Аннотация: С каждым годом уровень конкурсных работ становится все выше... Все выше и выше!
В конце июля зачастую хочется просто сдохнуть.
От бестолковости подчиненных, заботливости начальства и прожорливости контролирующих это безобидное желание порою возникает и в октябре, и в феврале, и даже в мае. Но в конце июля ко всему прочему добавляется такая жара, что терпеть становится совсем не в моготу.
Проклиная полудохлый кондиционер, нагоняющий с улицы духоту и безысходность, пытаясь уразуметь тайный смысл тендерных документов, я сидел в кресле и вяло перелистывал две стопочки бумаг, одну - от нашей, другую - от липовой фирмы, размышляя о том, что природа и круто-лоховитый тендерный комитет - вещи суть разные, природу так просто не перехитришь.
В это время в кабинет без спросу ввалился Петрович - добродушный, немногословный дядька, экспедитор из Царичанки. Тамошняя агрофирма отоваривается у нас триста лет, ее директор изредка передает мне сельхозприветы.
Размашисто подойдя к столу, гость здоровается и протягивает на этот раз лишь кипу бумаг. Пока я высматриваю, где следует оставить автограф, Петрович критически оглядывает меня и неожиданно, словно новичок, интересуется:
- Когда и где отпуск?
- Отпуск? - переспрашиваю я машинально, не отрываясь от бумаг, - Отпуск, как всегда, с 2-х до 3-х. На складе, в конце двора, зеленая железная дверь...
- Про склад я знаю, - перебивает он меня - Вы сами когда в отпуск?
- Я в отпуск? - не понимая, какой нужен ответ, я отрешенно смотрю на Петровича, но тут до меня доходит суть вопроса: - Я в отпуск?!
Помедлив, не в силах вразумительно ответить на элементарный вопрос, отвечаю шаблонно:
- Как только, так сразу.
Настырный гость не унимается:
- А я со своей только-только вернулся из отпуска. Отдыхали на озере, получили море удовольствия. Она не пилила, воду не варила, впервые после свадьбы мы...
Я перестаю слушать Петровича и задумываюсь: А когда же последний раз я был в отпуске? По путевке. По-человечески. У моря...
В прошлом году отмечали юбилей независимости Украины, значит... значит, это было 15 лет назад.
Гагры. Пансионат "Энергетик". Я, мама и семилетний Максимка.
Путевки доставали по блату, по суперблату - через сына директора кавказского винзавода. Вокруг стройка-перестройка, а тут - номер со всеми удобствами, с горячей водой, собственный пляж, персональные шезлонги! А питание! Энергетик, да и только. Правда, присутствие близких сектор развлечений сужало до ужаса. Точнее до размеров теннисного стола. Вскоре я уже просто изнемогал от безделья. Спортивные успехи, высоконравственное питание, пресное море осточертели. Требовалось немедленно предпринять что-либо кардинальное...
И вот, прогуливаясь перед очередной пыткой ужином, я неожиданно заметил пальмы, росшие вокруг в изобилии.
Вы когда-нибудь видели пальму? - вспоминаю о Петровиче, терпеливо ждущем финальной резолюции. - В приемной у директора? Так звали соседскую собаку? Нет, пальма - это такое дерево. Не видели? Согните руку, локоть обоприте, пальцы растопырьте. Вот! Копия советской пальмы. Без кокосов и всяких там фиников. Снизу - мохнатый ствол, сверху "вечнозеленые" пальцы-листья веером. "Вечнозеленые"... Только, что в этом мире вечно, кроме наших претензий на исключительность?
Школьником из кусочка пальмовой веточки я разок смастерил симпатичную подставку для карандашей, украсив ее двумя половинками диковинной шишечки и веточкой с цветочком. Лакированая прелесть и теперь покоится на рабочем столе в мамином кабинете. Древесина напоминала пористый шоколад и легко обрабатывалась.
Меня осенило. Я решил изваять грандиозную вазу. Не простую, а собранную из фрагментов. Пальмы "Энергетика" снизу-доверху покрывали внушительной длины, много лет назад обрезанные либо неумехой, либо выпивохой, одеревеневшие листья-ветви. Эксперимент, проведенный тут же, не сходя с места, показал, что отделить их от ствола - занятие на любителя. На любителя покорпеть. С помощью ножа это было трудоемким даже для меня. Топор исключался. Представьте реакцию администрации при виде отдыхающего, карнающего пальмы топором. Нужна была пила! Только не громоздкая ножовка по дереву, а изящная ножовочка по металлу! Утром инструмент с запасным полотном был куплен в хозтоварах.
Жизнь приобрела смысл. Во время невинных прогулок намечалась жертва для приношения на алтарь народного творчества. Она должна была быть нужной формы, с блестящей корой и оригинальным узором. Страдивари, Амати или какой-нибудь Гварнери не выбирали материал так тщательно.
Максим шухерил, я пилил. Добыча радовала нас изысканностью форм и лоском.
Разделочные работы продолжались на лоджии-балконе. Нужно было отсечь все лишнее, вырезать внутренности, подготовить фрагменты к стыковке. При этом, радуя маму, приходилось завтракать-полдничать, спать после обеда мертвым сном, пляжиться. График работ по дереву получался жестким. Минут 20-25 до и после столовой. В это время почти все отдыхающие находились в номерах и соблюсти конспирацию было невозможно. Соседи, взволнованные звуком ножовки по пальме, нас быстро вычислили. Пришлось посвятить их в тайну пальмовых ваз.
Первым прорезался сосед справа. Как-то после завтрака он постучал к нам и, застенчиво улыбнувшись, попросил:
- Извините за беспокойство. Не могли бы Вы ненадолго одолжить инструмент?
Не заставил себя долго ждать и сосед слева.
Пальмовая лихорадка поразила отдыхающих.
Места массовых мероприятий и гуляний опустели. Кино и дискотеки посещали только те, кто не мог поднять руки или передвинуть ноги. Зато во всех закоулках пансионата, в любое время дня и ночи можно было наткнуться на детей или женщин, прогуливающихся с каменно-независимым видом. Сомневаться не приходилось: отец, муж, брат, сын пилят поблизости. О том, чтобы разжиться в магазинах города Гагры ножовкой теперь приходилось только мечтать, ножовочное полотно ценилось на вес золота.
За моей спиной не шептались: - Да это тот самый, которому принадлежит пальма первенства... Однако территория пансионата преобразилась. Дикий парк похорошел и посвежел. Отжившие свое ветви были отпилены вторично, но уже с миллигранной точностью. До корабельных мачт пальмам было еще далеко, но тем не менее...
Провожали нас всем миром. Соседям, стоявшим у истоков зарождения промысла, доверили почетное право сопровождать нас на вокзал, помогая донести вещи до вагона.
Увековечив последний листок, я поднимаюсь из-за стола, протягиваю подписанные бумаги и пожимаю руку давнему знакомому:
- Ну, что ж, всем нашим - привет! Когда и где отпуск - я еще подумаю. Но, как бы там ни было, согласись, самого себя не обманешь, природу не перехитришь, лето не проведешь!
Несколько ошалевший Петрович уходит, а я остаюсь один на один с двумя стопочками. Что там говорить, в конце июля зачастую хочется просто сдохнуть.