Змей Калиныч
ОДИН
* * *
– Замечательно! – промелькнуло в голове у Антона, когда он уселся на крыше родного пятиэтажного дома, не спеша, свесив ноги вниз.
Дом был более-менее из современных. В центре города абы-что строить не станут. Дом был построен в виде незамкнутого квадрата, в центре которого подземный гараж, да игровая площадка над ним. Больше места не было. Одним словом уютный закуток, тихий. Края крыши были сделаны с буртиком (из соображений безопасности, наверное), а за буртом, по всему внешнему периметру крыши, скат из профильного листа (у строителей это называется, что-то вроде фальшкровли). По желобкам ската, как по направляющим, хорошо спускать пустые бутылки (если есть желание похулиганить). Или если сесть на буртик, то ботинки удачно помещаются в эти желобки. Ноги не висят, а как бы лежат на скате (как, если сесть на стул, а ноги вытянуть вперед). От этого создается иллюзия, что ты не совсем на краю крыши сидишь. Но это иллюзия, так как бутылки скатывались не задерживаясь. Однако, не страшно, лишь небольшая щекотка для мозга.
С крыши был не плохой вид. Была видна река, разделяющая город, лодочная база на противоположном берегу, а вдалеке трубы металлургического комбината. С другой стороны правобережная часть города, центр, парк – место увеселения, стадион и т. д.
По крыше можно было даже гулять (от начала до конца крыши был свободный проход).
Антон любил вместе с друзьями вылезать на крышу. В праздники, здесь можно было смотреть салют, если не хотелось толпиться на площади, или когда слишком трезв, чтобы толпиться, или если уже не успеваешь до площади добежать, или если драться не охота. А если вообще все наскучило, сюда можно вылезти с друзьями и подругами и просто попить пива на воздухе. Там же можно было, и испытать новенькие "бульдоги", расколов ими пару пивных бутылок, заранее захваченных, для обмывки башмаков.
Но сегодня, Антон вылез на крышу по велению сердца. Ему хотелось побыть одному, и как следует обдумать все недавние события.
Стоял теплый июньский день. Было около трех часов дня.
– Замечательно! – проговорил он сам себе вслух и достал из рюкзака банку пива. Поставил ее на буртик, рядом с собой и закурил.
Солнце, тень от дома, птички, парк, рябь на реке.
– Замечательно, пусть так и будет!
Взору его улыбнулся солнечный зайчик, от стекла проезжавшей внизу машины. Антон открыл банку. Пиво потекло вниз по скату.
– Растряс, наверное, – подумал он и отхлебнул глоток.
– Блять, суки... подсунули!
Что может быть хуже баночки теплого пива?!
– Ладно, бывают и похуже дела, – успокоил себя Антон, вспомнив недавние события.
Полгода назад, Антон расстался со своей девушкой. Странно расстался, тихо, без шума, как будто заранее знал об этом. Без истерик, без обвинений, без извинений и вообще без слов. Ничего говорить не хотелось, чувствовалась обреченность сказанного и бессмысленность попыток воссоединения.
Антон посмотрел в сторону стадиона и увидел, что из переулка вышел парень с букетом сирени.
– Забавно, – подумал он, бросив окурок в сторону идущего. И тут же в памяти всплыл эпизод из детства (далекого детства, возможно дошкольного).
Как-то, давно, пришли к родителям Антона в гости, так называемые, друзья семьи. Когда-то, еще до переезда в этот дом, Антон жил в общаге, а эти друзья и были соседями. Переезд их разлучил, но дружба семьями осталась. Был у друзей мальчишка, ровесник Антона. Так что друзьями были и они. А при случае, ходили вместе хулиганить. Вот и на этот раз, друга-Петьку тоже взяли в гости. Родители занялись своими делами: отцы на пиво, а матери на перемывание костей, обмен рецептами и т. д. Был конец мая, стоял ясный, солнечный, приветливый денек. Антон с Петькой отправились на поиски приключений по ближайшим окрестностям. И их они нашли в соседнем дворе, в палисаднике, который располагался сразу за домом. Место достаточно глухое. За домом в нескольких метрах сразу же стоял забор, отделяющий жилой дом от детского сада. Топтать там особо некому было, поэтому растительности было до хуя. В этом долбаном палисаднике они и обнаружили зловредные кусты сирени. Окрыленные искренними детскими чувствами и хорошей погодой, решили (неизвестно, чья была идея) наломать своим мамам по букету сирени. Ломали долго, тщательно выбирая ветки попышнее. Наломали довольно много (учитывая возраст), как вдруг их неожиданно заловили за этим "благородным" занятием. Дознание их темных личностей длилось не долго, и уже через мгновение, "захватчик" (какой-то мужик) за уши транспортировал их к Антону домой. "Цветочки" заставил захватить с собой, сказав: "Сорвали, значит, будете дарить".
Не сразу Антон понял, в чем греховность их проступка и лекция (как ему показалось) длилась бесконечно. Антон, да и Петька, то краснели, то бледнели. Как морскими волнами накатывал стыд и дискомфорт. То был первый раз в жизни Антона, когда он подумал, куда бы провалиться, или умереть накрайняк. А мужик, со строгой важностью, рассказывал, как они вероломно, целеустремленно и ненасытно убивали красоту.
Матушки их, конечно, пожурили, но букетам обрадовались. А мужик, закончив лекцию, разулыбался и свалил.
Тот случай произвел на юного Антона незабываемые впечатления. Он и сейчас, будучи взрослым парнем, с неохотой дарит цветы. Все ему кажется, что он мертвеца дарит. Что-то вроде дохлого, но красивого котенка, убитого им же во имя любви.
А этот... Хуй с цветами, идет уверенной походкой. Радостный такой. Цветочки... просто плывут впереди него.
– Наверняка, весь в грезах. Небось, уже представляет, как "поршнем" работает, – подумал Антон, отхлебнув пива. – Как бы не наебнулся об бордюр. Окликнуть что ли, Ловеласа?
Радостно идет, влюблено, и наверняка, не подозревает о том, о чем Антон узнал еще в раннем детстве.
И любить и убивать природу можно одновременно.
После разрыва с подружкой образовалась некая пустота, как будто что-то изменилось... что ли. Антон здраво понимал, что, то чего он лишился, особой важности для него не имело и не могло принести в итоге, так как это не его, но все же образовавшаяся пустота шептала ему, что чего-то он просто проебал. Как известно, свято место пусто не бывает, и, Антон заполнял пустоту все чаще веселыми пирушками с друзьями. Нет, пирушек значительно больше не стало, но они приобрели какую-то агрессивную форму. Откуда-то появилось ненасытное желание хулиганить. Как будто до этого, его подруга была ингибитором его действий, и своим наличием гасила его беспокойный нрав.
Антон поднял задумчивый взгляд, взор его скользнул по крышам соседних домов и остановился на голубе, удобно пригнездившимся на буртике, в метре от Антона. Антон невольно улыбнулся, как невольно улыбаются, когда произносят слово "щеночек".
– Ты-то здесь чего скучаешь, тоже поразмыслить выбрался? – обратился он к голубю.
Так ласково обычно обращаются к грудным детям, понимая, что ответ не последует. И вспомнил, что к пиву купил пакет семечек.
– Ща я тебя угощу, сизый.
И бросил голубю горсть семян. Тот немного отлетел.
– Лопай, дурень! На здоровье!
Голубь, постепенно, от семечки к семечки медленно приближался к Антону. Антон отхлебнул глоток теплого пива, поморщился, но другого не было, и закурил. Глядя на голубя, Антон припомнил еще один эпизод из прошлого.
Несколько лет назад, Антон со своим другом Лехой, поздно вечером провожали девушку. Проводили, и по дороге назад купили по бутылке пива, чтоб догнаться. Дождались нужный автобус, чтоб вместе ехать (Антону выходить раньше). Присели друг напротив друга в полупустом салоне и начали негромко болтать, обсуждая результаты вечеринки, периодически добавляя хмель. Недалеко от них сидели двое парней. Антон их хорошо видел. Они как-то подозрительно оборачивались, и оглядывали их. Леха ничего не замечал (сидел спиной к ним). Вид у этих ребят был довольно злобный, как будто они только что из зоны откинулись (лысые и к тому же здоровые, как лоси... почему-то). В руке у одного была початая бутылка водки, из которой они периодически пили, прямо из горла. Антону послышалось, что один другого науськивал забрать у них пиво. И судя по тому, что один из злодеев встал и пьяной походкой направился к ним, не ошибся. "Вот бля, начинается, небось, нож в носке к тому же (злодеи были в одинаковых белых майках без рукавов)". Леха, ничего не подозревая, пил пиво и глазел в окно. Амбал присел рядом с Лехой, напротив Антона. В руке он держал невероятно белого голубя (Антону казалось, что голубь будто светится изнутри). А друг амбала искоса нервно поглядывал на них, а так же и на других пассажиров. Голубь светился и вертел головой. Антон почувствовал тревожное начало. В тот же миг Леха оторвал взгляд от окна, повернул голову и увидел незнакомца, посмотрел на голубя и сказал: "О! Голубь мира!" После этих слов амбал так растрогался... и начал мотать головой, видимо, в знак одобрения. Вид у него моментально изменился на, вполне, сносный, и он что-то просипел голосом тифозно-чахоточного каторжанина. Но Леха и Антон с непривычки ничего не разобрали. После чего, амбал дошел до своего закадычного и взял у него бутылку с водкой. Антон четко слышал, как закадычный пытался направить своего дружбана на путь истинный, говоря уже не шепотом, чтобы тот быстрее забирал пиво. На что амбал отмахивался руками и что-то сипел ему в ответ. Что-то типа: "Нет, нет!" После небольших трений с закадычным, амбал вернулся, и что-то начал опять сипеть, показывая голубя. Леха что-то ему отвечал. Антон ничего не понимал. Амбал протянул Антону бутылку водки и что-то просипел. Антон его не понял и ответил, что водки не хочет, ведь у него есть пиво. Но тот не унимался, и все продолжал протягивать бутылку, и, судя по тембру звука, сипел одно и тоже. На мгновение, Антону показалось, что амбал предлагает обменяться напитками и эта перспектива Антону не понравилась. "Чокнись с ним бутылкой", – догадался Леха. Антон с амбалом звонко чокнулись, и внимание обоих снова обратилось на голубя. Он то расправлял ему крылья, то прижимал к своему животу. Короче, демонстрировал его достоинства, и все время что-то сипел. Смотрелось это очень по-детски. Закадычный же, злобно поглядывал пьяными глазами, предлагая какие-то действия. А амбал широко махал ему пьяной рукой и сипел: "Нет, нет!" Тревоги уже не было. На всякий случай Антон проехал лишнюю остановку, чтобы точно удостовериться, что все в порядке. А Леха поехал дальше. Потом уже Леха рассказал, что все-таки с кем-то из пассажиров автобуса амбалы повздорили, пальцы гнули и тому подобное.
На следующий день, вспомнив происшедшее, Антон подумал, что все-таки добро и зло относительно. Простая фраза – "голубь мира", взбудоражила в подсознании хулигана самые светлые, чистые, детские эмоции. Вот оно как!
И добро и зло в одной куче.
Где-то недалеко затрезвонила автомобильная сигнализация, и это отвлекло Антона от воспоминаний. Его временный сосед-сизый, доклевав семечки, и не дождавшись добавки, улетел. Антон остался один. Один на краю крыши. Собственно, за этим он и пришел сюда, чтобы побыть одному. Размышляя, о своей жизни за последние полгода, Антон пришел к выводу, что он уже не тот, что был раньше. Да, он реально видел свои изменения. Он, конечно же, знал, что человек меняется, но происходит это, чаще всего, незаметно для самого себя и в большом промежутке времени. Зафиксировав реальные перемены в себе, Антону ничего не оставалось, как констатировать факт ОХУЕННЫХ изменений, раз уж он сам их заметил.
Кинь в кузов грузовика с кукурузой горсть пшена – и ничего не заметишь, а если насыпать тонну?..
Наверняка и друзья заметили перемены, всё поняли, но ничего не сказали и ни разу не осудили за заёбы.
В кармане Антона запела "мобила". Антон ответил. Звонил его друг Серега. Он предлагал потусить где-нибудь, и попить пивка. Антон ему сказал, что сегодня хочет побыть один, что хуево как-то на душе и хочет пораскинуть мозгами и понять от чего вся эта хрень. На что Серега ему весело ответил, что он в такой славный денек, какой-то хуйнёй занялся. И так же весело предложил дать Антону пиздюлей, чтобы тот на самом деле понял, что такое ХУЁВО! Антон улыбнулся, шутка удалась, но, тем не менее, встречу отложил на потом.
– Возможно, Серега прав, – подумал Антон, поболтав полупустую банку пива.
– Сомневаюсь... что бы занятия хуйнёй продлевали жизнь.
Антон оперся руками о бурт, направил лицо к солнцу и закрыл глаза. Он чувствовал проникновение под кожу солнечной энергии, и это ему нравилось.
– Замечательно! – отметил Антон. – Вот оно единение с природой, благодать и спокойствие, которого мне так не хватает.
– Зачем хулиганить? когда и так хорошо!
Антон вспомнил свою позавчерашнюю выходку в парке культуры и отдыха. Он предложил друзьям прокатится на новом аттракционе, а чтобы обострить и до того пьяные ощущения, надо непременно на самой верхотуре выпить водки. Идея всем понравилась, но очередь на новый аттракцион была безмерная, и на идею забили, все кроме Антона. Он не мог так просто отказаться от задуманного. Идея ему казалась настолько замечательной, что нужно было непременно что-то сделать. Поэтому он купил билет на другой аттракцион – "Сюрприз". Спрятал пластиковый стаканчик с водкой под майку, огляделся, нет ли рядом милиции, и в одиночестве пошел хулиганить. Центробежная сила оказалась не такой уж и дикой, и водка влилась в пищевод без проблем, благополучно прижавшись к стенкам желудка. Простота эксперимента не дала желаемого удовольствия и Антону ничего не оставалось, как до кучи еще просто поссать на ходу, что тоже не потребовало особой космической подготовки. Удовлетворив свою тягу, Антон успокоился. А на утро, протрезвев, подумал:
– Дурак! На кой хуй мне это нужно?
– Может и прав отец, что как-то назвал меня дураком?
Отец Антона сетовал, что рассада в ящике плохо растет, на что Антон предложил ему запустить в нее дождевых червей. Пусть почву рыхлят, чтоб воздух поступал. Вроде для этого они нужны (вспомнил Антон курс школьной зоологии). К тому же Витёк как-то сожрал червяка и ни чего. Хуже не будет, а плюсы на лицо. В результате, Антон был назван дураком. А почему? Идея-то хорошая.
Припекало. И без того теплое пиво, пенясь, с неохотой вливалось в горло. Обостренное солнечными лучами оно, щедро наполняло тело ощущением хмельной сытости. Сытости, но не насыщенности.
Антон отсыпал из кулька горсть семечек. Съел несколько штук и закурил. Скорлупа, упавшая на скат, благополучно слетела в небытие. Антон сплюнул, допил остатки пива и окинул взглядом окрестности. Через дорогу, возле дома, на лавочке сидели два молодых человека. Беседовали и тоже грызли семечки.
– Лучше бы на пляж пошли, – подумал Антон. – Там хоть есть на что посмотреть.
Мимо парней шла старуха, если конечно это можно назвать "шла". Старуха медленно, но верно волокла доску. Нет, ни хуя, так тоже не сказать. Короче, доску она поставила вертикально, широкой стороной к себе (примерные размеры доски: L x B x H = 2500 x 300 x 30 мм). Поднять доску и просто нести она не могла, понятное дело. Так вот, наклоняя доску, бабка приподнимала один край и поворачивала его. Затем, тоже самое с другим краем доски. Вот такой нелепой походкой она медленно, но верно двигалась. Ребята на лавке посмеялись над ней, Антон тоже.
– И на кой хуй тебе, бабке, весь этот геморрой нужен? – жалея бабку, подумал Антон. – В квартире, гнилой доской делать нечего, а до ближайшего частного сектора метров четыреста.
Но бабке было по хую, бросать трофей она не собиралась. И уже через несколько минут, корячась, прошла пять метров.
– А ведь у бабки есть цель, – подумал Антон. – По крайней мере, пока она тащит доску. И возможно, пока она осуществляет свою миссию, она не подохнет.
Движение – это жизнь.
– Вот откуда это выражение, – догадался он.
– Вот я и двигаюсь, только хуй знает куда. С таким направлением, прибьют где-нибудь, не дай Бог. И Антон вспомнил еще кое-что из недавних выходок.
Был чей-то день рождения (неважно чей) и их шумную компанию занесло в кабак на окраине города, в район, куда и днем-то не стоит ходить, а уж вечером и подавно. Все вроде бы было весело, ничего особенного не произошло, разве что напились все и "наплясались", как и принято, на днях рождения, когда порог выпитого превышает разумную порцию и начинается форменное свинство, правда веселое. На следующий день Антон проснулся ближе к обеду и позвонил своему другу Олегу, чтобы узнать как у него бодрость духа после вчерашнего. Олег ответил, что у него всё в порядке и поинтересовался, как дела у самого. Антон ему поведал, что чувствует себя прекрасно, и что, судя по-всему, вчера особо не напился и похоже, что был самый трезвый.
– Трезвый говоришь... а ты помнишь, дорогой друг, как нас из-за тебя чуть не убили? – намекая на что-то хуёвое, поинтересовался Олег.
– Как это... кто?
– О-о-о, да ты похоже не такой уж и трезвый был. Что на тебя нашло, Антон?
И Олег поведал, что Антон, допив банку пива, запустил её (щелбаном) за соседний столик. Из-за которого, тут же встали четыре крупных парня из местных, с явно хуёвыми намерениями. И только благодаря тому, что с нами была девушка, которая знала кого-то из парней, конфликт через некоторое время, к счастью удалось погасить. Девушке погасить, а иначе...
Камень навалился Антону на сердце и... он ничего не смог ответить. Рассказанное Олегом привело его в ужас, достаточно было просто представить происходящее.
– Надо же, как занесло, – виновато подумал Антон и посмотрел на то место, где только что карабкалась старуха с доской.
Внимание Антона привлекла, идущая симпатичная девушка (симпатичная, насколько можно разглядеть с крыши). Увидев на лавочке ребят, грызущих семечки, она ускорила шаг и, заходя в подъезд, с грохотом захлопнула входную дверь. Это рассмешило Антона.
– Чего ради, она дверь в подъезд захлопнула? Чего испугалась? День на дворе.
– Идет, наверное, и думает, два пацана... нервно грызут семечки и зыркают во все стороны. Да к тому же один лысый, а другой и вовсе в очках, слепой значит. Сто пудово озабоченные. Закрою-ка я за собой дверь, – глумился Антон над увиденным.
Так, захлопнув за собой парадную дверь, милое создание тридцати лет отроду, не оставило парням ни одного шанса, насладиться ей в лифте, собственного дома, средь бела дня. Вероятно, парни об этом и не мечтали, а теперь и вовсе всё за них решено.
Пиво кончилось, и хоть оно было говёное, но все же, сей факт огорчил Антона. В магазин идти не было желания. И он достал из рюкзака бутылку минеральной воды, купленную домой. Пробка с шипением отлетела и на скат полилась минералка.
– Во, блять... тоже теплая.
Антон сделал пару глотков и вспомнил бабку с доской. Ему пришла мысль, что в старухе есть что-то полусумасшедшее, упрямое, граничащее, примерно, с таким же дебилизмом, что он сам творит по пьянке. Наверное, формы дебилизма бывают разные, какие кому подходят.
– Мы все разные... мы только называемся одинаково... Хуле тогда меня все своими расческами пытаются причесать!!!
Теплое пиво сделало свое дело, и Антону пришла в голову идея, поссать прямо так, сидя на краю крыши. Прямо по желобкам в скате, весенний ручеёк зажурчал бы в направление к небытию. Лишь бы внизу никого не было.
– Ну, на хуй, – оборвал он себя. – Поскользнешься еще, от дискомфорта, и полетишь, блять, к праотцам, быстрее собственных ссак.
– А ссать-то, охота.
Антон полил минеральной воды на скат, и попробовал, насколько легко по ней скользит ботинок. Мысль о воздушном путешествии на "тот свет", вызвала у него судороги в конечностях, не считая хуя, конечно. Тот, судя по-всему, еще больше помягчел.
Глядя на скат, Антон задумался.
– Вот так вот... раз... и пиздец.
– Вот так вот... раз... и нет человека. И нет для него проблем. И ничего его не беспокоит. И нет больше ни совести, ни ... нихуя нет. А только переправа с неба под землю, к червякам, к корням деревьев, которые постепенно проникнут в истлевшую плоть, укрепятся меж костей, чтобы на поверхности устойчивей жить, да и вообще к прочим микроорганизмам.
От этой мысли Антон перехотел ссать.
– Ну, на хуй! Хуйня какая-то в голову лезет.
И начал нервно грызть семечки, запивая минеральной водой, при этом уделяя повышенное внимание положению тела, относительно края крыши.
– Глупо грызть семечки, запивая минеральной водой... но иногда и такой хуйнёй приходится заниматься.
– Наверное, если бы я пизданулся с крыши и подох, все бы огорчились и даже плакали бы... минут сорок. Бегали бы вокруг гробешника. Да поздно... хуле бегать. А потом все пошло бы по старому. Ну, разве что в годовщину кончины, друзья бы вылезли сюда – на крышу; поставили бы на этот буртик пластиковый стаканчик с водкой (наполненный, как я любил, чтобы на один глоток), накрытый куском хлеба, вспомнили бы всё хорошее и выпили бы за упокой души раба божия Антона (или Антония).
– В пизду хомячка! – оборвал он поток своих мыслей, узрев в них желание, пожалеть себя. – На хуй всё!
Но ворвавшуюся с грохотом мысль было тяжело подавить. Вероятно, она реально задела за живое. Антон и вправду не чувствовал связи с землей, необходимость своего присутствия на ней, какой-либо, более-менее значимой цели или на худой конец увлечения.
– Просто жить? – подумал он. – Просто так, я и так уже довольно много прожил. Должна же быть какая-то необходимость в жизни, цель что ли. Хотя бы, как у той бабки с доской.
Антон вспомнил свою бывшую девушку. Ему стало одиноко и грустно. Подруга его, после их разрыва, уже на второй день задружила с каким-то парнем. Возможно, она уже давно его приметила, но ждала удобного случая. А может, и при Антоне было что-то. А может, и нет, но в мозг закралась тень подозрения.
– А я ведь своим друзьям говорил, что она верная и надежная, – вспомнил Антон, что как-то с гордостью заявил друзьям.
На что Серёга ему тогда сказал:
– Как же ты узнаешь, что твоя подружка тебе верна, если она не отказала нам, хотя бы по одному разу?
– Достаточно, просто доверять и не думать про всякое дерьмо, – ответил тогда ему Антон.
Но сейчас Антону стало обидно за себя и за то, что всё так произошло и происходит. Обидно за то, что он, потеряв, не нашел. За то, что незаметно для себя приобрел кучу неудобных, даже для самого себя, заёбов. За то, что вылетел из социума и присущих ему привычных правил поведения, но так и не принял других. За то, что стимулы к жизни у людей, ему кажутся просто смешными, да и вообще лошадиным навозом. За то, что он увидел всю бестолковость существования. За то, что человек – это просто машина по производству говёшек. За то, что он не научился не верить людям. За то, что его мало кто воспринимает всерьез. За то, что потерял грань между хорошим и плохим, и потерялся. За то, что зачастую не понимает себя и поэтому не может понять других.
– Вероятно, я гений и поэтому мне трудно ладить с самим собой.
– Но... у меня есть друзья... они меня поймут... и простят.
Но этого было мало, Антона захлестнуло чувство собственной беспомощности и никчемности. Горечь и отвращение, как стакан водки без закуски, наполнила его разум, растворив и без того хлипкие мостки к прежнему. Настоящее – давило, а будущее...
Антон зябко сжался и заплакал.
Слеза, скатившись по щеке, упала на скат. Следом за ней с носа сорвалась сопля. Антон шмыгнул носом, посмотрел на небо... улыбнулся.
Связаться с программистом сайта.
... и полетел вниз, сжимая в кулаке горсть семечек.
* * *
7 июня 2005
|