Но что особенно характерно для них, так это то, что они почти
все живут в самой гуще интересов своего времени, принимают
живое участие в практической борьбе, становятся на сторону
той или иной партии и борются кто словом и пером, кто мечом, а
кто и тем и другим вместе. Отсюда та полнота и сила характера,
которые делают их цельными людьми.
Фридрих Энгельс
Через день бабушку Мидж погребли на кладбище по уризенианскому обряду. Граф Робартис обмолвился, что ему пришлось доплатить жрецу, чтобы тот разрешил праху цунцу - по понятиям их религии, полуживотному, нечистой, еретичке - покоиться рядом с ревностными прихожанами. Мидж на церемонию не пошла, как и Грейсон. Девушка сказала, что они заняты и не солгала - вместе с мужем она переписывала стихотворение Тобиаса, чтобы расклеить его на столбах и стенах домов столицы. Грейсон настаивал на том, чтобы Мидж скорее шла к королеве, добивалась аудиенции, Тобиас писал, что сперва следует подготовить почву, завоевать души народа. Мидж полагала, что важно и то, и другое, но пока что они могут повременить и приготовиться. Эльзил далеко.
Но только беспокойное сознание девушки еженощно подкидывало ее на кровати, напоминая: нет, близко. Эльзил уже в твоем доме, девочка. Твоя бабка и мать айнианки, но первая закопана у уризенианского храма, а вторая не сказала ни слова против этого.
Мидж разрывалась изнутри: что лжет, холодный разум или пугливое подсознание, готовое спешить и паниковать?
Уэнда, несмотря на то, что вызвалась быть правой рукой Мидж во всех делах, если она попросит, до поры вкушала все плоды отдыха. Она с удовольствием читала в библиотеке Робартисов труды, посвященные цунцу - а их там было немало, посещала с леди Робартис купальни и тренировалась вместе с Мидж. Но при том не забывала примечать все, что видела вокруг себя. После уризенианского юга Бралентия казалась краем отдохновения измученной изгнаннице, но она еще не настолько забыла небесную свою Родину, чтобы не замечать, что страна, куда она попала, перенимает опасно много у далеких властолюбивых соседей. Все свои наблюдения юная цунцу ежедневно обсуждала с Мидж и Грейсоном перед сном.
Однажды, после того, как Уэнда поведала все, что приметила во время прогулки с матерью Мидж на рынок в центре города, Грейсон, до того мрачно крутивший пальцы, внезапно произнес:
- Я должен стать полноправным гражданином этой страны и ее полководцем.
Мидж перестала расчесывать волосы и с изумлением взглянула на мужа.
- Твоим полководцем, я хотел сказать.
- Это как раз неважно. Я делаю то, что делаю не ради личной славы, видит Айне, я скорее доживу до осуждения, как Эстрелла ди Манья, а во имя спокойствия Бралентии. Я удивлена тем, что ты проявил к этому такое пылкое участие. Я полагала, что если бы не я, ты отправился бы скитаться и дальше по Межевым землям.
Грейсон улыбнулся - и Мидж внутренне ахнула. Он перестал так лихо улыбаться с самого того дня, как они провели вместе первую брачную ночь, и она надолго покинула его душой ради грядущей оборонительной войны. Она ощутила стыд и сожаление, что упустила столько ночей, которые могли бы ей понравиться, но не помешали бы делам дня.
- Все это ради тебя, ты права. Но я желаю быть больше полезен тебе и стране, которая отныне и моя столько же, сколько твоя. Я воин, я побывал в стольких стычках... и если я не смогу употребить свой опыт на благо твоей, нашей Родины, то я, получается, просто драчун, а я хотел бы стать рыцарем.
Мидж склонила голову, так что ресницы бросили на ее щеки длинные тени. Она пыталась не показать, как сильно ее обрадовало то, что сказал Грейсон.
- Завтра же мы идем во дворец. Я представлю тебя двору, и после того, как наш союз будет подтвержден перед лицом королевы, ты сможешь носить титул шевалье.
Уэнда, тонко почувствовав, что ей не следует присутствовать при дальнейшем, встала и вышла из комнаты, поборов в себе желание подсмотреть или подслушать, действительно ли супруги пылко поцелуются после этих слов или нет.
- Прости, что не ожидала от тебя такой самоотверженности. Я думала о тебе много хуже...
Мидж не договорила. Грейсон прервал ее, протянувшись всем телом через подлокотники стоящих рядом кресел и обняв жену. Она охнула от неожиданности и нежности, а потом успокоенно уткнулась носом под ухо возлюбленному варвару.
Трогательный вечер и наполненная нежностью ночь ярко контрастировали с утром. Грейсон проснулся в постели, охладевшей от отсутствия Мидж. Солнце пробивалось в щелку между неплотно занавешенными шторами и плескало жгучими лучами прямо в лицо мужчине. Грейсон сморщился и потянулся со сна. В теле еще была приятная усталость после жаркой ночи.
- Я послала записку во дворец, нас примут сегодня же.
Дверь в спальню распахнулась, и вошла Мидж, купаясь в ореоле солнечного света. Ее вид мгновенно изгнал из памяти мужа воспоминание о вечерних нежностях. Кожаные штаны, блуза и жилет в Мелуккаде, где вырос Грейсон, не говоря уж об Эльзиле, считались бы мужскими. Но в Бралентии женщины, если они были воительницами, одевались совершенно так же, как и мужчины. Длинные рыжие волосы Мидж стянула сзади в узел настолько тугой, что с десяти шагов казалась коротко подстриженной. На боку девушки болталась фамильная шпага - скорее знак отличия, чем оружие.
- Прими ванну. И ты еще успеешь позавтракать, прежде, чем мы отправимся.
Он успел все. Но, купаясь в пенной воде, подумал о том, что Мидж - славная, трогательная Мидж уже не та девчонка, которую он встретил... может быть, это было в ней всегда, но теперь только снаружи то, что прежде было внутри. И что причиной?
Может быть, плен у колдуна. Может быть, меч, вошедший в грудь прежнего возлюбленного.
В пути до дворца они не разговаривали. Мидж смотрела в окно кареты, отодвинув шторку на ширину пальца. Она выходила в город реже, чем Уэнда, а родной город знала лучше, поэтому ей куда ярче были заметны происходящие с ним перемены. Уризенские храмы... их было уже три новых прямо в центре города. И, судя по всему, строился еще один.
Мидж затрепетала, внутренне холодея. Айнианский храм всегда был один на город. И в столице, и в провинциях, и в Межевых землях. Зачем же уризенианам столько храмов? Неужели весь город разом ходит молиться в них? Девушка несколько успокоилась, вспомнив, что уризенианская вера требует исполнения ритуалов и жертвоприношений в строго установленное время. И все же - неужели в столице так много поклонников Уризена, что им требуется пять храмов? Пять, сколько всего их видела Мидж, или уже больше?
Во дворце гостей без проволочек провели в приемный зал, но королева заставила их ждать почти полчаса. Согласно придворному этикету, Мидж с мужем не могли сесть, да в зале было и некуда - разве что на пол или королевский трон.
Мидж сняла перчатки и заткнула их за пояс. Губы ее были недовольно поджаты.
- Быть может, королева о нас забыла?
- Нет.
- Может, она прихорашивается?
- Она ждет положенное время, которое напомнит нам, как велика пропрасть между ею и нами. - Мидж раздраженно повела головой, и в этот момент в залу вошла королева Мелизенда.
Гости поклонились так низко, как полагалось по этикету. Грейсон уткнулся взглядом в пол. Если бы он чуть скосил глаза, увидел бы собственные колени. Распрямляясь же, он по пяди в секунду мог созерцать Ее Величество.
- Я приняла тебя только из уважения к твоему отцу, Кэтлин.
Королева вполне соответствовала представлению Грейсона о том, что значит "величество". Высокая, статная - несмотря на то, что в годах, правительница гордо держала венценосную голову, не согнувшись ни под тяжестью долга, ни под весом ни мехов и драгоценностей.
- Я пришла только из уважения к прошлому нашей страны, Ваше Величество.
Мелизенда фыркнула и медленно опустилась на трон - артрит уже начал глодать ее, и ни травы, ни магические мази не даровали облегчения.
- А ты не растеряла своей несносной смелости в Межевых Землях. Что ж. Зачем ты пришла и кто это с тобой?
- Мой муж. Мы поженились в айнианском святилище Зэрэты. Я не озаботилась бумагой, но жрица Шилес подтвердит все мои слова любым удобным способ...
- Этим занимается моя канцелярия. Если ты хочешь, чтобы твой полукровка стал шевалье - он станет, и мое отношение к тебе ни на что не повлияет. Закон есть закон. Но я знаю, что ты пришла не за этим.
- Вы правы, я...
- Ты смущаешь народ!
Мидж шумно выдохнула, ноздри ее раздулись на миг, как у зверя на охотничьей тропе.
- Позвольте мне объяснить... Уризениане хотят, чтобы мы стали подобны им во всем. Они идут и рассказывают нам о своем Высшем, строят храмы в его честь, прославляют... Когда-то точно так же мелуккадская принцесса научила нас верить в Древо. Цунцу принесли нам весть, что Велика мать оставила наш мир на попечение Высших. До того же вся Бралентия верила во что попало самым неразумным обществом. То были шаги вперед, к свету и благу. Я бы и слова не сказала, если б Уризен был благ. Но он - Высший ограничения и застоя.
- Религия подданных меня не интересует. Я продолжаю верить в Айне, и Всеблагая говорит со мной. Она меня не оставила.
- Чьими устами? - спросила Мидж. Грейсон уже не в первый раз поразился умению жены при ее невеликом росте выглядеть так, будто она занимает много места в комнате. Умение, достающееся воину в битве, аристократу через воспитание. - В Таррне она говорила моими. Я чувствовала Высших в своей голове. Недолго, иначе, наверное, сошла бы с ума, но я коснулась Айне, Айфе... и Милукры.
- Я не обязана слушать какой-то бред от самозванки, которую возвели в жрицы в Эльзиле!
Рука Мидж на автомате легла на эфес шпаги. Не в жесте угрозы, ни в коем случае, но так ей стало спокойней.
- Ты намерена развязать войну, не изображай из себя невинное дитя! Сколько людей погибнет? Ты можешь мне сказать?
- Не больше необходимого.
Мелизенда усмехнулась, саркастически качая головой, и Мидж вздрогнула, вспомнив, что уже от ее рук умерло больше людей, чем того требовал бой, чем требовала того самозащита. Она бы очень хотела действительно быть хорошей, особенно для своей страны, но можно ли вернуть утраченную чистоту? После определенного рубежа, вероятно, нельзя.
- Дайте мне войско, дайте мне полномочия, и я защищу Бралентию от интервенции!
Королева больше не могла прикидываться спокойной: она вскочила с трона и встала во весь свой могучий рост. Лицо ее искажала судорога ярости, хоть Мелизенда и пробовала с нею справиться.
- Да как ты смеешь указывать мне? Ты, жалкая графинька без влияния в свете? Ты - никто.
Мидж подавила дерзость, рвущуюся с губ: и в ней была толика королевской крови. Впрочем, как и в половине дворянства. Девушка устало потерла лицо. Она не была согласна с позицией королевы Мелизенды, но не хотела злиться на нее. Гнев поднялся в ней, как тошнота, пережал горло жаром, и Мидж успокоила его вдохом: помни, кто твой враг. Настоящий враг.
- Что ж, что Вы будете делать, когда придет эльзильский король и потребует, чтобы Вы сменили веру? Чтобы все святилища Древа по стране были уничтожены, а Высшие забыты?
- Уризениане не пытаются разрушить нашу страну. Безусловно, я понимаю, что они желают присосаться к нашим роскошным ресурсам, но это и неудивительно.
- Они хотят отобрать их, прикрываясь сказками об истинной вере, только и всего.
Проблема была в том, что королева не выжила из ума. Она была еще энергична и сметлива, но что-то - гордыня, быть может? - застилало ей глаза. Она не верила в реальность войны.
- Я не позволю тебе погрузить мою страну в пучину войны!
- Это делаю не я.
- Хочешь сказать, это я?
Мидж развернулась, собираясь уходить, и бросила на королеву прощальный взгляд.
- Это делают уризениане. И я не позволю им, с Вашей помощью или без нее.
И она вышла, дерзостно не поклонившись на прощание, как того требовал этикет. Просто раздвинула золоченые створки двери и покинула тронный зал.
Всю дорогу до дома Мидж молчала, сердито глядя в окно кареты. То, что она видела на улицах столицы, расстраивало ее не меньше непонятливой косной королевы. В Бралентии откуда-то появились нищие - в ужасающем количестве. Прямо на столичных улицах они сидели, клянча подаяние. Зрячие, здоровые люди - только до предела изможденные голодом. Скоро настанут холода, и им придется совсем туго, подумала Мидж. Но откуда их столько взялось? Прежде нищих было немного: безумцы, пьяницы, игроки, они ошивались у храмов обеих религий, клянча медяки, и им подавали... Но в последний раз до этого дня Мидж видела троих нищих в Бралентии еще прежде ее возвращения из монастыря. Сестры обители святой Тэль водили учениц в город, читая проповедь о смирении, и вот тогда...
- Уризениане этого от нас и хотят, - сказала Мидж, опуская шторку, - чтобы мы смирились.
С ними. С тем, что бедняков все больше, что стены между сословиями все выше... Девушка зажмурилась. Эстрелла ди Манья, ссылаясь на историю жизни принцессы Мии, писала, что хорошая кровь не определяется дарованным королем титулом, что понятие мезальянса должно быть искоренено... И еще десять лет назад казалось, что это вскорости произойдет. И вот, пожалуйста - отец выговаривает Мидж, что она связалась с варваром. Хотя ее саму больше волновало не то, что у мужа не было понятия о светских манерах, а то, что он жил в Мелуккаде, стране двух религий, и, имея право выбирать между айнианством и уризенианством, добровольно выбрал последнее. Легкость, с которой он впоследствии отказался от им самим принятой веры ради брака с Мидж, ничуть не утешала ее.
Когда Мидж с мужем прибыли в имение Робартисов, их встетил на крыльце граф. Лицо его пылало гневом. Когда Мидж начала подниматься по ступеням, он протянул руку, желая ухватить дочь за локоть, но та увернулась.
- Где ты была?
Она промолчала.
- Пришел художник, чтобы нарисовать твой портрет. Надень приличное платье, лучше бордовое, и спустись в гостиную...
- У меня нет времени на это. Пусть рисует по прежним портретам, если это так необходимо. Все равно художники, которых ты нанимаешь, все перевирают на своих картинах.
Граф шагнул к дочери - она не шелохнулась. Грейсон взошел вслед за женой на крыльцо и встал так, чтобы в любой момент мог закрыть собой Мидж, сделав полшага. Робартис выдохнул, и губы его едва заметно дрогнули. Мидж быстро распалялась, но граф умел оставаться холоден, закрывшись в скорлупу непоколебимой уверенности в своей правоте. От него дочь унаследовала это - уяснив что-то, она редко колебалась. Но все же, иногда она сомневалась в избранном ею пути. Граф Робартис не сомневался никогда. И это было первое их различие. Второе же...
- Ты ничего не знаешь не только о том, что происходит за стенами Бралентии, ты не знаешь ничего, что происходит вне поместья!
Девушка бросила на грудь отцу смятую бумажку, и тот неловко поймал хрусящий комок.
- Вот что я только что сорвала со столба, пока ехала из дворца королевы. Пропаганда уризениан. Враг уже в твоем доме, отец. И это не я.
Мидж собралась было уходить, но помедлила секунду и взглянула в лицо отцу, как бы намекая: но если ты за них, если ты за Эльзил и его политику, то тогда - да, я твой враг, несмотря на родство.
В своей комнате Мидж с удовольствием разделась, раскидав вещи как попало. Оставшись в одной майке, девушка села за стол, напряженно кусая ноготь на большом пальце. Грейсон вошел вслед за ней и только разулся - а потом ждал, сидя на кровати, пока жена угомонит свое раздражение. Будь на ее месте его прежние мелуккадские возлюбленные, полулинорм подошел бы и обнял, но Мидж порой от внезапных прикосновений мрачнела и начинала вырываться. И кто мог бы ее осудить, зная, что претерпела она от колдуна Айнара?
- Только не думай, пожалуйста, что я возомнила о себе невесть что, - сказала Мидж, скосив на мужа глаза.
Грейсон поднялся и подошел к столу, осторожно накрыл руку жены своей. Ее пальцы были холодные, будто только что сжимали лед, его ладонь - пылала жаром, как у лихорадочного больного. Грейсон мысленно отметил это - и без удовольствия. Было в этом что-то угрожающе предостерегающее, как гром, несущийся издалека, когда туч не видно из-за крыш домов или высоких деревьев.
- Я никто и ничто, - глухим голосом сказала Мидж, - я не вру себе, я знаю это. Но я никто, кто хоть что-то делает. А теперь подай мне чернильницу, я должна сделать еще несколько копий стихов Тобиаса.
Мидж не интересовалась, что стало с художником, как отец объяснил ему отказ дочери. За ужином граф не присутствовал. Зато графиня, вместе с Уэндой, присоединились к переписыванию. Вскоре копий набралось вполне удовлетворительное количество. В конце каждого памфлета также стояла приписка - такого-то числа на площади леди Кэтлин Робартис выступит с речью. Мидж предпочитала об этом не думать, чтобы не трястись от страха прежде времени. И тем не менее, она сидела, вчитываясь в умное, меткое письмо Тобиаса, впитывая его фразы, бьющие в самое сердце. Она мечтала бы говорить, как он, но природа не одарила ее красноречием. Три ночи Мидж потратила на сочинение речи, и все равно ее текст выходил грубо сколоченным и пронизанным неуверенностью. Ах, если бы Зимородок был рядом с ней! Мидж вспомнила его - и усмехнулась. Прошло столько лет, и вот, юношеские их распри забыты, он искренне готов помочь ей, она согласна доверять ему как себе... В конце концов, то, что между ними произошло, и настоящим раздором не назвать - потасовка в песочнице, не больше. Мидж провела пальцем по строкам письма.
Если бы Айнар предложил ей сотрудничество против Эльзила и доказал, что на него можно положиться, Мидж простила бы его. Будущего бы у них вместе не было, но и прошлого тоже.
Когда весь континент катится к демонам, можно пойти на очень и очень многое, чтобы удержаться на краю.