В жизни очень много способов уйти от себя, своих неудач, проблем, несбывшихся надежд. Способы различны, как языческий пантеон. Одни из них безобразны, другие серы и невзрачны, третьи поражают великолепием, но все они чаруют. Чаруют и завораживают свою жертву.
Это не история про наркотики или секты. Здесь нет места трагедии безумия. Нет рассказа о борьбе личности с чем-то исполинским и бездушным, словно тоталитарный строй.
Это повесть о поиске человеком своего места в жизни.
Вступление (Лонгрен).
С Лонгреном я познакомился не совсем случайно. Его дом стал для меня концом одних поисков и началом других, но всё по порядку.
Моя сестра - сложный подросток. Причина такого характера даже не развод родителей. Всё проще - бедность среди роскоши: сложно вырасти нормальной, когда тебя окружают люди, у которых есть всё то, о чём тебе либо только мечтать, либо зарабатывать и добиваться всю жизнь. Конечно, она хочет изменить свою жизнь, бунтует. Я тоже хотел, тоже бунтовал. В итоге понял: нужна цель, воля, труд. Но мне чего-то не хватило: может цели, может воли, а может веры в то, что мой труд не лишён смысла. В любом случае я смирился с ролью середняка - вроде не кулак, зато и не босяк. Но она ещё хочет чуда, что бы как в сказке - в один миг получить совсем другую жизнь. Правда, не знает конкретно какую.
В общем, очередная домашняя ссора и она уходит из дому: играет по переходам, ночует у друзей и знакомых. Мать сходит с ума. Отец нервничает.
Я стал её искать: обзвонил все контакты, исколесил полгорода. В итоге я нашёл её у Лонгрена. Так я с ним и познакомился.
Лонгрен чуть старше меня. Внешне больше всего напоминает американского рыбака из программ 'Discovery'. Типичный такой обитатель Аляски: не особо короткая стрижка, бородка, вечно одет в джинсы, жилет, тяжёлые ботинки.
Лонгрен живёт на кладбище кораблей в обустроенной им барже. Его дом интересное место - своеобразный перевалочный пункт современной культуры. Здесь постоянно куча автостопщиков, задержавшихся по пути из Сибири в столицы. Есть неформалы всех мастей: от ультраправых и левых радикалов, до пофигистичных растений. Можно встретить творческих деятелей: в основном это пьющие художники, писатели, фотографы, режиссеры, дизайнеры и прочие интеллигенты. Постоянно присутствует особая каста друзей Лонгренна. В это сословие попадают как люди, с которыми его реально связывает память (одноклассники, сослуживцы, сокурсники), так и случайные собутыльники (словоохотливые бомжи из электрички, или недавно освободившиеся 'братишки', которым негде перекантоваться). Много у Лонгрена 'паломников'. В основном это представители популярно-массовых оккультных движений, приверженцы модных нетрадиционных религий, последователи различных шарлатанов. Их заносит к Лонгрену по дороге 'из', или 'в' какие-либо 'святые места', аномальные зоны.
Всёх этих людей объединяет ожидание чуда и полное отсутствие чувства реальности. Все они живут в каком-то другом мире, каждый в своём. Это баржа словно из 'Алисы в стране чудес' Кэрролла.
В текстах Дельфина есть строчка: 'Ожидание чуда тянет камнем на дно'. Лонгрен был на самом дне. Помимо него на кладбище жили только бомжи. Его быт от их него отличался только тем, что он подвёл электричество от лодочной станции, обустроил нормальный уличный нужник, переделал соседствующий с баржей буксир в баню, да и перебоев с дровами для печи было меньше. Но воду он таскал с той же колонки.
Каким бы мудрецом или святым он не выглядел в чужих глазах, по его глазам можно было прочесть только одно: этот человек неудовлетворен своей жизнью. Лонгрен часами мог, говорить о настоящей любви, истинном пути человека. Правда его поступки и факты биографии говорили абсолютно противоположные вещи.
Всё, что мне удалось узнать о нём, представало в виде списка неудач и поражений: не вышло там, не получилось здесь, не воспользовался шансом в одном месте, упустил возможность в другом, попробовал себя в том, сём, но нигде себя не нашел. Он зарабатывал на жизнь тем, что делал модели кораблей, да иногда халтурил на стройке. Но всё равно основной статьёй доходов оставалась рента с его комнаты в малометражке, доставшейся ему от покойной матери.
С личной жизнью у Лонгрена было ещё хуже. Свадьба, развод, пара недолгих романов, а сейчас лишь редкие случайные связи. Его 'подруги' в основном из тех же когорт, что и остальные посетители: молоденькие неформалки, набирающие очки опыта, пьяные интеллигентки, из тех, что всегда не прочь, взрывы из прошлого, случайные встречные. Его попытки превратить это в нечто более серьёзное проваливаются. Влюбчивые девочки - быстро взрослеют, понимают, что с ним у них нет перспектив роста, поддавшиеся страсти дамы - трезвеют, это не тот человек, который способен содержать семью, помогать воспитывать и кормить детей. А к тем немногим, которые полюбили его, он сам остался равнодушен. Лонгрен уже давно не верит, что есть чувства, которые могут заставить его покинуть, свой маленький мир, или хотя бы немножко его изменить, освободить в нём место для ещё одного человека.
Но, тем не менее, людей тянет к Лонгрену. Они видят в нем какой-то потенциал. Может в нем что-то и есть, но это сродни ядерной потенциалу сверхдержав - мощь есть, она завораживает, но все знают, что это никогда не выстрелит. Люди ему верят, и он этим пользуется. А почему бы и нет? Люди ждут чуда, чтобы чего-то хотеть и что-то делать, им нужно надеться и верить - Лонгрен даёт им эту надежду и веру.
Часть первая (Падение).
Я не сразу стал постоянным гостем Лонгрена - не было времени, которое некуда девать. Но потом оно появилось, незаметно для себя я зачастил к нему на баржу.
Вот очередное утро: мне почти тридцать лет, но у меня нет ни дел, ни денег, словно я снова прогуливаю уроки в школе, поэтому я бреду к Лонгрену. Там такие же, как я и мы придумаем, как убить этот день.
Хозяин уже похмелялся на кухне. На самом деле сложно назвать кухней это небольшое помещение в ржавой посудине, но с Лонгреном никто не спорит - это его дом. Из утвари здесь только чайник, комфорка, армейский котелок, чугунная сковорода, да стопка одноразовой посуды. Стол, стулья и прочая мебель не предусмотрены - для этой роли есть пол и различный хлам, вроде коробок и туристических ковриков, разбросанный по нему.
Компанию Лонгрену составлял Андрюха - один из его старых друзей. Последний раз, когда я видел их вместе, мне стало страшно. Страшно от того, что я когда-нибудь буду похож на Лонгрена.
Андрюха обычный человек, но как он смотрит на своего старого друга. В его взгляде смесь жалости и чего-то отцовского. Лонгрен для него что-то вроде Дауна - потерянный, заигравшийся ребёнок тридцати лет отроду. У Андрея нет слов о пути и чуде, но у него есть всё то, о чем Лонгрену даже не стоит мечтать - своя квартира, жена, дети, работа позволяющая обеспечить семью.
Тогда я внезапно понял очевидную вещь - зачем и для чего Лонгрену нужны все эти бездельные люди во круг него, его напыщенные речи, таинственный имидж, жильё на кладбище кораблей - он просто бежит от себя, своих неудач, несбывшихся надежд. Я и раньше знал эту истину, но отправлял её на второй план, не придавал значения, а тут она так легко и просто читалась в одном единственном взгляде. Лонгрен создал свой мир, в котором он матёрый волк, а в этом мире, среди равных себе он просто заигравшийся ребёнок, достойный лишь жалости и сочувствия.
- Мы бегство из тюрьмы позором не считаем - любила повторять одна из его случайных связей. Я не собираюсь его осуждать или оправдывать, просто тогда мне стало невероятно страшно от одной мысли, что я когда-нибудь увижу такой же взгляд. Но жизнь распорядилась иначе. Самое грустное, что первый от кого я увидел этот взгляд, был я сам:
Сначала не сложился роман, потом я бросил работу - следствие: не смог продолжить снимать квартиру и вернулся к родителям. Такое временное положение дел стало постоянным, также как чрезвычайные меры по наведению порядка в стране становятся режимом диктатуры. Сам не замечая того я начал пытаться вновь стать ребёнком: вновь пошёл учиться, от мелких приработков перешёл к иждивению.
Старые друзья быстро исчезли - разница во времени и средствах: У них работа, семья, солидный отдых по выходным / У меня безденежье и скромное времяпрепровожденье. Но в бездельной компанией Лонгрена я быстро нашёл себе новых друзей.
Однажды, вернувшись домой с очередной пьянки, я не узнал свое отражение в зеркале. Что именно было во мне столь пугающе чужое? Взгляд - этот взгляд. Потом я стал его замечать и у других.
Пытаясь уйти от этого, я всё больше замыкался. Мне казалось, что я делаю что-то, меняю, пытаюсь вырваться, но все эти труды и поиски привели меня только к навязчивым снам, постоянному чувству дежавю, ощущению нереальности всего происходящего, бред, какие-то иллюзии, бесцельные мечты. Самое главное : появилось чувство - что всё это не зря, что у меня есть миссия, что я могу увидеть, осознать, принять что-то чего не сможет никто кроме меня, нечто сакральное.
Ты словно сходишь с ума, кричишь, не открывая рта. Кажется, спасти тебя может любой прохожий, да случайная улыбка первой встречной вырвет тебя из этого плена. Но помощи не будет. Её не будет просто потому, что никто не знает о том, что она нужна. И никогда не узнает как бы ты не скулил, ты сам, не знаешь можно ли тебе помочь. Для такого состояния трудно подобрать слова, а если их и найти то все они будут, походит на нелепую пародию религиозных и философских терминов, вызывая у слушающих их лишь болезненную для тебя улыбку.
У Лонгрена были другие, нужные, подходящие слова. Были объяснения, был ключ, который поможет разорвать этот порочный круг. Точнее средство навсегда сделать меня частью своего маленького мира, поэтому я долго не говорил ему, что жду чуда, что мне больше не на что надеться.
И вот сегодня я готов был рассказать, но меня спас Андрей. Точнее его взгляд, который погнал меня прочь. Бесцельно шатаясь по улицам, познакомился с девушкой и согласился составить ей компанию для похода в театр. Редко хожу в театр - не понимаю я его. У каждого искусства - свой язык, который нужно уметь читать. Я не умею читать этот язык, поэтому поход в театр всё равно, что свидание с красивой девушкой, которая говорит только на испанском, а ты не знаешь ни слова по испански.
Часто выхожу покурить в туалет. Пепел падает в унитаз, образуя своеобразный рисунок, словно тест Рошарха. Интересный это тест - лишенные смысла рисунки, в которых людей заставляют что-то увидеть, как будто они дети любующиеся облаками. Меня всегда забавляли такие вещи - попытки увидеть что-то там, где его нет. Мозг человека подобен Т9 - он автоматически находит слова, образы, мысли, чувства, для совершенно посторонних и случайных вещей. Поиск, томящий душу, вроде одуванчика пробивающегося через асфальт - ты найдешь смысл и оправдание чему угодно, было бы для этого достаточно почвы и света. Нет смысла жизни и судьбы, кроме тех которые мы творим сами. Хотя творим громкое слово: надумываем - вот это более подходящее.
Вот Оля встречалась с парнем. Встретились они случайно, хотя и раньше были знакомы, переспали и понеслась... Сколько эта пара надумала оправданий тому, что это всё не случайно? Хотя оба знали - это даже не ложь, просто так проще. Всегда хочется чего-то большего, изначального, истинного. Найти эти вещи в другом человеке - проще всего. Вот и нашли, а потом мы расстались, и ничего - мир не рухнул от того, что нарушено предначертание. Просто мозг перезагрузился и готов снова любой более-менее подходящий набор знаков сложить в слово 'Любовь'.
Но сегодня Т9 даёт сбой - не складывается у меня с этой любительницей театра. Видимо мы говорим на разных языках, а это очень усложняет подбор тех слов, которые помогут надумать общую судьбу. Если честно даже для одной ночи точек пересечения не хватает.
После спектакля мы разъехались по домам. Ну как по домам - каждый по своим делам. Я поехал к Лонгрену.
Я поделился с ним своими мыслями. Его ужаснула эта ересь про Т9 и бездушный одуванчик, запрограммированный выживать в любых условиях. Мой мир для него лишён души - это бездушная замкнутая система, самоорганизующаяся согласно изначальным законам. В нем нет место судьбе, пути, любви, чуду, аномалиям и прочим вещам о которых он любит рассуждать часами.
- Саша ты сбежал со страниц фантастики. Безумный робот пытающийся доказать людям, что они всего лишь цифры. Пойми это не так. Ты забываешь о душе, ты не чувствуешь путь человека. Каждый человек может изменить свою жизнь, стоит захотеть, стоит поверить.
- Лонгрен в этом мире всегда две правды: Правда факта и правда веры. Факты одни для всех, а вера у каждого своя. Но вера сама по себе не меняет мир - она лишь влияет на твои поступки.
- А твои поступки меняют мир!
- Нет Лонгрен не поступки, а их следствие, и не только твоих поступков. Над последствиями действий ты уже не властен.
- Пойми мир - это и есть ты. Ты можешь поменять его по своей воле...
- Не путай часть и целое: Восприятие мира и реальность; Мировоззрение и мир - это немножко разные вещи. Как бы ты не относился к жизни, она останется объективна и безразлична к твоим прихотям.
- Разве ты не хочешь найти что-то истинное, то из-за чего всё становиться не зря?
- Словами мир не изменишь, надо делать, а не говорить.
- Делай, что тебя останавливает?
Я замолчал. Это был тот аргумент, которым я обычно тыкал в Лонгрена, опускал его с небес на землю. Часто, я обводил взглядом людей и вещи, которые его окружают, и говорил:
- Разве это, то о чем ты говорил, чего ты хотел? Я не сужу, по словам, я смотрю по делам.
И вот теперь он тыкнул этим же в меня. Мой мир не лишён логики, но я в нем чужой, так же как и Лонгрен был чужим в том мире, от которого он сбежал в свои иллюзии.
- Лонгрен, знаешь, мне начали сниться странные сны.
Часть вторая - Начало пути.
Я начал рассказывать Лонгрену свои сны. Он слушал спокойно, лениво улыбаясь, словно знает всё наперёд. Так родители смотрят на ребёнка делящегося маленькой для них, но необыденной для него бедой. Я же волновался - у меня потели ладони, и подрагивала левая нога. Не надо быть психологом, что бы дать рациональное объяснение этим снам, которые лишь отражали мои переживания, рожденные мыслями о прошлом и отсутствием взгляда в будущего. Не надо ничего рассказывать, надо встать и уйти - просто начать жить, а не еще дальше уходить в лабиринт иллюзий. Но я жду чуда, поэтому говорю:
Я закрываю глаза и отправляюсь искать Храм. Из сна в сон меня преследует идея найти, обрести что-то. Я не знаю, что, но я знаю это в Храме. Его образы различны, но всегда недосягаемы: То я нахожусь за штурвалом вертолёта, внезапно осознавая, что не умею им управлять - разбиваюсь, чудом выживаю и вижу его там, вдалеке, у линии горизонта. Иногда я на борту подводной лодки, которая идёт в этот храм. На лодки вспыхивает мятеж - людей охватывает безумие, капитан начинает стрелять. Прежде чем меня настигает пуля, я бросаю взгляд на карту - до храма было рукой подать. Часто я бреду по забытой железной дороге, оказываюсь на мосту через пропасть. Мосту, за которым тот храм. Делаю пару шагов и всё рушиться. Бывает, блуждаю по улицам мёртвого города. Я знаю Храм где-то среди этих домов, но город невероятно быстро зарастает, превращаясь в непроходимый лес. Природа погребает под зеленым саваном то, что я ищу.
И это продолжается не только в снах: Открываю книгу - герой идет по тонкой нити над пропастью огня и льда. Идет в этот Храм. Включаю телевизор - там рассказывают о пропавшей экспедиции, которая искала таинственный Храм. Сажусь играть за компьютером и вот я на той самой железной дороге, и герою надо в тот самый Храм. Блуждая по страницам интернета, чтобы я не искал, всегда натыкаюсь на чужие фото, видео, тексты - везде Храм.
Я знаю - это паранойя. Нелепая игра мозга с избирательностью внимания, заставляющая меня видеть знаки почти во всём. Я околдован сам собой. Конечно, я знаю, что всё это ложь, это лишь последняя возможность зацепиться за чудо. Но я никогда себе этого не скажу. Тем более мне не скажет этого Лонгрен, потому и рассказываю это ему.
- А представляешь - говорит он в ответ на мою повесть - это и есть твой путь. Мы живем в бесконечном мире, но сами конечны. Кем бы ты ни был ты все равно часть, рано или поздно ты почувствуешь эту свою ничтожность пред целым. Но каждый из нас может открыть, то, что суждено пережить только ему, навсегда оставшись неповторимой частью вселенной. И ты это нашёл.
Мы выпили, я вернулся домой. Можно было снова предаться бессмысленным поискам того, чего нет. Можно.
- Представляешь - сказал я себе, и понял, что это слово не даёт мне покоя. Представляешь - с этого начинается любая детская игра, в которой надо слишком много воображать, мечтать, представлять. Лонгрен просто играет, для него все во круг - лишь игра. А я так не могу, это уже не игра, это даже не болезнь - это лишь постыдная привычка, помогающая заполнить бездну времени. Чем-то эти поиски ничего сродни онанизму: Ты не можешь найти себя в жизни, у тебя нет цели, и вот ты начинаешь дрочить то, что не даёт тебе покоя - разум и душу. И вроде ты получаешь тоже удовлетворения, что и сотни людей получаю от своих поисков и трудов, но это не то.
От таких мыслей в груди появляется чувство томящей пустоты. Это уже привычное для меня чувство, и я знаю, как с ним бороться - лечь спать. Закрываешь глаза и проваливаешься в бездну. В этом падении главное не бояться: ты все равно не разобьёшься, а если не будешь испытывать страх, то повезёт забыться сном без снов. Но вдруг кто-то хватает меня за руку и не даёт упасть в бездну. Это кто-то маленький и безмерно добрый, любящий, кто-то из детства. Он протягивает мне ключ. Обычный дверной ключ.
Взяв этот ключ, я оказываюсь у двери, двери в тот самый храм. Ключ подходит, делаю пару оборотов - дверь открыта. Тяну её на себя, но она не поддается. Меня охватывает страх - только что подаренная надежда - тает на глазах. Тогда я со всей силы толкаю дверь от себя, и она поддается, и вот я на пороге.
Просыпаюсь я под шум аплодисментов - это глуховатый сосед включил своё любимое ток-шоу. Чужие горести и страдания стали для меня привычным будильником, а что делать: Время - день, люди имеет полное право включать ТВ насколько угодно громко. Моя свобода заканчивается там, где начинается их.
В груди совсем другое чувство - ощущение полноты, переполненности души. В такие моменты, кажется, что можешь изменить весь мир, но я знаю - скоро это пройдёт: Стоит умыться, отойти от сна, вспомнить, кто ты и где находишься, и готово - необоснованные амбиции творца бесследно тают.
Раздается звонок:
- Привет - приятный женский голос - Я от Лонгрена.
- Да?
- Он сказал, ты можешь мне составить компанию в одном деле. Хочу сделать фотовыставку: 'Забытые Храмы'. Большинство снимков уже готово, но есть место, к которому не подобраться на машине, а ребята говорят оно очень интересное. Прогуляешься со мной, а то я в походах не смыслю - заплутаю?
- Да.
Часть третья - Дорога к Храму.
- А почему вы не пытаетесь издаваться? Почему вот так продаётесь в электричке?
- Зачем? Сказка, она жить должна. Она рождается, когда смотришь человеку в глаза...
История жизни сказочника захлестнула Лизу с головой. Бородатый старичок с доброй улыбкой. Одет он неброско, в руках авоська. В авоське самиздат. Зайдя в вагон, он сначала нашёл ребёнка - маленькую девочку. Завёл разговор с её родителями, потом перевёл внимание на неё, рассказал сказку, подарил свой сборник. Только после этого нехитрого хода он начал труд коробейника. Лиза купила у него целую стопку книжек, заранее подготовив долгий разговор.
На прощание она сделала несколько снимков - было в этом человеке что-то волшебноё, что нужно сохранить и передать. Выйдя из вагона, она добавила:
- Интересный человек - и тут же выбросила в урну всю стопку.
В её мире вообще не было неинтересных людей. Каждый человек - уникальный кадр, бестселлер, который можно продать.
Идём моча - говорить нам особо не о чем. Я для неё прочитанная книга - нет работы, нет денег, нет своего угла, нет бабы - замкнутый круг безнадежности. Она для меня наглядная иллюстрация теорий Дарвина и Маркса: Жизнь - это движение, движение - это борьба; Слабый умирает, а свято место пусто не бывает; Делай или за тебя это сделают другие; Выбирай, решай или кто-то выберет и решит за тебя. Она слепо движется вперед. Словно акула - умрет, если остановиться. Это хищное даже в её внешности: резаные черты лица; пальчики-иголки; маленькая острая грудь, как волчье вымя; сухое подтянутое тело.
Спустя полтора часа сделали привал и всё-таки немножко поболтали - о природе, о погоде. Потом продолжили путь. Она начала незатейливо рассказывать свою жизнь - череду успехов и побед, преодолений трудностей. Мне парировать было нечем, поэтому я молча, слушал. Иногда задавал вопросы, поддерживая её монолог.
Вскоре тропинки и дороги кончились, пошли вдоль реки, иногда срезая её извивы через глухой бурелом. Правда ходок по карте и компасу из меня оказался никакой - пришлось всё-таки строго держаться ориентира. Петлят вслед течению было очень нелегко, поэтому к заброшенной узкоколейки мы пришли лишь затемно. С горем пополам разбили лагерь.
Лиза вымоталась невероятно, но ныть себе не позволяла. В отличии от меня. Глядя на её молчаливые страдании, я решил немножко её развеять.
- Реки редко идут напролом, прямиком...
- Это я заметила.
- Поэтому на Алтае существует легенда про Катунь и Бий...
- ?
- Это две реки, которые раньше были богами. Катунь своенравной правительницей, а Бий величественным ханом. Они полюбили друг друга и сочетались браком, но перед этим поспорили, кто будет старшим в семье. Спором стала гонка. Они обратились в реки и потекли на встречу друг другу. Кто придёт первым к месту встречи - тот и господин. Катунь ринулась на пролом сквозь скалы с ревом и громом, а Бий стал обходить все горы. Пока правительница боролась с камнем, хитрый Хан первым пришел к цели. Он стал господином, она госпожой. Кстати названия этих рек так и переводятся.
- Прям про нас с тобой.
- Я не специально. Это настоящая легенда, я в сплаве от местных услышал.
- А знаешь я сегодня общаясь с тем стариком поняла, что мне никто никогда не рассказывал сказок. Вот так - в живую, глаза в глаза. Даже в детстве не читали, я слушала аудиозаписи и смотрела мультики.
Потом мы немного перекусили, выпили...
- А у тебя есть в жизни цель, мечта? - наивно и по детски спросила она.
- Нет, и если честно я вообще не знаю людей, у которых есть цель, мечта. В моей жизни нет человека, с которым бы случилось чудо. Такое ощущение, что эти вещи есть только в книгах и кино. Мы все живём в двух абсолютно разных мирах: Один на экране - там люди, у которых есть необходимое, они могут желать и добиваться желаемого. Они говорят о вещах, которых никто не знает, словно это реальные явления. Мечты, подвиги, предназначения, любовь, чудеса. Для них всё это реально, ведь они - картинка. Другой за окном - там всё происходит как-то отстраненно, течет само собой - одни люди попадают в нужную, струю, возвышаясь над остальными, других выбрасывает на мель, третьих топит.
- А у меня есть...
- Какая?
- Я хочу сделать тот единственный кадр.. Понимаешь?
Я не стал её разочаровывать, говорить, что это не мечта - это надуманная иллюзия. Она же сама рассказывала, как хотела то одно, то другое потом её случайно, половым путём занесло в мир фотографии. И она нашла себя здесь, стала чего-то добиваться. Нет - Лиза не исключение, я не вижу в ней той красной линии, что идет через всю жизнь. Её судьба - такое же броуновское движение, как и моя: В ней всё закономерно с точки зрения статистики, но абсолютно случайно, если взглянуть изнутри. Только воображение человека складывает это хаос в альтернативную цифрам картинку.
- Ну, значит, я первый раз вижу счастливого человека.
Небольшое смущенное молчание.
- Надеюсь, тот Храм подарит тебе этот кадр.
- А ты зачем идёшь в этот Храм? Лонгрен говорил, что он тебе сниться.
- Да сниться. Иду потому, что жду чуда, надеюсь обрести что-то, узреть свой путь. Глупо?
- Почему? Нет не глупо, даже очень интересно. Необычное такое паломничество.
Сказав это, она в спешке извлекла фотокамеру и сделала несколько моих снимков, а потом добавила:
- И чего ты попросишь?
- В смысле?
- Ну, если ты ждешь чуда, то значит, у тебя есть сокровенное желание?
Я ненадолго замолчал, подумал:
- Да есть. Хочу обрести цель в жизни, найти своё место.
- Оно обязательно сбудутся - сказала она и поцеловала меня.
После недолгих прелюдий мы переспали. Наутро оба сделали вид, словно ничего не было. Ясно без слов - мимолётный роман, маленькая слабость. Наверно надо было удержать её, но зачем? Я из тех людей, у которых нет долгих отношений. Они всегда расстаются рано или поздно, просто потому, что не знают о том, что может быть иначе. Может было нужно что-то сказать, удержать её. Но я знал её ответ:
- Прости, сказка кончилась - смущенно прошепчет она и сверит меня тем сочувственным и жалостливым взглядом, которым серьезные люди сверяют таких заигравшихся детей как я. Взглядом к которому я привык. Все к нему привыкают. Все кроме Лонгрена. Он не оставил надежд на то, что это его путь, и он еще посмеется над теми, кто выбрал серую, обыденную жизнь.
Та выставка, к которой готовит свои фотографии, Лиза будет первой выставкой в новом проекте Лонгрена. Его дом-баржа на кладбище кораблей, станнит прибыльным заведением. Здесь будут проходить выставки, перфомансы, концерты, арт-хаусные вечеринки. Настоящий центр авангардной культуры. Шансы на успех у Лонгрена уже есть - кладбище кораблей известное место в среде потенциальных потребителей. А люди и место - это солидная база. Да и спонсоров он уже нашёл.
Точнее они его нашли, и предложили эту идею - продать свой маленький мир. И он с радостью согласился на эту сделку. Видимо именно этого чуда он ждал, окружая себя толпами жаждущих нового, неизвестного, неформатного, неформального.
Я не сомневаюсь в том, что кладбище кораблей станет Меккой. Название только придумают покороче, да благоустроят получше. Интересно только одно продолжит Лонгрен делать свои кораблики и проповедовать чудо открытия своего пути, или бросит это неприбыльное хобби? По крайней мере, кораблики точно будут уже совсем другие - не модели, а яхты в полную величину и немалую парусность.
Честно, я ему завидую. Вот жил человек также как я без цели и смысла - безымянным солдатом. И вдруг получил всё то чего оказывается ждал, хотел, мечтал, добивался. Он никогда не усомниться, что все это не зря, так и должно быть, это и есть его путь. А сотни таких же, как я и он все также останутся за бортом. Наверно так и должно быть: если всем футболистам на поле выдать по мячу, игры не будет.
Неужели они правы - бог, счастье, любовь - всё это только для избранных, а семена, что брошены на камни у дороги, так никогда и не взойдут? Не хочется в это верить. Жизнь - не игра, в ней нет победителей и проигравших. А эти вещи либо есть для всех, либо их нет. Иначе, какие же они вечные и всеобъемлющие?
Немного перекусив, мы продолжили свой путь, бредя вдоль брошенной железной дороги. Дороги из моего сна.
Часть четвёртая - Храм
- А чего ты ждал? - произносит Лиза, бросая окурок в сторону горизонта.
Мы сидим на крыше храма, у самого края. Застыли в немом разговоре, как скульптуры готических соборов. Позади нас, между куполов растёт берёзка. Природа со временем всегда берёт своё. Храм зарос почти весь. Сейчас его украшает не сусальное золото, а полевые цветы.
Религии, государства, культуры, народы - все это приходит и уходит, а жизнь остается. И люди остаются, не взирая ни на что. Другие, но всё теже. Мы ведь тоже живые.
- Чего я ждал? - мой окурок отправляется в след - Наверно чего-то в духе пит-стопа. Второго старта.
- И что тебе мешает? Начни жизнь с чистого листа.
- Лиза - я улыбаюсь - Листов-то не осталось уже чистых, фарш обратно не крутиться.
- Человек может все, если захочет.
- А если ты не знаешь, чего хочешь?
- Человек не может не хотеть, он скорее будет хотеть ничто, чем ничего не хотеть.
- Знаешь, почему есть в нашем мире реклама и религия? - вопрос показался ей уводящим от темы, но я продолжил - Слишком у многих людей в жизни нет цели, смысла, мечты. Мы не знаем чего хотеть, но знаем, что хотеть нужно. Необходимо куда-то стремиться, чем-то жить...
- Спрос рождает предложение - продолжив мысль, она встала и закурила ещё одну сигарету. Солнце уже приблизилось к той точки, после которой оно начинает стремительно падать.
- Никто не сможет тебе дать смысл, цель, если ты сам этого не захочешь - продолжила она - Знаешь это как с учебой в университете: пока ты сам не поймешь, что это надо тебе, ты не закончишь. Никто никогда тебя не будет тянуть до диплома - это ни школа.
- По-твоему человек просто не может жить без цели?
- Почему может. Тысячи людей живут: работой и борьбой с одиночеством.
- А борьба с одиночеством тоже работа - заполнил я внезапно повисшую тишину - Любовь и дружба, как спорт: бросил регулярные тренировки - потерял форму.
- Да порочный круг: Работа/дом. От домашних проблем в рабочие, от рабочих в домашние. Пробелы заполняет TV, PC, или другие, менее доступные формы досуга.
- Так хочется просто обрести мечту и слепо идти к ней. Без цели, без смысла, но с надеждой на чудо.
Лиза рассмеялась, а потом добавила:
- От чего бежал к тому и пришел.
Я тоже улыбнулся:
- Стемнело, пора возвращаться.
Мы вернулись в лагерь. Сегодня здесь мы не одни. Рядом с храмом разбит палаточный городок. Какой-то детский клуб патриотических и добрых дел тоже пришел к заброшенной церкви. Они, то ли из религиозных, то ли из краеведческих побуждений решили устроить здесь субботник. Почтить и прибрать памятник архитектуры - это цели, которые были поставлены руководителями на бумажке, для детей - это просто поход, приключение, отдых. Хотя им все же приходиться совершать ритуалы, в дань запланированным мероприятиям.
Когда детишки улеглись, мы расселись у костра с их руководителями. Разговор медленно перетёк в нашу сторону: кто, как, зачем... Лиза показала пару снимков и ушла спать. Я отмалчивался, слушал, но потом перевел разговор в русло своих заморочек.
- В жизни всегда есть этот пробел: между тем как мы живем, и тем, как мы считаем нужно жить. - Спокойно произнес старик - Детство проходит, и когда ты это понимаешь, глупо ждать чуда. Тебе может к этому времени быть уже тридцать, а то и сорок, шестьдесят лет. И вот ты видишь, что как стрекоза из басни - так ничего и не добился. И что? Если ты не достиг мечты, цели, любви - разве это значит, что их никогда не было? Живи, дальше, и, поверь мне, пока ты жив у тебя появится еще не один шанс. Обрести в жизни что-то на самом деле очень легко, ты сможешь найти себя в детях, в любимой, или вообще в каких либо мелочах. А ждать чуда, откровения - ты же не ребёнок. Каждому человеку придется себя где-то рано или поздно найти, что-то делать.
- Дети становятся похожи на своих отцов, когда перестают верить в чудо, не ждут от жизни большего.
- Пусть так. А ты знаешь, как может быть иначе?
Я улыбнулся. Все мы живем, как живем, просто потому, что не знаем, как может быть иначе.
- Просыпайся, пора возвращаться. - Тормоша мое тело, повторяла Лиза. Позавтракав, мы двинулись в обратный путь. По дороге я думал о том, что наверно и Лонгрен однажды стаял перед таким вопросом:
- Как жить дальше, если уже не ждёшь чуда?
Он решил эту проблему - стал дарить надежду на чудо другим. Травил свои сказки, истории о пути. В обществе есть тысячи таких Лонгренов. Многое из них готовы даже убить, ради того, что бы люди продолжали надеяться и верить. Неужели и мне придется пойти по его пути? Или работа и борьба с одиночеством до конца своих дней?
А может быть просто - жить иначе?
- Лиза, знаешь, я не хочу, что бы мы просто расстались.
Она остановилась, скинула рюкзак, закурила.
- А я знала, что с тобой всё не будет, так как всегда.
- Почему?
- Она достала фотоаппарат и показала снимок: Березка среди поблекших маковок храма. Рисованная даль, закатное небо. Фигура - человеческий силуэт, на краю свода.
- Это он?
- Да это тот снимок, который я мечтала сделать всю жизнь.
- А это я?
- Да, ты.
- Значит, всё может быть совсем иначе, по-другому?
- Значит может.
- Конечно, ведь если есть так, должно быть иначе.