Прием посетителей заканчивался. Смеркалось. Сколько поганых детективов начиналось с этого слова! Но, во-первых? действительно смеркалось, а во вторых, это было начало самого что ни на есть деревенского детектива!
Федя Редькин, участковый милиционер, детективы любил. И даже читал. Один. Но хороший. И совсем недавно. Там писали про злокозни английских пэров и сэров, которые травили друг друга чем не попадя только бы занять по наследству передаваемый государственный пост. Детектив назывался "Чисто английское убийство". Там все события начали разворачиваться, когда тоже засмеркалось. Федя тогда еще подумал, что хотя темнеет везде одинаково, но слава богу, что в этих самых сумерках у нас ничего подобного не происходит, а то нераскрытых преступлений стало бы еще больше.
Федю на новый участок перевели совсем недавно, в конце лета, и поэтому среди местного населения он почти никого, кроме районного начальства, не знал. Посему, когда садилось солнце, Федю одолевали грусть и одиночество, которые по русской традиции известно чем лечатся. А поскольку смеркалось почти ежедневно, то и лечить хандру Редькину приходилось столь же часто и, за неимением пока проверенных знакомых, в одиночку.
Нетрезвая расслабуха опутала все тело, и Федору сладко вспомнилась легкая доперестроечная работа, когда на его бывшем участке еще существовал колхоз имени 3-го партсъезда РСДРП.
Не то, чтобы тогда колхозники совсем не совершали преступлений.
К примеру, лишняя колхозная вещь в хозяйстве завсегда была нужна, но крали селяне как-то скромно, можно даже сказать стыдливо. Бывало заявит председатель колхоза о пропаже с фермы молочных бидонов, так Федя пройдет по деревне, носом по ветру поведет: из какого дома сивухой тянет, туда и идет. Вот, мол, хозяева дорогие, имею, значит, подозрение. А 20-литровое подозрение тут же в сенях стоит и брага из под крышки у него так и прет. Федя брови нахмурит, хозяина постыдит, а тот уж и сам готов от стыда сквозь землю провалиться. Выпьют они за сохранность колхозного добра по стакану самогона и, глядишь, назавтра бидоны на ферму сами и возвращаются. Ни тебе уголовных дел, ни тебе "висяков" с человекоубиением.
Когда на смену развитому социализму до Фединых мест докатилась демократия, колхоз переименовали в акционерное общество открытого типа имени Государственной Думы 3-го созыва.
Новоиспеченные акционеры слишком буквально восприняли это хитрое название и все, что лежало в колхозе "типа открыто" и без охраны, украли. Правда местные эту акцию называли по- научному : не украли, а "приватизировали". Народ окончательно рассорился с работой, поскольку теперь за нее даже условных трудодней не давали, и углубился в поиски потаенных глубин русской души. При этом глубины все чаще измерялись количеством выпитого крепкого и еще чаще крепко выпитого...
Раскрывать хищения общественного добра стало невозможно, поскольку добро это с некоторой долей равномерности распределилось среди всех участников местной " приватизации", включая органы внутренние и наружные ( чекистская "наружка" тоже справедливо считала себя частью общества).
В конце концов за плохие показатели в работе Федю и перевели на другой участок...
Редькин заканчивал прием посетителей, но отрываться от своих спокойных мыслей и включаться в повседневные нужды сельчан ему ужасно не хотелось.
"Прорвемся, опера!...", вертелись у Феди в голове слова песенки, ставшей как бы ментовским гимном после известного телесериала. Он тупо смотрел на мужика и силился понять зачем тот пришел к нему, да еще, когда дело идет почти к ночи.
Мужик сидел на табурете, обхватив голову руками, раскачивался из стороны в сторону, и, всхлипывая, бормотал что-то себе под нос.
Своим раскачиванием он стал раздражать Федю, который из-за этого никак не мог попасть в такт своей песни.
Так,- сказал Федя.- Ты, давай, не виляй, а то виляешь тут, понимаешь, перед глазами.
Мужик перестал раскачиваться, утер кулаком нос и с тревогой посмотрел на участкового .
- Команд...ир ,- икнул посетитель сладким перегаром.- Я не виляю, я это как его...как есть.. , все честно...
- Как это не виляешь?! Когда я сам вижу, что виляешь, причем неправильно. Вот как надо!-
Федор взял со стола резиновую дубинку, называемую в народе "демократизатор", и стал ритмично размахивать ею в воздухе в такт музыке : "Прорвемся, опера..!"
При виде увесистой дубины, раскачивающейся перед носом, мужик побледнел и пролепетал:
- Я же чистосердечно, товарищ начальник, я ведь Ваньку Жилина это.. убивать не хотел. Я это... сено косить...
Знакомая мелодия и бодрое раскачивание дубинки слегка облегчили Федино состояние, и он, расслабившись, не вникая в смысл сказанного, подумал:
-Кого еще убили, чего ему от меня надо?
Федя еще какое-то время продолжал размахивать дубинкой и мырчать свою песенку, затем остановился и мутными глазами посмотрел на посетителя:
-Стоп! Какого Ваньку! Ты чего, мужик, оху... то есть...ты что кого-то того..?
- Того,- грустно сказал мужик.
-Мы это, как день рождения Лехин попраздновали, я сегодня с утра и говорю:
-Леха! Леха это мой брат. Давай, говорю,Леха! Хватит праздновать, надо итить косить. А он пьяный совсем ничего не понимает, говорит:
- Ты чего в натуре, косить вздумал...больной что ли? Ты это... давай как все, празд...зд...нуй"
-Я ему говорю:
-Леха, блин, мы же договаривались, блин, пока тепло, блин, в понедельник сена на зиму надо где-то спиз... это... накосить.А Леха с утра никакой, товарищ начальник, понимаете. Он так вообще хороший мужик, но как выпьет, так потом долго.. это... косить не может.
Федя понял, что посетитель нескоро оторвется от родного брата и прикрикнул на оратора:
- Короче, мужик, про убийство давай.
Мужик немного удивился, но возражать не стал и продолжил:
- Ну я это, про Ваньку- то и рассказываю. Ну короче, когда я вижу, что Леха сегодня косить не может, он вообще, Леха, знаете у меня какой! Знаете какой..!А вот сегодня не смог..!
Посетитель посмотрел на мутные, но строгие Федины глаза, осекся и продолжил:
-Ну да, я и говорю. Ну выпили по чуть-чуть на дорогу, бутылку, не больше, я что ж не понимаю, товарищ начальник, когда работаешь лучше не пить. Ну и к Ваньке-комбайнеру пошел. Прихожу. Комбайн стоит, ага, а Ваньки нету. Комбайн у нас такой, сено косит и в валки собирает, ну знаете!
Видя, что Федя умно кивнул головой мужик продолжил:
-Я туда-сюда. Нету. Вот блин, думаю. Трава стоит, скоро дожди пойдут, хорошо тепло задержалось, а его нету. И валка, как назло, на поле ни одного нету. Видать намедни все увезли. Я ведь это, не подумайте, украсть не хотел, я Ваньке за него бутылку водки принес, а его нигде нету. Ну я это, в комбайн залез, ключ на месте, а я чего? С комбайном не управлюсь? Я в армии танкистом был. Ну, короче, завел я его. Прошел кружок. Комбайн валок и скатал. А мне-то больше и не надо. Выхожу я это, чтобы грузовую где-нибудь найти. Гляжу, товарищ начальник, а из валка Ванькина рубаха в крови и сапог торчит. Тут испугался я, командир. Видать Ваньк\а я по ошибке в комбайн засосал. Уж как я его не заметил, понять не могу.
-Где ж тебя черти целый день носили!- возмутился Федя.- Че ж сразу ко мне не пришел!
- Расстроился очень, командир,- вздохнул любитель сена.- Посидел я рядом с Ваньком, погоревал, выпил бутылку водки за помин его души, она ведь Ваньк\у то уж больше не надобна, ну и к Вам пошел. А тут и завечерело как раз. Плохо ему ,- печально заключил посетитель.
-Кому? - не понял Федя.
-Да Ваньк\у, кому ж еще. Так в сене сапогом торчать и остался.
-Да уж чего хорошего,- проворчал Федя, мысленно представив, как было бедному Ваньку неуютно в чреве комбайна.
Ладно, сказал участковый, протокол мы с тобой завтра напишем, а тебя я зараз задержать должен. Полезай-ка до утра за решетку, а там разберемся. Федор завел душегуба в зарешеченную каморку и стал обдумывать сложившуюся ситуацию. По всему выходило, что, несмотря на паскудное состояние организма, надо было идти в ночь на место происшествия и выковыривать труп из сена.
-Ах, чтоб тебя!- в сердцах плюнул Федя.- Не мог до утра подождать со своим сеном.
- Слышь, что ль с тобой говорю,- повернулся он к задержанному. Бывший танкист уже ничего ответить Феде не мог, он мирно спал на лавке, свернувшись калачом с видом раскаявшегося грешника. Наверно ему снилось, что они с комбайнером, живым и здоровым, допивают бутылку водки, обмывая успешный сенокос, и жизнь значит шла своим вполне мирным путем.
В голове у Феди словно кто-то стучал молоточком тук-тук, тук-тук и все его головное содержимое, натертое за долгие годы службы фуражкой, отзывалось болезненным гулом: у-у-у как пива хочется!
Однако тем же содержимым Федя понимал, что, несмотря на наступивший капитализм, купить вечером в деревне пива невозможно.
Оставалось умирать в одиночку без пива, да еще в ночном поле с расчлененным трупом.
Федя еще раз плюнул в сторону спящего, натянул на голову фуражку и собрался было выходить из кабинета, как в дверь кто-то постучался.
- Ну кто еще...,тихо ругнулся милиционер, - заходи!
В помещение зашел мужик средних лет. Первое, что в его облике бросалось в глаза - это огромные синего цвета грудастые девахи с рыбьими хвостами, обвивавшие крепкие руки посетителя. Из других приметных вещей на нем были дырявые носки, необъятные парусиновые штаны, слегка отдающий синевой крупный нос, ну и... пожалуй что все. Других особых примет на посетителе вроде бы как не наблюдалось. Несмотря на столь вольный вид, мужик производил впечатление достаточно трезвого на данный момент человека.
-Так,- резко бросил Федя.-Некогда мне, в другой раз приходи. Происшествие у меня понял?!
- Понял, как не понять,- ответил вновь прибывший.- Только не могу я в другой раз. Всего как есть ограбили, в чем я домой пойду?
- Чего у тебя ограбили ?- с сомнением спросил Федя. Внешний вид мужика не выдавал в нем обладателя особо ценного имущества.
- Да как чего! - обиделся мужик.
- Рубаху новую - раз! Сапог, почти новый - два! Бутылку портвейна 0,75, не от-кры-тую! Три! Нет, начальник, ты давай разберись. По горячим следам, так сказать, - стал шуметь ограбленный.
Федя уже было собрался послать настырного мужика в соответствующее моменту место, поскольку заниматься его краденным тряпьем было как-то совсем не с руки. Надо было торопиться на поле к одинокому комбайну, где остался труп порубанного комбайнера.
В этот момент из-за решетки, где спал первый посетитель, раздался приглушенный стон и звук падающего тела. Впрочем, тело быстро поднялось, опустилось на колени и начало бормотать:
- Господи, царица небесная, пресвятая богородица, спаси и помилуй меня грешного. Покойник -то за мной пришел. Ваня! Ваня! Прости меня !
Потом он вдруг вскочил на ноги обхватил руками металлические прутья и завопил:
-Изыди сатана! Христом богом прошу, изыди!
Арестованный орал так натурально, что Федя даже как- то опасливо покосился на обладателя дырявых носков. Однако тот деловито подошел к решетке и сказал беснующемуся:
- Ты вот что,Васька, орать завязывай. Выпил, так веди себя спокойно, чай в милиции находишься. Ты тут по пьянке сидишь, а я к человеку с делом пришел, беда у меня. Какая -то сволочь одежду украла!
Арестованный, которого называли Василием, недоверчиво дотронулся до синих русалок на руках ограбленного и заикаясь сказал:
- Вань, я ж тебя того, в комбайн нечаянно закатал. Рубаху и сапоги твои в крови сам в сене видал.
- В каком сене?- еще не до конца понимая ситуацию, спросил Иван.
- Да которое я твоим комбайном в валок...,- пролепетал Василий...
Через пол-часа Федя с обоими посетителями при свете комбайновых фар извлек из валка окровавленные Ивановы рубаху и сапог. Однако от крови шел настолько явный портвейновый запах, что Иван сразу все понял.
- Ах ты, сука! Взъярился он на Василия. Я ж чекушечку выпил, а портвейн на после оставил. Посплю думаю, после работы как раз и выпью. Специально его в сапог засунул и рубахой обмотал, чтоб незаметно было, да еще травой присыпал. А ты его, гад, скосить умудрился!
Последние слова Иван выкрикивал уже в спину убегавшему Василию, который понял, что расплата за поруганный портвейн будет жестокой и поэтому поскакал по полю, как заяц на охоте. И не напрасно. Иван, изрыгая проклятия, помчался следом за ним - восстанавливать справедливость.
-Вот блин ,- почесал за ухом Федя, глядя вслед убегавшим. - Чисто русское убийство! Мать вашу!