Следующие несколько дней Джерри провел как в лихорадке: ему казалось, что все вокруг знают, что он кого-то убил. И что даже самым невинным замечанием он может себя выдать. Мысли стали тягучими, пугливыми, одно слово в голове отделялось от другого ударом сердца. На какое-то время Джерри стал так же бессилен со всеми встречными женщинами, как и с Викторией. Да и они сторонились его, читая что-то в его взгляде, и это было еще хуже, чем в школьные годы. Но мало-помалу ощущение собственной нечистости, греховности начало таять, а через две недели Джервис почувствовал, что уже с трудом может воспроизвести детали убийства. Он даже намеренно сходил в тот же самый бар, где подцепил рыжую, разговорился с барменом и ненавязчиво вывел разговор на убийства.
- У нас, кстати, буквально дней пятнадцать назад убили женищну в туалете, - сказал бармен, - должно быть, ревнивый любовник.
- Вот оно как, - Джерри улыбнулся и, несмотря на то, что не видел своего лица в тот момент, эта улыбка ему понравилась, - да. Некоторые ревнивцы опасны для общества.
Он расплатился и вышел, повторяя про себя "это я ее убил, это я". Он всматривался в лица людей в метро, гадая, разделил ли хоть один из них то же чувство, что повезло испытать ему: бесконечную власть над другим существом.
С тех пор он словно вышел на другой уровень существования. Весь мир виделся теперь в ином свете. Джерри чуть ли не впервые в жизни стало лего общаться с людьми, особенно - с женщинами. Больше ни одну ночь он не проводил в одиночестве. И девушки начали сами подсаживаться к нему за столик, накручивая локон на пальчик, облизывая напомаженные губки - и все молодые, сочные, хоть и вульгарные кокетки. Джерри приводил их к себе домой, иногда они звали его к себе, всю ночь они кувыркались, но больше Джервис не убил ни одной. Пока ему было достаточно воспоминаний. Иногда, если подружка на одну ночь успевала заснуть, утомленная диким сексом, Джерри клал руку ей на шею, думая, что сейчас он бы мог ее убить. Но он не станет этого делать, потому что ожидание прекрасно, почти такое же хорошее чувство, как в детстве, когда считаешь дни до Рождества.
Считаешь дни, ощущая ладонью бьющуюся жилку на тонкой шее.
Тем не менее, с Викторией они не расстались.
Джерри посещал все ее выступления, а порой и репетиции: стоял в дверном проеме, прислонившись спиной к косяку, наблюдал, как танцовщицы разминаются, потом часами отрабатывают один и тот же элемент, как Виктория беззлобно переругивается с партнером, жалующимся на ее вес... Вскоре, все в студии перестали обращать на Джерри внимание. И все знали, что он жених Вики. Так они его называли: не "бойфренд". "Жених".
Вечером он провожал ее домой, кратко целовал в уголок губ на лестничной клетке, а потом уходил. Иногда, впрочем, и оставался - лежал с раскрытыми глазами на второй половине кровати, чувствуя мерное дыхание девушки на своем плече. Заснуть на шелковых простынях ему никогда не удавалось. Еще несколько раз за прошедшие три месяца они пытались заняться любовью, все - с подачи и по инициативе Виктории, - но все так же безуспешно: словно магниты, они одновременно притягивались друг к другу, и вместе с тем в решающий момент внезапно отталкивались. Со временем они перестали и пытаться, и оба не жаловались. Джерри хватало секса на стороне.
Он знал, что и Виктория с кем-то спит: чувствовал, даже если прошло уже несколько часов. Даже если она приняла душ и проветрила квартиру, когда он ложился рядом с ней, по какому-то особенному жару ее тела он знал совершенно точно. А если они находились не в студии или у Джерри, у нее дома он догадывался еще раньше: комнаты были убраны странно и спешно, каждый раз одинаково по-особенному. Джервис не мог бы сказать, что он такого подмечал в каждый свой визит, однако подозревал, что не ошибся еще ни разу.
И при всем этом они оба не боялись друг друга потерять. Словно, пока они не соединились по всем правилам, это им не грозило.
Спустя примерно пять месяцев Джерри снова совершил убийство. Он не планировал этого, но девушка, с которой он поехал домой, уже у него в квартире вдруг передумала. Может быть, ее оттолкнула грязь и бедность жилища Джерри, или же она изначально намеревалась только подразнить мужчину, но, в итоге, дамочка уселась на софу и, закинув одну неровно вымазанную автозагаром ногу на другую, заявила, что уже раздумала спать с кем бы то ни было в эту ночь.
И в ту минуту, когда она только закрыла рот, Джерри вдруг почувствовал небывалый гнев, и при том все предметы перед ним обрели необычную четкость, словно отрисованные тушью, свет уличного фонаря, льющийся в окно, будто разделил лицо девицы на две половины. Джерри ударил ее по той, что была темней.
Девица пискнула, попыталась вскочить на ноги, но второй удар - в живот - опрокинул ее обратно на диван. Джерри одним движением содрал с себя галстук, завязал им рот жертве, а потом схватил ее, уже не сопротивляюущуюся, обмякшую от страха и только тихо хнычущую, поднял на руки и понес к матрасу, как невесту, но не опустил бережно, как сделал бы это с Викторией, бросил с размаху, так что у девицы вышибло дух из груди. А потом он набросился на нее, и терзал, пока она не затихла. Но когда Джервис утолил свою похоть, жертва еще была жива. Он мог бы ее отпустить, он вовсе забыл о ее существовании, удовлетворенный, как сытый удав, засыпающий, но тут слизывающая с губ кровь и слезы бедняжка закашлялась: разбитый нос хлюпал, когда девушка попыталась перекатиться на спину и встать, она подавилась.
Джерри схватил ее за сползший на шею галстук и, оседлав жертву, прижав ее своим весом к тощему матрасу, начал затягивать удавку. Девушка даже не сопротивлялась, видимо, от шока. Вряд ли она понимала, что в эти минуты заканчивается ее жизнь. Потом Джерри встал и вытер руки о бедра, недоумевая, откуда могло взяться столько крови. Он включил настольную лампу, чтобы посмотреть, и понял, что в порыве садисткой страсти лишил девушку почти всех зубов.
На матрасе темнело пятно.
Что ж, почти весело подумал Джерри, ощущая небывалый прилив сил, избавиться от тела и от матраса - плевое дело. Все можно сжечь.
Но машины у него не было, нужно было придумать, как достать ее, не вызывая подозрений, чтобы потом не нагрянули копы. "Я ведь и убил-то ее только потому, что не хотел, чтобы она подала заявление об изнасиловании, - лгал себе Джерри, - если б она согласилась добром, я бы ее отпустил."
Следующий вечер они с Викторией планировали провести вместе. Но это не значило, что они будут только вдвоем: Вики пригласила всех желающих, кто работал с ней в студии, сходить в бар, поиграть в бильярд и выпить. Пара девушек отказались, но все парни дали жаркое согласие.
- Вот это да, - присвистнул Джерри, и склонился к уху Виктории, - а я думал, раз они все геи, то и в бары не ходят.
Она смерила его таким взглядом, что Джервис понял: он сказал что-то не то. Или не так, быть может, не слова были важны, а интонация.
- У некоторых из них даже есть подружки, - после паузы процедила Вики. Джерри хотел было добавить "надеюсь, это не у тех, кто тебя лапает?", но сдержался.
Вечер проходил удачно. Вики и ее партнеры по танцам играли в бильярд, девушки-танцовщицы пили, окружив Джерри, словно курочки - цыпленка, защищая его от враждебной окружающей среды. О да, и был резон! Джерри стал следить за собой после того, как уверился в прочности их с Викторией отношений, хоть и знал, что она обожает его небрежность (тут важно было найти золотую середину!), но девицы летели на него, как мотыльки к огню свечи из-за чего-то другого. Взгляда, появившейся уверенности в развороте плеч? Или просто Джерри стал излучать ту самую пресловутую мужскую энергию, дикую, медвежью.
Каждая вторая крошка на самом деле мечтает быть растерзана, подумал Джервис.
Babes for breakfast, bitches for lunch*.
- Ну что, девочки изображают твой гарем? - хихкнула подошедшая сбоку к столику Виктория, - я немного наблюдала за вами...
- А я - за тобой, - улыбнулся Джерри. Рядом с Викторией он снова становился таким, как в их первую встречу, забывал про убийства. Его взгляд заинтересованно сользнул по публике в баре всего пару раз в поисках развратных цыпочек - пока не наткнулся на алый всполох волос Вики, летящее яркое крыло, ее белую руку, недовольно скручивающую непослушные пряди в узел на затылке.
- Я видела, как к тебе пытался подойти чуть ли не десяток девушек, да только мои подружки вовремя сделали вид, что они с тобой, - Вики засмеялась, и узел ее волос раскрутился, тяжелые кудри расплескались по спине и плечам, - они делают работу, за которую приличествовало бы взяться мне, коль уж ты мой парень!
Джерри смутился.
- Я к такому еще не привык. Никогда, даже в школе, не пользовался особенной популярностью.
Виктория пожала плечами.
- Я тоже. Хотя и сейчас, знаешь, не очень, ну, ты понимаешь, - она покрутила пальцем у своего лица, - слишком много веснушек и нос у меня картошкой.
- Ты, должно быть, шутишь, - Джерри видел перед собой самую прекрасную женщину на свете. Кто бы посмел применить к ней глупые нормы современной противоестественной красоты? Меряют ли этой меркой Венеру Милосскую, Нефертити, Мону Лизу?
Пока Джервис пребывал в очередном забытьи от накатившей на него сентиментальности, викторию окликнули мужчины:
- Вики, если ты сейчас же не возьмешь в руки кий, мы будем считать, что ты вышла из игры! - и они засмеялись.
Они вообще в тот вечер много пили и смеялись, некоторые девушки даже порывались петь, время пролетело незаметно. Разошлись они почти к рассвету.
Когда Джерри выходил из паба и замешкался, запутавшись в рукавах пиджака, один из танцовщиков похлопал его по плечу и наклонился, чтобы шепнуть что-то на ухо. Все произошло одновременно: этот шепот в запахе пива, обернувшаяся под светом фонаря Виктория, недоумевающая, куда делся ее жених, словно в кино, все на миг замерло.
- Вики - очень хорошая девочка, друг. Она настоящее сокровище. Не потеряй ее! Она женщина, а потому по определению слабее нас, мужчин, так что береги ее. Очень хорошо береги.
Да, мысленно поддакнул Джерри, ее бы следовало беречь - и, в первую очередь, от него самого.
Еще стоящая под светом фонаря Виктория улыбнулась.
___________________
* Слова из песни группы Lordi.