Моросил дождь, играя листьями тихую музыку. Вскинув голову к небу, сглатывая капельки, попадающие на коралловые губы, широко раскрытыми зелеными глазами Геля провожала стаю журавлей, пролетавших над рыжим полесьем. Тоскливый прощальной клич звенел в высоте словно переливающаяся из кувшина в хрустальный бокал вода.
Конь взбрыкнул от неожиданно вспорхнувшей из озимой ржи куропатки. Геля освободила от стреножен Барса, ловко вскочила в седло, потянула вожжи, и полетела по черной разъезженной колесами колее.
- Постой! Куда же ты? Давай поговорим, - крикнул Колька, и припустив шоколадную Жемчужину, помчался следом.
Разгоряченная с мокрыми русыми прядями, липнувшими к алеющим щекам, Геля вбежала в дом, чуть не столкнувшись на пороге с матерью и ведром парного молока.
- Мама, ну, зачем? Я бы сама.
- Да еще не старая. Чай доить не разучилась. На-ка хлебни, - сказала Валентина, пройдя в горницу, и плеснула осторожно в большую кружку на столе теплого еще молока.
- Мама, - Геля присела к столу, обхватила кружку ладонями, и сделала глоток, - Мама, я еду в Москву.
- Когда вернешься?
- Мама, я надолго, работать. Нинка устроилась в хорошее кафе барменшей, сняла квартиру и зовет к себе. В кафе, как раз требуется певица. Я должна попробовать.
- О, Господи, да что же на Москве свет клином сошелся? Дуреха, сгинешь в содомской Москве. Вспомни, что с Зинкой случилось, и года не прошло, родители убиваются, не знают, где искать, пропала девка, как в воду канула, - запричитала мать и пролила молоко, пропуская через толстый слой марли в трехлитровую банку, белые ручейки разбежались по стеклу, образуя лужицу на скатерти.
- Мама, ну что ты каркаешь. Что же я вечно в этом навозе должна жить?
- Что ты мелешь? Не бедствуем, хозяйство свое, работа есть, Николай в тебе души не чает. Парень золото, работящий. Не пьет. Где же такого сейчас сыщешь? Но что в этой Москве медом помазано?
- Профессор, что к нам по выходным из Москвы приезжает на конезавод, сказал, что у меня талант, уникальный голос. Я должна учиться, мама. Буду работать и учиться.
- Да ты на себя в зеркало посмотри, с такой красотой столько соблазнов, совратят, втянут в нечистое, и оглянуться не успеешь.
- Не маленькая, голова на плечах есть. Я никому не дам себя обидеть!
Геля допила молоко, поставила пустую кружкуна скатерть, поднялась из-за стола и приобняла мать за плечи.
- Ну не волнуйся, мам, не переживай ты так, я буду звонить, - залепетала дочь ласковым голосом, потерлась щекой о мамину щеку, поцеловала в седой висок, - и приезжать. Не потеряюсь. Все будет хорошо, поверь.
***
"Огромный корабль с множеством пробоин медленно тонул в открытом море. Неумелая команда пыталась, но не знала, как его спасти. Капитан надеялся договорится с военной эскадрой, скрывавшейся за туманной пеленой. Уже темная вода за бортом закрыла половину иллюминаторов, но играла громко музыка из всех радиоточек, а на плазменных панелях день и ночь сменялись фильмы, работали буфеты, бутики, интимные спа-салоны и рестораны. По всем этажам шастали предприимчивые грабители, срывали позолоченную обшивку и элементы декора, грабили склады с горючим и продуктами. Корабль вез много ценностей. Дельцы сплавляли их на шлюпки, и переправляли на враждебную эскадру, вместе с женами и детьми. Но их самих пока не брали, повелев ускорять гибель корабля, оставляя в заложниках переправленных близких и ценности. Одни вредители расширяли пробоины, другие сеяли смуту среди пассажиров. Глупых и неспособных ни к чему уверяли, что корабль плывет не тем курсом, и надо сменить капитана. Решительных и знающих, что делать, останавливали и пугали тем, что прошлый капитан в подобных случаях закрывал пробоины телами пассажиров. Несмотря на это некоторые добровольно пытались, как могли, закрыть пробоины, и погибали.
Большинство пассажиров сидело по своим каютам, плотно закрыв двери, и ни во что не вмешивалось, засыпая под успокаивающую музыку и заверения капитана, мол он знает, что делать, как менять курс, а сейчас нужно просто немного отпустить штурвал, простить грабителей, тогда они всё вернут, а корабль поднимется сам. Нужно только избавиться от балласта: старых, больных и слабых, от рыбы и перерабатывающего цеха, от бесплатных медицинских кабинетов и комнат обучения, где проводили время дети в долгом плавании. Многие все ровно умирали, от болезней, от алкоголя, наркотиков, выбрасывая близких в холодные стальные волны. Корабль стал крошиться, отпадали целые куски по краям, но он все еще держался. В трюмах оставалось много золота и оружия, хотя вредители день и ночь старались от него избавиться. Западная эскадра всё медлила, открыто не решаясь напасть. Находились те, что говорили: "Надо плыть на Запад к эскадре." Другие настаивали: "На восток к другому очень большому, не такому враждебному кораблю". Но все меньше людей думали уже, как закрыть пробоины. Тем временем по середине корабля росла огромная трещина, грозившая расколоть корабль, и окончательно его погубить."
Женщина застонала во сне.
- Мама! Тебе плохо? - Геля соскочила с кровати на пол, и босыми ногами прошлепала по деревянным крашенным доскам к шкафчику с лекарствами, стремительно выдавила капсулу из упаковки, слегка наполнила водой из графина на окне стакан.
Мать открыла глаза, окончательно проснувшись, и поспешила успокоить дочь.
- Что ты, доченька, просто приснился страшный сон.
- Мам, все ровно выпей, доктор сказал надо пить регулярно, а не только, когда боль прихватит, - дочь присела у ног и протянула воду с таблеткой матери.
Валентина положила капсулу на язык, и, сделав несколько глотков из гранённого стакана, протянула обратно дочери. Откинулась на подушку, поглядывая на дочь благодарными глазами и нежно улыбаясь.
- Какая ты у меня заботливая, - прошептала, поглаживая руку Гели.
- Доктор сказал, что это очень хорошее лекарство, последнего поколения. На следующей неделе получу расчет, куплю сразу несколько упаковок. Ты у меня быстро поправишься. Нет, не вставай, полежи еще, я сама заварю чай с мятой, и вскипячу чайник, - поправила плед, укрывавший мать, и побежала на кухню.
- Сырники в холодильнике разогрей, - вдогонку бросила мать.
Геля застучала посудой на кухне.
***
В морозный вечер любой посетитель, перешагнувший порог маленького, затерявшегося на окраине Москвы, кафе, попадал в уютную атмосферу залитого светом зала, и мгновенно оттаивал в живительном тепле, в ожидании заказа под звуки музыки квартета из молодых музыкантов, и нежного голоса тоненькой девушки, в золотистом платье в пол, и рыже-русыми густыми волосами, спускающимися на плечи.
- "Мой журавлик в синем небе, он качает головой...", - бархатный голос наполнял пространство кафе, взлетал к натяжному матовому потолку, опускался к терракотовому паркету, кружил вокруг свечей хрустальной люстры.
Перед самым закрытием кафе двери шумно распахнулись, впустив морозный воздух и группу из пары мужчин респектабельного вида в окружении стайки из десятка моделей, над которой возвышалась фигура сухопарого брюнета, с вытянутым прямоугольным лицом аристократической бледности.
Музыканты играли Поля Мария, а Геля отдыхала в гримерной.
- Геля, - в комнатку заглянула Нина, - Геля, вернись в зал!
- Но ... ведь уже одиннадцать.
- Брось, хозяин попросил, за двойную плату. Важные господа пожаловали.
Девушки вышли из гримерный, пройдя по ковровой дорожке узкого коридора остановились перед стеклянными дверями в зал.
- Смотри, вон тот высокий в углу..., - прошептала Нинка.
- Кто, я не вижу...
- В сером костюме, ну же ...
- Ну и что?
- Ты не знаешь кто это!?
- Не..ет.
- Это же олигарх Прохор Михайлов!
- Что олигарху делать в нашем кафе? Разве ...
- Ты не понимаешь, у нас одна из лучших кухонь в городе. Все просто, но всегда свежее, никакой химии. Отец хозяина держит свою ферму, а сын держит марку, никакого мяса из Бангладеш. Ты не знаешь какие люди здесь бывают!
- Но ведь я только третий месяц работаю...
- Иди, хватит болтать, это твой шанс! Если понравишься, будет спонсировать учебу, и подберет продюсера. Он покровительствует попсе, дружит с Пугачевой.
- С самой Пугачевой?! Мама ее обожает...
- Все иди, с Богом!, - и Нинка быстро перекрестив Гелю, подтолкнула к двери.
Геля робко прошла в зал к маленькой эстраде. Музыканты заиграли мелодию из кинофильма. Девушка запела.
Если б ты мог понять, что в душе моей...
Как летит она вслед за тобой!
Если б ты испытал тоже самое,
Ты бы знал, что такое любовь!
Гости переговаривались между собой, раздавался девичий смех, и, казалось, никто не обращал внимание на юную певичку.
- Почему ты не женишься, Прохор? Раскрой секрет, - хихикнула одна из девушек, откинув длинные шелковые волосы.
- На ком? - мужчина ухмыльнулся высокомерно кончиками губ.
- На ком-нибудь из нас, - заигрывающим тоном продолжала девица.
- В самом деле, неужели не хочешь ребеночка? - промурлыкала блондинка с прямыми волосами до плеч.
- Да, я считаю, что родить ребенка когда-нибудь надо.
- В чем проблема, заведи через суррогатную телку? Ты как к этому относишься? - подал голос один из мужчин.
- Неплохо. Например, если люди по медицинским причинам сами не могут родить. Но лично я не собираюсь участвовать ни в чем подобном, - пояснил Прохор.
- Как же тогда?
- Предпочитаю дедовский способ.
Девушки дружно прыснули.
- И у моего ребенка будут и папа, и мама, - серьезно заявил Прохор. - Но я считаю совершенно неправильным делать это без любви. В общем, пока продолжаю надеяться,- улыбнулся, и отпил вина гранатового цвета из большого бокала.
Два официанта, сменяя друг друга, подносили на подносах заказанные блюда, и расставляли на столе.
Под шутки и смех компания с аппетитом поглощала уху из самой свежей форели, салат из квашенной капусты с груздями и солеными огурчиками, салат из куриного филе, свежих овощей и зелени, политый лучшим оливковым маслом первого отжима из Италии, запеченного молочного поросенка, запивая все это прекрасным французским вином. Официанты с отменой сноровкой сменяли блюда, подавая слоенный шоколадный торт с клубникой и мороженым, тоже самыми свежими и лучшими в городе.
Геля пела одну песню за другой, изнемогая от усталости и .. голода.
- Господа, если я не нужна, лучше отпустите домой, - взмолилась в микрофон Геля.
- Валяй, хватит эксплуатировать девушку, скажи хозяину - я отпустил, - шутливым тоном произнёс Михайлов и щелкнул пальцами.
- Гарсон! - подозвал официанта Прохор, и царственным жестом показал на большое блюдо овощного салата. - Вот это и это, -указывая на ломти молочного поросенка, запеченного с прованскими травами, - упакуйте и отдайте певице.
- Понравилась девушка? - поинтересовалась одна из гостей, и тут же замолчала под взглядом Прохора.
Он вскочил, перехватил у официанта пакет и выскочил в коридор.
- Где гардероб?
- Там, - растерянно промямлил официант, показывая на дверь в конец коридора.
Прохор постучал костяшками пальцев по дверной панели.
- Нинка, что ты стучишь, входи! - крикнула Геля, расчесывая волосы, сидя на кушетки перед большим зеркалом, с множеством флакончиков и тюбиков на туалетном столике.
- Простите, что побеспокоил. Вы прекрасно пели. Спасибо. Вот возьмите к ужину, - Прохор положил сверток на стул у двери.
- Что Вы не надо, я так устала, что не хочу есть.
- Позавтракаете, а расчет получите завтра, я пришлю человека, - Прохор шагнул к Геле и галантно наклонился, так что она в подробностях разглядела лицо, широкий лоб, крупный, выдающийся вперед нос, закругленный на кончике, с узкими ноздрями, и небольшой, красивого рисунка, рот.
- Мне платит хозяин....
- Он свое получит. И надеюсь скоро увидимся, не теряйтесь, позвольте, - Прохор, нежно взяв руку девушки, тотчас утонувшую в его ладони, поцеловал, и оставил совершенно растерянную певицу одну со своими мыслями и страхами.
***
- Начали мы с гедонизма, а кончили проклятой русской жизнью - грязными сортирами и воровством. Если человек украл умывальник он вор, а если миллиард - успешный человек, - раздалось из маленького приемника на стене.
Геля вздрогнула от прикосновения ладони на плече. Длинные каштановые волосы полу-закрывали лицо склонившейся подруги с темными карими глазами.
- Да ты спишь, сидя прямо здесь за столиком. Быстро домой! Отсыпаться пойдем.
- Так это мне все приснилось?
- Что?
- Прохор, салат.
- Прохор с девицами давно укатил, а салат вот в коробке официант принес.
- И больше никто сюда не заходил?
- Ждешь все принца на белом коне?
***
Под блеском софитов столп русского "олигархизма" в мешковатом костюме, шитом, как и другие, на протяжении десятилетий по одним и тем же лекалам у одного и того же кутюрье, слегка покачивался на длинных ногах, клюя носом в сторону собеседника, соглашаясь, и откидывая гордо голову назад, слегка улыбаясь уголками губ, при несогласии.
Он был уверен, что всегда прав, зная незыблемую силу денег. Холодно глядел долгим взглядом маленьких серых глаз на бабье лицо соперника, мысленно вычеркивая из своей будущей жизни в роли президента.
- Вы перешли по наследству от Горбачева к Ельцину, а затем к Путину. Мне такое наследства не нужно.
- Вы не будете президентом никогда, - уперся номинальный коммунист. "А если будешь, то без меня твое президентство продлится ровно пять дней, ровно столько сколько длятся твои браки. Ты, придурок долговязый, не понимаешь, я тот костыль, который поддерживает Вашу несправедливую власть, ублажая обманутый и ограбленный вами народ," - подумал про себя, молча взирая на возвышающееся длинное тело.
"Глуп, как старая баба, щелкну пальцами, и рассыплется в прах, как мираж. Я все могу. Болван не знает ничего о договоренностях. И это не обсуждается."
В ясном сознании Михайлова, незамутненном вечными вопросами бытия, и чтением книг, кроме тех, что посвящены теории управления хаосом, ответ на один все же был дан в нежном возрасте.
С завистью с детства, благодаря отцу - сотруднику международного спортивного комитета, наблюдал спортсменов в звездный час на пьедестале при вручении высших наград. Тогда, Прохор и решил стать победителем всего и во всем. Что лучше синица в руках или журавль в небе? Прохор решил - быть журавлем!
"Жизнь - это игра! Я буду устанавливать свои правила. В рамках общественных ритуалов, но только внешне."
О ритуалах с детства напоминали родители, потом эту миссию взяла на себя Инга.
- Общество - толпа ханжей, алчущих приличий и правильных слов. Чтобы оно приняло тебя, в его топку надо время от времени подбрасывать ветки и сучки ритуальных жертв, - повторяла женщина, - а в промежутках можешь жить в свое удовольствие.
- От сессии до сессии живут студенты весело! Понятно, - ухмылялся Прохор.
И четко соблюдал ритуалы, закончил блестяще школу, не уклонился от армии: прослужил целых два года, на отлично учился в престижном университете, куда поступил по протеже отца.
Служба в Армии стала выгодным вложением, которое пригодилось не раз в карьере. Недавно, перед выборами при очередном ритуале - встрече с ветеранами войн, в том числе даже Второй мировой.
Инга разъяснила, что никакой такой Отечественной не было, а была мировая, которую Сталинский режим сам же и развязал. Женщина часто жила, и проходила тренинги в Латвии, где усвоила набор правильных представлений об истории, приносящих успех.
Как истинный "социопат", Прохор жил по своим правилам, не ведая стыда, мук совести и ...любви, но признавал правила более сильного игрока, такого, как супердержава - США. И однажды они с Ингой на старости лет окончательно переберутся в поместье на берегу Тихого океана.
Но пока молод, силен, здоров, он будет парить в облаках невероятных возможностей этой необъятной фантасмагорической России с неисчерпаемыми ресурсами, где капиталы делаются буквально из воздуха и за неделю. Он все в ней переделает по своим правилам.
Бедные ветераны жаловались, что оружие закупается у иностранцев, ослабляя ВПК страны.
- Обещаю, что у иностранцев мы больше не купим ни одного Мистраля, я вообще не буду закупать оружие. Пусть ВПК пока самосовершенствуется, а я буду вкладывать деньги в науку и в ... человека.
И тем человеком, в которого собрался вложиться Прохор с размахом, был он сам, разумеется.
В тот вечер, в ресторане московского Дома офицеров на Суворовской площади, Прохору было хорошо, он пел военные песни вместе с ветеранами, и у него возникло что-то, отдаленно похожее на чувство патриотизма.
- Жаль, что Праздник Победы и Двадцать третье февраля придется отменить по указанию обкома, - сетовал Прохор, возложив голову на полные колени Инги. Хорошо пели!
- Вжился в образ? Бывает, - прокомментировала с ироничной улыбкой женщина, поглаживая стриженные волосы мужчины своей мечты.
Сегодня миллионы девушек мечтают о нем, не зная о том, что у него железное сердце. Он сам его заковал, а ключ, ключ хранит Инга, Ни у кого не получится лучше, чем у нее. Все эти глупые девушки осточертели до оскомины в зубах. Они не знают, что он получает настоящее, первобытное наслаждение от сочных, пахнущих мясом, а не специями, хинкалей в закусочной на задворках столицы, от национальной кухни в каком-нибудь двухзвездочном отеле в Турции, где никто не мешал расслабляться и обнажать звериные инстинкты в обществе малолетних неухоженных девушек, как в чистоплюйском Куршавеле, где "журавлю" пришлось провести в клетке, несколько суток. А ведь эти девушки всего-то читали ему на ночь сказки. Дело в том, что Прохор боялся одиночества, и даже ночью никогда не оставался один. А романы, романы он крутил только с самыми красивыми женщинами мира.
"Что ж, это было даже забавно. Зато какой в этой гнусной дыре разыгрался аппетит", - такого желания от пресыщения не изведывал давно, со студенческих лет, когда разгружал вагоны, ради лишних трехсот рублей, сто из которых непременно отдавал родителям.
Прохор всегда был хорошо обут и одет, но его долгое тело никогда не могло насытится едой.
После вагонов "варил" джинсы. Друг возил товар через Прибалтику из-за границы, а Прохор всучивал его студентам в институте, а потом сотрудникам банка, где работал после окончания Вуза. Благодаря дурацкой моде, дела в "кооперативе" шли успешно, что не мешало учиться на одни пятерки. Какое счастье было приобрести первую машину и подвозить девушек, пудря им мозги. Так подцепил Ингу, не девушку, а замужнюю молодую женщину. Она не была красавицей, а просто милой мордашкой. Но её ум настолько разительно отличался от других, что все красотки казались пресными. С ней можно было говорить обо всем на свете, женщина всегда его понимала и поддерживала. К тому же не стремилась к новому браку. В отличие от Прохора, Инга прочитала тысячи книг, освободив от этого нудного занятия молодого человека для самого главного в его жизни - делания денег ради денег, ради безумной власти над людьми.
С особым наслаждением Прохор, никогда не расстававшийся со спортом, бил морды рэкетирам, пытавшимся поживиться на его бизнесе. Сколотил компанию из своих друзей, и бандиты старались держаться в стороне.
Развал Союза застал Прохора сотрудником Внешторгбанка. Он и его друзья быстро сориентировались и стали спешно выводить бесхозные советские активы за рубежом в свой частный банк. Идею подсказал один респектабельный клиент. Так Прохор под его эгидой стал одним из первых банкиров России. Параллельно такие же ушлые ребята выводили активы из бывших советских предприятий. Рабочие по полгода не получали зарплаты, а в это время скапливались капиталы у новых русских. В разбойные годы варварской приватизации, по стратегии американских консультантов, на эти капиталы скупались ваучеры, а на ваучеры акции предприятий. Затем компании намерено банкротились, и продавались в частные руки немногочисленных новых владельцев. Такая судьба постигла и крупный алюминиевый гигант в Сибири, который благодаря залоговому аукциону и небольшому кредиту из бюджета, организованному "своими людьми" во власти, перепал Прохору. Под давлением невыплаты заработной платы удалось скупить оставшиеся на руках рабочих акции и стать полноправным хозяином.
Рабочие получали необходимый минимум на воспроизводство в суровых климатических условиях, а весь доход от предприятия выводился под видом выплаты дивидендов в офшор, пополняя миллиардное состояние.
В первую очередь Михайлов избавился от балласта ненужной советской инфраструктуры, дотационных пионерских лагерей и санаториев для отдыха семей рабочих, заводских поликлиник. Словом, всего того, что прежде содержалось на средства "фонда общего потребления". Вместо этого, из малой части офшорных миллиардов, Прохор создал благотворительный фонд, отдав в руки Инге. Чрез него поощрял нужных людей, писателей, журналистов, артистов, всех, кто мог пригодится при восходе на Олимп.
Поднаторев в присвоении чужого в астрономических масштабах, Прохор был чудовищно скуп и непримирим к тем, кто пытался залезть в его собственный карман. Зато теперь в туалетах были импортные унитазы и умывальники, за порчу которых без выяснений причин и расследования того, кто это сделал, штрафовались подряд все рабочие. Не согласные, пытавшиеся требовать повышения зарплаты, протестовать, часто болеющие, увольнялись в один день. Правда суды по восстановлению на предприятии рабочих изрядно нервировали Прохора. Так у него родилась идея поправить Трудовой кодекс, и в первую очередь избавиться от документального подтверждения дня приема и увольнения рабочих - трудовых книжек.
Михайлов все чаще стал задумываться о власти, сначала с целью проводить удобные законы. Потом... у него начинала кружиться голова от открывавшихся возможностей нажить триллионное состояние, и уподобиться Ротшильду.
"Деньги дают подлинную свободу. А власть помогает ее сохранить".
У него нет ноутбука и даже сотового телефона. Зачем? Если все это есть у многочисленных секретарей и других сотрудников. Никому было невдомек, как он мог держать ситуацию в руках, предприятия и миллиарды. Важно, что под контролем находились послушные его воле люди, у которых было все: и ум и самые совершенные технические средства. Прохор не боялся, что его кто-нибудь использует или попытается обмануть. Никто не посмеет, зная его жестокость. Раздавит любого. Прохор умел и любил наказывать.
Его жизнь стояла незыблемо на трех китах: гурманство, спорт, и порядок. И первого, и второго должно было быть в разнообразном избытке, а последний должен быть безукоризненным во всем.
Прохор "пахал" по двенадцать часов в день, работа придавала ему энергии, свободное время проводил в развлечениях и занятиях спортом, иной раз потея на тренажерах до восьми часов в сутки.
Два раза в неделю Прохор зависал в ночном клубе, или каком-нибудь малоизвестном светской тусовке кафе, которое снимал до утра, танцевал, пел в караоке, в угаре отрывался по полной. Нет, он не пил напитков крепче двадцати градусов, только хорошее красное вино, самое лучшее, и поглощал самую вкусную пищу, творог без комочков, мясо без неприятного запаха, икру севрюжью, форель самую свежую, маленькие радости жизни ставшими большими, возведенные в священный ритуал. Лучше всего процесс насыщения проходил дома, личные повара, как в аристократических семьях заведено было исстари, готовили превосходно, как самому королю. Как в сказке "Карлик нос".
Зазвонил телефон. Михайлов поднял трубку.
- Слушай, Прохор, тут новая звезда на небосклоне вспыхнула, - раздался заискивающих голос известного сводника Петечки
- Да ну? - ничему не удивляясь спокойно ответил Михайлов.
- Хочешь взглянуть сегодня вечером?
- Привози, если так хороша.
- Облизнёшься.
- В прошлый раз тоже так говорил, а привез каких-то куриц.
- Нет, на этот раз железно, не пожалеешь.
Михайлов не любил ни театр, ни оперу, но спонсировал и то, и другое, иногда, из-за скуки. Нравилось, как все эти известные и заслуженные пресмыкались перед ним.
Несмотря на свой двухметровый рост и почти пятидесятилетний возраст, в душе Прохор оставался маленьким мальчиком, пониманию которого серьезные виды искусства были недоступны. Зато от попсы был в восторге, никогда не смотрел телевизор, но смотрел и слушал, а некоторых и осязал в живую.
Девушка и впрямь оказалась хорошенькой, и на вид не больше шестнадцати лет. Она робко стояла в дверях обширной гостиной, чуть меньше спортивного зала, осматривая платиновые скрипки на синих шелковых панелях, великолепные тяжелые портьеры на окнах, маленькие танкетки светло-бежевой кожи, кубические карминовые кресла, и роскошно накрытый стол в центре.
- Не стой в дверях, как бедная родственница! Подойди ближе. Вылитая Орнелла Мути, - присвистнул Прохор, обладавшей богатой фонотекой, и вечерами любивший просматривать диски старых фильмов. - Откуда ты , дитя? Да не бойся, не кусаюсь. Олигархи тоже люди, такие же, как все.
- Из Дома -2, - пошутила Геля
- Значит здесь будет третий, ненадолго.
- Хорошо, если... ненадолго
- Присаживайся, пей, - протянул бокал красного бургундского вина.
Девушка сделала маленький глоток под пристальным взглядом Прохора.
- А Орнелла, это кто? - осмелилась спросить Геля, желая скрыть свое волнение, и взглянула в небольшие глубоко посаженные глаза хозяина особняка.
- Итальянская кинодива, а ныне старая перечница, не заморачивайся. Постой, я тебя где-то видел. Как зовут?
- Ангелина. Вы ужинали в кафе, где я пою.
- Точно вспомнил, мы собирались с друзьями на этой недели заехать снова, ради тебя. Но ... ты сама заявилась. Танцевать умеешь?
- Да, только...
Михайлов нажал на кнопку и вызвал секретаря.
- Тащите сюда музыкантов.
- Еще не все приехали.
- Какие есть.
Девушка танцевала превосходно, ублажая развалившегося в кресле Прохора, напоминая ему забытый фильм, который смотрел в далеком детстве.
- Хватит, теперь пой! - приказал, как отрезал.
- Что?
- Что хочешь!
"- Я и ты пусть мы врозь, пусть те дни ветер унес ", - запела мелодичным голосом девчушка, музыканты поспешили подстроиться, заиграли нежную мелодию популярного вальса.
- Пошли вон! Все. Ты - остаешься здесь!
Девушка пела и кружилась под звуки своего голоса. Прохор забылся и провалился в сладкий сон, как в детстве.
Ангелина вздрогнула от неожиданного свистящего храпа, смолкла и остановилась, в ужасе разглядывая тело в кресле. Постояв несколько минут недвижно, подошла к другому креслу, присела, словно провалившись в ковер из рыжих листьев, и затаилась. Храп раздавался равномерно.
Девушка выждала несколько минут, сняла туфли на каблуках, встала, тихо подошла к спящему, наклонилась, задержав дыхание, и, лёгкими движениями рук, едва касаясь пальцами дорогой ткани, попыталась расстегнуть ворот рубашки. Под пахнущим утонченным парфюмом белоснежным хлопком нащупала цепочку с флэшкой, отцепила, вернулась к креслу, подхватила туфли, и шмыгнула к двери. Выглянув в коридор, обнаружила ходящего туда-сюда охранника. Улучив момент, когда тот стоял спиной, юркнула на цыпочках мимо к лестнице, ведущей вниз, присела на корточки за перилами, прислушиваясь. В внизу, в холле, отделанном серым мрамором было темно и тихо. Легко преодолев ступеньки в два прыжка оказалась у двери, нащупала кнопку домофона, и выскользнула в парк. Прячась за деревьями достигла ограды, и замерла, вглядываясь в сторону будки очередного охранника. Из будки не раздавалось не звука, Альбина подкралась ближе, охранник спал, как убитый. Осторожно забравшись внутрь помещения, нашла нужную кнопку, открыла ворота, и исчезла в темноте. Пробежав метров сто, скрылась в открытой дверце томившегося в ожидании автомобиля. Сердце билось и рвалось из груди.
- Жми!
Телевидение и газеты сотрясала сенсационное новость. С офшорных и американских счетов Михайлова в одночасье исчезли все деньги. Неуловимые хакеры перевели средства на другие неизвестные счета путем многочисленных транзакций, и они затерялись в мировой банковской сети.
Спустя полгода в Новороссии началось новое мощное наступление. А жители Московских домов часто стали видеть в своих дворах высокого бомжа, роющегося в помойных ящиках. Бомж был элегантен и хорошо воспитан, но в грязной рваной одежде, весь в синяках, и что-то постоянно бурчал под нос.
- Ну, что ж, придется все начинать сначала. Ничего, они еще у меня попляшут. Я в этом уверен. Теперь я одинокий журавль, предвещающий бедствия.
***
Ангелина открыла глаза, и обнаружила себя накрытой белым пушистым пледом в кожаном оранжевом кресле. Тело затекло от неудобной позы.
" Так это мне только приснилось? Надо же, как в кино", - удивилась спросонья девушка, еще не совсем различая сон с явью.
Над ней возвышался Михайлов в синем махровом халате, и изучающим взглядом рассматривал.
- Доброе утро! Быстро в ванну, будем завтракать.
- Спасибо, но я не хочу, мне надо домой...
- Самые лучшие пирожное и мороженое на планете! Не пожалеешь, - сказал Михайлов, ухмыляясь уголками губ.
- И вот еще что, одень вот это! - и Михайлов кинул Геле вместе с розовым махровым халатом маленькое черное платье. - Думаю это подойдет, это Шанель. Придет моя сестра.
***
За красиво сервированном столом сидел Прохор и моложавая симпатичная женщина в скромном, на удивление, сером платье и ... домашних тапочках. Круглый стол, покрытый скатертью с молочными складками до пола, был заставлен тарелками с хрустящими тостами и нарезанной докторской колбасой, вазочками с джемом, маслом, украшен двумя фарфоровыми блюдами с фруктами и пирожными, серебряной подставкой с мороженым в маленьких хрустальных стаканчиках.
- Здравствуйте, - тихо произнесла Геля. Женщина даже не взглянула на девушку, только молча кивнула, продолжая разливать чай из маленьких китайских чайничков по чашкам.
- Садись, не стой, как истукан, - приказал Прохор. - Угощайся, все что душа пожелает.
- Вам с сахаром? - спросила холодным тоном Инга, и впервые повернула голову, взглянув на Гелю.
Карие проницательные глаза цепко вонзились в лицо гостьи.
- Нет, что Вы, с сахаром вообще не пью, - смущенно ответила гостья.
- Прохор нашел Вас очень талантливой.
- Что Вы, - еще больше смутилась Геля.
- Верьте, он хорошо разбирается в этом, и сам прекрасно поет. Прохор решил стать Вашим благотворителем, оплатит учебу за год вперед, и сведет с известными продюсерами.
- Да, это так. А вместо работы в кафе, предлагаю пока до раскрутки поработать моей ассистенткой. А то тебя съедят, уж я-то знаю здешнюю публику. - произнес Прохор, жуя бутерброд с докторской колбаской и прихлёбывая ароматный кофе из белой фарфоровой чашечки. - Жить будешь здесь, на половине Инги. Она покажет твою комнату.
- Ой, я даже не знаю, как Вас благодарить, и.. мне нужно посоветоваться с мамой.
- Рано благодарить. Впереди много работы. Звездами лентяи не становятся.
- Я не боюсь работы.
- Все, хватит о делах. Налетай на пирожное. Тебе какое? - и не дождавшись ответа, Прохор выбрал самое красивое, миндальное, положил щипцами пару кусочков на блюдце, и протянул Геле.
За окном занимался день, лучи восходящего солнца прорвались сквозь сдвинутые шторы, и заиграли солнечными зайчиками на столовом серебре.
- Так поступаешь в распоряжение Инги! Слушайся и не прекословь. Я - в офис. До вечера. - Прохор поднялся, поцеловал Ингу в щеку, и неспешной походкой прошел, не оглядываясь к дверям.
Инга приподнялась, подошла к окну, и замерла в ожидании. Проводив Прохора глазами до машины, обернулась к Геле.
- Так, сначала в салон, Прохор посоветовал изменить прическу. Потом заедем за документами, и оформим на занятия.
- Хорошо. Только можно мне позвонить маме. Мой сотовый у Вашего охранника, такого рыжего, не знаю, как его зовут.
- В нашем доме сотовыми телефонами никто не пользуется. Телефон будешь получать при выходе из дома, и по возвращении вновь отдавать охраннику. Так что позвонишь из салона.
- Понятно.
Лексус, как космический корабль, казалось, не ехал, а проплавал мимо заснеженных деревьев. Покрытые искрящимся инеем ветви тянулись к небу, к прохожим, и провожали Гелю, смотревшую в окно машины.
Вдруг взгляд девушки споткнулся о знакомую худощавую фигуру перебегавшего дорогу в неположенном месте паренька в черной куртке и вязанной шапочке, спущенной на глаза.
" Колька!" - вздрогнула Геля, влипнув носом в стекло. Парень дернулся и, что-то почувствовав, обернулся, встретившись глазами с девушкой. Узнал, презрительно фыркнул, сплюнул и побежал дальше.
"Колька, ну зачем ты так? Я же звонила маме, неужели она ничего не рассказала." - в полном отчаянье подумала Геля, вспоминая последний разговор с матерью.
- Бесплатный сыр бывает только в мышеловке, доченька. Будь осторожней! Сердце у меня болит за тебя, чует беду. Возвращайся домой!
- Ну что ты мама, все хорошо, мне преподают лучшие преподаватели, даже сам Лещенко! А скоро я буду участвовать в конкурсе. И если смогу победить, поеду на Евровидение. Представляешь мама?
- Ну смотри, звони только. Редко стала звонить, - укоризненно тогда проговорила мать.
- Ах. ну мам у меня напряженной график, а вечером в доме звонить не разрешают, такой порядок. Я вынуждена подчиняться.
***
Телевидение и газеты взорвала новость, на конкурсе Евровидения победила молодая певица из России, протеже известного олигарха, баллотирующегося в президенты.
- Ангелина - новая звезда на звездном небосклоне шоу-бизнеса, российской Мадонне прочат мировую известность, - верещал журналист с экрана.
Пульт выпал из рук пожилой женщины, лицо стало мертвенно бледным. Она схватилась руками за сердце, только и успела прошептать несколько слов.
- Геля, доченька, - руки опустились, и седоволосая голова безжизненно повисла на груди.
***
День был тягостно сумрачным, небо - низким, тучи свинцом придавливали землю.
Едва Геля села в салон машины, пока охранник придерживал дверцу, как зазвонил телефон.
- Але, але! Мама! Кто это? Колька! Как я рада тебе, где мама? Передай что еду домой на целый месяц, меня отпустили. Что-о!? Как? Когда похороны? Почему, почему мне никто не сообщил?
- Я пытался, но телефон все время отключен, либо вне зоны доступа.
- Сейчас же! - закричала Геля не своим голосом. - Или поеду сама.
- Ладно, ладно, - испуганно кивнул водитель.
***
Стая журавлей проносилась с плачем над лесом. Геля в дорогом пальто молча лежала распластанная на земле, поглаживая ладонями мокрые листья. И только высокая береза тихо шелестела ветвями, кланяясь от ветра над простым деревянным крестом с маленькой фотографией.
- Геля вставай, простудишься. Не надо так убиваться. Ничего не поправишь.
- Уйди! - едва разомкнув губы, сквозь зубы процедила Ангелина. - Я хочу умереть!
![[]](/img/z/zlata_l_r/zolotoighurawl/riimyhheuzkmortkthznosvn.jpg)