слово - не знаю.

-- Мне всегда говорили, что гномы очень жадные. Наверное, это какой-то неправильный гном.

-- Должно быть, ты права и так оно и есть, - Клемент тоже не находил объяснения подобной щедрости. - Спасибо ему.

-- Кем ты будешь работать? - спросила девочка, пытаясь стряхнуть с сапог налипшую на них грязь.

-- Крон - довольно большой город, не меньше нашего. Работа найдется.

На самом деле назвать Крон городом - это оказать ему честь. Это поселение словно не определилось, чем оно хочет больше быть - городом или деревней. Да, дома были каменные, трехэтажные, с красными крышами, крытыми особой черепицей. И вместе с тем на каждом шагу попадались грязно-белые куры, тощие коровы и слышалось блеяние коз. Многие жители Крона продолжали держать скот и домашнюю птицу.

Город произвел на монаха неприятное впечатление. Ему не понравилась его тягостная атмосфера, запах старого подгорелого масла, которым был пропитан Крон и скрежет давно несмазанных дверей петель. Несмотря на гордое название, которое носил город: Крон переводиться с вилтского языка как корона, в нем не было ничего величественного.

Горожане, озабоченные вечной нехваткой денег, ходили с хмурыми лицами, попрошайки и мнимые калеки приставали к прохожим, вымогая у них монеты и одновременно пытаясь срезать кошелек, стражники, ничего не замечая, с задумчивым видом плевали на мостовую. Тоска, да и только.

Но Клементу выбирать не приходилось. С ним был ребенок, которому было необходимо найти крышу над головой и сносное пропитание. Сам бы монах удовлетворился сараем и куском ржаного хлеба. Еще раз мысленно поблагодарив щедрость Сайлза, Клемент осмотрелся и они направились в центр города, где была рыночная площадь. Монах решил поспрашивать у местных торговцев насчет работы.

Так как Клемент неплохо разбирался в травах, ему повезло, и он сумел устроиться помощником лекаря. Действительно, это было крупное везение, потому что кроме работы они получили еще и жилье. Старик-лекарь начинал терять зрение, и уже давно искал кого-то молодого с острыми глазами. Сначала он не хотел связываться с монахом, но настойчивость Клемента и его горячие заверения в собственном усердии сделали свое дело.

Мирре тоже нашлось занятие. Старик жил один и Клемент уговорил его взять девочку в качестве кухарки. Перроу, так звали лекаря, согласился платить ей за это три медных монеты в неделю. Мирра не возражала. Мысль о том, что в ближайшее время им не придется срываться с места, и идти под дождем весь день радовала ее как никогда в жизни.

Клемент спрятал деньги под рясу в карман рубашки, намереваясь перепрятать серебро в укромное место в доме лекаря. Было опасно все время носить такую крупную сумму с собой.

-- Ты точно не похож на всех тех бездельников, с кем мне доводилось иметь дело ранее? - ворчал седой как лунь лекарь, посматривая на Клемента из-под косматых бровей. - Учти, если что не так - вмиг окажешься на улице.

-- Я буду стараться.

-- Странные вы, монахи... Чего в монастыре не сидится?

-- Я совершаю паломничество в Вечный Храм, но чтобы туда попасть до зимних холодов, мне нужна лошадь, а чтобы ее купить, нужны деньги.

-- Паломник на лошади! - фыркнул старик. - Верх лени! Где такое видано! А как же традиции? Раньше паломничества совершали босыми, в одних лохмотьях, а теперь все стремятся разбогатеть и устроится с комфортом. Даже монахи Света.

-- Это из-за девочки, - мягко пояснил Клемент.

-- Она тоже паломник? - лекарь покачал головой. - Куда катится мир? С каждым годом он становится только хуже, и нет этому конца. Что это за трава, знаешь? - он сунул ему под нос резко пахнущий пучок сена. Клемент с готовностью ответил. - Правильно, стебли лугового матака. Помогают от болей в желудке. Не знаю, может, если ты останешься у меня, то из тебя и выйдет толк. А может, и нет.

Перроу, несмотря на свое бесконечное ворчание, был добрым человеком. Он жил в маленьком двухэтажном домике, на первом этаже которого был склад, лаборатория и кухня, а на втором три жилых комнаты. Собственно лекарства Перроу не доверял делать никому, и поэтому в обязанности Клемента вменялись сборка и сушка трав, а также грубые работы вроде колки дров для котла и замена полов на втором этаже, которые находились в аварийном состоянии. Чтобы привести ветшающий дом в порядок, требовалось вложить немало труда. Кроме того, монах, когда у него было свободное время, помогал Мирре. Все-таки он, после стольких лет жизни в монастыре и дежурств по кухне, он готовил лучше, чем девочка.

Работа не была монаху в тягость. Наоборот, она отвлекала его от тяжких мыслей, от воспоминаний о гибели Рема, Патрика и сгоревшем Плеске. Днем он был так занят, что вовсе не думал о них. Только ночью, во время сна, его страхи вновь оживали, мешая отдыху. Клемент считал дни календаря, перебирая в руке монеты, и понимал, что до первого снега они вряд ли сумеют собрать достаточно денег, чтобы приобрести лошадь и соответствующую поклажу. Если бы не помощь Сайлза, эту затею вообще можно было бы считать невыполнимой.

Перроу первое время не спускал с Клемента глаз, боясь, как бы тот не оказался вором, или того хуже - убийцей, но постепенно смягчился и предоставил монаху больше свободы. Дело пошло на лад. Они завтракали вместе с лекарем, потом он уходил на рынок в свою палатку, оставляя Клементу подробные указания на счет заготовки трав. Мирра, не слишком занятая на кухне, помогала монаху измельчать корешки, толочь в пыль высушенные цветки или просто сидела и болтала с ним до самого вечера. Она упорно избегала любых тем связанных с их прошлым, предпочитая строить нехитрые планы на будущее. Пока что они в основном обговаривали, какую лошадь купят и по какой дороге отправятся в Вернсток. Девочка настаивала на том, чтобы их маршрут пролегал по живописным местам, монаха же больше заботила безопасность.

Клемент попросил у Перроу подробную карту, и несколько дней они с Миррой потратили, копируя ее. Эта кропотливая работа требовала большого терпения и усидчивости. Когда они закончили карту, то, в конце концов, пришли к единому решению и пометили свой предполагаемый путь красными чернилами. Это нехитрая процедура еще на один шаг приблизила их к желаемой цели.

Клемент торопился домой. Был около полуночи, и он не пошел бы так поздно ночью на улицу, но Перроу вдруг почудилось, что он не запер палатку, и монаху пришлось отправиться на площадь, чтобы проверить это. Палатка естественно оказалась заперта, опасения лекаря не подтвердились. И теперь Клемент, ежась от холода, быстро шагал обратно, обходя стороной злачные заведения, пользующиеся дурной славой.

Под ногами хрустел лед. Лужи замерзли и мостовая, влажная от выпавшего в обед дождя, стала скользкой. Монах уже дважды падал, пребольно ударяясь о камни. В этот момент на ум ему приходили всякие крепкие словечки, но он быстро приходил в себя и, потирая ушибленные места, просил Свет простить его.

Уже шел конец третей недели как он работал у лекаря. Жизнь была довольно сносной. К старику, несмотря на его вечное недовольство, он уже привык и считал его чем-то вроде дальнего дядюшки. Перроу, конечно, сердился, когда Клемент, например, разбил его лучший перегонный куб, или когда Мирра заболела, и с высокой температурой слегла в постель, но его крики быстро сходили на нет. Старик был вспыльчив, но отходчив. Лекарства Перроу всего за пару дней подняли Мирру на ноги. Он был отменным специалистом и знал в травах толк.

До дома лекаря оставалось пять минут ходьбы. Клемент свернул в хорошо знакомый ему переулок и замер. В двух метрах от него стояли двое мужчин, и в руке одного был кинжал, направленный в живот другого. Грабитель бросил быстрый взгляд на монаха, мгновенно оценил его возможное богатство и процедил сквозь зубы:

-- Убирайся, если жизнь дорога. А то отправлю вслед за этим красавчиком.

Клемент медлил. Ноги сами несли его отсюда, но сердце протестовало. Нельзя оставлять человека попавшего в беду. Фонарь был только на соседней улице, и в переулке было немного света, он видел только два темных силуэта. Грабитель, был высоким человеком, и возвышался над своей жертвой словно гора.

-- Пошел вон! - еще раз приказал он Клементу и хрипло рассмеялся.

-- Вайк! Не надо! - взмолился человек. - Я не брал твоих денег. Ты же знаешь, это не я.

-- Мне все равно кто это сделал. Денег-то нет... Негодяй! - бандит схватил низкого за горло с такой силой, что тот захрипел. - С Хромым Вайком связываться себе дороже, и каждый в этом проклятом городишке должен уяснить это. - И он всадил ему в бок кинжал.

В последний момент низкий изловчился и достал свой нож. Последним усилием умирающий воткнул его между ребер Вайка. Грабитель явно не был готов к такому повороту событий. В его глазах промелькнуло удивление, и он с глухим криком упал на землю, всего в шаге от своей жертвы. Через минуту с ним было покончено.

Клемент задыхаясь от волнения, медленно подошел к мужчинам и склонился над ними. Хромому Вайку, как и второму человеку было не больше сорока лет. Монаху показалось, что низкий еще жив, но это была только агония. Он дернулся пару раз и тоже затих.

Внезапно Клемент услышал странный звук и поднял голову. В переулке было пусто.

-- Обернись, - сказал кто-то.

Клемент стремительно повернулся и увидел позади себя незнакомого человека. Откуда он здесь взялся? Монах мог поклясться, что еще секунду назад его не было.

-- Здравствуй, - поздоровался незнакомец.

Это был мужчина среднего роста, стройный, правильного телосложения. У него были короткие, гладко зачесанные назад черные волосы. Он не носил ни бороды, ни усов. На незнакомце был надет очень дорогой костюм и плащ, все черного цвета.

Странное дело, Клемент мог разглядеть мельчайшую деталь его гардероба, вплоть до узора на рукояти шпаги, но он не видел его глаз. Глаза этого человека все время оставались в тени.

-- Оставь этих бедняг, - сказал незнакомец. - Ничего не поделаешь, их срок вышел.

-- Кто вы? - спросил Клемент, чувствуя, что в переулке происходит что-то неладное, и он почему-то принимает в этом активное участие.

-- А как ты думаешь? - спросил мужчина, и его губы растянулись в улыбке.

От незнакомца исходила угроза и невероятная сила, которая скрывалась под маской холодного самоконтроля и терпеливо ждала своего часа. Монаху стало трудно дышать, настолько сильно давила на него та мощь, что шла от этого человека. Он физически ощущал на себе его гнетущий взгляд, который точно пронзал его насквозь.

-- Я не знаю, - сказал Клемент, выпрямляясь и расправляя плечи.

-- Знаешь, - тихо ответил мужчина, - Конечно, знаешь. Просто не помнишь.

-- Мы с вами уже где-то встречались? - вежливо спросил монах, решив не раздражать незнакомца понапрасну. - Может, если вы скажите мне свое имя, я вас вспомню?

-- Мое имя Рихтер, но мало кто может позволить себе называть меня настоящим именем. Теперь оно забыто... В этом мире меня зовут совсем иначе.

-- Вы известный человек? - спросил Клемент, делая незаметный шаг назад.

-- О, да! В своем роде известная личность... И оставь свои жалкие попытки убежать. Пока я с тобой не поговорю, ты никуда не уйдешь. От меня все равно нигде не скрыться.

-- Я и не собирался...

-- Меня нельзя обмануть, - медленно, с расстановкой сказал Рихтер. - Не волнуйся, я не причиню тебе зла. - Он снова улыбнулся, и на этот раз улыбка вышла грустной. - Я вообще никому не причиняю зла.

-- Что вам от меня нужно?

-- Поговорить.

-- Говорите быстрее, я тороплюсь.

-- Ничего страшного, - сказал Рихтер. - Если ты посмотришь вокруг более внимательно, то кое-что увидишь.

В этот момент из-за облаков выглянула луна, и света в переулке прибавилось. Клемент с ужасом обнаружил, что мелкий снег, начавший падать недавно, застыл и неподвижно висит в воздухе. Монах удивленно взглянул на Рихтера:

-- Что это значит?

-- Время отдельно, мы - отдельно. Здесь во всяком случае. - Мужчина пожал плечами, и придирчиво осмотрев поверхность забытого кем-то ящика, сел на него. - Теперь ты можешь не спешить.

-- Это вы сделали? - спросил Клемент и, не дожидаясь, добавил. - Вы... маг?!

-- Сколько ненависти я слышу в твоих словах... Не ожидал, честно. Тем более от тебя. Нет, я не маг, им такое, к счастью, не под силу. Но хватит обо мне. Твоя судьба в отличие моей, кажется мне более интересной.

Монах нахмурился, и в воздухе повисло напряженное молчание.

-- Все же забавно, что ты продолжаешь ощущать мое присутствие.

-- Я не понимаю вас. Вы случайно не сумасшедший?

-- Ты знаешь много сумасшедших, способных замедлять течение времени? То-то же. Я говорил с тобой, и ты слышал мой шепот. Признайся, ведь слышал же.

-- Ничего я не слышал.

-- Освежу память. Это происходило всякий раз, когда кто-то умирал рядом с тобой. Когда умер твой друг, ты почти заметил меня, тебе оставалась сделать одно маленькое усилие. И когда в монастырском подвале заключенные покончили с собой, я прошел мимо тебя, и ты тоже почувствовал мое присутствие. И сейчас двойное убийство снова привело нас друг к другу.

-- Демон из Тьмы?! Сгинь! Именем благо Света, порождение мрака оставь меня! - выкрикнул монах и, бухнувшись на колени, принялся громко читать молитву.

Рихтер вздохнул и с ироничной усмешкой сказал:

-- Ничего не меняется. Вся надежда только на Свет, на то, что он поможет в любой ситуации. - Он поднял руки к небу. - О Создатель, накажи меня... Если тебе, конечно, больше нечем заняться.

Клемент покосился на Рихтера и его молитва зазвучала уже менее уверенно.

-- Нет, я не собираюсь мешать твоему душевному порыву, тем более что я ни на секунду не сомневаюсь, что он идет от чистого сердца, но в твоем арсенале как минимум три сотни молитв, а у меня еще масса дел. Намек ясен?

-- Вы не демон?

-- Нет. Ты разочарован?

-- Почему я не могу увидеть ваши глаза? Они все время в тени.

-- Для твоей же пользы. Никто не торопиться в них смотреть, и ты не торопись. Всему свой час. Так приятно просто поговорить... В этом есть особенная прелесть, которую начинаешь ценить только тогда, когда становиться слишком поздно. Знаю, ты собрался в Вернсток, но тебе нужны деньги, которых у тебя на данный момент нет. То, что ты называешь деньгами - сущая ерунда.

-- К чему вы клоните? - Клемент нахмурился.

-- Я мог бы показать тебе месторасположение сотни кладов, но я поступлю проще. Вот здесь, - Рихтер постучал по ящику, - лежит кошель полный золотых монет. - Их совсем недавно спрятал туда один них. - Он кивнул на убитых. - Возьми эти деньги.

-- Я не буду их брать. Они мне не принадлежат.

-- Они и им не принадлежали, можешь мне поверить. Они были обычными бандитами. - Он пожал плечами. - Их истинный владелец покоиться на дне речки, и вернуть ему золото весьма затруднительно. Поэтому твоя совесть будет чиста.

-- Почему вы хотите, что бы я взял их? Я не пойму в чем тут подвох.

-- Разве желание бескорыстно помочь - это грех? Вспомни заветы, - уголки губ Рихтера поползли вверх, - своего святого. Он же ясно высказался на этот счет.

-- Я не могу принять помощь от незнакомого человека.

-- Но я же представился, - мужчину откровенно забавлял их разговор.

-- Имя ничего не значит, если человек не говорит, чем он занимается.

-- Боюсь, скажи я тебе, чем я вынужден заниматься, тебя бы это изрядно удивило. Запомни: имя значит все, но только если речь идет об истинном имени, которое дано тебе не людьми, а записано вот здесь. - Рихтер постучал себя по груди. - Мне пора идти, но мы с тобой еще встретимся и продолжим наш разговор, - сказал он и исчез, как ни в чем не бывало.

Клемент вздохнул свободнее, когда осознал, что в переулке кроме него и двух быстро остывающих тел больше никого не было. Монах словно очнулся от забытья.

Снег продолжал сыпаться мелкими крупинками, было очень холодно. Клемент ошеломленно смотрел по сторонам. Он не мог дать разумного объяснения тому, что только что произошло. Может, это ему привиделось? Скорее всего, нет...

Но проверить это можно только одним способом.

Монах решительно подошел к ящику, на котором только что сидел незнакомец в черном, и решительно приподнял его. Не заметить на земле объемного кожаного кошелька было невозможно. Клемент настороженно смотрел на него, но тот и не думал исчезать и превращаться в пар. Он был всего лишь обычным изрядно потертым кожаным кошельком. Значит, человек назвавшийся Рихтером не являлся плодом его воображения.

Клемент взял кошелек и подбросил его на руке. Его содержимое невольно внушало уважение. Забрать или нет? Поступить как монах, или как практичный человек? Тяжелое решение...

Он обернулся, посмотрел на убитых, тяжело вздохнул и, положив золото в сумку, быстрым шагов пошел прочь. Здоровый рационализм одержал сокрушительную победу над сомнениями и моралью. Какой смысл работать и получать скромную зарплату, когда под твоими ногами лежит золото и тебе достаточно лишь нагнуться, чтобы подобрать его?

Когда Клемент переступил порог дома Перроу, Мирра уже спала. Лекарь с ворчанием впустил его, милостиво выслушав сообщение монаха о том, что с палаткой все в порядке. Клемент сослался на усталость и с каменным выражением лица отправился к себе наверх. Он спал под самым чердаком. Там между двух столбов был подвешен плетеный гамак, а перевернутая колодезная крышка заменяла ему стол.

Сюда же, на стол, Клемент высыпал золото и при свете свечи принялся за подсчет. В кошелке оказалось ровно пятьдесят полновесных монет. Монах ссыпал их обратно и задумался. Этой суммы должно было хватить на покупку двух лошадей - ему и Мирре, она также покрывала все расходы на вещи, необходимые им для длинного путешествия. Уже завтра можно будет попросить расчет у Перроу и отправиться в городскую конюшню выбрать себе лошадей. Старик будет недоволен, но он же предупреждал его, что не собирается задерживаться в этом городе навечно.

Как это все-таки неожиданно... Он разбогател за одну минуту. Монах вспомнил необычное появление Рихтера и задумался. Кто же этот человек? Что ему надо? Ведь не демон же он в самом деле...

Он так и не спросил о связи между ним и убийствами, а зря... Но ничего, в следующий раз, он обязательно спросит. Если следующий раз наступит, конечно.

Монах снял рясу, и аккуратно сложив, положил ее на мешок с сушеной мятой. Было уже поздно, завтрашний день обещал быть непростым, поэтому ему не мешало выспаться. Клемент устроился в гамаке, накрылся одеялом с головой и уснул.

Гном сидел в небольшой уютной комнатке рядом с горящим камином, перед которым стояло два удобных кресла, одно из которых занимал он, а второе - мужчина в черном костюме. Эта комната была точной копией той, которая когда-то принадлежала гному. Он оторвался от книги, которую читал и исподлобья посмотрел на мужчину.

-- Явился, наконец. И почему я должен тебя ждать?

-- Дарий, я тоже рад тебя видеть. Я же все еще могу тебя так называть?

-- Конечно, можешь. Хотя я неограничен внешней формой, для тебя я всегда буду являться в виде скромного Главного Хранителя.

-- За что я тебе очень признателен. Разговаривать с кустом ежевики для меня было бы затруднительно.

-- Ничуть, Рихтер, ничуть, - возразил Дарий, убирая книгу. - Тебе просто хочется так думать. Верить в то, что во вселенной существуют неизменные постоянные вещи вроде моего облика. Хотя, твой-то облик как раз остался неизменным. Все тот же костюм, сапоги, начищенные до блеска, плащ. Тебе всегда нравилось выглядеть безукоризненно.

-- Я и не отрицаю этого. Дарий, зачем ты хотел со мной встретиться?

-- Неужели не догадываешься? - гном привычным движением пригладил короткую бороду.

-- Из нас двоих всеведущ ты, а не я, - напомнил ему Рихтер.

-- Как все прошло? Ты говорил с ним?

-- Ты же знаешь, что да. Поговорили немного.

-- Почему ты так интересуешься его судьбой?

-- Но он же мне не совсем чужой человек, верно? - Рихтер пожал плечами. - Тем более что ты его своим вниманием не балуешь.

-- У меня множество других дел.

-- Да что-то непохоже... - проворчал Рихтер, глядя куда-то в сторону.

-- Как понимать твои слова? - гном удивленно посмотрел на него. - Мне показалось или ты действительно чем-то недоволен?

-- Да! - Воскликнул Рихтер и вскочил с кресла. - У меня есть на это причины. Мне не нравиться что происходит. Ты знаешь, что большинство магов и некромантов травят как крыс? За что? Их обвиняют в немыслимых злодеяниях! А те же гномы? Они скоро пополнят ряды некромантов. Их черед не за горами, и тебе все равно?

-- Мой нынешний вид не имеет значения. Гном я или нет - это неважно.

-- Они уничтожили твою библиотеку, Дарий. Разобрали по камешкам. И теперь из ее частиц сложены стены свинарников и сараев. Тебе все равно?

-- Ничто не вечно, - спокойно сказал Дарий, но что-то подсказывало Рихтеру, что упоминание о библиотеке задело его друга за живое.

-- Орден управляет людьми, словно они никчемные марионетки. Нет, не так... Люди сами желают, чтобы ими управляли. На устах мольба к Свету, а в голове пусто! Полная пустота! Там нет ничего.

-- В тебе говорит твое прежнее "я". Ты был некромантом, и гонения на них не дают тебе покоя.

-- Да, это так. Не буду отрицать. А тебе это безразлично...

-- Гонения были всегда, - сказал Дарий, немигающим взглядом смотря на огонь.

-- Но они не достигали такого размаха! - с возмущением сказал Рихтер. - Меня до глубины души возмущает то количество вранья, в котором увязло человечество. Это настоящее болото и скоро оно накроет их с головой.

-- Ты же никогда не был особо добр к людям. Разве за прошедшие восемьсот лет что-то изменилось?

-- Мир изменился, а не я. Дарий, почему ты не прекратишь это безобразие? Вмешайся, наконец!

-- Не буду тебя обманывать, я действительно ни во что не вмешиваюсь.

-- Почему?

-- Скажем так, этот мир меня сейчас мало интересует. Я занят устройством другого.

-- С чего это ты бросил его на произвол судьбы? - удивился Рихтер. - Чем он тебе так не угодил?

-- Как тебе объяснить... Я ничего не бросал, потому что не брал. К этому миру я испытываю чувство сродни ностальгии и ничего больше. Родину не выбирают, к сожалению. Это место моего появления, но меня нынешнего оно не устраивает. Нет той особенной связи... Этот мир не является моим продолжением, потому что не я его создатель.

-- То есть если излагать нормальным языком, тебе в нем просто скучно?

-- Примерно.

-- У тебя есть возможности все изменить, но ты не желаешь этого делать, а я, значит, должен смотреть на все это безобразие?

Дарий перевел взгляд с пляшущих языков пламени на Рихтера, и тот отвел глаза.

-- Ты так бурно реагируешь, потому что расстроен. Ты опять встречался со своей половиной?

-- Да, - Рихтер упал обратно в кресло и прикрыл лицо рукой. - Она умерла за несколько минут до моего появления у тебя. Девочка, которая могла вырасти и стать, кем захочет, если бы не мое чудовищное, безумное влечение к ней, которому я не в силах противиться. Дарий, но почему я должен раз за разом делать это? Как только она рождается, я несусь к ней, смотрю в ее прекрасные глаза, но она успевает увидеть меня раньше, чем я ее. Она видит только свою Смерть!

-- Рихтер, мне очень жаль. Твое горе так велико, что даже огонь страдает вместе с тобой. - Пламя в камине действительно стало тускнеть, и комната погрузилась в полумрак.

-- Дарий... - из его груди вырвался мучительный стон. - Пусть она вовсе не рождается.

-- Рихтер, ты же знаешь, что это невозможно. Я не властен ни над тобой, ни над твоей второй половиной. Это один из законов мироздания.

-- Хотел бы я знать, кто устанавливает такие дурацкие законы! - со злостью сказал Рихтер.

-- Я тоже. Но они нужны, поверь мне. Без них давно бы наступил хаос.

-- В таком случае - да здравствует хаос!

Дарий вздохнул, давая другу возможность выплеснуть свой гнев. Рихтер нервно походил из угла в угол и снова сел напротив него.

-- Что ты читаешь? - он протянул руку и посмотрел на обложку книги, которую Дарий держал на коленях. - Тут нет названия.

-- Потому что это книга еще не написана.

-- Да? - Рихтер с сомнением посмотрел на гнома. - У Создателя свои странности, я понимаю... Так ты что-нибудь собираешься предпринять или нет?

-- По поводу, - Дарий на мгновенье задумался, - бескрайних болот лжи и предательства о котором ты мне говорил? Нет. Это мелкие проблемы и они не моего ума дела. Для этого существуют обычные боги.

-- Он все болваны.

-- Какой мир, такие и боги, - пожал плечами Дарий. - Что же теперь делать? Не волнуйся, все в итоге вернется на круги своя. Потом...

-- Но мне не нравиться именно то, что происходит в данный момент. Я бы очень хотел изменить существующее положение вещей.

-- Ты не можешь вмешиваться в жизнь людей.

-- Я постоянно вмешиваюсь в их жизнь, причем самым бесцеремонным образом.

-- Ты прекрасно понял, о чем я говорю.

-- Но никто же не мешает мне разговаривать с нашим старым знакомым. Тем более что он первый заметил меня. Он почувствовал мое присутствие. Странно, правда?

-- Ничего не происходит просто так, - негромко сказал Дарий. - В мире все случайности строго предопределенны. Этот человек не так прост, как кажется. Ты же видел его душу.

-- Наверное, это из-за знакомства с нами. Она оказалось для него фатальным.

-- Не обольщайся. Мы с тобою ни при чем, хотя и оказали на его последующее развитие кое-какое влияние. Но он был уже необычным до нашей встречи, это всегда было у него глубоко внутри, просто ему был нужен толчок, чтобы раскрыться и расти дальше.

-- Ему сейчас очень непросто приходится.

-- А кому здесь просто? Тебе или может быть мне? Или автору вот этой книги, - он потряс томом, - который еще даже не родился? Поступай, как считаешь нужным. Мне и самому любопытно. Хочется узнать, во что все это выльется.

-- Дарий, ты лукавишь... Ты не настолько равнодушен к этому миру, как хочешь показать. Зачем ты меня обманываешь?

Дарий пожал плечами.

-- Ты имеешь склонность все усложнять. Какая-то часть меня всегда будет здесь в качестве стороннего наблюдателя. Пойми, если я исчезну совсем, этот мир просто не сможет существовать. Это двоякая связь. Меня нет вне миров, но и мира вне меня быть не может.

-- Я понял. Забавно, наш любитель молитв то и дело вспоминает Свет. Получается, он все время взывает к тебе?

-- Да. Ведь если отбросить условности, я и есть Свет. Единственная сила, что создает и приводит в движение эту вселенную.

-- Не напоминай мне о вселенском масштабе, а то я сразу чувствую себя маленьким и жалким. Куда уж мне... - Рихтер иронично приподнял бровь. - Столько людей по всему миру взывают к тебе, а ты на самом деле не принимаешь в судьбе мира никакого участия. Молятся Создателю, который не создавал их мира. Ха-ха, как все-таки забавно... Но, если отбросить всякую иронию, это несправедливо. Если бы люди знали, насколько они обманываются в своих надеждах.

-- Да, чем больше мне молятся, тем дальше я отдаляюсь от них.

-- Их молитвы ничего не значат.

-- Пустые слова. Только немногие чувствуют меня сердцем.

-- Как наш друг? Он хороший человек, - сказал Рихтер.

-- Ты собираешься и дальше принимать активное участие в его судьбе?

-- Дарий, мне одиноко, ты же знаешь. А так я словно проживаю жизнь заново.

-- Смотри, не забывай об осторожности. Ты же не хочешь, чтобы он раньше положенного срока ушел из мира?

-- Я все предусмотрел. Он их не увидит.

-- В таком случае, удачи вам обоим. - Дарий снова раскрыл книгу.

Рихтер кивнул ему и, бросив последний взгляд в камин на красные языки пламени, отправился к себе.

Клемент вел за узду коня гнедой масти. На душе у него была радостно из-за удачной покупки. Предстоящее путешествие немного страшило и только. Ему всего два раза довелось сидеть в седле, и поэтому ездить верхом он фактически не умел. Мирра шла рядом с ним и не могла наглядеться на свою лошадку. Она была той же породы, что и конь Клемента, но немного светлее. В этот миг Мирре казалось, что ее лошадь - это самое лучшее животное на земле.

Они покинули Крон, и теперь перед ними лежала дорога, которая должна была привести их в Вернсток. Перроу несказанно удивился, когда Клемент пришел к нему рано утром и сообщил, что он хочет оставить работу и уехать, так как в деньгах больше не нуждается. Старик сначала ему не поверил, но когда монах показал лекарю одну из золотых монет, Перроу решил, что пригрел на груди разбойника с большой дороги. Огромных усилий стоило убедить лекаря, что Клемент никого не ограбил и не убил, чтобы заполучить эти деньги. Перроу только качал головой и хмурился.

Мирра отнеслась к известию об их неожиданном богатстве проще: девочка, радостно взвизгнув, тут же потянула Клемента на рынок. Кроме лошадей для дальнего путешествия им требовалась масса других вещей. Мирру мало интересовали подробности появления у монаха золотых монет, в его порядочности она не сомневалась. Главное, что теперь они были богаты.

Перроу поворчав для порядка, помог им купить неплохих животных. За долгую жизнь в Кроне он обзавелся полезными знакомствами и поэтому лекарю предложили нормальных здоровых лошадей, а не старых кляч, которым оставалась только одна дорога на скотобойню.

Два дня ушли на сборы, а утром третьего дня они, попрощавшись с лекарем, они вышли из города. Клемент опасался ехать по городу на лошади из опасения задавить кого-нибудь. И хоть он знал, что ни одна лошадь не наступит на человека, монах предпочитал не рисковать.

Мирре не терпелось забраться в седло, и она то и дело посматривала на Клемента, ожидая его разрешения.

-- Клемент, а почему мне досталась лошадка, а тебе конь? - спросила Мирра.

-- Потому что я мужского пола, а ты - женского. Такой ответ тебя устраивает?

-- Нет. Это было бы слишком просто.

-- Конь для тебя слишком велик. Лошадь меньше размером, и характер у нее более покладистый.

-- Можно подумать, что твой Каштан склонен проявлять характер. Он очень спокойный.

Клемент посмотрел в светящиеся тихим дружелюбием глаза своего коня и вынужден был с ней согласиться.

-- А нам с тобой резвость и ни к чему... Нам не за кем гнаться.

-- А если придется убегать?

-- Мне будет проще это сделать на своих двоих, чем на нем, - проворчал монах. - И так не знаю, как я сумею на нем усидеть.

-- Мне раньше казалось, что все мужчины умеют ездить на лошади, - сказала Мирра.

-- Это не касается монахов.

-- Может ты, и плавать даже не умеешь?

-- Умею. В ванне, - пошутил Клемент. - Нет, мне, конечно, приходилось плавать и в реке. Я ведь не всегда был взрослым, а в городе не было ни одного мальчишки, который бы в свое время не поплавал в нашей речке. Давай, садись на свою Красавицу. Сейчас догоним вон тот торговый караван и поедем вместе с ним. - Он подсадил девочку.

-- Ух, ты! - сказала она устроившись в седле и вцепившись в поводья. - Здорово! Но караван едет так медленно, почему мы должны тащиться вместе с ним?

-- Во-первых, первые дни нельзя чрезмерно нагружать организм. Вот увидишь, у тебя и так к вечеру ноги и спина будет болеть от нагрузок, а во-вторых, с караваном безопаснее. Я слышал, что в предместьях Крона хозяйничает банда головорезов.

Мирра задумалась над его словами:

-- Но ведь как раз торговцы интересны бандитам, а не мы, - с сомнением сказала девочка. - Это их они подстерегают.

-- Бандиты не гнушаются ничем. Наше имущество им тоже пригодиться.

-- И так будет до самого Вернстока? - спросила она. - Мы будем уныло плестись шагом, и дрожать в ожидании?

-- Есть дороги, которые охраняются имперскими войсками, и там нет разбойников. Но это будет уже ближе к столице.

-- А почему все дороги не охраняются войсками?

-- Никаких войск на это не хватит. Откуда же взять столько людей?

Они догнали караван и поравнялись с одним из охранников.

-- Свет и покой вам, - сказал Клемент. - Можно мы поедем с вами?

-- Езжайте, - пожал плечами бородач, - думаю, владелец против не будет. Чем больше людей, тем лучше.

-- Спасибо.

-- Мечом владеешь?

-- Я же монах, - оскорбился Клемент.

-- Время сейчас тяжелое, потому и спрашиваю. - Охранник, звеня кольчугой, протянул ему руку. - Меня зовут Франц.

-- Меня Клемент, а ее - Мирра. Вы куда путь держите?

-- На юг. Но что везем - не спрашивай. Сам не знаю. Содержимое наших телег - это тайна.

-- Так вы не из Крона?

-- Нет, что ты! Там была только небольшая остановка. Мы выехали еще два месяца назад из Минтена, что лежит на севере.

-- Впервые о нем слышу.

-- Это маленький городок. Смотреть нечего, если не считать руины старого замка. Говорят, в его вместительных подвалах хранились столитровые бочки вина.

-- Франц, где ты откопал монаха? Его же только что не было. - К ним подъехал второй охранник, рыжий великан с длинными толстыми косами. - Рядом с тобой постоянно кто-то крутиться. То бродячие актеры, то коробейники. Никак не можешь без компании.

-- С ней веселее. Это еще что... Вот однажды со мной пыталась завязать дружбу дикая свинья. Ходила за мной целый день как привязанная.

-- И чем закончилась ваша дружба? - спросил Клемент.

-- Мы за ней гонялись весь вечер, но, - тут Франц вздохнул, - так и не поймали. Свинья оказалась умнее и не дала себя зажарить и съесть. А жаль, знатное пиршество бы вышло.

-- Надеюсь, нас вы есть не станете.

-- Ты, монах, больно худощав, и девочка полнотой не отличается. Значит, не будем, - охранник отрицательно покачал головой и рассмеялся. - А куда вы собрались?

-- В Вернсток. Хочу посмотреть на святыни, - ответил Клемент.

-- Неблизкий путь. Ты тоже хочешь посмотреть на святыни? - спросил Франц девочку.

-- А как же! - Мирра не спускала взгляда с блестящего серебреного браслета у него на запястье.

От охранника не укрылся ее интерес и он, посмеиваясь, снял браслет и протянул девочке:

-- Гляди, раз охота. Это я сам себе прошлой весной подарок сделал.

-- Какая прелесть! А эти разводы что-то значат? Они похожи на сильно вытянутые буквы или стебли плюща.

-- Тот гном, что продал мне браслет, клялся, что они приносят удачу и защищают от вражеских стрел. Надеюсь, он не обманул. Пит, прекрати глупо ухмыляться.

-- Франц, меня не перестает удивлять, что ты веришь во всю эту ерунду. Дай тебе волю, и ты бы обвешался этими побрякушками с ног до головы, словно уличная танцовщица Золотых Песков.

-- Пит, еще слово, и твои зубы будут лежать вон там! - охранник нахмурился и показал на дорогу. - А может там окажется и что-нибудь поважнее зубов.

-- В страхе умолкаю. - Рыжий пришпорил лошадь и поехал вперед каравана.

-- Он всегда так, - оправдывающимся тоном сказал Франц, принимая браслет обратно. - Ему бы только задеть кого-нибудь. Никакого понимания маленьких слабостей своих ближних.

-- Сочувствую, - Клемент склонил голову.

-- Слушай, открой мне тайну, как вы - монахи, умудряетесь ездить верхом в рясе? Это же очень неудобно.

-- Жизнь состоит не только из удобств. А ряса для меня - это все равно что моя вторая кожа. Таким образом, я заявляю миру о себе, о своих убеждениях.

-- Мой младший брат тоже хотел уйти к вам, - Франц вздохнул. - Еще немного и это бы случилось. Но, к счастью, его сердце забрала одна красотка и теперь у него дом, семья, четверо детей. Все как у нормальных людей.

-- Он счастлив?

-- Да. Работы много, но он доволен.

-- Тогда он просто не был рожден для монашеской жизни. Для нее нужно уметь отказываться от всего, даже от того малого, что у нас есть.

-- Не убедительно, - охранник улыбнулся, блеснув зубами, - конь у тебя хороший, едешь с комфортом. Как насчет того, чтобы отказаться от всех своих вещей в мою пользу?

-- Моя цель - оказаться в Вернстоке до зимних морозов. Если я пойду пешком, то попросту не успею, - невозмутимо ответил Клемент.

-- Посмотришь на святыни в следующем году. Выйди поздней весной, и не спеша, дойди до столицы. Погода будет хорошая.

-- Нам нужно в этом году.

-- Ты не успеешь до морозов, если будешь ехать вместе с караваном, - сказал Франц.

-- Мы с вами только на один день, пока не привыкнем к седлу. Мы ведь, - он усмехнулся, - неопытные наездники.

-- А по твоей спутнице не скажешь, - охранник посмотрел на девочку. - Опомниться не успеешь, как она уже во весь опор гнать будет. Глаза горят, щеки красные. У меня племянник, - обратился он к Мирре, - на тебя очень похож. К лошадям его тянет с детства, словно не в доме, а в конюшне родили. У него взгляд такой же восторженный, как и у тебя, когда он на них смотрит.

Тут в начале колоны кто-то громко позвал охранника, и он, оставив путешественников, поехал вперед. Клемент подмигнул Мирре:

-- Обещай, что не станешь загонять лошадь. На новую у нас нет денег.

-- Обещаю, - серьезно ответила она и погладила животное по шее.

Они ехали вместе с торговцами до самого вечера, до тех пор, пока солнце не начало склоняться к закату, а небо темнеть. Ночь они скоротали у общего костра. Утром же следующего дня их путь разошлись. Караван двинулся по одной дороге, а Клемент и Мирра поехали по другой - менее комфортабельной, но зато более короткой.

У монаха от долгой езды с непривычки болели ноги и спина. Когда он спросил Мирру, как она себя чувствует, та она ничего ему не ответила, но гримаса на ее лице была весьма красноречива.

Дорога, которую они выбрали, в начале была проложена через степь, а потом углубилась в лес. Это были непролазные заросли, не имеющие ничего общего с тем, через который им пришлось пробираться, когда они бежали из монастыря.

Монах в очередной раз сверился с картой, словно она могла помочь им изменить выбранный маршрут. Он уже жалел о том, что оставил караван. Но им нужно было идти или вперед, или назад по дороге - третьего не дано.

-- Клемент, через несколько часов пойдет дождь, - сказала Мирра смотря на небо. - Я это чувствую.

-- Чего от осени еще ожидать... - с ворчанием отозвался монах, запихивая карту в седельную сумку. - Маленькое усилие и через шесть часов мы будем греться возле очага и нормально ужинать. Таверна "Ель на три четверти" будет к нашим услугам и к услугам наших животных.

-- Странное название для таверны.

-- Франц назвал ее именно так. В прошлом году он в ней останавливался.

-- А это правда, что такие постоялые дворы служат нейтральной территорией?

-- Да, наравне с храмами. Это неписаное правило. Люди должны быть уверены, что они находятся в безопасности. Иначе бы в тавернах никто не останавливался.

-- И все его соблюдают?

-- Бывают, конечно, исключения, но нарушителей жестоко наказывают. А почему ты спрашиваешь?

-- Если за нами все еще гоняться Смотрящие, то где нам лучше заночевать: в таверне или под открытым небом? Получается, что в таверне.

-- Смотрящие должны были потерять наш след. Мы долго жили в Кроне - это обязательно должно было сбить их с толку. Они не знают, куда мы направляемся. В конце концов, в Вернсток ведет много дорог. Каждый год в столицу стекается масса паломников, и скромный монах, вроде меня, не должен привлечь внимания. Чем ближе мы будем к столице, тем чаще нам на глаза будут попадаться странствующие братья Света.

-- Они будут как ты, или как те, от которых мы бежали?

-- Не знаю, - честно признался Клемент. - Но надеюсь, что это будут хорошие люди. Проделать такой далекий путь лишь для того, чтобы прикоснуться к святыням, для этого нужно иметь Свет в своем сердце.

-- Такой, как у тебя?

Монах промолчал. Он был предан идее Света, идее добра, как никто другой, но что было в его сердце? Раньше оно было теплым и открытым. Но постепенно оно наполнилось страданиями Бариуса, Рема, узников монастырского подвала и мучениями жителей Плеска. И если раньше в его сердце всегда было много места для Создателя, теперь его стало меньше. Намного меньше.

Клемент придержал ветку, росшую низко над дорогой, давая Мирре возможность проехать. Неожиданно девочка испуганно вскрикнула, и в тот же самый момент монаха схватили за ногу и, дернув, стащили с коня. Он успел увидеть только грубые, покрытые ссадинами волосатые руки. Его сильно ударили два раза кулаком в лицо, и он, на какой-то миг, потеряв всяческую координацию, упал. У Клемента был разбит нос и рассечена правая бровь.

Раздался хриплый смех. Бандит, который его схватил, смачно сплюнул на землю и сказал:

-- Люблю иметь дело со святошами. Их так легко бить. Хорошо мы с тобой придумали насчет ветки. Все всадники притормаживают.

-- Майк, гляди какое чудо! - сказал второй. - Это не парень. А я-то думал, что парень. Молодая девка! Вот так подарок...

-- Ты что, серьезно? За этими проклятыми кустами ничего не видно! Надо же, монахи за собой теперь для утех девчонок возят, - Майк плотоядно облизнул губы. - Здорово. У меня уже давно никого не было. Давай денежки подсчитаем и поделим потом, а сначала развлечемся, как следует.

-- Чур, я первый! - он дернул Мирру за волосы. Девочка, сжав губы, скривилась.

-- Да мне все равно, Раф. Мы же с тобой друзья. - Майк почесал щетину и оценивающим взглядом посмотрел на Мирру. - Никуда она от меня не денется. Маловата конечно, я бы предпочел постарше, но ничего... Сойдет. Давай только с дороги уйдем, пока кто-нибудь не объявился. Самое главное лошадей уведи. - Он со всего размаху ударил начавшего подниматься монаха ногой в живот.

Клемент застонал от боли, но своих попыток встать не оставил.

-- Ты гляди, какой упертый! - Удивился бандит, продолжая методично избивать его, пытаясь попасть в наиболее уязвимые места.

Девочка, удерживаемая Рафом, закричала и сделала попытку вырваться, но тот держал ее крепко. Тогда она стукнула его локтем и укусила за руку. Бандит вскрикнул и, отвесив ей внушительную оплеуху, бросил на землю.

-- Вот дрянь! - проворчал он со злостью. - Сейчас ты у меня попляшешь. Будешь еще умолять, и просить прощения.

Он навис над ней и прижал к земле. Раздался треск разрываемой одежды.

-- Смотри, не убей ее раньше времени, - сказал ему Майк. - Мне девчонка нужна живая. Это только колдуны мертвых любят.

Клемент воспользовавшись тем, что Майк на секунду отвернулся, и прекратил побои, нашарил в траве камень и, вскочив, ударил им бандита. Удар пришелся прямо в висок, и тот рухнул как подкошенный. Монах, кипящий от ярости, повернулся ко второму. Тот уже успел спустить штаны, и его намерения были вполне очевидны.

Клемент с размаха ударил его два раза по голове, Раф даже не успел прикрыться рукой. Но удары пришлись вскользь, и не нанесли ему такого вреда как Майку. Бандит упал, перекатился на спину и схватился за нож, висевший у него на поясе. Кровь и пот из рассеченной брови заливали Клементу глаза, тело болело от побоев, но он об этом не думал. Он был накрыт волной ненависти, и ему было все равно, что с ним теперь будет. Монах перехватил руку, в которой был нож, и противники покатились по земле, борясь за обладание холодным куском стали.

Враг Клемента ничем не уступал ему по силе, он был невысоким, но жилистым и крепким. Бандит сумел высвободить нож и попытался воткнуть его в монаха, но лезвие прошло мимо и порезало только ткань рясы, а от повторного удара Клемент увернулся, снова перехватив руку. Резкое движение и Раф взвыл от боли - монах сломал ему запястье. Клемент вырвал нож из его пальцев, и ни секунды не колеблясь, всадил в горло бандиту.

Тот вздрогнул. Его глаза округлились от боли и неверия, мужчина протянул руки к шее, но для него уже было слишком поздно. Жить в этом мире ему оставалось несколько мгновений. Изо рта Рафа потоком хлынула кровь. Пуская кровавые пузыри, он конвульсивно изогнулся все телом и умер.

Пошатываясь, Клемент встал на ноги и сделал несколько шагов назад. Сильный порыв ветра сорвал листья с деревьев и разметал их во все стороны. Монах, тяжело дыша, стоял посреди этого безумного листопада, слушал шум ветра и боялся пошевелиться. Ему казалось, что он вот-вот умрет сам, до того его переполняла ненависть и страх того, что он только что сделал.

И тут листья замерли в воздухе, мир лишился своих привычных звуков.

За спиной Клемента послышались тяжелые шаги.

-- Добро пожаловать в наши ряды, - сказал знакомый голос.

-- Опять вы?! - Он резко повернулся.

-- И это вместо приветствия... Я понимаю, почему остальные меня не приветствуют, но ты то вполне можешь себе это позволить. Потешь мое самолюбие.

-- В чьи ряды? - монах с непониманием посмотрел на человека в черном.

-- В Наши! - отрезал Рихтер. - Разве неясно? Не думал, что встречусь с тобой так скоро, но ты совершил двойное убийство и вот я снова здесь.

-- Я совершил убийство?

-- Ну не я же! - возмутился Рихтер. - Что с тобой такое? Ты похож на дохлую овцу. Соберись, наконец.

-- Нет, со мной все в порядке. Просто, - Клемент перевел дыхание, - я себя сейчас очень странно чувствую. Я никогда раньше не забирал жизнь у человека.

-- Только не говори, что тебя мучает совесть. Когда я совершил свое первое убийство, заметь - исключительно из необходимости, я защищал свою жизнь, мне это понравилось. Главное знать, когда вовремя остановиться, - Рихтер с горечью рассмеялся. - Кстати, если тебе будет легче, то его жизнь ты не забирал.

-- Почему? Я же убил его!

-- Их, - поправил его Рихтер. - Первого ты уложил с одного удара. Мастерская работа. Но ты только причинил их телам необходимые повреждения, а остальную работу сделал я. А вот если бы здесь был некромант, бандитов можно было бы оживить. Не знаю, правда, зачем...

Монах покачал головой и, приложив ладонь к рассеченной брови, попытался остановить идущую кровь.

-- Что ты делаешь? Так будет только хуже! Дай мне, - человек мягко отстранил его руку и, сняв черную кожаную перчатку, дотронулся пальцами до его лба. От них исходило мягкое тепло. - Немного подправлю. Ну и вид у тебя сейчас... Красавец. Все лицо опухло, в крови. В собственной, к сожалению... Хорошо, что Мирра этого не видит.

-- Мирра! - опомнился монах и двинулся к девочке, но Рихтер его остановил.

-- Не тревожь ее. Он не пострадала. Успокоиться, отдохнет и забудет о том, что случилось. Дело ограничиться несколькими кошмарами, но после всего того, что ей пришлось пережить, они не будут особенно выделяться на общем фоне. Тем более что здесь, - он обвел пространство вокруг себя, нежно коснувшись рукой застывших листьев, - ее не существует. Это место для нас двоих.

-- Почему вы выбрали меня? - монах был в смятении. - Что вы такое? Я не пойму.

-- Да-да, ты не можешь объяснить мое появление, а все непонятное страшит.

-- Простой человек не может повелевать временем. - Клемент коснулся заживших ран на лице. - И лечить...

-- С чего ты взял, что я простой человек? И что я вообще - человек? Разве я говорил тебе это?

-- Но... - Клемент не спускал с него глаз. - Если вы что-то большее, то скажите мне. Что скрывается под вашей личиной?

-- Разве твое сердце не дает тебе ответы на вопросы? Раньше оно было единственным советчиком.

-- Оно молчит, - признался монах. - Или я стал глух к его голосу. Если вы не человек, то вы один из богов, или демон или... - он затаил дыхание, поражаясь своей смелости, - сам Создатель?

-- Ни то, ни другое, ни третье. - Рихтер пожал плечами. Его глаза были по-прежнему скрыты черной пеленой, делая лицо жутковатым на вид.

-- Тогда скажите, вы Добро или Зло?

-- А между ними есть разница? - спросил Рихтер, но, видя, как напрягся монах, быстро продолжил. - Но если принять точку зрения человека, и рассуждать его категориями, то я ближе к Добру. Только люди часто этого не знают и не очень-то радуются моему появлению. И ради всего святого, называй меня на "ты". Я сторонник неформального общения.

-- Хорошо, - кивнул монах. - Как пожелаете. Как пожелаешь, - тут же поправился он. - В первую нашу встречу, ты сказал, что люди знают тебя под другим именем.

-- И ты бы хотел его услышать? Я не скажу его. Не сейчас. Есть вещи, которые не стоит знать раньше времени.

Клемент посмотрел на безжизненные тела, лежащие на земле и сказал:

-- Мне кажется, будет лучше, если ты оставишь меня в покое. Наши встречи для остальных плохо заканчиваются.

-- Ты удивительно самоуверен, - Рихтер наклонил голову. - Впрочем, ты всегда был таким. Сущность не меняется. С чего ты взял, что если я перестану являться, то смерти вокруг тебя прекратятся?

-- Я не говорил этого.

-- Но подумал, а это одно и тоже. Ты сделал неверные выводы. Мое появление - это следствие, а не причина. - Мужчина аккуратно провел по голове рукой, приглаживая волосы. - Я знаю, что тебя мучает. Внутри тебя засел страх, и сейчас он властвует над тобой. Он кричит и кричит так громко, что обычное хладнокровие изменяет тебе. Этого не нужно стыдиться. Страх есть в каждом из нас.

-- Я стал убийцей, и моя душа потеряна. Есть чего бояться.

-- Глупости. Не вижу здесь никакой связи, - Рихтер нахмурился. - Ты все усложняешь. То, что ты делаешь, никак не отражается на том, какой ты человек. Можно никого и пальцем не тронуть, но быть по натуре жестоким садистом и когда настанет срок, сполна расплатится за это. Эти люди были низшей ступенью, - он кивнул на бандитов, - и мир ничего не утратил с их уходом.

-- Да как ты можешь решать, утратил или нет?! - воскликнул Клемент. - Жизнь человека священна! Ты позволяешь себе говорить такие вещи, судя по их нынешним поступкам, но что ты о них знаешь?!

-- Я знаю их имя и время смерти, - стальным голосом ответил Рихтер и Клемент сжался под его невидимым, но таким тяжелым взглядом, - а это значит, что я знаю о них все. Ты, как и остальные монахи, так любишь рассуждать о проведении, о добре и зле, о благом Свете, и подобных глупостях... Да - глупостях, потому что это пустые слова, за которыми ничего не стоит! Подумай лучше, а что, если твоя рука была всего лишь орудием, и ты исполнял волю самого Света?

-- Такие разговоры не ведут ни к чему хорошему, - монах невольно сделал шаг назад. - А как же наша воля? Святой Мартин учил, что у каждого из нас есть выбор к чему обратиться: к Свету или Тьме.

-- Клемент! Давай говорить серьезно. Но причем, причем тут Свет? Ведь это была обыкновенная самозащита. Ты защитил свою жизнь и жизнь ребенка. Очень благородный поступок. Чего же тебе еще надо?

-- Сам не знаю... - обессиленный монах опустился на колени и закрыл лицо.

-- Что с тобой делать... - Рихтер покачал головой. - И почему люди всегда стремятся возвысить себе подобных, чтобы потом, по прошествии лет, восхищаться их придуманными деяниями? Чтобы равняться на них и представлять себя такими же героями? Нет, даже не равняться, а боготворить? И тогда они считают, что у них тоже есть шанс стать богами? Они не замечают, что божество скрыто в них самих, нужно только прислушаться к его тихому голосу. Вот взять того же Мартина, неужели ты считаешь, что ты хуже его?

-- Я? - монах вздрогнул и убежденно сказал. - Конечно, хуже. Он был святой. Когда Свет явил себя ему, то Мартину была оказана высокая честь: Создатель дал ему настоящую мудрость, понимание того, как правильно жить. А я всего лишь жалкий, глупый человек.

-- Может ты и прав... - сказал Рихтер, думая о чем-то своем. - Именно так все и случилось: Свет явил ему себя. Но все остальное - это чепуха, которую придумали люди. Истории одна фантастичнее другой, ничего не имеющие с реальным Мартином. До того как стать монахом, он был воином, и ему тоже приходилось убивать - это не противоречит идеальному образу вашего святого?

-- Но это же было на войне, - Клемент обхватил колени руками. - Потом он изменился.

-- Угу. Изменился, как же... - Рихтер пожал плечами. - И теперь для монахов жизнь не сахар, но сейчас есть орден Света - могущественная организация, и они находятся под его защитой, а тогда были только разрозненные кучки искателей истины. В Вернстоке еще можно было жить, но за его пределами монаху очень часто приходилось держать руку на рукояти меча или кинжала, чтобы отстоять свою право на веру в Свет. И хотя Мартин, не стану врать, всегда стремился избежать кровопролития, особенно когда он был одержимой очередной безумной идеей, но в критический момент он всегда обнажал оружие. Если оно у него было, конечно. Его понимание мира было слишком важно, чтобы он мог позволить себе погибнуть от руки какого-нибудь необразованного грабителя.

-- Когда ты говорил о безумной идее Мартина, что ты имел ввиду?

-- Да, была одна идея... Однажды ему взбрело в голову, что его первоочередной задачей является спасение души некого некроманта, который забросил свою призвание и стал убивать людей. При чем угрызения совести этого некроманта ничуть не мучили.

-- Нет, я никогда не поверю, что он стал бы связываться с проклятым некромантом!

Рихтер только тяжело вздохнул.

-- Я бы тоже не поверил, но факты говорят об обратном. Но тот некромант был действительно проклят, и хотя сейчас ты вкладываешь совсем другой смысл в это слово, ты все-таки прав. Вместо того чтобы избавлять людей от боли и воскрешать их, возвращая души, он... - Рихтер махнул рукой.

-- Но... - Клемент совсем растерялся. - Некроманты занимаются тем, что убивают людей, и оживляют их трупы, чтобы получить себе вечных рабов, заставляя души несчастных томиться во Тьме.

-- За восемьсот лет своего существования орден хорошо промыл людям мозги, - мрачно сказал Рихтер. - Отличная работа. Если я скажу, что это ложь, и что на самом деле некроманты заживляют раны и возвращают душу, соединяя ее с телом, ты мне, естественно, не поверишь?

-- Нет, конечно.

-- Я так и думал. А ведь я говорю правду, но что для тебя значат мои слова? Авторитет ордена слишком высок.

Клемент помолчал немного, но интерес все-таки пересилил и он спросил:

-- Ну и что произошло с тем некромантом? Мартин добился своего?

-- Их взаимоотношения складывались весьма своеобразно. Но в конечном итоге они нашли общий язык и между ними завязались приятельские отношения.

-- Невероятно. Но должно быть это потому, что некромант изменил свой образ жизни и покончил с убийствами?

Рихтер расхохотался. Он дружески похлопал монаха по плечу и сказал сквозь смех:

-- Ты такой наивный... Спасибо, что развеселил меня. Давно я так не смеялся. Для меня это неслыханная роскошь.

-- Что смешного в моем вопросе?

-- Я не могу тебе этого объяснить.

-- Ты очень странный. И сложный.

-- Ты меня просто не знаешь, - пожал плечами Рихтер. - Во мне нет ничего сложного. Невероятного много, но сложного - нет.

-- Я не хочу об этом ничего знать, - Клемент нахмурился. - Твоя речь полна загадок, недомолвок, и я считаю, что тот, кто не выражает свои мысли прямо, замышляет недоброе.

-- Я понял, что ты имеешь в виду. Выходит, я - Зло? Ты слишком категоричен. - Рихтер подошел к одному из бандитов и коснулся его тела носком сапога. - Этот человек не скрывал своих мыслей. Он прямо говорил, что у него на уме.

-- Я не это хотел сказать...

-- Значит, ты тоже не выражаешь свои мысли прямо и тоже замышляешь недоброе? Клемент, слова всегда врут, потому что они никогда в полной мере не отражают наши чувства и мысли. Они всего лишь жалкая бледная кривая тень на стене.

-- Ты специально путаешь меня, - монах, приняв решение, гордо выпрямился. - Если ты ни Свет, и ни его посланник, то мне незачем иметь с тобой дело. Ты принадлежишь Тьме, как бы ты себя не называл. У Лжи много имен.

-- Ты отрицаешь существование середины? Или черное или белое? Только так?

-- Да, отрицаю, - отрезал Клемент. - Уходи, и оставь меня в покое. Твои разговоры ни к чему не приведут. Я все равно не отдам тебе свою душу.

-- Мне нравиться твоя уверенность, но боюсь, что тут ты не прав. - Рихтер немного наклонил голову.

-- Я предан Свету навечно. Уходи! Не хочу иметь с тобой ничего общего.

-- Как пожелаешь, - Рихтер пожал плечами. - Мне и, правда, пора. У меня много работы, которую не переложить на чужие плечи. Но когда ты снова захочешь меня увидеть, только позови - и я приду.

-- Не захочу! - ответил Клемент, надеясь, что его голос звучит достаточно твердо. Говоря это, он не чувствовал себя настолько уверенно, как ему бы хотелось.

-- Не зарекайся.

Слова Рихтера утонули и затерялись в шуме ветра, что трепал листья.

Он исчез, а Клемента скрутила нахлынувшая волна боли. От неожиданности монах упал на колени. Закусив губу, он невольно застонал. Его лицо горело, каждый сантиметр избитого тела громогласно заявлял о себе. Он не мог глубоко вздохнуть - ребра отзывались острой болью. Только бы он не сломал их. Когда он боролся с Рафом, ненависть придавала ему силы, но сейчас ее не стало, и он лишился своей единственной поддержки.

Мирра подбежала к нему и испуганно дотронулась до щеки. Девочка не знала, как ему помочь. Клемент взял себя в руки и посмотрел на нее:

-- Как ты, родная? Этот... негодяй тебе ничего не сделал?

-- Нет. Я только колено разодрала. Клемент, тебе очень больно?

-- Пустяки, - сказал монах, делая безуспешную попытку подняться. - Я полежу пару минут, и стану как новенький. Главное, что с тобой все в порядке.

-- Я испугалась, что они тебя убьют, - сказала Мирра, прижимаясь к его боку, не замечая, что этим она делает ему только хуже.

-- Как видишь, это не так-то просто сделать...

-- У тебя же есть лекарства! Давай я принесу твою сумку, и ты их примешь.

-- Неужели я настолько плохо выгляжу? - Клемент на мгновение закрыл глаза.

-- Да, не очень хорошо, - согласилась Мирра.

Она вскочила и направилась к Каштану, который все это время невозмутимо стоял неподалеку и щипал какую-то травку. Поравнявшись с телом одного из бандитов, девочка резко остановилась.

-- Ты убил его? - спросила она пораженная.

-- Да. Боюсь, что это так, - ответил Клемент. - Я подорвал твое доверие? Позор. Выходит, что я такой же, как и остальные, а ряса для меня - это всего лишь шерстяная тряпка.

Не сводя глаз с убитого, девочка сделал несколько шагов, но тут же натолкнулась на второго обидчика. Она испугано посмотрела на нож, торчащий из его горла, на свежую кровь и стеклянные глаза покойного, но теперь он был мертв, и не смог больше никому навредить. Переведя дух, она справилась со своим страхом и спокойно переступила через его труп.

Мирра отмахнулась от мешавшего Каштана, который норовил уткнуться ей в плечо, и достала сумку. В одном из ее отделений были разные лечебные порошки и бутылочка с бальзамом.

-- Держи, - Мирра протянула ему свою нелегкую ношу, но, видя, что каждое движение для него сопровождается новой болью, открыла ее сама. - Что тебе дать?

-- Ты не ответила на мой вопрос. - Монах сел, осторожно опершись спиной на ствол дерева. - Ты больше не будешь доверять мне как раньше?

-- Понимаешь, я испугалась, что ты его только оглушил, и он еще может очнуться. Но я не стала о тебе хуже думать.

-- Спасибо. Твое мнение для меня очень важно. Слово ребенка - капля правды в море лжи. Я убил этих людей и с этим ничего не поделаешь. Если бы мне представился шанс, я бы убил их снова, но не дал им над тобой издеваться. - Клемент принялся стягивать с себя рясу. - Не время заниматься рассуждениями. Надо лечиться.

-- Чем я могу тебе помочь?

-- Найди какой-нибудь кусочек чего-нибудь тряпичного и смочи бальзамом. Посмотри на меня, - он приподнял лицо девочки, коснувшись ее подбородка. - Ты точно в порядке?

Мирра утвердительно закивала. Она отделалась разорванным воротом, несколькими синяками и разбитым коленом. Ее ушибы не шли ни в какое сравнение с теми побоями, что получил Клемент.

Монах, шипя от боли, снял рубашку, и остался в одних холщовых брюках. Оба его бока и спина были покрыты красными, уже успевшими опухнуть, ссадинами и кровоподтеками. Девочка, увидев во что превратилось его тело, охнула и едва не выронила бутылку с лекарством.

-- Сейчас должно быть холодно, но я совсем не чувствую этого. Моя кожа и внутренности горят как в огне, - с виноватым видом сказал он ей. - Но главное, что кости целы. Давай сюда бальзам.

Он принялся методично протирать им все свои ушибы и ссадины. Сначала руки, от кистей до плеч, потом ребра. Тут он вспомнил о колене девочки и занялся им.

-- Ай! - воскликнула Мирра. - Жжет!

-- А ты как думала? - проворчал монах. - Потерпи, это будет недолго.

-- Тебе хватит бальзама для всей спины? Он уже на самом донышке.

-- Значит, спина в нем тоже нуждается? - с тоской спросил Клемент.

-- Я намажу тебя сама, - предложила, кивая, Мирра. - Ты ведь не дотянешься.

-- Садистка, - беззлобно сказал монах, закусывая губу.

Бальзам медленно растекался и впитывался в кожу, которую он обжигал просто немыслимо, и если бы не его несомненная польза, Клемент бы не решился им воспользоваться. Нужно иметь немало мужества, чтобы заниматься лечением, применяя подобные лекарства. Когда спина монаха превратилась в раскаленную жаровню, он посыпал наиболее пораженные участки порошком, в который входили измельченные стебли пяти диких трав.

Служба у Перроу не прошла зря. Уезжая от него, они увозили внушительный запас лекарств, на все случаи жизни. Лекарь не поскупился и снабдил их порошками наилучшего качества.

-- Слишком много всего... И порошка и бальзама, - сказал мужчина, - доза превышает допустимую, но я выдержу.

Клемент лег на одеяло, которое расстелила для него Мирра, и попытался расслабиться. Это было необходимо, если он хотел, чтобы лекарство действовало эффективнее. Так как сегодня он еще собирается садиться на лошадь, то это в его же интересах.

Монах закрыл глаза и выровнял дыхание, стараясь дышать неглубоко, но часто. Девочка замерла подле него, прислушиваясь к звукам леса.

Ветер, оборвавший с деревьев листья, уже успокоился, и в лесу стояла относительная тишина. Только где-то вдалеке затрещала сорока.

Уже смеркалось, а они все еще никак не могли выбраться из леса. Надежда на то, что они успеют заночевать в таверне, развеялась как дым. Клемент не мог ехать быстрее. Только он знал, каких усилий ему стоит держаться в седле. Мирра то и дело бросала обеспокоенные взгляды в его сторону, но помочь ничем не могла. Наконец Клемент остановил коня и сказал:

-- Бесполезно. Мы опоздали. Дальше продолжать езду нет смысла.

-- Будем ночевать под деревом?

-- Да, придется. Надеюсь, что здесь больше нет любителей чужого добра, потому что боец сейчас из меня неважный. Я тебя не пугаю, но всякое может случиться. Возьми мой нож, только обращайся с ним осторожно - он очень острый, и держи его под рукой. Если что не так - беги что есть духу в лес. Прямо в чащу, где тебя не найдут.

-- А как же ты?

-- Что-нибудь придумаю, - отмахнулся Клемент. - Зачем им бедный монах? Тем более в таком виде...

-- Мы будем разводить костер? - Мирра поежилась под порывом холодного ветра.

-- Нет, не хочу привлекать к нам внимания. Эта ночь будет не самой комфортной, но обещаю: как только мы доберемся до таверны, то остановимся в ней на целый день, если захочешь. - Он неловко слез с коня и поморщился.

-- Конечно, остановимся, - согласилась девочка. - Тебе ведь нужен отдых.

-- А тебе разве нет?

-- Я очень выносливая, - с гордостью сообщила она.

-- Молись Свету, чтобы не пошел дождь, - Клемент затянул пояс. - Погода осенью так непостоянна.

Монах свернул с дороги в лес, выбирая, где остановиться на ночлег. Складывалось впечатление, что это не он ведет коня под уздцы, а конь его. Впрочем, так оно и было.

С помощью Мирры Клемент расседлал лошадей и со стоном повалился на землю, прямо на кучу сухих листьев. Его сильно мутило, и последний час он мечтал о том, чтобы поскорее лечь и больше не двигаться. Руки и ноги стали такими тяжелыми, будто бы изнутри налились свинцом. В голове стоял беспрестанный гул. У монаха поднялась температура, его охватил озноб.

Мирра, как могла, пристроила лошадей. После захода солнца сильно похолодало, и она с сожалением подумывала о костре, но ослушаться Клемента не решалась. Девочка тоже устала и переволновалась, но сейчас ее больше всего пугал тот факт, что Клемент может не дожить до утра. Ее опасения были ненапрасными, его состояние и впрямь было тяжелым. Остаться без своего единственного защитника и друга было для нее самым страшным.

Прошло около часа, и на лес опустилась глубокая ночь. Мужчина пылал и метался в бреду, выкрикивая бессвязные слова. Лекарство ускоряло его выздоровление, но для неподготовленного организма, его доза была слишком велика.

Девочка расположилась рядом с монахом и укрыла его одеялом. Лежать на земле было не слишком хорошей идей, но она не могла разбудить Клемента и заставить его перебраться в другое место.

На севере послышался протяжный волчий вой, а затем еще один. Животные вздрогнули, услышав волков, Каштан испуганно заржал, но хищники были слишком далеко, чтобы представлять реальную угрозу.

Мирра закрыла глаза и попыталась уснуть. Это было нелегко: она слышала неровное дыхание монаха, и воображение рисовало ей страшные картины завтрашнего утра. Она не знала, насколько сильно он пострадал. Клемент был склонен преуменьшать свои мучения.

Перед глазами появились лица мертвых бандитов, но Мирра только крепче зажмурилась. Эти лица были такие ненастоящие, словно вылепленные из воска. Они пришли в темноте ночи, чтобы напомнить о себе и испугать ее, но она не станет бояться. В последнее время ей слишком часто приходилось сталкиваться с покойниками. Мертвецы напоминают ей, что она тоже смертна.

Монах тихонько застонал, что-то пробормотал, и неожиданно внятно попросил пить. Девочка вскочила и через минуту принесла ему флягу с водой. Он был так слаб, что даже не мог самостоятельно напиться, и ей пришлось поддерживать его голову. Мужчина сделал несколько жадных глотков и уснул.

Ему снилось будто бы он стоит над облаками, такими плотными, что они скрывают от него землю. Небо синее-синее, облака белоснежные, а он находится на границе между ними. И дышится так легко и свободно, как никогда раньше. Он ничего не помнит, ничего не знает... Он не знает кто он, и что ему делать. У него нет будущего и прошлого...

Только здесь возможно чувство беззаботности, возведенное в абсолют. Странное дело - солнце никогда не появляется в этой части неба, но облака освещены. Здесь день, здесь всегда полдень. Клемент понимает, что это спокойствие кажущееся, оно не будет вечным, и у него становится тревожно на душе.

-- Клемент, - раздался мягкий шепот. - Посмотри на меня. Посмотри и тебе станет легче.

-- Кто здесь?

-- Мы такие разные. Я - единое целое, совершенство, - продолжал голос. - А ты - один. На протяжении всей жизни ты мечешься в поисках меня, но я всегда был с тобой, а ответа нет... Знать путь, по которому следует идти, и суметь пройти его - это не одно и тоже. То, что любишь ты, и то, что любит тебя, никогда не бывает одним и тем же.

Мужчина огляделся, но рядом с ним не было ни единого живого существа: его окружали только бездонное небо и облака.

-- Не туда смотришь. Как всегда... - прошептал кто-то. - Чувства подводят нас. И разум подводит. Оставь бесполезные попытки понять мою сущность.

-- Я брежу, - сказал Клемент, хватаясь за голову.

-- Ты бы узнал бога, если бы он явился к тебе? Нет, не узнал бы. Боги проходят мимо людей, но их не узнают. Они могу быть то тут, то там - но всегда остаются не узнанными. А все потому, что люди слишком заняты своими делами, чтобы остановиться и внимательно посмотреть на своего соседа.

-- Где же ты? - со страхом спросил он.

-- В твоем сердце.

Монах невольно прикоснулся к груди и вдруг обнаружил, что на нем нет его привычной одежды: ни рясы, ни рубашки, а на коже проступил странный знак в виде широко раскрытого глаза. Он был одет в грубую серую мешковину с широким воротом, который к тому же был сильно порван. Клемент с изумлением провел по знаку рукой и стер его. Знак был очерчен пеплом от костра и легко смазался. Кожа на груди стала серой.

-- Что все это значит? - спросил он, не очень-то надеясь на ответ.

-- Я думал, что раз ты любишь рассуждать об абстрактных понятиях, то поймешь мой намек.

-- Это мой сон, - рассержено сказал Клемент. - Оставь меня в покое.

В ответ раздался оглушительный смех, который становился громче и громче, пока не превратился в обычные громовые раскаты.

-- Ты сам не знаешь, о чем просишь! - закричал голос. - Для тебя это было бы самым большим наказанием, но ты все-таки попросил меня об этом! Твои мысли мечутся как лесные звери во время пожара, поэтому ты не понимаешь меня. Только обретя покой, можно понять смысл слов, что исходят из твоего сердца.

Клемент решил сделать вид, что он вообще ничего не слышит.

-- И это один из лучших... - с сожалением сказал голос. - Посмотри на свои руки, человек.

Монах послушно перевел взгляд на руки и обнаружил, что они у него в крови по локоть, но это нисколько не тронуло его.

-- Вот и ответ на твой вопрос, - сказал голос. - Ты считаешь свои действия правильными, зачем же продолжать мучить себя? Какой в этом смысл?

Высокий человек, неопределенного пола и возраста, возник рядом с ним. Вместо лица у него было расплывчатое пятно, которое с каждой секундой неуловимо менялось. Клемент отвернулся, ему было неприятно на него смотреть.

-- Если бы мы знали, что нас ожидает, то никогда не рождались бы на свет. Нас спасает только неведенье. С каждым новым рождением появляется новая надежда. Но когда ты узнаешь все, и в твоей жизни будет поставлена последняя точка, что останется? - человек сделал шаг, потом еще один и стал медленно приближаться к Клементу.

Монах невольно попятился назад. Он не выдержал жуткого вида постоянно изменчивого лица и побежал. Гладкое, скользкое облако, по которому он несся, издавало звуки, словно паркет, натертый воском. Неизвестное существо прикоснулось к монаху, и он увидел, что его старания ни к чему не привели. Расстояние между ними не сокращалось.

-- Что останется? - снова спросило существо и жалобно застонало. - Пустота, и лишь тени былых иллюзий будут нашими спутниками. Мне так жаль, что одиночество во вселенной - это норма. От этого нет лекарства, нет лечения. Ты никогда не задумывался, почему твоя жизнь проходит в поисках Света? Проходит мимо тебя. Ты ищешь его, ищешь самого себя, ищешь вторую половину - душу, которая принесет тебе успокоение.

Клемент по грудь провалился в облако, до крови разодрав кожу. В спину словно вонзились тысячи невидимых иголок.

-- От меня не убежишь. - Существо наклонилось к нему ближе и приняло облик Мирры. Девочка улыбнулась и нежно погладила его по волосам. - Я всегда с тобой, как вот эти змеи.

-- Какие змеи?! - воскликнул он, и тут почувствовал укус, за которым сразу же последовал второй. - Что это?

Облако исчезло, и теперь он лежал в клубке извивающихся ядовитых змей. Клемент закричал от ужаса, дернулся, но вырваться не мог. Постепенно он погружался все глубже и глубже в этот клубок, и змеи принялись кусать его лицо. Капли мутного яда стекали по подбородку точно обычная вода.

-- Отпусти меня! Убери их! - крикнул он из последних сил. - Мирра!

Лицо девочки принялось стремительно стареть. Будто бы кто-то взялся переводить вперед стрелки ее личных часов, где минуты приравнены к годам. Лоб девочки, нет, уже женщины, покрылся морщинами, щеки впали, нос заострился, у губ пролегли глубокие складки. Кожа пожелтела и покрылась темными пятнами. Глаза закатились, но неумолимое время на этом не остановилось. Монах не мог оторваться от этого кошмарного зрелища. Он смотрел и смотрел до тех пор, пока то, что некогда было лицом, не развалилось на куски, и под ним не обнажился череп. В оцепенении монах стремительно полетел вниз.

Тут сон Клемента прервался.

Над ним мирно покачивались ветки деревьев, уныло каркал ворон.

Он разлепил сухие губы и улыбнулся. Как приятно очнуться от кошмара и осознать, что это всего лишь видение, которому нет места в реальной жизни.

-- Клемент? - Мирра склонилась над ним. Ее лицо было в порядке. Оно было измученным после бессонной ночи, бледным, но таким же молодым.

-- Да? - монах протер глаза.

-- С тобой все в порядке?

-- Я здоров, - ответил он, и сам удивился своим словам. - Это правда. Мне хочется принять ванну, побриться и стать приятным на вид.

-- Тебе это не поможет, - доверительно сообщила девочка. - Не с таким распухшим носом и разбитой бровью.

-- Нашла чем подбодрить... - проворчал Клемент.

-- Ты все ночь был горячим, как печка и говорил разные несуразности. А еще кричал.

-- Громко?

-- Да, - кивнула Мирра, потрогала его лоб и обрадовано улыбнулась. - Жар прошел.

-- Это следствие чудодейственного бальзама. Не знаю, что Перроу в него положил, но, судя по моим странным видениям, не обошлось без вытяжки из мухомора.

Клемент осмотрел себя: синяки и ссадины остались, но боль в ребрах заметно уменьшилась. Можно было дышать и двигаться. Теперь он мог снова сесть на лошадь и продолжить поездку. Он посмотрел на одеяло, фляжку в руках Мирры и с благодарностью произнес:

-- Спасибо тебе за заботу. Без тебя мне пришлось бы туго.

-- Но ведь ты пострадал из-за меня. Рисковал своей жизнью, хотя не обязан был этого делать. Я уже не ребенок и все понимаю, - сказала девочка с серьезным видом и протянула ему кусок копченого мяса, что они взяли с собой в дорогу. - Ешь!

Ее строгий тон не допускал никаких возражений, поэтому Клемент взял предложенное мясо. Присмотревшись, он обнаружил на нем отпечатки маленьких острых зубов, и его брови удивленно поползли вверх.

-- Что это такое?

Мирра слегка покраснела.

-- Я не хотела тебе говорить... Ночью в сумку забралось какое-то животное похожее на куницу и едва не утащило все наши запасы. Но я не побоялась и отогнала ее, поэтому успела спасти большую их часть. Но все они были уже покусаны. Ты брезгуешь? - она виновато посмотрела на монаха.

-- Я?! Вот уж нет! Я зверски голоден и готов съесть даже самого обладателя этих зубов. Вместе с мехом. Кстати, он тебя не укусил?

-- Нет, но пытался. - Девочка представила себе куницу во всей ее красе и задумалась. - Клемент, а можно мне будет купить на зиму особую накидку?

-- Какую? - не понял монах, имеющий слабое представление о моде и желании девочек красиво одеваться.

-- С мехом... - она мечтательно вздохнула. - Она очень теплая. В ней двойной мех и еще черный мех на капюшоне. Я видела однажды похожую у нас на рынке.

-- А она дорогая? - осторожно спросил Клемент.

-- Она стоит три полновесных золотых монеты. - Мирра сделал круглые глаза.

-- Если для тебя это так важно, ты мы сможем себе это позволить. Наверное...

-- У меня никогда не было красивых вещей.

-- Теперь у тебя есть лошадь. Она же принадлежит тебе.

-- Да! Я помню! - девочка вскочила и с радостным лицом побежала к животному.

Теперь, когда жизнь ее друга была в неопасности, на душе стало легко, ей хотелось петь и смеяться. Окружающий мир утратил былую мрачность и приобрел новые краски. Перемена в здоровье Клемента пошла им обоим на пользу.

Быстро позавтракав, они снова двинулись в путь. Клемент стремился быстрее покинуть лес, в котором на них напали, и оказаться под защитой таверны. Через час неспешной езды деревья заметно поредели и они выехали на открытое пространство. Солнце показалось из-за облаков, воздух потеплел. Таверна - высокий добротный двухэтажный дом, окруженный забором, уже виднелась на горизонте.

-- Обидно, - пробормотал монах. - Вчера мы не доехали до нее совсем немного. Знал бы, что осталось так мало, ни за что бы не заночевал в лесу.

-- Ты обещал, что мы сможем остановиться там надолго.

-- Я сдержу обещание, - кивнул монах.

-- У меня болит горло, - призналась Мирра. - По-моему я простудилась.

-- В таверне наверняка будет молоко или горячий чай. Они избавят тебя от простуды.

Эта дорога не пользовалась большой популярностью, и свободные места были в избытке. Владельцем трактира оказался пожилой гном по имени Ларет. Обычно гномы не берутся за дела, где не будет гарантировано тройной прибыли, но потом Клемент выяснил, что Ларет в свое время уже заработал немалый капитал.

Теперь, когда деньги его больше не интересовали, он решил посвятить свою жизнь искусству. Он писал картины, не заботясь о том, понравятся они кому-нибудь или нет. Писал исключительно для себя. У него была мастерская, заставленная незаконченными полотнами - святая святых, куда он не никого не пускал, хотя прислуга изредка делала робкие попытки там прибраться.

Ларет, одетый в обязательный темно-зеленый костюм, лично налил Мирре молока с медом - при таверне держали пару коров, и поинтересовался у Клемента о его делах. Не заметить, что монах недавно участвовал в драке, было невозможно, поэтому Клемент честно рассказал о том, что произошло. Весть о печальной участи бандитов только порадовала гнома.

-- А я гадаю, почему ко мне почти месяц никто не заезжает, - сказал он, по-стариковски покашливая. - Вот оказывается в чем дело...

Собственно трактир ему был нужен только для того, чтобы не оставаться в полном одиночестве и регулярно узнавать новости со всех сторон света. Истории, рассказанные путешественниками, вдохновляли его на написание новых работ. "Ель на три четверти" подходила для этого как нельзя лучше.

-- Я оставил тела, как есть, - монах виновато опустил глаза. - Хоронить их у меня не было ни сил, ни желания.

-- Я отправлю туда своего работника, - понимающе кивнул Ларет. - Далеко они от нас?

-- Всего в часе езды.

-- Пусть Бролл возьмет лопату и заодно проветриться. Ему давно пора, - сказал гном, обращаясь к кухарке, которая присутствовала при разговоре. - Пошли за ним. Если не будет лодырничать, то вернется к вечеру. - Он нахмурил густые рыжие брови и посмотрел на Клемента. - Тебе повезло, что жив остался. Обычно они сначала режут, а потом разговаривают. Уже трупом. А ты высокий, но щуплый. И откуда в тебе только силы взялись? Видно, твой бог все-таки не дремлет.

-- Так и есть, - согласился монах.

-- В Вернсток идешь? - догадался гном. - Говорят, что в Вечном Храме есть галерея необыкновенных картин. Они оживают под человеческим взглядом.

-- Не слышал о такой.

-- Дурная о них идет слава, - признался гном, - но я думаю, что все это вранье.

-- О чем речь? - не понял Клемент.

-- У меня был знакомый монах, и он рассказывал, что эти картины - дело рук могущественного мага. Он создал их много-много лет назад для каких-то своих целей, а для каких - никто не знает. Но не это главное... Теперь эти картины оживают, когда на них смотрят другие колдуны.

-- В мире нет ничего невозможного, - сказал Клемент, глядя на гнома.

Тот только с горечью вздохнул.

-- Мой знакомый рассказывал, что они очень красивы, а как зло может быть в красоте?

-- Он видел их?

-- Нет, но знает того, кто видел, - Ларет махнул рукой. - Это собственно с его слов рассказ. Девочка, - обратился он к Мирре, - хочешь посмотреть мою последнюю работу? Она называется "Вечерний пожар".

Он спрыгнул с высокого табурета, на котором сидел и, ища на поясе нужный ключ, побежал к двери. Им не оставалось ничего другого как последовать за ним. Поднявшись на второй этаж, гном открыл дверь в комнату и кивком указал на полотно, висящее над кроватью. На картине был изображен еловый лес в лучах заходящего солнца. Работа была недурна. Ее место было не в стенах трактира, а где-нибудь в приемной градоправителя.

-- А я, когда жил в монастыре, иллюстрировал книги, - признался Клемент.

-- Прекрасно! - обрадовался гном. - В таком случае мы с тобой схожи. У меня есть книга, в ней очень занятные картинки, только она написана на неизвестном мне языке.

-- Покажите? - монах уже успел истосковаться по книгам.

Раньше работа с ними занимала большую часть его жизни, и ему было трудно забыть свое прежнее занятие.

-- Да, ближе к вечеру, - согласился гном. - Вы же не собираетесь уезжать прямо сейчас?

Монах заверил его, что не собираются.

-- Тогда я обязательно найду ее.

Ларет сдержал свое обещание, и когда часы пробили семь, принес книгу в комнату Клемента.

-- Удивительно, - сказал он, протягивая ему ее, - кожаный переплет, цветные картинки - и ничегошеньки непонятно. Но вы человек ученый... может, разгадаете эту загадку?

Мирра с интересом заглядывала ему через плечо: она обожала всяческие загадки, и в глубине души надеялась, что именно ей удастся понять то, что написано в книге. Что может быть лучше, чем благодаря смекалке опередить всезнающих взрослых?

Клемент положил книгу на стол и зажег еще одну свечу. Книга была в простеньком, но все-таки кожаном переплете. На первой же странице был изображен красный пещерный дракон, извергающий пламя. Монах удивился тому, с какой любовью и искусством была нарисована эта миниатюра.

-- Красивый дракон, - вынесла свой вердикт Мирра.

-- Горло все еще болит?

-- Нет, - ответила девочка и покраснела.

-- Обманываешь? Выпей лекарство и иди ложись в постель.

-- Но еще же очень рано, - умоляюще сказала она, - кто же ложиться спать в такую рань? И потом, вдруг тебе снова станет плохо? Твои синяки очень плохо выглядят.

-- Утром посмотришь книгу, - сказал Клемент, прекрасно понимая, почему Мирра не хочет уходить. - Завтра нам предстоит долгая тяжелая дорога, поэтому быть хорошо отдохнувшей в твоих же интересах.

-- Ну, пожалуйста...

Мужчина приподнял бровь, и девочка с вздохом пошла в свою комнату, бормоча себе под нос что-то о самоуправстве тиранов. Монах не поленился проследить за тем, чтобы она выпила лекарство как положено и укрылась двумя одеялами. Несмотря на ворчание, Мирра уснула мгновенно, стоило ей только опустить голову на подушку.

Клемент вернулся к себе и принялся за книгу. Ее листы были толстыми, такого особенного желтого оттенка, который любому специалисту сообщал о почтенном возрасте фолианта. Картинки были везде, на каждой странице, этакие маленькие шедевры в миниатюре. Простые и в тоже время очень содержательные. Каждая деталь в них была на своем месте. Это были изображения реальных и вымышленных существ, деревьев, моря и кораблей. Нашлось место птицам, цветам, величественным замкам и даже подвесным мостам. Монах смотрел на картинки и кусал губы: им овладела белая зависть. Он мог только мечтать о таком мастерстве.

Однако текст оставался для него загадкой. Буквы были ему известны, но вместе они складывались в невообразимые слова, которые с трудом можно было выговорить. Клемент покрутил книгу с разных сторон, почесал затылок, но буквы оставались такими же немыми. Он чувствовал, что здесь был использован какой-то шифр и напряженно всматривался в текст, в надежде понять его. Внезапно монаха осенило - в начале каждого нового раздела встречалось одна и та же комбинация букв. Он подсчитал их количество и обрадовано хлопнул в ладоши. Это было ничто иное, как зашифрованное слово "глава".

-- Ну, теперь дело пойдет быстрее, - пробормотал он. - У меня есть ключ, а это восемьдесят процентов успеха.

Не прошло и двух минут, как он разгадал код, при помощи которого была написана книга. На самом деле он был достаточно простым: все буквы оригинала менялись на пятую по счету букву стоявшую дальше в алфавите. А на Д, Б на Е и так далее.

Клемент забыл об изводившей его боли и с интересом принялся за расшифровку. Понимая, что все книгу все равно прочесть не удастся, он выбрал один абзац, напротив которого была нарисована синяя бабочка. На листочке карандашом он записал алфавит и начал подсчет.

Первое же предложение повергло его в шок. Оно было о развитии врачебной науки среди некромантов. Он перепроверил его еще раз, не исключая возможность ошибки, но никакой ошибки не было. Клемент покачал головой и продолжил работу.

Когда он закончил, то кусок текста, который он расшифровал, представлял собой следующее: "После того, как некроманты сумели объединиться и поделились друг с другом свежими наработками, некромантия шагнула вперед, намного опередив остальные магические практики в искусстве врачевания. Это был несомненный успех. Конечно, они в меньшей степени занимались обычными человеческими болезнями, но это было не так уж важно. Их умения были более востребованы на другом человеческом поприще - войне. За считанные секунды некроманты сращивали кости, заживляли раны, а самые сильные и умелые из них - даже оживляли людей. Достаточно вспомнить ставший уже хрестоматийным примером случай с Олафом, генисейским королем. Во время сражения король лишился головы, и придворный некромант Гурам соединил голову вместе с телом и оживил короля, который прожил после этого еще добрых сорок лет. И этот случай, конечно, не был единственным. Польза от работы некромантов была очевидна".

Клемент закрыл книгу. Он смотрел прямо перед собой осмысливая прочитанное. Ему вспомнился Рихтер, чье мнение о некромантах совпадало с автором этого опуса. Кстати, об авторе...

Он посмотрел на обложку, но ни ней, ни в конце текста имя не стояло. Естественно, автор этой вещи пожелал остаться не узнанным. Как же иначе, когда пишешь откровенную ложь и не хочешь, чтобы тебя в ней уличили?

Но чем больше монах смотрел на книгу, тем больше убеждался, что не все так просто. Больше всего его смущал тот факт, что она была зашифрована. Зачем это было делать? Как правило, всякая ложь направлена на то, чтобы с ней ознакомилось и поверило в нее как можно большее количество людей. А в этом случае, круг возможных читателей существенно сужался.

Клемент внимательно изучил первый лист, второй, третий, и заметил несуразность, на которую он поначалу не обратил внимания. Текст кое-где проходил поверх рисунков. Совсем чуть-чуть - одна или две буквы. Но это означало, что иллюстрации были сделаны раньше и никак не связаны с содержанием. Скорее Клемент держал в руках роскошный блокнот, чем настоящую книгу.

Монах перечитал заново переведенный отрывок и глубоко задумался. А что, если в этом есть доля правды и орден из лишнего рвения немного исказил действительность? Может раньше, некроманты действительно приносили пользу обществу? Они умеют работать с мертвой плотью, этого никто не отрицает, другое дело, на что направлена их деятельность. У него не выходили из головы слова Рихтера, вернее, то, каким тоном тот их произнес. Рихтер посеял в его душе зерна сомнений.

Клемент отложил книгу, задул свечи и, став на колени, принялся с жаром молиться. Его вера в Свет была крепка как прежде, но вот вера в орден дала первую трещину. Сомневаться в ордене означало сомневаться в возможности получения помощи. Он ехал в Вернсток с целью рассказать о самоуправстве Смотрящих, но поверят ли ему? Он представил, как Пелеса вызывают на разбирательство, и тот ставит свое слово, против слова Клемента. У монаха не было никаких доказательств, кроме одного, самого главного - Мирры. Если орден признает ее невиновной, то все решения главы Смотрящих могут быть подвернуты сомнению и пересмотрены. А если нет? Девочку могут осудить за соучастие, а за него тоже полагается смертная казнь.

По спине монаха пробежал неприятный холодок.

-- О, Боже, укажи мне путь. Я уже не знаю, кому можно доверять в этом мире. Он изменился и совсем не похож на тот, который был описан в книгах, прочитанных мною в монастыре, - прошептал Клемент. - Но быть может, я читал не те книги? Демоны окружают меня, и хоть я не вижу их, эти нечестивцы толкают слабых духом людей на сторону Зла. Благой Свет, помоги мне. - Он низко склонил голову. - Я всегда был только рад служить тебе. Но тогда я был один, а теперь со мной ребенок, и я рискую не только своей жизнью, но и благополучием девочки. У меня нет права на ошибку. Молю, не дай же мне совершить ее.

Клемент замолчал, поднялся с колен и прислушался. В самой таверне было тихо, и только за окном слышался далекий волчий вой. Он покинул комнату, и пошел проверить, как чувствует себя Мирра.

Была полная луна, дававшая много света, поэтому он не стал зажигать свечу. Девочка лежала на спине. Она раскрылась, одеяла сползли на пол. Он поднял их и укрыл ее. Клемент послушал, как она дышит - дыхание было спокойным, ровным и прикоснулся к ее лбу. По сравнению с его вечно холодной рукой, он был теплый, но не более того. Завтра от болезни не останется и следа.

Довольный увиденным Клемент вернулся к себе.

Свет Великий и Истинный, ну почему я? Обычный человек, который хотел только тишины, покоя и уверенности в том, что Тьма не переступит порога его души. Это ведь только Святой Мартин знал, что он делает, а я не знаю. Он был отмеченный твоей печатью, был настоящим святым... Легче жить, когда понимаешь, что тобой руководит Добро, а не его извечный антипод.

Я так боюсь ошибиться. О, Свет, почему же ты не поможешь мне, хоть самую малость? Мне не страшно погибнуть, смерть за правое дело - почетная смерть. Меня больше страшит ответственность за другого человека, которую я так опрометчиво взял на себя. Да, я поступил глупо, но был ли у меня другой выбор? Лучше действовать, не зная к чему это приведет, чем сидеть сложа руки и наблюдать как побеждает зло.

Если Пелеса не осудят, то моя участь будет незавидной. Но ведь его преступления очевидны! Пускай его хотя бы признают невменяемым, вернут старые порядки в монастыре и город станет прежним.

Не обманывай самого себя, ничего прежним уже не будет. Разве смогу я, помня то, что случилось, смотреть в глаза братьев и доверять им? Между нами всегда будет стоять прошлое.

И хотя я не знаю, чем закончиться моя поездка, отступать нельзя. Рем никогда бы не отступил. Вот уж кто не изводил бы себя вопросами, окажись он на моем месте. В нем была решительность, которой мне сейчас так недостает.

Просто чудо, что я не был убит во время нападения в лесу. Разбойник ведь мог достать нож и вместо того, чтобы бить, просто перерезать мне горло. И все...

А что произошло бы тогда с Миррой, даже страшно представить. Моя смерть была бы ничтожна, по сравнению с ее мучениями. Нет, нельзя быть таким беспечным. Свет в этот раз помог мне, но еще искушать судьбу не стоит. Это было последнее предупреждение. Глупцу ничем не поможешь, а упорствующему глупцу - тем более.

Надо стать осторожнее, ехать только вместе с торговыми караванами, у которых большая охрана или ехать одним, но по оживленному пути. Никаких глухих тропинок через лес, подозрительных дорог и странных попутчиков. Жизнь опасна и так уж повелось, что плохих людей всегда было больше чем хороших.

А может нападение - это указание повернуть назад? Но Свет не может желать несправедливости, а повернуть сейчас - это означает с ней согласиться. Она вершиться в нашем краю и уже приняла устрашающие размеры.

Как все-таки невероятно болят ребра... Лекарство творит чудеса, но в ближайшее время лучше воздержаться от глубоких вдохов. Я ничего не сломал, Мирра тоже, так что можно считать, что мы еще легко отделались. Синяки и порезы - это пустяки. Они через несколько дней заживут.

Почему Ларет дал мне книгу о некромантах? Знал ли он о ее содержании или нет? Гном мог искусно претворяться, но зачем ему это? Трактирщик производит впечатление добродушного старика, не замешанного в магии. Если он никак не связан с некромантами, то ставит себя в двусмысленное положение. Эта книга должна исчезнуть, сгореть в огне, потому что за хранение подобной вещи орден жестоко карает. Как я должен поступить в таком случае? Уничтожить ее самому или взять с собой, чтобы доложить о книге Смотрящим в Вернстоке? Если Смотрящие узнают о ней, то нагрянут сюда с проверкой. Если то, что я слышал об ухудшении отношений между гномами и людьми - правда, то у Ларета будут очень большие неприятности. Возможно, его даже осудят на смерть.

Но ведь лично я не считаю это правильным. И у самого рука не поднимается уничтожить книгу. Будь я человеком далеким от науки и искусства, я бы сжег ее, не задумываясь, но я же иллюстратор, и стоит взглянуть на ее картинки, как у меня дух захватывает. Что же делать? Закрыть глаза и притвориться, что я ничего не понял?

Да, так и сделаю, и пускай меня судит Создатель, а не люди. Я не хочу быть причиной гибели Ларета и его подручных.

У меня есть своя цель.

Проснувшись утром, Клемент застал Мирру за тем, что она самовольно забрала у него со стола книгу и унесла к себе. Когда он зашел к ней, то увидел, что она сидит на кровати не причесанная, не умытая, полуодетая - в одном платье и с интересом листает страницы. Монах с укором посмотрел на Мирру и забрал злополучный том из рук девочки.

-- Но я же хочу только посмотреть! - возмутилась она.

-- Уже посмотрела. - Клемент был непреклонен. - Книга должна быть возвращена владельцу, а нам пора в дорогу.

-- Там такая красота нарисована... А ты так умеешь?

-- Нет, - Клемент покачал головой. - Я рисую хуже.

-- Жалко, - вздохнула Мирра. - Мне особенно животные понравились. Ты видел, какие там красивые кролики? Даже лучше, чем они бывают в жизни.

Клемент промычал в ответ что-то неопределенное. Он чувствовал, что разговоры о кроликах теперь будут преследовать его еще долго. Тут он заметил на шее и плече Мирры два больших кровоподтека, которых он раньше не видел, потому что они были закрыты одеждой. Монах осторожно дотронулся до ее плеча.

-- Это дело рук того мерзавца? - спросил Клемент.

-- Да. Но мне уже не больно. Да и горло тоже прошло, - сказала девочка уверенным голосом, но ее бледность говорила сама за себя, и поэтому монах ей нисколько не поверил.

-- Больно. Я же вижу, - он осторожно поцеловал место удара. - Теперь заживет быстрее. И зачем ты меня обманываешь? Знаешь же, что я не люблю лжи.

-- Да, ты слишком правильный, - вздохнула Мирра. - Не то, что другие люди. И поэтому бываешь очень скучный.

-- И часто? - Клемента почему-то развеселило это признание.

-- Иногда, - уклончиво ответила она.

Монах пожал плечами и, посмеиваясь, спустился вниз, где столкнулся с Ларетом, который нес медный поднос, начищенный до такой степени, что резало глаза. Гном увидел книгу у него в руках и спросил:

-- Ну, как успехи? Узнали о чем она?

-- Рисунки замечательные, но этот язык мне неизвестен, - ответил Клемент, внимательно следя за выражением лица Ларета.

Тот воспринял новость совершенно спокойно, разве что с некоторой долей сожаления.

-- Жаль, - произнес он с досадой, поправляя эквит. - Я-то надеялся, что вам удастся разгадать эту загадку. А хоть о чем она, вы выяснили?

Вместо ответа Клемент пожал плечами.

-- Ну ладно, - гном улыбнулся в седые усы. - Значит не судьба. Все равно для меня главное ее достоинство было не в этом. Вы уже уезжаете?

-- Да, через час.

-- Тогда попросите завтрак. Марта уже должна была его приготовить. Деликатесов не будет, но братья Света до них не очень охочи, так ведь? А из окна не дуло, нет? Я вспомнил, что в вашей комнате нужно было поменять раму, она давно рассохлась. Да вот все руки не доходят... - Ларет показал на свои крупные, выпачканные маслянистой краской руки.

Монах заверил его, что все было просто замечательно, и у него нет никаких претензий к гному. Тот довольно закивал и пошел дальше по своим делам. Злополучную книгу он унес с собой, засунув ее под мышку.

Мирра спустилась через десять минут, хмурая и явно недовольная тем, что Клемент лишил ее развлечения. Но, увидев на столе завтрак, ее настроение резко переменилось в лучшую сторону. Растущий организм постоянно требовал пищи, поэтому вкусная еда в ее жизни значила очень много. Монах, напротив, без всякого воодушевления ковырялся в тарелке, погруженный в свои мысли. Ему совсем не хотелось есть.

Марта, работавшая кухаркой - дородная женщина лет пятидесяти, бросала на него удивленные взгляды. Худой монах, со следами побоев на лице, опекающийся сиротой, вызывал в ее добром сердце острое чувство жалости. У нее был сын одного с ним возраста, нанявшийся в охранники к одному знакомому торговцу и кухарка, вспомнив о нем, расчувствовалась еще больше. Марта, прижав руки к груди, наблюдала, как Клемент с отсутствующим видом изучает карту и одновременно ест гречневую кашу.

Мирра переглянулась с кухаркой понимающим взглядом и тяжело вздохнула. Временами она тоже не одобряла поступков Клемента. Марта еще раз оценила худобу путников и, закатав рукава, пошла собирать им в дорогу продукты. Не стоит удивляться тому, что в конечном итоге монах получил вдвое больше провизии, чем заплатил за нее.

В последнюю минуту, когда они уже нагрузили седельные сумки и сели на лошадей, из таверны выбежал Ларет и по старинному обычаю гномов пожелал, чтобы их путь непременно лежал к высоким горам. Монах в свою очередь пожелал ему Света и покоя. Таким образом, довольные друг другом они расстались.

Клемент сдержал данное себе слово и немного изменил проложенный им ранее маршрут. Когда они выехали на узловой перекресток, то свернули на дорогу купцов. Она была широкая, с выбитыми колеями от бесконечных повозок. По ней часто ходили торговые караваны, и можно было не бояться нападений. Во всяком случае вместе с караванами всегда ехали охранники - обычные наемники или профессиональные стражники, и монах предпочитал чтобы они разбирались с возможными неприятностями.

В целях экономии средств - а чем ближе они приближались к столице, тем цены на все росли как грибы после дождя, Клемент снимал на постоялом дворе самую маленькую комнату. Однажды ему даже пришлось спать в конюшне, устроив Мирру в комнате для прислуги.

Монах иногда подрабатывал, венчая молодых или провожая в последний путь умершего. Это были небольшие деньги, но ни одна монета не была для них лишней.

Наступила пора относительного спокойствия: о Пелесе и Смотрящих ничего не было слышно, Рихтер к вящей радости монаха больше не являлся, никто не пытался их ограбить, Мирра вела себя образцово и не попадала ни в какие истории.

Впереди была прямая как стрела дорога. В ее прямоте была изысканная простота, которая приносила успокоение Клементу. От путников требовалось только одно - ехать дальше и поменьше задумываться о будущем. Монах успокоился и перестал изводить себя бесконечными молитвами. Кошмары перестали его мучить, синяки зажили, он наконец-то научился довольно сносно держаться на лошади.

Вернсток, куда они держали свой путь, лежал на пересечении многих дорог, в самом центре материка. О, это был очень известный город... Известный своей древностью, неприступными стенами, великолепными дворцами и храмами. С тех пор как он впервые был отмечен на карте, правители приходили и уходили, империи рушились и создавались вновь, а Вернсток продолжал стоять там же, где и прежде. Течение времени, которое обращает создания человеческих руки и самих людей в прах, для него словно не существовало.

Клемент много слышал, а еще больше читал об этом городе. Правдивые истории, записанные очевидцами, счастливчиками, которым довелось в нем побывать, были более фантастическими, чем выдуманные сказки. Даже не будь он монахом, он бы все равно хотел увидеть его. Город контрастов, в центре которого величественные дворцы и замки в окружении трущоб. Город всего чудесного, что бывает в этом мире.

В Вернсток люди стекались отовсюду, и с холодного заснеженного севера и с жаркого, полного ярких красок юга. Каждый приезжий вносил свою лепту в облик этого необыкновенного места. Тут были и узкие кварталы, принадлежащие эльфам и добротные банковские дома гномов, и десятки мостов, построенные неизвестным архитектором, позволяющим жизнь в городе одновременно на нескольких ярусах.

Ну и, конечно же, Вечный Храм, в виде огромного спящего дракона, что простер свои крылья над главными кварталами. Раньше Храм был центром для всех, кого влекла любовь к Создателю, теперь же он стал центральной резиденцией ордена Света, и монахи других течений не могли войти в него. Впрочем, последних в Вернстоке уже практически не осталось.

Управлять столь пестрым сборищем было непросто, но этот город всегда был предметом интереса многих правителей. Кто владел Вернстоком, тот мог диктовать свои условия владыкам окружающих государств. Город неоднократно бывал и официальной резиденцией королей и императоров, и бунтарским центром.

Но как бы причудливо не складывалась его судьба, Вернсток всегда сиял в блеске своей славы.

Зима догоняла путешественников, и, несмотря на то, что они постоянно шли на юго-запад, последнюю неделю периодически шел снег. Это еще был только легкий снежок, предвестник грозных снежных бурь, которые наступят через месяц.

Мирра куталась в новую накидку, утепленную мехом, и грела замерзающие пальцы в муфте. Она приспособилась ехать почти не касаясь поводьев. От долго сидения на лошади у нее замерзли ноги, но Мирра решила не говорить об этом Клементу, иначе тот обязательно заставил бы ее спешиться и приниматься за разогревающую зарядку. Монаху же холод был нипочем. Из одежды на нем была только его обязательная коричневая ряса с капюшоном, которую он подвязывал белой веревкой, а под ней шерстяная рубашка и обычные брюки. Клемент словно не замечал мороза, и окружающего его снега.

Он смотрел вперед, где уже виднелся золотой купол Вечного Храма. Это было самое высокое здание в городе.

-- Клемент, а почему мы не повернули, чтобы посмотреть на Долину Призраков? - спросила девочка.

-- Потому что нам некогда. Для ее посещения пришлось бы делать большой крюк, вдобавок - по плохой дороге. К тому же я слышал из достоверных источников, что смотреть там не на что. Это не больше чем поэтическое название, придуманное каким-то романтиком. Там одни скалы и ничего больше.

-- А стелу-указатель тоже поставили романтики? И дорогу проложили?

-- Мирра, неужели тебе мало впечатлений?

Девочка не ответила, сделав вид, что ее очень заинтересовала уздечка.

-- Возле городских ворот всегда большая очередь. Ты только посмотри на всех этих людей, - он кивнул на живую цепочку угрожающего размера. - Если мы займемся осмотром достопримечательностей, то рискуем не успеть до десяти вечера. Тогда нам придется провести ночь под городскими стенами, как и остальным бедолагам.

-- Но ты ведь не торговец, - возразила Мирра. - И не гном. Тебе не нужно стоять в очереди и платить пошлину. Братьев Света пропускают всего за мелкую медную монету. Паломникам разрешено не ждать вместе со всеми.

-- Мирра, ты права. Частично. Но у нас могут быть две трудности: первая - ты не монах, а вторая - ты много встречала паломников, разъезжающих верхом?

-- Только тебя.

-- В том-то все и дело. Я не паломник, - отмахнулся Клемент. - Я еду с важным донесением.

-- Во имя Света, - возмутилась девочка, - не хочешь же ты сказать, что мы просто станем в конец очереди, и будем ждать своего часа?!

-- Ну вот, нахваталась словечек... - покачал головой монах. - Не произноси их просто так, а особенно, когда ты чем-то недовольна. Это грех.

-- Хорошо, не буду.

-- Ты замерзла? У тебя нос красный.

-- Нет, ни сколько. А что мы будем делать, когда приедем?

-- Мирра, ты же у меня уже тысячу раз спрашивала! - Монах направил коня к обочине, освобождая место для скачущих во весь опор четырех всадников.

Хрипя, разгоряченные животные, понукаемые владельцами, пронеслись мимо. Мирра проводила их удивленным взглядом, посмотрела на свою смирную лошадку и неодобрительно хмыкнула. Она бы ни за что не стала так загонять свою Красавицу. Животных нужно любить, и тогда они ответят тебе тем же.

-- Так что будем делать? - снова повторила свой вопрос девочка.

-- Пойдем в Храм, - устало ответил Клемент, зная, что лучше ответить, потому что она все равно не отстанет. - Попросим нас принять.

-- Вдвоем?

-- Вдвоем.

-- А вещи и животных, куда мы денем?

-- Оставим на конюшне под присмотром конюха.

-- А откуда ты знаешь, что там обязательно будет конюшня?

-- Потому что они есть везде. Мирра, ты решила испытать мое терпение? Тебе нравиться смотреть, как человек, которому положено быть спокойным, начинает злиться?

В ее серых глазах промелькнуло искреннее недоумение.

-- Нет. Почему ты так решил?

Клемент только тихо застонал. Дети, и особенно сие чудо - это было выше его понимания. Проще задать и ответить на сотню философских вопросов, чем уяснить, что они от тебя хотят.

Мирра зря волновалась: стоять вместе со всеми желающими попасть в город монах не стал. Вместо этого он взял немного в сторону и объехал эту необъятную толпу.

Когда они, наконец, достигли ворот, стала понятна причина задержки. Стражники, которые работали на таможне, были весьма не торопливы. Оплату у них была почасовая, поэтому им некуда было спешить. Стражники ничуть не обращали внимания на крики недовольных, и безмятежно вели счет проезжающим, чтобы взять с них причитающиеся за въезд деньги.

Когда Клемент услышал, во сколько обойдется обыкновенному путешественнику право войти в город, он едва не поперхнулся от удивления. Платить нужно было за себя, за лошадь, за поклажу, которую ты везешь. Оставалось только удивляться, откуда до сих пор столько желающих заплатить эту непомерную цену?

Монаху пришлось приложить немало усилий, чтобы пробиться непосредственно к воротам. Стоящие в очереди люди провожали его и девочку недобрыми взглядами, в которых мелькала зависть. Рыжий бородатый стражник, в железном шлеме украшенным гребнем, скучающим взглядом изучал Клемента минуту или две.

-- Монах Света? - спросил он.

-- Да.

-- Чем докажешь?

-- А разве не видно? - Клемент развел руками.

-- Деньги есть? - буркнул стражник.

-- Денег нет. И уже давно.

-- А драгоценности?

-- Откуда? - Клемент с неподдельным удивлением уставился на стражника. - Да я их никогда в руках-то не держал.

-- Верю. Монах.

Стражник не меняя выражения лица, принял у него четыре медных монеты, и махнул рукой, пропуская. С Миррой тоже проблем не было. Четыре монеты - и она присоединилась к монаху. Медь, с которой им пришлось расстаться - это пустяки. С остальных брали золотом.

Клемент мысленно возблагодарил Свет за свою рясу. Именно она послужила им пропуском. Если бы он избрал другое занятие - ремесленника или торговца, то не попал бы в Вернсток и до скончания веков.

Они прошли круг охраны, спешились и, держа лошадей под уздцы, смешались с толпой.

-- Я не верю, что мы все-таки попали сюда, - Клемент усмехнулся. - После стольких дней нашего путешествия. Чего только не было и ночевки в лесу и работа на Перроу. Мирра, держись рядом со мной и не отходи ни на шаг, - предупредил ее Клемент. - Это место, при всей его красоте, кишит жуликами, ворами и бандитами. - Какой-то прохожий задел его, и он нервно оглянулся. - Их тут больше, чем во всем Северном лесу.

-- Тут столько народа... - Мирра крутила головой не переставая. - Никогда не видела столько людей. Смотри, а вон братья Света!

-- Где? - Клемент обернулся.

-- Вон там, дальше. Но до них так просто не добраться. Они же не стоят на месте.

-- Ладно, монахов здесь будет много, ничего удивительного... Нам сейчас нужно действовать по плану.

-- Искать Вечный Храм?

-- Зачем его искать? - Клемент кивнул на возвышающуюся впереди громадину. - Сейчас меня интересует больше как к нему пройти.

-- Это одно и тоже.

-- Нет. Разница существенная.

Но Мирра его уже не слушала. Она обратилась к пожилому человеку, с добродушным лицом, торгующим сладостями с лотка.

-- Добрый человек, подскажите, как пройти к...

Но торговец не дал ей договорить. Он взмахнул сахарным петушком в направлении одной из улиц и проворчал:

-- Туда, туда идите. Никуда не сворачивайте и попадете как раз к одному из входов. Ох, уж это паломники, хоть бы карту с собой брали, что ли! Каждый день дорогу спрашивают! Если боитесь заблудиться, то поднимите глаза вверх и увидите указатель.

Клемент послушно посмотрел вверх и на медной табличке увидел изображение дракона и стрелку, указующую в нужном направлении. На знаке был только рисунок, потому что многие приезжие не умели читать.

-- Спасибо, - поблагодарил он торговца, но тот только махнул рукой и продолжил расхваливать свой товар.

Мирра потянула монаха за рукав, чтобы как можно скорее оказаться подальше от сладостей, и связанных с ними соблазнов. Их вид и аромат притягивал ее как магнит.

Путешественники двинулись по шумной широкой улице. Дорога к храму отняла у них несколько часов. Клемент отвыкший от постоянной толкотни и гвалта был совершенно измотан. К тому же ему приходилось постоянно следить за Миррой. Девочка то и дела засматривалась на какую-то очередную диковинку. Ведь куда ни посмотри - кругом столько интересного... Особенно ее привлекали натертые до блеска и вынесенные на улицу многочисленные переносные витрины магазинов.

Их владельцы были рады стараться - стоило им заметить восхищенные глаза, как Мирру со всех сторон обступали продавцы, настойчиво предлагая попробовать или примерить товар. Клементу приходилось прорываться сквозь их ряды с боем и вырывать из их цепких лап бесхитростную девочку. Для торговцев не было же ничего святого. Они, ничуть не обращая внимания на его рясу, пытались вызвать его интерес, показывая ему дорогую одежду и суя под нос экзотические ароматы. А в какой-то лавке, Мирра едва не обзавелась среднего размера питоном.

Начинало смеркаться, и в городе зажглись разноцветные фонари. От обилия впечатлений, звуков и красок, у монаха закружилась голова и он, уйдя в тень, прислонился к стене.

-- Что с тобой? - девочка взволновано посмотрела на него.

-- Тишина и Свет, - пробормотал мужчина, - вот что приносит счастье. Мирра, я так благодарен нашим животным... Если бы не они, нас бы уже давно насмерть затоптали в этом сумасшедшем городе. Здесь слишком много людей. Это невыносимо.

-- А мне даже нравиться, - она улыбнулась, - здесь очень красиво. Дома такие забавные. Высокие, даже небо собой закрывают.

-- Никогда не думал, что это скажу, но я тоскую по лесу. Может, повернем обратно и вернемся туда? Нет, не пугайся, это я так шучу. Знаешь, а мне понравилось просто стоять...

-- Так вот же Вечный Храм! - она протянула руку. - Почему ты медлишь? Я уже вижу вход. До него осталось пройти так мало... Всего несколько метров.

-- Да, вот и он...

Клемент посмотрел на гостеприимно распахнутые ворота, освещенные парой больших фонарей, и неожиданно понял, что ему совсем не хочется туда идти. Рядом с входом стояло четверо дюжих монахов в черных рясах, которые указывали на их принадлежность к храмовой охране. Желтый свет и отбрасываемые решеткой фонарей тени, делали монахов скорее похожими на воинственных адептов Тьмы, чем на мирных последователей Света.

Почему же так тревожно у него на душе? Почему у него, всегда такого спокойного, сердце теперь норовит выскочить из груди?

Клемент, колеблясь, неуверенно переминался с ноги на ногу. Каштан тихонько заржал, уткнул свои мягкие губы ему в шею и обдал монаха жарким дыханием. Мирра непонимающе смотрела на него, не понимая причины его сомнений.

-- Мирра, - Клемент облизал пересохшие губы. - Не иди со мной. Оставайся здесь. Когда будет нужно, я вернусь за тобой.

-- Как? Ты бросаешь меня?

-- Нет-нет. Но, пожалуйста, сделай, как я прошу. И вот еще - сядь на лошадь и если что-то пойдет не так, сразу же уезжай, но не по центральной улице. Езжай в переулок, как можно быстрее и дальше отсюда. Там меньше людей и на лошади будет, где развернуться. Вот тебе деньги... все, что у меня есть, - он сунул ей в руки кошелек. - В Храме они мне все равно не понадобятся.

-- Что ты имеешь в виду? - Мирре передалось его беспокойство. - Что все это значит?

-- Если меня долго не будет, или если братья начнут развивать подозрительную деятельность, присматриваться к тебе, ходить кругами - беги. Нет, не жди здесь - уйди вниз по улице метров на сто. Непосредственно возле храма находиться не стоит. Запомни, никому не доверяй. Особенно незнакомым людям, говорящим от моего имени. Когда я захочу с тобой встретиться, то найду тебя сам. Никаких посредников. - Его мысли, распадаясь на части, бесформенными обрывками неслись в голове с бешеной скоростью. Речь стала сбивчивой, он уже сам не понимал, что конкретно хочет сказать.

-- Сколько же мне тебя ждать?

-- Трех часов будет достаточно. Стой в тени, чтобы привлекать как можно меньше внимания. Если я так и не появлюсь, то следующим утром проверь торговую площадку возле магазина с животными. Ты сумеешь найти магазин?

-- Конечно, - она уверенно кивнула.

-- Каштана я тоже оставляю. Он тебя слушается. Если ты не увидишь меня возле магазина в течение трех дней, то... - Он горько вздохнул. - Не ищи меня больше. Продай лошадей, спрячь ценные вещи, деньги и иди в приют. Улица убьет тебя, а в приюте Света ты всегда будешь сыта и в тепле. Только не называй своего настоящего имени. Выдумай какую-нибудь историю, я знаю, ты сможешь.

-- Клемент... - испуганно прошептала она. - Так говорят, когда не собираются возвращаться.

-- Я не знаю будущего. Совсем не знаю... Вот и все. Прощай, моя девочка.

Он быстро, но крепко обнял ее, поцеловал в лоб, и круто развернувшись, направился в храм.

-- Постой! - испуганно крикнула Мирра, но он не обернулся, чтобы не видеть, как она плачет.

Люди в избытке идущие этой улицей по своим делам то и дело скрывали собой его фигуру, и Мирра пропустила момент, когда он вошел в Вечный Храм.

Клемент не спускал глаз с человека, сидящего напротив. Это был седой пожилой монах, в теле которого уже не ощущалось былой силы, поэтому он предпочитал встречать посетителей, устроившись в мягком кресле, хотя по уставу должен был предоставить равные условия своему гостю. Но в комнате, не было больше ни стула, ни даже лавки, поэтому Клемент остался стоять.

В комнате было холодно. Для ее обогрева на треножник была поставлена жаровня с горящими углями. Но все равно каменные стены забирали почти все тепло. Старик придвинул жаровню как можно ближе к столу и протянул к ней левую руку.

-- Брат мой, то, что ты рассказал мне - невероятно, - сказал он приятным мягким голосом. - Нет, я не ставлю твои слова под сомнение, но может быть, ты что-то не так понял? Разум часто заблуждается. Это бывает опасно. Тьма не дремлет.

-- У меня было много времени, чтоб подумать, - ответил Клемент, стараясь выглядеть невозмутимым. - И потом, факты говорят сами за себя.

-- Но твои обвинения в адрес брата Пелеса очень серьезны. Ты в полной мере осознаешь это?

-- Да, брат Марк.

-- Хорошо, - старик задумчиво почесал переносицу. У него был тонкий острый нос с горбинкой. - Ты настаиваешь на том, что брат Пелес, глава Смотрящих, которые были отправлены в твой монастырь по указанию нашего ордена и милостью Света, чрезмерно использовал свое положение и употреблял власть, данную ему, во вред...

-- Да-да, - перебил его Клемент, не в силах выслушивать одно и тоже несколько раз подряд. - Я считаю, что должно быть проведено независимое расследование. Наш настоятель Бариус, умер при весьма таинственных обстоятельствах.

Он не стал вспоминать о Реме, потому что его друг первый напал на Пелеса, и его вина была очевидна. Сейчас же было не время анализировать истинные мотивы этого поступка.

-- После того, как Пелес занял место настоятеля, по городу прокатилась волна погромов. Обычных людей обвиняли в магии или в пособничестве колдунам...

-- Но ведь это его работа, ведь так? - мягко спросил Марк, поправляя завернувшийся рукав своей темно-коричневой рясы. - И потом, откуда тебе знать, насколько осужденные были обычными? Это дело Смотрящих. Ты что-нибудь смыслишь в магии?

-- Нет, я знаю только, что она - зло, - убежденно сказал Клемент. - Я не знаю, настолько компетентен брат Пелес в вопросе поиска магов, но меня поражает тот размах, с которым он взялся выполнять свою работу.

-- К нам давно поступали сведенья, что ваш край неблагонадежен, - Марк покачал головой. - Однако только сейчас мы смогли приступить к его зачистке. Адепты Тьмы знали, что наша власть не простирается на те земли в должной степени, и поэтому бежали к вам отовсюду.

-- Но у нас не творилось ничего такого, до того как брат Пелес не появился в монастыре! - возмутился Клемент. - Не было никаких магов, некромантов и оргий на кладбищах. Зато с приходом Серых, простите Смотрящих, город утонул в доносах друг на друга, потому что доносчику обещали часть имущества осужденного.

-- Во имя Света, не надо повышать голос. - Марк нахмурил густые кустистые брови.

-- Простите. Я еще не все рассказал: недалеко от моего города было большое село, которое называлось Плеск. Теперь его нет. Всех его жителей сожги прямо в домах.

Брови старика удивленно взметнулись вверх.

-- Вот и еще одно доказательства действий проклятых магов. Прими благостный Свет души невинно погибших, - Марк склонил голову и Клементу ничего не оставалось, как последовать его примеру. - Не осталось свидетелей, и пожар был необычный?

-- Да... - прошептал Клемент.

-- Как же ты можешь обвинять брата Пелеса в превышении полномочий, после такого наглядного примера зверств колдунов?

-- В том то все и дело, что пример был слишком наглядный...

Марк долго сверлил его пронзительными глазами, серыми как осеннее небо, но Клемент упрямо не отводил взгляд.

-- Я верю, что ты преодолел этот путь не просто так, и у тебя была на это важная причина. Да, твои слова внушают тревогу, и мы непременно займемся изучением этого дела.

-- И что мне теперь делать?

-- Ждать. Это не займет много времени. Так уж вышло, что тот, который своим поведением вызвал у тебя столько сомнений, сейчас находиться в Храме.

-- Как?! - воскликнул Клемент. По его спине пробежал неприятный холодок. - Он здесь?

-- Да, он приехал несколько дней назад с отчетом о проделанной работе и сейчас его принимает брат Лунос Стек. Не думаю, что их беседа подлиться долго.

Если бы Клемент мог позволить себе выругаться или закричать во все горло, он бы обязательно это сделал. Лунос Стек был вторым человеком в ордене Света. Первым был, естественно, сам магистр ордена. Лунос руководил всеми Смотрящими, без его согласия в ордене не принималось ни одного решения хоть по какому-нибудь сколько-то важному вопросу. Можно себе только представить, какой Пелес подготовил для него отчет!

-- Зря я сюда приехал, - пробормотал Клемент едва слышно. - Все бесполезно...

-- Ну, не расстраивайся, - старик с трудом поднялся из-за стола и, подойдя к Клементу, дружески похлопал его по плечу. - Неужели ты не веришь в Создателя, брат мой? Ты же в Вечном Храме, самом святом месте на земле. Здесь похоронен великий брат Мартин. Если и есть правда в этом мире, то она здесь. Истина обязательно восторжествует.

-- Моя вера непоколебима, - ответил Клемент, но без особой твердости в голосе. - Как всегда.

-- Отлично, - Марк несколько раз кашлянул. - У меня есть одно неотложное дело, поэтому я оставлю тебя здесь. Это ненадолго. Можешь пока сесть в мое кресло.

Он вышел из комнаты, плотно закрыв дверь. Клемент последовал его совету, и устало опустился на мягкий бархат. Появление Пелеса разрушило все его планы. Пока Смотрящего не было в Храме, еще можно было на что-то надеяться, но теперь его рассказ вряд ли воспримут серьезно. Кто он такой? Рядовой монах и только...

Клемент сжал кулаки и нахмурился. Во имя Света, он не возьмет свои слова обратно и пойдет до конца.

В это время Марк прямиком направился в апартаменты Луноса. Он уже много лет был его доверенным лицом, хотя и не состоял в рядах Смотрящих. Серая ряса слишком привлекает внимание и пугает людей, гораздо лучше выполнять свою работу, когда на тебе надета нейтральная коричневая. Тем более что Марку часто приходилось выслушивать рядовых граждан, которые не состояли в ордене. Они приходили к нему по различным причинам: с вопросами, претензиями, доносами или просьбами, надеясь найти понимание и поддержку. Иногда он помогал, иногда - нет, в зависимости от того, насколько это было выгодно. В его немощных руках было достаточно власти, но он никогда не злоупотреблял ею, хорошо зная свое место. Возможно, именно поэтому он дожил до столь преклонных лет.

Марк всегда соблюдал интересы ордена, и еще ни разу не подвел Луноса Стека. Именно поэтому Клемента направили именно к нему. Монаху понадобилось двадцать минут, чтобы добраться до кабинета Луноса, который был расположен в хребте дракона.

Бесконечные лестницы и извилистые переходы измотали Марка, и в кабинет он вошел тяжело дыша. Там уже были Пелес, Гамир - личный секретарь Луноса, несколько Смотрящих рангом пониже, и собственно сам Лунос Стек. Вся комната - от мозаичного пола и до расписанного фресками потолка, была выдержана в строгих бело-голубых тонах и серые рясы монахов резко контрастируя с обстановкой кабинета казались грязными, поношенными тряпками.

-- А вот и ты, - Лунос приветственно кивнул вошедшему Марку. - Я тебя сегодня еще не видел. Что-то срочное?

-- Пришел брат Клемент. С очень интересным рассказом. Он обвиняет тебя, - легкий кивок в сторону Пелеса, - в превышении полномочий. Делал недвусмысленные намеки...

Пелес, давний знакомый Марка, рассмеялся.

-- Надо же, - сказал он, - дошел все-таки. Это высокий худощавый монах лет тридцати на вид?

-- Да, он.

-- А я уже опасался, что его волки съели. Лес зимой так опасен, - он посмотрел на Луноса. - Это тот самый беглец, о котором я рассказывал.

-- Да, я понял, - кивнул тот. - Выходит, это совершенно неисправимый тип?

-- И в довершение всего - близкий друг моего несостоявшегося убийцы.

-- Тяжелый случай... Что ты намерен с ним делать?

-- Если вы позволите его убрать, я буду вам благодарен. По началу я его пожалел, исключительно за простоту и бесхитростность, но после того, что он натворил... Сорвал мне показательную казнь, к которой я так хорошо подготовился. Да, признаю, я допустил ошибку, а все потому, что не ожидал от этого мягкотелого монаха решительных действий. - Смотрящий пожал плечами. - Он едва не умер от нервного потрясения, когда я убил его друга. Разве это достойно настоящего мужчины? - Он погладил небесно-голубой подлокотник кресла, на котором сидел. - Было бы глупо оставлять его в рядах братьев. Он не успокоится, пока не причинит мне вред как-нибудь еще.

-- Мне нравятся такие упорные люди, - улыбнулся Лунос. - Они преданы своему делу до фанатизма. Может, его еще можно использовать в наших интересах?

-- Не уверен, - Пелес неопределенно покачал головой. - Он слишком честен. Для него превыше всего Свет и моральные ценности. Именно в таком сочетании. Подобные люди только вредят ордену.

Главный Смотрящий сжал губы и бросил задумчивый взгляд на картину со Святым Мартином, изображенным в полный рост. Святой стоял с гордо поднятой головой, в одной руке он держал зажженный факел, а в другой обнаженный меч. Его лицо было спокойным, без тени эмоций, словно это была искусно сделанная маска. Только на губах Мартина играла легкая, едва уловимая улыбка.

-- Жаль, жаль... Но это все пустяки. Пелес, ты гарантируешь, что северный край теперь полностью под нашим контролем?

-- Так и есть.

Лунос вопросительно посмотрел на Гамира.

-- По моим подсчетам, - секретарь поправил стопку бумаг, - чистый доход от проведения акции устрашения в северном краю составил триста тысяч золотых. Последующие ежемесячные поступления ожидаются также весьма внушительные. Я скажу точную сумму, когда доведу до ума некоторые документы.

-- Отлично. - Смотрящий был доволен. Он достал из ящика стола карту империи и развернул ее. - Смотрите! Это был последний неохваченный район, и теперь мы можем праздновать победу. Орден Света уничтожил своих врагов. И так, немного официоза...

Гамир взял карандаш и заштриховал оставшийся белый участок карты. Раздались жидкие аплодисменты.

-- Да, было нелегко, но мы сделали это, - кивнул Лунос. - Я приглашаю всех вас на мой маленький праздник, который состоится завтра вечером. Как вы считаете, стоит послать приглашение императору или нет?

-- Пошлите, ему будет приятно.

-- Да, в последнее время за этими делами мы совсем забыли про него, - вздохнул Смотрящий. - Я даже донесения дворцовых шпионов не успеваю читать. Пелес, иди разберись со своим беглецом, а потом снова зайди ко мне.

Пелес послушно кивнул, встал и уже направился к двери, как его остановил оклик начальника:

-- Знаешь, проверь его картиной Марла. Это верный способ. Если все будет в порядке, то оставь этого правдоискателя в живых. Его еще можно будет обработать.

-- Чем он вам так приглянулся? - удивился Марк.

-- В последнее время, все труднее найти верных людей. Скоро элитные бойцовские отряды будет не из кого формировать.

-- Вам виднее, - согласился Пелес. - Я сейчас же пошлю человека в хранилище.

-- Не надо, я сам схожу, - вызвался Марк. - Мне как раз по пути.

Они поклонились Луносу и вышли из кабинета.

-- Зачем тебе идти в хранилище, ты же ненавидишь лестницы? - удивился Пелес.

-- Хочу покопаться в книгах. Эмбр попросил меня найти кое-что о магистре некромантов.

-- Думаешь, старик хочет возобновить былую переписку?

-- Думаю, что да, - кивнул Марк.

-- В последний раз они сильно разошлись во мнениях по некоторым вопросам...

-- Да, дележ денег редко кого сближает, - согласился Марк, прекрасно понимая, на что намекает Пелес. - Но ведь никто не вечен, и Эмбру скоро понадобиться его помощь. Наши маги хороши, но со смертью у них разговор короткий. А у Эмбра не только самочувствие, но память уже не та, что раньше. Он забыл слово-пароль от личной картотеки и поэтому мне приходиться спускаться в хранилище. Хм, я тебе этого не говорил.

-- Да это уже давно ни для кого не секрет, - махнул рукой Пелес. - Интересно другое: некромант поможет ему с памятью или нет?

-- На это есть все шансы.

-- Если тебе нужны данные о местонахождении связных магистра, то они, скорее всего, находятся в отделе магии в картотеке "С".

-- Вот спасибо, - обрадовался Марк. - Ты сэкономил мне не меньше часа времени.

Они дошли до винтовой лестницы. Здесь их пути расходились. Смотрящему нужно было идти дальше прямо, а Марку спускаться вниз.

-- Не забудь прислать картину, - напомнил ему Пелес. - Кстати, где ты оставил его?

-- Он у меня в кабинете.

Марк с вздохом помянул свои бедные колени, крепко схватился за перила и стал на первую кованую ступеньку. Лестницу еще в незапамятные времена делали гномы, поэтому за ее прочность можно было не беспокоиться. Пелес подозвал личную охрану, следовавшую за ним на некотором отдалении, и отправился в кабинет Марка.

В это самое время Клемент недвижимо сидел, наблюдая за тем, как медленно над углями вьется дымок. Его мысли были о Мирре. Он чувствовал себя виновным в том, что не отдал ее в какую-нибудь хорошую семью, или на худой конец, лично не определил в приют. Где она сейчас? Ждет его, стоя на улице, мерзнет... Только бы не попала в беду. Как только решиться его дело, он обязательно отыщет Мирру и устроит ее будущее.

Когда дверь кабинета отворилась, и вошли Смотрящие, Клемент вскочил. Как только он увидел хорошо знакомые серые рясы, кровь отлила от его лица. Это были охранники. Следом за ними не замедлил появиться Пелес. Его движения были неторопливы, лицо задумчиво. Должна быть в такие моменты, он сам себе представлялся мудрецом, ищущим назначение мироздания. Пелес кивнул своим людям и они, обступив Клемента со всех сторон, схватили его за руки.

-- Что это значит?! - воскликнул он.

-- Разве непонятно? - спросил Пелес с издевкой. - Ты задержан. С этого момента ты исключаешься из наших рядов и больше не являешься монахом.

-- На каком основании?

-- Клевета. Нет, правда, я же дал тебе шанс, - Пелес покачал головой и пригладил пряди, пытаясь прикрыть ими начинающуюся лысину. - Но ты так глуп, что у меня даже не слов. Сидел бы в своем монастыре, рисовал потихоньку картинки, и все были бы счастливы. А так... Ты виноват во многом, но последней каплей, переполнившей мое море терпения, было то, что ты помог служителям Тьмы покончить с собой и избежать, таким образом, заслуженного наказания. Это очень серьезный проступок и твоя судьба скоро решиться. Тебе страшно?

-- Эти люди были невиновны в том, в чем их обвиняли. Я знал их еще в детстве.

-- Ну да, как твой друг, Рем, так что ли? Ты его тоже знал с юных лет. Клемент, я их осудил, и значит, они виновны. Невиновных я не осуждаю. Кстати, где девчонка, которой ты мог бежать?

На этот вопрос Клемент естественно ничего не ответил.

-- Не хочешь говорить? - Пелес сел в кресло. - Отпираться бесполезно. Я ведь все равно узнаю, где ты ее спрятал. Пойми, для меня это дело принципа. От меня еще никто не уходил.

-- Что вы намерены со мной делать?

-- А вот это будет зависеть от результата одного испытания, которое ты сейчас пройдешь. Кое-кто наверху благоволит к тебе, - Пелес вздохнул, - поэтому у тебя есть еще один маленький шанс. Последний шанс в твоей жизни. Но лично я сомневаюсь, что ты сможешь им воспользоваться.

Пока он говорил, Смотрящие связали Клемента его собственным поясом, оставив свободными только ноги, чтобы он мог ходить.

-- Где брат Марк?

-- Он тебе не поможет.

-- Я и не сомневался. Просто он уверил меня, что истина восторжествует, и мне бы сейчас хотелось спросить его, какую именно истину он имел в виду.

-- Она всегда только одна.

-- Кто сильнее, тот и прав? - с горечью спросил Клемент.

-- Ты быстро учишься.

За дверью кабинета послышалась возня. Секунду спустя в него внесли завернутую в покрывало картину. Наружу выглядывал только кончик позолоченной рамы. Клемент переводил непонимающий взгляд с картины на Пелеса и обратно. О каком испытании шла речь?

-- Марк действительно поторопился, - Смотрящий обрадовано потер руки и приказал помощникам, - поставьте нашего бывшего собрата на колени и держите его голову. А потом снимите покрывало.

С Клементом особенно не церемонились. Резким ударом в ногу один из монахов заставил его упасть на колени и, схватив за волосы, направил голову в нужную сторону. Затем картину открыли.

-- Добавьте света, - проворчал Пелес, - ничего же не видно.

На картине был изображен высокий темноволосый человек в золотых императорских доспехах. Мастерство художника, написавшего это полотно, было настолько высоко, что человек казался живым. Казалось, еще чуть-чуть и он, переступив через раму, сойдет с картины. Взгляд мужчины был мрачен и грустен одновременно. Чувствовалось, что обладатель этих роскошных доспехов имел огромную духовную силу.

-- Представление начинается! Или нет? - Пелес не сводил глаз с Клемента. - Смотри хорошенько, что бы мы выяснили, кто ты.

-- Что это за картина? - ошеломленно спросил испытуемый.

-- Это одна из работ некого Марла, который жил в незапамятные времена и был больше магом, чем художником. Раньше ими восхищались, но орден распознал эти творения Тьмы, и теперь мы используем их для вычисления наших противников.

-- Но я же не противник, - сказал Клемент.

И тут под его взглядом картина ожила. Это было настоящее чудо. Изображение налилось новыми красками, и принялось излучать мягкий свет. Мужчина посмотрел на цветок элтана, что держал в руке и его взгляд потеплел. С лица ушла былая мрачность. Он прижал хрупкий цветок к груди и улыбнулся.

-- Вот и ответ! - сказал Пелес, удовлетворенно качая головой. - Теперь твоя участь решена. Ты только прикидывался безобидным, а на самом деле был приспешником магов. Ряса же была только прикрытием, чтобы ты мог безнаказанно творить зло. Пощады не буд... - Человек в доспехах посмотрел Пелесу прямо в глаза, и тот поперхнулся на полуслове.

Спазмы сжали его горло. Пелес старательно откашлялся.

-- Что за ерунда? - проворчал он.

-- Кто это? - не слушая Смотрящего, благоговейным шепотом спросил Клемент, когда человек на картине дружески улыбнулся ему.

-- Кровожадный убийца из далекого прошлого. Колдун, сводивший людей с ума, и верховенствующий над ордами дикарей. - Пелес презрительно сплюнул и с ненавистью посмотрел на мужчину. - Видишь, как разодет!

-- Кровожадный убийца? - шепотом произнес Клемент, не спуская завороженного взгляда с изображения. - Великий Свет! Это не так! - он медленно покачал головой. - Неужели вы не видите?.. Как же можно быть такими слепыми?

-- Что ты мелешь? - Пелес подошел к Клементу ближе.

-- Зачем вы здесь? - спросил монах. - Какой от вас толк? Вот оно счастье, так близко...

Он не сводил с картины глаз. Зрачки Клемента расширились, и он протянул руку к нарисованному на полотне мужчине. В ответ тот задумчиво взглянул на него и, повернувшись, пошел прочь.

-- Не уходи! - простонал Клемент. - Не оставляй меня одного!

Пелес дал знак охраннику, и тот ударил Клемента по затылку. Монах рухнул как подрубленное дерево.

-- Он жив? - Смотрящий, критически качая головой, обошел вокруг него.

-- Да. Скоро очнется.

-- Хорошо. Картину доставьте обратно в хранилище, а его - к мастеру Ленцу. Он же сейчас свободен?

-- Это так.

-- Вот и пусть выяснит, где находиться девчонка, которой сей ненормальный помог бежать. И отправьте несколько человек обойти улицы вокруг храма. Она может быть неподалеку. Пусть ищут девочку лет десяти-двенадцати лет, светловолосую. - Пелес на секунду задумался. - Худощавую. Спросите ее, как куда-нибудь пройти, и если не ответит, то хватайте и ведите ко мне. Ясно?

-- Да.

-- Свет и покой вам. Ступайте.

Картину снова завернули в покрывало и вынесли из комнаты. Клемента подхватили под руки и потащили в подвал храма. Пелес подождал их ухода, и склонился над теплыми углями. Он грел руки.

Что мы делаем, когда вдруг что-то начинает идти совсем не так, как мы рассчитывали? Берем ситуацию под контроль или спокойно покоряемся судьбе, надеясь, что она жестока только к строптивым? У тебя совсем небольшой выбор, если ты связан по рукам и ногам. Вернее сказать, у тебя совсем нет выбора.

Головная боль мешает ему думать, мешает дышать. Он не знает, что происходит.

Его лицо мокрое. На грудь стекает вода.

-- Очнулся, наконец, - сказал невысокий лысый толстяк, с грохотом ставя пустое жестяное ведро на пол. - Я не могу работать с теми, кто ничего не чувствует.

-- Я чувствую. И мне больно...

-- Да разве же это больно? - толстяк фыркнул и нацепил на себя красный кожаный передник, закрывающий всю грудь и ноги до щиколоток. - Я ведь за тебя еще не брался, а значит, ты не знаешь, что такое боль. Ты по недоразумению принимаешь за нее легкий дискомфорт.

-- Кто вы? - спросил Клемент, борясь с непослушными губами.

-- Давай знакомиться. Я бы протянул тебе руку, но боюсь, ты не сможешь ее пожать. - Толстяк тихонько рассмеялся. - Мое имя Ленц. Но все называют меня мастер Ленц, исключительно из уважения к моей профессии. Это ничего, что я много болтаю? - Он с вздохом покачал головой. - Так редко выпадает возможность поговорить. Или еще не с кем или уже не с кем. Поэтому обычно приходиться разговаривать самим с собой.

-- Мастер чего? - Клемент пытался сфокусировать зрение, чтобы понять, где он находиться, но коварное пространство расплывалось перед его глазами.

-- Пыточных дел мастер, а ты как думал? Иногда я занимаюсь казнями, иногда ограничиваюсь одними пытками. Да, моя работа нелегка, но я не жалуюсь. Ведь ее все равно должен кто-то делать? Я вижу, ты хочешь что-то спросить? Спрашивай, у тебя есть немного времени, пока я подготовлюсь.

Он подошел к широкому столу, накрытому черной тканью, и резким движением сдернул ее. Под ней оказался большой поднос, на котором лежали блистающие чистотой инструменты. Ленц занес над ними руку и задумался, не зная, какой выбрать.

-- Ну, что же ты молчишь? - он повернулся к Клементу.

-- Ты будешь меня пытать? - спросил монах, не веря в происходящее. Для него все это было как дурной сон.

-- Подумай сам: это, - Ленц развел руки, - пыточная. Кстати, она, если тебе интересно, размещена в подвале Вечного Храма. Раньше здесь была библиотека. Забавно, правда? Я - мастер пыток. Ты раздет и привязан к столу. Какие отсюда можно сделать выводы?

-- Но зачем?! Ты же, как и я, монах? А мы не пытаем людей. Причинять боль ближнему - значит становиться на сторону зла.

-- Не согласен с этим утверждением, но спорить с тобой я не буду. Это моя работа, я отношусь к ней философски. Меня попросили, и я ее выполняю. А монах ты или нет, меня это не интересует. Для меня все равны. Этот стол, знаешь ли, лишает всех привилегий и оставляет только человека и его мягкое чувствительное тело. Даже окажись на твоем месте сам император, я бы не делал ему никаких поблажек. Кстати, может, ты все-таки облегчишь мне задачу и сразу скажешь, где девочка, с которой ты пустился в бега?

В голове Клемента промелькнули возможные картины расправы над Миррой. Они были настолько яркие, что монах закрыл глаза, но это вовсе не оградило его от мучительных видений. Он может разрушить свою жизнь, но не может так поступить с ней. Он должен молчать любой ценой.

-- Это нужно Пелесу, да? - надтреснутым голосом спросил он. - Чтобы он нашел ее и отдал тебе! Как бы не так, я не скажу и не стану предателем! Лучше убей сразу.

-- Ох, - вздохнул мастер, - все в начале такие... Гордые. Не скажу, не скажу... Скажешь, когда время придет. - Он выбрал небольшой загнутый ножик с коротким, но острым лезвием. - И насчет смерти не все так просто... Ее еще надо заслужить.

Ленц подошел к столу с боку и покрутил какие-то колеса. Он приняла вертикальное положение. Теперь Клемент мог видеть весь многочисленный инвентарь, разложенный на столе мастера.

-- О, Свет! Это не кошмар, а реальность...- прошептал он чуть слышно, содрогаясь от жути. - Куда я попал?! За что мне такое наказание? За мою глупость, недальновидность. Но я же всего лишь хотел найти справедливость или в наше время справедливость - это пустой звук? Святой Мартин, не это ли ты имел в виду, когда говорил, что в вое ветра больше смысла?

-- Ну вот, появилась первая бледность... - довольно сказал Ленц. - А ведь я к тебе еще даже пальцем не прикоснулся. Это ничего, все мои посетители так реагируют, когда видят эти железки. У тебя еще будет время познакомиться с ними поближе. А теперь преступим...

Ленц проверил, достаточно ли крепко привязан Клемент и, достав из кармана платок, вытер им потный лоб.

-- Для начала я узнаю получше о твоих наиболее уязвимых участках, - доверительно сообщил он. - У каждого человека они разные. Это только дилетанты примитивно дробят кости и режут тело на куски. Я выше этого.

-- Ты получаешь удовольствие, причиняя мучения?! Ты обыкновенный садист!

-- А вот обзываться не надо. Этим ты вряд ли улучшишь свое положение. - Он кольнул Клеманта в бок, и тот вскрикнул от неожиданности.

Ленц удовлетворенно покачал головой, и Клемент дал себе слово, что из него больше не вырвется ни звука. Он не собирается криками доставлять удовольствие этому палачу. Монах сжал губы в тонкую линию и стал смотреть прямо перед собой.

Ленц сделал небольшие надрезы на плече, на бедре, между ребрами. По телу Клемента потекли тоненькие струйки крови.

-- С тобой все в порядке. Ты не принадлежишь к тем аскетам, что доводят свое тело до полного изнеможения. Тогда они становятся плохо восприимчивы к боли.

-- И много тебе доводилось пытать аскетов?

-- Бывало. Так что если надеешься смолчать во время моей работы - этого делать не стоит. Я не ограничиваю тебя в крике. Победить рекорд одного отшельника ты все равно не сможешь. Он молчал несколько дней, пока не умер. - Ленц покачал головой. - Я уже решил, что он очень стойкий, а потом узнал, что старик был немой. Бывает же так... Так что кричи на здоровье.

-- Спасибо, - ответил Клемент, постаравшись, чтобы его голос звучал язвительно.

Ленц критически оглядел его и отложил ножик в сторону. Двигался он нарочито неторопливо.

-- Я решил сменить тактику. Для начала я выбью тебе суставы. Привяжу тебя к тем балкам, на ноги повешу грузы и подниму к самому потолку. А потом резко отпущу вниз, и они вылетят под твоим собственным весом. Мне даже не придется применять особых усилий. В пыточной много полезных механизмов. Это ничего, что я рассказываю? В этом заключается часть моей работы. Ты все больше нервничаешь, и от испытываемого волнения твоя боль становиться только острее.

Он нажал на один из четырех рычагов в стене, и сверху раздалось мерное постукивание. С потолка, как раз над столом, где лежал Клемент, опустилась устрашающая конструкция, состоящая из цепей с шипами и кожаных ремней.

Ленц знал свое дело. Не прошло и минуты, как руки Клемента оказались заведены за балку, а на ногах защелкнулись свинцовые грузы. Палач весело насвистывая принялся крутить ручку подъемника. Монах напрягся, но освободиться не мог. Ремни держали его крепко. Он посмотрел на Ленца сверху и обратил внимание, что у его палача яркие голубые глаза. От них почти осязаемо веяло холодом.

-- Последний раз спрашиваю: где девчонка?

Клемент судорожно вздохнул, закрыл глаза и стиснул зубы. В ту же секунду толстяк отпустил рычаг, и монах стремительно полетел вниз. Возле самого пола он резко остановился, его дернуло, и суставы выскочили из предплечий.

Пыточную потряс крик боли. Монах опустил голову, и до крови закусив губу, приказал себе молчать. Руки, шею, спину жгло огнем. Было так плохо, что от боли его начало тошнить.

-- Так, посмотрим... - Ленц деловито осмотрел его, постучал по суставам, мышцам, заставляя свою жертву каждый раз дергаться от прикосновений. - Отлично. Я доволен. Теперь тоже самое проделаем с кистями. Я смогу сделать это сам, для этого мне не нужны механизмы. Иногда я напоминаю себе часовщика. Это я в том смысле, что для меня человеческое тело подобно часам. Я могу разобрать его, а могу и собрать. Суставы, можно будет потом вправить на место, так что надейся... Помни, если ты пожелаешь сказать, где девочка, мои уши всегда к твоим услугам.

Как не пытался Клемент смолчать, ему это не удалось. Терпеть, то, что с ним делал палач, было выше человеческих сил. Для этого надо быть или святым, или мертвым, а он ни тем, ни другим не являлся. Его крики и стоны перемежались с мольбами к Создателю. Но монах так и не сообщил, где находится Мирра.

Когда Ленц покончил с кистями, он загнал ему под ногти обеих рук иголки и, найдя нервный узел на шее, проткнул его тонким железным штырем.

Видя, что от переносимых мучений его жертва уже перестает адекватно воспринимать боль, он налил в ведро воды и добавил в нее содержимое колбы, которая стояла у него на столе. Палач, завязал Клементу глаза и вылил на него получившуюся жидкость. Теперь оставалось только ждать.

Ленц сел за стол. Этот страшный человек редко выходил из подвалов на поверхность, но точно знал, когда наступает время обеда. По залу разнесся аромат жаркого.

Через десять минут по телу монаха пошли волдыри. Жидкость, смесь нескольких кислот, была очень едкой и разъедала кожу, причиняя дополнительные страдания. Клемент застонал. Повязка уберегла его глаза, но остальные места жгло так, что ему казалось, что еще немного и он сойдет с ума. Он не мог ни о чем думать, кроме как о своей мучительной боли. Его несчастное тело стало для него сосредоточием всего. Целой вселенной.

Ленц покончил с обедом и снова занялся Клементом. Он снял с него повязку и вытер ее лицо монаха. Кожа на ней, на плечах и груди была повреждена, открывая красное, сочащее сукровицей мясо.

-- Хватит, - простонал Клемент.

-- Будешь говорить? - Ленц тотчас остановился и наклонил голову, чтобы не пропустить его признание.

-- Я не знаю... Я весь горю.

-- Где девчонка?

-- Кто?... - Его шепот был почти не слышен.

Палач резко дернул балку, к которой был привязан Клемент и монах скривился. У него не осталось сил даже на то, чтобы закричать.

-- Ты в моей власти. Неужели тебе мало? Скажи и получишь облегчение.

-- Смерть? - в его голосе послышалась надежда.

-- Хотя бы. Главное надейся... Но смерть надо заслужить правдивыми ответами. Так что - говори. Вот увидишь, я могу быть очень добрым. Ведь между нами нет личной вражды, мною руководит только желание выполнить приказ.

-- Я не знаю, где она... - сказал Клемент на одном дыхании. - Не знаю, правда.

По его лицу текли слезы, смешиваясь с потом и кровью. Сами глаза были затуманены. Он едва видел мастера, стоящего перед ним. Сейчас монаху было не так уж сложно отвечать. Он действительно не знал, где в данный момент была Мирра.

Ленц опытным взглядом профессионала оценил его состояние и опустил монаха ниже. Теперь можно было развязать ремни. Он вышел ненадолго и позвал двух помощников. Когда они отвязали монаха, он без сознания упал на пол и больше не двигался. Клемент провалился в спасительную темноту беспамятства, где можно было немного отдохнуть. Он даже не чувствовал как палач вправил ему суставы и его переложили на носилки. Клемента унесли из зала пыток и, доставив неподвижное тело в камеру, бросили на каменный пол. При падении монах не издал ни звука. Он все еще был там, в мягкой темноте, где никто из людей не мог его достать.

Ленц приведя инструменты в порядок, переоделся и отправился к Пелесу. Он нашел его в личных покоях. Мастера к Смотрящему пускали по первому требованию. Ленц по долгу службы узнавал много интересных вещей, и если он стремился поделиться ими, то это только приветствовалось.

Пелес как раз просматривал бумаги, когда Ленц вошел к нему. Смотрящий легким кивком указал на стул перед собой и, отложив в сторону переписку, выжидающе посмотрел на него.

-- Я пришел по поводу того молодого монаха, которого вы доставили ко мне сегодня.

-- А, - Пелес разочаровано откинулся назад. - Вот в чем дело. Ну и что с ним? Признался?

-- Нет, молчит. Похоже, он не знает.

-- Знает. Просто хорошо притворяется.

-- Пока что я отправил его в одну из камер, все равно он начал уже терять сознание. Мне бы хотелось знать, есть ли необходимость продолжать пытки? Эта девочка так важна?

-- Нет, не в ней дело, - отмахнулся Пелес. - Просто личная обида. Этот монах осмелился бросить мне вызов. Кроме того, под его взглядом ожила картина Марла, а ты сам понимаешь, что мы не можем этого так просто оставить.

-- Но если он и дальше будет молчать, до каких пор мне продолжать пытку? Я живого места на нем не оставлю. Кроме того, новая работа намечается.

-- Ты имеешь в виду пятерых фанатиков, что мы поймали вчера? Ты их еще не смотрел?

-- Нет, и подозреваю, что с ними у меня как всегда будут трудности. Они совершенно невменяемые.

-- Согласен, - Смотрящий почесал затылок. - Их заживо сжигают, а они поют песни.

-- И еще мне сообщили, что привезли двоих магов. С ними тоже много мороки. Так что насчет монаха?

-- Поработай с ним еще денек, и если ничего не изменится, то я прикажу запороть его плетьми на площади как адепта тьмы. Предварительно мы объявим об этом жителям. Девчонка узнает о казни, не выдержит и сама к нам выйдет.

-- Если она об этом узнает, - сказал Ленц.

-- О, такие новости распространяются со скоростью ветра. Люди так падки на бесплатные развлечения.

-- Хорошо, - согласился Ленц, - в таком случае я подержу его у себя до завтрашнего вечера. Пришли своих людей около восьми.

Пелес кивнул, и мастер покинул комнату. Смотрящий вернулся к прерванному занятию. В тех письмах, что он получил, были только хорошие новости. Налоги собирались регулярно, восстаний не было, весь Вернсток поддерживал орден - последние хлебные раздачи значительно подняли его популярность. Пожаров не было, наводнений тоже, морозы были умеренные - природа к ним благоволила.

Жизнь была прекрасна.

Говорят, что всякое новое утро приносит надежду. Солнечные лучи разгоняют мрак, и заставляют бежать ночь, оставляя землю во власти светила.

Да, это было бы так, но только если бы немало зла не творилось именно под солнцем, а не под луной, потому что всякое зло - дело рук человеческих, а люди бодрствуют в любое время суток.

У Клемента не осталось надежды, он не желал ничего, кроме того, чтобы его страдания завершились. Всю ночь монах блуждал в видениях, которые порождал его восполненный разум. Они сменяли друг друга, но наверно только за тем, чтобы напугать его еще больше.

Кругом была тьма и лишь на том месте, где он стоял, был пяточек белого света.

Монах совсем не мог двигаться, невидимые руки держали его. Он мог только наблюдать. Клемент видел отвратительных чудовищ, медленно пожирающих его тело по частям, злобных демонов терзающих душу и мертвую девочку, лежащую на снегу. У нее было страшное опухшее лицо синего цвета, неестественно вывернутые руки и ноги. Словно кто-то сломал куклу. Это была Мирра. Клемент же точно знал, что она погибла по его вине. Отныне ее душа навсегда обречена скитаться во тьме и заново переживать постигшие ее муки.

Невидимые руки отпустили монаха, и, склонившись, он заплакал над ее телом, но время нельзя повернуть назад. Небеса содрогнулись от злобного хохота. Это смеялись тысячи людей, и у всех у них было лицо Пелеса. Они показывали на Клемента пальцем, их оглушительный смех заставлял дрожать даже землю. С неба посыпались камни, огромные серые глыбы с острыми краями. Падая, они наполовину уходили в мягкую черную почву. Вот одна из таких глыб ударила монаха в спину. Он упал навзничь и больше не двигался.

-- Очнись! - Раздался повелительный голос. - Давай, приходи в себя.

Вместе с голосом пришел острый неприятный запах.

Ленц поднес под нос Клемента пузырек с солью, пропитанным составом, который мог и мертвого вернуть к жизни. Монах вяло дернулся и попытался отодвинуть голову.

-- Так-то лучше, - довольно сказал палач. - Тебе не так уж плохо как кажется. У тебя пока целы кости, внутренние органы, ты не ослеплен или кастрирован. Жизнь прекрасна. А то, что шкура немножко испортилась, - он критическим взглядом оглядел его воспаленные язвы, - так это и обычных людей часто бывает. Например, у тех, кто работает в рудниках. Гномы берегут свое здоровье и загоняют в них людей. Оттуда мало кто выходит живым. Что молчишь? Ты снова у меня в гостях и должен быть доволен.

-- Пить... - беззвучно одними губами прошептал Клемент, нисколько не слушая его.

-- Это можно... - я же не садист какой-то, в самом деле. Отказать ближнему своему в чашке воды - это непростительная жестокость.

Если бы Клемент мог, он бы рассмеялся. После того, что Ленц с ним сделал и наверняка еще собирался, его слова звучали особенно издевательски. Но палач действительно налил в глиняную чашку воды и так как монах не мог пить самостоятельно, влил воду ему в рот. Клемент сделал несколько судорожных глотков и закашлялся.

Ленц дал ему попить не из милосердия, а руководствуясь простым здравым смыслом. Монах был нужен ему в сознании, а вода должна была придать ему необходимых сил и вселить надежду на избавление. Пытки, освещенные светом надежды, становятся более мучительными.

Палач подозвал помощников, и они положили монаха на пыточный стол. Его снова привязали.

-- Сегодня я решил немножко поэкспериментировать с каленым железом, - доверительно сообщил ему Ленц. - Огня бояться все живые существа. Ты какое клеймо предпочитаешь? У меня большой выбор. - Он склонился над вместительным ящиком и принялся звенеть железом. - Есть рабское, есть для воров, и отдельно для убийц, есть для распутных женщин... Нет, последнее пожалуй никак не подходит. Есть для взяточников и насильников, для дезертиров. Но мне больше остальных нравиться личное клеймо нашего ордена - горящий факел. По-моему очень символично выходит, когда приходиться ставить это клеймо каленым железом.

-- Будь ты проклят, - сказал Клемент, но его голос был так слаб, что Ленц ничего не услышал.

Палач занялся подготовкой к осуществлению своего замысла. В очаге были раздуты угли и в самый жар засунута метка, навинченная на длинную ручку. Пока она раскалялась до нужной температуры, палач поместил голову монаха в тиски и закрепил ее.

-- Готовься. Скоро твоя внешность сильно изменится и уже не будет такой как прежде.

Он состриг волосы, закрывавшие Клементу лоб. В движениях Ленца сквозила какая-то невиданная грация, как бывало всякий раз, когда он был увлечен очередным делом. Ставить клейма было одно из его любимых развлечений. Он любил повторять, что Создатель делает людей одинаковыми, а он, Ленц, украшает их, и придает им необходимую оригинальность.

Чтобы не терять времени даром мастер провел лезвием по вчерашним ранам и густо посыпал их солью. Для этих целей у него стоял ее целый мешок. Клемент скривился и застонал.

-- Соль - это всего лишь приправа к настоящим страданиям, которые может оценить только истинный гурман, - мрачно пошутил Ленц и надел рукавицы.

Он взялся за прут и вытащил его из очага. Клеймо из черного стало ярко-красным. Палач медленно поднес его к лицу монаха и тот крепко зажмурился, когда пылающее железо оказалось возле его глаз.

-- Нет, не бойся, я не стану тебя ослеплять... - сказал Ленц. - ты же не какая-нибудь важная птица вроде герцога, которого и убить-то нельзя, а то на его землях поднимется бунт. Нет, ты простой человек и у тебя другое предназначение.

-- Я не знаю, где она... - сказал Клемент, пытаясь отвернуться, но вырваться из тисков было невозможно.

-- Знаешь. И скажешь, - прошептал Ленц и прижал клеймо ко лбу монаха.

Шипение железа заглушил нечеловеческий крик. Клемент надрывал легкие, не переставая, пока окончательно не охрип. Палач убрал в сторону клеймо и проверил свою работу. Прямо в центре лба отпечатался четкий оттиск зажженного факела, от которого монаху уже не избавиться никогда.

-- Теперь ты целиком и полностью принадлежишь ордену Света, - сказал Ленц, но его слова ушли в пустоту.

Несчастная жертва палача снова отправилась в мир неясных видений. Темная горячая ночь обволокла его со всех сторон.

Очнулся Клемент только через несколько часов, и то не без помощи Ленца. Монах открыл глаза, увидел знакомые стены, и понял, что было бы лучше не раскрывать их вовсе. И дело было не только в том, что он чувствовал, будто бы его лба до сих пор касается раскаленное железо. Рядом с мастером пыток стоял высокий светловолосый Смотрящий и с интересом разглядывал Клемента. Они о чем-то переговаривались друг с другом, но слова доходили до монаха с трудом. В ушах гудело, словно он был под водой.

-- ...таки ничего?

-- Нет. Предполагаю, что действительно не знает.

-- Тогда завтра на площади продолжим. Ты не перестарался? Он должен иметь сносный вид, чтобы девчонка его узнала. А ты испортил ему лицо...

-- Ожег я закрою повязкой, - пожал плечами Ленц, - зато ты не представляешь, как он теперь мучается.

-- Хвала Свету, что не представляю. Мне такого не надо!

-- Он будет в порядке. А сейчас заберите его. У меня и так полно работы.

-- Да, понимаю.

-- Во сколько вы завтра начинаете?

-- В полдень, как всегда. А он не умрет во время или даже до экзекуции?

-- Это нежелательно, да? Состояние у него действительно тяжелое, он оказался слабее, чем я думал. Но я успею заглянуть к нему утром и дать кое-что из своих запасов. Хотя постой, в этом нет необходимости...

Ленц вытащил из кармана ворох пакетиков и, найдя нужный передал его Смотрящему.

-- Пусть добавят ему в воду. Это должно помочь. Больше ничего не надо.

-- Он нас сейчас слышит?

-- Не знаю. Я дал ему сильнодействующее средство, так что в камеру он должен пойти своим ходом, - сказал Ленц, развязывая ремни и высвобождая из тисков голову Клемента.

Палач немного наклонил стол, и монах сполз вниз. Он очутился на полу, не делая никаких попыток подняться.

-- Я так и знал, что этим закончиться, - проворчал Смотрящий. - От тебя, Ленц, еще ни один не уходил своим ходом. Их всех приходиться уносить.

-- По крайней мере, недостатка в помощниках у вас нет.

Смотрящий только рукой махнул и вышел из зала. Через несколько минут появились люди с носилками, которые доставили монаха в камеру.

На этот раз Клемент оставался в сознании. Он даже заметил, что не один. Когда монах застонал, над ним склонилась чья-то тень. Человек коснулся его воспаленного лица и отпрянул:

-- Так вот что ждет меня... - произнес хриплый голос. - Пытка железом. Клеймо ордена.

Клементу было неважно, с кем он делит холодный пол. Ему даже на какой-то миг показалось, что и голос, и темный силуэт - факелы были только в коридоре за углом, это плод его воображения. Но ему было наплевать. Какая сейчас разница?

-- За что же тебя так? - в голосе человека послышались сострадательные нотки. - Такой молодой... Наверное, еще тридцати нет, а жизнь уже погублена... Бедняга, ты меня слышишь?

Клемент не отвечал. Размыкать губы и говорить, утруждая надорванные криком связки, было для него слишком большой роскошью. Лучше молчать.

Может, надо было признаться Ленцу, где они договорились встретиться с Миррой? Избавить себя от мучений. Тогда бы его просто убили, а девочку, возможно, все же не поймали. Но он сам не верил в подобное чудо. Зная чудовищную натуру Пелеса можно было быть уверенным, что Мирру бы обязательно схватили, и прямо на его глазах пытали до самой смерти, а он бы такого зрелища просто не вынес. Он бы гарантировано сошел с ума.

А разве сейчас он в своем уме?

Перед глазами, не переставая, плывут яркие зеленые пятна, и кто-то кричит вдалеке. Странно, это его голос, он сам кричит, умоляет его пощадить... Как отвратительно. Перегрызть бы себе кисти и истечь кровью к утру, чтобы больше не доставаться палачам, но пошевелиться нельзя. Удивительное дело, почему тело до сих пор зверски болит, но отказывается подчиняться? Какой с него толк, если оно больше не принадлежит своему владельцу, а только доставляет ему неприятности. Заставляет его чувствовать себя последним ничтожеством, маленьким жалким червем...

Боль повелевает всем. Мы думаем, что нам подвластна жизнь и смерть, пока не приходит она. Тогда ты понимаешь, как был не прав, и клянешься помнить урок вечно, только бы она отступила и вернулась обратно в свои владенья. В руках палача сосредотачивается весь мир, он твой безраздельный владыка. Твоя сущность втоптана в грязь, она становиться все ничтожнее, ее целиком подчиняет себе тело. Ты становишься немым животным, ведомый в закоулках сознания только инстинктом.

И только далеко впереди маячит еле заметная белая точка - это чистый непорочный огонек, который навсегда остается в нас. Когда душа покинет свою тюрьму, ей будет нужен проводник.

Верил ли в Клемент в торжество Света над Тьмой? Все еще верил. Он только укрепился во мнении, что если где-то Тьмы слишком много, значит где-то много и Света. Выходит нужно искать, тянуться к этому заповедному месту, где бы оно ни находилось. Да, ему не повезло, но остальным может повезти больше. Разве то, что какие-то люди оказались подвержены Злу, изменит тебя? Если в душе нет изначально черноты, ей неоткуда появиться.

Монах слишком много времени посвятил своей вере, чтобы так просто сдаться и отказаться от борьбы за свою душу.

Клемент знал, что он навсегда обезображен и надежды на спасение у него нет, он был, что скрывать, в отчаянии. Но главным для себя - верой в Свет, он бы никогда не поступился.

-- Ты слышишь? Можешь говорить? - человек не оставлял своих попыток. - Или тебе... - он замолчал.

-- Могу, - отрешенно сказал Клемент.

Средство, которое дал ему мастер, мешало ему потерять сознание. Оно насильно удерживало его в теле. Нынешнее состояние Клемента было назвать пограничным между сном и реальностью.

-- Хорошо то как! - обрадовался незнакомец. - А меня завтра тоже будут пытать. А потом убьют.

-- Ну и что? - равнодушно прошептал монах.

-- Это чтобы тебе стало легче. Совместные мучения облегчают страдания. Пока что меня просто избили и сломали пальцы, иначе я бы помог тебе. Я маг-лекарь. Хотя... Я все же не так прост, как они думают. - Он что-то сделал, проведя рукой над монахом. - Это может помочь... Тебе ведь уже легче, правда? Жаль, что я всего лишь лекарь, - уныло добавил он, - а не боевой маг. Иначе меня бы здесь не было.

Клемент, самочувствие, которого немного улучшилось, сделал попытку отодвинуться, но безуспешно. Только этого еще не хватало! Он попал в какое-то логово Тьмы! Что за полоумный город?!

-- И ты тоже! - огорчился человек. - Искалеченный, заклейменный и тоже меня ненавидишь.

-- Я монах Света! - хрипло ответил Клемент.

-- Да? - удивился маг. - А что же ты делаешь в подвалах Вечного Храма, словно какой-нибудь преступник? Я слышал, что ко всем прочим твоим несчастьям тебя собираются засечь плетьми на площади.

-- Личные... счеты сводят.

-- Ну, если они так относятся к своим людям, к братьям по вере, то представляю, что ожидает меня, - маг вздохнул. - Такая темнота вокруг, что ничего не видно. Неужели нельзя было нам оставить хоть один факел? Эта темнота давит на меня, затрудняет дыхание. А я ведь действительно помочь тебе хочу... Неужели монахи совсем забыли, что такое сострадание?

-- Нет. Я помню.

-- А ты бы проявил сострадание по отношение ко мне? Прости, что постоянно спрашиваю. Мне видно как тебе плохо - от тебя идет ярко-красное излучение, но я всего лишь хочу отвлечь тебя от боли.

-- Ты служишь Тьме...

-- Неправда, никому я не служу. Ваш орден мне уже поперек горла стоит! - возмутился маг. - За свои шестьдесят семь лет я всякого насмотрелся, много узнал и ничего не делал плохого. Я лечу людей, разве это наказуемо? А эти поклонники Света только и твердят, что я Зло, как бараны. Развешали ярлыки и творят, что им вздумается. Вот ты тоже, наверное, думал, что Свет тебе поможет и защит. Как бы не так! Сказку о Свете и Тьме придумали, чтобы легче было пускать пыль в глаза простым людям. В итоге, ты совсем не знаешь меня, но если бы мог подняться, то убил бы, не задумываясь. Да?

-- Да.

-- Конечно, - грустно покачал в темноте головой маг, - а все почему?

-- Из сострадания, - прошептал Клемент.

-- Что? - старик искренне удивился.

-- Если можешь, убей себя сам. Но не попади в руки палача.

-- Спасибо, - серьезно ответил маг. - Я уже думал над этим. Но это невозможно...

-- Жаль. Ты еще об этом пожалеешь. А меня убить сможешь? - в его голосе послушалась надежда.

-- Я же лекарь, - с укоризной ответил маг. - Это не для меня.

-- Жаль вдвойне, - совсем тихо прошептал Клемент и затих.

Он уставился немигающим взглядом в одну точку. Что за гадость Ленц дал ему? Какой-то наркотик, не иначе.

-- Здесь есть немного воды. Чашка прикована цепью к решетке, но если ты немного подвинешься вперед, то она окажется в пределах достигаемости. Я бы помог тебе добраться до нее, но ты слишком тяжелый, а сломанные пальцы не лучшее подспорье в этом деле.

Мысль о воде заставила монаха напрячься. Ему очень хотелось пить, пустые внутренности давно жгло огнем. Маг, подвинул чашку как можно ближе к нему и Клемент пополз к ней. Чашка была деревянной, с отбитым краем и немытой с момента ее появления в этом мрачном месте, но она была наполовину заполнена водой. И хоть вода была застоявшейся с мерзким привкусом, но для него она была самой лучшей водой на свете.

Он осушил ее до последней капли, но так и не напился. Ему казалось, что если бы в его распоряжении было целое море, то он выпил бы его одним глотком. Вскоре монаху смертельно захотелось есть. За кусочек печеной тыквы он готов был сделать что угодно. Раньше, он не любил ее, но нередко бывает так, что наши вкусы меняются.

-- В таком месте как это, - маг кивнул в сторону решетки, - невольно начинаешь думать о том, что происходит с тобой после смерти. Если бы я точно знал, мне было бы легче. А ты знаешь?

-- Я верю.

-- В этом и заключается отличие между нами. Я стремлюсь знать, а ты верить. Душа существует, это, несомненно, но существует ли она сама по себе, или по чьей-то воле?.. Этого я узнать не могу. Эх, монах, жизнь прожита, да что толку? Смею надеяться, я сделал много хорошего. Но все же так и не нашел для себя самого главного. Да...

-- И что же для мага главное?

-- Не только для мага, но и для всех живущих, - мягко поправил его старик. - Ты, конечно, знаешь легенду о седьмом чувстве?

-- Нет, - ответил монах, но в нем проснулся слабый интерес.

Его всегда интересовал легенды. И если бы не тяжелое состояние, в котором он сейчас прибывал, он бы живо включился в разговор.

-- Ну, вот... Как это не знаешь? Неужели она забыта? А ведь это важно, такие вещи следует помнить. Очень плохо, что орден не пускает людей к знаниям. Они уничтожают книги.

-- Неправда! В моем монастыре была библиотека...

-- Правда. Раньше здесь, - маг постучал костяшками по полу, - была самая большая библиотека в мире. Хранилище знаний, собираемое и оберегаемое на протяжении многих веков, и где она сейчас? Ее больше нет. Понимаешь, я верю фактам. То, что осталось - это жалкие крохи, прошедшие цензуру.

-- Расскажи лучше о легенде...

-- Да, не буду тебя раздражать. Но я стар, а с годами, как когда-то давно в молодости, люди становятся более нетерпимыми ко всякой лжи. Я много болтаю, быть может, болтаю лишнее, но ты последний человек с которым мне суждено разговаривать. Близость смерти развязывает язык. Если уже завтра меня не станет, я использую данную мне возможность в полной мере. Да... Я бы с удовольствием передал тебе какие-нибудь тайные знания, но я ими не обладаю, - он вздохнул. - Врачевать я умею с детства, мне не пришлось учиться. Удивительно, что я так долго умудрялся скрывать это, и не привлекать внимания Серых. Но что-то я опять отвлекся...

-- Не страшно.

-- Так вот, всем известно, что у человека пять чувств, которые помогают ему ориентироваться в этом мире. Зрение, слух, обоняние, осязание, вкус. Есть шестое - интуиция, оно присуще каждому из нас в равной степени, но далеко не все находят силы к нему обратиться. А есть еще таинственное седьмое чувство, самое важное. Чувство нашей души... Это именно оно лишает нас покоя. Заставляет искать в других людях самих себя. Все странствия, бесконечные километры дорог, пройденные нами, надежда найти что-то стоящее в новых открытых землях - это из-за него. Но так уж вышло, что от рождения наши души разделены друг с другом.

-- Я совсем не понимаю, о чем ты толкуешь...

-- У каждого человека есть душа, а у каждой души - ее вторая половина. Только отыскав друг друга, они, наконец, обретут покой и счастье. Им мешает все - время, пространство, смерть, жизнь... Вечное счастье, покой и единство -- слишком ценный подарок, чтобы дарить его всем желающим. Поэтому мы ищем, ищем... И не находим. Или находим, но уже слишком поздно.

Старик вздохнул и замолчал.

-- А что дальше?

-- Дальше? Ничего. Узнать свою половину ты можешь, только заглянув ей в глаза, а дальше вас ждет свобода. Это не любовь, потому что всякая любовь имеет физическую основу, это намного больше. Ведомый седьмым чувством, ты понимаешь, что для тебя не имеет значения, кем будет твоя половина, богатой или бедной, старой или сущим младенцем. Это совершенно неважно. Шелуха обыденности с вас обоих слетает, обнажая самое главное. Ведь в этом человеке есть все то, чего так не хватает тебе.

-- И ты... веришь в это?

-- Так же горячо и непоколебимо, как ты веришь в Свет. Даже больше - я знаю, что это именно так. Для меня легенда перестала быть легендой.

-- Твое право, - ответил Клемент.

Маг затих, видно о чем-то задумался, а монах снова погрузился в нереальный мир фантазий и кошмаров. Что такое седьмое чувство... Существует ли оно или это вымысел? Он ни к кому не чувствовал ничего подобного. Для него всегда был только Свет, перед которым меркнут все красоты мира. Если же он не прав, то чьи глаза станут для него освобождением от страданий? Серо-зеленые глаза, такие же, как его собственные... Уже не станут, слишком поздно. Ему объявлен приговор, и он больше не увидит их даже в зеркале. Счастье в человеческом теле невозможно. Кто считает иначе - слепой глупец. Мы рождены для страданий, потому что таков удел нашего тела.

Омут, в который можно погрузиться с головой, но не утонуть. Прохладная темно-зеленая вода шепчет о прошлых жизнях. Ее тихий шепот не заглушить даже ураганному ветру, но ветра и так нет. Бледный свет освещает водную поверхность, покрытую легкой рябью от человеческого дыхания.

Это море. Очень глубокое, совсем лишенное дна. Если долго плыть вниз, то дно окажется небом, а морские звезды - настоящими звездами. Они будут расти, и гореть факелами, которые сожгут тебя дотла. Так больно, что нет сил кричать, теперь ты не человек, а затравленный зверь, корчащийся от боли.

Вперед, вперед к звездам, к их обжигающему жару, ты - бабочка, летящий на свет. Душа, летящая к свету, чтобы погибнуть в его милосердном огне...

-- Эй, монах! - старик склонился над Клементом. - Лучше приди в себя. От твоего крика кровь стынет в жилах даже у такого закоренелого, кхе-кхе, преступника как я.

-- Я умираю?.. - спросил он, возвращаясь в реальность.

Как ни парадоксально в его ситуации, но ему стало лучше. Жар понемногу начал спадать. Маг, несмотря на свои пальцы, все еще мог лечить.

-- Пока нет. Ты отключился на какое-то время, а потом начал кричать и вздрагивать, словно тебя живого пожирало чудовище.

-- Лучше бы так оно и было...

-- Это все последствия пыток. Если тебе удастся остаться в живых, то кошмары будут тебя преследовать долгие годы. А если нет, то надеюсь, твоя душа попадет в лучшее место, чем это. Должны же некоторые желания сбываться, хоть иногда. По тебе есть кому плакать? Родственники, друзья?

Клемент подумал о Мирре и закрыл глаза, решив не отвечать.

-- Совсем никого? - удивился лекарь.

-- У меня был друг. Но он ушел раньше, чем я.

-- А за мной будет плакать только собака. Вернее выть. Единственное существо, которое меня понимало, которому я мог довериться, - старик покачал головой. - Ей было наплевать на то, кто я и что я не вписываюсь в картину мира воспетую орденом.

-- Оставь в покое орден, - монах глубоко вздохнул. - Сколько можно?.. Да, странная ересь.

-- О чем ты?

-- Седьмое чувство... Признайся, почему ты так уверен в том, что оно существует?

-- Ага! Тебя все-таки заинтересовал мой рассказ?

-- Ты не ответил...

-- Все очень просто. Видишь ли, я сам встречал человека, который был моей половиной. Эта была тридцать лет назад. - Маг оперся спиной на стену. - Я никому не рассказывал об этом... страдал молча, храня эту тайну в себе. Думал, что мне придется унести ее с собой в могилу, но видимо это не так. Я расскажу тебе, можно?

-- Рассказывай... Почему же вы не заглянули в глаза друг друга?

-- Я-то заглянул, а вот она в мои не успела. - Старик тяжело задышал, борясь с нахлынувшими воспоминаниями. - Злой рок разлучил нас. Мы еще не были готовы для счастья.

-- Что же произошло?

-- Тогда, как и сейчас, я был лекарем. И мне в дом принесли умирающую девушку. Она не была особенно красива, к тому же агония последних мгновений никого не делает привлекательным. Я не знал кто она и откуда - ее нашли прямо на улице, но я сам едва не умер, когда посмотрел в ее глаза. А девушка смотрела в другую сторону. Она уже не могла увидеть меня! - Маг подозрительно громко и неестественно закашлялся. - Через мгновение она умерла. Мне осталось только похоронить ее. Вот так.

-- Ты плачешь?

-- Да, - признался старик. - Ничего не могу с собой поделать. Как только я вспоминаю ее, как слезы начинают душить меня. Лучше бы я никогда не встречался с ней. Это великое горе - знать, что освобождение было так близко, и упустить его. Мы думаем, что завтра как всегда наступит, и рассвет принесет с собой надежду, но после того, что случилось со мной... Моя надежда умерла. Я больше не жил по настоящему, не мог радоваться или грустить. Даже гнев мой, если мне доводилось вспылить, был какой-то фальшивый. В сердце навек поселилась тихая непроглядная печаль. Поэтому мне не так уж страшно умирать - уже все равно. Ну, монах, ты доволен страданиями мага?

-- Сейчас ты просто человек, а человеческие страдания мне понятны как никогда. Мне жаль тебя.

-- И на этом спасибо. Если бы ты набросился на меня с обвинениями или ругательствами, это было бы очень неприятно. Я встречал много монахов-фанатиков.

-- Я никогда не был одним из них. Свет, которому я служу, не ослепляет.

-- Значит ты, наверное, не из Вернстока. В этом городе все ослеплены: кто Светом, кто золотом, кто ненавистью.

-- Нет, я из монастыря на севере. Это хорошее место. Пока я там жил, было тихо и спокойно, люди доверяли друг другу.

-- Но потом все изменилось...

-- В худшую сторону.

-- Ты знаешь, что уже рассвет? Я слышу шаги в коридоре. Сейчас за мной придут. Начнут пытать... Обещали прийти с рассветом. Скажи честно, тебя мучили, потому что хотели узнать какую-то тайну?

-- Да. Но я не сказал.

-- Молодец. А меня будут пытать просто так, - старика передернуло от омерзения. - Казнь тоже будет показательная, для удовольствия собравшегося народа. Зверство, учиняемое над магами нынче так популярно, на него приходят посмотреть всей семьей, вместе с детьми. Что же ожидать от таких детей, когда они вырастут? Орден культивирует жестокость и не только в столице, а везде, куда он сумел дотянуться своими щупальцами. Какой все-таки неприятный звук издают сапоги палача...От их мерного скрипа делается жутко.

Теперь и Клемент расслышал шаги, которые неумолимо приближались к их камере. По коридору запрыгали блики света.

-- Прощай монах. - Старик, пошатываясь, встал с пола и подошел к прутьям решетки. - Не забывай о седьмом чувстве, как не забываю о нем я. Оно придает силы.

-- Прощай маг, - ответил Клемент, зная, что больше никогда не увидит этого странного человека. - Я буду молиться за тебя.

Охранник зазвенел ключами и отварил дверцу. Магу связали руки, на голову набросили мешок и увели, а перед монахом поставили чашку с водой.

-- Пей! - буркнул охранник.

Клемент не заставил себя долго упрашивать, и через мгновение чашка снова была пуста. По желудку прокатилось тепло, которое перешло в легкое жжение. Клемент почувствовал у себя во рту мелкие крупинки и сплюнул. Порошок, добавленный в воду по приказу Ленца, еще не успел раствориться до конца. Монах перевернулся на спину и попытался расслабиться. У него оставалось всего несколько часов.

Только бы Мирра не пошла на площадь, только бы она не пошло туда... При здравом размышлении, насколько вообще можно здраво мыслить после двух дней пыток, он понимал, что вряд ли Смотрящие узнают и отыщут девочку в толпе. Похожих на нее девочек тысячи. Но если она сама не кинется к нему... О, Создатель, только бы она не сделала этого! Вразуми неразумного ребенка! Ей нельзя видеть, что они с ним сотворили. Мирра же может не выдержать, она импульсивна. На это-то Пелес и рассчитывает...

Это настоящий демон в человеческом обличье. Как его только земля носит! Столько хороших людей погибло, а он живет! За что Пелес так взъелся на ребенка? И на меня? Неужели из-за оживающей картины? Ларет рассказывал, что картины оживают под взглядом колдуна. Но это же ложь!

-- Я не маг! - возмутился Клемент. - Кто об этом знает лучше, чем я?

Что за человек был нарисован на той необычной картине? Как ни силился Клемент вспомнить его лицо, у него ничего не получалось. От увиденного осталось только ощущение невероятной легкости и трепета. Впервые в своей короткой жизни он прикоснулся к чему-то значительному.

Клемент вздохнул. Как-то не вязались роскошные императорские доспехи с нежным цветком в руках этого мужчины. Сила и слабость помещенные вместе на одно полотно... Нет, не так. Сила и хрупкость. Ведь цветов элтана в природе больше не существует.

На монаха нахлынула грусть. Его жизнь закончится, и он уже никогда не увидит ни северных гор, ни степей весной, ни моря, ни туманных болот... В мире столько прекрасного. Пока он ехал в Вернсток он увидел так много и в тоже время так мало. Величественная красота природы не оставила его равнодушным. Если бы он мог, он бы посмотрел мир, но надежды на спасение нет...

Остается только ждать палача, почти физически ощущая, как быстро бегут минуты.

Чтобы отвлечься от боли, Клемент представил, что он лежит в своей келье. Монах так увлекся, что сам почти поверил, что его окружают родные стены, охраняющие его душевный покой от ужаса внешнего мира. Сколько часов он провел, молясь в ней?

Свет, если ты слышишь меня, то не оставишь в беде... Ничего не прошу, дай только силы вынести все это. Дай принять смерть достойно.

Перед глазами монаха проносились тусклые картины воспоминаний. Неужели это его воспоминания? Вот он стоит по колено в теплой луже, что осталась после недавнего дождя. Ему едва исполнилось три года. Он весь вымазался в грязи и это наполняет радостью его сердце. Дети для взрослого человека кажутся такими странными. Им ближе всего простота и естественность, они не утруждают себя раздумьями, не мучаются сомнениями, не думают, что о них подумают и скажут другие. Они сами - весь мир. Вселенная начинается с них, а до их рождения ничего не существовало.

Клемент в детстве тоже был уверен, что он этот мир был создан исключительно для него, чтобы он мог дышать и наслаждаться жизнью. Хотя тогда он еще не знал, что живет. Ему хотелось только одного - дышать, и каждый новый вздох он находил замечательным.

Как быстро проходит время. В коридоре уже слышны шаги - на этот раз это идут за ним. Монах был в этом уверен. Узник никогда не ошибается в подобном вопросе.

Камера осветилась светом факелов, звякнули ключи, и кто-то грубо пнул Клемента ногой в бок.

-- Вставай.

Вот уж чего монах не собирался делать, так это помогать своим мучителям. Пусть тащат его волоком, но по своей воле он не никуда не пойдет.

-- Он живой? - спросил один из Смотрящих, держащих факел.

-- Да. Неужели не видно? Мастер Ленц нас не подвел.

Клемента насильно подняли на ноги и связали руки. Один их охранников осветил его лицо и пробормотал:

-- Ну и урод. Где повязка?

-- Да, точно не красавец, - согласился его товарищ. - Но видели и хуже. У этого, по крайней мере, и глаза и нос на месте. Держи, - он передал ему тряпку.

Монах вскрикнул, когда ее ткань коснулась обоженной распухшей кожи. Он дернулся, но охранники были наготове и придержали ему голову. Смотрящий немного провозился с повязкой, и она полностью закрыла лоб, а вместе с ним и клеймо. На Клемента надели грубую робу без рукавов черного цвета доходящую до колен - обычное одеяние осужденных в Вернстоке, и толкнули в направлении выхода.

На площади собралась большая толпа. Посередине стоял помост, на котором уже находилось два главных действующих лица предстоящего представления - мастер наказаний и его жертва. Внизу стояло кольцо охраны.

Клемент плохо помнил, как он попал на помост. Его везли на телеге в открытой клетке, какие-то люди плевали в его сторону и показывали пальцами. Когда Смотрящие останавливались на перекрестках, чтобы зачитать его злодеяния, в него кидали объедками и желали мучительной смерти. Их проклятья сыпались на голову несчастного монаха, словно из рога изобилия. Они долго ездили по разным улицам, все ближе и ближе приближаясь к конечной цели путешествия.

И вот они на площади. Клемент привязали за руки между двумя столбами и разорвали робу на спине. Пока Смотрящий в который раз оглашал приговор, мастер наказаний разминался с кнутом, щелкая им в воздухе под восторженные крики публики. Он хорошо знал свое дело.

В городе было по настоящему холодно, солнце скрылось за густыми облаками. Было пасмурно и дул порывистый ветер. Иногда с неба срывался колючий, мелкий, как крупа снег. Но Клемент, фактически стоявший без одежды, не мерз совершенно. Он горел снаружи и горел внутри. Ему было безразлична его судьба, единственное, чего боялся монах - это появление Мирры. Если ее схватят, все его страдания окажутся напрасными, и он уйдет в иной мир с тяжелым сердцем.

-- Приступай! - кивнул Смотрящий мастеру и толпа восторженно закричала.

Тот поклонился и, перебросив кнут в другую руку, оценивающее посмотрел на свою жертву.

Первый удар, оставивший красный след, но не рассекший кожу, он нанес в полсилы, прицеливаясь. Клемент вздрогнул всем телом и зажмурил глаза. Его вскрик потонул в выкриках толпы:

-- Получай грязное отродье Тьмы! Тебе и этого мало!

-- Врежь ему хорошенько, мастер! Пусть отправляется к своему хозяину!

-- Отдайте этого демона нам! Он больше не будет убивать детей!

Второй удар рассек кожу, и на спине выступила первая кровь. Восторгу толпы не было предела. За вторым ударом последовал третий, потом четвертый. Ноги монаха не удержали, и он повис на веревках. Палач окатил его ведром воды, приводя в чувство. Экзекуцию нужно было растянуть как можно дольше.

-- Благой Свет, не оставь меня... Свет, не оставь меня... - словно заклинание не переставая шептал Клемент.

Он стойко вынес еще два удара, хотя его спина уже была близка к превращению в кошмарное месиво. Но тут посреди беснующейся толпы он услышал, как кто-то жалобно зовет его по имени. Монах вскинул голову. Он мог поклясться, что это был голос Мирры.

Нет, только не это! Лучше еще удары, сколько угодно ударов, он их все выдержит. Пожалуйста, пускай это будет не она. Пускай его воображение, пускай что угодно - да хоть сами демоны!

Но его чаяниям не суждено было сбыться. Мирра, непрестанно выкрикивая его имя, пыталась пробиться к нему поближе и этим сразу же привлекла внимание Смотрящих. Те рассредоточились и стали с разных сторон приближаться к девочке, зажимая ее в клещи. Монах хотел ей крикнуть, чтобы она убегала, но в этот момент на него обрушился очередной удар, и вместо крика из его горла вырвалось жалкое хрипение. Смотрящие приближались к ней все ближе, а она до сих пор их не заметила. Клемент вдохнул побольше воздуха и закричал из последних сил:

-- Мирра! Беги!!!

Но его усилие пропало даром. Один из Смотрящих уже подошел достаточно близко и, изловчившись, схватил девочку за плечи. Она попыталась вырваться, но он держал ее крепко. Мирре зажали рот и, не поднимая шума, потащили вон с площади. Монахи не желали, чтобы раззадоренная экзекуцией толпа, узнав в девочке еще одну поборницу тьмы, разорвала ее на части. Им было приказано доставить ее к Пелесу, а они всегда неукоснительно выполняли приказы.

Клемент, не спускающий глаз с Мирры окаменел. Его шея, плечи, руки, и собственно спина - были в ужасном состоянии. Между свисающими лоскутами кожи проглядывали мышцы. Кровь пропитала остатки одежды, лохмотьями висящие на бедрах.

Но его телесное состояние было ничто, по сравнению с теми неописуемыми муками, что испытывала его душа. Когда физическая боль мучит тело, тебе кажется, что хуже ее нет ничего на свете. Но стоит прийти боли душевной, и страдания тела меркнут перед ней.

Палач уловил произошедшую в нем перемену, выкрик Клемента много чего стоил, и подошел посмотреть, что с ним такое. Он проследил взгляд осужденного, но так ничего не поняв, пожал плечами и снова принялся за работу.

Монах смотрел, как Мирру уводят все дальше и дальше. И вот она исчезла из его поля зрения, слившись с толпой. Это был конец. Монах, не признаваясь самому себе, всегда полагал, что ему предначертан особый путь, особая судьба. От рождения и до самой смерти вера в это не оставляла его. Теперь он понял, что это за судьба...

Удел отовсюду гонимого и всеми ненавидимого мученика. Перед кончиной он был обязан понять, как он ошибался. Единственный человек на этой площади которому было его жаль, погублен по его вине. Невинная детская душа в лапах лживых обманщиков и убийц. Вот и все. Его последняя надежда стала пылью.

Через пару минут один из тех, кто преследовал Мирру, вернулся. В руке он держал накидку девочки. Ту самую, с мехом, которую Клемент купил ей для защиты от зимних холодов.

Монах упал, натянув веревки до предела, и поднял к небу измученное болью лицо.

-- За что?! - выкрикнул он - Боже! За что?!

Снова раздался неотвратимый свист плети.

-- Мне больше незачем жить. Смерть, где же ты? - взмолился Клемент. - Приди и забери меня. Я уже переступил предел.

-- Твое время еще не прошло...- раздался в ответ легкий шепот, и левое ухо монаха обдало холодом. - Слишком рано. Не сейчас.

На плечо Клемента легла рука в черной перчатке, и ее обладатель тихо произнес:

-- Твои страдания не оставляют меня безучастным, - в голосе послышались хорошо сдерживаемые нотки боли, смешанные с яростью. - Помни - ты не один.

-- Кто ты? - пораженно спросил Клемент, пытаясь повернуть голову. Прикосновение загадочного человека предало ему сил.

-- Всего лишь тот, кого ты звал. Будь спокоен, тебе осталось недолго.

Загадочный собеседник стоял за спиной монаха, он был одет в черный плащ из тяжелой гладкой ткани с капюшоном, закрывающим его лицо. Но все равно никто кроме Клемента не видел его. Толпа по-прежнему бесновалась, упорно не замечая мрачной фигуры стоящей на помосте. Мастер наказаний прошел сквозь этого человека, словно он был не плотнее тумана.

-- Не вини себя, друг мой. Бывает судьба и хуже твоей. - Монаха снова обдало холодом, и на этот раз он проник ему в самое сердце.

Клемент обмяк. Палач тут же убрал кнут и наклонился к нему. Он пощупал пульс, приподнял веки и пожал плечами.

-- Все! Он умер! Правосудие свершилось. Жители Вернстока, вы стали свидетелями торжества Света.

Толпа радостно взревела, и всеобщее ликование на площади достигло своего апогея.

Вокруг стоит кромешная тьма, но странное дело - она сама является источником света, изнутри освещая этот диковинный застывший мир. Здесь нет ничего: ни прошлого, ни будущего, нет жизни. Но он не пустует.

-- Добро пожаловать! - Рихтер гостеприимно развел руки. - В некоторой степени это самоуправство, но я забрал тебя к себе. Ненадолго. Я решил, что ты сейчас как никогда нуждаешься в моем обществе.

Клемент оторопело озирался вокруг.

-- Где мы? Что происходит?

-- У меня в гостях. Но если тебя интересует именно расположение твоего "я" - то это место находиться между мирами. На него не влияют события твоего мира и для меня это очень удобно. Правда, в первый раз, когда я попал сюда, - Рихтер покрутил головой, словно осматривался, - я не оценил преимущества этого места. Но по прошествию лет, это стало очевидным. Да ты не стой, присаживайся...

Монах обернулся и увидел, что позади него стоит что-то отдаленно напоминающее кресло. Оно было похоже на окаменевшее облако. Он с некоторой опаской сел в него. Кресло неожиданно оказалось мягким и очень удобным.

Собравшись с духом, Клемент задал вопрос, который не давал ему покоя:

-- Я что, умер?

-- Почему ты так решил? - Рихтер вскинул одну бровь. Его глаза были по-прежнему скрыты от монаха.

-- Ну... - Клемент посмотрел на свои руки и пощупал лоб, на котором не было клейма. Даже волосы, отрезанные Ленцом, отрасли. - Мое тело стало прежним. Последнее, что я помню - это площадь... Здесь все соткано из мрака, и так как жизнь моя не была безупречной...

-- Думаешь, что скоро за тобой придут демоны, чтобы взяться за тебя по-настоящему? А я - что-то вроде привратника?

Клемент несмело кивнул.

-- В таком случае, я тебя огорчу, - Рихтер вздохнул. - Демоны не придут. Ты не умер. Кстати, никак демонов вообще не существует кроме тех, что ты носишь вот здесь и здесь, - он легонько постучал себя указательным пальцем по груди и голове. - Но эта страшная тайна, и я тебе ее не рассказывал.

-- Ничего не понимаю...

-- Так это же замечательно! - воскликнул Рихтер. - В неведении то и заключена вся прелесть. Вот один наш с тобой общий знакомый все знает, все понимает, и что ты думаешь, ему от этого легче?

-- Ты опять меня преследуешь? Почему?

-- Хочешь вернуться обратно на площадь к палачу?

-- Я не хочу быть игрушкой в руках Зла.

-- Ой, не говори ерунды, - рассердился Рихтер. - Какое из меня Зло? Ты же всегда прислушивался к своему сердцу, вот и спроси его, что оно обо мне думает.

Клемент попробовал взглянуть на мужчину беспристрастно и был вынужден признать, что его сердце не желало видеть в нем ничего плохого.

-- Откуда я знаю, - проворчал он. - Может, ты околдовал меня? Я сейчас в таком состоянии, что не могу доверять своим чувствам.

-- Упрямец, - губы Рихтера растянулись в улыбке.

-- Ты многое можешь? - замялся Клемент.

-- Ты хочешь меня о чем-то попросить?

-- Там, - монах неопределенно махнул рукой, - в моем мире, осталась девочка, и я волнуюсь за ее судьбу... Она попала к Смотрящим. Помоги мне освободить ее.

Мужчина облокотился на руку и ничего не выражающим тоном произнес:

-- Я не вмешиваюсь в дела людей. Их поступки - это их поступки. Судьба девочки в ее руках.

-- Но ты же вмешался в мою жизнь?!

-- Когда? - Рихтер пожал плечами. - Ты все сделал сам. Я не направлял твою руку, не внушал тебе никаких мыслей... Поделился информацией, но это не запрещается.

-- Если бы ты не рассказал мне о кошельке с золотом, я бы не успел в Вернсток до холодов, и все сложилось бы совсем иначе! Не было бы, - монах нахмурился, - пыток, и Мирра была бы в безопасности.

-- С чего ты это взял? Если бы я тогда не появился и не заговорил с тобой, ты - после того как те бандиты убили друг друга, бросился бы прочь из переулка. Споткнулся об ящик и когда поднимался, нашарил кошелек и естественно, как и всякий здравомыслящий человек, забрал его. И не надо перекладывать собственные ошибки на чужие плечи. На этих плечах и так много чего навешено.

-- Я не стал бы брать чужое золото, - сказал Клемент. Немного подумав, он добавил. - Неужели то, что ты говоришь, правда?

-- А как ты сейчас можешь это проверить? Никак.

-- И мы бы все равно приехали в Вернсток?

-- Я же сказал, что не влияю на ход событий. Ну, разве что самую малость... Но твою просьбу исполнить не могу.

Клемент замолчал, выжидающе смотря на Рихтера. Тот, по всей видимости, никуда не торопился. Он медленно снял перчатки, положил их рядом с собой на стеклянный столик, который появился прямо из воздуха и занялся созерцанием темноты у себя над головой. Рихтер казался расслабленным, но в тоже время он был напряжен, словно постоянно к чему-то прислушивался. Молчание затянулось.

Клемент не выдержал первым:

-- Ну? - спросил он с легким раздражением в голосе.

-- Да?

-- Что я здесь делаю? Я сюда попал не по своей воле и желаю знать, зачем я здесь. Тем более что в прошлую нашу встречу, я сказал, что не желаю тебя больше видеть.

-- Ты здесь, потому что мне так хочется. - Пожал плечами Рихтер. - Это очень веская причина. Кроме того, ты меня сам позвал.

-- Я тебя не звал.

-- Неужели? - Рихтер развел руками. - Одно из двух: или я лжец, или у кого-то очень короткая память. Я склоняюсь ко второму. А ну-ка вспомни, что ты сказал на помосте, перед тем как здесь оказаться? Знаю, это неприятные воспоминания, но сделай одолжение...

Монах заметно побледнел и сжал руками подлокотники. Если бы он знал куда бежать, он бы давно сорвался с места.

-- Да, - кивнул Рихтер, - ты вспомнил. И испугался. Клемент, ты сказал дословно следующее: "Приди и забери меня. Я уже переступил предел". А перед этим ты позвал меня. Не по имени, а скорее по... Даже не знаю, как это точно назвать. Должность, призвание?

-- Ты и есть Смерть? - на лбу монаха выступили капли пота.

Рихтер молча кивнул. Вид у него был довольный.

-- Нет, мне все это только кажется... - выдохнул монах. - Просто очередное жуткое видение.

-- Ты меня обижаешь! Это я-то жуткое видение? Ты просто жутких видений не видел. - Мужчина возмущенно фыркнул.

-- Я не хотел тебя... Вас сердить. - Клемент решил, что обращаться на "ты" к Смерти для него слишком большая роскошь.

Рихтер встал с кресла и принялся мерить шагами пространство.

-- Не злитесь, пожалуйста...

-- Разговаривай нормально, - отмахнулся тот. - Мне раболепия и так хватает! Уж очень редко кого восхищает мой приход. Все только боятся и ненавидят.

Клемент зажмурился и обхватил голову руками.

-- Неужели так трудно было догадаться? - спросил его Рихтер. - Я ведь появлялся только тогда, когда кто-то умирал рядом с тобой. Разве сложно совместить два этих факта? И потом, я сказал, что знаю имена всех людей и час их смерти... Ношу только черное... Хотя он и раньше был моим любимым цветом, но видимо обожающие розовый или белый Смертью никогда не становятся.

-- Почему я не вижу твоих глаз?

-- Глаза остаются в тени, потому что увидеть их и остаться в живых невозможно, - объяснил Рихтер. - Именно мой взгляд... - Он вздохнул и опустился обратно в кресло. - Но я не буду на тебя смотреть, не волнуйся. Хочу поговорить, вот и все.

-- А много людей удостаиваются чести говорить с тобой?

-- Немного, - Рихтер задумался. - Совсем немного. Тебя интересует, какая между нами связь? Ты ведь действительно обычный человек, ни бог, ни Избранник... Но все-таки у нас много общего и когда-нибудь ты поймешь, о чем я говорю. В этой или в следующей жизни. Да, мне не безразлично, что с тобой происходит. В мире осталось так мало вещей интересующих меня, что даже твоя скромная персона кажется мне весьма значительной. Но не обольщайся. Когда наступит срок, мне все равно придется исполнить свой долг. В покровители я тебе не навязываюсь.

-- И что дальше? Странная ситуация, - обеспокоено сказал Клемент. - Я разговариваю с самим Смертью, который утверждает, что я жив. Я не умер. Как я могу проверить, что ты меня не обманываешь?

-- Да с чего ты решил, что все стремятся тебя обмануть? Хотя, да... Твои последние полгода прошли под знаком лжи. Но проверить можно только одним способом, но он тебе не понравиться.

-- Заглянуть в глаза и умереть? - мрачно спросил монах.

-- Умница!

-- Если нет никакой возможности помочь Мирре, то я не против.

-- Ты что, серьезно? - Рихтер удивленно вскинул брови.

-- Да, - ответил монах с особой обреченностью в голосе, - а что мне собственно терять? Я - никто. Мне незачем жить. Просто удивительно, почему я до сих пор не умер по милости Пелеса. Он приложил к этому столько стараний...

-- Клемент, а как же Свет и торжество справедливости? Раньше они значили для тебя все. Ты верил...

-- Я и сейчас верю. Во всяком случае, в Свет, - грустно ответил монах.

-- Так что же? Ты решил сдаться?

-- Я не знаю, что мне делать.

-- Я тоже не знаю, что тебе делать, кроме того, что твой срок еще не пришел. После того, как мы закончим разговор, ты вернешься обратно.

-- А мое тело?

-- Ты про следы пыток? Они никуда и не исчезали. На самом деле, в реальности ты настолько плохо выглядишь, что на данный момент тебя посчитали умершим. Ты действительно очень близко подошел к грани, так что ошибиться было нетрудно.

Клемент с трудом сглотнул начавший появляться комок в горле.

-- Ты растерян, твои идеалы втоптаны в грязь, но у тебя есть время подумать, что делать дальше. Здраво, без болей и голодных обмороков, оценить свои шансы и возможности. Если хочешь, я оставлю тебя одного...

-- Нет, не надо! - поспешно остановил его монах. - Только не в этом месте.

-- Оно пугает тебя? Зря, здесь очень умиротворяющая атмосфера. Но для смертного, наверное, даже слишком...

-- Мне действительно надо подумать, - сказал Клемент.

Рихтер кивнул и, вытащив шпагу из ножен, принялся крутить ее в руках. Он погладил рукоять и провел указательным пальцем по лезвию. Клемент словно завороженный следил за его действиями.

-- Зачем тебе оружие? - спросил он.

-- Эта шпага всегда со мной. Старинная работа, сейчас таких больше не делают.

-- Неужели умельцы перевелись?

-- Нет, пока будут гномы, будут и умельцы, но шпаги такого уровня им больше не заказывают, а самим гномам они ни к чему. Во все времена любому другому оружию гномы предпочитали топоры.

-- По некоторым твоим ответам я могу заключить, что ты не всегда был Смертью.

-- Конечно же, нет, - содрогнулся Рихтер. - Такого и врагу не пожелаешь!

-- Я думал, тебе нравиться...

-- С ума сошел?! - возмутился Рихтер. - Как подобное может нравиться? Ты что же думаешь, я по доброй воле это делаю? Я бы променял свою участь на любую другую, хоть бы и твою, но я не могу от нее отказаться! Это сущий кошмар! Если думаешь, что ты страдал, то ты ничего не знаешь о страданиях.

-- Извини, - пробормотал Клемент, вжавшись в кресло.

-- А, оставь... Я зря вспылил. Некоторые вопросы для меня весьма болезненны. Может, по прошествии нескольких тысяч лет, я стану более равнодушно к этому относиться, но не сейчас. Когда-то я тоже был рожден и имел любящих родителей, получил имя, и из маленького мальчика вырос во взрослого мужчину. Когда-то... А потом я сделал одну глупость, приведшую к катастрофическим последствиям и все. Обратно пути не было.

-- Какую глупость?

-- Не волнуйся, тебе она не грозит. Даже при всем твоем желании.

-- Мое понимание мира разбито вдребезги. Я весь в сомнениях. Что же происходило с людьми до того, как ты стал Смертью?

-- Рождались и умирали, как и раньше, - равнодушно ответил Рихтер. - Просто до меня был другой, которого я и сменил на этом не легком посту.

-- Что? Вас несколько?

-- Я же сказал, что сменил его. Смерть всегда один. Послушай, давай поговорим на другую тему. Сейчас тебя должна интересовать только твоя собственная участь.

-- Я не могу упустить такую замечательную возможность.

-- Устройство мироздания тебе всегда будет интересно? - странным тоном спросил Рихтер.

-- Всегда. Это сильнее меня, так сказать, мой внутренний стержень.

-- Да, - согласился Рихтер, - кто-то становиться Смертью, а кто-то надевает рясу. И для того и для другого это становиться навязчивой идеей.

-- Что в этом плохого? Я бы очень хотел, чтобы люди, узнав правду о нашей вселенной, узнав о Свете, что нас создал, жили в мире и согласии.

-- Ты говоришь как Святой Мартин. Возглавляя орден, он тоже желал мира и согласия. Не для всех, конечно - Мартин был реалистом, но для него это все равно плохо кончилось.

-- Его убили коварные маги.

-- Восемьсот лет, всего восемьсот лет, а как все изменилось! Ты не находишь странным, что сейчас гномов обвиняют в причастии к его убийствам, хотя еще триста лет назад об этом никто не знал?

-- Наверное, появились новые сведения, - не очень уверенно предположил Клемент.

-- Ага, на пустом месте. Выходит на балкон Вечного Храма, кто-нибудь очень похожий на брата Пелеса и объявляет об этом людям, собравшимся на главной площади Вернстока. И новый миф готов. Хорошо, допустим, что это правда. Но гномам смерть Мартина не принесла никакой выгоды, а значит, они не имели к этому никакого отношения. Она была им ни к чему. А гномы никогда не берутся за дело, которое им не выгодно. Это аксиома. Значит, орден выдает желаемое за действительное. Ему необходимы богатства горного народа. Почему же ты не допускаешь мысли о том, что и магов в свое время также оболгали? Нет, я не склонен их оправдывать - среди них тоже попадаются негодяи, впрочем, как и среди монахов.

-- Ты подводишь меня к мысли, что я жил в маленьком закрытом мирке, как улитка в раковине и не подозревал о том, что происходит в действительности? И монастырь с уважаемым настоятелем, и мой город были всего лишь декорациями к сказке? Возможно, так и есть.

-- У тебя были иллюзии, друг мой, - мягко сказал Рихтер, - и теперь ты их лишился. Это было неизбежно.

-- Неприятно узнавать, что ты был редкостным глупцом. Сказка ведь была красивая... - вздохнул Клемент. - А Вернсток оказался настоящим болотом.

-- Ну, зачем ты так... Опять видишь только черное и белое. Ведь есть же и середина. Это замечательный город. Очень древний, богатый. И Вечный Храм - это не только подвалы и залы пыток. Видел бы ты его раньше... Дома, башни, дворцы! Во время праздников в городе творилось что-то невообразимое. Маги бывали очень изобретательны по части сотворения иллюзий, и ни одно представление не обходилось без их участия. Хм, жители Вернстока тоже не такие плохие, как могут показаться на первый взгляд. Не все, во всяком случае.

-- Неужели? - с сарказмом сказал Клемент, вспомнив, как они его травили на пути к площади, и что произошло с ним потом.

-- Ты видел их с плохой стороны. Они были одурачены сладкими речами руководителей ордена, стали заложниками их лжи. Вспомни себя, ты до сих пор не можешь поверить, что тебя обманывали, насколько велик их авторитет, хотя ты и успел узнать кое-какую правду на своей собственной шкуре.

-- Значит это орден причина всех зол? И соответственно монахи, которые в нем состоят?

-- Но ты же тоже состоял в нем. Не забывай о человеческом факторе. Монахи тоже разные. Иногда попадаются весьма достойные люди. Ряса никого не меняет.

-- А я был уверен, что меняет.

-- Только если ты в ней родился. Подумай, что ты будешь делать, когда вернешься. Я имею в виду, в общем. Первое время тебя будет беспокоить только выживание. Действие дурмана, который дал тебе Ленц закончиться и ты узнаешь, какими мучениями тебя может наградить твое собственное тело.

-- Тело - ловушка, - согласно кивнул Клемент. - Так я был под наркотиком?

-- Тебе поставили на лоб клеймо, исполосовали кнутом, а ты еще спрашиваешь? Если бы не дурман и бескорыстная помощь твоего соседа по камере, ты бы сошел с ума от боли.

-- Но я выживу, я всегда был выносливым. А что делать в будущем...

-- Ты можешь доверять мне.

-- Разве ты не читаешь мои мысли?

-- Даже если и так, то я все равно не признаюсь тебе в этом, - ухмыльнулся Рихтер.

-- Месть - это очень недостойно монаха? - спросил Клемент.

-- Никто не может быть долгое время столь добрым. Даже ты. Месть - это всего лишь представление обиженной стороны о справедливости.

-- Есть некоторые люди, которые должны ответить за свои злодеяния. Даже не передо мной. Перед людьми из сгоревшего селения, например... Перед Миррой, и ее родителями. Перед Патриком, Ремом. Но эта мысль пугает меня. А за ней следуют другие, еще более пугающее... Однако орден Света слишком далеко зашел. - Монах нахмурился. - Его действия стали противоречить собственному учению. Это недопустимо. - Он сжал кулаки.

-- Вот теперь я вижу перед собой настоящего мужчину, - обрадовался Рихтер. - Браво!

-- Уничтожить орден я не смогу, но сидеть сложа руки тоже не имею права.

-- Если тебе будет нужна помощь определенного характера - обращайся. Я могу дать тебе пару уроков. Шпага у меня на поясе не для красоты висит, поверь. Я умею обращаться с оружием. Для бойца самое главное - это найти хорошего учителя.

-- Что ты имеешь в виду? - насторожился Клемент.

-- Там, куда тебя забросила судьба нельзя выжить, если не умеешь хорошо драться. У тебя уже был опыт первой настоящей драки, едва не ставший для тебя последним. И кроме непосредственно защиты своей жизни, ты также должен уметь нападать.

-- Но я же все-таки монах... - Клемент виновато взглянул на свои раскрытые ладони. - Я не смогу стать хладнокровным убийцей.

-- И что же тебе мешает? - насмешливо спросил Рихтер. - Совесть? И не надо смотреть на меня так, словно я не в своем уме. Я спрашиваю серьезно.

-- Отнимать человеческую жизнь - это неправильно. Меня коробит от одной мысли об этом.

-- А как же войны, где человеческая жизнь отнимается с большим энтузиазмом и в огромных количествах?

-- Это другое дело. Но войны я тоже не приветствую. Святой Мартин раскаялся в своем прошлом, а он был мудрым человеком.

-- До того, как стать монахом, он, принимая участие в боевых действиях, убил многих людей - он был замечательным воином, но в последствии это не помешало ему основать этот злополучный орден и получить приставку "Святой" к своему имени. Поступи и ты также. Восстанови справедливость, а потом со спокойной совестью веди праведный образ жизни, замаливай грехи, читай молитвы и проповедуй. Можешь даже на склоне лет построить монастырь и стать в нем настоятелем.

-- Заманчивое предложение... Но вряд ли я когда-нибудь смогу вернуться к нормальной жизни. Одно клеймо чего стоит...

-- Ох, Клемент, не зарекайся. Мне понятны твои колебания, себя трудно сразу изменить, поэтому я немного ускорю процесс.

Рихтер поднялся и протянул руку Клементу.

-- Куда мы идем?

-- Возвращаемся. Ты не даешь себе погибнуть, а я принимаюсь за выполнение своих непосредственных обязанностей. Рутина, так сказать.

-- А я точно не умру, когда вернусь? - испуганно спросил Клемент.

-- Если не будешь делать глупостей - то нет, - ответил Рихтер. - Когда захочешь сбросить овечью шкуру и стать моим учеником, то позови меня. Но только от всего сердца, так чтобы я услышал. Или, - он пожал плечами, - стань свидетелем очередного убийства. В Вернстоке с этим никогда не было проблем.

-- Ученик Смерти... Звучит жутко. А почему ты мне так настойчиво предлагаешь свою помощь? Что будет с моей душой, если я воспользуюсь твоим предложением? Вдруг меня отвергнет Свет?

-- Опять все свелось к Свету и душе! - Рихтер в сердцах плюнул. - Это какой-то замкнутый круг. Я же объяснял, что ты мне интересен. Вот и все. Но если ты будешь по-прежнему слаб, то тебя убьют и история твоей жизни, очень короткая кстати, закончиться ничем. А что до душ, так лично мне они совершенно не нужны. Я их забираю, но нигде не складываю, не храню. Они без моего участия отправляются туда, куда им положено.

-- Куда? - глаза Клемента поневоле загорелись от любопытства.

-- Так я тебе и сказал. Ответы на некоторые вопросы могут повредить здоровью и психике того, кто спрашивает.

Рихтер внезапно оказался за спиной монаха и толкнул того вперед. Клемент не удержался и, потеряв равновесие, с криком полетел в черную вязкую темноту.

Общественное кладбище - это мрачное место, которое все нормальные граждане стараются обойти стороной. Казненных преступников, бездомных и прочий сброд, не имеющий родственников или обеспеченных друзей, желающих заняться их похоронами, вывозят за город и хоронят в общей могиле - большой яме, выкопанной городскими могильщиками. Тела сваливают в кучу и без лишних церемоний засыпают землей.

Редкий монах, проходящий мимо, скажет о них пару слов, но это единственное напутствие, которого удостаиваются их души по пути в иной мир. О них некому плакать, и даже если были те, кому их судьба не безразлична, они или слишком далеко или слишком бедны, чтобы позволить себе это.

Две телеги до отказа нагруженные мертвецами остановились возле самого края ямы, и пара могильщиков, с ворчанием принялись за свою работу. После того, как все тела оказались внизу, они отпустили извозчика, и стали забрасывать яму землей.

Клементу повезло. Во-первых, он по счастливой случайности оказался сверху, а во-вторых, могильщики были изрядно пьяны. Им хорошо платили за их работу, деньги у них никогда не переводились, поэтому для них это было обычное состояние.

Могильщики немного побросали землю, потом оставили лопаты и пошли к себе, решив, что их клиенты вполне могут подождать до утра. На краю кладбища стоял небольшой домик, хлипкая хибара, в которой они жили.

В этот момент к Клементу вернулось сознание. Сначала он не понял, где находиться. Монах ничего не видел, был зажат среди закоченевших тел и задыхался. Но жажда жизни пересиливала все остальное. Клемент стал карабкаться наверх, разгребая рыхлую землю, и первый глоток свежего воздуха стал для него самым большим подарком. Клемент тяжело дыша, обессилено лежал, не делая попыток подняться. Но оставаться в яме в окружении столь сомнительного общества означало погибнуть и монаху пришлось двигаться дальше. Он кое-как поднялся на четвереньки и вылез на твердый грунт, благо ямы была неглубокой.

-- Меня похоронили заживо, - ошеломленно прошептал Клемент, оглядываясь назад.

Его зубы выстукивали невообразимую мелодию, кожа посинела. Монаха начало лихорадить. На нем были только грязные обрывки, которые даже одеждой-то назвать нельзя. К его счастью, спина и лоб пока не дали о себе знать в полную спину. Из-за пережитого у Клемента наступило шоковое состояние. Едва двигая руками - суставы ныли невероятно, он поднялся с колен и, пошатываясь, пошел по направлению к домику могильщиков. Его привлек желтый огонек в окне.

Монах неоднократно падал. Дорога в каких-то две сотни метров показалась для него неимоверно длинной, но он вставал и упорно шел дальше. Когда он добрел до своей цели и с опаской заглянул в окно, то увидел, что оба могильщика мертвецки пьяны и спят, в окружении винных бутылок. Температура на улице опускалась все ниже, поэтому Клемент колебался недолго. Он осторожно толкнул незапертую дверь и вошел в дом.

В воздухе стоял кислый запах старого вина. Монах, щурясь от света, и переступая через хозяев, бегло осмотрел обе комнаты. Он взял и сразу же надел подходящую его размеру одежду, снял с дверного крючка заплечную сумку и побросал в нее все, что показалось ему хоть сколько-нибудь полезным.

Теплый воздух дома негативно отразился на его организме. Кровь пошла быстрее, к телу вернулась чувствительность, и многочисленные раны сразу же напомнили о том, кто здесь истинный хозяин. Конечности пронзали тысячи иголок. В глазах помутнело. Клемент обнаружил несколько монет выкатившиеся из кармана одного из могильщиков - крупного краснолицего мужчины. Искусав себе в кровь губы, чтобы не выдать себя громким стоном, он обшарил его карманы и был вознагражден еще несколькими монетами. Бросив их в сумку, он тут же покинул дом и спустя пару шагов был вынужден сесть прямо на землю, чтобы немного передохнуть.

-- Свет, у тебя, наверное, на меня есть какие-то особые планы, раз ты вынудил меня стать вором. Первый шаг к пропасти сделан...

Клемент покрутил головой, ища дорогу, ведущую в город. Ему срочно нужна была помощь врача, без которой он все равно долго не протянет. На спине уже началось воспаление, и если ничего не предпринять, следующие сутки станут для него последними.

-- Врач, лекарь, знахарь, кто угодно... - тут монах вспомнил о своем обезображенном лице и застонал.

Клеймо не скроешь. Ни один врач не возьмется его лечить с такой отметиной. Он просто не станет рисковать своей репутацией, а то и жизнью. Оставалось только положиться на провидение, надеясь, что оно приведет его к нужному дому.

Клемент увидел белеющий в темноте новенький черенок лопаты и взял его себе вместо палки. Эта ночь должна была стать решающей.

Дорога, лежащая перед ним, вела в самые бедные кварталы города, но так было даже лучше. Местный лекарь должен быть менее разборчивым, да и денег на лечение у монаха было совсем немного.

Монах побрел вперед, мысленно читая молитву. Молитва - единственное, что ему оставалось. Его мысли путались, место четкой картины прошлого в голове были грязные лоскутки воспоминаний. Он достаточно смутно помнил события, предшествовавшие его появлению в могиле. Клемент понимал, что он умирает, но, несмотря на это, упрямо шел дальше. Видимо высшим силам была небезразлична его судьба, и они хранили горемычного монаха от опасностей, которые могли повстречаться ему на пути ночью в бедных кварталах.

Клемент рухнул без сознания на пороге дома, принадлежащего булочнику, задев локтем фонарь и едва не разбив окно. Монах растянулся на крыльце напротив порога.

Шум разбудил хозяина, и тот решил выяснить его причину. С собой булочник захватил хорошо оточенный нож. При необходимости он был готов применить его по назначению. Повозившись с засовом, и приоткрыв дверь, он увидел Клемента недвижимо лежащего на досках крыльца.

-- Шейна, гляди, - позвал он жену, притаившуюся за его спиной. - Ты его знаешь?

-- Нет, Макс. Впервые вижу. Кто это?

-- Знал бы, не спрашивал.

-- Должно быть его сильно избили... Может он уже мертв?

Мужчина проверил и отрицательно покачал головой.

-- Что будем с ним делать? Оставим, как есть? - женщину одолевали сомнения.

-- Ты ждала приезда брата, это точно не он?

-- Да откуда мне знать, я его столько лет не видела... - Шейна закусила нижнюю губу. - Это он должен был узнать меня, а не я его. Если бы он был в сознании, и не избит до такой степени, я бы тебе точно сказала, а так... Не знаю. - Она задумалась. - Но на всякий случай сходи за Равеном. Он должен помочь. Это дело лекаря.

-- А платить ему чем? У тебя есть деньги? - спросил Макс Клемента, но тот естественно не ответил. - Ладно, потом с этим разберемся. Занести его в дом?

-- Да, давай положим его в прихожей. Только тихо, не разбуди детей.

Макс с кряхтением втащил монаха и положил на широкую лавку, стоящую в прихожей. Шейна принесла лампу и, осветив незнакомца, ахнула:

-- Макс, ты только посмотри, что сделали с этим беднягой. Да на нем живого места нет. Он изувеченный и такой грязный, словно выбрался из могилы.

-- Его долго пытали. - Мужчина поежился. - Кому же это он так не угодил?

-- Хуже всего другое, - она приподняла лампу повыше, - ему выжгли на лбу клеймо ордена Света.

-- Ну вот, только этого нам еще не хватало, - проворчал Макс, нахмурившись.

-- Теперь я вижу - это точно не мой брат. У брата, как и у меня, черные волосы, а у этого коричневые.

-- Я рад, что он не твой родственник, - ответил Макс.

-- В сумке разный хлам, но я нашла деньги, - Шейна показала мужу горсть монет. - Иди-ка ты все же к Равену, а он уже решит, что с ним делать. Возможно, с такими ранами и не живут.

-- Ладно, - Макс забрал деньги, - но ты не спускай с него глаз. Вот, держи! - Он протянул жене нож. - Если что, ты знаешь, как с ним обращаться.

Он оставил жену, а сам пошел за лекарем. Это был ворчливый человек, но дело он свое знал хорошо, и никогда не отказывался помочь. Равен жил на соседней улице, поэтому уже через пять минут Макс был на пороге его дома. У него еще горел свет. Как правило, Равен ложился спать поздно.

-- Господин лекарь! Это я - Макс! Откройте!

-- Что случилось? - на втором этаже открылось окно, и показалась взъерошенная человеческая голова. - Опять какая-то ерунда, вроде растяжения связок или кашля?

-- Нет, дело серьезное.

-- Макс, а это точно ты, а не прожорливый ночной демон? - спросил лекарь с надеждой. - Если демон, то я останусь дома.

-- Разве не видно?! - возмутился булочник. - Нужна ваша помощь. У меня есть деньги! - он вытащил из кармана монету, и показал ее так, чтобы Равену было видно.

Лекарь шел на вызов намного охотнее, зная, что ему заплатят за работу сразу, а не в долг, когда-нибудь потом, как это часто случалось.

-- Уговорил... - проворчал Равен и скрылся в доме. Он оделся и через десять минут был готов идти с булочником.

-- Ну что там у тебя стряслось? - спросил лекарь, зябко кутаясь в плащ. Свою тяжелую сумку, он как водиться отдал нести Максу. - Кто заболел?

-- Сами увидите, - булочник был мрачен. - С моей семьей, хвала Создателю все в порядке. Но у нашего порога очутился какой-то тип, со следами пыток, и помощь нужна именно ему. Это мужчина средних лет, странно одетый. Но, похоже, он не бродяга или городской нищий.

-- Вот как... - Равен погладил подбородок, заросший трехдневной щетиной. - Мне сорок три года, из них двадцать полных лет я практикую. И мой опыт говорит мне, что пытки - это неспроста. Наверное, у него хотели выведать, где спрятан клад, или что-то в этом роде. Он очень плох?

-- Хуже может выглядеть только покойник, - признался Макс. - С ним осталась Шейна, она его караулит.

-- Не думаю, что сейчас он склонен к побегу, - заметил лекарь.

Они пришли к дому булочника. Макс открыл дверь и пропустил Равена вперед. Мужчин встретила обеспокоенная Шейна.

-- Наконец-то! - она бросилась к мужу.

-- Мы опоздали? - спросил Равен. - Он умер?

-- Нет, но минуту назад он так страшно стонал, что я уже не знала, что и думать.

Лекарь придвинул лампу и принялся осматривать Клемента. При виде открытых воспаленных ран на спине он нахмурился и покачал головой. Казалось, лекарь не знал, какое ему принять решение. На пару секунд взгляд Равена задержался на лице монаха.

-- Интересный с научной точки зрения случай. Очень живучий человек, настоящий борец, - он приподнял руку Клемента. - Его надо отнести ко мне. Однозначно.

-- Да?

-- Можно попробовать его вылечить, но только у меня дома. В вашей прихожей нет необходимых для этого условий.

-- Да мы совсем не против, - с облегчением выдохнул булочник. - Нам-то он зачем? Долг человеколюбия выполнили, совесть чиста и хватит. Я даже прямо сейчас к вам его отвезти могу. В тележке.

Шейна тоже обрадовалась этому решению. Чем скорее незнакомец покинет их дом, тем лучше. Равен согласился с булочником и через час Клемент был уже у лекаря. Как только Макс, жизнерадостно насвистывая, ушел, радуясь, что избавил себя от неожиданно свалившейся на его голову обузы, Равен тотчас занялся своим пациентом.

Лекарь жил один, поэтому никто не задавал ему лишних вопросов. Ему предстояла бессонная ночь, но лекаря это не смущало. Тяжелое состояние Клемента бросало вызов его мастерству целителя. Кто окажется сильнее: природа или человеческие знания и опыт?

Для начала нужно было промыть многочисленные раны больного, а потом уже собственно заниматься его лечением.

Равен подогрел воду, добавил в него обеззараживающей настойки, приготовил бинты и принялся за дело. Не опуская рук, он работал несколько часов и только на рассвете привел своего пациента в надлежащий вид.

Клемент был обмотан бинтами с ног до головы. Для лечения ожога Равен смастерил специальную повязку с мазью, которую он закрепил на лбу монаха. Лекарь критично оглядел конечный результат своих трудов и вздохнул с удовлетворением. Теперь ему оставалось только ждать.

Клемент пробыл в бессознательном состоянии до самого вечера. Лекарь к тому времени успел посетить других больных, сходить на рынок, вернуться, приготовить себе обед и поспать пару часов. Равен как раз занимался приготовлением настойки от кашля, когда монах открыл глаза и еле слышно попросил пить.

-- Очнулся, - лекарь потер руки. - Обильная потеря крови вызывает сильную жажду. - Он сунул в рот Клемента трубочку, потому что пить прямо из чашки тот не мог.

-- Кто ты? - спросил монах, напившись. Клемент не видел его лица. На его месте было размытое бледное пятно.

-- Твой лекарь. Мое имя Равен. Больше тебе знать ничего не нужно.

Но монах его уже не слышал. Он закрыл глаза и забылся тяжелым беспокойным сном. На этом их короткая беседа завершилась. Долгих две недели Клемент боролся со смертью. Ему становилось то лучше, то хуже, три дня подряд его не отпускала жестокая лихорадка.

Равен израсходовал на него половину всех запасов обезболивающего, которое ему приходилось постоянно добавлять в мази. Лекарь часами сидел у постели монаха, наблюдая за его состоянием.

Наконец Клемент почувствовал себя достаточно хорошо, чтобы самостоятельно принимать пищу. У него зажили суставы. Пальцы обрели былую сноровку. Теперь он смог бы не только орудовать ложкой во время обеда, но даже писать.

Как всегда в шесть часов вечера, Равен принес ему чашку полную горячего куриного бульона с размоченным в нем хлебом и в ожидании сел напротив.

-- Спасибо, - поблагодарил его Клемент.

-- Смотрите, не обожгитесь.

-- Равен... Почему вы все это для меня делаете?

-- Это моя работа, - пожал плечами лекарь. - Кроме того, неужели вы не верите в человеческое сострадание?

-- Не верю. С недавних пор. - Ответил Клемент, медленно жуя. Он был еще очень бледен, но его глаза уже блестели как раньше. - Поэтому меня одолевают сомнения. Может, вы принимаете меня за кого-то другого?

-- Исключено. Вас нашли без сознания на крыльце дома мои знакомые и отдали в мои руки. Я не знаю, кто вы, но надеюсь, что вы расскажете мне свою историю.

-- Она короткая и неинтересная, - ответил Клемент, опасаясь говорить о своем прошлом.

-- Я так не думаю, - Равен усмехнулся. - Образованный монах, побывавший в руках мастера пыток, засеченный почти до смерти, но живой и вдобавок ко всему заклейменный символом своего ордена - это очень интересно.

-- С чего вы взяли, что я монах, да еще и образованный? - Клемент напрягся, не спуская настороженных глас с Равена.

-- Успокойтесь, вам вредно волноваться. А то еще швы разойдутся. Если бы я намеревался причинить вам зло, то не стал бы столько сил тратить на ваше лечение. А догадаться, что вы именно монах было нетрудно. Во-первых, стрижка. Волосы заметно отрасли, но такую стрижку - короткую с укорачиванием волос на висках и от шеи к затылку носят только монахи Света.

-- А во-вторых?

-- Во-вторых, руки.

-- Что не так с моими руками? - Клемент посмотрел на них с плохо скрываемым подозрением, словно они предали его, перейдя в стан врага.

-- С ними все в порядке, - успокоил его лекарь. - Уже. Но я, будучи человеком наблюдательным, не мог не обратить внимания на их вид. Вам ведь не приходилось заниматься тяжелым физическим трудом, во всяком случае, подолгу. Руки рабочего, как правило, разбитые в суставах, с постоянными мозолями, в шрамах и так далее. А у вас этого нет. Значит, вы не простой монах, а образованный. Чем вы раньше занимались?

-- Иллюстрировал книги, - признался Клемент, понимая, что отпираться бесполезно.

-- Я так и думал, - удовлетворенно сказал Равен, забирая у него пустую чашку.

-- Что же в третьих?

-- Вы похожи на монаха, - лекарь позволил себе чуть-чуть улыбнуться. - Не знаю почему, но когда я смотрю на вас, то не могу представить больше никем другим. Наверное, вы часто молились, и искренняя вера в Свет оставила неизгладимый отпечаток на вашем облике.

-- Да уж... - прошептал Клемент и его пальцы непроизвольно потянулись к повязке на голове.

-- Нет-нет, - Равен остановил его руку. - Сами не снимайте. Даже если будет чесаться.

-- Вы так и не сказали, почему помогаете мне.

-- Полагаю, будет лучше, если вы назовете мне свое имя, и мы перейдем к более неформальному общению. Хорошо?

-- Меня зовут Клемент.

-- А мое имя ты уже знаешь, - Равен вздохнул. - Я не знал, удастся ли мне вылечить тебя или нет... Но ты оказался очень живучим.

-- Мои предки родом с Запада. Берега Тумана были их родным домом.

-- Тогда благодари своих предков. Понимаю твое нежелание говорить о том, что случилось, но для меня это очень важно. Поверь, это не праздное любопытство. В любом случае я гарантирую тебе неприкосновенность, и ты сможешь оставить мой дом, когда пожелаешь.

-- Я гость, а не пленник?

-- Конечно. Только я выбросил все твои вещи. Из соображений санитарии. Надеюсь, там не было ничего особо дорого твоему сердцу?

-- Нет, - слабо отмахнулся Клемент, - это вообще не мои вещи, а могильщиков. Мне пришлось их взять, чтобы не замерзнуть на улице. Когда я выбрался из могилы, на мне почти ничего не было.

-- Из могилы? - брови Равена медленно поползли вверх.

-- Да, - нехотя подтвердил монах. - После казни меня посчитали мертвым, и естественно, отвезли на кладбище.

-- За что тебя подвергли пыткам? Неужели ордену больше не нужны собственные монахи?

-- Методы работы одного Смотрящего показались мне неверными, и я приехал в Вернсток, чтобы восстановить справедливость. Сам я из небольшого городка на северо-востоке. Когда я приехал, то узнал, что Смотрящий меня опередил. В итоге меня оговорили, объявили адептом Тьмы, а что было дальше, не трудно догадаться, - хмуро ответил Клемент.

-- Значит, всему виной столкновение личных интересов? - Равен, казалось, был разочарован.

-- Я всегда верил в добро, в торжество Света, но когда пришли Серые, они изменили мое представление о мире в худшую сторону, - покачал головой монах. - Мой монастырь, равно как и родной город был погублен. Да, жители в нем остались, но теперь это только тела, не имеющие души. Все кого я знал и любил, потеряны. - Он печально посмотрел на лекаря. - Вот теперь и думай, личные это интересы или нет?

Равен промолчал.

-- Сколько ненужных смертей... Сколько боли и страданий и все ради чего? Люди гибнут по прихоти тех, кто обязан был их защищать. В ордене происходят недопустимые вещи.

-- Клемент, а пыткам не предшествовало ничего необычного? Какого-нибудь испытания?

Монах посмотрел прямо в глаза Равену, пытаясь понять, на что-то намекает.

-- Испытание было. Странное испытание... Мне терять больше нечего, поэтому я могу о нем рассказать. Перед тем как отдать меня в руки палача, передо мной поставили картину. Когда я посмотрел на нее, она ожила. Это правда.

Лекарь шумно выдохнул, встал со стула и подошел к окну. Он повернулся к монаху спиной, чтобы тот не мог видеть его лица.

-- Говорят, что это особые картины, - наконец сказал Равен.

-- Ты тоже слышал о них?

-- Конечно. Вряд ли в Вернстоке надеться человек, который бы не слышал о картинах Марла. Это тайна ордена и как любая тайна, она быстро стала достоянием общественности.

-- Мне сказали, что раз картина ожила, то я поклонник тьмы и ношу рясу только как прикрытие. Какая нелепость... - Клемент отвернулся, чтобы не встречаться с Равеном взглядом, если лекарь вдруг обернется.

-- Ты провалил испытание?

-- Выходит, что так. Но то, что я видел и чувствовал, было невероятным, - глаза Клемента затуманились. - Тот свет был так прекрасен... Он наполнял мою жизнь смыслом, словно я обрел истину и где-то вдалеке увидел конец своего длинного пути. Я мог узнать ответы на любые вопросы, но мне не хотелось ни о чем спрашивать. Это было ненужно.

-- Ты так об этом говоришь, что я начинаю тебе завидовать.

-- Равен, - монах замялся, - мне только кажется, или ты действительно не тот за кого себя выдаешь?

-- Разве мое мастерство лекаря не говорит само за себя?

-- Лекарь ты прекрасный - это верно, - сказал Клемент и добавил. - Даже слишком.

-- Разве в этом деле может быть "слишком"?

-- Может, - кивнул монах и, собираясь с духом, произнес, - когда искусство врача сочетают с магией. Ты ведь из-за этого заинтересовался мной, так? Увидел клеймо, и решил, что я маг?

-- А ты не глуп...

-- Равен, я не маг и точно это знаю. Магия, и ее представители стали на сторону тьмы, и я целиком разделяю мнение ордена по этому вопросу.

Лекарь неожиданно сбросил с лица маску холодного равнодушия и весело рассмеялся.

-- Вот как? - он, не переставая улыбаться, покачал головой и скрестил руки на груди. - Почему же в таком случае внутри самого ордена немало магов? Они занимают руководящие посты.

-- Откуда такая информация?

-- От верных мне людей. Есть кое-что, что тебе нужно знать...

-- Да? - Клемент напрягся.

-- Не буду больше скрывать - я вхожу в организацию, которая давно ведет борьбу с произволом ордена. Не одну сотню лет. Я не стал бы тебе этого говорить, если бы не был уверен, что ты оказался на самом дне. Тебе не к кому идти, и даже если ты кому-нибудь расскажешь о нас, тебе все равно не поверят. А вот сотрудничество с нами будет для тебя полезным. Ты сможешь отомстить. Ведь только так восстанавливается справедливость. Замечу, мы боремся не против веры в Свет, а исключительно против ордена. Святой Мартин, сам того не желая, создал настоящее чудовище.

-- С чего же вы решили, что вы лучше ордена? - спросил монах.

-- Мы не лучше и не хуже. Мы существуем в качестве противовеса, пока существует орден. Как только исчезнет он, нас тоже не станет. Тебе же известно, что мир постоянно стремиться к равновесию.

-- Ну да, я знаю эти сказки... - проворчал Клемент. - Добро невозможно без Зла, а Тьма невозможна без Света.

-- Хорошенько посмотри на свое обезображенное тело и сам реши, кто в этом противостоянии принял сторону Добра. - Равен поправил одеяло, которым был укрыт монах. - Клемент, если ты захочешь остаться с нами, то узнаешь много интересного об ордене и целях, которые он преследует. О настоящих целях. Само провидение не дало тебе умереть и направило ко мне, не иначе. А теперь я ухожу. Тебе нужно отдыхать. Слишком длинные беседы вредят здоровью.

-- Почему так важны картины этого древнего художника? Если они не указывают на магов, а я точно знаю, что не указывают, то какой в них смысл?

-- Завтра расскажу...

-- Нет сейчас! Это давно не дает мне покоя.

-- Тебе хочется узнать правду? А не страшно?

-- Страшно, но необходимо.

-- Прежде всего, картины Марла - это великое произведение искусства. Он не был магом или колдуном. Он просто был очень талантлив, художник от Бога. Между настоящим талантом и магией проходит очень тонкая грань, и Марл не раз перешагивал через нее. Его давно не стало, а картины продолжают жить своей жизнью.

-- Но почему они оживают?

-- Изображение оживает лишь тогда, когда на них смотрит хороший человек, с чистой душой. Лицезреть шедевры Марла имели право только самые достойные.

-- Это объяснение не выдерживает никакой критики.

-- Другого объяснения все равно нет. В них сокрыта какая-то тайна, но какая - мне не известно.

-- Но что значит хороший человек? - с облегчением спросил Клемент, у которого сразу отлегло от сердца. - Это слишком общее понятие.

-- Не знаю. Тайна - есть тайна. Картина сама выбирает, но критерии, которыми она руководствуется неизвестны. Радуйся, что ты попал в число избранных счастливчиков. Сам я ни одной картины не видел, поэтому не знаю, как она отреагирует на меня.

-- Равен, ты некромант?

Лекарь неопределенно покачал головой, словно раздумывая. Затем он утвердительно кивнул:

-- Пожалуй, да. Но мои возможности ограничены. Кости срастить, снять воспаление - это предел. Лучше всего лечить, чередуя лекарства и магию.

-- А ты трупы не оживляешь?

-- Разве что только тебя, - усмехнулся лекарь и оставил монаха в одиночестве.

Боль притупилась, и теперь она не мешает моим мыслям. Почти не мешает. Двигаться мне нельзя, поэтому я размышляю. В окно видно кусочек серого неба и какую-то ветку, которую качает ветер. Наблюдать за веткой, это тоже своего рода развлечение. Ветка голая, и на ней нет ни одного даже самого захудалого листочка, но иногда на нее садятся воробьи и начинают выяснять отношения. Выясняют недолго, но очень бурно, только перья летят в разные стороны.

Равен устроил меня на втором этаже. По-моему, он отдал мне свою спальню.

Нет, это определенно не лазарет... На полу пушистый ковер красного цвета, в углу кадушка с чахлым, но заботливо поливаемым цветком. Возле стены огромный комод с бронзовыми ручками в виде ящериц или змей, отсюда не разобрать. Равен никогда не признается в том, что я лишил его спальни, но богатая обстановка комнаты красноречиво говорит сама за себя.

В последнее время мне стали часто попадаться маги и некроманты, оказывающие мне посильную помощь. Почему же они это делают? Право, я не верю, что они пожелают взамен за свои услуги мою душу. Еще Рихтер говорил... О, благостный Свет, голова идет кругом! Я уже думаю о Смерти как о старом знакомом. С каких это пор, Клемент, ты стал водить дружбу с НИМ? Думаешь, если раз чуть было не умер, то это дает тебе какие-то преимущества?

Определенно, мне придется пересмотреть свои взгляды. Как теперь относиться к магам? Как оценивать их действия? Наверху шкалы ценностей по-прежнему вера в торжество Света, но между верой и мною остается пустое пространство, и я не знаю чем его заполнить. Пока что там хозяйничает душевная боль, но когда ей придется уйти, что я посчитаю для себя важным?

Есть вещи, которые нельзя забыть. Например, испуганное лицо Мирры... Девочка на самом деле переживала за меня. Отважная маленькая девочка... Не могу спокойно думать о ней. Тугой комок подкатывает к горлу. Ее уже нет в живых, а здесь, валяюсь в постели, настолько слабый, что не могу даже подняться. Но я жив, а она? Какая необоснованная жестокость, несправедливость... Я вырвал ее из рук Пелеса, но это была не победа, а всего лишь небольшая отсрочка. Чего быть, того не миновать. Молю Свет об одном, чтобы перед смертью ей не пришлось вынести муки, вроде тех, что вы пали на мою долю. Этот Ленц, у которого в жилах течет не кровь, а холодная ртуть, станет пытать не только взрослого, но и ребенка. Для него нет разницы.

На время путешествия, я заменил Мирре и родителей, и друзей. Почему на площади она позвала меня? Хотела поддержать, дать знать, что я не один? Облегчить мои страдания? Если бы я мог ей помочь, если бы время можно было повернуть назад, то я бы никогда не поехал в Вернсток, в это осиное гнездо.

Искал правду? Ну, что ж, ты нашел ее в полной мере. Ты узнал, что орден совсем не похож на тот идеал, о котором ты читал в книгах. Эх, надо было мне повернуть у храмовых ворот, ведь я же почувствовал, что дело закончиться плохо. Вот что случается, когда мы перестаем слушать свое мудрое сердце и доверяемся разуму.

Лучше бы мы поселились в какой-нибудь деревушке, подальше отсюда. Монах и девочка, тихо и мирно живущие под одной крышей. Я бы продолжал служить Свету, она бы потихоньку взрослела, а потом вышла замуж за какого-нибудь хорошего парня из местных. Уж я бы проследил, чтобы он действительно был хороший и по-настоящему любил ее. А потом я бы обвенчал их. Надо было так, и сделать... Дом, сад и жизнь вошла бы в свою колею. Мы ведь отлично ладили друг с другом. Мирра так любила животных, и кроме лошади обязательно завела бы собаку.

Да, есть воспоминания, убивающие тебя, но есть и те, что заставляют двигаться и жить дальше. Ты можешь о них не вспоминать днем, но ночью они обязательно к тебе придут. Мирра приходит ко мне во сне. В белых одеждах, легкая и прозрачная, словно призрак... Она снова зовет меня по имени. Тихо, протяжно, и протягивает руки, чтобы дотронуться до меня, но ее руки не плотнее тумана.

Я навсегда останусь перед ней в долгу. Мог спасти, уберечь, а вместо этого погубил. Мне нет прощения. На этом свете, мне остается только расквитаться с ее убийцами, и клянусь душой, я сделаю это. Вот только составлю список тех, кто забыл, что значит быть монахом Света. Длинный список получится, но я не успокоюсь, пока лично не навещу каждого в этом списке... И Пелес займет в нем почетное место. Еще не знаю, начать мне свою месть прямо с него или оставить под конец.

Мне не хочется признавать это, но я сильно изменился. В душе появилась ранее небывалая злость, жесткость. Не потерять бы себя самого в море ненависти, что поднимается во мне.

Вот что случается, когда спокойного, доброго монаха, пытают и ставят вне закона. Любой, даже самый кроткий и добрый человек озвереет, а я как видно, не был самым кротким и добрым.

Сегодня с головы сняли повязку, и я упросил Равена дать мне зеркало. Он не хотел этого делать, и потом я понял почему. Заглянув в зеркало, я с трудом узнал себя. Раньше я никогда не придавал внешности особого значения, но то, что я увидел, меня потрясло.

Мое лицо навсегда останется обезображенным. Кожа во многих местах была насквозь проедена раствором, и теперь там уродливые, еще не до конца зарубцевавшиеся шрамы. Опухоль на лбу уже начала спадать. Клеймо стало четким.

Горящий факел... Он со мною навсегда. Мне нельзя показываться в таком виде на улице. Если люди увидят клеймо, то они или сами меня убьют, или натравят Смотрящих. Придется постоянно носить налобную повязку, а еще лучше маску, полностью закрывающую лицо. Равен, после долгого разговора, пообещал подобрать мне подходящую маску.

Почему этот человек помогает мне? Не знаю насколько он действительно некромант, но лекарь отличный. Правда, если некроманты помогают людям, то они совсем не такие ужасные, какими в глазах остальных их сделал орден. Но как же трудно отказаться от стереотипов... Даже мне, даже после всего, что со мной случилось.

Я зачем-то нужен Равену. Он все еще предлагает сотрудничество и довольно настойчиво. Я еще не дал окончательного согласия, и пока только раздумываю над его предложением. Как только я окончательно окрепну и смогу ходить, Равен обещал познакомить меня с другими членами организации, наверное, с кем-то из руководящего состава. Сам-то он состоит в ней давно, и играет роль связного.

По долгу службы ему приходиться общаться с разными людьми. Лекарь вхож во многие дома, и не вызывает подозрений. Для него это очень удобно. Равен во мне заинтересован. Он снова допытывался о происшествии с картиной Марла, о моем прошлом. Но когда я прямо спрашиваю его, он уходит от ответа.

Кругом одни загадки, тайны, обман. Как же я устал от всего этого! На белое говорят черное, на черное - белое. Ночь подменяют днем, день ночью, ничему и никому нельзя верить. Я безмерно благодарен Равену за спасение своей жизни, но он спас мое тело, а не душу. На нее никто рассчитывать не вправе. И если от меня захотят чего-то идущего вразрез с моими моральными принципами, то я откажусь. Ведь неизвестно, чего потребует от меня взамен организация. Они знают, что мне больше нечего терять, и наверное решат, что мною можно манипулировать, но как бы не так...

Хватит с меня служения в ордене. Глупо менять одних обманщиков на других. Теперь я стал умнее, и буду рассчитывать только на себя. Обозначу цель в жизни, и буду идти к ней, не взирая на трудности. С меня нечего взять, а единственное, чего я боюсь - это даже не смерть, а новые пытки. Но какой смысл им вредить мне?

Равен то и дело странно смотрит на меня, я часто замечаю косые и почему-то испуганные взгляды этого человека. Мы часто беседуем в последнее время, и это становиться все более заметным. И конечно, дело тут не в моей внешности. Лекарю приходилось видеть вещи и страшнее. Надеюсь, что и не в моих ответах. Он без смущения говорит со мной, позволяя себе ворчать и даже кричать на меня, но в глубине его души притаился страх.

Из-за этого я чувствую себя очень важной персоной, так сказать, шишкой на ровном месте. Это неприятное чувство. Я никогда не стремился быть в центре внимания. В отличие от Рема, который регулярно устраивал какие-то выходки, я предпочитал спокойно сидеть в своей келье, читать или ухаживать за садом. Желательно в одиночестве.

Свет, помоги мне, укажи правильный путь, единственно верный. Сделай меня своим орудием, научи отличать Добро от Зла, научи распознать Истину среди Лжи. Я никогда не отрекался и не отрекусь от тебя. Даже на пыточном столе я не предал тебя, даже перед лицом смертельной опасности, мое сердце оставалось верным. Ты знаешь, что я честен перед тобой. Я человек, только слабый человек, и мне так нужна твоя поддержка. Не оставь меня одного в предстоящей борьбе.

Приятная женщина, уже немолодая, но со следом былой красоты на лице, одетая в красивое синее бархатное платье, осторожно присела на шаткий, не внушающий доверия табурет. Она немного опоздала и пришла последней. Кроме нее в зале было еще четверо, все мужчины. Это были советники - руководители организации, которая вот уже не один десяток лет противопоставляет себя единоличному правлению ордена Света.

Равен в нетерпении ходил из стороны в сторону наблюдая, как она обстоятельно разглаживает складки на платье. Наконец леди Кантор посчитала свой вид удовлетворительным и кивнула Равену.

-- Я попросил встречи с вами и благодарен, что вы откликнулись столь быстро, - сказал он. - Хоть это и небезопасно.

-- Это долг каждого из нас. Тем более что ты никогда не злоупотреблял нашим доверием. - Ганс Ворский позволил себе усмехнуться. - Но что случилось? Равен, не трудно заметить, что ты сильно обеспокоен.

-- Я нахожусь во власти мучительных сомнений. Не так давно судьба свела меня с одним необычным человеком, - лекарь задержал дыхание. - С монахом. А если точнее, с бывшим монахом.

-- Ну и что? - Не понял Виктор Леду. Он занимал пост главного инженера при императорском дворе. - Ты хочешь завербовать его к нам?

-- Я не договорил, - сказал Равен, и в его голосе послышалась укор, - стал бы я беспокоить вас по такому пустяку, как еще один кандидат на вступление. Дело в том, что обстоятельства, при которых я познакомился с ним, да и вообще вся эта история весьма необычна.

Он посмотрел на сидящих перед ним советников, чтобы удостовериться в том, что они внимательно его слушают.

-- Опущу некоторые незначительные подробности... Однажды поздней ночью меня вызвали к больному. Когда я пришел, то увидел, что это незнакомый мне мужчина средних лет. Он был совершенно в ужасном состоянии. Не буду подробно описывать его раны, среди нас все-таки дама, - легкий учтивый кивок в сторону леди Кантор, - но его пытали, а потом засекли до смерти плетьми как приспешника Тьмы. Он чудом избежал смерти.

-- Это уже становиться интересным... - Флориан, начальник дворцовой охраны метнул в сторону Равена острый взгляд. - Это маг, один из нас?

-- В том-то все и дело, что нет, - лекарь покачал головой. - Я и сам по началу так подумал, но в нем ни капли магической силы, я проверял. В плане магических способностей это обыкновенный, даже если не сказать заурядный человек. Но он меня заинтересовал. Я взял его к себе домой и принялся лечить. Еле выходил, но это стоило того. Когда монах смог говорить, я узнал, что он попал в руки к самому мастеру Ленцу.

-- Это страшный человек... - кивнул Флориан. - Ленц - виртуоз в своем жутком деле.

-- Почему же они так жестоко поступили с твоим монахом?

-- Он повздорил со Смотрящим по имени Пелес, который приехал в его город - какое-то маленькое селение на краю империи, устанавливать свои порядки.

-- О, какое знакомое имя... Мы давно имеем зуб на этого человека, - сказал Леду.

-- В Вечном Храме моего монаха, а он к их неудовольствию оказался настоящим приверженцем канона, не стали слушать и обвинили в симпатиях к Тьме. Для него, считающего орден непогрешимым - это было настоящим шоком. Не знаю всех подробностей дела, но ему дали посмотреть на картину Марла...

При упоминании имени Марла советники напряглись и переглянулись друг с другом.

-- И что дальше? - спросил Ворский.

-- Она ожила. Таким образом, монах подписал себе смертный приговор.

-- Вот как... - лицо Ворского приняло задумчивое выражение.

-- Кроме всего прочего, во время пыток Ленц выжег на лбу монаха клеймо - символ ордена.

-- Горящий факел? - Виктор побледнел. - Я не ослышался?

-- Именно так, - кивнул Равен. - Потом его отвезли на площадь для казни, где монаха ждала плеть. Во время проведения экзекуции палач посчитал его мертвым, но он не только не умер, но и сумел выбраться из могилы и прийти обратно в город! Когда я нашел его, он был вымазан кладбищенской землей с ног до головы.

-- Слишком много совпадений... - прошептал Флориан. - Клеймо, могила. К тому же он монах...

-- Я тоже так думаю, - кивнул Равен.

-- Он все еще у тебя? Как его, кстати, зовут?

-- Клемент. Да, он у меня. За его состояние можно не беспокоиться, но он слаб и передвигается пока с трудом.

-- Мы должны его увидеть, - выразил Ворский общее мнение. - И чем скорее, тем лучше.

-- Равен, скажи, сколько ему лет?

-- Двадцать восемь. Весной будет двадцать девять.

-- Какой молодой, - покачала головой леди Кантор. - Не вериться, что это именно он. Я и предположить не могла, что Встреча произойдет при моей жизни. Мы столько лет боремся с орденом... Почему же это случилось сейчас?

-- Подожди тешить себя надеждой, возможно, она напрасна, - сказал Виктор.

-- Но ведь совпадений действительно слишком много, - возразила советница. - Когда и где мы его увидим?

-- Если вы хотите видеть монаха немедленно, то в моем доме.

-- Но встречаться там опасно, - заметил Ворский. - Нас могут заметить.

Равен пожал плечами.

-- Хотите ждать? Тогда через две недели, но никак не раньше, я его самого приведу к вам.

-- Нет, две недели - это слишком долго. Мы изведемся в догадках. Лучше рискнуть, - сказал Флориан. - Предлагаю сделать это завтра вечером. Часов в десять. Возражения есть?

Советники переглянулись и согласно кивнули, после чего Ворский решительно встал со своего места.

-- Куда ты? - леди Кантор подняла на него удивленный взгляд.

-- Мне нужно освежить в памяти кое-какие тексты... - многозначительно ответил тот. - Сейчас пригодятся любые детали.

-- Но мы же и так знаем пророчество наизусть! - воскликнул Флориан.

-- Кроме самого пророчества есть еще масса трактовок. Я хочу быть подготовленным к завтрашнему вечеру, только и всего. Вдруг мы что-то упустили? - Ворский попрощался и покинул советников.

Гансу Ворскому на вид было около сорока лет, хотя в действительности он был намного старше. В отличие от остальных он не занимал никаких ответственных постов, жил уединенно и старался как можно меньше показываться на людях. У него был маленький дом с красной крышей, расположенный в зажиточном квартале, и огромная пушистая собака пастушьей породы.

От жизни этому человеку было нужно совсем немного. Больше всего на свете Ворский любил сидеть перед горящим камином с бокалом дорого вина в руке, наблюдать за пляшущим огнем и слушать треск поленьев. Он смотрел на огонь, и в танцующем пламени ему виделись далекие страны, фантастические города и дворцы, высокие заснеженные горы и бескрайняя степь - все то, что нельзя увидеть, никогда не покидая родной город.

Ганс был великим магом. Он достиг колоссального мастерства в своей сфере и мог, что называется, делать деньги прямо из воздуха. Те немногие люди, которым посчастливилось быть знакомым с ним, считали его, и не зря, очень мудрым человеком. Он всегда был спокоен, практичен и бывало, находил оптимальный выход из таких ситуаций, где казалось, выхода не было вовсе.

Среди множества достоинств этого человека была полезная способность запоминать и хранить в своей памяти огромное количество информации. Это было надежное хранилище. Надежнее чем бумага, которую можно украсть и которую могут прочесть посторонние люди. Именно поэтому в их организации он отвечал за поиск и хранение любой информации связанной с орденом.

Давно, еще в молодые годы, его заприметили Смотрящие и по приказу самого магистра ордена приговорили к смерти, опасаясь в будущем возможного конкурента. Спасаясь от преследования, Ганс удачно инициировал собственную смерть, изменил внешность и место жительства. О нем сразу забыли - ведь он был всего лишь молодой неопытный маг, но сам Ворский ничего не забыл.

Так орден приобрел себе еще одного опасного врага. Всякий, кто приходил в "Сообщество Магов", как иногда советники называли организацию, имел на это личный мотив. В Вернстоке многие были недовольны действиями ордена Света. Кто-то спасал жизнь, право на наследство или отстаивал свои убеждения, ведь орден имел дурную привычку вмешиваться во все сферы человеческой жизни и устанавливать там нужные ему порядки. В итоге "Сообщество Магов" росло из года в год ...

Ворский любил и много ходил пешком, поэтому и в этот раз он не стал брать извозчика, даже несмотря на то, что ему хотелось как можно скорее попасть домой. На улице выпал неглубокий снег, и пройтись лишних несколько километров в такую погоду было для него одно удовольствие. Во время прогулки он приводил в порядок свои мысли.

Когда же Ворский все-таки попал домой, отряхнул сапоги от налипшего снега и потрепал по голове прыгающую вокруг него собаку, то прямиком отправился наверх в потайную комнату.

Комната была совсем маленькой, и попасть в нее можно было только из ванной. Кроме того, она была защищена тройным кольцом заклинаний, которые Ворский исправно поддерживал. Большую ее часть занимали стеллажи с книгами и свитками. Даже для стола не нашлось места, на полу стоял только табурет. Богатое знаниями содержимое этого тайника было родом из библиотеки, которую расформировал орден Света, и которая раньше размещалась в подвалах Вечного Храма. Каждая из этих книг были сокровищем, но одна из них была особенно ценна.

Ганс встал на табурет и на цыпочках потянулся за тоненькой книгой в темно-сером переплете. Советник снял с нее защитную пленку и вздохнул. На обложке был оттиснут горящий факел, в пламени которого проступал темный силуэт - профиль мужчины в монашеской рясе. Ниже размещалось название: "Пророчество Роны". Здесь находился сам оригинал пророчества, автором которого являлась Рона - известная ясновидящая, жившая шесть столетий назад, и его многочисленные толкования.

В этой книге содержались ценные сведения о том, что должно будет привести к гибели орден Света. Именно поэтому в "Сообществе Магов" ему придавалось столь большое значение. Ворский, как и остальные советники, знал пророчество наизусть, но всякий раз скользя взглядом по его строчкам, он находил в нем что-то новое. Как и любое предсказание, оно было достаточно туманным, чтобы к одному и тому же предложению можно было использовать полсотни различных трактовок

Ганс пролистнул несколько страниц, нашел интересующее его место и, прищурив глаза, принялся за чтение:

"...Все, как и раньше. И небо и звезды, и в черной небесной колыбели лежит месяц, не шелохнется. А землю вокруг нас давно накрыла белая слепящая тень - то свет миллионов факелов, и только черная тень спасет нас от огня первой. Эта тень появится внезапно и будет порождением белой, так же как и белая тень в прошлом была порождением черной. Они связаны неразрывно, навек. Так было и будет, и ничто не изменить.

Но всякий маг должен помнить знаки, ибо много будет теней, но все они ложные, кроме одной. Истинная тень будет проста как утренний восход, что начинается прежде солнца, и не понята как закат, что в рубиновых лучах. С приходом своим она станет незаметной, и раствориться во враге и так до тех пор, пока белое не станет серым, и вражеские факелы потускнеют.

Тень сия оживит забытое волшебство, яркие краски тысячами огней засияют под его взглядом, закружатся в бешеном хороводе, явив в границах своих искомую истину, но они будут заглушены болью и криками. По вине людей правильных внешне, но порочных внутри до самого сердца.

Из земли смерти встанет, в рубище и с открытыми ранами тот, на чьем челе горит непогашенный символ белого торжества. Сам он будет дружен со Смертью, что приходит за каждым из нас. Не сломленный, с чистой душой и с болью. Все-таки человек, но не более того. Его черная тень всегда внутри, и потому он сильнее страданий выпавших на его долю. В тяжелое время он примет помощь из чужих рук, чтобы окрепнуть".

Ганс закончил чтение и закрыл глаза. Так ему лучше думалось.

Несомненно, в пророчестве были моменты, совпадающие с историей монаха, что попал к Равену. И символ ордена, выжженный на лбу, и "земля смерти", и описание оживающей картины, но возможно, он просто выдает желаемое за действительное? Так бывало уже не раз.

Ворскому надоело ждать. Он хотел действовать, и появление Тени из пророчества, предвещало близкие перемены. Никогда еще приметы не совпадали все сразу, как было в этом случае.

Равен умен и не станет поднимать тревогу из-за пустяка. У этого некроманта потрясающая интуиция, ему можно верить. Вполне возможно, что монах, это и есть та самая черная тень, которую они столько ждали. Пешка, стоящая на доске, от рождения и до смерти используемая в игре безликих богов. Пешка, сама не знающая кто она, и что ее путь лежит только прямо.

Ворский снова пробежал глазами отрывок. Пророчица Рона не поскупилась на художественные эффекты. Восход, что начинается прежде солнца, рубиновые лучи... Ерунда какая-то. Почему ей надо было обязательно зашифровывать свое послание?

Что за дурной тон говорить, ничего не говоря! Только для того, чтобы предсказание было понятно лишь избранным? Ну вот, он - Ганс Ворский и есть избранный, но от этого текст ясней не становиться. Проще всего было бы прямо назвать имя тени, тогда бы им не пришлось теряться в догадках. Хотя, скорее всего Рона его просто не знала.

Эти пророчицы всегда напускают на себя важный вид, говорят томно, с придыханием, считая себя людьми высшего сорта, а ведь ни одна из них с магом не сравниться. Пустышки... Чуть-чуть приоткрыли завесу вселенской неизвестности и уже мнят себя вершительницами судеб. Если бы пророчества Роны ранее не сбывались, Ворский ни за чтобы не стал относиться к ним серьезно. Мало ли какой чепухи надиктует экзальтированная дама в годах своему секретарю ...

Ганс пролистнул десяток страниц. Перед ним оказались комментарии, покрытые на полях карандашными пометками, оставленными рукой прежнего владельца. В голове мага промелькнула пугающая мысль: а что если пациент Равена - это подставная фигура? Ведь орден знает о существовании их организации... За столько лет-то... Но ордену не известно кто ее управляет. Используя пророчество, монахи могут попробовать внедрить к ним своего человека, чтобы выяснить этого.

Орден не интересуется рядовыми членами, ему нужны руководители. Опять же - это именно монах Света, а не простой сельский труженик или горожанин. Равен встретился с ним при подозрительных обстоятельствах. Придя на встречу, они выдадут себя, и всему их сообществу наступит конец.

Тут маг вспомнил о ранах монаха и задумался. Пытки должны быть настоящими, чтобы Равен не заметил подвоха, но какой нормальный человек добровольно пойдет на это? Хотя, в ордене немало преданных делу фанатиков, готовых на все, и они могли среди них подыскать подходящего агента. Фанатику любая боль нипочем.

Что же делать? Верить или не верить?

Если это агент, то почему орден ждал так долго? "Сообщество Магов" давно отравляет ему жизнь, внося сумятицу в их стройные ряды. Можно было еще триста лет назад подослать подобного человека. Ну, а если орден все же ни при чем?

Ворский поморщился с досадой, чувствуя, что от подобных мыслей у него начинает болеть голова. Лучше успокоиться и действовать по намеченному ранее плану. Если уж они решили встретиться, значит, так оно и быть. Завтра он выведет этого монаха на чистую воду. Если он лжет, и подослан Смотрящими, то пощады не будет. Маги жестоко расквитаются с ним за еще одну загубленную надежду.

Клемент со скучающим видом рассматривал посетителей.

Незнакомые люди, которых к нему привел Равен, уже целый час допрашивали его. Их интересовало все: где он родился, кто был его отец, как он попал в монастырь и почему выбрал служение Свету. Вопросы шли нескончаемым потоком.

У монаха было плохое настроение. Его весь день тошнило, болел желудок, и он мечтал о той минуте, когда его оставят, наконец, в покое. А незнакомцы, предпочитая держаться в тени, сидели на стульях, стоящих у дальней стены спальни и с интересом разглядывали его, словно неведомую зверушку.

Клемент физически ощущал, как по его телу, и особенно лицу скользят их удивленно-заинтересованные взгляды. Это жутко раздражало монаха. Если бы он не был стольким обязанным Равену, то уже не выдержал и вспылил бы.

-- Смирение, только смирение... смирение - удел сильных, - пробормотал монах, закусывая губу.

-- Что вы сказали? - переспросил один из незнакомцев.

-- Ничего существенного, - проворчал Клемент. - Для вас во всяком случае. Вы же не монах, верно?

-- Нет, конечно.

-- Почему вы меня допрашиваете? Разве я совершил какое-то преступление? Ну, кроме того, что фактически выселил Равена из его собственной спальни.

Клемент заметил, как лекарь поспешно отвернулся, чтобы скрыть улыбку.

-- Наш друг рассказал тебе о нашей организации?

-- Да, и вы ее представители. Полагаю, принадлежите к руководящему составу. Ну и что? Разве это как-то связанно с тем, сколько мне было лет, когда я впервые узнал о Создателе, или с тем, что за молитву я читаю перед сном?

-- На первый взгляд никак не связано, - ответила женщина. - Но раз вы хотите вступить в наши ряды...

-- Э, нет. Я такого не говорил. - Клемент с возмущением посмотрел на Равена. - Я не хочу вступать не известно куда. Маги мне доверия не внушают. Впрочем, как вам, полагаю, не внушают доверия монахи.

-- Но Равен... - один из незнакомцев повернулся к лекарю. Тот только пожал плечами.

-- Почему вы решили, что у меня нет вопросов к вам? - спросил Клемент. - Трудное положение, в котором я оказался еще не означает, что я с головой брошусь в этот омут.

-- Хорошо, чтобы вы хотели узнать?

-- Например, что вы потребуете от меня взамен? Да, орден поступил со мной не лучшим образом, но это не означает, что я стану предателем веры, - при этих словах монах тяжело вздохнул.

-- Мы не против веры, а против тех, кто выступает от ее имени. В конкретном случае против Смотрящих и верхушки ордена. Среди них немало магов, но они искусно скрывают это. Лицемеры.

-- Я чувствую во всем этом какую-то недоговоренность. Как же получилось, что маги оказались по разные стороны баррикад?

-- Маги плохо уживаются с себе подобными. По своей натуре они одиночки и видеть чужой успех для них подобно смерти.

-- Это не объяснение. А как же вы?

-- Но мы же можем объединяться на время, пока к этому вынуждают обстоятельства. На кон поставлено слишком много.

-- Отлично. Так какая же необходимость в том, что вы делаете? Ну, кроме того, что элементарно боретесь за выживание?

-- Мы отстаиваем право на свободу, которой нас лишает орден.

-- Да, и еще сражаемся за правду, - сказал Равен. - Когда черное объявляют белым, это не приводит ни к чему хорошему.

-- А как все это относиться ко мне? - Клемент прищурил один глаз. - Я же монах, а не перспективный маг, которого вы решили пригреть под крылом, чтобы позже использовать в своих махинациях. Сомневаюсь, чтобы каждого, кто решил вступить в ваши ряды, лично удостаивали таким вниманием. Эй... Почему вы так заволновались?

-- Несмотря на столь молодые годы вы - умный человек, - с чувством сказал Ворский. - Не ожидал.

-- Это еще как посмотреть, - ответил Клемент с грустью, вспомнил Мирру. - Это только слова...

-- Да, вы нам интересны. И на это есть своя причина.

-- Ганс, может не надо? - спросил Леду. - Он все равно нам не поверит.

-- Но разве вы не видите, что это тот самый человек?

-- Ты хочешь рискнуть? - леди Кантор вопросительно взглянула на советника.

-- Равен, а что ты скажешь?

-- Глупо отступать, пройдя уже до середины пути, - ответил лекарь.

Ворский поставил стул поближе к монаху. Клемент настороженно следил за ним. В их затянувшемся разговоре наступил переломный момент.

-- Вы что-нибудь слышали о "Пророчестве Роны"? - спросил советник. Казалось, его глаза излучали мягкий свет и призывали смотрящего в них Клемента к откровенности.

-- Нет, - покачал головой монах.

-- Что же... Неудивительно. Оно по чистой случайности не попало в руки ордена. Его наличие у нас на протяжении веков тщательно скрывалось. Это пророчество очень важно, так как в нем рассказывается о гибели ордена Света. Рассказывается туманно, неясно, но даже то, что есть - внушает надежду. В одной из его частей речь идет о человеке, который станет для ордена началом конца. Мы полагаем, - советник кашлянул, - что речь идет о вас.

Клемент молча обвел взглядом собравшихся. Поняв, что они не шутят, он переспросил:

-- Что вы сказали?

-- Только не пугайтесь. Если не верите мне, то сейчас я зачитаю вам на память отрывок, и вы убедитесь сами.

Ворский на мгновенье задумался и стал декламировать. Его спокойный голос завораживал. Советники и Клемент слушали его, затаив дыхание. Магам было интересно увидеть реакцию Клемента, но монах был настолько ошеломлен столь откровенным признанием, что когда Ворский закончил читать, он не знал плакать ему или смеяться.

-- Глупости, - выдавил он из себя, в то время как кто-то глубоко внутри него тоненьким голоском кричал: "Это правда! Это правда! Себя не обманешь".

-- Неужели?

-- Глупости, - снова повторил Клемент на этот раз громче, пытаясь заглушить внутренний голос.

-- Почему вы так категоричны? Все сходится. И клеймо, - монах поспешно прикрыл лоб рукой, - и ваш род занятий, и пытки, и картина Марла.

-- Разве мало на свете заклейменных монахов?

-- Кроме вас больше нет ни одного. Пережить собственную смерть человеку не под силу, - Ганс покачал головой. - Обыкновенному человеку, я имею в виду. Скажу откровенно, когда я шел на встречу, я еще сомневался, но стоило мне вас увидеть, как всякие сомнения отпали. Я знаю, чувствую, что это именно вы. Тот, кого мы так долго ждали.

-- И вы все тоже это чувствуете? - обратился Клемент к остальным.

Советники не слишком уверенно, но все же кивнули.

-- То есть вы - взрослые люди, находящиеся в здравом, смею надеяться, уме, утверждаете, что обо мне говориться в пророчестве, написанном много лет назад?

-- Пророчества для того и существуют, чтобы предрекать будущее, - заметил Флориан. - Что же тут удивительного?

-- Может мне еще к астрологам обратиться? А? В этом будет толк? Выяснить под какой звездой я был рожден? Гороскоп просчитать?

-- Вы же знаете, что орден запретил практиковать астрологию четыреста лет назад, а самих астрологов выслал на окраину империи. Их деятельность шла вразрез с учением Святого Мартина о предопределенности.

-- В Вернстоке можно найти кого угодно, - махнул рукой Клемент. - Не сомневаюсь, что и астрологов в том числе. Люди всегда хотели знать свое будущее. Вернее, их интересовало не столько само будущее, сколько подтверждение, что оно будет обязательно хорошим. В вашем пророчестве не сказано, как конкретно, я должен буду разрушить орден?

-- Нет. На этот счет есть только эта фраза: "С приходом своим она станет незаметной, и раствориться во враге и так до тех пор, пока белое не станет серым, и вражеские факелы потускнеют". Но вряд ли ее можно руководствоваться при разработке плана дальнейших действий.

-- Так я и думал. Этим они все грешат - никогда не говорят ничего конкретного, - с внезапной злостью сказал Клемент. - Да посмотрите же на меня! Я безобразен! Моя вера в Свет - это все что у меня есть. Но даже от нее остались только обломки. Я ненавижу себя! - Он резко вскочил на ноги и скривился от боли. Шов на спине разошелся, и на рубашке проступила кровь. - Взгляните, кто я теперь?

Равен подошел к монаху и, мягко опустив руки на плечи усадил его обратно на кровать. Лекарь неодобрительно взглянул на кровь и нахмурился, но ничего не сказал, давая Клементу выговориться.

-- Я не знаю, что мне делать, как жить дальше, а вы рассказываете мне о пророчестве, о моей важной роли... Какая ерунда! Мне же даже рясу нельзя носить как раньше. Для остальных людей я перестал быть монахом, но ведь внутри я остался таким как был. И что же? Вся моя жизнь прошла в размышлениях, молитвах, от этого мне уже не отказаться. - Клемент, опустив глаза в пол, говорил сбивчиво, словно оправдываясь.

-- Но ведь твоя жизнь не закончена, - сказал Равен. - Считай, что ты родился заново.

-- Новая жизнь, новые надежды... - прошептал монах. - Ложные надежды?

-- Глупо противиться тому, что должно случиться. Разве будущее от нас зависит?

-- Святой Мартин считал, что у каждого из нас есть выбор.

-- Он мог ошибаться.

-- Как и вы.

-- Клемент, что ты знаешь об обстоятельствах смерти святого? - спросил Равен.

-- Какое это имеет отношение к нашему разговору?

-- Я просто хочу показать тебе правду, какова она есть на самом деле, на наглядном примере. Ваш святой подходит для этого как нельзя лучше.

-- Против него возник заговор магов. Они подстерегли его на улице, когда рядом не было свидетелей, и убили, вонзив кинжал в спину. Вот, пожалуй, и все.

-- Замечательно, - сказал лекарь, хотя его вид говорил скорее об обратном. - А тебе не приходило в голову, откуда узнали, что это дело рук именно магов, если на улице не было свидетелей?

-- Ну... Я никогда не задумывался над этим. Это не ставилось под сомнение.

-- В этом то все и дело. Отучи человека сомневаться, и ты сможешь делать с ним, все что угодно. А теперь, - Равен сделал паузу, - правда. Мартина действительно убили в безлюдном переулке, убили подло, вонзив в спину нож. Ему не дали возможности защищаться, посчитав, что он - в прошлом известный воин, сумеет дать своим убийцам отпор, даже после стольких лет ношения рясы. Хотя лично я сомневаюсь, что он стал бы защищаться.

-- Равен, оставь это, он все равно нам не поверит, - сказала леди Кантор.

-- Это его дело, но рассказать я должен. Клемент, Мартина убили собственные ученики. Это были двое его ближайших соратников, которые впоследствии возглавили орден.

Клемент молча смотрел на лекаря. Даже в пророчество Роны он был готов поверить охотнее, чем в то, что только что сказал Равен.

-- Мартин доверял им. Он был для них учителем, наставником, и что же? Они посчитали, что в некоторых вопросах он слишком правильный, слишком мягкий и что Мартин будет гораздо полезнее зарождающемуся, и только начинающему входить в силу ордену Света, если станет мучеником. Новообращенным нужен был образ страдальца, погибшего за свою веру! И они его получили. Клемент, вот откуда начинается ложь! Вот тебе ее истоки! Как знать, если бы Мартин был жив, орден бы стал совсем другим, но его погубила собственная доверчивость. Он видел много зла на земле, и хотел изменить весь мир, но не смог изменить даже своих учеников.

-- Я не верю тебе, - Клемент заткнул уши. - Не верю!

-- Веришь, но даже себе не хочешь в этом признаться. В убийстве Мартина обвинили магов - нужно было подорвать их влияние, и на нас началась охота. Со временем она приобрела угрожающие масштабы.

-- Но вы же сами утверждаете, что орден полон скрытых магов. Неужели они входили в ближайшее окружение Мартина? - спросил Клемент. - Маги-монахи?

-- Нет, но позже орден стал привлекать на свою сторону некоторых из них, обещая им безопасное существование, если те будут действовать в его интересах. Чтобы изловить волшебника, нужен волшебник. Постепенно маги, принятые в орден поднимались все выше по служебной лестнице, и некоторые достигли больших высот. Там, где никогда не ценились такие понятия, как честь и совесть это было сделать нетрудно. Многие из них отлично поднаторели в интригах, живя еще при императорском дворе.

-- Орден Света - это огромный обман от начала до конца. Они не зря лишают людей возможности читать книги, проповедуя повальную неграмотность. Глупыми невеждами так легко управлять, а это все, что им нужно, - сказала леди Кантор. - В городах закрывают и сжигаются библиотеки.

-- Вы тоже, - Клемент махнул рукой, - маги... И тоже стремитесь всем управлять.

-- Маги всегда стремились к власти, и не любили конкурентов, - сказал Равен, - не буду это скрывать. Это объективный процесс и он связан с совершенствованием нашей личности. Без этого бы маги не развивались. Но все мы разные, и когда одни из нас не могут перейти черту, за которой для человека не остается ничего святого, другие с легкостью шагают вперед.

-- Вы решили меня сегодня добить, да? - проворчал Клемент, взглянув на них исподлобья. - Давайте, я к вашим услугам. Если у меня не будет сердечного приступа, то я точно сойду с ума после этого разговора.

-- Потерять рассудок не так-то просто. Это не каждому дано.

Монах промолчал. Он закрыл глаза и, не двигаясь, просидел так несколько минут. В спальне воцарилась мертвая тишина. Советники уже стали терять терпение, когда Клемент, наконец, сказал:

-- Я хочу, чтобы вы ушли. Пожалуйста, оставьте меня одного.

-- Может тебе нужна помощь? - участливо спросил Равен. - Тебе плохо?

-- Нет, все в порядке. Мне необходимо привести мысли в порядок, но это весьма затруднительно, когда вы стоите у меня над душой.

-- Хорошо, мы уйдем. Но ты дашь нам ответ?

-- Да. Ответ будет. Приходите, - монах бросил взгляд на часы, - через час. Но не раньше.

Равен дал знак советникам, чтобы те покинули спальню. Когда они вернулись, то Клемента в комнате уже не было.

Здесь гулял холодный ветер, раскачивая легкие занавески. Лекарь бросился к окну и увидел простыни, которые Клемент использовал в место веревки.

-- Он сбежал! - воскликнул Ворский. - Быстрее, мы еще можем его догнать!

-- Подождите, - сказал Равен, подходя к ночному столику. - Он оставил записку.

На белом листке бумаги беглым размашистым почерком было написано следующее:

"Прости Равен, но я вынужден исчезнуть. Право пророчество или нет, но мне с вами не по пути. Дороги монаха и дороги мага никогда не пересекутся. Вы стремитесь владеть миром, а я уйти от него. Я буду помнить добро, сделанное тобой, и при случае отплачу тем же. (Мне стыдно, но я присвоил твою одежду, и взял немного денег). Я не хочу далее злоупотреблять твоим гостеприимством. Клемент".

-- Не думал, что он способен на решительные действия, - сказал Флориан с одобрением. - Он нас всех провел.

-- Куда он направился? - Ворский вопросительно взглянул на Равена.

-- Не знаю, но не думаю, что пускаться за ним в погоню будет верным решением. Даже если мы его отыщем, сейчас он не станет с нами сотрудничать.

-- Как глупо, что он отказался от нашей помощи, - сказал Виктор, затаскивая простыни обратно.

-- Мы на него слишком надавили, - заметила леди Кантор. - И вот результат. Нужно было быть мягче, а мы вывалили на него столько неприятной информации. И о пророчестве рассказали и о Мартине.

-- Ему сейчас трудно, но он справиться, - Равен открыл один из ящиков комода. - Он ничего не забыл. Даже забрал с собой маску, которую я купил для него.

-- Чтобы скрыть клеймо? - понимающе кивнул Ворский. - Да, она ему пригодиться.

-- И что же нам теперь делать? - спросил Виктор. - Наша надежда на скорые перемены теперь бегает по городу, спасаясь от собственной судьбы.

-- Мы будем наблюдать за ним. Скоро он себя проявит, я уверен в этом.

-- Равен, ты сильно расстроен?

-- Немного, - признался тот. - Столько труда, сил вложено было в его выздоровление, а он, - лекарь неодобрительно посмотрел на столик, - не взял с собой лекарства.

-- Значит, они ему больше не нужны, - сказала леди Кантор, закрывая окно.

Советники пожали плечами, соглашаясь. Равен грустным взглядом скользнул по смятой постели. Он успел привыкнуть к монаху.

Сердце, мое глупое сердце, не дай ошибиться... Я не хочу сделать еще одну ошибку, она станет для меня последней. Господи, подай любой знак, чтобы я понял, чего ты от меня хочешь. Потому что я сам уже не знаю, чего хочу... Все отдам за твой голос. Я не в состоянии наложить на себя руки, самоубийство - это признак слабости, а я не могу быть слабым. Не имею права.

Я убежал от магов. Надеюсь, Равен поймет, что я никогда не смогу стать одним из них. Это невозможно. Они будут ждать от меня того, чего я не смогу им предложить.

О, Святой Мартин! Если все это ложь, то почему мое сердце, моя душа твердит, что это правда? Это всего лишь слова, но они сказаны и словно бездна раскрылась передо мной. Теперь я смотрю в нее, она притягивает взгляд так, что от ее глубин невозможно оторваться. Скоро она поглотит меня...

В ушах шумит, сердце бьется словно безумное.

Передо мною бескрайнее заснеженное поле.

-- Рихтер! - монах закричал, что было сил.

Оглушенный собственным криком, он упал на колени. Клемент был за городом, всего в каком-то километре от городской стены.

-- Рихтер! - позвал он снова, обращаясь к ночному небу. - Где ты?!

Ответом ему была тишина. Клемент обеспокоено посмотрел по сторонам.

-- Смерть, я хочу стать твоим учеником...

-- Серьезно? Как же все-таки тебя допекли маги... - сказал Рихтер, появляясь за его спиной. - Ты совсем запыхался. Так быстро бежал, словно за тобой гнался легион демонов.

-- Ты здесь? - Клемент вздрогнул.

-- И уже давно.

-- Но я не видел тебя.

-- Еще чего не хватало, - проворчал Рихтер, - что бы меня видели простые смертные, когда я этого не хочу. Начнется же повальный мор по всему миру.

-- Ты знаешь, что случилось?

-- Да, я в курсе всего. Нахожу твои приключения довольно забавными. Не обижайся.

-- Что же в них забавного?

-- Меня всегда поражало то, как некоторые личности умудряются притягивать к себе неприятности. Один человек, как правило - серый, незаметный, проживает свои восемьдесят лет тихо и мирно. Он не играет никакой роли ни в чьей судьбе, иногда даже в своей собственной, а другой - постоянно попадает из одной истории в другую. Истории становятся все запутаннее. И в конечном итоге оказывается, что судьба мира лежит на его хрупких плечах. Это, если ты не понял, я на тебя намекаю.

-- Я понял.

-- Как тебе пророчество?

-- Ничего не знаю. Мне нужно больше сведений.

-- Наверное, надоело, что каждый первый встреченный, выпучив глаза от осознания важности момента, рассказывает тебе великую скрытую до сих пор правду?

-- Ты очень хорошо выразил мои чувства. Именно так все и происходит.

-- Тебе нужно попасть в библиотеку ордена, где они хранят свои документацию, и провести там недельку другую.

-- Хорошая мысль.

-- А ты готов хладнокровно убивать ради своей цели?

-- Ну, зачем же так сразу... - пробормотал монах.

-- А для чего ты меня в таком случае позвал? Кто сказал: "я хочу стать твоим учеником"? Хочешь учиться - учись, я только рад этому, но Смерть не разводит кроликов и не вышивает на полотенцах божьих коровок.

-- Но неужели нельзя обойтись без кровопролития?

-- Ты считаешь, что в библиотеку тебя пустят просто так, без пропуска и рекомендаций? С какой стати? Она хорошо охраняется. Поднимись, наконец, с колен, твоя смиренная поза ужасно раздражает. А что у тебя со спиной? Рубашка мокрая от крови. Ты рано отказался от помощи лекаря.

-- Я займусь этим позже, - отмахнулся Клемент. - Сейчас для меня есть вопросы более важные.

-- Ты в смятении, - Рихтер наклонил голову. - Разочарован в жизни, в самом себе. Чувствуешь вину, и скоро она перерастет во всепоглощающую печаль. И если ощущение вины - чувство переходящее, то печаль останется с тобой навсегда.

-- Ты знаешь обо мне все, да? - вздохнул Клемент.

-- Что такого было в той девочке, что теперь ты так изводишь себя? Ваши пути пересеклись однажды, а потом разошлись. Так часто бывает. Ведь она не была твоей второй половиной, зачем же продолжать мучить себя? Воспоминания приносят боль.

-- Наверное, у меня сильно развито чувство долга. Мирра была замечательным ребенком. Мы отлично ладили. И я никогда не прощу себе... Я просто безответственный идиот, - монах скрипнул зубами и сжал кулаки.

-- Простишь. С каждым новым вздохом вас будет разделять поток времени, воспоминания станут тускнеть. У тебя же нет абсолютной памяти, как у некоторых безответственных некромантов, верно? Останется только печаль.

-- Что ты сказал о второй половине?

-- Твое седьмое чувство молчит, и даже когда ты смотрел ей в глаза, вы продолжали жить дальше, - ответил Рихтер. - Значит, ваши души разные. Им не стать одним целым.

-- Моя вторая половина действительно существует? - с недоверием спросил монах.

-- Она есть у каждого.

-- Даже у тебя?

Смерть напрягся и, нахмурив брови, ответил:

-- И у меня. Она была даже у... Но не стоит говорить об этом.

-- А я смогу найти ее?

-- Хочешь устроить свои личные дела и помахать рукой на прощанье всему остальному миру? Не выйдет. Раз о тебе говориться в пророчестве, значит, придется играть по его правилам. Ты исполнишь то, что предсказано.

-- Я так и думал, что мне не найти ее.

-- А ты и не искал. Ты искал только Свет, и в этой жизни, и в прошлой.

-- Что это значит? Я живу не в первый раз?

-- Неужели не слышал о перерождении душ? Поверить не могу... А еще монах.

-- Слышал, но как-то никогда не думал, что это касается и меня.

-- Раз душа есть, значит касается. Механизм перерождений прост. Выдающиеся люди, не важно в чем, рождаются снова, и лучшие из них, в конце концов, становятся богами, а остальные, не оправдавшие надежд вселенной - после смерти растворяться в пустоте.

-- Как это неважно в чем? Даже если он выступали на стороне зла?

-- Да.

-- Но это же несправедливо!

-- А кто говорит о справедливости? Люди достигают высот в совершенно разных сферах... Боги же бывают разные: алчности, ненависти, предательства.

-- Да, ты прав...

-- Хотя, если хочешь знать мое мнение - это не настоящие боги. Так, мелкие божки... Ничего интересного.

-- Так значит, я был выдающимся?

-- Не придирайся к словам, - усмехнулся Рихтер.

-- Ты знал меня в прошлой жизни? - спросил Клемент, затаив дыхание.

-- Я думал, что тебе не свойственно тщеславие. Выходит, что даже Смерть ошибается.

-- Это простое любопытство, - принялся оправдываться монах. - Так знал или нет?

-- Знал, ну и что? Неужели непонятно, что я лично прихожу за каждым человеком?

-- Выходит, я уже умирал?

-- Да, и надеюсь, осознание этой простой истины поможет тебе меньше меня бояться. И не ври, что это не так. Все бояться Смерти. Это естественно. К тому же я имею привычку заглядывать прямо в сердце, и точно знаю, когда оно наполнено страхом.

-- Твое присутствие заставляет меня чувствовать себя ничтожной песчинкой, прахом. Эмоции идут откуда-то из глубины. Животный ужас, который сильнее человеческого разума, но я смиряю его. Как могу... Но невероятно... Я ничего не помню о своей прошлой жизни. Скажи мне, кто я?

-- Зачем тебе имя? Для тебя нынешнего оно уже ничего не изменит. Тебе достаточно знать, что ты был хорошим, в твоем понимании этого слова, человеком.

-- А как я умер?

-- Как и жил. Достойно.

-- Это хорошо, - вздохнул Клемент. - Хоть в прошлом я не был таким непроходимым болваном. Теперешняя жизнь преподносит моей душе неприятные сюрпризы и на новое перерождение рассчитывать не приходиться.

-- Тебя послушать, так ты самый ужасный человек на земле. Не расстраивайся, есть намного хуже. Но мы отвлеклись, давай перейдем к делу. Чего ты от меня конкретно хочешь?

-- Для начала мне нужно стать более незаметным. Я не могу сражаться со всей охраной ордена.

-- О, это можно устроить... Ты сможешь стать невидимым, ведь человек так несовершенен. Его легко обмануть, если отвлечь внимание от своей персоны.

-- Ты наделишь меня какими-то особыми способностями? - осторожно спросил Клемент.

-- Нет, ты все сделаешь сам. Я просто подскажу направление, в котором тебе нужно работать. Знакомо выражение: "отвести глаза"?

-- Слышал.

-- Отлично. Полагаю, что в таком случае тебе больше подойдет кинжал, чем шпага. Короткий кинжал удобно прятать, он маленький и бесшумный. Но очень эффективный.

-- Подлое оружие.

-- Оно напоминает тебе о смерти Мартина? - с усмешкой спросил Рихтер.

-- Не только. Но и о ней тоже.

-- Оружие не бывает плохим или хорошим. Это всего лишь кусок металла. Шпага аристократа не более благородна, чем плеть надсмотрщика. Все зависит от того, в чьих руках оно находится.

-- Теперь я понял, кто ты... - пробормотал Клемент. - Именно это определение подходит тебе больше всего. Ты - аристократ. Утонченный, насмешливый, пресыщенный жизнью.

-- Даже не знаю, как на это отреагировать. Это лесть?

-- Наверное.

-- Пускай у этого мира будет аристократичный Смерть. Немного элегантности и хорошего вкуса ему не помешают. - Рихтер поправил бант галстука. - Хорошо, что я могу замедлять течение времени. Таким образом, твое обучение будет происходить в ускоренном темпе.

-- Выходит, что пока я разговариваю с тобой, я не старею?

-- Стареешь, но гораздо медленнее, чем в обычных условиях.

-- А ты можешь повернуть время вспять? - спросил Клемент.

-- Это исключено. Так управлять временем не вправе даже Создатель.

-- Но он может?

-- Не знаю, надо будет спросить при случае... Но ты тешишь себя напрасными надеждами.

-- А вы с ним часто встречаетесь? - у монаха перехватило дыхание. - Так просто... Ты и Создатель.

-- Да, беседуем, сообща решаем вселенские проблемы. Клемент, ты несносный человек! Всякий раз уводишь разговор в какие-то возвышенные сферы, куда свой нос тебе совать вообще-то не положено.

-- Прости меня, - потупив взор, сказал монах.

Рихтер только рукой махнул, и медленно с характерным скрежещем звуком, вытащил шпагу из ножен.

-- Эх, жаль во всем мире мне не найти подходящего противника... Пока что не найти. - Он немного наклонил голову набок. - Тебе необходимо будет приобрести подходящее снаряжение, одежду. Без этого никак. В Вернстоке это лучше всего сделать, - Рихтер на миг задумался, - в лавке "Синие горы", что рядом с трактиром "Стальной гном". Она, как ты надеюсь, догадался, находится в гномьем квартале. Смело торгуйся с продавцом. Гномы просят за свой товар фантастические деньги, но в конечном итоге, сбавляют цену, чуть ли не в четыре раза от первоначальной стоимости. Ты когда-нибудь торговался с гномом?

-- Приходилось. - Клемент содрогнулся.

-- Не слышу особой радости в голосе. Зря, ведь для покупателя гном разыгрывает целое представление. Если не принимать все, что он говорит близко к сердцу, то от происходящего можно получить немало удовольствия. Хм... - он оценивающее посмотрел на монаха. - В Вернстоке цены высокие, а так как тебе придется скрываться, то лично для тебя они станут еще выше. Как собираешься зарабатывать на хлеб насущный?

-- Я не могу больше носить рясу и проводить обряды.

-- Сочувствую твоему горю, - сказал Рихтер без особого сострадания в голосе. Впрочем, и без особой неприязни.

-- Не знаю, кто возьмет меня на работу. Я ведь толком ничего не умею делать. Да еще с этим клеймом...

-- Разбой тебя не привлекает?

-- Нет, никогда! - воскликнул Клемент. - Это отвратительно!

-- Ух, да я же не предлагаю тебе обкрадывать вдов и сирот. Как насчет благородного разбоя?

-- Разбой никогда не бывает благородным, - уверенно ответил Клемент.

-- Даже если ты отнимаешь у разбойника награбленное и возвращаешь его несчастной жертве? А сознательная жертва спешит отблагодарить своего спасителя?

-- Рихтер, ты все перекручиваешь с ног на голову. С этой точки зрения...

-- В том-то все и дело, что тебе надо научиться смотреть на мир с разных сторон. Не бывает белого, черного... Есть серое, синее, зеленое и еще миллионы цветов.

-- Ты меня путаешь. И разбой... Нет, не хочу этим заниматься. Если бы я мог изменить прошлое ...

-- Ах, если бы это было так просто... Сколько раз я клял себя за ошибки и просил дать мне еще один шанс, - Рихтер вздохнул. - Но назад возврата нет. Решай, ты будешь моим учеником или нет?

Клемент обернулся и с тоской посмотрел на холодные огни города. Огней много, но все они для него были чужими. Ему некуда было возвращаться и некуда отступать.

-- Да, Учитель, - монах преклонил колено и опустил голову.

-- Отлично, - Рихтер довольно улыбнулся. - Я в свою очередь обязуюсь сделать из тебя самого лучшего и опасного невидимку из всех, что когда-либо рождались на свете. Это будет интересно. А пока что выпрямись и слушай меня внимательно, ученик. Урок первый: никому не доверяй и никогда не поворачивайся к врагу спиной. Да-да, теперь тебя со всех сторон окружают враги. Что из этого следует?

Монах непонимающе смотрел на Рихтера.

-- Ну же, пошевели мозгами! Из этого следует, что тебе нужно обзавестись безопасным убежищем, где можно будет восстановить силы и обдумать планы мести.

-- Где же мне его взять?

-- Для этого лучше всего подойдет какое-нибудь заброшенное помещение. Старый склад или подвал. Скорее всего, оно будет пользоваться дурной славой. В воровской притон тебе идти нельзя, там ты и до утра не доживешь.

-- А что значит "пользоваться дурной славой"? - осторожно спросил Клемент.

-- Там могут обитать духи умерших.

-- И как же мне там селиться?

-- Ты же монах?! Вот и молись, и если твоя вера крепка, то духи тебя не потревожат, - проворчал Рихтер. - На самом деле призраки - создания безобидные. Они завершают свои дела на земле и успокоенные возвращаются в ничто. Тебе сейчас надо бояться не духов, а созданий из плоти и крови. Возвращайся в город, найди себе достойное пристанище и займись больной спиной. В следующий раз я буду с тобой разговаривать, только когда ты будешь полностью здоров. Ты взял у Равена достаточно денег?

-- Одолжил, - мрачно уточнил Клемент. - На первое время. Но я обязательно верну.

-- Я не сомневаюсь. До встречи. - Рихтер махнул ему рукой и исчез.

Клемент озадаченно моргнул. Порыв ледяного ветра заставил его съежиться от холода. Монах завернулся в плащ и пошел обратно в город. Тонкую цепочку его следов стало заметать мелким, как крупа снегом.

Дарий играл в шахматы.

Играл сам с собой, потому что во всей вселенной ему было не найти достойного противника. Фигуры терпеливо стояли на доске, дожидаясь своего часа. Он еще раз оценил шансы обоих сторон и с задумчивым видом походил белым конем. Теперь черным придется выбирать, кем пожертвовать: турой или офицером.

-- В этой игре есть что-то зловещее, - сказал Рихтер, материализуясь рядом с гномом. - Хотя возможно только потому, что именно ты находишься за игральной доской. Что за приз в этой игре? Смерть или рождение целого мира?

Дарий указал ему на стул:

-- Сыграешь за черных?

-- Ты поставишь им мат через четыре хода, - ответил Рихтер, мельком взглянув на доску.

Гном в ответ довольно улыбнулся.

-- Может быть поставлю, а может и нет... В зависимости от настроения. Это всего лишь игра. Доска, и фигурки, вырезанные из мрамора, которые ничего собой не олицетворяют.

-- Ну, да... так я тебе и поверил, - проворчал Рихтер. - У тебя же везде символы, загадки, намеки. Они нужны тебе как воздух.

-- Рад, что ты не растерял былую сноровку.

-- С тобой все равно невозможно играть. Я даже подумать о фигурах еще не успел, а ты уже видишь гибель моего короля.

-- Хорошо, что ты пришел, - Дарий откинулся на мягкую спинку кресла. - Мне нужно с тобой поговорить.

-- А разве у меня был выбор? - Рихтер иронично приподнял бровь. - Когда ты желаешь меня видеть, то меня в мгновенье ока против воли переносит к тебе. Кстати, где мы? - он обвел взглядом огромный зал с колоннами, задрапированный красным шелком.

-- Нигде. Я создал этот зал ради игры в шахматы. Красный цвет должен напоминать о том, что фигуры на доске - это прообраз еще не созданных армий.

-- Создатель развлекается? - Смерть иронично приподнял левую бровь.

-- Иногда частица Повелителя Ужаса берет надо мной верх, - пожал плечами Дарий. - Но это случается только на время игры.

-- Ты беспощаден, - заметил Рихтер, смотря на доску. - Белые начинают и выигрывают. Ты не даешь черным ни единого шанса.

-- Я и белое и черное, - ответил Дарий, двигая вперед пешку. - Что ты задумал?

-- О чем речь?

-- Ты стал обучать Клемента.

-- Ну и что? Он сам попросил меня об этом.

-- Надеюсь, ты не собираешься воспитать себе смену. Он все равно не сможет заменить тебя на твоем посту. Ни в настоящем, ни в будущем. Его душа для этого не подходит.

-- Я прекрасно знаю об этом, - отмахнулся Смерть.

-- Тогда зачем ты это делаешь? Своими поступками ты переступаешь границу дозволенного.

-- Он бы все равно пошел по этому пути. Я не нарушаю правил.

-- Ты ускоряешь естественный ход событий.

-- А разве тебе не хочется прекратить его страдания? - коварно спросил Смерть. - Пусть он отомстит, наконец, за свои мучения.

-- Вот так? - Дарий опрокинул фигурку черного короля.

-- Мат, - констатировал Рихтер.

-- Страдания необходимы ему не меньше чем обычному человеку необходимо ощущение счастья. Они раскроют монаху настоящую красоту мира. Неужели ты думаешь, что если лишить страданий монаха, то его душе будет от этого лучше?

-- У меня с душами разговор очень короткий. Быть может, если бы я был так же совершенен как ты, то у меня не возникало бы таких безумных побуждений, вроде желания помочь ближнему.

-- Ты начинаешь говорить как монах. Хм, кто на кого влияет?

-- Невероятно, но ты как всегда прав, - рассмеялся Рихтер. - Надо быть осторожнее. Если Смерть вдруг станет не в меру религиозен, для мира это закончиться плачевно. На самом деле я понимаю, что ты имеешь в виду, и именно поэтому не говорю Клементу всей правды. Но что ты хотел от меня конкретно?

-- Просто поговорить со старым знакомым. На самом деле мне не так уж важно, что происходит с монахом. Важнее, чтобы ты не слишком увлекся этой игрой. Человеческий век короток, и после физической смерти его душа может исчезнуть на несколько тысячелетий.

-- Ничего, я найду себе новую игрушку, - бодро ответил Рихтер, но Дарий в ответ осуждающе покачал головой.

-- Ты слишком привязался к нему. Человек и Смерть не могут быть друзьями.

-- Считаешь, что у меня будут с этим проблемы? Но почему? Я всего лишь коротаю свой отрезок вечности. Глупо упускать такой шанс.

-- Я знаю, что ты хочешь сделать из него свою копию. Клемент станет совершенным убийцей, и станет исправно служить своему Учителю.

-- Он не будет моей копией, - нахмурился Рихтер. - Потому что это будет убийца с добрым и мягким сердцем, неравнодушный к чужим страданиям. А я был эгоистом.

-- Да, твой случай особый... Смотри!

Внезапно оба друга превратились в шахматные фигуры. Дарий стал белым офицером, а Рихтер черной пешкой.

-- Эй, что за шутки? - воскликнул Смерть.

-- Неужели непонятно? - спросил Дарий. - Мы тоже фигуры на чьей-то доске.

-- Обязательно было превращать меня в пешку? - обиделся Рихтер. - Хотя, означает ли это, что, добравшись до края поля, я смогу стать королевой? Хм, королевой... Ерунда какая. Уж лучше королем.

-- Фигуры были выбраны случайно, - ответил Дарий. - Парадокс - во вселенной столько разнообразных случайностей, что они с легкостью превращаются в закономерности. У нас у всех есть свобода выбора, но все свободы вместе складываются в жестокую предопределенность Судьбы. Возможно, мы фигуры, которых двигает по доске ребенок. Он даже не знает правил игры, и просто переставляет нас по разным клеткам, а нам кажется, что в этом есть какой-то смысл.

-- Дарий, ты говоришь странные вещи, - озадаченно сказал Рихтер. - Что с тобой?

-- Я вплотную занят изучением вселенной. Знание же только порождает новые вопросы, - грустно ответил Дарий. - Вопросы останутся со мной навсегда. Я хорошо понимаю своего предшественника, его бесконечную усталость и тихое угасание.

-- Но ведь тебе же еще рано! - испуганно сказал Рихтер.

-- Разве бывает рано для всеведущего? Будущее, как и прошлое всегда рядом с ним. Ладно, не буду тебя пугать... - И Дарий вернул вся на свои места.

Рихтер обрадовано осмотрел свое тело, топнул ногой и механически поправил воротничок рубашки.

-- Ты действительно меня испугал, - признался он другу. - Если уж такое целостное и совершенное существо как ты, вдруг заявляет такое, то, что же делать нам, ущербным половинкам непонятно чего?

-- Искать самих себя. Только тогда вы узнаете, что вы есть на самом деле. Только не обижайся, - быстро добавил Дарий, видя, что Рихтер нахмурился. - Придет время, и ты тоже сможешь быть с нею счастлив. А пока возвращайся к монаху. Он на тебя хорошо влияет.

-- Если тебе понадобиться партнер по игре - можешь на меня рассчитывать, - с усмешкой сказал Рихтер.

Он поднялся и вышел через появившуюся в колоне дверь из орехового дерева. Смерть не услышал, как Создатель сказал ему вдогонку:

-- Игра теряет смысл, когда в ней невозможно выиграть.

Красное зимнее солнце окрасило закатное небо во все оттенки багрового. Город словно пылал в огне. Снег, покрывающий его крыши, был особенного розового оттенка. Он делал Вернсток похожим на чью-то фантастическую мечту.

Клемент, сидел на одной из заснеженных крыш и любовался открывающимся видом. На нем был специальный маскировочный плащ, который, если его владелец оставался недвижим, сливался с любой поверхностью, и поэтому он не боялся, что его обнаружат. Перед этим Клемент как следует выспался и теперь ждал наступления ночи, чтобы позвать Рихтера. Для Смерти не было никакой разницы, в какое время суток являться, но Клемент был уверен, что ночь Рихтеру нравится больше.

Как только зайдет солнце монах спуститься вниз, проскользнет мимо поста городской стражи, потом мимо двоих дежурных Смотрящих и, пройдя по хорошо известной ему дороге, окажется на площади.

За прошедший месяц в жизни Клемента случилось много нового. Он стал жить в двух мирах одновременно. Всякий раз, являясь к нему, Рихтер замедлял время. Внутренние часы, как и положено, продолжали отсчитывать минуту за минутой, в то время как в остальном мире почти ничего не менялось.

Это была самая длинная зима в жизни монаха.

Рихтер оказался строгим учителем. Для него не существовало слов "устал" или "это невозможно". Он требовал беспрекословного подчинения, и Клемент не решался с ним спорить. Вскоре он с удивлением узнал, что его тело действительно способно на многое. Даже изувеченное пытками и строгой диетой.

На обучение уходило немало времени. Если монах не совершенствовал владение оружием, то тренировал ловкость, развивал внимание и память. Он много читал, экспериментировал с ядами, проверяя его действие на огромных серых крысах, в изобилии водившихся в Вернстоке.

Клемент долго искал для себя подходящую обитель и, в конце концов, поселился в подвале заброшенной аптеки. На первом этаже аптеки обитал призрак ее бывшего владельца, который вот уже на протяжении целого века игнорировал всяческие попытки ордена изгнать его из любимых мест. Аптекарь погиб во время пожара, который устроили конкуренты, и теперь не желал покидать обгоревший остов здания. По ночам он парил в воздухе, окруженный синеватой дымкой и зелеными языками пламени.

Пожар практически не затронул подвал, который занял монах, и поэтому Клемент разместился в нем с относительным комфортом. Он поладил с призраком и аптекарь ему не досаждал.

Клементу было тяжело. Сама мысль о том, что ему придется применить на практике знания, полученные от Рихтера, претила ему. Он не хотел быть убийцей, но иного выхода у него не было.

Солнце подарило столице прощальный луч, и исчезло за горизонтом. Снег из розового стал серым. Клемент поправил маску, надвинул капюшон и стал спускаться. Его лицо было полностью скрыто под черной кожей, и только глаза холодно поблескивали сквозь прорези. Случайные пешеходы спешили поскорее убраться с его дороги. Монах, сам того не желая, стал внушать ужас. Его необыкновенный учитель постарался на славу, и теперь его тень всегда следовала за монахом.

-- Клемент, - любил повторять Рихтер, - помни, если ты не хочешь много работать, то позволь человеческому страху сделать это вместо тебя. Толпа в ужасе будет расступаться перед твоим приближением, возможные свидетели, предпочтут убраться на соседнюю улицу и тебе не придется лишать жизни этих людей. Кому нужны случайные жертвы?

Монах, не сбавляя шага, проскользнул между двумя высокими широкоплечими парнями в серых рясах. Это были бойцы Смотрящих. Если бы они только знали, кто только что прошел мимо них...

Клементу понадобилось всего десять минут, чтобы добраться до площади. Это было то самое место, где его "казнили". Правда, помост уже разобрали, и сейчас площадь пустовала. Днем на ней располагались уличные торговцы с переносными столами, но они успели собрать свой товар, и ушли домой. Клемент стал посреди площади и позвал Смерть:

-- Рихтер!

-- Здравствуй, ученик, - тут же откликнулся тот, как всегда появляясь сзади. - Ты хорошо выглядишь. В твоих глазах сияет свет, на щеках румянец. Хм... Ты часом не влюбился?

Монах поперхнулся от неожиданности.

-- Кто? Я? - возмущенно воскликнул он.

-- Да, а что тебя так удивляет? - Смерть рассмеялся, блеснув белыми зубами. - Ты никогда не думал полюбить? Твоя жизнь бы изменилась. Никогда не поверю, что тебя не посещали подобные мысли.

-- Посещали, - признался Клемент. - Но тогда мне было пятнадцать.

-- Я не об этом, - отмахнулся Рихтер. - Ты находился под властью... кхм, не буду говорить чего, а то ты еще покраснеешь. Это не настоящее чувство. Так как насчет любви? Ты бы хотел испытать ее?

-- Любовь - это болезнь. Как лихорадка. Она делает человека слабым и глупым вне зависимости от того, отвечает ли объект его воздыханий взаимностью или нет. Она придает крылья и ввергает в пучину черной меланхолии. Любящий теряет голову. И ты спрашиваешь меня, желаю ли я заболеть этой страшной болезнью?

-- Неудивительно, что ты ушел служить Свету, - сказал Рихтер. - С такими убеждениями только там и находиться. А как же супружество, дети?

-- Ну, я не считаю, что брак и любовь взаимосвязаны, - ответил Клемент. - Люди редко женятся по любви, такие браки недолговечны, потому что они не подкреплены материальной основой, а для будущей семьи это очень важно. Скорее муж и жена заключают взаимовыгодный союз. А что касается детей... Я не раз думал над этим, - он вздохнул и снял надоевшую маску. - Я могу быть откровенным?

-- Ты всегда говоришь, то, что считаешь нужным.

-- Не секрет, что человека от животного в нашем обществе отличает только разум. Главное достижение человека - это контроль над инстинктами, над животным началом. Продолжение рода - это основной инстинкт любого живого существа, поэтому если мы хотим стать совершенными людьми, то нам не стоит следовать ему.

-- Твои слова направлены против самой природы. Ты не желаешь, чтобы в семьях рождались дети? И лично ты, не хочешь продолжить свой род?

-- Не хочу. Это мой выбор.

-- Выбор монаха... И что же ты предлагаешь? - Рихтер с интересом посмотрел на ученика. - Может, стоит начать истребление уже всех существующих двуногих?

-- Нет, это жестоко. Нужно просто перестать участвовать в этой бессмысленной гонке. Все, что мы можем сделать - это помочь живым. Тем, кому не повезло, и они появились на этот свет.

-- Если следовать твоим словам, то человечество вымрет. Это глупо.

-- А не глупо ли продолжать жизнь дальше? - с тоской спросил Клемент. - Для чего?

-- Хм, ты спрашиваешь меня какова цель жизни? Целей много и каждого она своя.

-- Да, у кого-то целей много, а у кого-то их нет вовсе. Я не призываю бездумно следовать моим словам и образу жизни. Люди сами выбирают свой путь. Если они хотят проводить время в заботах о своем потомстве - это их право. Но если задуматься на мгновение - из всех проживаемых человеком дней, сколько из них он был счастлив? По-настоящему счастливых. А сколько чувствовал, что его жизнь идет не так, как должна? Подсчитав количество и тех и других, приходишь к очень неутешительному выводу.

-- Странно...

-- Это не мои мысли, - признался Клемент, - а одного мудрого гнома по имени Сайлз.

-- Действительно, мудрый гном. Ни один человек не бывает счастлив достаточно долго, чтобы поверить в то, что он был рожден именно для этого, - согласился Рихтер. - Это чистая правда.

-- Рихтер, ведь наша встреча не случайна?

-- Встречи никогда не бывают случайны. Ни на земле, ни в небесах.

Клемент с нерешительным видом принялся теребить завязки своей кожаной маски. От Рихтера не укрылся его жест:

-- Мне кажется, что ты хочешь меня о чем-то спросить.

-- Да, - монах собрался с духом. - Зима подходит к концу, скоро весна.

-- Логично. Ну и что из этого?

-- Мне кажется, что пришла пора перейти к активным действиям.

-- К активным? Разве ты до этого отдыхал? У тебя много свободного времени?

-- Я считаю, что ты многому научил меня. И теперь нужно применить полученные знания на практике.

-- Но ведь ты уже побывал в храмовой библиотеке. Пробрался туда под покровом ночи, благополучно обезвредив охрану. Кстати, как успехи?

-- Узнал много интересного, - мрачно ответил Клемент. - Я нашел документы, описывающие историю - настоящую историю ордена Света от начала его сотворения и до прошлого века включительно. Кое-что прочел на месте, а часть взял с собой. Мне стыдно, что я принадлежу... принадлежал ему. Орден творил неслыханные вещи!

-- А маги для тебя все еще олицетворение зла?

-- Да, - упрямо кивнул монах. - Олицетворение. Ведь ты не станешь отрицать, что самое главное для них - это захватить власть над обычными людьми и если получится, то и над другими волшебниками. Они желают контролировать общество, и если дать им волю, то мир погрязнет в бесконечных магических войнах. Я знаю, о чем говорю - изучал историю. Но не все маги одинаковы. И я признаю свою ошибку: некроманты действительно заживляют раны, а не глумятся над трупами.

-- Я с нетерпением ждал, когда же ты, наконец, это скажешь. А что касается поступков ордена, то не принимай их так близко к сердцу, - мягко сказал Рихтер. - Прошлого не исправить.

-- Именно поэтому я собираюсь заняться настоящим, - твердо сказал монах, глядя прямо перед собой. - В Вечном Храме немало тех, кто забыл идею Света, и позорит свою рясу. Поступки, которые они совершают, вызывают у меня ужас. Они ослеплены властью и всячески потакают своим низменным желаниям. В их сердцах нет ни добра, ни любви. Только жажда наживы и достижения собственного превосходства за счет унижения других. Нет, я не могу больше ждать.

-- Ты торопишься. Серьезные решения надо принимать, пребывая в безмятежном состоянии духа, а ты расстроен и озлоблен. Нетрудно вообразить себя карающим мечом... Но в горячке можно потерять собственную голову.

-- В ордене добрая половина монахов - воры, насильники, клятвопреступники и убийцы. Остальные пока колеблются, но не из-за их высоких моральных качеств, а из-за банального страха перед последствиями. В Вернстоке почему-то так сложилось, что хороший человек просто не может вступить в орден. Его не примут.

-- Поэтому тебя проверяли картиной Марла. Если бы ты оказался негодяем, то твоя жизнь была бы спасена.

-- Да, я пришел к такому же выводу. - Клемент развел руками. - Время идет, совершаются все новые злодеяния. Бездействие для меня невыносимо. В библиотеке мне попался интересный чертеж. Оказывается, Вечный Храм соединен с императорским дворцом через систему нижних подвалов, и поэтому я в любой момент могу туда незаметно проникнуть и исчезнуть, не привлекая внимания.

-- Подвалы в отличном состоянии?

Клемент утвердительно кивнул.

-- Я их проверил. Даже оставил в укромном месте кое-какое оборудование, чтобы не таскать его за собой каждый раз. Подвалы пустуют, там обитают только крысы. Правда, они размером с собаку, но завтракать мною, по-моему, не собираются.

-- Ты настроен очень решительно. Кто первый на уничтожение в твоем списке? Позволь, угадаю... Пелес?

-- Он, - Клемент сжал кулаки. - На его совести много грехов, которые можно смыть только кровью. Он погубил ни один город. Это по его приказу... - он не договорил, плотно сжав губы в тонкую линию. - Я приготовил ему сюрприз. Быстрая смерть будет для него слишком простой.

-- Смотри, не иди на поводу своего гнева, а то станешь похожим на Ленца.

-- О, нет! - монах содрогнулся. - Нет, никогда. Я не настоящий убийца и мучитель...

-- Можно подумать, что бывают фальшивые. Жертве, в общем-то, все равно... Ну, так что, желаешь прямо сейчас закончить обучение? - Рихтер потянулся за шпагой. - Тогда тебя будет ждать маленькое испытание. Тебе придется сразиться со мной.

-- Сразиться со Смертью? Глупости, - монах покачал головой. - У меня нет ни единого шанса. Это будет бессмысленный бой.

-- Не по-настоящему, конечно. А так, как мы фехтовали во время тренировок, только немного серьезнее. Но поединок есть поединок. Если я решу, что ты совсем ни на что не годишься, то мы продолжим обучение. Кстати, ты избавился от того недоразумения, которое по не опытности называл шпагой? Она была ужасна.

-- Согласен, в прошлый раз ушлый гном меня обманул. У них совсем нет совести.

-- Это торговля, - пожал плечами Рихтер. - Из века в век ее принципы не меняются. Покажи-ка, что там у тебя?

Клемент протянул ему оружие рукоятью вперед. При виде его нового приобретения Рихтер прыснул от смеха.

-- Что на этот раз не так?

-- Тебя снова надули.

-- Почему? - расстроился монах. - На вид она очень даже нечего.

-- Жалкая подделка под стиль двухсотлетней давности. Если твоя железка выдержит пару боев, я буду удивлен.

-- Пускай она железка, пускай жалкая... Только не сломай мне ее. Она стоит как породистый жеребец.

-- Ничего не обещаю, - пожал плечами Рихтер и встал в стойку. - Защищайся!

Он сделал молниеносный выпад, Клемент едва успел отскочить в сторону. Монах отбросил в сторону плащ и одновременно парировал удар. Уроки Рихтера не прошли даром. Монах пытался сделать все от него зависящее, но его могущественный учитель всегда оказывался на шаг впереди. Эта была игра, монах знал, что его щадят. Если бы Рихтер захотел, то расправился бы с ним в мгновение ока.

Со Смертью невозможно сражаться на равных, и чтобы ты не делал, ты всегда останешься в проигрыше. Они с самого начала взяли быстрый темп, и уже через десять минут Клемент тяжело дышал. Шпага Рихтера мелькала перед его глазами, пару раз оказываясь в опасной близости от его груди. Клемент извернулся и, выхватив кинжал, попытался левой рукой достать Рихтера, но тот с легкостью ушел от удара.

-- Замечательно, ты применил - таки грязный прием, - с удовольствием сказал Смерть. - Правильно, на войне все средства хороши. - Он шагнул в сторону и отвесил монаху увесистый пинок чуть ниже спины. - И это средство тоже.

Клемент потерял равновесие и едва не разбил себе нос о мостовую.

-- Надо было захватить с собой арбалет... - проворчал он, поднимаясь. - Я понял, из меня негодный боец. Может, прекратим это недоразумение?

-- Нет-нет, я только начал получать от него удовольствие. Ты так забавно двигаешься... Словно муха в варенье. Сколько раз я тебе говорил, чтобы ты не держал руку под этим углом? - спросил он с досадой. - Ты оставляешь незащищенным живот. К тому же... - он сделал шаг вперед и резким движением выбил шпагу из рук Клемента, - тебя легко разоружить.

-- Я плохо фехтую, согласен, - монах с вздохом поднял оружие. - Поэтому я лучше подсыплю своему врагу яда. Смерть не столь зрелищная, но эффективная. И очень мучительная.

-- О, действие некоторых ядов, особенно тех, которые изготовляются на юге, бывает весьма зрелищным. Без содрогания смотреть на это нельзя. Поверь, даже я не могу смотреть, хотя уж мне-то точно приходиться, - шутливый тон, которым Смерть произнес эти слова, никак не вязался с его серьезным видом.

Клемент внимательно посмотрел на него.

-- Что-то не так? - спросил Рихтер.

-- Я бы хотел понять тебя. Что ты есть на самом деле?

-- Э... Прости, но сейчас я сам тебя не понимаю.

-- Мы никогда не говорили об этом, но...

-- Значит, не стоит и начинать, - перебил его Смерть.

-- Нет, я должен получить ответ, - монах покачал головой. - Это важно для нас обоих. Раньше ты был просто человеком, жил по одним законам, но все изменилось, и ты стал тем, кем стал. Что ты чувствуешь, всякий раз заглядывая людям в глаза?

-- Ты спрашиваешь меня об этом, потому что в недалеком будущем тебе предстоит много убийств? Хочешь морально подготовиться, заранее побывав в чужой шкуре? Примереть костюм Смерти, вдруг он окажется неудобным, да?

-- Не только. Еще я хочу отблагодарить тебя за науку. Это возможно сделать лишь разделив твои страдания.

-- Интересно, каким образом? - у Рихтера сразу испортилось настроение. - То, что у меня твориться вот здесь, - он постучал себя по груди, - не опишешь словами. Ты первый, кто поинтересовался, что чувствует Смерть. Обычно всех заботит только их собственное жалкое существование, которое уже ничем не продлить. Они мечтают об отсрочке, молятся Свету и Тьме, но поздно. В этом мы с ними схожи. Бывает, что я тоже молюсь, но Тот, Кто Наверху ничего не решает, - он вздохнул. - Уж кому это знать, как не мне. Если довелось стать Смертью, значит такова судьба. Но никто не думает, а каково мне, всякий раз забирать мятущееся души, пронизанные липким страхом? Люди только на первый взгляд разные, а на самом деле они похожи друг на друга как водяные капли. В их глазах нет ничего кроме ужаса и малой толики удивления. Очень редко, когда попадаются иные эмоции.

-- Людей страшит страх перед неизвестностью.

-- Чепуха! - воскликнул Рихтер. - Покажи мне хоть одного взрослого человека, который бы не знал, чем завершиться его жизненный путь? Люди прекрасно осведомлены об этом. Каждый, кто родился - умрет. Это неизменно. И что в таком случае ты называешь неизвестностью? Ха!

-- Я имею в виду не физическое умирание, а то, что будет за ним.

-- А вот меньше бы грешили, меньше бы и боялись. Всякий, кто заслышит мои шаги, начинает припоминать совершенные им дурные поступки. А их много, есть что вспомнить на досуге... Сразу приходит раскаяние, будто бы раскаяние может спасти их ничтожные души. - Он сжал кулаки.

-- Рихтер, не надо сердиться. Успокойся, пожалуйста.

-- Ты сам первый начал! Нечего было меня спрашивать. - Рихтер устало опустился на парапет. - В звездах на небе, похожих на маленькие серебряные гвоздики, намного больше смысла, чем в моем предназначении. Зачем я вообще нужен? А, может быть, ты знаешь? Знаешь, но молчишь. От тебя всего можно ожидать, любой неожиданности. - Смерть замолчал, и медленно сняв перчатку, пригладил волосы.

Клемент подошел и опустился на парапет рядом с ним.

-- Мне больно видеть твои мучения. Ничего не могу с собой поделать. Если бы мое сердце могло вместить весь мир, я бы сделал это.

-- Как будто тебе своих мучений мало, - проворчал Рихтер. - И откуда только такие как ты берутся? Сплошное противоречие, а не человек. Ошибка природы, не иначе.

-- Когда я вспоминаю Свет, ты тут же раздражаешься. Ты не любишь монахов, да? Они лгут, утверждая, что делают добро, лезут без спросу в душу...

-- Вот-вот, прямо как ты сейчас.

-- ...хотя на самом деле твое самочувствие их не волнует. После их ухода на душе вместо светлого ясного чувства остаются грязные пятна. Но ведь ты же знаешь, что я не таков. Я искренен. Если хочешь, можешь рассказать мне о том, что тебя изводит. Ведь дело не в людях, чьи души ты забираешь. Здесь что-то иное.

-- Если ты сейчас же не оставишь меня в покое, то я загляну в твои глаза и избавлю этот мир от твоего сомнительного присутствия. И это не пустая угроза.

-- Да, я знаю. Но ты все равно не станешь этого делать.

-- Мне бы твою уверенность, - пробормотал Смерть, прикрывая глаза рукой. - Можешь идти и убивать своего кровного врага. Вперед! Обучение закончено.

-- Правда? - Клемент обрадовано вскочил, но затем остановился и с подозрением посмотрел на Рихтера. - Ты отпускаешь меня потому, что обиделся?

-- У Смерти вообще нет эмоций, он холоден как камень и равнодушен ко всему, что происходит.

-- А я улитка, отрастившая куриные крылья, - фыркнул монах. - Ты не можешь скрыть свои чувства. Эмоции так и бьет через край.

-- Мне сейчас можно, я не за работой. Когда начнешь сводить счеты, не жди меня. Я не приду.

-- Почему?

-- Мне тебя больше нечему учить. Все, что я был вправе тебе показать, я показал. А как ты распорядишься полученным знанием - это уже не моя забота. И так потратил на тебя слишком много времени. Что у меня, других дел нет, что ли? Дел масса, - Он встал. - На юге, например, новая война началась. Люди умирают сотнями. Мне везде надо успеть.

-- Рихтер! - позвал Клемент, но Смерть отдалялся от него все дальше.

Монах позвал еще раз, но Рихтер так и не обернулся. Раздался негромкий хлопок, и время снова пошло своим чередом. Клемента обдало колючим ветром, он поежился и надел маску. На душе от их разговора у него остался неприятный осадок. Словно не поговорили, а поругались. Совсем не так он желал расстаться со своим Учителем.

Чтобы хоть как-то скрасить неприятное впечатление, а заодно и согреться, монах решил отправиться в трактир. Он знал подходящее для этих целей заведение, которое располагалось неподалеку от сгоревшей аптеки, где он обитал. Там не задавали лишних вопросов, и человек, скрывающий свое лицо, спокойно мог выпить кружку эля, не опасаясь последствий.

Клемент спрятал оружие под плащом и отправился в трактир. Он не был стеснен в средствах. Монах неожиданно разбогател, и для этого ему даже не пришлось никого грабить. В одном из подвалов храма он отыскал тайник полный драгоценных камней. Рубины он уже обменял на полновесные золотые. Кроме рубинов, в тайнике были еще сапфиры, топазы, изумруды и нитка крупного жемчуга, но жемчуг, к сожалению, раскрошился от времени. Камень он без труда продал гному, держащему маленькую ювелирную мастерскую. Ювелир, наверное, принял его за представителя знатного семейства, который надел маску, чтобы, оставаясь не узнанным, тайком от родных сбыть часть фамильных драгоценностей.

Монах вошел в трактир, который носил гордое название "Пустая метла" и сел на свое обычное место - в самом дальнем углу. В трактире приятно пахло жареным мясом. Сегодня в "Метле" было немного народу, и Клемент был только рад этому. Он не чувствовал себя полноправным членом общества, которое состояло из воров и убийц. Да, он изгой, но не более того. Водить дружбу с завсегдатаями здешних мест он не собирается.

Официантка, увидев нового посетителя, тотчас заспешила к нему. Сделав заказ, Клемент откинулся на спинку стула. В маске было душно, поэтому он снял ее, надеясь, что отросшие волосы, падавшие ему на лоб, скроют ненавистное клеймо. Мысленно он снова вернулся к разговору с Рихтером. Теперь он не скоро его увидит. И почему Смерть обиделся? Ведь помощь была предложена от чистого сердца.

Клементу внезапно захотелось напиться и хоть на одну ночь забыть обо всем. Утопить свою память и тоску в спиртном. Ничего не знать о своем прошлом, забыться грезой, в котором не будет пыточного стола и Ленца, что склоняется над ним с раскаленным прутом в руке. Не будет умоляющих глаз Мирры, и серых черепов, из сожженного селения, с укором смотрящих на него своими пустыми глазницами. Только вязкая спасительная темнота, которая не пропустит через порог толпу кошмарных сновидений.

Он сам удивился своему желанию. За всю жизнь он не пил ничего крепче эля, да и того не больше одной кружки. Пьяный человек теряет над происходящим контроль, становится легкой добычей. Откуда у него такие абсурдные мысли?

Завтра свершится месть. Будь у монаха календарь, он обвел бы этот день красным. Пелес творит свои черные дела, и не подозревает, что над ним уже нависла угроза и эта угроза он - Клемент. Но ничего, скоро наступит расплата. Осталось ждать всего несколько часов.

Снова прибежала официанта. Пожелав ему приятно провести время, она громко стукнула подносом. Расторопная девушка... Монах сделал большой глоток эля, вдохнул аромат пряностей и отставил кружку в сторону. Жидкость приятным теплом разлилась в желудке. Он посмотрел на свои огрубевшие руки и покачал головой. Суждено ли ему вернуться к прежней жизни или он навсегда забудет, каково быть иллюстратором? Забудет спокойную умиротворенную тишину библиотеки, шепот неспешно переворачиваемых страниц. Клемент подумал о том, что он оставил в своем прошлом, и ему стало тоскливо.

Рихтер многому научил его. Поразительно, как за такой короткий срок можно получить из обычного человека опасного убийцу! Конечно, здесь нет его заслуги... Все дело в учителе - необыкновенном, невероятном, фантастическом. Без Рихтера он и ячменного зерна не стоит. Но даже после стольких дней учебы, ему пока не достает сдержанности.

Пока он будет мстить, сводя личные счеты, он позабудет о хладнокровии. Но со временем ситуация изменится к лучшему. Он станет рассудительнее. Будет взвешивать каждый шаг, подавляя жалкие эмоции. Ведь ему нечего и некого терять. Для достижения цели никто не нужен - ни друзья, ни родные. Он хорошо переносит одиночество, оно не пугает его.

Только темнота, стоит лишь закрыть глаза, порождает кошмары. Сейчас они досаждают ему беспрестанно, но со временем и кошмары потускнеют.

Клемент снова сделал глоток и почувствовал, как по его щеке прокатилась слеза. Он быстро вытер лицо. Не хватало еще плакать над разбитой жизнью. Это недостойно взрослого мужчины. Раз он выжил, значит так надо.

Что с того, что его сердце желало любви, простой человеческой привязанности, а вместо этого он должен стать холодным и безжалостным механизмом? Да, вот в чем причина его слез. Свет все так же ярко светит в его сердце, но он ни с кем не может им поделиться. Он не может делать добро открыто. Вынужден скрываться по щелям и норам как крыса. Одно дело обречь себя на одиночество добровольно, и совсем другое, когда тебя лишают свободы выбора.

Что с ним станет потом, когда все виновные будут наказаны, и он удовлетвориться своей местью? У него не останется ничего. Ни доброго имени, ни дома, ни родных, ни друзей. Полная пустота.

Надо срочно придумать себе смысл жизни, иначе его дела будут плохи. Он или уйдет из города и поселиться в каком-нибудь глухом месте, или останется в Вернстоке до конца своих дней, и будет по мере сил творить добро, так как он его понимает. Одно из двух... Две крайности: остаться вместе с обществом или навек отгородиться от него. И он еще не решил, что выберет. Но это конечно только в том случаен, если он останется жить. В самом деле, нельзя быть таким самоуверенным. Смотрящие великолепные бойцы, искушенные в убийствах и шпионаже. Во время посещения библиотеки он едва не попался, но его спас маскировочный плащ.

Теперь он знает, насколько велика их власть. Смотрящие позволяют императору жить и править только потому, что он им удобен. Все промахи и беды списывают на императора и его управленцев, а сам орден Света остается девственно чистым. К тому же, императора всегда можно дернуть за нужную ниточку, чтобы добиться желанного результата. Он послушная марионетка, и знает свое место. Орден руководит им, но орден же обеспечивает и его безопасность. Настоящая идиллия. Все счастливы, все довольны...

Клемент громко стукнул кулаком по столу, чем вызвал испуганный взгляд пробегавшей мимо официантки.

-- Еще эля? - осведомилась она.

-- Нет, спасибо, - буркнул монах, поднимаясь из-за стола и одним движением надевая маску.

Он развернулся и кинул девушке мелкую монету, которую та поймала на лету.

-- Постойте. Вас спрашивает один господин.

-- Кто? - насторожился Клемент и быстрым взглядом обвел зал.

-- Он сидит возле игрального бочонка. Того, что стоит возле окна. Если не хотите с ним разговаривать, то можете уйти через черный ход.

-- Спасибо, но не стоит, - ответил монах, разглядев в нескладной угловатой фигуре Равена. - Это мой старый знакомый.

Он пересек зал и остановился возле столика лекаря. Тот приветственно кивнул и молча указал на место подле себя.

-- Я как раз собирался уходить.

-- Но ведь пару минут ты вполне можешь мне уделить. - Равен подождал пока Клемент сядет и продолжил. - Как ты себя чувствуешь?

-- Прекрасно.

-- Спина зажила? А лицо?

-- Я же сказал, что все нормально. Ты меня позвал только для того, чтобы осведомиться о здоровье?

-- Нет, не только. Я получил посылку с деньгами, что ты оставил у моего входа.

-- Я знаю.

-- Следил за мной?

-- Конечно.

-- Я так и думал, - пробормотал Равен. - Не ожидал тебя здесь увидеть, - он мотнул головой, - в таком сомнительном месте.

-- Взаимно. Но мне можно, я ближе к отбросам общества, чем ты.

-- Да я зашел случайно, - махнул рукой лекарь. - Поздний вызов к тяжелому больному. На обратной дороге решил согреться, выпить кружку чего-нибудь горячего. - Он внимательно посмотрел в глаза монаху. - Зря ты тогда сбежал. Выбрался через окно, да еще при помощи простыней, словно мы твои тюремщики. Променять нас на неизвестность - это глупо.

-- Я сделал свой выбор.

-- Но я смотрю, что ты неплохо устроился. У тебя хорошая одежда, оружие. Откуда у тебя деньги?

-- Нашел, - ответил монах, и его губы невольно разошлись в язвительной улыбке, которую не мог видеть лекарь. - Они плохо лежали, и я взял их себе.

-- Ладно, оставим эту скользкую тему... Не буду дальше спрашивать, из опасения, что мне может не понравиться твой ответ. Ты всегда носишь эту маску?

-- Почти всегда. Но так как по городу я хожу в ночное время, то на меня почти не обращают внимания. Иногда, правда, принимают за наемного убийцу, но я к этому уже начинаю привыкать.

-- Зря ты убежал... - повторил Равен. - Мы возлагаем на тебя большие надежды.

-- Возлагали, - поправил его Клемент.

-- Нет, именно возлагаем. Ты волен делать все, что тебе вздумается, но судьбу не изменить.

-- Не думал, что, - монах понизил голос, - маги такие фаталисты. Вам же подвластны могущественные силы, есть серьезный повод возомнить себя вершителями судеб.

-- Это разные вещи. Глупо отрицать очевидное. Но ты же не забыл, что с тобой произошло, и не простил орден?

-- Мне пора. - Монах стремительно поднялся.

-- Рад был увидеть тебя в добром здравии и достатке, - сказал Равен. - Я за тебя беспокоился. Первую неделю боялся, что найду своего пациента замерзшим где-нибудь на улице.

-- Я живучий, - мрачно сказал Клемент. - К сожалению.

-- Двери моего дома открыты в любое время. Если тебе понадобиться моя помощь - магическая или врачебная, ты всегда можешь на меня рассчитывать. И... если тебе будут необходима какая-то информация, - он понизил голос, - любые сведения по интересующему тебя вопросу... Знай, что я могу раздобыть их за короткий срок.

-- Спасибо на добром слове, но заходить не обещаю. И больше не ищи со мной встречи.

-- Да, я понял, - грустно кивнул Равен. - Ты уже все решил и нам с тобой не по пути.

-- Именно так. Свет и покой тебе, - по привычке сказал Клемент.

Лекарь хотел добавить что-то еще, но передумал и прощально помахал ему рукой. Переубеждать, и уж тем более следить за монахом он не стал.

Пелес очнулся от тяжелого забытья, в котором он пребывал последних несколько часов. Он поднял голову и застонал. Яркий свет от множества факелов бил ему прямо в глаза, да так сильно, что они слезились. Во рту пересохло, распухший язык жгло огнем. Смотрящего тошнило и он чувствовал себя так, будто бы отравился несвежей рыбой. Пелес глубоко вздохнул, дернулся и обнаружил, что он сидит на стуле крепок связанный по рукам и ногам. Мужчина удивленно заморгал, желая удостовериться, что это не сон. Как он здесь оказался? Последнее, что помнил Смотрящий - это была его спальня и стакан теплого молока, который он выпил перед тем как лечь в постель. Молоко он принимал от болей в желудке, которые беспокоили его уже вторую неделю.

-- Надо же! Очнулся, - удовлетворенно сказал хриплый голос.

-- Кто здесь? - Пелес сощурившись, повернул голову.

-- Тебе удобно сидеть, не жестко? А впрочем, какая разница... Не вертись и не пытайся освободиться. Ты связан надежно.

Перед ним появилась фигура в черном плаще и в такой же черной маске, полностью закрывающей лицо. Только серо-зеленые глаза холодно поблескивали в прорезях. Эта маска притягивала взгляд и внушала ужас одновременно.

-- Что это значит? - воскликнул Пелес. - Кто вы?

-- Эта иллюминация в твою честь, - незнакомец взял со стены факел и повесил его на другое место, поближе к пленнику. - Обычно здесь темновато, но ради такого важного гостя я готов на все.

-- Кто вы? - обеспокоено повторил Смотрящий. - И что здесь делаю я? Зачем вы меня связали?

-- Ну, надо же, сколько вопросов сразу... - осуждающе покачал головой человек. - Где же твоя знаменитая выдержка?

-- Возможно, вы меня с кем-то спутали? - сказал Смотрящий с надеждой, крутя кистью и пытаясь незаметно освободить руку.

-- Если это так, то получается, что я зря тащил твою безжизненную тушу на себе из самой спальни? - деланно ужаснулся незнакомец. - Еще чего не хватало! Нет, я бы не допустил подобной ошибки, я точно знаю кто ты. Твое имя Пелес. Пелес... Однажды ты сказал, чтобы мы запомнили твое имя, и я запомнил, не сомневайся.

-- Во имя Света, что здесь происходит?! - воскликнул Смотрящий и тут же получил удар кулаком в челюсть.

-- Не смей призывать Свет своим лживым ртом! - воскликнул похититель. - Ты недостоин его!

Пелес молча облизал разбитую губу и решил не раздражать незнакомца понапрасну. Он не знал, сколько часов он провел связанный, но судя по онемевшим конечностям, немало. Ему нужно было выиграть время, чтобы дождаться прихода своих людей. Они обязательно хватятся его и станут искать.

Похититель казалось, прочел его мысли. Он взял себе второй стул, и не спеша сел на него со словами:

-- Не надейся, что тебя примутся искать. Я оставил на столе записку от твоего имени. У меня не так уж много талантов, но среди них есть весьма полезный - я в состоянии подделать любой почерк и подпись.

Пелес постарался ничем не выдать своей досады. Вполне возможно, что этот странный человек не врет, и тогда придется рассчитывать только на свои силы. Нужно выяснить его намерения, разговорить. Возможно, предложить денег...

-- Тебя, наверное, интересует, как ты сюда попал и почему во рту у тебя бушует пламя? Все очень просто. Несколько капель вот этого зелья, - мужчина вынул из кармана пузырек, наполненный желтой маслянистой жидкостью, - добавленные в молоко, творят чудеса. Замечательное зелье, дарующее беспамятство. Сам составил рецепт, чем и горжусь.

-- Ты маг? - вырвалось у Пелеса.

-- Нет, не угадал. Я обычный человек, - незнакомец откровенно наслаждался ситуацией.

-- Обычные люди не похищают Смотрящих, - возразил пленник. - Они отдают себе отчет о возможных последствиях.

-- Ты пытаешься меня запугать? - фыркнул человек. - Глупая трата времени.

-- Зачем ты меня похитил? Ради выкупа?

-- Нет, ради мести. Давно ждал этого момента.

Пелес попытался быстро перебрать в уме всех, кому он насолил за свою жизнь, но возможных кандидатур было слишком много. Если это не маг, то, возможно, кто-то из конкурентов. Ему хотелось, что похититель открыл свое лицо, но в тоже время он боялся этого. Пока незнакомец был в маске, оставалась надежда, что он отпустит его.

-- Итак, месть. Правду говорят, это действительно очень сладкое слово.

-- Ты наемник? - спросил его Пелес. - Кто тебя послал?

-- Нет, это исключительно личное дело. Давнее недоразумение между мной и тобой, которое так и не было разрешено. Видишь ли, если небо не может вершить справедливость, то за дело приходиться браться самому. Сейчас ты лихорадочно вспоминаешь тех, у кого были причины отомстить тебе, но вряд ли мое имя тебе придет в голову. Мое лицо не мелькнет среди твоих жертв. Меня прежнего больше не существует, ведь я мертв и именно ты преложил к этому столько стараний.

-- Ты очень живой для мертвеца, - заметил Пелес.

-- Безусловно, я самый живой мертвец в этом мире. Пелес, как ты можешь жить с таким грузом? - незнакомец достал из-за пазухи пачку документов и показал их Смотрящему. - Совесть не мучает?

-- Что это?

-- Неужели не видно? Что-то со зрением? Бедняга... Я ведь не пожалел света. - Он перевернул пару листов. - Это отчеты, которые ты передал своему хозяину, Луносу Стеку. Очень интересные бумаги, с массой подробностей. Здесь описаны все зверства, который учиняли ты и твои люди, стоило им прийти с так называемой "проверкой" в очередной город.

-- Откуда они у тебя?

-- Неважно. Так что на счет совести? Она спит беспробудным сном?

Пленник молча смотрел на своего мучителя. Дышать становилось все труднее. В помещении было жарко и он весь вспотел.

-- У тебя не то, что совести, у тебя даже души нет, хоть это и абсурд, раз ты живое существо. Вот здесь, - человек потряс стопкой бумаг, - доказательства этому. Но ничего, сегодня разберусь с тобой, а завтра наступит черед самого Главного Смотрящего.

-- Ты сумасшедший, - рассмеялся Пелес, - если думаешь, что с нами можно тягаться. Тебя поймают и отдадут под пытки. Там ты все расскажешь о том, как тебе удалось достать эти бумаги.

-- В твоем положении очень опрометчиво пугать меня пытками. Ты можешь натолкнуть меня на идею, воплощение которой тебе не понравиться.

-- Я тебе не боюсь.

-- Неправда. Очень боишься, и я это прекрасно вижу. Ты обычный властолюбец, пустышка. Ты никого не любишь, не горишь за идею, тебе некого спасть. Лицемер, проповедующий чистоту веры, а сам не почитающий Свет. Для тебя всякая молитва к нему - это пустой звук. Если бы тебе довелось жить во времена Святого Мартина, я не сомневаюсь, что ты был бы одним из тех, кто вонзил ему нож в спину.

-- Ты знаешь?..

-- Правду? Да, знаю, - кивнул человек. - Теперь знаю. Кругом ложь, ложь, ложь... Я был одним из вас - простым монахом, который по мере скромных сил следовал ученью, пытался сделать этот мир лучше, - он пожал плечами. - И погиб от руки собственных братьев.

-- Так ты монах?! - воскликнул Пелес.

-- Был им, но это уже в прошлом. Я знаю структуру ордена, знаю его изъяны, и поэтому мне было несложно проникнуть в храм.

-- Теперь многое становиться ясным. Ты отступник.

-- Отступник осознанно принимает решение, делает свой выбор, а мне выбора не оставили. Мастер Ленц хорошо делает свою работу.

Человек развязал завязки и снял маску. Откинув пряди волос со лба, он приблизил лицо к Пелесу и улыбнулся:

-- Помнишь меня?

Смотрящий не сводил глаз с клейма на его лбу. У него перехватило дыхание.

-- Странное дело, если верить этому знаку, то я собственность ордена, но я меньше принадлежу ему, чем пыль в коридорах Вечного Храма. Чего молчишь? Вспомнил меня? Наивного монаха, из маленького городка на северо-востоке. Мое лицо изуродовано, но ты же должен вспомнить. С нашей последней встречи прошло не так уж много времени.

-- Не может быть! Ты же мертв! Неужели некромант воскресил тебя?

-- Нет, некроманты не причем. Кстати, ты, оказывается, знаешь, что они могут воскрешать людей, возвращая их души, а не создают себе рабов из мертвых тел? Надо же, а нам ты говорил совсем другое ... Проклятый мерзавец!

Пелес вдруг с ужасом осознал, что из этой комнаты ему не уйти. Перед ним был настоящий фанатик, которого ничем не остановить. Он отвергнут всеми, его разум помутился после пыток.

Если он срочно не придумает, как спастись, то останется здесь навечно.

-- Клемент... Клемент, но ты же хороший человек. Я признаюсь, что допустил ошибку. Давай поговорим об этом... Только не делай мне ничего дурного.

-- Поздно, у тебя нет времени на разговоры. - Клемент поднялся.

-- Что это значит? - со страхом спросил Смотрящий.

-- Как ты себя чувствуешь? - вопросом на вопрос ответил монах. - Тебе жарко, голова кружиться, в глазах темнеет?

-- Да, - негромко ответил Пелес, - все именно так.

-- Ничего удивительного. В том молоке, кроме снотворного был еще кое-что. - Он сделал паузу, заставляя пленника испуганно замереть.

-- Что же? Яд?

-- Ты догадлив. В уме тебе не откажешь. - Клемент вынул из кармана маленький пузырек сделанный из прозрачного стекла. - Я знаю - ты хорошо разбираешься в ядах. Как ты думаешь, что это? - он вытащил пробку. - При такой концентрации явственно чувствуется характерный запах. - Он поднес пузырек к самому носу Пелеса.

-- "Манящая гостья"? - ошеломленно прошептал тот, осторожно вдохнув терпкий запах.

-- Да... Это означает, что у тебя осталось два часа жизни. А потом, как говориться, ты умрешь в страшных муках. Этот яд, с неоправданно поэтическим названием было трудно достать, но для врага ничего не жалко.

Клемент принес откуда-то песочные часы и поставил их на пол в пределах видимости пленника.

-- Когда эти песчинки окажутся внизу, ты отправишься обратно к демонам, которые послали тебя в наш мир.

-- Ты ненормальный! Зачем ты дал мне яд? Это тебе не поможет! А я могу! Если я захочу, тебя снова восстановят в ордене! Даже могут назначить настоятелем в дальнем монастыре!

-- Клеймо тоже сведете? Не на лбу, а здесь, в моем сердце? И ты, и орден для меня теперь ничего не значат! Да... Ты стольких невинных приговорил к смерти, по твоему приказу сотни людей были замучены под пытками, но сам ты не хочешь примерить их шкуру.

-- Ты не можешь стать убийцей! Вспомни о Свете!

-- Я делаю это, именно потому, что никогда не забывал о нем. Ради мертвых, и ради всех ныне живущих. Но я, несмотря ни на что, хороший человек и не настолько безжалостен, как могло показаться. У меня есть понятие чести, которого начисто лишены тебе подобные. Я дам тебе шанс.

Монах поставил на стул, на котором он только что сидел стакан, наполненный какой-то жидкостью.

-- Это противоядие. Если ты сможешь освободиться от веревок, то будешь спасен. Достаточно лишь выпить это. Напоминаю, у тебя осталось всего два часа, чтобы проявить чудеса ловкости. Кстати, стул прикручен прямо к полу, так что сдвинуть с места ты его не сможешь, даже не пытайся. Крики тоже бесполезны, мы находимся под землей, и тебя никто не услышит.

-- Как я могу быть уверен, что ты не убьешь меня потом?

-- В твоем теле действует смертельный яд, и тебя должны волновать другие проблемы. Но я даю слово, если ты выйдешь из этой комнаты живым, то будешь свободен. И я не собираюсь смотреть на твои попытки освободиться, у меня и без того много важных дел.

-- Ты уходишь? - спросил Пелес, не спуская глаз со стакана.

-- Ухожу, - сказал Клемент, снова надевая маску. - Если твоя воля к жизни сильнее смерти, то она победит, хотя я лично в этом сильно сомневаюсь... А пока "Манящая гостья" будет медленно разъедать твои внутренности, вспомни о муках тех, которых ты обрек на смерть.

-- Во имя Света... - лицо Смотрящего посерело от ужаса.

На какой-то миг ему показалось, что он слышит за своей спиной тяжелые шаги. Это приближался тот, кто разлучает душу с телом...

Клемент еще раз провел узлы на его запястьях и, не говоря больше ни слова, вышел из комнаты, закрыв за собой дверь.

Пелес бросил быстрый взгляд на часы. Песчинки сыпались с неумолимой быстротой. С каждой секундой дышать становилось все труднее, и он уже не понимал, что на него так действует - яд или внушение. Пока у него еще оставались силы, он должен был попытаться освободиться от веревок. Пелес стал поочередно дергать руками, надеясь ослабить хоть один узел, но вместо этого он затягивал их еще сильнее.

-- Проклятые веревки, - сказал он с ненавистью. - Мерзкий сумасшедший, ну подожди... Ленц покажется тебе добрым праздничным духом, когда я до тебя доберусь. А я обязательно доберусь... От меня еще никто не уходил. Надо было тебя сразу прирезать, а не церемониться.

Едкий пот заливал ему глаза, но Пелес не обращал на него внимания. Страх придал ему усердия. Он сумел вывернуть руку и нащупать цепкими пальцами один из узлов. Жаль, что он не настолько силен, чтобы разорвать свои путы. Вот будь он гномом, а не человеком, возможно, ему бы это удалось.

Пелес бросил взгляд на противоядие и снова принялся за веревку. Наконец, ему удалось развязать первый узел, и он принялся за следующий. Это была маленькая победа, прибавившая ему немного сил.

Время быстро шло и самочувствие Смотрящего становилось все хуже. В голове гремело, словно кто-то спускал с горы бочку, наполненную камнями. Если бы ему только удалось освободить одну руку, правую или левую - неважно...

Песок падает вниз и с каждой секундой утекает в ничто человеческая жизнь. Хорошая или плохая, но она существует здесь и сейчас, а через мгновенье она уже может исчезнуть. Пелесу совсем не хотелось с ней расставаться, да еще так глупо: по вине фанатика, необъяснимым образом выжившего после казни. Смотрящий надеялся прожить еще долго - маги ордена обещали ему помочь со здоровьем, и сполна насладиться плодами своих многолетних трудов. Зря он, что ли, верой и правдой служил интересам ордена Света? Нет, провидение не оставит его в беде... Он непременно освободиться, и не из таких передряг выбирался. Он еще станцует на могиле своего врага.

Пелес рывком выдернул из веревок левую руку и победно расхохотался. Свобода близка! Тут он заметил желтые пятна, проступившие у него на коже, и судорожно вздохнул - у него осталось не больше получаса или даже меньше. Сознание его стало затуманиваться, серые стены комнаты поплыли перед глазами. В желудке начались рези, первые предвестники конца.

Смотрящий попробовал дотянуться до стакана одной рукой, но тот стоял слишком далеко. Если он хочет выпить противоядие, то ему полностью придется избавиться от веревок. Пелес пытаясь не растерять остатки хладнокровия в этой нелегкой ситуации, взялся распутывать другую руку. Удача сопутствовала ему и через пять минут его правая рука была тоже свободна.

Времени осталось очень мало... Дыхание с хрипением вырывалось из его груди, он закашлялся и сплюнул на пол сгусток крови. Легкие жгло огнем. Шум в голове мешал думать, он заглушал любые мысли, не оставляя ничего кроме желания выжить.

Пелес физически ощущал неотвратимое приближение конца. Каждый новый вздох, дававшийся с таким трудом, напоминал ему о том, что он медленно умирает. Где-то здесь притаился Смерть... Уже можно разглядеть его ухмылку. Но это неправда, это только галлюцинации.

Как он не хотел умирать! Он стал животным, которое несмотря ни на что хочет жить, и был готов на любые жертвы, чтобы удержать нить времени в своих трясущихся руках.

Он освободился от пут, удерживавших его тело и ноги, и, наконец, стал свободен. Пелес выпрямился, но не удержался и упал на пол. На коленях он пополз к стулу, где находилось заветное противоядие. На полпути он скорчился от разрывавшей его внутренности боли. Яд медленно, но верно делал свое дело. На потрескавшихся губах выступила белая пена.

Переждав приступ, который едва не стал для него последним, Пелес приподнялся и взял стакан. Поднеся его к губам, он сделал большой глоток. В ту же секунду глаза Пелеса расширились от ужаса, он выпустил стакан из рук, и тот со звяканьем упал на пол. В нем не было противоядия.

Там была простая вода.

Клемент вздохнул, закашлялся, поперхнувшись, и перевернулся на другой бок. Ему не спалось. Убежище надежно защищало от незваных гостей, состоящих из плоти и крови, но было бессильно перед порождениями его собственного разума. Монаха опять мучили кошмары. Хорошо, что он не стал смотреть, как умирает Пелес. Ему и так было не по себе, когда через несколько часов он вернулся за ним. Поза, в которой он нашел Смотрящего - скрючившегося возле двери, ухватившего за ручку, и так стояла перед его глазами.

Клемент сел на постели и подпер голову рукой. В первый раз в жизни он отступил от своих правил. Он дал злейшему врагу надежду на избавление и отнял ее. Все честно - он поступил ничуть не хуже, чем Пелес поступал с остальными. Но почему в таком случае у него так отвратительно на душе? Казалось бы, чего проще - отмстил, и теперь наслаждайся.

Но нет, его постоянно что-то мучает, не отпускает, не дает заснуть... Проклятая совесть! В чем же дело?

-- Я уверен, что Пелес заслужил такую смерть, - сказал Клемент самому себе.

Получилось довольно убедительно. Мерзавец получил по заслугам, в этом нет сомнений. Наверное, его просто коробит тот факт, что он обманул его в последний момент. Фокус с противоядием был придуман Клементом давно. По его замыслу последние часы Пелеса должны были стать ужасными, и близкая возможность спасения должна была сделать его мучения только острее.

Клемент медленно провел рукой по обезображенному лбу. Нет, он не становиться неуправляемым психопатом. Его жажда крови не переходит границы. Все под контролем.

-- Под контролем, - повторил он вслух, и, встав с постели, принялся одеваться.

Он увеличил в лампе подачу масла и сел за импровизированный стол, собранный им из ящиков. На столе лежали бумаги, украденные им из храмового хранилища. Большую часть из них он уже изучил. Поверх бумаг лежал список, состоящий из двух десятков имен. Этот список был составлен на основании личных наблюдений Клемента и тех документов, которые попали ему в руки. Клемент достал из пенала карандаш и медленно зачеркнул имя Пелеса. Начало было положено. Он чувствовал себя так, словно вычеркивает это имя не из списка, а из самой Книги Жизни, если таковая действительно существует.

Тело Смотрящего он бросил возле входа в столовую. Его должны были найти рано утром дежурные монахи. Бедные дежурные, у них надолго пропадет аппетит...

Клемент не знал, какую реакцию вызовет убийство Пелеса, но полагал, что состояние близкое к панике. Наверняка усилят охрану, удвоят ночные дежурства. А возможно, он ошибается и Лунос Стек захочет сохранить это в тайне. Например, скажет, что Пелес срочно уехал в отдаленный город по делам... Хотя, Главный Смотрящий не обязан ни перед кем отчитываться. Разве что только перед Эмбром, главой ордена.

Ничего, Судьба всех расставит по своим местам, придет и их черед. Их имена тоже есть в списке. Главное - не спешить.

-- Да, у меня вся жизнь впереди... Справедливость восстановить я успею, - пробормотал Клемент. - В крайнем случае, могу ненадолго затаиться. Только бы они не вздумали проверить подземные ходы. Если кому-нибудь придет в голову эта идея, я больше не смогу здесь оставаться.

На этот случай монах разработал для себя детальный план отступления. Он поставил в коридорах несколько скрытых механизмов, которые должны были оповестить его о приближении незваных гостей. Таким образом, он обезопасил себя от внезапного нападения.

-- В этом мире нас держат только привязанности. Вне их нет ничего.

Он отыскал среди бумаг толстую тетрадь в кожаном перелете.

Это был его дневник. Он завел его всего две недели назад. Чувствуя острую потребность излить кому-нибудь душу, и не имея живого собеседника, он использовал для этих целей эту тетрадь. Клемент надеялся, что когда-нибудь ее прочтут и, возможно, читатель на миг задумается, оглянется назад и посмотрит на свою собственную жизнь по-другому.

Он не писал в нем ничего конкретного: здесь были только наблюдения да те философские вопросы, которые он порою задавал сам себе и не находил ответа.

Сейчас его особенно остро волновала проблема смысла жизни. Он так и написал: "В чем смысл бытия?" и дважды подчеркнул вопрос. Ему выпала честь быть знакомым с самим Смертью, но эта встреча, вместо того чтобы избавить его от мучительных размышлений принесла новый виток сомнений. Клемент знал, что Смерть глубоко несчастен и данный факт сбивал монаха с толку. Возможно, это происходит потому, что ранее Рихтер был человеком? Да, но верит ли он всему тому, что Смерть рассказал ему о себе?

Да, он верит ему. Смерть назвал ему свое имя, обычное человеческое имя. Рихтер... Но если задуматься, то все вместе - это невероятно. Он видел Смерть, разговаривал с ним. Рихтер замедлял ради него время, обучал его...

Клемент отложил карандаш в сторону и в волнении принялся мерить шагами комнату. Забывшись, монах нечаянно задел ногой ящик и пребольно ушиб лодыжку о железную скобу.

-- Вот зараза! - он с ненавистью пнул обидчика и сел на кровать. - Что же мне так не везет? Может, завести себе какое-нибудь животное, - размышлял вслух монах, - которое будет скрашивать мое одиночество? Святой Мартин, например, с удовольствием возился с всякими зверями и птицами, что правда не мешало ему есть мясные котлеты.

При упоминании о котлетах у Клемента заболел желудок. Он не ел, как следует, уже три дня, а то и больше. Но у него же есть деньги и никто не помешает ему исправить это досадное упущение. В дальнем углу раздался скрежет, и в свете огня блеснула пара маленьких черных глаз.

-- А вот и животное, - мрачно сказал Клемент, поднимаясь и протягивая руку за ножом. - Нет, крысы здесь - это явно лишнее.

Крыса оказалась благоразумной. Она не стала испытывать судьбу и убралась обратно в дыру, из которой появилась. В гнезде ее ждали десяток маленьких крысят, и ведомая материнским инстинктом она чувствовала себя за них в ответе.

-- А ведь совсем недавно заколачивал, - вздохнул монах, закидывая дыру осколками битого кирпича и придвигая к этому месту ящик.

Между стеной и ящиком он просунул лист жести для верности.

Интересно, что бы стала делать Мирра, если бы была здесь и увидела крысу? Одно из двух - она или смастерила бы из нее чучело, или приручила и везде носила грызуна с собой. Представить, что Мирра вдруг испугается и с визгом заберется на стул, умоляя избавить ее от этого ужасного чудовища, монах не мог.

Клемент покачал головой и потянулся за маской. Он не хотел признаваться самому себе, но ему очень не хватало этой девочки. Ее смеха, глупых вопросов, бесконечной болтовни и извечных попыток сунуть нос не в свое дело. Она была такой живой, как огонек пламени, который мог осветить собой любую, даже самую непроницаемую тьму. Мирра никогда не давала ему скучать. Когда она была рядом, он помнил, что он не безликий монах, а человек, со своими достоинствами и недостатками.

Как же он был глуп... Ведь он тогда хотел повернуть обратно! Да что тут скажешь... Он никогда не простит себе этого. По его вине огонек был погашен... С этим ничего не поделаешь. Нужно научиться жить с этим или... перестать жить вовсе.

Монах с сомнением посмотрел на рукоять кинжала, который мирно покоился в ножнах. Может, лучше одним махом прекратить свои мучения? Хватит ли у него духу оборвать собственную жизнь? Вряд ли он сможет хладнокровно перерезать себе горло, но ведь всегда остается яд. Он смело посмотрит Рихтеру в глаза, когда тот явиться за ним, узнает, наконец, так ли уж страшен взгляд Смерти. Он завершит свои дела, доведет месть до конца и упокоиться с миром в глухой чаще леса.

Он же знает, что его душа бессмертна, она частица благостного Света и поэтому важнее всего. Намного страшнее было бы вовсе не знать этого. Быть уверенным, что у тебя есть только тело и ничего больше. Что ты случайность, нелепая, как и все случайности, и даже если являешься звеном в цепи каких-то событий, то вся цепь, которой ты предаешь столько значения, на самом деле ничтожна.

Человеческий род, все его достижения, города, произведения искусства, память поколений - не важнее чихания простуженного барсука в осеннем лесу. И твоя смерть, которая превратит тело в кусок гниющей плоти - это навсегда. Смерть - это так страшно... Для тех людей, кто считает, что они - это их руки, ноги, голова или сознание. Будто бы сознание делает их такими, какие они есть...

Но ведь ему совершенно нечего бояться. Его вера непоколебима, он знает, что не обратится в ничто.

Да и что во вселенной значит ничтожное хрупкое тело? Это прах земли, на время взятый взаймы и который придется вернуть. Он перенесет физическую смерть и возможно сольется со Светом. Вот чего нужно желать, к чему нужно стремится. Даже если это произойдет не сейчас, а через тысячу жизней, но это обязательно произойдет. Свет дарит мир, покой и любовь. Он чистая сила созидания, в противовес разрушающей силе Тьме. Свет его манит, зовет. Он незримо присутствует во всем...

-- Сам себе не верю, - пробормотал монах, качая головой. - Надо решать, что делать со своей жизнью сейчас, а не погружаться в пучину метафизических размышлений. В ней ведь и утонуть недолго.

"Утонуть" в его понимании означало сойти с ума. Клемент был свидетелем того, как старые монахи, месяцами не выходящие из своих келий, после трехнедельного зимнего поста начинали говорить странные вещи. Они без конца философствовали об истинной природе Света, и сложную нить их рассуждений больше никому не удавалось проследить. По правде, говоря, они несли редкостную чепуху, и не выносили, когда с ними не соглашались. Настоятель же, исключительно из уважения к сединам старцев, запрещал остальным братьям им перечить. Он втайне призывал монахов к состраданию и пониманию человеческого несовершенства.

Да, тело так несовершенно... Молодого, здорового человека вдруг убивает неведомая болезнь. Кара небес? Недуг сражает его наповал, и никто не в силах помочь. Он "сгорает" всего за месяц, чувствуя, как жизнь постепенно покидает его тело. Возможно, когда-нибудь болезнь сразит и его. Но даже если это случиться через минуту, он ни о чем не жалеет. По крайней мере, свою лепту в торжество справедливости он уже внес. Пелес стоит целой сотни обычных негодяев. Ему есть, чем гордится.

Он должен жить, хотя так не хочется. Самоубийство же для него совершенно неприемлемо. Блестящие лезвия, смертоносные яды, виселицы и прочие игрушки взрослого человека, нужно поместить в самый дальний ящик, закрыть на замок и выбросить ключ. Он никогда не воспользуется ими. Если Свету будет угодно прекратить его жалкое существование, то Свет сделает это сам.

Монах набросил на себя плащ и тщательно проверил оружие: он выходил из дома только полностью экипированным. Затем он надел маску. Она была для него больше чем просто кусок кожи. Это был символ, который отделял его от остального мира. Черная маска стала его вторым лицом.

Всякий раз, надевая ее, Клемент словно примерял на себя другую личину. Он менялся не только внешне, но и внутренне. Спокойный, доброжелательный монах исчезал и вместо него появлялся убийца. Расчетливый, знающий себе цену и даже отчасти презирающий добродушного монаха. И хотя эти перемены были по душе Клементу - вершить месть было удобнее в этом облике, он боялся, что наступит момент, когда он не сможет избавиться от своего второго Я.

Те, кто плохо знали Главного Смотрящего, могли подумать, что он спокоен. Мужчина полностью контролировал свои эмоции, следя за тем, чтобы ничто не выдавало его истинных чувств. Его тело было расслабленно, взгляд безмятежен.

-- Ты в ярости, - глухим голосом сказал Эмбр. Уж он-то хорошо знал Луноса Стека.

Они сидели в кабинете Эмбра. Магистр ордена был абсолютно лыс и покрыт морщинами, словно запеченное яблоко.

-- Да, - ледяным тоном ответил Лунос, вместе с тем, не меняя выражения лица. - А что, сейчас меня должны одолевать какие-то другие эмоции? По-моему у меня есть повод сердиться.

-- Жаль Пелеса, он был хорошим исполнителем, но ничего не поделаешь... - Эмбр пожал плечами.

-- И это все? - возмутился Смотрящий. - Я ожидал от тебя большего. Пелес был одним из лучших моих людей.

-- Ммм... Ты уже выяснил, чьих это рук дело?

-- Нет, - нехотя ответил Лунос. - Убийца как сквозь землю провалился.

-- Возможно, он никуда и не исчезал? - Эмбр изогнул левую бровь и пристально посмотрел на своего собеседника. - Нужно рассмотреть разные варианты...

-- Полагаешь, что он может быть одним из нас? Вряд ли, - Лунос покачал головой. - Скорее всего, это какой-то искусный высокооплачиваемый наемник.

-- Мы бы знали, если бы такой появился в Вернстоке. Или наши агенты уже ни на что не годятся?

-- Если он в столице недавно, то наши шпионы могли еще не заметить его. Тем более что профессионал обязательно бы принял все меры предосторожности.

-- Неудивительно, что вы его не нашли. У Пелеса была охрана?

-- Да, но, прибывая в храме, он ее отпускал за ненадобностью.

-- Мы расслабились, и вот результат, - Эмбр пожал губами. - Слишком долго у нас не было ни одного стоящего противника. Надеюсь, каждый в ордене извлечет урок из этого происшествия. Но почему именно Пелес? Кому он перешел дорогу?

-- Я считаю, что его смерть - это предупреждение мне. Да-да, никакая это не паранойя, - добавил Лунос, успев заметить недоверие, мелькнувшее в глазах магистра ордена.

-- Ты сделал этот вывод только на основании того, что убитый был твоим человеком?

-- Не только, - мрачным голосом ответил Смотрящий. Он положил перед Эмбром клочок бумаги, на котором было написано всего несколько строк.

-- Что это?

-- Адресованное мне послание.

-- Кем?

-- Без подписи. "Нельзя забыть то, чего нельзя простить. Тот, кто придает свою Веру, отдает душу Тьме. Тебе не уйти", - прочел Лунос.

-- Как мелодраматично, - скривился Эмбр. - Ничего лучше придумать не могли? Словно какие-то детские игры - записки, малопонятные угрозы...

-- Пелес был отравлен "Манящей гостьей". По-моему, это достаточно серьезно.

-- Так что же теперь, не есть и не пить? - старик плеснул себе в бокал красного вина. - Угощайся. Из старых запасов. - Он придвинул к Смотрящему амфору.

-- Спасибо, - Лунос Стек взял второй бокал, наполовину наполнил его темно-красной жидкостью, и сделал глоток. - Чудесно. На самом деле, меня больше беспокоит вопрос не личной безопасности, а сам факт, что кто-то осмелился поднять голову и бросить нам вызов.

-- Против нас всегда плелись интриги. В этом нет ничего удивительного. В особо трудные годы тайные общества вырастали как грибы после дождя.

-- Да и они были нам полезны. Пока их представители только говорят, а не переходят к конкретным действиям. Взять хотя бы то же "Сообщество Магов"...

-- Они до сих пор не подозревают, что мы знаем об их существовании? - спросил магистр ордена.

-- Трудно сказать, - усмехнулся Лунос. - Но не заметить их было невозможно. Столько сотен лет делим один и тот же город.

-- Вернсток - это сердце ордена. Здесь началась его история, и тот, кто посмеет чинить ему препятствия, заранее обречен на неудачу, - Эмбр сделал паузу. - Друг мой, я вижу, что ты сильно взволнован.

Пожалуй, "друг" - это было слишком сильно сказано. Они были единомышленниками, но друзьями - никогда. Любой дружбе в ордене, даже если ранее она имела место, быстро приходит конец. Тем более между магами. Оба они были довольны занимаемым положением, и соблюдали интересы друг друга, но не более того. Невозможно было сочетать полномочия магистра ордена и Смотрящего, но если бы такая возможность вдруг появилась, эти люди не раздумывая, перерезали бы друг другу глотки.

-- Что ты намерен предпринять?

-- Удвою бдительность, - Лунос сощурился, как от яркого света. - Если убийца попытается снова проникнуть в храм, то его тут же схватят. Я лично расставлю магические ловушки и прослежу, чтобы они регулярно обновлялись.

-- Не растерял еще былую сноровку?

-- Я ежедневно практикуюсь.

-- Ну, в таком случае, желаю удачи, - кивнул Эмбр. - Когда узнаешь имя этого негодяя, немедленно сообщи мне.

-- Непременно. - Смотрящий поднялся.

Это означало, что разговор закончен.

Лунос ушел, машинально забрав с собой бокал с остатками недопитого вина. Эмбр подождал, пока за ним закроется дверь, и только тогда встал и направился к маленькому бюро на два десятка ящиков. Он получил послание аналогичное тому, что только что принес Смотрящий, но решил ничего не говорить о нем Луносу. У магистра ордена были свои маленькие тайны.

Эмбр был опытным магом и знал, что никому нельзя доверять. Он предпочитал не рисковать, и вел сложную игру, умудряясь посвящать почти все свое время руководством орденом и одновременно пристально следить за деятельностью Серых братьев. Он никогда не вмешивался в дела Стека, но не упускал случая завербовать нового шпиона. Эмбр был щедр и не скупился, если в его руки попадали важные сведения.

Сейчас главу ордена беспокоило не столько содержание записки, сколько место, где она была обнаружена. Он нашел ее у себя на подушке два дня назад. Открыл глаза и увидел этот маленький, внушающий беспокойство скомканный комочек бумаги. Как он мог там оказаться? Его спальня была самым безопасным местом храме. Никто, абсолютно никто не мог проникнуть туда без его ведома. Своему ближайшему окружению Эмбр доверял. Они готовы были отдать жизнь по его первому приказу.

Но тогда как послание попало на подушку? В чудеса Эмбр не верил. Слишком многие из них он сотворил своими собственными руками. Если неизвестный сумел доставить послание в спальню, то, что помешает ему в следующий раз нанести удар? Непонятно лишь, почему он сразу этого не сделал. Зачем было оставлять после себя записку? Чтобы напугать? Заставить нервничать и ждать пока жертва преследования допустит роковую ошибку?

Но любой здравомыслящий человек понимает, что магистр ордена Света - это не какой-то сопливый мальчишки с улицы. А убийца - это человек, несомненно, здравомыслящий. Эмбр не верил, что угрозы и убийство Пелеса - это дело рук сумасшедшего, решившего отомстить ордену за былые обиды. Если бы это было так, то Смотрящие уже схватили бы его.

Нет, этот человек очень осторожен, и в то же самое время уверен в своей безнаказанности. Профессионал высшего класса... Наверное с юга. Это в их привычках применять именно яд. Наши наемники предпочитают менее экзотические способы, и используют кинжал. Интересно, у кого достаточно денег и влияния, чтобы нанять такого? Возможно это интриги императора? Но ведь им так легко устроить ему пышные похороны и посадит на престол наследника. Не в первый раз...

Однако император, при всем его безволии не так глуп. Он прекрасно знает, что без ордена, он - пустое место. И ссориться с его руководителями ему не с руки. Кто знает, может следующему главе он будет уже не нужен? Он не станет так рисковать. От их смерти император ничего не выиграет. Тогда, кому в таком случае, их смерть выгодна?

Эмбр не зря спрашивал Луноса о возможном предателе в их рядах. Среди монахов всегда найдутся недовольные чем угодно, а так же те, кто считает, что они со Стеком засиделись в своих креслах. Внутренний заговор...

Эмбр мысленно перебрал всех возможных претендентов на свое место. Их лица медленно проплывали перед его глазами. Кто? Ванер, Истан, Луллий, Декормер? У него равные основания подозревать каждого из них. А кто бы захотел убрать с дороги Луноса? Это должен быть обязательно один из Смотрящих. Здесь и было слабое место в его теории заговора. Один и тот же человек не может претендовать на обе эти должности. А в союз двоих Эмбр не верил. Только не в ордене Света. Бывшие союзники уже давным-давно бы предали друг друга, чтобы выслужиться перед ним.

Магистр ордена перевел взгляд на потолок, словно хотел найти там ответ, а потом взглянул на стену, где висела картина с изображением их святого. Святой, в окружении других монахов поджигал с помощью факела карту мира. Лицо Мартина было умиротворенным. С легкой улыбкой он смотрел, как огонь уничтожает карту.

-- Вот бы и мне так... - неожиданно вырвалось у Эмбра. - Весь мир сжечь.

Он сам удивился своим словам. Ведь он никогда не отличался особой кровожадностью, прекрасно понимая, что простые смертные тоже имеют право на счастливую жизнь, с большими оговорками, разумеется. Можно показательно предать огню одну-две деревни, но перегибать палку с этим не стоит. Если слишком угнетать население, то, в конце концов, оно может взбунтоваться, а это не выгодно с любой точки зрения.

Мир можно было сжечь в метафорическом смысле. Распространить власть ордена Света на всех живущих, а не только в пределах империи. О, империя большая - спору нет, но так неприятно осознавать, что где-то, пусть даже очень далеко, есть граница, которую ты не можешь переступить. Пока не можешь...

Эмбр верил, что когда-нибудь орден Света подчинит себе и жаркий юг, и неприступный север (осталось только выгнать из гор гномов), и население западных островов, а также этих дикарей на востоке, которые, по слухам, до сих пор не знают очевидной пользы земледелия и занимаются тем, что бездумно перегоняют по степям скот. Но надо быть реалистом, все это случиться уже не при его жизни.

Его самочувствие с каждым днем становиться все хуже и хуже. И даже на приезд Ульриха - магистра некромантов, не стоит возлагать слишком большие надежды. Скорее всего, он сумеет поправить его здоровье, замедлить или даже на какой-то срок обратить старение вспять, на десять или даже двадцать лет, но полностью приближение смерти остановить невозможно. Никто не живет вечно - это один из законов природы. Бесконечен только Создатель, если он, конечно, вообще существует.

Да, Эмбр сомневался в том, что Создатель - это не выдумка. В самих служителях ордена веры в Свет не было вовсе. Разные народы верят в разных богов, боги были, есть, и будут... Как их только не называли. Да, душа существует - это неоспоримый факт доказанный многими некромантами.

Но что она такое? Жизненная сила, которая двигает человеческое тело. И почему, если есть душа, то обязательно должен быть Создатель, с которым она должна слиться? Она вполне может быть сама по себе и существовать по тем же законам природы. Пройдет некоторое время, и она обретет новое тело, до конца использует его возможности и снова уйдет в никуда. Просто это некая субстанция, немного отличная от остальных и только. Возможно, когда-нибудь маги или некроманты смогут создавать души. Так что же, объявлять их Создателями? По воле магов часто происходят вещи, недоступные человеческому разумению. Одним словом - волшебство. Но они всего лишь люди, ни добрые духи, ни демоны, ни боги.

Вселенная может существовать сама по себе. Она была всегда и никем не создавалась.

Подобные размышления навевают тоску...

В глубине души Эмбр был не против, чтобы то, что орден проповедует людям оказалось правдой. И что, когда наступит его конец, он обретет положенное ему счастье и покой. Но на это глупо надеяться. Жизнь, как и смерть - это борьба. Сильные пожирают слабых и так будет всегда. В этом и есть жизнь, ее развитие.

Хорошо все-таки, что Ульрих согласился к нему приехать. Они смогут быть полезны друг другу, а ради этого стоит забыть старые разногласия. Молодость, молодость... Вернуть бы тебя. С годами приходит жизненный опыт, но именно этот самый опыт и сообщает, что лучше иметь не его, а здоровье. Снова ощутить всю прелесть удовольствий, и не только от еды и питья, которые давным-давно для него стали пресными, но и от женского общества. Да, после ночи любви его избранница умирала, отдавая магу свою жизненную силу, но это стоило того. Эмбр же старался ни к кому не привыкать надолго.

Привязанности делают нас уязвимыми. Стоить только пожелать что-то оставить у себя навечно, как судьба безжалостно отбирает это у тебя. Поэтому всякое чувство, призванное крепче связать двух человеческих существ, было для магистра пустым звуком.

Когда в последний раз он был с женщиной? Эмбр серьезно задумался, но так и не смог вспомнить. Память стала подводить его все чаще и чаще. Он стал забывчив, рассеян, не находил вещи на своих местах и от этого сильно раздражался.

Но ждать осталось недолго. Ульрих должен пожаловать через две недели.

Клемент решил ненадолго оставить свое убежище и совершить загородную прогулку. Он счел, что для него будет полезно покинуть город на эти несколько дней. Убийство Пелеса принесло свои плоды, и отныне на улицах можно было увидеть вдвое больше Смотрящих. Их и раньше было немало, но теперь Серые, многие из которых были переодеты в гражданское платье, заполонили, образно выражаясь, все подступы к Вечному Храму. Клемент и не знал, что их так много.

Даже паломников стали обыскивать, чего раньше никогда не делалось. Орден распустил слух, что императору угрожает опасность. Мол, в столицу приехали наемные убийцы с юга, с которым империя ведет вялую войну уже не одну сотню лет, что правда, не мешает и тем и другим успешно торговать друг с другом, и жизнь императора находится в опасности. Официального заявления никто не делал, но и без оного город был серьезно взбудоражен. В трактирах все только и делали, что обсуждали покушение на императора.

Наблюдая возросший интерес к проблеме наемных убийц Клемент начал сомневаться, что поступил правильно, послав записку с угрозами Луносу и Эмбру. Пожалуй, стоило ограничиться только расправой над Пелесом. Тогда бы они не подняли такую шумиху.

А все-таки ловко он подбросил Эмбру послание... Никто бы не додумался использовать для этого систему воздухопровода. Никакой магии и личного присутствия. Только сила воздушных потоков, толкающие комок бумаги в нужном направлении. Главное было узнать, какой воздушный колодец ведет в нужную спальню, а остальное было уже сущим пустяком.

Кстати, воздухопровод оказался отличным подспорьем в шпионаже. Вечный Храм был полон разных потайных комнат, о которых не знало или, по крайней мере, которыми не пользовалось нынешнее руководство ордена. Снова наведавшись в библиотеку, Клемент нашел в одном из сундуков подробные планы здания, еще до его перестройки. Через несущую центральную стену хребта "дракона" проходил туннель, куда сходились многие колодцы - это было идеальное места для подслушивания чужих разговоров. Клемент немало часов провел там, черпая массу полезных сведений из жизни ордена.

Монах вдохнул полной грудью свежий воздух. Оставаться в подвале было для него невыносимо. Со всех сторон на него давило замкнутое пространство, что было весьма странно, если учесть, что большую часть своей жизни он провел в маленькой скромной келье. Его постоянно преследовали кошмары, даже после пробуждения наполняющие его душу вязким страхом. Клемент терпел до тех пор, пока Пелес не стал являться ему во сне и укорять монаха за свою смерть. Тогда Клемент решил, что с него хватит, собрал необходимые вещи и поздно ночью ушел из города. Он не стал покупать лошадь, чтобы не привлекать к себе внимания. Чем меньше людей его увидят, тем лучше.

Уже давно наступило утро, солнце хорошо прогревало землю, и от нее валил пар. Зима, наконец-то, закончилась. Было уже по-весеннему тепло. Клемент удалился вглубь лесополосы как можно дальше от дороги, чтобы избежать случайных встреч. Ему вполне хватало общества ласкового солнца, светло-голубого неба, и многочисленных весенних запахов, разносимым по воздуху легким ветром. Город, с его домами из серого камня, огромным храмом, с дворцами и трущобами, теперь казался ему могильником, жители которого давно умерли, только до сих пор не знают об этом, и по привычке продолжают работать, общаться, спать и есть. Ему хотелось больше никогда не возвращаться в столицу, и если бы не пресловутое чувство долга, именно так он бы и поступил.

Иногда Клемента раздражала его чересчур правильная натура. Будь он менее щепетилен, жизнь стала бы намного легче. Не хочешь снова заживо замуровывать себя в подвале, ждать возможного разоблачения? Не хочешь планировать следующее убийство? И не надо. Отправляйся на север к гномам, которым все равно, что отпечатано у тебя на лбу и живи нормальной жизнью. Чем не выход? Можно было бы устроиться работать лесником, поселится в маленьком домике посреди леса, в окружении зверей и птиц, и не вспоминать больше о прошлом. Ведь служить Свету можно по-разному. Свою ценность добрые дела и в лесной глуши не теряют.

Но он не может переступить через самого себя. Он никогда не пойдет на сделку с собственной совестью. Иначе он не найдет покоя ни в лесной глуши, ни в шумной столице.

В густонаселенном городе его тяготило одиночество, но здесь он сливался в одно целое с природой. Весенний ветер проникал ему в кровь, заставляя чаще биться сердце. Видя солнце и чистое небо, после стольких пасмурных дней, ему захотелось просто жить.

-- Да, а Пелес всего этого уже не увидит, - прошептал Клемент со злорадством. - Его тело гниет земле, а душа в...

Тут он задумался. Куда могла отправиться душа такого ужасного человека?

-- Душа тоже получила по заслугам, - решил монах. - К демонам Пелеса!

Он не хотел больше думать о нем, чтобы не портить впечатление от прогулки. Это завершенное дело, и нечего тут больше вспоминать.

Мягкая влажная почва прилипала к его сапогам с чавканьем отзываясь при каждом шаге. Он расстался с рясой, и чувствовал себя без нее очень странно. В глубине души Клемент оставался монахом, но теперь он не мог сказать об этом всему миру.

Ведь ношение рясы, да и любой унифицированной формы - это, прежде всего, способ поведать другим людям, что ты собой представляешь и какие идеалы тебе наиболее близки. Даже обычное серое или цветное гражданское платье, тоже по-своему являются формой. Они с головой выдают рядового горожанина, предсказуемого и недалекого.

Ряса для него была щитом, маской... Кто помнит лицо монаха? Никто. Орден Света растворяет его личность, и он становится безликим служителем системы. Не каждый, конечно, но ведь и служить он должен не системе, а Создателю.

Вдалеке мелькнуло что-то рыжее. Через пятнадцать минут Клемент приблизился к этому месту и обнаружил на кусте несколько клочков пуха. Мягкая земля вся была сплошь покрыта отпечатками маленьких лап.

-- Лисы... Где-то неподалеку нора. - Монах присел на корточки, и осторожно приподняв ветки, заглянул под куст.

В склоне холма чернело отверстие, из которого выглядывали две маленькие остроносые мордочки с глазами-бусинами. Это были лисята, совсем маленькие, рожденные в этом сезоне. В норе обеспокоено тявкнула мать, и мордочки тут же скрылись, словно их никогда не было. Если бы не характерный лисий запах, который ни с чем не спутаешь, и многочисленные следы, Клемент решил бы, что ему показалось, и нора давно заброшена.

-- Я никогда не видела живых лис, они очень красивые. Давай подождем, может, они еще покажутся?

При первых же звуках голоса монах ошеломленно отпустил ветку и обернулся. Но рядом с ним никого не было. Клемент встал и сделал несколько шагов в сторону. Он мог бы поклясться, что только что слышал голос Мирры. Это было невозможно, но он слышал именно ее.

Монаха бросило в жар. Нервно потирая руки, мужчина еще раз посмотрел по сторонам. Нет, он был абсолютно один. Это означало, что голос звучал только в его голове. Ему просто показалось. Ведь именно эти слова сказала девочка, когда они с ней шли через лес и так же случайно нашли лис.

Ничего удивительного... Где-то на уровне подсознания у него возникли ассоциации, он связал появление лис и эту фразу, а так как судьба в последнее время не баловала его подарками, то слуховые галлюцинации не заставили себя долго ждать. Только бы дело ограничилось ими... Если его начнут посвящать видения и он не сможет отличать реальность от иллюзий, то потеряет над собой всякий контроль. Контроль...

-- Мирра, я бы все отдал, чтобы ты осталась жива! - воскликнул Клемент, срывая маску и закрывая лицо руками. - Только бы освободить душу, избавить ее от непомерного груза вины. Если мучить себя и дальше, то я скоро сойду с ума. Мне больно, так больно... - он прижал руку к сердцу, постоял и медленно побрел дальше. - Лучше снова пытки Ленца, чем жить с этим чувством. Свет, и чем я не угодил тебе? Но я-то ладно - взрослый мужчина, который может постоять за себя. Но маленькая девочка?

Клемент вздохнул и прислушался. Он не ожидал, что Создатель снизойдет до разговора с ним. Нет, он боялся услышать звонкий голосок Мирры.

-- О, Господи, я точно знаю, что ты есть, иначе мое сердце перестало бы биться, но что мы значим для тебя? Почему ты испытываешь нас, почему так много плохих людей и так мало хороших? Честный, открытых, доброжелательных? Или все они были только в моем городе до того, как туда пришел Пелес со своим отрядом и как чума заразил их неискренностью и стяжательством? Если это так, то...

Монах отрицательно покачал головой.

-- Нет, так быть не может, иначе весь мир давно рассыпался бы на куски и был отдан на милость Тьме. Добрые люди есть и их немало. Надо только лучше искать. - Он обернулся и увидел, как один из лисят своевольно выбежал из норы, но тут же был втащен обратно матерью. - Хорошо мне рассуждать об этом. Я чувствую тебя в своем сердце, а другие люди не чувствуют, они не знают, что ты есть. Им холодно даже возле костра и в объятиях близких, потому что у них нет тебя. Душа подобных людей отделена от Создателя, и то, что они принимают за Свет - жалкий отблеск пламени неизвестно чьего костра. Возможно, этот костер сложен из денег, власти или удовольствий. Возможно, их жажды убийства, превосходства, лжи...

Клемент присел на светлый серый камень, прогретый солнцем. Он был в смятении. Умиротворенность, которую он чувствовал от созерцания чудес природы, была разрушена голосом Мирры, так нежданно прозвучавшим у него в голове. Возможно, это знак, что он никогда не должен забывать о том, что случилось? Но ведь он не забывает. Он помнит, и именно поэтому стал на сомнительный путь мести, поставил возмездие Света под сомнение.

Монах опустился на колени и склонил голову. Он нуждался в молитве.

-- ...и туда, где ненависть, дай мне принести любовь, и туда, где обида, дай мне принести прощение. И туда, где рознь, дай мне принести единство, и туда, где заблуждение, дай мне принести истину, и туда, где сомнение, дай мне принести веру. И туда, где отчаяние, дай мне принести надежду, и туда, где Мрак, дай мне принести Свет, и туда, где горе, дай мне принести радость. Дай же мне, Свет, утешать, а не ждать утешения. Понимать, а не ждать понимания, любить, а не ждать человеческой любви. Потому что кто дает, тот обретает, кто о себе забывает - находит себя, кто прощает - будет прощен, кто умирает - воскресает для жизни вечной, - шептал Клемент, закрыв глаза.

В этот момент он ничего не видел и не слышал. Для него существовала только эта молитва.

И хотя слова бесполезны, даже если они идут от чистого сердца, и это сердце принадлежит монаху, он надеялся, что будет услышан. Ему была необходима поддержка! И если ее невозможно было получить среди людей, оставалось уповать на высшие силы.

После молитвы он еще некоторое время сидел коленопреклоненный, а потом встал и, отряхнув штаны от налипших на них сухих травинок, пошел обратно.

-- Клемент... - кто-то позвал его негромко.

Монах остановился как вкопанный, боясь обернуться. Неужели снова?

-- Это я - Рихтер.

-- Хвала Свету! - с облегчением выдохнул Клемент.

-- О, я уже и забыл, когда в последний раз человек так искренне радовался моему приходу, - рассмеялся Смерть. - Вот только почему ты чересчур бледный...

Клемент с укором посмотрел на своего бывшего Учителя, как всегда безукоризненно одетого, занятого сдуванием несуществующих пылинок с рукава, и спросил:

-- А что ты здесь делаешь? Никто ведь не умер. Или ты... - он сделал паузу. - За мной?

-- Неужели ты решил, что у тебя вдруг случился инсульт, да еще так незаметно, что ты ничего не почувствовал? Напрасно надеешься. Тебе всего лишь двадцать восемь лет. И у тебя хорошее здоровье. Пока, во всяком случае.

-- Скоро будет двадцать девять.

-- Да это все равно сущие пустяки, если сравнивать с возрастом вселенной. Так что с тобой случилось?

-- Я начал слышать голоса умерших, - честно сказал Клемент, - и испугался.

-- Мертвые не разговаривают, поверь мне. Ты, наверное, - Рихтер посмотрел на безоблачное небо, - просто перегрелся на солнце. Кстати о мертвых... Хочешь сообщу интересную вещь?

-- Если я скажу, что не хочу, ты не станешь говорить? - с сомнением спросил монах.

-- Стану. У тебя все равно нет выбора. Я злоупотребляю своим положением, как только мне выдается такая возможность. - Рихтер похлопал Клемента по плечу. - Жаль, что подобная возможность выдается не слишком часто.

-- Ты хочешь рассказать мне о Пелесе?

-- Как ты догадался? - удивился Смерть. - Ты случайно не провидец?

Монах только вздохнул.

-- Пелес больше никогда не появиться на земле. Ты отомщен.

-- Что это значит?

-- Если не вдаваться в подробности, то он не оправдал надежд и его душа, потеряв свою целостность навсегда растворилась в... В человеческом языке нет определения этому месту.

-- Вот так вот просто? Мгновенно? - ошеломленно спросил монах.

-- А чего ждать? - пожал плечами Смерть. - Решение принято и не обсуждается. К тому же он не один такой.

-- Какой кошмар! Исчезнуть, без возможности вернуться. Это случилось из-за меня... - с горечью сказал Клемент. - Я лишил его шанса исправиться. Мне жаль.

-- И это все, что ты можешь сказать? Я думал, что ты будешь рад, когда узнаешь о его судьбе. Хотел тебя приободрить, но видимо у меня не очень хорошо получилось. Клемент, ты же его ненавидел, и вдруг заявляешь, что тебе жаль. К тому же, многие его поступки действительно были ужасны, а я знаю, о чем говорю.

-- Я ненавидел его до того, как узнал, что с ним случилось, - покачал головой монах, - а теперь мне жаль Пелеса. Вернее не его, а загубленную душу этого человека.

-- Ты самое странное существо, какое мне доводилось встречать, - озадаченно сказал Рихтер. - Ты, что же, собираешься сокрушаться так всякий раз, когда на одного негодяя будет становиться меньше? Даже если ты и приложил к этому руку. Среди руководства ордена немало твоих будущих жертв.

-- Меня пугает неотвратимость, вот и все, - ответил монах. - Ведь сделанного не исправить. А сейчас речь идет о самом ценном - душе.

-- Пелес сам выбрал свою судьбу. Ты только орудие... Эх, знал бы ты то, что знаю я, - покачал головой Рихтер. - У тебя нет целостной картины мира, поэтому ты делаешь поспешные выводы.

-- Так расскажи же мне.

-- Не могу. - Смерть нахмурился. - Признаюсь, своим поведением, ты сбиваешь меня с толку. Ладно, я вижу, что ты не расположен к беседе, поэтому покидаю тебя. Побудь наедине со своими грустными мыслями, поразмышляй о тленности душ и так далее. До встречи.

И прежде чем Клемент сумел что-нибудь сказать Смерть оставил его.

Теперь у монаха окончательно испортилось настроение. Язвительный тон, с которым Рихтер попрощался с ним, оставил на душе неприятный осадок. Он чувствовал и раскаяние, и досаду, и злость одновременно, они были завязаны в тугой узел, порождая массу эмоций. Справится с ними было выше его сил. Он никак не мог успокоиться и пнул носком сапога ни в чем неповинный камень. Об отдыхе больше не могло быть и речи.

Небо поблекло и затянулось тучами, резкие порывы ветра пробирали до костей. Погода испортилась. Монах съежился, обхватив себя руками.

В голове крутились разные мысли, в основном связанные с орденом. Это были обрывки его первоначальных планов, которые он отмел из-за слишком большой фантастичности. Среди перехваченных им документов была обнаружена интересная переписка. Она имеет большое значение, иначе он бы о ней сейчас не вспомнил...

Внезапно Клемента осенило, и тусклые кусочки мозаики пришлись на свои места, показав блистающую картину. Теперь ему многое стало понятно. Его новый план был очень дерзкий, сложный, но если он удастся... О, если он удастся!

Клемент расхохотался как безумный.

Теперь нужно было дождаться сумерек и вернуться обратно в город. Там он обратится за помощью к Равену. Лекарь сам ее предлагал, теперь пусть только попробует отказаться от своих слов. Ему понадобятся его консультация и магическая поддержка. И пусть на подготовку уйдет несколько недель, эта вынужденная задержка в конечном итоге себя оправдает.

Пожар в покоях Эмбра приключился как раз накануне приезда магистра некромантов, достопочтенного Ульриха. Если бы не его своевременный приезд, то следующий день вполне мог стать для служителей ордена днем траура.

Пожар произошел глубокой ночью и начался в приемной. Огонь с невероятной скоростью распространился по остальным комнатам, люди Эмбра ничего не успели предпринять. Пламя проникло в спальню, и только самоотверженность преданных монахов, не побоявшихся ревущего огня, спасла жизнь магистру. Старик получил серьезные ожоги лица и рук, но остался жив, в отличие от его людей, которые умерли под утро.

Весь орден был поднят по тревоге. Их главу, в результате шока находящегося в беспамятстве, доставили в лазарет, в то время как монахи тушили пожар, не давая пламени распространиться дальше в коридор. Через час огонь был потушен.

Хмурый, полуодетый Лунос Стек, мрачно следил за тем, как Смотрящие заливают дымящиеся балки водой. Он не верил, что возгорание произошло по неосторожности. Какая может быть неосторожность, если в приемной на ночь тушат все лампы? Там попросту нет открытого огня.

Наспех опрошенные свидетели подтвердили его подозрения. Двое дежурных, перед тем как начался пожар, одновременно почувствовали невероятную сонливость и против своей воли задремали на несколько минут. Когда они очнулись, то было уже поздно. В приемной нашли почти полностью сгоревший тряпичный сверток, источавший жуткую вонь. Лунос подозревал, что пожар начался из-за него. Он не знал, как конкретно все это было проделано - сие только предстояло выяснить, но при взгляде на этот сверток у Смотрящего срабатывало предчувствие верной опасности.

На Эмбра было совершенно покушение, в этом не было никаких сомнений. Покушение не удалось, и поэтому угроза его жизни оставалась по-прежнему.

Лунос приказал своим людям круглосуточно дежурить возле Эмбра, больше не надеясь на его собственную охрану. Возможно, замысел убийцы заключался как раз именно в том, чтобы устроить переполох и, воспользовавшись им, настигнуть старика?

Магистр ордена пришел в себя на рассвете. Он находился под неусыпным наблюдением лучших лекарей, но его состояние оставалось критическим. Сказывался возраст и больное сердце. Поэтому когда Луносу доложили о приезде Ульриха, он вздохнул с облегчением. Он не был знаком с магистром некромантом лично, но Эмбр неоднократно отзывался о нем, как о первоклассном специалисте. Смотрящий сам встретил некроманта, который для остальных монахов, непосвященных в тайну его приезда, скрывался под личиной Фрама, настоятеля одного из монастырей Запада.

-- Мое имя Лунос Стек, - обратился Смотрящий к высокому седому сухопарому мужчине. - Я...

-- Я знаю, кто вы, - мягко ответил некромант, скользящим взглядом осматривая Луноса с головы до ног. - Ваша серая ряса говорит сама за себя. Проводите меня к Эмбру.

-- Предпочитаете сразу же переходить от слов к делу? Прекрасно. - Кивнул нахмурившийся Стек, которому очень не понравился пронизывающий взгляд магистра. Несмотря на занимаемое положение, он слишком много себе позволял. - Но должен вас предупредить, Эмбр в тяжелом состоянии.

-- Что случилось? - некромант удивленно приподнял кустистые брови. - Неужели его здоровье было хуже, чем он полагал? Возраст преклонный...

-- Нет, дело не в этом. Произошел несчастный случай.

-- И я чувствую запах дыма. Это весьма странно. - Ульрих вопросительно посмотрел на Смотрящего. Тот согласно кивнул.

-- Да, Эмбр среди пострадавших.

-- Интересно... - протянул некромант ничего не выражающим голосом.

-- Вы сможете ему помочь?

-- Это я скажу только после того, как осмотрю его. Но не волнуйтесь, я могу многое...

Ульрих поправил рукав и перчатку.

-- У вас была долгая дорога. Вам что-нибудь нужно? - спросил Смотрящий.

-- Нет, я могу неделями обходиться без воды и пищи.

-- Тогда пойдемте сразу в лазарет.

-- Я не задержусь здесь надолго, поэтому можете не готовить мне комнату.

-- Да?... А почему?

-- Если Эмбра можно поставить на ноги, то это будет видно сразу. Если же нет, то в этом случае, мне здесь нечего делать. Этот храм, как и этот шутовской наряд, - некромант презрительно показал на рясу, - действует мне на нервы.

-- Ну, извините, - проворчал Стек, отворачиваясь, - черной одежды у нас нет. И если коричневая не подходит под ваш цвет глаз, то проблема заключается в глазах, а не в рясе.

Слова Ульриха задели его. Лунос с молодых лет носил этот наряд, носил независимо от того, нравится он ему или нет, а этот выскочка осмеливается так неуважительно отзываться о нем! Этот человек ему не нравился. Не зря между магами, к коим причислял себя Стек, и некромантами никогда не будет взаимопонимания. Наглые выскочки! Получили немного иной дар, чем остальные и уже задирают нос, словно они стали ровней Создателю. Если бы не очевидная польза, которую они приносят, некромантов следовало бы убрать... Население к этому уже давно готово. Не зря же Смотрящие столько тысяч человек казнили именно по обвинению в занятии некромантией.

Они шли по узким обходным коридорам. В центральной части храма сейчас было слишком людно, поэтому, расходуя на дорогу лишних десять минут, на самом деле они экономили не меньше часа. В центральном зале их бы обязательно задержали, отвлекая вопросами.

Ульрих прикрыл глаза, и казалось, совсем не интересовался происходящим. Лунос периодически смотрел на него, надеясь уловить малейшие эмоции, но лицо этого высохшего старика, было непроницаемо, словно маска.

Возле входа в лазарет они остановились. Дорогу им преграждали двое охранников. Узнав Луноса они расслабились, но, заметив за ним незнакомца, снова насторожились и бросили полный беспокойства взгляд, на Главного Смотрящего.

-- Он со мной, - успокоил их тот. - Нам сюда, пойдемте. - Лунос кивнул Ульриху.

Лазарет был просторным, светлым, хорошо проветриваемым помещением. Он состоял их нескольких общих залов, где стояли четыре десятка кроватей. В воздухе ощутимо пахло ромашковым настоем и мятой. Здесь монахи, в любое время дня и ночи получали посильную врачебную помощь. В самом конце лазарета располагались палаты для особо важных персон. Они были отделены от общих залов, и перед ними находился пост охраны.

Как только они вошли, к Стеку тут же подбежал взволнованный монах средних лет в черном кожаном переднике. В руках он держал губку, от которой несло обеззараживающим раствором.

-- Хорошо, что вы пришли... - лекарь отдал губку своему помощнику и снял перчатки.

-- Как его состояние? Он в сознании?

-- Да, если это можно так назвать. Он бредит. Я делаю все возможное, но я же не бог. Мы с ассистентами молились за его выздоровление.

-- Успокойтесь, Кай. Никто вас ни в чем не обвиняет.

Лекарь вытер пот со лба и вздохнул. Под глазами у него пролегли темные круги.

-- Какие лекарства вы ему давали? - спросил некромант.

-- Мы дали ему сильное обезболивающее. Это было необходимо, потому что у него большая площадь поражения мягких тканей, пострадало лицо и... - тут Кай, наконец, сообразил, что никогда раньше не видел этого человека. - А вы, собственно, кто такой?

-- Это брат Фрам, - ответил за магистра Лунос. - Он большой знаток врачебного дела и хороший знакомый Эмбра.

-- Тогда ладно... - судя по пронзительному взгляду, которому Кай удостоил Ульриха, лекарь прекрасно понял, что за "врачебное дело" имеет в виду Лунос. Он знал, что магистр поддерживает связь с некромантами.

-- Кто-нибудь из посторонних пытался к нему проникнуть?

-- Нет, здесь были только мои люди и ваши. Сейчас я должен идти, мне нужно приготовить лекарство, но я скоро вернусь. Приблизительно через час, не позже. Мои помощники знают, что делать.

Кай кивнул Стеку и скрылся в неизвестном направлении. Смотрящий и некромант вошли в палату.

-- Он хороший врач, - заметил Ульрих. - Это видно.

-- Самый лучший, - согласился Стек.

-- Но когда я буду работать, его не должно быть рядом. - Некромант откинул занавеску.

На кушетке, связанный по рукам и ногам лежал Эмбр. Он был без одежды, все его тело, включая лицо, покрывали марлевые компрессы. От резкого запаха лекарств резало глаза и щипало в носу. Над главой ордена склонились два монаха, помощники Кая. Один из них держал в руках пучок дымящихся трав.

-- Для чего вы его связали? - возмущенно спросил Смотрящий.

В этот момент Эмбр закричал и, выкрикнув проклятья, стал дергаться всем телом. Компрессы слетели с лица, обнажив черную, сожженную кожу, покрытую трещинами из которых сочилась сукровица.

-- Видите... - сказал монах, поспешно подхватывая компрессы. Заново смочив их, он осторожно водрузил их на место. - Он сейчас не отдает отчета в своих действиях. Если его не сдерживать, он причинит себе вред.

Лунос подошел к Эмбру и позвал его по имени. Старик никак не отреагировал, продолжая бормотать что-то свое.

-- Он меня слышит?

-- Не знаю. Он еще ни разу не заговорил с нами осмысленно, - с грустью ответил монах, вытирая рукавом рясы усталое лицо.

Он провел целые сутки на ногах, но так как был правой рукой Кая, то никак не мог уйти.

-- Что скажите? - Лунос вопросительно посмотрел на некроманта.

-- Положение серьезное, - Ульрих склонился над стариком. - Да... И уберите наконец эти травы, - он отмахнулся от едкого дыма, - они все равно не помогают. Что у него с глазами?

-- Мы, - лекарь замялся, - опасаемся, что он мог ослепнуть.

-- Ерунда... - ответил Ульрих. - У него немного повреждены веки, но глазное яблоко цело. Характерные ожоги на руках. Он, наверное, прикрыл лицо рукой. Это естественно, естественно... Хм... - Некромант поморщился. - Вам повезло, что здесь есть я. Оставьте меня наедине с моим старым другом.

-- Выйдите, - кивнул Лунос монахам.

Те послушно покинули палату.

-- Вы тоже.

-- И я? Я никуда не пойду.

-- Пойдете, - спокойно ответил некромант, - если хотите, чтобы он жил. Я не работаю при свидетелях. Тем более, при свидетелях, - он понизил голос, - обладающих магическими способностями. Восстановление мертвых тканей - это не бесплатное развлечение, на которое приглашаются все желающие.

-- Раз так... Вы начнете прямо сейчас?

-- Да.

-- Ну хорошо же... Сколько вам нужно времени?

-- Двух часов будет достаточно. Закройте за собой дверь, и не входите, несмотря ни на что. Потом, когда будет нужно, я сам позову вас. И никто из ваших врачей не должен прикасаться к Эмбру, иначе последствия будут плачевные.

-- Вы будете осторожны?

-- Мне ни к чему жизнь магистра ордена, - ответил Ульрих, философски пожимая плечами. - Можете не волноваться. И потом, если бы не мой приезд, его жизненных сил едва хватило бы на то, чтобы продержаться до вечера. С наступлением ночи он бы умер.

У Эмбра снова начался припадок, но некромант не двинулся с места, дожидаясь, когда Стек уйдет. Тому ничего не оставалось делать, как удалится. Бросив прощальный взгляд на кушетку, он ушел.

Как только за Смотрящим закрылась дверь, с некроманта слетело напускное спокойствие. Он подбежал к двери и, поднатужившись, придвинул к ней тяжелый стол, на котором лежали врачебные инструменты. Он должен был быть уверен, что никто не застанет его врасплох.

Некромант достал из сумки пузырек полный изумрудной жидкости и, смочив ее кусок марли, закрыл рот и нос Эмбра. Старик сделал один вдох, второй и обмяк. Он перестал стонать и погрузился в тяжелый сон без сновидений.

Некромант облегченно вздохнул и сел на стул. В палате воцарилась относительная тишина. Непрекращающиеся крики Эмбра действовали ему на нервы.

Он достал из сумки маленький распылитель и, попрыскав им на себя, подождал несколько секунд. Затем мужчина занес назад руки, и быстрым движением снял с себя... лицо. Да, это была всего лишь искусно сделанная маска. Иллюзия, придававшая ей вид живой кожи, рассеялась.

Клемент довольно улыбнулся. Магия магией, но в этой облегающей, непроницаемой маске лицо безумно чесалось. Он не мог в ней больше оставаться. Монах прилагал титанические усилия, чтобы вести себя прилично в присутствии Главного Смотрящего. В спешке последних дней они с Равеном этого не предусмотрели. И без того было немало важных дел, требовавших их внимания.

Клемент знал, что Стек был магом, но не знал в какой именно области. Ему еще предстояло это выяснить. Чтобы гарантированно обмануть Смотрящего, он решил лишний раз подстраховаться и подбросил вместе с зажигательным снарядом споры Черного Гриба, дым которого, как известно, притупляет магические способности.

Клемент полагал, что Лунос одним из первых прибудет на место события и вдохнет основательную порцию дыма. Так и случилось. Смотрящий ничего не заподозрил, иначе он ни за чтобы не позволил ему остаться наедине с Эмбром. Это означало, что первая часть его безумного плана удалась.

Монах посмотрел на безвольно опущенную голову старика и нахмурился. Его ожоги были слишком обширны. Даже если бы в планы Клемента входило оставить его в живых, он бы ничем не смог ему помочь. К тому же у него совсем другие планы...

Клемент знал, что из-за устроенного им пожара погибло несколько монахов. Не заметить накрытые простынями тела, в одной из комнат лазарета, было невозможно. Ему было искренне жаль этих случайных жертв. Он успокаивал себя мыслями о том, что в ближайшем окружении Эмбра не было хороших людей, и что высокая цель оправдывает средства, но камень на душе оставался.

Если он с легкостью станет распоряжаться человеческими жизнями, то скоро перестанет отличаться от Стека и его подопечных. Граница, проходящая между ними так тонка и уязвима...

Монах взял чистый тазик и налил в него немного воды из кувшина. В воду он добавил порошок, который принес с собой. Методично помешивая, Клемент дождался пока он полностью раствориться. Жидкость приобрела розоватый оттенок. Монах смочил ею компресс и приложил марлю к обгорелым участкам. Кожа на руках Эмбра медленно светлела и через двадцать минут уже ничем не отличалась от здоровой.

Это была еще одна иллюзия, которая должна была продемонстрировать результаты его работы в качестве некроманта и помочь ему выиграть время. Но это только иллюзия, старик был по-прежнему болен. Придется дать ему новую порцию обезболивающего, чтобы Эмбр раньше времени не скончался от болевого шока.

Клемент с сожалением посмотрел на маску. Видно такова его судьба: постоянно носить чужое лицо. Но ничего, он привыкнет. Будет следовать инструкциям, полученным от Равена, и все пройдет нормально.

Следующие полчаса монах посвятил обратному превращению в некроманта Ульриха. В послании, перехваченном "Сообществом Магов" говорилось, что некромант пока не в состоянии приехать в Вернсток. У него были какие-то проблемы с подчиненными. Перспектива потерять контроль над ситуацией Ульриха не устраивала, поэтому он отложил визит к Эмбру на неопределенно долгий срок, но магистр, не получивший письма, так и не узнал об этом.

Монах собрал вещи обратно в сумку, вылил компрометирующую его жидкость в сточный слив и достав маленькое зеркало, придирчиво осмотрел себя. Из зеркала на него глядел, брюзгливо поджав губы, остроносый старик. Замечательно, в этой маске он обманул бы и родную мать.

Фальшивый некромант с шумом отодвинул стол от входа. Инструменты, лежащие на нем, тихонько звякнули. Когда он открыл дверь, то едва не столкнулся с Луносом.

-- Ну, как? - Смотрящий кивнул на старика.

-- Смотрите сами, - пожимая плечами, ответил некромант и посторонился.

Главный Смотрящий не заставил себя долго упрашивать. Он подбежал к магистру и склонился над ним.

-- Он спит?

-- Да.

-- Но вы же ничего не сделали. Взгляните только на его лицо!

-- Во-первых, в силу его преклонного возраста на выздоровление понадобиться больше времени, во-вторых, изменения, которые произошли, пока недоступны глазу. Они скрыты внутри. Сначала я исправлю внутренние повреждения, а потом займусь кожей. И кстати, как вам его руки?

-- Да, - неуверенно сказал Стек. - Они выглядят лучше. Намного лучше.

-- То-то же. И в последующем, - сказал Ульрих зловещим голосом, - не ставьте под сомнение мою компетентность, как я не ставлю под сомнение вашу. Хотя следовало бы...

-- Что это значит? - Смотрящий скрестил на груди руки.

-- Не держите меня за идиота. Я на самом деле намного старше, чем выгляжу. С некромантами такое часто случается. Разве пожар - случайность? На Эмбра было совершенно покушение. И где? В самом Вечном Храме! Вы возглавляете толпу, именно так - толпу, профессионалов, в обязанности которых входит обеспечение безопасности и души, - он воздел руки к небу, - и тела. Но что-то пошло не так. Что?

-- С чего вы решили, что я стану вам рассказывать?

-- Когда Эмбр станет здоров, он сделает это за вас, не сомневайтесь. Я интересуюсь из соображений собственной безопасности. Мой труд отнимает много сил, и я бы хотел знать, можно ли здесь заснуть и проснуться?

-- В ваше распоряжение поступят лучшие из лучших.

В ответ на его слова Ульрих неопределенно хмыкнул.

-- Не верите? - Стек в раздражении сжал кулаки.

Он осознавал свое зависимое положение, и это выводило его из себя. Ничего, когда некромант больше будет не нужен, он скажет ему все, что он о нем думает.

-- Я не в кое мере не хочу вас обидеть, но у меня есть на то основания. Видите ли, моя работа продвигалась бы намного быстрее, если бы огонь, чуть было не унесший жизнь Эмбра не был отчасти магическим.

-- Что? - Лунос с недоверием посмотрел на некроманта. - Но как такое возможно? Среди нас есть маги, я сам маг...

-- Да, я знаю. Кстати, в какой области?

-- Э... повелитель стихий, - ответил сбитый с толку Смотрящий.

-- Замечательно, - совершенно искренне сказал Ульрих. - Вы ничего не заметили, потому что действие заклинаний было направленно не на вас, а на меня. Косвенно, разумеется. Мне сложно это объяснить, но пораженные ткани Эмбра противятся моему воздействию.

-- Антинекромагия?

-- Слышали? - брови старика взлетели вверх. - И откуда, позвольте узнать?

-- Я много читаю.

-- Ну да... Тайные труды по некромантии, к которым запрещено прикасаться всем, кроме магистра. - Ульрих скептически покачал головой. - Приятно поговорить с начитанным человеком, но надеюсь, что таких как вы - совсем немного. Однако, возвращаясь к нашей теме... Кто знал о моей приезде?

-- О том, что Эмбр возобновил с вами переписку, возможно, знали много людей, но, собственно, точную дату приезда не знал никто. Даже я.

-- Понимаете, я не нахожу случайным, что происшествие случилось как раз накануне моего прибытия. Все указывает на то, что злоумышленники поспешили расправиться с Эмбром, чтобы я не успел оказать ему помощь. Должно быть, в руки к ним попало послание, которое я ему отослал накануне. Уверен, среди его окружения завелся человек, ведущий двойную игру. Неплохо было бы поговорить с личным секретарем Эмбра, его слугой. Возможно, предатель был среди них...

-- Оба сгорели.

-- Какая досада! А его бумаги? Я знаю, что Эмбр вел личную картотеку...

-- Тоже. Содержимое его покоев превратилось в пепел.

-- Какая досада. Но вы кого-нибудь подозреваете?

-- А у вас есть, что еще сказать мне? - вопросом на вопрос ответил Смотрящий.

-- Я могу сказать только то, что этот человек - очень сильный маг, который прекрасно разбирается в некромантии. Настоящий уникум. В Вернстоке есть такие?

-- Может и есть, - уклончиво ответил Стек. - Но постойте, не хотите же вы сказать, что он одновременно маг и некромант?

-- Именно.

-- Так не бывает, - он покачал головой. - Для этого нужно настолько хорошо владеть своими способностями, что... Нет, появись подобный человек, я бы сразу узнал о нем.

-- Если испытываешь недостаток информации, чтобы дать работу голове, то приходится доверять тому, что преподносят тебе чувства, - поучительно сказал Ульрих. - Кого орден мог рассердить настолько, чтобы он решился на подобное сумасшествие? Ведь до этого покушений не было.

Лунос раздумывал, не зная, может ли он доверять некроманту. Ульрих ему не нравился, но доводы, которые он приводил, были достаточно разумны. Он проделал немалый путь один, без охраны, и теперь подвергал свою жизнь опасности, находясь в их резиденции. Если еще и на некроманта будет совершенно покушение, то он зря занимает пост Главного Смотрящего.

-- Я не знаю, чьих рук это дело.

-- Не знаете, или не хотите говорить?

-- Не знаю. Но не так давно я получил записку с угрозами. Думаю, что Эмбр ее тоже получил, но не счел нужным об этом распространяться. Вдобавок одного из моих людей нашли мертвым. Он был хорошим Смотрящим, его ждало повышение.

-- Хм, его сожгли?

-- Отравили "Манящей гостьей", - хмуро ответил Стек.

-- Да, кто-то определенно имеет на вас зуб. Может, признаетесь, что случилось? Поймите, выяснив причину, мы вычислим убийцу и избавим себя от повторения подобных ошибок. - Легкий кивок в сторону магистра.

-- Да, я понимаю насколько это важно, и уже не раз думал об этом. Если говорить о значительных событиях... - он вздохнул. - Наши отряды подчинили себе последний район империи, и теперь вся она находиться под контролем ордена. Но это единственное, что заслуживает внимания. В остальном, все как обычно...

-- Вы присоединяли район за районом, и ничего не случалось, ведь так?

Лунос согласно кивнул.

-- Тогда вряд ли дело в этом... Ладно, подумаем над этим позже. А пока Эмбра лучше убрать из лазарета и перевести в более комфортабельное помещение. Я не знаю ни одного больного, который бы выздоровел в больничной палате.

-- Я сделаю необходимые распоряжения.

-- Если у него все же остались какие-нибудь личные вещи, то их тоже лучше принести. В их окружении он будет чувствовать себя лучше. Мне придется здесь задержаться, поэтому приготовьте место для меня. Я не должен оставлять его ни на минуту.

-- Как долго продлится его выздоровление?

-- Это зависит от многих факторов, - Ульрих с некоторым сомнением посмотрел на спящего магистра. - Антинекромагия непредсказуема, и предугадать, как она себя поведет просто невозможно.

-- Но вы же гарантируете...

-- Гарантирую, - он прервал Стека, утвердительно кивая. - А теперь мне бы хотелось отдохнуть. - Он зевнул. - Очень спать хочется.

-- Да, я понимаю. Подождите пятнадцать минут.

Смотрящий не соврал. Через пятнадцать минут магистр ордена и некромант были с комфортом размещены в нескольких комнатах. Стек не придумал ничего лучшего как отдать им в пользование собственные апартаменты. Они были очень удачно расположены с точки зрения безопасности. Никакие пожары им не грозили. Стек оставил в комнатах все как есть, забрав с собой только личные вещи.

Слуги, лекари и охрана некроманту были не нужны, поэтому Ульрих поскорее выпроводил всех посторонних из комнаты в общий коридор и закрыл дверь. Играть чужую роль оказалась тяжело, и ему нужен был отдых.

Прошли сутки.

Клемент постоянно давал Эмбру обезболивающее, а сам, пользуясь представившейся ему возможностью, изучал документы, найденные в тайнике в ванной комнате Стека. Неужели Смотрящий всерьез думал, что он не догадается о его местонахождении? Какая самоуверенность... Или он полагал, что некроманту будет не до этого?

Монах первым делом простукал все углы и сдвинул панели в поисках потайной ниши. Тайник был искусно замаскирован, и снабжен защитой, но Клемент был осторожен и избежал ядовитых игл захлопывающегося ящика. У Луноса Стека были тайны, в которые не был посвящен даже магистр ордена, и Клемента очень интересовали эти тайны.

Он снял маску и при свете лампы спокойно разбирал бумаги, не опасаясь, что его потревожат. Монах поспал несколько часов кряду, поел и был готов к работе. Найденные бумаги в основном свидетельствовали о доходах скрытых от всевидящего ока магистра. Главный Смотрящий был очень богатым человеком. Клемент прикинул в уме общую сумму и хмыкнул. Как будто бы все эти богатства можно забрать с собой в могилу. Такое еще никому не удавалось, но, наверное, Стек надеялся стать первым, у кого это получится.

Затем Клемент нашел маленькую папку, куда были заботливо сложены отчеты о проведенных операциях устрашения. Это были художественно обработанные истории, описывающие происходящее со всеми подробностями и не жалеющие красок. Во время чтения у монаха, который полагал, что многое видел на своем веку, волосы на голове стали дыбом, и он содрогнулся от омерзения.

-- И как только земля не горит под его ногам, - сказал, качая головой Клемент и откладывая в сторону папку. - Неужели в этих людях не осталось ничего человеческого? Ни сострадания, ни жалости... Почему они это делают? Похоже, что не столько для устрашения, сколько ради собственного удовольствия. Им нравиться мучить себе подобных. Какой кошмар...

В этот момент из спальни донесся стон. Монах прислушался. Стон повторился снова. Он убрал документы обратно в ящик и отправился проверить, как дела у магистра. Эмбр был в сознании. Находясь под действием сильного обезболивающего, он даже мог говорить. У него были опалены веки, но магистр сохранил зрение.

Эмбр остановил свой взгляд на Клементе и слабым, надтреснутым голосом спросил его:

-- Кто вы?

-- Вы меня не знаете, - покачал головой монах. - Даже не пытайтесь вспомнить. Я всего лишь камешек, который вы смахнули на обочину дороги. На вашем пути было много таких камешков...

-- Я не понимаю о чем речь. Где все?

-- Помните пожар? Ваши люди погибли, спасая вашу жизнь. Они были преданными слугами, и остались верными своему господину до конца. Похвальная самоотверженность.

-- Позовите лекаря...

-- Я и есть лекарь. - Клемент стал так, чтобы лучи света упали на клеймо.

-- Что это? - старик не верил своим глазам.

-- Знак мастера Ленца. Знаете такого? Он представитель солидной уважаемой профессии. Занимается исключительно пытками и казнями.

-- Но...

-- Мое имя Клемент. Отныне вы в моей власти. Здесь нет людей ордена, и вам некому помочь. Тихо, не волнуйтесь так... - успокаивающе сказал он старику. - Я разрешаю вам еще немного пожить.

-- Так это вы написали записку?

-- Да, и как видите, я свое слово сдержал. Стараюсь не давать пустых обещаний.

-- Где мы? - Эмбр мутным взглядом прошелся по стенам. - Мне знакомо это место...

-- Ну, если вы бывали в спальне Луноса Стека, то это, безусловно, так. Вы временно занимаете его апартаменты.

-- А куда вы дели Луноса? Что здесь происходит?..

-- Он лично предоставил их мне. Очень любезно, с его стороны. Вы не поверите, но он считает, что я лечу вас. Главный Смотрящий знает меня под именем Ульриха, - монах улыбнулся, - того самого магистра некромантов, которого вы так долго ждали. Но некромант не приедет. Он не может, так как у него начались проблемы личного характера. Борьба за власть, знаете ли... Кричать и звать на помощь бесполезно. Хотя, я не думаю, что в вашем состоянии это возможно. Вы слишком слабы, даже шепот отнимает у вас силы.

-- Но как вам удалось обмануть Стека?

-- Иногда отсутствие магических способностей, можно с успехом заменить хорошими мозгами. Я все продумал до мелочей - и пожар, и свой приезд. Кое в чем мне помогли друзья.

-- Зачем вы это делаете? Что, - Эмбр захрипел и замолчал на секунду, - вам от нас нужно?

-- Я восстанавливаю справедливость. Только и всего. Вы предали идею ордена и поплатитесь за это. Вы предали Свет.

-- Вы - сумасшедший. Так нельзя делать... Вас обязательно схватят.

-- Да? И что же со мной сделают? - Клемент в притворном удивлении приподнял брови. - Снова отдадут Ленцу на расправу? Мне уже ничего не страшно. И разве человека, который сумел осуществить все это, - он развел руками, - можно назвать сумасшедшим? Я долго наблюдал за вами, собирая необходимые сведения. Вы оказались уязвимы. Проще всего до вас было добраться изнутри. Неприступный Вечный Храм не такой уж неприступный, если тебе нечего терять.

-- Вы монах? - догадался Эмбр.

-- Да, у Ленца есть определенное чувство юмора, - Клемент прикоснулся к клейму. - Ведь он мог выбрать любой другой рисунок, но остановился именно на этом. Теперь я принадлежу ордену на веки. Вы довольны?

Эмбр промолчал, отведя взгляд куда-то в сторону.

-- Вам, несмотря на тонны лекарств, очень больно. Ожоги сами по себе весьма болезненны, тем более такие тяжелые как у вас.

-- Это так... Но какое вам дело? Наслаждаетесь?

-- Да, - согласно кивнул Клемент. - Именно наслаждаюсь. Но своими страданиями вы не окупите и десятую часть злодеяний, которые совершили.

Старик сощурился и попытался сложить пальцами какой-то магический знак.

-- Бесполезно, - покачал головой монах, - вы слишком обгорели. Вы не можете видеть своих рук, но они в ужасном состоянии. Безуспешные попытки призвать магию, только изматывают вас.

Эмбр прикрыл глаза. Он понимал, что избавления для него нет. Этот страшный человек позаботился о том, чтобы пути к спасению были закрыты. Сколько будет длиться его агония: час, два, сутки? В глазах темнеет. Он не знал, есть ли у него лицо, но, судя по тому, что он ощущал, от него мало что осталось. Запах горелого мяса преследует его, проникая внутрь него с каждым новым вздохом. Тело горит в огне, словно пылающий костер развели прямо на груди. Он умирает, в этом нет никаких сомнений...

Он проиграл в самом конце. Более всего обидно проигрывать стоя на вершине, имея в своих руках огромную власть. К тому же проиграть недостойному противнику. Ничтожный человек, у которого есть только имя, сумел бросить вызов ему - Эмбру, магистру ордену. Он недооценил его... Или переоценил собственную охрану. Выходит, что до этого он жил только потому, что никто не желал достаточно сильно его смерти.

Конечности стынут, он их совсем не чувствует, в отличие от боли, которая сводит его с ума. Он не представлял, что каждая новая боль может быть сильнее предыдущей, и ошибался. Она заслоняет собою все. Как страшно... Как хочется жить! Он должен жить, он не может умереть, ведь он жил всегда...

Что за тени окружают его, подходя все ближе? Наверное, у него что-то с глазами.

-- Я умираю... - простонал старик. - Все горит...

-- Эмбр, ты рановато собрался покинуть бренно тело. Нам с тобой еще нужно о многом поговорить.

-- Уйди, чудовище! Не мучь меня! Нет, постой! Не уходи! - глаза старика расширились и он, немного приподнявшись, стал жадно хватать ртом воздух. - Не оставляй меня наедине с ними.

-- Кого ты имеешь в виду? Кроме нас здесь никого нет.

-- Они рядом со мной! Нет, не прикасайтесь! Вы пришли за мной, но я не хочу уходить. Уберите свои лапы, не забирайте, не трогайте меня! - завизжал старик, пытаясь отогнать несуществующих монстров.

-- Ну вот, снова бред, - пробормотал Клемент. - Пришла пора давать лекарство. Что они в него добавляют? Сильнейший галлюциноген?

-- Забери их! Помоги! Они ужасны, они хотят сожрать меня! Забери!!!

Монах, не слушая выкрики магистра, ушел и вернулся через пару минут с темной бутылью, наполовину заполненной успокоительным вперемешку с жаропонижающим. Эмбр не хотел пить, но он насильно влил в него несколько больших ложек лекарства.

Клемент сел на стул и принялся ждать, когда оно подействует. К диким выкрикам больного он относился как к неизбежному злу, которое нужно переждать, а не бороться. У него не раз возникало жгучее желание заткнуть рот Эмбра кляпом, но старик мог задохнуться, и монах не хотел рисковать.

Постепенно магистр перешел с крика на шепот. Теперь он слезно умолял чудовищ не забирать его, уговаривая оставить его в этом мире. Через десять минут стенаний Эмбр затих и Клемент снова вернулся к бумагам из тайника. К папке, где хранились отчеты с подробностями издевательств над местным населением, он больше не притрагивался. Стоило ему взглянуть на нее, как к горлу подкатывала тошнота.

Два часа спустя Эмбр очнулся и попросил пить. Клемент налил воды в чашку и дал ее старику. Тот сделал несколько осторожных глотков и посмотрел на своего тюремщика. Клемента до глубины души поразил ясный, полный страдания, взгляд магистра. Его серые глаза, казалось, заглядывали в самое сердце. За эти пару часов с ним произошла разительная перемена.

-- Я совершил много ошибок, - прошептал Эмбр. - Слишком много... Поэтому они пришли за мной.

-- Ты опять за старое?

-- Я в своем уме. Ты не можешь видеть их, но они здесь. Им нужна моя душа. Их когти режут мое нутро на части. Великий Свет! Помоги мне, не покинь в последний миг жизни, не покинь своего презренного раба, умоляю, - слезы текли по его щекам, оставляя за собой широкие мокрые дорожки.

Клемент чувствовал, что Эмбр говорит искренне. Он что-то видел, и это настолько потрясло его, что он отбросил личину могущественного магистра. Перед ним лежал немощный старик и только.

-- Не уходи. Не оставляй меня одного, пожалуйста... - прошептал Эмбр. - Только не сейчас. Во имя всей человечности, что есть на земле, умоляю тебя.

-- Тебе ли говорить о человечности? - мрачно спросил Клемент.

-- Прости меня, прости, если сможешь. Клянусь своей душой, что я сожалею о том, что с тобой сделали. Не знаю, был ли ты грешен, но не мы имеем право судить. Я прошу у тебя прощения за все злодеяния, что совершил. Мне же не уйти от расплаты. Демоны позаботятся об этом. Они здесь, и готовы разорвать душу на кусочки, и уже приноровляются, какой кусок им нравится больше. Я чувствую их ледяные лапы. Они уже возле самого сердца. У них нет глаз, только бездонные глотки... Побудь со мной до конца, он уже близок. Ты же человек, как и я. Ты не можешь быть с ними заодно. О, благой Свет, где ты...

-- Легко уверовать в Свет, находясь на смертном одре, - сказал Клемент, наклонившись прямо к его лицу, - гораздо труднее верить, живя в этом несправедливом мире, как это делаю я. Сколько и кому ты сделал добра? Добрые дела легче пуха, а злые - тяжелее свинцовых плит и они утянут тебя вниз, к демонам или к кому-то похуже.

-- Не надо, пожалуйста, не надо...- старик заплакала. - Когда-то я тоже верил, но земные дела показались мне важнее. Я хотел власти.

-- Ты получил ее в полной мере. Прикажи же Смерти отступить, может, он послушается? Разве ты не знал, что человек, который возомнил себя богом, будет наказан?

-- Клемент, - зрачки Эмбра расширились. Он не отрываясь смотрел на что-то за его спиной, - говори со мной, проклинай, кричи - что угодно, только не оставляй меня наедине с пожирателями душ.

Монах стремительно обернулся, но никого не увидел. Однако он почувствовал холод, словно кто-то открыл окно и впустил в комнату зимний ветер. Хотя, какой зимний ветер может быть в июле?..

Изо рта повалил пар. Определенно, в спальне что-то было, какая-та сила, с которой он ранее не сталкивался. Это не были шутки или больной бред умирающего. Ни зло, ни добро, но что-то опасное, устрашающее, как открытая дверь, за которой чернеет темнота, и ты не знаешь, что поджидает тебя за порогом. Но Эмбр знал, и это его сильно напугало.

Старик, в оцепенении лежал, смотря прямо перед собой. Его губы неслышно шевелились. Клемент, как ни старался, не мог разобрать ни слова. Он скорее угадал, чем услышал, как магистр сказал: "Молитва. Только молитвой спасемся". Он не был готов принять неизбежное.

Клемент посмотрел в глаза своего врага, и прошлое ушло на задний план, скрылось в туманной завесе. Все стало неважно. Кем бы Эмбр ни был, но он тоже человек, болезненная плоть и кровь, такая же песчинка в пустыне вечности, как и сам Клемент. Ему ли судить его?

И монах опустился на колени. Он закрыл глаза и, переведя дух, принялся молиться у изголовья старика. Слова молитвы, полные прощения, падая горящими углями, обжигали его душу.

Эмбр услышал молитву и стал повторять вслед за ним.

-- Свет, не оставь нас в трудный час. Ты везде, на небе и на земле, в каждой частице бытия. Ты добр, милосерден, ты бьешься в нашей груди. Мы рождаемся с твоей частицей, и только потому живем. Туда, где свирепствует ненависть, ты приносишь любовь, а там где господствует рознь - единство. И в миг сомнения ты даришь нам веру, а в миг отчаяния - надежду. Ты - Свет во Тьме. Помоги же, сделай нас своим посланниками в мире горестей и страданий, дабы могли мы помочь всякому, кто будет нуждаться. Забывая о себе, мы познаем истинное счастье. Тьма не победит и уйдет с нашей дороги. Мы не держим зла на врагов наших, и всегда протянем им руку. Свет, огради нас от дурного, не оставь в трудный час.

Клемент завершил молитву. Холод медленно отступал. Монах поежился, пальцы у него совершенно закоченели.

-- Спасибо тебе, - сказал магистр. - Ты задержал их.

-- Я просто молился.

-- Ты молился вместе со мной. За меня. Это сближает людей... У тебя добрая душа, иначе они бы не ушли. Жаль, что я так поздно прозрел. Ничего уже не исправить... - у Эмбра начались судороги. Это был действительно конец. - Но ты прощаешь меня, прощаешь?

-- Прощаю, - сказал Клемент, кивая. Странно, он смотрел на его агонию и уже не чувствовал былой ненависти. В этом мире и так слишком много страданий.

-- Спасибо... Это очень важно. Передо мной проносятся лица, много лиц и мне уже не получить их прощения. Мужчины, женщины, дети... Я придал своих друзей, свою веру. Нет ничего хуже предательства. Если бы можно было повернуть назад... начать жить сначала. Но впереди только вечность.

-- Свет и покой тебе, брат мой.

-- Да, теперь я вижу Свет, - прошептал старик и закрыл глаза.

На его губах выступила пена, судороги стали сильнее, и спустя несколько секунд он умер. Сердце магистра остановилось. Клемент в последний раз посмотрел на Эмбра и накрыл его еще теплое тело простыней. Сделав несколько шагов, монах упал в мягкое кресло. Ему было скверно.

-- Кто умирает, тот воскресает для жизни вечной, - сказал он самому себе. - Воскресает в Свете, соединясь с ним навеки. Мы полагаем, что мы вечны, но это не так... на этой земле мы всего лишь гостьи, нам нет на ней места. Эмбр, куда бы ни отправилась твоя душа, я желаю ей обрести покой.

-- Если тебя действительно интересует, куда она отправилась, я могу тебе рассказать, - сказал Рихтер, появляясь в дверном проеме.

-- Как ты вошел?! - Клемент подскочил от неожиданности. - В смысле... ты вошел через дверь?

-- Да, надоело появляться просто из воздуха. Решил проявить оригинальность.

-- Тебя кто-нибудь видел?

-- Нет, конечно. С чего мне бесцельно разгуливать по храму, когда у меня здесь работа? - Смерть кивнул в сторону тела.

-- Э...

-- Но я уже все сделал, если ты на это намекаешь.

-- Так быстро? - недоверчиво спросил монах.

-- У нас разные понятия о времени. Что с тобой такое, ты разве не рад? Снова жалеешь врага?

-- Я сам не понимаю... Вот здесь, - Клемент постучал себя по груди, - так пусто. И Эмбр мне больше не враг, я простил его.

-- Вот так новость... - протянул Рихтер. - Какое редкостное великодушие - прощать врагов. Но, несомненно, мертвых гораздо легче прощать, чем живых.

-- Перед уходом он говорил страшные вещи.

-- Про демонов?

-- Да, - несмело кивнул монах. - Они забрали его?

-- А они существуют? - вопросом на вопрос ответил Рихтер. - Лапы, когти, горящие глаза из пасти вырываются языки пламени. К счастью, они существуют только в воображении людей.

-- Но я сам чувствовал приближение чего-то, - Клемент замялся, не находя слов. - Здесь стоял ледяной холод.

-- Тепло означает движение и жизнь, а холод - неподвижность и смерть. Ты тонко чувствуешь нюансы перехода из одного состояния в другое, поэтому заметил разницу.

-- Не знаю, так ли это... - засомневался монах. - Когда я принялся молиться, стало немного теплее. Как это объяснить?

-- Молитва, обращенная к Свету, взывает к жизни, потому что Свет - это и есть начало всего живого. Возможно, что ты на несколько секунд продлил срок, отпущенный магистру.

-- Невероятно...

-- А может, я говорю тебе все это только для того, чтобы подбодрить и вселить веру в собственные силы, кто знает? - Рихтер усмехнулся. - Я иногда бываю таким коварным. Мне нельзя верить.

-- Ты расскажешь мне, что с ним стало? Он исчез, как и Пелес?

-- Нет. Но именно это его ожидало, если бы Эмбр в последний момент не раскаялся в своих поступках.

-- Он действительно раскаялся? - обрадовался Клемент. - От всего сердца?

-- Да, он не стал примитивно стоять на своем. Это так скучно... Вселенная не любит скучать. Ему будет дан еще один шанс доказать всему миру, что он может быть другим человеком. Не думаю, что его жизнь будет безоблачна - за прежние прегрешения придется платить, но нить судьбы в его руках.

-- Ох, - облегченно выдохнул Клемент, и расправил плечи, - мне сразу стало легче.

-- Да, я вижу, - кивнул Рихтер. - Теперь ты не убийца, а избавитель.

-- Мне и самому так кажется, - признался монах. - Я по-детски наивен. До сих пор хочется, чтобы всякая история заканчивалась хорошо.

Они замолчали. У каждого было свое представление о "хорошем конце" и весьма отличные друг от друга. Первым молчание нарушил Смерть. Он протянул руку, облаченную в черную перчатку, и притронулся к плечу монаха.

-- Ты снова носишь ее?

-- Рясу? Да, и это здорово. В ней я чувствую себя намного увереннее. Я сильно страдал, полагая, что мне уже никогда не придется надеть ее. У меня даже была легкая депрессия по этому поводу, - Клемент улыбнулся.

-- Еще скажи, что ты затеял все это только для того, чтобы снова получить возможность натянуть на себя этот сомнительный кусок материи. Признаюсь честно, ты меня удивил. Откуда эта дикая идея с устранением магистра?

-- Разве она такая уж и дикая? На самом деле у меня есть тщательно разработанный план.

-- Не сомневаюсь. Вряд ли бы ты пошел на это исключительно под влиянием сиюминутного чувства гнева. Может, расскажешь, зачем это было нужно?

-- Я собираюсь занять его место.

-- Ты хочешь стать магистром ордена?

-- Да. И я стану им. Бороться с орденом можно только изнутри. Не смейся, - обиженно сказал Клемент, - я много думал над этим и всякий раз приходил к этому решению.

-- Да я не потому смеюсь... Это даже не смех, а... легкая истерика, - сказал Рихтер, оправдывающимся тоном. - У меня есть на это причина. Но как ты собираешься заменить Эмбра? С помощью магии и иллюзий Равена ты провел Смотрящих, но ведь это ненадолго. Сколько ты сможешь их обманывать? День или два от силы.

-- По-настоящему опасен только Лунос Стек - Главный Смотрящий, поэтому от него я избавлюсь в первую очередь. Эмбр не слишком часто появлялся среди остальных братьев, к тому же лицо я скрою маской. Очень удобно, правда? Я же не зря устроил именно пожар - в храме все знают, что Эмбр получил сильные ожоги, в том числе лица.

-- Ну, хорошо, а голос? Он же не меняется на протяжении всей жизни.

-- Огонь - страшная сила, - покачал головой Клемент. - Раскаленный воздух может повредить легкие, голосовые связки. Для начала я буду шептать, а после того, как уберу всех, кто знал Эмбра лично, снова заговорю, и на этот раз уже своим собственным голосом.

-- В твоих устах это звучит проще простого, - Рихтер задумался. - А как насчет подписи, почерка? Магистру по долгу службы приходилось много писать.

-- Я очень способный иллюстратор, - ухмыльнулся Клемент. - И не только. Я могу подделать любой почерк, главное достать образцы. Об образцах же я позабочусь.

-- Мне нравится твоя смелость. Риск - дело благородное... Что ты собираешься делать с телом?

-- Признаюсь, я еще не решил. Что-нибудь посоветуешь?

-- Ну, оставлять его здесь точно нельзя. Человеческие тела имеет одну неприятную особенность - через какое-то время они разлагаются. К тому же это неуважение к покойному.

-- Я думал похоронить его тайно на том же кладбище, куда отправили меня.

-- В общей могиле?

-- В отдельной. Пускай над ним даже будет плита с его именем.

-- Ты великодушен.

-- Я думаю, что тело несложно будет вывезти из храма. Среди монахов есть люди Равена.

-- Кругом интриги...

-- Их немного. Всего несколько человек. Это рядовые монахи. Они не знают, кто я, но вполне могут выполнить просьбу человека из "Сообщества".

-- А что дальше? - Рихтер подпер рукой щеку. - Ты уже придумал, как будешь уничтожать орден? Медленно, шаг за шагом или быстро, одним ударом? Даже будучи магистром, это сделать непросто. Слишком много людей задействовано в его структуре. И не только в Вернстоке.

Клемент отвел взгляд.

-- Ты знаешь, что правильное и самое тяжелое решение обычно совпадают, - заметил Рихтер. - Однако выбор остается за тобой.

-- Да, я знаю, - прошептал Клемент. - Но ведь, какое бы решение я не принял, оно не повлияет на веру людей в Свет?

-- Повлияет. Орден Света - это символ. Многие до сих пор верят, что монахи - это люди, которым открыто больше чем остальным. Они безгрешны. Не смейся, ведь раньше ты считал точно также. Это столица погрязла в махинациях, политических играх, жажде наживы. Но Вернсток - это не весь мир. К тому же монастыри являются центрами просвещения, медицины. Стоит ли разрушать это одним махом?

-- Пока я не могу тебе ответить. Не сейчас.

-- Я знаю, что ты хотел бы все это бросить, - Смерть развел руками, - но на тебе лежит слишком большая ответственность. Не думай, что тебе удастся убежать от нее. Поверь моему опыту: она найдется тебя все равно, даже спустя столетия. Даже в ином теле.

-- Твои слова не очень-то обнадеживают.

-- А я не для того существую, чтобы обнадеживать. Я, скорее, лишаю последней надежды. Настоящее олицетворение безжалостной неотвратимости.

-- Я так не считаю.

-- Ты одинок в своем мнении. Но остальных людей можно понять - у них не было времени узнать меня поближе. К тому же многие считают, что на самом деле смерть - это конец и иной жизни не существует.

Рихтер поднялся и направился к двери.

-- Ты уже уходишь?

-- Мое присутствие только сбивает тебя с толку. Да, это так, не отрицай. Не хочу, чтобы мои слова повлияли на твое решение.

-- Рихтер, я всегда буду рад тебя видеть. Приходи в любое время, - сказал Клемент. - Не только тогда, когда чьей-то душе понадобится проводник, и ты решишь заодно заглянуть и ко мне. Просто приходи, замедляй время, как ты это умеешь, чтобы поговорить или помолчать.

-- Иногда молчание красноречивее слов.

-- Из всех существ в этом мире только ты знаешь, кто я есть на самом деле.

-- Верно.

-- Да, - кивнул монах, теребя в руках маску. - С тобой я могу забыть о фальши. Могу быть самим собой.

-- Тебе повезло: очень немногие могут этим похвастаться, - с легкой грустью сказал Рихтер и взялся за дверную ручку.

Когда он ушел, Клемент еще некоторое время недвижимо сидел в кресле. Потом он встал и подошел к телу, накрытому простыней. Монах скользнул по нему взглядом и содрогнулся от жути - отныне это было мертвая плоть. В ней было не больше души, чем в каменных плитах над его головой. Душу забрал Рихтер.

Почему люди не живут вечно? Кем бы ты ни был - богатым или бедным, могущественным императором или жалким рабом - тебя ждет только один конец. Физическая смерть утешает простых людей, нервирует великих, пугает и тех и других. Между человеком и его кончиной всегда будет стоять страх. Мы рождаемся, умираем, и кого волнует, что происходит в промежутке между этими двумя событиями? Между ними не случается ничего важного, потому что нет ничего более важного, чем рождение и смерть.

Клемент отвернулся от тела и покинул спальню, плотно закрыв дверь. С комфортом устроившись в кабинете, он занялся своей внешностью. Пришла пора вернуть облик Ульриха и снова надеть его маску.

О, Свет, прости мне эту ложь... С тяжелым сердцем, я разрешил себе лгать, пологая что правда - это не всегда благо. Не для всех. Правда и ложь - это всего лишь разные точки зрения...

Через час необходимых манипуляций Клемент стал пожилым некромантом. Уверенным в своих силах и немного циничным.

Открыв дверь, ведущую из апартаментов Стека в коридор, он жестом подозвал одного из охранников. Монах в серой рясе тотчас приблизился и почтительно склонил голову.

-- Мне нужно, чтобы ты нашел брата Данса Хайта и попросил его прийти сюда. Это срочно.

-- Вы имеете в виду помощника Главного Смотрящего по внутренним делам?

-- Да. Но только быстро, дело не терпит отлагательства.

Монах послушно кивнул и скрылся в неизвестном направлении. Надо отдать должное его расторопности - через пятнадцать минут Данс стоял перед дверью. Судя по его растрепанному виду, его только что оторвали от утреннего туалета: он был наполовину выбрит, на щеке еще остались следы от мыльной пены. Взъерошенные светлые волосы на макушке торчали в разные стороны.

Дансу было около сорока, и если бы не сломанный нос, его лицо можно было бы назвать даже красивым. У него были голубые глаза и полные красные губы. Монах держался скромно, но с достоинством.

Как только его впустили в святая святых - апартаменты Стека, Данс спросил:

-- Чем я могу быть полезен магистру Ульриху? - таким образом, Смотрящий сразу дал понять, что он в курсе происходящего.

-- Пройдемте в кабинет, разговор предстоит долгий.

Они сели в кресла, и Данс выжидающе посмотрел на некроманта. Тот не торопился начинать разговор, предпочитая выдержать эффектную паузу.

-- Положение серьезное?

-- Более того. - Ульрих покачал головой. - Но дело даже не в здоровье магистра, об этом я позабочусь, - он сделал знак рукой, чтобы Данс наклонился к нему и шепотом добавил. - Несколько часов назад мой пациент пришел в сознание, и я получил от него важные сведения. Они касаются недавних событий. Прошедшее видится в несколько ином свете.

-- Я не понимаю, почему вы захотели говорить об этом именно со мной, - осторожно сказал Хайт. - Вам лучше связаться с Главным Смотрящим. Я занимаюсь внутренними делами нашего отдела, и ордена в целом, но окончательное решение принимает он.

-- Я не могу с ним разговаривать.

-- На то есть веская причина? - Данс не спускал с некроманта настороженного взгляда.

-- Кто-нибудь еще знает, что я просил вас прийти сюда?

-- Только я и...

-- И охранник, - кивнул Ульрих. - Это хорошо. Я попал в сложную ситуацию. Вам можно доверять?

Смущенный подобным вопросом Данс неопределенно пожал плечами.

-- Что вы знаете об отношениях между Эмбром и Луносом? В последнее время они стали натянутыми?

-- Не думаю, что я вправе обсуждать это.

-- Данс, на магистра было совершенно покушение. Поджог - это не шутка. Он был на волосок от смерти.

-- Мы обязательно найдем виновных.

-- Их не надо искать. За поджогом стоит Лунос Стек.

-- Стек? - Данс вскочил. - Это невозможно. Откуда вы знаете?

-- А я ничего и не знаю, - развел руками некромант. - Так считает сам магистр.

-- Я... должен поговорить с ним. - Смотрящий стремительно двинулся к дверям, но остановился и неуверенно посмотрел на Ульриха. - К нему можно войти?

-- Нет, это только повредит его здоровью. Восстановление мертвых клеток - это долгий и сложный процесс, поэтому сядьте и успокойтесь. К тому же магистр в данный момент спит.

-- Да, конечно, - Данс послушно опустился на мягкий бархат. - Простите мне мои эмоции. Они были неуместны.

-- Я не вижу причин не доверять словам Эмбра, в этом деле он самое заинтересованное лицо. Ведь магистр беспокоится за свою жизнь и в его интересах как можно быстрее расправится со скрытым врагом.

Лицо Смотрящего выражало немой вопрос.

-- Эмбр в своем уме, - мягко ответил ему некромант. - Он слаб, но вполне адекватен. Я ручаюсь за его психическое состояние. Теперь ваш черед сказать мне: с кем вы - с магистром или?... - он недоговорил.

Данс Хайт размышлял недолго. Ему хватило всего нескольких секунд, чтобы определиться, на чьей стороне он хочет играть. Монаху выпал шанс повернуть свою судьбу в нужное русло, и он не захотел его упускать.

-- Я всегда ставил интересы ордена превыше собственных, - сказал Данс, глядя Ульриху прямо в глаза. - Если в наших рядах нашлось место предателю, я приложу все силы, чтобы орден был от него избавлен. Это моя прямая обязанность как Смотрящего и как человека. Я говорю искренно.

-- Ни на минуту не сомневался в вашем выборе. - Ульрих пристально посмотрел на монаха. - Магистр будет вам благодарен. Вы займете место Стека и станете Главным Смотрящим. Надеюсь, вы не станете повторять его ошибок.

-- Не стану.

-- Думаю, магистр Эмбр найдет в вашем лице надежную опору. Его доверие трудно заслужить, но оно много стоит.

Данс благодарно склонил голову.

-- Однако вам непонятно, зачем Лунос пошел на это?

-- Не буду отрицать обратное.

-- Власть, - некромант пожал плечами. - Некоторым людям ее всегда не хватает, поэтому они стремятся объять необъятное. Он долго ждал, планируя убийство, но Провидению были неугодны его планы. Если бы я так некстати не появился, то Эмбра уже не было бы в живых. Но я здесь и Лунос решил повременить с повторным покушением. Он выжидает. Но я не думаю, что он станет ждать слишком долго. Этот человек зашел слишком далеко, поэтому отступать от задуманного, поворачивать обратно на полпути для него рискованно.

-- Вы тоже подвергаетесь опасности, - заметил Смотрящий.

-- Да, я единственное препятствие между ним и магистром. Конечно, ссориться с некромантами в моем лице он не хочет, но ставки слишком высоки, - Ульрих с деланным равнодушием пожал плечами. - Со мной может случиться несчастный случай.

-- Это бы выглядело слишком подозрительно.

-- Не будьте так наивны. Все можно списать на выдуманных или действительных врагов ордена. Например, смерть брата Пелеса. Вы же искали его убийц?

-- Магистр рассказал вам об этом?

-- Да, а, кроме того, у меня есть глаза и уши. Я не стыжусь ими пользоваться.

-- Пелес тоже на его совести? - с задумчивостью спросил Данс.

-- Да. Он узнал о заговоре, и хотел предупредить магистра о надвигающейся угрозе, но не успел. Лунос приказал его отравить и обставить все так, будто это дело рук человека, решившего бросить вызов ордену. Главный Смотрящий - мастер обмана.

-- Теперь мне многое стало понятно. Как же все это низко... - Данс в негодовании сжал кулаки.

-- Вы были дружны с Пелесом?

-- Нет. Мы работали в разных отделах. Он занимался внешней политикой, подолгу не появляясь в Вечном Храме, а я же никогда не покидал Вернсток.

-- Тогда что вас так возмущает?

-- То, с какой легкостью Стек отказался от своего человека и обрек его на мучительную смерть. Ведь Пелес был предан ему. Я знаю это. Даже удивительно, что он решился рассказать магистру о покушении.

-- Орден Света - это братство. Монахи близки друг другу по духу и телесно. А кто чаще всего предает нас, как не ближайшие родственники?

-- Да, я понимаю.

-- Мы - я и Эмбр, возлагаем на вас большие надежды. - Ульрих пристально посмотрел на Смотрящего. - Лунос Стек должен быть убит не позднее сегодняшнего вечера. Вы доверяете своим людям?

-- Я сам их отбирал, - монах нахмурился, - и вручаюсь за их преданность. Но я не могу убить Стека, основываясь только на ваших словах. Мне нужно видеть самого магистра и получить приказ от него. Поймите меня правильно, я вам доверяю, но вы не состоите в ордене.

-- К тому же между некромантами и орденом есть разногласия, - кивнул Ульрих. - Вы встретитесь с Эмбром, обещаю. Возможно, даже сегодня вечером. Все будет зависеть от его самочувствия. Но предупреждаю, магистр настолько серьезно пострадал, что его внешний вид оставляет желать лучшего. Я наложил лечебные повязки, но не думаю, что от них будет какой-то толк. Эмбру придется носить маску. Когда вы схватите Стека, то приведете его сюда. Чтобы позже нас не обвинили в самоуправстве, мы устроим над ним небольшой суд. Эмбр вынесет приговор, который вы тут же приведете в исполнение. Я на суде не буду присутствовать, чтобы не влиять на решение магистра.

-- Хорошо, - согласился Данс, которому понравилось предложение некроманта. - Суд - это справедливо. Мои руки останутся чисты.

-- Скажите, как воспримут смерть Стека братья? У него много сторонников?

-- Близких друзей нет, - усмехнулся Данс, - он об этом сам позаботился. Многие его бояться, некоторые уважают - все-таки он значительная фигура в ордене, но никто не отважиться мстить.

-- Приятно слышать. Главное, чтобы не вспыхнул бунт.

-- Внутренние дела - это моя забота, - сказал Смотрящий. - Бунт невозможен. Стек важен, но Эмбр нужнее ордену.

-- В таком случае, приступайте. У вас есть два часа. Стека нужно взять без лишнего шума. Вас он ни в чем не подозревает, поэтому это будет несложно, но на всякий случай обезопасьте себя от его магии. Он повелитель стихий, поэтому свяжите ему в первую очередь руки, а потом обязательно заткните рот кляпом.

-- Да, я понял.

Данс поднялся. Он поправил пояс, завернувшийся рукав рясы и бросил робкий взгляд в сторону Ульриха, ища у него поддержки. Монах заметно нервничал. Внезапно его персона стала столь значимой, и он еще не до конца свыкся с этим фактом. А ведь вчера ничего не предвещало перемен...

-- Вам страшно? - спросил его некромант. - Это естественно. Но не забывайте, что все мы люди и Лунос Стек тоже обычный человек.

-- Никогда бы не подумал, что этот день наступит.

-- Лучше подумаете о том, как будете принимать посетителей в этой комнате, - усмехнулся Ульрих. - Как только покои Эмбра будут приведены в порядок, вы сможете въехать сюда уже в качестве Главного Смотрящего. Вы станете, если я не ошибаюсь, самым молодым Смотрящим, который займет эту должность.

-- Войду в историю, - согласился Данс и вздохнул. - И да поможет мне Свет в этом нелегком деле.

С этими словами он покинул кабинет.

С головы человека сняли мешок. Это был Лунос Стек. Связанный по рукам и ногам, с кляпом во рту, он стоял в собственном кабинете поддерживаемый с двух сторон монахами. Он был раздет и бос, из одежды на нем остались только штаны.

В кабинете кроме Стека и двух охранников было еще четырнадцать человек. Было тесно, но никто, в силу важности происходящего, не обращал на это внимания. Ближе всех к пленнику были Данс Хайт, который организовал его поимку, его помощник и секретарь Йон, Цером - казначей и сам магистр ордена. Он единственный из всех присутствующих позволил себе сидеть.

Эмбр сидел, ссутулившись и закутавшись в плащ. Его руки были покрыты двойным слоем лечебных повязок, на поверхности которых медленно проступали маслянистые пятна. Магистр был в кожаной маске, закрывающей его лицо ото лба и до подбородка. Он сидел, не двигаясь, набросив на голову капюшон, и только тяжелое, хриплое дыхание, вырывающееся сквозь прорезь маски, делало его отличным от восковой куклы.

Присутствующие не сводили взгляда с магистра, ожидая, когда он заговорит. Связанный Лунос гневно хмурил брови, но не делал попыток вырваться. Он совершенно не понимал, зачем его связали и доставили сюда, словно беглого каторжника.

-- Данс, спасибо, - прошептал Эмбр. - Ты привел его, как и обещал.

-- Эмбр... - Цером вопросительно посмотрел на магистра. - Что происходит?

Казначея не успели ввести в курс дела.

-- Лунос, я доверял тебе... - шепотом сказал Эмбр, обращаясь к пленнику. - А ты предал меня. Пожелал мне смерти.

Стек дернулся и возмущенно замычал. Если бы его не подхватил один из монахов, он бы потерял равновесие и свалился на пол.

-- Тебе нельзя было доверять. Но зачем ты на это пошел? Неужели тебе было мало власти и золота, и ты захотел еще?

При упоминании о золоте Цером заметно оживился. Магистр подвинул ему стопку документов.

-- Вот неопровержимое доказательство его вины. Главная улика. Здесь немало интересных бумаг, которые скрывал этот низкий человек.

Казначей бегло пробежал бумаги взглядом, и его брови удивленно приподнялись:

-- Он отчислял в свою пользу двадцать пять процентов от суммарного дохода, который должен был принадлежать ордену! И я ничего не знал об этом! Сумасшедшие деньги...

-- Ты слишком жадный, Лунос. Проведал, что я раскрыл твои махинации и решил меня убить. Тебе легко далось данное решение? А как же общие годы службы на благо ордена? Если бы не помощь магистра некромантов, приехавшего для тебя так некстати, я был бы уже мертв.

Мычание Смотрящего стало еще более возмущенным.

-- Может, мы разрешим ему сказать то, что он хочет? - осторожно спросил Йон. - Вдруг, у него есть, чем оправдаться?

-- Чтобы дать Луносу возможность разнести этот зал на куски? Он сильный маг. И некоторые из вас хорошо знают, что это такое. Повелителю стихий достаточно сказать всего одно слово, чтобы похоронить нас вместе с собой. Нет, мы не совершим этой ошибки... Он понял, что раскрыт, и теперь ему нечего терять.- Эмбр был вынужден прервать свою речь. Он схватился за горло и несколько секунд просидел недвижимо. - Я бы еще мог простить покушение на мою жизнь. Да, вы не ослышались. Я смог бы простить ему это, но он подставил под удар интересы всего ордена, а этого я простить никак не могу. Эта измена общему делу, а как всякая измена она жестоко карается.

-- А как же Пелес? - спросил Марк, тот самый монах, на прием к которому попал Клемент в первый раз. - Он как-то связан с этим делом?

-- Да, напрямую. Пелес желал предупредить меня о готовившемся покушении. Он даже послал мне записку, где просил о встрече. К сожалению, записка сгорела вместе с остальным моим имуществом, иначе я бы обязательно показал вам ее. Лунос узнал о намерениях Пелеса, а что было дальше, вы знаете... У кого-нибудь есть вопросы? - магистр обвел взглядом присутствующих.

Монахи опустили глаза. Теперь каждый из них понимал к чему идет дело. Понимал это, и сам Лунос Стек.

-- Может быть, кто-нибудь находит мои обвинения... беспочвенными? - на всякий случай спросил магистр.

Возражений не последовало, поэтому Эмбр сказал:

-- В таком случае, предлагаю проголосовать. Кто считает Луноса Стека виновным в измене, а именно, в совершении противозаконных действий ставящих благополучие ордена Света под угрозу, а также в убийстве брата Пелеса и поджоге, унесшего жизни еще нескольких наших братьев и едва не повлекшим мою смерть?

Монахи поспешно подняли руки. Никто не воздержался. Лунос с ненавистью смотрел на бывших соратников. Ни один не сказал, ни слова в его защиту. Ни единого слова! А ведь они были ему стольким обязаны. Сейчас они с такой легкостью решили его судьбу, как некогда он решал судьбы других. Но на этот раз речь шла о его собственной жизни! Его собственной!

-- Отныне Лунос Стек больше не Смотрящий, и не один из нас. Он обычный преступник. Как мы с ним поступим? Ваши предложения насчет приговора?

-- Смерть, без сомнения. По закону его полагается повесить и выставить тело для обозрения, но в виду высокого поста, который он долгое время занимал, я считаю более целесообразным пустить ему кровь, - предложил Йон и резким движением провел большим пальцем по шее. - Тихо, без лишнего шума.

-- Предложение принято, - кивнул Эмбр. - Незачем, чтобы простые люди знали о наших проблемах. Это может повредить авторитету ордена. - Магистр зашелся в кашле. Когда он отнял платок ото рта, на нем были явственно видны следы крови. - Простите, я еще не совсем здоров. Мне нужно отдохнуть, поэтому давайте закончим с этим как можно быстрее.

-- Отправить Стека в камеру? - спросил Данс.

-- Нет, я не хочу, чтобы он сбежал. Обязательно найдутся сочувствующие, которые ему помогут. Ведь он - это только верхушка айсберга. Приговор должен быть приведен в исполнение немедленно, и у меня на глазах. Я желаю остаток жизни спать спокойно. Кто желает сделать доброе дело? - Эмбр достал из складок плаща кинжал с широким лезвием.

-- Можно я выйду? - спросил сильно побледневший Цером.

-- Идите, - кивнул магистр.

Всем было известно, что казначей совершенно не переносил вида крови.

-- Я могу сделать это, - сказал Йон, переглянувшись с Дансом. Он протянул к кинжалу руку. - Ради всех нас.

-- Прошу.

Луноса несмотря на его отчаянное сопротивление опустили на колени.

-- Поднимите ему голову и крепко держите, - скомандовал Йон и, зайдя позади пленника, левой рукой обхватил его подбородок. Отточенное лезвие коснулось шеи Стека.

-- Во имя Света! - сказал монах и, собравшись с духом, быстрым движением перерезал горло Главному Смотрящему.

Лунос Стек конвульсивно дернулся и упал, заливая кровью мозаичный пол. Ему так и не дали сказать ни слова. Монахи, сжав губы, в напряженном молчании не сводили с него глаз. Жизнь вместе с кровью быстро покидала Стека. Последним усилием он перевернулся на спину и затих. Святой Мартин с высоты своей картины насмешливо глядел на его страдания. В одной руке святой по-прежнему крепко сжимал факел, а в другой меч, но убитый больше не мог этого видеть. Йон вытер лезвие и протянул кинжал Эмбру обратно.

-- Оставьте себе, - сказал магистр. - На память.

-- Что делать с телом?

-- Похороните, - пожал плечами Эмбр. - Мы будем милосердны и не станем отказывать ему в последнем пристанище. Если Свету его душа неугодна, то уж земля-то, каждого примет. Кстати, так как место Главного Смотрящего теперь свободно, нужно назначить на этот пост нового человека. Я предлагаю кандидатуру Данса Хайта. Конечно, это дело Смотрящих, но думаю, в свете последних событий, они учтут мое пожелание. Вот распоряжение о назначении уже подписанное мною. - Эмбр подвинул в сторону Данса бумагу, на которой красовалась размашистая подпись магистра. Он не стал ее сворачивать, чтобы дать высохнуть чернилам.

-- Брат Данс много лет верой и правдой служит ордену, - сказал Марк. - Я уверен, что его кандидатура всех устроит.

-- Хорошо, что вы так думаете. Не хочу снова разочаровываться в людях. - Эмбр опять зашелся в кашле. Когда он отдышался, то сказал, - я должен вас покинуть. Мне необходимо продолжить лечение. Я понимаю, что у вас много вопросов, но они подождут до завтрашнего дня.

Магистр, пошатываясь, встал с кресла, и, отказавшись от помощи Данса, покинул кабинет, оставив монахов разбираться с телом и переосмысливать увиденное. Эмбр шел, держась за стену. Оказавшись в спальне и закрывшись на оба замка, он прислонился спиной к двери и медленно съехал по ней вниз. У него дрожали руки. Задыхаясь, он откинул капюшон и снял маску.

Обман удался на славу. Клемент судорожно вдыхал широко раскрытым ртом воздух и не верил, что ему удалось так просто провести монахов. Правду говорят, если хочешь солгать так, чтобы тебе поверили, то не разменивайся на мелочи - лги по крупному, чтобы никто не мог заподозрить, что это ложь.

Он все время боялся, что его раскроют. Представление, которое он разыграл, ему самому казалось таким фальшивым, неестественным. Каждую минуту он ждал, что его уличат, что один из монахов укажет на него пальцем и назовет самозванцем. Но этого не случилось.

Только Стек догадался, что он не тот, за кого себя выдает. Клемент понял это по его глазам. Он правильно сделал, что он не стал тянуть время и сразу убрал со своего пути этого человека. Он был действительно опасным противником. Могущественный, властолюбивый мужчина, который мог подчинить своей власти весь орден. Однако этого уже не случится.

Сердце встревожено билось, он никак не мог восстановить сбившееся дыхание. Монах достал платок и с усмешкой посмотрел на кровь. Еще одна подделка. Ткань была обработана специальным раствором, который при взаимодействии со слюной давал красные пятна, так похожие на кровь. Клемент всегда придавал большое значение мелочам. У него не было возможности отрепетировать свою роль, и это было самое слабое место в его спектакле. Но все прошло как нельзя лучше и смерть Луноса Стека служит этому доказательством.

Клемент размотал бинты, покрывавшие его руки, отбросил их в сторону и закрыл глаза. У него есть несколько часов, чтобы отдохнуть. Впереди много работы. Нужно убедить весь орден, что он именно Эмбр, и никто иной. Нужно научиться действовать как он, разговаривать, мыслить... Нет, последнее, пожалуй, лишнее, иначе он вовсе перестанет от него отличаться.

Орден Света необходимо изменить. Потребуется немало времени, чтобы казнями и пытками во имя Создателя перестали пугать маленьких детей, но что значит время?.. Его не жалко.

Хорошо, что именно Данс Хайт будет возглавлять отдел, следящий за чистотой помыслов. Равен положительно отзывался об этом человеке. У него было немало грехов, но он никогда не переступал рамок. Не образец для подражания, но на фоне остальных монахов, Хайт выглядел достаточно пристойно. Пять лет назад "Сообщество Магов" предлагало ему сотрудничество, но он отказался, заявив, что не станет предателем. У этого человека были свои принципы.

Однажды Клемент случайно услышал, как Данс молится перед сном. Тогда тихий шепот показался ему сладостной музыкой. Вера еще была жива в некоторых из них... Он не смог разобрать всех слов, но сам факт молитвы, безусловно, свидетельствовал в пользу Смотрящего.

Клемент вздохнул. Возможно, под его влиянием Хайт изменится в лучшую сторону. Так или иначе, Серые братья должны стать его союзниками.

Монах встал с пола и, не раздеваясь, лег на кровать.

-- Какое блаженство, - простонал он, выпрямляясь во весь рост.

Играть роль тяжелобольного старика оказалось совсем не просто. Об этом красноречиво свидетельствовала его затекшая спина.

Клементу нужно было срочно связаться с Равеном и обсудить кое-какие вопросы. В ближайшем времени ему понадобятся исполнители и лекарь должен ему помочь отобрать людей. Он не собирался действовать по указке "Сообщества Магов", но на данном этапе ему была необходима их поддержка.

Когда он пришел к Равену и поведал ему о своей невероятной идее, некромант был вынужден рассказать о ней остальным советникам. Хотя сам монах предпочел бы, чтобы Равен сохранил это в тайне.

Монах заложил руки за голову и уставился в потолок. Его не покидали мысли об изменчивости человеческой судьбы. Благой Свет! Всего полгода назад он был посажен в тюремную камеру, а теперь лежит здесь, на роскошном ложе, по сути, являясь сам важным человеком в ордене.

Он плывет по морю жизни, и вместе с водой падает то вниз, то возносится наверх, хотя сам предпочел бы золотую середину. Но это невозможно. Даже по спокойной, на первый взгляд, глади озера ветер все равно гонит волны, и они рассыпаются у берега белыми барашками. Волн и изменений не бывает только в одном месте - в болоте. Всякого, кто туда попадает, засасывает предательская трясина. Так и в человеческой жизни не бывает покоя.

Клемент заставил себя сесть на кровати, снять сапоги и раздеться. Если он заснет в одежде, то не сумеет как следует отдохнуть, проснется разбитым, и вдобавок в дурном настроении. Пока у него есть немного времени, он должен его использовать с максимальной пользой. Остальные монахи думают, что его лечит Ульрих, поэтому они не станут его тревожить. Хорошо быть магистром - ты говоришь, и тебе все обязаны подчиняться...

Он завернулся в одеяло и забылся крепким сном без сновидений. Впервые за последние несколько месяцев его не преследовали кошмары.

План Клемента оказался не таким уж безумным. Его обман так и не раскрыли. Он продолжал играть роль магистра ордена день за днем, месяц за месяцем, постепенно свыкаясь со своей ролью. Он привык откликаться на новое имя, не забывая, однако, о старом. Возможно, маска, которую он постоянно носил, и вызывала вопросы у остальных братьев, но так как руководство ордена относилось к ней спокойно, то вскоре их перестала волновать эта проблема. Он и так редко появлялся на людях, опасаясь разоблачения, и поэтому предпочитал большую часть времени проводить сидя в своем кабинете.

Клемент специально устроил закрытое совещание, где он в облике Ульриха рассказал монахам, что пожар, который организовал Стек с помощью своей магии, нанес их магистру непоправимые увечья и теперь у Эмбра тяжелая психологическая травма по этому поводу. Он не хочет видеть свое обезображенное лицо и не желает, чтобы его видели остальные.

Монахи с пониманием отнеслись к проблеме и никогда не настаивали на том, чтобы он снимал маску. После этой беседы их также больше не удивляло, отчего магистр не расстается с перчатками. Клементу приходилось носить их, потому что его руки - молодого мужчины, сильно отличались от рук старика.

На том же совещании Ульрих попрощался со всеми, заявив, что сделал для магистра ордена все, на что был способен, и теперь вынужден их покинуть. Больше он никогда не появлялся в стенах Вечного Храма. Эта часть игры была сыграна до конца. Для пущей верности Клемент даже уничтожил его маску.

Через неделю после суда над Стеком в ордене началась масштабная проверка. Клемент остался верен своему слову и ни один из людей, попавших к нему в список, не дожил до зимы. Всякий раз, получая сообщение о новой смерти, монах уединялся для молитвы. Он чувствовал свою вину, и просил Свет простить его самоуправство, но отступать был не намерен.

Возможно, если бы он сначала попробовал убедить своих врагов - убийц, грабителей и насильников, раскаяться и начать новую жизнь, это было бы честнее. Но Клемент не считал себя настолько совершенным. Глядя в глаза очередного мерзавца, которой без всяких угрызений совести заживо сжег целое семейство или замучил до смерти супружескую пару, монах просто не находил слов.

Разве они могли стать лучше? Да, Эмбр раскаялся, но решающую роль в этом сыграло его предчувствие смерти и те чудовищные ведения, которые посетили старика. А если бы ничего этого не было, если бы Рихтер не устремлял на него свой взгляд, изменился бы магистр? Маловероятно. Клемент не питал на этот счет никаких иллюзий.

-- За прошлое нужно платить, - не раз говорил он сам себе. - И когда меня призовут к ответу, я приму любой приговор как должное. Главное, не предавать собственную душу, оставаться хорошим человеком и делать людям добро. А если я обезвредил зло, значит, сделал добро вдвойне.

Монаха вполне устраивала такая жизненная позиция. Она приносила покой и давала отдых, столь желанный его сердцу. Тени прошлого все еще приходили к нему, но теперь они были собеседниками, а не палачами.

Мало-помалу он разорвал всякие связи с "Сообществом Магов". Они хотели полностью уничтожить орден и монашество как таковое, Клемент же был против этого. Орден был нужен людям, он мог быть полезным, если не злоупотреблять властью и знать, когда вовремя остановиться. Он должен был, как и раньше, нести Свет.

Клемент был вынужден пригрозить бывшим соратникам, что если они не оставят его в покое, то он возьмется за них всерьез и предаст их деятельность огласке, что было для них равносильно полному провалу. "Сообществу" ничего не оставалось, как смириться. Они столько лет ждали освобождения от ордена, поэтому могли подождать еще немного. Только Ганс Ворский вспоминал строчки "Пророчества Роны" и тихонько посмеивался. Уж он то знал, что у Клемента в силу особенностей его характера нет выбора. Перемены в лучшую сторону в ордене начались тотчас, как только он занял пост магистра, да вот только эти перемены были заметны не сразу.

Год проходил за годом, Клемент, погруженный в дела едва успевал замечать, как сменяются сезоны. Но раз в году в тайне от остальных он запирался в кабинете, чтобы отметить свой день рождения. Снимал маску и смотрелся в зеркало, замечая вокруг глаз новые морщины.

Время неумолимо. Тебе кажется, что ты такой же, как и вчера, но зеркало не лжет. Иногда, в суматохе дней ты вдруг останавливаешься, всматриваешься в его холодную гладкую поверхность, и понимаешь, что совсем не знаешь этого человека. Кто этот чужак? Он кого-то напоминает тебе, но очень смутно. У него знакомые глаза. Кажется, ты их где-то видел...

Тридцать один, тридцать три, тридцать пять, тридцать восемь лет...

Данс Хайт не мог нахвалиться на Ульриха, который так замечательно поправил здоровье магистра. Эмбр был бодр как никогда. Ему и невдомек было, что за черной маской скрывается человек, моложе его.

Прошло десять лет с тех пор, как Клемент оставил свой монастырь и отправился в Вернсток искать правду. Нашел ли он ее? Нет, все-таки нет. Он не только не нашел ее, но и себя едва не потерял. Он многое узнал, многое сделал... Злодеи покараны, справедливость восторжествовала. Можно жить дальше, изредка складывая руки в молитвенном жесте, веря, что Свету не безразличны наши страдания.

Но ему все равно не было покоя. Бесконечная ходьба из угла в угол стала для него обычным делом. Клемент напоминал себе загнанного в клетку зверя. Он стал тайком покидать храм, переодеваясь в обычное городское платье и блуждая по тихим улочкам столицы. С каждым годом ему все больше не хватало общества людей, которые бы не были облачены в одинаковые рясы.

Клемент ходил по городу, который к тому времени успел основательно изучить или шел в знакомый трактир, где садился в дальний угол, чтобы послушать чужие разговоры. За один вечер в таком трактире можно было прожить несколько чужих жизней.

Несомненно, кроме удовольствия, эти вылазки приносили немалую пользу. Благодаря им Клемент всегда знал, что происходит в городе и в империи, что волнует людей. Он доверял своим агентам, но проверить поступающую к нему информацию было никогда не лишним.

Монах по-прежнему носил маску, пряча изувеченное лицо от любопытных взглядов. В богатые кварталы, где на каждом углу была расставлена подозрительная охрана, путь был ему закрыт, но он не особенно туда и рвался. Маленькие заведения, обладающие особым колоритом, привлекали его больше, чем дорогие трактиры со сценой и приглашенными артистами способные вместить более двухсот человек за раз.

Клемент узнал множество мест, где он мог провести приятный вечер, не подвергаясь пристальному вниманию. Как правило, их содержали гномы или эльфы. В зале собиралась такая разношерстная компания, что человек, одиноко сидящий, не лезший в драку и медленно потягивающий свое пиво, не вызвал ни у кого интереса.

События, способные кардинально изменить нашу жизнь случаются неожиданно. Ничто не предвещает их наступления. Они приходят тихо и незаметно... И всегда, когда ты их меньше всего ждешь.

В тот промозглый осенний вечер он снова отправился гулять, с облегчением покинув каменное чрево дракона, оставляя за спиной кельи и молитвы. Моросил мелкий дождик, было холодно, и монах с радостью устремился в трактир, сулящий желанное тепло.

Из-за непогоды в зале яблоку было негде упасть, поэтому об отдельном столе пришлось забыть. Идти же обратно, так и не согревшись и не поужинав, не хотелось.

Клемент в нерешительности остановился на пороге, выбирая к кому из посетителей ему лучше присоединиться. Гном, за обе щеки уминающий гречневую кашу показался ему достаточно безобидным, к тому же его столик находился неподалеку от запасного выхода.

Монах подошел к гному и попросил разрешения присесть. Гном не глядя на него, кивнул, предусмотрительно забрав эквит с соседнего табурета. Он зря беспокоился, Клемент никогда не позволил бы себе сесть на это произведение искусства по недоразумению считающимся повседневным головным убором гномов.

-- Приятного аппетита, - вежливо сказал Клемент.

-- И вам того же, - ответил гном, - если сумеете дождаться эту тихоходную официантку. Я ждал не меньше часа.

-- Сегодня много народа... Вот она и не справляется.

-- Она не справляется, потому что в ее роду были черепахи, - проворчал гном, вытирая салфеткой губы и поглаживая короткую бороду. - Я бы увольнял таких работников. Если она принесет мне прокисший эль, то я вылью ей его на голову и буду прав.

-- Не горячитесь. На улице ужасная погода, поэтому все равно лучше быть здесь и ждать заказ, чем шлепать по лужам, - миролюбиво сказал Клемент.

-- Я доем кашу и сразу же подобрею, - заверил его собеседник. - Вот увидите. Горячая пища всегда улучшала мое настроение. Быть может, кто-то решит, что я слишком примитивен, но что поделаешь...

Официантка с большой кружкой эля появилась через пять минут. Эта была дородная женщина средних лет, в промасленном переднике, из кармана у нее свисала не очень чистая тряпка для втирания столов. Гном бросил на нее хмурый, полный презрения взгляд, но она ни чуть не смутившись, сжала пухлые губы и, повернувшись к монаху, вопросительно приподняла бровь.

-- Заказ делать будете? - у официантки оказался пронзительный голос.

-- Конечно. Дайте мне то же самое, что и моему соседу.

-- Двойная порция гречки, четыре котлеты и большой пирог с грибами? - она смерила удивленным взглядом худощавую фигуру посетителя.

-- Да, - кивнул Клемент. - Я не ел с прошлого года, поэтому немного проголодался.

-- Ну ладно, подождите немного, - официантка пожала плечами и удалилась в направлении кухни.

Гном сделал большой глоток эля и удовлетворенно крякнул:

-- Уже лучше! Жизнь налаживается.

-- Рад за вас. - Клемент снял перчатки и бросил их на стол.

-- Так говорите на улице до сих пор дождь? Как неприятно.

-- Возможно, он скоро закончится...

-- Маловероятно, - покачал головой гном. - Он закончится только тогда, когда я переступлю порог своего дома. Это было неоднократно проверено. Наверное, - он рассмеялся, - меня заколдовали и теперь я притягиваю к себе всю влагу. Да, это дело рук конкурентов, не иначе.

Гном вздохнул и погрузился в состояние тихой задумчивости. У него был тяжелый день, и после пятого глотка его стало заметно клонить ко сну.

В ожидании заказа Клемент принялся разглядывать посетителей. Под крышей трактира собралась пестрая компания. Люди шумели, требуя выпивки, отбивных, салатов, хозяина - чтобы выругать его за отвратительную еду, и снова выпивки. Все как всегда.

Внезапно его сердце тревожно забилось. Внимание Клемента привлекла светловолосая девушка, сидящая от него в нескольких метрах. В девушке не было ничего особенного, кроме одного - она была так похожа на Мирру...

Нет, он просто себя обманывает. Это бывало уже не раз. Всякий раз ему чудится, что он отыскал ее, ему так хочется в это верить. Сотни раз ее лицо открывалось ему в иных лицах, появляясь среди толпы и заставляя его бежать за мимолетным видением. На нем лежит вина за ее смерть, он хочет сбросить этот груз. Он выдает желаемое за действительное.

Да-да, он знает, что если подойти поближе, то иллюзия рассеется. Это не та, которую он ищет, потому что их встреча больше невозможна. Не Мирра.

Но все же Клемент не мог оторвать от девушки взгляда, жадно следя за каждым ее движением. Он оперся на руки, тайно наблюдая за ней. То, как она поворачивает голову, держит кружку, как смеется - все в ней напоминало Мирру...

Девушка сидела за столом в компании трех мужчин: двух молодых парней и пожилого старика, носившего длинные усы. Поглощая ужин, они о чем-то дружески разговаривали, но из-за шума монах, как ни старался, не мог разобрать ни слова.

Затем один из парней стал многообещающе подмигивать официантке, за что незамедлительно получил подзатыльник от старика, который видимо, приходился ему отцом. Что это? Семейный ужин или нечто большее? Какие узы их связывают?

Монах совсем позабыл, зачем он пришел. Наконец, девушка отставила тарелку, и положила на стол, несмотря на бурные возмущения парней, несколько монет. С усмешкой она попрощалась с сотрапезниками, сказав им какую-то шутку, отчего даже угрюмый усач заулыбался.

Аккуратно обходя стороной подвыпивших, и не в меру шумных посетителей, девушка устремилась к выходу. Стоило ей скрыться за дверью трактира, как в другом конце зала поднялся человек и двинулся за ней. Мужчина мельком посмотрел в сторону монаха и Клемент похолодел.

Он знал этого человека - это был Черный Камис, выходец с юга, скользкий тип, приехавший в поисках приключений в Вернсток. Камис, которому было около тридцати лет не работал ни дня. Он всегда отдавал предпочтение более легкому, как он считал, способу разжиться деньгами. Воровство и грабеж были для него привычными занятиями. За ним давно охотилась стража, но он был осмотрителен и всегда носил при себе достаточную сумму денег, чтобы от них откупиться. Люди так несовершенны... Золото часто перевешивает чувство долга.

Несомненно, этот преступник неспроста пошел вслед за ней. Выбирая будущих жертв, Камис, работающий в одиночку, всегда отдавал предпочтение слабому полу, опасаясь связываться с мужчинами, которые могли дать ему достойный отпор. Стало быть, он собирался ограбить девушку, а может, в его голове были намерения и похуже.

Монах нахмурился, решая, что ему предпринять. Оставить все как есть или все-таки проследить за Камисом? Нет, он никогда себе не простит, если останется здесь, словно он ничего не заметил. Он же потом весь изведется, представляя возможную картину событий! У него такое богатое воображение. А спутники девушки тоже хороши - отпустили ее одну в такое время. Нет, надо за ними проследить. Даже если он ошибается, то просто доведет девушку до дома. На улицах Вернстока и без Камиса хватает любителей легкой наживы.

Клемент быстро поднялся, и на ходу натягивая перчатки, прошел к запасному выходу. Поплутав немного коридором, он оказался на улице с противоположной стороны. Если он не хотел потерять девушку из виду, ему нужно было спешить. Монах быстрым шагом пересек улочку и вышел к главному входу. Вовремя. Он как раз успел заметить силуэт бандита, скрывающегося за углом. Надвинув на голову капюшон, Клемент ускорил шаг.

Так и есть - Камису нужна была именно эта девушка. Он упорно шел за ней, выбирая для нападения место, где освящение было похуже. Жертва же, судя по всему, не подозревала о грозящей ей напасти. Она даже ни разу не обернулась.

Клемент в некотором отдалении следовал за ними, скрываясь в тени, словно сам был грабитель. Он решил немного повременить и посмотреть, как будут развиваться события. Сойдя с центральной улицы, девушка свернула в какой-то проулок, ведущий к жилому кварталу. Где-то здесь был ее дом. Она сбавила шаг и зазвенела ключами на поясе.

Монах едва не пропустил момент, когда Камис вытащил нож и, быстро зайдя девушке за спину, попытался приставить лезвие к ее горлу. Именно попытался, потому что Клемент перехватил его руку и заставил бросить оружие. При этом он едва не сломал ему кисть. Камис извернулся, пнул монаха в живот, и тот был вынужден отпустить его.

Но уроки Рихтера, даже спустя столько лет, не прошли даром. Клемент не стал тратить время, продолжая драку, и попросту выхватил шпагу.

-- Эй, так не честно... - сказал бандит. В тот же миг он достал из-за голенища сапога метательный нож, но воспользоваться им не успел.

Девушка, о которой на короткий миг забыли, с размаху ударила его камнем по голове и теперь с философским спокойствием наблюдала, как он оседает на плиты мостовой.

-- Спасибо, что вступились за меня, - сказала она монаху, - я задумалась и не заметила, как он подкрался.

-- Моя помощь невелика. Вы и без меня прекрасно справились. - Клемент подошел к недвижимо лежащему бандиту с пробитым черепом. - У вас сильный удар. Насмерть.

-- Ой, правда? - девушка испуганно отшатнулась и отбросила камень в сторону. - Я не хотела его убивать. А он достал нож и... Это получилось случайно.

-- Так даже лучше. Он узнал, где вы живете и мог прийти снова.

-- Наверное, вы правы. Так лучше. Но вы в маске, - она пытливо всматривалась в его лицо, - и мне знаком ваш голос. Очень знаком. Я вас знаю?

О, Создатель! Ему ведь тоже был знаком ее голос. Говори, пожалуйста, говори... Пусть обман продлиться дольше. В темноте сходство с Миррой только усиливается, именно такой он представлял ее себе. Если бы она до сих пор была жива, то из девочки уже превратилась бы в девушку. И этот овал лица, линия носа, разрез глаз...

-- Почему вы молчите? - она подошла к нему поближе. - Спрячьте, наконец, шпагу. Грабителей здесь больше нет. И надеюсь, в ваши намеренья не входит нападение на меня.

-- Нет, что вы... - хрипло ответил Клемент, убирая оружие.

-- Зачем вам маска? От кого вы прячете свое лицо? - тихо спросила девушка, пытаясь заглянуть ему в глаза.

Говори со мной, говори... Ты так похожа на нее. Это мучительная пытка, но пускай лучше она, лучше иллюзия, чем жестокая реальность. Он сыт по горло действительностью, пропади она пропадом!

-- Вам плохо? Вы какой-то странный.

-- Нет, со мной все в порядке. Просто... о чем я думаю? Это невозможно.

Клемент собрался с силами и отвернулся от девушки. Затем он сделал несколько шагов назад.

-- Простите, мне нужно идти. Вы мне напомнили одного человека, дорого мне человека... О, Свет! Это настоящее наваждение, бред, безумие...

-- Свет? Вы сказали "Свет"?

Он развернулся, и быстро зашагал, еле сдерживаясь, чтобы не сорваться на бег.

До выхода из переулка оставалось несколько метров, когда он услышал ее крик:

-- Постой! Постой же! Не оставляй меня снова! Клемент!!!

Монах резко остановился. В висках гулко стучала кровь, заглушая остальные звуки. Ночь вокруг него вдруг онемела. Он боялся обернуться, думая, что ему послышалось. Или он сходит с ума, или она назвала его по имени. Но она не может знать его имени! Откуда ей его знать?!

Между тем девушка подошла к нему и осторожно взяла за руку.

-- Клемент, неужели это действительно ты? - сказала она прерывающимся от волнения голосом.

Монах сжал ее руку. Он хотел, но не мог говорить. Ему нужно было задать ей всего единственный вопрос, но не мог сказать ни слова. Одеревеневший язык не слушался его. Клемент почувствовал, как у него текут слезы под маской.

-- Клемент, если это ты, то ответь мне, - жалостливо попросила она. - Это же я - Мирра.

Монах не выдержал и упал перед ней на колени. Крепко обняв девушку, он горько разрыдался.

Им нужно было многое сказать друг другу.

Счастливая и в тоже время встревоженная Мирра привела Клемента к себе домой. Благо до него было совсем недалеко. Девушка снимала три небольших комнаты, скромно обставленных, но чистых. Плата за них была невелика, особенно если сравнивать с другими ценами в Вернстоке на жилье.

У монаха от переживаний подкашивались ноги, голова была пустая, он шел, словно в тумане. Мужчина смотрел на девушку и все никак не мог на нее наглядеться.

Мирра зажгла лампу, поставила ее на стол.

-- Вот моя скромная обитель, - она развела руками и рассмеялась сквозь слезы. - Как тебе? Я живу одна, и мне хватает.

-- Не переживай, моя келья была намного меньше, - приглушенным голосом ответил монах.

Чтобы не упасть, он был вынужден опуститься на стул. Их встреча была столь неожиданна... В нее было сложно поверить. Клемент боялся, что Мирра исчезнет, превратившись в осенний дым от костра, как только он отвернется.

-- Это ты? Правда, ты? - спросил он, глядя ей в глаза. - Я не верю... Неужели призраки возвращаются к нам во плоти. Ты же не призрак, нет?

-- Нет, конечно, - девушка смущенно пожала плечами. - Разве призраки... Ах, Клемент, я так счастлива!

-- О, Свет!!! - он застонал и обхватил голову руками. - Какая радость... И ужас. Как такое могло произойти? Как?! Все это время я думал, что ты мертва. Что ты умерла по моей вине! Десять лет невероятного кошмара!

-- Клемент, я тоже думала, что ты мертв. Ведь я была на площади. С тобой так ужасно обошлись... Они же убили тебя, - Мирра говорила сбивчиво, оттирая рукой быстро набегающие слезы.

-- Нет, я выжил. Но я сам видел, как ты оказалась в руках Смотрящих. Ты звала меня по имени, а они как раз этого и ждали. Смотрящие заметили и схватили тебя. Потом один из них нес твою куртку и... Именно поэтому я не стал тебя искать. Вестей о твоих мучениях, всех этих жутких подробностей, я бы не выдержал. Удивительно, как я не сошел с ума.

-- Они меня действительно чуть не поймали, - кивнула девушка. - Но я улучила момент, и, укусив одного из них, сумела выскользнуть. Им досталась только куртка.

-- Только куртка? - монах судорожно выдохнул.

-- Да. Я успела убежать. Людей на площади было много, и я затерялась в толпе.

-- Если бы я знал это раньше... - он сжал кулаки. - Все было бы иначе.

-- Но ты... - девушка покачала головой. - Ты жив. А ведь мне сказали, что тебя увезли на кладбище... - Мирра осторожно коснулась его плеча.

-- И похоронили, - закончил за нее Клемент, нервно усмехнувшись. - Похоронили вместе с бродягами, но я выбрался из могилы. Мне повезло: они не стали засыпать тела до конца. Непростительная оплошность с их стороны. Я чудом не замерз в ту ночь, но сейчас не стоит говорить об этом. Главное, что мы встретились, Мирра. - Он медленно с видимым облегчением произнес ее имя.

-- Я никогда не забывала тебя. Ах, если бы я только знала, что ты остался жив, я бы обязательно отыскала тебя.

-- Если бы я только знал... - эхом отозвался монах.

-- Поверь мне! Это правда! - у нее перехватило дыханье. Какое-то время девушка не могла сказать ни слова.

-- Конечно, я верю тебе, - сказал Клемент настолько ласково, насколько был способен.

-- Что они сделали с тобой? - Мирра дотронулась до его волос. - Почему ты носишь эту маску? Ты изуродован, да? - прошептала девушка.

-- Ты не помнишь?.. - он замер.

-- Я слишком долго пыталась забыть то, что я видела, - ответила она, отводя взгляд. - И площадь и всех тех людей. Но теперь мне ничего не страшно. Ты жив, а это главное.

-- Хорошо, что ты так думаешь.

-- Клемент... Ты позволишь мне... - она не договорила.

-- Что?

-- Мне нужно увидеть твое лицо. Только тогда я окончательно поверю что ты - это ты. Пожалуйста, сними маску...

-- Оно сильно изменилось. Да и разве тебе мало моего голоса? - монаху совсем не хотелось, чтобы она видела его увечья.

-- Клемент, как бы ты не выглядел, я приму это. Я уже не девочка, я выросла, - сказала Мирра уверенным тоном.

Монах пристально посмотрел на нее и понимающе кивнул. У них не было другого выхода. Ни одна ложь не должна стоять между ними, а что есть маска, как не искусный обман? Мужчина медленно развязал завязки.

-- О, Боги... - прошептала Мирра, всматриваясь в его лицо. Она закусила нижнюю губу. - Тебе до сих пор больно?

-- Нет. Хвала Свету, же нет.

Зачем Мирре знать, что боль бывает разная? Когда она не тревожит его наяву, то приходит во сне. Один кошмар сменяется другим, и довольная улыбка не сходит с губ мастера Ленца... Но зачем ей это знать?

Девушка провела ладонью по щеке. Клемент невольно отодвинулся.

-- Чем это тебя так?

-- Кислота. Чтобы привести меня в чувство.

-- После пыток?..

-- Во время них. - Клементу было тяжело говорить с ней об этом. - Давай сменим тему? Это всего лишь шрамы. Они затрудняют бритье и только. Незачем придавать им такое большое значение.

-- Они пытали тебя... Бедненький... Как они посмели! Негодяи! - в голосе Мирры послышалась ненависть. Она сжала кулаки и нахмурилась. - Заклеймили как животное. Но за что?! Ты же был одним из них! Идеальным монахом!

-- Наверное, слишком идеальным, - с грустью ответил Клемент. - Но ты не расстраивайся, я был не один. Пыточные камеры храма редко пустовали. Мне не была оказана особая честь.

-- Они выжгли на тебе клеймо ордена. Боги, боги... как это, должно быть, было больно. Позволь, - она немного наклонила его голову и осторожно поцеловала в лоб. Монах, захваченный врасплох, покраснел. - Какая издевка! Словно ты их собственность! Почему он сделали это?

-- Наверное, им было мало того, что я принадлежал ордену душой. Им нужно было еще и мое тело. Ну, как, - он неловко кашлянул, - я очень уродлив?

-- Ты говоришь глупости, - убежденно сказала Мирра. - Ничего не изменилось. Прошло десять лет, но передо мной стоит все тот же защитник обиженных, готовый протянуть руку помощи всякому, кто будет в ней нуждаться. Твои глаза остались прежними. Остальное неважно.

-- Да, их пощадили, и на том спасибо. Я рад, что ты так к этому отнеслась. Приятно знать, что мой облик не вызывает у тебя отвращения. Но все то время, пока я считал, что ты мертва, главная рана была не на теле, а в сердце.

-- А теперь?

-- Теперь она потихоньку затягивается, - он поднялся, и обнял девушку за плечи.

-- Ты ведь снова меня спас, - Мирра усмехнулась. - Снова. Наверное, такова твоя судьба.

-- Я совсем не против, - сказал Клемент. - Я готов спасать тебя от любых напастей до конца своих дней. - Внезапно он отодвинулся. Покачав головой, монах закрыл лицо руками. - Прости меня, если сможешь.

-- За что? - удивилась Мирра. - Я никогда ни в чем тебя не обвиняла. Ну же, ты снова закрываешься от меня, - она силой опустила его руки. - Неужели ты совсем не можешь обойтись без маски?

-- Ты сильно изменилась. Во всех смыслах.

-- Да, я выросла, но глубоко внутри меня сидит все тот же несносный ребенок. И него вздорный характер. Так что не смей мне перечить.

-- У тебя замечательный характер, - сквозь слезы улыбнулся Клемент. - Ты не держишь на меня зла.

-- О чем ты говоришь?

-- Это я повинен в том, что случилось. Только я, и мои шрамы - малая часть от той расплаты, которую я должен был понести за свои ошибки.

-- Ничего себе малая, - негодующе фыркнула Мирра. - А что стало с твоей спиной? Ведь тебя исполосовали так, что даже доски были пропитана кровью. Кнут палача едва не убил тебя.

-- С ней все в порядке и... - он замолчал.

Неожиданно Клемент осознал, что больше всего на свете ему нужно, чтобы его сейчас пожалели. Быть может, немного приласкали... Ему тридцать восемь лет, он видел всякое, благополучно пережил своих противников, но что это была за жизнь? Из-за дня в день ему все больше недоставало человеческого тепла. В последние годы особенно. Он же так мало просил.

Монах нуждался в искреннем сочувствии и понимании. Мирра была единственным человеком, связывающим его с прошлым. Во время их путешествия она знала его истинного, и теперь только с ней он мог быть до конца откровенным. Это настоящее счастье - видеть ее подле себя, живую и невредимую.

Клемент устал быть один. Будучи не в силах довериться людям, в каждом новом человеке он видел врага. Повсюду враги...

Ему была необходима ее жалость, ее сострадание... Пусть она увидит следы его мучений, заново переживет их вместе с ним и тогда ему станет легче. Пусть увидит всего только на минуту, он никогда не попросит большего. Немножко ласки и тепла, возможно, чего-то большего...

Нет, нет! И откуда взялись эти проклятые мысли?! Они не доведут до добра!

Но Мирра легко разгадала его чувства. Она читала его словно раскрытую книгу.

-- Клемент, ты как никто другой умеешь красноречиво молчать. Несомненно, на тебе сказывается время, проведенное среди монастырских стен. Ты же не боишься меня?

-- Нисколько.

-- А мне так не кажется, - девушка покачала головой. - Что мешает тебе показать свою бедную спину и раны? Клемент, - сказала она с нежностью. - Я же вижу, как это мучает тебя.

-- Откуда такое странное увлечение отметинами былой боли? А?

-- Долгая история... Понимаешь, когда тебя били... Я закрыла глаза, чтобы не видеть этого. Я слышала только удары, и позже пыталась забыть увиденное, но это была явная ошибка. Ничего нельзя забывать, я попросту не имею на это права.

-- Но почему нельзя? Тебе было всего двенадцать лет.

-- За чем они пытали тебя? - Мирра заглянула ему в глаза. - Уж, не за тем ли, чтобы ты рассказал им, где я? Если им нужна была твоя смерть, то почему они не убили тебя сразу? А вместо этого привезли на площадь, чтобы устроить показательную казнь. Ты сам сказал, что Смотрящим только и нужно было, чтобы я выдала себя. Это так? Не молчи, скажи, я права?

-- Частично, - он пожал плечами. - Но это все равно ничего не меняет. Свою порцию пыток, я получил бы в любом случае.

-- Меняет Клемент, и очень сильно. Во всяком случае, для меня. - Она покачала головой. - У тебя доброе сердце, но ты не обязан был этого делать. Да, мне тяжело вспоминать тот день, но я буду последним ничтожеством, если сделаю вид, что ничего не знаю и забуду, за что ты получил эти шрамы.

-- Мирра, не говори так! Еще не хватало, чтобы и ты укоряла себя. Это лишнее. - Он отвернулся и подошел к окну.

-- Ты одет в обычный городской костюм, но ведешь себя так, словно на твоих плечах снова ряса.

-- Угадала, она всегда со мной. Можно сказать, что я в ней родился. Ничего не изменилось. - Клемент многозначительно посмотрел на нее. Мирра поняла его и отвела взгляд.

-- Ты признаешь это, да? Хочешь отгородиться ею от остального мира? Пускай, это твое право. Но ведь я же не чужой человек. Доверься мне и нам обоим станет легче. Обоим, понимаешь?

-- Хорошо... Уговорила. - Клемент дернул за ленты плаща. - С тобой невозможно спорить.

За плащом последовала прочая одежда и оружие. Монах расстался даже с последним бастионом - рубашкой. Оставшись в одних штанах, он хмуро посмотрел на Мирру.

-- Ты всегда добиваешься своего. Смотри, если тебе так хочется. Но для женских глаз это не самое приятное зрелище.

-- Это пойдет тебе на пользу, вот увидишь. Сядь, пожалуйста.

Он скользнула взглядом по его плечам и груди, которых не пощадила кислота и покачала головой.

-- Когда-нибудь я доберусь до того, кто это сделал, - тихо сказала Мирра.

-- Месть - это недостойное чувство.

-- Свет его не одобряет?

-- Совсем не одобряет. Тем более что все эти десять лет я не сидел сложа руки.

-- Неужели, - девушка удивленно посмотрела на Клемента, - мстить больше некому?

-- Я тебе потом расскажу, - уклончиво ответил он.

В самом деле как ей объяснить, что он не только не оставил монашество, но и занял место магистра ордена, не останавливаясь на своем пути ни перед чем - даже перед убийством. Ложь и смерть стали для него привычными спутниками. Мирра помнила его совсем другим. Как она отреагирует на произошедшие перемены? Поймет, простит или возненавидит? Да и вообще, стоит ли ей рассказывать?

Мирра ласково погладила его по спине, мгновенно выведя Клемента из состояния задумчивости. Монах удивленно посмотрел на девушку, но отстраняться не стал.

Это было невероятно. К нему никто так не прикасался. Его или мучили или лечили - но всякий раз помимо его воли, не спрашивая того, хочет он этого или нет. Но сейчас он очень хотел, чтобы она продолжала. Губы Мирры разошлись в невольной улыбке, когда она заметила, как он размяк под ее рукой. Клемент был в смятении. Всего два прикосновения напугали его больше, чем все пытки Ленца вместе взятые. Он крепко зажмурился и задержал дыхание.

-- Если тебе больно, я сразу перестану.

Он молча замотал головой. Говорить в этот момент было выше его сил.

-- Бедненький, измученный Светом и людьми... - Мирра обняла его, поглаживая по затылку. - Если бы ты меньше думал о других, ты был бы счастлив, но ты не можешь иначе. За годы моей жизни в Вернстоке, я не встречала никого хоть немного похожего на тебя. Все люди разные, но такого как ты больше нет.

-- Мирра, ты совсем не знаешь меня... - сказал он хрипло. - Я изменился.

-- Не верю. Перемены никогда не касаться самого главного. Сущность не меняется. И не пытайся мне возражать, я полгода посещала философские диспуты, и теперь непобедима в споре.

-- Куда уж мне... - отозвался Клемент.

-- Тем более что у меня в запасе всегда есть весомый аргумент, - Мирра лукаво подмигнула монаху и поцеловала его в висок.

Если в этот момент у него в голове и были какие-то мысли, то они сразу же улетучились.

-- Мирра! - он сделал вялую попытку отстраниться. - О, Господи! Что ты со мной делаешь? Я понимаю, что ты рада меня видеть, но ты... Ты заставляешь меня волноваться.

-- А ты не волнуйся.

-- Мирра, я говорю серьезно, - сказал он слабым голосом.

-- Ничего не слышу... Совершенно ничего, - она снова поцеловала его.

Клемент застонал и, собрав остатки воли, встал со стула. Однако больше его ни на что не хватило. Только теперь он в полной мере понял, что значит раздвоение личности. Одна его половина настойчиво умоляла его остаться, другая же властным тоном приказывала ему немедленно уйти. Монах застыл в нерешительности.

-- Куда ты собрался?

-- Зачем ты это делаешь?

-- Неужели тебе противно находится рядом со мной? Никогда в это не поверю. Раньше ты не боялся моих прикосновений.

-- В том-то все и дело. Раньше ты была двенадцатилетней девочкой. А теперь тебе двадцать два года, и ты ставишь меня в двусмысленное положение.

-- А кого это волнует кроме тебя самого?

Клемент запнулся, не зная, что на это ответить.

-- И потом, я не вижу никакой двусмысленности, - Мирра пожала плечами.

-- Но я же монах... И в нищенском рубище и в имперском плаще я буду оставаться им. Всегда и везде, потому что это моя натура, - он склонил голову. - Мой удел - служить Свету. Ты хоть чуть-чуть понимаешь меня? Это не изменится.

-- Я не посягаю на твою веру, - девушка всплеснула руками. - Ни в коей мере. Можешь быть спокоен на этот счет. Но я никогда не слышала, чтобы монахам запрещалось любить. Неужели они не имеют на это права?

-- Нет, не в этом дело. - Клемент совсем растерялся. - Просто Свет я люблю больше.

-- Уверена, что в твоем сердце найдется немного места и для меня.

-- Мирра, почему ты говоришь мне это?

Вместо ответа она провела рукой по его плечу.

-- Ты не замерз? Здесь холодно.

-- Я весь горю, - признался монах. - Ты же этого добивалась?

-- Клемент, мне сложно с тобой об этом говорить... - Она покраснела и грустно рассмеялась. - Нет, правда. Когда я смотрю в твои удивленные глаза, такие чистые и невинные, как у пятилетнего ребенка, мне становиться стыдно за свои мысли. Я не уверена, что ты поймешь меня.

-- Говори, я всегда готов тебя выслушать.

-- О, нет! Ты сказал это таким тоном, будто бы собираешься меня исповедывать. Сейчас ты нужен мне совсем в ином качестве.

-- Кажется, я уже догадываюсь в каком именно...

-- Между прочим, мне известно, что Святой Мартин, на которого вы все равняетесь, был семейным человеком. Это ни для кого не тайна. Я не говорю, что ты обязан жениться, но что мешает тебе жить нормальной жизнью?

-- Мирра...

-- Неужели я для тебя ничего не значу?! - воскликнула девушка с чувством.

-- Это не так, ты же знаешь.

-- Когда ты умер... Вернее, когда я думала, что ты умер, - поправилась Мирра, - мне было так тоскливо и одиноко, что никаких слов не хватит, чтобы описать это состояние. Но я не жалела себя. Больше всего меня угнетало то, что мир потерял такого замечательного человека. С твоей смертью я едва не утратила веру в людей. Это был ужасное время... Справедливость - это миф, рассказанный нам в детстве. Больше я не желала в него верить. Сначала родители, потом ты... Не знаю, как я выжила. Должно быть всему виной мой молодой крепкий организм. Годы шли, я росла. Это было неизбежно, правда? Мне нужен был человек, которому можно было бы доверять, как я доверяла тебе, но я его так и не нашла. Нигде. - Мирра была вынуждена остановиться, чтобы перевести дыхание. - Поиски в этом огромном городе не увенчались успехом. Всякий раз, когда я видела высокую худощавую фигуру человека, в коричневой рясе, я замирала, потому что надеялась снова увидеть тебя. Это было глупо, но я ничего не могла с собой поделать. Я молилась, чтобы ты явился ко мне во сне, но тщетно. Только однажды ты мне приснился - мимолетное видение, обман которого разрушил безжалостный солнечный свет. Клемент, не было ни дня, чтобы я не вспоминала о тебе!

-- Мирра... - монах не мог спокойно смотреть на ее страдания. Ее слова ранили его в самое сердце.

-- Дай мне сказать! Если я не сделаю этого сейчас, то, возможно, не решусь больше никогда. Мне все равно, что ты подумаешь по этому поводу, но я так долго мечтала о том, чтобы это случилось и теперь, когда мы встретились... - Тут девушка не выдержала и разрыдалась.

Клемент молча прижал ее к себе. Нужно была ей дать возможность выплакаться.

-- Больше не могу выносить это... Прости меня. Все эти десять лет я медленно превращалась в камень, а теперь размякла и не в состоянии совладать со своими эмоциями. Самой стыдно.

-- Ерунда, тебе нечего меня стыдиться.

-- Клемент, теперь ты меня точно возненавидишь.

-- Но почему?

Девушка отстранилась, чтобы заглянуть ему в глаза:

-- Да потому что я люблю тебя. А для тебя это запретная тема.

-- О, Создатель... - ошеломленно выдохнул монах, прижав руку к груди. В сердце пребольно кольнуло. Он ожидал чего угодно, но не столь откровенного признания.

-- Ну, вот и все, - девушка тяжело вздохнула. - Моя заветная мечта исполнилась.

Мирра отвернулась от него, села за стол и бессильно опустила голову на руки. Клемент сильно побледнел. От его самообладания сохранились жалкие крохи. Монах подвинул стул и расположился напротив.

-- Я полагала, что после моих откровений ты сразу уйдешь.

-- Ну уж нет, я больше никогда не оставлю тебя, - сказал Клемент ласково. - Тем более в таком состоянии. А то еще натворишь глупостей... Ребенком ты была благоразумным, но я предпочитаю не рисковать. Как бы ни повернулась жизнь, но на мою дружбу ты всегда можешь рассчитывать.

-- Спасибо. Это уже очень много.

Они замолчали, не зная, что еще сказать. Слова только мешали их чувствам, но без них они не могли объясниться друг с другом. Клемент же избегал не то что говорить, но даже смотреть на Мирру. Монах сосредоточил все внимание на противоположной стене.

Как ему поступить? У него два верных советчика, но кого из них стоит слушать: сердце или разум?

-- Клемент, ты ничего мне не обязан. Это только мои проблемы.

-- Ты любишь меня как...

-- Мужчину, - закончила за него фразу Мирра, подтвердив ее легким кивком. - Да, именно так.

-- Но почему? - спросил он растеряно.

-- В двух словах не расскажешь... Детское восхищение отважным спутником, первая влюбленность, трагическая потеря, все это переросло в настоящее чувство. Ничего не могу с собой поделать, но обманывать ни себя, ни тем более тебя я не стану. Ты мне всегда нравился, и чем дальше, тем больше.

-- Давай говорить серьезно, - Клемент с трудом сглотнул стоявший в горле комок. - Мирра, я намного лет старше тебя... Тебе всего двадцать два года, а мне уже тридцать восемь. Немаленькая разница. Кроме того, посмотри на меня, - он развел руки. - Я же урод! Постоянно хожу в маске, чтобы никто не увидел изувеченного лица. И этого не исправить, так будет всегда. А мое тело? Спина выглядит просто чудовищно.

-- Мне все равно, - просто ответила Мирра.

-- Это ты сейчас так говоришь. Но такой ли человек подходит молоденькой симпатичной девушке? Тебе нужен нормальный мужчина, с которым можно было бы создать крепкую дружную семью, завести детей и встретить спокойную старость. Кроме того, ты не видела меня полных десять лет, а за это время мне не раз приходилось убивать и не ради самозащиты. Ты придумала себе идеальный образ, значительно отличающийся от оригинала. А оригинал успел стать убийцей... Мне есть что замаливать.

-- Что с того? Если ты забыл, я тоже недавно убила человека. Его тело еще не успело закоченеть. И ничего, я спокойна на этот счет. Эка невидаль - убийство. Это же Вернсток... Тебе просто доставляет удовольствие наговаривать на себя и как мне кажется, совершенно безосновательно. Если ты такой уж плохой, то почему так цепляешь за эти глупые правила? Ты сам себе противоречишь.

-- Ну... Если не принимать во внимание убийства, то я жил так, как подсказывало сердце. Моя личная жизнь осталась без изменений. Да, в данный момент на мне нет рясы, я не являюсь официальным представителем ордена, но это не значит, что я решил жить, словно обычный человек.

-- Хм, ты женоненавистник? Или, быть может, тебе нравятся мужчины?

-- Нет, конечно! - Он не знал, что ему делать: краснеть или возмущаться. - Дело совсем не в этом.

-- Прости, что спросила, но за то время, что я живу в столице, я всякого насмотрелась и наслушалась, - девушка виновато пожала плечами. - А пытки не затронули?... Э...

-- Мирра!

-- Да? - она посмотрела на монаха невинными глазами.

-- Физически я абсолютно здоров, если ты на это намекаешь, - ее вопросы заставляли Клемента сильно нервничать. - О, Создатель! Как объяснить? Проблема только в моем восприятии. Мирра, очень жаль... Твои привязанности не должны были зайти так далеко.

-- Хватит говорить обо мне. Со мной все просто - я тебя люблю. А вот что чувствуешь ты?

-- Какие чувства могут быть у монаха? - Клемент покачал головой. - Я привык подавлять их, никогда не давая перерасти им в нечто большее. Когда ты была ребенком, и я считал себя ответственным за твою судьбу, мне нравилось играть роль отца. Это все, что я мог себе позволить.

-- Ситуация изменилась и я выросла. Что же теперь говорит твое мудрое сердце, когда ты смотришь на меня? Кто сидит перед тобой?

-- Ах, если бы я знал, что ответить, - монах покачал головой.

-- Но ты не говоришь "нет".

-- Мирра, я шокирован. Понимание того, что ты уже далеко не ребенок доходит до меня с трудом. Все произошло слишком быстро. Вот уж не думал, что мне доведется узнать каково это - быть настолько беспомощным. Это так сложно... Немного времени, - он прижал ладони к вискам и закрыл глаза, - прошу немного времени...

-- Я могу тебе помочь разобраться в происходящем?

-- Не думаю... Нужно собраться с мыслями, но сейчас у меня это не очень хорошо получается.

-- Скажи мне одно: тебе мешают внутренние запреты или тебе не нравлюсь лично я?

Клемент посмотрел на Мирру, и она сжалась под его взглядом словно в ожидании удара. Монах понимал, что от его ответа зависит очень многое. Если все дело в запретах, то она найдет силы с ними бороться или станет терпеливо ждать, когда Клемент сам откажется от них, но если все дело в ней, то, скорее всего он ее больше никогда не увидит. Ее любовь к нему так сильна, что в случае отказа Мирра не задумываясь перешагнет порог смерти. А он не переживет этого...

В самом деле, нравиться ли ему Мирра? Ну же, Клемент, посмотри на нее не как монах, а как мужчина. Вера в Свет научила тебя "видеть" уничтожая всяческие различия между людьми. Ты заглядываешь им в душу, не обращая внимания на богатство, красоту или отсутствие оных. Но ты так долго жил только мыслями о Свете, что едва не разучился "смотреть". Она молодая, красивая, добрая... Подумай, что ты ей скажешь.

Неожиданно Мирра вскочила из-за стола, едва не перевернув лампу, и бросилась к двери. Клемент кинулся следом и преградил ей дорогу.

-- Куда это ты собралась? - спросил он строго. - За окном глубокая ночь. Тебе мало сегодняшнего нападения?

-- Выпусти меня. Я не могу так больше... Я сойду с ума, - она попыталась отодвинуть его, но ей это было явно не по силам.

-- В таком случае должен уйти я, а не ты. Это же твой дом. Но я тебя все равно не пущу, пока ты не скажешь мне, кто эти люди, с которыми ты ужинала. Особенно меня интересуют те два молодых парня.

-- Ого! - обрадовано воскликнула девушка. - Неужели это ревность? Какое счастье!

-- Я жду ответа.

-- Они всего лишь мои компаньоны... Мы вместе занимаемся коневодством.

-- Чем?!

-- Коневодством. Разводим племенных лошадей. Не удивляйся. Денег зарабатываем немного, трудно конкурировать с имперскими конюшнями, но на жизнь хватает. К тому же я всегда любила животных. Эти люди мои давние знакомые и между нами исключительно деловые отношения.

-- Так я тебе и поверил, - проворчал монах, прижимая ее к себе. - Один из парней весь вечер смотрел на тебя, как на именинный пирог.

-- Теперь твоя очередь.

Монах не понимающе приподнял брови.

-- Ты так и не ответил на мой последний вопрос.

-- Дело в запретах и только. Не в тебе. Только обещай больше не убегать.

-- Обещаю, - она провела указательным пальцем по одному из шрамов на его плече и погрустнела. - Больше никаких глупостей.

-- Мирра, - монах собрался с духом, - между нами все должно быть честно. Клянусь, что завтра утром я дам тебе окончательный ответ. К тому времени я разберусь в самом себе.

-- Думаю, что несколько часов я смогу подождать.

-- Девочка моя, - Клемент улыбнулся. - Что значат несколько часов по сравнению с десятью годами? Ты очень много для меня значишь. Действительно, очень много.

-- Замечательные слова... Продолжай.

-- Когда я думаю о тебе, у меня на душе становиться так тепло.

-- Это правда? Ты же не говоришь это только для того, чтобы сделать мне приятно?

-- Нет. Конечно же, нет.

-- Пойдем, - Мирра взяла лампу и пошла в другую комнату.

Это оказалась спальня. Как только монах увидел кровать, он попятился обратно к двери.

-- Теперь уже ты убегаешь, - рассмеялась девушка, пряча неубранную утром одежду в платяной сундук. - Не подумай ничего дурного.

-- Просто я уже не знаю, чего от тебя еще ожидать, - признался Клемент. - И меня это пугает.

-- Ложись.

-- Куда? - он сделал еще один шаг назад, ища на ощупь дверную ручку.

-- Ну не на пол же, - Мирра покачала головой. - На кровать, конечно. Я хочу, чтобы утро наступило как можно скорее. А во сне время летит незаметно.

-- Спи, пожалуйста. Я буду в другой комнате.

-- Клемент, это невозможно. Если тебя не будет рядом то, я не сомкну глаз. Вдруг ты мне привиделся? Когда слишком долго думаешь о чем-то, мечтаешь, чтобы это произошло... Знаешь, - доверительно прошептала она, - я не переживу, если не найду тебя утром.

-- Мирра...

-- Неужели это так трудно? Не беспокойся, мы не будем снимать одежду, и я, в свою очередь, обещаю вести себя примерно.

-- На мне и так одни брюки, - проворчал Клемент. - И потом, ты уверена, что мы здесь поместимся?

-- Если ты не нуждаешься в метровой дистанции между нами, то поместимся.

Зная, что его оборона терпит крах, девушка решительно откинула покрывало и коварно спросила:

-- Свет оставить?

-- Зачем? Я же не ребенок.

Она с нарочитым равнодушием пожала плечами, сняла сапоги, и погасила лампу. В спальне воцарилась темнота. Мирра легла, пытаясь представить себе, что в этот момент делает Клемент. Она не видела его, слышала только неровное дыхание, а затем тяжелый, полный сожаления вздох. Монах, все еще колеблясь, стоял возле кровати. Наконец, он опустился на колени и стал молиться. Девушка различила еле слышный шепот и улыбнулась. Клемент был неисправим.

Через пять минут он решился и лег рядом с ней. Мирра прижалась к нему, опустив голову на плечо.

-- Гораздо лучше подушки, - призналась она.

-- Рад, что тебе нравится, - ответил Клемент, накрывая обоих покрывалом. - Благой Свет, и до чего я докатился...

-- Ты не забыл, что обещал дать мне окончательный ответ на рассвете?

-- Утром, - поправил ее монах. - И для меня оно начинается где-то около одиннадцати.

В ответ Мирра поцеловала его в щеку, обняла покрепче и успокоено вздохнула. Она была почти счастлива. После длинного, насыщенного переживаниями дня, ей, в самом деле, хотелось спать. Клемент, затаив дыхание, украдкой погладил ее по руке, отлично понимая, что уж ему-то заснуть сегодня вряд ли удастся.

Он слушал, как мерно бьется ее сердце, пытаясь, в тоже время, не обращать внимания на сумасшедшие удары своего. Рядом с ней было тепло и спокойно. Близкий человек, которому можно доверять, не это ли есть счастье? Простое земное счастье... И неужели Свету больше угодно, чтобы он страдал, обрекая себя на вечное одиночество? Раз он сумел примерить свою совесть с пролитой кровью, значит, сможет примириться и с этим. Не велик грех...

В эту минуту Клемент осознал, что пропал окончательно и бесповоротно. Он больше не сможет отказаться от этого тепла. Мирра добилась своего.

-- И что ты во мне нашла? - одними губами, еле слышно прошептал он.

Действительно, что? Страшнее всего, если она в нем разочаруется. Разочаровать человека тек легко... А ведь он уверен, что не похож на идеальный образ, что хранится у нее в голове. Как этому помочь? Никак. Чему быть, того не миновать. Возможно, постепенно Мирра привыкнет к его внешности. Вроде бы для нее это не составляет проблемы. Снимая маску, он внимательно следил за ее реакцией, но не заметил никаких признаков отвращения или неприязни. Только искреннюю жалость.

Добрая девочка, она переживала его боль вместе с ним. Для него это было новое, такое приятное чувство. Определенно, судьба не зря привела их друг другу. Подумать только, ведь он мог остаться в трактире или разминуться с ней, или вовсе никуда не пойти, решив провести сегодняшний вечер в храме. Но уж теперь-то он ее не отпустит. До последнего вздоха будет ее защитником, другом, наставником и, и...

Нет, в этом качестве он себя никак не может представить. Не так-то просто измениться всего за пару часов. Как только он начинает об этом думать, как его голова становиться пустой и легкой, подобной стогу сена. О, Создатель, тридцать восемь лет полного воздержания - это не шутка. Интересно, а Мирра тоже?..

А даже если и нет, то, что это меняет? Ничего. Ей уже двадцать два года, и она была вольна жить, как ей вздумается. Она-то ведь не монашка. Личная жизнь Мирры его совершенно не касается. Он не имеет права осуждать ее и вообще интересоваться этой темой. Но все-таки мысль о том, что кто-то мог касаться ее, вызывает у него ярость и желание разорвать соперника на куски. В груди закипает вулкан страстей. Неужели он действительно ревнует ее? Но если есть ревность, значит, есть и любовь.

Все-таки удивительно - еще сегодня утром ничего не предвещало их встречи, а теперь они лежат рядом, крепко обнявшись, словно никогда не расставались. Словно и не было этих десяти лет...

Внезапно Клемент почувствовал сильнейшую боль в груди. Его бросило в пот, а сердце как будто пронзили раскаленным кинжалом. Он не мог сделать даже самый маленький вдох. Грудную клетку точно стянуло железными обручами. Боль не прекращалась и монах, не успев даже испугаться, как следует, провалился в беспросветную, оглушающую темноту.

Странное место. Ни времени, ни пространства как такового. Где здесь верх, где низ - совершенно непонятно. Только удивительная тьма, до такой степени исключительная, что сама является источником света. Клементу уже доводилось бывать здесь, и он не особенно был рад этому. Мужчина с удивлением осмотрел себя. На нем снова была его старенькая коричневая ряса, которую он носил, будучи рядовым монахом.

-- Рихтер? - позвал он хозяина и безраздельного повелителя этого застывшего мира.

-- Я здесь, здесь... Только обернись. Откровенно говоря, не ожидал встретиться с тобой так скоро. Но люди склонны торопить события. Они до сих пор считают, что могут заставить землю вращаться быстрее.

-- Рихтер! Ты знаешь? Я встретился с ней! Почему же ты не сказал мне, что Мирра жива?

-- Ты не спрашивал, - пожал плечами Смерть.

-- Что?! - возмутился монах. - Ты же знал, что я до последнего дня корил себя за ее гибель и не соизволил сообщить мне, что это не так?

-- Если бы ты спросил - я бы сказал, - Рихтер был невозмутим. - Но ты был так уверен в обратном, что у тебя даже мысли подобной не возникало.

-- Ну, спасибо... Ты мог всего одной фразой прекратить мои мучения, и не пожелал ее произнести.

-- Замыслы высших существ покрыты мраком, и простым смертным их не понять, - поучительным тоном сказал Смерть. - У меня тоже есть принципы.

-- Почему я здесь? - спросил Клемент настороженно. - Я тебе не звал.

-- В связи со смертью.

-- Но ведь никто не умер.

-- Умер.

-- Кто?

-- Ты. - Рихтер подошел к монаху вплотную, и тот с ужасом понял, что Смерть смотрит ему прямо в глаза.

Глаза Смерти - это омут вечности, в котором тонут все человеческие страхи и надежды. Бездна, способная вместить вселенную и остаться все такой же пустой.

-- Нет, нет... - Клемент невольно попятился назад. - Я не верю.

-- Ничего страшного, тебе уже приходилось умирать. Что значит тело, по сравнению с бессмертной душой? Ведь так? Ты слишком много волновался в последнее время, поэтому в том, что у тебя случился инфаркт, и сердце не выдержало, нет ничего удивительного. Встреча с Миррой оказалась роковой.

-- Но... Я уже умер?

-- Почти. Сердце остановилось, но мозг будет жить еще некоторое время. Если бы рядом с тобой оказался способный некромант, то он смог бы вернуть тебя к жизни.

-- Это правда? Я действительно...

-- Тебе мало моих глаз? Откуда столько сомнений? На твоем месте я бы только радовался. Твоя смерть была относительно легкой. Резкая боль, разрывающая грудь на части - и все. Видимо судьба решила компенсировать тебе пережитые ранее пытки.

Клемент не отвечая, закрыл лицо руками.

-- Я забрал тебя сюда, чтобы немного поговорить. На прощание, так сказать. Ведь с новым рождением ты забудешь о том, кто я такой, и для тебя все начнется с начала.

-- На прощание?! Но я не могу умереть! - закричал монах. - Только не сейчас! Я всего несколько часов как встретил ее, она ждет моего ответа. Что будет с Миррой, когда она найдет меня мертвым? Она...

-- Да, она всего на день переживет тебя, - кивнул Рихтер. - И умрет, - он на миг задумался, - сбросившись с крыши. Разобьется о мостовую. Повреждения несовместимые с жизнью... - Смерть неопределенно махнул рукой.

-- Нет! Я не могу этого допустить, нет... Рихтер, - он бросился перед Смертью на колени, - умоляю, верни меня обратно! Дай мне отсрочку. Хотя бы несколько дней... Я на все согласен.

-- Давно прошли те времена, когда я возвращал к жизни. Неужели ты всерьез считаешь, что это в моей власти? К тому же ты сам во всем виноват. Надо было следить за здоровьем.

-- Дай мне час! Всего один час!

-- Меня бесполезно умолять. Неизбежное случиться. Раньше надо было думать.

-- Ты так жесток... Просто невероятно.

-- Пойми меня правильно - даже если бы я захотел вернуть тебя, я не смог этого сделать.

-- Смерть, не властный над смертью? - с недоверием прошептал монах.

-- Что-то вроде того. Я могу задержать тебя, но развернуть назад и заставить твое сердце биться не в моем ведении.

-- А в чьем веденье, в таком случае?

Рихтер предпочел не отвечать.

-- Скажи, ты знал, что все так обернется?

-- Ну, - он пожал плечами, - если бы ты не встретил Мирру, то дожил бы до старости, как полагается. Мне самому неприятно, что так получилось, но видимо, вселенной больше нравится видеть страдания, чем радоваться нашему счастью. Я бы хотел поздравить тебя с долгожданным началом личной жизни, но, увы - не могу.

-- Рихтер...

-- Так сильно привязаться к обычному человеческому существу, даже не ко второй половине, искать ее столько лет и все-таки найти, не руководствуясь седьмым чувством - это многого стоит. Когда я был человеком, то тоже любил всем сердцем. Во всяком случае, мне так казалось.

-- Я не верю, что ты был простым человеком. Это ложь. Ты не знаешь что такое настоящая любовь, ты всегда был Смертью.

-- А я и не говорил, что был простым человеком, - со смехом отозвался Рихтер. - Человеком - да, но далеко не простым. О, меня зовут... - Он наклонил голову, словно прислушиваясь.

-- Я знал, что найду тебя здесь, - сообщил невидимый обладатель мягкого приятного голоса.

-- Извини, но я ничуть не удивлен. - Смерть повернул голову и посмотрел на высокого гнома, который, как и все в этом странном месте, появился из ниоткуда. - Ты всегда все обо мне знаешь.

-- Беседуете? Рихтер, как ты мог? - взгляд гнома был полон укора. - До чего ты его довел? Он же едва сдерживается, чтобы не разрыдаться.

-- Его довел не я, а собственная кончина, - ответил Смерть с ворчанием.

-- Клемент, - гном вплотную подошел к монаху, - ты полон сожаления об утраченном, но это только лишь воспоминания. Они не более правдивы, чем случайный узор оставленный ветром.

-- Кто вы? - прошептал монах.

-- Не узнаешь? - губы гнома тронула легкая улыбка. - Нестрашно. Ты можешь звать меня, как и это вселенское недоразумение, - легкий кивок в сторону Рихтера, - по имени. Меня зовут Дарий.

-- Дарий... - повторил он.

-- Определенно, нам нужно сменить обстановку. Рихтер, не обижайся, но твое убежище нагнетает на меня тоску. Мне здесь очень неуютно.

-- Делай, что хочешь, - равнодушно махнул рукой Смерть.

Дарий взял Клемента за руку, и они перенеслись в диковинный сад, засаженный всевозможными фруктовыми деревьями. В саду уже наступили сумерки, и закатное небо, продернутое легкой дымкой, было окрашено во все оттенки красного и желтого. На темной, ночной части небосвода уже показались холодные колючие звезды.

Рихтер осмотрелся и спросил:

-- Твое новое творение?

-- Да. Только что создал. Между прочим, такой роскошный закат я устроил исключительно для тебя. Тебе же нравится смотреть, как солнце медленно и неотвратимо опускается за горизонт, даря миру невиданную красоту, припасенную напоследок?

-- Да, нравиться. Глупо отрицать очевидное. Спасибо, что не забыл об этом.

Клементу на какой-то миг показалось, что голос Смерти предательски дрогнул. Но возможно, это было не так.

Это был чудесный мир, точно сотканный из тонких звенящих нитей. Монах думал, что его уже ничто не может удивить, но волшебный сад, раскинувшийся на высоких холмах, поражал воображение. Мужчина не удержался и, нагнувшись, провел рукой по изумрудной траве - она была мягкая и гладкая как шелк. В воздухе витал тонкий цветочный аромат, словно сад был в разгаре цветения. Монах посмотрел на налитые соком яблоки, груши, персики, сливы, вишни и покачал головой.

-- Дарий, твой мир - настоящий рай для любителя фруктов, - рассмеялся Рихтер.

-- Да, - гном полной грудью вдохнул свежий воздух. - Я ничего не делаю наполовину.

-- Что это значит? - робко спросил Клемент. - Как такое возможно? Я не знаю, что и думать...

-- Счастливец, - ответил Дарий. - Чем больше знаешь, тем больше мучаешься.

Они с Рихтером понимающе переглянулись.

-- Мне снится сон, - предположил монах. - Всего лишь тяжелый сон. Кошмар.

-- А я думал, что тебя сняться сны отличные от этого, - заметил Рихтер. - О подвалах храма, например.

-- Верно, обычно меня посещают иные сновиденья, но ведь реальность во сне непредсказуема, в ней возможно всякое. Мне приснилась собственная смерть, бывает и такое...

-- Ну, так проснись, если сможешь. Я тоже иногда тешу себя надеждой, что все, что вокруг меня - это только кошмар, и скоро наступит желанный миг пробуждения. Но сон мой почему-то сильно затянулся...

Монах еще раз посмотрел вокруг, и ему пришлось признать правду. Он был мертв, и не мог вернуться обратно.

-- Да разве я много прошу?! - закричал Клемент с яростью. - Всего один час жизни! Я не хочу умирать, даже не попрощавшись с ней! Это несправедливо! За что мне такое наказание? Разве я был плохим человеком? Всегда жил, так как подсказывает сердце, Свет давал мне силы, указывал дорогу. Но если я виноват, то я хочу платить за свои ошибки сам. Она же здесь ни при чем! Каждая душа сама отвечает за себя. Мирра так молода, ей еще рано умирать!

-- Но мы не можем отказать ей в ее выборе, - возразил Дарий. - Это еще большая несправедливость.

-- А вдруг ее душа навсегда исчезнет? Пускай мы никогда более не встретимся, но ее светлая и чистая душа не должна погибнуть, - взмолился Клемент.

-- А откуда тебе известно, что она светлая и чистая? Ты ее столько лет не видел, а люди сильно меняются. Ни один человек не знает другого, потому как никто не знает даже самого себя.

-- Я... - монах запнулся, собираясь с мыслями. - Я просто... Чувствую. Душа Мирры... - он замолчал.

-- В этом он весь, - Рихтер подмигнул Дарию. - С ним невозможно разговаривать серьезно. О чем бы мы не говорили, речь сразу же заходит о душах.

Клемент сел на траву и обхватив колени руками, опустил голову. Он был сломлен. Выхода не было. Монах смирился со смертью и что с ним будет дальше, его уже не волновало.

-- Такова Судьба...- сказал он. - Я многое сделал в своей жизни, но прав я был или нет - не известно.

-- Ты рассуждаешь о Судьбе, будто бы знаешь, что это такое, - сказал Дарий. - Это очень сложный механизм.

-- Готов понести наказание за свои грехи, - сказал Клемент, вздохнув. - На моих руках человеческая кровь. Нельзя было переступать через черту, но я это сделал.

-- Тебя все еще не дает покоя Пелес? - гном присел на траву рядом с монахом. - Он получил по заслугам.

-- Кто ты? - Клемент пристально посмотрел на него. - От тебя исходит необыкновенная уверенность, спокойное осознание собственной силы. Словно ты знаешь ответ на вопрос, который еще не был задан.

-- Когда люди встречают его на своем пути, то не узнают и проходят мимо, - сказал Рихтер. - Дарий, может, расскажем ему все? Не могу смотреть на эти мучения. Он же все равно потом об этом забудет.

-- Тогда какой в этом смысл?

-- Ты сделаешь мне приятно, - Смерть довольно улыбнулся. - К тому же, хочется посмотреть на его реакцию.

-- Расскажите, что? - спросил взволнованно монах.

-- Не торопи события... Всему свое время. Скажи, почему ты выбрал призвание монаха? - Дарий подпер рукой подбородок. - Случайно?

-- Это получилось само собой. - Клемент с сомнением посмотрел на собеседника. - Я не уверен, что вы поймете меня.

-- Ты можешь говорить все, что захочешь. Здесь некого опасаться.

-- Мне кажется, что я всегда знал, что в моем сердце есть... Свет. Уже будучи ребенком, я понимал, что встреча с Создателем неизбежна и обязательно наступит момент, когда все останется позади. С каждым днем, часом, минутой мы все ближе к этой встрече, но это, к сожалению, не означает, что мы ближе к самому Свету.

-- Да... - протянул Рихтер. - Ты был прав, я действительно ничего не понимаю.

-- Я пошел в орден, чтобы найти самого себя, получить ответы на волнующие меня вопросы, чтобы посредством монашества принести в мир добро. Тогда это казалось мне самым важным. Монахом невозможно стать по принуждению, им надо родиться... Я искал Свет во всем, что меня окружало: в мире, делах, в радостях и горестях. Мне казалось, что любой человек, чувствует в своем сердце Создателя, ведь наши души - его частицы, но со временем я понял, что ошибался.

-- Люди не понимали тебя?

-- Меня понимали только другие монахи, да и то не все. Я не мог быть откровенен с ними до конца. Да, я знал, что мир не идеален, но ведь, в конце концов, люди должны были избавиться от заблуждений, позаботиться о душе и перестать вести себя так, будто бы они собираться жить вечно. Я всегда поступал, как велел орден. Но потом я разочаровался и в нем. Он внушал людям ложные истины, перекраивал историю по своему усмотрению. Со мной осталась только моя вера. Только благодаря ей я смог выжить, и найти в себе силы возглавить орден.

-- Для чего же ты это сделал? Ты взвалил на свои плечи колоссальную ответственность.

-- Для того чтобы исправить существующую несправедливость. Я не мог отступить, сделать вид, что не знаю о происходящем. Орден должен был вернуться к своим истокам, чтобы каждый желающий мог обрести в сердце желанный Свет и покой. Так велел Святой Мартин.

-- Дарий, я не могу это слушать! - возмутился Рихтер. - Для чего ты спрашиваешь его об этом?

-- Пытаюсь понять, разобраться в происходящем, - ответил гном.

-- Неужели есть что-то недоступно твоему пониманию? - с недоверием спросил Смерть.

-- Да.

-- И что же это?

-- Когда случайность перестает быть таковой, и становится закономерностью? Если есть право выбора, то почему все происходит так, будто бы выбора нет вовсе? Меня волнует предопределенность. Она пронизывает всю вселенную, никто не остается в стороне.

-- Это уж точно... - согласился Рихтер.

-- Если ты согласен со мной, то поймешь, почему меня заинтересовал этот случай. На примере Клемента я пытаюсь выяснить, что является первопричиной. Где пресловутое начало клубка? - Дарий снова обратил взгляд на монаха. - Ты, я смотрю, совсем растерялся. А ведь раньше ты в любой ситуации не терял присутствия духа.

-- Раньше? - переспросил Клемент с тоской. - Когда это раньше?

-- В прошлой жизни, - участливо подсказал Дарий. - Сейчас я расскажу тебе одну занимательную, но от этого не менее правдивую историю. Слушай внимательно. Рихтер, если хочешь, можешь дополнять меня.

Смерть кивнул.

-- Итак, приблизительно восемьсот лет назад жил гном по имени Дарий, внешне очень похожий на того, которого ты видишь перед собой. Он работал Главным Хранителем в крупнейшей библиотеке Севера.

-- Уж не той ли... - Клемент умолк, пораженный внезапной догадкой.

-- Да, той самой, которую позже сожгли дотла. Бедная Госпожа Библиотека... Она была уникальна, обладала собственным разумом. Да, во многом отличным от человеческого, но какая разница? - Дарий вздохнул. - Это все равно не спасло ее он уничтожения. Она не признавала ничьей магии, кроме собственной, но волшебники сумели одолеть ее защиту. Но не будем о грустном. Главному Хранителю нравились книги, он любил читать, и поэтому работа не была ему в тягость. Но вскоре Дарию понадобился помощник, и он стал искать подходящую кандидатуру на эту должность.

-- Об этом услышал заезжий некромант, и тотчас предложил Дарию свою услуги, - вставил Смерть.

-- Зачем некроманту становиться обычным Хранителем? - спросил Клемент.

-- Ты быстро схватываешь суть, - усмехнулся Дарий. - Да, у этого некроманта была тайная причина, которая и побудила его искать пристанища в библиотеке. Но он обладал абсолютной памятью и поэтому гном решил, что некромант может быть ему полезен. Он взял его на работу, и мало-помалу они подружились. Некроманта звали Рихтер.

Клемент удивленно посмотрел на Смерть. Тот только плечами пожал.

-- Рихтер поклялся, что навсегда расстался со своим призванием, и, как и обещал, исправно выполнял обязанности Хранителя. Через некоторое время, - продолжил гном, - они узнали, что в одном загородном поместье хранится проклятая книга. Мрачное наследие былых войн, созданное для того, чтобы пожирать души смельчаков, осмелившихся прочесть ее пустые страницы. Долг любого Хранителя обезвредить такую книгу. А в том поместье их было две, поэтому Дарий не раздумывая, отправился в путь. Вместе с помощником, разумеется.

-- Дарий, только не рассказывай всех подробностей, хорошо? - попросил Смерть.

-- Не волнуйся, я обойдусь без них, - успокоил его гном. - По дороге туда и обратно, с ними случилось много интересного. Например, Рихтер переступил через свои убеждения и оживил в деревне, где они остановились, маленькую девочку. Он был сильным некромантом, поэтому вернуть в тело душу было для него парой пустяков.

-- Если тебя слушать, то можно подумать, что это действительно было так легко, - проворчал Смерть. - А это весьма кропотливая работа. Разлучать души с телами намного проще.

-- А Хранители нашли книги? - спросил монах.

-- Да, - кивнул гном. - Нашли. Рихтер улучил момент, когда Дарий уехал по делам, и раскрыл проклятую книгу.

-- Для чего? Ему что, жить надоело? - удивленно спросил Клемент.

Смерть не выдержал и рассмеялся.

-- И в кого ты такой догадливый? - спросил он.

-- Рихтер открыл ее, но она не смогла расправиться с его душой. Некромант серьезно обгорел, но остался жив. Тут как раз подоспел Дарий и потребовал у него объяснений.

-- Я сам хотел рассказать, - вставил Рихтер. - Если бы не хотел, ты бы из меня и слова не вытянул.

-- Таким образом, Дарий узнал тайну, которую некромант скрывал несколько десятилетий. Когда-то Рихтер полюбил девушку...

-- Не называй ее имени! Оно для меня навеки проклято! - с жаром воскликнул Смерть.

-- Хм... Полюбил девушку совершенно невероятной любовью. Но она никогда его не любила, и просто использовала многочисленные таланты Рихтера в своих махинациях.

-- Ага. Некромант, оказался неплохим убийцей, - мрачно кивнул Рихтер.

-- Но, - продолжил гном, - он был слишком сильным некромантом, и поэтому близость с ним наверняка бы убила ее. Всем известно, чем заканчивается любовь между волшебниками и простыми смертными. Чтобы решить, как ему казалось, эту проблему, он сумел, посредством древнего ритуала вызвать Смерть на поединок, чтобы завоевать право на любовь.

-- Вкратце, Дарий, вкратце...

-- Я и так максимально сокращаю, - с укором сказал гном. - Наберись терпения. Клемент, тебе же интересно?

Монах энергично закивал.

-- Случилось непредвиденное - Рихтер сумел одолеть Смерть в бою. Но, вернувшись к любимой, он застал ее в объятиях другого, и чуть с ума не сошел от горя.

-- Но это не помешало ему разделаться с ней, с герцогом - ее любовником, его охраной и с половиной замкового гарнизона в придачу. В тот раз я сильно разозлился.

-- Несмотря на многочисленные раны, полученные в схватке с охранниками, Рихтер не умер. После победы в роковом для него поединке, он стал бессмертным. Отчаявшись, разочаровавшись в людях и в жизни, он пробовал убить себя сам, но у него ничего не вышло. Всякий раз он оживал, и его раны затягивались. Он перестал стареть. Рихтер стал скитаться из одного города в другой, нигде не задерживаясь подолгу. Поняв, какую ошибку он совершил, он забросил занятия некромантией, предпочитая больше не возвращать души. Рихтер перепробовал множество способов умереть, но так и не достигнул желанного результата. Проклятые книги, о силе которых он был наслышан, были его последней надеждой.

-- Но она оказалась напрасной.

-- Это была его тайна. Главный Хранитель выслушал Рихтера и пообещал другу свою помощь.

-- Дарий, а почему ты говоришь о себе в третьем лице? И так понятно, что именно ты был Главным Хранителем.

-- Тот Дарий - это неверная тень от пламени свечи потушенной века назад, по сравнению со мной нынешним. Поэтому я не могу говорить от его имени.

-- По-моему, Клемент не верит в то, что ты ему тут рассказываешь, - заметил Рихтер. - Он считает, что мы злобные демоны, решившие посредством всяческих историй и обмана заполучить его душу.

-- Я так не думаю, - возмутился монах. - Честное слово!

-- Успокойся, Рихтер, тебя просто дразнит. Таким образом, ему хочется разрядить обстановку. Иногда я начинаю сомневаться в том, что он взрослый, - Дарий с укором посмотрел на Смерть.

-- Лучше расскажи, как ты взял проклятую книгу, и твоя душа оказалась ей тоже не по нраву, - посоветовал Рихтер.

-- Именно так все и случилось, - кивнул гном. - Это было очень странно. Поэтому друзья решили отправиться в Вернсток, чтобы спросить совета у Затворника. Это был знаменитый на всю страну отшельник и оракул, который никогда не покидал пределов Вечного Храма.

-- Я что-то читал о нем, - сказал Клемент. - Но ведь его пророчества не всегда исполнялись?

-- Как сказать... - пробормотал Дарий. - То, что он предсказал мне, исполнилось в точности. Дорога в Вернсток заняла много дней, и хоть они спешили, путешествие затянулось. На одном из постоялых дворов к ним подошел высокий, приятной наружности монах и...

-- И нагло уселся за их столик, хотя его не приглашали.

-- Рихтер!

-- Прости! Но когда я вспоминаю, каким он был настырным, кровь в жилах закипает!

-- Он всего лишь хотел спасти твою душу. Во всяком случае, так, как он это понимал.

-- Разве ему не было ясно, что в тот вечер меня посетило дурное настроение? - всплеснул руками Смерть. - О каком спасении могла идти речь?

-- Именно поэтому ты едва не заколол его шпагой. Я еле успел тебя остановить.

-- Ты собирался заколоть этого монаха? - воскликнул Клемент. - Но за что?

-- За то, что он без моего согласия пытался наставить меня на путь истинный. Это страшное преступление, а чем оно карается - сам догадайся. Кстати, монаха звали Мартин, - сказал Рихтер значительным тоном.

-- Слушаю предельно внимательно, - пересохшим от волнения голосом ответил Клемент, сразу догадавшись, о каком именно Мартине идет речь.

-- Движимый желанием спасти Рихтера, монах решил сопровождать нас в путешествии. Мы были против его компании, но он был непреклонен. Когда мы покинули постоялый двор, на нас напали разбойники, жаждавшие легкой наживы. Это злополучное нападение, если опустить мелкие подробности, закончилось тем, что Дарий был убит арбалетной стрелой, попавшей ему прямо в сердце. Рихтер, которому теперь было нечего терять, расстроенный смертью друга, в мгновенье ока расправился с разбойниками.

-- Да, я убил их с особой жестокостью и нисколько не жалею об этом, - мрачно ответил Смерть. - Это была месть.

-- Некромант хотел вернуть Дария к жизни, но это оказалось не так-то просто. У него не хватало на это сил. Тогда Мартин предложил ему свою помощь. Рихтер не стал отказываться. Он сломал ему руку и, воспользовавшись жизненными силами монаха, сумел оживить гнома. Во время ритуала некроманту пришлось убить себя, чтобы вытащить душу Дария из мира тонких материй. Их кровь смешалась. Таким образом, Рихтер и Дарий стали кровными братьями.

-- А Мартин?

-- Если не считать сломанной руки, он единственный, кто не получил повреждений на той поляне, - сказал гном. - Ему повезло. Так как во время нападения монах показал себя с лучшей стороны, то Рихтер изменил свое отношение к нему. Можно сказать, что они стали друзьями.

-- Ты и Святой Мартин - друзья! - воскликнул Клемент.

-- Ну, тогда он был просто Мартин. Обычный монах одержимый идеей служения Свету. Когда речь заходила о душе, с ним было очень трудно общаться, хотя, в общем-то, - Смерть лукаво усмехнулся, - он был неплохим человеком.

-- Они ехали все дальше, приближаясь к Вернстоку, и пережили по дороге еще немало приключений.

-- Ага, вроде твоего ареста, моего повешенья, а затем сожжения. Занятные приключения, ничего не скажешь.

-- Рихтер, когда я сказал, что ты можешь дополнять, я не имел в виду, что ты будешь постоянно перебивать меня.

-- Прости, - сказал Смерть, впрочем, без особого раскаяния в голосе. - Не могу удержаться.

-- Пользуешься моей безграничной добротой...

-- А почему бы и нет? Должен же я как-то использовать кровного брата в своих интересах?

Гном пропустил его высказывание мимо ушей.

-- Друзья приехали в Вернсток и Дарий, как и собирался, отправился в Вечный Храм на прием к Затворнику. Там гном узнал, что его душа - душа Избранника, которому суждено стать... Но об этом после. Именно поэтому проклятая книга оказалась над ней бессильна. Затворник много необычного рассказал Дарию, и тот ему в начале не поверил. Да, гнома посещали странные виденья, он предчувствовал что-то, но история Затворника была слишком фантастичной, чтобы быть правдой. Дарий знал немало пророчеств, но он никак не ожидал, что может стать главным действующим лицом одного из них. Отшельник посоветовал ему сходить к храму Четырех Сторон света, который две тысячи лет назад возглавляла Предсказательница.

-- Ты забыл сказать, что перед этим ты увидел ее на одной из оживающих картин Марла и потерял голову.

-- Да, оживающие картины - это настоящее чудо. Тогда Дарий впервые испытал необыкновенную связь, которая существовала между ними, вернее между их душами. Случилась необыкновенная вещь, Предсказательница сумела передать гному цветок элтана.

-- Нарисованный цветок? - Клемент как не пытался, не смог скрыть своего недоверия.

-- Да, - просто ответил Дарий. - Но цветок у него попросил Повелитель Ужаса, великий завоеватель прошлого, который был изображен на картине напротив. Две тысячи лет тому назад он любил эту женщину, но не смог быть с ней. Грустная история. И Главный Хранитель с разрешения Предсказательницы отдал ему этот цветок.

-- Когда я был схвачен Смотрящими, то видел цветок элтана на картине, которой меня проверяли, - сказал Клемент. - Его держал в руке высокий темноволосый мужчина в золотых доспехах.

-- Да, ты видел туже картину, что и Дарий. Другой такой быть не может. Человек в доспехах - это Повелитель Ужаса.

-- Забавно, что они выбрали именно ее, - усмехнулся Рихтер. - Ведь в их распоряжении были сотни картин. Очередная случайность?

-- Наверняка. На чем я остановился?.. Ранним утром друзья пошли к храму, который некогда возглавляла Предсказательница. Оказавшись в храме, Дарий... - тут гном замолчал, подбирая слова.

-- Вспомнил все свои предыдущие рождения, - подсказал ему Смерть.

-- А их было очень много, и все такие разные... Он вспомнил, что в прошлой жизни он был Повелителем Ужаса, а Предсказательница была его второй половиной. Их влек друг другу зов седьмого чувства.

-- Благой Свет! - воскликнул монах. - Как все запутано!

-- Если хочешь, то когда-нибудь я расскажу тебе их историю более подробно, - сказал Смерть. - Она определенно заслуживает того, чтобы ее рассказали.

-- Должен добавить, что за друзьями давно следили боги. Они не хотели, чтобы Дарий перешел на новую ступень развития и вместо Избранного стал Создателем.

Глаза Клемента расширились от удивления. Он не знал, как реагировать на эти слова. Гном, словно не заметив его изумления, невозмутимо продолжал:

-- Они думали, что если дадут Избраннику встретиться с его второй половиной души, то слившись с ней он исчезнет, и перестанет представлять для них угрозу. Но они ошиблись. Все получилось в точности наоборот. Боги выкрали Дария и предназначенную ему девочку, и насильно заставили посмотреть в глаза друг другу. В результате их души соединились, явив вселенной совершенное существо. Мир получил нового Создателя. Предыдущий мог отправляться на заслуженный покой. Это закономерный процесс, так было и будет, смею надеяться, еще не раз. Когда-нибудь меня сменит мой Избранник, мое первое творенье.

-- И это ты?.. - Клемент вложил в этот вопрос все свои чувства.

-- Это я, - ответил Дарий просто.

-- Но я ничего... Ты... Вы не похожи на него. Я не знаю, как это объяснить!

-- А если так? - гном заполнил собой пространство, находясь одновременно везде. И нигде.

Он был всем, и все было в нем. Это было необыкновенно.

Клемент задохнулся от ужаса, переходящего в немой восторг.

-- Дарий, пожалуйста, можно обойтись без демонстраций? - попросил Рихтер. - У меня голова кружиться.

-- Ему нужно было доказательство.

-- Пусть лучше спросит свое сердце, тот ли это Свет, которому он столько молился?

-- Да, получается, что все мои молитвы были обращены Вам? - Клемент несколько раз моргнул. - Я разговариваю с самим Создателем. Со Светом... Созидающей силой... С началом всего живого... - он застонал. - По-моему мне сейчас станет плохо.

-- Да, я Создатель, но не имею к этому миру, и душам его населяющим никакого отношения. Я их не создавал. Они творения предыдущего устроителя мироздания.

-- Все это время я молился зря? - Клемент покачал головой. - Кому? Но тот Свет, который в моем сердце... Он же есть. Даже сейчас!

-- Я уверен, со временем ты разберешься с этим. Возможно не в этой жизни, так в следующей.

-- Это выше человеческого понимания... зачем вы рассказали мне это? Зачем? - пробормотал монах, качая головой. - Ну, а демоны, они-то есть?

-- Только для тех, кто в них верит. Зачем создавать демонов, если с этим отлично справляется человеческое воображение? В высших сферах страхи людей обретают свою собственную жизнь.

-- А призраки? Я хорошо знаю одного...

-- Встречаются. Как у физического тела есть тень, так она есть и у души. Призраки могут все помнить о прошлой жизни хозяина, но они лишь бледная копия, которая исчезнет, выполнив свое предназначение.

-- Мне трудно удержаться от вопросов...

-- Это естественно. Даже удивительно, что их у тебя так мало. Итак, я, фактически уже ставший тем, кем я являюсь сейчас, наказал богов за их проступки - подарив им страшную кару - вечную жизнь. Потом перенес Рихтера и Мартина к Мировому Дереву, чтобы они были свидетелями моего вхождения в полную силу. Они это заслужили. Все-таки они были моими друзьями, а Рихтер, кроме всего прочего - кровным братом.

-- Святой Мартин видел Мировое Дерево? "Оно растет с миром, и будет расти, пока будет существовать этот мир. Оно его стержень, его основа", - процитировал Клемент строчки из канона ордена. - И на что оно похоже?

-- Ослепляет, - нахмурившись, ответил Рихтер. - Ничего интересного, если не считать исполинских размеров.

-- А как ты стал Смертью?

-- Существует закон, который нельзя изменить или обойти, - ответил за него Дарий. - Тот, кто побеждает Смерть, сам становиться им. Даже я, Творец, не могу ничего с этим поделать.

-- Но Рихтер, ведь ты лечил, возвращал к жизни. Разве это твое предназначение? Где справедливость? - спросил монах с горечью.

-- А кто говорит о справедливости? Вселенной нет до нее дела. Но, по сути, я получил по заслугам. Смерть предупреждал меня о последствиях, даже дал шанс отступить от задуманного. Но я не воспользовался любезно предоставленным мне шансом. Теперь мне остается только ждать, пока найдется очередной некромант, достаточно сильный, чтобы вызвать меня на поединок, и достаточно безумный, чтобы выиграть его. Тогда я стану свободным. А до тех пор, - Рихтер злорадно усмехнулся, - никто из людей не будет чувствовать себя в безопасности. Я приду за каждым.

-- А что случилось со Святым Мартином? - спросил монах. - В его биографии много неясностей.

-- Я вернул его обратно, - ответил Дарий. - Жизненный путь этого человека был еще не закончен. - Он стал проповедовать, скитаясь по разным городам, и его речи были наполнены такой необыкновенной силой, что многие верили ему. И хоть Мартин ничего не помнил из того, что я ему показал, но где-то в глубине души он знал правду. Позже он обзавелся многочисленными последователями, объединил всех монахов служащих Свету под своим началом и основал орден. Но как часто случается, не все ученики разделяли взгляды учителя. И они убили его.

-- Да, я был там и помню, какими грустными глазами он посмотрел на этих подлых убийц - своих бывших соратников, - сказал Рихтер. - В них было столько разочарования. Они не оправдали его надежд. Вонзить нож в спину - это верх подлости.

-- Он даже не защищался?

-- Нет. Как только Мартин увидел, кто хотел его смерти, у него опустились руки. Он был сломлен внутри и поэтому позволил добить себя.

-- Какой ужас! Все действительно так и было? Невозможно, невероятно... Творец рядом со мной и Смерть. Я... Это уму непостижимо. - Клемент замолчал, обхватив голову руками.

Он был в состоянии близком к шоку. Правда и вымысел перемешались в его голове.

Закатное солнце застыло над горами, словно вовсе передумало уходить за горизонт. К запахам фруктов добавился запах весенних луговых цветов. Рихтер посмотрел вниз и увидел, что в траве действительно стали распускаться маленькие фиолетовые, белые и голубые цветочки. Над ними тут же с утробным гудением стали кружиться мохнатые шмели размером с кулак. Вдалеке запели соловьи.

-- Дарий, по-моему, ты слишком увлекся этим миром, - осторожно заметил Смерть. - Нельзя мешать все в одну кучу.

-- Какая разница, все равно он исчезнет, как только я уйду отсюда, - пожал плечами Создатель.

-- Как жаль... - огорчился Рихтер. - Он мне нравится. И даже эти шмели, если не брать во внимание их размеры - весьма забавны.

-- В таком случае я дарю его тебе. Назовем его миром Вечного Заката. Будешь приходить сюда, когда твоя берлога тебе наскучит и захочется разнообразия.

-- Ты даришь мне весь этот мир? - удивленно спросил Смерть.

-- Да, а что тут такого? Одним миром больше, одним миром меньше, какая разница? Тем более что он совсем маленький.

Тут монах что-то невнятно пробормотал.

-- Что-что? - переспросил его Рихтер.

-- Почему, - Клемент поднял голову и несмело посмотрел на гнома, - вы мне все это рассказали? Ведь должна же быть этому причина. Почему мне оказана такая высокая честь?

-- Неужели ты так и не понял? - расхохотался Рихтер. - Да ведь это же очевидная истина!

-- Ты здесь потому, что в прошлой жизни, - тут даже Дарий не выдержал и улыбнулся, - ты носил совсем другое имя. Тебя звали Мартин. И однажды, именно ты подсел за столик к двум путешественникам - гному и некроманту.

-- Я был Мартином?! - закричал монах и вскочил на ноги. - Святым Мартином?

-- Да. Именно этим и объясняется наш интерес к твоей скромной персоне, - сказал Рихтер. - Мы друзей не забываем. Мало того, что у тебя та же душа, ты даже внешне умудрился походить на себя прежнего. Вылитый Мартин в его неполные сорок. Со стороны было так забавно наблюдать, как ты восхищался самим собой.

-- Да как это возможно?! Да как...?! Я же ничего не помню!

Тут монах не выдержал и стремглав побежал в глубину сада.

Смерть вопросительно посмотрел на Создателя.

-- Пусть проветрится. Все равно он скоро вернется. Будем снисходительны - Мартин или Клемент, но он только человек. Ему не так-то легко принять эту новость. Если на него слишком надавить, то он может сойти с ума.

-- Его мировоззрение дала трещину, но он справится.

Действительно, не прошло и нескольких минут, как монах показался из-за деревьев. Теперь он был рассержен.

-- Если это так, то почему я снова стал монахом? - воскликнул он возмущенно. - Снова ряса, снова орден!

-- Должно быть потому, что в этой жизни, ты должен был исправить ошибки прошлой. Благодаря тебе возник орден Света, который в последствии натворил столько бед. А так как душа у тебя добрая - ты не мог остаться безучастным к человеческим страданиям. Именно поэтому меня интересовал твой личный выбор - был ли он вообще?

-- Какой кошмар, - ужаснулся монах. - Я снова возглавил орден. Это было предсказано. - Он осекся, вспомнив пророчество магов.

-- Чему быть - того не миновать, - тихим голосом сказал Дарий. - Пусть тебя не тревожит то, как ты расправился с Пелесом. Вы не случайно почувствовали друг к другу взаимную ненависть с первого взгляда. В прошлой жизни Пелес первым нанес удар, пожелав смерти своему учителю.

-- Мартин...

-- Да, ты всего лишь отомстил за себя. Душа Пелеса не представляла для универсума интереса, и поэтому сгинула без следа.

-- Выходит, что у меня совсем не было выбора! Совсем? Я ничего не решаю... Но как же свобода воли? Как же... Если я марионетка, то в чьих руках?! - он обратил непонимающий взгляд на Дария.

-- Уж точно не в моих, - покачал головой Создатель. - Я ни к чему не принуждал тебя. Поверь.

Клемент пытался успокоиться, но у него это плохо получалось. Злость от осознания собственного бессилия мешала ему это сделать.

-- Орден принес столько зла людям... И я его основатель. Вся моя нынешняя жизнь - расплата за ошибки прошлого. Я думал, что на моей совести много смертей, но как же я ошибался... Сколько их было за прошедшие восемьсот лет? По моей вине империя погрузилась в трясину обмана и предательства. И даже если мое учение не было ложью, я им так ничего и не добился.

-- Клемент, ты очень талантлив, если можно так выразиться. И поэтому тебе нужно быть осторожным в своих действиях и поступках. Раз в твоей власти повести за собой целые народы - будь предельно осторожен, выбирая направление. Иначе мы будем наблюдать, как ты снова и снова становишься магистром ордена, в тоже время ничего по сути не меняя.

-- Моя жизнь - ничто... - констатировал Клемент. - Даже хуже, чем ничто. Это бред какой-то... Хорошо, что я уже умер. Иначе от полученных известий я бы умер снова. Но если вы называете меня своими друзьями, то почему не помогли мне? Я не говорю о материальной помощи, но ведь можно было дать совет? Намекнуть? Это глупость, утверждать, что я должен все решать сам, и в тоже время утверждать, что я ничего не решаю, и будущее не зависит от моих действий.

-- Но если оно не зависит, то какой смысл давать тебе советы? - Рихтер пожал плечами.

-- Душа может сойти с ума? - озадаченно спросил Клемент, потирая виски. - Все, я не хочу ничего больше знать. Ничего!

-- Клемент, от себя не убежать, - мягко сказал Создатель.

-- Разве трудно было помочь? Не ради себя прошу, а ради остальных. Люди, пострадавшие по моей вине - убитые, замученные, за что расплачивались они? За какие грехи? Разве Мирра виновна в чем-то, что у нее убили родителей, и ей пришлось скитаться, видеть мои страдания и потерять меня дважды? Что она сделала, чтобы заслужить такое?

-- Когда-то я сказал, что всегда буду рядом и помогу тебе в трудную минуту, - Дарий ободряющее похлопал монаха по плечу.

-- А мне ты говорил совсем другое, - возмутился Рихтер. - Что занят другими мирами и в этом тебе скучно, неинтересно и так далее.

-- Так и есть. Но в тоже время я говорил, что маленькая частица меня наблюдает за происходящим и иногда творит что-то по собственному усмотрению, - уголки губ Дария приподнялись в легкой усмешке.

-- А... Тот странный домик в лесу, - догадался монах, - где мы нашли еду и постели. С маленькой совой.

-- Ты с такой любовью рассказывал девочке сказку о Лесном духе и сторожке, что я позволил себе воплотить твою выдумку в жизнь. Она мне понравилась.

-- Я был поражен, увидев этот домик посреди лесной чащи, - признался монах. - Действительно поражен.

-- Теперь он иногда будет появляться посреди леса. Эта сторожка станет живой легендой. В самом деле, Клемент, если ты когда-нибудь дойдешь до конца, так и не встретив свою вторую половину, и станешь богом, ты сможешь сделать много чудесного.

-- Что мне вторая половина? - покачал головой монах. - Соединившись с ней, я потеряю себя, став другим. Любить можно и чужую душу. Зачем искать счастье где-то, когда его можно найти рядом с собой?

-- Ты удивительный человек, - покачал головой Дарий. - Вера в торжество Света побеждает в тебе остальные чувства. Даже седьмое.

-- И что стало с моей верой? Во что мне теперь верить, в кого? В Вас? В этом был весь смысл моей жизни.

-- А разве что-то изменилось? Когда в чем-то неуверен, то попроси совета у своей души. Прислушайся к ее голосу.

-- Спрошу. Это все, что у меня осталось, - кивнул монах и вздохнул. - Не знаю... Я устал думать и сожалеть. Хочу, чтобы все как можно быстрее закончилось. Теперь я готов к окончательной смерти. - Он вопросительно посмотрел на Рихтера. - Ты меня проводишь?

-- Ступай с миром. - Создатель коснулся полы рясы монаха и тот исчез.

Рихтер удивленно уставился на Дария.

-- Куда ты его отправил?

-- Обратно на землю. Я решил сделать ему небольшой подарок.

-- То есть как это - подарок?

-- Теперь у него отличное сердце. Здоровое, как у двадцатилетнего парня.

-- Но он уже умер! Дарий, ты нарушаешь правила, - с укором сказал Рихтер. - У тебя не должно быть любимчиков.

-- У меня и Смерть не должен быть кровным братом, верно? К тому же, Творец я или нет? По-моему это самое малое, что я мог для него сделать. Всего лишь чуть-чуть подправил линию судьбы, и направил ее по альтернативному пути.

-- Ты стер ему память?

-- Нет. Все, что он узнал здесь, останется с ним до конца. Надеюсь, Клемент сделает соответствующие выводы.

-- Ты и правда не хочешь наблюдать, как он снова и снова возглавляет собственный орден?

-- Да, эта история с орденом могла затянуться. Он мог бесконечно долго трансформироваться в разные общественные образования, всякий раз являясь в новом обличье.

-- Это из-за страха передо мной, - улыбнулся Смерть. - Люди готовы верить во что угодно, лишь бы жить вечно. И откуда у них такая привязанность к своему хрупкому неудобному телу?

-- Они к нему привязаны, потому что у них нет другого.

-- Это их проблемы.

-- У нашего общего друга огромная сила воли, - заметил Дарий. - Он может многое выдержать. Он и сейчас верит в какой-то особый Свет, заставляющий его совершать хорошие поступки и бескорыстно помогать людям. Даже я толком не знаю, откуда исходит его уверенность в собственной правоте. Он знает и чувствует. Его душа - это настоящая тайна. И хоть мы с тобой далеко не последние существа в этой вселенной, - гном сорвал с дерева персик и протянул его Рихтеру, - мы можем гордиться, что у нас есть такой друг.

-- Легко быть уверенным в себе, обладая всемогущими божественными возможностями, - кивнул Рихтер, соглашаясь. - Гораздо труднее остаться таким, будучи простым человеком.

Клемент очнулся и открыл глаза. Он по-прежнему находился в спальне и лежал на кровати, укрытый покрывалом. Воздух был пропитан умиротворяющим спокойствием. Сквозь занавеси окна пробивались первые предрассветные лучи солнца. Было слышно как тихо тикают механические часы, стоявшие на комоде.

-- Я жив... - он изумленно коснулся рукой груди и сделал глубокий вдох. Сердце нисколько не болело. - Какое счастье... Я жив... Спасибо.

Догадаться, от кого он получил столь щедрый подарок, было нетрудно. Ему дали еще один шанс. Шанс прожить жизнь иначе.

Монах, опасаясь сделать неверное движение, немного повернул голову, и увидел, что Мирра тоже не спит.

-- Доброе утро, - сказал девушка улыбнувшись.

-- Доброе. Который сейчас час?

-- Ты все-таки собрался исполнить свою угрозу и проспать до одиннадцати? - встревожилась Мирра. - Сейчас половина шестого.

-- Ах, Мирра! Как же я рад тебя видеть! - с жаром сказал Клемент. - Ты мне даже не поверишь, как сильно рад!

-- Я тоже рада. Знаешь, мне приснился кошмар: будто бы ты вдруг исчез. Растворился во тьме, став туманом. Но это глупый сон, ведь ты здесь.

-- Да, ты права. Я здесь, - он крепко обнял девушку.

Она была так дорога для него.

Отныне все станет иначе. Может быть, его любовь к ней пока что не похожа на ту, что чувствует мужчина к женщине, но он сделает все, что бы Мирра была счастлива. Только тогда он сам сможет чувствовать себя счастливым. И седьмое чувство здесь совершенно не причем.

-- Клемент... - Мирра вздохнула, призвав все свое мужество. - Мы должны дойти до конца. Я жду твой ответ.

Монах, не отрываясь, смотрел в ее серые глаза, полные тревоги. Где-то в глубине их была скрыта надежда.

-- О, Свет! Дай же мне силы!

Ему столько хотелось сказать ей. Но признаться в своих чувствах так страшно. Неужели ответ не написан на его лице? Она его не видит? А даже если видит, то это ничего не меняет. Ей нужно, что он произнес его вслух.

-- Мирра... Я не могу гарантировать тебе нормальной жизни. Буду с тобой честен. Вряд ли мы с тобой когда-нибудь сможем пожениться, у нас не будет детей и дома в обычном понимании этого слова. Обстоятельства жизни, и та дорога, которую я избрал, не позволяют мне иметь все это.

-- Клемент, для меня важен только ты, - прошептала Мирра, покачав головой.

-- Это самое главное, - кивнул монах. - Поверь, я думаю точно так же. Я люблю тебя, и буду принадлежать тебе до самой смерти. Обещаю. Вот мой ответ.

И прежде чем ее лицо озарилось радостью, Клемент вложил ее ладонь в свою со словами:

-- Давай пройдем оставшийся путь вместе. Сколько бы нам ни было отпущено лет, я больше никогда не покину тебя.

Мирра сжала кисть и через мгновенье осыпала его обезображенное лицо десятками поцелуев. Это было именно то, что она надеялась услышать. Слова больше были не нужны.

Возможно, их будущее совсем не так безоблачно, как им сейчас кажется. Монах по-прежнему тайно возглавляет орден, он знает нелегкую правду и ему придется жить с ней. Тень прошлого, тень Святого Мартина, его ошибок и достижений останется с ним навсегда.

Но сейчас они оба были счастливы. После стольких лет одиночества, Клемент позволил своему сердцу любить, а Мирра обрела человека, ради которого стоило жить дальше. Каждый получил то, что желал.

Иногда мечты сбываются...

Конец

© Copyright Зинченко Майя Анатольевна (mail.mayazinchenko@gmail.com) Размещен: 02/08/2007, изменен: 17/02/2009. 794k. Статистика. Роман: Фэнтези Седьмое чувство Скачать FB2
Аннотация: Прошло восемьсот лет с тех пор, как у вселенной появился новый Создатель. Многое в мире изменилось. Маги и некроманты объявлены вне закона, на них ведется непрерывная охота. Клемент, рядовой монах ордена Света, основанного Святым Мартином, вынужден покинуть родной монастырь и отправиться в Вернсток. Он возмущен произволом, творящимся от имени ордена. Его путь лежит в Вечный Храм - главную резиденцию, где он надеяться найти справедливость. В нелегком путешествии монаха сопровождает двенадцатилетняя девочка, спасенная им от неминуемой гибели. Клемент не подозревает, какую значительную роль ему придется сыграть в судьбах других людей, но все переменится после его встречи с таинственным человеком по имени Рихтер... Роман дописан.

Зинченко Майя Анатольевна : другие произведения.

Монах