Аннотация: Необычное приключение сельского преподавателя словесности.
"Выход Хэмингуэя"
1.
Двадцать третье марта. День, который, несомненно, войдёт в историю. Пускай не мировую, а только местную. Но всё же уже что-то, не правда ли? Именно сегодня. В этот прекрасный солнечный день. Неспешным шагом, возвращаясь с работы, домой. По пути внимательно рассматривая ещё голые скелеты деревьев, с только-только начавшими набухать почками. И рассуждая о круговороте природы причудливо чередующем рождение и умирание. Простой сельский учитель русского и литературы, Пупырышкин Аристарх Петрович, понял - сегодняшний день станет для него последним. Можно предположить, что решение об окончании жизненного пути было спонтанно и вызвано предшествующими ему рассуждениями, надо признать довольно символичными, вкупе с тонкой натурой Аристарха, тонкость которой нельзя поставить под сомнение (как же, разве может сельский учитель, русского и литературы, быть натурой не утончённой). Это будет ошибочным предположением. Не касательно "тонкости" Пупырышкина, ни в коем случае, он действительно личность достаточно утончённая. По крайней мере, на светлую голову, то есть в состоянии трезвости, которое, к великой чести Аристарха, по продолжительности сильно преобладало над состоянием пьяности. Что по меркам посёлка Кукуево можно смело назвать "трезвенной святостью". Едва ли кто-то ещё в этом месте был способен на такую же строгую алкогольную аскезу. Только если дети. Да и то, лет так эдак, до тринадцати. Оно будет ошибочно касательно спонтанности мысли Аристарха об окончании его пребывания в этом, кажущимся ему прогнившем мире, проще говоря, о самоубийстве.
На самом деле мысль о суициде зародилась в голове тридцатипятилетнего сельского учителя давно, никак не меньше шести лет назад. Тогда, в преддверье своего тридцатилетия Аристарх пришёл к выводу о, абсолютной и бесповоротной никчемности своего существования. Стать учителем-героем, на своём горбу поднимающем молодёжь, вытаскивающем её из тьмы безграмотности под яркий лучистый свет образованности, не получилось. Местная детвора как была в большинстве своём обалдуями, так ими и оставалась. Все новомодные методы и подходы в тандеме с образованностью Аристарха, как - никак Тверское педагогическое училище за плечами, не давали, ровным счётом, никаких результатов. В личной жизни у него тоже не сложилось. Пухлому, невысокому преподавателю так и не удалось найти свою вторую половину. Не то что бы местные девки сторонились Аристарха, они, хоть и подмечали его манерность и "утончённость", относя эти качества скорее к минусам, чем к плюсам, считали его довольно неплохой кандидатурой. Все-таки работа нормальная, да и не пьёт почти мужичёк, а по местным меркам можно сказать, вообще трезвенник. Так что сельскоё бабьё не было виновато в его одиночестве. Причина безбабья крылась внутри него самого. Ему слишком сильно хотелось романтики, красивой любви, страсти, что бы всё как в книжках, возвышенно и не пошло. На деле же, так не выходило.
В итоге, Пупырышкин разочаровался в двух незыблемых основах жизни каждого мужчины: работе и семье. Бедняга даже запил с горя. Но и это не принесло желаемого облегчения. К окончанию второй недели глубокого запоя, Аристарх принял решение о бесполезности этого занятия. Оно, мало того что не успокаивало его встревоженную душу, так ещё и заставляло чувствовать себя жертвой неудачной вивисекции. Скажем так, расчленить-то расчленили, а добить не удосужились. Вот тогда-то, в его голову и пришла замечательная мысль, убить себя, решив тем самым все свои проблемы.
С тех пор размышление о самоубийстве стало игрушкой для неудачливого учителя. Он забавлялся с мыслью о суициде, словно котёнок, играющийся с клубком ниток, перекатывал её по своему сознанию туда-сюда, находя в ней убежище от серых скучных будней, часами, а бывало даже днями, представляя, как убьёт себя. За несколько лет таких рассуждений у него набралось куча способов по уходу из жизни. Причём некоторые из них были очень сложны и фантастичны, в своей невероятности и изощрённости переплёвывая даже смерти главных героев какого-то американского фильма, просмотренного им однажды. Жаль, название забылось.
Аристарх представлял своё самоубийство, тот способ, с помощью которого хотел уйти из жизни, в мельчайших подробностях. Искал слабые места, и если находил (а до определённого момента он их находил всегда) отвергал. Ведь ему, нужно было, уйти из мира красиво и наверняка. Не должно было быть даже малой вероятности спасения, никаких случайностей и непредвиденностей. Так им был, отвергнут вариант повешенья. Он где-то вычитал, что повесившийся может умирать очень долго и весьма болезненно. Нет, такая смерть не для него. Резание вен показалось банальным, а популярное среди односельчан утопление в речке слишком ненадёжным и, опять же, мучительным. А уйти хотелось без лишних неудобств. И так, при жизни настрадался. Всем вроде хороши были мухоморы, или другие, какие неприродные химические вещества. Но и тут был подвох, он совершенно не представлял чего и сколько надо съесть, что бы кони двинуть. Именно двинуть, а не отравиться, а то чего доброго найдут тебя соседи в коматозном состоянии, всего заблёванного, скрюченного. Скорую вызовут. Карета приедет, откачают. Вот стыдоба-то будет.
В итоге Аристарх остановил свой выбор на классическом варианте, "Выход Хэмингуэя". Двуствольное ружьё, дулом в рот, и бабах из всех орудий. По мнению Пупырышкина, сие действие должно быть безболезненным и не сопровождаться риском какого-нибудь нелепого рикошета пули в голове. Или того, что эта же пуля, невесть каким образом, пройдя через его мозг, не задев при этом ничего жизненно важного, оставит тебя дурачком или инвалидом. Дробь поможет избежать таких вариантов. Ружейный выстрел, произведённый вплотную, не просто продырявит голову, он снесёт её подчистую. Это и нужно, абсолютная надёжность, при минимуме страданий.
Определившись, наконец, с тем как убить себя, Аристарх стал размышлять о том, где достать то, чем это можно сделать. Этот этап, плана по окончанию жизни, затянулся надолго. Оказалось, приобрести оружие, пускай даже всего лишь самое обычное охотничье ружьё, весьма непросто. Нужна была какая-то лицензия, для получения которой с начало надо было собрать безумное количество справок в десятке разных инстанциях, потом сдать их в самое главное окошко самой главной инстанций, где через установленный законом, но при этом никому точно не известный, промежуток времени будет принято решение давать вам её или нет. А если покупать из-под полы, без всяких там "бумажек", можно было привлечь к себе ненужное внимание. Чего бы тоже не хотелось. В общем, сплошная нервотрёпка и головная боль.
В конце концов, утонченная натура Аристарха капитулировала перед образовавшимися трудностями. Он решил плюнуть на ружьё и стал прикидывать новый сценарий своего ухода. Но тут вмешалось божественное провидение, в лице деда Васи, школьного сторожа неопределённой возрастной категории, бывшего большим любителем заложить за воротник.
Тот знаменательный день, как и сегодняшний, пришёлся на весну. Только тогда календарь показывал не середину времени цветения, а самый конец, двадцать девятое мая. Последний рабочий день школы. Для учеников, конечно же, учителям ещё предстояло поработать никак не меньше полумесяца.
В конце рабочего дня, часов около трёх, в кабинет русского и литературы, застенчиво постучавшись, заглянул дед Вася, с явным намерением предпринять очередную попытку выклянчивания энного количества денег до скорой зарплаты. Аристарх Петрович приготовился, как обычно, отказать. Никто в школе уже давно не давал взаймы этому человеку, поскольку тот никогда не возвращал взятого. Пропивал занятые финансы, после чего благополучно забывал про долг. И хотя сторож прекрасно знал, что денег ему ни от кого не дождаться, он всё равно продолжал регулярно ходить сначала по классам, прося поочерёдно у всех учителей взаймы, а потом по кабинетам завучей, секретарей, в общем, доходил аж до уборщиц. Видимо надеясь на какое-то чудо. В конце концов, эти побирушки превратились в своеобразный школьный ритуал, как правило, символизирующий окончание недели или приближающиеся зарплатные дни. Но разговор, состоявшийся двадцать девятого мая, который должен был пройти, как и все прочие разговоры с дедом Васей, касающиеся одалживания денег, по давно утверждённой схеме, с самого начала прошел иначе. Переступив порог класса, сторож с ходу попросил в долг, предложив под залог, в качестве гарантии, своё охотничье РУЖЬЁ (наверное, трубы в тот день у него горели как никогда сильно). Прямо таки подарок судьбы. Аристарх не мог упускать такого шанса. Ружьё надо было не просто принять у деда в качестве залога, а купить или выменять. Это же идеальный вариант. Если кто спросит, зачем ему, милому пухлому учителю, понадобился ствол, он ответит: "Да как бы, мне он, по правде, ни к чему. Я его у деда Васи приобрёл для его же блага. Вдруг, по пьяни, себя или кого ещё покалечит". О, как красиво рисуется.
После примерно десяти минут общения со сторожем, Аристарх стал счастливым обладателем ружья. Договорившись отдать тому за него две бутыли самогона, и ещё одну за получения инструктажа по эксплуатации.
Ну вот, вроде бы, можно приступать к выполнению задумки. Всё есть. Лежит и ждёт. Но Пупырышкин не спешил. Его целиком заняли рассуждения о том кто по нему, после смерти, будет скучать. Кто будет опечален уходом такого замечательного человека, как он. И так далее в этом же ключе на протяжении почти двух лет вплоть до сегодняшнего дня. А сегодня вдруг раз и озарила уверенность - конец. Карты розданы. Пришла пора вскрываться!
2.
Пупырышкин Аристарх Петрович теперь уже спешил домой. Он был взволнован. Нет, не просто взволнован. Он буквально взрывался от переполняющего его волнения. Редкие прохожие с удивлением оглядывались на проносившегося мимо них сельского учителя. Таким его никто никогда не видел, раскрасневшимся, растрёпанным, с выбившейся из брюк рубашкой и величественно развевающимся за спиной плащом. Сейчас он напоминал артиллерийский снаряд, на всех парах несущийся к намеченной цели.
Природу столь сильного эмоционального подъёма Аристарха Петровича легко понять. Он столько лет готовился ко дню завершения своей жизни. И вот, этот день настал. Внутренние часы сказали пора. Теперь надо спешить. Сильно-сильно спешить. Ему ещё многое предстоит сделать, написать записку, прибраться в доме, помыться, и всё это до семи вечера. Поскольку в семь домой вернётся Игорь Васильевич, одинокий старичок, живущий по соседству, который может, услышав выстрел, поднять тревогу. Этого, Аристарху не хотелось бы. Он рассчитывал на то, что обнаружат его никак не раньше завтрашнего вечера, а, может, и вообще после выходных.
Странное желание. Если бы вдруг у него спросили, отчего ему так принципиально проваляться день, или даже больше, в виде тихонько тухнувшего тела, он бы не нашелся что ответить, кроме сакраментального: мне так хочется. А сосед мог помешать выполнению желания Аристарха. Их дома, его и Игоря Васильевича, стояли как бы, на самом отшибе села, в некотором удаленье от других. Все прочие соседи, услышав звук ружейного выстрела, почти наверняка не придадут ему никакого значения, подумав, что кто-то попросту решил поохотиться на какую-нибудь живность (лосей, к примеру, в этом году их много по округе бродит). Пускай, даже сезон ещё не открыт. Но кого это когда останавливало? А вот Игорь Васильевич точно поймёт, где стреляли. Поэтому надо спешить.
Аристарх спустился вниз по Кировской улице, повернул на Заречную. До дома оставалось около пятисот метров. Он добавил ходу, теперь уже почти бегом, преодолевая оставшееся расстояние.
В голове роились мысли. Он прямо на ходу обдумывал план-расписание последних часов своей жизни. Первым делом надо будет достать ружьё из тайника в сарае. Во-вторых, привести в порядок дом, помыть посуду, прибраться. В-третьих, привести в порядок себя, умыться и одеться в чистое, может быть даже парадное облачение. В-четвёртых, съесть чего ни будь напоследок, негоже на пустой желудок совершать такие важные дела. В-пятых написать прощальное обращение непонятого, видимо из-за своей сложности, величайшего сельского учителя к человечеству. И, наконец, сделав всё это, приступить к финальному этапу реализации своей маленькой, но очень заветной мечты.
"А где же произойдёт кульминация предстоящего события?", - Аристарх даже остановился, столь неожиданным был вопрос, возникший в его голове. За все годы, проведённые им в размышлении о суициде, об этом он ни разу не думал.
Пупырышкин стал нервно прикидывать, где же это должно случиться. Сарай и баня сразу отпадают. Роковой выстрел обязан прозвучать в доме, почему, какая разница, просто обязан и всё. Он знал это так же хорошо, как то, что после лета идёт осень. Ладно, с этим разобрались, идём дальше. В доме, не считая сеней, есть три комнаты. Кухня, спальня, гостиная (она же большая комната). Точно не кухня. Стреляться в обществе холодильника, газовой плиты, еды и кастрюль глупо. Значит, остаётся выбрать между спальней и большой комнатой.
Что у нас со спальней? Можно застрелиться, устроившись на кровати. Сесть так, что бы после выстрела, неминуемо заваливающиеся тело, приняло горизонтальное, то есть лежачие, положение. Тогда его найдут аккуратно устроившимся на красных пропитанных кровью простынях, красиво. Ещё один плюс такого варианта, тело будет просто переложить на носилки для дальнейшей транспортировки, удобно.
Теперь большая комната. Кровати там нет. Но зато есть шикарное кресло. Аристарх не знал, стрелялся ли Хэмингуэй сидя в кресле, и, если честно, не мог назвать ни одного известного имени, чей обладатель выбрал бы в качестве последнего пристанища именно этот предмет мебели. Но в его голове сидела иррациональная уверенность: смерть в кресле - удел великих. Было бы весьма неплохо приобщиться к плеяде выдающихся, хотя бы таким образом.
Сложно выбрать. Жаль, что нельзя умереть дважды. Такая возможность, в данный момент, могла бы существенно облегчить его жизнь. Умер сначала в спальне, а потом в гостиной, или наоборот. Было бы замечательно.
Пупырышкин озадаченно почесал затылок. Выбрать никак не получалось. Оба варианта имели массу плюсов. Он ненароком посмотрел на часы и ужаснулся. Они показывали половину четвёртого. Надо спешить. Решить, где ему следует умереть можно и позже. Резко сорвавшись с места, Аристарх побежал к дому.
3.
Дед Вася добросовестно отработал свой дополнительный литр самогона. Он подробно объяснил, как надо обращаться с ружьём, рассказал всё, что знал сам. На протяжении почти двух лет Аристарх чётко следовал полученным инструкциям, чистил его, смазывал и так далее. Пару раз даже в лес ходил на контрольные стрельбы. За это время он успел привязаться к этой железной стреляющей палке, как, скажем, к любимой собачке. И даже больше, ружьё стало для него некой Горлумовской "Моей прелестью". Хранилось оно в специально приспособленном ящике набитом соломой, укрытом от посторонних глаз под небольшой дровяной поленницей в сарае.
Оказавшись в сарае, Аристарх подошёл к поленнице и аккуратно переложил дрова, закрывавшие собой немудрёный тайник с ружьём, в сторону, хотя мог бы и просто сбросить их, какая теперь разница. Но это было бы не в его манере. Нет. Всё должно быть аккуратно. Он достал из кармана маленький ключик, с которым никогда не расставался и открыл им замочек закрывавший ящик. Откинул крышку. Вот она, его драгоценность, лежит завёрнутая в плотную серую тряпку, покрытую тёмными маслянистыми пятнами. Аристарх втянул воздух, слабый банановый запах приятно щекотал нос.
Как говаривал дед Вася: "Смазка нужна не только для того, что пихают, но и для того, из чего стреляют. Так что храни свою стрелялку (так, тот называл всё оружие и имеющие к нему отношение, начиная с детских рогаток и заканчивая танками) хорошенько смазанной..." Пупырышкин так и поступал.
Он, развернув тряпку, достал ружьё. Оно было старым. Если верить деду Васе, эта стрелялка досталось ему в наследство от его отца, который, в свою очередь, когда-то выменял её у проезжего чекиста. Взамен отдав тому пару бутылей самогона. Жизнь наполнена совпадениями. Модель ружья дед Вася не знал, на нём, конечно, были выбиты какие-то цифры, но они ничего не говорили ни школьному сторожу, ни Пупырышкину. Да и важно ли это. В конце концов, знание названия не заставит ружьё стрелять лучше и не превратит из видавшей виды двустволки с горизонтально расположенными стволами одинакового калибра и двумя спусковыми крючками, про которое Эрнест Хэмингуэй мог бы сказать: "Как я люблю", во что-то другое.
Аристарх провёл рукой по прикладу, когда-то светло-коричневому, а теперь тёмному, почти чёрному. Старое дерево было приятным на ощупь. Гладким и холодным. Ружьишко, конечно, потрёпанное, но со своей задачей оно прекрасно справится, в это он верил свято.
Пупырышкин зажмурился. Было хорошо сидеть, вот так, на корточках. Рядом с лежащим на деревянном полу ружьём. Поглаживать его, слегка раскачиваясь, и ни о чём не думать. В таком состоянии, наверное, можно было бы оставаться вечно....
Где-то залаяла собака. Пронзительно и громко. Лай вывел Аристарха из ступора. Он огляделся с видом только что проснувшегося человека. Попытался собрать разбежавшиеся мысли. Получилось, хоть и не сразу.
Тик-так, тик-так. Проносящиеся минуты и секунды ощущались почти физически. Сколько времени потерянно зря? Никак не меньше двадцати минут. Ужас. Надо спешить, спешить, спешить... Ха, прямо как Кэролловский кролик. Не хватает только ушей с хвостом и здоровенных золотых часов на цепочке.
Собака залаяла вновь, на этот раз к ней присоединилось несколько других. Пупыршкин окончательно скинул сковавшее его оцепенение. Завернул ружьё в тряпку. Поднялся и подошёл к месту обитания своего стреляющего сокровища. Запустил руку в ящик. Проковырявшись в нём около минуты, извлёк из него коробку с патронами, которую тут же убрал в карман своего плаща. Можно двигаться дальше. Подхватив с пола завёрнутое ружьё, он покинул сарай. Впереди ещё много дел, а времени совсем мало.
На выполнение всех намеченных предсмертных приготовлений у Аристарха Петровича ушло чуть больше полутора часа. Сейчас он сидел на кухне, согнувшись над столом, дописывая своё последнее послание человечеству. Несколько минут назад часы в гостиной пробили шесть.
Над содержанием своей предсмертной записки он начал задумываться задолго до дня икс. Было придумано и отвергнуто множество вариантов. Первые казались слишком простыми, вторые слишком пафосными, третьи симбиозом первого и второго, четвёртые просто идиотски глупыми.... Определиться с финальным вариантом было проблематично, поскольку своими последними строками Аристарху хотелось показать всю свою гениальность, сложность и единственность. Поэтому они, эти последние строки, должны были быть идеальными, режущими душу читающего их человека, как скальпель в руках умелого хирурга - плоть.
Такая вот претенциозная задумка, но на бумаге оказалось всего лишь следующие строки:
"Я хочу сказать,прощай этому переполненному болью и страданиями миру. Миру, который, не понимая меня, отвергал, миру который плевал в моё лицо. Он может дальше беситься и сходить с ума, но уже без меня. Я ухожу, делаю шаг вперёд, покидаю плоскость этой реальности.
Пупырышкин Аристарх Петрович".
Немного подумав, он добавил к написанному фамилии, имени, отчеству, ещё и свою роспись. Теперь всё. Аристарх положил лист бумаги на центр кухонного стола. Время покажет, удастся ли его посланию, хоть кого-нибудь, убедить в исключительности автора, а пока надо, наконец, определиться с местом финального действия. Это было затруднительно. Ему никак не удавалось выбрать между кроватью спальни и креслом гостиной. Он снова и снова взвешивал все за и против каждого кандидата, но определиться не мог. "Что же, когда не можешь решить сам, попроси помощи у вселенной" - подумал Аристарх, доставая десятирублёвую монету из бумажника, покрытого кожей молодого дерматина и непонятно почему добавленного в список того, что обязательно должно быть при нём во время самоубийства. Загадав: орёл - кресло, решка - кровать, он подкинул её. Тускло - жёлтая десятирублёвка, сначала устремилась вверх, лениво переворачиваясь вокруг своей оси, а затем упала вниз, и со смачным хлопком приземлилась точно на центр ладони. Пупырышкин посмотрел на железную денежку, она лежала орлом наверх.
4.
У всякой истории есть финал, а у каждой жизни - конец.
Пора. Аристарх обвёл прощальным взглядом комнату. Было немного грустно. Он засунул ствол ружья в рот. Сразу почувствовал вкус железа и ещё чего-то непонятного, крайне неприятного. Наверное, это был вкус смазки. В нос ударил сильный банановый запах. Даже глаза заслезились. Неожиданно захотелось избавиться от последнего ужина, ему с большим трудом удалось сдержать этот рвотный позыв, в пятисекундной борьбе одержав тяжелую победу над разбушевавшимся желудком.
Нет, так дело не пойдёт. Он вынул ствол ружья изо рта и пристроил его под подбородком. Вот так тоже должно получиться весьма неплохо. "Прощай, мир", - подумал Аристарх, нажимая сразу на два спусковых крючка.
С этого момента начали происходить странные вещи. Сознание Пупырышкина как будто отделили от тела, оно стало существовать совершенно в другом временном измерении, отличном от того, в котором осталась его бренная оболочка. Он с удивлением отметил, что секундная стрелка больших круглых часов, висящих над его стареньким, накрытым цветастым платком, "горизонтом", вроде бы перестала двигаться. С ещё большим удивлением он открыл для себя то, что не может пошевелить ни руками, ни ногами, ни даже глазами.
К Аристарху, сидящему в кресле с приставленным к подбородку выстрелившим, но ещё не убившим его ружьём, пришло осознание одной вещи - он совершенно не хотел умирать. Все эти рассуждения о самоубийстве были прекрасны, пока оставались рассуждениями, а на самом деле, в суициде нет никакой красоты. Ну что может быть красивого в мужчине, развалившемся в кресле со снесенной напрочь, или частично, головой? В кровавых ошмётках кожи и мозгов, разбросанных по комнате? Печально, что понимание этого пришло именно сейчас, когда Аристарху уже ничего не изменить. Теперь ему остаётся только дожидаться своей смерти в этом замершем мире. Сидеть, слушая зарождающейся шум ружейного выстрела, наблюдать за зависшей в воздухе мухой, и тихонечко сходить с ума.
Время - капризная сука. Сколько его прошло, Аристарх не знал. Он лишь мог констатировать следующее: оно всё-таки двигалось, пускай и очень медленно. Крылья мухи изменили своё положение, правда, совсем чуть-чуть, секундная стрелка дёрнулась, а "бабах", который должен был прозвучать сразу после нажатия на спусковые крючки, едва слышимый им в самом начале этого странного временного феномена, становился громче (хотя, насчёт последнего, ему могло и просто показаться). Хорошо, что время движется, значит рано или поздно (скорее поздно ха-ха-ха) пытка ожиданием закончится. Надо успокоиться и ждать.
Вопрос в том, сколько ждать? Как определить время в мире, где оно движется по отличным от привычных законам? Когда перестают существовать знакомые нам с детства минуты и секунды? Никак. Можно оперировать лишь такими относительными понятиями как долго, очень долго и бесконечно долго.
Для Аристарха пребывание в малоподвижном мире было очень долгим, почти бесконечно долгим. Он успел о многом подумать, поверить в бога, и замучить того своими просьбами. В начале, прося возможность всё исправить, сделать так, что бы его тело присоединилось к сознанию, что позволило бы ему избежать столь нежеланной, как оказалось, смерти. Безрезультатно. Бог был глух к его просьбе. Потом, прося о том, чтобы закончились его мучения. Чтобы бог включил на своём божественном пульте перемотку вперёд и прекратил это безобразие. Опять никакого результата. Тогда он закатил форменную истерику, кричал, ругался, богохульничал (всё это происходило внутри его головы).... После чего просто ждал, пытаясь между делом, рассматривая повисшую муху, удержать ускользающий рассудок. Декламировал стихи поэтов разных эпох, составлял критику к работам известных прозаиков, высчитывал свою среднегодовую зарплату, с учётом всех премий, размышлял о жёсткости бога, в существование коего он, совсем-совсем, перестал сомневаться. Иногда сознание, рассыпавшись на мелкие кусочки, пыталось скрыться, оставив взамен себя бурлящее море переливающегося ужаса. Аристарх не давал ему этого сделать, скрупулезно собирая его обратно.
В какой-то момент сохранять рассудок стало почти невозможным. Звук выстрела достиг невероятной громкости. Он неописуемым шумом ввинчивался в сознание, давил его, топтал. Аристарх, как мог, сопротивлялся этому. Моля бога о последнем, не дать ему наблюдать за своей смертью и чувствовать её в таком замедленном варианте. Ощущать как дробинки, разрывая кожу, идут выше. Чувствовать, как мозг превращается в кашу, уставившись в одно точку, не в силах даже перевести взгляд.... Бррр. Только не так. Пожалуйста. Господи, избавь раба своего, от таких мучений.
И, кажется, небесный отец таки, смилостивился. Аристарха накрыла темнота. Больше не было мыслей, волнений боли, времени. Только абсолютное ничто, иссини чёрного цвета, в котором он с радостью растворился....
5.
Наверное, большинство людей, на каком-то этапе своей жизни, задаются вопросом: что же там после великой черты, отделяющей живое от мёртвого? Как не странно, Пупырышкин, несмотря на столь долго и тщательно обдумываемое самоубийство, никогда не думал об этом. Он частенько фантазировал на тему того, как будет складываться жизнь без него. Но почему то не задумывался о том, что будет ждать его самого после смерти. Видимо поэтому было страшно. Хотя бояться-то вроде и нечего. Аристарх чувствовал себя почти как обычно, тело ощущалось слегка чужим, а так никаких отличий от любого среднестатистического утра. Но в том-то и дело. Какое такое среднестатистическое утро? Какое такое нормальное самочувствие? Он же мёртв.
Вокруг что-то пищало и шумело, кто-то, тихо переговариваясь, ходил. Аристарх лежал, плотно зажмурившись, не решаясь открыть глаз. Может это всего лишь галлюцинация? Его тело сейчас дожидается своего конца, а он тут. Не так уж и плохо, если разобраться.
-Аристарх Петрович, не бойтесь, всё нормально, операция прошла успешно, вы живы. Можете открыть глаза и поприветствовать нас.
Он открыл глаза, окинул себя взглядом и попытался закричать. Не получилось. Из горла вырвался лишь тихий протяжный хрип. Тело, в котором Аристарх находился в данный момент, было не человеческое. Оно бы отлично подошло гуманоидным пришельцам из фильмов категории "Б". Тощенькое такое, с гладкой серой кожей.
-Аристарх Петрович, не волнуйтесь. Посмотрите на меня.
Он посмотрел, продолжая отчаянно хрипеть. Голос принадлежал высокому, немолодому, серьёзному мужчине, одетому в белоснежный халат, с коротко стриженными, едва тронутыми сединой, тёмными волосами.
-Держите себя в руках.
К говорившему мужчине подошел молодой человек, одетый в такой же белоснежный халат. Что-то прошептал тому на ухо. Мужчина кивнув, тихо сказал:
-Молодцы, но дозу повысьте, клиент попался нервный.
Молодой человек, отвесив лёгкий поклон, скрылся из поля зрения Пупырышкина.
-Аристарх Петрович, успокойтесь. Я понимаю, вас может немного смутить вид вашего тела. Но это же обычное универсальное тело, для временного хранения сознания, по-простому кукла. Ваше постоянное тело сейчас выращивают. И смею вас заверить, ни позже чем через два дня вы в нём окажитесь. Оно будет абсолютной копией прежнего, только на двадцать лет моложе. Мне кажется, такие изменения вас не испугают?
Аристарх продолжал хрипеть, не слушая, что ему говорил этот странный человек в халате.
-Да успокоитесь, вы, наконец. Психуете, как ребёнок малый. Даже школьники прекрасно знают, как выглядит стандартное временное тело.
-Доктор, седатики должны начать действовать.
-Отлично, - мужчина в белом халате широко улыбнулся, сразу помолодев лет на десять. - Я думаю, Аристарх Петрович, через минуту другую мы с вами сможем нормально поговорить.
Аристарх перестал хрипеть. Происходящее стало казаться нереальным. Он вспомнил о мысли, пришедшей к нему вскоре после пробуждения, стал её развивать. Мир, окружающий его сейчас - фикция, галлюцинация. Относительно удачная попытка измученного сознания убежать от невероятной реальности. А может даже и больше. Может быть весь сегодняшний день, с самого начала, просто ужасный сон. Один из тех кошмаров, которые приходиться досматривать до самого конца. Не в силах вырваться из них до тех пор, пока они сами тебя не отпустят.
Было бы замечательно, проснувшись утром в своей кровати. Ощутить на лице тепло сочащихся сквозь оконное стекло лучиков весеннего солнца. Минут десять просто лежать, наслаждаясь началом дня. Слушать пение птиц, лай соседских собак, пронзительное "кукареку" петуха Игоря Васильевича. Потом подняться, заварить себе чашечку "нескафе", начать работу над давно задуманной книгой и больше не думать ни о каком "выходе Хэмингуэя".
Жаль, что это не сон. Но в любом случае, лучше быть серым гуманоидом, чем учителем в черепаховом мире, беспомощно ожидающем свою смерть. Почему его вообще испугало это серое тело? Какая разница. Он чувствует себя вполне комфортно. Серый, фу ты, какая мелочь.
-Я вижу, Аристарх Петрович, вы, успокоились?
Пупырышкин утвердительно кивнул.
-Отлично, давайте начнём сначала. Меня зовут Эндрю Лайгод. Я, являясь вашим доктором и официальным опекуном на время пребывания в клинике, хочу торжественно сообщить о выполнение условий контракта, заключённого вами двадцать первого января две тысячи сто одиннадцатого года с корпорацией "Ньюлайф". Мы спасли ваше сознание, после смерти тела в несчастном случае. Сейчас вы находитесь в Британском филиале корпорации. Кстати не удивляйтесь тому, что я говорю с вами на вашем родном языке, это особенность куклы.
Если вы захотите, за небольшую сумму ваше новое тело снабдят такой же особенностью с любым перечнем трансформируемых языков. Очень удобная штука.
Ерунда, какая-то. Аристарх ничегошеньки не понимал. Какой такой две тысячи сто одиннадцатый год? Какая такая корпорация? Какой такой договор? Привидится же такое.
-Знаете, я ничего не понимаю, - прохрипел он. - Мне всё это кажется.
-Вы сомневаетесь в реальности происходящего?
-Нет, я знаю о нереальности всего этого. На самом деле я мёртв, или почти мёртв.
-Занятно.
Доктор щёлкнул пальцами. Перед ним засветился прямоугольник белого цвета. Размером с обычный альбомный лист. Он достал из кармана халата тоненькую палочку зелёного цвета и принялся водить ею по материализовавшейся перед ним штуке. Аристарх отстранённо наблюдал за этими манипуляциями.
-А вы вообще понимаете, кто вы? - не отрываясь от своего занятия, спросил доктор.
-Да, я Пупырышкин Аристарх Петрович. Тысяча девятьсот семьдесят седьмого года рождения.
-Хм, очень интересно, - мужчина задумчиво потёр подбородок. - А что вы вообще можете рассказать о себе?
-Я учитель в сельской школе. Не женат. Застрелился.... А знаете, какое это имеет значение?
-Вы не просто сомневаетесь, вы уверены в том, что окружающие вас галлюцинация?
-Да.
-Ощущение нереальности может быть вызвано использованными нами препаратами, мы сейчас скомпенсируем их действие. А вы пока осмотритесь, отдохните и успокоитесь.
Доктор, придав лицу, выражение крайней сосредоточенности, возобновил вождение палочкой по светящемуся прямоугольнику. А Аристарх решил последовать совету и осмотреться.
Он лежал на совершенно обычной койке, в просторной комнате необычной формы, имевшей всего две стены. Правая была прямой и представляла собой одно сплошное панорамное окно, из которого днём открывался бы замечательный вид. Но на улице царила ночь, и разобрать что-либо определённое не представлялось возможности. Аристарх мог видеть только очертания зданий, тонущих в море разноцветных огней. Левая стена была радиусной, стыкующейся в углу комнаты с правой. Но на этом её особенности не заканчивались. Она была сделана из какого-то непонятного полупрозрачного материала. Пупырышкин без проблем различал за ней людей, видимых по эту сторону стены, чёрными размытыми силуэтами.
Вокруг кровати Аристарх стояло множество непонятных аппаратов издающих широкую палитру тихих звуков, от попискивания, до щелчков. От них же, к его телу тянулись тонкие серебристые нити.
Несмотря на то, что в помещение было светло, Пупырышкин не видел здесь никаких ламп, или чего-нибудь в этом роде. Свет, казалось, источала сама комната, её стены, пол, потолок. Причём он был тёплым и живым, словно исходил от настоящего солнца, а не от не пойми чего.
Видимо, воображение закинуло его сознание в некую больницу будущего. Очень интересно, как ему только удалось всё это придумать? Сказалось увлечение дешевой фантастикой? Возможно, хотя почему этому всему не быть реальным? Он же не считает галлюцинацией то почти бесконечно долгое время, проведённое в обнимку с выстрелившим ружьём. Так почему бы и происходящему сейчас не быть реальностью?
-Аристарх Петрович, извините меня. Я на некоторое время покину вас. Обещаю скоро вернуться.
Пупыршкин стал наблюдать за дальнейшими действиями доктора. Как тот собирается выйти из палаты? Тут не было никакой двери, если только она не располагалась позади него, что вполне возможно. Куда-то же делся приходивший к Лайгоду молодой человек.
Доктор, заставив повторным щелчком пальцев исчезнуть светящийся прямоугольник, уверенно зашагал в направление стены, через которую и покинул палату, просто шагнув в неё, в одно мгновение, превратившись в один из размытых человеческих силуэтов по другую сторону. Стена отреагировала на вошедшего в неё человека, как озёрная гладь на брошенный в неё мелкий камушек - лёгкой рябью. Что ж, получается, в таком далёком будущем двери людям больше не нужны.
6.
Некоторое время Пупырышкин находился в относительном одиночестве. К нему, периодически, заходили какие-то люди, молча ковырялись в расставленной вокруг кровати аппаратуре и казалось, вообще не замечали его. Он платил им той же монетой. Сосредоточенно пялился в потолок, пытаясь определить своё отношение к происходящему. Чувство нереальности ушло, безразличие осталось, хотя и оно постепенно исчезало. Ему надо было решить, верить ли в происходящее или продолжать считать его очень красочным глюком. Как оказалось, эта дилемма решалась просто, с каждой минутой проведённого здесь времени всё больше и больше хотелось верить в своё чудесное спасение. Он отчаянно хотел жить. Настолько отчаянно, что это желание пробивалось через медленно таящую стену безразличия. Он очень хотел жить, и плевать, как и сколько придётся расплачиваться за шанс исправить свою двуствольную глупость.
В палату зашёл уже знакомый доктор Лайгод, в сопровождение двух немолодых мужчин, одетых всё в такие же белоснежные халаты. Они являли собой симбиоз арийских идеалов и собирательного образа учёного из детских, ещё советского производства, фильмов. Высокие, хорошо сложенные, с красивыми чертами лица, сияющими глазами, пышными седыми шевелюрами и такими же седыми, длинными, спускающимися до самой груди, бородами.
-Ещё раз здравствуйте Аристарх Петрович. Мои коллеги очень заинтересованы в сегодняшней операции. Нам бы хотелось услышать вашу версию происходящего сейчас. Вы же считаете это всё, - доктор Лайгод обвёл рукой палату, - галлюцинацией. Не так ли?
Нет, Аристарх так больше не считал. Но прекрасно понимал, он не тот человек, которого эти люди ожидали увидеть. Рано или поздно они поймут это. О том, что случится после, ему даже думать не хотелось, но упрямые мысли лезли в голову. Вполне возможно его решат так неожиданно свалившейся жизни. Или... Нет, не надо продолжать. Он прикинется дурачком, разыграет амнезию. Будет говорить, что ничего не помнит, словно герой бразильского телесериала, потянет время. А там, может, и оставят его тут.
-Что же вы молчите. Аристарх Петрович? Вы же мне сами рассказывали? - на последнем слове голос Лайгода дрогнул. Доктор нервничал.
-Знаете, я ничего не помню. Совершенно ничего. Как будто отрубило. Может быть, это из-за вашей операции или лекарств?
Седовласые профессоры переглянулись. Они так и не соизволили представиться. Для себя Аристарх назвал коллег Лайгода номером один и номером два, различая их, в основном, по степени седины волос.
-Не может быть, - сказал, более седой, номер один.
-Солидарен с вами коллега, - поддержал номер два. - Согласно нашим данным, после переноса, сознание клиента работало в нормальном режиме. Никаких деструкций. Операция прошла идеально. Мы можем предположить возможность частичной амнезии на события предшествующие появлению пациента в центре, и даже появление конфабуляций. Хотя в практике дистанционных переносов сознания из погибающего тела, ни с первым, ни со вторым мы не сталкивались.
Номер два сделал паузу, чем ни преминул воспользоваться Лайгод:
-Но, коллеги, опыт проведения таких операций крайне незначителен. Это всего третий подобный перенос. Как можно, пока, делать какие-либо выводы?
-Насчёт ограниченности нашей практики, вы правильно подметили, - кивнув Лайгоду, продолжил номер два.- Однако вам следовало бы дослушать меня. Амнезия, про которую нам говорит клиент, не может быть связана с операцией, её вообще не может быть. Я повторюсь, исходя из данных наблюдения за клиентом, его сознание и мозг куклы, с момента переноса функционируют нормально. Все графики в пределах нормы. Следовательно, он мог очнуться с амнезией. Но она никак не могла возникнуть за тот период, что пациент провёл в палате. Если бы такое случилось, аппаратура зарегистрировала бы определённые отклонения в деятельности либо сознания, либо мозга "куклы".
-Вы же, Лайгод, сказали нам, что клиент, очнувшись, рассказал вам о том, что он родился более ста лет назад и совершенно не верит в окружающий его мир, - подключился номер один. - Теперь же уважаемый Аристарх Петрович ничего не помнит. Мне кажется, клиент лукавит с нами. Что вы думаете по этому поводу коллега?
-Согласен,- сказал номер два.
Аристарх, слушая разговор этих сильно учёных особ, ругал себя. Как можно было придумать такую идиотскую идею, разыграть амнезию? Кого он рассчитывал обмануть? Тут вам не районная больница. Смешно было надеяться на то, что его уловка сработает. Дурак. Что же, остаётся только прикинуться дурачком и дальше убеждать всех в своей амнезии.
Трое пришедших докторов, или кто они там есть на самом деле, пристально, с укором, смотрели на Аристарха. Он прохрипел:
-Не помню я ничего.
-Печально, - Лайгод сокрушённо покачал головой. - На самом деле, Аристарх Петрович, в ваших же интересах сотрудничать с нами. Наша корпорация, в конечном итоге, несёт ответственность только за ваше, гм, физическое здоровье. Касательно нормального функционирования сознания, в виду сложности и мало изученности представляемой услуги, корпорация гарантий никаких не давала. Вы об этом были оповещены и подписали соответствующие параграфы. Так что, пересадив вас из "куклы" в нормальное тело, мы можем попросту "умыть руки", ни опасаясь никаких юридических проблем. Перенаправим вас в вашу семейную клинику, где вы будете проходить дальнейшую реабилитацию. Но нам бы не хотелось такого. Это может негативно сказаться на репутации "Ньюлайф". Мы готовы приложить все усилия для вашего полноценного возвращения в общество. Но это требует и вашего участия. Вы должны помогать нам. Иначе у нас ничего не получится.
В палате повисла тишина, троица докторов продолжала буравить Аристарха взглядами, а он решил отмалчиваться до упора. Пускай перенаправляют куда угодно. Ему всё равно, главное, остаться живым. Тем более, человек, который должен был быть на его месте, наверняка очень состоятельный. Воскрешение из мёртвых должно стоить немало. Пупырышкин считал, что ему можно не переживать относительно своего дальнейшего существования. Оно просто обязано быть сытым и комфортным. Главное - вырваться из этого чертового "Ньюлайф".
Пауза затянулась, её прервал номер один:
-Я так понимаю, по непонятным лично для меня причинам, клиент не хочет сотрудничать. В таком случае, мне кажется, смерть в результате несчастного случая в процессе пересадки сознания из "куклы" в постоянное тело, для корпорации будет наименьшим злом.
-Совершенно с вами согласен коллега, - поддержал номер два. - Такой вариант минимально отразиться на репутации "Ньюлайф", при пересадке всегда существует риск неудачи, и никак не повлияет на нашу новую услугу.
Аристарх был в ужасе. Люди, стоявшие перед кроватью, обсуждали целесообразность его убийства. Боже, они же врачи, а врачи не должны убивать людей. Нет, ни в коем случае. Им профессия и клятва Гиппократа не позволяют. Но эти трое почему-то совершенно спокойно рассматривают возможность убийства. Страшное будущее ждёт человечество.
-Постойте, - Лайгоду явно не нравилась идея коллег, он нервно тёр подбородок,- вы серьёзно предлагаете убить клиента?
-Это не убийство, он и так уже мёртв. Мы всего лишь заберём то, что подарили ему, - цинично усмехнувшись, сказал номер два.
Надо было что-то делать. Отмолчаться, видимо, не получится. Этим, надо всё рассказать. Может, хоть для опытов оставят. Он уже приготовился приступить к печальному пересказу, как минимум, последнего дня своей жизни, но ему не дали начать. В палате, прямиком из стены, появился ещё один человек, невысокий, весь какой-то помятый юноша, с висящими на носу огромными, в пол лица, очками. И тут же начал тараторить, срывающимся от волнения голосом:
-Господа, я только что из инженерного отдела. Там проверили канал. Человек, сейчас лежащий здесь, - не наш клиент. Господа, мы вытащили не того.
Номера один и номер два потрясённо переглянулись.
-Как так,- пробормотал номер один.
-Не могу поверить, - вторил номер два.
-Вы уверены? - спросил, казалось, совершенно не удивлённый этой новостью, Лайгод.
-Да,- поправив очки, ответил юноша.
-Как такое могло случиться после перехода наших систем на поиск по ментальному следу? Вероятность наличия идентичных ментальных следов у разных сознаний нулевая. То есть попросту не возможна. Это доказано, - номер один говорил очень тихо, не обращаясь ни к кому конкретно, Аристарх едва разбирал его слова.
-Тут получилось очень интересно. Видите ли, коллеги, наш гость прибыл к нам из прошлого. Отмахав, по нашим расчётам, не менее девяноста лет, а может и более, - протараторил юноша, решив, что слова, обращенные первым номером в пространство, адресованы ему.
-Значит, он говорил правду, - пробормотал Лайгод.
-Что вы сказали? - юноша вопросительно посмотрел на самого первого человека увиденного Аристархом в будущем.
-Не имеет значения, продолжайте, - ответил Лайгод.
-Хорошо, - поправив снова съехавшие на кончик носа очки, продолжил молодой человек, - мы проводили обязательные после переносные проверки. Несмотря на то, что система отслеживания сознания по ментальному следу до сегодняшнего дня считалась абсолютно надёжной и не дающей осечек, проверка канала и последующие глубинное сканирование сознания продолжают выполняться в обязательном порядке.
Так вот, уже на стадии проверки канала переноса, мы обнаружили сначала почти невозможное - он не был связан с нашим клиентом Пупырышкиным Аристархом Петровичем, русским, владельцем энергетического объединения "Зевс", а потом и вовсе невероятное - канал брал своё начало из прошлого. Последующие сканирование сознания, подтвердило, что наш пациент не является клиентом. Но при этом, нами так же установлена почти полная идентичность карт сознания клиента и перенесённого нами человека, что, при абсолютном совпадении их ментальных следов, даёт нам право на выдвижение просто фантастических гипотез.
Юноша замолчал, торжественно подняв вверх правую руку с оттопыренным указательным пальцем. Лайгод и компания молча смотрели на застывшего в нелепой позе молодого человека.
-Вы что, ничего не понимаете? - юноша окинул своих коллег удивлённым взглядом. - Мы же перевернём весь научный мир, заставим по-новому подойти к вопросам переноса. Мы с вами стоим у истоков будущих гениальных открытий. Господин Штольц уже отослал все материалы и готовится к срочной пресс-конференции. Это будет просто фие....
Номер один и два прервали молодого человека дружным вскриком. Лайгод сохранял спокойствие.
Номер два подскочил к юноше и, схватив того за грудки, проговорил высоким срывающимся голосом:
-Кто дал вам право? Почему не поставили в известность нас? Это же конец нашей репутации, вы это понимаете?
Номер два, с видимой лёгкостью оторвав юношу от пола, принялся нещадно трясти того. Очки, не перенесшие такого обращения со своим хозяином, слетели с носа. "Странно, будущее, а до сих пор в очках ходят", - невпопад подумал Пупырышкин, с удивлением отметив, что юноша болтается в сантиметрах двадцати от пола. Он совершенно не понимал, что сейчас происходит вокруг него. Какие-то каналы, ментальные следы, переносы сознаний. Мрак, одним словом. Зато, внутри него поселилась уверенность, разворачивающиеся события могут сделать его нужным этим людям. И тогда его оставят здесь, и никто не будет его убивать. Нормальным телом, может, и не станут обеспечивать, но это не проблема, в сером тоже вполне комфортно. Теперь главное тихо лежать и не вмешиваться.
-Господин Робертс, успокойтесь, - проблеял сотрясаемый в воздухе молодой человек.
-Действительно коллега, прекратите этот цирк, отстаньте от помощника и успокойтесь, не в ваши годы такой ерундой заниматься,- вмешался Лайгод.
-Успокоиться? - номер два говорил всё тем же истерическим, высоким, срывающимся голосом, но юношу таки поставил обратно на пол. - Зачем теперь успокаиваться? Это конец. Корпорация не выполнила контракт, неисчислимые убытки, сотни "исков недоверия". А мы.... Мне кажется, управляющий совет не даст нам дожить и до следующей недели.
-Господин Штольц считает, что клиента ещё можно спасти, - поправляя растрёпанный халата и параллельно ища близоруким взглядом свои упавшие очки, пробубнил молодой человек.
Первый и второй переглянулись. Их побледневшие лица осветили лучики надежды.
-Молодой человек, вы считаете у нас это получиться? - откашлявшись, спросил номер два, деловым, спокойным голосом.
-Да. Штольц сказал, что это можно будет сделать без проблем. Только выйдет дороговато.
-Бог с ней, с дороговизной, - потирая руки, сказал номер один. - Если нам удастся вернуть клиента, сложившаяся сегодня ситуация может стать настоящим "звёздным часом" для нашей корпорации. Только представьте себе, какие прибыли ожидают нас в будущем....
-Это конечно замечательно, но что нам с этим делать? - указав на нашего героя, спросил Лайгод.
Аристарх превратился в одно большое ухо. Похоже, сейчас будет решаться его судьба.
-Я думаю, если он, конечно, согласится сотрудничать, оставим здесь, - ответил номер один.
-На всё согласен.
-Нет, нет, нет, - поправив автоматическим движением отсутствующие очки, воскликнул юноша. - Штольц сказал, для вычисления нашего клиента этот "несчастный случай" нужно вернуть обратно ровно в тот временной промежуток, откуда он был извлечён. И сделать это надо до закрытия канала, то есть в течение часа. Иначе о переносе сознания нужного нам человека можно забыть.
-Сегодня не ваш день. Вы мне можете не верить, но я сожалею, что в конечном итоге всё получается именно так, - проговорил Лайгод, сочувственно улыбаясь Пупырышкину.
-Меньше слов коллега. У нас много дел. Вы, - номер два обратился к помощнику Штольца,- бегом в свой отдел, готовьте технику. А мы пока займёмся сознанием.
Юноша, так и не нашедший свои упавшие очки, торопливо удалился. Номер один и два раскрыли перед собой светящиеся прямоугольники, такие же, как у Лайгода. И целиком погрузились в работу, махая палочками с феноменальной скоростью.
Нельзя здесь больше оставаться, надо бежать. Пускай даже за стенами палаты чужой, совершенно неизвестный мир. Всё равно нужно попробовать. Очкастик сказал, что его надо вернуть домой в течение часа. Следовательно, ему достаточно скрыться на каких-то жалких шестьдесят минут, а потом всем этим засранцам в белых халатах придется довольствоваться только им. Он, конечно же, будет с ними сотрудничать, видит бог, будет. Только вот сейчас убежит на часок. А потом станет самой покладистой и старательной лабораторной мышью.
Аристарх попытался привести тело "куклы" в движение. Результатом его усилий стала задвинувшаяся на пару сантиметров левая рука. Он попробовал ещё раз, рука сдвинулась ещё на сантиметр. О побеге можно забыть. В лучшем случае удастся свалить себя с кровати. Да и то вряд ли получится.
Скверная рисуется картина. Аристарх, запрокинув голову, не в силах больше смотреть на людей готовящихся решить его жизни, упёр взгляд в светящийся потолок. Какая ирония, ему снова предстоит дожидаться своей смерти, не имея возможности ничего изменить. Он хотел плакать. Но серое тело не умело этого. Глаза куклы оставались сухими.
-Началось.
-Мне действительно жаль, что так вышло.
-Все.... Переходим к.... этапу....
Пупырышкин перестал понимать говоривших в палате людей. Их голоса, с каждым мгновением, становились тише и невнятней. Светящийся потолок, тускнея, отодвигался и погружался в уже знакомую пустоту, иссини чёрного цвета. Что ж, хорошо, в этот раз долго ждать не пришлось. Аристарх потянулся к пустоте, не телом, мыслью, призывая её. И она пришла, нахлынула на него, как морская волна на прибрежные скалы во время прилива. "Ну, вот и конец", - последняя мысль, пронёсшаяся в голове Пупырышкина, за долю секунды до того как пустота заключила его в свои объятья.
Муха, зависшая в воздухе. Выстрелившее ружьё в руках. Мир, приближающийся к безвременью. Пупырышкин не умер. Он с ужасом смотрел на свою гостиную. Его вернули, точно туда, откуда забрали. Эта иссини чёрная пустота, принятая им за смерть, оказалась всего лишь переносом. Бог жесток, он не прощает. Бог мудр, он наказывает изощренно.
Маленькие дробинки соприкоснулись с кожей Аристарха. Боли пока не было, но она придёт. Он знал это. Похоже, впереди его ждёт много интересного....