Мидж встала с рассветом. Только открыв глаза, она уговаривала себя еще немного поспать, чтобы набраться сил, но тщетно. Ничего, подумала девушка, такое уже бывало, когда можно продержаться на чистом энтузиазме целый день. Скорей всего, и в этот раз получится так же - она не зевнет ни разу, пока не кончится бой.
Но оказалось, что экзорцистка проснулась не первой. Услышав шорох из комнаты подруги, Геселин тотчас подошла к ее двери и постучалась.
- Входи.
На лже-акристократке оказалась легкая кольчуга, плотные брюки и стальные наколенники.
- Помоги застегнуть перевязь, пожалуйста, - Геселин пыталась придать голосу деловитость, но звучала умоляюще. Дыхание ее то и дело прерывалось от волнения. На Мидж она не поднимала глаз.
Экзорцистка поднялась на ноги, как была, в панталонах и фаскии*, и подошла к подруге. Взяла ее за запястья и мягко отвела их от перевязи.
- Посмотри на меня, Геселин.
Та попыталась, но не утерпела - бросилась на шею подруге, заходясь слезами.
- Тише, тише. Геселин, послушай, ты не пойдешь с нами в бой. Это лучше для твоей же безопасности.
- Но я... я хочу быть рядом со всеми... Чтобы доказать, что достойна звания настоящей айнианки.
Мидж ласково сняла ее руки со своей шеи и отстранилась на небольшое расстояние, чтобы смотреть красавице прямо в лицо. Их взволнованное дыхание достигало щек друг друга.
- Ты уже настоящая айнианка. Ты показала свою смелость, когда спасла меня и Грейсона из плена.
- Да я сама не знаю, откуда только храбрость взялась...
- Тшш. Ты айнианка по делам своим. И ни Айне, ни Айфе, ни кому еще из Высших не нужны доказательства, все они любят тебя просто потому, что ты существуешь. Твоя смерть принесет больше печали в этот мир, потому что ты важна для меня, для... - тут экзорцистка сделала дополнительный вдох, не уверенная в своих словах, - Грейсона.
Геселин покивала, размазала по щекам очередные потоки слез и плюхнулась на кровать Мидж. В тот же самый момент дверь в комнату тихо скрипнула и вошла Рораса. Жрица не задала Геселин ни одного вопроса, хоть от ее внимания и не ускользнула ее одежда. Лже-аристократка встала, краснея. Она чувствовала себя как прежде - словно вновь стала служанкой, не защищенной деньгами и статусом леди. Но и Рораса, и Мидж смотрели на нее ласково, ничуть не осуждающе. Геселин извинилась и вышла, чтобы не мешать.
- Ее нужно держать подальше от боя, - сказала Мидж.
Жрица кивнула с материнской улыбкой.
- Насколько это получится... В лес ее с остальными не отправишь, это точно. Возьму ее с собой в святилище. Пока вы будете воевать, кто-то должен молиться Высшим - отчего бы не мы вдвоем?
Рораса помогала Мидж надевать доспехи. Жрица мурлыкала едва слышно знакомый до боли мотив... Мидж сперва решила, что это колыбельная из ее детства, которую пела ей бабушка, а потом поняла: нет. Это же молитва Милукре! Она действительно слышала этот мотив только от бабушки, из-за того, что Милукра в современном айнианстве почти не почиталась.
- Рораса... - Мидж повернула голову к жрице, - почему Милукра?
- Она - Высшая страсти. А стасть бывает не только любовной. Гнев, пыл боя - другая грань того же чувства, - молодая женщина опувтила взор, затягивая потуже ремешок на легком доспехе Мидж, - а Высшей боя у нас нет. Войну придумали уризениане. До них мы жили в мире.
Мидж промолчала. Только когда Рораса подняла шлем, намереваясь надеть его на голову Мидж, вскинула руку:
- Не надо. Я пойду в бой с непокрытой головой. Это вдохновит бойцов.
Жрица ничего не ответила, но ее пытливый взгляд говорил о многом. Она думала о чем-то с самого появления путников в Таррне, что-то подозревала, и вот теперь получила очередное подтверждение своим мыслям. Неизвестно, дурным или благим...
- Я заплету тебе косу, чтобы волосы не мешались.
Это оказалась хорошая идея - оставить голову непокрытой. Во всяком случае, так казалось Мидж. Она, не считая Грейсона, единственная не надела шлем, и ее волосы, игравшие огнем в солнечных лучах, рдели, словно второе знамя.
- Я смотрю, кто-то любит глупо рисковать? - с девушкой поравнялся Тигр. Он улыбался - насмешливо, но не глумливо, - Эх, что бы ты ни делала, я все равно уверен, что смогу тебя защитить.
Но он ошибся. Дозорный с башни возвестил, что войско уризениан приближается, и их больше, чем таррнцы предполагали. Шилтрон двинулся в атаку, и лошадь Грейсона отстала в вытянувшемся строю, потерявшем форму, когда бойцы перестроились в каре для движения.
Мидж думала, что в бою ее страх доставит ей немалое неудобство, но он изменился, как только вражеская армия выпустила первый залп стрел. Мидж прикрылась щитом, и одна стрела в него попала. Страх не исчез, но он почти перестал ею осознаваться, уйдя на задний план, словно звучащие издалека песни птиц.
Второй атаки лучников не последовало - уризениане не стали тратить время на то, чтобы налаживать лук в седле скачущего коня, и сменили оружие, теперь их строй ощерился пиками.
Армии схлестнулись, как морские валы, вверх взметнулись обломки копий и щитов. Первая линия таррнцев мгновенно погибла под натиском уризениан, но вторая уже имела силы и решимость для отпора: бойцы выдвинулись вперед, и армия неприятеля понесла первые потери. Послышались гнусные проклятия, поносящие Айне и Святое Древо.
Мидж почувствовала, что настал момент: подняла руку со знаменем повыше, ветер подхватил флаг с изображением Древа и расправил его в воздухе. Айниане позади нее воспряли духом и понеслись в атаку. Лошади обтекали их с Ясенем, будто вода - камень. Страх колол Мидж, как икота - быстро, остро, неприятно, но, как икоту, она его игнорировала. Экзорцистка пришпорила коня, чтобы не остаться в одиночестве позади войска, но напрасно - Ясень вынес ее в гущу битвы, и Мидж оглушило звоном оружия, стонами раненых и умирающих, боевыми кличами и хулой на Высших, которую уризениане изрыгали, не переставая. Мидж видела, как погибают люди вокруг нее - ежесекундно. Но она ничего не могла для них сделать. Грейсон рубился неподалеку от нее, лицо его уже было залито кровью. Мидж только понадеялась, что не его собственной. Спина у экзорцистки болела нестерпимо, давно перестало хватать воздуха от обуявших ее чувств.
И тут прямо перед ней, словно из-под земли, вырос рыцарь на скакуне, исходящем пеной. С гиканьем воин обрушил на Мидж свой меч, она прикрылась, как могла, щитом, хоть и ожидала, что удар все равно сбросит ее с седла - но нет. Грейсон в секунду оказался рядом, парировал удар уризенианина, схлестнулся с ним в краткой и жаркой схватке, и, приподнявшись на стременах, ударил противника рукоятью меча. Охнув (из-за опущенного забрала восклицание прозвучало как мяуканье котенка), воин мешком осел в седле, покосился набок... но полулинорм удержал его за пояс.
- Держи подарочек! - Грейсон свалил бесчувственное тело на спину Ясеня впереди Мидж. Экзорцистка только недоуменно посмотрела на Тигра.
А дальше все закрутилось в кровавом калейдоскопе - Мидж не чувствовала тока времени, только кружилась ее голова от усталости, от жары и стесненного дыхания в тяжелом доспехе... Она не уловила момента, когда солнце начало клониться к закату, очнулась от своего забытья, когда за шиворот плеснула горячая кровь. Грейсон охранял ее от нападающих уризениан, встав в стременах, и так они вдвоем продвигались по направлению к Гэпплу, откуда приехали враги.
Наконец, все было кончено.
- Мы победили! - прокатилось над покрытой телами людей и коней землей. - Они сдаются!
Группа воинов - не больше двадцати - окружила пленных. Мидж натянула поводья и приблизилась к ним. Многие айниане обернулись к ней, спрашивая, что делать с уризенианами. Мидж смутилась. Она не сделала ничего значимого или полезного в бою и не ощущала себя вправе решать судьбу пленников.
- Вяжите и ведите в город, - ответил за нее Грейсон, когда их кони встали ухо-к-уху.
- Да, точно. Нужно представить их под суд Рорасы и лорда Райберта.
Мидж первой развернула Ясеня к Таррну. Войско последовало за ней.
В городе ей помогла спуститься с седла Рораса. Тут же, у ворот, стояла и Геселин, которая бросилась в кратком порыве подруге на шею, обняла, всхлипнула и отступила, чтобы не мешать.
- Я рада, что ты жива.
Мидж смутилась такими чувствами. В первый момент она подумала, не испытывает ли Геселин к ней что-то большее, чем дружеское расположение, но тотчас отмела эту идею - нет. То не влечение было, а восхищение. Мидж казалась лже-аристократке воплощением самого айнианства, и не спокойного, как Рораса, более близкого - мятежного, сомневающегося. Геселин видела, что экзорцистка, как и она сама, ранена изнутри, но все же стоит, и выдерживает удары судьбы. И это внушает надежду.
Рораса помогла экзорцистке снимать рыцарское облачение. На сей раз она уже не напевала молитв, только ловкие пальцы скользнули по металлу, как юркие ящерицы. После тяжести доспехов Мидж казалось, что она способна в любой момент воспарить. Она переоделась в свою обычную одежду, спустилась на первый этаж, увидела накрытый к спешному ужину стол и, будто обезумев, накинулась на яства - не сев, перегнулась через половину столешницы, схватила шмат хлеба, оторвала от зажаренной целиком курицы ножку и принялась торопливо есть, будто кто-то мог отнять у нее пищу.
Но на несколько часов ее оставили в покое. Но, как только солнце скатилось за горизонт, как монетка, покрутившись на краю стола, падает на пол, Мидж вышла из особняка, чтобы посмотреть, в каком состоянии город. Она взяла на себя обязательства стать лидером в бою, нести знамя, и даже бросив флаг на пол в прихожей, не могла уже отказаться от той роли, в которую добровольно вступила. Но подумала об этом девушка только сейчас.
На отшибе, достаточно далеко от многочисленных построек, богатых садов и самой стены города, готовились погребальные костры для падших. Экзорцистка шла мимо рядов скорбящих таррнцев, и сердце ее сжималось... и ожесточалось. Она заглянула в лицо каждому, кому могла, и поняла, что для некоторых чаша горя переполнилась. Для тех, чьих дочерей сперва с превеликим трудом спасли из уризенианского борделя, а теперь люди той же веры отняли у них члена семьи.
И экзорцистка дышала их ненавистью, впитывала ее, будто губка. Тут и там возносились молитвы Айфе, Королеве загробного мира.
Эппи выжила. Мидж нашла ее после заката у горы сваленных в кучу трупов - вперемешку неприятели и родные. Мидж догадывалась, что с утра, когда каждый заберет дорогое ему тело, над трупами врага чудовищно поизмываются, чтобы выместить всю злость и боль... Она не захочет на это смотреть, определенно.
- Эппи?
Крестьянка обернулась. В пылу схватки ее длинную ржаную косу кто-то отхватил, и теперь селянка забрала оставшиеся волосы в коротенький хвост, торчащий, как хохолок у птички. Мидж ожидала, что лицо женщины окажется заплаканным, но щеки остались сухи - только алели от прилившей в волнении крови.
- Я видела, как ты сражалась, - Мидж почувствовала неловкость: все слова были лишними в этот час.
- А я не видела Вас, госпожа, - Эппи отвернулась, - я видела, как в начале боя Вы проскакали со знаменем у седла. Вы убили хоть кого-нибудь или клятва экзорцистов связала Вам руки?
- Дело не в клятве...
- Я не упрекаю Вас, госпожа, - Эппи говорила монотонно, но все же ее последние слова трудно было счесть правдой. В ее голосе не было эмоций, но душа осуждала Мидж, - просто... Мой муж погиб. Я сама не своя.
Беседующие женщины не слышали и не видели во тьме подошедшего к ним Джорди.
- Теперь ты хочешь покончить с собой, Эппи? - спросил он таким тоном, будто у крестьянки не было иного выхода. Мидж прищурилась, жадно ловя в едва рассеребренной светом убывающего месяца ночи выражение лица собеседницы.
Эппи непонимающе нахмурила брови. Белки ее глаз сияли во тьме, как две крохотные луны.
- Но какая в том будет польза? Я буду перевязывать раненых, пока не помогу всем соплеменникам, а затем вернусь к своей обычной жизни.
Произнеся это, Эппи пожал плечами и зашагала прочь. Мидж и Джорди остались вдвоем у горы трупов. И, несмотря на последнее, девушка сладостно содрогнулась, когда ладонь Джорди легла на ее плечо.
- Ты иногда говоришь такое, что мне кажется, будто ты совсем не знаешь людей. Эппи любила своего мужа, но она взрослая женщина, она знает, что у нее впереди еще огромная жизнь, в которой будут еще радости. Может быть, даже второе замужество.
- Второе? Но зачем? Ведь она бесплодна.
Как ни было Мидж приятно прикосновение мужчины, она дернула плечом, стряхивая ладонь.
- У тебя какие-то совсем странные понятия о жизни. И, знаешь, они пугают.
Мидж ушла, и Джорди остался возле кучи тел в одиночестве.
Девушка намеревалась вернуться к себе и, наконец, как следует отмыться от пота и чужой крови, но на полпути ее нагнал селянин, окликнул:
- Госпожа Мидж! Мы захватили в плен командира вражеской армии. Что с ним делать?
Она обернулась. Тяжелые от пропитавшей их крови волосы проскользили по спине, оставляя след на ткани.
- Я пойду взглянуть на него, - девушка склонила голову. Крестьянин, обратившийся к ней, указал рукой на одну из хижин - теперь не принадлежащую никому, и хозяин, и хозяйка, и их единственный сын, едва вступивший было в пору юношества, погибли в бою. Там держали пленных из армии неприятеля. Несмотря на то, что таррнцам не с чего было любить врагов, всем раненым оказали посильную помощь, не делая различий между ними и соплеменниками. Но тех, кто мог свободно двигаться и выказывал враждебность к пленителям, все же оставили связанными.
Капитан также был обездвижен и прикручен веревкой к стулу. Нельзя было сказать точно, но можно было догадаться, что то сидит боевой "трофей" Грейсона, въехавший в город лежа поперек на спине Ясеня. Капитан, значит... Мидж махнула рукой, прося внести свет в комнату. Крестьянин, который и позвал ее, подошел к пленнику и приставил лампу почти к самому его лицу. Мидж вздохнула, рассматривая капитана - еще совсем мальчишка, вряд ли он даже уже начал бриться, та жалкая поросль, топорщившаяся у него над верхней губой, явно сохранялась им со всем тщанием. Девушка закрыла глаза и удрученно покачала головой. Такие юнцы всегда - худшее, что можно вообразить. Они самонадеянны, глупы и нетерпимы. Они готовы жертвовать тысячами людских жизней ради идей, в которые даже по-настоящему не верят.
- О, меня почтила госпожа знаменосец? - хохотнул пленник, щурясь от света. Мидж не ответила, только сложив руки на груди, - поверить не могу, что ты заправляла этой заварухой! Или ты переодетый мужик? Ты даже не убила ни одного врага!
- В убийстве нет доблести, - "Вот же дурак на мою голову!"
- Если убить человека во имя правой веры, то это не грех, а благодеяние!
Мидж вздрогнула, увидев, какой безумный огонь сияет в глазах молодого командира. О, эта тонкая грань между искренней верой и безумием! Не так просто понять, когда человек переступает ее. Девушка взволнованно задышала, на секунду потеряв связь с реальностью: нахлынули воспоминания. Ее привело в чувство легкое прикосновение к плечу. Мидж обернулась: позади стоял Грейсон. Он поднял брови, и девушка поняла, о чем он вопрошает. Она покачала головой.
- Нет. Пусть Джорди это сделает, не ты. Джорди!
Рыцарь положил руку на эфес меча, но по взгляду девушки догадался, что хватил лишку. Он кивнул, сдержав набежавшую было на губы улыбку, подошел к юнцу и наотмашь ударил того по лицу. Голова молодого командира дернулась, мелкие острые, как у хорька, зубы вспороли губу.
- Так вы все-таки не чураетесь насилия, миледи экзорцист? - рассмеялся он, - только предпочитаете не марать руки?
- Что ты знаешь, - прошипела Мидж.
Она приблизилась, оттеснив Джорди плечом, нагнулась над пленником, уперла ладони в подлокотники стула, приблизила лицо к холеной гладкой физиономии юнца... "Аристократ", - с отвращением подумала она, заметив дырку в мочке. В среде знати считалось модным носить жемчужину в одном ухе. Тот, кто назначал этого фигляра командовать армией, явно хотел, чтобы к противникам не было ни малейшей жалости.
- Я знаю то, что Вы, миледи, принадлежите к еретической церкви, которая противится наказанию, что посылает на людей за их грехи Уризен, Творец Всего Сущего. А люди в этой деревне еретики даже по вашим собственным меркам! Если церковь Айне - заблуждение глупых детей, то Таррн - средоточие мерзости, яма с нечистотами!
Глаза Мидж медленно наливались кровью.
- Ты глуп, как индюк, капитан. Жаль, что тебя не выпотрошили подобно этой птице. Я экзорцист и не имею права причинять боль людям, но я способна отличить нормального пса от больной бешенством шавки, которую нужно проткнуть копьем, пока она не перекусала всех.
- Эй, леди! Повежливей! Разве у экзорцистов нет кодекса чести? К тому же, Вы дама!
- Я не обязана быть с тобой милой, урод. Тебе очень повезло, что я экзорцист, малец, иначе ты давно бы молчал - со второй улыбкой под подбородком. Мы не собираемся требовать за тебя выкуп, сколь бы богат ни был твой отец. Думаю, твоя собственная семья возблагодарит Высших, если узнает, что такой мерзкий слизняк, как ты, соскоблен с истории их семьи.
Пленник плюнул Мидж в лицо. Она не утерлась, сделала вид, что даже не заметила этого.
- Кто дал тебе право судить, во что верить другим людям, как им жить?! Кто дал тебе право лишать кого-то жизни только за то, что они растят хлеб, вознося хвалы не тому Высшему, что и ты?
- Я слышал, они совокупляются на поле перед жатвой!
- Даже будь это правдой, тебе-то что за беда?! - Мидж сорвалась на рычащий крик. Если б она могла, она бы вцепилась наглому капитану в лицо ногтями, - на твою жизнь это никак не влияет! Эти люди даже не знакомы с тобой! Их дома - за тысячу лиг от твоего! А теперь десятки из них мертвы, жены потеряли мужей, мужья - жен, дети осиротели! Ты прав, я не люблю насилие, я не люблю месть, но Айне учит свой народ принципу равноценности. Отняв жизнь у невинных людей, ты можешь расплатиться только своей. И разве это не милосердие? Будто одна гнилушка может восполнить потерю сотни сияющих звезд.
Мидж выпрямилась. Лицо пленника совершенно изменилось - щеки посерели, подбородок отвис и подрагивал в ужасе.
- Айне прощает тебя. Но Айфе взывает к твоей крови.
Девушка развернулась на каблуках и направилась вон из хижины.
- Что же мы будем делать с ним, леди? - спросил ее в дверях крестьянин, державший лампу.
- Не знаю еще. Спросите меня завтра, сегодня это рискованно, я слишком хочу ответить - повесьте щенка, - Мидж наконец вытерла лицо от его вонючей слюны. Чувствовала она и другой запах, но не стала оборачиваться, чтобы проверять, действительно ли пленник обмочился.
- Но ты не будешь его убивать? - изумился Джорди, - Я думал, ты именно на это ему и намекала.
- Ты точно такой же уризенианин, как и он - наверное, стоило вам поговорить вдвоем, - фыркнула Мидж, - это ваш Высший нетерпим. А Айне прощает его. Не важно, что я сказала, чтобы напугать этого щегла, Айне простит его.
- А если нет? - спросил Грейсон. Мидж подняла голову, чтобы взглянуть ему в лицо, и с удивлением вспомнила, что и полулинорм также рос в стране, поклоняющейся Уризену.
- Если и нет, то это дело между ним и Айне. Мы должны только обезвредить его на будущее, а все прочее решат Высшие.
Оба мужчины замолчали, тихо шагая рядом с Мидж, Грейсон - по правую руку, Джорди - по левую. Крестьянин с лампой шел немного впереди, освещая путь. Он обернулся, когда понял, что разговор "господ спасителей" закончен.
- Миледи Мидж, как только закончится вечерняя служба, возле святилища будет праздник в честь победы. Я знаю, вы устали, но народ хотел бы...
- Я там буду... - Мидж замялась, вспоминая имя селянина, - Проспер.
И она ускорила шаг, обгоняя его. Крестьянин не поспевал за ней, но старался. Грейсон и Джорди остались вдвоем во тьме.
- Мне понравилось, как она разговаривала с тем молокососом, - потер подбородок Джорди, - удивительная женщина! Яркая, пламенная, хлесткая, как кнут.
- Мне тоже понравилось, - вполголоса пробормотал Грейсон. "Но еще больше мне понравилось, что она его помиловала."
На заднем дворе отведенного им с напарниками дома Мидж вылила на себя ведро воды, еще не утратившей тепла, вобранного за день от воздуха и солнца, откинула мокрые волосы назад. Сердце ей на секунду сжало от тоски при мысли, что она готовит себя к празднику, тогда как многие семьи в это же время убирают своих покойников для погребения или ритуального сожжения. Вспомнился ей и разговор с пленным капитаном: какая же напыщенная скотина! Мидж тряхнула головой, чтобы прогнать эти мысли, но их заменили другие, и более болезненные лично для нее: издалека донесся запах фиалок, а от церкви струились звуки народного танца айнианцев, вышедшего из священного гимна. Мидж задрожала на горячем ветру, вспоминая последнюю ночь своей свободы, когда она плясала у уризенианского монастыря с послушницами, от рождения айнианками, своими товарками, прощаясь с юностью и годами ученичества. На следующий же день она вернулась в Иктпу. И ее тотчас приметил Айнар.
Мидж пошатнулась и оперлась о стену дома рукой. В тяжелом душном воздухе волосы и одежда сохли быстро, но девушку все равно пробирал озноб. Картины прошлого встали перед глазами слишком явно, слишком реально.
Ее окликнули из тьмы, и Мидж выпрямилась, сощурилась, всматриваясь.
- Я хотела бы попросить твою одежду и маску, подруга, - белоснежная кожа Геселин засветилась под лучами луны, как мрамор, когда девушка вышла из-под сени яблони.
- Странное желание.
- Не сейчас, - аристократка приблизилась, облокотилась о высокий борт опустевшей бочки, - после, когда мы поедем с визитом к лорду Райберту.
Мидж смотрела на Геселин, не понимая - но и не желая понимать. Что-то там наговорила ей Рораса в свтилище между молитвами? Какое это имеет значение.
- Милая, - красавица взяла Мидж за плечи, - если будешь думать обо всем этом постоянно, сойдешь с ума. Сегодня будут танцевать даже те, кто потерял кого-то в бою. Если не веслиться, запросто рехнешься.
Но экзорцистка не реагировала, только моргала осоловело, глядя на подругу и едва различая ее черты во тьме.
- Тебе бы выпить вина сегодня, да влюбиться - и стало б совсем хорошо.
- Любви нет, - буркнула Мидж. Геселин пожала плечиками.
- Но секс, к счастью, существует.
В такой густой ночной тьме Мидж ощущала себя будто засунутой с головой в мешок.
______________________
* Фаския - зд. бюстгальтер без бретелей.