Первое время Джерри не мог смириться с осознанием, что Вики его предала, но спустя неделю он смог все-таки понять, что она, напротив, спасла его от тюрьмы, а то и от электрического стула. И тогда в его голове паззл сложился. Со школьных лет Джерри испытывал к женщинам только презрение, единственное, что он мог - пользоваться ими, а потом оставлять грязными, выбрасывать на улицу. Виктория точно так же относилась к мужчинам, и именно потому друг для друга они стали идеальной недостающей половинкой. Именно поэтому они не решались заниматься сексом, по мнению Джервиса - нет смысла делать это с тем, кто и без того почти ты сам. Но для Виктории, на самом деле, смысл был другой. Она с детства жаждала любви, как принцесса в закодованной башне, считала дни, когда явится кто-нибудь, желающий ее боготворить, и потому обожание Джерри ставило его на ступеньку выше других мужчин, рассматривающих ее с точки зрения "хочу или не хочу затащить в постель".
Их отношения со стороны казались прочнее камня.
Они сделали ремонт в квартире Джерри. Виктория настояла на этом, и, когда в дом прибыли отделочные материалы, Джервис вдруг понял, что так смущало дома у Вики: все, что окружало его там, было легкомоющимся, легкочинящимся. Никакого кафеля, трескающегося от удара молотком, непромокаемые обои, с которых так просто было стереть кровь влажной тряпкой, на постели - багряный шелк, занавески того же цвета и оттенка. Это был не будуар БДСМ-госпожи, как могли подумать клиенты. Это был дом смерти.
И второй такой Виктория предлагала создать в квартире Джервиса.
Глупо было бы отказываться.
У подъезда бибикал грузовик, двое молодчиков в комбинезонах вынули огромную коробку.
- И соберите, пожалуйста, - крикнула Виктория, наблюдая за тем, как рабочие скрываются в подъезде. Из блокнота, который держала в руках, девушка вычеркнула пункт "кожаный диван".
- Смотрите-ка! - та самая соседка, что встретила Вики в лифте, с улыбкой покачала головой, - у вас, видать, все счастливо складывается.
Старушка неслышно подкралась со спины, так что если б все было наоборот: в квартире дежурила с открытой дверью Вики, а Джервис ждал на улице, он бы подпрыгнул от испуга. Но Джерри только на минуту подошел к окну, посмотреть, много ли еще мебели потащат наверх, и увидел случайно эту сцену.
- Ага, - пробормотала Виктория в ответ, щурясь, чтобы не выдать обеспокоенного выражения лица, и прикрылась рукой, будто от солнца.
Мимо нее дюжий грузчик пронес в дом новую кровать с матрасом.
Уже к вечеру Джерри осознал, что теперь живет в абсолютно новой, незнакомой ему квартире. Ничего прежнего в ней не осталось - не считая его самого. Даже ложечка для обуви в прихожей сменилась (а одежда и немногочисленные книги Джерри на время ремонта перекочевали домой к Виктории). "Я должен забрать то, что оставил тебе на хранение." - хотел было сказать он ей, но так и не решился. Никогда. Новая, идеально-удобная квартира осталась без постоянного жильца.
Вскоре они поженились. Никто из их окружающих не мог сказать, что уверен, будто знает, отчего нелюдимый Джервис вообще решил заключить брак, а почему хохотушка Виктория (в общем-то, не лишенная привлекательности) избрала себе такого малосимпатичного угрюмого парня, пренебрегая поклонниками получше. Возможно, дело действительно было в любви - головокружительной, самозабвенной, которую принято называть настоящей. И, в то же время, абсолютно платонической. Их тянуло друг к другу, но и отталкивало, и это нельзя было объяснить никакой химией. Ни одну ночь ни до, ни после свадьбы они не провели, как настоящие муж и жена.
У нас творческий тандем, любил говорить Джервис, не брак в традиционном смысле слова. Отчасти они оба были уверены, что не просто подходят друг другу, они - единственные друг для друга, кто добровольно решился бы сойтись вместе.
Они оба расцвели, похорошели. Спустя только год, глядя на них, никто не мог бы сказать, что перед ним бывший заводской рабочий и третьесортная балерина. Они стали холеными, красивыми, ухоженными: остающиеся от жертв деньги шли впрок, разумеется, те, которые не давали им раскрыть себя.
Виктория однажды положила сложенные калачиком руки на плечо сидящему рядом Джерри и шепнула ему:
- Я - твоя безотказная девочка. Я украду что угодно, убью, кого угодно. Но мы будем жить на полную катушку.
Он так расчувствовался, что поцеловал ее прекрепко, как в первую их ночь, когда она раскусила ему губу.
Он набил ей татуировку собственноручно, и это был один из немногих моментов, когда они оказались готовы для близости. В последний момент они остановились, и Джерри - чуть раньше, чем Виктория, - отстранился, пока она еще жаждала его пальцев поверх ноющей перепачканной в крови и краске кожи. По крайней мере, они узнали для себя единственно возможный вид близости через необходимую им сексуальную боль: татуировки.
Но ни руками, ни языками они не могли доставить друг другу удовольтвие, впадая в некое кататоническое состояние и теряя чувсвствительность, как только касались кожи другого. Даже поцелуи их были скромными, католическими - легое соприкосновение губ, не прижимая, не захватывая плоть, держа язык на пристойном месте. Единственная связь, происходившая между ними: Виктория обвивала руками шею жениха и повисала на нем, как обезьянка, обхватывала за пояс ногами, а он носил ее по дому, как ребенка, пока спина не начинала болеть. Но даже столь неоспоримая близость ее лона не давала ему смелость по-настоящему взломать ее печати. И тогда вечером он шел искать разрядки где-нибудь еще. И вот тогда оказывалась полезна его старая квартира. Ночь он проводил в ней наедине с гостьей, а с утра подъезжала Вики, дрожащая от предвкушения.
Первое время Виктория находилась с Джервисом в квартире, пока он трахал и убивал очередную девицу (Вики оказалась на удивление неревнивой). Чтобы проконтролировать, что он все сделает правильно, говорила она. На время "дела", как они именовали это между собой, она выходила на балкон. Как правило, никто из жертв ее даже никогда не видел. В отличие от соседей.
Та самая старушка, что всегда так умилялась союзу Джерри и Виктории вышла как-то полить цветы на балкон, улыбнулась, слыша характерные скрипы кровати из-за стены: молодежь, все-то им веселиться... И чуть не выронила лейку из рук, увидев, что на соседнем с ней балконе стоит и чистит апельсин, бросая кожуру через плечо, Виктория - новоиспеченная миссис Клэнси, в девичестве Найт...
- К Джерри приехал брат, - вяло улыбнулась девушка опешившей старушке и бросила в рот оранжевую дольку.
Джервис ловил себя на мысли, что если бы они с Викторией наконец занялись сексом, он бы расхотел убивать и насиловать других девушек. Это стало бы панацеей. Но проблема заключалась в том, что он не мог. Как только она касалась его, приближалась, ложилась рядом, его сознание уходило куда-то вглубь, так что даже взгляд туманился, обводя Викторию черной размытой рамкой, и все физические проявления эрекции пропадали. Джервис просто деревенел.
И в то же время, убивая, он представлял ее перед собой.
Каждое убийство рассматривалось Викторией как ритуал жертвоприношения неведомым богам (Джерри никогда не спрашивал ее, во что она верит, хотя время от времени видел покачивающуюся над ложбинкой грудей подвеску с вудуистскими символами). Она любила шлепать босыми ногами по крови, вымазываться в ней, танцевать, подобно Кали, индуистской жестокой богине, купаясь в жидкостях тела и ошметках плоти. И Джерри начал немного бояться жены. Пусть физически он был сильнее ее, несмоненно, но никогда он не желал того же, что и она. Виктория потихоньку сходила с ума. Он был бы рад последовать ее примеру, но не мог угнаться за безумным падением в бездну, которое уже увлекло Вики.
Джерри полагал, что его жена дичает оттого, что вместе с ним стала убивать гораздо чаще, но на самом деле же все обстояло иначе. Вики вовсе не нуждалась в катализаторах. Она оступилась однажды, и этого вполне оказалось достаточно. Джерри позволялось находиться рядом с ней, разделять ее кровавую жажду, но не играть первую скрипку - Виктория спокойно убивала и наслаждалась бы без него. Да, разделенность тайны на двоих придавала пикантности ее жизни, но Джервис обманывался, думая о своей важной роли в жизни жены.
В первое время она думала, что покажет ему свое тайное место, но когда, спустя несколько месяцев после свадьбы, они наконец выбрались в лес, Виктория вдруг осознала (остро, резко, так, что вздрогнула) - она не хочет делить это знание ни с кем. Джерри пока еще не был достоин.
"Потом, однажды." - решила Вики, стоя у искривленного дерева, служившего ей ориентиром вот уже несколько лет. Вот только это "однажды" не наступило никогда.
Виктория долго думала, что же ей делать с головой Стэна. То решение, что она подсказала впоследствии Джерри, не имело ничего общего с тем, что Вики сделала тогда. После того, как Стэн был рассован по пакетам, Вики спустилась вниз, завела машину, взятую напрокат, и загрузила в багажник несколько мешков, уговаривая себя не оглядываться: поверх мусорных черных девушка нацепила на кули разноцветные обычные пакеты. Мало ли что может вывозить леди? Одежду для неимущих, быть может. Вот и нужно вести себя соответственно, то есть, спокойно. Но когда Вики вернулась в квартиру за следующей партией мешков, ее взгляд столкнулся с мертвым выражением полуоткрытых глаз Стэна. Как завороженная, едва сообразив прикрыть за собой дверь, Виктория двинулась к голове, вытянув перед собой руки. Когда ладони коснулись холодной плоти, Вики вздрогнула... почти сладострастно. Она подняла мертвую голову со стола, рассмеялась и запечатлела на окоченевших губах поцелуй, а потом прижала трофей к груди, задумчиво улыбаясь.
"Я хочу иметь возможность еще хоть раз взглянуть на нее, коснуться..."
Вики приняла решение. Конечно, она была бы счастлива сделать из Стэна чучело и повесить на стену, но не могла даже самостоятельно совершить это - не имела навыков. Да и как бы она объясняла висящий на стене охотничий трофей столь странного вида? Пусть Стэн, очевидно, и был настоящей свиньей, вряд ли удалось бы выдать его за кабана.
Впрочем, о том, что мертвечина начнет разлагаться, Вики на тот момент совсем не думала. Она положила голову в обувную коробку, а ту - в пакет. Запах через полиэтилен чувствовался довольно слабо. Даже если бы Виктория озаботилась тем, не поймут ли окружающие, что она несет, не увидала бы для себя большой опасности. Только в метро до нее дошло, что действительно происходит: она в людном месте с головой мертвого человека в пакете, спрятанном между колен. На минуту она испугалась, и еще надолго это был самый сильный, почти единственный приступ страха быть раскрытой. Еще несколько рар она возвращалась к этому чувству с Коуаном, но тогда в ее жилах слишком сильно, перекрывая прочие ощущения, играло возбуждение. Так случилось и в ту минуту: Вики впервые связала страх и постыдное, как в детстве, вожделение.
Коробку она зарыла совсем не там, где мешки с костями: намеревалась еще не единожды навестить "старого друга".
И впрямь, после того, как Вики допросила полиция, она, как собака из пословицы, вернулась на памятное место. Разрыла неглубокую ямку, достала коробку и открыла. В нос ей ударила мерзкая вонь разложившейся плоти, смешавшаяся с ароматом леса: цветов и ягод, хвои и листьев. Если б еще не запах сырой земли, впрочем, довольно слабый, Вики бы нашла почти идеальное обонятельное сходство с душком своих менструальных выделений. Быть может, если б не это подобие, отчасти выдуманное самой Вики, она стала бы в будущем не в пример менее сумасшедшей, чем получилась. Зародись в ней хоть искра отвращения - и она не стала бы чудовищем.
Но судьба рассудила иначе.
Однако, разложение все-таки не удовлетворяло Викторию. Расползшиеся ткани, искаженные, деформированные черты мешали воскресить в памяти минуту триумфа.
Второго клиента Вики убила иначе. На этот раз она уже заранее знала, что сделает. Ее душили предвкушение, мешая пить мелкими глотками обжигающе-холодный виски. Она замерла на миг перед зеркалом в прихожей, когда поспешила открыть дверь: корсет прикрывает только живот, немного - груди, да трусики прячут лобок. Все остальное на виду - белое, беззащитное, предоставляющее себя клиенту.
"Ха, а у меня увеличились мышцы на руках - работа топором над Стэном не прошла даром."
В этот раз все было иначе. Клиент с порога почувствовал, что что-то не так. Виктория смотрела на него слишком ненаигранно плотоядно. И все же, на свою беду, мужчина не отказался от сеанса (видимо, по вине жадности - клиент обязан заплатить половину стоимости, даже если отказывается от услуг госпожи).
В тот день каблуки Виктории были ниже, косточки корсета - мягче, чтобы двигаться было удобнее. Словно фантастическая пантера, черно-алая, сверкающая в свете свечей, Вики кружила возле клиента. Его имени она не спрашивала, не хотела знать. Уже только оттого, что он был мясом, он привлекал ее, и отталкивал потому, что родился мужчиной.
Она уговорила его сесть на стул и связала без труда, гораздо быстрее и ловче, чем Стэна. Этот мужчина был иным, на самом деле, даже не заслуживавшим смерти - просто офисный клерк, очевидно, долго копивший на извращенное развлечение. По крайней мере, перед смертью он получил, что хотел: немного удовольствия. Вики обласкала его как могла, даже потерлась голой грудью... А потом завязала глаза клиенту, зашла ему за спину, схватила за подбородок и заставила запрокинуть голову. И тотчас влила в горло горячий воск.
Вот в чем состояла ее идея!
Отрубленную голову она также окунула в воск и зарыла после уже такой, защищенной от разложения хотя бы на некоторое время. Вечером Вики спала слаще, чем когда-либо. Душа ее пела и звенела, словно в праздник.