Впервые за прошедший год я не вижу беспорядка в огромной квартире Плетцеров. Посуда вымыта, полы вытерты, пыль на полках отсутствует, вещи разложены ровными стопками по полочкам. Но еще больше, войдя в просторную гостиную, я удивляюсь стоящей посреди комнаты Екатерине Викторовне. Она берет из кучи благоухующих свежестью вещей футболку, подаренную мной на восьмое марта, и приниматся тщательно раглаживать ее утюгом. На стене работает телевизор, и идет какой-то сериал.
- З-з-здравствуйте, - от изумления начинаю заикаться, и не даже не могу с места сдвинуться - так и стою в проходе, в одной руке держа связку с ключами от квартиры, а другой прижимая к себе кофту.
- Добрый день, Сонечка, - Екатерина Викторовна одаривает меня немного грустной, но все же улыбкой, и как бы оправдываясь, добавляет: - Я вот прибраться решила... А то неудобно получается - ты приходишь ко мне, все домашние дела за меня делаешь...
Я улыбаюсь, широко, искренне.
- Ничего неудобного! - наконец прохожу внутрь и присаживаюсь на диван. - Я привыкла, вы ведь знаете.
Конечно, она знает. Обо мне она знает едва ли не больше, чем все остальные... Мы невероятно сблизились с ней после смерти Феликса, а ведь прежде я даже не видела ее ни разу. Мне хватало и своего пьющего брата...
- К тому же, вы единственная, о ком я могу заботиться, - я продолжаю улыбаться, но улыбка становится чуточку вялой. - Сестра слишком самостоятельна, да и считает меня ребенком, поэтому предпочитает заботиться обо мне сама... Да и то... - махаю рукой, мгновенно вспоминая, что теперь все внимание переключено на Еву и Фила.
- За сестру можно и порадоваться, - она приподнимает брови, напоминая мне мою маму. Вновь удивляюсь их сходству. Смугловатый оттенок кожи, темно-карие глаза, темно-русые волосы... - все это свойственно и для моей мамы, и для матери Феликса. Но теперь, когда Екатерина Викторовна окончательно пришла в себя, разница налицо. В отличие от моей мамы, она мудрее, спокойнее и... больше подходит для роли заботливой матери, чем моя мама, и даже Ксюша, не говоря уже о Лилиан. Хотя о последней не мне судить - Ксения, насколько я знаю, любит ее как родную. - Да и заботиться тебе есть о ком.
Конечно... Она намекает на Габриела. Пожалуй, единственный человек, который, даже не зная Мореля, понимает меня как нельзя лучше. И несмотря ни на что, не выдает никакого неудовольствия по этому поводу.
- Вы же знаете... - у меня беспомощно опускаются руки, и я едва не роняю связку ключей. - Это не то... Я никогда не смогу быть уверена в его последующих действиях.
- Ты говорила, что он надежен.
- Надежен! Но только в том, что касается каких-то определенных договоренностей! - чувствую, как начинают сдавать нервы. - Вы не представляете, что он сегодня выкинул!
Екатерина Викторовна ставит утюг на подставку и садится рядом со мной.
- И что же такого кошмарного он выкинул? - лицо у нее такое открытое, внимательное... Сейчас мне уже не верится, что еще несколько недель назад эта милая женщина больше была похожа на привидение - под глазами синие круги, сами глаза красные, опухшие, кожа блеклая, волосы спутаны, но главное - полное отсутствие какого-либо выражения на лице. Нов последнее время она медленно приходила в себя - и вот сегодня предстала передо мной в своем, насколько я понимаю, первозданном виде.
- Ну, на самом деле я тоже сегодня многих шокировала... - щеки заливаются румянцем. - У нас был урок... То есть у Габриела был урок, и он попросил меня ему помочь. Была импровизация на тему танго... И я слегка увлеклась.
- Увлеклась - танцем или Габриелом? - даже не смотря на лицо Екатерины Викторовны, с удивлением понимаю, что она сдержанно улыбается.
Мне хочется сорваться хоть на нее, но я сдерживаю порыв и тихо говорю:
- Одно не без другого, - принимаюсь рассматривать свои пальцы.
- Это ведь естественно, - она едва заметно пожимает плечами. - В твоем возрасте есть вполне понятная потребность в любви, а Габриел, судя по твоим рассказам, довольно обаятелен, так что твое увлечение объяснимо.
- Я не хочу слышать оправданий в свою сторону! - в конце концов взрываюсь я. - Я хочу разобраться с тем, что происходит со мной и с теми, кто меня окружает!
- По-моему эта твоя работа...
- Как ни странно, я разбираюсь во всех, кроме тех, с кем общаюсь ежедневно, - да как раз это и раздражает больше всего.
Мы долго молчим.
- Хорошо, допустим, о том, что сделала ты, я сегодня не узнаю. Так что натворил Габриел?
Вздыхаю.
- Сообщил сестре дату свадьбы - через два месяца. И это еще раз подтверждает тот факт, что я не могу быть уверена в его действиях. Я научилась разбираться в его масках и ролях, но провидицей не стала.
- Знаешь, Сонечка... - я поднимаю глаза на Екатерину Викторовну. - Я, быть может, растеряла весь свой жизненный опыт... да и не было в моей жизни ничего подобного. Но... просто постарайся не зацикливаться на одной проблеме. Найди себе занятие. Чем нормальнее будет твоя жизнь - тем привычнее будет принимать решения.
Пожимаю плечами и устремляювзгляд в пол.
Неожиданно она поднимается и выходит из комнаты, а когда возвращается - в руках у нее большая белая коробка, а в ладони зажато что-то золотое.
С недоумением смотрю на не состоявшуюся свекровь. А она протягивает мне золотой овальный медальон (вот что она сжимала в кулаке).
- У меня нет подарка к твеому Дню рождения, - словно извиняясь, говорит она. - Но, думаю, эти вещи должны тебе понравиться.
Беру в ладошку медальон - довольно тяжелый для своего размера - и долго разглядываю его поверхность, изрезанную тончайшей паутинкой замысловатых узоров. И лишь через долгие несколько минут решаюсь открыть.
Внутри на одной части - надпись "Навсегда", а на другой - наша с Феликсом фотография. На ней и он и я, едва успевшие познакомиться, сияем широкими улыбками, радуясь новому знакомству.
Подарок греет душу, но не ранит сердце, и это несказанно радует меня. Это именно то, чего я хотела после самой смерти Феликса - хранить в памяти только самое нежные, самое теплые воспоминания. Странно, что я не научилась этому раньше. Может, мешала замкнутось на своем горе, да и новые проблемы не делали меня оптимистичнее. Удивительно, но именно сейчас, в эту секунду, все это кажется если не глупостью, то, по крайней мере, пустой тратой нервов.
Теперь все так, как давно уже должно быть. Работа есть работа (хотя, пожалуй, это еще остается огромным, так и не решенным вопросом), прошлое - это прошлое, и оно не должно отравлять настоящее.
- Я подумала, что такой подарок будет тебе приятен, - с грустной улыбкой говорит Екатерина Викторовна. - Когда не будет меня - а меня когда-нибудь не будет - это должно будет напоминать тебе о моем сыне.
- Спасибо, - шепчу я. - Это... Это его медальон?
Она удивляет меня, неожиданно хихикнув.
- Нет, этот медальон подарил мне мой муж. А ему, в свою очередь, он достался по наследству. А теперь, не имеет значения, что мы с тобой формально не родственницы, он по праву должен достаться тебе. Я только фотографию поменяла.
Снова благодарю ее. Подарок, безусловно, ценен для меня, но, все же, ему не затмить обручально кольцо, подаренное мне лично Феликсом.
- Ну, а вторая вещь придется сейчас как нельзя кстати.
Стоит мне приоткрыть коробку, как я сразу понимаю, о чем говорит Екатерина Викторовна. Свадьба. В коробке свадебное платье. Я уже видела его на семейных фотографиях в альбомах Феликса. Не белое, чуть молочного оттенка, вышитое золотыми нитями, из легкого материала, длинные расклешенные рукава, нежными волнами ниспадающее от высокой талии...
Насколько я знаю, это платье передавалось в семье Плетцеров из поколения в поколение, много раз перешивалось, подгонялось под фигуру новой невесты, но оно так и остается сказочным одеянием прекрасной принцессы.
Когда первое оцепенение спадает, начинаю протествовать, бурно жестикулируя руками.
- Нет, нет! Екатерина Викторовна! Вы даже не думаейте! Это ведь почти семейная реликвия! А я выхожу замуж за даже не любимого - скорее всего - человека!..
- Замуж выходишь ты. Остальное меня не касется, - к моему изумлению, она довольно жестко обрывает мой поток восклицаний.
У меня мгновенно пропадает желание препираться. В конце концов, это ее решение.
В следующее мгновение подпригиваю от неожиданности, потому что в кармане кофты звонит телефон.
- Привет, Ксюш, - стараюсь скрыть испуг в голосе. Не хватало еще ей за меня переживать. - Что-то хотела?
- Вообще-то я сейчас стою во дворе возле твоей машины и жду, когда мы поедемзабирать твое платье из ателье, - а вот голос сестры неподдельно сердитый. С опозданием вспоминаю, что как раз сегодня обещала, что весь день буду свободна.
Предвкушая эффект, который произведет, можно не сомневаться, мой наряд на Габриела (про Лилиан вообще молчу), прощаюсь с Екатериной Викторовной и бегом припускаю к машине.
Ксюша хмурится, но я-то знаю, что сердиться на меня она подолгу не умеет.
Поэтому просто прохожу мимо, занимаю водительское место и дожидаюсь, пока Ксюша перешагнет через свое возмущение моим непостоянством.
Уже через несколько минут мы едем в Сансет-Даун, и сестра, оправдывая мою самоуверенность, почти без остановки что-то рассказывает.
Я ее не перебиваю, но и не слушаю. Знаю, ей просто необходимо выговориться, а вот собеседник ей нужен только для вида. Так что я привычно отключаюсь от ее щебетания, с неуменьшающимся восхищением разглядываю удивительный горный пейзаж.
Несмотря на сегодняшнее мое оживление, такое непривычное после месяцев забытья и беспроглядной тоски, все-таки становится больно, когда воображение, разгулявшись, рисует заманчивую картинку. На ней я и Феликс, гуляющие по весеннему лесу, окутаны нежным светом закатных лучей. Мы всего лишь держимся за руки - совсем как при первых наших встречах, - но являем собой такое невероятное единство, словно мы - неделимое целое, словно мы попросту не можем существовать по-отдельности. Это завараживает, не позволяет ни вдохнуть, ни выдохнуть...
- Тебе хоть интересно? - ловлю на себе снисходительный взгляд сестры. Мгновенно понимаю, что слишком увлеклась собственными мечтами.
- Прости, задумалась... - и в самом деле - я уже въезжаю на виадук, а ведь казалось бы - только въехала на территорию Общины. - Что ты говорила?
- Я говорила, что Фил обдумал все, что сегодня увидел - и пришел к выводу, что был неправ.
Вздыхаю.
- Я рада, - что тут еще можно сказать?
- Может, хоть мне ты объяснишь, что у вас с Габриелом происходит? - она слегка сдвигает брови. Раньше это могло смутить меня, теперь - нет. Теперь раздражает лишь то, что я никогда не смогу сказать родной сестре всей правды.
Однако кое-что она все равно сеодня узнает... Лучше уж от меня.
- Открой, пожалуйста, белую коробку.
Ксюша удивляется, но покорно перегибается и перекладывает коробку с подарком к себе на колени.
- Что это?
- Открой, - сдерживаю судорожный вдох.
Заинтригованая, она осторожно снимает крышку... и в изумлении замирает. Повторяет вопрос.
- Сама не видишь? - невольно огрызаюсь, хотя знаю, что потом долго буду угрызаться совестью. - Екатерина Викторовна подарила... Она очень хочет, чтобы через два месяца я надела именно это платье.
- А что... Что будет через два месяца? - едва слышно интересуется Ксюша. Вижу, как она пытается сообразить к чему все это, и, когда я продолжаю молчать, озвучивает предположение: - Будет какое-то важное событие... Так?
Киваю, сворачивая во дворик довольно крупного двухэтажного дома, огороженного резным деревянным забором. Первый этаж окрашен в ярко-зеленый цвет, даже на витрины, в которых виднеются самые разнообразные наряды на манекенах, в углах украшены зелеными завитушками. Над входом приколочена явно не новая табличка "Ателье".
Смотрю на Ксюшу, искренне надеясь, что она сама придет к верному выводу. Правда, видимо, напрасно...
- Ксюш, это же очевидно. Екатерина Викторовна подарила мне свадебное платье, в котором через два месяца, если не раньше, я выйду замуж.
Она оторопело хлопает ресницами. Почти улыбаюсь, видя на ее лице такую степень недоумения. В конце концов она выдает совсем уже невероятный вопрос:
- За кого?
- Ксюша! У меня столько вариантов - прямо не знаю, кого выбрать!
Она встряхивает головой, явно силясь осмыслить мои слова.
- Это... Неожиданно, - после долгого молчания она не находит лучшего решения, чем просто развести руками. - Не думала, что у вас все настолько серьезно...
- Да я как-то тоже не думала... - бормочу я. Радуюсь, что хоть Ксюша реагирует на новости более или менее адекватно. - Все так быстро получилось... - мне даже не приходится строить из себя смущенное создание - и так чувстую себя, словно претупление совершила.
Неожиданно лицо Ксюши озаряет догадка, причем, скорее всего, совсем не радужного характера.
- Сонь, если какие-то проблемы... То есть я хочу сказать, что не нужно выходить замуж, если...
С удивлением понимаю, что Ксюша просто не в состоянии сформулировать мысль - настолько она для нее невероятна. Она слишком сильно за меня переживает... А я неблагодарная. Я изо дня в день мучаю ее своей скрытностью, либо боясь что-то рассказать, либо попросту не имея права это делать.
В конце концов она набирает полные легкие воздуха и выпаливает на одном дыхании:
- Ты беременна?
Вот теперь приходить моя очередь молчать, округлять глаза и глупо хлопать ресницами. Как она вообще могла такое подумать? Господи...
По видимому, выражение моего лица меняется настолько кардинально, что Ксюша мгновенно отбрасывает эти глупые предположения. Теперь в ее изумрудных глазах отражается лишь удивление.
- Слушай, о помолвке всем стало известно чуть меньше года назад, - я стараюсь говорить спокойно, даже снисходительно, словно для меня свадьба - желанное событие. - Просто вы с Филом были слишком увлечены своей личной жизнью...
- О помолвке я знала, - обрывает меня Ксюша, быстро прешедшая в себя. - Просто я и представить не могла, что все это по-настоящему... По крайней мере до тех пор, пока не сфотографировала вас в вашем укрытии.
От шока я не могу сказать и слова. Я снова недооценила сестру. Она догадывалась, что мы с Габриелом ведем игру, но разве могла я подумать, что она видела всю фальшь?!.. Остается надеяться, что то, что она увидела на фотографиях и то, что произошло сегодня на уроке, собьет ее с толку. Так ей должно быть спокойнее.
Едва я собираюсь выйти из машины, как Ксюша вновь огорошивает меня.
- А вот и жених.
Я вречу головой, пока не замечаю, что к ателье подходит Габриел. Только его для полного счастья не хватает...
Больше всего хочется закатить глаза и что-нибудь съязвить, но я, помня, что должа развеять сомнения сестры, натягиваю на лицо улыбку, изображая из себя само нетерпение, и делаю шаг навсетречу Морелю.
Он не остается в долгу, и уже через секунду я оказываюсь в его объятии. Как бы невзначай он относит меня на значительное расстояние от сестры, не забывая при этом целовать меня то в шею, то в ухо.
- Что у вас тут происходит? - его губы почти касаются моего уха, но я с трудом различаю слова.
Беру инициативу в свои руки и теперь уже сама скольжу губами по его лицу.
- Она чувствует, что что-то не так.
Удивительно, но Габриел нисколько не удивляется, только руки у него становятся по-настоящему настойчивыми, а губы уже не притворно пытаюстся найти мои. Оторопев, я просто откликаюсь на его старания.
- А могло бы и не быть "не так".
И опять я не успеваю как следует ему возразить, потому что Ксюша начинает хмуриться. Ее лицо, отражающееся в витрине ателье, явно омрачается. Я принимаю это как сигнал к тому, что моя бездарная попытка развеять ее сомнения пошла прахом.
Невероятным усилием воли заставив себя не обращать внимания на Габриела, мягко выворачиваюсь из его рук и иду к сестре. Она хмуро пропускает меня вперед, в прихожую ателье.
Уже через несколько минут все вокруг становится если не совсем естественным, то, по крайней мере, ненакаленным. Словом, ситуация выровнялась. Ксюша, которой вообще не свойственно подолгу о чем-то переживать, играет с полуторогодовалыым малышом владельцев ателье. В это время хозяйка, пользуясь недолгим отдыхом от ребенка, в последний раз проверяет все швы платья. Что касается Габриела... Тут я бессильна. Либо с ним происходит что-то невероятно странное, либо я просто не замечала этого прежде из-за продолжительной депрессии.
Глаза, сейчас нежно-морсокого оттенка, смотрят на меня как-то... настольгически. Словно я напоминаю ему о ком-то, кто некогда был для него жизненно дорог. На губах играет непривычно легкая улыбка, от которой ямчоки на щеках становятся особенно обаятельными. Все выражение его лица кажется каким-то отрешенным. Хотя перед собой он явно видит не кого-то из прошлого, а меня, именно меня.
Всегда ли он смотрел на меня так? Нет, не помню... Не могу помнить. Все, что в эти месяцы имело для меня значение - работа и воспоминания, порой причинявшие такую невыносимую боль, что я, вполне вероятно, могла бы сойти с ума от нее одной. Однако и придя в себя, особых улучшений я пока не чувствую. Во-первых, не всегда удается отличать реальность от игры, хотя в состоянии анабиоза это было куда сложней. А теперь во всяком случае меня еще ни разу не посетило чувство, что я вот-вот сойду с ума. Ни разу с момента последнего визита к сестре. Сутки, с учетом моей жизни, - это огромный срок.
Теперь, когда новая жизнь действительно кажется новой, я чувствую себя растерянной. Все вокруг стало таким... чужим. Сестру вообще как будто заново узнаю... А Габриел... Его я как не понимала, так как следует и не пойму никогда. Особенно теперь, когда она стал как-то странно ко мне относиться.
С другой стороны...
В голову приходит совершенно неадекватная мысль, но как раз это меня радует. Если мысли совршенно нелогичны - значит, я в своем репертуаре. Лучше этой новости, новостей быть не может.
Улыбаюсь своему отражению в зеркале. Ловлю на себе изумленные взгляды Ксюши и Габриела.
- Просто подумала, что этот День рождения должен получиться незабываемым, - вру я, не желая озвучивать мысль, пришедшую в голову. Слишком личное, да и чересчур кардинальое это решение.
- Можешь не сомневаться! - смеется Ксюша. - У меня все Дни рождения такими были, пока я самостоятельно жить не начала, - она поудобнее перехватывает задремавшего малыша, полулежа на небольшом диванчике рядом с Морелем. Габриел как-то загадочно улыбается, переглядываясь с моей сестрой.
Ох уж эти их интрижки... А еще взрослыми людьми зовутся!..
- Честно говоря, я не совсем понимаю, зачем платье-то на заказ шить, - бормочу я, хотя здесь я немного преувеличиваю. Платье на заказ - отличный способ еще раз потрепать нарвы консервативной Лилиан.
Изначально утвержденный Габриелом эскиз выглядел вполне приелимо для Сансет-Дауна. Но вот незадача - на примерки я ходила одна, и в конечном варианте платье стало довольно необычным. Полностью закрытое спереди, оно совершенно не скрывает спину и поясницу. Точно знаю, что на правой лопатке видно сделанную в пятнадцать лет татуировку в виде скрипичного ключа, сплетенного с восьмой нотой (помню, мама с Лешей по этому поводу бушевали). Скошенный подол тянется от середины левого бедра почти до правого колена. Само платье плотно облегает фигуру, совсем немного расклешаясь к низу. В сочетании с темно-зеленым, травянистым цветом, идеально сочетающимся с оттенком моих глаз, смотрится оно просто великолепно.
Пожалуй, Лилиан со мной не согласится. Что ж, хотя бы ради этого я с удовольствием отмечу свое восемнадцатилетие.