Зорина Мария Александровна : другие произведения.

Новый Союз

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
Оценка: 8.00*4  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    София Васнецова - гражданка Нового Союза - единственного государства, пережившего ядерную войну. Выживание человечества - единственная цель существования граждан НС, и всё, что отвлекает людей от этой цели, находится под запретом: книги, искусство, свобода выбора. Мать Софии казнили "зa чтение", когда девочке было пять лет. И вот в свой день рождения София находит мамин тайник с книгами. Страх перед казнью или тяга к знаниям - что возьмет верх?
   Я открываю глаза. Бело-серый потолок приветствует меня своими разводами. Щуплое тельце кота греет бок. Шурик просто излучает сонливость. Как бы мне хотелось, перевернуться на другой бок и заснуть. Но вместо этого приходится подниматься и натягивать юбку. Сегодня суббота, а это значит, что до смены мне надо успеть на службу. Посреди недели бывали и другие службы, которые могли посещать особо верующие граждане Нового Союза, однако в субботу транслировали проповедь Патриарха, и ее прослушивание было обязательно для всех. Многие любят субботние службы, потому что после них часто разносят спиртное: вино или самогон, что попадет. Но я ненавижу эти тягостные минуты субботней проповеди, и очередь в исповедальню. У церковников ко мне особая претензия - я "дефектная". Ну, то есть открыто нас так, конечно, называют редко, наше официальное название "старые девы" - те женщины, что не вышли замуж до 16 лет. На днях мне исполнится восемнадцать. Представляю реакцию на работе.
   Я проспала завтрак - это кошмар, и как я умудрилась отключить будильник и забыть об этом?
  - Не забудь позавтракать, - папа протягивает мне уже разведенный сулентный коктейль - напиток, заменяющий полноценный обед, поскольку в нем содержаться все необходимые жиры, белки и все такое. В столовой обычно можно выбрать - есть еду, похожую на еду или просто быстро выпить коктейль. В любом случае нам нельзя выносить пищу из общей столовой, папа сильно рисковал.
   - Я сказал, что тебе нездоровится, но на службу ты все равно придешь, - объясняет он, заметив мой удивленный взгляд.
   Я быстро выпиваю неожиданный дар судьбы - обычно, если ты опаздываешь в столовую, то не видать тебе пищи до обеда, то есть полсмены мне пришлось бы отрабатывать голодной.
   - Почему ты не разбудил меня?
   - Меня вызывали на работу, - отец хмурится, неужели у него неприятности на работе?
   Я застегиваю комм на руке, отец повторяет мое движение.
   - Доброе утро, Софи! - приветствует меня компьютер.
   - Когда ты уже исправишь свое приветствие? - мягко журит меня папа. - Ты Софья, а не Софи.
   - Мне так больше нравится,- упрямо отвечаю я.
   Конечно, рано или поздно приветствие придется сменить, а пока пусть будет Софи. Это Ибрагим придумал. При воспоминании о друге мне становится легче. Сегодня он должен будет отрабатывать производственную практику на нашем заводе, сможем поболтать подольше. Ибрагим - мусульманин, в отличие от нас с отцом. По идее нам запрещено общаться, но ведь он, по сути, еще ребенок. Ибрагим только заканчивает школу, поэтому на нашу дружбу пока смотрят сквозь пальцы. Однако, как только ему подберут невесту, все изменится. Мы больше не сможем общаться... вживую. Нам останется лишь переговариваться через видео-чат. Я не позволю кому-то лишить себя лучшего друга. Что за бред?! Постоянно твердить нам о дружбе вер, о нашей единой борьбе, но при этом запрещать разноверцам общаться.
   Мы с отцом выходим из нашего блока и сразу сталкиваемся в коридоре с Людмилой Федоровной. Ненавижу эту тетку. Она чокнутая. Правда-правда! Совсем повернутая на вере. Ее любимый святой - Сталин, вождь начавший войну с мутантами еще до того, как они стали мутантами. Так, по крайней мере, я поняла по урокам фактологии. В облике этой святоши есть что-то крысиное. Постоянно бегущие глазки, вечно выглядывающие не нарушил ли кто-нибудь распорядок или, не дай Св. Сталин, заветы церкви. Она сдала своего мужа властям, после того как он принес со свой работы конфеты - подарок дочери на день рождения. Их единственная дочь, естественно - Сталина, больше походит на отца, чем на мать, хоть в этом ей повезло.
   - Что-то вы припозднились сегодня, так ведь можно и на службу опоздать, - Федоровна вцепилась в папин рукав. Меня передергивает от отвращения, но отец спокойно, как ни в чем, ни бывало, говорит, что мне слегка нездоровилось с утра, но теперь все в порядке.
   - Ай-ай, бедняжка,- юлит соседка, при этом в маленьких глазках ни тени сочувствия. - Это все из-за твоей распутной жизни, милочка. Мало тебя отец ругает, ох, мало. Будь ты моей дочерью, я бы не давала тебе спуску.
  Обычно слова Крысы выводят меня из себя, но сейчас я лишь мысленно смеюсь: "Из-за распутства?". Да ладно! С каких пор одинокая жизнь стала распутством? Или она считает, что я в тайне, кручу роман с женатым? В таком случае она мне льстит. Я бы никогда не решилась на подобное, учитывая, что это карается смертной казнью через закапывание в землю. По сути это означает голодную смерть, потому что церковники "не такие изверги, чтобы лишать жертву воды". Мучительная и медленная смерть, я видела этих несчастных. В первую очередь их показывают "дефектным". Ни один мужчина не стоит таких мук, не говоря уже про банальный секс.
   Я ничего не отвечаю на выпад Крысы, лишь стараюсь сдержать смешок при мысли о своей "распущенности". Очевидно, Федоровна принимает эти судороги за старания скрыть боль, поскольку на ее сухом личике расплывается довольная улыбка. Такая же была на ее лице, когда священник похвалил ее на службе за этот "моральный подвиг", раскрытие преступления мужа.
   - Извините, я вижу сослуживца, мне надо с ним переговорить, - отец освобождает руку, и мы быстрее спускаемся к эскалатору, в надежде догнать мифического сослуживца отца. Я буквально чувствую, как становится легче дышать. Забавно, что Федоровна повелась на сказочку про коллегу. Мы встаем на "конвейер", люди вокруг уставились на экраны своих коммов, некоторые общаются с друзьями, другие смотрят какой-нибудь сериал. Я не включаю комм, а поднимаю лицо кверху и гляжу на слегка мерцающий купол. После Катастрофы воздух отравлен, люди вынуждены жить под землей или в герметичных куполах. В целях экономии ограниченных ресурсов, освещение повсюду слабое: что в жилых блоках, что на производстве.
  Когда-то под городом, что остался на поверхности, были проложены шахты. В них добывали калийную соль. Глубокие норы должны были заполнить отходами производства, но по каким-то причинам не стали этого делать. Подобная ситуация грозила городу медленным оседанием и разломом зданий, однако жизнь внесла свои коррективы. Поначалу под землю перенесли часть производства, затем несколько жилых отсеков для сменных рабочих, а после Катастрофы здесь спрятался весь город. Так оплошность директоров прошлого обернулась для потомков благом.
  Шахты и надстроенные над ними купола помогают избежать радиации. Что-то может и просачивается, но власти утверждают, что уровень в районе нормы. На здоровье больше сказывается отсутствие света и затхлый воздух, нежели лучевая болезнь. Наверное, сразу после катастрофы она подкосила множество людей, но сейчас ситуация с этим куда лучше.
   Шум лестниц перекликался со свистящим шепотом воздушных фильтров. Гигантские баки, прогоняющие через себя отравленный воздух с поверхности, чтобы выплюнуть более-менее нормальный, висели над нашими головами как очередное напоминание, почему мы все скрываемся под землей. Поскольку на очистку воздуха уходила куча времени, и его самого требовалось много - у нас царила постоянная духота. В жилых блоках с утра еще было ничего, временами даже ощущалась металлическая свежесть, но вот в Центре и на эскалаторах дышать было тяжело. Воздух приходилось заглатывать порциями, а если народу набивалось много (а его всегда набивалось много), то начинала кружиться голова. Что делать, жизнь под землей и не могла быть суперкомфортной. Нам и так еще повезло.
  Несмотря на постоянный ремонт, а может как раз из-за него, городские воздушные фильтры часто работали не в полную мощность. В такие моменты по рунету и телеинету объявляли о снижении концентрации кислорода в воздухе на 10 или даже 20 %. Один раз на моей памяти кислород убавили на 30 %, это была поистине жуткая неделя. Люди ходили медленно - словно все одновременно постарели на несколько десятков лет. Одежда липла к телу, постоянно хотелось пить, но от большого поглощения воды становилось тяжелее дышать. Эту неделю я проходила с больной головой, потому что ночью не могла заснуть, лишь ближе к утру проваливалась в тяжелую дрему на пару часов. Как же здорово было, когда уровень кислорода восстановили! Тогда мы поняли, как много значит для человека возможность дышать полной грудью.
  Временами ходили слухи, что в том или другом городе воздухоочистители сломались и все горожане получили дозу радиации. Несколько лет назад был громкий суд над группой вредителей, намеревавшихся сломать фильтры столицы, чтобы убить Вождя. Он длился долго, но не потому что судьи не знали какой приговор вынести, просто так много человек хотело выступить с обвинительной речью, дабы показать, как сильно их возмутила попытка посягательства на святая святых - жизнь Вождя. Казнь транслировали в прямом эфире и потом еще долго крутили по телеинету.
  Я пробегаю глазами по сторонам. Куда ни глянь - всюду серые разводы бетонных стен с облезающей стальной обшивкой. Трубы, тронутые ржавчиной, обмотаны грязными кусками поролона. Они спускаются сверху, переплетаясь между собой словно змеи. Было бы жутко, если не было б так уныло. Одно спасает - чтобы сделать обстановку повеселее, на стены Центрального купола часто транслируют видеозаписи или цифровые картинки, изображающие природу до войны. Природа. То, что погибло в ужасной Катастрофе, устроенной людьми. Сегодня это чудесный лес, зеленые пики елей упираются в голубое небо.
  В школе и по комму нам всегда говорили (и продолжают говорить) о вине мутантов, но ведь наши предки также использовали ядерное оружие. Я помню, как буквально захлебываясь от гордости, словно это ее рук дело, учительница рассказывала нам, как русские превратили страны мутантов в радиоактивный пепел. Правда, уже после ядерных ударов по территории Нового Союза. Как там говорила Феодосия Владимировна? "Но в этой войне, у которой, как всем казалось, не могло быть Победителей, мы ВЫИГРАЛИ, потому что выжили в отличие от тех мерзких мутантов. Запомните дети! Вы - потомки Победителей! Вы те, кто будет жить, благодаря мудрости Вождя и Бога". Потомки победителей, живущие в бетонных коробках, скрывающиеся под землей от ядовитых останков прошлого мира. Никогда не видящие Солнца. Я вглядываюсь в пронзительно голубое небо и сердце сжимает непонятная тоска. Мои родители родились после войны, никто из живущих ныне никогда не видел настоящего голубого неба. Почему же я тоскую по тому, чего никогда не знала?
  Над головой медленно проплывает "табуретка" - следящий дрон, оснащенный камерами, датчиком слежения и разного рода записывающими устройствами. Так, по крайней мере, его описывали в школе. "Дроны помогают выявить "врагов человечества"", - у Феодосия Владимировны буквально голос садился от переполнявшей ее ненависти к внутренним врагам. Внешних мы уничтожили еще во время Катастрофы. Но, как нам рассказывали, уже тогда существовали внутренние враги, поддерживающие мутантов. Для меня всегда оставалась загадкой, зачем поддерживать того, кто хочет тебя уничтожить? Может мутанты обещали их пощадить? Нам столько раз говорили о коварстве и греховной природе мутантов, что не верится, будто в древности кто-то мог поверить этим существам. Может тогда все выглядело иначе? В любом случае, уже тогда существовали "враги народа" - пятая колона, как говорил Св.Сталин. После уничтожения мутантов, по словам Вождя, продолжают существовать антисоветчики, которых теперь называют "врагами человечества", ведь мы теперь и есть все, что осталось от человечества. Антисоветчиков ищут спецы и Охрана, в том числе при помощи "табуреток". Дроны слышат все наши разговоры "на улице". Хотя слухи о том, что и жилые блоки, и коммы прослушивают ходят давно. Деятельность "врагов человечества" разнообразна: они срывают производственные планы, воруют, подрывают рождаемость и прочее, и прочее. Мужа Крысы судили, как антисоветчика, также, как и мою маму.
  "Табуретка" ненадолго зависает над нашим эскалатором, большинство людей не замечают ее присутствия, лишь некоторые боязливо наклоняют голову, словно не понимая, что так они лишь больше привлекают внимание камер к себе. Наконец дрон отлетает в сторону. И тут же над головой пролетает капсуль номенклатурщиков.
  Номенклатура - особая группа людей, помогающая Вождю в управлении Новым Союзом. Если рассматривать устройство государства иерархически, то на самом вверху будет Вождь, затем идет номенклатура, ниже церковники и спецы, после них - Охрана и в самом низу - рабочие. Представители номенклатуры редко показываются на публике, большинство из них живет в столице. Их дети учатся в специальных школах, их программа куда сложнее нашей, обычно они становятся управленцами, как и их родители. Они живут и питаются отдельно. По слухам, им достается больше растительной и натуральной пищи, чем остальным категориям граждан. Церковники любят повторять о неустанной работе номенклатурщиков и спецов. Номенклатурщики передвигаются с помощью более быстрых и комфортабельных капсюлей - больших серебристых камер с бешеной скоростью летающих ближе к потолку купола. Вот и сейчас один из них блестящей каплей пронесся на потолке и прошел "сквозь" голограмму. Так или иначе, изредка, их детей можно найти в рунете: на фотографиях и записях знаменитостей, они стоят рядом со звездами сериалов, в странной одежде и взглядом настоящих победителей. Причем у православной половины имеется еще один "опознавательный знак" - на груди, всегда огромный золотой крест. Хотя их можно было бы узнать и без этих "знаков". Все дети номенклатурщиков имеют такой цвет кожи, словно они проходят инсоляцию каждый день!
  Как я уже говорила, большая часть городов расположена под землей, поэтому оставшимся в живых людям сильно недостает солнечного света. Представляю, как тяжко пришлось выжившим после Катастрофы - им пришлось привыкать к полутемной жизни под землей. Они знали, чего лишились навсегда. Поскольку недостаток солнца сильно влияет на организм человека, первое поколение после Катастрофы стало жертвой эпидемии рахита: слабые кости, изогнутые спины и ноги, плохие зубы. Особенно тяжело все это сказалось на женщинах: из-за болезни тазовые кости сужались, поэтому у каждой второй были трудности с родами, и в итоге множество рожениц гибло. Все это продолжалось пока правительство не спохватилось и не организовало камеры инсоляции. Повезло, что еще до великой Катастрофы были созданы специальные лампы, имитирующие свет Солнца. Зачем они были нужны людям, когда у них над головой светило настоящее, нам в школе не объясняли, говорили лишь о том, как повезет тем "счастливчикам", которые будут работать на производстве. Ведь заводы беспокоятся о здоровье своих рабочих, поэтому те получают талоны на инсоляцию - облучение искусственным светом.
  Помимо этого, забеременевшие женщины получали специальные витамины, это, а также инсоляция и специальные лампы позволили сладить с эпидемией. Взрослым жителям города везет меньше - без талонов инсоляция практически недоступна, слишком дорого. Поэтому те, кто работает в более легких сферах, не имея "вредности", выделяются из толпы своей неестественной бледностью. Переломы костей - одно из самых распространенных травм под землей, а зубные протезы появляются у всех уже к двадцати-двадцати пяти годам. Рыбий жир, который выдается всем работающим людям, слабо помогает. Периодически проходят процессы, связанные с вредительством работников камер инсоляции. И на суде обычно много говорят о том, что инсоляция должна быть доступна всем гражданам Союза. Но после суда об этом быстро забывали, а инсоляция продолжает оставаться дорогой.
  Неудивительно, что большинство из нас обожает посещать камеры инсоляции, это как маленький праздник - нечто выпадающее из серых будней. Правда, нередко нашу бригаду штрафуют за невыработку нормы, лишая талонов на инсоляцию, поэтому нынешняя задержка нервировала.
  Эскалатор делает плавный поворот, и вот мы проезжаем под переплетением движущихся лестниц. Здесь нет экранов и освещение еще хуже. В полутьме я наблюдаю за людьми, стоящими рядом и на соседних лестницах. Практически все они смотрят на проецируемые экраны своих коммов, от этого их лица освещаются неравномерными всполохами света. Десятки, даже сотни людей, уткнувшиеся носом в квадраты света. Словно конвейер с моей работы, только вместо губки на нем рабочие единицы, детали огромной машины под названием Новый Союз. На мгновение мне становится тошно от всего этого. Я прикрываю глаза и пытаюсь представить каково это когда над головой не купол, а настоящее голубое небо. Воздух еще чист, свежий ветер обдувает лицо, и я стою где-нибудь ...на опушке леса. Одна. И кругом никого.
   Отец кладет руку на мое плечо, предупреждая, что мы подъезжаем. Я неохотно возвращаюсь в реальность, и открыв глаза вижу как приближаются двери Церкви Св. Владимира, к которой я приписана с рождения. Мы сходим с эскалатора и ступаем на хромированную площадку перед церковью. Двери закрыты. Их откроют за пять минут до начала службы. Я не понимаю, почему бы не дать нам войти в помещение раньше и спокойно занять свое место. Нет, они ждут, пока мы соберемся как стадо, и открывают двери лишь в самом конце. Наверно, чтобы полюбоваться на то, как прихожане бросаются в узкий проход, напирая друг на друга. И вот начинается. Двери приоткрываются, и проходная загорается зеленым светом. Каждый, проходя сквозь двери, называет свое имя, комм сверяет его со списками и дает добро. Почему-то нам запрещено посещать "чужие" церкви. Но мне в принципе наплевать, я бы и в эту не ходила, если бы была возможность. Папа зашел, настала моя очередь - вставая в проем, я громко и четко произношу свое имя:
  - "София Васнецова".
   ***
   Служба идет около часа, но по ощущениям целую вечность. С экрана на нас смотрят цифровые изображения святых. Они редко меняются. Чаще всего это любимец Крысы - Св. Сталин, а также Св. Владимир. Последний представляет собой двуединый образ древнего крестителя Союза и Вождя, спасшего наше государство от гибели в ядерной войне, которую устроили предки мутантов. Предания гласят, что Св. Владимир придет на Землю в третий раз, перед самым концом света. Застывшие глаза святых и их восковые улыбки нагоняют тоску. На самом большом экране транслируется собственно проповедь - видео выступление патриарха. Он монотонно бубнит что-то про благодарность Вождю, благодарность церкви и благодарность Богу. Именно в таком порядке:
  - "Помните "правило четырех Б": благодарность, бдительность, бездумность и бодрость! Благодарность за спасение и за жизнь после Катастрофы. Бдительность, постоянная бдительность - ведь враги - "антисоветчики" не дремлют и продолжают вести свою вредительскую деятельность, подрывая могущество Нового Союза. Бездумность. Кто-то считает, что "бездумность" означает отказ от раздумий, другие, что это про отсутствие Думы - выборного органа правления, существовавшего до Катастрофы. По-своему правы и те, и другие, но общий смысл понятия "бездумность" лежит куда глубже. Бездумность - это состояние разума гражданина Нового Союза, который понимает, что в нашем опасном положении мы не можем себе позволить роскошь коллективного обсуждения проблем. Огромная ответственность за принятие решений лежит на могучих плечах Вождя и его помощников - Номенклатуры и Спецов. Бездумность подразумевает, что граждане осознанно и безоговорочно принимают волю Вождя и его решения во имя процветания Нового Союза. Не обдумывая, не пытаясь понять их смысл, потому что обычный гражданин Союза не знает всех масштабов тех проблем, с которыми ежечасно сталкивается наша Родина. Не нам решать и, слава Богу, что у нас есть тот, на кого мы можем рассчитывать, кому можем доверить наши жизни и жизни наших детей! Помните, жена должна проявлять бездумность по отношению к решениям мужа, служащий должен проявлять бездумность по отношению к решениям начальства.
  И последнее - бодрость. Бодрость тела и духа, пусть бодрость помогает вам усердно трудиться и быть внимательным к делам окружающих, ради благополучия нашей Родины".
  Бубнеж гипнотизирует, и усыпляет. Я изо всех сил стараюсь держать глаза открытыми, иначе кто-нибудь настучит. У меня уже были проблемы из-за "недостаточного уважения к церкви". Чтобы хоть как-то справиться с дремотой я начинаю рассматривать лица окружающих людей, не комм же включать, в самом деле. Большинство смотрит на экран с патриархом, хотя взгляд у многих сонный, некоторые все же внимательно следят за речью церковника. Думаю, это связано со страхом перед будущим, перед неизвестностью и вообще всей этой ситуацией с выживанием человечества. Да все мы живем в постядерном мире, и никто не знает, что будет с нами через год или месяц - хватит ли всем еды, чистого воздуха, не появятся ли новые еще более ужасающие мутанты? Но ты ведь не можешь бояться всего этого 24 часа в сутки, семь дней в неделю. Простые будничные дела, работа, друзья - все это как-то сглаживает страх, отодвигая его на задний план. А вот здесь в церкви, да еще при постоянном напоминании о Катастрофе, начинаешь задумываться о смысле существования и будущем людей. Наверно некоторым нужны эти слова патриарха о величии и силе Вождя, чтобы почувствовать некую уверенность в завтрашнем дне, но мне слабо верится в спасительное пришествие святого Владимира. Даже если Бог и существует он не смог спасти мир от Катастрофы.
  Где-то с боку я вдруг замечаю Крысу, она кивает в такт словам патриарха, что смотрится довольно забавно, будто они выступают в паре. Рядом с ней Сталина, по своему обыкновению, глядит куда-то в пол. Внимает патриарху или просто думает о своем, кто знает? В школе шептались, что на службе в церквях у нас сканируют мозг и поэтому знают, о чем мы думаем. Лично я в эти байки не верю. Тогда бы половину из нас уже бы казнили, ну или бы наказали. Мой взгляд натыкается на девушку в соседнем ряду справа от меня. Она смотрит на экран широко распахнутыми глазами, даже рот чуть приоткрыла. Ее лицо светиться. Сразу видно - она верит всему, что говорит этот разодетый старик. Я задумываюсь. Была бы я такой же, если бы церковники не убили мою маму? Верила бы каждому слову патриарха и Вождя? Благодарила бы каждую субботу за свое спасение Св. Владимира?
   Служба продолжается. Я пытаюсь представить, чем сейчас занимается Ибрагим, его первая молитва проходит совсем рано. Все-таки ему приходится тяжелее, мы обязаны посещать службу раз в неделю, тогда как мусульмане молятся пять раз на дню. Зато сегодня мы увидимся на работе. Это мысль сразу поднимает мне настроение. Мы с Ибрагимом дружим с детства. Его семья поселилась у нас на этаже, когда мне было восемь. Ибрагиму тогда только исполнилось пять. Среди скрытных новоприбывших детей, он был самым тихим. Сын младшей жены - ему доставалось от старших детей. Хрупкого телосложения, особенно по сравнению со своими братьями, Ибрагим старался спрятаться от своих где-нибудь в темном углу. Я тоже избегала общения со сверстниками, да и они сторонились меня как дочери "врага человечества". Мне не хотелось разговаривать, ни с кем...до появления мальчишки, напуганного больше, чем я сама. Ничего удивительного, что мы с Ибрагимом стали лучшими друзьями. Сейчас у него важный период - выпускной класс. Скоро он выйдет на полноценную работу, но сначала Ибрагим должен жениться. Что ж, тем ценней для нас каждая встреча. С Ибрагимом я могу быть сама собой. Единственное из-за чего мы постоянно ссоримся это его излишняя, на мой взгляд, религиозность. По мне так ислам ничем не лучше православия - та же жестокость и дурацкие запреты. Но мой друг считает иначе, он по-настоящему верит. Не знаю, как ему удается сохранять веру в справедливого бога, учитывая постоянные побои от отца и братьев.
   Под конец службы патриарх вспоминает свою любимую тему: "дефектные женщины", такие, как я.
   - "Самый страшный грех - гордыня, обуял этих грешниц. Они продолжают жить для себя, не желая возделывать свой сад. Писания древних отцов Церкви гласят, что если женщина остается незамужней, то это промысел Божий, ведь чаще всего причина в том, что женщина не готова принять на себя всю ответственность положения мужьей жены. Поэтому прежде чем жаловаться на судьбу "дефектной" спросите себя: "Уверены ли вы, что оцените достойного мужа, а не сделаете его несчастным"? Может Бог бережет вашего возможного избранника от вас. Уверены ли вы, что выдержите мужа с тяжелым характером? Ведь в семье надо больше давать, чем брать.
  Поэтому я говорю вам, прежде чем искать супруга, приобретите качества примерной жены: умейте уважать мужа, как главу семьи, не упрекать его в чем бы то ни было; умейте молчать и слушать больше, чем говорить. Подумайте, какая должна быть жена-христианка и попытайтесь приблизиться к этому идеалу. Выйдя замуж, вы снимите с себя позорное клеймо "дефектной". Ведь если женщина получила в дар от Бога семью, то это и есть истинное подтверждение того, что эта женщина в состоянии хранить свой брак, то есть создавать в жилище атмосферу любви и покоя.
  В далеком прошлом, за грехи наши, покарал нас Господь кознями недругов, что вылились в Великую Ядерную войну, в Катастрофу. Но над своим народом смилостивился Бог, мы выжили. Теперь от нас зависит - выживет ли род человеческий. От каждого из нас...".
   Я вновь всматриваюсь в лица, стоящих возле меня людей. Серьезные, задумчивые. Наверно каждый спрашивает себя неужели это правда? Неужели мы действительно последние на Земле? Сумеем ли мы выжить? Та девушка уже не улыбается, губы нервно сжаты, вся собранная, она воплощение готовности спасти человечество. Совсем девчонка, школьница. Наверняка успеет родить еще до выпуска.
   - "...И в первую очередь это зависит от исполнения женщинами святой обязанности материнства. И я говорю тем падшим в своей гордыне, покайтесь - найдите супруга и продолжите род человеческий, ради спасения своей души и ради спасения всего человечества. Аминь".
   Все начинают суетливо креститься. Я до сих пор временами путаю какое плечо идет первым. Столько лет посещаю службы, а иногда прямо затмение какое-то находит. Забываю и все! Мы встаем в очередь к исповедальным кабинам. Люди толкаются, спорят, кто пойдет вперед. Всем хочется освободиться пораньше, все-таки суббота, сокращенный рабочий день, шесть часов вместо десяти. Мы с отцом стоим в самом конце очереди. Очередь передвигается быстро - когда нам грешить? Большинство "кается" в грехе чревоугодия, что им не хватает пищи по карточкам и хочется больше. Всем понятный и не самый тяжкий грех. Как бы и мне хотелось вот также по-быстрому отделываться от исповедальников.
   И вот папа выходит из кабинки, его лицо спокойное и отстраненное. Как всегда. Он слегка кивает мне, подбадривая. Я захожу в исповедальню. Это маленькая комнатка все равно, что лифт. В ней помещается только стул и экран на стене. В полной темноте экран светится неестественно ярко. С него на меня хмуро смотрит отец Георгий. Я обреченно сажусь на чуть покосившийся стул.
   Отец Георгий несколько мгновений молча смотрит на меня. Я не знаю, что сказать. Точнее знаю, но не хочу. Они ждут, что я буду, обливаясь слезами обещать найти себе мужа и наконец, забеременеть. Но я не ищу, и они это знают. И их это бесит. Отец Георгий прерывает тягостное молчание.
   - Итак, София. За эту неделю ничего не изменилось. Ты продолжаешь упорствовать в своей гордыне.
   Это был не вопрос.
   - Я уже говорила вам, отец Георгий, я хочу выйти замуж за любимого, а не первого встречного.
   Священник тяжко вздыхает и качает головой.
   - София, сколько можно повторять? Лишь Господь любит нас по-настоящему, ты ищешь в людях то, что должна искать только в вере.
   Я упрямо сжимаю губы. Этот разговор повторяется наверно в тысячный раз, когда-нибудь мне надоест, и я буду просто молчать. Наверное.
   Отец Георгий продолжает что-то говорить, но я уже не слушаю. Я пытаюсь понять, где он сидит, что это за комната. Вскоре священнику надоедает, и он отправляет меня восвояси. Я выхожу из темноты. Почти свободна.
   Папа не дождался меня, оно и понятно, все торопятся на работу. Я прохожу мимо стола с вином. Около него толпится народ, алкоголь - это редкость. Но я не хочу. Алкоголь обжигает желудок. Не понимаю, что в нем хорошего.
   Я выхожу из церкви. Большинство прихожан уже разъехалось, очередь на эскалатор небольшая. Власти решают, что на сегодня видов Природы достаточно и голограммы с лесом исчезают. Вместо них на экранах транслируется до боли знакомая запись с четырьмя "Б": представительница номенклатуры проникновенно говорит о том же, о чем упоминал сегодня патриарх. Благодарность Вождю и Церкви, бдительность по отношению к "антисоветчикам", бездумность и фонтанирующая из всех щелей бодрость. Я вспоминаю толкование "священной четверки" в исполнении Кэти: "Жополизство, доносительство, тугоумие и бл.**ское трудолюбие!", и не могу сдержать улыбки. В любом случае, слушать в тысячный раз одно и то же меня не тянет. Я надеваю наушники, и включаю первый попавшийся канал. Сложно найти что-то стоящее, обычно это сериалы про войну, или /и сложную любовь девушки с фабрики и парня-программиста и тому подобное. Мне не важно, я не вслушиваюсь в очередные видео-признания героини, а снова мечтаю о лесе.
   ***
   Титаномагниевый завод встречает меня привычным пиканьем сканирующих ворот.
   - Назовите имя, - механический голос индикатора звучит безразлично, как и положено машине.
   - София Васнецова, жилплощадь Сектор 3 Б, год и одиннадцать месяцев выслуги.
   Снова характерный писк.
   - Проходите, доброго вам дня.
   "Добрее некуда, шесть часов у конвейера, девять блоков титановой губки". От перенапряжения глаза слезятся. Спину ломит. Если уже сейчас она болит то, что будет, когда мне исполнится 30? Или 40? Если я, конечно, доживу до такого возраста.
   Я вбегаю в бытовку, еще немного и мне засчитают опоздание в цех, а это грозит сокращением талонов на еду. Кое-как надеваю комбинезон на юбку, непонятно почему, но нам запрещено надевать просто штаны, даже под рабочую одежду. Я завязываю косынку на манер банданы. Все. Можно приступать к труду и выживанию.
   А вот и мой "любимый" родной сортировочный цех. Я прихожу последней, вся бригада уже в сборе. Нас пять человек . Пять женщин. Самая младшая - Люся, ей пятнадцать, она работает первый год, правда через пару месяцев ее ждет отпуск. Животик уже заметно округлился. Я помню, как она пришла после мед. осмотра, бледная с испуганными глазами. Они с мужем из одного класса, поженились еще в школе. В принципе, это стандартный сценарий жизни для постъядерного мира.
   Далее по возрасту идет моя одноклассница - Влада. Очень бойкая, не вылезающая из рунета. Ведет сразу несколько блогов. Она любит работать, слушая сериалы без наушников, что весьма раздражает. Несмотря на то, что мы учились в одном классе, мы с ней особо не общаемся. Влада относительно поздно вышла замуж, только два месяца назад. Сейчас все ее помыслы о продолжении рода. Она мечтает родить пять детей, чтобы получить материнскую пенсию и не работать. Далее по возрасту иду я, а затем женщины постарше. Владимира - ей около двадцати пяти, она, кстати, почти осуществила мечту Влады, у нее уже трое детей и четвертый на подходе. Мы мало общаемся.
   Остается "старуха Кэти", как себя называет Екатерина Владимировна Казанчук - моя любимая коллега. Кэти уже за тридцать. И она до сих пор "дефектная". Столько слухов как про нее нет ни о ком, разве что о Вожде. Во-первых, ей приписывают романы со всеми мужчинами, с которыми она, так или иначе, знакома. А во-вторых, со всеми женщинами. Не знаю, правда, это или нет. За такую любовь полагается смертная казнь, как за вредительство. Мы же на грани вымирания, тут не до любви. Лично мне плевать, кого Кэти хочет видеть в своей постели. Она по-настоящему классная: смышленая, острая на язык. Я хочу стать такой же - плевать на мнение окружающих и быть самой собой. Пока ей это удается, но сомневаюсь, что церковники и службы будут терпеть ее выходки до бесконечности. Да она и сама это понимает. В последнее время от нее все чаще можно услышать о бесполезности "идти против системы": "Может нам и не стоит этого делать? Как бы то ни было, мы выжили благодаря этой му...й системе, чтоб ее...Но церковники все равно -...", - резко заканчивает она и мы смеемся. Нелюбовь к религии у нас общая. Кэти не любит детей. Это удивительно для мира, где все так стремятся завести как можно больше преемников. Я до сих пор не поняла, хочу ребенка или нет. Может, если бы я полюбила какого-нибудь мужчину, мне бы захотелось иметь семью с детьми? Не знаю. Не уверена.
   Кэти, в отличие от меня, не сомневается в своем выборе:
   - "Честное слово, Софи. Эти "цветы жизни" постоянно орут, мараются, чего-то хотят и все такое. Вот не хочу я этого счастья, и не понимаю, зачем мы должны е.... как кролики, учитывая, что еды нам самим мало? Что будет дальше, как мы прокормим этих спиногрызов"?
   Хороший вопрос. Однажды я задала его учителю на основах общежития. Мне за это здорово влетело. Отца вызвали в школу, меня заставили посетить ряд служб, чтобы отмолить грех неблагодарности. Ответа я, конечно, не дождалась.
   Мы живем благодаря четкому распределению продуктов. Еды мало, оно и понятно не так легко что-то вырастить в отравленной земле. Что-то неядовитое я имею в виду. Нас призывают рожать как можно больше детей. Как мы сумеем прокормиться?! Не знаю, будем надеяться, что Вождь в курсе как это сделать. Однажды Кэти с серьезным лицом утверждала, что на корм деткам пойдем мы - "дефектные". Я рассмеялась такой нелепой идее, но ночью меня мучили кошмары.
   Входит наш бригадир - Семен Денисович. Семка, как и Влада, мой одноклассник. Те немногие мужчины, которым совсем не даются "продвинутые" науки, вроде химии и физики, идут простыми рабочими на завод. Опять же, он ведь у нас бригадир! Начальство всегда мужики. Умом Семка не блещет, знаний по химии у него не больше, чем у меня или Кэти. На самом деле, именно Кэти уже давно фактически исполняет обязанности бригадира, а Семка лишь изображает бурную деятельность. По большей части он сидит в бытовке вместе с такими же "бригадирами". Нет, бывают, конечно, и настоящие, стоящие бригадиры среди мужчин, но не среди таких сопляков как Семка.
   И вот Семен Денисович с важным видом говорит, что, несмотря на то, что сегодня суббота, праздничный день, расслабляться не стоит. "Стране нужен титан"! Хотя я не понимаю зачем, ведь раньше его использовали в авиации, а сейчас самолетов практически нет, да и куда лететь? Повсюду мертвая пустыня и мутанты. Что ж, нужен, так нужен, будет им очередная партия. Семка продолжает напутственную речь, напоминая нам, что мы должны рассортировать партию 453 корпуса, седьмой бригады. Вот только бригадир подзабыл, что ее рассортировали еще позавчера. Влада уже не слушает, а смотрит на экран комма. Люся с озабоченным лицом выспрашивает что-то у Владимиры, наверно по поводу беременности. Наконец Кэти надоедает пустая трата рабочего времени, и она хлопает бригадира по плечу.
   - Спасибо за разъяснение, Семен Денисович, но нам уже пора вставать за конвейер.
   - Конечно, давайте, девоньки, начинайте процесс.
   Дав добро, начальство куда-то испаряется.
   - Так, сегодня разбираем с партию 502 корпуса девятой бригады, если успеем, дойдем до 512- го. Нам ведь сегодня должны помогать школьники,- Кэти подмигивает мне. Она знает о нашей дружбе с Ибрагимом.
   Начинается рабочий день. Конвейер включен и рычит, словно голодный зверь, непрерывный поток серебристой губки быстро движется, мы, склонившись над этой рекой, выискиваем брак. На руках плотные перчатки, так как губка идет горячей. Делаешь плавное движение правой рукой, разгребая губку, высматривая брак. Левой рукой придерживаешь часть потока, затем снова движение правой, и разгребаешь маленькую горку, образовавшуюся под левой. Опять всматриваешься в серую массу, выискивая темные пятна или радужные переливы. Все пространство заполняет эта серая река с прерывистым течением. Довольно быстрая речка - 5 м/с для стандартной губки и 3 м/с для более крупной. Изредка кто-нибудь из женщин разгибает спину и ведет плечами, пытаясь снять напряжение с позвоночника. Затем снова наклоняется к потоку губки. И так часами. Ладно, хоть в этом месяце нам выдали нормальные перчатки, а то в прошлом отдел снабжения прислала жуткий хлам, наверное, еще с доядерных времен. Перчатки слабо сдерживали жар и рвались чуть что, одной пары едва хватало на три дня. В итоге всю бригаду наказали штрафом за "неаккуратность, повлекшую порчу имущества", хоть мы и неоднократно жаловались Семке на плохое качество спецодежды. Что ж, раз на раз не приходится. Но спина жутко устает, все- таки столько часов за лентой - не шутка. Каждая из бригадниц могла бы по- своему описать свои ощущения.
  Вот у меня за несколько часов боль в спине менялась от колких ударов по позвоночнику до непрерывной ноющей в пояснице, и как бы ты не сменил положение: сидя, стоя - боль не проходила. Для этого надо было лечь или хорошенько потянуться в разные стороны. Именно с этого момента наступала самая тяжелая фаза работы. Ноги также не давали забыть о себе: болели колени и задняя сторона бедер, порой после особенно тяжелой смены в этом месте возникала тянущаяся боль.
  Самое забавное, что у нас были стулья, но спроектированные реальным вредителем. Нет, конечно, дело было не в диверсии, направленной на подрыв здоровья рабочих завода. Просто начальство считало, что производительность сортировщиц выше, когда они стоят. Не знаю, на чем было основано это представление, но нам поставили странные гибриды стула и высокой круглой табуретки. То, что получилось в итоге, можно было считать орудием пыток для спины. Приходилось соблюдать баланс между болящей спиной и гудящими от напряжения ногами. Мы с коллегами не раз коротали смену, придумывая, чтобы мы сделали с создателем этих стульев и теми, кто подписал приказ об их использовании на производстве. Заставить их просидеть на этих стульях двенадцать часов, было самой гуманной из наших идей.
  Пару лет назад на заводе пытались ввести пятиминутки здоровья, но долго эта инициатива не продержалась. Работницы бегали в туалет, проверяли комм, а время, отобранное у работы, пропадало зря, по мнению бригадиров. В итоге от зарядки отказались, а бригадницам оставалось лишь выгибать спину каждые три минуты да мечтать о злоключениях горе - проектировщиков. Вот такая она работа сортировщицей.
  Влада опять включает сериал, к несчастью тот же самый что я "смотрела" по дороге из церкви, так что я повторно слушаю весь этот бред. Стараясь отвлечься, я спрашиваю у стоящей рядом Кэти как прошла ее служба (мы приписаны к разным церквям). Та демонстративно закатывает глаза, намекая на очередную проповедь об "дефектных".
   - Ничего нового я не услышала, - вслух говорит она.
  Владимира презрительно хмыкает:
   - Ты и не должна услышать что-то новое, проповеди нужны, чтобы напоминать о наших ценностях. Или разъяснять наши грехи.
   - Да ты у нас, оказывается, знаток религии.
   - Тебе следовало бы задуматься о своей жизни, - глубокомысленно замечает Владимира в ответ на реплику подруги. - Думаешь, твое поведение останется незамеченным для властей? Таких, как вы с Софией, не любят. Я лично не знаю ни одну дефектную, дожившую до старости. Рано или поздно вас обвинят в тяжком грехе и приговорят к казни. Неужели тебе так хочется закончить жизнь по горло в земле?
   - Нет,- мотает головой Кэти. - Совсем не хочется. Но и выходить замуж за кого-нибудь козла я тоже не хочу.
   - Найди нормального, - Владимира явно раздражена позицией Кэти.
   - А такие бывают?! - смеется моя подруга.
   Я не знаю, что и думать. С одной стороны, мне смешно наблюдать реакцию семейной Владимиры - образца добродетели послеядерного мира. Но с другой в ее словах много правды, старых "дефектных" нет. Неужели нас с Кэти ждет казнь за гордыню?
   От мрачных мыслей меня спасает появление группы старшеклассников. Первым идет Ибрагим.
   Конвейер ненадолго замирает, школьникам нужно время, чтобы рассредоточится около бригадниц. Мой друг встает подле меня. Кэти приветственно кивает ему и прикрикивает на расшумевшихся одноклассников Ибрагима.
   - Привет! - Ибрагим весело улыбается, но я замечаю припухшую скулу. Скорее всего, отец или кто-то из старших братьев опять учили его жизни. Тщедушный Ибрагим совсем не похож на своих коренастых братьев "воинов Аллаха". Они на службе внутренних войск, так называемой Охраны, как и большинство мужчин-мусульман. Но Ибрагим никогда не станет солдатом, и за это родные его презирают.
   Я стараюсь не подать виду, что заметила следы очередных побоев, Ибрагим сильно расстраивается, если я начинаю говорить о его семье. Еще в детстве, когда я ничего не слышала о законе про семейное право, я предложила Ибрагиму жить с нами. Мы спрятались в моей комнате. По плану, он должен был прятаться в чулане, пока его семья не "забудет" о нем. Но вскоре мальчику надоело сидеть одному взаперти, он вылез из чулана, и мы стали смотреть мультики по комму. Папа в тот день задержался на службе. Когда он, наконец, пришел - отец Ибрагима уже несколько часов искал младшего сына по всему блоку. Папа знал, что я дружу с соседским мальчиком, поэтому сразу догадался, где сидит пропажа. Придя домой, он пытался объяснить нам, что Ибрагим не может остаться, как бы он этого не хотел. Что это незаконно. Но мы были детьми и не понимали, Ибрагим плакал - он боялся идти домой, а я кричала на папу. В итоге папа пошел провожать моего друга до его квартиры, и чуть не подрался с его отцом, их вовремя разняли. Но с тех пор они ни разу не разговаривали. Отец Ибрагима запретил ему общаться с нами, и тот держался на расстоянии... где-то пару месяцев.
   - О чем задумалась? - прерывает мои воспоминания Ибрагим.
   - О низкой продолжительности жизни "дефектных", - вру я.
   - Перестань, - Ибрагим картинно закатывает глаза. - Какая из тебя "дефектная"? Тебе всего восемнадцать. Вот будет сорок, тогда действительно нужно будет бить тревогу...
   Я бросаю в его сторону горсть губки.
   - Аккуратнее! - Владимира недовольно смотрит на нас.
   Мы с Ибрагимом переглядываемся, и некоторое время сосредоточенно ищем бракованную губку. Через час мне на глаза попадается интересный брак, радужный в форме сердечка. Я показываю его Ибрагиму, тот предлагает сделать из него подвеску. С браком на шее. Ха. В ответ друг показывает свою находку - чистая губка, но по форме похожа на самолет. Это наша любимая игра, так хоть смена проходит быстрее. Иногда подключается Кэти, изредка Влада. Она выкладывает необычные браки в своем блоге.
   У Ибрагима срабатывает напоминание на комме, и он уходит на молитву. "Самолет" давно уже в груде чистой губки, но радужное сердце еще у меня в руке. Может и впрямь сохранить его?
   - Хороший паренек, - вдруг говорит Кэти. - Жаль, что вы не можете пожениться.
   - Кэти! Он ведь еще ребенок, - смеюсь я.
   - Он заканчивает выпускной класс, так что он уже не дитя, - улыбается в ответ на мое замечание подруга. - Поверь, три года - это ничтожная разница в возрасте. Просто ни о чем. Это тебе сейчас она кажется преградой, а вот после 20-ти ты ее, и замечать перестанешь.
   - О чем тут спорить, - вклинивается в наш разговор Владимира. - Он мусульманин, иноверец. Им не дадут пожениться, и я считаю, что это правильно.
   - Ой, не начинай, - Кэти тяжело вздыхает. - Мы в курсе о твоей жгучей нелюбви к "иноверцам".
   - А за что их любить? - огрызается Владимира. - За патрули? Или за неожиданные ночные проверки?
   - Не путай теплое с мягким! Патрули и прочая служебная хрень - это действия государства, а не мусульман. Они такие же пешки, как и мы.
   - Да? А эти их беспрестанные молитвы в рабочее время?
   - Ну, молятся они, и что? К тому же время, потраченное на молитву, не считается за рабочее, так что и здесь ты не права.
   - Считается - не считается, - бурчит Владимира. - Все равно. Они должны жить отдельно, на границе, пусть там занимаются охраной!
   К счастью, после возвращения Ибрагима она замолкает. Очевидно, боится, что тот расскажет братьям, и они начнут мстить за обиду. У Владимиры совсем дикое представление об "иноверцах". По ее мнению, они этакие бородатые звери.
   - Ты пойдешь сегодня в Центр? - Ибрагим отвлекает меня от размышлений.
   - Хотелось бы. Правда, купить все равно ничего не смогу.
   - Как всегда, - улыбается мой друг.
   В выходные (вечер субботы и воскресенье) мы часто ходим в Центр - это нечто вроде рынка, где собрано несколько магазинов. Немногие могут позволить купить себе что-нибудь сверх карточек. Для них и работает Центр. Там расположено множество больших экранов, по ним транслируют рекламу или последние сводки с границы, а если повезет, то концерты или графику природы. В общем, он освещается куда больше полутемных блоков. К тому же там всегда играет музыка, ну и большинство молодежи проводит свои выходные в этом месте.
   - Тогда давай созвонимся после ужина? - предлагает Ибрагим.
   Я киваю, замечая при этом, как поджала губы Владимира. Похоже, она думает, что Кэти угадала на счет моих чувств к Ибрагиму. Но это не так. Он для меня как младший брат. Чтобы там не говорила Кэти, а три года - это ощутимая разница.
   ***
  Ужин сегодня радует - дают четвертинки настоящего помидора, из тех, что выращивают в теплицах "под городом". Вместе с ним идут дрожжевые макароны и кусочек синтетического мяса. Как у нас говорят: "Органика пополам с синтетикой". Если честно, мы все равно не знаем каковы на вкус были "настоящие" макароны и "живое" мясо, поэтому для нас мало что значит "синтетическая" составляющая большинства современных блюд. В конце концов, это счастье, что человечество успело создать технологии искусственной пищи до того, как большинство было стерто с лица Земли. Лично я обожаю помидорки и синтетическую курицу, по мне так это божественная пища. Поэтому даже брюзжание Крысы не портит мне ужин.
  - Сталина, не горбись! Выпрями спину, - Людмила Федоровна с силой давит на плечи дочери, так что та чуть не давится искусственной котлетой. - Вот. Выпрямись, девушка должна иметь ровную спину, кланяться перед мужем будешь. Так, о чем я говорила? - это она уже обращается к Аксинье Михайловне, сидящей за соседним столом.
  - Что Сталина помогает при Церкви.
  - Да. Сталиночка практически все вечера проводит, помогая отцу Трофиму, он ее так хвалил сегодня после службы. Говорит, что: "Знаете, Людмила Федоровна, вот прямо сажу, вот все бы девушки были как ваша Сталина. Скромна, молчалива, хозяйственна - все как должно быть у истинной православной". Вот!
  Сталина краснеет все сильнее во время речи маменьки. А я невольно задумываюсь, что, очевидно работа в диспетчерской службе эскалаторов не самая тяжелая, раз у Сталины еще остаются силы на помощь Церкви после смены.
   После ужина мы с отцом уходим из своего блока - я на встречу с Ибрагимом в Центр, а папа опять на работу. Это все из-за "Стального отряда 3", игры, которую пишет мой отец. Она довольно популярна, и как большинство игр для коммов, она про борьбу с мутантами. Третью часть отец создавал несколько лет, не знаю что такого в этой программе, требующего таких усилий. Наверно графика будет впечатляющей! Так или иначе, но папа в последнее время пропадал на работе, практически обходясь без выходных.
  Экраны в Центре транслируют отрывок про Движение жизни. Это рабочие, выполняющие сверхнорму. Начальство такое любит и всегда ставит участников Движения в пример остальным труженикам. Откуда такое название? Ну как же. Все наши заботы направлены на возрождение человечества и люди, выполняющие сверхнорму, делают больше ради достижения этой великой цели. Нормальная жизнь человечества - вот чего добиваются своим сверхтрудом движенцы (как их прозвали в народе), по крайней мере, по словам номенклатурщиков. Простые рабочие от движенцев не в восторге - мало того, что они получают кучу льгот, дело не только в зависти. Из-за Движения жизни нам постоянно увеличивают нормы выработки. Заводские экраны без конца крутят интервью с движенцами и выступления номенклатурщиков о важности Движения. Тошнит уже от этих однообразных восхвалений, если честно.
  Транслируемый сегодня отрывок был частью поздравительного фильма на Новый год:
  - "Бесповоротная победа НС создала все возможности для успешного разрешения задачи возрождения человечества. Словно стремительный капсуль несется наша страна вперед, беспощадно выкорчевывая в сознании людей остатки прошлого, воспитывая новые чувства верующего гражданина. Торжество этих чувств с каждым днем звучит все могущественнее и властнее. Никогда ранее ни одна страна мира не окружала такой любовью и заботой детей. Никогда ни одна страна не поднимала на столь величественную высоту женщину-мать, как это сделал Новый Союз.
  Время крутого подъема промышленности и выращивания сельхоз продуктов в нашем городе настало! Предприятия цветной металлургии добились в этом году крупнейших успехов. По целому ряду предприятий годовой план не только выполнен, но и перевыполнен. И все благодаря Движению жизни!
  Досрочно выполнен план по добыче калийной соли. Сутки строителей жизни на заводах открыли новые могучие резервы, новые возможности дальнейшего движения вперед. Работники теплиц гордо рапортуют о том, что у нас есть громадные резервы для повышения урожайности, и мы будем их использовать.
  Трудящиеся нашего города - рабочие, тепличные работники, охранники, инженеры и программисты - горячо приветствовали награждение высшей наградой - Орденом Святого Сталина главу города - гражданина Кабакова и главенствующего номенклатурщика - гражданина Головина. В завоёванных успехах каждый трудящийся видит свой труд, свое боевое участие в осуществлении главной задачи - выживанию человечества. И трудящиеся нашего города готовы к борьбе за новые успехи.
  Жить становится все лучше, все веселей! И живя все счастливей и веселей, страна помнит о бдительности. Кровавые псы промутанты участвовали в войне против НС. Остатки враждебных отщепенцев и трижды презренных врагов человечества пакостят всюду, где ослаблена зоркость.
  И начиная новый трудовой день, каждый рабочий гражданин нашей страны пусть удвоит, утроит энергию, вооружится бдительностью и бездумностью. Закаляя свою непримиримость, каждый трудящийся нашей страны должен бороться за то, чтобы показать образцы новосоветского труда, ибо он твердо знает, что самые прекрасные и широкие горизонты - это горизонты нашей страны, самые чудесные возможности - это возможности нашей Родины и единственное непобедимое знамя - это знамя Вождя, знамя Бога и номенклатуры!".
  Та-дам! Редкая скукотища. К счастью я уже приехала.
   Ибрагим встречает меня около нашего любимого магазина, это небольшой отдел, торгующий шарфами. Сложно сказать, почему нам так полюбился именно этот магазинчик. Наверно потому что шарфы - это один из самых нелепых способов потратить деньги. Хотя они сразу бросаются в глаза, такие яркие, разноцветные. Они так не похожи на заводские суконки, в которых проходит большая часть нашей жизни. Если бы у меня была куча свободных денег, я бы купила себе сотню этих ярких тряпок, и носила каждый день новый шарф. У меня, конечно, был один, по иронии судьбы такого же серого цвета, как и суконка.
   Подходя к другу, я невольно бросаю взгляд на яркую витрину, высматривая свои любимые модели: купили их или они все еще ждут того часа, когда у меня появятся "свободные" средства? Заглядевшись, я спотыкаюсь о собственную юбку, уже не в первый раз, кстати.
   - Дурацкая юбка! И почему мы должны носить такие длинные хламиды? - проходящая мимо женщина укоризненно смотрит на меня, но Ибрагим лишь смеется над моей нелепой вспышкой злости.
   - Меньше нужно заглядываться на витрины.
   - Да ладно? Если бы я родилась парнем, то могла свободно ходить в штанах, и не спотыкаться об дурацкий подол всякий раз, и не бояться, что его зажует эскалатор, или... черт, мне бы никто мозги не промывал по поводу замужества, и не звал меня "дефектной"!
   Ибрагим перестает улыбаться: "Никто не зовет тебя "дефектной" Софи! Ты еще не старая".
   - Не старая, - вздыхаю я, мне уже стыдно за все эти слова, да еще сказанные в таком людном месте, я пытаюсь сменить тему. - Давай пройдемся, что ли.
   Какое-то время мы идем молча. Видно, что Ибрагим встревожен моей вспышкой. Не понимаю, как он может игнорировать очевидное - в глазах общественности я уже "дефектная", мне ведь почти восемнадцать. И уже два года, как мне читают нотации церковники.
   - А ты правда не хочешь..., - начинает Ибрагим и замолкает, словно не решаясь продолжить.
   - Не хочу что?
   - Ну, завести семью, - парень краснеет, и у меня появляются сомнения в том, что он хотел сказать именно это. - Выйти замуж? Родить детей?
   - Я не знаю. Наверно хочу, просто... просто это не должно случится так, по принуждению церковников, я хочу сказать почему обязательно выходить замуж сразу после школы, ведь, ну, ты же можешь и не встретить того человека с кем бы хотел связать судьбу, понимаешь? - пытаюсь я передать свои мысли.
   - А если ты его не встретишь? Того человека?
   Ибрагим пристально смотрит на меня, ожидая ответа, но я не знаю, что сказать. Что я все еще надеюсь влюбиться? Что останусь одна и превращусь в подобие Кэти?
   - Не знаю, - наконец сознаюсь я.
   - А дети? - продолжает допрос Ибрагим.
   - Сейчас не хочу, - друг хочет что-то сказать на это, но я перебиваю его. - Да-да, знаю, что ты хочешь сказать, а что если ты захочешь ребенка уже в зрелом возрасте и не сможешь родить? Понятия не имею! Но дети должны быть желанными, как и мужья.
   - Это Кэти так говорит.
   - Я тоже так считаю! - начинаю закипать я.
   - Не злись, - Ибрагим примирительно толкает меня в бок. - Давай лучше доедем до большого экрана, поглядим, что показывают?
   Я соглашаюсь, и мы, как дети, бежим наперегонки до ближайшего эскалатора.
  Но большой экран не оправдывает наших надежд - сегодня по нему крутят позапрошлую проповедь Патриарха, ту в которой особый упор был на то, что школьникам стоит ограничить просмотр сериалов. Забавная была, ну, по крайней мере, лучше, чем про "дефектных".
  - Знаешь, я слышал, что в других городах, где среди населения больше правоверных, на экранах чаще транслируют Главного Муфтия, нежели вашего Патриарха.
  - Вполне логично, лично мне все равно, что имам, что патриарх, я в любом случае лучше бы посмотрела на природу, - Ибрагим соглашается, что природа вне конкуренции, и мы идем дальше, поднимаясь по лестницам все выше.
  - Отсюда неплохой вид на Центр и почему мы сюда раньше не забредали?
  - Заходили, но не выше, через лестничный пролет уже первый блокпост на пути к выходу.
  - К выходу? - рассеяно переспрашиваю я, пытаясь рассмотреть через парапет, что там наверху - такие же металлические перила и вверх купола - никакого выхода.
  - Ну, двери наружу, - терпеливо поясняет Ибрагим. - И к ним нельзя приближаться, ты же знаешь, в школе вам про это сто раз говорили, разве нет? Нам чуть ли не каждый день об этом талдычат.
  - Ой, это все городские байки! Каждый год школьникам рассказывают одну и ту же страшилку, про парня, который умудрился пройти через Охрану и выбраться наружу, естественно быстро помер, и спасатели нашли лишь его обглоданные останки, которые так фонили, что их даже оттуда и забирать не стали, да-да, очень правдоподобно.
  - А ты думаешь, что этого не было? - я задумалась, что же так смущало в этой истории, наверно больше всего не верилось, что кто-то сумел прошмыгнуть мимо Охраны, когда я поделилась своими сомнениями с другом, он ответил, что может тогда ворота еще не охранялись так строго. Но мне было, что на это возразить, ведь как раз после Катастрофы все боялись радиации еще больше чем сейчас и за дверьми должны были следить наоборот строже, да и вредителей тогда было больше. В общем, мы начали спорить, и видимо слишком расшумелись, потому что вскоре к нам спустился охранник и погнал нас вниз.
  - Нечего тут стоять, спускайтесь и, чтобы я вас здесь больше не видел, - молодой мужчина смотрел сурово, словно подозревал нас в чем-то нехорошем. Хотя мы привыкли к подобным взглядам, все - таки наша разноверная парочка бросалась в глаза.
  - Давай, пошли быстрее, - Ибрагим явно перетрусил, впрочем, мне тоже было не по себе, еще раз мельком взглянув на такой близкий купол, я в который раз задумалась, а каково там наверху. На экранах иногда транслировали записи с наружных камер. Обычно это была непроницаемая серая мгла с мелькающими точками: то ли снегом, то ли пеплом. Неприглядная картина, но при этом интригующая. Странно, что мы так мало знаем о поверхности, учитывая, что большинство проповедей заканчивается молитвой за скорейшее возвращение наверх. Наша борьба за выживание человечества была неразрывно связана с выходом наружу, с очищением и заселением Земли. Это конечная цель Нового Союза. Что еще могут желать потомки, выживших в Катастрофе, как не возвращения домой? Правда сомневаюсь, что это произойдет при нашей с Ибрагимом жизни - слишком мало времени прошло, для того чтобы восстановиться отравленной земле. Осознание, что мы проведем всю жизнь здесь, под землей, иногда обрушивалось на меня, подобно мыслям о смерти. Тогда я думала - как окружающие могут так спокойно воспринимать тот факт, что мы на всю жизнь замурованы под землей? Что лишь нашим потомкам, возможно, удастся снова увидеть настоящее небо? Разве это справедливо, что мы лишены даже шанса на это? Я знаю, как по-детски звучит эта обида на весь мир, но ничего не могу с собой поделать. Я пыталась поделиться с Ибрагимом своими мыслями о поверхности, но он не понял:
  - "Ты ведь никогда не была на поверхности, почему ты решила, что там лучше, чем здесь?", - недоумевал он.
  Я не знала, что ему ответить, как объяснить это чувство внутри меня, словно нас всех обокрали. И почему, я отчасти понимаю того неведомого парня, решившегося на такую глупость как выход наверх.
   ***
   За что я люблю воскресенье, так это за то, что после завтрака можно вернуться в свой блок и залечь спать хоть до обеда. Вот и сегодня, проглотив комкообразное месиво, прикидывающееся кашей, я возвращаюсь домой. Правда, отец в отличие от меня, едет на работу - "Стальной отряд 3" требует его к себе. Шурик встречает меня радостным мурлыканьем. Так, в обнимку с котом, я дремлю еще три часа. К обеду сон ускользает, и я просто лежу, наслаждаясь тишиной и покоем. Никакой губки, ни шума конвейера. Как хорошо.
   Странно, что Ибрагим до сих пор не позвонил, а ведь обещал вчера сообщить, когда освободится. Может, заигрался в игры на комме? Спустя какое-то время, я решаю позвонить ему и узнать в чем дело. Друг отвечает не сразу, и при этом не включает режим живого общения, а оставляет на экране заставку. Это настораживает. Крики и женский плач на заднем фоне не оставляют сомнений в том, что случилось что-то плохое.
   - Да? - голос Ибрагима звучит невнятно, словно он говорит через ткань.
   - Ибрагим! Что случилось? У тебя все в порядке? - я стараюсь сдержать нарастающую панику, но голос подводит меня и под конец срывается.
   - Я в порядке, просто... давай встретимся около Узла веры.
   - Хорошо. Когда?
   - Минут ...через сорок, - чуть подумав, отвечает он.
   И прерывает связь, так и не включив режим "вживую".
   От беспокойства в голову лезут разные глупости. Что могло случиться за один вечер? Ведь еще вчера все было нормально. Он опять поссорился с братьями? Его побил отец, когда он вступился за маму? Такое уж бывало, и не раз. Во всяком случае, случилось что-то ужасное. Я не могу спокойно сидеть и выхожу к эскалатору, хотя чтобы добраться до Узла веры мне нужно не больше пятнадцати-двадцати минут.
   Естественно, что когда подъезжаю к Узлу, Ибрагима еще нет. Время тянется медленно. Я успеваю придумать множество ситуаций, одна хуже другой, что же произошло с Ибрагимом. Поэтому к тому времени, когда я замечаю его куртку в толпе, нервы мои уже на пределе. Голову друга прячет капюшон, вдобавок он идет слегка пошатываясь. Сердце сжимается при мысли, что его побили так сильно. Странно, что его в таком виде не задержал патруль. Я иду на встречу, мысленно ругая его семью самыми грубыми выражениями, что знаю. Он, наконец, замечает меня и кивает в сторону перехода к моей Церкви, около него расположен ряд скамеек. На одну из них мы и садимся.
   Теперь я могу рассмотреть его лицо. Я медленно вздыхаю, стараясь удержать крик. Он выглядит просто ужасно, не понимаю, как он вообще дошел до эскалатора с такими глазами.
   - Тебе надо к врачу, - говорю я, без особой надежды на то, что он согласится обратиться за помощью.
   - Я в порядке.
   - Это называется "в порядке"?! Почему ты не сказал, что все так серьезно? Почему сразу не пришел ко мне, раз не хочешь обращаться к специалисту?
   - Не хотел беспокоить твоего отца. Он бы... скорей всего...
   - Захотел бы пообщаться с твоим, - заканчиваю я невысказанную мысль друга. - Не беспокойся, выпуск "Стального отряда 3" держит его на работе уже третье воскресенье подряд. Поехали ко мне, посмотрим, что можно сделать.
   Ибрагим кивает. Мы идем молча. Я не хочу расспрашивать его при посторонних, хотя внутри все кипит. Злость смешивается с растущим беспокойством за здоровье друга. Ему явно больно ходить, может сломано ребро? В школе не обращают внимания на последствия "домашнего воспитания", но это ведь уже слишком. Что будет в следующий раз? Его же могут просто убить. Внутри все холодеет. Я пытаюсь вспомнить есть дома что-нибудь из настоящих лекарств. Но все сильнодействующие средства выдают по рецепту. Пара таблеток парацетамола, одна аспирина, что-нибудь от тошноты и скляночка йода - все, что есть в домашней аптечке. Но это уже кое-что. Если Ибрагим разругался с отцом, то матери могли запретить ухаживать за его ранами.
   На площадке перед входом в наш блок мы сталкиваемся с Людмилой Федоровной. Непринужденно улыбаясь, она здоровается со мной, при этом поглядывая на Ибрагима. Тот старается скрыть лицо, но капюшон недостаточно большой для этого.
   - Все в порядке? - заботливо осведомляется Крыса.
   - В полном, - отрезаю я. Нельзя давать ей повод влезть в дела Ибрагима, к тому же я хочу поскорее попасть домой, к лекарствам. Людмила Федоровна явно собирается что-то сказать, но я захлопываю дверь в наш отсек.
   - Зря ты так, она тебе это еще припомнит.
   - А то до этого у нас были прям идеальные добрососедские отношения, - мне плевать, что подумает Крыса, я скидываю обувь и бегу в свою комнату в надежде отыскать завалявшуюся таблетку обезболивающего. Но, как я и предполагала, нахожу лишь аспирин с парацетамолом. Ладно, в конце концов, парацетамол дает противовоспалительный эффект. Хватаю таблетку и бегу на кухню за водой. Ибрагим с трудом добирается до папиной кровати, кажется, что последние силы вот-вот оставят его и он потеряет сознание. Мои руки слегка дрожат, когда я протягиваю лекарство другу. При свете блока он выглядит совсем бледным.
   После некоторых уговоров, все же лекарство - это роскошь, Ибрагим берет таблетку. Я наливаю в тарелку холодной воды и добавляю в нее немного йода, хоть какая-то примочка.
   - Что произошло?
   Он отвечает не сразу: " Моя сестра выходит замуж".
   - Подожди, ты же говорил, что ее жениху нужно, по меньшей мере, еще два года, чтобы накопить на...
   - Отец расторгнул помолвку Хеды с Саидом, - прерывает меня Ибрагим. - Теперь сестренка помолвлена с главой Охраны района, Гапуром Нажаевым. Она станет его второй женой, - добавляет с горечью друг.
   Его мама была второй женой. Не каждый мусульманин может позволить себе несколько жен, и, как правило, состоятельные мужчины берут себе вторую жену гораздо моложе себя. Лет на десять-двадцать. Перед глазами встает образ младшей сестренки Ибрагима, у них разница в возрасте около года, но она так похожа на брата, словно они близнецы. Те же большие черные глаза и мягкая улыбка, неудивительно, что она приглянулась какому-то старику - Хеда настоящая красавица. Вот ведь муд*к! Она уже полгода была помолвлена с Саидом, Ибрагим говорил, что он ей нравился, что она с нетерпением ждала этой свадьбы.
   - Но как... где, - мысли путаются, словно это мне настучали по голове, а не Ибрагиму. - Где они вообще познакомились?!
   - Его младшая дочь - одноклассница Хеды.
   - Младшая? Это ж, сколько ему лет?
   - Около сорока, может чуть больше.
   - Но... но ведь Хеда несовершеннолетняя, ей ведь нет четырнадцати!
   - Вот через пару месяцев, когда ей исполнится четырнадцать, и сыграют свадьбу. Можно еще воды?
   Я набираю еще один стакан, руки Ибрагима немного дрожат, но он жадно пьет воду.
   - Как она? - спрашиваю я. Впрочем, понятно, что Хеда в ужасном состоянии. Как еще девочка должна реагировать на свадьбу со стариком, да еще Саид...
   - Много плачет, - лаконично отвечает друг. Видно, что боль сестры причиняет ему страдания.
   - Ты был против этой помолвки, да? Поэтому тебя избили?
   Ибрагим лишь передергивает плечами и тут же морщится от боли.
  - Слушай, тебе, правда, нужно к врачу. Хочешь я сама вызову медиков?
  Но друг лишь мотает головой, бледный, покрытый испариной, он судорожно тянет воздух и выдыхает, крепко сжав край одеяла - видно, что каждое движение отдается болью в его теле. Как уговорить его показаться медикам? Все. Плевать на его гордость, я не хочу, чтобы он мучился, сейчас выйду под каким-нибудь предлогом в свою комнату и вызову врачей.
  - Кажется, у меня в тумбочке лежали болеутоляющие, я сейчас...
  - Постой, не надо - я в порядке, мне просто нужно отдышаться, сейчас ...все само пройдет, - он сжимает мою руку, а я боюсь пошевелиться, чтобы не причинить ему еще больше боли.
  - Когда мне было пять с чем-то лет, я помню, как к отцу пришел его двоюродный брат. Жена брата ждала первенца, и он жаловался отцу, что она стала меньше внимания уделять домашним делам. Тогда, в тот вечер, мой отец сказал ему, что когда мама была беременна мной...в последние дни беременности - ей было тяжело, она старалась поменьше двигаться и тоже стала "сачковать от труда" - так он сказал. "Тогда, - продолжил отец, - я специально находил повод, чтобы она подвигалась. Например, ем на кухне, захотелось чаю и чайник на расстоянии руки от меня, а я все равно зову жену из другой комнаты и прошу налить мне чай. Поступай также со своей - хоть спички разбросай и говори, чтоб собирала, главное чтобы двигалась, это и ребенку полезно".
  Я молчу, не знаю, что сказать на это.
  - Софи, я не хочу, чтобы Хеда была второй женой, не хочу, чтобы она повторила судьбу мамы. Что мне делать?
  И тут он теряет сознание.
   Я, конечно, видела, что ему плохо, но не подозревала, что раны столь серьезны. На мгновение я сама перестаю дышать, паника захлестывает меня с головой. Что делать? Вызвать помощь? Но у нас разные врачи. Обратиться к его семье? Ха. Они уже над его здоровьем поработали.
   В это время срабатывает сканер двери блока и входит папа. Не могу вспомнить, когда я была так рада его видеть, как сейчас.
   Меня словно прорывает, с рыданиями я кидаюсь ему на шею, пытаясь объяснить, что мой лучший друг умирает у нас дома. Вряд ли папа понял что-нибудь из моих всхлипов, но картина была и так очевидна. Отец быстро проверил пульс у Ибрагима и затем активировал комм.
   - Здравствуйте, - голос отца, как всегда спокойный, это несколько приводит меня в чувство. - Я хочу вызвать медиков, около нашего блока лежит какой-то окровавленный молодой человек... Да, без сознания... Судя по всему, его сильно избили... Хорошо, сектор 3 Б, пятый блок...Да, спасибо, ждем.
   - Сейчас приедут медики, - обращается он ко мне.
   - Почему ты не сказал, что это наш знакомый? - спрашиваю я.
   - Ибрагим - мусульманин, он приписан к другим врачам, но я не могу их вызвать.
   Все время пока мы ждем медиков, я нервно шагаю из угла в угол. Страх не ослабевает. Не могу представить свою жизнь без лучшего друга.
   Наконец приезжают врачи. Это две женщины среднего возраста, судя по виду жутко уставшие, похоже, что наш вызов пришелся на конец их смены. Не разуваясь, они проходят в комнату.
   - Где пострадавший? - отец молча показывает на Ибрагима.
   - Это же мусульманин, - возмущается одна из них. - Они лечатся у своих.
   - Это раненный молодой человек, - мягко говорит папа. - И он нуждается в госпитализации, посмотрите сами - у него вполне может быть сотрясение мозга.
   - Вы понимаете, что мы сообщили в Охрану района? - не обращает внимания на слова папы возмущающаяся. У меня невольно екает сердце при мысли о новом женихе Хеды, возглавляющем Охрану. Понятно, что искать обидчиков Ибрагима никто не будет. А что если ему этот вызов припомнят? Или нам?
   - Хорошо, они должны расследовать подобные случаи, - отвечает медику папа, ничего не зная про новую помолвку сестры Ибрагима.
   Женщина, говорившая с папой, только презрительно усмехается, в это время ее коллега осматривает моего друга.
   - Парню действительно нужна госпитализация, - говорит она. - Тут не только сотрясение, возможно, есть внутреннее кровотечение, надо делать рентген.
   - Он не из наших, - упирается первая. - Начальство нас за такое по головке не погладит!
   Я умоляюще смотрю на вторую женщину, она в нерешительности. Видно, что ей хочется помочь молодому парню, но при этом она понимает, что ее спутница говорит правду.
   - Отвезите его в госпиталь, пусть ему окажут первую квалифицированную помощь, - обращается к врачам папа. - А потом его перенаправят в другое отделение.
   - Легко сказать, - хмыкает первая женщина.
   - Да ладно тебе, Маш. Давай оформлять вызов, жаль парня, вдруг до приезда своих ему станет хуже? - похоже второй врач все же на нашей стороне.
   Тут срабатывает сигнал двери и в блок входят несколько человек из Охраны. Это единоверцы Ибрагима.
   - Вызывали? Избиение? - обращается к нам один из вошедших. Одновременно он замечает лежавшего Ибрагима. - Так, мусульманин, значит? Не ваш пациент.
   - У парня похоже внутреннее кровотечение, - начинает объяснять "добрая" женщина-врач. - Если немедленно не госпитализировать, он может умереть.
   - Вы владелец этой жилплощади? - спрашивает охранник у папы.
   - Я, - отвечает отец. - Это я нашел мальчика и вызвал медиков.
   - Ваше имя?
   - Андрей Васнецов.
   - Вы создатель "Стального отряда"? - оживляется один из охранников, совсем еще молодой парень, может на пару лет старше Ибрагима.
   - Да, это я.
   - В игры играете, значит, - хмыкает старший охранник. - Ну-ну.
   - Нет, я их создаю, - спокойно отвечает папа.
   - Что с парнем-то делать будем? - нетерпеливо спрашивает "злая" врачиха. - Нам его госпитализировать или как?
   Старший охранник подходит к Ибрагиму, внимательно осматривая его израненное лицо.
   - Увозите, - наконец "дает добро" охранник. - Давайте, парни, помогите с носилками.
   Медики начинают суетиться, вызывают одного из санитаров, тот приносит носилки. "Добрый" врач что-то колет Ибрагиму, после чего охранники уносят его. В это время второй медик и старший охранник вместе с папой оформляют вызов.
   - Вас могут вызвать на допрос, - сообщает охранник отцу, когда они закончили.
   - Понимаю. Надеюсь, обидчиков юноши найдут.
   - Его обидчики - не ваша проблема, создатель игр, - наконец старший охранник уходит, и мы с папой остаемся одни. Только грязные следы на полу, да кровь Ибрагима напоминают, что все это реальность, а не ночной кошмар.
   Неожиданно папа обнимает меня, и я осознаю, что меня всю трясет.
   - Тише, все будет хорошо, его вылечат, - папа пытается меня успокоить, а я пытаюсь найти силы, чтобы рассказать о всей серьезности ситуации. А что если папа тоже пострадает? Он же вызвал врачей. Спустя какое-то время мне становится легче, и я рассказываю отцу о новом женихе Хеды. Папа внимательно слушает, не перебивая, к концу рассказа он не выглядит встревоженным, как я опасалась. Скорее он злится.
   - Не переживай за меня. Но Ибрагим..., - папа вздыхает, мое сердце вновь сковывает холод.
   -Ты думаешь, его накажут ...еще больше?
   - Нет, - после некоторых раздумий отвечает папа. - Но все эти побои... этот вызов Охраны просто замнут, словно его и не было. Сомневаюсь, что меня вызовут для дачи показаний.
   - Я хочу навестить Ибрагима в больнице.
   - Нет, не стоит. Во-первых, мы не знаем в какое отделение его все же отвезут, возможно, его сразу направят в госпиталь мусульман. Во-вторых, он уже не ребенок, София. И ты не можешь навещать иноверца-мужчину.
   - А если ты пойдешь со мной?
   - Даже со мной, и у тебя, и у него, могут быть из-за этого неприятности. В особенности, у тебя, - добавляет папа. - Не волнуйся, я постараюсь навести справки о том, куда его направили и как его здоровье. Как узнаю, сразу же сообщу тебе.
   Я понимаю, что он прав, но легче от этого не становится.
  ***
   - Почему я не могу с ним связаться? - с тех пор как Ибрагима забрали в больницу, прошло два дня. Его комм не отвечал, до Хеды я также никак не могла дозвониться.
   - Не переживай так, - пытается успокоить меня Кэти. - Просто в больницах часто забирают коммы, чтобы больные находились в тишине и покое.
   - Да? А вдруг ему стало хуже? Что если это внутреннее кровотечение усилилось, и он..., и он..., - голос отказал, и я не смогла закончить терзающую меня мысль. - Почему папа до сих пор не смог узнать, где он?
   - Потому что у нас разные госпитали, - Кэти легонько сжала мое плечо, как бы говоря, что нужно сосредоточиться на работе и не изводить себя понапрасну. - Так или иначе, ты скоро узнаешь, как он, и я уверена, что ему уже лучше. В конце концов, он молодой здоровый парень. Все будет хорошо, Софи.
   Неожиданно мой комм ожил - заиграл сигнал аудио - сообщения, неужели от Ибрагима?! Но нет, это было нечто иное...
   - ...Уважаемая София Васнецова, сообщаем вам, что вы должны прибыть в церковь Св. Владимира сегодня в 18.00. О дальнейшем вам сообщат после прибытия.
   В наступившей тишине было слышно лишь гудение конвейера. Все как одна работницы бригады смотрят на меня, такие внезапные вызовы в церковь не сулят ничего хорошего.
   - Боже, что ты натворила?! - Влада даже приостановила очередную запись на своем комме. - За что тебя вызывают в церковь?
   Кэти с тревогой смотрит на меня, как и Люся, только Владимира всем своим видом говорит, что она была права на счет "дефектных". Ее глаза прямо-таки кричат: "Я же говорила".
   - Я не знаю, - отвечаю я, пытаясь вспомнить, чем могла навлечь праведный гнев церковников.
   - В любом случае ты не можешь пропустить назначенную встречу, тебе нужно отпроситься у Семки, - говорит Кэти.
   - Отпроситься? Я могу потерять талоны за это!
   - Выбора нет, иди сейчас, уже полпятого, а через час тебе надо будет уйти.
   Признав ее правоту, я нехотя потащилась в бытовку бригадиров, искать Семена Денисовича. По пути размышляя о причине вызова в церковь. Может это как-то связано с Ибрагимом? Все говорят, что он уже слишком взрослый для дружбы с православной, может дело в этом? Что ж, мы этого ожидали, узнать бы хотя бы что с ним, поговорить с ним вживую напоследок.
   Найти бригадира оказалось не так просто, поскольку в бытовке его не было, пришлось побегать по цехам. В итоге я нашла его в столовой, хотя время обеда давно прошло.
   - Вызывают в церковь? - Семка был столь же заинтригован, как и бригада. - И что же ты такого натворила, а? Обжимаешься с женатиком?
   Посмеявшись над своей в высшей мере "остроумной" шуткой, бригадир все же отпускает меня с работы. Поскольку я потратила уйму времени на его поиски, возвращаться к конвейеру уже не было смысла. Я пошла к своей бытовке, переодеваться. На душе было тревожно, сказать по правде я боялась идти в церковь. Маму тоже сначала вызвали церковники, а уже потом забрали для допросов в Охрану. Пытаясь успокоиться, я включаю на комме музыкальный канал, но сумбурные мелодии не помогают мне отвлечься. Песни, как и сериалы, либо про войну, либо про нечто слащавое, что многие принимают за любовь.
  Страх железным ежом ворочается в животе. "Я ничего не сделала. Я ничего не сделала!", - как молитву повторяю я про себя, но это слабо утешает. Может маме тоже казалось, что она ничего такого не сделала? Хотя, вряд ли, ведь запрет старых книг - это закон. Но запрет на связь с иноверцами тоже закон. "Нет! Мы просто друзья! Я ничего не сделала".
   И вот я уже около церкви Св. Владимира. Подходя к металлической рамке сканера, я невольно замедляю шаг. Нужно взять себя в руки, я ведь даже не знаю, почему меня вызвали.
   - "София Васнецова", - сканнер издает характерный писк и вот я внутри церкви. Свет приглушен. Так странно находится здесь одной, видеть это помещение пустым без обычной толпы прихожан.
   - Васнецова? - ко мне на встречу выходит церковная прислужница. - Я проведу тебя к отцу Георгию.
   "Ну, надо же, сам отец Георгий приехал... чтобы что? В чем меня обвиняют?".
   Мы выходим из центральной залы и идем дальше по тесным коридорам, мне кажется, что я узнаю этот путь, по нему нас водили смотреть на приговоренных к казни. У меня начинают потеть ладони. Наконец моя провожатая останавливается возле одной из дверей.
   - Заходи, тебя уже ждут.
   Я глубоко вздыхаю и открываю дверь. В комнате горит яркий свет, помимо отца Георгия, в ней находится еще одна прислужница постарше.
   - Добрый день, София! - голос отца Георгия, как всегда, просто излучает добро и участие. - Я бы сказал, что рад тебя видеть, но, к сожалению, повод для встречи у нас с тобой печальный.
   Я буквально чувствую, как сердце уходит в пятки. За что?
   - До нас дошли сведения, - неожиданно говорит прислужница. Ее скрипучий голос гораздо громче плавной речи отца Георгия. - Что ты находишься в непотребных отношениях с мужчиной...
   "Да ладно?!".
   - ...и не просто с мужчиной, а с иноверцем! - заканчивает обвинительную часть старица.
   Волна облегчения проходит сквозь меня и резко перерождается в гнев. Кто-то настучал о моей "непотребной связи" с Ибрагимом. Я - девственница, и это легко доказать осмотром, но само это тяжкое обвинение бросает тень на наши и без того не совсем законные отношения.
   - Я искренне надеюсь, что все это просто недоразумение, София. Признаю, что твоя гордыня всегда вызывала у меня опасения, но прелюбодеяние, да еще с иноверцем... - отец Георгий горестно качает головой.
   - Я не совершала ничего такого, я ни с кем не спала, - гнев бурлит, и до меня вдруг доходит, кто постарался, чтобы церковники узнали о моем "грехопадении". Чертова Крыса! Ибрагим был прав, она затаила обиду и настучала церковникам. Вот ведь тварь!
   - Эх, София. Я бы рад поверить тебе на слово, но ты же понимаешь, что мы обязаны удостовериться, что ты невинна.
   Я понимаю, но мысль о досмотре вызывает тошноту.
   - Сестра Ефросинья осмотрит тебя.
   Я не успеваю ничего сказать, старица неожиданно резко для ее возраста вскакивает и, схватив меня за рукав, ведет в смежную комнату. В комнатке стоит одинокая облупленная кушетка. Мне противно и страшно одновременно. Конечно, я знаю, что до сих пор невинна, но какой-то непонятный страх все равно гложет изнутри. А что если старица ошибется или специально оговорит меня?
   - Снимай трусы и ложись, - командует старуха. По ее голосу я поняла, что она считает меня виновной в блуде. Путаясь в колготках, я делаю, как она говорит. С содроганьем ложусь на кушетку.
   - Раздвинь ноги, - следующий приказ. Мне тошно, меня трясет от холода, от брезгливости, от стыда.
   К счастью, процедура проверки не занимает много времени. Грубые руки старицы делают мне больно, но я сдерживаюсь и молча терплю до конца осмотра. Наконец пытка заканчивается. Не сказав мне ни слова, старица помыла руки и вышла из комнаты. Я начинаю судорожно поправлять одежду. Когда я выхожу, сестры Ефросиньи уже нет, передо мной только отец Георгий.
   - Ну что, убедились? - хорошо хоть голос не задрожал.
   Церковник кивает, и жестом приглашает меня присесть, очевидно, не упуская случая почитать нотации вживую.
   - Я беспокоюсь за тебя, София.
   "Началось".
   - Ты можешь навредить себе... твое поведение может навлечь на тебя беду, ты меня понимаешь?
   - Не совсем.
   Священник тяжело вздыхает.
   - Я говорю об твоих отношениях с этим иноверцем.
   - У нас нет никаких отношений, - огрызаюсь я. - Мы просто дружим, мы друзья с детства.
   - Но вы уже не дети, - замечает отец Георгий. - И он иноверец.
   Я знала, что этим все закончится. Почему же так больно это признавать. Глубоко вздохнув, я пытаюсь говорить спокойно:
   - Но мы не чувствуем никаких романтических чувств друг к другу, почему мы не можем изредка встречаться, как друзья? Он ведь еще совсем юный.
   - Сегодня вы их не испытываете, - качает головой церковник. - А что если завтра ты или он взглянет на все иначе и поймет, что любит? Пойми, София, я же за вас переживаю, вы не можете создать союз, у вас разная вера, а это все равно, что разная душа.
   "Опять этот бред, почему они меня не слышат?!"
   - Давай договоримся так, - отец Георгий полез в стол и достал какой-то небольшой предмет. - Я принимаю твои слова, что вы с этим юношей пока просто дружите, а ты стараешься, встречаться с ним пореже, а как только он закончит школу, вы перестаете встречаться.
   Я киваю головой в знак согласия. Что нам еще остается? Все равно этим закончится, но мы не перестанем дружить, я уверена в этом.
   - И вот еще что, с завтрашнего дня все женщины, не вышедшие замуж после 16-ти, должны будут носить на комме эту панель.
   Так вот что он достал. Я внимательно разглядываю панель, постепенно до меня доходит смысл сказанного священником.
   - У нас, что ... будут особые метки?! Но это же..., - замолкаю, не найдя подходящего определения этому варварству.
   Отец Георгий явно расстроен моей реакцией.
   - Это сделано для того, чтобы юноши и мужчины видели вас, глупенькая. Так вы быстрее найдете себе супруга, на этой панели будет указан ваш возраст, все просто, ничего страшного.
   Я представляю себя с этой панелью на комме, все видят мой возраст, и все понимают, что я "дефектная".
   "Просто зашибись!"
   - Дай руку, я прицеплю к твоему комму панель, - церковник протягивает ко мне руку, но я снимаю комм и отдаю гаджет. Священник ловко прицепляет панель.
   - Вот, держи, хотя подожди... я его активирую, - он что-то переключает на панельке и на ней появляется число 17, ярко красного цвета. В принципе похоже на часы, только отключить их я уже не смогу. Интересно, что на это скажет Кэти?
   ***
   Я еду из церкви прямо домой и мне кажется, будто все прохожие смотрят на эту панельку. Конечно, это лишь мои фантазии, пока люди не в курсе, что означают эти святящиеся цифры, но завтра... завтра весь город будет видеть, что я "дефектная".
   Я пытаюсь убедить себя в том, что это все неважно, главная проблема - это здоровье Ибрагима и фактический запрет живого общения с ним от церковников. Но руки сами тянутся к новой детали комма. А вдруг это только начало? И затем последуют другие нововведения, ущемляющие "дефектных"? Запрет прогулок в одиночестве? Дополнительный налог? Урезание карточек? Да мало ли что они еще придумают, чтобы заставить нас плодится и размножаться...
  Неожиданно экраны по бокам дороги темнеют - так всегда бывает перед важным сообщением, неужели о пластинах объявят прямо сейчас? Но новость не связана с "дефектными".
  - "Внимание! Внимание! Сегодня в три часа ночи в соседнем городе мужчина-Истерик попытался открыть гермодвери, ведущие наружу. К счастью, сотрудники Охраны быстро скрутили его и сейчас спецы допрашивают этого сумасшедшего и его ближайшее окружение. Будьте бдительны! По всей стране прокатилась волна самоубийств Истериков. Не давайте втянуть своих детей в секты ненормальных, наблюдайте за их поведением. Одним из тревожных признаков являются постоянные расспросы о Катастрофе, особенно уделяйте внимание провокационным вопросам, ставящим под сомнение необходимость скрываться от радиации под землей. Помните, чаще всего самоубийцы-Истерики пытаются выбраться наружу и погибают на поверхности или при попытке прорваться сквозь гермодвери. Истерики опасны! Они могут погубить тысячи жизней своими безумными выходками! Так был случай, когда радиация проникла под землю из-за безрассудного поведения Истерика и сотни людей пострадали от лучевой болезни.
  Постоянная бдительность! Как только вы услышите от кого-нибудь о желании подняться на поверхность - немедленно сообщите об этом ближайшему отделению Охраны".
  Толпа загудела, обсуждая новость, а мне сразу вспомнилось, как на днях нас с Ибрагимом прогнал охранник, подальше от гермодверей. Хорошо, что это произошло до появления этого Истерика, а то нас могли задержать - решили бы, что мы из секты чокнутых. Потом я вспоминаю, что Ибрагим все равно попал в беду. "Он жив, он выздоровеет, и мы вместе посмеемся над этими дурацкими пластинами".
  Есть не хочется, но я все равно иду в общую столовую нашего блока. Нельзя пропускать два приема пищи за одну неделю, от этого может последовать новое разбирательство. Как только я вхожу в зал приема пищи, то сразу замечаю Крысу, она сидит за одним столом с папой. Мне хочется взять поднос с едой и запустить им прямо в ее ухмыляющеюся рожу. Из-за этой гадины меня подвергли проверке. Ненавижу. Ненавижу!
   Делать нечего, приходится брать поднос и тихо-мирно идти к папе и этой твари. Приближаясь, я слышу, как Людмила Федоровна визгливым голосом жалуется соседке на низкое качество современных сериалов.
   - Ты только вспомни, какие фильмы раньше снимали, а, Аксинья Михайловна? Не то что эти глупые сериальчики!
   - София. Ты немного припозднилась, все в порядке? - папа наконец-то заметил мое приближение и подвинул свой поднос, чтобы мне было удобнее пристроиться рядом.
   - София, нельзя же опаздывать к подаче пищи, так ты заставляешь кухонных работников задерживаться на работе, - Крыса разом позабыла о сериалах и уставилась на меня. Ее маленькие глазки, казалось, сканируют мое тело на наличие признаков процедуры осмотра. Она ведь прекрасно понимала, что последует за ее доносом.
   - Это больше не повторится, - я сажусь рядом с папой, успев повернуть комм так, чтобы панель с кровавыми цифрами не была видна Крысе.
   - У тебя все хорошо, милая? А то ты какая-то бледная сегодня, - Людмила Федоровна явно пытается вызнать вызывали меня или нет.
   - Все нормально. На работе устала немного, сегодня была большая партия губки, - легко вру я, изображая слабую улыбку.
   Крыса явно разочарована, наверно подумала, что ее донос еще не посмотрели, а то и вовсе не обратили внимания.
   В отличие от Крысы папа понимает, что я вру. В его глазах мелькает беспокойство, но он не задает никаких вопросов. Ждет, пока мы не придем домой. Так как я не хочу есть, а отец уже закончил трапезу, в столовой мы не задерживаемся. Почему-то в этом месте всегда стоит тяжелый запах вареной капусты. Даже в те дни, когда нам не подают ничего напоминающего этот овощ, все равно в столовой царит запах капусты. Странно. Когда-то Ибрагим тоже ел в этой столовой, хотя для его народа - это редкость. Дело в том, что мусульмане обычно не едят в общих столовых, а получают продукты в распределительном центре и готовят сами для себя. Не знаю отчего так повелось, в школе рассказывали, что это связано с различиями в питании - какие-то там запрещенные по религиозным соображениям продукты. Злые языки шептались, что сторожевые псы Вождя питаются лучше простых рабочих, дескать, распределительный центр отдает мусульманам лучшие продукты. Мне в это слабо верится. Так или иначе, общие столовые были для православных, а семья Ибрагима просто не сразу получила блок в районе мусульман, и они были вынуждены есть с нами.
  Сдав подносы, мы вместе встаем на эскалатор, едущий на вверх - к нашему блоку. Людей немного, но мы по-прежнему молчим.
   Как только за нами закрываются двери бокса, папа говорит, что ему удалось узнать через знакомого об Ибрагиме, что с ним все в порядке, он пришел в себя и поправляется. Очевидно, у него все-таки забрали комм, раз он не может связаться со мной.
   - Что случилось? Почему ты опоздала? - наконец спрашивает папа.
   Я молча показываю ему панель на комме.
   Отец берет мою руку и, нахмурившись, проводит пальцем по панели: "Что это?".
   - Теперь все "дефектные" должны носить эту метку, панель на которой высвечивается возраст, - просто отвечаю я. - А еще, сегодня меня вызвали в церковь, чтобы ...чтобы проверить сохранила ли я невинность, после встреч с Ибрагимом.
   Видно, что папа потрясен, не знаю, что его поразило больше: то, что я должна носить метку или то, что меня подозревали в прелюбодеянии с Ибрагимом.
   - Но вы ведь...я хочу сказать..., - папа замолкает, но я и так прекрасно понимаю, о чем он хотел спросить.
   - Пап, если бы я не была девственницей, то домой бы уже не вернулась. Все в порядке, просто они..., - у меня сдает голос. - Мне надо пореже видеться с Ибрагимом. Они считают, что наши отношения могут перейти в блуд.
   Папа обнимает меня, и я ни с того ни сего начинаю плакать. Скулёж переходит в настоящие рыдания, а я все никак не могу успокоиться. Просто не выдержали нервы, угроза со стороны церкви, фактический запрет общения с лучшим другом, дурацкая метка - все это слишком для одного дня. Наконец мне становится лучше. Папа советует сразу лечь спать, да я и сама валюсь с ног. Лучше всего сейчас забыться, хоть ненадолго.
   Однако уснуть удается не сразу. Шурик лапой пытается поймать светящиеся цифры панели, комм лежит на тумбочке, я всегда снимаю его перед сном, хотя многие этого не делают. Мне же с гаджетом спать неудобно. Я беру кота на руки и переворачиваюсь, чтобы не видеть дурацкое число "17". Шурик тихо мурлычет, я глажу его мягкую шерстку, пока не проваливаюсь в сон.
   Просыпаюсь и резко сажусь на кровати, кот недовольно кряхтит, я чуть не уронила его с постели. Еще ночь, я пытаюсь вспомнить, что меня разбудило, мне снилось что-то ужасное, какой-то кошмар. Наверно про маму. Они часто мне снятся, хотя с возрастом все реже. После ареста мамы я долго не могла нормально спать - кричала по ночам. Я снова ложусь, пытаясь успокоиться, сердце стучит в бешеном ритме. Который час? Дотягиваюсь рукой до тумбочки... и нащупываю пустоту. Комм пропал. Приподнимаюсь и ищу гаджет на полу, может я случайно скинула его? Или это Шурик постарался? Надо включить свет и поискать.
   Подходя к выключателю, я, наконец, замечаю узкую полоску света - папа до сих пор не спит. Стараясь не шуметь, осторожно приоткрываю дверь. Отец сидит за кухонным столом, он что-то чинит или разбирает, у него в руках какая-то мелкая отвертка. А на столе перед ним лежит мой комм. Я понимаю, что папа "колдует" над панелью "дефектных". Также неслышно закрываю дверь и ложусь обратно в кровать.
   Зачем ему вскрывать эту панель? В голову приходят несколько вариантов ответов на этот вопрос, но усталость дает о себе знать - я засыпаю, не успев прийти к какому-то решению. Утром комм лежит на своем месте, словно никуда не исчезал.
   ***
   Утренний блок новостей заканчивается объявлением "об инновационном нововведении" - панели для незамужних женщин. "Это важный шаг на пути решения столь сложной и деликатной проблемы, как одинокие, неустроенные женщины", - диктор чуть не захлебывается своим восхищением перед гениальностью нашего вождя. - "Теперь неженатые мужчины могут сразу заметить потенциальных жен. Новый закон - это шанс для всех одиноких, это будущие счастливые семьи. Это наше будущее. Помните, что мы последние люди на Земле, наш долг - выжить и сохранить человечество. Новый закон поможет женщинам выполнить свое предназначение".
   "Ура!" - мысленно добавляю я. "Неустроенные?"
   - Не обращай внимания, - папа хлопает меня по плечу, совсем как Кэти вчера. - Не слушай, что начнут болтать остальные, тем более наши соседи.
   Это, я так понимаю, камень в огород Крысы. Хотя ...Сталина ведь тоже не замужем.
   В столовую мы спускаемся с небольшим опозданием. Теперь мне не кажется, все и правда смотрят на мой комм, все видят алые цифры позора. "Смотрите, любуйтесь, послезавтра там уже будет другое число".
   Послезавтра мне стукнет восемнадцать.
   Когда мы подходим к нашему столу, Крысы не видно, толи уже поела, толи опаздывает больше, чем мы. Не важно, нет, и на том спасибо. Я проглатываю кашу так быстро, как только могу. Папа не притрагивается к еде, лишь выпивает чай. Вот и весь завтрак, пора на работу.
   - Удачного дня, - папа сворачивает на право, мне надо подняться и свернуть налево. Так что мы уезжаем на разных эскалаторах. Я ловлю жадные взгляды прохожих. Чтобы заглушить перешептывания за спиной, я включаю наушники комма и слушаю какофонию очередного концерта военных маршей. Сегодня все баннеры передают новость о новом законе. Природу не показывают. Неожиданно я встречаюсь взглядом с одной из женщин. Она смотрит прямо на меня, я замечаю панель на ее комме. На ней светится "27". Женщина перехватывает мой взгляд и грустно улыбается. Я хочу сказать ей, что это пустяки, что она... что мы с ней никакие не "неустроенные", но эскалатор, на котором она стоит, виляет в сторону. Мы продолжаем смотреть друг на друга, пока она не пропадает за поворотом.
   На работе царит суматоха. Все какие-то взбудораженные, хотя в бригаде лишь я, да Кэти попадаем под новый закон. Кэти первой замечает меня.
   - Как жизнь, "неустроенная"? - улыбается подруга, и гордо показывает мне свою руку. - Оцени, правда, получилось элегантно?
   Я не могу сдержать смех, не знаю как, но Кэти умудрилась добыть сразу несколько панелей, так, что теперь они образовывают как бы второй браслет над ремешком комма. Как оказалось, Кэти уже 33, поэтому светящиеся тройки, образуя кольцо, смотрятся как простое украшение.
   - Весьма элегантно, - киваю я. - Думаю, что ты станешь законодательницей новой моды.
   - Ха! - Кэти пренебрежительно ведет плечом, как бы говоря, что она выше подобных мелочей. Неожиданно, взгляд ее становится серьезным. - Как прошло? - тихо, так чтобы никто не услышал, спрашивает она.
   Я пожимаю плечами, мне не хочется обсуждать вчерашнее, даже с ней.
   - Все в порядке, - отвечаю я. - Ложная тревога.
   Кэти всматривается в мое лицо, но не задает вопросов, просто кивает.
   - Хорошо, что хорошо кончается. Пора батрачить. Следи за тем, чтобы я не прибила Владимиру, если она что-то не то ляпнет.
   - Постараюсь, - улыбаясь, обещаю я. Здорово, что у меня есть Кэти, я бы спятила без нее. Правда.
   ***
  Как я и предполагала, Крыса всячески игнорирует нововведение, так как на руке у Сталины сверкает число 23. Я испытываю довольно противоречивые чувства по этому поводу, с одной стороны мне жаль Сталину, с другой - хочется зло рассмеяться в лицо Крысе. Забавно, что в этом случае мы оказались по одну сторону баррикад. Крыса вообще стала куда молчаливей, наверное - это лучшее, что сделал для меня новый закон - заткнул Людмилу Федоровну.
   На работе все до сих пор отходят, обсуждения были, но довольно "причесанные". Мне кажется, что между собой, когда рядом нет меня или Кэти, бригадницы рассуждают о нововведении совершенно иначе. Само собой, нам с Кэти они все, кроме Владимиры, сказали, что новый закон - это чересчур. Владимира молчала, хотя догадаться, о чем она думает, не составляло труда.
   Нас словно и впрямь разделили на две группы: большая - замужние женщины, и малая - "дефектных". Часть замужних сочувствовала малой группе, особенно те, кто вышел замуж позднее обычного возраста. Но большинство было на стороне нового закона, словно их как-то оскорбляло существование незамужних женщин. В рунете все конечно были на стороне замужних. По сети гуляли снятые видеообращения, от церковников, от неженатых мужчин и замужних женщин, все они прославляли новый закон. Я видела только одно обращение от лица незамужней женщины. Это была девушка 16-ти лет: краснея и запинаясь, она говорила о том, что новый закон подарил ей надежду на скорый брак... в общем, повторяла то, что говорили с экрана телевизоров.
   У меня было чувство, что мир как-то в одночасье сошел с ума. Безумцы были везде, их голоса раздавались со всех экранов. Хотелось укрыться, закрыть уши, кричать - все что угодно, лишь бы заглушить весь этот бред. Наверно мне было легче переносить все это, если бы Ибрагим был рядом. Но в глубине души, я опасалась, что он, как большинство парней, поддерживает нововведение.
   "А вдруг он не знает? Вдруг ему еще плохо?" - я старалась гнать подобные мысли, но факт оставался фактом - он не давал знать о себе, а это означало, что он до сих пор находится в больнице.
  ***
  В пятницу, в кои-то веки, происходит нечто приятное, а именно приходят талоны на инсоляцию.
  - Так, подходим ко мне по очереди! - бригадир в этот раз задержался после "планерки". -Получаем свои талоны на инсоляцию.
  - Наконец-то!
  - Что-то в этом месяце их задержали.
  - Ну-ну, девчата. Главное, что сейчас они будут у вас на руках, - Семка торжественно, словно какой-нибудь диплом, вручал бригадницам талоны.
  - Когда собираешься пойти? - Кэти получила талон самой первой и теперь с улыбкой наблюдала за кружащейся в танце Владой.
  - Инсоляция! Инсоля-я-а-а-ция!
  - Влада, успокойся! Как ребенок, ей богу.
  - Не знаю, предлагаешь пойти вместе? - я забрала свой талон из рук Семки.
  - Почему бы и нет, приятно было бы прогуляться вдвоем не в этих жутких робах, - Кэти подмигнула мне и присоединилась к радостно кружащейся Владе. Я успела заметить брезгливый взгляд Владимиры.
  "Думай, что хочешь, грымза".
  Я знала, что Кэти хочет поддержать меня после случившегося с Ибрагимом. Мы договорились с ней пойти в инсоляционные камеры сегодня сразу после работы.
  В приятном ожидании вечера, рабочая смена пролетела на удивление быстро. И вот мы уже в бытовке, переодеваемся, готовясь пойти в сторону инсоляционных камер. Они расположены в Центре, только на самом верху. Я стягиваю рабочий комбинезон, юбка под ним совсем смялась. Как и большинство девушек, я переодеваю "парадно-уличную" юбку на рабочую, поскольку никому не охота кататься в мятой.
  - И зачем ее надевать под комбинезон? - Влада, кряхтя, как старушка, натягивала "уличную" юбку поверх мятой рабочей, чтобы не блистать голыми ногами перед всеми.
  - Потому что женщина не должна носить мужскую одежду! - тут же отзывается Владимира.
  - Да? И кто узнает, если мы их не станем надевать под комбинезон?! - очевидно, Влада также, как и я, недолюбливала длинные юбки.
  - Узнают, - боязливо оглядывается Люся, словно опасаясь, что кто-то подслушивает, и нас накажут за болтовню о глупых правилах.
  - Да откуда?
  - А камеры?
  - В раздевалке? - Влада замерла с таким возмущенным видом, будто она не знала о тотальной слежке за рабочими "в целях безопасности".
  - Эти записи просматривают женщины, - успокоила ее Владимира. - Но мы и так грешим, надевая комбинезоны, если еще будем делать это без нижней юбки, то попадем в ад.
  Кэти только улыбнулась в ответ на эти предостережения. Она не верит в ад, как и я. Точнее мы с ней не уверены, что сможем отличить тот внутриземный ад от нашего подземного. Непривычно видеть Кэти в длинной юбке, комбинезон ей почему-то идет больше. Хотя юбка пронзительно-красного цвета в сочетании с желтой кофтой смотрятся удивительно ярко. Большинство из нас предпочитает темные, неброские тона, но только не Кэти. Я в своей голубой кофте и темно-серой юбке бледнею на ее фоне. Подруга замечает мой внимательный взгляд.
  - Что, нравится сочетание? - ухмыляется Кэти.
  - Здорово, - соглашаюсь я.
  - Тебе бы тоже не помешало что-нибудь поярче, - Кэти окидывает меня критичным взором с головы до пят. - К твоим рыжим волосам подошло зеленое или золотистое.
  - Я учту, только зеленую юбку достать непросто. Не знаю, где ты умудрилась найти красную, - мы уже выходим через проходную.
  - В магазине ты такую точно не найдешь, - хмыкает подруга. - Скажем так, сшили на заказ.
  - Ну надо же, - я пытаюсь представить себя в зеленом костюме, оттеняющем волосы. Да. Это было бы красиво.
  Двери завода остаются позади.
  - Эх-х, - Кэти так сладко потягивается, что я слышу хруст позвонков. - Хорошо не на работе.
  - И не говори, - мы встаем на очередной эскалатор, ведущий к Центру. Вечером после рабочего дня народу на лестницах особенно много. Все стоят впритык, хотя по правилам, между стоящими должно быть не менее одной ступеньки, но сейчас в "час пик" кого это волнует. Среди пассажиров многие слушают музыку, вместо просмотров сериалов, поскольку в такой толкучке изображение все равно будет постоянно наталкиваться на одежду рядом стоящих, поэтому проще не включать виртуальный экран.
  - Хоть бы волосы прикрыли, бесстыдницы! - раздается где-то за моим левым плечом. Я неловко оборачиваюсь, и наталкиваюсь на презрительный взгляд пожилой женщины, один в один старица Ефросинья. Старушка, взглянув на меня, перевела осуждающий взор на Кэти и, очевидно, только сейчас замечает наши "дефектные" пластины с возрастом.
  - А, все понятно. Вот поэтому вас замуж никто не берет! Кому нужны "простоволосые" старухи.
  Кэти лишь рассмеялась, услышав это заявление. Мне же было жутко неуютно под буравящим взглядом "старицы". Однако окружающие не спешили присоединиться к ее причитаниям по поводу нашей нравственности.
  - Да ладно, мать, - сказал какой-то мужик, стоящий через лесенку от Кэти. - Видно же, что девчонки едут с работы, после тяжелого трудового дня. Здесь духота такая, а ты предлагаешь им еще и голову замотать.
  - Это правило, Патриарх говорит..., - начала было женщина, но наш "защитник" перебил ее.
  - ... много важных и полезных вещей, но сейчас мы всем хотим отдохнуть в тишине, после гула машин! - мужчина подмигнул нам с Кэти и снова надел клипсу-наушник.
  Видя, что остальным все равно, а некоторые еще и за нас, старушка, еще немного побурчав, отвернулась.
  - Весело тут у нас, правда? - Кэти протянула руку и стала наматывать на палец прядку моих волос, выбившуюся из косички. - У тебя такие красивые волосы, чудесный оттенок! Не то, что мои серые пакли.
  - Я бы не сказала, что у тебя серые волосы, скорее темно-русые, - возражаю я, но подруга лишь хмыкает в ответ.
  - Все равно не такие яркие, как твои. Было бы преступлением постоянно прятать такую красоту под косынкой.
  - Ну да, что хорошего быть рыжей, веснушки эти все лицо мне портят, - я, правда, не люблю свой цвет волос, лучше бы у меня были простые русые волосы, как у большинства, зато и лицо без россыпи пятен. Может, если бы я ходила на инсоляцию почаще, веснушки не были бы так заметны?
  - А мне нравятся твои веснушки, - улыбается Кэти, заправляя прядку мне за ухо. - Подъезжаем, наш поворот.
  Мы пересаживаемся на другую ветку, чтобы подняться выше, где-то над головой проплывают "табуретки" изредка "пикируя" пониже к головам катящихся людей. А на самом вверху проносятся капсули.
  - Хорошо было бы кататься также быстро. Р-р-раз, и ты уже на работе, вжух - и уже снова дома, - Кэти тоже провожает взглядом стремительно уносящийся вдаль капсуль. - Еще бы знать, где у них это "дома".
  - Ты потише, а то еще подумают, что мы критикуем привилегии номенклатуры.
  - Ха!
  - В детстве я боялась посещать камеры инсоляции, - пытаюсь сменить тему. - Мне все казалось, что стены сдвигаются или лампы могут лопнуть.
  - Помню, ходили такие слухи, будто в соседнем городе лопнули лампы и все, кто был в камере погиб либо от ожогов, либо от осколков, - улыбается Кэти.
  - Ты в это не веришь?
  - Слабовато, хотя кто знает, может слишком старые лампы и могут взорваться.
  - Ну, спасибо!
  - Что? Ты ведь уже не боишься инсоляции.
  Мы подходим к очереди в камеры, вечером после рабочей смены здесь много народу.
  - Похоже, талоны пришли с опозданием не только у нас, - замечает Кэти. - Да ладно, очередь быстро движется, подождем.
  - Подождем, - соглашаюсь я оглядываясь. Народ вокруг хоть и уставший, но довольный скорым свиданием с "солнцем". Женщин и мужчин примерно поровну, после проходной люди расходятся по своим раздевалкам. В школе мы ходили строем до камер раз в месяц. Помню, как мы стеснялись раздеваться в старших классах, когда нас переоформили и свели с девчонками из разных групп. С нами ходила классная руководительница, прикрикивая на тех, кто долго копался в раздевалке.
  Очередь движется довольно быстро, ведь камер инсоляции несколько, в каждую входит человек по двадцать-двадцать пять. Сама процедура длится недолго - минут семь-десять, каждый раз по-разному, в зависимости от очереди. Поэтому лучше приходить не в день выдачи талонов, но их и так обычно стараются распределить между "промышленниками" таким образом, чтобы не было толкучки. Жаль, что очередность сбилась, теперь урежут время сеанса до семи. Впрочем, это не так страшно, как вообще остаться без талона на инсоляцию, не представляю, как живут работники других сфер, которым приходится платить самостоятельно.
  Примечательно, что вместо роботизированных рамок, талоны принимает живой человек, а именно пожилая женщина, которую я помню еще с младших классов школы. Тогда, в детстве мне казалось, что она - жутко строгая. Возможно, я побаивалась инсоляции не столько из-за страшилок про взрывающиеся лампы, сколько из-за нее. Сейчас, спустя годы, она не кажется мне страшной, скорее очень уставшей. Не смотря на свое место работы, женщина была бледной, толи она не могла себе позволить инсоляцию, толи считала ее вредной для кожи. Некоторые до сих пор спорят о вреде и пользе "солнечных камер", несмотря на отсутствие альтернативы в виде настоящего Солнца. Она раз за разом произносила одни и те же слова - "Талон" и "Проходите". Ее работа своей монотонностью напоминала наш непрерывный поток титановой губки.
  - Талон, - быстрый взгляд на бумажку, тихое бормотание фамилии номера, мигание монитора старенького компа, затем привычным движением руки она ставит штамп "Допуск разрешен". - Проходите!
  На всю процедуру потрачено секунд тридцать, ну может чуть больше. Заминок практически нет. "- Талон...Беляева, 14 28,...- Проходите!". "- Талон...Мироненко, 14 59,...- Проходите!".
  Понаблюдав за ней некоторое время, мне начинает казаться, что даже у меня работа разнообразнее. Наконец, очередь доходит и до нас.
  - Талон...Васнецова, 14 72. Проходите!
  Я забираю свой проштампованный талон, и мы с Кэти протискиваемся к следующей двери, где другая служащая - помоложе, забирает талоны и партиями пропускает людей по камерам.
  Отдав свои талоны, мы заходим в кабину, стены которой завешаны специальными лампами. Кэти считает, что эффект был бы куда лучше, если бы кабинки для инсоляции были небольшими, рассчитанными на одного человека. Но тогда бы блок для инсоляции представлял собой целый рой кабинок, кто бы следил за очередностью? Большая комната куда экономичней, на мой взгляд, хотя меня слегка смущает необходимость стоять в нижнем белье среди незнакомых женщин. Я не единственная, многие, особенно молодые девушки, стесняются своего тела. Женщины постарше ведут себя непринужденно, болтая о ценах и карточках. Я невольно замечаю разницу между их телами и своим. У большинства женщин видны растяжки на животе и ногах - последствия многочисленных родов. У меня и Кэти этих отметин нет, их отсутствие заменяют наши браслеты со злополучными цифрами, отсчитывающими годы незамужества.
  Как только в кабину заходит двадцатый по счету человек, двери закрываются, и характерный металлический голос напоминает о необходимости надеть защитные очки. Мы натягиваем защиту на глаза, и все приобретает красный оттенок защитных очков. Начинается отсчет и вот - вспыхивает яркий свет. Мы все как одна зажмуриваемся. Вентиляторы на потолке начинают шуметь - потоки воздуха обдувают нас сверху, а от стен начинает исходить жар. Где-то через пять минут после включения ламп, я стягиваю с глаз защитные очки. Мои глаза по-прежнему плотно закрыты - я не хочу ослепнуть, мне лишь необходимо ощутить этот свет ближе к его естественной форме. Обжигающий свет и потоки воздуха, я пытаюсь представить, что это шум ветра, а не вентилятора. Свет Солнца, а не ламп. Я греюсь на Солнце, жадно впитывая его лучи всем своим телом. На мгновение мне хочется стянуть остатки одежды и насладиться теплом полностью, но я, разумеется, подавляю эту безумную мысль.
  - Осталась минута, - объявляет голос.
  "Так скоро, я еще не прогрелась, не насытилась "Солнцем". Подождите, не выключайте лампы!". Но последние секунды тают, и лампы перестают работать также резко, как и начали. Вентилятор продолжает гудеть какое-то время. Женщины снимают очки, я делаю вид, будто сняла их только сейчас. Не знаю зачем, это вроде бы не запрещено, просто так - на всякий случай, чтобы не выделяться из толпы.
  - Сейчас бы повторить сеанс, а затем чайку, - мечтает вслух Кэти, натягивая на разгоряченное тело свою яркую юбку.
  - Еще один много, может если бы половину сеанса - это было бы в самый раз, - отзываюсь я.
  Когда сеанс инсоляции длится все десять минут - кожа после этого становится красной и чувствительной к прикосновениям, не смотря на мою любовь к инсоляции, эти ощущения мне не особо нравились.
  Одевшись, мы выходим из коридора с камерами, запуская следующую партию. Время ужина уже началось, поэтому на эскалаторах практически пусто, едут лишь редкие опаздывающие, как мы. Поскольку мы живем в разных секциях, нам с Кэти вскоре приходится прощаться.
  - Ну, до завтра, - Кэти обнимает меня. - Выспись, как следует, перед своим праздником.
  Я улыбаюсь, хотя праздничного настроения нет, как нет. Если бы Ибрагим был здоров, может я и наплевала на все эти "дефектные оповещения", а так...
  - До завтра, - впереди еще один ужин с Крысой, маловероятно, что она уйдет раньше, чем я появлюсь. Ну да ладно, поздняя выдача талонов на инсоляцию позволяет мне слегка опоздать на ужин, так что я в своем праве.
  После процедуры в теле приятная легкость, а затхлый воздух кондиционеров приятно холодит кожу. Жужжание эскалатора такое тихое, по сравнению с гулом конвейера, баюкает, словно мурчание Шурика. В такие моменты не хочется думать ни о чем, и я стараюсь выбросить из головы образ окровавленного друга, и что завтра день проповеди и Патриарх явно будет говорить о "дефектных", что мне исполнится восемнадцать и пластина расскажет всем об этом. Сегодня было Солнышко, мгла подождет до завтра.
  ***
   И вот настал "долгожданный" день.
   Суббота.
   День Рождения.
   Великая проповедь, явно связанная с новым законом и восемнадцатилетние - все в один день. Папа сказал, что попытается отпроситься с работы пораньше. А еще он подарил мне первый диск с его новой игрой.
   - Пусть тебя это отвлечет от нерадостных мыслей! - сказал он. - Я добавил несколько новых опций, специально для тебя.
   Что ж, виртуальные сражения - это весьма кстати, могу представить на месте мутантов Крысу, и Патриарха, отца Георгия, вождя...
  По дороге в церковь меня ждал еще один "подарок". На экранах транслировали мой самый ненавистный мотивирующий ролик. О сыне "врага человечества". Он довольно старый - первый раз я его увидела, еще учась в школе. Сначала появляется изображение мальчика, лет восьми-девяти, он сидит на кровати, экипированный для погружения в Виртур, и смотрит, как его отца уводят спецы. Вместо слез, непонимания или тревоги на его лице написано крайнее презрение, чуть ли не ненависть... к отцу. Да, по мнению нашего правительства, восьмилетний мальчик прекрасно понимает, что такое вредительство и "враг человечества" и начинает ненавидеть своего папу сразу же, как узнает о его преступлении, прямо вот моментально. Никаких сомнений. И вот он уже участвует в церемонии отречения, хотя к ней допускают детей лишь с двенадцати лет. На лице недетская решимость. Следующий кадр - мальчик в школе - тянет руку, учительница кивает, и он начинает рассказывать историю Катастрофы, повышая голос, когда речь заходит о промутантах и нынешних вредителях.
  - Клянусь защищать свою Родину - Новый Союз от происков всех его врагов, - чеканит каждый слог мальчик. - Смерть предателям Родины! Смерть врагам человечества!
  Дети громко хлопают, учительница вместе с ними, все радостно скалятся в экран и в конце мальчик поворачивается к зрителям и говорит: "Сын за отца не ответчик!". По преданиям это слова самого святого Иосифа.
  Может где-то так и происходило, но я помню школьные годы иначе. Первый класс, мы толпимся возле блока учителя переговариваясь: знакомимся, шутим, смеемся. Я разговорилась с Аленой - маленькая, шустрая с белыми косичками, мы быстро нашли общий язык, поскольку обе мечтали иметь собственного "всамделишного" кота.
  - У меня будет рыжий, как ты, - заверяет меня Алена, пока я убеждаю ее, что черные коты - самые красивые. Я очень боялась идти в школу. Из-за мамы, по большей части. И вот стоя перед дверьми в класс, болтая с Аленой, я ощутила, что страх начинает отступать, что, может быть, я зря так боялась, и у меня будут здесь друзья. Вот Алена, например. И тут двери разошлись и нас пригласили внутрь. Мы с Аленой сели за одну парту. Наша куратор - Марфа Николаевна - стала зачитывать имена и фамилии учеников, чтобы познакомиться с классом. Услышав свое имя, каждый вставал и говорил: "Я". Нам с Аленой показалась смешным, что наши одноклассники один за другим, как болванчики, вскакивают и кричат "Я", причем многие старались сказать: "Я" громче предыдущего ученика. И вот прозвучало мое имя.
  - София Васнецова.
  - Я! - я так громко это сказала, что Алена захихикала, но ее смех прервал ледяной голос Марфы Николаевны. - Значит это ты Васнецова? Встань!
  Я уже успела сесть и теперь вновь поднялась, едва успев обменяться недоуменными взглядами с Аленой.
  - Запомните эту девочку, дети, - громко сказала куратор, глядя на меня с тем же презрением, с каким мальчик в ролике смотрел на отца. - Это Васнецова, она дочь врага человечества, будьте осторожнее, играя с ней! Как говорится - яблочко от яблони падает недалеко, в общем, будьте бдительны!
  Никогда не забуду, как все смотрели на меня в тот момент, как начали меняться их глаза, глаза Алены - она так испугалась слов куратора, что перестала со мной разговаривать. Серьезно, после того первого урока она ни разу не перемолвилась со мной, ни словечком. Другие говорили. О да! Обычно они говорили: "Вредительница", "промутантка", "уродка" и тому подобное. Учительница не давала мне отвечать - игнорировала мою руку, поэтому всю начальную школу у меня были ужасные отметки - в старших классах стало полегче. Я ненавидела школу, возможно Марфа Николаевна полагала, что в своем положении в классе я буду винить маму, "навлекшую" на меня этот позор, но получилось все иначе. Куратор, класс, вся школа - вот кого я винила в своем одиночестве и постоянных насмешках. Мои страхи оправдались - в школе у меня не было друзей, но зато вскоре появился Ибрагим, и я уже не была одна.
  Ролик пошел по второму кругу, мальчику вновь аплодирует весь класс. И это "промутантскому отродью" - как сказала бы Марфа Николаевна.
  ***
   Когда мы прибыли в церковь, мне показалось, что народу больше чем обычно, что, разумеется, невозможно. Скорей всего это ощущение шло от того, что все переговаривались. При этом в толпе были видны "островки", хоть людям было тесно, но никто не хотел стоять близко к "дефектным". Это было так странно. Только иногда родственники стояли рядом с отмеченными женщинами, как мой папа. Большинство женщин старалось не подавать виду, они стояли прямо, смотря перед собой. Остальные не столь умело скрывали свои чувства.
   Стали запускать в церковь, внутри места было так мало, так что "островки" исчезли. Теперь только презрительные / сочувствующие взгляды соседей окружали женщин с горящими цифрами на комме.
   Свет погас, экран ожил и перед нами предстал Патриарх. Сегодня он был одет в особенно роскошный наряд. Переливаясь огнями драгоценных камней, он привычно начал проповедь с благодарностей. Вождю, Богу, Церкви. Помянули "четырех Б".
   Затем началась сама проповедь...
   - "Наш мудрый Вождь в очередной раз продемонстрировал свой дар милосердия и понимания законов Божьих. Я говорю о новом законе. Теперь те, неразумные, упорствующие в своей гордыне, женщины отмечены, как Каин был отмечен Богом. Пусть каждый, кто увидит такую женщину - напомнит ей о ее священном долге перед Господом и людским миром. Без злобы, без ругани - спокойно, но строго скажите им: "Хватит, довольно гордыни, тебе пора опомниться и стать женой, матерью, таково твое предназначение!".
  Иерархия - вот особое условие существования в мире. Все отношения между людьми имеют свою иерархию: Патриарх-паства, родители - дети, муж- жена. Бог действует для нижестоящих через вышестоящих. Для мужчины - глава Бог, а для жены - муж. Женщина должна быть хранительницей очага. Как говорила одна из древних стариц - Матрона Московская: "Если выдали тебя замуж не по любви, и ты плохо живешь с мужем, то это твоя вина! Виновата ты, потому что у нас Господь глава, а Господь в мужском образе, и мужчине мы, женщины, должны подчиняться". Жена должна быть смиреннее самого смиренного слуги, и никогда, ни под каким предлогом не брать на себя роль главы семьи. Ведь это ведет к разрушению гармонии в семье! Самое правильное поведение жены-христианки, это когда она отдает власть в семье в руки своего мужа. И пусть даже, на первых порах, при принятии каких-нибудь решений муж может ошибиться. Пускай ошибается, зато гармония семьи не нарушается, и муж не перестанет чувствовать себя мужчиной. По сути, муж должен иметь любовь-жалость к тому, кто по природе своей слабее - не только физически, но и по эмоциональной организации, по степени внутренней устойчивости, впечатлительности и зависимости от воздействий внешнего мира.
  Многое зависит от внешнего вида женщин. Опрятное платье, да красивая косынка - неужели так сложно следовать этому виду? Но нет, многие женщины носят платок лишь в церкви, а на эскалаторах и на работе забывают о нем. Еще апостол Павел говорил, что женщина, снявшая с головы платок, должна быть острижена в знак своего позора. Наша форма отражает содержание, душевный мир. Меня не раз спрашивали - почему нельзя на тяжелом производстве, где обязательно ношение защитных костюмов, разрешить женщинам носить штаны без юбок? Отцы Церкви не раз повторяли, что на женщине не должно быть мужской одежды, ибо мерзка перед Богом всякая, что осмелиться на это. В древности, еще до Катастрофы, когда женщины носили штаны наравне с мужчинами, это имело множество последствий. Из-за ношения брюк у женщин были тяжелые роды, дети появлялись с физическими и психическими отклонениями. Иные женщины страдали бесплодием, или ее дети были бесплодными: девочки не могли стать матерями, а мальчики - отцами.
   Не забывайте, что жены - хранительницы Веры. Чрезвычайно трогательны свидетельства фактологии о том, с каким непобедимым мужеством отвоевывали для своих детей Православную веру христианские матери во время гонений на Церковь. Они скорее готовы были отдать их на мучения, пытки, смерть, чем потерять их для христианской Веры".
   Тут в зале раздалось недовольное гудение, как это смерть детей может быть благом? Но Патриарх был далеко и проповедь через видеообращение не прервалась.
   - "Мы живем в другом мире - для нас жизнь детей священна сама по себе..."
   Недоуменный ропот тут же погас.
   - "И именно здесь кроется опасность существования всех неустроенных женщин. В силу разных причин, а чаще простого непонимания и гордыни, они уклоняются от своей естественной роли жены и матери. Я надеюсь, что новый закон заставит их задуматься о своей жизни - и сделать правильный выбор. Муж и дети - вот составляющие счастья любой женщины. Семья православная существует ради спасения и ради рождения детей. Пусть пелена пустых страхов и гордыни спадет с глаз грешниц. Аминь".
   Папа не отпускает мою руку до самого конца проповеди. И в очереди в исповедальню мы стоим рядом. Я пытаюсь понять, почему эта проповедь так меня задела. Что-то похожее мы слышим каждую неделю, но в этот раз все было иначе. Словно Церковь и государство дали добро на травлю всех "дефектных". "Скажите им, учите их...". Теперь каждый может пристать ко мне с нравоучениями и считать, что выполняет богоугодное дело. Это было ...мерзко. Мне не хотелось заходить во мрак исповедальни, слышать о своей "греховности", "глупости" и тому подобное. "А каково сейчас Кэти?" - подумала я, ведь она старше, и, по сути, не скрывает свое отношение к браку.
   "Ты видела старых "дефектных" когда-нибудь?" - спросила недавно Владимира. Что будет дальше? Нас заставят вступать в брак силой? Всем, кто не вступил в брак после 16-ти, будут назначать пару?
   Наступает моя очередь идти в исповедальню.
   - Софи, будь осторожнее, - шепчет мне папа на прощание. Другими словами - "Не устраивай скандал".
   Папа мог и не беспокоиться на этот счет, все время исповеди занимает монолог церковника, а я лишь тихо внимаю. Гнев странным образом переходит из состояния, пожирающего нутро пламени в леденящий комок ненависти. "Заканчивай болтовню - и дай мне уйти!", - прошу я церковника мысленно. Наконец он замолкает. Кажется, он принимает мое молчание за признак зарождающегося смирения, так или иначе он хвалит меня за внимание к его словам и отпускает восвояси.
   Папа ждет меня недалеко от двери исповедальни. Как только я подхожу к нему, он снова берет меня за руку.
   - Эй, рыжая, когда замуж выйдешь? - вдруг раздается у меня за спиной. Я хочу обернуться, но папа не дает этого сделать, он буквально тащит меня вперед - к выходу из церкви.
   - Не обращай внимания, София. Не обращай внимания, так будет только хуже!
   Я стискиваю зубы. "Куда уж хуже". Но в глубине души соглашаюсь с ним. Надо быть хладнокровнее, не показывать, что мне не все равно. Надо быть...как Кэти.
   У эскалатора нам приходится разомкнуть руки. Папа едет в другом направлении.
   - До вечера. Не дай этому утру испортить себе праздник.
   Я лишь грустно улыбаюсь в ответ. Праздник как-то не ощущается.
   Теперь наушники становятся просто драгоценным даром, я делаю звук на почти максимальную громкость, и прикрываю глаза, так что, если кто-то и хотел "направить меня на путь истинный", я этого не слышу. Природа до сих пор не вернулась на экраны, сегодня на них царит Патриарх. Путь до завода кажется длинней обычного.
   Придя к своей бригаде, я попадаю в эпицентр жуткого скандала. Меня совсем не удивляет, что спорщицами оказываются Кэти и Владимира. Этого следовало ожидать.
   - Давай, поведай мне, как ты счастлива, а то я не вижу этого по твоему загнанному виду! - кричит Кэти в лицо Владимиры.
   - Не надо за меня беспокоиться, лучше о себе подумай! Ваши дни сочтены, так или иначе. Вы лишь пытаетесь делать вид, что вам все равно, но вы остаетесь ущербными, дефектными, вы вне общества. И рано или поздно за вами придут!
   - Какая трогательная забота о нашей безопасности, - "умиляется" Кэти. - Хочешь сказать, что тебя твой брак радует? Скажи, я не поверю. Ты можешь пытаться врать себе и окружающим, но я знаю, что ты не хотела столько детей. Твой муж заставляет тебя стать матерью-героиней, поскольку это выгодно для его карьеры. Ты его не любишь, может никогда не любила, ведь этот брак устроили ваши родители. Ты говоришь, что я завидую твоему семейному счастью, но на самом деле - это ты завидуешь мне! Моей свободе. Что я могу не рожать пятерых детей, что приходя домой, я наслаждаюсь тишиной и покоем, о которых ты можешь только мечтать. Поэтому ты так ждешь, когда над нами начнутся репрессии, ты не в состоянии наблюдать нашей свободы. Не мы ущербные, а твоя жизнь, вот и все!
   Это действительно все. Владимира в слезах убегает прочь. Мы молча смотрим на раскрасневшуюся Кэти, та смотрит в след Владимире. В этот самый момент, как в каком-то плохом кино, появляется бригадир.
   - Так, что у вас тут за крики? Нам пора смену начинать, а вы ор развели.
   - Все в порядке, Семен Денисович, небольшие разногласия среди коллег.
   - Ну-ну, знаю я эти ваши "разногласия". Правильно сегодня патриарх сказал, что вы женщины слишком эмоциональные существа и нуждаетесь в мужском...
   Тут под взглядом Кэти, бригадир резко замолкает и начинает что-то оживленно говорить о выполнении плана на сегодня.
   Владимира так и не вернулась. До обеда все работают, молча, стараясь не смотреть друг на друга. Изредка обменивались короткими фразами, но все это по работе.
   В обеденный перерыв Кэти подошла ко мне.
   - Я перегнула палку, да?
   Я кивнула, и подруга нахмурилась:
   - Но ты ведь понимаешь, что я права?
   - Понимаю, - снова кивнула я. - Просто... если раньше у нас были "разногласия", то теперь это может перерасти в подпольную войну.
   - Думаешь, Владимира станет как-то мстить?
   - Вполне возможно. Лучше всего было бы, если бы она попросила перевести ее в другую бригаду.
   - Она так не поступит, не в ее характере. Я сама удивилась сегодня, когда она расплакалась и убежала.
   - Наверно у нее что-то дома случилось, какой-нибудь спор с мужем, вот твои слова и пришлись "по больному".
   - Можно подумать ее слова не пришлись, - хмыкнула Кэти. - Ладно, все равно ясно, что сегодня паршивый день. Ой..., - она стукнула себя по лбу, заметив мой выразительный взгляд. - Прости, Софи! С этими разборками я совсем забыла, что у тебя сегодня День Рождения.
   Подруга крепко обнимает меня: "Прости, дуру старую! С днем рождения, солнышко!".
   - Ничего, - пробормотала я, уткнувшись в ее плечо. - Ты права, это паршивый день.
   - Так, - Кэти отстраняется и строго глядит на меня. - Отставить упаднические мысли. Я ведь принесла тебе подарок, только он в бытовке, отдам после работы. Ну же, улыбнись и пошли их всех на ....
   - Пошли они все на..., -как малый ребенок повторяю я с улыбкой. Как ни странно, мне реально полегчало после этих слов.
   - Так-то лучше.
   Вторая часть смены прошла в более радостной атмосфере. Следом за Кэти девушки вспомнили про мой праздник. Влада отделалась поздравительным видеороликом, Люся также прислала мне видео-открытку. Во всех их поздравлениях первым пунктом шло пожелание скорейшего замужества и рождение детей.
   А Кэти подарила мне ... штаны.
   - Кэти! Ты ведь знаешь, что женщинам запрещено носить мужскую одежду.
   - Ты можешь носить их дома, в них реально удобнее!
   - Я так понимаю, ты дома ходишь только в них? - спросила я, пытаясь прикинуть, как к моему виду в штанах отнесется папа.
   - Само собой, - настроение Кэти значительно улучшилось, по сравнению с утром.
   - Спасибо, примерить я их обязательно примерю, - пообещала я.
   - От Ибрагима вестей нет?
   - Нет, похоже, его раны оказались такими серьезными, что он до сих пор в больнице.
   - Не переживай, сотрясение мозга часто наблюдают несколько дней, чтобы убедиться в отсутствии осложнений. Скоро он объявится, вот увидишь.
   Хотелось бы мне быть столь же уверенной в этом.
   ***
   Придя домой, я застаю пустой блок. Папа до сих пор на работе. Гнев от утренней проповеди отступил, оставив после себя лишь горькое чувство опустошения. Они не отстанут от нас. Рождение детей слишком важный вопрос, чтобы оставить "дефектных" в покое. Ощущение несвободы сдавливает грудь, блок словно становится меньше, как будто его стены начинают сдвигаться. Хочется кричать. Хочется убежать куда-нибудь далеко-далеко. За стену, к мутантам, лишь бы не здесь. "С днем рождения!" - поздравляю себя мысленно. Без папы, без друга, с браслетом "дефектной" - чудный праздник, не правда ли?
   Резко раздавшийся звонок в дверь прерывает невеселые мысли.
   "Кто это может быть?". Где-то в глубине души вспыхивает искорка надежды, что это Ибрагим. Это было бы так кстати. Не помню, чтобы мы так долго не виделись.
   Я раскрываю блок, и передо мной замирают такие родные темные глаза, но это не Ибрагим.
   - Хеда? - сказать, что я удивлена - ничего не сказать. Девушки-мусульманки не ходят без сопровождения. Затем я замечаю сводного брата Хеды, маячившего около входа в наш отсек. На его губах презрительная усмешка, он демонстративно не смотрит в нашу сторону. Поди тоже считает, что наши отношения с Ибрагимом выходят за рамки приличия.
   - Здравствуй, Софи, - сестренка друга выглядит неважно. Я вижу ее не столь часто, обычно она мелькает на заднем фоне, когда мы болтаем с Ибрагимом через видео-звонок. Но и в эти мгновения она успевала заполнить собой все пространство - танцевала, пела, смеялась, встревала в наш разговор - жизнь бурлила в ней через край. Сейчас, я словно вижу ее бледную копию. Она и не она. Этот потухший взгляд, и она словно стала ниже ростом.
   - Привет,- киваю я в ответ. - Зайдешь?
   Она слабо качает головой:
   - Нет. Меня попросил зайти Ибрагим, он просил передать тебе это.
   Девочка достает из сумки какой-то сверток, и протягивает его мне.
   - Это от Ибрагима, он хотел бы подарить его лично, но лечение затягивается.
   - Ему стало хуже? - мгновенно настораживаюсь я.
   - Нет, он поправляется, просто мы думали, что он ..., -Хеда запинается, с опаской посматривая в сторону старшего брата. - Мы думали, что он поправится быстрее, - заканчивает она совсем тихо.
   Я аккуратно беру сверток из рук девочки. Ибрагим прислал мне подарок. Мы всегда отмечали дни рождения друг друга вместе. Я проглатываю ком в горле, и пытаюсь уговорить Хеду зайти, но ей уже пора. Ее и так с трудом отпустили из дома.
   Когда они уходят, я возвращаюсь домой. Закрывшись в своей комнате, я не решаюсь сразу развернуть подарок. Может, стоит подождать возвращения Ибрагима и открыть при нем? Он бы явно хотел увидеть мою реакцию. Но я так устала от всей этой ерунды, творящейся кругом, что мне хочется увидеть этот подарок, как знак того, что мой друг существует, что он где-то там также ждет встречи и скучает.
   Что же это может быть? В прошлый день рождения Ибрагим подарил мне косынку - ту самую, которую я надеваю на работе. А я ему футболку с ярким рисунком, он смотрел на нее в магазине, как я на шарфы - каждый раз, когда мы бывали в Центре.
   Разворачиваю пакет, и передо мной вспыхивает радуга. Это он. Ибрагим знал, что этот шарф - моя любимая модель. На первый взгляд он кажется таким же безрадостно серым, как моя суконка. Но стоит лишь сменить свет или взять его на руки он начинает переливаться всеми цветами, яркий, живой, сияющий, как вода на солнце. Он похож на радужный брак среди губки, может это не самое красивое сравнение, зато очень верное. Я влюбилась в него сразу, как только увидела на прилавке. Но он был слишком дорогим и ...ненужным, в смысле не необходимым, чтобы тратить такую уйму денег. Представляю, как долго Ибрагим копил на него. Радость от подарка проходит в одно мгновение, даже, когда он поправится, мы не сможем видеться столь же часто. Почему все так несправедливо? Почему?!
  Чтобы отвлечься от невыносимой тоски по другу, я беру подарочный сверток Кэти. Разворачиваю пакет и вот передо мной штаны. Они черные, блестящие, странный материал - такой тянущийся, не похожий на обычные грубые ткани юбок. Папа, в сотый раз, задерживается на работе. Почему бы и нет? Могу я у себя в блоке, в своей комнате надеть штаны. В конце концов, кто об этом узнает? Я стягиваю юбку, затем чуть поразмыслив и колготы, поскольку штаны кажутся слишком узкими для того, чтобы натягивать их поверх колгот. На мгновение мне кажется, что Кэти ошиблась с размером и штаны мне маленькие, но эластичная ткань мягко скользит по ногам и вот штаны уже на мне. Я смотрюсь в зеркало: мятая серая кофта в купе с угольными штанами смотрится нелепо, но мне нравится. Я делаю несколько шагов по комнате. Впервые не чувствуя заплетающегося в ногах подола. Хочется бегать, прыгать, перескакивая через ступеньку. Какая свобода движения! Все-таки Ибрагим ошибается - в длинной юбке ходить неудобно. По крайней мере, по сравнению со штанами. Мысленно я снова благодарю Кэти, хотя теперь я буду жалеть о том, что не смогу ходить в этих чудных штанах постоянно. И почему церковники норовят запретить все и везде? Что такого крамольного в этих несчастных штанах, тем более что они не выглядят мужскими - парни ведь не носят такие облегающие брюки?
  
   ***
   Скоро полночь. Мне опять не спится. Я включаю ночник и встаю перед зеркалом. В мягком свете лампы вглядываюсь в свое отражение. Кэти сказала, что возраст на панели сменяется в полночь, следующую за днем регистрации. Осталось всего несколько минут моего официального восемнадцатилетия. В зеркале отражается худая, угловатая девчонка. Не верится, что мне уже восемнадцать, я выгляжу скорее, как голодающий подросток.
   Россыпь веснушек резко контрастирует с бледной кожей. Медные пряди прикрывают острые скулы. У папы глаза - светло- серые, а мне достались мамины - карие, с примесью красного, почти вишневые.
   Что ж, могло бы быть и хуже.
   Тик-так, последние мгновения... 23.58.
   Тик-так, 23.59...
   00.00.
   Цифры на панели сменяются бесшумно, я вижу, как в отражении вспыхивает число "восемнадцать" и в этот момент раздается негромкий звуковой сигнал. От неожиданности я вздрагиваю. Сердце делает резкий скачок в пятки. Сперва мне кажется, что звук идет от панели, но затем я замечаю это...
   В полу образовалось небольшое отверстие, словно приоткрытая створка шкафчика. Что это значит? Откуда в моей комнате тайник?!
   Я подхожу ближе, и мне становится трудно дышать, в открывшемся потайном ящике находится множество предметов, но я вижу только их.
   Книги.
   Древние, бумажные книги. Те самые, из-за которых казнили маму...
   Я закрываю глаза. "С днем Рождения, Софи! С днем рождения".
  ***
  Я не помню ее лица. Наверное, это одно из самого плохого, что могло случиться после. ... Хотя, нет, самое худшее, что они специально уничтожили, стерли все файлы, где была записана она. Ни фотографии, ни видео, ни записи ее голоса - словно ее никогда и не было. Долгое время я старалась беречь ее образ, перед сном вспоминая каждую черточку, цвет маминых глаз, ее смех. Но время, как неумелый и беспощадный целитель, притупило боль от утраты вместе с памятью - я забыла. Как можно забыть свою маму? Но я забыла. Я не помню ее лицо, руки, голос. Остались лишь смазанные обрывки образов, и это скорее память об ощущениях. Я помню, как она меня обнимала, это одно из самых лучших воспоминаний - словно кто-то укрывал меня от всего плохого, что есть в мире, и становилась так тепло на душе от этого чувства. От понимания, что тебя любят больше всего на свете. Но если бы она любила меня так сильно, почему рисковала собой ради этих предметов?
  Я сижу перед раскрывшимся тайником. Время словно остановилась. Первая волна паники схлынула, и я погружаюсь в омут памяти. Это ее вещи. Не знаю, сколько проходит времени, прежде чем я, очнувшись, оглядываюсь на дверь - темнота - папа ничего не услышал. Может разбудить его? Это было бы самым правильным, но что-то меня останавливает. Папа скорей всего сразу сообщит в Охрану и это все конфискуют. Нет. Сначала я должна понять - почему мама так рисковала ради всего этого? Почему книги были ей дороже меня.
  Большой контейнер - вот что, по сути, представляет собой тайник. Я чувствую сладковатый запах дезинфицирующих блоков - такие используют в больницах, особенно в операционных. Помню, нам показывали их во время школьной экскурсии. Бумажные книги боятся плесени, наверно, поэтому тайник облицован дезблоками. Я беру первую попавшуюся книгу - она оказывается куда тяжелее, чем я предполагала. Крупнее старого планшета, с яркой защитной корочкой, на которой есть символы - старые буквы? Мама умела читать, может она и меня пыталась научить, не знаю. Для меня маленькие символы ничего не говорят. Интересно, о чем эта книга? Открыв ее где-то на середине, я вижу яркие картинки. Это как фото, но более смазанное и ... какое-то другое. Картинки изображают природу, они чем-то напоминают трансляции на электронных постерах. Я провожу рукой по листу книги, непривычное ощущение, он гладкий, но не так как стекло или пластик. Переворачиваю лист и вижу изображение человека, это женщина, она одета в платье, но какое-то нелепое - слишком широкая юбка. Нам говорили, что до войны нравственность пошатнулась, и многие женщины стали носили штаны. Может это фото-картинка изображает исключение? Или оно показывает женщину еще более древних времен? То, что было задолго до войны? Сердце начинает биться быстрее, в школе нам толком не рассказывали, что было до войны. И, разумеется, не показывали фото и видео о тех временах. И вот теперь я смотрю на изображение древней женщины. По спине пробегают мурашки. Это так странно. Я переворачиваю один лист за другим. Картинки. Новые и новые изображения всего на свете - природа, люди, животные, древние здания - все это мелькает передо мной, когда я в непонятном возбуждении судорожно переворачиваю листы. Пока не натыкаюсь на изображение пятен. Я пытаюсь разглядеть что-нибудь в этих пятнах, но они не складываются в картинку - просто цветные пятна. Что бы это значило?
  Шурику надоело быть простым зрителем, и он прыгает в тайник. Вначале я пугаюсь, что тайник закроется вместе с котом, затем приходит очередь волнения за содержимое тайника, но все вроде бы в порядке. Кот обнюхивает незнакомые вещи, благо, что кроме книг в ящике полно других предметов. Для чего это все? Я думала, что маму казнили за чтение книг, что же из себя представляет остальное? Самым привычным выглядит старый планшет. В классе по фактологии лежит парочка похожих - это древние довоенные гаджеты. Я знаю, как с ним обращаться. Рядом с планшетом лежат старые наушники, провод для зарядки и какое-то устройство, позже я поняла, что это переходник для зарядки. Присоединяю наушники к планшету и замираю. Виски ломит от волнения. А что если это какая-то проверка? Если за мной сейчас наблюдают охранники? Но я уже смотрела книгу - этого наверно достаточно для суда. Я включаю планшет. Сначала ничего не происходит - мне кажется, что гаджет сломан или разрядился, но тут экран оживает. Как долго загружаются старые коммы. Наконец экран принимает вид "рабочего стола", так кажется называлась заставка. На ней лишь две иконки - древний комм и знак непрочитанного видео-сообщения. Я вижу дату последнего - еще до ареста мамы. Сердце на мгновение замирает. Это от нее. Я уверена в этом на все сто. Неужели я ее увижу, стоит только нажать на сообщение, и я смогу увидеть, услышать ее? Неожиданно мне становится страшно, что это лишь сон, что я проснусь, и все это исчезнет. Нет во сне или наяву, я должна вспомнить, должна увидеть лицо мамы.
  Я притрагиваюсь к нужной иконке и открывается окно. На видео - моя комната, те же стены, тот же стол, что и сейчас стоит в правом углу. Только вместо меня в моей комнате сидит мама.
  Ее волосы оказываются куда темнее моих, скорее каштановые нежели рыжие. Но глаза те же и скулы - мы очень похожи. Это знание отзывается во мне волной давно подавленной боли. Мама что-то взволнованно говорит, но я не слышу ее, очевидно в настройках планшета стоит режим наушников. Поэтому в полной тишине я наблюдаю за тем, как она нервно сжимает пальцы, проводит ладонью по волосам - они заплетены в косу, которая уже слегка растрепалась, очевидно запись была сделана вечером. Я смотрю и не могу наглядеться. Это она - моя мама, на миг ее лицо расплывается у меня перед глазами, прижав планшет к себе, я даю волю слезам. Мне казалось, что я давно справилась с ее потерей. Шурик начинает нервничать, он пытается забраться ко мне на колени, мяукает и мне становится страшно, что папа услышит и зайдет ко мне в комнату. Представляю, что он может подумать - "яблочко от яблони...". Чуть успокоившись, я замечаю старые наушники - из тех, что имели провода, лежащие недалеко от коробки планшета. Значит, мама все предусмотрела, чтобы я имела возможность прослушать ее запись, не привлекая внимания.
  И вот наушники подключены, а я все не решаюсь надеть их. Буря эмоций, вызванных всем увиденным, стихла, оставив после себя лишь гнетущее посасывание внутри. Я хочу услышать ее голос и то, что она хотела мне сказать и одновременно страшусь этого. Тело ноет от долгого сидения на полу, и я пересаживаюсь на кровать, взяв Шурика на колени и положив планшет рядом с собой.
  Этот тайник - смертельно опасный подарок, но мама хотела, чтобы я его обнаружила. А может я ошибаюсь и послание оставлено папе? Единственный способ узнать наверняка - прослушать сообщение. Заторможено, словно находясь во сне, я надеваю наушники и включаю повтор записи.
  - "Здравствуй, Софи!".
  Нет, послание точно для меня. Мама тоже звала меня Софи, странно, что папа об этом не сказал.
  - "Я понимаю, что тебе сейчас страшно, но выслушав меня, ты можешь поступить несколькими способами. Первое - это позвонить в Охрану и рассказать о находке, но это не гарантирует твоей безопасности. Второе - это уничтожить тайник и никому о нем не рассказывать, это самый безопасный вариант. И наконец, третье - сохранить тайник и воспользоваться всеми книгами и вещами, а также обучающимися программами, загруженными в этот планшет. Выбрав третий вариант, ты рискуешь разделить мою судьбу, и я прошу тебя хорошенько подумать, прежде чем ты сделаешь выбор.
  Ты не представляешь насколько сильно я сожалею, что не смогу увидеть, как ты растешь, взрослеешь. Я..., - мамин голос срывается. - Я очень люблю тебя, моя девочка. Все, чего я хотела, так это того, чтобы ты жила в лучшем мире. Это сложно объяснить, но я хотела и хочу, чтобы у тебя был выбор как жить. И если ты счастлива, если твоя жизнь тебя устраивает целиком и полностью или хотя бы по большей части - уничтожь тайник и забудь про все это. Я хочу, чтобы ты была счастлива, сделай то, что считаешь нужным ради этого.
  Чтобы избавиться от тайника, тебе нужно набрать на панели прикрепленной у к нему номер нашего блока - тогда все, что находиться в тайнике будет уничтожено и даже Спецы не определят, что находилось в нем. Тайник обшит "спец материалом", который позволяет скрывать его от большинства сканирующих поисковых машин, так что вполне вероятно, что о нем больше никто не узнает.
  Если ты все же решишь оставить его, то знай, что в папках хранятся листы для рисования - в планшете загружены программы, показывающие как это делать старыми инструментами. Также в нем есть обучающие программы по письму и чтению, энциклопедии, древние карты нашей планеты, другие книги, музыка, появившаяся до Катастрофы - большинство файлов снабжено аудио - фрагментами, поясняющими содержимое файла, так что твое неумение читать не станет помехой", - тут взгляд мамы метнулся куда-то в сторону, судя по всему на дверь, очевидно, она боялась, что ей не дадут закончить запись. Значит ли это, что она оставила запись втайне от папы? Почему она ни слова не говорит о том, могу ли я обсудить проблему тайника с ним?
  - "Чтобы ты ни выбрала, Софи, я всегда буду любить тебя! Прости, что мне пришлось покинуть тебя так рано. Ты - мое главное сокровище. Прощай".
  ***
  Блестящая груда титановой губки струится по конвейеру. Матово-серые комья и переливающиеся словно серебро. Горячие после обработки - без перчатки не возьмешь. Сколько их тут? Не сосчитать! Нет двух одинаковых, но при этом все серые, только брак бывает цветным. Только то, что подлежит изъятию и уничтожению. Та губка, что портит своими цветастыми боками серую массу нормального продукта.
  Я сортирую, как делала это уже сотни раз, глаза прыгают с одного края моего участка конвейера по другой, в поисках недостатков. Рука уверенно перебирает серые комья, лицо сосредоточенное - образцовый работник, да и только. Кто скажет, что я антисоветчица? А ведь так оно и есть. Правоверный гражданин сразу же сообщил о тайнике Охране. Умный гражданин уже бы уничтожил тайник. Так почему я веду себя так глупо? Почему он до сих пор цел? Я пытаюсь всеми силами сосредоточится на работе, но это монотонное перебирание не дает мне загрузить голову - и мысли носятся, обгоняя друг друга, одна тяжелей другой. Если тайник обнаружат - меня казнят, и папу тоже, а он, может быть, даже не знает про мамин клад. Такое нельзя долго скрывать. И мне нечего будет сказать в свою защиту - ведь я не сообщила о нем куда следует, вину и доказывать не надо. Нет. Приду домой и сразу уничтожу его. Но что-то внутри сжимается при одной только мысли об этом. Лицо мамы так и стоит у меня перед глазами. "Ты счастлива?"
   Я счастлива? По меркам Нового Союза меня нельзя назвать счастливой, ведь у меня ни мужа, ни детей. Работа не из легких, но где сейчас можно найти легкую работу? Мы с папой вполне ладим. У меня есть друзья, на здоровье грех жаловаться. Нормальная жизнь, могло быть гораздо хуже. И будет хуже, когда спецы узнают, что я скрываю.
  - О чем задумалась? - Кэти все-таки замечает мои внутренние терзания.
  - Да так.
  - Беспокоишься об Ибрагиме? Я уверена, с ним все будет в порядке.
  Ибрагим. Со всеми этими нововведениями и тайникам я совсем забыла про него. Хороша подруга, нечего сказать.
  - Уже неделя прошла, а от него до сих пор ни весточки.
  - Может дело в его родных? - Кэти ободряюще похлопывает меня по руке, и мне становится тошно от того, что теперь я вынуждена лгать даже ей. А чтобы сказала подруга, узнай она правду? Почему-то мне кажется, что она была бы за то чтобы сохранить тайник. Может показать ей его, перед тем как уничтожить? Я ведь, разумеется, его уничтожу. Только как пригласить ее к себе, не привлекая внимания? И почему у меня в соседях Крыса? Увидит, побежит докладывать церковникам, что "дефектные" собираются в антиправительственные кружки в соседнем блоке. А чтобы сказал Ибрагим? Наверняка ему было бы любопытно взглянуть на древние книги, и мамино изображение он никогда не видел. Хотя воображая, как показываю лучшему другу видео, я умом понимала, что даже будь Ибрагим рядом, я бы не стала впутывать его в эту историю.
  Весь день проходит в жутком напряжении. Мне кажется, что в цех вот-вот зайдут спецы и Охрана, как-то прознавшие про тайник. Кажется, что на лбу большими буквами светится "антисоветчица", что, конечно же, полный бред. Не помню, чтобы смена тянулась так долго, время словно замерло. Но вот, Кэти объявляет окончание трудового дня, и мы движемся к бытовкам. Я переодеваюсь как можно быстрее и, не дожидаясь подруг, почти бегу к эскалатору.
  В ушах наушники-клипсы, но я не разбираю слов песен, все мои мысли направлены на тайник. Я пытаюсь понять, что заставляет меня колебаться в принятии правильного решения. Ведь ясно, что его нужно уничтожить. Но с другой стороны... Он столько лет был там, и никто его не обнаружил, проблема не в самом тайнике, а во мне - сумею ли я сохранить секрет от чужих глаз. Разве это так сложно? Я же не сумасшедшая, чтобы обсуждать это с кем-нибудь. Черт, неужели я, правда, хочу его оставить?!
  Я и не замечаю, как подхожу к очереди в столовой, папа уже сидит за нашим столом. Крыса, к счастью, заканчивает есть, пока я получу свою порцию - она уйдет. Хорошо. Сегодня я меньше чем когда-либо хочу с ней общаться.
  Получив свои законные макароны с резиновой котлетой, я сажусь рядом с отцом.
  - Приятного аппетита!
  - Спасибо, тебе тоже.
  - Как смена, все хорошо?
  Я лишь пожимаю плечами, что там может измениться с этой губкой?
  - Все нормально, - я улыбаюсь, пытаясь разрубить котлету вилкой, поскольку чистых ножей не было, а котлета упорно не желала делиться. - А у тебя как дела, теперь после выпуска игры, стало полегче?
  - Игра еще не выпущена, твой подарок - это прототип. Кстати именно поэтому я сейчас опять возвращаюсь на работу, ненадолго, буквально на пару часов.
  - С этими постоянными вечерками тебе проще переехать жить на работу.
  - Перед выпуском всегда так, тем более что он будет со дня на день, если комиссия одобрит. Не переживай, скоро это все закончится.
  - Уверена комиссия будет в восторге "Стальной отряд 2" был ничуть не хуже первого.
  Папа смеется и от этого на душе становится чуточку теплей. Наверно все же не стоит гоняться за призраками прошлого и жить настоящим. Разве мамины секреты стоят того, чтобы рисковать своей жизнью и жизнью папы?
  Отец, не догадываясь о моей внутренней борьбе, ждет пока я поем, чтобы вместе со мной пройти к эскалатору. Котлету, в конце концов, удается расчленить, но я могу съесть лишь половину, слишком тревожно на душе, хочется скорей укрыться в блоке. И при этом я боюсь идти домой - а вдруг там уже повсюду спецы, и Крыса, дающая показания о своей легкомысленной соседке. Я прощаюсь с папой на одном из поворотов движущейся лестницы. На этот раз клипса не гудит у меня в ухе, я старательно прислушиваюсь к тому, что твориться на площадке перед блоком. Тишина. Но ведь это ни о чем не говорит, правда? Может Охрана вместе со спецами устроила засаду. Поднимаюсь на площадку - никого. Может они за дверью нашего блока? Сердце гулко бухает в груди и мне становится трудно дышать, и как только настоящие антисоветчики умудряются годами хранить свою деятельность? Крайне медленно подхожу к двери блока, на мгновение сердце замирает, когда я вглядываюсь в открывшуюся черноту, но тут вспыхивает лампа, и я осознаю, что дома никого нет. Кое-как, дойдя до табуретки, падаю без сил, эта нервотрепка вымотала меня меньше чем за сутки, что будет через неделю? Стану седой? Или начну заикаться.
  Нет, хватит, все решено - я уничтожу тайник, но только не сейчас. Позже. Сейчас мне хотелось отвлечься, забыться. Так глупо - я столько лет мечтала вновь увидеть маму, а теперь, пытаюсь изгнать ее лицо из своего сознания. Если бы Ибрагим был здоров, то встреча с ним помогла бы мне отвлечься от неприятных мыслей. Но Ибрагим в больнице, а я дома. Одна. Только Шурик сопит на моей кровати. Смотреть комм не хотелось, заглянуть в тайник я боялась. Разговор с папой за ужином натолкнул меня на мысль - чтобы уйти от настоящей реальности, можно погрузиться в виртуальную. Как раз протестирую свой подарок.
  У нас дома была старенькая приставка - Виртур-4, хотя уже вышла седьмая модель. Правда наша приставка была активной, и папа ее постоянно совершенствовал "на коленке". По идее, денег на такую приставку у нас не было, это папа принес с работы сломанную модель для тестирования разработок. Не так, конечно, как отец Сталины - не тайком. В конце концов, приставка не конфеты - ее просто так не пронесешь, папа выкупил ее в рассрочку, а дома довел до ума, так, что она заработала лучше иной 6-ки. Активная модель отличалась от статичной тем, что игрок в самом деле находился в движении. Самые дорогие установки занимают целые комнаты, чтобы игроку было больше места для маневров, но наша модель состояла из разбирающихся бортиков. Захотел поиграть - собрал манеж, квадрат примерно два на два метра. Не Бог весть что, но всяко лучше статичных моделей. Те больше напоминали смесь между смирительной рубашкой и простынкой, игрок надевает "рубашку", "простыня" крепится к кровати, а дальше работа датчиков со шлема-повязки и "рубашки". Игроку кажется, что он двигается, когда на самом деле это иллюзия, искусно создаваемая Виртуром. Но всем известно, что статичные модели чаще глючат. А если не переставая играть на них, то начнутся судороги, или даже проблемы с сердцем. Пару раз люди теряли зрение, хотя может это просто страшилки, придуманные разработчиками, ведь активные приставки стоят на порядок дороже.
  В них также используются датчики, но игрок двигается, что позволяет лучше совмещать реальные рефлексы и посланные Виртуром. Хотя "реальные" движения не могут передать все действия Игры. С бортиками или в комнате - ты все равно не спрыгнешь с высоты, не поднимешься по лестнице или наоборот - не спустишься в подвал. Все эти действия в Игре даются лишь с помощью датчиков даже в "активной" приставке, что не лучшим образом сказывается на нервной системе игроков, поэтому создатели игр редко задействуют в своих сюжетах такие сложные маневры, обычно мы бегаем по горизонтали.
  Моя приставка, помимо бортиков, состоит также из эластичной маски-шлема, которая полностью прикрывает глаза, браслетов на руки-ноги, а также небольшой пластины-присоски, которую наклеивают в районе солнечного сплетения. Учитывая, что на нашей приставке тестировали кучу игр, то неудивительно, что на браслете с левой руки отошла пара проводов, если бы не папа, то левая рука при игре была бы парализована, а так ее только иногда "заедает", что тоже неприятно. Маска при надевании начинает словно впитываться в кожу лица, в новых моделях эти неприятные ощущения сведены к минимуму. А наша пластина спустя какое-то время начинает жечь кожу. Правда это больше ощущается после снимания, а не вовремя игры. Но в целом, несмотря на все эти причуды, мой Виртур-4 - вполне резвая лошадка. В детстве я обожала различные стрелялки, в особенности первую игру папы - "Стальной отряд". Что еще можно было ожидать от дочери разработчика игр? Мы с папой даже ругались пару раз по этому поводу, ему казалось, что я слишком много времени провожу в виртуальной реальности. Но где-то к 13-14-и годам я к играм несколько "охладела", и с тех пор погружаюсь от силы пару раз в месяц.
  Я устанавливаю барьеры, воздух над ними слегка мерцает, силовое поле начинает действовать уже после погружения в игру, не пропуская ничего "снаружи" и не давая игроку выйти за барьеры. Браслеты - на ноги, на руки, они считываю пульс, посылают сигналы в мозг, чрез приемники в маске - в общем делают все, чтобы воссоздать картинку, заложенную в игре. Уровень устанавливается через настройки игры, которая представляет собой не древний диск, конечно, а флеш-карту, вставляющуюся в комм. Обычно их две штуки - для комма - настройки и творящая текстуры для маски. В настоящее время большинство игр имеют довольно таки приличную текстуру: ты ощущаешь, что вода жидкая, камень твердый, чувствуешь ветерок, или как пот струится по спине. А еще ты чувствуешь боль от ран. Не в полной мере, разумеется, ведь так недолго умереть от болевого шока: пули, осколки, взрывы, такие "раны" лучше ощущать приглушенно. Болевой порог может в игре регулироваться, но в конечном итоге все зависит от датчиков, считывающих состояние организма, мало ли как среагирует ваше сердце на неожиданное нападение. Сейчас игры максимально безопасны, а вот первые Виртуры были намного экстримальней.
  Если говорить о самих играх, то абсолютное большинство связано с Катастрофой и войной с мутантами. При этом внешность мутантов может варьироваться от человеческой до вполне реальных монстров. При человеческой играть интереснее, ведь так мутанты могут проникать в ряды соратников, опять же антисоветчики и враги человечества также могут возникать во время игры. Не столь давно существовала и другая популярная линейка игр - как раз про антисоветчиков. Это была имитация жизни в куполе, и нужно было проследить за "врагами человечества" и выявить их вредительство, чтобы сдать спецам. Можно было играть за спецов или за антисоветчиков. Очевидно, последнее Церкви и не понравилось, потому что пять лет назад разразился очередной скандал по поводу Виртура. Церковь не одобряет игры для комма, и Виртур больше всего, поскольку считается, что верующие люди должны искать утешение в первую очередь в молитвах и труде, а не играя на комме. Но лишить людей Виртура было бы слишком даже для церковников, поэтому они лишь устанавливают дурацкие правила, да привязываются к отдельным сюжетам. Вот и игры про шпионов постигла неудача, дескать, непонятно, что за люди хотят играть в роли антисоветчиков. Было много споров, но в итоге церковники победили, и все "ролевые" игры сняли с производства. Хотя в той или иной игрушке момент с предателями все равно проскальзывает, просто сейчас это уже часть программы, а не выбор игроков.
  Помимо "шпионских" игр, Церковь не особо благоволит к играм в команде, считается, что такие игры способствуют развитию конфликтов среди населения. Поэтому, чтобы играть через рунет с другими людьми необходимо получить в Церкви специальную лицензию, которую чуть что сразу отбирают. И конечно "дефектным" такую лицензию получить невозможно, женщинам вообще сложно достать такое разрешение. Считается, что будущим матерям не стоит играть в кровавые войны, в отличие от "защитников" - мужчин. В детстве я мечтала о том, чтобы получить разрешение и играть вместе с другими игроками в рунете. Это ведь совсем иной уровень сложности, поскольку люди в своих решениях не предсказуемы. Ну, во всяком случае, у них больше фантазии, чем у программы, поэтому сюжеты могут меняться. Все эти мечты о командной игре закончились с выпуском из школы. Какая лицензия в моем положении? Среди церковников и номенклатуры идут споры о том, чтобы полностью запретить женщинам и девочкам играть в Виртуре, но пока это законно, и я могу отвлечься.
   Кто бы что ни говорил, а "Стальной отряд" - одна из лучших игр в мире, папа - прекрасный специалист и подобрал себе в команду таких же профи, потому что у игры потрясающая графика и текстуры. Все словно происходит на самом деле. Есть, конечно, отдельные детали, выбивающиеся из картинки. Ну, там, движения героев слишком резкие, дерганные. К тому же в жизни люди производят уйму неосознанных движений, помимо дыхания нужно думать о мимике, а там только движения глаз чего стоят. Слишком много мелкой бессвязной активности, которую прописать в программе сложно - на это ушли бы годы. Природа больше как далекая голограмма. Да и большинству это и не нужно, дух и так захватывает, от одного только яркого "дневного" света, которого мы не видим в жизни. В общем, нельзя сказать, что Виртур полностью копирует реальность, отличить можно даже особо не приглядываясь, но раньше ведь и такого не было. Чудо, что во время Катастрофы смогли сохранить часть программ и гаджетов.
  Как я уже говорила, сюжеты игр довольно предсказуемы - все та же война с мутантами, но ситуационные задачи меняются: захват объектов, охрана, поход, наступление, зачистка местности, разведка и пр. Как и во всех играх в "Стальном отряде" нет операций, происходящих на открытой местности: либо это развалины зданий, либо сами здания. Природы, как таковой в играх нет. Ходят слухи, что это правило для всех игр пришло сверху от Вождя, якобы затем, чтобы люди могли любоваться искусственной природой только через голограммы, работающие в общественных местах по распоряжению руководства. Все прекрасное может исходить лишь сверху. Не знаю насколько этому можно верить, но в играх практически нет деревьев, речушек и тому подобное - максимум поток канализации. Поэтому я так удивилась, открыв настройки игры на комме - там была графа "ландшафт", через которую открывалась папка с настройками окружения. В ней содержалось сразу несколько категорий: время года, климат, тип ландшафта, погода. Неужели это те самые наработки, о которых говорил папа? Он сказал "специально для тебя", он знает, как я люблю голографии леса, но встраивать их в игру это же ...незаконно. Не выдержав, я рассмеялась, хотела забыть об одном нелегальном деле через другое, пусть и менее, но также нелегальное. И все же это было слишком соблазнительно, чтобы отказаться, даже не испытав. Природа в Виртуре, по спине побежали мурашки, это должно быть нечто!
  Я ткнула в "тип ландшафта" и передо мной раскрылось окно с фотографиями: в игре можно было выбрать лес (несколько подвидов), горы, холмы с растительностью, озерный край, смешанный тип, в котором сочетался лес и горы или горы и озеро, и т. д. Я нажала на изображение знакомого по голографиям леса. Следующей категорией было время года, я провела по меню и залюбовалась сменой картинки: летом и зимой один и тот же лес представлял собой совершенно разное зрелище. А осень? Такое буйство красок: оранжевый, желтый, темно-красный - и все это вперемежку с зеленым. Удивительная красота. Я долго не могла выбрать, но, в конце концов, нажала на картинку с более привычным летним пейзажем. Успею налюбоваться другими, а пока надо рассмотреть поближе уже знакомый. С часами я также не стала заморачиваться, нажав полдень. С погодой вышла заминка, поскольку я никогда не видела некоторые категории, даже на голографиях. Туман пугал, он напоминал аварию, которая не столь давно произошла в одном из цехов. Тогда также шел пар, из-за которого не было видно окружающие предметы, к тому же ядовитый. Поежившись, я убрала руку с этой картинки. Нет. Такой лес мне не нужен, страшно, да и какая разведка в этом дыму? Дождь был куда интереснее, словно весь лес - это огромная душевая. Но и его я не спешила выбирать, представив, как иду под этим душем со снаряжением, оружием, в "сырой" одежде. Нет уж, пусть будет солнышко.
  Облачившись в браслеты, я переступила барьер - он привычно едва слышно загудел - активизировалось силовое поле. Теперь можно погружаться в игру. Маска стянула лоб. Темнота и тишина, словно ты разом лишился зрения и слуха, а затем - резкая вспышка ослепительно белого света, и ты чувствуешь рывок всем телом. Это словно сон, когда ты сам не замечаешь, как задремал, а потом вдруг открываешь глаза, вздрагивая. Все. Я в Виртуре.
  Это было гораздо лучше, чем рассматривать голограммы на эскалаторе. Лес был вокруг меня. Десятки, нет, сотни деревьев. Ветер, свет солнца, странные, но приятные запахи, наверное, смолы или чего-нибудь такого. На мгновение я теряюсь во всем этом многообразии. Лес кажется единым живым существом, которое все время пребывает в движении: что-то летает, колышутся ветки, кричат птицы. И все это рядом. Буря чувств охватывает меня, и я даже не вспоминаю о своей "разведке", о возможном нападении мутантов, все, что меня волнует сейчас это желание потрогать пощупать каждую ветку, каждый куст поблизости. Я подхожу к ближайшему дереву и дотрагиваюсь до его ствола, под рукой оказывается нечто твердое и шершавое, нагретое солнцем. Это чудо! Так не бывает. Неужели это все создал папа?! Сколько же времени ушло на такую тонкую работу?
  "Три года".
  Три года постоянных доработок. Сердце переполняет нежность, он сделал это ради меня, а я ведь даже не сразу включила игру! Какая дуреха, знала бы... Но теперь, я знаю. Рассматриваю дерево вовсе глаза, стараясь впитать в себя этот образ: темно-коричневое внизу, куча сухих прутиков, затем как чешуйки рыжие, светло-коричневые, сероватые - такой пестрый ствол; большинство веток высоко над головой, листьев нет, вместо них иголки. "Хвоя" - всплывает нужное слово у меня в голове, в школе нам рассказывали о хвойных деревьях, но их названия начисто стерлись из памяти. Что же ты за дерево? Впрочем, это не важно. Как бы ни называли его предки - оно прекрасно. И тут я с болью вспоминаю, что оно ненастоящее. Поразительно выполненная виртуальная копия. И сейчас, когда мои руки гладят ствол, на самом деле они шарят в пустоте, а все ощущения создают в мозгу импульсы игры. Но как папа узнал об этом? Как они выглядели? Как ощущались? Откуда?! Вихрь вопросов пролетает и тут же замирает у меня в голове. Я спрошу папу позже, а сейчас передо мной лес. И я хочу насладиться этой иллюзией по полной!
  ***
  Я играла до полуночи, но папа задержался дольше обещанных двух часов, поэтому высказать свои восторги по поводу игры я смогла лишь утром.
  - Это невероятно! Столько новых функций, а лес, а эти деревья - это круче голлограм правительства!
  - Ну, тише, тише, - папа смеется, но я вижу, что ему приятна моя похвала. Мне становится стыдно за то, что я так долго тянула с папиным подарком. - Спасибо, папа, эта Игра - настоящий глоток воздуха.
  - Я рад, что тебе понравилось, только Софи, - тут папин взгляд становится дико серьезным. - Ты должна понять, что твоя Игра...не совсем законна.
  - В смысле?
  - Понимаешь, разработчикам запрещено использовать подобную графику...по ряду причин, но под запрет попадают серийные Игры. Твой прототип - это нечто иное, у него нет копий, он, скорее продукт тестирования некоторых кодов, не предназначенный в производство. Так что, ничего страшного, если ты будешь в нее играть - просто не хвастайся ей перед друзьями. Вот и все.
  - Конечно, как скажешь, - у меня в голове не укладывается, что мой отец- образцовый гражданин - может сделать что-то "не совсем законное". С другой стороны, знал бы папа, что у меня хранится в комнате, его Игра точно ничего страшного, так мелкая шалость.
  ***
  Всю дорогу на работу я прокручиваю в голове вчерашние пейзажи, мне не терпелось вновь окунуться в мир лесов и озер, сконструированный папой. Забавно, такого страстного желания уйти в виртуальную реальность у меня давно не было, словно я снова стала подростком. От мыслей об Игре меня отвлекает новый пропагандистский ролик, появившийся на экранах, висящих над эскалатором. Тема ролика - счастливое деторождение. Сюжет начинается со сцены в Церкви, это не наша Церковь, а может вообще декорации, кто знает? Идет служба, где Патриарх в красивом облачении, подсвеченный со стороны таким образом, что кажется сияющим. Он вещает о настоящей любви, полной красоты и добродетели, когда юная прихожанка встречается взглядом с симпатичным парнем, стоящим через несколько рядов от нее. Девушка сразу же отводит взгляд и премило краснеет, а парень не может оторвать от нее глаз. Когда служба заканчивается она все же оглядывается на него и робко улыбается. В следующей сцене он уже беседует с ее родителями, очевидно, просит их разрешения, чтобы пойти с ней на свидание. Отец девушки с напускным суровым видом слушает потенциального зятя, в то время, когда мать за его спиной одобрительно кивает дочери. И вот они идут за руку, счастливо улыбаясь.
  Сразу после этого мы возвращаемся в Церковь, где уже проходит церемония венчания парочки. Невеста в простом белом платье в платке, покрытым кружевами. Отец передает ее руку зятю, украдкой смахивая скупую мужскую слезу. Очередная смена кадра - и вот вчерашняя невеста уже с заметным животиком, молодой муж нежно целует ее в щеку, поглаживая округлившийся живот. Далее идут сцены с ребенком - он на руках у матери, смеется, играя с отцом, смотрит на свою сестричку, нежно улыбаясь. Последним кадром становится счастливое семейство уже с пятью детьми - все чистенькие довольные до отвращения. И звучит слоган: "Большая семья - сильное государство!". Картинка зависает над нашими головами на несколько минут и все начинается заново: встреча в Церкви и т.д.
  Интересно, хоть у кого-то так бывает? Настолько молочно-кисельно скорей всего нет. Наиболее близким вариантом к этому ролику, пожалуй, является семья Люси - она действительно очень любит своего мужа, как и он ее. Они с таким нетерпением ждут первенца, несмотря на юный возраст. Да, это самая счастливая семья из мне известных.
  На миг я мечтаю о схожей судьбе, что я встретила любимого человека, мы поженились, и на руке у меня нет этой дурацкой пластины. Через пару лет у нас появляется первый ребенок - мальчик или девочка, мне без разницы, единственное, что в идеале, я бы хотела иметь двоих детей: мальчика и девочку. Мальчика я бы назвала Дмитрием, при условии, что его отца зовут иначе. Вообще имя Дмитрий - мое любимое среди мужских. А девочку Ксенией или Александрой, хотя многое зависит от отчества, хотелось бы чтобы имя с ним сочеталось. Представляю, как обрадовался бы папа, когда узнал, что у него будет внук или внучка. От этих фантазий сердце на миг замирает, но сладость сменяется горечью. Этого не будет, если мое будущее - это скрытная жизнь с тайником, и возможно повторение маминого конца.
  Долго переживать о своей несложившейся личной жизни мне не дали - как только я прошла сквозь металлические рамки завода на комм пришло загадочное сообщение: "Семья Талхиговых ждет вас сегодня вечером в гости, как только вы сможете подойти". Я несколько раз прокрутила запись механического голоса, не понимая, кто из родных Ибрагима надиктовал его и зачем. Самый реалистичный ответ - это его отец или, по крайней мере, по его приказу, потому что только он может пригласить в гости кого-либо из чужаков. Но зачем отцу Ибрагима понадобилось встретиться со мной, да еще столь поспешно? Сердце сжалось от нахлынувшей волны страха, непонятное приглашение наводило лишь на одну мысль - Ибрагиму не смогли помочь в больнице и теперь он умирает дома, а меня позвали попрощаться с лучшим другом. Но ведь отец говорил, что раны Ибрагима были не смертельными, что произошло? Они воспалились, пошло осложнение? А может это приглашение связано с чем-нибудь другим? Как я не пыталась найти какую-нибудь другую причину столь внезапного приглашения - в голове было пусто. Идти на смену и ждать столько времени казалось пыткой. Но комм Ибрагима по-прежнему молчал, не отвечая на вызовы. "Ладно!" - я тряхнула головой и глубоко вздохнула. Будь, что будет. Что бы ни произошло с Ибрагимом - вечером я все узнаю. От этой мысли стало немного легче, все-таки неизвестность по поводу состояния парня изводила меня уже столько времени.
  Оставалась еще одна мелочь - для православных женщин походы "в гости" без сопровождения мужчин также не приветствовалось, хотя на это смотрели не так строго, как в исламе. Трудно оградить от общения с окружающими женщин-рабочих без вреда для производственного процесса. Раньше я бы не обратила внимания на это дурацкое "правило хорошего тона", но вызов в церковь и обещание отца Георгия следить за моим поведением, заставил меня почувствовать себя на крючке у Церкви. К тому же я обещала избегать общения с иноверцами, а теперь собираюсь к ним гости. Не станет ли это последней каплей для церковников или, скажем, поводом к обыску? Вспомнив о тайнике и его сокровищах, я принялась лихорадочно продумывать, как незаметно прийти на встречу с Ибрагимом. Но это невозможно, не соглядатаи, так камеры меня все равно засекут. Придется рискнуть. Ради Ибрагима.
  Кэти это приглашение тоже не понравилось.
  - Скинь ответ, что не сможешь или хотя бы попроси отца пойти с тобой, - посоветовала она шепотом, чтобы Владимира не слышала, о чем мы говорим.
  - Ты заразилась страхами Владимиры? - полушутя спросила.
  - Дело не в том, что они муслимы, а в конкретных личностях - вроде братцев Ибрагима, да и его отец, судя по твоим рассказам, тоже не подарок. Лучше подстраховаться - им явно не нравилось ваше с Ибрагимом общение, не думаю, что даже будь Ибрагим при смерти, вам бы разрешили встретиться, а тут еще и "официальное приглашение". На мой взгляд, все это подозрительно.
  - Я бы рада позвать папу, но он с отцом Ибрагима не общается с тех самых пор, как они подрались, - напомнила я подруге.
  - Ох, черт. Совсем забыла, что ваши предки не ладят, - Кэти хмуро вглядывалась в губку, будто это она виновата в прошлых дрязгах. - Давай, я с тобой схожу? -неожиданно предлагает она.
  С одной стороны, мне дико не хотелось идти одной, но тащить с собой Кэти? Вряд ли родичам Ибрагима это понравится.
  - Не надо, я справлюсь.
  - Смотри сама, - разочаровано хмыкнула подруга.
  ***
  Я решила сходить к семье Ибрагима сразу же после работы, конечно, таким образом я рискую в очередной раз опоздать на ужин, но ждать новостей о судьбе друга больше не было сил. Мы никогда не прерывали общение на столь долгий срок. Слова Кэти встревожили меня, но страх перед отцом и братьями Ибрагима меркнул перед тревогой за состояние его здоровья. Рабочий день прошел в тревожном ожидании, изредка я ловила на себе задумчивый взгляд Кэти, но я сказала ей правду - приглашали лишь меня, привести с собой незнакомого человека было бы дурным тоном. Хотя в глубине души мне хотелось, чтобы Кэти была рядом, я не могла прогнать мысль о внезапной гибели друга. Во время обеденного перерыва мне вдруг вспомнилось как мы с Ибрагимом обсуждали продолжается ли жизнь после смерти, то есть существует бессмертная душа или нет. Ибрагим стоял на том, что она есть у каждого и всех ждет 'участь по делам земным'. Я же настаивала на том, что бессмертной души нет и с телом умирает и сознание и душа, в нем заключенная. Не то чтобы мне не хотелось существовать и после смерти тела, но я надеялась, что церковники все-таки ошибаются и нас не ждут адские муки на том свете, ведь тогда мама бы уже мучилась в преисподнии. Чтобы я сказала сегодня? Следуя маминому пути могу ли я с ней встретится? Вряд ли она этого хотела, когда прятала тайник.
  Вот Кэти, например, как ни странно не отрицала идею самого существования высших сил. Однако она была против Церкви и ее служителей, по ее мнению, все, что говорят о Страшном суде церковники - полная фигня, и каждого из нас будет свой отдельный разговор с высшим разумом, и правила священнослужителей никак не решают судьбу души. "Раньше ведь книги все читали и держали у себя дома - и ничего. Катастрофа случилась явно не из-за книжек, бабло не поделили или там, территории какие-нибудь с залежами полезных ископаемых - и вот война. А книжки... это так предлог для наших церковников, чтобы лишний раз стращать адом. Я думаю, что если рай и ад существуют или что-то на них похожее, то твоя мама, конечно же в раю как жертва лжепророков". Иногда Кэти кажется мне более верующей, чем сам Патриарх. Увидев древние книги вживую, во мне начало расти убеждение, что Кэти права. Книги не были злом, ввергнувшим мир в хаос.
  - Боли на последних месяцах - это нормально, - голос Владимиры прерывает мои размышления.
  - А что случилось?
  - У Люси вчера вечером сильно тянуло в низу живота, она боится, что с ребенком что-то не так, а УЗИ никто просто так делать не станет. Вот Владимира ее и успокаивает, - разъяснила мне работающая по левую руку Влада.
  - Понятно, - живот у Люси уже большой, если принять во внимание, что она сама как тростиночка. В принципе на таком сроке ребенка уже могут выходить, даже если он появится раньше ожидаемого. Но Люся напугана, еще бы, первенец, да еще сразу после школы. Хоть в этом случае 'материнские проповеди' Владимиры пойдут на пользу. Конец рабочего дня мы старались приободрить Люсю, расписывая возможности новосоветской медицины, и как сильно ее любит муж, что мы все рядом и в общем, все будет хорошо. Девушке вроде бы полегчало, во всяком случае, она не выглядела уже столь испуганной.
  Переодеваясь в бытовке, я в свою очередь тоже старалась успокоить себя. Получалось плохо.
  Мы с Кэти подходили к проходной, кода она внезапно остановилась.
  - Так, подруга, поступай как знаешь, но я все равно тебя не отпущу одну. Подожди, дай мне закончить. Они хотят видеть только тебя - ладно, но я пойду с тобой и подожду пока ты не выйдешь где-нибудь поблизости. Не спорь, я делаю это ради себя - меня так будет спокойнее.
  - Хорошо, не буду,- у меня словно камень с души свалился, чтобы там ни было, Кэти будет рядом. - Только хочу предупредить, что это далековато, и ты можешь не успеть на ужин.
  - Ну и черт с ним! Давай показывай в каком направлении едем.
  Чтобы доехать до блока семьи Ибрагима нам пришлось сделать две пересадки. Это в детстве мы жили рядом, три года назад его семья переехала в район мусульман, Несмотря на то, что 'родство двух народов и двух вер' подчеркивалось со всех экранов - вряд ли во всем Новом Союзе нашелся человек, который верил в это. Что мусульмане, что православные считали иноверцев людьми второго сорта, в лучшем случае терпели рядом. Поэтому наше "вторжение" на чужую территорию не осталось незамеченным. Парочка 'табуреток' парила над нами все время пока мы ехали на эскалаторе.
  - Я думаю, что на этот раз это действительно делается ради нашей безопасности,- шепнула мне на ухо Кэти. Она была полна решимости, в отличие от меня - мне хотелось перелезть через поручни и уехать домой.
  Наконец мы подъехали к нужному повороту.
  - Это здесь, второй коридор - там еще подняться по лестнице на один пролет и будет его блок.
  - Так, если я тебя подожду на лестнице - это надеюсь, никого не оскорбит?
  - Думаю нет,- меня начало трясти, пытаясь собраться с мыслями, я села на железный выступ расположенный напротив эскалатора.
  - Опусти голову ниже, так, теперь дыши. Дыши глубже. Подумай, сколько времени ты маялась от неизвестности, а это хуже всего. Сейчас ты пойдешь и узнаешь правду, какой бы она ни была, давай, Софи, соберись. Последний рывок - и ты свободна. Поедем домой, там на ужин нас ждет очередная клейкая гадость, ням-нямушки,- Кэти кое- как расположившись рядом, по-матерински гладила меня по голове. Через некоторое время мне стало легче, и я почувствовала себя ужасно глупо. Потащила подругу за собой, на другой конец города, в чужой район - и теперь вместо того, чтобы быстрее разобраться со всем этим сижу тут и ною.
  - Ну как ты? Если хочешь пошлем все на фиг и поедим домой.
  - Нет, прости, я уже все, то есть я в порядке,- поднявшись я пытаюсь пригладить волосы, наверное, стоит надеть платок, достаю его из сумки.
  - Дай лучше я, - Кэти отбирает у меня платок и аккуратно надевает его, следя за тем, чтобы ни одна рыжая прядка не выползла наружу. - Ну вот, классно выглядишь, прям пай-девочка, да и только. Я буду здесь, ни о чем не волнуйся, слышишь.
  Я киваю, меня начинает мутить, но решимость Кэти заразительна. Коридор, лестница, пролет и вот я перед дверью Ибрагима. На миг слезы застилают глаза, за годы нашей дружбы я была здесь всего пару раз, но это его дом. Там его семья. Стук в железную дверь блока отдается у меня в голове. Не проходит и пары секунд, как дверь распахивается и на пороге предстает одна из сводных сестер Ибрагима, Мадина кажется.
  - Привет, мне на комм пришло сообщение...
  - Здравствуй, София, - за спиной девочки возникает Амина - мама Ибрагима. Она бледна, за исключением правой скулы, на которой светиться густо замазанный синяк. - Мы ждали тебя, проходи.
  Девочка молча отступает, давая мне пройти, и я ныряю в полутемный коридор. Амина ведет меня в большую комнату, в которой горит не стандартная люстра, из-за яркости которой я на миг теряюсь. Оглядевшись, я понимаю, что все мои страхи накатывают новой волной. Такое ощущение, что в этой комнате умудрилась поместиться половина мусульманского района. Там были братья Ибрагима со своими женами, их старшие дети, его родители и их родители и еще парочка совершенно незнакомых мне человек. Большинство из них было одето в черное.
  - Добро пожаловать, София, присаживайся. Нам есть что обсудить,- пока отец Ибрагима говорил, я заметила маленькую табуретку, стоящую перед диваном. Как во сне я примостилась на неудобную сидушку, не зная, куда девать глаза. Ком в горле мешал говорить, поэтому я еле выдавила из себя приветствие, да и к чему слова и так все ясно. Ибрагим погиб от какой-нибудь дурацкой инфекции, они поди уже провели церемонию прощания с ним. Может Ибрагим передал мне сообщение? Ну почему в больницах отбирают коммы? Я ведь не успела даже услышать голос друга в последний раз.
  - Думаю, ты теряешься в догадках почему я пригласил тебя сегодня?
  Я лишь покачала головой, мне жутко не хотелось плакать при всех этих незнакомцах, но я ничего не могла с собой поделать, одна за другой слезы предательски пробегали, и вид странно спокойного отца семейства мелькал при их беге. Впрочем, он никогда не любил Ибрагима.
  - Когда это произошло? - мне важно было знать, что он не мучился, я жаждала услышать, что в последние мгновения он не страдал.
  - Что произошло? А! Когда Ибрагима выписали? Где-то шесть дней назад, - отец Ибрагима продолжал что-то говорить, но его слова доносились до меня приглушенно, словно из-за глухой стены. "Ибрагима выписали. Он жив! Слава Богу, с ним все в порядке".
  - ...поэтому ты понимаешь, что ваши встречи вредят обеим нашим семьям...
  - Что? - вырвалось у меня, он же не серьезно, я ведь только... как он сказал "шесть дней назад?". То есть он все это был дома и мог мне позвонить.
  - Я сказал, что понимаю твою привязанность к Ибрагиму, но ваш брак мерзость в глазах Господа, мой сын помолвлен и ваше общение оскорбляет его невесту. Поэтому как бы ни было тяжело ты должна забыть Ибрагима и заняться своей судьбой.
  Постепенно до меня доходит, к чему весь этот спектакль со всей семьей - отец Ибрагима хотел пристыдить иноверку, "пристающую" к его сыну с незаконными отношениями при ближайших родственниках, дабы показать, что он против "интрижки" сына. Хотя я уверена почти на сто процентов, он знает, что мы лишь друзья.
  Внутри меня медленно закипает злость, решил сделать из меня похотливую дуру, портящую жизнь его сыну. А Ибрагим? Я чуть с ума не сошла, беспокоясь о его здоровье, а он так отплатил мне - вышел из больницы ни разу не позвонив. Мог бы хоть предупредить меня о намерениях своего отца. Черт, он мог через комм сообщить, что нам надо прекратить общение, а не подвергать меня этому судилищу.
  - Извините меня ... я все поняла. Ибрагим больше обо мне не услышит, а теперь извините, мне пора - я опаздываю на ужин.
  - Это все делается ради вашего же блага, передавай от меня привет своему отцу.
  Я киваю, пятясь к выходу и стараясь не смотреть на людей в комнате, хотя их насмешливые взгляды еще долго будут вспоминаться мне как один из самых позорных моментов в моей жизни.
  - Удачи тебе, милая, надеюсь у тебя все в жизни сложится,- мама Ибрагима легонько сжимает мое плечо, словно хотела обнять, но в последний момент передумала.
  Обуваясь, я чувствую на себе чей-то взгляд, и, поднявшись вижу его. Друг детства стоит в дверном проходе напротив входа в блок. Он смотрит прямо на меня и мне сложно определить, что выражает его взгляд - грусть? Смущение? На какой-то краткий миг мне кажется, что он заговорит, объяснит, что все это значит или хотя бы скажет, что ему жаль, что мы больше не сможем общаться. И будь его воля - мы бы продолжали дружить всю жизнь. Но тут в коридоре показывается его отец, и Ибрагим испаряется в своей комнате.
  - Доброй ночи, София! Может тебя нужно проводить? Ты только скажи - я велю кому-то из старших довести тебя до дома.
  - Нет, спасибо, меня ждут внизу, - я завязываю ботинки как можно быстрее, не желая ни секунды дольше оставаться в этом доме. - Прощайте.
  - Прощай, девочка.
  Дверь блока закрывается практически бесшумно, надо же - а у нас она лязгает, так, что слышно по всему блоку. Забавно, минут десять назад, перед этой дверью, страх скручивал внутренности не давая вздохнуть, а сейчас - ничего, зудящая пустота.
  - Ничего, я рядом,- я и не заметила, как подошла Кэти. Подруга крепко обняла меня,- Ну что там?
  - Не сейчас, давай...давай просто уйдем отсюда.
  - Конечно.
  До эскалатора мы добираемся в полной тишине и до первой пересадки едем молча. Кэти держит меня за руку, а я думаю о том, что сегодня нам дают на ужин. Слипшиеся макароны с кучкой рыбных хвостов из консервов? Перловая каша и кусок колбасы? Стараюсь максимально ярко представить столовую, наш столик, даже Крысу, сидящую рядом, в ее нелепой выцветшей кофте. Облезлые сидушки на стальных стульях. Или вот какая красивая голограмма у нас над головой - цветовые пятна кружатся в вихре и выстраиваются в объемное изображение флага Нового Союза. Кроваво-алое полотнище с золотым крестом в верхнем левом углу, а внутри креста черный двуглавый орел. Все, что угодно, только не думать о последней встрече с другом.
  - Мой поворот, - говорит Кэти, - мы выходим на разводящую площадку, на ней никого - все ужинают, не то, что мы.
  - ...Там была вся его семья, а он. Ибрагим даже слова мне не сказал, его отец при всех фактически обвинил меня в том, что я волочусь за ним, а он просто отсиживался в другой комнате, представляешь? - возмущение все же прорывается наружу вместе со злыми слезами. Кэти дает мне выговориться, молча обнимая. Постепенно меня перестает трясти, внутри словно что-то оборвалось - кусок души огромным валуном, прокатившийся по телу и перекрывший выход слезам. По крайней мере плач прекращается так же резко, как и начался.
  - Ты как? Давай я провожу тебя до блока, а? Все равно на ужин мы с тобой опоздали, - подруга смотрит на меня с беспокойством, но на меня вдруг сходит удивительное спокойствие, все что я хочу сейчас - это поскорее лечь спать.
  - Спасибо, не надо, я в порядке - все, видишь? Истерика прошла, я очень устала и хочу спать - тут доехать-то всего ничего, ты и так со мной возишься весь вечер. Я дойду, правда. Прости, что ты пропустила из-за меня ужин, но со мной все в порядке.
  Пару мгновений Кэти сверлит меня глазами, очевидно прикидывая - задумала ли я какую-нибудь глупость или реально просто хочу отдохнуть. В конце концов, она сдается и отпускает меня одну, чему я была рада. Я отправляю папе на комм сообщение, что не приду на ужин, он не перезванивает, судя по всему, не желая, чтобы Крыса и другие соседи слышали наш разговор. Ох, как же не хочется сейчас что-то объяснять, выслушивать папины упреки в легкомыслии и прочее. Поэтому придя домой я, по-армейски быстро принимаю душ и, оставив папе сообщение о крайне тяжелом вечере, обещая все рассказать утром, я ложусь спать. Как только моя голова касается подушки, я засыпаю. Мой сон был на удивление спокойным, никакие тяжелые видения его не омрачали, приятный глубокий покой - просто всегда бы так. Впервые за долгое время я встаю с утра по настоящему выспавшейся, наверно из-за того, что теперь меня не мучают мысли о судьбе Ибрагима. Да, только контрабандные запрещенные вещи мамы, ха. Но сейчас я спокойна, вчерашний вечер вспоминался, словно это было годы назад - отрешенно.
  Папа выслушал меня, не перебивая, он не выглядел ни удивленным, ни рассерженным, даже при упоминании намеков отца Ибрагима. Как Кэти вчера, он молча обнял меня, и так и не промолвил ни слова, словно мы, не сговариваясь оба решили оставить все это в прошлом - мою дружбу с иноверцем, неприятности с церковью из-за этого, неприятную встречу с родными друга. Перечеркнули этим молчанием.
  Странно, но я ощущала почти умиротворение от этого, и сама удивлялась своему спокойствию.
  
  ***
  Несколько дней после встречи с Ибрагимом и его семьей прошли как во сне. Даже страхи по поводу тайника притупились. Словно механическая кукла я вставала по утрам, шла на работу, перебирала губку, отмалчивалась вовремя общих разговоров. Кэти пыталась меня растормошить, но я довольно резко дала понять, что больше не хочу говорить об Ибрагиме. Ощущение бесконечного сна подкреплялось тем, что теперь мне постоянно хотелось спать - как только я приходила домой после ужина, то тут же ложилась. Если папу это и беспокоило, то он не подавал виду. А мне было все равно, я лишь жалела, что не могу спать все дни напролет. В какой-то степени это было даже приятно - ничего не чувствовать, но долго так длиться не могло.
  К сожалению, пробуждение было страшным.
  В субботу перед службой меня разбудил звонок от Кэти. Не отойдя ото сна, я нащупала панель комма и включила изображение.
  - Эй, я тебя разбудила? Прости, - подруга выглядит встревоженной, это я заметила даже спросонок.
  - Все нормально, - бормочу я, с трудом держа глаза открытыми. - Что-то случилось? Обычно ты так рано не звонишь, - пытаюсь улыбнуться, чтобы показать, что я не злюсь за ранний звонок, но моя улыбка быстро угасает. Что-то действительно не так. Кэти смотрит на меня с неприкрытой жалостью, а я не понимаю в чем дело. Власти узнали про тайник и меня уже объявили вне закона? Глупости, конечно, сначала в блок бы ворвались спецы или Охрана, соседи и коллеги узнали бы обо всем лишь после слушания в Охране. Дело не в тайнике, тогда в чем? Все это пролетело в моей голове вихрем путающихся мыслей, пока Кэти раздумывала, как преподнести плохую новость.
  - Я сегодня встала пораньше и по новостям, по телеку крутят одну и ту же новость.... Мне очень жаль, правда. В вашей церкви сегодня состоится казнь. Они поймали женщину, сделавшую аборт. И это, Софи..., - Кэти останавливается и тяжело вздыхает, тут до меня доходит.
  - Она выбрала смерть от камней? - спрашиваю, уже зная ответ. Кэти кивает, ее глаза полны сострадания. У нас не часто бывают казни, может три-четыре раза в год, а побиение камнями и вовсе редчайшее явление в православной церкви. За восемнадцать лет это третье. Мама тоже выбрала камни, а не голод. Ты можешь выбирать: быстрая жуткая смерть от камней или медленная от голода. Многие выбирают голод. Что бы выбрала я?
  Меня подташнивает от одной только мысли, что я должна буду смотреть на этот кошмар. Хотя я видела голодающих, закопанных в землю, но вид казни, которой подверглась мама... И именно сейчас, когда я только вспомнила ее лицо, ее голос.
  - Спасибо, что предупредила, - мой голос срывается, но Кэти улавливает суть.
  - Не смотри, зажмурься, это не твое, это не с тобой и уже не с ней. Это чужая боль, - Кэти пытается храбриться, но я вижу, как тяжело ей дается держать себя в руках. - Мне жаль, что я не смогу быть рядом с тобой сегодня. Держись, милая.
  - Увидимся на работе, - киваю я, и отключаю связь. Сегодня будет казнь.
  Как у мамы.
   Если Бог существует, то это прозрачнейший из намеков - пойдешь по стопам матери - разделишь ее участь. Я понимаю, что не смогу, у меня не хватит духу, я не такая сильная, как мама. Я уничтожу тайник, сегодня же ночью уничтожу.
  ***
  Папа уже в "гостиной", смотрит телевизор. Хотя это громко сказано, потому что у кромки экрана виднеется красная полоса, это значит, что в данный момент телеинет отключить невозможно. По всем каналам передают одно и то же - новость о "враге человечества" и мерзкой "подмутантской" группе заговорщиц, убивающих детей, то есть делающих аборты. Тут на экране появляется "потерпевший" - муж женщины, пойманной на аборте. Как оказалось, именно он и сдал жену. По его лицу видно, что он умудряется где-то доставать суррогаты алкоголя - оплывшее с еле различимыми глазками, красные прожилки на носу. Прислушавшись, я понимаю, что он говорит о своей жене. Что у нее и до рождения первенца было слабое здоровье, а роды и вовсе подкосили ее. Выбравшись из больницы, она направила все свое внимание на ребенка, "забросив" мужа. "К тому же, - плакался он, - После родов она стала избегать исполнения этого самого...ну, супружеского долга". - И что же вы? - участливо спрашивает репортер.
  - Ну, я поколачивал ее, как велит нам ...это...вера. В общем, учил уму разуму, так что второго мы родили. Она тогда опять... это самое, в больнице провалялась чуть ли не полгода, а я с дитем должен был сидеть - кошмар! А тут значит смотрю, с последним-то - с убитым. Я ведь сразу понял, что что-то не то, и вот проявил бдительность, а она - змеюка промутантская решилась дите убить, теперь вот мне придется одному все, одному, значит...".
  Репортер сочувственно кивает, а затем обращается к зрителям:
  - Напоминаем вам, что сегодня состоится казнь антисоветчицы, осмелившейся убить собственное дитя. Преступница объяснила свой грешный и противоправный поступок тем, что боялась за свою жизнь. Теперь мы передаем слово главе Комитета матерей-героинь - Татьяне Спиридоновой.
  На экране возникает женщина, закутанная в платок, в окружении детей от совершеннолетнего до младенца на руках, их семь, а нет - восемь, я не заметила девочку, скромно сидящую в углу.
  - Как глава Комитета, а в первую очередь, как мать, я хочу сказать, что преступлению этой женщины нет прощения! Как может жизнь матери быть дороже жизни ее ребенка? Мне вот тоже врачи говорили, что не стоит рожать третьего. Мол, давление у меня пошаливает. Но я не послушала, и поглядите на это чудо!
  Женщина приподнимает младенца.
  - Та антисоветчица заслуживает самой жестокой казни. А еще больше ее заслуживают мясники, что решились провести эту гнусную операцию. Мутанты истреблены, но их наследники-гадюки, до сих пор находятся среди мирных граждан Союза. Смерть "врагам человечества"! Смерть беспринципным ублюдкам, пытающимся разрушить с таким трудом сохраненный мир!
  Далее мать-героиню в кадре сменяет какой-то номенклатрущик. Темный костюм, суровая решимость на загорелом лице: "Этот случай в очередной раз показал, что разгромленный и, казалось бы, уничтоженный враг, сопротивляется и будет еще сопротивляться через антисоветчиков. Рост нашей мощи, рост могущества НС будет не ослаблять, а усиливать сопротивление вредителей, ибо враги Нового Союза и есть враги всего прогрессивного человечества! Номенклатура не дает и не будет давать пощады антисоветским людям, пытающимся вести борьбу против Вождя и Веры. Номенклатура не даст ни малейшей пощады людям, встающим на путь подпольных, фракционных группировок. Чистка рядов граждан от всех чуждых, примазавшихся, разложившихся элементов, от всех нежелающих по-сталинстки бороться за линию номенклатуры - наша боевая задача".
  Ведущий еще раз напоминает, что сегодня состоится казнь "детоубийцы".
  - Ну, почему именно в нашей Церкви?! - не выдерживаю я. Папа сочувствующе кладет мне руку на плечо. По его лицу я вижу, что и его предстоящая казнь не радует. Думает ли он о маме в этот самый момент? Меня не было на ее казни, да и вряд ли я бы ее запомнила. А он видел, как убивают жену. Не знаю, как он смог вытерпеть это зрелище. Наверное, я бы кинулась под летящие камни, чтобы закрыть своим телом любимого человека. Но ведь поступи он так, я бы осталась сиротой, а все знают, насколько жутко в этих детдомах. К тому же с клеймом "дочь врагов человечества". Думаю, мама просила папу позаботиться обо мне, иначе он не смог бы так просто стоять и смотреть, как ее убивают.
  - Нам все равно придется пойти туда, Софи, как бы ни было это тяжело, - папа обнимает меня, и на мгновение я чувствую себя в безопасности.
  - Зайдем последними, встанем где-нибудь у двери, подальше от этого ужаса, хорошо?
  - Как скажешь.
  Но моему плану не суждено было сбыться.
  Люди на эскалаторах мрачнее обычного, многие переговариваются вполголоса, "табуреток" прибыло - дроны кружат над головами людей, словно хищные птицы. На экранах транслируют утренний выпуск новостей, тот самый с матерью-героиней и номенклатурщиком. Помимо этого, включают материалы из других городов, где уже прослушали о нашей беде.
  Прямо передо мной на большом экране возникает какой-то рабочий, за его спиной виднеется оборудование, но я не могу разобрать, что это за производство. Видно, что мужчина сильно волнуется, то ли в первый раз выступает по телевидению, то ли из-за того, что его отвлекают в разгар рабочего дня. Он торопится, и "пламенная речь" от этого несколько проигрывает:
  - "Церковь и власти вынесли свой приговор, и это справедливое решение, это приговор народа. Вот. И сейчас, когда презренная детоубийца вот-вот понесет заслуженную кару, мы не можем на этом успокоиться. Нет-нет. Мы требуем немедленного предания суду тех, кто сделал эту богомерзкую процедуру. И мы будем работать еще лучше, да... еще четче, еще энергичнее, чтобы все антисоветчики поняли, как крепка власть Вождя и наше всеблагое государство".
  Мы едем дальше. На другом экране уже другой рабочий читает стихи собственного сочинения. Как же меня раздражают эти горе-стихоплеты, которые всплывают после каждого громкого судебного дела. Просто море "творений" в духе:
  "Номенклатура - не дура,
  Спецы - молодцы!".
  Вот и сейчас, некий Василий Кумач, электролизник, очень громко вещает с экрана:
  "Как колокол набатный, прогудела
  Страна, от возмущения дрожа.
  Спасибо вам, Спецы, Номенклатура,
  Союза Нового святые сторожа!
  Антисоветчицы блудливая порода
  Грозить не будет жизни и труду.
  От всей души советского народа
  Спасибо справедливому суду!" .
  Конечно, бедная женщина, не желавшая рисковать здоровьем, чтобы не оставить детей с папашей-пьяницей - великая угроза стране, "грозившая жизни и труду". Как же это...бесит. Неожиданно для себя я понимаю, что меня всю трясет. Нельзя так забываться, я выпрямляюсь и изо всех сил стараюсь придать лицу спокойное отстраненное выражение, в общем-то, мое обычное. Когда мы подъезжаем к Церкви я уже гораздо лучше контролирую свои эмоции. Мой "дефектный" комм сегодня не привлекает столько внимания, как в прошлый раз. Людей волнуют вещи посерьезнее.
  Мы с папой встали, хоть и не у самой двери, но все же дальше от амвона, чем обычно. Сегодня у нас не просто запись проповеди Патриарха, он на прямой связи. Лицо главного церковника выражает неизмеримую скорбь, словно это его собираются казнить. Рядом с экраном стоит отец Георгий, он не может скрыть волнения. Интересно с него спросят за эту "вредительницу"? В его приходе состояла "враг человечества", сумевшая сделать аборт. Наверно сделают строгий выговор.
  И вот двери закрываются, и в Церкви наступает зловещая тишина. Первым берет слово Патриарх:
  - "Борьба номенклатуры за рост производства и благосостояния граждан Союза неизбежно встречает и будет встречать бешеное сопротивление недобитых остатков врагов человечества. Это сопротивление будет расти не потому, что возрастут силы врага, а потому, что остатки вредителей судорожно цепляются за жизнь. Дабы пресечь распространение вредительской деятельности наше мудрое руководство решило возродить Комиссию по вопросам морали, теперь ее работу будут непосредственно направлять работники Номенклатуры, это позволит...".
  Патриарх продолжает расписывать плюсы от возвращения комиссии, а я пытаюсь сдержать горькую усмешку. Моралком. Комиссия по вопросам морали. Ее закрыли примерно год назад, но все знали, что она вернется, просто если раньше во главе стояли церковники, то теперь будут спецы. Вопросы морали трактовались широко, комиссия могла вмешиваться во все внутренние дела семьи. Особое внимание уделялось тем, чья жизнь меньше соответствовала принятому распорядку, например, "дефектным". Я с трудом заставляю себя вслушиваться в то, что говорит Патриарх:
  - "Вождь с исчерпывающей ясностью раскрыл особенности внутренней борьбы на современном этапе, разоблачил маневры разбитых, но еще недобитых промутантских элементов. Он подчеркнул, что: "Главное в "деятельности" этих бывших людей состоит в том, что они организуют массовое воровство и хищение государственного имущества, пытаются очернить служителей номенклатуры через клеветнические сообщения в рунете, пытаются подорвать рождаемость".
  В этих условиях Номенклатура и Церковь требуют от каждого гражданина постоянной бдительности и готовности сокрушить врагов человечества. Это основная заповедь гражданина Нового Союза и главная предпосылка дальнейшего продвижения вперед. А это означает, что нужно изгнать всякую тень ленивого благодушия, беспощадно разоблачать все проявления оппортунизма и гнилого примиренчества к агентуре врагов человечества".
  Речь не длится долго, внимание прихожан отвлекает появление казнимой. Ее сопровождают сразу несколько работников Охраны, обычная женщина, каких тысячи: бледное лицо, серо-коричневые волосы стыдливо прикрыты платком, который как бы говорит, что казнь не повод забыть о правилах посещения Церкви. Патриарх замолкает, и мы дружно оглядываемся на отца Георгия, стоявшего рядом с экраном, пытаясь угадать что теперь. Кто будет осуществлять казнь? Патриарх об этом не сказал.
  Наш церковник, заметно нервничая, подходит к большому коробу, набитому камнями. Странно пока отец Георгий не привлек мое внимание, я их даже не видела. Камни округлые почти идеально гладкие, словно их долго шлифовали, без бурых пятен, как мне представлялось ранее. Очевидно для каждой церемонии используются новые. Менее мерзко на душе не становится. Скорее бы все это закончилось.
  - Каждый из вас - правоверных граждан Союза, уверен, что каждый из вас хотел бы лично участвовать в церемонии казни, - Отец Георгий сбивается, но тут же берет себя в руки, нельзя опростоволоситься перед светлыми очами Патриарха, ох нельзя!
  - Эта женщина совершила тягчайшее преступление, она покусилась на жизнь собственного ребенка. Сколько женщин и девушек мечтают о большой многодетной семье и не могут воплотить свои мечты? Сколько девочек и девушек еще не познали радость материнства?
  Мое сердце неприятно екает при последних словах церковника, я начала догадываться к чему он клонит. "Только не это, прошу тебя, Господи, если ты все же существуешь, только не это!!!".
  - "Дефектные" девушки и женщины я прошу вас подойти ко мне! - резкий голос отца Георгия выводит меня из ступора, папа успевает мельком ободряюще сжать мою руку, и вот я иду мимо застывших прихожан к отцу Георгию ...и к камням.
  - Возьмите по камню, да-да все вы, - церковник отступает на шаг, чтобы нам удобнее было подойти к чану.
  Я иду одной из последних, камней уже не так много, приходится нагибаться, чтобы достать свой, при этом я невольно смотрю на приговоренную женщину. Она стоит, прикрыв глаза, руки слегка вздрагивают и лишь они выдают ее состояние.
  Отец Георгий опять берет слово: "Именно вам - неустроенным женщинам - выпала честь привести в исполнение приговор. Как только Патриарх даст сигнал, вы должны бросить свой камень в эту женщину".
  Девушка с пластиной, стоящая за моей спиной при этих словах охнула, словно до нее только сейчас дошло для чего мы брали камни. Здесь душно, становится тяжело дышать, камень горит в моей руке словно свежая титановая губка. Я не смогу это сделать. Как же так, почему обязательно "дефектные"? Это такой способ наказания? Я стараюсь смотреть на экран с Патриархом или на отца Георгия, куда угодно только не в глаза жертвы. До акта убийства еще есть время. Перед самой казнью должна пройти другая церемония, по-своему не менее отвратная. Церемония отречения.
  Взрослые родственники осужденного "врага человечества" должны публично отречься от опозорившего их семью человека, если кто-то отказывался это делать, его чаще всего судили как потворствующего или соучастника преступления. Когда казнили маму отец также как муж этой несчастной стоял в этой самой церкви, может даже на том же самом месте и говорил те же установленные фразы: "Я отрекаюсь от своей жены от себя и от имени младших детей. Нет тебе прощения, пусть Господь покарает тебя также сурово, как наш справедливый суд!".
  Я была слишком мала, чтобы участвовать в церемонии во время казни матери. Сегодня здесь присутствовала лишь старшая дочь казнимой, девочка лет тринадцати- четырнадцати. Она была одета в подчеркнуто праздничное платьице нежно розового цвета, с вышитыми розочками. Скорее всего, этот красивый узор вышила женщина, которую она должна проклясть сейчас. Было видно, что девочка старается изо всех сил не заплакать. Она еле слышно пробормотала свою реплику об отказе от матери и обещание своей верностью вернуть доброе имя семье.
  Невольно я порадовалась, что мне не пришлось вот также стоять перед людьми и говорить гадости о маме, которую вот- вот убьют на моих глазах. Не представляю, что чувствует эта девчушка. Во время речи отречения муж казнимой смотрел в зал и говорил громко торжественно, словно зубрил слова всю ночь. Девочка смотрела на маму, ее жалобный взгляд не соответствовал суровым словам. Она вглядывалась в лицо мамы, возможно не осознавая, что это последние мгновения, когда она видит ее живой. Или наоборот, стараясь впитать и запечатлеть в памяти каждую черточку родного лица. Она старше, чем была я и может и не забудет свою маму, как забыла я.
  Женщина во время речи мужа смотрела себе под ноги, но когда заговорила дочь, она встрепенулась, и даже постаралась улыбнуться. Страшной была эта улыбка сквозь слезы. Горло сжал комок, я резко перевела взгляд с женщины на потолок, старясь сохранить невозмутимый вид. Нельзя сочувствовать "врагу человечества", тем более мне - дочери такой же казненной.
  Я смотрю на ее руки, ее пальцы совсем не похожи на бледные нервные пальцы мамы. Я снова вижу, как мама перебирает страницы, теребит корешок книги. "Ты должна выбрать...Ты счастлива? Уничтожь, но если нет...". Я не вижу лица казненной, вместо нее я вижу маму, ее глаза. В них нет страха, но ей больно. Как я могу причинить ей еще больше боли? Голова кружится. Я сжимаю камень, но не могу, не могу поднять руку и бросить его.
  - Пора, - изрекает Патриарх. Но камни не летят, женщины, девушки переглядываются или стоят, опустив голову. Никто не кинул, ни одна из "дефектных". Патриарх раздражен нашим непослушанием, а отец Георгий бледнеет от ужаса. Так опозориться на глазах у начальства!
  - Вы слышали слова Патриарха? - он подходит к нам. - Отмщение Господня должно свершиться, кто вы, чтобы ослушаться Патриарха? Подумайте о душе этой женщины. Подумайте о своей душе!
  Мы все понимаем эту угрозу, Души здесь ни причем, а вот непослушание Церкви карается строго. И камни летят. Я слышу вскрики женщины, я вижу ее кровь, но я не понимаю, что происходит. Как это все может происходить на самом деле? Мы убиваем ее. Не Патриарх, не отец Георгий, а мы - "дефектные". Женщина потеряла сознание, она склонилась как сломанная кукла, а камни продолжают бить ее израненное тело. Меня тошнит от вида крови, от ожесточенных лиц толпы, от удовлетворенно кивающего Патриарха. Меня тошнит от них всех. И от себя самой. Я ведь такая же, часть толпы, хоть камень и до сих пор у меня в руке. Я промолчала, когда зачитывали ее обвинение, молчала, когда нам сказали убить ее. Молчу сейчас, наблюдая за ее смертью.
  "Ты счастлива?". Не тот вопрос ты задала, мама. Надо было спросить, хватит ли у меня духу отринуть правила этого жестокого мира ради чего-то столь хрупкого, как те книги, те знания, что погубили тебя. Я молчу. Но внутри от крика содрогается вся моя сущность. Мне не хватает слов, чтобы описать, что я чувствую, но я знаю, где смогу найти эти слова. Я НЕ УНИЧТОЖУ ТАЙНИК! Я не лишу себя того, что осталось от мамы. Церковь может подавиться своими запретами, я научусь читать, узнаю, все, что знала мама. Когда я осознаю, что выбор сделан, мне становится немного легче, я могу снова дышать. Но это странное спокойствие длится недолго. Отец Георгий замечает, что я не бросила свой камень.
  - София! - его возмущенный шепот привлекает внимание к моей персоне. "Дефектные" уже кинувшие свои камни отступают от меня. Их лица пусты. Не знаю выражает ли мое лицо всю горечь, или также невыразительно, как у них?
  - Немедленно кинь свой камень! Чего ты ждешь?
  Женщина мертва, ее глаза открыты и мне кажется, что ее лицо куда более живое, нежели наши. Я кидаю камень, промахиваясь мимо жертвы. Но какая разница? Она ведь уже ничего не чувствует. Ее дети остались без матери. Как и сказал Патриарх, вот только если бы ее не поймали, она была бы жива. Церковники не учитывают, что аборт прошел удачно, и она умерла не от каких-то осложнений, а от камней, запущенных с благословения Патриарха. Жизнь за жизнь. Но все могло быть иначе.
  Неожиданно, встретившись с взглядом отца Георгия, я понимаю, что мои недельные терзания были пустой тратой времени. Они все равно убьют меня. Рано или поздно, но это уже решено. Я слишком "гордая" для их правильного мирка. Слишком "дефектная", также, как и Кэти. Владимира права - старость нам не грозит. Что ж....Тогда, к черту их правила, если меня все равно казнят, то пусть хотя бы за дело. Но Кэти... может рассказать ей о тайнике, показать книги или хотя бы папину Игру? Если бы это было так легко сделать. В нашем обществе не одобряются "праздные шатания по подругам". В голову так ничего и не приходит, но что бы, ни случилось, я уверена, что Кэти не стала бы бросать в меня камень. Даже в мой труп! Как и я в ее.
  ***
  На работе настроение у всех было мрачное, даже Владимира притихла. Казнь показывали в прямом эфире и, хотя тот кусок, где я бросаю камень не вошел в ролик, все в бригаде знали, что казнь проходила в моей церкви. Нет-нет, и я замечала на себе взгляд одной из работниц. Знаю, что это за взгляд - им интересно знать каково это - быть причастной к смерти "антисоветчицы". Понятно, что Кэти мне сочувствовала, она вообще очень тяжело восприняла всю эту историю с абортом. Но что странно, мне показалось, что Люся была расстроена почти также как Кэти, хотя в ее положении более вероятной было бы одобрение казни. Смотрев на бледное личико девушки и то, как она, закусив губу через силу разгребает губку, устраивая небольшие каменные волны в сторону Влады, я видела отнюдь не довольного человека.
  Влада пыталась найти на комме сериал, но все каналы крутили ролик с казни и утренние новости, добавив несколько сюжетов про возвращение Комиссии по вопросам морали. Сменив двадцать каналов, Влада смирилась, что сериалов нет, и перевела комм в спящий режим. Музыку слушать никому не хотелось. Так под мирное гудение конвейера прошла утренняя часть смены. Я решила не ходить на обед - все равно не смогла бы заставить себя съест хоть кусочек. После утреннего ужаса меня подташнивало, больше всего хотелось лечь спать, я даже подумывала пойти подремать в бытовке те полчаса отведенных под обед. Только вот Кэти тоже не пошла в столовую. Как прозвенел звонок обеденного перерыва, и конвейер замер, она положила голову на скрещенные руки перед собой и так и сидела не шевелясь.
  - Ты спишь? Пошли тогда вместе в бытовку, там хоть лавки есть, - я старалась держаться бодро. Тут только дашь волю слезам и все, все поймут, когда вернуться с обеда, что я рыдала, да еще школьники вот-вот должны подойти, лучше я поплачу дома в подушку. Кэти подняла лицо, и я поняла, что она чувствует то же самое.
  - Ты слышала все эти потоки грязи и эту чушь о "святости жизни ребенка"? Сгусток клеток для них куда важнее, чем живая женщина. Кто мы для них? Ходячие инкубаторы? Пизда на ножках..., - она брезгливо поджимает губы и на мгновение замолкает. Мне тяжело видеть ее такой угнетенной, меня накрывает странная смесь злости и апатии - чувство, когда ты ничего не можешь сделать.
  - Знаешь, почему я сразу полюбила тебя, при первой же нашей встрече? - вдруг спрашивает она. Я лишь мотаю головой, с трудом вспоминая свою школьную практику и первую встречу с подругой.
  - Ты ни разу не спросила меня, почему я не замужем. Честно, ты единственная из всех моих знакомых, кто ни разу не сказал мне, что я должна родить ребенка, пока не поздно. Мне кажется, что во всем оставшемся мире, ты единственная, кто меня понимает и принимает такой, какая я есть.
  Кэти выглядела сейчас непривычно уязвимой, я подошла и обняла ее. "Старушка Кэти! Ты тоже понимаешь меня как никто другой, даже с Ибрагимом у меня не было такого взаимопонимания". Так мы и просидели весь обеденный перерыв, пока не пришли школьники. Класс Ибрагима, но его среди них не было. Поскольку я знала, что он уже вышел из больницы напрашивался только один вывод - Ибрагим устроился на работу, не закончив школу.
  Такое позволялось лишь работникам Охраны.
  ***
  Вечером по дороге на ужин нам продолжали крутить ролики, связанные с казнью, включая саму казнь. Правда по записи казалось, что мы немедля все как одна бросили камни, то есть исчезла заминка, и меня вырезали, оставили лишь вступительные слова Патриарха и церемонию отречения. Люди на лестнице охали, глядя на эти кадры, многие женщины плакали, когда девочка отрекалась от матери.
  - Правильно, милая, эта стерва тебе не мать, - в сердцах сказала одна из плачущих возле меня, утирая глаза платком.
  Мне не хотелось все это слушать, видеть, переживать заново, но парящие над головой "табуретки" не давали включить комм. Это было негласное правило, из тех законов о которых все знают, но они нигде не проговорены. Нельзя уклонятся от просмотров роликов правительства после крупных судебных разбирательств, выступлений Вождя или Патриарха или казней. В этот день затыкать уши и включать на комме развлекательные каналы чревато разбирательствами, да и нет ничего развлекательного в такие дни. Поэтому мы все смотрим на большие экраны, мусолившие "тему дня".
  В столовой дела обстоят не лучше, потому что мы с Крысой подошли к столу в одно и то же время.
  - Добрый вечер, Андрей Максимович, София, как смена? - и тут же, не дожидаясь моего ответа, она возбужденно начинает тараторить о сегодняшней казни. - Видели запись казни, как красиво вышло, я хочу сказать это ужасное происшествие, но Патриарх произнес такую сильную речь, и церемония отречения была такой трогательной, прямо веришь этой девочке. Хотя, конечно, расслабляться не следует, я думаю, что спецы все равно будут за ней приглядывать, все-таки яблочко от яблони, ну это не всегда сказывается, конечно, - добавляет она, замечая красноречивый взгляд папы. - Ну, по идее она еще такая юная, на встречах родственников казненных с ней поработают специалисты, ты вот, София, помнишь свои собрания?
  - Мне было всего пять, я на них не ходила, - "чему я несказанно рада".
  - А-а, - по Крысе заметно, что она считает это досадным упущением со стороны "специалистов". - В любом случае, такие собрания помогают родственникам врагов человечества влиться в общество, понять, что пятно на репутации их семьи можно смыть примерным поведением и беспрестанной работой на благо Союза.
  "Да когда же ты заткнешься? Вон, еда остывает" - мысленно кричу я, но Людмила Федоровна все никак не унимается.
  - А знаете, кто первым из правителей нашей Родины понял, что аборт - это страшный грех?
  "Дайте угадаю".
  - Святой Сталин, - не обманывает моих ожиданий Крыса, - Именно он запретил аборты и благодаря этому мы победили предков мутантов в Великой войне!
  Собственно, за это Святой Сталин и почитался, хотя сейчас по прошествии времени мало кто знал подробности о той "Великой войне", любая война меркнет на фоне уничтожения большинства человечества.
  - Святой Сталин очень любил детей, прямо как Господь, - теплые нотки, непременно возникающие в голосе Крысы, когда она вспоминала про Сталина, умиляли, она бы так о дочери говорила. Думаю, Сталина мечтала, чтобы мать любила ее хотя бы наполовину также сильно, как мертвого святого.
  ***
  В комнате полумрак, косые отсветы играют на стенах. Их источником является маленькая лампа, проецирующая голограммы. Когда-то еще до моего появления на свет, папа подарил ее маме на день рождения. Тогда она проецировала только изображения нескольких видов цветов: букетик маленьких разноцветных цветков, сочетавших в себе фиолетовую кромку и желтую середину, я не знаю, как их называли древние, лично я зову их двуцветки. Также лампа создавала мерцающую копию крупных ярко-красных цветов с большими лепестками, еще были нежно-розовые цветы, представляющие собой мешанину из лепестков, и еще парочка видов, но их программа вечно заедала, так что определить их форму и цвет было непросто. Как рассказывал папа, маме лампа очень нравилась, она жалела, что голограмма не может передать аромат цветов. Среди ламп встречались и синтезирующие запахи, но они так напоминали обычные духи, что с трудом верилось, что это истинный аромат древних цветов. Поскольку электричество - ресурс ограниченный и плата за него велика, маме не удавалось часто любоваться цветами. Тогда родители решили усовершенствовать лампу, сделав ее менее энергозатратной, причем главную роль в этом процессе играла мама - папа разбирался в программировании, а ей лучше удавалось работать с электроникой. В итоге лампа не только стала поглощать меньше электричества, но и к ее набору цветов добилась голограмма, изображающая костер - пляшущий кусочек огня. До недавнего времени мне казалось, что лампа - это единственное, что хранило следы маминого существования, ее трудов, мечтаний. Появление в моей комнате тайника с книгами и планшетом рассеяло эту иллюзию, но все равно лампа оставалась чем-то особенным, и сейчас я наслаждалась минутами покоя, рассматривая бесконечный танец языков костра. Голограмма была добротной - с искрами и рассыпающимися поленьями, казалось, протяни руку и обожжешься.
  Шурик устав от попыток поймать пламя улегся у меня на коленях и, свернувшись клубком, задремал. А я не могла уснуть, в голове метались воспоминания о встрече с Ибрагимом и его семьей. Не верилось, что наша дружба может закончиться вот так. Пусть я и всегда знала, что мы не сможем видеться, когда он женится, но я думала, что мы продолжим общение в рунете, а теперь... С одной стороны, я злилась на него, хоть это и глупо - он все-таки еще совсем ребенок. Да, глупо было ожидать, что он пойдет против семьи и мнения родителей ради нашей дружбы, но ведь он мой лучший друг, самый близкий друг. Опять же с другой стороны, наше расставание весьма своевременно - ведь если меня схватят, всех моих друзей и знакомых начнут таскать на допросы, а может даже накажут вместе со мной, объявив нас "экстремисткой группировкой". Эта деталь не давала мне покоя - папа пойдет под суд вместе со мной, Кэти также может попасть под удар - все на работе скажут, что мы близкие подруги, к тому же она и так неблагонадежная - "дефектная" женщина. Пожалуй, хорошо, что Ибрагим теперь не связан со мной, муж его сестры сможет отмазать его от суда в случае моего провала, его родные подтвердят, что мы перестали общаться.
  Но папа и Кэти, как же быть с ними? Съехать от папы я не могу, так что он в любом случае пострадает из-за меня, а вот Кэти. При мысли, что мне придется намеренно поссориться с коллегой, ради ее безопасности, сердце болезненно сжалось о холода. Потерять всех друзей разом? Нет, я не смогу, не сейчас. Может через несколько недель или месяцев, если бы знать, когда меня разоблачат. В то, что мне удастся скрывать свою тайну несколько лет, я не верила. Так или иначе, спецы пронюхают про тайник, также как они узнали про маму. Единственное, что я успею сделать - уничтожить следы, но и это не спасет от расправы. Просто так никто тайники в блоке не держит. Я вспоминаю крики женщины, умирающей под градом камней и мне становится жутко. Нет, я не передумала сохранить тайник, но мысль о казни превращает внутренности в ледяной ком. Бедная женщина! И это ведь ее муж донес на нее, какой ужас, совсем как Крыса...И тут мне в голову приходит идея настолько простая, что чуть ли не смеюсь, наслаждаясь своей близорукостью. Донос! Что может быть проще?! Папе надо будет донести на меня, и тогда его не тронут. Часто перед арестом бывают вызовы в Церковь или спецам, скорее всего, я смогу уловить эти и другие перемены, чтобы успеть уничтожить содержимое тайника и поговорить с папой, тогда ему не придется погибать из-за меня. Конечно, не просто будет его уговорить, но я справлюсь.
  Постепенно у меня в голове возникает план действий. Говорят, слежка в первую очередь осуществляется через комм, поэтому перед тем, как открыть тайник всегда буду снимать его и убирать в шкаф. Через несколько недель, самое большое месяц - я найду повод разругаться с Кэти, чтобы мой арест не повлиял на нее. Затем, как только начнут сгущаться тучи - уговорю папу донести на меня. План не безупречный, но все-таки дающий иллюзию контроля над ситуацией. Вот только как привыкнуть к мысли, что мне осталось жить всего ничего?
  Приняв решение сохранить тайник, я больше могла не сдерживать свое любопытство. Нужно было лишь убедиться, что папа спит. Приоткрыв дверь в общую комнату, лишь чуть-чуть, чтобы не включился свет, я всматриваюсь в дверь папиной комнаты. Вроде все тихо. Не желая рисковать я на всякий случай блокирую дверь в свою комнату, через свой комм. Выглядит подозрительно, но все лучше, чем обнаружить тайник с запрещенными предметами в спальне своей дочери.
  Первое время я не могу нащупать панель, и мне становится смешно. Представляю: пойти на казнь ради тайника, который сама не можешь открыть. Но вот пальцы натыкаются на совсем крохотный выступ, и панель благополучно съезжает на бок. Набираю код открытия, и передо мной вновь предстают древние книги и остальные мамины вещи. Удивительно, сколько лет это все лежало у меня под ногами. И ведь никто не узнал об этом. Я все больше склонялась к идее, что хранение запрещенных вещей выдавали своим поведением сами нарушители. Надо быть, как папа, спокойной и уверенной в себе. Совсем необязательно, что меня раскроют в ближайшее время. Есть крохотная вероятность, что я смогу сохранить свой секрет навсегда, и даже если меня возьмут под каким-то церковным предлогом, спецы могут и не прознать про тайник. Ладно, будь что будет. Будущее неизвестно, а пока я склоняюсь над тайником, рассматривая свои сокровища.
  Сбоку от стопки книг высится большая пластиковая папка с замком-молнией. Я расстегиваю замок, и передо мной возникают листы бумаги. Они все разного размера: самые большие чуть меньше самой папки, есть средние - в половину размера папки, и наконец маленькие - размером со старый планшет. Я достаю один из средних листов, на нем нет никаких знаков, он плотнее, чем страницы книги, что я листала. К тому же у книги листы гладкие, а этот какой-то неровный, шершавый. Я перебираю остальные листы в папке, часть из них такие же гладкие, как книжные, но большинство из "шершавых". Интересно для чего они? Может это заготовки для будущих книг?
  Задумавшись, я не неосознанно тянусь к следующему предмету. Это округлая сумка, небольшая с крепкими ручками. Я чуть не падаю, на миг, потеряв равновесие - сумка оказывается довольно тяжелой. Заглянув внутрь, я вижу несколько плоских коробочек, а также множество маленьких палочек, похожих на стилус. Я нажимаю на одну из коробок, в надежде, что она раскроется, но ничего не происходит. Верчу коробку в руках, пытаясь разглядеть какую-нибудь кнопку или панель, но их нет. Уже отчаявшись открыть дурацкую коробку, я замечаю, что ее стенки подогнаны не полностью. Пытаясь отодвинуть край, я понимаю, что он легко выдвигается. А я-то, как дура, искала кнопку. Отодвигаю крышку, внутри оказываются несколько рядов малюсеньких контейнеров, каждый определенного цвета. Присмотревшись, я понимаю, что это какое-то застывшее вещество разных цветов.
  Это походит на цветовую палитру в комме. Значит ими можно рисовать? Осторожно касаюсь контейнера с пронзительно зеленым цветом. Ничего не происходит, пальцы ощущают лишь нечто твердое и сухое. Может испортилось? Кто знает, как работает эта древняя цветовая палитра? Или, чтобы рисовать нужно использовать эти палочки? Достаю одну из них, в отличие от стилуса ее края не округлые, а содержат несколько граней. С одной стороны, палочка сужается и кончается заостренным наконечником темно-серого цвета. Дотрагиваюсь до него. Ничего. Провожу им по руке, и на ней остается слабая серая полоса. Любопытно. Прикладываю острый наконечник к валявшемуся рядом листу бумаги, надавливаю посильнее - и вот на листе отпечатывается темная полоса, почти как знаки в книге. Меня охватывает легкая дрожь. Значит так делают книги? С помощью этих палочек и чистых листов? А палитра нужна для картинок, наверно с помощью палочки можно как-то взять краску. Тыкаю острым концом палочки в зеленую краску, палочка оставляет на поверхности контейнера небольшую ямку. И что это значит? Пытаюсь сделать цветную линию, но ничего не выходит. Очевидно, я что-то напутала с технологией.
  Роюсь в сумке, в ней лежит множество палочек, часть с заостренным концом, причем цвета наконечников различаются. Я нахожу палочку с ярко-желтым цветом и провожу с ее помощью ярко-желтую полоску на бумаге. Шурик пытается схватить палочку в моей руке, я все не могу отвести глаз от этой линии. Раз - и легкий поворот. Я рисую круги, пятна. Беру другие цветные палочки. Вскоре весь лист представляет собой месиво цветов и линий. Я понимаю, что уже где-то видела нечто похожее. Тут до меня доходит. Я беру книгу с картинками и нахожу на последних страницах изображения с линиями и пятнами. Сравниваю со своим листом. Сходство действительно есть, но есть и различие. Картинки в книге насыщеннее, их линии толще. Но у меня все равно перехватывает дыхание. Я нарисовала картинку с помощью древних палочек. Вот они - мои линии. И их уже не стереть, бесполезно отдавать команду: "Отменить предыдущее действие". Они есть, они существуют и это не изменить. Можно порвать лист, попытаться все закрасить самой темной палочкой, но эти линии никуда не исчезнут. Прямо как в жизни, ничего нельзя отменить, можно лишь принять, свыкнуться, смириться.
  Возвращаюсь к коробочке, как же "включить" цвета? Может ответ есть на планшете, в записи мама говорила что-то об учебниках. Шурик лапой сгребает одну из палочек, лежащих на полу, и она летит прямо под кровать. Я шикую на кота, только разбуженного папы мне здесь не хватало. Наверно хватит на сегодня, разберусь с этим в другой раз. Убираю все вещи, не забыв достать раскрашивающую палочку из-под кровати. Тайник скрыт, ничто не говорит о том, что пять минут назад на полу лежали незаконные вещи.
  Выключив свет, ложусь на кровать, но сон никак не идет. Слишком много всего за один день. Казнь, решение, тайник. Отчасти я боюсь заснуть, боюсь, что опять увижу во сне маму, только после сегодняшнего ужаса - это будет куда отчетливее. Боюсь, что мне будут сниться спецы, забирающие меня из квартиры. Боюсь, что мне приснится друг, столь трусливо расставшийся с нашей дружбой. Столько страхов. Но сон, незаметно подкравшийся из темноты, на удивление приятен. Мне снится огромный лист - на полкомнаты, и я самозабвенно рисующая. Только на этот раз из-под моей руки выходят не просто линии и кружки, я рисую портрет мамы. Она получается, как живая. И она улыбается.
  ***
  - Семен Денисович сегодня чем-то взволнован, - шепчет мне на ухо Кэти, да я и сама замечаю, что Семка трещит больше обычного, изредка обмахиваясь планшетом с указаниями. Причина волнения начальника оказывается до ужаса банальной - празднование надвигающегося Дня Верности.
  - Нашей бригаде оказана великая честь в этом году подготовить праздничный ролик по случаю Дня Верности! Думаю, никто не будет против, если я назначу главной за это Владу - все мы знаем, что она у нас блоггер-любитель.
  Мы нестройным хором соглашаемся с Семкой, что лучшей кандидатуры не найти.
  - Ну вот, значит надо, чтобы каждая из вас сказала несколько поздравительных слов Вождю и затем общий план - мы все кричим "Да здравствует Вождь!". Ну, или что-то в этом роде, Влада давай поищи вечером в рунете, что обычно люди говорят, а вы сами подумайте, что завтра представите, если кто вдруг наговорит стихи - лично я буду только за!
  - Снимаем завтра перед сменой? - спрашивает Влада, у нее уже горят глаза, еще бы, любимым делом теперь можно заниматься с разрешения начальства.
  - Да, конечно, лучше до смены, а то будете выглядеть уставшими.
  - Зато после смены нам бы в голову пришло куда больше "благодарственных" слов, - бормочет Кэти еле слышно, я лишь качаю головой. До чего же подруга неосмотрительна временами, а если кто донесет? Владимира, к примеру, учитывая их трепетную "дружбу" с Кэти. Впрочем, мне ли кого осуждать за неосторожность? Прошло уже три дня, с тех пор как решила оставить тайник, и меня по-прежнему накрывает с головой то волна страха, то энтузиазма. Мне уже реже мерещится в каждом шорохе приближение спецов, но ощущение того, что я на грани никуда не исчезло. Как и горечь от потери друга. Хоть я и смирилась с таким положением дел, решив, что так будет лучше, но части меня - очень безрассудной части - хотелось, чтобы Ибрагим отважился на еще одну встречу со мной. Ну, или хотя бы на звонок. Чтобы мы простились по-человечески, и тогда б я не чувствовала себя преданной. Я проверяла комм чаще обычного в надежде увидеть сообщение с незнакомого номера, но это все, само собой, оставалось глупыми фантазиями. Пора начать жить настоящим, особенно учитывая, что никто не знает сколько это настоящее продлиться.
  Вечером я решаю вновь погрузиться в папину Игру. Времена года, которые можно было выбрать по своему желанию давали возможность увидеть, как лес менялся зимой. Давным-давно, еще до Катастрофы, Союз, а точнее его главная часть - Россия - славилась на весь мир своими снежными и холодными зимами. Так, по крайней мере, нам рассказывали в школе, показывая сохранившиеся фотографии зимних пейзажей. Мы давно уже живем под землей, а что там - наверху, большинству из нас неизвестно. Падает ли снег зимой или ядерная зима вовсе не прекращается? Деталей нам никто раскрывать не собирается. Главное трудиться здесь и сейчас, а что до отравленной поверхности, то это "не нашего ума дело". Мне всегда было интересно, каково это, когда снежинки падают тебе на лицо? Когда кругом огромные толщи снега, и он сверкает на солнце. Катастрофа уничтожила привычный уклад. Ныне живущие не видели обычную зиму, как и другие времена года, впрочем. ... Зато теперь с помощью папиной игры я смогу, хоть на какое-то время окунуться в зимнюю природу.
  Я настраиваю игру на зимний ясный день, включая "вторым пейзажем" снегопад. Таким образом, после погружения я успею полюбоваться солнечным зимним лесом, чтобы после окунуться в настоящую метель. Точнее в их виртуальную копию, ведь ощущения после привычного малоприятного погружения в иную реальность, оказались странно знакомыми. Очевидно, папе нелегко пришлось в воссоздании зимы, нужно было погрузить игрока в "холод" при этом, чтобы он сохранил способность к активному действию. В итоге холод воспроизводился как "сильный ветер без ветра" - лицо обдувала холодная струя воздуха, но не одежда, ни волосы не реагировали. Постепенно начало казаться, что лицо и руки погружены в холодную воду, при выдохе около лица появлялось облачко пара, хотя дышалось также свободно, как и в любом другом пейзаже.
  Как же красиво! Такого вида я не припомню ни в одной государственной трансляции. Интересно, откуда папа ее достал? Вдалеке были горы, на пиках сияли снежные шапки. Лес из пестрой толщи на расстоянии, ближе ко мне распадался на отдельные ели, прикрывавшие стволы заснеженными лапами. Голубое небо, проскальзывающая зелень, и много-много белого снега. Впрочем, скоро я заметила такую особенность этой своеобразно застывшей воды - она была многоцветной. В тени - фиолетовой, а на свету - ярко белой, чуть желтоватой, около деревьев опять отливала синевой. Снег не был безлико белым, он переливался всеми оттенками, совсем как мой шарф.
  Лицо и руки начало покалывать, как когда моешься во время очередного отключения теплой воды. Я натянула перчатки, покалывание в руках сразу же исчезло. Мне захотелось поближе рассмотреть заснеженную елку, тропок нигде не было видно, очевидно папа предполагал, что игрок должен пробираться сам. Это оказалось совсем несложно, снег пружинил, как резиновый мат. Впоследствии выяснилось, что если долго стоять на одном месте, то ноги начинают медленно погружаться в снег. То есть насыпь снега оказалась белым вариантом болотных топей. Интересно, настоящий снег был таким же? Дойдя до дерева, я сняла перчатку и взяла полную пригоршню снега, он действительно очень походил на мягкую холодную резину. Я слепила снежок и кинула в ближайшее дерево, не долетев до цели, мой шарик снега распался и влился в снежную толщу. А вот если бы я могла играть эту серию в рунете, мы могли бы перебрасываться снежками? Я представила, что играю в одной команде с Ибрагимом. Мне так хотелось показать ему все эти чудесные виртуальные отзвуки прошлого мира.
  И вот еще мгновение назад небо было бескрайне голубым, а сейчас его заволокло белым облаком. Как туман только из снежной пыли. Вначале снежинки падали медленно, правда, ощутить их на своем лице мне так и не удалось - видно, это не было прописано в Игре. Они не падали на одежду или руки, просто пролетали рядом. Но все равно это было очень красиво. Затем плавное падение ускорилось и, мгновение спустя вокруг меня началась настоящая снежная буря! Стало холоднее, но комки снега, метавшиеся в сантиметре от моего лица, никак не ощущались, просто не давали разглядеть, что-либо дальше пары метров. Порывы ветра стали сильнее. Как можно вести операцию Игры в такой мгле? Ничего не видно, не слышно, только гул ветра. Ради интереса я пошла вглубь леса, желая наткнуться на противников. Хотя в таком снегопаде другие игроки могли бы так же безуспешно пытаться найти меня. Идти стало тяжелее, словно ноги приклеивались к резиновой снежной насыпи. На миг мне показалось, что я слышу чей-то голос, скорее всего мутантов, кого же еще? Пытаясь разобрать направление, я остановилась, как оказалось - это была смертельная ошибка. Автоматная очередь прошила меня на месте. Противник засек меня раньше, чем я его. Перед отключением я словно в замедленно темпе увидела, как на моем белом костюме расцветают яркие алые кляксы, только потом тупая боль от "ударов" пробежала по ребрам и животе. Маска с шумом слезла с висков, несколько мгновений я не могла сориентироваться, хотя обычно смерть в Игре не оказывала на меня такого действия. Мышцы ног оставались напряжены еще пару минут, а рука с отклеивающимися проводами, чуть подрагивала. Похоже, что имитация холода и снега тяжело давалась не только разработчикам, но оно того стоило.
  ***
  На следующий день первой жертвой Владиного энтузиазма, вполне ожидаемого стала ее подруга Люся. Наша блоггерка отвела ее сначала в сторону бытовок, затем они обе вернулись к конвейерной ленте, объясняя это тем, что возле бытовок недостаточно света. Влада кружила по цеху, словно хищная птица в поисках "торжественного" освещения, в итоге, Семка не выдержал и рявкнул на перфекционистку, чтобы она не задерживала больше необходимого рабочий процесс. Влада решила, что наиболее подходящее место для съемки у самого полотна, только так, чтобы лента не входила в кадр. Таким образом, Люся встала у ленты, Влада по другую сторону и началась съемка. Судя по тому, как бойко Люся начала свое выступление - она репетировала дома, возможно даже перед зеркалом:
  - Я очень благодарна Вождю за его мудрое руководство! С таким лидером мне не страшно рожать в постядерном мире..., - тут мы с Кэти начали хихикать, поскольку фраза прозвучала так, словно Люся собралась рожать от самого Вождя. Семка, не заметивший двусмысленности или посчитавший, что и так хорошо, хмурится и шикает на нас. Все это рассмешило, в свою очередь, Люсю с Владой и съемка сбивается от их смеха.
  - Ну вот, девушки, как вам не стыдно? Ваши подруги записывают ролик, а вы мешаете!
  - Все-все, Семен Денисович, мы больше не будем!
  Съемка продолжилась, Люся закончила свое видео очередной благодарностью и Влада перешла к съемке Владимиры:
  - "Я полностью поддерживаю новые реформы Вождя: введение знаков для одиноких женщин, а также возвращение Комиссии по вопросам морали. Приятно осознавать, что в такое непростое время, как наше, у руля государства стоит сильный и мудрый лидер, дай Бог ему долгих лет здоровья".
  Все время пока записывается ролик Владимиры в цехе стоит могильная тишина. Семка словно ненароком бросает взгляды то в мою сторону, то в сторону Кэти. Люся, наоборот, опустила глаза к полу. Кэти смотрит на Владимиру не отрываясь, однако она не выглядит обозленной. Мне сложно сказать, что я чувствую, отчасти злость, отчасти презрение, отчасти какую-то усталость от мысли, что большинство людей разделяет взгляды Владимиры. Наконец, она заканчивает свое выступление и отходит в сторону, подальше от Кэти. Влада вопросительно смотрит на нас, ожидая кто будет следующей. Вперед выходит Кэти, и тут же бригадир заявил, что трех интервью будет достаточно, и обязательно нужно снять третьим его самого. Кэти ухмыляется, но не спорит, а я даже чувствую приступ благодарности по отношению к Семке - мне совсем не хотелось мелькать на экранах, повторяя эту чушь.
  - ...и дальше продолжать ударно трудиться во славу Нового Союза! - Семка заканчивает свою пламенную речь, и мы собираемся вместе для заключительной части съемок.
  - Так что все-таки будем кричать? "Слава Вождю" или "Да здравствует Вождь"?
  - Давайте без лишней мишуры, просто "Да здравствует Вождь! Все на День Верности!", - командует бригадир.
  Без мишуры, так без мишуры. Мы становимся куцым рядком, причем Влада старается расположить нас не по росту, как вначале предлагал Семка, а так чтобы мы смотрелись "солидно и по-рабочему". Расположившись, мы несколько раз проговариваем, а затем выкрикиваем нужные фразы до тех пор, пока Влада не решает, что вышло достаточно синхронно.
  - Все, сегодня вечером смонтирую и скину к вам на почту, - Влада просматривает получившийся материал и важно кивает каким-то своим мыслям, возможно сожалея, что в официальном ролике нельзя использовать приложения с цветочками, которые она так любила вставлять в свой блог.
  - Отлично, а теперь за работу, мы и так уйму времени потратили на съемку, так и норму можно не выработать.
  Бригадницы, переговариваясь, разошлись по своим привычным местам вокруг ленты. Только Кэти задержалась возле меня.
  - Ну и как тебе выступление Владимиры?
  - Ожидаемо подхалимское, к тому же после вашей ссоры думаю, она не упустит возможность сделать тебе гадость.
  - К тебе еще не приходили? - я понимаю о ком говорит подруга, Моралком уже начал свою работу и "дефектная" с недавней проверкой на сохранность девственности явно вверху их списка подозрительных лиц.
  - Пока нет, я бы тебе рассказала.
  - Будь осторожней, что спецы, что церковники - и те, и другие не упустят возможности выслужиться перед начальством "разоблачив вредительство". А под вредоносной деятельностью ...короче тебе следует быть осмотрительной.
  - Это понятно, ты смотри сама будь осторожней, тем более что Владимира зла на тебя и если кто-нибудь из Моралкома попросит ее дать характеристику на тебя...
  - Меня казнят на следующий же день, - хмыкнула Кэти.
  - Вы там полсмены шептаться будете? - холодный голос Владимиры раздается как никогда вовремя.
  - Вот-вот, око спецов не дремлет, - шепчет мне подруга напоследок, и мы присоединяемся к остальным за работой. Я стараюсь не поднимать глаз от потока губки, чувствуя кожей взгляд Владимиры. Если она донесет на Кэти, допустим, перескажет Моралкому старые сплетни, то меня как лучшую подругу подозреваемой будут проверять по полной. Тогда спецы могут обнаружить тайник и всему настанет конец. Ох, как не вовремя мои коллеги разругались.
  ***
  Во время катастрофы появился он,
  Славою и силою недюжей наделен
  Владимир, спасший мир,
  Владимир, спасший мир.
  Ведь Мир - это люди,
  Ведь люди это мы.
  С самого утра в голове крутилась песенка, которую мы разучивали в школе. Я помню, как забавно звучали наши тонкие детские голоса выводящие протяжно Влади-и-и-имир спасший ми-и-р-р-р.
  Даже в детских песнях сквозила горькая правда о том, что мир людей сузился до границ Нового Союза.
  Наступил "долгожданный праздник единения народа с Вождем" - как о нем отзывались ведущие новостей - День Верности. Он всегда проводится в выходной день, и лишь те бедолаги-сменники, чья работа особо важна для поддержания жизни, не могли прийти, дабы подтвердить свою верность Вождю. Я достала свое "праздничное" платье: светло голубое с темно-синим подолом и такого же цвета длинными рукавами. Немного мятое, я попыталась разгладить его сырыми руками, стало чуть получше, в следующий раз подготовлю его с вечера. Если, конечно, он будет - "следующий раз". Наспех делаю косичку - все равно волосы будут скрыты за косынкой. Я готова.
  Мы спускаемся в столовую, гул чуть сильнее, чем обычно, все-таки важный день для всего Союза. Крыса со Сталиной уже ушли, очевидно, занимают очередь с самого утра. Процедура подтверждения верности проходит в Зале Достижений, в нем также проводят церемонии награждения отличившихся передовиков, изредка собрания номенклатуры, на которых объявляли об очередных достижениях НС. В Зале очень высокий потолок - выше только в Центре, стальные стены, уходящие в темноту, покрывают голограммы с графиками роста производства и сельского хозяйства, однако сегодня - в день верности - все стенды посвящены Вождю.
  Когда мы с папой входим в Зал, я начинаю лучше понимать рвение Крысы - перед нами целая толпа. Огромный зал полон людей, в нем трудно разглядеть, где заканчивается одна очередь и начинается другая. Какая духота. Еще бы! Машины подачи воздуха не справляются с нагрузкой. Я чувствую, как платье прилипает к спине. Чертов День верности! И зачем гонять нас каждый год на эту дурацкую процедуру? Все равно все всегда отмечают одно и то же.
  Мы с папой встаем с правого краю от толпы, надеясь, что это и есть конец одной из очередей. На каждой стене висят большие экраны. По бокам зала виднеются голографии флагов Нового Союза, они гордо реют, словно их раздувает ветер. Если смотреть на них не отрываясь - начинает кружиться голова.
  Очередь движется медленно, неожиданно все приходят в движение, видно, что люди пропускают кого-то кто идет от верительных кабинок. Народ кряхтит, наступая друг другу на ноги, стараясь прижаться к стене, мы с отцом также отступаем, насколько позволяют окружающие, и вот становится видно, ради кого мы так мучаемся. Это спецы. Те, кто придет за мной, если правда о тайнике станет известна. Один косой взгляд на человека из их отдела может повлечь за собой самые неприятные последствия. Вот и сейчас часть людей старательно смотрят перед собой, другие, наоборот, смотрят на спецов - улыбаются, кивают в знак уважения. Мы с папой относимся к первому типу. Спецы идут не спеша, словно не замечая, что люди сгрудились, так, что трудно дышать ради того, чтобы эти "герои" могли пройти. Наконец, они проходят мимо, и людское море снова смыкается, люди оживают, продолжая разговоры, прерванные появлением спецов.
  Самое тяжкое, что нельзя пользоваться коммами: ни послушать музыку, ни посмотреть сериал. Ни на что нельзя отвлекаться, нужно думать о проблемах общества и что из твоих проблем может стать причиной для беспокойства властей. В идеале. В жизни все выходит иначе. Люди болтали со знакомыми, обсуждая очередное повышение норм выработки на заводе или плановое уменьшение порций еды со следующей недели. Для них это и есть проблемы общества.
  Проходит час. Духота становится невыносимой. Успокаивает лишь то, что мы уже гораздо ближе к кабинкам. Когда очередь-толпа продвигается еще на шаг вперед, я замечаю в дальнем углу, слева от кабинок, проекцию высокого дерева. Странно, что вместо очередного лика Вождя этот экран проецировал дерево. Тем не менее, так оно и было. Большое со светлым, серовато-зеленым стволом и потрясающими желтыми листьями. Благодаря папиной Игре я могла наслаждаться картинками природы хоть все свободное время, и там была возможность погрузиться в осенний лес, но я все равно с жадностью разглядывала диковинную голограмму.
  Когда-то в школе нас водили в теплицу, где выращивают овощи. Тогда я впервые увидела живую зелень. Листья свеклы или что-нибудь наподобие были довольно чахлыми, очевидно им чего-то не хватало, может настоящего солнечного света? Однако у меня все равно перехватило дыхание от их нежного зеленого цвета, такое хрупкое и прекрасное воплощение жизни. Это дерево было куда больше и прямо-таки дышало здоровьем, но ведь оно всего лишь красивая иллюзия жизни. Временами с него плавно падали листья, кружась над головами столпившихся людей. Они таяли в воздухе, не доходя до земли, казалось, что вот - протяни руку и тебе на ладонь опустится золотистый листок.
  Шаг за шагом, очередь движется. Недалеко от нас теряет сознание женщина, очевидно от духоты, только служащим, дежурившим в зале тяжело добраться до нее из-за столпившегося народа. Люди находят решение - мужчины поднимают тело над головой и передают по рукам в сторону работников зала. Смотрится это странно, словно женщина плывет на какой-то диковинной шероховатой платформе. Я чувствую укол жалости к несчастной, она ведь не успела зайти в кабину, значит, как придет в себя, ей придется снова стоять в этом жарком душном зале в новой очереди. Хуже не придумаешь. Тем временем подходит папина очередь зайти в кабину, здорово, значит я следующая. Только в толпе сложно стать друг за другом и поэтому передо мной оказывается еще пара человек. Стараюсь подавить раздражение,
  И вот наступает долгожданный миг - я в кабинке верности. Передо мной лежит основной видео-бланк, воспроизводящий всего один вопрос: "Вы поддерживаете политику Вождя?". Ниже расположены две "кнопки" аудио ответов: зеленая и красная. Нажимаю на зеленую, и холодный металлический голос говорит: "Да". Чтобы подтвердить верность необходимо нажать на "Да" три раза, поэтому я нажимаю еще два. Экран бланка загорается зеленым. Представляю картину, что кто-то осмеливается трижды нажать на красную "Нет". На такое может пойти только самоубийца. А вдруг кто-то ошибется, рука дрогнет, и ты ткнешь на квадрат с "нет"? Тебя арестуют прямо в зале верности?
  Второй видео-бланк - это анкета. Активирую гаджет, и на экране возникает госслужащая: "Поздравляю вас с Днем верности! Спасибо, что вы с нами в этот день".
  "Можно подумать у нас есть выбор".
  - Перед вами анкета верности, вы должны выбрать несколько вариантов ответов на заданные вопросы. Итак, начнем. Первый вопрос: "Вас устраивают ваши жилищные условия?". Нажмите на цифру один, если да, и на цифру два если нет".
  На экране рядом с женщиной возникают цифры. Я жму на единицу.
  - "Отлично! Второй вопрос: Вас устраивает ваше питание?".
  Мысленно я переношусь в нашу столовую с ее извечным запахом вареной капусты, маленькими порциями серой каши, жесткими кусками говядины ли что там нам выдают под видом мяса. Вспоминаю и уверенно жму единицу.
  - "Отлично! Следующий вопрос...". И так далее в том же духе, вплоть до последнего вопроса:
  - "Отлично! Последний вопрос: Можете ли сообщить о нарушениях законов государства и церкви?".
  На миг я представляю Крысу. Как она скалиться, глядя на экран анкеты. Как дрожат ее пальцы, когда она нажимает на единицу и затем уверенным голосом говорит ...
  О чем?
  О прелюбодеянии своей соседки?
  О нарушениях рабочего режима коллегами?
  Мало ли о чем может наушничать Людмила Федоровна. Я резко нажимаю на двойку, и экран гаснет. Нет никакого заключительного "Отлично!", да я и не хочу больше слышать это раздражающий вскрик госслужащей. Еле сдерживая вздох облегчения, выхожу из кабинки, давая место следующему гражданину.
  Выйти из зала после подтверждения верности не многим проще нежели протиснуться к кабинкам, поэтому я вскоре нагоняю папу, и через полчаса мы вместе выходим из зала. Подле эскалатора целый полевой госпиталь - каждый год нескольким десяткам человек становится плохо в этот день, слишком много народу, слишком душно. Даже на лестницах, хоть и дышится легче, нежели в зале, все равно гораздо жарче чем обычно. Только когда мы подъезжаем к дому, становится прохладнее, мне кажется, что платье можно выжимать, хочется скорее принять душ и переодеться. Вот только душ не работает, очевидно, сбой системы - так бывает, когда слишком много людей пытается принять душ в одно и то же время.
  - Обидно, но ничего не поделаешь, - папа ненадолго скрывается в своей спальне и выходит оттуда с какой-то коробкой. - У меня для тебя небольшой сюрприз по случаю праздника.
  Странно, обычно ничего не дарим друг другу в День Верности.
  - Я нашел несколько деталей от старой модели Виртура и решил попробовать собрать второй набор подключения к консоли, - с этими словами папа достает из коробки маску и пластину с разномастными перчатками. - Мы можем погрузиться в твою Игру вместе, что скажешь?
  У меня нет слов, я никогда не играла с кем-то в команде, я имею в виду живого игрока, а не программу.
  - Здорово, а какую миссию ты хочешь пройти? А природа? Давай сделаем осенний лес, - прошу я, вспоминая сегодняшнюю голограмму.
  - Как скажешь,- папа улыбается, радуясь моему ажиотажу, а я бегаю из своей комнаты в коридор расставляя барьеры и готовя площадку для погружения. Командная Игра, нет ну надо же! Кто бы мог подумать, что День верности станет настоящим праздником. Папа что-то приделывает к консоли, подключая дополнительные приборы, очевидно, чтобы она считывала новые приборы. Я уже облачилась, осталась лишь маска. Игра загружается: осенний лес, операция - ловля шпионов. Я подумала, что так мы сможем хоть немного прогуляться по осеннему лесу без угрозы расстрела и быстрого выбывания из Игры. Наконец папа кивает, и я, надевая маску, включаюсь в Игру. Погружение происходит также неприятно, как и всегда, но я не обращаю внимание на жжение от пластины. Слепящий свет сменяется мягким свечением искусственного Солнца. Папа стоит рядом со мной, в экипировке бойца со шлемом и оружием он смотрится как какой-нибудь спец. Немного поколебавшись я снимаю шлем, чтобы лучше осмотреться, папа проделывает то же самое.
  - Ну как, - улыбается он, - Не хуже, чем дерево в Зале?
  Слова застревают у меня в горле, поэтому я просто мотаю головой. Эти деревья ничуть не хуже, а сколько их здесь! Сплошной ковер из разноцветных верхушек устилает ближайшие холмы. Я теряюсь от разнообразия красок, так непривычно, даже в глазах рябит.
  - Если мы хотим пройти операцию, нам стоит осмотреть вон тот ручей, - папа указывает на север, там среди пламенеющих ярко-красных деревьев виден светлый поток воды.
  - Это целая речушка, только я хотела...ну, не сразу идти искать шпионов. Просто здесь так красиво и все эти краски, мне хочется рассмотреть поближе.
  Какое-то время папа молча смотрит на меня и мне становится неуютно, а вдруг я обидела его, он, наверное, хотел, чтобы мы вместе провели операцию, а не любовались пейзажем. В конце концов, он создатель Игры, явно уже насмотрелся на эти леса по самое не хочу.
  Но тут папа улыбается и убирает оружие за спину: "Если хочешь, я с радостью проведу тебе экскурсию по осенним холмам".
  Мы сходим с поляны и углубляемся в лес, одновременно папа пытается объяснить мне как программисты создают коды для тактильных ощущений в Играх, но для меня все его слова о нейронах, галлюциногенных состояниях синапсов остаются абракадаброй. Ну и пусть, зато сейчас это словно обычная семейная прогулка в лесу, как это было до Катастрофы.
  - Вот эти деревья с ярко-алыми кронами - это осины, а вон те, видишь? - папа показывает в сторону от осин, там, на поляне стоит несколько деревьев с белой корой, они сильно выделяются на желто-красном фоне осеннего леса. - Это березы.
  - Красиво. Все это, но где ты столько узнал о природе старого мира?
  - Из архива данных, конечно. Есть такое специальное хранилище старых видео и фото, тех, что сохранились с до катастрофных времен. Раньше, лет десять назад, эти файлы широко применяли при создании Игр, но затем правительство решило сократить картины живой природы в шутерах. Древние фото теперь используют лишь для создания голограмм, наподобие того осеннего дерева.
  - То есть ты ... нарушил закон? - по спине пробегает озноб, не имеющий отношение к лесному ветерку, подумать только, как сильно отец рисковал ради этой Игры.
  - Я ведь уже говорил тебе, твоя Игра - прототип, вот если бы я сделал несколько копий, тогда это было серьезным преступлением, а так, просто не рассказывай о ней никому - и все будет в порядке. Смотри, вот такие грибы росли раньше на поверхности.
  Папа указывает на крупные коричневые шляпки древних грибов, но я никак не могу отделаться от подозрений. Почему папа делает вид, что это нарушение не такое серьезное, когда очевидно, что это не так? И почему он пошел на такой риск, ведь обычно он старается неукоснительно соблюдать законы.
  Тем временем отец присаживается на корточки возле грибов и стряхивает листик с одной из шляпок.
  - Не помню кто мне рассказывал про эти грибы, но он упоминал, что раньше люди часто выбирались из города в лес, чтобы собрать грибы в их естественной среде. Да, они искали грибы, это было что-то наподобие охоты или рыбалки. Земля щедро делилась с людьми своим богатством. Он сказал, что это была разновидность семейного отдыха - прогулка в лесу. Как же это было прекрасно... наверное, - папа тяжело вздыхает и достает гриб из земли. Он вышел легко, словно не рос, а был вставлен в землю как пазл. - Как бы я хотел, чтобы мы всей семьей отправились в настоящий лес за грибами: ты, я и твоя мама.
  Упоминание о маме подействовало как удар в живот - у меня перехватило дыхание. Отец никогда не говорил о ней, это было под запретом с самого детства - никаких разговоров и никаких упоминаний о "предательнице человечества". Я думала, что папа хочет вычеркнуть маму из памяти, но, очевидно, ему это не удалось. Неужели он по-прежнему думает о ней? Продолжает любить ее? Поэтому он не женился во второй раз? Миллион вопросов проносится у меня в голове, и я не знаю, стоит ли задавать хоть один из них папе.
  - Смотри, - папа указал куда-то в траву. Приглядевшись, я замечаю маленькую коричневато-зеленую лягушку.
  - Какая прелесть! А ее можно поймать?
  - Не получится, - качает головой папа. - У нее не заданы параметры объема и текстуры материальности, проще говоря ты можешь видеть, но не осязать.
  - Почему?
  - Если прописывать каждую мелкую деталь это займет десятилетия, по крайней мере, при нынешнем уровне технологий. Но знаешь, я думаю, что уже при тебе или при твоих детях виртуальная реальность превратится в полноценный мир, где каждая травинка будет на ощупь, запах и цвет, как живая.
  - Даже в обычной Игре? - усомнилась я, все-таки, зачем тратить столько ресурсов ради призрачного мира Виртура? Как это поможет выживанию человечества? По мне, так это лишь, наоборот, отвлечет от решения проблем.
  - Ну, может и не в каждом шутере, по началу, - папа вновь присел на корточки и легонько провел ладонью по лягушке - рука прошла сквозь нее, и лягушка-мираж, вздрогнув, поскакала в кусты, по направлению к ручью. - Люди, жившие до Катастрофы, верили, что мы сумеем создать целый виртуальный мир, идентичный настоящему, где все фантазии смогут обрести воплощение. Кто-то боялся, что это развратит людей, или что они станут слишком ленивы и неповоротливы, получив возможность реализовать все свои мечты в виртуальном мире.
  - А ты что думаешь?
  - Люди любят обманывать сами себя, я надеюсь, что как бы ни была тяжела моя реальная жизнь, я сумел бы удержаться от того, чтобы заменить ее виртуальным суррогатом. Виртур как сладкий сон, сны бывают очень реалистичными, но они не настоящая жизнь.
  Вот так, разработчик Игр против того, чтобы убегать от реальности с помощью Игр.
  - На работе только об этом не распространяйся, - сказала я, папа, рассмеявшись, кивнул.
  Мы продираемся сквозь кусты и различные ветки, корни, пни, я спросила папу зачем здесь столько лишних деталей, на что он ответил, что настоящий лес без всего этого невозможен.
  - Ну, для Игры можно было так не заморачиваться на реалистичности, - сказала, запыхавшись от движения по пересеченной местности. Обычно в Играх сложность была лишь в выборе направления, ну, и в беге по лестницам, но уж точно не в движении через чащобу.
  - Хватит жаловаться, лучше смотри, что здесь, - папа раздвинул ветви ели и перед нами предстал ручей, чье журчанье не было слышно буквальном пару метров назад.
  - Сложно сделать постепенно нарастающий гул, - пояснил папа, - вот звук и прыгает.
  Действительно, стоило только сделать пару шагов к ручью, как журчанье стало гораздо громче.
  Вода текла быстро равномерно, хотя в ручье лежали большие камни, которые, по идее, должны были замедлить ее ход в нескольких местах. Но все эти мелочи не умаляли тщательной детализации папиной Игры.
  - Я могу взять камень или они как лягушка ...структурированы нематериально?
  - Те, что лежат на берегу, можешь, те, что в воде - нематериальны.
  Я взяла темно-бордовый камешек, лежавший у самой кромки.
  - Холодный!
  - А ты как думала? Вода в ручьях была холодной, в особенности в тех, что питали подземные ключи.
  - Ты так много знаешь о природе древнего мира, похоже, создатели Игр знают об этом больше учителей фактологии.
  - Вполне возможно, Софи, вполне возможно, - улыбнулся папа, взяв другой камешек он запустил его в воду, тот упал в воду с негромким звуком и исчез.
  - А если мы перекидаем все камни на берегу в воду, что останется - голая земля?
  - Нет смотри, папа указал на место откуда он взял камень - там лежал точь-в-точь такой же.
  - Он просто вернулся на место? - удивилась я и кинула свой камень, чтобы проверить. И правда, бордовый камешек с плеском исчез в воде, чтобы мгновение спустя появиться на прежнем месте.
  - Нам пора, Софи, эта Игра - многослойная, в ней тяжело находиться долго. Мы еще погрузимся вместе, обещаю.
  Ничего не оставалось, как кивнуть, хотя мне не хотелось уходить из этого леса, пусть он и часть виртуального мира, а не "настоящей" жизни, как сказал папа. Но вынырнув из Игры, я признала, что отец был прав - ощущение было такое словно мы просидели в Игре всю ночь. Тело ныло, глаза болели.
  - Надо поспать, утром станет легче, прости, милая, - сказал папа, видя, как я тру глаза, - надо было выйти из Игры раньше.
  - Все нормально, спасибо за этот вечер, папа, - я обняла его. - И спасибо за Игру, ты лучший разработчик в мире!
  - Спасибо, - папа, улыбнувшись, поцеловал меня в лоб. - Ложись спать, я уберу Виртур.
  - Спокойной ночи!
  - Спокойной ночи!
  "Все-таки мне так повезло с отцом!", - думала я, засыпая.
  
  ***
  На следующий день весь телеинет был наполнен контентом о прошедшем Дне Верности. Ведущие новостей с придыханием описывали гигантские очереди, что пришлось выстоять всем гражданам НС.
  - "Результаты Дня Верности показали единство и сплоченность граждан, что дает уверенность идти к новым победам на всех участках строительства нового мира!", - подчеркнул один из дикторов. В обращении Вождя, который каждый год благодарил граждан за оказанное доверие, больше всего говорилось о номенклатуре, точнее это был призыв номенклатурщикам в духе святой четверки:
   - "На номенклатуру возлагаются большие и ответственные обязанности. Чтобы оправдать доверие народа, номенклатурщик обязан, не покладая рук, работать над выполнением наказов руководства. Чтобы в своей работе не опускаться до уровня политических обывателей, они должны быть такими же ясными и определенными деятелями, как Святой Сталин, такими же бесстрашными в бою и беспощадными к врагам человечества, каким был Святой Сталин, свободными от всякой паники, когда дело начинает осложняться, то есть такими же мудрыми, каким был Святой Сталин, и также любящими свой народ, как любил его Святой Сталин", - ясно было кто у выступающего любимый святой, им с Крысой надо начать общаться по рунету (человек был не из нашего города).
  Везде на всех экранах, что по городу, что на заводе крутили большое интервью городского главы - гражданина Кабакова:
  - "Дорогой наш Вождь!
  Оглядываясь на пройденный путь и подводя итоги успехов своей Родины, тысячи граждан проникаются еще большей радостью и гордостью за свою страну, за нашу номенклатуру и Церковь. Мы - единственные на Земле, только у нас царит подлинное народное счастье, бодрость и уверенность в завтрашнем дне. Движение жизни, рожденное великими победами номенклатуры, являясь новым этапом развития новосоветского государства, сегодня превращается из рекордов отдельных передовиков в движение масс и становится основой работы целых цехов и заводов, шахт и рудников.
  Победы, которых достигла номенклатура и рабочие великой новосоветской Родины, стали возможны только потому, что во главе победоносного движения за жизнь стоит могучая номенклатура, созданная и выпестованная Вождем. Ты, наш Вождь, неустанно учишь, что государство укрепляется тем, что очищает свои ряды от чуждых элементов. Обещаем и клянемся, что наши ряды станут еще крепче, еще монолитнее, еще боеспособнее!
  С Днем Верности!
  Да здравствует наша номенклатура!
  Да здравствуют спецы!
  Да здравствует вдохновитель и организатор исторических побед новосоветского государства, учитель трудящихся всего мира, наш Вождь!".
  Впрочем, так было всегда после Дня Верности. На работе бригадницы делились впечатлениями после вчерашнего дня.
  - Я пришла пораньше, так что наша семья прошла через кабинки быстро - минут пятнадцать подождали. Не больше, - сказала Владимира.
  - Пятнадцать минут?! - Влада застыла в изумлении. - Да мы полчаса ждали пока очередь двигалась от лестниц к дверям Зала Достижений, а уж в самом Зале стояли часа три, как минимум.
  - Я делаю проще - иду вечером, после четырех часов основная масса народу уже проходит, идешь и спокойно подтверждаешь, - поделилась Кэти.
  - Жаль, что ты раньше нам не подсказала, а то мы с папой тоже стояли кучу времени.
  - Так, вы пришли сюда работать или языками молоть? - неожиданно из-за спины вынырнул Семка, застав нас врасплох.
  - Конвейер стоит, они базарят, я, конечно, все понимаю - День Верности - очень важное событие для всего государства, но теперь все - рабочие будни. Соберитесь, бабоньки!
  "Опять это его "бабоньки".
  Кэти и Семен Денисович обсудили план на сегодняшнюю смену, пока мы запускали конвейер. Мне очень хотелось рассказать Кэти, как здорово мы вчера погрузились вместе с папой, но я понимала, что "не совсем законную" Игру папы стоит держать в тайне даже от самой близкой подруги, да и мало ли кто услышит? Вчерашняя прогулка по осеннему лесу крутилась у меня в голове, пока руки привычно перебирали серую груду титановой губки. Это было настоящее чудо, и пусть папа был против того, чтобы сбегать от реальности в погружение, но мне не терпелось снова побывать в лесу. Пусть виртуальном, но ближе к настоящему лесу я все равно ничего не смогу увидеть, ведь так?
  Во время обеда Кэти напомнила мне про дежурство. Весьма удачно, ведь это совсем вылетело у меня из головы. Страшно представить, что устроил бы Семка, забудь я продежурить! Помимо отбора губки мы также должны были прибирать рабочее место, проще говоря, мыть полы в цехе и чистить полотно сортировочной ленты. Мы дежурили по очереди - выходило два месяца дежурства в год. Да, отрабатывать чистку помещения приходилось целый месяц. И вот вскоре после Дня верности подошла моя очередь.
  Цех, доселе казавшийся небольшим, ожидаемо и неотвратимо превратился в Зал Достижений. По крайней мере, по моим ощущениям. Орудия уборки были незамысловатыми: щетка, веник, тряпка да ведро. Попрощавшись с девчонками и немного поболтав с задержавшейся Кэти, я приступила к уборке. Первым делом стоило почистить полотно - сгрести крошки титановой губки и протереть влажной тряпкой. Орудуя щеткой, я заметила радужный отблеск титановой крошки, видать раскрошился мелкий брак. Меня всегда завораживало это свойство бракованной губки. Используя щетку как красящие палочки, я стала создавать "картинки" из титановой крошки. Вот сердечко, как тот брак, что нашел Ибрагим в свой, как оказалось, последний день отработки на заводе. Вот небольшое деревце, ствол, ветви и шапка листьев. Вышло не сильно похоже на дерево, скорее на мутировавшего кота, хотя это идея - пусть неудавшееся дерево станет котом.
  - Что ты делаешь? - я аж подскочила от неожиданности, увлекшись творчеством, я не услышала за спиной шаги. Это была Владимира.
  - Я ...просто...сметала крошку и нечаянно вышло похоже на кота, ну, и вот, решила...подправить. Все, я буду прибираться, да. А ты почему не в раздевалке?
  - Я забыла перчатки, - Владимира забирает свои перчатки со скамейки, и при этом не сводит с меня глаз. Я чувствую, что начинаю краснеть. Все выглядит так, словно она застукала меня за невесть чем, но это же просто дурацкая крошка, что в этом такого? Бригадница уходит, не попрощавшись, но ее подозрительный взгляд долго не выходит у меня из головы. Подметая пол, я вспоминаю слова Кэти, те, что она прокричала Владимире во время их ссоры, что, дескать, сама Владимира завидует нашей свободе. И что она несчастна в своей, казалось бы, идеальной семейной жизни. Я никогда не задумывалась, насколько счастлива Владимира. Но все же что-то в словах Кэти тогда пробило брешь в самоуверенности этой женщины, может она и впрямь не особо счастлива. Не то, чтобы я верила, что она завидует "дефектным", но вполне может быть, что ее достает муж. Как тот, что донес на свою жену, как он сказал в интервью "поколачивал" или что-то в этом роде. Это не считалось чем- то из ряда вон. Во мне даже шевельнулось нечто похожее на сочувствие к Владимире, хотя дело могло быть в совсем ином. Интересно если бы она была по-настоящему счастлива в браке, они бы с Кэти также цапались по любому поводу?
  Прибираться после отработанной смены было тяжело, руки дрожали, а еще надо было успеть на ужин, так что даже хорошо, что Владимира вернулась за перчатками, а то я "рисуя" опоздала бы на вечерний прием пищи. Пробежавшись вместе со шваброй по всему цеху, я как могу, быстро переодеваюсь и несусь к эскалатору. Хоть бы успеть! Представляю, что скажет папа, если я попущу ужин, сразу после его предостережения по поводу Моралкома. Я прихожу одной из последних. Женщина, стоявшая на раздаче в столовой, бурчит что-то про мою безалаберность и свою доброту, которая ее погубит. Отчасти я с ней согласна, поэтому бормочу в ответ извинения, одновременно пытаясь отдышаться - дорогу от лестниц до столовой я промчалась сломя голову. Папы и Крысы уже нет, значит, назидательного разговора не избежать, что ж, ну хотя бы замечания за пропуск не будет.
  Я съедаю свою порцию меньше чем за пять минут - работники столовой уже начали уборку, протирали столы и ставили на них стулья, чтобы вымыть пол. На сытый желудок усталость, скопившаяся за день, наваливается с новой силой, хочется дойти до родного блока и бухнуться в постель. Хорошо, хоть, что завтра суббота и смена укороченная. Правда, я опять окажусь в этом жутком месте. Сцена казни не выходит у меня из головы всю оставшуюся дорогу до дома. Завтра мы будем проходить там, где она умирала, где "дефектные" убили ее. И тошно от одной только мысли, что придется беседовать с отцом Георгием.
  Дойдя до своего блока, я ненадолго прислоняюсь к прохладной стене, напротив квартиры Крысы, оттуда слышатся приглушенный голос хозяйки, похоже, она что-то выговаривает Сталине. Господи, да чем может провиниться эта женщина, она ведь правильная до отвращения, хотя... это ж Крыса - для нее никто не идеален. Ну, может кроме Сталина и Вождя. Как же хочется спать, ладно, разговор с отцом и баиньки, даже заглядывать в тайник не буду.
  Папа встречает меня в гостиной, точнее он сидит за столом, повернувшись спиной к двери, и что-то чинит или проверяет, в общем, работает с микросхемами.
  - Ты сегодня припозднилась.
  - Ага, дежурство началось, не уследила за временем.
  - Понимаю, но ты успела поесть?
  - Да.
  - Без замечания?
  - Без.
  - Вот и славно, - я сверлю недоверчивым взглядом спину отца, пытаясь понять, что это - начало "серьезного разговора" или как? В смысле никаких предупреждений, ни одного упоминания о Моралкоме? Аж не по себе, как-то. Ну ладно, мне же лучше, можно без промедления завалиться спать. Я уже почти скрываюсь в дверях своей комнаты, когда папа многозначительно говорит: "Завтра служба".
  "Ну вот, началось" - я резко торможу и разворачиваюсь: "Я помню".
  - Первая после...казни, - казалось папе сложно было подобрать подходящее слово для убийства женщины. - Отец Георгий, он явно захочет поговорить с тобой о том, что произошло тогда, я имею в виду твою заминку с камнем.
  Я молчу, понимаю, чего ждет папа, но мне сложно пообещать, что я буду вести себя достаточно смиренно, понимаю, что это глупо и безрассудно, но заискивание церковника перед Патриархом и его визгливый окрик "брось свой камень", нет, вести себя уважительно по отношению к этому человеку будет чертовски сложно.
  - София, - мягко говорит папа, - Я понимаю, что тебе тяжело сдержать свои эмоции, но сейчас зубоскальство с церковником может дорого обойтись тебе, они наблюдают - я имею в виду Моралком. Постарайся, пожалуйста, если не ради себя, то хотя бы ради меня.
  - Хорошо, пап, я буду предельно вежлива с отцом Георгием. Обещаю.
  - Я уж надеюсь, ладно, давай иди спать, а то вид у тебя жутко уставший.
  - Спокойной ночи.
  - Спокойной ночи, - папа вновь склоняется над схемами, а я, закрыв дверь, решаю ненадолго открыть тайник. Сонливость после ужина немного угасла, поэтому хоть при не спящем отце это было рискованно, но я хочу посмотреть на настоящие картины, а не мои копии из титановой крошки.
  Энциклопедия живописи, которую я открыла самой первой, имела цифровую копию на мамином планшете, что весьма облегчало знакомство с художниками древности. Мне нравилось листать шероховатые страницы запрещенного артефакта, любуясь яркими красками и странными "фотографиями". Теперь-то стало понятно, что это не фото, а картины. Странно, что люди рисовали пейзажи и портреты и после того как был изобретен фотоаппарат. Простое копирование реальности не было самоцелью художников, во всяком случае, мне так казалось, потому что иногда на картинах были совсем не такие вещи как в жизни. Люди странных цветов и формы, или вообще отдельные мазки и пятна. Я все никак не могла дойти до описания этих чудных картин. Их было так много! И художников, и полотен. Поэтому пока я выбирала понравившуюся картинку и слушала аудио-фрагмент про написавшего ее автора. Сегодня мне приглянулась картина дерева. Она называлась "Февральская лазурь", в честь одного из зимних месяцев. Ее создал некий Игорь Эммануилович Грабарь. Занятное имя, очень похоже на мутантское, он жил задолго до Катастрофы - картина была написана в 1904 году. Меня больше интересовала сама картина. Это была береза - папа показывал мне их при нашем погружении в осенний лес. На самом деле на картине было нарисовано много берез, просто одна была ближе к зрителю и была прорисована отчетливее. На ней не было листьев, зимой деревья стояли голые в снегу. Я уже видела снег в папиной игре и поэтому сразу поняла, какое время года изобразил художник. Но как он это сделал! Отдельными штрихами-точечками, и синие тени от деревьев и нежно-оранжевый снег от зимнего солнца - все в картине дышало, она казалась более живой, нежели голограммы. Я копировала понравившееся мне картины в отдельный файл, хотя само описание редко прослушивала дважды. Честно говоря, я и первый раз нередко пропускала - слушала лишь имя художника и название картины. Слишком много незнакомых слов и понятий - "юрист", "академия", "импрессионизм", "экспозиция" и прочие. Каждый раз останавливаться и искать слово в поисковике планшета - все это отнимало слишком много времени. Березой я любовалась долго.
  Поскольку я задержалась на дежурстве, да и просто хотела спать, я была не в силах смотреть новые фото-подборки картин или открывать новые энциклопедии, поэтому быстренько пролистала своих "любимцев", и запечатала тайник.
  Это чудесное ощущение, когда ты вымотана и понимаешь, что сейчас окажешься в теплой постели и сможешь вытянуться и дать отдых усталой спине. Шурик сладко храпит на кровати, и даже ухом не ведет, когда я ложусь рядом. Спина и гудящие ноги блаженно расслабляются, а я мысленно стараюсь настроиться на завтрашний день. В конце концов, я уже не ребенок и могу управлять своими эмоциями. От этого зависит моя жизнь. Спустя три минуты, после того как моя голова соприкоснулась с подушкой - я отрубаюсь.
  Когда утром папа пришел будить меня на службу, я не сразу сообразила в чем дело - сперва мне кажется, что еще длится вчерашний вечер.
  - Опоздаем, вставай, засоня, - папа включает прикроватную лампу и уходит, Шурик недовольно мяучит, когда я стряхиваю его со своего одеяла.
  - Ну, извини, ты можешь весь день дрыхнуть, а мне надо на службу, затем на рабо-о-оту, - зеваю чуть не вывихнув челюсть, отвыкла я от дежурных смен, надо делать уборку поживее, а может это связано с тем, что я стала позже ложиться? Полночи возишься с запрещенными артефактами, затем днем трясешься в ожидании разоблачения, конечно, сил не хватает. Кое-как одевшись, плетусь в коридор.
  - Доброе утро, Софи! - радостно приветствует меня комм, папа лишь качает головой.
  - Да исправлю я приветствие, сегодня же вечером, исправлю, - "это такие мелочи" - вдруг подумалось мне. Раньше приветствие "Софи" вместо общепринятого "София" было словно, ну, маленьким вызовом что ли, жестом неповиновения, а сейчас ... Я листаю древние книги. Ха, обращение комма можно и исправить.
  При выходе из блока мы сталкиваемся с Крысой и Сталиной, вот уж радость.
  - Доброе утро, соседи, - Людмила Федоровна просто излучает бодрость (надо полагать в купе с бездумностью и благодарностью).
  - Доброе утро, - отвечаем мы с папой синхронно, словно тренировались, забавно. И все-таки почему Крыса такая радостная с утра?
  - К нам вчера вечером заходили представители Моралкома, - неожиданно начинает разговор соседка.
  - Вот как, - вежливо отзывается папа, в то время как у меня внутри все холодеет, Моралком был здесь вчера, а если бы они пришли к нам, а меня нет дома, это был бы форменный ужас.
  - Да-да, хотели поговорить со Сталиночкой, она ведь у меня бедняжка из "дефектных", - продолжает Крыса так, словно "Сталиночка" не идет с нами рядом. - Мы очень хорошо побеседовали, кстати, - соседка картинно вздрагивает, будто только сейчас что-то вспомнила, - Они спрашивали и о тебе, София.
  - Обо мне? - "вот черт, черт, только не у тебя". - И что же?
  - Ой, всего уж и не упомнишь, так всякие мелочи, с кем ты дружишь, насколько вежлива со старшими, все такое, - по тону Крысы нетрудно догадаться, что она уж постаралась рассказать все в красках.
  Мы подходим к эскалатору, и папа пропускает Крысу вперед, казалось бы, это был просто галантный жест, но при этом я замечаю его взгляд, направленный на соседку. Впервые, наверное, за все время, я вижу в глазах папы неприкрытое презрение. Хорошо, хоть, что сама Крыса этого не видит.
  Дорогу до церкви "скрашивает" трансляция клипа на популярную песню "Отечество":
   "Наше Отечество - все человечество,
  Все, что осталось от него.
  Да, наша Родина - богоугодная,
  Восславим же, Господа - его одного".
  Вопреки словам припева, в песне также славили Вождя и Патриарха. Лучше бы показывали природу.
  Прямо над нами зависает "табуретка", поэтому демонстративно заткнуть уши наушниками я не решаюсь, приходится слушать лидера чартов. Дрон сопровождает нас довольно долго, и люди начинают нервно переглядываться, только Крыса сохраняет свой позитивный настрой. Наконец, мы подъезжаем к Церкви, и "табуретка" медленно плывет назад. Ну да, здесь ведь свои камеры.
  Когда двери раскрываются, я придерживаю папу за руку, показывая, что не хочу стоять близко к алтарю, к месту казни, папа понимает, он кивком показывает, что стоит отойти в сторонку, ближе к стене. В итоге мы заходим одни из последних. За головами людей я не вижу место у алтаря, что и требовалось. Напряжение чувствуется в воздухе, очевидно, многим неприятно вспоминать прошлую службу. Вполне вероятно, и отцу Георгию тоже, я уверена, что в моей исповедальне будет именно он. Большой экран ожил, и мы вновь лицезреем Патриарха:
  - "Добрый день, мои дорогие сограждане! Возблагодарим Всевышнего за этот прекрасный день, сколько людей не увидели его, сгинув в водовороте страшной Катастрофы, сколько душ потеряно, благодаря козням вредителей человечества, не будем забывать об этом".
  Я не слушаю Патриарха, точнее не вслушиваюсь в знакомые фразы, те, что нам повторяли на протяжении всей жизни. Нестерпимо хочется спать, когда же уже эта болтовня закончится, и нас отпустят на работу? Смотрю прямо перед собой, не вглядываясь в лица прихожан, как обычно, но все-таки замечаю взгляд, брошенный на меня девочкой, стоящей через ряд от меня. Приглядевшись, понимаю, что это старшая дочь казненной, та самая, что участвовала в церемонии отречения. Она снова поворачивается, и наши глаза встречаются, но она быстро отводит взгляд. Странно, почему я вызвала у нее такой интерес? Потому что бросила камень последней? Папа замечает наши переглядки и, судя по всему, ему это не нравится. Ну да, еще один повод присмотреться ко мне повнимательней со стороны Моралкома, а то и спецов - "предполагаемая группировка детей врагов человечества".
  Проповедь длится еще минут пятнадцать-двадцать, под конец Патриарх предлагает помолиться за душу "детоубийцы", казненной на прошлой неделе, девочка впереди сжимает плечи, словно в ожидании удара. Мне хочется подойти и обнять ее, но вместо этого я твержу слова молитвы вместе со всеми - я обещала папе, к тому же подобный безрассудный поступок с моей стороны сделает ей только хуже. И вот Патриарх исчезает с экрана, и мы толпимся, определяясь с очередью в исповедальни. Поскольку мы с папой стояли почти в самом конце, то и здесь нам придется ждать дольше всех. Да уж, у каждой медали две стороны. Неожиданно к концу очереди подходит молодой служка, он что-то говорит мужчине, стоящему перед дочерью казненной, я не вижу его лица, но теперь становится понятно, что это отец девочки. И вместе с дочерью они выходят из очереди и идут вслед за служкой к коридору внутри церкви, там, где меня осматривали. Что бы это значило?
  Очередь хоть и немаленькая, движется быстро, особенно если сравнивать с недавним Днем Верности. Перед тем как исчезнуть в кабинке исповедальни, папа кивает мне, как бы напоминая о моем обещании. Я стараюсь глубоко дышать, и не думать о прошлой службе, не думать о камнях. В церкви всегда душно, от приторных благовоний становится дурно. Ничего. Это все мелочи. Я смогу обмануть отца Георгия.
  Дверь передо мной открывается и я, как сотни раз до этого, ныряю в черноту исповедальни. Неловко сажусь на стул, передо мной на экране отец Георгий, необычайно серьезен, почти хмуриться.
  - Здравствуй, София.
  - Доброе утро, отец Георгий, - стараюсь чтобы мой голос звучал достаточно смиренно.
  - Как ты наверно понимаешь, я сильно разочарован твоим поведением на казни, - церковник делает паузу, очевидно, ожидая слов извинений, ну что ж, надо так надо.
  - Простите меня, отец Георгий, я сама не знаю, что на меня нашло, это был ...как ступор, я не хотела мешать церемонии, мне очень жаль, что так получилось.
  На лице церковника мелькает удивление, которое быстро сменяется довольством, как же "гордячка испугалась гнева Церкви, давно пора...".
  - Хорошо, что ты осознаешь свой проступок, я надеюсь, что ты скоро возьмешься за ум, и тогда мы увидим поведение настоящей гражданки Нового Союза. Не забывай, - отец Георгий шутливо или в серьез грозит мне пальцем, - Комиссия по вопросам морали уже начала свою работу, я поговорю с ними о твоей проблеме.
  Я чуть было не спросила, что за проблема, но вовремя прикусила язык. Я же "дефектная", это очень большая проблема в глазах Церкви.
  - Спасибо, святой отец.
  - Ну, хорошо, ступай, хотя подожди, может ты хочешь сообщить еще о каком-нибудь проступке?
  "Я нашла тайник матери и скрыла это от всех, я пользуюсь вещами древних и у меня есть Игра с настоящими пейзажами, ах да, еще меня бесите вы и вся Церковь, да и Вождь, пожалуй, тоже".
  - Нет, отец Георгий, хотя вчера я сильно опоздала на ужин, задержалась из-за дежурства, но это не оправдание, я понимаю, обещаю, что впредь буду внимательней относится к труду работников общепита, - церковник довольно кивает и с номенклатурной важностью взмахивает рукой, отпуская меня.
  Все. Это было не так уж сложно, оказывается, чтобы стать прилежной прихожанкой нужно просто научиться открыто врать в лицо священнику. Я так глупила, пытаясь быть честнее.
  Окрыленная своей удачной "исповедью", я добираюсь до работы в хорошем настроении, почти подпевая "Отечеству". В бытовке встречаю Кэти, подруга уже закончила переодевание.
  - Как прошла служба?
  - Как обычно, видела дочь казненной, ту, что была на церемонии отречения, она стояла недалеко от меня, ее куда-то отвели во время исповеди.
  - Хм, может поговорить "по душам", они любят мозги промывать на тему "докажи своим поведением, что ты не такой, как твой родственник-предатель".
  - Кому ты это рассказываешь! А у тебя как, все тихо?
  - Да в общем, да, послушала Патриарха, затем увещания своего церковника, он намекнул, что с ним уже успели побеседовать по поводу меня люди из Моралкома.
  - Да? Мой тоже о Комиссии говорил, с ним, правда, еще не разговаривали обо мне, зато у Крысы интересовались.
  - Да что ты? Ну и как, думаешь, она о тебе кучу всего "хорошего" наговорила?
  - Само собой, но наверно не совсем жуть, иначе меня бы уже допрашивали.
  Кэти рассмеялась, да так заразительно, что я, не выдержав, присоединилась к ней, хотя ситуация была, в общем-то, совсем не веселая.
  - Что я пропустила? - в бытовку вбегает запыхавшаяся Влада, еще чуть-чуть, и она бы опоздала на смену.
  - Да так, о своем "дефектном", по поводу Моралкома - наши церковники вовсю сплетничают о нас.
  - Жуть, - сочувственно отзывается бригадница, при этом опасливо косясь на угол, где как мы предполагали, пряталась камера.
  - Ничего страшного, это ведь их работа, - сжалилась Кэти над молодой коллегой, при этом заговорщицки подмигнув мне. - Идем, конвейер не ждет.
  Люся и Владимира уже были на месте, Семка запаздывал, поэтому Кэти, в очередной раз, провела пятиминутку за него, и мы приступили к работе. Привычный гул конвейера убаюкивал, все - таки я не высыпаюсь в последнее время, хорошо хоть, что Влада вновь включает какой-то сериал и бормотание ее комма помогает мне не заснуть.
  - Ну скажи мне зачем ты включаешь сериалы, ты ведь все равно не можешь смотреть на комм? - Владимира недовольно смотрит на Владу, которая лишь улыбается в ответ.
  - Это вместо аудиофайлов, и она же работает, не отвлекается на экран, - защищает подругу Люся.
  - Все равно отвлекается, пусть и только слушая - это уже помеха работе, да еще и нас заодно отвлекает. Рано или поздно начальство за это накажет и не только одну Владу, - назидательно отвечает Владимира.
  Мы с Кэти переглядываемся, думаю, у нас в голове мелькает одна и та же мысль - если кто и вложит Владу, то сама Владимира.
  После обеда приходят школьники, Ибрагима с ними, конечно нет. Прошло всего несколько недель, как мы перестали общаться, а кажется, что целую вечность. Учитывая сколько всего произошло за эти недели. Вдруг стало так тоскливо от воспоминаний о друге, и куда подевалось мое утреннее хорошее настроение? Надо отвлечь себя чем-то, например, подумать, что сегодня я буду делать вечером, какую часть тайника разбирать. Может послушать древнюю музыку? Ту, что играла еще до Катастрофы, кто знает, может на мамином планшете есть и музыка мутантов? Я решила провести небольшое расследование в рунете - пыталась найти хоть какие-нибудь примеры древней музыки, но поиски не увенчались успехом. Ладно, по дороге на ужин посмотрю еще.
  После смены меня ждало дежурство, поэтому с Кэти я попрощалась сразу после остановки конвейера. На этот раз я копалась с уборкой, никаких рисунков титановой пылью. Четко и быстро - р-раз и полотно почищено щеткой, два - и в ход пошла влажная тряпка. Таким образом, на ужин я должна прийти практически как обычно. Переодевалась я второпях, хотелось еще поискать в рунете про музыку.
  Как назло, все отклики на мой запрос были лишь малыми вкраплениями среди проповедей. Почему-то о музыке говорили лишь церковники. При этом "дьявольская музыка" мутантов приводилась в качестве одного из аргументов почему Бог не пощадил их потомков. Приходилось прослушивать до ужаса скучные, однообразные излияния священнослужителей обеих религий, чтобы в очередной раз наткнуться на что-то в духе: "И была у них музыка от Диавола, и сгинули они вместе с ней!", или "Часть русских людей принесла мутантскую заразу в свое Отечество, в том числе их грязные песни, в которых они прославляли сатану". Ничего более существенного я найти не могла. Ладно, не беда, в конце концов, у меня в тайнике, в мамином планшете была записана история человечества, неужели я не смогу найти нужную информацию там? Вот только я заметила странную особенность - фактология или точнее история, содержащаяся на старом носителе, заканчивалась первой половиной 21 века. Ничего о войне с мутантами, о последующей катастрофе и гибели большей части человечества, там не было. Может, в то страшное время людям было не до истории? Слишком многое пришлось начинать чуть ли не с нуля. Или дело в ужесточении режима? Так или иначе, на многие мои вопросы таинственный планшет не мог предоставить ответы.
  В столовой я успела застать папу, Крысы уже не было, так что ужин определенно удался.
  - Молодец, так держать, - папа шутливо поднял за меня стакан с остывшим чаем, - За день без опозданий!
  Я, подыгрывая папе, чокаюсь с ним своим стаканом: "За день без опозданий!".
  - Как у тебя дела на работе? Игру одобрили?
  - Еще нет, комиссии нужно время, чтобы просмотреть все тонкости Игры, попробовать разные операции, сделать несколько тестов, в общем, результат станет известен на следующей неделе, может даже ближе к концу.
  - Ничего страшного, уверена все будет хорошо, она - классная, - правда моя подарочная версия намного круче, но раз государству нужны Игры без обширных пейзажей, пусть пеняют на себя.
  Не торопясь, заканчиваем ужинать - сегодня были на удивление съедобные макароны с сыром, ну или с соусом со вкусом сыра, в общем, было вкусно. После еды опять захотелось спать, но я уже настроилась на знакомство с древней музыкой, поэтому, как только мы заходим домой, я продолжаю поиски в рунете в своей комнате.
  Долгое время я не могла найти ничего нового. И вот, когда я уже собиралась отключить соединение комма с рунетом, на призрачном дисплее возникла старая иконка одного из многочисленных подсайтов РПЦ. "О бесовском влиянии музыки мутантов" - продекларировал голос комма. Почему эта ссылка нашлась только сейчас, она же подходит по словам поиска лучше прочих? Сгорая от любопытства, я загрузила видео. Это была еще одна проповедь, но в ней о музыке мутантов говорилось куда больше. Грузный, краснощекий церковник, постоянно вздыхая, говорил о вреде, идущем от старой музыки, пришедшей от мутантов: "Сейчас, мы с вами и наши дети, слава Богу, лишены влияния мерзкой музыки мутантов. А вот наши предки не всегда понимали опасность, исходящую от сатанинских песнопений, именующихся рок-музыкой! Хотя служители Церкви и другие неравнодушные граждане понимали, что некоторые типы музыки и видеофильмов способствовали утверждению недостойных человека вредных чувств и плохого поведения путем внушения, оправдания, поощрения насилия, вандализма, насилования, убийства, злоупотребления наркотиками, самоубийства, человеческим жертвоприношениям, деградации женщины, детей и человеческой расы, зверства, садизма, мазохизма и других извращений. Да-да! Весь этот ужас шел от музыки мутантов!
  Судите сами, всем известно, что жизнь западных мутантов спустилась на такой скотоподобный уровень, что даже они, в конце концов, со всей очевидностью поняли, что им надо выбрать одно из двух: или в корне изменить свой образ жизни, или готовиться к смерти. К сожалению, дьявол склонил их к войне с нашей непобедимой и хранимой Богом страной. Тем не менее, и сегодня, после всего того, что случилось с мутантами, находятся антисоветчики, культивирующие их богомерзкие ценности. Временами спецы - наши воины Христовы, хватают людей, умудряющихся достать песнопения мутантов и наслаждающихся этим ужасом! Что и говорить, в этих песнях распутство приукрашено и преподносится как нечто привлекательное, параллельно с этим происходит полная деградация понятий женщина, мать, девушка, невеста. Безудержная животная половая страсть, сгубившая мутантов - вот о чем эта музыка. Помните об этом, и если вам вдруг случится стать свидетелем того, как кто-то слушает непонятную музыку - не медлите, сдавайте этого человека властям! Ведь это грех - и слушать эти песни и покрывать тех, кто их слушает. Не забывайте, эти леденящие звуки тянут в самую преисподнюю тех, кто заслушивается ими. В них часто используется такой прием, как перевернутые подсознательные сообщения, то есть если прокрутить запись наоборот - ты слышишь слова поклонения сатане. Я, разумеется, не слушал музыку мутантов, но, тем не менее, безусловно, могу четко сказать, что рок-музыка влияет на психику человека в разрушительном смысле. Она вызывает в душе человека желание блудить или даже предаваться противоестественным страстям, например, содомскому греху. Проверяйте, регулярно ли молятся Богу все члены семьи, ходят ли в храм, причащаются ли, соблюдают ли посты и церковные праздники, читают ли вместе Евангелие, беседуют ли о Боге? И следите за своими соседями и друзьями, потому что важно спасти не только свою душу, но и помочь избежать адских мук своему ближнему! Аминь".
  Вот так. Проповедь меня заинтриговала. Возможно, этот церковник полагал, что своими страстными речами он заставит почувствовать отвращение к мутансткой музыке, но лично я, после просмотра проповеди лишь больше захотела послушать таинственную музыку, способную "развращать" и "приукрашивать насилие". Неужели их песни обладали гипнотическими свойствами? Надо послушать.
  Убрав свой комм, нахожу панель тайника - все-таки это не просто, даже с третьего раза. Планшет как всегда долго загружается, самое время, чтобы подключить старые наушники, и вот я уже жму на папку с музыкой. В одном церковник был прав - это были особенные песни и аудио-фрагменты. Включив первую попавшуюся из этой папки, я не сразу поняла, что это звуки человеческой речи - настолько странными они были. Это была первая услышанная мною песня мутантов. По крайней мере, кого-то, кто исчез в огне войны. Было сложно отделить голоса от музыки, и в самой песне различать отдельные слова. Словно это было воспроизведение одного гигантского слова - без перерыва. Странно, но музыка мне понравилась, поэтому я несколько раз прослушала эту песню, попутно сожалея, что не могу скинуть ее на свой комм.
  Я пробежалась глазами по внушительной колонке аудио - файлов, они имели забавные заставки - такие хвостатые горошины. Знаки, чей первоначальный смысл давно утерян. Как звали их наши предки? А мутанты? Может оно имело общее значение для всех? Очевидно, что мутанты также любили музыку. Поразительно. Похоже, что у них с нами было больше общего, чем говорили в школе.
  Я ткнула наугад в очередной "хвостатый" значок и тут же подпрыгнула на месте - из наушников раздавался дикий ор. Неужели это песня?! Эти крики...словно кого-то пытают. Я отключила фрагмент, сердце бешено колотилось в груди. Все-таки музыка древних полна сюрпризов. Несмотря на то, что вторая "песня" меня порядком потрясла, одновременно с этим, во мне росло любопытство - хотелось прослушать все эти фрагменты разом. Я включала один фрагмент за другим, слушая песню по несколько мгновений, и тут же переходила на следующую. Сонм голосов: громких и резких, мелодичных и прерывающихся, наполнил голову. Наконец, эта какофония мне надоела, и я открываю раздел с древними русскими песнями. Их названия были написаны с помощью более поздней технологии, то есть языком прошлого века, а не позапрошлого. На деле это означало то, что, прикасаясь к фрагменту, ты одновременно активировал мини аудиофайл, с названием песни или именем исполнителя. Сложно было разобраться, хотя если найти несколько песен одного исполнителя, то можно понять, что есть что. Я медленно провела рукой по первому ряду: Наутилус, Агата Кристи, Чайф, Кино ...Знакомым было только слово "кино". Хоть файл представлялся на русском, названия звучали как мутантские. Может это древние термины? Или это имена собственные? Но как же тогда "кино"?
  Я включила одну из песен "Наутилуса". Через несколько минут я уже не могла сдержать улыбки - песня оказалась, на редкость богохульной. Она была о Боге, который не только употреблял в речи бранные слова, но и вообще вел себя, словно обычный смертный. Интересно, что стало с автором песни? Сейчас его бы ждала смертная казнь за оскорбление чувств верующих, как и всех, кто ее пел или слушал. Но они ведь не могут убить меня больше одного раза, не так ли? В общем, песня "Наутилуса" мне понравилась, как и голос певца. Единственно, что она показалась мне несколько затянутой - такое долгое вступление и вообще. У нас было сложно найти песню, играющую дольше двух минут.
  От старых наушников скоро заболели уши. Какие они все-таки жесткие, эти резиновые наушники. Отключив планшет, я убрала его в боковой отдел короба. Правда, сперва пришлось достать оттуда Шурика - кот облюбовал себе этот темный уголок. Шурик недовольно мяукнул.
  - Ничего, на кровати поспишь!
  Но кот, очевидно, рассудив, что спать он больше не хочет, улегся рядом со мной. Лениво и медленно потянулся лапой к пакету с красящими принадлежностями.
  - Хочешь порисовать? - шепотом поинтересовалась я.
  Мне давно было пора лечь спать, но раз кот настаивает...Я достала пакет, Шурик тотчас кинулся его обнюхивать. Я достала карандаши (так, оказывается, назывались раньше красящие палочки) и разложила их на полу перед собой. Кот приметил ярко-желтый карандаш, который "не догрыз" в прошлый раз. На полу рисовать было неудобно, поэтому я, собрав яркие палочки (отобрав у кота игрушку), села на кровать, положив прихваченный листок на тумбочку. Шурик, явно раздраженный потерей карандаша пристроился около лампы. "Что же такое нарисовать?". Мне уже надоело штамповать линии и пятна. Хотелось нарисовать что-то более реальное. Может лампу? В принципе это не должно быть сложно.
  Кособокая подставка отдаленно напоминала мою, но вот сама лампа вышла совсем кривой, так что угадать ее можно было лишь по цвету. Пальцы не слушались - карандаши все норовили выскользнуть у меня из руки. Но я решила так просто не сдаваться и повторила рисунок лампы еще пять раз. Очертания стали четче и по сравнению с первым вариантом это было уже кое-что. Но не копия лампы как при снимке, а ведь в книге было столько картин похожих на фотографии. Как художники древности умудрялись так рисовать? Скорее всего, на тренировки уходили годы, если не десятки лет. Пока я трудилась над рисованием лампы, Шурик задремал. Я потрепала кота за ушко, но он лишь тряхнул головой, не просыпаясь. Ему лишь бы спать. В этот момент он выглядел так трогательно. Мне сразу вспомнилось, каким смешным он был, когда его только принесли. Тощий котенок с большими ушами и длинным тонким хвостом - он больше напоминал пушистого крысенка, нежели кошку. Однако позже Шурик превратился в красивого кота с большими зеленовато-желтыми глазами. Не знаю где папа сумел раздобыть котенка - домашние любимцы большая редкость среди рабочих. На их содержание налагается множество ограничений, и Крыса не раз жаловалась на наш блок, добиваясь того, чтобы Шурика изъяли. На наше счастье для этого требовалась жалобы от, как минимум, двух соседей по этажу, которые не должны быть родственниками. Так что, вопреки стараниям Людмилы Федоровны, Шурик продолжал жить с нами.
  Ладно, пусть завтра и выходной, но таким темпами я и завтрак могу проспать. Никогда не засиживалась так поздно. Надо установить некий таймер работы с вещами из тайника, скажем, не больше полутора часов кряду, а то я совсем перестану высыпаться. Вот только как заставить себя соблюдать этот таймер, когда там столько неразгаданных тайн, невиданных чудес и вполне вероятно, мало времени? Убрав все, я подвигаю Шурика на кровати. "Спокойной ночи, малыш".
  Может кот и сладко спал этой ночью, но смогла забыться лишь под утро - "пересидела" сон, к тому же зыбкая дрема временами сменялась кошмаром. Утром я встала вся разбитая, словно и не спала вовсе. От кошмара осталось тягостное ощущение пустоты. Детали ускользали, я лишь помнила, что постоянно бежала от кого-то и все никак не могла уйти, куда бы я ни пряталась - меня везде находили.
  - Все нормально? Ты выглядишь нездоровой, - папа сразу заметил мое состояние.
  - Пустяки, просто не выспалась, приду с завтрака и еще немного полежу, - "хорошая идея, кстати".
  - Ладно, мне надо зайти на работу...
  - ...на пару часов, - закончила я за него, - Ты же сказал, что Комиссия будет совещаться несколько дней, Игра сдана на проверку, что еще от тебя требуется?
  - Отчеты, планы, куча документальных файлов до которых не доходили руки во время разработки и тестов.
  - Ясно, - я сама не понимаю, что меня раздражает в папиных переработках больше - их количество или его спокойствие по этому поводу. Может ему просто нравится быть на работе? В смысле больше, чем проводить свой выходной со мной. Папа словно чувствует, что меня беспокоит, поскольку сразу же предлагает погрузиться вечером в Игру.
  - Ты еще не использовала опцию "Озеро"? Там очень хорошо, тебе понравится.
  - Звучит многообещающе.
  Мы выходим на завтрак. Странно, вроде бы одно и то же количество людей в одно и то же время спускается на завтрак в будние дни и в воскресенье, но почему-то в выходной кажется, что на эскалаторе меньше народу. Люди более расслаблены, чаще переговариваются друг с другом, словно в будни на них давит установка "работать, работать, думай о работе", а в выходной они могут вздохнуть свободно. И будто становится больше места, люди не наваливаются друг на друга. Занятно.
  Сегодня на экранах, наконец-то, природа: пушистые ели и несколько берез. Может в чем-то люди из правительства были и правы, поскольку после пейзажей папиной Игры, голограммы в коридорах стали как будто более блеклыми, не такими "натуральными" что ли. Может их создавали на более примитивных коммах? Я задумалась об обещанной папой экскурсии к озеру. Приятно будет снова погрузиться в Игру вместе, давно мы не проводили так много времени вдвоем. Может, таким образом папа хочет компенсировать мне потерю Ибрагима? Не хочет, чтобы я чувствовала себя одинокой. Все- таки уговорить его донести на меня будет непросто.
  Мы не встретили Крысу по дороге в столовую, потому что они со Сталиной пришли чуть раньше. В общем, завтрак, в отличие от ужина, пришлось проводить в их компании. Хотя справедливости ради стоит отметить, что Людмила Федоровна по большей части молчала. Даже не так, сидела молча, надувшись. Похоже не все ладно в святом семействе.
  - Все хорошо, Людмила Федоровна? Вы толком не притронулись к еде? - папин голос полон участия, и кто скажет, что он, по сути, передразнивает Крысу, вечно достающую нас проповедями на тему "недоедать установленную норму питания - вредить государству через ослабление себя". Людмила Федоровна хмурится еще больше, но все же отвечает:
  - Спасибо за участие, Андрей Максимович, все хорошо. Даже можно сказать все замечательно, нас с дочерью известили, что мы скоро вероятно обзаведемся новыми соседями.
  - Что? - наверно я спросила слишком громко, так, что даже люди за соседними столами повернули голову к нам. Просто не смогла сдержать удивление, все квартиры блока были заняты, о каких новых соседях могла идти речь?
  - В нашу квартиру могут подселить еще жильцов, - отчеканила Крыса, всем видом стараясь показать, что она ничуть не против.
  Мы с папой понимающе переглянулись. Такое нередко случалось, уплотнение жилого пространства. Кто же ее уведомил, и не значило ли это, что нас с папой тоже ждет "уплотнение"?
  - Да, новые соседи, может какая-нибудь милая семейная пара, Сталине будет полезно посмотреть на пример настоящей христианской семьи. На детишек. Ты вот хочешь детей, София?
  Я чуть не подавилась от неожиданности. Мда, разговаривая с Крысой, не стоит расслабляться.
  - Ну я... наверно, в смысле со стороны это всегда кажется легче, ну, быть родителем. А так, все не так радужно, как в семейной рекламе, наверное, - заканчиваю я свое невнятное бормотание, отчаянно краснея при этом, потому что после вопроса Крысы на нас снова обернулись соседи.
  - Конечно это большой труд, но исполнение долга редко бывает легким и приятным. Не о легкости надо думать, а о цели, о том ради чего все это. Выживание человечества, - последние слова Людмила Федоровна произнесла совсем тихо, словно обращаясь к себе самой. - Выживание не может быть легким.
  Она выглядела такой потерянной, что на какой-то краткий миг я даже прониклась к ней сочувствием, но, разумеется, это не могло длиться долго. Встрепенувшись, Людмила Федоровна вновь стала собой, в смысле самоуверенной Крысой и громко, так, чтобы было слышно соседним столам, сказала:
  - А все-таки, в тебе много эгоизма, София. Все эти разговоры о тяжести родительства не более чем эгоизм и слабость веры.
  - Людмила Федоровна, - голос папы был мягок, но несмотря на это в нем таилось предупреждение.
  - Я понимаю, что вы любите дочь, Андрей Максимович, но вы не можете отрицать, что она не горит желанием исполнить свой долг перед нашей Родиной, перед человечеством.
  - Так как его исполняет Сталина? - бряканье ложек и разговоры за соседними столами резко оборвались, вокруг воцарилась мертвая тишина. У Крысы был такой ошарашенный вид, как пойманная рыба в течение нескольких секунд она лишь безмолвно хватала воздух. Я сама была в шоке от папиных слов, он никогда не переходил черту вежливого обращения с соседкой, да еще и выпад в сторону бессловесной Сталины - это был прием Крысы. К слову, если сама Людмила Федоровна обожала критиковать дочь на каждом шагу, остальным она этого не прощала, так что со стороны папы эти слова можно смело было считать за объявление войны. Наконец, Крыса справилась с эмоциями, с шумом отодвинув стул, она резко поднялась:
  - Идем, Сталина, завтрак окончен.
  Сталина покорно положила ложку, хоть еще и не доела, и встала вслед за матерью. Не похоже, что слова папы ее как-то обидели, напротив, уходя, она бросила на нас извиняющийся взгляд. Папа старался вести, как ни в чем не бывало, но я видела, что он расстроен своей вспышкой. Люди, сидящие за соседними столиками, продолжали наблюдать за нами, тут и там слышались шепотки.
  - Я наелась, а ты? - папа кивнул, и мы не спеша двинулись в сторону лестниц. Не хотелось догонять Крысу с дочерью. Как только мы вышли из столовой, папа остановился, рассеяно поглаживая комм, он всегда так делала, когда был чем-то взволнован.
  - Неприятно получилось, но мы никогда не были особо дружны, - я попыталась его утешить.
  - Нам и необязательно было дружить, важнее сохранять баланс, а теперь, - папа тяжело вздохнул, - Теперь Крыса будет искать возможность навредить нашей семье. Что? Ты думала я не знаю, какое прозвище ты дала нашей соседке? Весьма подходящее на мой взгляд.
  Отец грустно улыбнулся и обнял меня, это было на него не похоже, проявление чувств на людях, но я была рада. Пусть Крыса строит козни, вместе мы справимся.
  Папа отправился на службу, а я свернула к эскалатору до нашего блока. От нечего делать включила сериал на комме. Новое творение про нелегкую службу спецов. Они ловили банду вредителей, старающихся подорвать производство молочных продуктов. Я не особо следила за сюжетом, скорее думала: "Какая ирония, я сейчас приеду домой и открою тайник, то есть сознательно нарушу закон и при этом смотрю сериал о тех, кто нарушает закон и тех, кто их выслеживает". Неожиданно мне в голову пришла замечательная идея о том, как использовать комм, чтобы моя деятельность с тайником не выглядела подозрительно как сейчас. Ведь до настоящего момента я всегда закрывала его в шкафу, что явно выглядело подозрительно. Как же я сразу не додумалась? Сериалы! Многие, когда включают фильмы дома, снимают комм и кладут его по направлению к стене или шкафу - к какой-нибудь плоской поверхности, где удобнее смотреть проекцию из комма. Если я включу сериал и направлю изображение на дверь своей комнаты, меня и тайник не будет видно, зато у меня будет прекрасное объяснение, чем я занималась в это время. Да кто не смотрит сериалы? Это самый распространенный досуг наряду с Играми. Я могу включать этот же сериал про спецов, у него куча сезонов, так что он прикроет мою работу с вещами тайника. Охваченная радостным возбуждением я не сразу заметила, что сериал прервало сообщение Правительства, проецируемое на всех ближайших экранах: от мерцающих окошек коммов до огромных настенных панелей:
  - "Внимание! Внимание! Прослушайте следующее сообщение. Из-за действий, направленных на подрыв благосостояния народа Нового Союза, сегодня был задержан главный инженер службы управления городскими фильтрами - Лазарь Григорьевич Рабинович. В скором времени он, а также трое его подчиненных - технические специалисты: Николай Горлецкий, Сергей Бабенко, Нестор Калганов , предстанут перед Судом, однако прежде чем виновные понесут заслуженное наказание, гражданам этого города придется на себе прочувствовать вред, причиненный этими врагами человечества. Уровень кислорода в ближайшую неделю будет понижен на 15 %. Помните о бдительности по отношению к своим коллегам! Конец сообщения".
  На экран моего комма вернулся сериал, но на больших настенных замерла тревожно мелькающая красная цифра "15%", на фоне фильтров - знак грядущего понижения нормы кислорода. Вот же напасть! Опять будем все задыхаться, поднимаясь по лестнице или к концу смены. Ну, ничего не поделаешь, вокруг были слышны недовольные голоса людей, большинство посылало проклятия в адрес вредителя:
  - Скорей бы посмотреть на его казнь! Вот же ублюдок - неделя 15 %. Вот как так?!
  - Он, поди, действовал не в одиночку, но спецы разберутся, конечно, сколько их там тварей было. Промутантская гниль - она повсюду.
  - У меня ребенок болеет, а тут понижение кислорода, чтоб этих вредителей перемучили всех, кинуть их всех за Стену, пусть со своими обожаемыми мутантами пообщаются!
  Женщину с больным ребенком поддержал целый хор голосов, многие считали, что промутантам самое место за Стеной. Интересно, а если бы Правительство дало возможность выбирать, как с казнью для женщин - камни или голод, только тут расстрел или высылка за Стену к радиации и чудовищам. Чтобы выбрала я - быструю смерть или шанс продлить жизнь? Подумав, я склонялась к высылке, хотя бы увижу, во что люди превратили поверхность. С такими невеселыми думами я оказалась дома. Пора проверить мое новое прикрытие.
   Заперевшись в своей комнате, я настроила комм на сигнал от двери в блок, когда папа вернется, у меня будет время убрать тайник. Это тоже могло показаться подозрительным, но подобные сигнализации были распространены, в особенности среди подростков, которым родители запрещали смотреть сериалы. Настроив комм так, чтобы его экран-камера упирался в дверь, я включила сериал, приглушив звук, что тоже логично, если, допустим, моему отцу не нравится, что я слишком много смотрю комм.
  Папа наверняка задержится на работе больше чем на пару часов, за это время можно успеть порисовать или послушать старую музыку или...
  Искусство записей своих мыслей было одним из забытых, а ныне и запрещенных, как нечто промутатнтское. Наверное, прослушивать было проще, чем просматривать сообщения, во всяком случае, теперь никто из граждан Нового Союза не мог написать собственное имя, не то что стих или поэму, или антиправительственные лозунги. Однако что-то мне подсказывало, что мама владела этим искусством и более того, она бы хотела, чтобы и я научилась ему. Иначе зачем было загружать столько обучающего материала на планшет? На планшете хранились как художественные книги, так и энциклопедии и программы обучения. Я осторожно достала древнюю бумажную книгу, не, что с картинками, просто сплошной текст. Интересно, о чем она? Было бы хорошо, если бы бумажный текст сопровождал аудиофайл. Впрочем, на планшете было записано немало книг с таким дополнением.
  Мне захотелось узнать, как пишется мое имя. Пусть это будет первое слово, которое я запишу. Поиск подходящей программы занял кучу времени, но в итоге я нашла папку "интервьюирование", в которой был распознаватель речи, переводящий ее в текст. Открыв новый документ, я увидела сбоку панель выбора написания слов. Я ткнула в первый попавшийся, все равно для меня они выглядели одинаково непонятно. Так, надеюсь в этот древний планшет встроен распознаватель голоса. Нажав пуск, я громко и отчетливо произношу свое имя, и о чудо, на экране возникает надпись:
  София.
  Так вот как выглядит мое имя письменно, пять закорючек. Если только я не напутала с интерфейсом программы и это какое-нибудь сообщение об ошибке. Ха. Было бы забавно. До этого мое имя ассоциировалось у меня с цифровым набором - 5389 - который чаще всего возникал на экране после голосового пароля для проходной. Теперь я знаю истинное лицо своего имени.
  София.
  Стоит попытаться нарисовать его на бумаге, так я скорее запомню, как оно пишется. Достав несколько листков со следами моих карандашных изысканий, я стала выводить буквы. Как и в случае с изображением лампы, мои зарисовки были далеки от оригинала. Я старалась нарисовать буквы красиво, как на планшете и при этом запомнить, как они выглядят и их порядок при написании моего имени. Исчеркав весь лист, я принялась за обратную сторону, и в этот момент раздался писк открываемой входной двери. Папа вернулся. Надо же, он и в правду был где-то около двух часов на работе. Времени сложить все вещи аккуратно не было, поэтому планшет и книга с листами были засунуты в тайник как попало, потом наведу порядок.
  - София, ты дома? - папа постучал в мою дверь, как раз, когда панель тайника щелкнула, вставая на место.
  - Да, ты сегодня рано, то есть на удивление вовремя.
  - Я же обещал, - папа улыбается, но тут же хмурит брови. - Ты слышала про грядущее снижение кислорода? Уже с завтрашнего дня, значит наша прогулка к озеру будет последним общим погружением на этой неделе. Уменьшение концентрации кислорода на 15 % делает погружение в Виртур опасной перегрузкой организма. Из Игры можно и не выйти, каждый год происходит несколько случаев впадения людей в кому из-за недостатка кислорода. Обещай, что не будешь погружаться в Игру, пока кислород не вернут в норму.
  - Конечно, я же не идиотка, так рисковать. Готовить Игру?
  - Ставь бортики, я настрою пейзаж, - папа скрывается в своей комнате, пока я достаю нашу приставку и расставляю бортики. Когда все уже готово к Игре кроме настройки пейзажа, папа появляется в "домашней" футболке, которую смело можно считать праздничной, поскольку он так часто задерживается на работе, что дни, когда его можно застать в домашней одежде можно пересчитать на пальцах одной руки. В этом году уж точно.
  - Готова? - папа быстро набирает в настройках свое таинственное озеро, а я готовлюсь к погружению, надев присоску и нарукавники. - Хорошо, надевай маску. Ослепительная вспышка света и я "прозреваю" в очередном погружении.
  Здесь явно включена опция "ветер", запах странный, нечто вроде сырого бетона, не сказать, что неприятный, и все равно сквозь воссозданную иллюзию проникает резиновый привкус маски.
  Озеро.
  Его трудно проглядеть. Этакую прорву воды. Да еще какой воды. Пронзительно бирюзовая жидкость, голубее неба, которое в этой иллюзии заполнено серыми тучами, отчего вода в озере кажется еще ярче. Ближе к берегу вода светлеет и становится нежно-голубой. Мы, кстати, не одни на озере, в воде целая группа больших белоснежных птиц с грациозно-выгнутыми шеями.
  - Это лебеди, красивые, правда? - папа подходит к краю невысокой скалы и протягивает руку ближайшей птице. Та, выждав немного, подплывает ближе и вытягивает свою и без того длиннющую шею, очевидно, пытаясь понять есть у папы в руках что-то съедобное или нет.
  - Она не укусит?
  - Может. Хочешь попробовать погладить? Если он все-таки рискнет подплыть ближе, конечно. Лезть в воду не советую, она довольно-таки холодная.
  - В нем можно купаться? - поражаюсь я. Никто и никогда из нас не плавал в открытом водоеме, и в Играх я не встречала подобную опцию - максимум, что могли делать игроки - это быстро перебежать небольшой поток воды, да и то, сама вода не чувствовалась. А тут...целое озеро, на мгновение мне хочется проигнорировать предупреждение папы и нырнуть в бирюзовую воду с головой, не смотря на ее температуру или риск быть побитой лебедями. Но потом я решаю, что лучше этого не делать. "В крайнем случае, я всегда могу вернуться и поплавать, погрузившись одна".
  - А ты пробовал плавать в Игре, хотя конечно пробовал, - перебиваю я сама себя, иногда из головы вылетает, что папа тоже тестирует свои Игры на стадии разработки. - Я хочу сказать, на что это похоже, когда плаваешь в Игре? Чем ты руководствовался при создании этой опции?
  - Хороший вопрос, - начинает папа, будто дает интервью после выпуска Игры. - Еще до твоего рождения в городе какое-то время действовал общественный бассейн - это была, по сути, большая ванна. Ты знаешь - некоторым многодетным семьям позволяют устанавливать дома ванные для купания. Ну, а эта работала для всех, на нее тоже выдавали талоны, как на инсоляцию. Считалось, что это полезно для рабочих, у которых большая нагрузка на позвоночник, например, как у тебя на сортировке. Но потом, директора бассейна обвинили во вредительстве и казнили, как и половину работников. Сам бассейн сначала закрыли, а позже объявили, что его содержание слишком обременительно для города. Короче, я взял за основу свои ощущения от купания в том бассейне. Их сложно передать, как и все ощущения в принципе, - смеется папа. - Но я постарался. Это легкость, потому что кажется, что в воде твое тело весит меньше, и одновременно тебя обволакивает водой - ты чувствуешь ее прикосновение всем телом. Мы выбрали осень, попробуй, в следующий раз выбрать в меню "Озеро летним днем". Не пожалеешь!
  - И ты не сможешь включить плавание в доступную всем версию "Стального Отряда3"? Столько работы только ради меня?
  - Ради нас обоих, - папа приобнимает меня за плечи, оперевшись подбородком на мою голову. - К тому же мне интересен сам процесс превращения реальных ощущений в их виртуальную копию. Это был скорее отдых, увлечение, нежели вторая работа.
  Очевидно, папа настроил специальный будильник, потому что воздух вокруг неожиданно наполнился мелодичным звоном.
  - Нам пора возвращаться в реальность, если мы не хотим пропустить ужин.
  - Но мы ведь только пришли! - не может быть, что уже пора на ужин, по моим ощущениям мы пробыли в Игре около десяти-пятнадцати минут, но папа был непреклонен.
  - Я уже говорил, эта Игра дается тяжелее, и время при погружении может варьироваться в зависимости от сложности выбранной опции, а Озеро - одно из самых тяжелых. В общем, с этой Игрой надо быть аккуратнее, вот я и поставил нам напоминалку, надо будет показать тебе потом, как это делается.
  Я с сожалением оглядываюсь на озеро. Ну, ничего, в конце концов, не в последний раз погружаюсь в Игру.
  Папа напоследок провел рукой по мохнатой ветке ели и нажал какую-то панель на комме. Ослепительная вспышка и мы снова дома.
  - Времени переодеться хватит, но поторопись, - до меня не сразу доходит к чему это он заговорил про переодевание, лишь отдышавшись, я понимаю, что кофта липнет к телу - пропотела так, что даже волосы на затылке сырые. Вот вам и озеро, как будто взаправду искупались! Но мне понравилось, эта лазурная гладь и ветер, и тебя словно несет вперед, хоть ты и стоишь на земле. Если бы папа мог выпустить Игру в рунет, в ней бы зависали все и взрослые и дети. Но нет, население должно благодарить правительство за каждую голограмму березки.
  Мы быстро убираем бортики и снаряжение, я успеваю переодеться в сухое платье и быстренько расчесать волосы. Щеки ярко алеют, выдавая мое погружение в Виртур. Где еще ты так дома запыхаешься.
  - Давай пообещаем друг другу, что чтобы Людмила Федоровна нам сейчас не сказала и как бы она себя не вела - мы не станем реагировать на ее провокации и спокойно поужинаем, хорошо? - папа явно не хотел раздувать утренний спор, да мне было понятно, что лучше "худой мир".
  - Хорошо, я буду молчать и когда надо улыбаться.
  Но как оказалось, все наши обещания были ни к чему, Крыса весь ужин делала вид, что нас рядом нет. Не поздоровалась, когда мы подошли к столу, даже не посмотрела на нас. Так и сидела весь ужин, повернувшись к соседке за столом напротив и болтая с ней о надвигающейся духоте.
  Папа только раз глянул в ее сторону и, пожав плечами, улыбнулся мне, как бы говоря, что нам же лучше. Приносить извинения он, похоже, не собирается. Сталина в это время смотрела в свою тарелку, впрочем, она всегда так делала, так что я не думаю, что дело было в обиде на папу. Остальные соседи старательно делали вид, что не замечают напряжения за нашим столом. Надеюсь, Моралком больше не будет говорить с Крысой обо мне.
  После непривычно тихого ужина, мы встали на очередь к эскалатору. Крыса с дочкой стояли впереди, в нескольких метрах от нас. На меня вдруг навалилась сонливость, и, хотя я планировала еще поупражняться сегодня в письме, скорее всего по приезде домой я просто лягу спать пораньше. В этом есть смысл, потому что в духоте нормально не поспишь. Лениво облокотившись на перила эскалатора, я всматривалась в мерцающие кроваво-алые 15 %, которые продолжали светить со всех экранов. Можно подумать еще кто-то не в курсе. Неожиданно я сталкиваюсь взглядом со Сталиной, она как всегда серьезна, но, когда я улыбаюсь и подмигиваю ей, она дарит мне в ответ быструю улыбку и тут же отворачивается. Иногда я размышляю о том могли бы мы стать подругами, если бы не ее мамаша? Сталина, конечно, старше меня, но ведь и Кэти старше и это не мешает ей быть моей лучшей подругой. Наверно, могли бы, по крайней мере, у нас есть общая тема для беседы. Я уже почти привыкла к светящейся панели на комме. Привыкла, но не свыклась, после казни она будто стала тяжелее. Чувствуют ли это другие женщины? Я думала, что убитая будет являться ко мне во снах, но пока не было ничего такого. Только горечь и кислый привкус страха во рту, каждый раз, когда я вспоминала тот чавкающий звук, который издавали брошенные камни, запах крови, смешанный с запахом пота и ладана. Мерзкий запах.
  И вот спустя неделю, мы едем с ужина домой, как ни в чем не бывало. Я вглядываюсь в расслабленные лица окружающих, также спокойно они поедут и спустя неделю после моей казни. Почему-то это печалило.
  ***
  Утро понедельника. Веселая неделя духоты и всеобщего раздражения. Телевизор опять в режиме обязательного просмотра показывал интервью с одним из спецов, занимающихся делом главного инженера городских фильтров:
  - "Сотни тысяч честных рабочих содрогнулись от негодования и омерзения, когда узнали о чудовищном заговоре, о кошмарных, леденящих душу преступлениях банды гнусных убийц, шпионов, промутантских заговорщиков. У преступной своры есть одна поганая мечта: о возвращении мутантов. Всю свою жизнь они смертельно ненавидели свободный новосоветский народ, распространяли гнусную клевету о русском народе, как о народе-агрессоре, уничтожившем все остальное человечество. Но подлым планам этих промутантов не сбыться никогда! Доблестная разведка спецов, зорко стоящая на страже интересов Родины и народа, оборвала гнусную деятельность банды вредителей. Имена этих бандитов новосоветский народ навеки заклеймил позором и ненавистью".
  И далее уже не с таким пафосом: "Удалось предотвратить катастрофические последствия вредительства...бла-бла...бдительность...временные неудобства...бла-бла-бла". Ничего нового.
  В блоке еще было достаточно свежо, но стоило нам с папой выйти к эскалаторам, как снижение кислорода дало о себе знать. Даже сейчас ранним утром чувствовалось, что воздух стал тяжелее. Каждый вдох хотелось делать глубоким, хоть от этого и кружилась голова. Обычного вдоха стало недостаточно, будто легкие начали хуже выполнять свою работу. Это давило на нервы, а что будет вечером, когда все поедут на ужин? Уставшие после работы, голодные в тесной липкой духоте. Бр-р. Лучше не думать об этом, но, если бы не угроза выговора, я бы охотно пропускала бы вечерние приемы пищи - все равно есть хочется меньше.
  Экраны крутили интервью с главным обвинителем по делу фильтров, изредка прерываясь на "святую четверку": бдительность, благодарность, бездумие и трудолюбие:
  - "Перед нами главный обвинитель предстоящего Суда над вредителями человечества Николай Васильевич Крыленко . Николай Васильевич, что вы скажите об этом деле?
  - Я вот что скажу, перед следствием развернулась ужасающая картина разложения руководящих инженерных сил. Здесь было все: предательство, продажность, взяточничество, укрывательство. И все это происходило на фоне безобразнейшего и циничнейшего отношения инженеров к своему повседневному служебному долгу. Эти люди не знали колебаний. Холодно и расчетливо из года в год они накапливали свой опыт, устанавливали свои связи и шли по пути развития вредительской деятельности. Добавлю также, что исключительная опасность данной вредительской банды заключалась в том, что она пышным цветом расцвела именно в организации фильтрования ядовитого воздуха. Эта банда вредителей должна быть сметена с лица земли!
  - Большое спасибо, Николай Васильевич, за вашу емкую обрисовку этого жуткого процесса".
  Эх, сейчас бы погрузиться в папину Игру на озеро, где обдувает ветер. Вместо этого нас ждал завтрак в обществе Крысы, надеюсь, она продолжит использовать свою вчерашнюю тактику "не вижу никаких соседей". Но Людмила Федоровна то ли была не в состоянии игнорировать нас, то ли сменила тактику на выжидание подходящего времени для ответного удара и соответственно, решила вести себя как обычно, дабы мы расслабились и потеряли бдительность. Короче она вела себя как обычно. Как обычно вежливо поздоровалась с папой (он вежливо поздоровался с ней), как обычно бросила на меня снисходительно-презрительный взгляд и начала рассуждать об ужасающем масштабе вредительства среди руководителей городских служб.
  В цеху было еще жарче, чем на эскалаторе, очевидно, это было как-то связано с работой конвейера.
  - Привет, привет, старушка, добралась, не растаяла? - Кэти приветственно обнимает меня, и шутливо шепчет. - Добро пожаловать в ад!
  - Жуть, как жарко, снизили на 15%, а ощущается как все 20, - жалуется Люся, но Влада не согласилась с подругой:
  - Ну не скажи, на 20 духоты куда больше и отдышка у всех сразу появляется, в первые же часы.
  - Я смотрю у нас тут сплошные эксперты по духоте, - ядовито отозвалась Владимира. - Все знают из-за чего в этот раз снизили кислород - из-за врага человечества. Спецы смогли скрутить очередного вредителя, а вы жалуетесь на жару. Жара пройдет, количество вредителей в нашем городе - вот что страшно.
  - Да с этим никто не спорит, но дышать-то все равно тяжело, и подниматься по лестнице, - Люся достает платок и промокает лицо, ей явно тяжелей остальных обходится вынужденное кислородное голодание, на таком сроке беременности оно может привести к преждевременным родам. По-хорошему ей вообще не стоило работать на этой неделе, да кто ж ее отпустит. Кэти кажется, думает о том же.
  - Может, ты пока присядешь или вообще в бытовке полежишь, отдышишься минут пятнадцать, мы начнем без тебя, ничего страшного.
  - Нет, что ты, - Люся колеблется, она оглядывается на Владимиру, та молчит, но потому как сжаты ее губы, понятно, что она идею Кэти не одобряет. В конце концов, Владимира тоже носит ребенка, и, если освободить от работы всех беременных, так полбригады работать не будет.
  - Нет, я буду работать, все в порядке, Екатерина Владимировна.
  - Как знаешь, - Кэти возможно и продолжила бы свои уговоры, но тут, наконец, появляется бригадир и начинается ежедневное представление "я - начальник, слушайте все сюда". Только сегодня у него есть прогорклая вишенка на торте.
  - То есть как это повышение нормы? Опять?!
  - Но сейчас же меньше кислорода, мы не сможем увеличить норму выработки и что потом? Штрафы?
  - Бабоньки, тише-тише. Все не так страшно. Норма повышается на три недели, как вклад нашего города в празднование годовщины Выживания в Катастрофе. И эти три недели начинаются со следующей недели, то есть сейчас во время понижения кислорода вас никто больше работать не заставляет. И потом это лишь временно, смена увеличится на двадцать минут с утра и на пятнадцать вечером, так что на общие приемы пищи вы будете успевать. Зато, подумайте, сколько дополнительного титана сможет сдать наш завод. Помните про свой гражданский долг, в конце концов.
  Мы молчали, все, даже Владимира, Люся нервно поглаживала свой большой живот. Да уж, тяжелый будет месяц у твоей мамочки, малыш. Юбилейное увеличение нормы выработки, бывает, чаще чем хотелось бы. В среднем пару месяцев в год, прям как дежурство, этакое дежурство для всего завода. Настроение и без того невеселое упало ниже теплиц. Бригадир ушел, Кэти все же уговорила Люсю посидеть - отдохнуть минут пятнадцать. Бедолага сидела, прикрыв глаза и тяжело дыша, наверное, переживает, как увеличение смены скажется на ребенке. Ей бы "простыть" ненароком, если попадет на нормального врача, то получит больничный на денька три-четыре, там и кислород вернется в норму. А дополнительное время смены с нее никто не станет спрашивать, посидит также как сейчас, на лавочке эти злосчастные полчаса. Надо обговорить это с ней и Кэти, только желательно, чтобы Владимиры не было рядом, а то мало ли. Но за всю смену удобного случая поговорить с ними так и не представился. Большую часть работы прошла в хмуром молчании. Кого может обрадовать увеличение смены, идущее сразу же за "душной" неделей? К концу смены мы все больше и больше пропускаем брак, и так душно, а от губки идет жар, так что дышать становится совсем тяжко.
  - Внимательней, Влада, ты уже в третий раз пропускаешь крупный брак. Я, что, должна следить и за своей стороной, и за твоей? - неожиданно взрывается Владимира. - Хватит ворон считать и смотри в оба!
  - Я с твоей стороны тоже брак убирала и ничего без придирок, так что еще вопрос кому тут нужно быть повнимательней, - огрызается в ответ девушка и я понимаю, что сейчас начнется ссора. Очевидно, Кэти также это осознает, потому что она успокаивающе кладет руку на плечо Владе и предлагает поменяться с ней местами. Как раз вовремя, Владимира уже открывшая было рот, чтобы ответить на выпад Влады, ничего не остается, как обратно захлопнуть его и довольствоваться тем, чтобы изредка бросать негодующие взгляды на девушку. Так проходит остаток смены, после звонка, Владимира уходит первой, демонстративно не обращая внимания на остальных бригадниц. Влада что-то зло шепчет Люсе, видать жалуется на замечание Владимиры, они уходят чуть погодя, в цехе остаемся только мы с Кэти.
  - Ну и смена, - хмыкает подруга, - И это только начало недели. Видела, как Люся временами трогала живот? Мне кажется ей совсем худо от этой треклятой духоты, пусть она и старается не показывать виду.
  - Может ей уйти на больничный, ну поговорить с врачом на приеме по душам, объяснить ситуацию? - предлагаю я свою идею, но Кэти лишь устало мотает головой.
  - Ничего не выйдет, если бы на смене стояла Никитина, тогда могло и получиться, но сейчас там этот мужик, ну тот козел, который меня с температурой под сорок не отпустил со смены. Черт, не помню его фамилии, короче не важно - он ее со смен не отпустит, а настучать куда надо может. Дескать, отлынивает от работы, прикрываясь пузом.
  Мы обе помолчали, размышляя как помочь Люсе до тех пор, пока Кэти не очнулась и не напомнила мне об уборке.
  - Давай я хоть ленту протру, а ты подметай пол, а то опоздаешь на ужин - по головке не погладят. Я хотела было отказаться, но времени и впрямь оставалось мало. Вдвоем мы управились быстрее, но я все равно пришла на ужин последней. Плюсом задержек на работе из-за дежурства было то, что к этому времени на эскалаторе было меньше народу, так что самый ад я пропустила. Может после жара, идущего от конвейера, а может я просто притерпелась, но к вечеру дышать стало легче.
  С экранов продолжались вопли о новом судебном разбирательстве. Работники телеинета уже взяли интервью у рабочих фильтров и нескольких горожан. Эти речи были все похожи друг на друга, каждое громкое дело, будь то аборт, вредительство или поимка Истерика - ядовитые слова граждан Нового Союза не менялись. Словно заклинание, которое надо проговорить, чтобы тебя не коснулось действие проклятия - максимально громко, эмоционально в самых ядовитых выражениях надо было клеймить врагов НС. Также обязательно нужно было похвалить работу спецов и призвать сограждан к повышению бдительности. Граждане Нового Союза не знали иного приговора для врагов человечества кроме как смерть, и каждый раз призывали ее на головы попавшихся. Так было и в этот раз:
  - "Суд не должен давать пощады этим бандитам, поднявшим руку на новосоветскую власть. Пусть знают все бандиты всех мастей, что мы сильны, наши славные спецы зорки, наш суд беспощаден к врагам. Я обращаюсь ко всем гражданам НС с призывом усилить бдительность и распознавать врагов, как бы они ни маскировались. Смерть предателям!".
  - "Еще Святой Сталин говорил: "Промутанты - это беспринципная и безыдейная банда профессиональных вредителей, диверсантов, шпионов, убийц". Наша задача - ликвидировать свою собственную беспечность, свое собственное благодушие, свою собственную близорукость. Бдительность и еще раз бдительность! Этому учил нас великий Сталин - вдохновитель и организатор побед новосоветского государства" ...
  Хотелось заткнуть уши, но первый день нового громкого дела надо было смотреть на ролики телеинета. В идеале мы всегда должны были смотреть на них, едя на работу или в столовую, но в обычные дни на это смотрели сквозь пальцы. А сегодня...сегодня надо было смириться и ехать под аккомпанемент проклятий сначала до столовой, а затем домой. Папа поужинал раньше меня, как и соседи.
  Дома, немного поболтав с папой, я решила перед сном хотя бы полчаса поупражняться в написании своего имени. Я мечтала, что буду писать такими же ровными и красивыми буковками, как на примере в планшете. Но пока что письмо у меня получалось с переменным успехом. Именно за этим занятием меня застал звонок от папы. Я сильно удивилась, ведь он был в соседней комнате - зачем звонить на комм? С гулко бьющимся сердцем я активировала комм и тут же услышала голос папы, только вот разговаривал он не со мной.
  - Добрый вечер! Чем могу быть полезен?
  - Мы бы хотели поговорить с вашей дочерью - Софией Васнецовой, она дома?
  - Разумеется, она всегда дома в столь поздний час. Прошу вас, проходите, присаживайтесь, я сейчас ее позову.
  Пока папа отвлекает пришедших, кем бы они ни были, я судорожно скидываю запретные вещи в тайник. Путаясь и запинаясь, натягиваю юбку поверх штанов, подаренных Кэти, пока панель тайника встает на место. Времени на то, чтобы перевести дух не остается, поэтому, когда дверь в комнату открывается, я предстаю перед папой взъерошенная и красная, и он в который раз демонстрирует свою прекрасную выдержку - обращаясь ко мне его голос полон спокойствия и уверенности.
  - София, к нам пришли из Комиссии по вопросам морали, ты не могла бы выйти?
  Значит это Моралком, что ж, давно пора, даже странно, что вначале они зашли к Сталине.
  - Конечно, папа,- я благодарно улыбаюсь отцу, но меня начинает подташнивать от мысли, что если бы не его звонок, то я бы оказалась в тюрьме уже сегодня, да и он вместе со мной. Выйдя из комнаты, я вижу троих представителей Комиссии, причем одной из них оказывается уже знакомая мне старица Ефросинья. Внутри все сжимается от плохого предчувствия. Зачем она здесь? Ее послали специально, чтобы лишить меня присутствия духа? Как и в нашу прошлую встречу, старица укатана во все черное, также, как и богообразный дедок, сидящий рядом с ней. Очевидно, эти двое представляют Церковь. А вот третий член Комиссии явно не из среды церковников - на фоне ее элегантного темно-синего костюма божьи работники выглядят пыльными тенями. Загорелая... Номенклатурщица или из Спецов? В любом случае, скорее всего именно она в этой тройке главная.
  Папа ставит для меня табуретку перед диваном, на котором устроились члены Комиссии, а сам остается стоять на ногах подле меня. Поприветствовав "гостей", я сажусь на табурет и оказываюсь под прицелом трех пар глаз: слезящиеся белесые глаза старичка, безразличные водянисто-серые глаза старицы Ефросиньи, глядящие на меня с осуждением и стальной цепкий взгляд чиновницы. Старичок начинает первым:
  - Ну, здравствуй, София. Меня зовут Вадим Юрьевич Виленов, старицу Ефросинью ты наверняка помнишь, а это наша уважаемая Валентина Евгеньевна Хипокритова. Вот. Не стоит нас бояться - наша работа направлена целиком на нужды граждан Союза. Болезни общества, порожденные грехом, опасны как для души человека, так и для процветания страны. И как любую болезнь подобные напасти лучше предупредить, чем лечить последствия. Думаю, ты в курсе, почему мы пришли сегодня к тебе?
  Я стараюсь казаться столь же спокойной, как папа, но скрыть волнение трудно. Умом я понимаю, что Комиссия здесь не из-за тайника, но близость номенклатурщицы заставляет меня цепенеть. Мне начинает казаться, что угольно-черные штаны просвечивают сквозь серую юбку. Мое волнение наверняка заметно, нужно быть хладнокровнее.
  - Наверное, из-за этой пластины, - я дотрагиваюсь до знака "дефектной".
  - Не только! - хрипло отзывается старица Ефросинья. - Не забывай, что мы знаем о твоих отношениях с иноверцем.
  - Связь не носила греховного характера, - но мои слова не производят на Комиссию особого впечатления - старичок скептически поджимает губы, а Ефросинья бормочет что-то наподобие "это первый звонок". Стараясь исправить ситуацию, я добавляю, что наше общение с Ибрагимом прекратилось полностью, так что нарушений больше нет, и тут же раздается вопрос чиновницы:
  - И кто же был инициатором прекращения вашей... дружбы?
  "Она знает! - проносится у меня в голове,- Они следят за мной? Что еще им известно?".
  - Это было обоюдным решением, - я не собираюсь говорить, что меня призвали к порядку иноверцы - это было бы слишком глупо. Чиновница кивает, будто принимая ответ, однако легкая усмешка, пробежавшая по ее губам, показывает, что Валентина Евгеньевна прекрасно осведомлена об инициаторе разрыва. - Хорошо, что ты осознала всю пагубность подобных отношений, возможно, это признак пробуждающегося смирения. Отец Георгий говорил, что у тебя проблемы с этим.
  - Гордыня - великий грех,- Вадим Юрьевич встрепенулся, словно услышал сигнал к проповеди, собственно за этим и последовало что-то похожее на то, что обычно вещает Патриарх на субботней службе. - Девица без мужа и детей - это пустоцвет...
  Я делаю вид, будто внимательно слушаю проповедь Виленова, краем глаза наблюдая за другими членами Моралкома. Старица Ефросинья кивает словам коллеги, изредка поддакивая. В то же время Валентина Евгеньевна с откровенно скучающим видом осматривает наше жилище. Я стараюсь не встречаться с ней глазами, имитируя неподдельный интерес к словам старика, на самом деле мне кажется, что стоит ей внимательней ко мне приглядеться, и она сразу поймет, что я нарушаю закон. "Спокойней, Софи! Это все у тебя в голове, они не знают про тайник, иначе бы пришли раньше. Это пустая формальность из-за моего статуса "дефектной". Не подавай виду, что боишься!". Постепенно мне становится легче дышать, привычные слова настолько убаюкивают мои страхи, что я чуть было не пропустила вопрос Вадима Юрьевича:
  - Что ты думаешь об этом?
  "Черт, о чем это он, так там было что-то о ценности жизни или чистоты до брака? Ах да, про замужество, конечно же".
  - Я хочу вступить в брак и жить в мире с мужем, просто не так легко найти человека, с которым хочешь провести всю жизнь, и в котором ты будешь уверен, что он не подведет в трудностях быта или воспитании детей.
  Виленов выглядит разочарованным, словно я ребенок, который забыл ответ на простой вопрос, который мы уже сотню раз обсуждали. Впрочем, так оно и есть.
  - Отец Георгий не ошибся, в тебе и правда слишком много гордыни, откуда все эти глупости о подходящем человеке? Только Бог знает, кто тебе подходит, а кто нет. Как часто вы молитесь? - неожиданно обращается он к папе.
  Честный ответ - никогда, их вряд ли устроил бы, поэтому папе приходится изворачиваться, говоря что-то типа "время от времени, практически каждую среду и пятницу". Теперь осуждающий взор церковников направлен на отца, они явно полагают, что такого количества молитв недостаточно для спасения души.
  - Молитва должна присутствовать в нашей жизни постоянно, каждый день. Нельзя воспринимать ее как редкие просьбы у Всевышнего. Ведь прежде всего это показатель вашей любви к Богу, разве вы не каждый день благодарите его за спасение Нового Союза и за то, что он послала нам Вождя?
  Папа пытается отговориться тем, что имел в виду общие молитвы, а об этом мы благодарим Бога перед сном каждый в своей комнате. Его слова немного успокаивают церковников. Но старица все равно дает напутствие папе:
  - Совместные молитвы не только объединяют семью, но вы, как отец, должны следить за тем, чтобы ваша непутевая дочь молила о скором замужестве, о детях в браке и о спасении своей души. Распутство и пустоцвет - все едино в глазах Господа нашего спасителя, и то и другое две крайности отрицания божественных правил.
  Мы с папой синхронно киваем словам старицы Ефросиньи, прекрасно понимая, что отец не станет этого делать. Очевидно, чиновнице в конец наскучил этот спектакль, поскольку она поднимается, не дожидаясь пока старица договорит. Церковники поспешно встают вслед за ней.
  - Ну что ж, спасибо за теплый прием, я рада видеть, что вы действительно крепкая семья, пусть и неполноценная. Уверена, что вы, Андрей Максимович, проследите за тем, чтобы София не пренебрегала молитвами о семье. Нам пора - у нас еще запланировано несколько встреч.
  - Мы еще увидимся, - угрюмо обещает старица Ефросинья. Старичок пожимает руку отцу и гладит меня по голове словно школьницу. Я чуть было не дернулась от его руки, но переборов неприятие, смиренно склонила голову. На сердце становится легче от осознания того, что сегодняшняя встреча подошла к концу. Слова членов Моралкома ничуть не удивили меня. Ясное дело, что пока я не замужем, эти встречи будут продолжаться. Все же, как не вовремя вернули Комиссию по вопросам морали.
  После всех прощальных слов и обещаний чаще вспоминать о Боге, папа закрывает дверь блока.
  - Ну как ты? - выждав немного, словно боясь, что члены Комиссии могут услышать его через дверь, спрашивает папа. Меня трясет, сердце колотиться как после бега.
  - Мне страшно, - честно отвечаю я папе, и он прижимает меня к себе.
  - Все будет хорошо, Софи, верь мне.
  Но я знаю, что хорошо не будет, ведь папа не знает, что я скрываю, что меня могут забрать в любой момент. Я обнимаю папу крепко-крепко, изо всех сил надеясь, что моя тайна не станет причиной его гибели.
  "Может все-таки стоит уничтожить тайник?". С самого прихода непрошеных гостей меня терзает эта мысль. Появление членов Моралкома сделало опасность разоблачения более ...реальной что ли. Страх толкал меня обратно в свою комнату, в голове бились цифры кода уничтожения. "Паника - не лучший советчик!", - стараюсь успокоить я себя, но какой-то тихий голосок, кто знает - страха или разума, твердил, что уничтожение тайника правильнее всего.
  - Я думаю тебе стоит попытаться уснуть, а то завтра на работе будет тяжело, - папа разжимает объятья и целует меня в лоб, и в этот момент мне страшно хочется рассказать ему обо всем - о древних книгах, о мамином послании, но тот же страх не дает раскрыть рта. А вдруг так я еще больше наврежу ему?
  - Спокойной ночи, - так и не решив, что делать, я следую совету папы и отправляюсь спать.
  - Спокойной ночи, родная, и ничего не бойся.
  Забавно, до этого папа постоянно призывал меня к бдительности, а теперь, когда слежка за моим поведением стала ощутимее, говорит, что все будет хорошо. Наверно я выгляжу до ужаса напуганной, поэтому он старается успокоить меня. Эх, папа.
  Уснуть было не просто, даже любимый кот, распластавшийся рядом, казалось, мешал своим похрапыванием. Было слишком душно. Проворочавшись несколько часов, я задремала лишь под утро, и звонок будильника услышала не сразу. Меня подташнивало - верный признак недосыпа.
  Папа старался вести себя как ни в чем ни бывало, пожалуй, это лучшее, что он мог сделать. Утро прошло как в тумане, по дороге на работу я не могла вспомнить, что было на завтрак. Черт, как же душно. Духота давила на голову, словно жаркие клещи. Толпа людей, окружавшая меня, вызывала панику. "Мы здесь задохнемся, все мы", - пульсировала в голове бредовая идея. Хочется вырваться из этого плена гигантской стальной коробки. Выпустите, выпустите, дайте мне подняться наверх и глотнуть полной грудью воздух, пусть отравленный, но прохладный и вволю. Крепко сжимаю поручень эскалатора, кружится голова, кровь стучит в висках. Боже, скорее бы прошла эта неделя!
  На экранах очередное интервью с кем-то из спецов, суд приближается, они все крутят эти интервью, как будто от этой болтовни нам должно стать легче:
   - "Мутантская нечисть издавна боролась, не гнушаясь самыми низкими средствами против номенклатуры, против Нового Союза, против Вождя и спецов. Потерпев окончательное поражение в этой длительной борьбе, лишенные поддержки народных масс, представляя собой изолированную и обреченную группу вредителей и врагов человечества, промутанты пали на самое дно предательства, превращаясь в диверсионную вредительскую группу...".
  "Они всегда так странно говорят, вещая о вредителях, - пронеслось в голове. - Так путано и с надрывом, и с кучей негативных описаний промутантов".
  В бытовке заканчивали переодеваться Люся и Влада, сегодня Люся выглядела бодрее, хоть это хорошо. Девчонки ушли, я натягивала комбинезон на юбку, когда почувствовала внезапное головокружение. Я с трудом могла дышать, начала задыхаться, одновременно меня затошнило. Со спущенным комбинезоном я еле успела добраться до туалета, как меня вырвало. Перед глазами все плыло, не помню, чтобы я чувствовала себя так плохо. Мне казалось, что я умираю. Приступ тошноты прошел, но я по-прежнему не могла встать на ноги. Издалека послышался взволнованный голос, слава богу, это была Кэти.
  - Ты меня слышишь? - сильные, уверенные руки подняли меня с пола. - Боже, тебя всю трясет. Можешь встать? Давай, Софи, надо добраться до медпункта. Или хотя бы до скамейки, а там я сама врача приведу.
  - Не н-н-да, - я с трудом шевелила языком, но дурнота прошла, как и головокружение, только холодный пот, стекавший за пазуху, напоминал о приступе. - Не надо врача, мне лучше.
  - Какое лучше, у тебя чуть ли не обморок был. Тебя тошнило, в конце концов. В боку не колет? Это ведь может быть все что угодно, тебе надо показаться врачу, я серьезно, подруга, - Кэти смачивает свою косынку и бережно вытирает мой лоб и щеки.
  - Мне уже лучше, - повторяю я, не до конца понимая, зачем так сопротивляюсь походу к врачу, но потом до меня доходит.
  - Моралком. Они приходили ко мне...вчера.
  - Ох, ты ж, - на мгновение Кэти замирает, но потом вновь начинает протирать мое лицо косынкой. - Думаешь, тебя так скрутило из-за этого?
  - Не знаю, но они всяко прознают, если я побегу к заводскому доктору на следующий же день после их визита. Может это все просто из-за духоты, к тому же я не выспалась, если меня продолжит тошнить я пойду медсанчасть, обещаю.
  Кэти кивает, я неловко поднимаюсь на ноги, но все нормально, лишь неровный стук сердца выдает мое состояние. Подруга помогает мне застегнуть комбинезон, затем долго роется в своем шкафчике, пытаясь отыскать запасную косынку, в итоге мы опаздываем на смену на несколько минут.
  - Надо же кто почтил нас своим присутствием, - Владимире явно не стало легче со вчерашнего, она ведь тоже беременна, пусть и срок у нее меньше Люсиного. Наверное, ее бесит, что мы носимся с младшей, а ее никто не пытается освободить от работы в духоте.
  - У меня голова закружилась, сейчас, в бытовке, это все проклятая духотища, - пытаюсь сгладить углы, Влада и Люся участливо интересуются как я теперь, заверив их, что со мной все отлично, я встаю на свой участок конвейера. Владимира кривит губы, но молчит, что уже хорошо. Кэти и Влада вместе с Люсей обсуждают какой-то новый сериал, я еще не видела ни одной серии, поэтому не могу принять участие в их беседе. Впрочем, будь я даже фанаткой этого киношедевра, то все равно не смогла бы нормально поговорить. Все тело ныло, как при простуде, на какой-то момент я подумала, а вдруг это был обморок от гриппа или вроде того. Нет, вряд ли, скорее всего проблема в недостатке сна, духоте и волнении из-за вчерашнего. Кэти изредка бросала на меня обеспокоенные взгляды, в конце концов, это даже начало слегка раздражать. Словно мы не знали, что Моралком будет нас опрашивать, к ней явно тоже скоро придут "побеседовать". А приступ - это тоже не невесть что, такое может с любым случиться во время понижения концентрации кислорода. Лучше бы за Люсей продолжала присматривать, вон она как тяжело вздыхает.
  Я понимала, что мое недовольство на самом деле было направлено не на Кэти, но это глупое бурчание помогало держаться на ногах. Каждый час я просчитывала про себя, сколько еще осталось до конца смены, мечтая о том моменте, когда я смогу вернуться в свой блок и рухнуть в кровать. Ни о какой работе с тайником не могло быть и речи, пока что я хотела забыть, хоть на несколько дней, что у меня есть другие проблемы помимо статуса "дефектной". Скорей бы пролетела смена. Скорей бы прошла эта неделя духоты.
  Но вот и прозвенел долгожданный звонок, оповещающий о конце рабочего дня. Кэти подошла ко мне, я с ожесточением гремела ведром, и так сил нет, а тут еще дежурство, настроения обсуждать вчерашнюю встречу с Моралком не было. Но подруга и не хотела болтать.
  - Давай сюда ведро, - Кэти буквально выхватила инвентарь для дежурства из моих рук. - Куда тебе еще и дежурить? Ты еле на ногах стоишь! Давай-ка я сегодня за тебя отработаю, ничего, потом, в мое дежурство отработаешь, может еще и с процентами - заставлю тебя дня три дежурить.
  Стыдно признаться, я чуть не расплакалась от облегчения.
  - Старушка, я тебя обожаю, - серьезно сказала я, на что Кэти расхохоталась и велела мне проваливать, пока она не передумала.
  В бытовке, к счастью, уже никого не было - мне не хотелось объяснять почему Кэти дежурит за меня. Даже липкая толпа на эскалаторах показалась мне не такой противной, хотя ролики с работниками отдела обслуживания городских фильтров, которые крутили второй день, доставляли мало удовольствия. Все как один божились, что не замечали "гниль предательства" своего руководителя, и заверяли, что подобной накладки больше не случится, ведь все они готовы к ударному труду и все в таком духе. Лучше посмотрю сериал, который обсуждали девчонки.
  Я успела глянуть две серии до приезда в столовую. Не шедевр, но вполне миленько. Про разработчика Игр, папе, наверно, понравится. Встав в очередь, я заметила, что за нашим столом опять разыгрались страсти - папа и Людмила Федоровна что-то бурно обсуждали, но за разговорами в очереди и криками раздатчиков, мне не было слышно, что именно. Отхватив последний брусок макарон, я подоспела лишь к концу баталии.
  - Надеюсь, вы об этом подумаете, Андрей Максимович! Хорошего вечера, София, - Крыса торжественно промаршировала мимо меня. Я, аккуратно отклонив чуть в сторону свой поднос, пробормотала слова приветствия/прощания. Типа как жаль, что вы наконец-то уходите, впрочем, не думаю, что она разобрала мою скороговорку.
  - Привет.
  - Здравствуй, как день прошел?
  Я задумалась, пожалуй, не стоит рассказывать папе об утреннем инциденте. Зачем лишний раз волновать его?
  - Все как обычно: жарко, душно, конвейер гудит.
  - Ну, ничего, потерпеть не так долго осталось, в воскресенье духота будет меньше чувствоваться, а там глядишь, и восстановят норму.
  - О чем вы спорили на этот раз?
  - Ничего нового, Людмила Федоровна радеет за равенство граждан, только и всего.
  - В смысле?
  - Ей кажется, что будет правильно, если мы подадим заявку на уплотнение, как нас обязывает долг гражданина НС, - я аж поперхнулась чаем, только еще людей в моей комнате мне не хватало, тогда о тайнике можно будет смело забыть.
  - Я ответил, что мы будем рады разделить наш блок с новыми жильцами, если власти этого потребуют, а пока нам и вдвоем хорошо, - продолжил папа.
  - Понятно, почему она кричала. Ты думаешь, мы следующие в очереди на уплотнение?
  - Кто знает, не переживай заранее, пока тебя должно волновать лишь особое внимание со стороны Моралкома.
  - Угу, - "будто оно меня сейчас мало волнует".
  С ужина мы возвращались домой вместе, что в последнее время бывало редко. Дома, не мешкая, я осуществила свою мечту дня - бухнулась в постель и почти сразу же провалилась в сон, сказалась накопившаяся усталость. Но сны не принесли мне облегчения.
  Сон так похожий на явь. Это было в нашей Церкви, я стояла напротив толпы прихожан, а старица Ефросинья допрашивала меня о тайнике, что уже было бредом. Но во сне я была в отчаянье, я не могла ни слова сказать в свою защиту...потому что у меня не было рта. Просто не было. Это было так жутко, хотелось кричать, но я не могла. Слезы забили нос, и я начала задыхаться, хотелось разорвать себе горло, чтобы вздохнуть полной грудью. Воздух, мне не хватает воздуха! В ужасе я вскочила с кровати и только потом осознала, что это был сон и сейчас я жадно глотаю воздух разгоряченным горлом. Какое счастье! Глупо улыбаясь, я вожу пальцами по губам, возвращаясь в реальность. Смотрю на комм, спать осталось полтора часа, а я чувствую себя так, словно проработала две смены без отдыха. Вот черт. Шурик спит как ни в чем ни бывало, мое резкое пробуждение не потревожило его. Поглаживая мягкий бок кота, я немного успокаиваюсь, это все ерунда. Бред, порожденный духотой. Надо выжать из этих полутора часов все возможное, с этими мыслями я погружаюсь в дремоту, но она быстро сменяется глубоким сном без сновидений.
  Утром мне лишь чутка тошно, но я чувствую себя лучше, чем вчера. Хотя вполне вероятно, что к обеду начну клевать носом. Телевизор вновь работал в безальтернативном режиме, они все чаще стали использовать его в новостях, неужели люди стараются переключать новости? Сюжет был вполне ожидаемо о бывшем руководителе фильтров. Подготовка к Суду шла полным ходом, спецы находили новые обвинения - в халатности, например. Самого "врага человечества" не показывали, зато брали интервью у его жены и детей. Это походило на церемонию отречения, впрочем, вскоре им итак придется пройти через нее. А ведь папе тоже надо будет публично отрекаться от меня, если меня поймают и при условии, что он согласиться меня сдать.
  Уже во второй раз. Мне не хотелось думать о том, что он уже отрекался от мамы, после того погружения в осенний лес, я была уверена, что он до сих пор любит ее.
  - Ты готова? - папа, не подозревая о моих горьких мыслях, застегивает свой комм на запястье. В последнее время он тоже стал снимать его на ночь, даже шутил как-то раз, будто это из-за того, что комм начал врастать в руку. Да, у папы жуткие шуточки.
  - Да, - я тоже активирую комм.
  - "С добрым утром, София!", - папа в деланном удивлении поднимает брови, неужели я заменила обращение, как и обещала? Это пустяки. Мы выходим из блока и сталкиваемся с Крысой оживленно беседующей с Валентиной Евгеньевной. Судя по всему, чиновница в синем задала Людмиле Федоровне какой-то вопрос, потому как первое что мы услышали, выходя из двери, было ее "Я даже не знаю".
  - А, София, Андрей Максимович, доброе утро! - Хипокритова первая увидела нас, потому что Крыса стояла к нам спиной, но при обращении чиновницы тут же обернулась. Я заметила, как недобро блеснули ее вечно бегающие глазки при виде нас, но, как и Хипокритова, она сердечно пожелала нам доброго утра. Мы не стали задерживаться, поздоровались и прошли мимо.
  Я опять задумалась насчет тайника, эта "внезапная" встреча наводила на мысль, что Хипокритова начала на меня охоту, во всяком случае, давление на психику очевидно. Она хотела, чтобы мы с отцом увидели, как она говорит с Крысой. Учитывая наши отношения с соседкой, это и впрямь пугало.
  - Не беспокойся, - папа встает на эскалатор и поворачивается ко мне лицом. - Чтобы там не наговорила наша соседка, они не воспримут это всерьез. Главное твое поведение сейчас, будешь сидеть тихо-мирно, работать, не опаздывать в столовую, и рассказывать отцу Георгию как ты молишься о скорейшем замужестве - и все будет хорошо.
  - Надо выучить такие молитвы, а вдруг сработают? - говорю я тихо, чтобы не услышали люди, стоящие рядом. Папа, улыбаясь, треплет меня за плечо, после чего разворачивается, как положено. Я подумываю продолжить смотреть начатый сериал, чтобы скоротать дорогу до столовой, и обращаю внимание на большой экран. Там крутят новое интервью с рабочими фильтров, потом появляется заставка, изображающая флаг НС, рядом фото руководителя фильтров, и диктор читает стихи:
  "Наш гнев ужасен - и прекрасен.
  Мы свой вердикт произнесли
  И тот вердикт единогласен:
  - Стереть их всех с лица земли!"
  Где-то я уже их слышала, наверное, во время какого-то прошлого суда. Раздумывая, как гнев может быть одновременно прекрасен и ужасен, я достаю капельки-наушники и погружаюсь в бесхитростный мир сериальных героев.
  Завтрак проходит быстро, сегодня впервые за долгое время нам достались вареные яйца, правда из-за духоты есть не особо хотелось. Крыса со Сталиной подошли, когда мы уже заканчивали завтрак, понятно дело - их задержала чиновница.
  - Доброго вам дня! - Людмила Федоровна радостно скалясь, села за стол, у меня невольно екнуло сердце от нехорошего предчувствия. А вдруг папа ошибается, и россказни Крысы повлекут за собой обыск в нашем доме, ведь в таком случае тайник будет обнаружен. Заставив себя приветливо кивнуть в ответ, я чуть ли не с радостью ухожу к эскалатору, уж лучше торчать подле пышущего жаром конвейера, нежели рядом с соседкой и ее кознями.
  - До вечера, - папа сворачивает на свою работу, а я вновь достаю наушники, все-таки сериалы - это иногда настоящее спасение от скуки и тревожных мыслей.
  На работе все было как вчера, все раздраженные, Люсе тяжко от жары, Владимира смотрит на всех волком. С Кэти я успела перемолвиться словечком в бытовке.
  - С Крысой опять беседовали из Моралкома, та самая чиновница, что приходила ко мне.
  - Да ладно? И это после ее ссоры с твоим отцом...а что он сказал по этому поводу?
  - Чтобы я не волновалась, говорит, что слова Крысы не воспринят всерьез.
  - Гхм, ну, волнение всяко не поможет, с этим конечно не поспоришь. А ты сама как? Боишься?
  - Не без этого, Крыса еще все время так противно скалиться, когда меня видит, будто Хипокритова ей что-то такое рассказала про меня или мое будущее или у меня уже началась паранойя.
  - Я думаю это просто способ заставить тебя поволноваться, люди часто начинают совершать глупые ошибки в таком состоянии, так что вздохни поглубже и забей. Черт, так не хочется сейчас торчать возле конвейера, да еще рядом с Владимирой.
  - Всюду конфликты, - вздыхаю я.
  ***
  Это случилось сразу после обеда. Мы возвращались из заводской столовой, когда Люся, разговаривавшая с Владой, резко охнув, схватилась за живот. Все сразу засуетились, ребенок должен был появиться только через три недели. Владимира взяла Люсю за руку, Влада за вторую, так вдвоем они довели бедняжку до санчасти. Люся громко стонала, ее лицо было бледным, но на лбу блестели капельки пота. Было видно, что ей очень больно, а мы толкались подле нее, не зная чем помочь. Обезболивающего в санчасти не было, да и врач - строгий седовласый мужик, сказал, что рожающим его и не положено, так как это затрудняет процесс принятия родов. Люся уже почти кричала, мы нервно переглядывались, боясь, что с ребенком что-то случилось или что Люся не выдержит родов, она ведь такая маленькая еще совсем юная.
  Очередной вскрик.
  - Ну, хватит, чего орешь? Думаешь, ты единственная такая? - врач окинул Люсю недовольным взглядом. - Бабы испокон веков рожают, и ты родишь. Ну и что, что раньше срока? Молодая, должна справится, это еще только первый, ты каждый раз так вопить будешь?
  - Доктор у нее кровь, - Влада, которая по-прежнему держала Люсю за руку, первой заметила кровь на юбке роженицы.
  - Ничего страшного, сейчас подъедет скорая, похоже, роды будут принимать прямо здесь, - было заметно, что заводской врач не в восторге от подобной перспективы.
  Наконец скорая прибыла, нас сразу же вытолкали из санчасти, не разрешив никому побыть рядом с Люсей. Влада плакала, она была уверена, что Люся умирает. Смерти во время родов случались, но нельзя сказать, что это было распространено, ведь ради выживания человечества каждый ребенок на счету. Однако часто погибали именно самые молодые мамы, церковники говорили, что в этом виноваты страхи и предубеждения молодых женщин, а сильные и здоровые духом рожают легко по пять детей и больше. Наверное, по-настоящему здоровых духом было немного, потому что пять детей - это редкость. Не просто так ведь за это выплачивались деньги.
  - Все будет хорошо, - Владимира пыталась успокоить Владу, у которой началась настоящая истерика. - Вот увидишь, с ней все будет в порядке, она просто перепугалась.
  Я повернулась к Кэти, та стояла чуть в стороне, нахмурившись. Я подошла к ней:
  - Думаешь, дело дрянь? - прошептала я, чтобы Влада не слышала.
  Кэти тяжело вздохнула:
  - Она может истечь кровью пока они достают ребенка. Ты же знаешь, что вопреки всякой логике, для них жизнь ребенка важнее жизни матери. Но шанс есть, Люся крепче, чем кажется, - подруга попыталась улыбнуться, чтобы подбодрить меня, но в глазах светилась тревога.
  - Девоньки! - около нас остановился запыхавшийся бригадир. - Ну как там?
  - С ней врачи скорой, ей очень плохо, - отозвалась я.
  - Жаль, жаль, Люся - хорошая девочка. Но вы не забывайте, что рабочий день продолжается, вы и так задержались с обеда.
  Бригадницы красноречиво посмотрели на начальника. Семка поднял вверх руки, словно защищаясь от наших осуждающих взоров:
  - Ну правда, это же не я придумал - рабочий график. Я тоже переживаю, но нам надо норму выработать, вас теперь еще на одного человека меньше.
  - А как мы узнаем, что роды закончились? Ее могут увезти в больницу, а мы даже с ней не попрощаемся.
  - Зачем все так нагнетать? Родит тут без вас спокойно, потом через рунет пообщаетесь, она же еще в декрете посидит несколько месяцев. Давайте-давайте, идем!
  Мы нехотя двинулись за "очковым мальчиком". Влада шла последней, все время оглядываясь на дверь санчасти словно ожидая, что она откроется и из нее покажется Люся - здоровая и смеющаяся с ребенком на руках. Но мы слышали лишь отдаленные вскрики.
  ***
  Было решено ехать в больницу всем вместе после смены. Всех нас к Люсе, конечно, не пустят, но мы хотя бы узнаем, как она. Разговоров не было, и в этом молчании шум конвейера отдавался в уши - мрачное гудение на удивление точно передавало наши эмоции. Перебирая губку, каждую из нас терзала одна мысль - в этот самый момент врачи борются за жизнь Люси и ее ребенка. Это должен быть мальчик, Люся, помнится, очень гордилась, что ее первенцем будет сын. Наследник. Выживет ли он? Не было нужды задавать этот вопрос вслух, остаток смены, переодевание в бытовке, дорога до больницы - за все это время ни одна из нас не озвучила нашу общую тревогу - а что если уже поздно и навещать в больнице некого?
  В приемном отделении было малолюдно, мы встали в сторонке, пока Кэти наводила справки у регистратуры. Прямо над нашими головами мигала лампочка, больничные приборы потребляют много энергии, может, поэтому в приемной так мало света и тот барахлит?
  - Ее еще оперируют, - вернулась Кэти, уставшая и расстроенная, как все мы. - Мы можем подождать возле коридора, ну там, где проводят операции - тогда увидим врача сразу же, как он выйдет. Мама Люси уже там.
  Несмотря на то, что это грозило всем нам выговором за пропущенный ужин, все решили остаться караулить подле операционной, и заодно поддержать Марию Кирилловну - Люсину маму. Изнуренная ожиданием, женщина сидела на косоногом табурете, прикрыв глаза. Можно было подумать, что она дремлет, если бы не крепко сжатые губы, казалось, таким образом она сдерживает стон. При звуке наших шагов она встрепенулась и открыла глаза, но надежда, мелькнувшая в ее взоре, вновь сменилась отчаяньем, когда она поняла, что это всего лишь мы.
  - Здравствуйте, Мария Кирилловна. Мы решили тоже подождать Люсю и ее малютку. Заставили они нас поволноваться, да? - Кэти села на второй косоногий табурет.
  - Врачи ничего не говорят, я даже не знаю жив ли мой внук или нет, - голос Марии то и дело срывался на хрип.
  - Это ни о чем не говорит, вы же знаете наших врачей, - Владимира села по другую сторону от матери Люси и взяла ее за руку. Женщина судорожно сжала ее ладонь.
  Дверь приемной с грохотом отворилась и пред нами предстала свекровь Люси, позади нее плелся зеленый от волнения Александр - Люсин муж. Очевидно, они спорили, во всяком случае, не обратив внимание на сидящих, женщина громко сказала:
  - Ты меня все равно не убедишь! Надо было слушать меня, а ты "по любви, по любви". И где эта любовь твоя теперь? Во что обернулась? Жена- инвалидка, которая и одного родить не в состоянии!
  Мария Кирилловна судорожно вздохнула.
  - Да как вы смеете?! - вместо нее это сказала Влада, звенящим от гнева голосом. - Люся может сейчас умирает, а вы тут со своими...
  - Не надо на меня орать, девочка! - вопреки словам Люсиной свекрови, Влада говорила громко, но она не орала, в отличие от маменьки Александра. - Я, слава Богу, пятерых родила, понятно?! И знаю, о чем говорю! А девчонка эта... сразу было видно, что яблочко с гнильцой - и не надо охать, я знаю, что мужа вашего казнили, как антисоветчика.
  Влада застыла с открытым ртом, да и мы все были ошарашены этой новостью. Оказывается, я в смене не единственная дочь "врага человечества". А Люся никогда не рассказывала, ну да и кто будет об этом рассказывать? Но даже слухов не было, я лично думала, что отец умер от инфаркта или что-то в этом роде. А вот и нет, у нас с Люсей есть общий "порок".
  - Люся - прекрасный человек и судьба ее отца не имеет к ней ровным счетом никакого отношения, - Кэти первая среди нас пришла в себя.
  - Ну да "прекрасная", да слабачка она! Может, отмучается. Что "мама!"? Ты вообще молчи, у старшего, вон - уже трое ребятишек, а ты так и останешься с одним недобитком...
  - Или вы сами заткнетесь или вас заткну я, - по голосу Кэти я поняла, что она не шутит.
  - Да как ты...
  Тут Кэти встала, а Александр, быстро смекнув, что драка в больнице не улучшит положение, взяв матушку под локоть, нежно поволок ее в сторону приемной, подальше от нас. Она пыталась, что-то еще выкрикнуть, но тут на ор пришла жутко злая медсестра из регистратуры и свекровь переключилась на нее.
  - Спасибо, - Мария Кирилловна слабо улыбнулась Кэти, но та лишь отмахнулась: - Ничего, но я всеми силами надеюсь, что сын Люси пойдет в мамину родню.
  После сцены, устроенной свекровью Люси, я отошла позвонить папе, чтобы сказать, что пропускаю ужин. Конечно, он был не в восторге от этого, но понял, как для нас важно поддержать подругу и ее маму в этот тяжелый момент.
  - Хочешь я приеду к больнице после ужина? Не стоит ходить так поздно одной.
  -Да нет, все в порядке, - я представила, что скажут бригадницы, увидев, что за мной пришел отец. - Большую часть пути домой я проеду с девчонками, наверное, уже недолго осталось ждать новостей.
  - Не задерживайся там слишком.
   Поговорив с отцом, я вернулась к нашему печальному бдению. Врач вышел к нам лишь спустя полтора часа. Новости были неутешительные, по его словам, роды прошли плохо - мальчик появился на свет слабеньким и скорее всего он не выживет. Люся сейчас без сознания, о ее состоянии можно будет судить спустя какое-то время.
  - Езжайте домой, - сказал он Марии Кирилловне. - Вы ей сейчас все равно ничем не сможете помочь.
  - Нет, какое там домой, я должна быть рядом с моей девочкой, а вдруг...я должна быть рядом.
  - Ну, хорошо, мать может остаться, а остальные - марш отсюда, это больница, а не спальный дом.
  Нам ничего не оставалось делать, как попрощаться с мамой Люси, пожелав ей крепиться. Все были уставшие, голодные и полные разочарования, все-таки мы надеялись, что Люся придет в себя. А тут такие прогнозы.
  - Думаете, она умрет? - повторила свой вопрос Влада, мы промолчали. Не хотелось думать о плохом. Прямо над нашей группой завис дрон.
  - Должно быть мы выглядим подозрительно, - с горечью сказала Кэти.
  - Ну ладно, всем пока, - Владимира поспешила отойти к эскалаторам. Влада пошла с ней, а мы с Кэти двинулись в сторону дома.
  - Какой паршивый день, - протянула подруга, я лишь согласно хмыкнула. Даже встреча с Моралкомом бледнела на фоне этого. - Ты сколько ужинов пропустила в этом месяце? Два?
  - Да вроде, - до меня дошло, на что намекала Кэти. - Думаешь, нам назначат отработку в столовой?!
  - Наверняка.
  - Вот тебе и сиди тихо, только отработки мне не хватало до полноты характеристики, папа меня убьет...точнее замучает нотациями, - быстро добавила я, заметив настороженный взгляд подруги. - Он очень переживает по поводу Моралкома, пластины этой...
  - Понимаю, и завидую отчасти - обо мне некому так переживать. Ну, вот и мой поворот, до завтра, - Кэти ловко перескочила на лестницу, едущую к ее дому.
  -Эй, - окликнула ее я, - Я за тебя переживаю!
  Кэти услышала и улыбнулась.
  Я осталась одна вместе с чувством опустошенности и голода.
  ***
  Домой я вернулась без сил. Папа лишь спросил о Люсе.
  - Как там дела у бедной девочки? Что ребенок? Выжил?
  - Она была без сознания, когда нас стали выгонять. Ребенок жив, хоть врачи и настроены не особо оптимистично, - от пережитого волнения и общей усталости я еле могла говорить. Папа, сжалившись, отправил меня спать. Я прилегла на кровать на минуту, хотелось просто разогнуть спину, и моментально провалилась в сон без сновидений. Это было больше похоже на обморок, нежели на сон. Я проснулась за минуту до будильника, ну, если бы я успела включить опцию будильник на комме, который кстати оставил отпечаток на коже. Какое-то время я лежала не двигаясь, пытаясь убедить себя, что ощущение разбитости лишь навеянная плохим сном иллюзия, но затем воспоминания о вчерашнем вытеснили эту блажь. Было страшно выходить в рунет. Вдруг там есть новость о смерти Люси или ее малыша? Но долго выносить гнетущее чувство неизвестности я тоже не смогла. Новостей не было, если не считать вполне ожидаемое сообщение от Комитета общественного питания. За три опоздания на общий прием пищи (один завтрак и два ужина), меня поставили на общие работы в теплицах. В тех самых, которые нам показывали на школьной экскурсии. Теперь две недели, после ужина я должна буду отрабатывать по два часа в этих влажных подвалах, покрытых мертвенно бледным светом. Что ж, спасибо, что хоть в церковь в очередной раз не вызвали. Настроение и без того паршивое, стало еще хуже, когда я узнала, что Кэти со мной не будет. Ей назначили отработку на овощной базе - это в тех же подвалах, но на другом краю, следовательно, работать мы будем отдельно.
  Покряхтывая как старая бабка, я встала с кровати. Юбка и кофта были страшно измяты, поэтому пришлось переодеться в платье.
  Папу известие об отработке обрадовало не больше меня.
  - Ты ведь понимаешь, что Моралком будет использовать эту отработку в качестве примера твоей безответственности. Постарайся хотя бы на работах вести себя тихо.
  - Я же объясняла, мы всей бригадой пропустили ужин, чтобы поддержать Люсю.
  - Допустим, а опоздания? Тебе нужно быть осторожнее!
  На мгновение мне показалось, что он имеет в виду мой тайник. Если я не хочу доскональных проверок блока, мне надо соблюдать все правила общественного поведения, пытаясь сгладить впечатление от моей пластины "дефектной". Как Сталина, например. Она постоянно остается на общественные работы в Церкви, я думаю, что это по настоянию Крысы, но кто знает?
  Волны жара, идущие от эскалатора, усилили его сходство с моим рабочим конвейером. Духота раздражала, но уже меньше, то ли стало больше кислорода, то ли мы просто к ней притерпелись. Суд над руководителем был назначен на эту пятницу, так что все ролики были об этом. Я включила сериал, но мысленно металась между беспокойством за Люсю и любопытством по поводу своей отработки. Отчасти мне даже хотелось вновь увидеть теплицы.
  За завтраком, когда я доедала кашу, к нашему столику подошла одна из работниц столовой, наверное, руководительница отдела снабжения.
  - София Васнецова? Я - Светлана Афанасьевна. Ты должна подойти ко мне после вечернего приема пищи, чтобы я провела тебя на отработку. Смотри не опаздывай, у меня и так полно дел, чтобы еще с прогульщицами время терять!
  В этот момент я испытывала искреннейшую благодарность Богу, за то, что Людмила Федоровна не слышала эти слова, поскольку они с дочерью уже позавтракали.
  - Я буду вовремя, - ответила я, на что женщина лишь скептически хмыкнула, очевидно, намекая, что причина моей отработки как-раз-таки вопиющая непунктуальность.
  По дороге на работу я изо всех сил пыталась бороться с сонливостью. Это надо же было так подставиться, что теперь работа, дежурство и отработка будут идти друг за другом. А со следующей недели к этому списку еще прибавится и дополнительные полчаса работы. Чувствую, что до даров тайника я в эти дни не доползу. Бесит.
  В глаза будто песка насыпали. До меня долетали обрывки фраз транслируемого интервью с одним из следователей по делу руководителя фильтров:
  - "Признание хоть и не сразу было получено, остатки совести взыграли, значит. Это позорная страница в истории нашего города скоро будет дописана, так сказать. Суд поставит в этом деле жирную точку. Я не сомневаюсь, что вредитель понесет заслуженное справедливое наказание в назидание всем притаившимся антисоветчикам. Значит вот да", - неуклюже завершил свою речь охранник.
  "Справедливое наказание. Справедливое наказание",- вертелось у меня в голове до самого конца дороги. Фильтры были старыми, вполне возможно, что их частые поломки были связаны вовсе не с вредительством.
  В Новом Союзе всегда было "справедливое наказание", непонятно зачем только суд устраивать каждый раз. Неожиданно комм завибрировал, сигнализируя о входящем звонке с незнакомого номера. Чувствуя недоброе, я все же приняла звонок, и правильно сделала - с экрана на меня взирает Валентина Хипокритова собственной персоны. Вот черт, и люди кругом.
  - Добрый вечер, София. Ты едешь на работу? Прекрасно! Я хотела удостовериться, что ты будешь дома вечером субботы, скажем в восемь часов. Договорились? Хорошо, до встречи.
  И все.
  Я и рта раскрыть не успела.
   "Удостовериться, что ты будешь дома". Ха! А где еще мне быть? Это наверно очередной трюк спецов, подобными звонками стараются давить на нервы. То внезапные проверки, то "предупредят" и понимают, что ты волнуешься, ждешь, и от этого ожидания живот сводит. Но я слишком устала, чтобы волноваться перед встречей. Мне кажется, что найди они сегодня тайник - мне не будет страшно, по крайней мере, пока я не высплюсь при нормальном уровне кислорода.
  По приезде на работу я успеваю застать импровизированную пятиминутку коллег. В бытовке собрались все кроме Люси, и именно о ней говорили бригадницы. Влада умудрилась сегодня утром еще до завтрака прокрасться в палату к подруге. Говорит, что та еще не пришла в себя.
  - Выглядит неважно, ребенка рядом не было.
  - Это ни о чем не говорит, он скорее всего в специальном боксе для детей, родившихся раньше срока, - встряла Владимира.
  - Ну, хорошо, если так, - казалось, что после вчерашнего Влада растеряла весь свой оптимизм.
  Комм снова вибрирует и это опять звонок с незнакомого номера, не желая делиться со всеми, находящимися в бытовке, своими разговорами с представителями Моралкома, я вышла в коридор, натянув спецовку на голое тело. Какая ирония - в одних штанах перед Комиссией по вопросам морали. Однако звонивший не имеет к Моралкому никакого отношения.
   Это Ибрагим.
  На мгновение сердце замерло. Что это значит? Он же знать меня не хотел, даже не попрощался, а теперь звонит с чужого номера?
  - Софи! Как я рад тебя видеть, ты бы знала. У меня мало времени. Ты можешь со мной встретиться в воскресенье вечером в 18.00 часов у Зала Достижений?
  Я чуть не сказала, что это время уже занято, но вспомнила, что встреча с Хипокритовой назначена на субботу. И вообще - что это значит? О чем он? Какая встреча?!
  - Софи, решайся скорее, комм чистый, но с минуты разговора звонок начнут регистрировать.
  "Чистый комм...регистрация звонков".
  Я никак не могла собраться с мыслями, глядя на друга, которого уже не ожидала увидеть.
  - Софи!
  - Хорошо, я приду.
  Он просиял, кивнул и отключился. Оставив меня наедине с ворохом вопросов. Вся эта ситуация выглядела крайне подозрительно. Звонок с чужого комма, просьба о встрече, хотя нам нельзя общаться. Хотя он сам теперь в рядах Охраны! И все это сейчас, когда у меня на хвосте Моралком, когда у меня встреча с Хипокритовой в тоже время только днем раннее. А может в них и все дело? Это ловушка? Встреча вечером в глухом месте с иноверцем - чем не предосудительное поведение? Похоже на правду, но я не могу поверить, что Ибрагим мог предать меня таким образом. Одно дело прервать дружбу по настоянию отца и совсем другое - отправить меня на казнь. Да еще так убедительно разыгрывать волнение и желание поскорей увидеться.... Нет, Ибрагим не предатель. Но пусть даже это не подстава. Риск все равно слишком велик. Меня заметят дроны, прохожие, мое лицо может вообще быть под слежкой "табуреток" по настоянию Комиссии. Но я уже сказала, что приду. Зачем только я это сделала?! Как теперь отменить встречу, позвонить на этот номер, а вдруг ответит не Ибрагим. Что если он одолжил комм у коллеги - так я сразу себя выдам. Придется пойти. А при встрече скажу, что это слишком опасно, чтобы он там не задумал. Папа прав, мне надо быть осторожней.
  - Софи, у тебя все в порядке? - из бытовки выглядывает Кэти.
  - Я ...да, все нормально, - "какое там, нормально".
  - Тебя опять тошнит? - Кэти всматривается в мое лицо в поисках признаков очередного приступа, но я лишь трясу головой.
  - Все нормально, честно, просто...просто мне позвонила чиновница, из Моралкома, назначила встречу на субботу, - я решила хоть частично поделиться своими страхами.
  - Не переживай, со мной тоже вчера пообщались из их конторы, - подруга облокачивается на стенку рядом со мной. - Представляешь? Прихожу из больницы, а около бокса стоит бодрая тройка. "Заставили вы себя подождать, Екатерина Владимировна!", - последнее Кэти произносит нарочито недовольным тоном, очевидно, передразнивая кого-то из Моралкома.
  - Около часа мурыжили по поводу "последнего шанса", "неуплаченного долга Родине" и прочее и прочее.
  - Так и живем, - вздохнула я, не зная, что еще сказать, слова утешения прозвучали как-то фальшиво. В своих нравоучениях мои представители Моралкома были помягче, по крайней мере, в тот раз обошлось без "последних шансов".
  - Так и живем, - согласилась Кэти.
  - Эй, - из-за двери показалась голова Владимиры. - Вы двое собираетесь работать или как? Нас и так на одну меньше сегодня!
  - Идем-идем, - Кэти встрепенулась, поправляя косынку. А затем, повернувшись ко мне, театрально взмахивает руками. - Итак. Встреча анонимных дефектных подошла к концу. В следующий раз поведайте нам, как вы умудрились стать разочарованием для своих родных.
  Я смеюсь, а Владимира лишь презрительно хмыкает, скрываясь в дверях.
  В целом смена проходит совсем невесело. Без Люси ход работы какой-то рванный, очевидно, мы так привыкли работать впятером, что без одной из нас "рабочий танец" рушится, как мелодия, сыгранная неполным оркестром. Мы недотягиваем и до трех четвертей нормы, что, конечно, не радует Семена Денисовича. Бригадир недовольно бурчит, пока мы собираемся после окончания смены, и я сметаю титановые крошки с ленты, слушая бурчание Семки.
  - Так мало, а со следующей недели повышение нормы! Вот что теперь делать? Кого они нам пришлют на замену и главное, когда?! Люся ведь должна была уйти только через несколько недель.
  - Ну это не ее вина, знаешь ли, - вырывается у меня, но Семка лишь взмахивает рукой в мою сторону, мол "отстань и без тебя проблем по горло" и уходит. Сегодня я в кои-то веки прибираюсь одна - Кэти спешит на ужин, ей тоже не хочется опаздывать на отработку, а остальным плевать, что я могу не успеть на свою. Я стараюсь все сделать быстро и на совесть, но все - таки мою пол не столь тщательно, как привыкла - перед глазами все стоит усмешка Светланы Афанасьевны.
  Лишь на эскалаторе, по дороге в столовую, я даю себе расслабиться на некоторое время и обдумать сегодняшние звонки. Мне нельзя идти на встречу с Ибрагимом. Это безумие. Это глупо, так глупо. Но я хочу пойти, я глупая. Голова раскалывается то ли от духоты, то ли от круговерти мыслей о вечере воскресенья. "Нельзя, нельзя", - пульсирует монотонный рефрен в голове.
  - Девушка, с вами все в порядке? - я открываю глаза, рядом со мной стоит женщина средних лет, наверное, моей маме было бы столько же, если бы ее не казнили. Женщина участливо смотрит на меня, до меня не сразу доходит что она спросила.
  - Я в порядке, просто духота эта..., - улыбаюсь, и она сочувствующе кивает в ответ. - Ничего, осталось потерпеть каких-нибудь три дня, главное воды пейте побольше!
  У меня екает сердце, заботливая, скорбь по маме наваливается неожиданно. "Мне тебя не хватает, мама". До появления тайника в моей жизни я и не осознавала - насколько сильно мне ее недостает.
  - Спасибо, обязательно, - женщина еще раз улыбнулась и возвращает наушники на место.
  В столовой многие уже заканчивают есть, но я не опоздала, даже Людмила Федоровна со Сталиной еще здесь.
  - Добрый вечер, - Сталина кивает, а Крыса неопределенно хмыкает, видать под вечер у нее не осталось сил на имитацию дружелюбия. Вот и хорошо, я все равно не в настроении вести светскую беседу. Аппетита нет совсем, хоть я и проработала весь день. Буквально впихнув в себя пригоршню макарон, я признаю поражение и откладываю вилку в сторону.
  - Надо нормально питаться, милая, а то ты и так сплошные кости да кожа, - Крыса все - таки не удержалась от очередной шпильки в мой адрес, хоть и произнесла ее как-то вяло, вот что духота с нами делает.
  - Конечно, Людмила Федоровна, жара просто - аппетита нет, но вы правы, питаться нужно правильно, - вот и вся беседа.
  После ужина, папа уезжает домой, пожелав мне удачной отработки, а я плетусь к раздаче, чтобы отыскать свою проводницу в еще более подземный мир.
  - Светлана Афанасьевна сейчас подойдет, - девушка с раздачи предлагает мне подождать свою начальницу на кухне, мне все равно, лишь бы все это побыстрей закончить. Как оказалось, вся роль проводника, исполняющеюся Светланой Афанасьевной сводилась лишь к тому, чтобы проводить меня к лифтам, расположенных у задней двери кухни, не понятно почему это не могла сделать та же девушка с раздачи?
  - Спустишься в подвал и иди по большему коридору прямо, там увидишь место, где лампы горят ярче, спросишь у тех кто внизу, чем тебе заняться, - сбивчиво объяснила по пути к лифтам Светлана Афанасьевна.
  - Может, вы спуститесь вместе со мной, так будет быстрее, чем плутать по теплицам?
  - Ничего, не заблудишься, мне смену сдавать надо, некогда тебе экскурсии устраивать, понятно?
  Понятно. Иди туда, не знаю куда, сделай то, не знаю что, - старинная форма отработки. Лифт, покряхтывая, ползет вниз - городские теплицы находятся в бывших калийных шахтах, они находятся достаточно глубоко, чтобы яд с поверхности не отравлял растения. Последний толчок и двери раскрываются, в лицо ударяет струя теплого влажного воздуха - добро пожаловать в теплицы! Темнота здесь гуще нежели "на верху" - на лестницах, где-то в отдалении виден свет и следуя полученным инструкциям, я медленно плетусь к нему, оглядываясь кругом.
  Шахта, на самом деле, была удачным местом для выращивания пищи. Теплицы имели несколько зон, в одной произрастали огурцы и капуста с репой, в другой - помидоры. В дальнем углу, тонущем в полумраке, росли грибы, не требующие много света. Повсюду держался тяжелый запах растений, хотя почвы, как таковой, здесь не было. Глупо было спускать сюда отравленную землю, к счастью, еще до Катастрофы люди придумали такой метод выращивания, как гидропоника. За этим заковыристым словом скрывалась простая замена почвы искусственным грунтом и специальными питательными растворами. Об этом нам рассказывали в школе, и позднее на экскурсии показывали, как подкармливают растения. На школьных отработках мы сами готовили питательные смеси, пересаживали ростки, собирали урожай. Тогда мне досталась работа по пересадке ростков.
  Здесь тепло, но не так душно, как сейчас наверху, а когда я подхожу к месту "где лампы горят ярче" то и вовсе ощущаю прохладный ветерок после стольких дней удушающей жары, разомлев я не сразу услышала, как меня окликнула одна из работниц теплицы.
  - Эй, ты на отработку? Чего застыла-то? София Васнецова? - женщина, чем-то напоминающая Светлану Афанасьевну, одетая в комбинезон, как заводская рабочая.
  - Здравствуйте, да я София, мне сказали подойти сюда, чтобы вы направили меня на отработку.
  - Да нас предупреждали, меня звать Трофимовна, ну Елизавета Трофимовна если тебе надо полное имя. Короче, я отвечаю за твою отработку. Чтобы тебе такое поручить, чтобы ты нам грядки не порушила? - Трофимовна окинула меня задумчивым взглядом, а я старалась, чтоб меня не слишком шатало, все-таки усталость, накопившаяся за день, давала о себе знать.
  - Решено, - отбросив сомнения, Трофимовна взяла со стола кисточку и протянула ее мне. - Будешь опылять огурцы.
  - Э-э...
  - Ничего сложного просто макай кисточку сначала в мужской цветок, а после - в женский.
  - Э-э...
  - Хорошо, - Трофимовна тяжко вздохнула, но смирившись с моей безграмотностью, подвела меня к ближайшему ряду с саженцами огурцов. - Смотри вот это женский цветок. Видишь у основания такое продолговатое утолщение? Вот, здесь после опыления появится завязь. А это - мужской цветок, видишь он ближе к стволу плети, у основания. Так вот, берешь кисточку макаешь в венчик мужского цветка и переносишь пыльцу на женский. Вот так, а теперь повтори.
  Я неуклюже перехватила кисточку, и повторила маневр опыления, теперь после демонстрации я и сама заметила разницу между женскими и мужскими цветками.
  - Все, молодец, обработай сегодня два ряда и хватит с тебя. Начни с этой гряды.
  Так началась моя отработка. В тишине, с доносящимся временами прохладным ветерком и кисточкой в руках. Когда еще можно прикоснуться к реальному зеленому листку. Папина игра - шедевр, воздвигший виртуальную природу на новый уровень, однако передать все грани живых растений она не в состоянии. И теперь, подходя к рядам, подвешенных огурцовых ветвей, я первым делом протягиваю руку к одному из листьев - он мягкий и шершавый на ощупь. Интересно будет заметно, если я сорву один для себя? Думаю, не стоит рисковать, вдруг за это полагается отдельное наказание?
  Работа хоть и монотонная, отличалась от моей обычной, правда спина сильно ныла, и приходилось каждые пять минут останавливаться, чтобы снять напряжение с мышц - покрутиться в разные стороны. А так, да, мне нравилось, может Трофимовна просто пожалела меня и не хотела сильно напрягать, поэтому и дала такое пустяковое поручение? А то если вся работа хозяйственников так проходит - я не прочь поменяться. Ха. Нет, конечно, никто не собирается меня отпускать с завода, да и от Кэти я не хочу уходить. Доработаю на сортировке, сколько бы там мне не осталось. Учитывая, что я творю, недолго. Правда, какая еще встреча с Ибрагимом?
  Обработав два витка огурцов, я более внимательно пригляделась к кисточке. Она была крупнее тех, что лежали в тайнике, сильно потрепанная, наверное, рисовать ей уже было бы неудобно. Но эта была кисть, художественная кисть, сколько предметов прошлого прячутся в нашей жизни - вот так - переквалифицируясь на нечто иное. Может у них здесь внизу и книги где-нибудь лежат как подпорки для грядок?
  - Ну как дела? Справляешься? - сзади неслышно подошла Трофимовна.
  - Да, стараюсь. А здесь всегда так темно? Я думала, что растениям нужно много света.
  -Да что ты! Конечно не всегда, у нас режим - 10 световых часов, так что для грядок сейчас ночь, да и нам пора на боковую.
  - Но я еще только полряда обработала...
  - Ничего, они от тебя никуда не денутся, завтра продолжишь, а сейчас мне надо закрывать тут все.
  "Странно у них тут все устроено". Я отнесла кисть обратно на стол, затем, подождав Трофимовну минут десять (которые я могла еще работать), мы вместе двинулись к лифтам, правда потом оказалось, что они уже не работают и надо подниматься по лестнице. Не на эскалаторе, а по обычной лестнице. После смены, да еще в духоте, добравшись до уровня столовой, я хватала воздух, как рыба, вытащенная на берег. Трофимовна выглядела лучше, но тоже не радовалась тренировке перед сном.
  - Надо было гнать тебя раньше! Ух-х, завтра сможешь подойти не перед самым закрытием?
  - Я дежурю по цеху, не получится раньше.
  - Ладно, - казалось, Трофимовну мой ответ ничуть не расстроил. - Не можешь так не можешь, хорошо хоть кислород скоро в норму придет. Ну, до завтра, - мы обменялись рукопожатием и разошлись каждая своей дорогой. Часть эскалаторов уже не работала. Было странно подниматься по замершей лестнице, без привычного мягкого гудения. Сегодня действительно вечер тишины. Судьба дает мне время и место, чтобы подумать о своем будущем. Ближайшем будущем. Только думать не хочется, хочется спать.
  Папа не спал, дожидаясь меня.
  - Ну как все прошло? Ты вернулась раньше, чем я ожидал.
  - Все хорошо, Трофимовна, ну работница теплиц к которой меня прикрепили, не хотела сильно задерживаться. А так, все нормально, я опыляла огурцы, завтра продолжу.
  - Огурцы? Надо же. Ты у меня теперь настоящий огородник.
  - Папа!
  - А что? Неплохая профессия, связана с природой, ты же любишь природу?
  - Это теплицы, а не лес. Все - я спать. Спокойной ночи.
  - Спокойной ночи, Софи, - мне кажется, папа чаще стал звать меня "Софи", раньше всегда только "София". Шурик привычно развалился посередине кровати, я осторожно приподняла покрывало, стараясь не потревожить его дрему, но кот все равно недовольно сопит, поднимая голову. Раздевшись, я ныряю в кровать, чувствуя, как расслабляется спина, точно все позвонки встают на места. Какое блаженство. Шурик, наплевав на все мои старания, встает, потягивается и затем пристраивается ко мне под бочок. Да теперь у меня полный набор для идеального сна, если бы еще не жара, но не смотря на марево, я засыпаю быстро и крепко. Никаких переживаний, никаких кошмаров - спокойный глубокий сон. Всегда бы так.
  ***
  Пятница пролетела незаметно - все мысли были о предстоящих "бурных" выходных.
  Утро было наполнено роликами о сегодняшнем суде над "бандой вредителей фильтров":
  - "Сегодня состоится суд над вредителями, орудовавшими в фильтрационной системе города. Да! Перед лицом новосоветского суда предстанет кучка злобных врагов человечества, вредивших развитию нашего города, старавшихся всеми способами вызвать недовольство граждан новосоветской властью. Сегодня эти выродки, эти подонки человеческого общества держат ответ перед новосовестким судом. В какую бы шкуру ни рядились разбойники с большой дороги, славные спецы разоблачают их. Смерть врагам человечества!".
  Надо же и что же решит суд? Разве у кого-то могли быть сомнения в том какой приговор им вынесут? Зачем каждый раз разыгрывать этот спектакль? Почему спецы не убивают пойманных сразу? По мне так было бы гуманнее, чем заставлять проходить их через серию унижений перед казнью. И каково сейчас их родственникам? "Все это будут говорить и обо мне" - эта мысль не давала мне покоя, не потому что я не понимала до этого суда, чем рискую. Просто я вдруг осознала, что вот я сейчас занимаюсь противоправным изучением древностей, но это ведь никак не вредит гражданам Союза, хотя после моей поимки они будут плеваться ядом так, словно я душила их детей. Ужасно нелепо. И несправедливо. Но так будет - моя уверенность в неизбежности собственной казни крепла день ото дня. Пускай. Может это поможет мне при встрече со спецами, по крайней мере, я надеялась, что смогу сохранить самообладание до самого конца.
  ***
  На работе, мы с Кэти первым делом обсудили свои отработки, оказалось, что мне реально очень повезло с Трофимовной - Кэти заставили таскать ящики с картошкой, причем все это продолжалось два с половиной часа.
  - Жара, пот течет ручьем, и душ потом не принять, потому что уже слишком поздно, и он не работает. Спина и руки - отваливаются, чертовы ящики! Ненавижу картошку, вот перестану есть теперь даже пюре в столовой. И два часа! ГРЕБАННЫХ ДВА С ПОЛОВИНОЙ ЧАСА! Короче - жесть, - жаловалась подруга, разглядывая свежие мозоли на руках.
  - Тебе что даже перчатки не выдали?! - не выдерживаю я.
  - Выдать-то выдали, да только они по качеству еще паршивей наших - расползаются по швам за полчаса. Я было заикнулась про новую пару, когда они порвались, а эта тетка, к которой меня прикрепили, как гаркнет: "Нечего было их растягивать - лапищи отрастила, дефектная! Я добро государственное на тебя переводить не стану, по инструкции перчатки выдаются одна пара на месяц, понятно?".
  - И как они в них умудряются месяц проработать? - после всего этого мне было совестно рассказывать о своей "отработке" - кисточкой помахала минут тридцать и все.
  - А-а-а, - Кэти в очередной раз потянулась, пытаясь размять спину. - Хочу к тебе в теплицы. Солнышко я люблю тебя, но ты - везучая задница.
  - Знаю, - когда Кэти так морщится от боли в спине, обижаться на ругательства совсем не хочется. - Правда может сегодня все будет иначе - и Трофимовна загрузит меня по самое не хочу.
  - Нет, хватит с нас и одной каторжанки на двоих, ладно, - подруга тяжко вздыхает, очевидно, представляя сегодняшнюю смену и возвращение на базу. - Пошли батрачить, а то Владимира опять примется брюзжать.
  ***
  Вернувшись домой, после ужина и отработки, я решилась устроить себе "ночь Виртура". Сказался вчерашний нормальный сон - не смотря на духоту, я чувствовала себя неплохо, поэтому позволила себе сократить и без того малое количество сна. Завтра я об этом наверняка пожалею, но мне так хотелось вернуться в папину Игру и все-таки попробовать поплавать в Озере. Ну как можно столько терпеть? К тому же, я не знаю, чем закончатся мои выходные и не собираюсь упускать такую возможность. Вдруг больше случая не представится? Короче всеми правдами и неправдами, я заглушила голос разума и наплевав на сон, подготовила все для погружения в Виртур. Папа давно не вмешивается в мой режим дня, но я все-таки старалась особо не шуметь, расставляя бортики - никак ночь на дворе. Выбрав опцию "Озеро" и режим "летний полдень", я натянула маску, дрожа от нетерпения.
  Ослепительный прыжок в виртуальную реальность и вот я у озера.
  Оно было таким же пронзительно-голубым, как и во время нашего с папой погружения, хоть сейчас над ним зависало такое же голубое небо. Мягкий свет заливал все вокруг, и воде мерцали искорки-блики, появляющиеся то тут, то там. Вода был гладкой, как стекло. Лебедей, к счастью, не было видно. Я в нерешительности замерла у самого берега, раздумывая - стоит раздеваться или нет? Папа сказал, что летним днем вода теплей, но не сказал насколько. Впрочем, мне все же захотелось рискнуть, к тому же идти потом в сырой одежде как-то не улыбалось. Сняв снаряжение, я решила искупаться в нижнем белье и с автоматом наперевес, хотя не была уверена, что вода его не испортит. Просто, это все-таки военная Игра, без оружия я чувствовала себя хуже, чем полураздетой.
  Забавно - я знала, что со мной ничего не случиться, в том смысле, что папа не стал бы предлагать мне искупаться, если в Озере скрывалась какая-нибудь опасность. Так, что я не боялась ни боли, ни неведомых чудовищ, но что-то заставляло сердце биться, как ненормальное. "Неизвестность - вот, что пугает!" - дошло вдруг до меня. Я никогда не плавала в отличие от папы. Самое страшное в этом озере - это риск утонуть, хоть я и вообще не уверена, что опция прописана столь детально -там, может, воды по пояс везде. Расхрабрившись, я сделала шаг вперед, потом еще один, следующий...Странные это были ощущения. Зайдя в озеро так, чтобы вода была мне по плечи, я остановилась. Как папа и рассказывал - вода прикасалась ко всему телу не струйками душа, а плотно, как пластичное одеяло. Не знаю, какие команды для мозга запрограммировал папа, но я действительно ощущала себя легче, чем на суше. Но при этом сделать шаг в сторону в воде было тяжелее. С берега вода казалась прозрачной - были видны камешки и все такое, но зайдя в озеро, я заметила, что не вижу своего тела в воде - глянцевая поверхность была прозрачно-бирюзовой, но мое тело в ней "исчезало". Это было довольно жутко. Температура была комфортной: ни жарко, ни холодно, в самый раз. Осмелев, я начала "носиться" под водой, наслаждаясь новыми ощущениями - это было классно. "Теперь буду погружаться каждый день!" - подумала я, а затем вспомнила насколько тяжелей телу дается погружение в такую продвинутую Игру, как эта. Нет, хорошенького помаленьку, каждый день я плавать не смогу, может от силы пару раз в неделю, да и то вряд ли. Но сам факт обладания таким сокровищем, как папин подарок, окрылял. Словно у меня была волшебная дверь в мир древних. Наверное, Виртур так и задумывался с самого начала. Обидно, что папу сдерживают глупые правила о создании Игр. Сколько радости он мог дать людям. Зачем лишать их, и так лишенных всего: солнца, свежего воздуха, зелени. Бессмысленная жестокость, на мой взгляд.
  Походив в воде еще какое-то время, я вдруг ощутила сильный голод. "Странно, я ведь только недавно поела, может какой-то глюк Игры?". Вода словно загустела, двигаться становилось все сложнее. "А-а, к черту, возвращаюсь в реальность!" - решила я, опасаясь, что потеряла счет времени, ведь в Игре оно движется иначе. "А вдруг я уже опоздала на работу?" - от этой мысли внутри все заледенело. Нет. "Субботняя проповедь, папа бы непременно пришел разбудить меня". Разговор, последовавший за этим был бы тяжелым, но это все-таки не опоздание на службу. Вынырнув из Игры, я чуть не падаю на месте - мышцы свело судорогой. Это было очень ...неприятно. "Вот ведь идиотка!" - ругаю я себя мысленно. - "Сунулась в многослойную Игру после тяжелого рабочего дня, конечно, тебе сейчас будет хреново". Не убрав гаджеты Виртура, я еле доползла до кровати. Все тело ныло, в голову словно чугун залили, и при этом пот тек ручьем. Спать оставалось 4,5 часа. "Ну, могло быть и хуже", - меня начало подташнивать, но несмотря на это, отчасти я была рада, что решилась на полуночное погружение. "Попробую еще раз, в воскресенье" - даю себе очередное призрачное обещание.
  
  ***
  Утром я чувствовала себя на удивление нормально, если не считать жуткий голод. В голове было ясно, мышцы не болели - ничто не напоминало, что несколько часов назад мне было так плохо.
  Наступившая суббота будоражила сознание. Сегодня я встречаюсь с Хипокритовой, а завтра...Завтра, кто знает, что будет завтра? Воссоединение друзей? Предательство и арест? "Я могу просто не прийти и все" - убеждала я себя мысленно. - "Это ведь так просто, буду сидеть дома весь день, отлучусь из бокса лишь на время еды и отработки. Пускай Ибрагим обижается, сколько влезет, я не могу так глупо рисковать своей жизнью". Но все было тщетно, в глубине души я понимала, что жду не дождусь вечера воскресенья. Я соскучилась по нему, я устала постоянно бояться разоблачения и все равно боялась, в том числе боялась, что в случае самого худшего не успею попрощаться с друзьями или еще хуже - не успею попросить прощения за то, что втравила их в беду. Я должна была встретиться с Ибрагимом, мне это было необходимо как воздух, который все еще оставался неполноценным. Со всеми этими переживаниями, а может еще благодаря кратковременным передышкам в теплице, я почти не замечала духоты. Но люди вокруг все также злились на казненных (Суд прошел в пятницу и людей расстреляли в прямом эфире). И сегодня Патриарх, наверное, отметит как-то это событие в своей проповеди. Две казни "врагов человечества" за один месяц, похоже, наш город теперь в списке "плохишей". Может даже правительство вышлет сюда дополнительный отряд Охраны.
  На экранах и дома по телевизору крутили несколько интервью, друг за другом, Двое были взяты у школьников, одно у прокурора. Прокурор - Андрей Янович Вышинов сказал, что после этого суда все раскрытые и нераскрытые вредители должны понять: новосоветская власть не разучилась расправляться со своими врагами.
  А вот интервью с детьми были совсем жуткими, хотя, конечно, было сразу понятно, что текст они придумали не сами - слишком уж вычурно для учеников четвертого класса. Их было двое - мальчик и девочка: Леонид Афендинов и Роза Щербо . Первым толкал речь мальчик:
  - "Меч Новосоветского правосудия ("нет, ну какой ребенок будет так выражаться?!") неумолимо опустился на головы тех, кто осмелился поднять свою кровавую руку на наше государство, последний оплот человечества на Земле. Банда убийц и промутантов приговорена к расстрелу. Приговор коллегии Верховного Суда НС - это наш общий приговор, это решение воли всех граждан Нового Союза. К стенке гадов - промутантов! Со священной ненавистью относятся к ним все новосоветские люди. Жестко ненавидели их и мы, дети Нового Союза, потому что знаем, что это сборище промутантов собиралось отнять у нас самое дорогое - жизнь, потому что чистый воздух - это и есть жизнь. Новосоветский суд вынес справедливый приговор этим изменникам и предателям. От всей души приветствуем приговор новосоветского суда. Это приговор всего нашего народа".
  Маленькая Роза не отставала от своего одноклассника в изощренности в выражениях:
  - "Весь народ нашей большой и могучей страны требовал от суда, чтобы подлые убийцы, изменники и шпионы были уничтожены. Мы - ученики 4 А класса тоже этого требовали. И суд выполнил волю всего нашего народа и лучших людей всего человечества. Теперь вся эта нечисть будет уничтожена и вспоминать об этих негодяях будут только с отвращением. Новосоветская разведка до конца разоблачит всех врагов человечества, и на нашей новосоветской земле не останется никого из этих мутантских отбросов".
  Столько ненависти, столько желчи в словах, конечно, это были не их слова, но они произнесли, повторили вслед за кем-то. Громко, четко, старательно выговаривая все "тск", может уже всей душой веря тому, что говорят. Интересно, если бы репортеры пришли в мой класс, когда я училась в школе, стала бы я повторять за кем-то эти ядовитые пассажи с тем же пылом, что и эти дети? Кто знает...
  Об этом я думала, стоя перед дверьми Церкви. Наше стадо как всегда неуклюже толпилось около дверей. На людей, стоящих ближе к воротам, напирали только что сошедшие с эскалатора. Обычная суббота. Чуть громче разговоры, чуть раздражительней люди. Загорается зеленый, двери разблокированы. Людской поток подхватывает нас с папой и, чуть примяв бока, выплевывает на площадку слева от центрального экрана, на котором крутиться съемка казни. После очередного воспроизведения смертельных выстрелов, экран на мгновение чернеет, а затем на нем появляется Патриарх. Лицо, как положено в таких случаях, полно скорби и одновременно суровой решительности:
  - "Дорогие мои сограждане, - начинает глава церковников. - Сегодня мы, казалось бы, должны радоваться. Радоваться как Господнему дню - Дню Церкви, так и свершенному правосудию. Враг человечества понес свое наказание. Наши защитники, благословленные воины-спецы, в очередной раз сумели выкорчевать гнилостный корень вредительства. Но эта радость, которую мы все испытываем по этому случаю, омрачает тень грядущих битв, потому что враги Нового Союза не дремлют. Чем больше мы уничтожаем вредителей, тем хитрей и изворотливей они становятся. Оглянитесь, дети мои, вот перед вами лица ваших родных, друзей, соседей, сослуживцев. Знакомые лица верных сограждан, - тут Патриарх делает эффектную паузу, чтобы мы успели окинуть пространство вокруг себя подозрительным взглядом, и многие действительно оглядываются вокруг. В частности, какая-то старушка, заметившая мою пластину, буравила меня взглядом добрых две минуты, пока Патриарх снова не заговорил.
  - Да, предательство всегда происходит неожиданно, и очень часто от тех, в ком мы не сомневаемся, кому искренне верим. Поэтому так важно помнить о бдительности, дети мои. Сколько бед мы могли бы избежать, если каждый из вас постоянно помнил об этом. Врагами человечества люди становятся не сразу, эта гниль, словно болезнь, поражает и разрастается постепенно, и если рядом оказывается человек, сумевший заметить это и образумить "больного" направить его на путь истинный или обратившийся к духовнику за советом, то гниль можно успеть вовремя устранить. Поэтому присматривайте за родными, не дайте им "заболеть" и заразить вас и распространять заразу-гниль дальше. Особенно следует об этом помнить женам. Если бы жены Рабиновича, Горлецкого, Бабенко и Калганова вовремя заметили, как их мужья меняются, как ими завладевают гнусные мысли, и они превращаются в предателей, то сегодня мы бы просто радовались субботничной службе. Их жены все как одна повторяли, что они не заметили никаких перемен, не знали об их намерениях. Но я спрошу вас, а кто должен был знать об этом как не они? Кто отвечает за здоровье семьи, в том числе и душевное?
  "Охренеть можно, как замечательно! Теперь женщины у них во всем виноваты. Не удивлюсь, если вскоре выяснится, что и мутанты были не так плохи, пока их жены не забили на "душевное здоровье"!". Хотя остальные прихожанки похоже не разделяли мое раздражение по этому поводу, ну или как и я бесновались про себя. К счастью, это был конец проповеди и люди закопошились, привычно выстраиваясь в очереди в исповедальни. Может все теории церковников о грехе имели свое здравое зерно, потому что теперь, когда я стала "настоящей грешницей", "предательницей Родины" и все такое, исповедь из пустого трепа превратилась в тягостную процедуру. Так может это давит нечистая совесть? Как же не хочется в сотый раз повторять одно и то же, пора начать врать, что я ищу мужа среди друзей бригадниц. Вот попрошу устроить мне встречу с каким-нибудь двоюродным братом Люси и тут же вспоминаю, что она в больнице и неизвестно когда вернется к нам. Те крохи веры, что схоронились у меня в душе, я направила на молитву за ее здоровье и здоровье малыша: "Боже, если ты существуешь, пусть они оба поправятся и все будет хорошо".
  Подошла моя очередь нырять в темноту исповедальни. Зайдя в каморку с экраном, я уже было приготовилась отвечать на очередные высказывания отца Георгия про мою гордыню, но слова застряли у меня в горле - предо мной на экране был совсем другой церковник.
  - Доброе утро, - пробормотала я. Грузный священник, осенив меня крестным знамением, спросил в каких грехах я хочу покаяться сегодня. Я даже как-то растерялась, но потом вспомнила про отработку и бойко расписала свой "грех лени" из-за которого я пропустила несколько приемов пищи и получила отработку.
  Священник наказал мне проговорить некоторое количество молитв ради искупления грехов, а также молитву на скорое замужество, которую он, судя по всему, давал всем "дефектным". Кивая и бормоча слова благодарности, я выползла из темной кабинки на свет. Интересно, у отца Георгия что-то случилось или у него просто выходной? Пожалуй, этот духовник устраивал меня больше - быстро, лаконично, без долгих лекций на тему гордыни "дефектных" - список молитв и пошел. Красота.
  На работу я ехала практически все время зажмурившись, так не хотелось видеть и слышать все это празднество казни, хотя со стороны, наверное, казалось, что я просто не выспалась и пытаюсь наверстать по дороге на завод. Люди вокруг были перевозбуждены проповедью, нескончаемой ненавистью, льющейся со всех экранов плотной удушающей волной, и отчасти тем, что приближалось время восстановления нормы кислорода. Бригадницы не обсуждали новости казни - у нас была своя больная тема.
  Прошло несколько дней с тех пор, как Люся оказалась в больнице. Хотя врачи и сказали нам, что мальчик появился на свет слишком слабеньким - до сих пор малыш держался, Люся хоть и не оправилась полностью от родовой горячки, уже была в сознании. Мы все надеялись на лучшее, что мать с сыном будут здоровы. Влада больше всех переживала за подругу. Теперь мы работали в полной тишине, если не считать шума конвейера. Никаких сериалов, никаких записей для блога, Настроение у бригады было паршивое - Люся всем нравилась. Но место в бригаде пустовать долго не могло, норму выработки, как сказал бригадир - никто не отменял. И вот на третий день, после Люсиного отъезда, к нам привели новенькую.
  Семка весь светился от гордости, что сумел так быстро достать замену Люсе.
  - Знакомьтесь, бабоньки! Это Мирослава, ваша новая коллега. Прошу любить и жаловать! - вот не может бригадир без напыщенных вступлений. Молодая женщина робко улыбалась, в то время как мы беззастенчиво на нее таращились. Правда. По-другому это сложно было назвать. Дело в том, что Мирослава была удивительно красива. Настолько, что захватывало дух. Непонятно как такая красавица оказалась здесь среди нас. У нее был поразительный цвет глаз - зелено-голубой. Невысокая, но очень изящная, словно куколка. Здесь возле пыльного серого конвейера она смотрелась до ужаса нелепо, как райская птичка, попавшая в бетонный капкан.
  - Ну, вы знакомьтесь и принимайтесь за работу, нам необходимо наверстать упущенное, - по-прежнему идиотски скалясь Семка ушел, а мы засыпали новоиспеченную коллегу вопросами. Откуда? Замужем ли? Есть ли дети? Мирослава явно стеснялась, хотя по идее уже должна была привыкнуть к постоянному вниманию со стороны окружающих. Она все время опускала глаза вниз, это раздражало, потому что мне хотелось рассмотреть их поближе, настолько ли они голубые, как мне показалось. Мирослава была замужем. (Естественно). А вот детей у них не было. Ей двадцать три. До этого она работала в службе, контролирующей работу эскалаторов. Она попросила называть ее Мира, сказала, что полная форма ее имени ей не нравится. В общем, Мира вполне влилась в наш коллектив, хотя невольно заставила нас почувствовать себя гадкими утятами подле прекрасного лебедя. Самое занятное, что она словно не замечала - насколько хороша собой. В ней не было ни грамма самодовольства. Это подкупало. Тут я заметила взгляд Кэти, она неотрывно смотрела на Миру, и в этом взгляде было восхищение, но также еще что-то, удивление что ли. В моем сознании невольно колыхнулись отголоски старых сплетен, но я быстро подавила их.
  Единственная кто не забрасывал Миру вопросами, была Влада, наверно ей казалось, что приветствуя Мирославу она таким образом "предает" Люсю. "Надо поговорить с ней об этом, - подумала я. - Это же бред, если она и в правду так считает. Мы все хотим, чтобы Люся поправилась и вернулась, но Мира тут ни при чем". Рабочий день прошел на удивление быстро, школьники, пришедшие на отработку, сразу окружили Миру и, как и мы стали мучить бедняжку вопросами, пока Кэти не прикрикнула на них, велев отвязаться от новоиспеченной коллеги.
  - Спасибо, - поблагодарила Мира Кэти, мило улыбнувшись.
  - Ничего, за этими сорванцами нужен глаз да глаз.
  После окончания рабочего дня Кэти задержалась, чтобы поболтать со мной, остальные ушли, оживленно общаясь с Мирой.
  - Славная девочка, - сказала Кэти, задумчиво глядя ей в след.
  - Ага, - новый человек в коллективе - это конечно волнующе, но меня больше беспокоила моя вечерняя встреча с Хипокритовой, казалось, подруга прочла мои мысли.
  - Волнуешься перед новой встречей с Моралкомом?
  -Да! - как бы мне не хотелось казаться беспечной, но храбриться даже перед Кэти было нелегко, скорей бы уже вернули нормальную концентрацию воздуха, а то передохнуть нельзя, воздух как будто уже использованный. Голова кружится, стоит только попытаться дышать глубоко, как тут успокоиться?!
  - Это ничего, что они назначили еще одну встречу, - подруга, орудуя веником, одновременно старалась меня успокоить. - Раз уж взялись встречи будут регулярными, просто им тоже надо отрабатывать статистику - сколько "дефектных" вышло замуж, после бесед с ними. Я через это уже проходила в прошлый раз, уверена, что тебе нечего бояться, - а я и забыла, что Кэти уже сталкивалась с Моралкомом, до его отмены.
  - Ты не думаешь, что из-за того, что ты с ними уже общалась, они так просто от тебя не отстанут на этот раз? - осторожно поинтересовалась я, неожиданный страх за Кэти вытеснил мой собственный. Как я могла быть такой эгоисткой? Мне ведь и в голову не пришло, что подруга рискует больше меня с Моралкомом. "Это все из-за тайника и Ибрагима". Кэти лишь пожала плечами и ухмыльнулась, так как получалось только у нее.
  - Ну, с этим ничего не поделаешь, выходить замуж я не стану, да и желающих, честно говоря, особо нет. На что им моя казнь? Уж лучше отрабатывать статистику бесконечными беседами, чем убийством потенциального инкубатора. Короче, за меня не бойся, а думай о себе - главное - не показывай страх. Волнение - это да, это даже хорошо. Пришли официальные люди, конечно, ты волнуешься - это естественно. Страх - тоже естественно, но в их глазах, это скорее признак того, что тебе есть что скрывать. Для тебя это еще более актуально, из-за той истории с Ибрагимом и проверкой девственности.
  - Старица Ефросинья, которая проверяла меня тоже приходила тогда, в первый раз, - припомнила я. - Она упоминала об Ибрагиме, сказала что-то вроде - "это был первый звонок" ну, или как-то так.
  - Вот видишь? Тебе главное сейчас показать, что дружба с Ибрагимом в прошлом, а ты готова к поиску мужа среди русских богобоязненных мужчин. Что ты хмыкаешь? Одно дело делать вид, что ищешь брака и другое - реально искать!
  - Предлагаешь сходить на встречи молодежи в нашей Церкви?
  - А ты не ходила ни разу? - Кэти лишь покачала головой. - Ну, ты даешь! Даже я пару раз в месяц на этих сходках бываю, так, подруга, когда следующая встреча - завтра? Значит идешь туда, глазки долу, губки бантиком, общаешься с потенциальными женихами, делая все, чтобы они и дальше оставались потенциальными, ну кроме того случая, если вдруг и впрямь отыщешь на этих сборищах родственную душу.
  - Родственную душу? На церковных сходках?! Это вряд ли.
  - Тогда делай это ради отмазки, неудивительно, что твой духовник упрекает тебя в гордыни, ты ведь даже не стараешься изобразить смирение, так не делается, надо быть хитрей.
  - Схожу, я схожу, успокойся. Жаль, что мы приписаны к разным Церквям, с тобой на этих встречах я бы чувствовала себя уверенней.
  - Да-а, жалко. Ну, ничего, главное - переждать бурю, связанную с возвращением Моралкома, а там глядишь - и все будет по-старому. Все - пол чист, пока ты там грязь по полотну размазывала - я уже все вымыла!
  - Ничего не грязь, смотри - оно чистое, как никогда.
  - Ха! Ты должна мне полдежурства - на меньшее я не согласна.
  - Идет, даже больше полдежурства, как минимум два.
  - Сочтемся, - Кэти подмигнула и тут же стала серьезной. - Так, давай договоримся - о Моралкоме ты мне по комму ничего такого не говоришь, можешь считать меня параноиком, но я за живое общение, когда дело связано с госструктурами. Поэтому, позвони мне сегодня и скажи, как пройдет, но в нейтральных тонах, а если все совсем хреново - предложи встретиться завтра, хорошо?
  - Ладно, хотя после слов про "совсем хреново" мне прям легче стало, спасибо!
  - Прорвемся, рыжая, - Кэти обняла меня, и все страхи на мгновение отступили. - Ну, все, а то опоздаешь, вот тогда будет полный трындец.
  Переодевшись в бытовке, мы вышли к лестницам, духота и спертый воздух которых достали всех до чертиков.
  - До встречи, - Кэти помахала рукой на прощанье и свернула на свой эскалатор.
  - До свиданья, - домой идти не хотелось. Противное тянущее чувство страха клубком ворочалось в животе. "Надо просто быть милой, улыбаться и тихо внимать всем нравоучениям", - пыталась успокоить я саму себя, но выходило плохо. "Скорей бы этот день уже прошел!". Но завтра меня ждет испытание не легче. Захваченная гнетущим предчувствием, по дороге домой я даже не активировала наушники, все ролики сплылись в один серый фон. Если бы меня попросили пересказать, что в них было - я бы не смогла ответить.
  Дома было тихо - папа еще не вернулся с работы. Шурик нервно мяукал подле меня, словно почувствовав мое настроение.
  - Все хорошо, малыш, все хорошо, - пыталась успокоить кота, хотя больше для себя, я бормотала эти бессмысленные слова, взяв кота на руки, и одновременно пытаясь унять дрожь. Мои мучения длились недолго, буквально через пару минут прозвучал сигнал блока о приходе "гостей".
  Я сразу узнала ее голос, как только услышала ответ: "Хипокритова. Комиссия по вопросам морали". Словно смирившись с неизбежностью новой встречи, мое тело успокоилось. Руки не дрожали при разблокировке дверей, хоть сердце на миг и замерло, когда я представила, что вместе с Хипокритовой на площадке стоит целый отряд спецов. Но все мои опасения не оправдались - она была одна, в том же синем костюме, что и в прошлый раз.
  - Добрый вечер.
  - Добрый вечер, София. Ты позволишь?
  - Да, конечно,- опомнившись, я подвинулась, дав представителю власти пройти в блок.
  - Хотите чаю? - правила вежливости никто не отменял, хотя мне и претило заваривать для нее папин чай. Дело в том, что натуральный чай, по сути, является предметом роскоши - не каждый может позволить себе иметь хотя бы одну пачку. А у нас дома их было целых три: черный, травяной и красный. Папа мог экономить на покупке одежды, но не мог жить без нескольких видов чая. Будь он простым бригадиром, мы вряд ли смогли себе позволить такое разнообразие, но он все- таки был автором известной игры, поэтому пил чай литрами. К счастью, чиновница от угощения отказалась, и мне не пришлось тратить на нее папину коллекцию.
  Непрошеная гостья села на диван, а я, соответственно, расположилась напротив. Несколько мгновений она просто рассматривала меня, а я мило улыбалась в ответ - разительная перемена с нашей первой встречи, когда мне было страшно даже просто посмотреть в ее глаза.
  - Ты когда-нибудь слышала такой термин "промутантская истерия"?
  Вопрос чиновницы застал меня врасплох, не ожидала, что она спросит что-то столь далекое от темы нашей первой беседы.
  - В школе что-то упоминали об этом, эта болезнь, которая породила Истериков, но я так понимаю сейчас это редкость?
  - Да-да разумеется, сейчас подобное заболевание встречается куда реже, нежели в период сразу после Катастрофы. Я напомню суть, "промутансткая истерия" - это как не сложно догадаться по названию, вид психического помешательства, связанный с мыслями о мутантах. Ты можешь себе представить, какой ужас творился во время войны? В таких условиях нет ничего удивительного, что многие люди сходили с ума. Когда была выявлена эта болезнь, врачи отметили связь между разными фобиями и психическими расстройствами, так было замечено, что чаще всего этой болезнью страдали либо антисоветчики, либо люди из их ближайшего окружения - родственники, друзья. Бред мог принять разные формы. Так некоторые утверждали, что войну с мутантами начал Новый Союз, и это было еще легкая степень помешательства. Другие больные с пеной у рта доказывали, что войны вовсе не было, что Новый Союз уже давно разгромил мутантов, а все их теракты были организованы спецами ради поддержания власти Вождя. Версий был несколько - основная идея болеющих заключалась в том, что Вождю и его окружению нельзя верить. Сейчас подобное расстройство встречается куда реже - ты правильно подметила, и это в большей степени связано с тем, что наша жизнь стала куда легче, нежели она была во время войны и сразу после. Нам, конечно, тоже хватает волнений за свое будущее и будущее человечества, но это несравнимо с тем, что было ранее.
  Ты права, говоря, что "промутантская истерия" стала предтечей Истериков. Этот вид опасного психоза появился, потому что некоторые люди не смогли смириться с переселением под землю - их разум просто отказывался воспринимать травмирующую реальность, и они начали свои попытки прорваться наружу, дабы показать всем, что радиации нет. Разумеется, те, кого не успевали остановить - погибали, и часто из-за них страдали тысячи людей, но безумие - вещь заразная! У первых Истериков появились последователи, плюс промутанты поддакивали им, дабы ослабить власть Нового Союза. В общем, в то тяжелое время много всякой швали выплыло на поверхность. К сожалению, Истерики появляются до сих пор, не смотря на очевидность последствий Катастрофы.
  Хипокритова замолчала, словно давая мне переварить услышанное, а я судорожно пыталась понять к чему весь этот урок фактологии? Не хочет же она сказать, что у меня эта самая истерия?
  Чиновница в который раз удивила меня своей прозорливостью.
  - Ты верно гадаешь, с чего вдруг я тебе об этом рассказываю? Просто... после нашей первой встречи я решила еще раз встретиться с отцом Георгием, в конце концов, он среди церковников больше всего подходит на роль твоего духовного отца. И мне кажется, что я начала понимать, откуда идут корни твоего нежелания выходить замуж. Понимаешь, у "промутантской истерии" существует младший брат, если можно так выразиться - я говорю о чрезмерной бдительности некоторых граждан. В твоем классе все знали историю твоей семьи, к сожалению, дети бывают крайне злыми и не понимают, что ребенок не отвечает за действия родителей. Чаще всего супруг находится уже в школе, а у тебя такой возможности считай, не было, из-за клейма дочери врага человечества. А когда ты вышла на работу, твой возраст уже приблизился к отметке дефектности и получился замкнутый круг: в школе ты не могла общаться со своими сверстниками из-за своей матери, а позднее уже из-за возраста, я уже не говорю о том, что ты работаешь, в основном, с женщинами.
  Чиновница наклонилась и взяла меня за руку, ее пальцы на удивление оказались горячими, я ожидала ледяного прикосновения.
  - София, я все понимаю - жить с таким клеймом нелегко, а теперь еще и панель добавили. Знаешь, не все в правительстве поддерживали эту инициативу, не потому что идея плоха - просто люди способны извратить самую прекрасную идею, и чаще всего из самых лучших побуждений!
  Голос чиновницы звучал так проникновенно, словно мы две подружки, так по-доброму мягко и понимающе, словно она сама пережила нечто подобное, что, конечно же невозможно - члены семей врагов человечества в спецы не попадали. Может кто- то и клюнул бы на эти проникновенные нотки, но точно не я.
  - Я понимаю, почему люди могут так реагировать - это вполне естественно, учитывая, что часто врагов человечества члены семей поддерживают. Тем более что родители оказывают сильное влияние на детей. Сомнения одноклассников в моей лояльности Союзу вполне объяснимы и я не вижу в этом ничего предосудительного.
  Хипокритова улыбнулась моим словам, кивнув как бы соглашаясь, наверняка она и не ожидала от меня другой реакции. Тогда к чему вся эта клоунада?
  - Я рада, что ты все это понимаешь, но проблема отчуждения между разными категориями граждан Союза все же касается твоей судьбы напрямую. Поэтому я думаю, что тебе не мешало бы походить на встречи реабилитации родственников казненных.
  "Вот ведь п...!".
  ГВРК - Группа взаимопомощи родственников казненных, был моим страшным сном всю школу. Добровольно-принудительное посещение этих встреч подчеркивало особый статус родственников казненных, еще больше отдаляя их от других граждан. После казни мамы я избежала этого ужаса по малолетству, папа наверно был вынужден посетить несколько встреч также по настоянию одного из кураторов, которых дают взрослым родственникам казненных.
  После окончания школы я надеялась, что этот кошмар меня миновал, ан нет. Какая ирония, как раз сейчас, когда я сама стала преступницей, когда надо мной нависла угроза казни, меня заставляют пойти на встречу ГВРК. Представляю радость Крысы, когда она пронюхает про это.
  - Не воспринимай это, как угрозу или наказание, ГВРК, как и Моралком проходит некую трансформацию, так что ты будешь не единственной, кто впервые попал в программу спустя много лет. Иосиф Владимирович Берковский - прекрасный специалист, надеюсь встречи пойдут тебе на пользу, - я не знала, как на это правильно отреагировать, поэтому лишь слабо улыбалась и кивала головой. "Не воспринимай как наказание", черт, а как еще мне это воспринимать? Всяко будь я замужем, мне бы не пришлось ходить на эти встречи. Кэти права, стоит сходить на сходку церковной молодежи, только вот завтра никак не получится. Внутри все похолодело - до меня только дошло - я встречаюсь с Ибрагимом и ГВРК в один день. Безумие. Глупость. Так нельзя.
  Хипокритова очевидно исполнив все что хотела в сегодняшнюю встречу стала откланиваться, чему я была несказанно рада.
  - Доброго вечера, и счастливо тебе завтра на встрече, расскажешь мне в следующий раз, как все прошло.
  - В следующий раз? - вежливо переспросила я, хотя от этой новости хотелось завыть, ну или хотя бы глаза закатить демонстративно.
  - Да, конечно, мы еще увидимся и не раз! До свиданья, - чиновница мило улыбнулась на прощанье, и я заблокировала дверь за нею. Мне вдруг страшно захотелось порисовать, поучиться писать или просто подержать в руках книгу, словом, сделать нечто за что меня могут казнить. Но на это не было времени - ужин уже начался, папа наверно поехал с работы сразу в столовую.
  По дороге туда я решила позвонить Кэти, благо поблизости было мало людей. Подруга ответила моментально:
  - Привет! Ну что, как прошло?
  - Ты была права, встречи еще будут - мне так и сказали.
  - Ничего, - Кэти ободряюще кивнула. - Этого следовало ожидать, а что насчет встреч молодежи - ты решила пойдешь или нет?
  - Я думаю, что стоит попробовать, правда, завтра я могу не успеть, поскольку Моралком решил, что мне стоит начать посещать встречи ГВРК, - подруга аж изменилась в лице. - О боже, то есть...я хотела сказать, это, наверное, к лучшему, раз Моралком так решил, - Кэти не сразу пришла в себя.
  - Да, наверно, к лучшему, я расскажу, как все прошло в понедельник, - я дала понять, что хочу обсудить это "в живую" но не завтра, Кэти кивнула - мы проболтали всю оставшуюся дорогу о всяких мелочах, хорошо, что Кэти тоже направлялась в столовую. Так что мы попрощались лишь когда я добралась до зала приема пищи.
  Если паранойя Кэти не была безосновательна, то наш разговор не должен был показаться никому из проверяющих подозрительным. Да чувствовалось волнение, но это вполне понятно, страха или недовольства ни одна из нас не высказала.
  В столовой за нашим столом сидели папа, Крыса и Сталина - места других обычных соседей пустовали, а они сами теперь сидели справа от нас, что, судя по всему, очень не нравилось Людмиле Федоровне.
  - Добрый вечер! - я села ближе к папе, пожелав всем приятного аппетита, Крыса почти сразу после моего прихода ушла и Сталина поднялась вслед за матерью, они всегда уходили из столовой вместе, даже если Крыса брала лишь сулентный коктейль, а Сталина обычный обед, дочке приходилось либо есть быстрее, либо бросать почти полный поднос - оба варианта нервировали ее мать.
  - А почему от нас пересели? - спросила я у папы, когда наши оставшиеся соседки ушли.
  - Завтра к Людмиле Федоровне переезжают новые жильцы, они будут сидеть за нашим столом - вот им и освободили место.
  - Мм, понятно, - меня не особо беспокоили новые соседи, Крысу было сложно переплюнуть в этом плане, я решила не тянуть резину и сразу рассказать папе как прошла моя вторая встреча с Моралкомом.
  - Пап, ты знаешь - сегодня ко мне приходили из Моралкома.
  - Да, прости, что меня не было дома - я хотел, но столько дел навалилось, что...
  - Ничего, им ведь со мной надо поговорить, в общем, завтра я иду на встречу ГВРК, - при упоминании ГВРК у папы во взгляде промелькнуло нечто, вроде возмущения, хотя лицо при этом оставалось привычно невозмутимым. Очевидно, в прошлом папе эти встречи не понравились. - Моралком считает, что это будет полезно, там в ГВРК идет транс..., в общем, тоже перемены.
  - Раз Моралком считает, значит так оно и есть, - папа почти дословно повторяет слова Кэти. С такой же интонацией. Больше за ужином мы не говорили. Потом папа пожелал мне скорой отработки и уехал домой, сдается мне, что спать он не ляжет, а будет дожидаться меня. Я же отправилась в уже привычную темноту теплиц, где мне предстояло закончить-таки опыление огурцов. Странно, что сами сотрудники не сделали это еще днем, в прочем грех жаловаться, размеренная работа кистью давала время подумать. День был тяжелый, а завтрашний должен был быть и того хуже, но я размышляла о другом. Встречи молодежи в Церкви, мне всегда казалось, что на них ходят пришибленные вроде Сталины или фанатики вроде Крысы. Я и не думала о них, как о месте встречи потенциального жениха. Ну, я вообще о замужестве не особо задумывалась. А может зря? По идее у нас не так много мест где можно общаться с представителями противоположного пола и это не будет порицаться Церковью. Стоит все-таки сходит туда на следующей неделе, если что будет хоть что сказать отцу Георгию, если он вернется. Теплый ветерок теплиц убаюкивал, последние ряды я обрабатывала уже клюя носом.
  - Закончила? - жизнерадостно гаркнула у меня под ухом Трофимовна, я чуть чашку не уронила.
  - Ага, да, вот последний куст обрабатываю.
  - Здорово, слушай, мне тут сказали, что у вас на заводе начинается месяц дополнительной нормы?
  - Ну да, но возможно я смогу успевать, если брать только коктейль...
  - Ни фига подобного! - перебила меня милая тепличница. - Короче, я договорилась, что оставшиеся дни ты отработаешь после вашего месячника, поняла?
  - О-о, спасибо большое, ...Я буду стараться.
  - Через месяц.
  - Через месяц.
  - Вот и ладушки, давай заканчивай, да собирайся, не хочу опять по лестнице подниматься, - Трофимовна ушла, а я не могла нарадоваться, что меня распределили к ней на отработку. Совмещать новый рабочий график, дежурство и отработку было бы невыносимо.
  ***
  Воскресенье определенно самый любимый день граждан НС. Единственный полностью свободный день, когда можно делать что хочешь, и никто не обвинит тебя в праздности и лени. Единственным исключением было обязательное посещение приемов пищи, то есть проспать завтрак было нельзя, тем более мне.
  Мне казалось, что я всю ночь не спала, лишь бредила урывками сновидений, и когда прозвенел будильник, я оторвалась от подушки скорее с облегчением, нежели с неохотой. Волнение заставляло все тело пульсировать в нервной тряске, ладони покалывало, словно я смотрела вниз с большой высоты. Сегодня я встречаюсь с Ибрагимом. Сегодня я должна появиться на встрече ГВРК. Сначала родственники казненных, а после - Ибрагим. Это безумие. Настоящее безумие. Я оделась неторопливо и тщательно, не то чтобы я думала, что важно, как я выгляжу, если меня схватят, но мне хотелось почувствовать себя увереннее. Расчесав волосы до медного блеска, я заплела самую аккуратную косу, на которую была способна. Пять минут просто гладила Шурика, недовольного тем, что я прерываю его сон своими непрошеными ласками. Наконец коту это надоело, и он спрыгнул с кровати и вышел. Что ж пора и мне идти.
  Папа смотрел что-то на своем комме.
  - Доброе утро! Ты что-то сегодня рано, обычно тебя по воскресеньям не добудишься.
  - Хотелось позавтракать пораньше, я хочу пройтись перед встречей ГВРК.
  - Боишься? - папа отключил видеофайл и внимательно пригляделся ко мне.
  - Немного, я просто хочу, чтобы это быстрее закончилось, - ответила я, сама, не зная к чему это относилось больше - волнению из-за Ибрагима или ГВРК.
  - Ты знаешь главное - не суетись, ты ни в чем не виновата, так не позволяй себя напрасно запугивать, - "ох, папа, знал бы ты правду".
  - Я постараюсь.
  - Хочешь, я пойду с тобой? В конце концов, я тоже родственник казненной, и если тебе так будет легче...
  - Нет, - я обрываю папу на полуслове, я не хочу, чтобы он пошел со мной не только из-за того, что после мне надо будет ускользнуть на встречу с Ибрагимом. Нет. Я не хочу видеть папу на встрече ГВРК, не хочу слышать о том, как это было с мамой, только не это.
  - Спасибо за поддержку, пап, но мне лучше пройти через это одной, хорошо? - надеюсь, я его не обидела своим резким отказом, но он вроде бы спокоен, смотрит на меня скорее с гордостью, нежели с обидой.
  - Как скажешь, родная, главное - не трусь. Это все временные трудности, - "неужели он в это верит? Что Моралком так просто отцепится от меня, а может он еще надеется, что я выйду замуж?". Сердце в очередной раз сжимается от чувства вины за постоянную ложь папе, он этого не заслужил. Я улыбаюсь и киваю, молясь про себя, чтобы все мои злоключения оказались для него лишь "временными трудностями".
  На эскалаторах пустынно, большинство идет завтракать попозже, экраны продолжают мусолить дело вредителей фильтров. Интересно, а их жены тоже будут сегодня на встрече ГВРК? А вдруг там будет Люся? Она же тоже дочь "врага человечества". Да не, вряд ли, она еще от родов не отошла. Сказать по правде в глубине души мне бы хотелось, чтобы Люсю обязали пойти, как и меня, был бы хоть кто-то знакомый. Но это мерзкое желаньице было бессмысленным, ведь Люся куда более благополучная гражданка, нежели я - замужем, родила сына, практически идеальная правоверная.
  В столовой можно сказать и очереди не было, так человека четыре-пять: ни о чем. Есть не хотелось, поэтому я взяла стакан с сулентным коктейлем, не самое вкусное питье, зато ощущение сытости на весь день.
  - Только коктейль, даже помидорку не будешь? - удивляется повариха на раздаче.
  - Нет, спасибо, не сегодня.
  - Ну как знаешь.
  За столом только я и папа - идиллия, может, стоит всегда вставать в воскресенье пораньше? Правда, начиная с завтрашнего дня, я и так буду вставать раньше - начались три недели повышенной нормы. Да и черт с ней, мне бы сегодняшний день пережить спокойно. Я неспешно выпиваю свой завтрак. Неожиданно мне захотелось выбежать из столовой и забиться в какую-нибудь темную щель, где меня не найдут ни церковники, ни спецы. Я не могу усидеть на месте: "Я пойду, ладно? Хочу прогуляться по Центру".
  - Ты уверена? - предпринимает папа последнюю попытку. - Я скоро закончу и могу пройтись с тобой.
  - Нет, не торопись, я в порядке, просто...просто мне надо прогуляться, вот и все.
  - Хорошо, позвони мне, как встреча закончится, ладно? Или давай я встречу тебя после собрания?
   "А вот этого мне точно не нужно!".
  - Нет, пап, я в норме, и спокойно доеду до дома после встречи, не волнуйся.
  Папа кивает, хотя по нему заметно, что он волнуется за меня. Ну еще бы. Я чуть ли не бегом покидаю столовую, успевая столкнуться в дверях с Крысой и Сталиной, но они меня не заметили, или убедительно сделали вид, что не заметили. Мне плевать. Я торопливо иду, сама не зная зачем так спешить - до встречи ГВРК еще несколько часов, просто волнение гонит меня вперед. И я еду в Центр, перебегая межлестничные переходы, только чтобы оказаться перед магазином шарфов.
  Я хотела надеть подарок Ибрагима сегодня, но в последний момент передумала. С одной стороны, если встреча была ловушкой, это было бы так символично: "Ты меня предал, а я считала тебя своим другом, смотри, вот твой подарок". Но с другой, я бы не хотела, чтобы он понял, как сильно я по нему скучала. Пестрое разнообразие шарфиков не могло успокоить меня сегодня. Пропуская сквозь пальцы гладкие невесомые платки, я любовалась узорами и отсчитывала оставшееся время до встречи.
  Сиреневый шарф с блестками по краям.
  "Как долго мне придется ходить на эти дурацкие собрания?".
  Светло голубой с зеленым отливом - подошел бы Мирре, как раз под цвет ее глаз.
  "А может я уже сегодня окажусь в тюрьме?".
  Коричневый с золотыми цветами.
  "Мне так страшно".
  Не выдержав, я ушла оттуда. Поддавшись своим желаниям, я стала подниматься все выше и выше, почти дойдя до того места, откуда нас с Ибрагимом не так давно спугнул Охранник. Кто бы мог подумать, что Ибрагим - мой милый мальчик с глазами олененка, сам станет Охранником? Это какой-то бред, ей Богу. Ибрагим - охранник?!
  Облокотившись на парапет, я рассматривала Центр с высоты. Все спешат, все бегут куда-то, за покупками, на встречу с друзьями, по делам. Столько серых точек в хороводе лестниц. "Табуретки" кружат над этим всем словно хищные птицы. И как это место могло казаться мне таким веселым раньше? Это все волшебство дружбы, и оно было отнято дурацкими правилами. Даже если сегодняшняя встреча не ловушка, сможем ли мы общаться как раньше? Нет. Конечно, нет. Я изменилась, Ибрагим скорее всего тоже. Внезапно я почувствовала себя такой одинокой, что захотелось расплакаться. Что за глупости, соберись, Софи! Сегодня мне надо быть, как никогда сильной. Но здесь никого нет, даже дроны летают ниже, и заплачь я сейчас - об этом никто не узнает.
  Прикрыв глаза, я пытаюсь успокоиться, дышу глубоко и считаю до десяти, затем снова до десяти и так пока слезливая желчь не растворяется, уступив место сосредоточенности. Открыв глаза, я вскрикиваю от испуга - прямо передо мной зависла "табуретка", очевидно, я смотрелась слишком подозрительно стоя здесь одна. Сердце колотиться как бешенное, я спешу уйти от опасного места, спуститься вниз, смешаться с толпой, хотя теперь мне кажется, что все дроны, кружащие под куполом Центра, следят за моим передвижением. Пожалуй, подъеду ближе к месту встречи ГВРК, посижу, посмотрю сериал. Да, это самое лучшее, что я могу сейчас сделать, чтобы успокоиться.
  ***
  Вполне логично предположить, что душевными терзаниями родственников, казненных должны были заниматься церковники, однако вместо них этими встречами заправляли особые работники, отчитывающиеся перед спецами (что ни для кого не было секретом). Как оказалось, впоследствии, церковников вообще не было на этих собраниях.
  Ссылка на группу данная чиновницей привела меня на другой конец города. Там рядом с жилыми блоками в череде коридоров и этажей спрятались кабинеты спецработников. Я должна была присоединиться к группе Иосифа Владимировича Берковского, заседающей в блоке 144/ 6.
  Я пришла за пятнадцать минут до назначенного времени, из приоткрытой двери доносились отдельные реплики людей. Мне было не столько страшно, скорее любопытно. Большинство старается не то чтобы скрыть позорную информацию о своей семье - как ее скроешь? Просто либо не упоминать казненного, либо наоборот всячески подчеркивать, как ты его презираешь. И вот мне предстоит собрание, на котором я должна говорить о маме, а остальные о своих казненных. Веселая перспектива, ничего не скажешь.
  Глупо было переминаться на пороге, раз остальные уже подошли, и я нырнула в узкую полоску света приоткрытой двери. Люди в блоке сразу умолкли, что навевало подозрения, будто они только что говорили обо мне. Но это все глупости, рожденные моей подозрительностью, так - просто реакция на появление нового человека.
  - Добрый вечер! Вы должно быть София? Валентина Хипокритова говорила, что вы сегодня подойдете, проходите, присаживайтесь, - невысокий пожилой мужчина, приветствовавший меня, оказался тем самым Иосифом Владимировичем Берковским. Компания подобралась разновозрастная. Всего около десятка человек: мужчина папиного возраста, двое парней чуть помладше меня, седовласая женщина, еще парочка женщин и Аксинья - та самая старшая дочь женщины, казненной за аборт. Свободный стул стоял как раз напротив нее. Мы сидели полукругом, напротив стоял небольшой стол, за которым сидел Берковский, из-за чего у меня сразу появилось впечатление, будто я снова в школе, а Иосиф Владимирович наш классный куратор. Он и, правда, походил на учителя, увлеченного своим предметом, только вел не счет или фактологию, а спецпредмет под названием "казненные и их родственники". У него был красивый глубокий голос, светло-карие глаза и очень ласковая улыбка. Прям таки чересчур приторная, по крайней мере, на мой взгляд. В общем, мне он сразу не понравился.
  - Как я уже начинал говорить до прихода Софии, - Иосиф Владимирович подмигнул мне. - Некоторых из вас может удивить столь позднее попадание на встречи ГВРК, причем некоторые из вас уже проходили терапию в более раннем возрасте. Смею вас заверить, что бояться повторного назначения на терапию не следует, просто наши специалисты, врачеватели душ так сказать, в своих исследованиях обратили внимание на то, что столь серьезная травма может сказаться и после прохождения терапии, и даже спустя годы. Там много чего еще говорилось - я не осилил такой аудиофайл, - Берковский рассмеялся, но его веселье никто не поддержал, вся группа в оцепенении ждала продолжения, дабы узнать насколько все плохо.
  - В общем, ученые сказали, а мы специалисты подчиняемся. Я тоже по началу не понял, зачем ворошить старые раны, мне даже казалось, что от этого будет больше вреда чем пользы, - доверительно добавил наш спецработник. - Но послушав программу терапии, я понял, что наши ученые в очередной раз правы - вторичная проработка травмы поможет вам лучше понять самих себя и стать более ответственными гражданами Нового Союза. Помимо этого, вам будет полезно пообщаться с людьми, прошедшими через эту ужасную ситуацию - потерю близкого человека, оказавшегося к тому же врагом человечества. Немногие обычные граждане способны понять всю болезненность такой утраты, - Берковский встал из-за стола и начал медленно обходить нас по кругу, мне невольно захотелось встать и отойти подальше, чтобы он не оказался у меня за спиной.
  - Немногие понимают, каково это, когда в ваш уютный дом врываются спецы и хватают вашего любимого папу, маму, мужа, - сделав ударение на последнем слове, Иосиф Владимирович приостановился за спиной одной из женщин и "дружески" положил руку ей на плечо. Лицо женщины побледнело, я так понимаю, вспомнила арест мужа. А Берковский постояв немного в тишине продолжил свое хождение вкупе с проникновенной речью.
  - Кто из ваших одноклассников, коллег, соседей может понять каково это, когда тебя постоянно сравнивают с твоим казненным родственником? - один из парней помладше поднял голову, посмотрев на Берковского, только сейчас я заметила свежий синяк на его лице, похоже, что нашему "куратору" в очередной раз удалось попасть в яблочко.
  - Кто из прихожан вашей Церкви способен понять насколько это ужасно - произнести слова церемонии отречения, когда сердце противится голосу разума, - Берковский остановился возле Аксиньи, девочка замерла, кажется, даже дышать перестала, но это не помогло - Иосиф Владимирович ласковым голосом попросил ее подняться и подойти к экрану, висящему за столом.
  - Ничего не бойся, наш класс - это пространство доверия, место, где каждый прошел через то, через что прошла ты. Да, каждый, - с силой повторил он, заметив недоверчивый взгляд женщины, потерявшей мужа. - Поскольку я также являюсь родственником врага человечества, мой отец был казнен за вредительство.
  Это информация явно всех потрясла и заставила взглянуть на Берковского иначе. Если кто-то и мог клюнуть на наживку "я такой же, как и вы", то явно не я. Для меня это означало, что Иосиф Владимирович настолько спешил отречься от отца и доказать свою преданность государству, что не побрезговал пойти на службу к спецам. Осталось непонятным, зачем он вызвал именно Аксинью, потому что она самая юная? Или потому что она прошла через церемонию отречения совсем недавно?
  - Давайте-ка вспомним, что говорили простые граждане Нового Союза о матери Аксиньи, - взгляд девочки наполнился ужасом, а Берковский активировал экран через свой комм. Это были как знакомые кадры, так и нечто мной невиданное. Интервью матери-героини я помнила: "Та антисоветчица заслуживает самой жестокой казни...Смерть "врагам человечества"!". В других отрывках было примерно то же самое, только выражения становились все крепче, и постоянно, как присказка "смерть врагам человечества"!", "смерть", "уничтожить", "убить". Поначалу Аксинья крепилась, но вскоре слезы предательски заблестели на ее белых, как полотно, щеках. Девочку начало трясти, и я не выдержала:
  - Довольно, мы поняли.
  - Да, - поддержала меня женщина, потерявшая мужа. - На девочке лица нет, что толку одно и то же смотреть?
  Берковский остановил запись, и медленно подошел к девочке, плачущей у экрана, она спрятала лицо руками, но мы все видели, как трясутся ее плечи от беззвучных рыданий.
  Иосиф Владимирович по-отечески обнял Аксинью за плечи, меня чуть не затошнило от этакой заботы.
  - Поплачь, милая, пусть эти слезы уйдут, твоя реакция самая что ни на есть правильная. Какая дочь не станет оплакивать свою маму? Для этих людей твоя мать была лишь преступницей, убийцей, врагом, но для тебя она была самым дорогим человеком, конечно, ты по ней тоскуешь, конечно, ты не хочешь слышать все эти страшные слова про свою дорогую маму. Я понимаю, девочка, я все понимаю. Присядь, успокойся, вот - выпей воды, - Берковский налил стакан воды из кувшина, стоящего на столе и подал его Аксинье. Девочка взяла стакан трясущимися пальцами, но так и не отпила из него, впрочем, Берковский этого словно и не заметил.
  - София, - обратился он вдруг ко мне. - Ты сказала, что-то вроде "мы поняли". Что ты имела в виду? - я почувствовала на себе взгляды всей группы, только Аксинья сидела, опустив лицо вниз. Стало как-то не по себе, не стоило кричать, не стоило привлекать к себе внимание. Какая же я дура!
  - Да, я сказала "мы поняли", потому что эти интервью были все похожи, в каждом человек говорил, как ненавидит маму Аксиньи и требовал ее смерти. Какой еще может быть реакция на "врагов человечества" у граждан Союза?
  Берковский кивнул, даже чуть улыбнулся, отчего мне поплохело еще больше: "Верно, слова похожи, скорее всего, что и о твоей матери говорили схожие слова" ...
  "Боже, только не это! Неужели он сейчас включит записи о казни моей мамы? И как мне на это реагировать?!". Хотя я знала, как отреагирую - так же, как и Аксинья, просто разрыдаюсь. Но до этого не дошло.
  - Думаю, на сегодня хватит, - неожиданно прервал встречу Берковский. - У всех у нас есть, о чем поразмышлять после сегодняшней встречи. Главное, что вы должны были усвоить сегодня - оплакивать своих казненных родных - это нормально. То, что вам неприятно, когда о них отзываются плохо, пусть они это и заслужили - это тоже нормально. Не стесняйтесь рассказывать о своих чувствах здесь, не надо стесняться плакать, роптать, даже кричать на этих собраниях - это все для того, чтобы вы пришли в себя после ужасной потери. Для того чтобы вы поняли и прочувствовали - вы настоящие граждане Нового Союза, такие же, как все. От вас зависит, как и от других граждан, насколько успешной будет наша жизнь, выживание человечества как великий проект. К каждому из вас на комм должен был прийти мой номер - звоните в любое время дня и ночи! Ну не буду вас больше задерживать, о следующей встрече я сообщу заранее. Скорей всего она будет через неделю в это же время. До свиданья, спасибо, что пришли!
  "Как будто у нас был выбор", - с горечью подумала я, пока все толпились у выхода. Я боялась лишний раз взглянуть на нашего "куратора", а вдруг это повлечет за собой очередную промывку мозгов. Та поспешность, с которой все старались покинуть комнату, где проходила встреча, навевала мысли, что остальным это представление тоже не по нутру. Стоит отметить, что мы и друг на друга старались не смотреть лишний раз. Да уж, не похоже, что общая проблема сможет нас сдружить. Чтобы побыстрей уйти от товарищей по несчастью я решила спуститься по лестнице на этаж ниже. Также мне не хотелось, чтобы кто-нибудь, например, Иосиф Владимирович, заметит, что я еду на эскалаторе в сторону Зала Достижений.
  Спустившись по гулким лестницам, я уже выходила к нужному эскалатору, когда сзади меня окликнули: "София, подожди!".
  Это была Аксинья, девочка, запыхавшись, догнала меня и остановилась подле.
  - Мы можем поговорить? - спросила она, нервно оглядываясь через плечо, я понимала причину ее беспокойства, говорить нам вне встреч явно не стоило. Естественно я согласилась на разговор. Мы решили вместе доехать до Узла Веры, хоть это и было мне не по пути, но так мы будем смотреться менее подозрительно, нежели шепчась в темном углу.
  - Ну как тебе встреча? - начала Аксинья издалека, то ли нервничая, то ли проверяя меня "на вшивость".
  - Ожидала худшего, - улыбнулась я. - А Берковский - такой душка, нам бы в школу таких учителей.
  - Ты веришь ему? - Аксинья решилась идти напролом.
  - Нет, - убедившись, что "табуреток" нет поблизости, ответила я. - Конечно, нет. Каким бы милым он не казался, он - спец, то есть человек всегда готовый отправить тебя на казнь.
  Вот каким было мое личное определение спецов. Ищейки, вынюхивающие кого бы отправить на тот свет и тем самым выбить себе повышение за раскрытие очередного "вредителя". Чем дальше, тем слабее мне верилось, что "вредители-промутанты" вообще существовали.
  - Да? - Аксинья выглядела одновременно испуганной и разочарованной, очевидно, девчушка искренне надеялась на мой положительный ответ. Неудивительно - Иосиф Владимирович умел расположить людей к себе, не зря его назначили на эту работу.
  - Что ты хотела обсудить с ним? - спросила я, хотя ответ напрашивался сам собой, иначе, почему Аксинья решилась поговорить именно со мной.
  - Я скучаю по маме, - призналась девочка, пряча глаза. - Я...я не думаю, что она заслуживала смерти! - выпалила она и тут же испуганно подняла голову, но все было тихо. Сирены не выли, и нас не окружил рой "табуреток", богохульное, антиправительственное признание Аксиньи просто повисло в воздухе.
  - Не заслуживала, - повторила я, соглашаясь с девушкой. - Пока они не сумели забраться нам в голову, ты можешь рассуждать об этом, кричать про себя, но ни с кем не говори, тем более с Берковским.
  - А с тобой?
  - Рано или поздно наш разговор могут подслушать, так что и это небезопасно.
  - Но ты такая же, как я, то есть ты тоже думаешь, что это было несправедливо? - Аксинья даже подвинулась ко мне поближе, ожидая моего ответа. Ее глаза смотрели пытливо, и при этом с надеждой, а во мне вдруг поднялась волна страха. А что если она - провокатор? Юную, легко-внушаемую девочку нетрудно подговорить на это, чтобы доказать, что она - не ее мать, что она верна НС. Поборов нервную дрожь, я решила не обращать внимания на свои сомнения и страхи, это самый простой способ разъединить нас - людей с общим горем, людей, потерявших родных по вине властей.
  - Да, я думаю, что это несправедливо, как и то, за что казнили мою маму. Она тоже не заслуживала смерти, - Аксинья зажмурилась и тут же бросилась мне на шею.
   - Я знала! Я знала, что я не одна такая! - жарко зашептала девочка, люди с недоумением оглядывались на нас.
  - Тише, тише! - я не хотела обидеть ее - бедняжку трясло, но устраивать такое представление на ярко освещенных лестницах было крайне неразумно. Тем более, что я сегодня же, буквально через пару часов, готовилась нарушить закон.
  - Хорошо, да, я понимаю, - Аксинья немного пришла в себя, во всяком случае, она отстранилась от меня и стала нервно поправлять свою сбившеюся косынку. - Просто я и не надеялась, что ты скажешь мне правду, ты такая смелая!
  "Скорей уж глупая".
  - Люди бояться говорить недаром, будь осторожна, пожалуйста! - мне хотелось предупредить Аксинью, так чтоб она поняла, что я хочу с ней дружить, что я была бы рада выслушать ее, но боюсь это делать, поскольку наше общение может ей навредить в будущем. Она же не знает, что я, как моя мать, исследую древний мир потерянных артефактов. - Слушай, ты мне нравишься, правда, и я хотела бы с тобой общаться, но я "дефектная" и нахожусь на прицеле Моралкома. Для тебя будет лучше держаться от меня подальше.
  - Ты боишься, что тебя в чем-то обвинят? - в глазах девочки промелькнул испуг, конечно, ей ли не знать, что означает обвинение в нашем мире.
  - Это весьма вероятно, поэтому тебе лучше со мной рядом не светиться. Если за мной придут, то тебя могут привести на допрос об этом нашем разговоре, - в этом я не сомневалась - парочка "табуреток" застыла неподалеку от нас. Если они решат проводить меня до дома, то я точно не смогу прийти на встречу с Ибрагимом.
  - Хорошо, - Аксинья кивнула, показывая, что понимает всю серьезность моего предупреждения. - Спасибо за честность, надеюсь, что ты ошибаешься на свой счет, и все обойдется! Пока, до следующей встречи.
  Она развернулась и стала подниматься по движущейся лестнице, чуть ли не бегом. Одна из "табуреток" неспешно развернулась в сторону удаляющейся девочки, но преследовать ее не стала. Я же не знала, как лучше поступить - опять съездить в Центр или пройти по обычным лестницам к Залу Достижений и подождать там? Наконец, я решилась. Уж лучше я посижу на лестницах недалеко от Зала. Не хочется окунаться в шумную пеструю толпу Центра, там слишком много людей, "табуреток", в общем, свидетелей.
  Переходя на обычную лестницу, я задумалась над судьбой Аксиньи. Мы были чем-то похожи, хотя ей пришлось куда тяжелее. Интересно, какое будущее ее ждет? Станет ли она изгоем в школе, как я? Получит ли пластину "дефектности"? Или все сложиться иначе: она выйдет замуж, нарожает детишек, и постарается забыть в каждодневных хлопотах ужасную смерть своей мамы? Я всеми силами надеялась на второй вариант, чтобы у нее был шанс жить простой, спокойной жизнью, может даже счастливой. Но шансов на это мало - слишком громкое дело, эта казнь, за которой последовало возрождение Моралкома. Люди будут шептаться у нее за спиной всю жизнь.
  По мере приближения к Залу Достижений дорога становилась все пустынней. Мне даже показалось, что пара человек проводила меня взглядом, дескать, "зачем ты идешь в эту сторону"? "Что же я делаю? Еще не поздно повернуть назад". Но нет, я упрямо продолжала идти вперед. Вдруг вспомнилось, как на одной из проповедей патриарх сказал, что маленькое нарушение всегда влечет за собой большое, а если человек согрешил по-крупному, то сам остановиться уже не может - он будет все глубже и глубже погружаться в пучину порока.
  Пробираясь по полутемным коридорам навстречу с Ибрагимом, я думала, может патриарх был прав? Я общалась с Ибрагимом, когда церковники говорили, что этого не стоит делать, тогда это было мелким нарушением. Затем я обнаружила тайник и скрыла это - крупный грех, а теперь бегу на встречу с иноверцем, хотя Моралком следит за мной - может я и правда - уже не в состоянии остановиться?
  Большую часть времени Зал Достижений стоял закрытым. Помимо Дня Верности в нем проходили награждения участников Движения Жизни, а также собрания с представителями номенклатуры, на которых объявляли о достижениях НС. Поэтому зал так и прозвали, обычно его стены украшали голограммы с графиками роста производства и сельского хозяйства только в День верности все стенды посвящались Вождю, даже странно, что в последний раз там нашлось место голограмме того прекрасного дерева. Запертые двери зала угнетающе поблескивали стальной облицовкой. Какие огромные! Казалось, что открываться они должны со скрежетом и лязгом, а не с мягким гудением, как двери блоков. Около стен зала замерло несколько табуреток, отсутствие света на панелях выдавало спящий режим, впрочем, скорее всего, стоит только приблизиться к стене, как они активизируются. Это одно из самых важных административных мест города, как Ибрагим умудрился получить к нему доступ? Мрачная тишина, ни одной души рядом - как редко в замкнутом пространстве города можно ощутить это чувство полной безлюдности. На миг сомнения в друге перерастают в твердую уверенность, что это все ловушка. Сейчас из-за стены покажется торжествующе скалящаяся Валентина Хипокритова с охранниками, и я больше никогда не увижу папу и Кэти, разве что на очных ставках. Поэтому, когда из-за угла выглядывает фигура в темно-зеленой форме охранника, я с трудом подавляю желание бежать. Сердце делает кувырок, его рваные удары продолжают бить по ушам, даже после того как я понимаю, что это Ибрагим.
  - Софи,- бывший друг замирает в нескольких шагах от меня словно не решаясь подойти ближе. Я пытаюсь поздороваться, как ни в чем не бывало, но ком в горле не дает мне этого сделать, а обида, дремавшая где-то внутри, возвращается и отдается ноющей болью в сердце.
  - Понимаю, ты злишься на меня, но я могу все объяснить. Давай зайдем внутрь, лучше, чтобы нас не видели вместе.
  - Внутрь? - двери зала плотно прилегают к стене, как и раньше, я не вижу никакого просвета.
  - Надо повернуть за угол, главный ход может открыть лишь начальство, но охранники, патрулирующие эту зону, обязаны проверять Зал, для нас есть вход со стороны.
  "Для нас", он уже считает себя частью Охраны", - с горечью отметила я про себя, но все же иду за угол и вижу отсвет из-за приоткрытой двери стандартного размера. Выступающая колонна прикрывает стенку прохода, так что, если не знать где дверь - ее не так просто будет найти. Мы проникаем в Зал, и Ибрагим вводит код в своем комме, чтобы закрыть дверь. Панель мягко скользит в сторону без единого звука. Ибрагим отходит в сторону ближайших стульев, а я не могу прийти в себя от странного ощущения нереальности происходящего. Мы здесь, вдвоем, в огромном полутемном зале, что происходит, в конце концов?
  - Давай сядем здесь,- Ибрагим садится и тут же встает, видя, что я не сдвинулась с места. - Софи, пожалуйста!
  - Почему здесь? - я не спешу выполнить просьбу друга детства, и остаюсь на ногах. - Ты не боишься, что нас сейчас снимают камеры наблюдения?
  - Нет,- его лицо заметно потемнело. - Здесь камеры редко работают по-настоящему, охранники знают, как выдавать старые записи за новую съемку.
  - Что? Зачем им так рисковать? - мне казалось диким это нарушение закона, причем теми, кто должен следить за его исполнением, подобное иначе как вредительством не назовешь. И Ибрагим теперь тоже в этом замешан?!
  - Понимаешь, это место... дело в том, что...,- друг старательно избегал встретиться со мной взглядом, мне даже показалось, что он покраснел еще сильнее.
  - Да в чем дело? Что здесь творят охранники? - мне в голову лезли всякие мысли о подпольном клубе чтения или что-то в этом роде, а может даже тихо назревавшем восстании в рядах Охраны. Внутри слабо встрепенулась надежда, что мы с Ибрагимом по-прежнему вдвоем против большинства и его вступление в ряды Охраны лишь прикрытие.
  - Ты можешь мне все рассказать, ты ведь знаешь, что я не выдам вашу тайну.
  - Я знаю, просто это так..., - друг тяжело вздохнул. - Я не хочу тебя обидеть, когда я узнал об этом всем, мне показалось, что это выход. Понимаешь я... мне так стыдно, что я ничего не сказал тебе тогда, когда ты приходила к нам. Я хотел, очень хотел увидеть тебя и сказать, что со мной все в порядке, но отец запретил, он даже забрал мой комм на какое-то время. Я не мог, Леда переехала жить к бабушке до свадьбы, а другие явно рассказали бы отцу.
  - Это понятно, я предполагала что-то в этом роде, но почему ты молчал при встрече? Мог бы хотя бы попрощаться со мной по-человечески.
  - Отец велел мне не показываться, так что я вообще не должен был светиться в коридоре, но мне так хотелось тебя увидеть, - мне тяжело было слышать слова друга, хоть они и объясняли отчасти это странное поведение при нашей последней встрече. Смогла ли я пойти наперекор семье, в которой меня без конца бьют и унижают? Скорее всего, я бы смирилась с решением отца, как и Ибрагим.
  - Но мы можем видеться здесь, в Зале достижений!
  - Да объясни ты толком, почему Охрана мухлюет с записями камер?
  - Охранники используют зал для встреч.
  - В смысле здесь тайком собирается часть Охраны?
  - Нет,- парень замялся с ответом. - Скорее здесь проходят их личные встречи, ну знаешь ОЧЕНЬ личные.
  Тут до меня дошло.
  - Ты хочешь сказать, что охранники используют Зал достижений для свиданий с любовницами?!
  - Ну, в общем да.
  - Ха, и ты хочешь, чтобы я пришла сюда еще раз? - непонятно почему, но я сильно разозлилась, если охранники водят сюда своих "подружек", то наша сегодняшняя встреча с Ибрагимом выглядит как настоящая интрижка. Черт, он понимает какой это риск, тем более для меня?!
  - Я знаю, что ты боишься, но ребята говорят, что так все делают и ничего - никого еще не поймали, - Ибрагим замолкает, заметив мой выразительный взгляд.
  - Я не хочу, чтобы твои "ребята" считали меня гулящей девкой. Черт, мы же друзья, как ты мог позвать меня сюда, зная, как следят за "дефектными", особенно сейчас, после восстановления работы Моралкома?
  - Прости если обидел тебя, но мне правда показалось это хорошей идеей, ведь мы же ничего, в смысле ты всегда можешь доказать, что мы не..., ну не это самое.
  - Если нас застукают вместе им будет уже не важно девственница я или нет, - злость на Ибрагима прошла также быстро, как появилась. Он ведь еще совсем юный, хоть и носит теперь форму. Ох уж эта болотная форма, лично для меня она олицетворяла проблемы, хуже только синие костюмы спецов. В принципе, идея встречаться тайком была не столь ужасна, учитывая, что у меня дома хранится куча запрещенных вещей. Как только был обнаружен тайник, мне так хотелось рассказать о нем Ибрагиму, я представляла, как сильно он был бы потрясен, а потом я бы показала ему как все работает - мы бы вместе рисовали, слушали древнюю музыку. Разделить тайны маминого клада, что было бы лучше? Часть меня и сейчас хочет все рассказать другу, но герб на болотной ткани заставляет молчать. Если бы месяц назад мне сказали, что я буду бояться доверить Ибрагиму свой секрет - я бы рассмеялась. Но сейчас мне не до смеха. И что теперь делать? Ответ, казалось бы, очевиден - не лезть в очередное противозаконное мероприятие, сказать другу "прощай" и уйти. Меня могут раньше поймать из-за этих встреч, его могут привязать к моему делу - двое антисоветчиков - это уже террористическая организация. Единственно они могут не захотеть приплетать Охрану к скандалу с "дефектной" вредительницей, и Ибрагим просто исчезнет, словно его никогда и не было. Но, что если они захотят провести показательное выступление, как с той несчастной, сделавшей аборт? В любом случае, нам обоим будет только хуже от этих свиданий. Без сомнений.
  Умом я все это прекрасно понимала, но вот душа не хотела мириться с очередным расставанием сразу после встречи. Ибрагим, словно почувствовав это, стал уговаривать меня прийти еще:
  - Это место используется так годами, если не десятилетиями нас никто не увидит! Пожалуйста, Софи! Мне так тебя не хватает, ты мой единственный друг. Давай... давай будем видеться хотя бы до моей свадьбы? Она будет через полтора месяца.
  Он с мольбой смотрел на меня, пока я честно пыталась слушать голос разума. Ох-х, очевидно, сегодня был не его день.
  - Хорошо, - глаза друга заблестели, он улыбнулся, как прежде, словно сбылась его самая заветная мечта. - Я знал, что ты меня простишь.
  - Полегче, я могу и передумать.
  - Ты как-то изменилась за то время, что мы не виделись.
  - Да? И в чем это? - мне стало любопытно, неужели тайная жизнь "антисоветчицы" как-то отразилась на моем поведении?
  - Как-то повзрослела, что ли...вытянулась. И взгляд изменился, ты только не обижайся, - виновато улыбнулся Ибрагим. - Но взгляд у тебя теперь какой-то злой. Или это из-за меня? Я подверг тебя риску. Ты права - риск слишком большой, извини, Софи. Не знаю, почему я вдруг решил, что использовать этот Зал безопасно. Просто я так скучал по тебе, ты не представляешь! Столько всего происходило, а я не мог тебе рассказать, обсудить это с тобой. Знаешь, я теперь работаю в кибердружине - слежу за безопасностью в рунете. Не одобряешь? - ухмыльнулся он. - Ничего, раньше я тоже не понимал, насколько это необходимо. Все упирался - не хотел выискивать в комме нарушителей, но нам с ребятами показали выступление начальника отдела. Он там все по полочкам разложил, у меня можно сказать глаза открылись. В рунете столько экстремистских материалов всплывает каждый день! А призывы к суициду? Истерики особенно сильно палятся на этом. После того, как я узнал побольше о работе кибердружинников, решил все-таки согласиться на работу в их отделе. Знаешь, мне кажется, папа впервые был мной доволен, даже сказал, что гордиться.
  "По мне так верный признак того, что ты вляпался в нечто хреновое", - мрачно подумала я про себя, мне не хотелось ссориться с Ибрагимом. Мы только встретились. Но ...кибердружина. По сути, они помощники спецов в ловле "врагов человечества". Раньше Ибрагим ругал дружинников, мы вместе ругали, а теперь? Я порадовалась, что не проболталась другу детства о тайнике мамы. Но тут же мне стало тошно от этого приступа гадливой радости, рожденной не иначе как из страха. Что хорошего, что теперь мне приходится врать, скрывать, в общем, всячески обманывать друзей? Лишь сейчас, находясь рядом с Ибрагимом в его болотной форме, я осознала в полной мере, насколько тайник повлиял на мои отношения с друзьями. Он словно отгородил меня от них, воздвигнув стену. Осознав эту перемену, я почувствовала себя одинокой. Дар мамы оказался коварнее, чем я предполагала.
  - А как мы свяжемся, если этот номер больше нельзя использовать? Может через Хеду? - спросила я и тут же мысленно обругала себя за глупость - ну какой брат станет так рисковать жизнью сестры, втягивая ее в незаконные встречи? Однако оказалось, что мы не смогли бы воспользоваться помощью Хеды в любом случае.
  - Ее муж запрещает ей использовать комм, так что она перестала его носить.
  - В смысле "перестала носить"? - не поняла я, мне казалось, что остаться без комма - это все-равно что стать бесплотным призраком, хуже чем остаться без руки. - А как же двери? Как она из дома выходит вообще?
  - Ну..., - Ибрагим замялся, явно не желая затрагивать эту тему. - Ну, короче, она почти не выходит из дома, да и ей это и не нужно, - быстро добавил он, заметив мой взгляд. - Все что ей надо - ей принесут, ну, в крайнем случае ее сопровождает кто-нибудь из мужчин семьи, старшие сыновья мужа, к примеру.
  - Но это же...как же...ты...не против?
  - Просто ее муж старой закалки, так сказать. Очень строго следит за домашними, особенно за женами, ведь женщина - это показатель чести семьи.
  - И что? Как это связано с коммом? И что бесчестного в свободе передвижения?
  - Я знал, что тебе будет трудно это понять, - тяжело вздохнул Ибрагим. - Вот ты говоришь о свободе, но женщина не бывает свободна, в твоем понимании, по крайней мере. Просто мужчина имеет и свободу, и большую ответственность. В отличие от него женщина, она как родилась, с этого дня за себя не отвечает - за ней стоит отец, дедушка, брат. В общем, кто-то из родственников-мужчин. Женщине самой искать мужа, что-то решать, что-то делать - не дано. ... Получается, что ее зависимость - это свобода от выбора, от ответственности.
  Я не знала, что сказать ему на это. Для меня его слова звучали как дикий бред, похожий на то, что несут наши церковники. Как-то раньше я не замечала, что друг детства считает свою сестру неспособной жить самостоятельно. Я не могла понять - он всегда думал так о женщинах или это на него повлияла служба в Охране? Скверное предчувствие охватило меня с новой силой.
  - Если у вас так все переживают по поводу чести, то как ты относишься к казням из-за абортов? - мне важно было это услышать.
  - Софи...
  - Нет, скажи. Я хочу знать - ты оправдываешь их, например, ту последнюю, что случилась у нас недавно?
  - Конечно, мне было жаль ту женщину и ее детей! Но...все не так просто. Ее не рождённого ребенка мне тоже жаль - он невинная жертва. Его мать тоже в какой-то степени. Но думаю, ваши люди поступили правильно. Ее смерть - ужасный пример, способ устрашения для других. Подобные единичные убийства позволяют спасти все общество, сохранить традиции, мораль и порядок. Этих женщин нужно наказывать, иначе убийства младенцев станут обыденным делом.
  Я подозревала, что он скажет нечто подобное, но все равно было горько слушать, как он говорит о необходимости казней. Смерть мамы Аксиньи не казалась мне вынужденным злом, и я сказала об этом ее дочери всего пару часов назад. И теперь мой друг говорит такое. К счастью от необходимости отвечать на его слова меня спас сигнал комма. Кто-то прислал Ибрагиму сообщение, прослушав его он, сообщил, что нам пора покинуть Зал Достижений.
  - Давай договоримся встретиться здесь через две недели, на следующей у моего брата день рождения, так что я не смогу. А через две - нормально, если что-то сорвется, я дам тебе знать. Что скажешь?
  - Хорошо, через две, так через две.
  Больше мы ничего друг другу не сказали, молча вышли из Зала, Ибрагим закрыл дверь. Он сделал движение мне навстречу, будто хотел обнять меня, но видимо передумав, просто кивнул и резко развернувшись, зашагал в сторону лестниц.
  Мне было грустно, не этого я ждала от нашей встречи.
  ***
  Вечер воскресенья я провела с древним планшетом. Сказала папе, что хочу пораньше лечь спать - дескать, устала от всех этих собраний, отработки, и прочая. Но на самом деле я хотела подумать над сложившейся ситуацией, как я дошла до того, что одновременно начала посещать собрания ГВРК и встречаться тайком с другом детства, ставшим Охранником? В итоге я просто открыла раздел с древней музыкой и прослушала ее до полуночи.
  Утром, еще не открыв глаза, я почувствовала, что что-то изменилось, лишь позже до меня дошло, что норму кислорода восстановили, как и обещали - в понедельник. Из-за изменения режима работы, мне пришлось вставать раньше минут на сорок. Вчера вечером я была опустошена, но вопреки предостережениям церковников древняя музыка оказывала поистине целебное воздействие. Я спала крепко, ГВРК не мучило меня в кошмарах, как и страх из-за встречи с Ибрагимом.
  Заправляя постель, я не могла не нарадоваться посвежевшему воздуху, конечно, духота еще чувствовалась - она копилась неделю и не могла исчезнуть моментально, но дышалось уже значительно легче.
  - С добрым утром! - папа очевидно в знак солидарности тоже встал пораньше и уже был готов к выходу.
  - С добрым утром! Знаешь, необязательно сопровождать меня на завтрак в такую рань - там ведь сейчас даже нормальной еды не будет - одни сулентные коктейли.
  - Ничего страшного, они даже питательней синтетического мяса, дольше есть не хочется, к тому же на работе возникли какие-то трудности с лицензированием "Стального Отряда 3", так что мне полезно походить пару недель пораньше.
  - Трудности, но ведь все уже было проверено?
  - Пустые формальности, не забивай голову, правда, Софи - ничего страшного. Пора идти, а то опоздаешь на работу.
  Соседи еще спали.
  - Сегодня же к Людмиле Федоровне приедут новые жильцы.
  - Я думала они еще вчера вечером приехали.
  - Нет, что-то их задержало, так что в блоке они появятся сегодня вечером.
  - Думаешь, какие они? Надут общий язык с Людмилой Федоровной?
  - Даже гадать не хочу, и нас это не касается.
  - Ну, как сказать, они станут и нашими соседями тоже.
  - Не переживай по этому поводу, для тебя сейчас самое главное сидеть тише воды ниже травы, чтобы ни Моралком, ни куратор ГВРК не могли к тебе придраться.
  - Ага, я на днях размышляла, может мне сходить на молодежную встречу в нашей Церкви? Они ведь проходят по воскресеньям, да?
  - Вечером в субботу, воскресенье - день для молитв, - ответил папа, не скрывая удивления. - Ты уверена? То есть отец Георгий, конечно, будет счастлив, но ...ты? Ты и субботничные службы еле выдерживаешь, а тут, насколько я наслышан, там обычно обсуждают проповеди Патриарха и делятся любимыми молитвами. Это так на тебя не похоже. Твой внезапный порыв как-то связан со вчерашней встречей ГВРК?
  - Ну, отчасти, я подумала, что Моралком скорей от меня отстанет, если я хотя бы сделаю вид, что активно ищу мужа, - людей на лестницах было немного, но мы с папой все равно говорили в полголоса. А когда я заговорила про Моралком - мимо пролетела табуретка и мы и вовсе замолчали. Так что папа ответил мне, уже заходя в столовую.
  - Это действительно может помочь, при условии, что встречи будут проходить так, как ты себе это представляешь. Я имею в виду, что, если ты скажешь или сделаешь нечто, что разозлит прихожан - ты только ухудшишь свое положение.
  - Я понимаю или ты считаешь, что я вообще не могу сдерживаться?
  - Скорее, что у тебя небольшие проблемы с самоконтролем, - с улыбкой ответил папа, беря свой коктейль. Все-таки это довольно странный завтрак - пришли люди выпили по стакану и ушли, нам по идее даже за стол садиться незачем, хотя мы все равно сели, больше по привычке.
  - Делай, как задумала, если будет совсем невмоготу - потерпишь одно собрание и уйдешь, пока их посещение необязательно. Может и правда Моралком перестанет обращать на тебя внимание, хотя если честно, я думаю, что, если ты попал в их поле зрение, для придирок всегда найдется повод: еще не замужем, еще не родила, родила только одного.
  - Значит, это никогда не закончится? И ГВРК тоже? - на мгновение я возмутилась, хотя тут же вспомнила, что и не надеялась на спокойную (и долгую) жизнь.
  - Все будет хорошо, Софи, верь мне, - вместо ответа сказал папа.
  Допив коктейли, мы посидели некоторое время в тишине, точнее мы с папой молчали, а вокруг нарастал гул от людей, заполняющих столовую. Пора было выдвигаться на завод, а то чего доброго, опоздаю в первый день повышенных нормативов.
  - Удачной смены, береги спину!
  - Ну-ну, - и как интересно мне ее сберечь от переработки?
  ***
  Папа был не единственным, кто беспокоился за меня в это утро. Кэти нервно вышагивала перед бытовками, когда я прибежала на работу.
  - Ну ты даешь! - воскликнула она, заметив меня. - Еще немного и было бы замечание.
  - Да-да, немного не рассчитала, - не останавливаясь, я влетела в бытовку, дабы переодеться. И почему когда торопишься, одежда сразу начинает путаться, заедает молния или что-нибудь в этом роде? - Я сильно опаздываю?
  - Терпимо и это мы опаздываем, - Кэти аккуратно сложила мою кофту в шкафчик, пока я воевала с комбинезоном.
  - Как все прошло? - спросила подруга, и до меня дошло, почему она караулила меня возле бытовок. - Было жутко? Тебя заставляли говорить о маме?
  - До меня пока не добрались, зато Аксинью при нас заставили просматривать речи людей, призывающих казнить ее маму.
  - Аксинья - это...
  - Дочь той самой женщины, которую казнили за аборт недавно.
  - Какой ужас, - подруга поджала губы - верный признак того, что она злится. - Просто смотреть или...
  - И говорить о своих чувствах при этом.
  - Жесть.
  - И этот спецработник - Берковский, весь такой прям душка: "Разумеется, вам больно слышать все эти слова о дорогом вам человеке...вы скорбите по маме - и это естественно, надо просто разделять в памяти маму и врага человечества".
  - Вот козел!
  - Тш-ш-ш, не так громко!
  - Да кому мы здесь нужны, - Кэти словно колебалась, желая сказать что-то еще, но видимо передумав, спросила лишь:
  - Ты все? А то мы обе получим замечания.
  - Пошли, - время поджимало, мы подошли к концу очередной вдохновляющей речи бригадира.
  - Надо же, явились! Я уж думал, что вы забыли о повышении нормы. Ну ладно, давайте, девочки, покажите на что способны - мы должны не просто отработать повышенную норму, а выйти на новый уровень. Как говорится - все для спасения человечества.
  Бригадницы нестройным хором согласились, все-таки такое раннее пробуждение давало о себе знать - все выглядели сонными. Мы с Кэти встали на свои привычные места. Жужжание конвейера не способствовало бодрости и пробуждению. Чтобы не начать клевать носом я стала вспоминать прослушанные вчера вечером песни: "...Через час уже просто земля, через два на ней цветы и поля, через три она снова жива и согрета лучами звезды по имени Солнце...", - пел незнакомый поэт древности. Ах, если бы все было так просто! Несколько часов и планета снова живет, словно и не было ядерной Катастрофы. Но реальность куда суровей и теперь кто знает, когда мы сможем жить нормально на поверхности, не закупориваясь в пластиковых пузырях, не приспосабливая старые шахты и метро под города. Древняя песня продолжает крутиться в голове всю смену, но никто не замечает моей задумчивости, потому что увлечены разговором с Мирой. А как же - новый человек в смене, даже Кэт вон болтает без умолку, обсуждая свои школьные годы.
  "И билет на самолет с серебристым крылом..." - это были строчки из другой песни того же певца. Интересно - серебристым, как титан? Ведь называют его летучим металлом, так что наша губка тоже сможет когда-нибудь превратиться в самолет, только мне и другим бригадницам никогда не светит полетать на нем. Да и куда лететь? Хотя я, наверное, и на разведку слетала бы с радостью - посмотреть, во что превратили Землю вечно воющие люди. "Ни одной знакомой звезды..." - никто из нас не видел звездное небо вживую, даже странно думать, что они по-прежнему светят где-то там далеко-далеко, те же звезды, что светили древним. Песня навевала тоску, но в ней было что-то такое, что заставляло слушать ее снова и снова. Заплутавший путник, старающийся сохранить бодрость духа, и почему это было так близко, так знакомо?
  Это может показаться странным, но за весь день я так и не задумалась о вчерашнем, не потому что старалась забыть, или гнала мысли об этом, в тщетной надежде, что это поможет дольше сохранить секрет. Нет. Просто это уже свершилось - мы встретились тайком, и чтобы Ибрагим не говорил про изменщиков из Охраны, я, почему-то была уверена, что нас поймают. Столько камер, дронов, любопытствующих прохожих. Нет, это лишь вопрос времени. Даже тайник - и то более надежный секрет. Я устала от страха, мне захотелось взять передышку - и не думать о последствиях каждого своего шага, я и та знала, к чему они все ведут. Поэтому вчера вечером я наслаждалась хорошей музыкой и сегодня, как в полудреме, прокручивала эти замечательные песни у себя в голове.
  - Все нормально? - спросила меня Кэти по дороге в столовую. - Ты все время молчишь, это из-за вчерашнего?
  - Я в порядке, а вчерашнее - что ж, я знала, что это будет противно. Я думала насчет молодежных встреч Церкви, пожалуй, схожу на этой неделе.
  - Вот и правильно, - горячо зашептала подруга. - Главное сбить их со следа.
  - Что?
  - Усиленно делай вид, что ищешь мужа, но не слишком усиленно, а то и правда кто-нибудь из этих церковных мальчиков клюнет, - я рассмеялась так громко, что подошла Влада, заинтересовавшись, что меня так развеселило.
  - Кэти хочет начать вести блог о наших днях повышенной нормы, - не мигнув глазом, вру я, Влада потрясенно смотрит на Кэти, подобные блоги были не редкость на производстве - лишний раз можно подлизаться к начальству - дескать, вот какой я молодец - освящаю нашу очередную ударную стройку. Но чтобы Кэти?!
  - А что, - Кэти и не думает отвертеться от моей дурацкой выдумки. - Язык у меня подвешен, так все опишу - премию выпишут, как минимум, а то и повысят, стану замбригадира.
  Владу явно впечатлил энтузиазм подруги, она робко поинтересовалась, не будет ли Кэти против, если и Влада тоже начнет вести свой блог на эту тему?
  - Ну не зна-а-а-ю, мне первой пришло в голову, то есть таких блогов, конечно, пруд пруди, но в нашей бригаде...Эх, ладно - я сегодня добрая, можешь вести.
  - Спасибо, - Влада отошла, было видно, что ей не терпится взяться за работу.
  - И не стыдно тебе? Издеваешься над бедной девочкой.
  - Мне?! Так-то это твоя идея была, - мы посмеялись, хотя день был для всех тяжелый. Наверное, с непривычки или от недосыпа, но работать сегодня было тяжелее, смена тянулась, словно время замерло. Какой-то жалкий дополнительный час работы по ощущениям увеличил смену в два раза. Вот честно. Под конец новой смены - все молчали, потому что сил на праздную болтовню не осталось, и надо сказать качество работы заметно упало, то и дело раздавались недовольные восклицания из-за пропущенного брака, так что окончание смены мы встретили чуть ли не аплодисментами. Правда мне еще предстояло дежурить, Кэти было собралась опять помочь мне с уборкой, но я жестко, хоть и с любовью, отослала подругу в столовую. Оказалось, что ее не освободили от отработки на время повышенной нормы завода, так что Кэти предстояло еще батрачить на базе, после ужина.
  Отдежурив (весьма поверхностно) я поплелась в столовую, по пути, в очередной раз возблагодарив судьбу и город за наши чудесные движущиеся лестницы. Да хранит бог работников эскалаторов! Встал и поехал, главное не заснуть по дороге. Мои сотрапезники уже поужинали, в столовой уже чувствовалась атмосфера скорого закрытия: уборка стульев, крики с кухни. К счастью, работники столовой были извещены об изменениях режима работы завода на эти три недели, так что никаких претензий ко мне за позднее появление не было. Как и нормальной еды. Оказалось, что кастрюли и подносы уже в мойке, и мне предстоит в третий раз за день насладиться сулентным коктейлем.
  - То есть все эти три недели на ужин у меня будет коктейль? - с пустой надеждой, что суровая реальность не может оказаться столь суровой, спросила я у работницы столовой, стоящей возле подноса с коктейлями.
  - А что ты хотела, милочка? Скажи спасибо, что хотя бы коктейль есть - с ними тоже перебои бывают!
  - Ага, спасибо, - буркнула я, чувствую, что даже на злобную вспышку сил нет. Значит, мне предстоит прожить почти месяц исключительно на сулентном коктейле. И проблема была не только в удручающем отсутствии разнообразия в пище, больше всего напрягало то, что постоянное употребление коктейля приводило к неполадкам в пищеварении. Не пройдет и недели, как все смены начнут проходить под бурчание наших животов.
  Потягивая не спеша коктейль, я откинулась на спинку стула. Пыталась расслабить мышцы спины, но безуспешно, сейчас бы принять горячий душ и завалиться спать часов на десять. Но и то и другое были лишь пустыми мечтаниями - горячая вода - всегда дефицит, а уж сон....Про сон лучше и не вспоминать, даже если бы я бегом бежала по лестницам - с работы в столовую, из столовой - домой, нормально выспаться с новым графиком все равно не удастся. Допив свой "ужин", я еще немного посидела в столовой, наблюдая за суматошной уборкой работников. Сколько бы я не ругала коктейль, но он действовал быстро - голова перестала кружиться, появились силы доплестись до дома. Я даже начала размышлять - а не послушать ли пару древних песен перед сном?
  В такой благодушной полудреме я добралась до лестницы родного блока. Ох-х. Спину нещадно саднило, такое чувство, словно я не только перебирала губку, но еще и разгружала вагоны. Ноги болели не меньше. Все в бригаде отметили, что увеличение нормы явно не соответствует официально заявленным числам. Невыработка ведет к сокращению талонов на пищу и инсоляцию. Похоже, Кэти права - номенклатурщикам показалось, что мы слишком часто греемся на "солнышке", и теперь даже люди на производстве будут проходить инсоляцию раз в три месяца. Хотелось кричать от досады, чертовы синие костюмы - постояли бы сами столько часов над конвейером, посмотрела бы я, сколько они бы смогли выработать. Наверно и четверти нормы не осилят!
  На площадке перед дверью меня ждал сюрприз - куча коробок возле распахнутой двери Крысы, рядом - на большом грязновато-сером чемодане сидели две девочки-погодки. Ничего себе! Интересное время для переезда, хотя вот мне не все равно? Не желая показаться грубой букой, я попыталась улыбнуться девочкам (хотя подозреваю, что от усталости моя улыбка больше напоминала судорожный оскал).
  - Привет! - девочки не отозвались, лишь старшая из сестер улыбнулась в ответ, младшая сжалась, словно я на них наорала за заставленную площадку.
  - Давайте знакомиться, меня зовут София Васнецова, мы с вами соседи - я с папой живу напротив.
  - Вы живете с папой, и ваш муж тоже? - заинтересовалась старшенькая.
  - Нет, я не замужем, вот видите,- я протянула руку с коммом так, чтобы стало видно панель с возрастом.
  - О-о-о,- девочки уставились сначала на панель затем на меня, так, словно у меня рога внезапно отросли. Может, родители особо ревностные верующие и недолюбливают "дефектных"? Хм, если так, то они с Крысой отлично поладят.
  - А как вас зовут?
  - Ефросинья, а сестру - Владимира, - вновь проявила инициативу старшенькая.
  - Владимира, у меня на работе тоже есть Владимира.
  "Надеюсь, ты вырастишь подобрее, чем она" - мысленно добавила я. Владимира единственная кто оправдывал повышение норм. У нее, как у ревностной почитательницы Вождя, была стандартная отговорка про тяжесть жизни во время Катастрофы - дескать, смешно сравнивать с нынешними небольшими трудностями тот кошмар. Так-то оно так, просто никто не понимал, куда нам столько титана? Может власти и, правда, скрывают, что кто-то из мутантов выжил, и теперь тайно готовятся к войне? Да нет, это ж бред натуральный бред - как можно скрыть такое?
  - Нашего папу зовут Иван Витальевич, он сейчас выйдет, смотрит, куда поставить Виртур.
  - Любите игры? - "может и не такие уж и верующие".
  - Папа играет, а нам нельзя - мы же девочки, - Ефросинья сказала это серьезным тоном, но ее сестренка весело улыбалась, так что я не смогла понять - шутит она надо мной или нет. Неужели отец и правда запрещает дочерям играть только из-за того, что они - девочки? Блин, мало мне было Крысы с ее заскоками. Ну, вот за что?! Я не знала, как отреагировать на последнее замечание девочки, поэтому изобразив нечто вроде понимающего хмыка, рассказала о том, что мой папа - создатель одной из самых популярных игр.
  - Правда? Стальной Отряд? Папа в нее играет, - похоже, отец девочек был для них непререкаемым авторитетом. - А ты видела Игру? У вас есть Виртур? А какой он модели?
  Вопросы посыпались горохом, я даже слегка растерялась от такого всплеска энтузиазма, но не успела я ответить, как из блока Крысы вышел мужчина, очевидно, тот самый ревностный православный. Особо грозным он не выглядел: щуплый с намечающимся животом, рыжеватые тонкие волосы, очки.
  - Так, мои милые, с кем это вы беседуете? - странно, но девочки, которые секунду назад весело болтали, с появлением отца резко притихли. - Это София, она живет здесь, напротив.
  - София Васнецова, - представилась я.
  - Иван Витальевич Попиаров, - Отец семейства представился в ответ, беспрестанно улыбаясь, при этом водянисто-серые глазки успели пройтись по моей фигуре, чутка задержавшись на панели с возрастом. Вопреки моим опасениям, Иван Витальевич ничуть не возмутился соседству с "дефектной", мне даже показалось, что наоборот. Пытаться понять нового соседа - сегодня не было сил, поэтому вежливо откланявшись, я поспешила в свой блок, краем уха услышав, как Ефросинья рассказывает о работе моего папы. Что ж, все равно это стало бы известно со временем.
  Папа тоже успел познакомиться с новыми соседями, как оказалось, они вместе ужинали.
  - Девочки - чудесные, в отличие от своего отца, - я бы больше удивилась столь категоричной характеристике из уст папы, если бы не боль в спине, да и усталость вновь навалилась свинцовым одеялом.
  - Все так плохо? - папа понимающе улыбнулся, а я, невнятно пожелав ему спокойной ночи, скрылась в своей комнате. Нет, все-таки древним песням придется подождать - сегодня я уже ничего не хочу, кроме как лечь спать. К сожалению, ночь пролетела слишком быстро, мне показалось, что я только опустила голову на подушку, как зазвучал сигнал комма. С трудом поднявшись на кровати, я почувствовала дурноту - недосып, а может и употребление одного коктейля уже начинает сказываться?
  Папа уже поднялся.
  - Серьезно, пап, необязательно весь месяц завтракать со мной.
  - Все в порядке, мы ведь это уже обсуждали, - папа в отличие от меня выглядел вполне бодро.
  И мы вместе вышли из блока, в сонную тишину пустых коридоров. На эскалаторе было пооживленнее, на экранах крутили новый ролик - и о, чудо - о нашем заводе и его ударных трех неделях повышенной нормы.
  - Вот видишь, какие вы молодцы, - серьезным тоном сказал папа, хотя глаза у него хитро поблескивали.
  - Ага, все для НС, - прозвучало довольно едко, но поблизости никого не было, "табуреток" вообще не видно было ни одной. Может они еще заряжаются?
  В столовой мы опять расположились по-хозяйски - единственные за столом, со стаканами в руках.
  - Значит, ты вчера ужинал с нашими новыми соседями? Чем тебе не понравился старший Попиаров? - забавно имя мужика вылетело из головы сразу же, а вот фамилию я запомнила.
  - Скажем так, - папа помолчал немного, обдумывая формулировку. - Он весьма схож во взглядах с Людмилой Федоровной.
  Честно говоря, при этих словах папы, сердце у меня невольно сжалось - вторую Крысу я не перенесу!
  - Но девочки очень милые, - поспешил уточнить папа. - Да и черт с этим Попиаровым, терпели Людмилу Федоровну, потерпим и его.
  "Может еще, поэтому папа решил завтракать со мной? Не хочет встречаться с новым соседом?". Мне даже стало любопытно, чем тот так вывел папу из себя. Впрочем, в этом месяце я наших соседей увижу лишь в воскресенье, ну, может еще на службе в Церкви, а так график питания у нас не совпадает.
  ***
  На работе бригаду ждал очередной сюрприз.
  - Так народ, успокоились, у меня для вас важное объявление, - "неужели хотят увеличить срок повышенной нормы до месяца?!", - мелькнула в голове ужасная догадка. К счастью, речь шла не об этом.
  - Поскольку работники ваших районных столовых жалуются на то, что вы поздно приходите на ужин, администрация завода решила пойти вам на встречу и организовать ужин в заводской столовой. Так что ваши коктейли будут ждать вас в нашей столовой после смены. Здорово, правда? Вопросы? Да, Екатерина Владимировна?
  - А администрация не может организовать нам нормальные ужины, как в своей столовой? - с невинным видом спросила Кэти, попав в самую больную точку заводчан. Дело в том, что начальство - бригадиры, старшие мастера смен, инженеры - все они ели в отдельной столовой, где готовили обычную еду, хотя по слухам, овощей им выдавали больше, нежели в городских столовых. В то время как простые рабочие питались на работе исключительно сулентными коктейлями. В обычное время это не ощущалось как нечто ужасное, но сейчас никто из рабочих не отказался бы от нормальной еды, ну хотя бы по вечерам. Семка, заметно смутившись, невнятно пробормотал о том, что это нелегкий процесс - дескать, столовая начальства не рассчитана на готовку такого объема пищи и резко перешел на тему сегодняшнего плана работы.
  - Дождешься от них нормальной еды, как же, - хмыкнула Влада, когда бригадир ушел. - А сами поди там помидорами, да огурцами объедаются.
  - Ты в своем уме? Говорить такое, - Владимира прикрикнула на юную бригадницу, но та в ответ лишь закатила глаза - коктейль, как единственная форма пищи за весь день, уже успел осточертеть всем.
  Но, несмотря на недовольство этой полумерой, мы все равно почувствовали некоторое облегчение. Как-никак теперь не придется тащиться в столовую, а можно сразу отправиться домой, баиньки. Конечно, я дико скучала по помидоркам и котлетам, но нормального сна не доставало даже больше. Так, ворча больше для вида, мы принялись за работу. Честно говоря, я не знала, каким образом мы должны были настолько увеличить нормы выработки, если из-за нового режима мы все работали медленнее. Да и брака пропускать стали больше. Настроение у всех было паршивое, даже Владимира, пытавшаяся поначалу призывать к нашему патриотизму и прочая, быстро сдалась, и начала перебирать губку в том же мрачном молчании, как и остальные бригадницы.
  Боже, как же хочется спать! Казалось еще немного - и у меня случится сонный обморок. Стоит на мгновение прикрыть глаза, как сон наваливается теплым тяжелым одеялом, голова кружится, а веки будто склеенные - без усилий глаза не откроешь. Они беспрестанно слезятся, все время тянет потягиваться - разгоняя кровь по телу, дабы взбодрить его. "Это всего несколько недель", - успокаиваю я себя. Но от мысли, что еще три недели я буду недосыпать и не поем нормально - становится совсем тоскливо.
  Обеденный перерыв начальство также решило реформировать. Поскольку мы и до этого в обед пили коктейль вместо нормальной пищи, упор сделали на время перерыва. И если раньше мы ходили за коктейлем в столовую, то теперь нам привозили баночки с коктейлем прямо к конвейеру. Разумеется, нам это не понравилось - время обеда урезали, размять ноги и спину, пройдясь до столовой стало невозможно. Раздражение витало в воздухе, Владимира, очевидно, предчувствуя наше желание выговориться, высказать негодование, взяв свою банку, вышла в бытовку.
  - Ну вот, а я только хотела пойти туда, - негромко сказала Кэти.
  - Это несправедливо! - Влада, непривычно злая, так резко сдернула крышку со своего коктейля, что пролила половину на себя и на пол. - А-а-а, черт!
  - Кто-то быстро проголодается, - Кэти подошла к Владе. - Давай сюда свою банку - отолью чуток.
  - Да ладно, - смутилась было наша блоггерша, но банку протянула. Я тоже поделилась коктейлем с бедолагой, как и Мира. Ощутив на себе поддержку коллектива, Влада заметно повеселела, и даже включила ненадолго сериал. В это время мы с Кэти и Мирой болтали за коктейлем - обедом, делясь слухами о кухне начальства. Возвращение Владимиры прервало нашу идиллию, Влада резко вырубила сериал - и вскоре, бригадницы вернулись в привычное уже состояние мрачной апатии.
  На ужин мы пошли в столовую, непривычно было видеть толпы рабочих после окончания трудовой смены. Очередь двигалась быстро, но получив свои банки, люди оставались пить в столовой, поэтому в зале был гул от сотен голосов. Наша бригада, получив заветные банки с "ужином", напротив, не задерживаясь в столовой, в полном составе двинулась в бытовку - переодеваться. Всем хотелось поскорей оказаться дома и лечь спать.
  Папа не спал, колдуя над своим коммом.
  - Что-то ты сегодня раньше, все нормально?
  - Вполне, администрация завода договорилась с городским пунктом приема пищи, так что на время повышенной нормы мы будем ужинать на заводе. Нам сегодня выдали коктейль после смены.
  - Здорово, - рассеяно отозвался папа, просматривая какие-то схемы на голограмме.
  - Так-то оно так, только обидно, что обед стали приносить в цех, не пройтись даже.
  - М-м-м, понятно.
   Осознав, что не дождусь от папы сочувствия, я оставила его наедине с призрачным макетом, пожелав спокойной ночи. Не верилось, что сегодня я лягу спать пораньше. Уже стягивая платье, я ощутила вибрацию комма.
  Звонок с незнакомого номера.
   Почему-то я сразу решила, что это Ибрагим, хотя мы и договаривались, что он не станет больше звонить, а будет отправлять голосовые сообщения о предполагаемой дате и времени встречи. Но кто еще это мог быть? В общем, натянув платье обратно, я активировала экран и моментально пожалела об этом, когда на нем возникла скалящаяся физиономия Попиарова.
  - Добрый вечер, моя прекрасная соседка! Извини за поздний звонок, но мне до чертиков захотелось поговорить с тобой, в общем, я не удержался. Надеюсь это приятный сюрприз?
  "Бл...! И откуда у него мой номер?".
  - Ну, вообще то я уже готовилась ко сну..., - напрасно я надеялась, что он поймет намек и отстанет, продолжил трещать как ни в чем не бывало.
  - Ничего, я тоже собирался ложиться и вспомнил про тебя, как ты там одна в холодной постели, наверно это очень одиноко?
  - Спасибо за беспокойство, но мне и, правда, пора.
  "Он что намекает на секс?!".
  - Конечно, только нам совсем некогда пообщаться, может, встретимся в субботу вечером, в воскресенье я ни с кем не встречаюсь - это святой день, который Господь отвел для молитв, так что я свободен только вечером в субботу.
  - У нашей смены месяц повышенной нормы, так что в субботу я бы хотела отдохнуть.
  - Точно, видел новость о вашем заводе. Дело благое, безусловно, хотя и жалко, что из-за всего этого выживания мы не можем позволить себе жить по заповедям в полной мере, я имею в виду работу у женщин. Это ведь противоестественно! Жена должна сидеть дома с детьми, как ты считаешь? - и, не дав мне ответить, продолжил. - Об этом не раз говорили святые старцы и старицы - место женщины дома, она краеугольный камень домашнего очага, его хранительница. Уверен, что если бы все женщины сидели дома, то вредительства было куда меньше - спокойный, умиротворенный муж не станет промутантом. К тому же женщины куда хуже справляются с мужской работой, вот ты трудишься на производстве, скажи разве это место для женщины? Грязь, тяжелый труд, эти нелепые спецовки - это все так неженственно, просто ужас. Женщина - это воздушное, неземное создание, цель жизни которого служить своему мужчине, ведь один из святых старцев сказал: "Жена созидается из ребра человека для того, дабы она естественно расположена была к послушанию и покорности ему, будучи его как бы частию...".
  Тут я совершенно престала слушать, после всех субботничных проповедей внимание автоматически отключается после фраз, наподобие "как сказано в библии/ старцем". С тоской я думала о том, как бы повежливей послать надоедливого соседа, так чтобы не заиметь нового врага, мне только их союза с Крысой не хватало.
  Наконец, Попиаров то ли заметив мой остекленевший взгляд, то ли осознав, что пора закругляться, прекратил свой пересказ проповедей Патриарха и отключился, пожелав мне сладких снов. К сожалению, перед этим он успел пообещать мне позвонить еще. Поэтому я сразу же перевела его номер в черный список, хватит с меня этого "общения".
  ***
  На следующий день на работе перед началом смены нам решили показать обращение директора завода - Николая Дмитриевича Воеводина. Семка очень волновался, все шипел из-за спины: "Стойте прямо!". Так словно это была не запись, а прямая видеосвязь и директор мог нас видеть. Воеводин с торжественным, согласно случаю, выражением лица, говорил то, что уже десять раз крутили на больших экранах. О том, как важно то, что мы делаем для Нового Союза. Какое доверие нам оказано со стороны Вождя, и что нам - рабочим во чтобы то ни стало надо оправдать это доверие. Как четкое выполнение задач, поставленных руководством, шаг за шагом приближает нас к выживанию человечества. Напомнил о бездумности, зачем-то...И все в таком духе на протяжении пяти минут. Разумеется, напрямую к бригадницам Воеводин не обратился, да и ни к кому из всех цехов. Везде только "наши рабочие", "наши труженики", в общем, эту запись крутили всем цехам, я думаю. Так что бригадир зря нервничал, мы могли спокойно хоть на ушах стоять во время просмотра - никто бы и не заметил.
  ***
  За эти несколько дней, вся жизнь превратилась в бесконечную карусель, я бы даже сказала в бесконечный конвейер титановой губки. Единственным, что нарушало монотонный бег, были звонки Попиарова. И это было далеко не лучшее развлечение!
  Несмотря на блокировку, на следующий день он позвонил с комма дочери, посетовав на мои "полуночные разговоры не пойми с кем", из-за которых он не смог до меня дозвониться сразу.
  Иван Витальевич оказался ревностным почитателем Вождя, и этим тоже походил на Крысу. Еще, он терпеть не мог кошек и домашних животных вообще. Все называл Шурика "бесполезным куском мяса", и удивлялся, как это папа допустил, чтобы я "сюсюкалась с животным". "Эти блохастые только переводят и без того ограниченный запас пищи. Я считаю, что пока мы боремся за выживание все эти сантименты с зверьками надо забыть! Тут людям еды не хватает!". Я устала с ним спорить, мне вообще не хотелось с ним говорить. Но все мои намеки он пропускал мимо ушей, а сказать прямо "отвали!" я опасалась, такие, как он всегда стараются нагадить исподтишка. С первого звонка было понятно, что он помешан на церкви. Даже странно, что он не стал священником.
  - Кстати, я - активно верующий, в отличие от большинства полуверков, - самодовольно заявил он мне на следующий день. Пожалуй, самым ужасным среди того бреда, что он мне пересказывал была история гибели его жены. Точнее ее казни, потому что он донес на нее, прямо как Крыса. Неудивительно, что его подселили к ней. Как и мама Аксиньи, жена Попиарова (он так и не назвал ее имени) не хотела больше рожать. Я не поняла связана ли была казнь с абортом или ее просто объявили Истериком, но Попиаров донес на нее как на "зараженную промутантской ересью". Наверное, все-таки она сделала аборт, кто станет убивать женщину из-за нежелания иметь детей? Так или иначе, Владимира и Ефросинья лишились матери из-за своего отца.
  В общем, этот тип вызывал у меня сильнейшие приступы омерзения. Все: начиная от истории доноса на собственную жену (чем он, похоже, гордился) до его ухмылки - все было омерзительно. По-другому не скажешь, в нем была Крысиная суетливость, которую он наверняка считал деловой хваткой. Резкие движения, ужимки и сальные ухмылочки и одновременно нескончаемые разговоры о падении нравственности, особливо среди женщин и осуждение "дефектных". Да-а, столько гадостных слухов и россказней про подобных мне я давно не слышала. При этом, он умудрялся оскорблять даже самых правильных, по меркам НС, граждан, например, свою ближайшую соседку - Сталину:
  - "Эта Сталина, нет, я ничего не говорю - хорошая женщина, но по моему скромному мнению, она как бы это выразится? Не подходит для того, чтобы носить гордое имя Сталина. Это имя больше бы подошло тебе, милой, стройной девушке, чем твоей соседке-толстушке. Я считаю, что женщина, престающая следить за собой, расплывающаяся как бочка, явно несет в себе вредные мысли, а может даже и вредительские. Ну, если обвиняет всех окружающих в своей неудавшейся личной жизни. Мне кажется такие и становятся промутантками, ты не замечала, что у всех казненных противные рожи? Вспомнить хотя бы последнюю казненную за детоубийство, ну чисто образина, морда лошадиная, сама какая-то нескладная, живот выпирает, я думаю ее мужу следует поставить памятник что он вообще с ней сумел родить столько детей".
  Я слушала этот бред, не веря своим ушам. Он так шутит что ли? Не похоже, лицо серьезное, и глаза. Но связывать внешность с лояльностью к государству? И потом Сталина вовсе не бочка, а нормальная женщина. Что с этим козлом не так?! И еще я поняла, что не смогу долго продержаться и в конце концов выскажу этому мужику все, что о нем думаю. Надо придумать какой-нибудь способ, уловку, чтобы он от меня отстал. А пока приходилось выслушивать этот поток грязи.
  ***
  В среду вечером после работы, подъезжая к дому, я вдруг осознала, что чувствую себя на удивление легко. Спустя столько времени спать не хотелось совершенно. Может организм смирился с постоянным недосыпом, и теперь я его просто не чувствую? Не знаю, но эта неожиданно свалившаяся бодрость дала мне возможность погрузиться в многослойную Игру, то есть вернуться к Озеру. Мне хотелось снова ощутить прикосновения воды, эту легкость тела. Решив разнообразить пейзаж, я выбрала летний вечер, надеясь, что на температуру воды это не повлияет. Жаль только, что папа не успел еще мне показать, как настраивать будильник. Помня о том, как быстротечно время при сложных опциях Игры, да и свое состояние от долгого пребывания в Озере в прошлый раз, я решила, что сегодня просто окунусь и практически сразу вернусь в реальность.
  Вечернее озеро отличалось теплотой красок, Солнце светило мягче. Блики также вспыхивали на воде, которая в этот раз была темнее, ближе к синему. Сняв одежду, я без колебаний вошла в воду. Тело сразу охватила дрожь, смена времени суток все-таки сказалась на температуре. Нет, вода не была ледяной, просто помимо давления ощущался ветер, как при изображении зимы. Не очень приятно, ну да ладно, я все равно не хотела задерживаться надолго. Пройдя пару шагов в озере, я замерла - мне вдруг пришла в голову сумасшедшая идея: а что будет, если я попытаюсь нырнуть? Сразу начну задыхаться? Ради интереса я зашла на большую глубину, так, чтобы можно было спокойно дышать. "Ветер" распространился на плечи и шею, больше никаких изменения я не почувствовала. Пару мгновений я боролось с искушением, но потом решила, что так экспериментировать лучше в теплой воде. Время вышло.
  Вынырнув из Игры, я ощутила жуткую слабость, вся моя бодрость испарилась, будто ее и не было. Страшно хотелось есть и спать, жаль, что в домах не разрешают хранить пищу, сейчас я бы с радостью выпила бы и надоевший коктейль. Проверив комм, я заметила сигнал пропущенного вызова, опять Попиаров. Неужели до него не доходит, что я не хочу с ним общаться?
  С трудом собрав остатки сил, я убрала оборудование Виртура, и, стараясь не думать о еде, легла спать. Уснула я моментально, никаких кошмаров, вообще ничего, при этом утром я встала так легко, будто проспала часов десять кряду. Папа тоже отметил мою небывалую бодрость.
  - Доброе утро! Ты выглядишь хорошо отдохнувшей. Что, вчера легла пораньше?
  - Да нет, - улыбнулась я. Папа, в отличие от меня, выглядел непроснувшимся и каким-то помятым, словно это он играл полночи, а не я. Я не стала в очередной раз призывать его не вставать так рано, все равно он уже решил, что будет завтракать вместе со мной.
  По дороге в столовую большой экран, который обычно не работал в это время, тихо мерцая заставкой-флагом, вдруг ожил.
  - Хм-м, твой любимый ролик, - папа, конечно, иронизировал. Я ненавидела этот ролик не меньше чем историю чудо-сыночка врага человечества. Судорожно ковыряясь в кармане, я пыталась найти свои наушники, не желая слушать эту мерзость, но как назло именно сегодня я оставила клипсы дома. Папа тоже не взял. Ничего не оставалось кроме как "наслаждаться" этим творением.
  Где-то год назад в телеинете вышло большое интервью с Татьяной Спиридоновой - главой союза матерей-героинь. Ее слова о маме Аксиньи были ужасны, но то интервью было просто тошнотворным. Кэти так и сказала, просмотрев его впервые: "После него тянет блевать". Это интервью...было странно слушать такое из уст взрослой женщины. Но Спиридонова говорила искренне и со всей серьезностью, хотя больше это походило на монолог чокнутой. Речь шла о материнстве, замужестве и всем таком. Выдержки из него крутили постоянно, и вот сегодня, кто-то, решив, что давненько мы не слушали этот бред, вывел на большой экран отрывок:
  - "Если честно, до встречи с моим мужем - Иваном Владимировичем, я жила только работой, даже Церковь отходила на второй план. Мне казалось, что так я делаю что-то значимое для Нового Союза, а брак и дети могут подождать. Сейчас я бы уже носила пластину "дефектной", но тогда мне ничто не напоминало ежедневно о моей гордыне. Ох и глупая же я была! К счастью, сегодня, обретя мудрость, я хочу совершенствоваться только в одной профессии - жены и матери. Муж хотел, чтобы у нас было много детей, но первым чтоб непременно мальчик, сын, наследник. И я справилась с этой задачей!
  Вот уже два года прошло с тех пор, как я родила нашего младшего сына - Вовика, и сейчас мне не достает этого недосыпа, большого живота, того чувства единения с ребенком, когда кормишь его грудью. Я молюсь о новом чуде. Дома мы всё делаем с молитвой: едим, спим, учимся. Разумеется, вся семья соблюдает посты, не смотря на интенсивность работы и учебы.
  Мой муж для детей является незыблемым авторитетом. Они его боятся и любят. Как и я. На протяжении многих лет Иван Владимирович разными способами пытался внушить мне одну-единственную мысль - жена должна слушаться мужа. Только так можно сохранить семью. И сейчас я с ужасом понимаю, как долго эта простая мысль до меня доходила. И как это мудро - слушаться мужа. Настоящее женское счастье!".
  - Все-таки она ненормальная! - шепнула я папе - над нашими головами, у купола уже мерцали огни табуреток.
  - Не без этого, - согласился он, обсуждая ролик, мы добрались до столовой. В ставшей уже привычной тишине ранней кухни мы устроились с коктейлями за нашим столом.
  - Папа, а в той опции, ну в Озере, в ней можно нырять? - я вспомнила свое вчерашнее погружение и решила узнать у папы ответ на мучивший меня вопрос.
  - В Озере? Конечно можно, но только на мгновение, затем тебе станет плохо, - с ходу ответил отец. - В настоящем озере ты бы также не могла находиться под водой, вот и в Игре я сделал так, чтобы на тело оказывалась должная нагрузка. Будет тяжело дышать, точнее практически невозможно.
  После такого ответа нырять как-то сразу расхотелось.
  - А что, ты хотела попробовать понырять?
  - Да просто стало вдруг интересно, но пробовать я не буду - не хочу, чтобы на меня оказывалась "должная нагрузка", - папа лишь улыбнулся в ответ. - Можем в выходные опять погрузиться вместе - прогуляемся вдоль морского побережья.
  - В воскресенье после обеда, чтобы погрузиться и потом сразу на ужин!
  - Вот и договорились, - после этого коктейль словно стал вкуснее.
  Воодушевленная предстоящей в выходные прогулкой с папой, я отправилась на завод уже не так раздражаясь из-за изливаний души Спиридоновой.
  ***
  На работе также обсуждали злосчастный ролик, обычно эти обсуждения заканчивались спором между Кэти и Владимирой, но сегодня все было на удивление чинно. Возможно, потому что в разговоре принимала участие Мира, а она, как мы все заметили, старалась сглаживать углы при любом намеке на ссору. Вообще, хотя мы все скучали по Люсе и беспокоились о ее здоровье (она до сих пор лежала в больнице и к ней никого, кроме мамы и мужа, не пускали), Мира с легкостью влилась в наш небольшой коллектив.
  Увидев меня, Кэти закричала:
  - Привет! Софи, а ты жалеешь, что у тебя нет мужа, чьи следы ты могла бы целовать? Да, мы опять спорим, но это клятое интервью виновато, оно любую адекватную женщину выведет из себя.
  - Подумаешь, ну преувеличила она немного, - заступилась за Спиридонову Владимира.
  - Немного?! - вскинулась Влада, Владимира явно была в меньшинстве.
  - У нее просто богатое воображение, ей бы романтические сценарии наговаривать, - высказала свое мнение Мира.
  - Я бы такой сериал смотреть не стала! - да уж, нечасто услышишь от Влады такое.
  - Да ладно, у половины сериалов телеинета сюжет похож на ее историю: типа была вся такая глупая, гордая, а потом влюбилась, вышла замуж и вот оно - истинное женское счастье: детишки, сопли, бла-бла..., - заметила Кэти.
  - Нечто подобное было, - поддержала Кэти Мирослава. - В последнем еще актриса была темненькая такая, все время ходила в белом платье, помните? Я еще удивлялась как она не устает его стирать постоянно, а то лестницы-пыль, а у нее каждый день белоснежное платье.
  - А-а-а, точно, я его смотрела, - Влада несколько смущается, когда понимает, что "такой" сериал она уже смотрела, и неоднократно. - Но там это как-то по-другому выглядело, романтичнее что ли. И ее жениха такой красавчик играл...
  - Вот ты и не заметила гнилой сценарий, все внимание на красавчика ушло, - рассмеялась Кэти. Влада, алая как флаг, предложила прекратить болтать и начать работать уже. Семка, вошедший как раз на этих ее словах бурно поддержал молодую работницу:
  - Учитесь, Екатерина Владимировна, рабочий день надо начинать бодро с энтузиазмом, как наша Влада! - после этого смеялась уже вся бригада, Семен Денисович, не поняв и приняв смех на свой счет, обиделся и орал о падении дисциплины в бригаде добрых пять минут, после чего ушел, горько жалуясь на доставшуюся ему бригаду дурех.
  - Все из-за тебя, - протянула Влада, глядя на Кэти, но сразу же улыбнулась, показав, что не дуется на старшую коллегу.
  Вообще на работе все заметно приободрились, если в первые дни повышенной нормы мы были как зомби - не выспавшиеся, тормознутые и раздраженные, то сейчас словно у всей бригады открылось второе дыхание. Мы даже начали выполнять повышенную норму! Не думала, что у нас получится. Отчасти, как мне кажется, это было из-за переноса ужина в заводскую столовую - домой мы теперь попадали пораньше. Правда, желудок периодически бурчал то у одной, то у другой бригадницы, все-таки один сулентный коктейль не самое правильное питание. И появилось это характерное для постоянного употребления сулента чувство полного насыщения, оно не проходило, в том смысле, что если с обычной едой ты вечером наелся, то утром все равно будешь чувствовать голод. Это нормально. А с коктейлем, чувство насыщения не проходило, ты просто переставал чувствовать голод. Казалось, что если мы не будем пить коктейль днем или вечером - то ничего страшного не произойдет, ведь есть не хочется. Но за этим строго следили, особенно на заводе, экраны громко предупреждали, что это ощущение - иллюзорно и есть, то есть пить коктейль все равно необходимо.
  Поток губки на конвейере, казалось, то же взбодрился вместе с нами - только после обеда я заметила, что полотно движется быстрее, чем обычно.
  - Эй, вы заметили, что скорость у конвейерной ленты такая будто мы не мелочевку смотрим, а булыжники пятой фракции?
  - Да, я тоже только сейчас заметила, - согласилась Влада.
  - Ну и что, все ведь вроде бы успевают? - Владимира не придала значения моему открытию.
  - Кэти, а ты что думаешь? - подруга после обеда вдруг притихла, мне хотелось расшевелить ее за разговором.
  - Скорость стали увеличивать еще вчера.
  - То есть ты уже вчера заметила, что полотно движется быстрее? - удивилась я, странно было, что Кэти никак не прокомментировала свое открытие, обычно мы вместе обсуждали все рабочие нововведения начальства, а тут ускорение наряду с повышение часов работы, и она молчит!
  - Пустяки, Владимира права - это неважно, вы ведь даже не сразу заметили, норма выполняется, мы все успеваем. Скорее всего, после понижения нормы и скорость снизят до привычной, так что не будем приставать с этим к бригадиру, а то Семен Денисович и так нами недоволен.
  Это было не похоже на старушку Кэти, мне даже показалось, что эти ее слова были сказаны для камер, может так оно и есть, и мы все обсудим где-нибудь возле бытовок, позже? Но раньше она никогда не боялась обсуждать работу открыто, с чего вдруг такие перемены? "А вдруг Моралком прижал ее больше, чем она рассказывает? Вдруг у нее крупные неприятности? Завели дело?!", - от одних только этих мыслей мне стало дурно, но я быстро успокаиваю себя мыслью, что случись нечто подобное, Кэти мне бы сказала. Да, если бы на нее завели дело, она первым делом сказал бы мне об этом, а затем посоветовала держаться от нее подальше, а то и вовсе - предложила бы донести на нее, чтобы меня не завернули из-за дружбы с нею. Уверена, что в этом наши мнения совпадают. Вот только чья песенка будет спета раньше?
  Вечером после распития "ужина" Кэти убежала, не задерживаясь, прокричав что-то про то, что ей надо навестить тетю.
  - И куда это ее понесло на ночь глядя? - недоумевала Влада.
  - Может у тети что-то случилось и нужна ее помощь?
  - Да что такого может случиться, что понадобилась помощь непременно Кэти?
  - Ладно вам сплетничать, - прервала я бригадниц, хотя у самой тоже кошки скреблись на душе - подруга была не в том положении, чтобы так рисковать.
  Прибыв домой и застав папу за очередным копанием в неизвестной механической фигне, я заперлась в своей комнате. После неудачного вчерашнего плавания, сегодняшний вечер мне захотелось посвятить живописи, то есть разглядыванию картин древних художников. Все эти изображения не только поражали своей красотой, но и вызвали множество вопросов. Иногда я пыталась искать ответы при помощи звуковой записи, но чаще всего этот поиск не срабатывал - либо при нужной ссылке не работал звуковой поисковик, либо я неправильно формулировала запросы.
  Запустив на комме сериал, я одновременно включила автоответчик, решив, что с сегодняшнего дня я больше не буду слушать бредни Попиарова. При встрече скажу, что слишком устаю из-за повышенной нормы, поэтому решила ложиться спать пораньше. Так что отговорка на пару недель у меня есть, а там глядишь отвяжется.
  Плавное скольжение стенки тайника до сих пор вызывало во мне внутренний трепет, Шурик, по-хозяйски, спрыгивает в нишу, пока я достаю мамин планшет. Положив старый гаджет на кровать, я осторожно ловлю кота, боясь, что тот своими когтистыми лапками испортит древние книги. Шурик недовольно мяукает, но смиряется с судьбой и прячется под кровать. Я же, расположившись поудобнее, включаю планшет.
  Картин в его памяти было очень много, но я, если честно, чаще изучала не новые, а просматривала большую электронную энциклопедию, разглядывая свои любимые картины. Одной из них был портрет женщины. Она явно жила задолго до Катастрофы - слишком странным было ее платье: открытые плечи, кружевные рукава и жемчужно-белая ткань пышными волнами спускающаяся с колен . Красивое платье, пусть и несуразное. Ткань смотрелась так натурально, словно на фотографии, казалось, протяни руку и сможешь ощутить ее мягкость, она выглядела такой блестящей, совершенной. Я пыталась представить себя в таком одеянии и с такой же прической. Получалось плохо, думаю, что я в этом платье смотрелась бы нелепо. Но эта ткань... было бы обычное платье из нее. Хотя куда бы я в нем пошла? Одевала бы лишь в День подтверждения верности, да на Рождественскую службу.
  Также среди картин древности, было несколько особенно понравившихся мне, написанных одним художником - неким Куинджи. Хотя имя Архип было русским, фамилия навевала мысли о мутантском или смешанном происхождении. Как бы то ни было, на одной из его картин был нарисован ночной Дворец, стоящий на берегу озера, как мне показалось поначалу. Потом я узнала, что это изображение собора, стоящего рядом с рекой. Удивительно как было нарисовано такое большое полутемное пространство (ночь была скорее синей нежели черной). Поражало, что нет потолка, в Игре это ощущалось как-то иначе. Я не сразу поняла, что это за огромный фонарь освещает картину, лишь спустя какое-то время я поняла, что это Луна, и то лишь благодаря названию картины . На картине также была изображена лодка, а ней не спящие люди, значит она была написана до запрета на передвижения ночью. Разглядывая собор, я в очередной раз подивилась причудливости наружных зданий прошлого. Сейчас над нашим городом возвышаются лишь трубы заводов, выведенные на поверхность, ну и может быть несколько полуразрушенных построек.
  Другая картина этого художника также изображала ночь на реке , и Луну. Ее зеленоватый свет - единственное, что позволяло разглядеть контуры берегов и небольших зданий. Не знаю, что это за масляные краски использовал художник, но они совсем не походили на акварельные, оставленные мне мамой. Активировав поиск по аудиозаписи, я нашла множество ссылок на "масляные краски" в энциклопедиях. Открыв наугад одну из ссылок, я прослушала пару страниц про создание различных красок, их основы и разнообразие. Несмотря на масло в названии, они оказались несъедобными (как мне представлялось вначале), большинство имело в основе различные металлы и минералы. Слушая химический состав белой краски, я резко захотела спать. "Пожалуй, хватит на сегодня", - решила я, собираясь полюбоваться картинами и завтрашним вечером.
  ***
  - Так и не скажешь, зачем тебе понадобилось к тете вчера вечером? - спросила я у Кэти возле бытовок на следующий день.
  - Скажу, только давай не сегодня, мне надо еще немного времени, чтобы проверить.
  - Проверить что? - недоумевала я.
  - Тс-с, - Кэти явно не хотела, чтобы кто-нибудь из бригадниц слышал наш разговор. - На следующей неделе, хорошо?
  - Ну как скажешь, - такая таинственность интриговала, хотя с приближением воскресенья мысли все чаще обращались в сторону очередной встречи с ГВРК. Еженедельная пытка, в первую очередь пытка ожиданием, никто не знал о чьем родственнике речь пойдет сегодня. Но то, что Берковский решил обсудить с нами историю каждого казненного родственника - никто не сомневался. Вопрос времени, когда это окажется мама.
  День прошел быстро - работа спорилась, бригадир в кои-то веки был нами доволен, даже намекнул, что если так дальше пойдет, то талоны на инсоляцию мы получим пораньше. Окрыленные обещанием мы взялись за сортировку с новой силой. Влада попутно слушала сериал, Владимира болтала с Мирой по поводу детей, ну то есть Владимира говорила о своих детях, а Мира о племянниках, оказалось, что она очень любит детишек, правда было непонятно, почему у них с мужем их нет, но может были проблемы со здоровьем? В любом случае, бригадницы теперь старались не акцентировать внимание на этом вопросе в разговорах с Мирой, не желая обидеть последнюю. Мира действительно была очень милой девушкой, язык не поворачивался назвать ее женщиной. Кэти и я думали о своем. В общем, идиллия, а не смена.
  Вечером я вновь погрузилась в мир древней живописи, просматривая своих любимцев. Это был уже почти ритуал у нас с Шуриком - я забиралась на кровать, и, полусидя, листала энциклопедию, а он дремал, свернувшись клубочком, у меня на коленях.
  Как и в Игре, большинство моих любимых картин изображало природу. К счастью художники древности часто рисовали лес, особенно осенний, что неудивительно - как можно остаться равнодушной к этому буйству красок! Правда из всех чудесных осенних картин мне в душу больше всего запала изображение небольшой полянки . Несмотря на то, что практически вся картина была нарисована желтыми яркими красками, сама она навевала светлую грусть. Неба на ней практически не было, лишь несколько белых пятен в проеме ветвей. Оно было как зимнее - затянуто облаками. Наверно художник изобразил уже конец осени. Странный пейзаж, среди опций, созданных папой, не было ничего похожего.
  Хотя в Игре были сосны, и я нашла древнего художника, который наверняка любил эти деревья также сильно, как и я. У него даже фамилия была подходящая - Шишкин! Как же точно он сумел передать красоту залитых солнцем сосен, их шершавые пестрые стволы, изумрудные тени ветвей . Из серии его пейзажей с соснами выделялась одна с потрясающим золотым полем колосков, я видела небольшое экспериментальное поле с десятикратно очищенной землей с поверхности, и те тщедушные зеленоватые ростки не шли ни в какое сравнение с нарисованной рожью. Похоже, что в отличие от овощей, одной гидропоники здесь не хватало - зерну требовалось настоящее Солнце. Через поле пролегала дорога, которая так и манила пробежать по ней навстречу исполинским соснам-великанам. Жаль, что я не могу попросить папу создать опции под эту картину и под хмурую осень.
  Другая картина, нравящаяся мне, называлась возлюбленная невеста , хотя на ней было изображено несколько женщин, ни одна из них не была в белом, но скорее всего, речь шла о девушке в центре. Именно она и привлекла мой взгляд, своими рыжими волосами и прекрасной зеленой накидкой, которая так хорошо сочеталась с глазами цвета листвы. Женщина была очень красивой, особенно нежная кожа без единой веснушки. Я частенько доставала энциклопедию лишь для того, чтобы глянуть на нее перед тем, как приступить к урокам письма или погрузиться в Виртур. Как бы это смешно ни звучало - но мне хотелось быть такой как она - иметь ее чуть волнистые волосы, чистую кожу и зеленоватые глаза. Походить на эту женщину мне хотелось даже больше, нежели на Миру, хоть последняя и была красивее (и в отличие от "невесты" была настоящей).
  Прямо перед красавицей стоял темнокожий мальчик, раньше я бы приняла его за мутанта, но благодаря маминому планшету, я узнала о существовании людей с другим цветом кожи. До Катастрофы их было много, но, похоже, что большинство из них проживало на территории мутантов.
  Наступила полночь, пора было укладываться спать, хотя завтра я встаю попозже, поскольку даже повышенная норма не могла помешать нам посещать службу, так что в субботу мы лишь задерживались на пятнадцать минут вечером. При этом мы вполне успевали на нормальный ужин в свои районные столовые, но начальство, видимо, заказало больше сулентного коктейля, чем требовалось, так что нам объявили, что ужинать мы будем, как и на неделе - коктейлем. Что, конечно, не обрадовало заводчан, ладно хоть позавтракаем по-человечески.
  Осторожно перенеся кота на кровать, я убрала книги и планшет в тайник. Мое прикрытие - новый сериал подходил к концу, разработчик Игр стал догадываться о чувствах главной героини, так что скоро явно придется искать новый шедевр для прикрытия. Подождав до конца серии, я деактивировала комм и забралась в постель. Кот сладко сопел под ухом, а вот мне почему-то не спалось. Спустя минут пятнадцать-двадцать, я даже пожалела, что "рано" убрала вещи в тайник. Странно, но сейчас я даже не чувствовала привычной усталости от долгой смены - ни боли в спине, ни гудения в ногах. Лишь периодическое бурчание в животе выпадало из общей картины прекрасного самочувствия. "Ну, ничего, - подумала я, - Уже завтра я нормально позавтракаю, может тогда и желудок успокоится". Поворочавшись еще с полчаса, я все-таки засыпаю.
  ***
  Итак, здравствуй, очередная суббота. Здравствуй, очередная проповедь.
  Я проснулась где-то за полчаса до будильника и так не смогла заснуть вновь, хотя обычно после будильника я мысленно вела жаркий спор на тему "ну еще пять минут", а тут глаза сами собой открылись и все - сердце стучит, бодрость такая, что сам Патриарх оценил бы. Смирившись с неожиданным приступом утренней энергичности, я встаю. До завтрака еще было время, так что я успела заплести сложную косичку. Вышло так хорошо, что я даже пожалела, что придется натягивать платок, однако из-за повышенного внимания Моралкома к моей персоне, я решила тщательней соблюдать хотя бы внешние правила приличия.
  - С добрым утром!
  - С добрым,- папа тоже встал пораньше и смотрел телевизор. - Пора выдвигаться, как ты себя чувствуешь? Наверно жутко устала за эту неделю?
  - Да нет, ну то есть поначалу я действительно жутко уставала, но сейчас как-то привыкла, так что все нормально. Чувствую себя прекрасно.
  - Вот и славно. Не передумала насчет собраний церковной молодежи?
  - Нет, думаю, все же стоит сходить, - ответила я, чуть поразмыслив, в прошлый раз слова папы о том, что я плохо контролирую эмоции, несколько задели меня. Но затем я осознала, что он прав, однако и Кэти права - походить на эти собрания хорошая возможность пустить пыль в глаза церковников. Так что я решила рискнуть и заодно потренироваться лучше скрывать свои эмоции.
  - А ты успеваешь? Вы же вечером работаете чуть подольше? - все-то он знает, и откуда?
  - Ничего, я же ужиную на работе коктейлем, так что не опоздаю, не волнуйся.
  Уже подъезжая к церкви, мы замечаем впереди Крысу с дочерью и их новыми соседями. Девочки были одеты в чудные одинаковые платьица: неприметного светло-серого цвета, зато с оборками. Только платки портили вид, и зачем заставлять дочерей надевать их? Они же еще совсем крошки! Очевидно, Попиаров считал, что чем раньше - тем лучше.
  Привычный гомон людей прервали ожившие экраны - пред нами предстал Патриарх в одном из своих богато украшенных одеяний:
  - "Сегодня я хочу поговорить с вами о трудностях семейной жизни, - начал он. - А если конкретнее - о вопросе жестокости некоторых мужей. В исповедальне многие женщины жалуются о суровом отношении к ним со стороны супругов. Церковнослужителям приходится напоминать этим жалобщицам, что православие несет в основе своей жертву. Господь ради спасения рода человеческого принес Себя в жертву за грехи людей. Устроение христианского брака как дела богоугодного также никогда не обходится без самопожертвования.
  Иерархическое устроение семьи заповедано Богом. Муж в семье может быть только главой. Во всем мире есть иерархия, и муж может спасти свою душу через жену, если только жена знает свое место. Она должна быть смиреннее самого смиренного мужа.
  Еще наши мудрые предки записали правила наказания жены, которая живет не "по-мужнему научению". Воспитывать такую провинившуюся рекомендовалось наедине, желательно чтобы окружающие не слышали. И, разумеется, суровость наказания должна была зависеть от степени "ослушания". В те времена муж наказывал жену плёткой, при этом он должен был соблюдать сдержанность и бить бережно, без гнева. Как бы посмеялись те замужние женщины над жалобами наших кликуш!
  В святом писание есть одна история, про то, как муж одной женщины часто приходил домой пьяный и избивал ее. Бил-бил... А жена все смирялась. В конце концов, он избил ее до смерти, и когда ее привезли на кладбище, он, стоя перед крестом, осознал, что натворил. Заплакал и потом совершенно изменил свою жизнь. Получается, что жена своим смирением спасла его. Своим смирением она его из глубины греховной достала, и сама мученический венец получила. Это, конечно, очень высокий подвиг.
  И если сегодня меня спросит очередная прихожанка - что делать, если муж жестокий? Я отвечу, что в первую очередь - нельзя раздражать. А то получается, что муж вспылит, а жена еще больше масла в огонь подливает. Нужно себя заставить потерпеть, смириться. Нужно научиться этот огонь гасить. А гасит смирение, терпение.
  И, конечно, надо быть разумной, когда вступаешь в брак. Человек ни с того ни с сего не становится алкоголиком, не становится жестоким. Если ты видишь такие проявления и все же идешь под венец, должна понимать, какой крест на себя берешь. А если уж берешь, то терпи, неси, смиряйся. Ты свой выбор сделала".
  Патриарх закончил свою пламенную речь о психе, замучившем жену до смерти, который тем самым спасся от адских мук. Прихожане похлопали и потянулись к кабинам-исповедальням. Оставалось надеяться, что сегодня я попаду на того священника, который исповедовал меня в прошлую субботу. Ну там проговори 10 раз эту молитву, посмотри тройку проповедей Патриарха. Никакого мозгоедства, в отличие от отца Георгия.
  Однако, как только я зашла в поглощающую черноту исповедальни, сердце неприятно екнуло, на экране передо мной возник отец Георгий.
  - Доброе утро, София!
  - Доброе утро, святой отец, - "а могло бы еще добрее!".
  - Я рад тебя снова видеть, думаю, тебе есть чем поделить со мной, не так ли? - сказал церковник и так по-хитрому улыбнулся. "Это он про Попиарова!" - дошло до меня, тот ведь упоминал о разговоре с "моим духовником".
  - Да, отец Георгий, у нас появились новые соседи - Иван Витальевич Попиаров и его две дочки, очень милые девочки.
  - Так, а сам глава семейства? Каким тебе показался Иван Витальевич? Вы успели пообщаться на этой неделе? - вопросы так и сыпались из священника, можно подумать, что я сюда зашла не исповедоваться, а посплетничать с подружкой.
  - Мы говорили по комму пару раз, но не долго, вы же знаете - у нас на заводе недели повышенной нормы, так что ...
  - Понимаю-понимаю, дело благое, но все-таки, как тебе старший Попиаров?
  - Он...ну, он...очень набожный человек, кажется, - я не знала, как вежливо перефразировать "мудак, помешанный на религии, и при этом жутко лицемерный". - Любит дочек, кажется...
  - Да? - отец Георгий как-то странно посмотрел на меня после упоминания дочек, словно не мог понять говорю я серьёзно или издеваюсь. Но в любом случае я не знала, что еще хорошего сказать про Попиарова.
  - Ну что ж, вам, наверное, стоит еще пообщаться, узнать друг друга получше, хотя, знаешь, София, хочу тебя предупредить, ты не пугайся! Просто Иван Витальевич очень увлекающаяся натура, он знаешь, такой прямой, что иногда даже может показаться грубоватым, но он истинно верующий, человек с открытым сердцем. Ему довелось познать горечь утраты...
  "Ага, и поспособствовать этой самой утрате".
  -... но я верю, что он еще способен подарить много любви и нежности. Он очень цельный человек, цельный и яркий. Присмотрись к нему, хорошо?
  - Да, отец Георгий, - покладисто ответила я, хотя, чего уж там, насмотрелась уже на этого типа по самое не хочу.
  Я не стала говорить церковнику, что собираюсь прийти сегодня вечером на встречу церковной молодежи. "Сюрприз будет". К тому же я не была уверена, что не передумаю в последний момент.
  Папа ждал меня у лестниц.
  - Как все прошло? Все нормально?
  - Нормально, если не считать того, что отец Георгий сватает мне нашего нового соседа.
  - Да? - нахмурился папа, очевидно, что он энтузиазм церковника по поводу "цельной натуры" Попиарова не разделял. - Ну, можно понять, чем он привлек отца Георгия, не часто встретишь столь активно верующего, - негромко добавил папа, я, не выдержав, рассмеялась во весь голос.
  Правда, веселье быстро иссякло, ведь спустя пару минут мы присоединились к Попиарову за общим столом на завтраке. Хотя перед этим я чуть не расплакалась, глядя как раздатчица пытается отлепить от ложки тягучие комья манной каши, кусочек белого хлеба окончательно меня добил.
  - Настоящий завтрак! Хлеб! Каша! Что-то что можно жевать, - папа лишь покачал головой, посмеиваясь про себя. Сжимая в руке драгоценный кусок хлеба, я чувствовала почти благодушие по отношению к соседям. Пускай болтают, что хотят про "дефектных", неустроенных и прочея, у меня есть хлебушек!
  Витальевич обосновался за нашим столом рядом с Крысой. Папа был прав, говоря, что они сразу нашли общий язык, не знаю, как в блоке, но за столом они "пели в унисон".
  - Как вам прошлая проповедь Патриарха? - начинала Людмила Федоровна.
  -О! Она была прекрасна, как всегда, - подхватывал Попиаров. - Он так умен, так проницателен! Особенно хорошо его проповеди насчет грехопадения женщин.
  - Полностью с вами согласна!
  И все в таком духе. Затем они стали приводить свои любимые цитаты из библии или из тех же проповедей Патриарха, что- то типа: "Мне всегда нравились слова Патриарха о том, что жены-мироносицы помогали, прислуживали, но не брали на себя роль мужчины. - Вы поистине мудрая женщина, Людмила Федоровна!".
  Кошмар!
  Только нормальная еда, по которой я успела соскучиться, удерживала меня от того, чтобы демонстративно закатить глаза.
  - "Ведь по замыслу Божию, женская природа проявляется в том, что женщина принимает Бога как своего Творца и свое второе место после мужской природы, что она лишь помощница для мужчины".
  - Аминь, - громко подвел черту папа, с видимым облегчением унося свой поднос со стола, я чуть не рассмеялась, но все-таки сумела сдержаться, у Крысы и так был обиженный вид.
  - Хогошего дня! - крикнул мне вслед Попиаров.
  ***
  На заводе, когда я уже подходила к бытовкам, на меня из-за угла буквально выскочила Кэти.
  - Привет! - выпалила подруга, и подхватив меня под руку, затянула в темное пространство между стеной и трубами.
  - Черт, Кэти, у меня чуть инфаркт не случился! В чем дело? Где пожар? - спросила я уже спокойнее, подруга выглядела встревоженной.
  - Как ты себя чувствуешь в последнее время, я имею в виду - тебе стало легче, чем, скажем, неделю назад? Непонятная бодрость по вечерам и все такое?
  - Да-а-а, а как ты узнала? - дар ясновидения, внезапно пробудившийся в подруге не на шутку пугал.
  - Мы все это чувствуем, - мрачно ответила она. - У всех бригадниц ни с того, ни с сего вдруг появилась куча энергии.
  - Это плохо? - до меня все никак не доходило в чем проблема, хотя простым совпадением наш общий подъем сил, конечно, не выглядел.
  Кэти осмотрелась, и, пригнувшись, зашептала мне в ухо:
  - Похоже это все из-за коктейля!
  - Но мы и раньше его пили, - не поняла я.
  - Не этот вид и не все время. Слушай, мне еще мама рассказывала о попытках ввести новые нормы питания, экспериментальные. И тете она об этом рассказывала, я специально к ней съездила, порасспрашивать. Все сходится! Короче, власти в прошлом пробовали ввести новый вид сулентного коктейля, при котором у рабочих открывалось второе дыхание. Так, некоторые могли работать по две смены подряд, и ничего. Руководство поначалу писалось кипятком, как же: едят меньше, работают больше, а потом выяснилось, что коктейль не освобождает энергию, не использовавшихся участков мозга или что там ученые говорили. Все куда проще - новый коктейль заставлял человеческий организм пахать из последних сил, не чувствуя усталости. Он отключал чувство усталости и все! Через месяц после его введения, работники стали сдавать один за другим: истощение, инсульт, тот же инфаркт. Руководство запаниковало - часть рабочих освободили от работы, другим сократили рабочий день, и, разумеется, всем вернули нормальное питание. Ученых, работающих над коктейлем, наказали, нашли козлов отпущения, как всегда, причем этот процесс особо не крутили нигде. И сейчас в инете не найти информации о том случае.
  Кэти замолчала, дав мне время осознать услышанное.
  - Ты думаешь? - я не озвучила пугающий вопрос, но подруга все поняла.
  - Да! А на что это все похоже?
  - Может они его доработали?
  - Возможно, но вот испытывали его на ком-то или мы - первые? А может, они ничего не меняли, просто надо, чтобы наш завод обыграл повышение нормы как очередное торжество НС. Мы ведь стали не просто выполнять их - мы уже делаем больше в 1,5-2 раза.
  - И что нам теперь делать? Ты говорила кому-нибудь еще? - Кэти лишь покачала головой. - Кому? Владимире? Владе? Нет. Я не знаю, что мы можем сделать, попытаться больше спать, не поддаваясь на кажущуюся бодрость. Я не знаю, Софи, но мне это все не нравится.
  - Думаешь, они введут новый коктейль повсеместно, если мы выдержим?
  - Вполне возможно, если мы не передохнем за эти три недели... вот только кто скажет, что будет с людьми через два месяца или через год?
  "Я вчера не могла заснуть", - вспомнилось мне. Да, все было, как говорила Кэти: нет чувства усталости, бодрость. Я-то думала, что сулентная диета всегда так действует на людей, но нет, только наше экспериментальное питание.
  - А ты как? Нормально спишь? - спросила я у подруги.
  - Да какое там, ворочаюсь по часу, а ты?
  - Я тоже, вчера вот минут сорок не могла уснуть, уже хотела встать...сериал посмотреть.
  - Не вздумай! Это все иллюзия, не можешь заснуть, хотя бы просто полежи с закрытыми глазами, пытаясь расслабить мышцы. Организм должен отдыхать.
  - А как же остальные? Они ведь поймут, что что-то не так, вдруг у них тоже проблемы со сном?
  - Посмотрим, как пойдет, но болтать об этом лишний раз не стоит, договорились?
  - Конечно, я не такая идиотка.
  - Ладно, не такая, пошли работать, благо усталости мы все равно пока не ощущаем.
  Смена прошла в тревожном состоянии. Хотя остальные болтали, Влада смотрела сериал, только Кэти понимала, почему я такая хмурая сегодня. Работа спорилась, казалось, что полотно конвейера ускоряется каждый час, но мы все успевали. И это пугало.
  Обед и ужин я выпила не без содрогания. "Может вообще не стоит его пить? Может так для организма будет меньше вреда?". Но в столовой следили затем, чтобы мы не пропускали прием "пищи". "Они не просто так следят за этим, - подумалось мне, - для чистоты эксперимента мы должны пить коктейль постоянно". Бригадницы, все, кроме Кэти, радостно обсуждали, чем займутся сегодня вечером и в завтрашний выходной. Дела по дому сочетались с желанием пройтись по Центру. Собственные планы на вечер не особо меня радовали, но раз уж решила - надо попробовать. Вдруг и правда мое посещение этих встреч как-то зачтется Моралкомом и церковниками?
  - Удачи, - Кэти уехала вместе с Мирой - как оказалось, они были практически соседками. Я же в угрюмом настроении направилась в Церковь Св. Владимира. Гнетущее чувство обреченности несколько рассеялось при виде главного экрана - субботним вечером администрация решила побаловать нас изумрудными елями, красующимися вперемежку с березками на речном берегу. Мне сразу вспомнилось, что завтра папа обещал прогулку вдоль морского побережья. Я не чувствовала прилива благодати при виде восковых лиц голограмм древних святых, но вот природа и ее чудеса вызвали во мне волну трепета, граничившего с благоговением. Самые прекрасные храмы древности, не говоря уже про наши душные залы, были всего лишь склепами по сравнению с полянами и берегами природы. Думаю, в этом представлении я была не одинока. Занятно было наблюдать, как лица горожан освещала улыбка при виде природы на экране. Незамутненная радость.
  Но и самой дальней дороге приходит конец, так и я добралась-таки до своей церкви. Людей около входа не было, я даже забеспокоилась: "А не опоздала ли я?" (В глубине души надеясь, что да - опоздала). Но, нет. Оставалось еще пара минут до обозначенного начала собрания.
  Пройдя через рамки и подходя ближе к дверям, я невольно отметила сходство с посещением встреч ГВРК. Снова я должна зайти к незнакомым людям и общаться на темы, которые я, в принципе, не хочу обсуждать. Хотя в это раз я сама себя принуждала пойти, но от этого было не легче. "Надо, а вдруг? Это быстро, ну сколько времени они там сидят. Час-полтора?".
  - София! - голос, раздавшийся за спиной, заставил меня вздрогнуть, обернувшись я увидела, как к церкви подходят Сталина и, черт, ну конечно же, Попиаров. Я поприветствовала соседей - Попиаров начал верещать что-то про то, как он сразу угадал мою любовь к Богу, а Сталина, знающая меня куда лучше, удивленно вглядывалась мне в лицо, очевидно силясь понять, с чего вдруг я заявилась в Церковь свободным вечером.
  - Давайте зайдем уже, не хотелось бы опоздать, - мягко прервала я разглагольствования Попиарова о важности посещения храма Господня. "Похоже в его фантазиях я - копия Сталины". Странный народ - мужчины, а верующие - тем более. Рядом с Попиаровым шла, наверное, самая прилежная, скромная и воцерквленная девушка в нашем городе, но он зациклился на мне.
  - Людмила Федоровна любезно согласилась посидеть с девочками. Значит, вы часто посещаете молодежные собрания?
  - Нет, не часто, - ответила я, стараясь не смотреть в сторону Сталины. На ее месте я бы уже смеялась. - Слишком устаю на работе.
  - Что ж, печально слышать, но все-таки дух должен быть сильнее немощи тела, а посещение Церкви..., - в чем важность посещения церкви до рассказать Попиаров не успел - мы уже подходили к группе людей, сидящих на стульях, расставленных кружком недалеко от центрального экрана. Я не знала смеяться мне или плакать - это выглядело точь-в-точь собрание ГВРК только в церковном антураже. За главного в данном представлении был отец Георгий, который не мог сдержать своего изумления при виде меня:
  - София?! Ты здесь? Пришла на встречу церковной молодежи? - церковник оглянулся на людей, расположившихся на стульях как бы говоря: "Мне не мерещится? Вы тоже ее видите?".
  - Нет, ты пойми меня правильно, - пришел в себя отец Георгий, - Я очень рад, что ты пришла сегодня ... пусть и спустя э-э-э столько времени. Может это сказывается благотворное влияние твоего нового соседа? - добавил он, игриво подмигнув Попиарову.
  Попиаров, после слов церковника, покосился в мою сторону, при этом впервые его улыбка как-то померкла. Видать начал догадываться о моей репутации "дефектной" с трудным характером.
  - Ну проходите, садитесь, у нас как раз осталось несколько свободных стульев. Да, сегодня прямо аншлаг. Ну, разве это не прекрасно? Можно сказать, к нам прибавилось сразу двое новых участников.
  Отец Георгий кивнул, люди послушно захлопали, а я ощутила себя, как в дурном сне. "Ноги моей на этих собраниях больше не будет!", - мысленно пообещала я себе, хотя не знала смогу ли так поступить, не вызвав новый поток недовольства со стороны отца Георгия. "И зачем я только пришла сюда?". Мне стало казаться, что с недавних пор каждый мой следующий шаг был глупее предыдущего. Страшно захотелось перенестись в виртуальную реальность, поплавать в озере, вместо этого я с приклеенной улыбкой села на свободный стул рядом со Сталиной, неподалеку пристроился Попиаров.
  - Я предлагаю начать нашу встречу, как и все до этого с небольшой разминки, - отец Георгий прошел в центр круга, составленного из наших стульев, и встал рядом со Сталиной. - Давайте каждый поделится своей любимой цитатой из Библии о святости государственной власти. Ну же, Его Святейшество нередко приводит их в своих проповедях, вы наверняка знаете пару-тройку цитат, - раздался одобрительный ропот, а я судорожно пыталась вспомнить хоть что-то помимо "вся власть - от Бога", но, как назло, в голове было пусто. В довершении всего, вспоминать цитаты мы должны были по очереди и я, естественно, оказалась в самом конце - мы начали со Сталины:
  - Всякая душа да будет покорна высшим властям, ибо нет власти не от Бога; существующие же власти от Бога установлены, - на удивление громко сказала она, мне кажется, я никогда не слышала от нее столь длинной фразы. Может на этих встречах, без бдительного ока маменьки, она раскрывается? В любом случае, Сталина выглядела более расслабленной, нежели обычно.
  - Отлично, Сталина, замечательно. Ну и раз уж мы начали из Послания Римлянам, так может закончим цитату? - предложил церковник следующим за Сталиной участникам, очевидно запамятовав, что речь шла о "любимой" цитате.
  - Посему противящийся власти противится Божию установлению. А противящиеся сами навлекут на себя осуждение, - послушно процитировала девушка, сидящая справа от Сталины. "И как только они это все помнят? Пересматривают проповеди Патриарха по вечерам вместо сериалов?".
  - Ибо начальствующие страшны не для добрых дел, но для злых. Хочешь ли не бояться власти? Делай добро, и получишь похвалу от нее, ибо начальник есть Божий слуга, тебе на добро. Если же делаешь зло, бойся, ибо он не напрасно носит меч: он Божий слуга, отмститель в наказание делающему злое, - с придыханием процитировал следующий на очереди, заставив меня комплексовать еще больше.
  - И потому надобно повиноваться не только из боязни наказания, но и по совести, - закончил цитату отец Георгий. - Итак, Николай, а какая твоя любимая цитата о власти?
  Молодой мужчина, сильно покраснев, пробормотал что-то про то, дескать, Сталина уже сказала его любимую строчку.
  - Вот ведь совпадение! - с улыбкой сказал церковник, несколько человек, в том числе Попиаров, рассмеялись, из-за чего Николай покраснел еще сильнее, а я почувствовала неприятную тяжесть от осознания, что приближается моя очередь.
  - Ну ладно, следующий, Анастасия, твоя цитата.
  - Мною цари царствуют и повелители узаконяют правду; мною начальствуют начальники и вельможи и все судьи земли.
  - Очень хорошо, какая красивая цитата, не правда ли? Кто дальше?
  Все время, пока мы слушали оставшихся людей передо мной, я судорожно пыталась припомнить нечто не использованное. Патриарх действительно часто цитировал фразы про святость власти, проблема была в том, что они все были похожи одна на другую.
  Наконец, высказался Попиаров (Напоминай им повиноваться и покоряться начальству и властям, быть готовыми на всякое доброе дело) и очередь дошла до меня, я уже было раскрыла рот, чтобы повиниться в своей дырявой памяти (решила, что не стану повторять маневр Николая, притворяясь, что мою "любимую цитату" уже сказали), но тут отец Георгий совсем неожиданно преподнес мне подарок.
  - Что ж, вот и славно, я, в свою очередь, хотел бы поделиться своим любимым высказыванием, если вы не против...
  - Но, отец Георгий, ведь София еще не привела нам свою цитату, - прервал церковника Попиаров из-за чего мне сразу захотелось его придушить.
  - Я думаю, что на сегодня мы не станем требовать от Софии активности, пусть она привыкает постепенно. Вы были завсегдатаем подобных встреч в своей старой Церкви, так что вас сложно назвать новичком, в полном понимании этого слова. В отличие от Софии, - вот честно, конкретно в этот момент, я почти любила отца Георгия.
  - Что касается меня, то моя любимая цитата, пожалуй, вот эта: "Страшному наказанию подвергнутся те, кто противятся высшей власти: Как Содом и Гоморра и окрестные города, подобно им блудодействовавшие и ходившие за иною плотию, подвергшись казни огня вечного, поставлены в пример, - так точно будет и с сими мечтателями, которые оскверняют плоть, отвергают начальства и злословят высокие власти".
  - Вслушайтесь только "блудодействовавшие города... подвергшиеся казни вечного огня" - что это, как не описание участи мутантов, сгоревших в Катастрофе? И далее "и такая же судьба ждет мечтателей", оскверняющих плоть, отвергающие начальство, злословящие власть - что это как не описание нынешних врагов человечества? - участники собрания одобрительно загудели.
  После этого "официальная" часть собрания закончилась, а неофициальная заключалась в том, что собравшиеся по очереди рассказывали, чем им запомнилась эта неделя, что их потрясло, что понравилось, или, наоборот, огорчило. Остальные выражали ораторам поддержку или давали советы, все это было почти по-семейному. Сталина высказала благодарность властям за "обретение новых друзей", что несколько контрастировало с первоначальной реакцией их семьи на уплотнение. Попиаров же вместо благодарности, пожаловался на свое начальство, не отпускающее его на молитвенный перерыв.
  - Что в кор-р-не несправегливо, почему мое желание быть ближе к Богу менее важно, нежели желание иноверцев? - большинство на эти слова промолчало, неодобрительно покачав головой. Спор о "привилегиях магометян" был старым, и власти недолюбливали, когда кто-то из особо ретивых православных в очередной раз поднимал эту тему. Но были и те в числе собрания, кто поддержал недовольство Ивана Витальевича.
  Когда очередь дошла до меня, я не мудрствуя лукаво, похвасталась успехами нашей бригады в выработке повышенной нормы, попутно поблагодарив начальство за оказанное доверие. Мне кажется, отец Георгий при этих словах чуть прослезился. Собравшиеся даже похлопали, влиться в коллектив церковной молодежи оказалось совсем нетрудно. Когда все высказались, отец Георгий пожелал нам хорошего выходного дня, дав напутствие не забывать о вечерней и утренней молитве, после чего все начали расходиться. Треть собравшихся осталась подле отца Георгия, очевидно, желая получить еще какие-то напутствия от церковника. Я и Сталина одновременно поднялись со своих стульев, дочка Крысы, как ни странно, не присоединилась к жаждущим внимания церковника, поэтому мы вдвоем вышли к эскалатору.
  - Вы идите, я хочу еще побеседовать с отцом Георгием, - Попиаров, тем временем, присоединился к небольшой толпе, образовавшейся вокруг церковника. "Слава Богу, что Попиаров решил задержаться", - мысленно ликовала я, - "А то пришлось бы терпеть его всю дорогу до дома". Лишь спустя пару минут, я осознала, что впервые за долгое время осталась наедине со Сталиной.
  - Ты поди удивилась, увидев меня на собрании? - рискнула я начать разговор, в конце концов, мы едем в одном направлении.
  - Да, удивилась, - кивнула девушка. - Но это было приятное удивление, я надеялась, что когда-нибудь ты придешь на наши собрания. Они очень полезны для таких как мы, ну понимаешь, дефектных, - Сталина заметно смутилась, видя мое изумление, я никак не могла привыкнуть к ней такой - разговорчивой.
  - Ну, здорово, в смысле, уверена, что они очень полезны, - лично мне не показалось, что на собрании было много свободных парней, но может Сталина имела в виду нечто иное? Связанное с духовностью, вряд ли она подразумевала прагматическое использование посещений собраний для защиты от претензии со стороны церковников.
  - Как вам новые соседи? - мне было любопытно, каково это жить сразу с двумя "Крысами", но Сталина ограничилась лишь "Иван Витальевич активно верующий, а его дочки очень милые". Почему-то все при определении семейства Попиаровых акцентируют внимание на этих двух аспектах. Мне показалось, что Сталина хотела добавить в характеристику соседей что-то еще, но не решилась. Ее беглые взгляды, с ноткой тревоги, в мою сторону продолжались всю оставшуюся дорогу. Я уже хотела было спросить ее прямо "в чем дело?", но около лестницы, ведущей в блок, нас выцепила Людмила Федоровна.
  - Сталина! Что-то вы задержались сегодня. А где Иван Витальевич?
  - Остался переговорить с отцом Георгием, мама, - в присутствии матери голос женщины вновь стал тихим, еле разборчивым.
  - О! Ну конечно, Иван Витальевич как истинно верующий человек, очень заинтересовался жизнью нашей Церкви. А ты, София, идешь с работы?
  - Нет, Людмила Федоровна, у нас сегодня укороченная смена, в смысле в рамках повышенной нормы укороченная.
  - София была на встрече церковной молодежи вместе с нами, мама, - добавила Сталина, на что у Крысы глаза на лоб полезли.
  -Ты?! На встрече молодежи?
  - Беседа с представителями Моралкома открыла мне глаза на многие вещи, - я постаралась максимально скопировать смиренный тон Сталины, очевидно вышло неплохо, потому что Крыса лишь пробормотала в ответ нечто, похожее на "вот и молодец". Распрощавшись с соседками, я наконец-то оказалась дома.
  Папа, уже привычно колдующий над схемами в прихожей, только поинтересовался как все прошло в Церкви.
  - Неплохо, участники по памяти цитировали свои любимые отрывки о святости власти.
  - Да? И какой же ты выбрала? - он еще издевается.
  - Мне разрешили пока не выступать, кстати, ведет эти встречи отец Георгий, и он был очень рад меня увидеть.
  - Надо полагать, а что старший Попиаров? Счастлив обрести новых друзей по духу? - все-таки папа реально невзлюбил Ивана Витальевича, и это он еще не в курсе его полуночных звонков ко мне.
  - Влился в коллектив, хотя не все одобряют его недовольство молитвенных послаблений иноверцам.
  - Надо же, - удивился папа. - Не думал, что церковная молодежь обсуждает такие опасные темы.
  - Только Попиаров.
  - Ну, понятно, - хмыкнул в ответ папа и снова склонился над деталями.
  А я, пройдя в свою комнату, прилегла на кровать, лениво размышляя, чем заняться сейчас: погрузиться в Игру или потренироваться писать? В Виртур мы собирались погружаться вместе с папой завтра, опять же учиться писать не особо тянуло - сил было полно, но стараться, думать сейчас совсем не хотелось. Может послушать древнюю музыку? Но я как-то опасалась делать это вечером, при бодрствующем папе в соседней комнате. Мои размышления прервал сигнал входной двери.
  "Только бы не Моралком!", - пронеслось у меня в голове, пока я выбиралась из кровати. Хотя это вполне могли быть они, в конце концов, мне же обещали постоянное внимание. Может, хотят поздравить с подвижками в правильном направлении? Нет, рановато как-то. Хорошо хоть, тайник не успела открыть.
  Папа, находящийся ближе к двери, уже открыл ее и теперь с легким недоумением взирал на семейство Попиаровых в полном составе, расположившихся в нашей прихожей.
  "Черт! Лучше б это был Моралком".
  Папа предложил гостям присесть, освободив стул для Ивана Витальевича, девочки сели на табуретки. Аккуратно причесанные (и я подозревала, что не без помощи Крысы или Сталины) они сидели, смотря в пол, словно провинившиеся. В отличие от них, Попиаров был весел, я бы даже сказала, что перевозбужден - он, то садился на стул, то вскакивал, что порядком раздражало папу. Сам очень сдержанный, папа не любил кривляния и беспорядочных телодвижений других людей. Наконец, закончив с благодарностями за прием и похвалой в адрес нашего жилища, Иван Витальевич обратился к папе...с весьма неожиданным предложением (по крайней мере, для меня).
  - Уважаемый, Андрей Максимович! Я - честный человек, так что не стану ходить вокруг да около, короче, дело такое - я прошу вашего благословления на свадьбу с вашей дочерью! - мы с папой переглянулись, на его лице было изумление, как и у меня. Попиаров, словно не замечая, какую реакцию вызвали его слова, продолжал, как ни в чем ни бывало:
  - Конечно, по нашей русской традиции первыми надо было послать сватов, но я только переехал, так что и не знаю кого отправить с таким важным поручением, просить Людмилу Федоровну по ряду причин не очень хотелось. В общем, вот моя рука и сердце - прошу любить и жаловать, мои дочки-ангелочки, да. Так что ж, каким будет ответ?
  Но папа не спешил отвечать, он смотрел на меня, на дочерей Попиарова, на него самого, снова на меня. Новоявленный жених, судя по всему не ожидавший такой заминки, быстро затараторил:
  - Да, мы знакомы с Софией всего ничего, но ведь браки заключаются на небесах. К тому же я сегодня, после встречи поговорил с отцом Георгием, и он считает, что мы с Софией просто созданы друг для друга. Он так тебя нахваливал, милая, - Попиаров подмигнул мне с таким видом, будто мне все это должно было польстить. Ситуация вызывала ощущение полнейшего абсурда. Какая свадьба? Что еще за сваты?! Мало того, что меня от нового соседа тошнит, так мы вообще не знакомы, его разглагольствования по комму не в счет - в конце концов, что я о нем знаю? А что он обо мне? Я понимала, что отец Георгий в этом случае старался как лучше. В его понимании "как лучше", конечно. То есть любая нормальная "дефектная" должна была с радостью ухватиться за такую возможность сбросить ненавистную дурацкую пластину. Но меня переполняло возмущение, буквально душило, только поэтому я еще не заорала: "Иди на хрен, со своими рукой и сердцем!".
  Папа немного пришел в себя, и прервал кандидата в зятья, сказав, что он не хочет решать мою судьбу за меня:
  - Я вас услышал, но решать должна моя дочь, так что как скажет Софи..., - папа несколько растерянно, и даже будто со страхом в глазах, повернулся ко мне. "Неужели он думает, что я была в курсе этого фарса? Что я хочу выйти замуж за Попиарова?!".
  Я была так зла, что не смогла придумать ничего оригинальнее, чем: "Я не согласна".
  Папа выдохнул с явным облегчением. Попиаров, в свою очередь, смотрел на нас как на ненормальных:
  - Ты, должно быть, не поняла, я хочу жениться на тебе!
  - Я прекрасно все поняла, извините, но я не хочу выходить замуж за вас.
  - Это из-за детей, - "догадался" Попиаров. - Так не беспокойся, они у меня смирные.
  "Он так говорит, будто они - щенята или нечто вроде того, они же стоят рядом, девочки же все слышат".
  - Дело не в девочках, - поспешила сказать я, глядя на Владимиру и Ефросинью.
  - Они будут с тобой пр-р-редельно учтивы, - гортанно заявил мне несостоявшийся жених и тут же резко рявкнул девочкам. - Ну-ка скажите новой маме, как вы ее любите!
  - НЕТ! Стойте, не надо, девочки, правда, здесь ни при чем! Просто я не хочу замуж, я не готова, да я вас толком не знаю вообще! Мы по-разному смотрим на брак, наверное, так что извините, но нет. Мой ответ нет.
  Девочки смотрели на меня, раскрыв рот, похоже они не видели, как кто-то в чем-то противоречил их отцу. До Попиарова наконец дошло, что я настроена серьезно, он покосился было в сторону папы, но тот лишь сказал:
  - Вы ее слышали, Иван Витальевич, вам придется искать невесту в другом месте.
  - Но вы же ее отец, вы можете заставить ее! - неожиданно завопил Попиаров. Нет, в буквальном смысле - завопил. Его дочери дружно вздрогнули, меня саму прошиб холодный пот, как-то не ожидала от взрослого мужика такой реакции.
  - Дочери должны во всем повиноваться отцам, как жена мужу. Вы что не хотите внуков? Или..., - тут Попиаров осекся на полуслове и как-то гаденько по-новому взглянул на папу. - Или вас все устраивает...вы ведь давно овдовели. Не тяжело так долго без женщины рядом, а?
  - Пойдите прочь из моего дома, - папа сжал кулаки, и мне сразу вспомнилось, как он подрался с отцом Ибрагима. Грязные намеки Попиарова были не просто отвратительны, это была настоящая угроза. Если он посмеет сказать нечто подобное отцу Георгию, да еще подключит Крысу. Папу казнят, а меня отправят в какой-нибудь исправительный центр, где главным лечением считается "трудотерапия".
  - Ухожу-ухожу, моим девочкам не место в подобном доме, но вы еще об этом пожалеете!
  Семейство Попиаровых скрылось за дверью, на душе было противно и гадко, да и страх затаился где-то в глубине.
  - Думаешь, он пойдет со своей грязной ложью к отцу Георгию?
  - Нет, это слишком рискованно, ведь, по сути, после твоего отказа у него есть озлобленность против тебя, против нас, в общем, мотив для лживого доноса.
  - Но мы не особо дружны с Крысой, а если она подтвердит его слова...
  - То будет непонятно, почему она так долго тянула со своими подозрениями. Нет, ничего не будет. Я - успешный разработчик Игр, на хорошем счету, никто не станет меня арестовывать из-за слов какого-то обиженного ухажера дочери.
  Оставалось надеяться, что так и будет, но в глубине души, я подозревала, что Попиаров затаил обиду всерьез, что грозит неприятными последствиями, учитывая гаденькую натуру "активно верующего". Да и сегодня настроение он подпортил изрядно, если бы не действие экспериментального коктейля, я бы попросту легла спать пораньше, но сейчас... не уверена, что вообще смогу уснуть. В итоге, я сказала папе, что ложусь, а сама прослушала музыка древних полночи. Пару часов я все-таки поспала, и на том спасибо.
  Утром настроение не улучшилось - ГВРК, а перед этим еще и встреча с Попиаровым. Кто знает - вдруг он все-таки решится и устроит скандал прямо в столовой?
  Экраны транслировали очередной ролик, посвященный Движению жизни. Ничего интересного, поэтому я включила наушники, остаток дороги провела, сравнивая современную музыку с той, что слушала ночью. Наши песни были как-то проще что ли? Без намека на сюжет, песни древних часто пытались рассказать какую-нибудь историю.
  Зайдя в столовую, я сразу же ощутила аромат котлет. Все верно, воскресное меню уже на завтрак предлагало сегодня котлету с кашей - настоящее пиршество! Вот только я не хотела есть. Это было странное ощущение, когда глаза выглядывают еду, ты жадно вдыхаешь ее запах - и тебе хочется ее съесть, и одновременно ты совершенно не голоден. Я чувствовала себя какой-то ненормальной.
  - Все хорошо? Ты как-то притихла, - папа заметил мое разочарование, но неверно истолковал его. - Не переживай из-за соседа, вот увидишь - все обойдется.
  - Ага.
  Папа оказался прав - Попиаров ловко игнорировал нас весь завтрак, оживленно болтая с Людмилой Федоровной. Нет, он не стал делать вид, что нас не существует, как Крыса недавно - бегло поздоровался и больше не смотрел в нашу сторону. Не знаю догадывалась ли Людмила Федоровна о причине подобной метаморфозы или нет, но перемена в поведении соседа ей определенно нравилась. Иван Витальевич говорил не только с ней, он пытался и Сталину разговорить, но девушка на все его расспросы ограничилась односложными ответами. Девочки ели молча, как всегда, глядя в свои тарелки. В целом, завтрак прошел вполне мирно. Правда мне приходилось чуть ли не силком заставлять себя есть, оказалось это не так легко, при отсутствии желания.
  - Нет аппетита? - тихо спросил меня папа, когда мы уже выходили из столовой.
  - Ну да, как-то отвыкла от твердой пищи, - отшутилась я, не желая рассказывать папе об особенностях нашего заводского меню. Помочь он все равно ничем не смог бы, только бы понапрасну волновался за меня.
  - Ничего, первая неделя пролетела, и оставшиеся две пройдут быстро, не успеешь оглянуться, вернется ваше обычное расписание.
  "Это вряд ли".
  - Ты заедешь домой перед встречей?
  - Нет, также пройдусь немного по Центру, нет смысла кататься туда-сюда.
  - Хорошо, не волнуйся, вспомни лучше, что мы сегодня играем.
  - Ага, до вечера.
  Я встала на лестницу, едущую в Центр. Экраны продолжали крутить ролик про Движение жизни:
  - "Рабочий день строителя жизни характерен стройным течением всех производственных процессов. Глубокая продуманность, неустанная, живая, рационализаторская деятельность, планомерность пропитывает каждое движение участника Движения жизни. Вчера наш завод впервые за свою работу после восстановления выдал 101 тонну силикатных удобрений. Среднесуточная производительность завода до этого дня была около 50 тонн. Один день дал более 200 процентов. Все благодаря суткам строителей жизни. 101 тонна - это не случайное явление для нашего города. Это его мощность. Это его рост. 101 тонну город дал потому, что бригадиры помогли строителям жизни по-настоящему оседлать замечательную технику.
  Сутки строителей жизни показали мощность калийного завода. И преступление давать 40-50 тонн вместо заданных 80 тонн - вместо использования всей мощности. Организовать Движение жизни по-настоящему, обуздать консерваторов, разбить саботажников и вредителей - обязанность руководства и номенклатуры. Это надо сделать со всей решительностью".
  "Забавно, - подумала я, - с нашей нынешней сверхнормой на работе, мы то же стали участницами Движения жизни, по сути. А может так и добывались все их рабочие рекорды? С помощью экспериментальной еды и проблем со сном". Многие горожане еще завтракали, так что на эскалаторах было пустынно. Доехав до Центра, я не спеша прошлась вдоль магазинов, не обращая внимания на витрины. Приходилось сдерживать себя, чтобы не перейти на более быстрый шаг - энергия от коктейля требовала выхода, хорошо хоть, что вечером мы с папой погрузимся в Игру. Берег моря явно многослойная опция, так что сил потратиться немало, может даже усну нормально. От Игры с папой мозг резко перескочил к думам о встрече с Ибрагимом. Еще неделя впереди, мы толком не поговорили тогда, и уже успели повздорить. Стоит ли продолжать эти встречи? В глубине души я знала ответ, боги, я его знала еще до первой тайной встречи. Но так хотелось вернуть частичку своей прежней беззаботной жизни, когда не было тайн, угроз, Моралкома и прочего. Мне хотелось, как раньше - пройтись с Ибрагимом по Центру, болтая о всякой ерунде: сериалах, работе, его учебе. Смеяться над очередным "шедевральным" роликом о дефектных или Движении жизни. Не думая о будущем. Не боясь.
  Я остановилась возле перил, и, облокотившись, полюбовалась открывавшимся видом - три этажа и мерцающий купол - самое большое открытое пространство в городе. Тяжело свыкнуться с собственным бессилием что-нибудь изменить.
  - Девушка, у вас пятно на юбке, внизу, в районе колена, - вдруг сказала мне какая-то пожилая женщина, остановившаяся рядом. - Нельзя быть такой неаккуратной, а то останешься в дефектных навсегда.
  - Спасибо, не заметила, да, как приду домой - постираю.
  - Так чего ты ждешь, сейчас и иди - не позорься, - не унималась доброжелательница. Не желая спорить с чокнутой блюстительницей чистоты, я пошла в сторону лестниц, ведущих к кабинету Берковского. Приду пораньше, ничего страшного. Над головой пролетела "табуретка", так низко, что казалось еще пара сантиметров и она бы "чиркнула" меня по голове.
  - Ой! Чуть не пришиб девчонку-то, - заметил идущий рядом мужик. - Неполадки с дронами у них там что ли? Не испугалась?
  - Да нет, все нормально, - мною овладела странная апатия, так что я и правда ничуть не испугалась.
  - Ну ладно, - мужчина ушел вперед, а я медленно, прогулочным шагом, продолжила свой путь.
  В итоге, на встречу я пришла одной из первых. В комнате сидело несколько человек, включая Аксинью. Девушка приветливо мне улыбнулась, но потом, очевидно, вспомнив о моем предостережении, сразу отвернулась в сторону. Да уж, скрытная жизнь "врага человечества" явно не для нее. Свободных мест было полно, я села за тот же стул, где была на первом собрании. "А вдруг сегодня, Иосиф Владимирович решит поговорить о моей маме?". За эту неделю, промелькнувшую как пятиминутка инсоляции, я успела хорошенько обдумать случившееся на прошлой встрече ГВРК, и пришла к выводу - в целом, мне повезло, что первой жертвой терапии Берковского стала Аксинья. Нет, мне, конечно, было жаль ее до ужаса, но если бы Иосиф Владимирович решил сначала поговорить о моей маме - не уверена, что смогла бы сдержаться и не наговорить лишнего. А так...первый шок прошел, я готова. Более или менее.
  Постепенно народ подтягивался, люди молча, занимали свои места - многие сели, как в прошлый раз. Последним в "класс" зашел радостно скалящийся Берковский.
  - Всем здравствуйте, отличный день. Прекрасный день! Расположились? Замечательно! Я рад вас всех видеть, честно говоря, немного опасался, что после нашей первой встречи сегодня увижу полгруппы от силы, - Иосиф Владимирович рассмеялся, мы тоже, хотя лично мне было непонятно, кто из нас рискнул бы забить на распоряжение представителей Моралкома? Это ведь они нас сюда послали.
  - Я уже говорил в прошлый раз и повторюсь, хоть наши упражнения могут показаться жестокими, но эти воспоминания, причиняющие вам боль, необходимо пережить снова и переосмыслить. Важно, чтоб вы осознали: ваша боль - не уникальна. Испытывать ее - не преступление, но чтобы жить дальше, надо примириться с прошлым, а это невозможно, не проговорив свою боль. Сегодня мы продолжим просматривать видео о ваших казненных родственниках, и сегодня это будет..., - мне страшно захотелось опустить голову, спрятаться, Берковский посмотрел на меня, улыбнулся и только мне начало казаться, что сердце вот-вот остановиться, как он резко повернул голову и позвал женщину, сидевшую справа от меня.
  - Алиса Арсентьевна! Думаю, сегодня это должна быть ваша история, точнее вашего бывшего супруга, - я снова смогла дышать. "Он играет с нами, как кошка с мышкой". Умом я это понимала, но все равно волна облегчения промчалась по телу - сегодня он выбрал другую жертву, неделя отсрочки, какое счастье! Алиса Арсентьевна, наоборот, сжалась, сутулив плечи, и затем медленно поднялась и подошла к экрану.
  - Итак, Алиса Арсеньевна, напомните присутствующим, кого вы потеряли и почему? - "все-таки как он играет словами, а?". "Кого вы потеряли", не "кого у вас казнили" или "кто из ваших родных запятнал себя и вас позором", потеря... С экранов обычно говорится другое.
  - Моего мужа, - тихо начала говорить женщина, смотря в пол. - Григория Ивановича, он...он оказался Истериком и я сообщила об этом Охране, - последние слова она сказала громко, даже с надрывом, мельком глянув на нас и снова уставилась в пол. Ждет оваций или осуждения? Не думаю, что она - единственная в группе, кто донес на своего родного человека, в противном случае, половины бы присутствующих здесь не было. Преступный сговор и экстремистская группировка звучит с экранов куда интереснее.
  - Да-а-а, Истерики! - очевидно Иосифу Владимировичу доводилось сталкиваться с этими сектантами. - Распознать их очень сложно, чаще всего - только если он или она сами признаются в недуге, когда проговорятся в попытке привлечь близкого человека в свое безумие. Как вы все прекрасно знаете, ну да, я все же повторю - Истерики убеждены, что от них, то есть от всех нас, власти скрывают нечто ужасное. Тут версии разнятся: кто считает, что в Катастрофе виноват Новый Союз, другие, что не все мутанты вымерли, и мы до сих пор с ними воюем, но самые опасные среди них, это те, кто убежден, что мы напрасно прячемся под землей, и стоит кому-нибудь из них открыть гермодвери и заснять на комм прекрасный и чистый мир на поверхности, все прозреют и поймут, что их все это время обманывали. Безумие, чистое безумие, которое уже не раз приводило к трагедиям. Ну и, к какому виду относился ваш бывший супруг, моя дорогая?
  - К первому, - с явным облегчением ответила Алиса Арсеньевна. - Он утверждал, что ту ужасную войну, которая вылилась в Катастрофу, развязал Новый Союз, а мутанты только оборонялись.
  -Ха! - Иосиф Владимирович радостно улыбнулся, как бы говоря "что ж, могло бы быть и хуже". - Можно сказать, что вам еще повезло, родным Истериков третьей категории приходится тяжелее, случалось, когда, они узнавали о безумии близких слишком поздно и пытаясь остановить их, страдали сами...по ряду причин, - добавил куратор, многозначительно качая головой. Я так понимаю, что некоторые застряли с радиацией наверху, а других расстреляли при попытке выйти наружу, когда они пытались остановить родственника. "Злая судьба". Я задумалась, а смогла бы я броситься вслед за папой или Кэти, если бы они вдруг оказались Истериками третьей категории, как выразился Иосиф Владимирович? Хочется верить, что да. Однако, вспоминая окрик Охранника, караулившего проход к гермодверям, я почувствовала, как по спине бегут мурашки - он бы выстрелил, не задумываясь.
  - Хотя следует отметить, - вкрадчивый голос Берковского прервал мои размышления. - Истерик - это особый случай среди врагов человечества, ведь, по сути, это больные люди, не отвечающие за свои действия. Неадекватные, поэтому их чаще всего приговаривают к лечению. В отличие от других казненных. Настоящие враги человечества прекрасно осознают, какой вред они приносят своей Родине и ...своим близким! Эти люди крайне эгоистичны, и это еще мягко сказано. Подумайте, совершить преступное деяние было для них важнее, нежели счастье, спокойствие, да что там спокойствие? Чем жизнь родных, ведь родственников часто подозревают в сговоре. Кто будет рисковать спокойствием, а то и жизнью родных ради своей прихоти? Только сверхэгоистичные создания, их и людьми -то не назовешь. Вы согласны? - пришедшие на встречу одобрительно загудели. Самое мерзкое в этом было то, что я сама считала слова Берковского насчет эгоизма справедливыми. "Значит мамин тайник - моя "прихоть"?
  - Рад, что вы разделяете мою точку зрения, - Иосиф Владимирович встал подле экрана, обвел взглядом наш полукруг, радостно улыбаясь. Мы ждали продолжения, но, оказалось, что на сегодня встреча закончена. - Что ж, мы обсудили все, что я на сегодня запланировал, не стану вас больше задерживать.
  - А записи? - спросил кто-то из группы, очевидно имея в виду, что мы так и не увидели записи интервью о муже Алисы Арсеньевны.
  - Это дело не было обнародовано, не так ли, Алиса Арсеньевна? Вашего мужа просто отправили на лечение.
  - Да, - тихо подтвердила женщина и еще тише добавила. - Мы развелись еще до его отъезда.
  - Разумеется, церковнослужители с пониманием относятся к такого рода случаям. Измена и психическая болезнь - два исключения в их правиле "никаких разводов". В конце концов, это ведь большой риск для будущих поколений, так что подобным людям лучше не иметь потомства. Вы все правильно сделали, я бы даже сказал, что вы можете гордиться собой - ведь вы поступили, как истинная гражданка. Но довольно, как я уже сказал - на сегодня хватит. Хорошего вечера, увидимся через неделю!
  Осторожно, будто не веря, что так легко отделались - мы начали собираться к выходу. Алиса Арсеньевна была единственной, кто задержался, казалось, она хочет поговорить о чем-то с Берковским, но стесняется присутствия группы. Впрочем, остальные быстро покинули комнату, я тоже побрела к лестницам, вместе с Аксиньей, пристроившейся рядом.
  - Привет!
  - Здравствуй.
  - Я только до лестницы с тобой дойду - не волнуйся, я помню про твое предостережение, - прошептала девочка, немало позабавив меня своей бесхитростью. - Ты заметила, что Берковский не сказал, удалось вылечить ее мужа или нет?
  - Их и не лечат, скорее ...изолируют от остальных граждан, - я не стал делиться своими соображениями что делали с Истериками на самом деле, не хотелось ее пугать.
  - То есть это навсегда? Какой ужас! Теперь понятно почему Алиса Арсеньевна решила развестись с мужем.
  - Да, это страшно, - с этим я легко могла согласиться.
  - Ладно, я пойду вперед, удачи, - девочка прибавила шаг, резко увеличив дистанцию между нами, но учитывая, что при этом она успела улыбнуться мне на прощанье - вряд ли этот ход мог обмануть даже самого неопытного спеца.
  "Надо будет поговорить с ней еще раз".
  ***
  И вот настал момент, которого я ждала весь день - Игра с папой. Морское побережье.
  - Время пролетит быстро, это многослойная опция, - предупредил папа перед погружением.
  - Ах, да, я же хотела, чтобы ты показал мне как настраивать будильник.
  - Конечно, ничего проще, вот смотри, - папа подвинулся, чтобы мне было лучше видно экран. - Заходишь сюда в параметры Игры, вот здесь в категории Время есть сноска на функцию будильника, нажимаешь, листаешь, выбираешь нужный час и все - будильник настроен.
  - Понятно, давай я настрою сегодня.
  - Правильно, практика - лучший учитель.
  Разобравшись с настройкой будильника, я вернула Виртур папе, чтобы он донастроил остальное.
  - Море ты тоже воссоздал благодаря тем архивным данным?
  - А как же, в Архиве сохранилось много записей моря, включая любительскую съемку простых людей, есть и аудиофайлы со звуками моря.
  - Звуки моря?
  - Сейчас поймешь, о чем я, - загадочно улыбнулся папа, судя по всему, опция морского побережья была одним из его самых любимых детищ.
  Привычная вспышка света, рывок и мы оказались в мире солнца. Его яркий свет шел с неба и отражался от золотисто песка, покрывающего берег моря. Этот мир потряс меня своими пронзительными красками. Озеро, казавшееся громадой воды, по сравнению с морем было лишь большой лужей. Бескрайние просторы синевы, нет, не только синевы - море блистало всеми оттенками голубого и синего. Это была ошеломляющая красота!
  - А моря...они сохранились? - спросила я у папы, когда первое потрясение прошло.
  - Думаю, что да, Софи, но в каком виде? Моря соединялись в еще большие океаны - больше половины планеты покрыто водой, они не могли испариться так просто. Но еще до Катастрофы океаны подверглись сильному загрязнению - в них плавал пластик - целые острова пластика и другие отходы, из-за этого гибли морские обитатели. Потребительское отношение людей к своей планете, к своему дому сильно сказалось на состоянии Земли.
  - Оно прекрасно, - было невыносимо больно видеть всю эту красоту лишь в виртуальной модели, но я была рада, что мне довелось увидеть ее. Пусть так, прекрасный призрак. Ощущение невероятного и чего-то потустороннего дополняли далекие крики.
  - Что это? - пронзительные выкрики становились то громче, то тише - в зависимости от порывов ветра.
  - Не бойся, это всего на всего чайки, вон те белые птицы.
  - Похоже на человеческие крики. Так жутко. Это и есть звуки моря?
  - Не только, - папа улыбается, похоже его позабавило мое недовольство. - Нужно спуститься ближе к воде. Идем. Снимай обувь, я старался сделать песок нагретым и сыпучим, но он вышел несколько крупноватым.
  Я стянула солдатские сапоги, погрузив пятки в горячий песок.
  - Жжется!
  - А ты как думала? От солнца он был раскаленным, я сделал его еще не таким горячим.
  - Да ладно, по нему же невозможно идти босиком.
  - В некоторых местах планеты - возле экватора на раскаленном песке можно было готовить еду - настолько он разогревался!
  Мы неторопливо спустились к воде, песок ощущался как множество горячих шариков, было щекотно, но в целом, приятно.
  Когда от воды нас разделяло не больше десяти метров, папа остановился.
  - Что?
  - Тш-ш, прислушайся.
  Я замерла. Поначалу крики чаек перебивали все звуки, но потом до меня дошло, что помимо них рядом раздается какой-то негромкий раскатистый звук. Он был ритмичным.
  - Что это?
  - Присмотрись к воде, - вместо ответа посоветовал папа.
  Я изо всех сил вглядывалась в синюю даль, пытаясь разгадать тайну неведомого шума.
  - Нет, родная, ближе - самый край воды, - папа отошел к воде, и только сейчас я обратила внимание на то, что вода движется волнами, которые легко набрасываются на берег, чтобы тут же отступить обратно в море.
  Вот он, этот ритм.
  - Это вода шумит!
  - Точнее волны, этот "шум" люди звали прибоем.
  - И если ты использовал старые записи, значит это настоящие звуки волн?
  - Да, это не синтезированная музыка, а настоящий шум прибоя.
  - Здорово! - я вслушивалась в раскатистую мелодию прибоя, в то время как папа зашел в воду.
  - Иди сюда, - позвал он.
  - Хочешь искупаться?
  - Нет, в океане вода холодней чем в озере, так что для купания лучше выбрать что помельче. Я хочу, чтобы ты почувствовала волны.
  Заинтригованная я спустилась к нему, нагретый песок сменился холодной пеленой моря. Это было приятно. Неожиданно я ощутила толчок.
  - Да, это волна, - сказал папа, заметив мое изумление. - Они могли достигать нескольких метров в высоту. Когда-то люди катались на волнах, используя специальные доски.
  - Как можно кататься на воде? - не поняла я.
  - Смотри, видишь, как волна идет к берегу, этот валик воды? Серферы - так назывались те люди, "ловили" его и съезжали на волне параллельно берегу. Я видел это в архивных записях, но создавать модель для Игры не стал - это заняло бы слишком много времени. Здесь у меня слабые волны, во время шторма они были куда больше, к тому же еще существовали цунами - это такие гигантские волны, они могли уничтожать целые поселения. Чаще всего они появлялись из-за землетрясений.
  Я попыталась представить гигантскую волну, сносящую все на своем пути, и поежилась, хорошо, что под землей, где нет никаких цунами.
  - Пройдемся вдоль берега? - предложил папа и я, с радостью, согласилась. Здесь было так хорошо. Солнце грело спину, вода холодила ноги, правда каждый толчок волны на мгновение дарил ощущение теплоты. Все было идеально. Вдоль берега росло много деревьев, только это были не сосны и не березы, а странные стволы с раскидистыми пучками зелени на верхушке.
  - Это пальмы, они росли в тропиках, и даже на юге НС когда-то.
  - У них нет веток.
  - Нет, зато смотри какие шикарные перистые листья. Было много разновидностей этих деревьев, некоторые давали вкусные плоды.
  - Они не сохранились?
  - Не знаю, но уж точно не в наших теплицах.
  Листья у пальм напомнили мне игольчатые ветки у ели, словно кто-то взял конец такой веточки и увеличил во много раз. В любом случае, ярко-зеленеющие на солнце пальмы смотрелись шикарно. Я наслаждалась видом, теплым солоноватым на вкус воздухом и новообретёнными морскими волнами.
  Это рай.
  Но долго гулять по раю было нельзя, звонок будильника прервал наше благодушное молчание.
  - Пора, эта опция - очень тяжелая, если не хотим заполучить головную боль, надо выбираться.
  - Может еще хоть пару минут побудем здесь?
  - Еще парочку, но не больше, - соглашается папа. Драгоценные минуты мы тратим, стоя по колено в воде, всматриваясь в морскую даль. Наконец, папа кладет мне руку на плечо, призывая покинуть Игру, что я и делаю пару мгновений спустя.
  Жжение пластины после этого погружения было сильнее обычного, да и ноги как ватные, но в любом случае - оно того стоило.
  - Теперь я понимаю, почему ты так любишь море, это совершенно..., - я замолчала, не зная, как описать свои ощущения от пребывания в этом чудесном месте.
  - Понимаю, - улыбнулся папа.
  До ужина оставалось всего ничего. Мы вместе убрали Виртур на место. Собирая бортики, папа сказал: "После ужина я схожу на работу, мне надо кое-что проверить - это быстро".
  - Продолжишь играть или опять запрешься, чтобы смотреть сериалы? - спросил он обманчиво безразличным тоном, хотя глаза лукаво блестели. Уж не знаю, чем он себе объяснял мою внезапную страсть к сериалам.
  - Скорее второе, на сегодня мне Виртура хватит.
  - Хорошо, только не сиди до полуночи, а то завтра не встанешь.
  "Ага, мне бы еще уснуть вначале".
  - Ты же сказал, что ненадолго.
  - Ну-у, - папа пожал плечами, как бы говоря "ты меня знаешь, "ненадолго" вполне может затянуться на три-четыре часа".
  Ужин прошел тихо - мы пришли, когда соседи уже доедали свои порции, что избавило нас с папой от выслушивания взаимного славословия Попиарова и Крысы. На ужин были макароны с соевой колбаской - вполне съедобные в обычный день, но сегодня мне в очередной раз пришлось имитировать аппетит. Поклевав макароны, я отставила тарелку, мысленно коря себя за наплевательское отношение к собственному организму. Ну и что, что не хочется - телу надо питаться, даже когда мозг затуманен ложной сытостью. Папа все-таки заметил мое равнодушие к еде.
  - С тобой все в порядке? Ты совсем не ешь, да и к завтраку едва притронулась.
  - Я в порядке, просто...устала от погружения, приду - лягу спать пораньше, - я принялась на ходу сочинять, совершенно упустив из виду, что после Игры как раз наоборот просыпается зверский голод. Папа в сомнении смотрел на мои жалкие попытки скрыть отсутствие аппетита.
  - А если честно? - наконец не выдержал он, пришлось сказать правду, не всю, конечно.
  - Это из-за коктейля, ну я всю неделю питалась лишь им и сейчас нормальную еду есть не хочется - это пройдет, ну, как только мы вернемся к обычному режиму.
  - То есть у тебя пропало желание есть?
  - Ну да, твердую пищу...
  - А что со сном?
  - А?
  - Как у тебя со сном? Ты нормально засыпаешь?
  "Черт, похоже, папа тоже где-то слышал про экспериментальный коктейль иначе с чего вдруг эти расспросы про сон?!".
  - Да нормально я сплю, причем тут сон? - нет, папе определённо ни к чему знать все. Мое вранье его немного успокоило, но все равно он выглядел обеспокоенным.
  - Просто знай, что ты можешь мне все рассказывать, Софи. Я на твоей стороне, и всегда буду на твоей стороне, - тихо сказал папа. Это прозвучало так проникновенно, куда до этого Берковскому.
  -Я знаю, пап, - на миг мне действительно захотелось открыться ему - не здесь, конечно, и не сейчас, но дома, поговорить, показать тайник, спросить совета. Но...это значит втянуть его в свое преступление, он уже не сможет пройти детектор лжи, не сможет правдиво сказать, что ничего не знал о тайнике если вдруг что.
  Мы не стали долго засиживаться в столовой, папа уехал на работу, а я, водрузив наушники - домой. Вечер воскресенья я решила посвятить тайнику. Не картинкам, а тренировке письму и чтению. Все это было куда сложней, чем могло показаться на первый взгляд.
  Аудио-фрагменты обучающих книг были очень объемными - их тяжело было слушать, поскольку они явно не были рассчитаны на то, что человек не умеющий писать, будет сам вести себе уроки. Это были рекомендации для учителей, поэтому многое оставалось непонятным. Для меня во всяком случае. Я так и не определилась, как лучше поступить, что изучать первым: письмо или чтение? Единственное, что удалось точно осознать из старых записей так это то, что в основе обеих техник было изучение алфавита - набора букв. Без этих первоначальных элементов я не смогу ни читать, ни писать, поэтому я решила сначала изучить алфавит: произношение букв, их написание и последовательность. Это было нелегким делом, я не привыкла что-либо запоминать так, не сохраняя это в виде записи ролика или аудиосообщения на комме. Оказалось, что большая часть моей памяти находилась вне моей головы.
  Тайник заставил меня возвращаться к истокам и напрягать извилины. А, Б, В - неужели так сложно запомнить значение каких-то 33 символов? Тяжело. Точнее поначалу это казалось простым - я слушала их звучание и значение в аудио-фрагменте и затем коряво черкала их копию на листах бумаги, сразу несколько штук - чтобы получше запомнить. К концу "урока" мне казалось, что я все отлично запомнила, и завтра могу приступить к изучению следующих букв, но, когда наступал завтрашний день - все значения вылетали из головы, словно я и не пыталась их запомнить. Это было странно, я совсем неплохо училась в школе, но комм всегда был со мной на уроках - может в этом все дело? Так, запоминая-забывая, я прошлась по алфавиту несколько раз, к умению читать и писать это меня не сильно приблизило. Хотя в просматриваемых текстах древних книг появились знакомые символы. Глаз и память выхватывали их по одному, но никогда вместе - не словами и предложениями.
  Я думаю, основной проблемой была неупорядоченность моих уроков, в аудио-фрагментах часто говорилось о важности систематического обучения, но я не могла заставить себя сосредоточиться на одном письме или чтении - мне хотелось рассматривать картинки и фото.
  Письмо было ничуть не легче чтения. Еще перед тем как приступить к тренировкам на бумаге, я училась писать буквы с помощью программы на планшете. Там было все просто: проводишь пальцем по мерцающим точкам, и проявляется буква. И хоть работать с твердым экраном было непривычно, "писать" таким способом у меня получилось быстро.
  Аудио-фрагмент с названием "прописи" предварял уроки настоящего письма. Как оказалось, это было пособие для детей, судя по всему, дети до Катастрофы должны были уметь читать и писать печатными буквами еще до прихода в школу. Что ж раз совсем маленькие дети с этим справлялись, то и я как-нибудь научусь. Приятный женский голос в клипсе советовал не заставлять ребенка писать больше двадцати минут, чтобы не заглушить его интерес к учебе. Прописи были ничем иным как картинками, которые надо было дополнить и/или перерисовать. Картинки были совсем простыми: квадратики, треугольники, кружки. По словам аудио-сопровождения, срисовывая эти фигуры, ребенок учился навыкам письма, поскольку все эти изгибы встречались при написании букв. Поскольку у меня уже был опыт рисования, мне казалось, что с фигурками никаких проблем не будет. Но это было большим заблуждением.
  Пальцы не слушались и были словно деревянными, если с квадратами все было более-менее нормально, то кружки давались с трудом и были слишком вытянутыми. В прописях было много полукругов и закругленных палочек, очевидно, это были элементы написания разных букв. Понятно, что ребенку проще научиться писать не целую букву, а какую-нибудь ее часть. Сделать это аккуратно, то есть так, чтобы последний нарисованный элемент совпадал с предваряющей картинкой-примером, было сложно.
  Вот, к примеру, сегодня я старалась прорисовать миленький домик с треугольной крышей. Какие раньше были забавные дома, сложно представить каково это - жить совсем отдельно от остального общества. Не в блоке/отдельной ячейке, а в своем доме. Наверно жутковато, случись что - никого не будет рядом, чтобы помочь. Опять же рядом не окажется и кого-то наподобие Людмилы Федоровны и Попиарова.
  Домик вышел кривоватым, даже после трех попыток, представленных в прописи в виде прерывистых линий, последний вариант не был столь ровным, как предполагалось. Похоже моя работа на конвейере не развивает руки, так как это необходимо для письма. Закончив издеваться над прописью, я убрала бумагу в папку, а ручки в маленький контейнер. Мне захотелось снова взглянуть на картины древних художников. Стыдно признаться, но научиться так рисовать мне хотелось куда сильнее, нежели научиться читать и писать. Аудио-диктовка, помогающая создавать аудио-фрагменты и считать, ведя параллельный поиск в рунете, избавлял от необходимости читать, считать и писать самому. Другое дело, живопись. Это слово стало очередным открытием, заниматься живописью...посвятить жизнь живописи, искусство живописи. Звучит так внушительно, не то, что сортировка губчатого титана. Несмотря на то, что я пользуюсь дарами тайника уже несколько недель, я до сих пор не могу понять зачем было лишать людей всех этих вещей? Можно было понять, из-за чего запретили музыку предков мутантов. Понятно, что письмо и чтение попросту устарели, но что такого в практике чтения или написания, что из-за этого казнят людей? Не понимаю. А картины? Древние стихи? Почему не уделить искусству древних больше времени в школе? Какой от этого вред? Я не знала.
  Открыв старый планшет, я вновь погрузилась в мир ярких красок древности. В мир живописи.
  ***
  Может это сказалось погружение в многослойный морской берег вместе с папой, но в ту ночь мне удалось заснуть гораздо быстрее, нежели в предыдущую. Правда, к моменту, когда прозвенел будильник, я уже не спала - псевдоэнергия коктейля разбудила меня в полпятого, после чего я так и не смогла снова заснуть, просто пролежала с закрытыми глазами до времени подъема. "В следующий раз встану и посмотрю сериалы, потренируюсь писать, полюбуюсь картинками", - пообещала я себе мысленно. Все равно заснуть опять нереально. Папа в отличие от меня, поднялся однозначно не без труда. Вчера я не слышала, когда он вернулся домой, значит время было за полночь. Я уже устала без конца повторять ему, что вставать так рано вместе со мной необязательно, но сегодня не смогла удержаться, глядя на его мятое бледное лицо.
  - Пап, ты бы прилег еще на полчасика, а? Ничего страшного не случится, если я схожу позавтракать одна.
  - Хорошо, - неожиданно соглашается папа, видать чувствовал себя он еще хуже, чем выглядел. - Это только сего-о-одня, обещаю, - папа не выдерживает и так широко зевает, что меня с моей бессонницей даже зависть берет.
  - Давай, до вечера.
  На лестницах уже привычно малолюдно. Вот почему я буду скучать после возвращения нормального графика, так это по пустынным лестницам. На экранах кипел взрывным энтузиазмом ведущий новостей:
  - "Наша страна - единственная в мире страна счастья. Минувший год вооружил нашу страну могучим историческим документом - уставом работников теплиц, открывшим путь к изобилию. Словно прожектором освещает идея Вождя пройденный путь и величественные перспективы страны. С его именем миллионные массы граждан НС неразрывно связали свое счастье, завоеванное в боях за русский мир.
  Что обеспечило невиданные победы на всех боевых участках нашей необъятной Родины? В ответ на призыв Вождя Движение жизни словно пламя охватило страну. Ежедневно и ежечасно в этом пламени новые люди рождают чудеса, творимые новыми людьми, овладевшими новой техникой и погнавшими ее вперед. В этом пламени страна вырастила имена героев народного труда. Все ярче разгорается борьба строителей жизни на решающем участке производительности труда...".
  Дальше можно было не слушать. В столовой я даже не стала садиться за столик - выпила свой коктейль за пару глотков и вернулась к лестницам. Интересно, коктейль для завтрака - он нормальный? Скорее всего, да.
  По дороге на завод, я думала о последней встрече ГВРК. Слова Иосифа Владимировича не могли выйти у меня из головы: "Эгоисты, воздвигшие свои желания в абсолют", "совершить преступное деяние было для них важнее, нежели счастье, спокойствие, да что там спокойствие? Чем жизнь родных". Каким бы лицемерным гадом не был Берковский, в этом он был прав. Я постоянно рисковала жизнью папы, Кэти, даже Аксиньи. Мало мне было тайника, так я еще решила, что могу видеться с другом-иноверцем в пустом Зале Достижений. Там, куда Охранники водят своих любовниц. Это слишком. Следующая встреча с Ибрагимом станет последней.
  Я поняла, что это решение уже зрело, где-то в глубине души и слова Берковского просто стали толчком, чтобы осознать и принять его. Дело было не только в опасности, которой я подвергала отца и друзей, но и в самом Ибрагиме, точнее в нас обоих. Мы изменились. Вот так просто. За какие-то несколько недель мы стали не то, чтобы чужими, но уже ...слишком разными. Мы и раньше имели расхождения во взглядах, конечно. Верили, думали по-разному, но не так. Тот испуганный мальчик, или даже тот избитый братьями парень не стал бы оправдывать казнь мамы Аксиньи. Я не винила друга детства за то, что он изменился. Не так, что "он сломался" и все в таком духе. Ибрагим просто хочет выжить. Как можно принять всю эту несправедливость - лишь начав врать самому себе, что так будет правильней, лучше для всех.
  Разве я лучше? Уходить от реальности в Игру или прятаться в древних сокровищах - все, лишь бы не думать о завтрашнем дне, о своем будущем, не сулящем ничего хорошего. Я могла бы подыграть Попиарову или другому хлыщу, выйти замуж, как все, родить, как все, приспособиться, как это сделал Ибрагим. Ведь даже до открытия тайника я была "дефектной" и не стремилась измениться.
  Расстаться с тайником я уже не могла, это стало частью меня, но встречи с Ибрагимом - другое дело. Мне кажется, что мы оба почувствуем облегчение, когда закроем эту страницу своей жизни, не так скомкано и черство, как в первый раз, а без ссор, и молчаливых упреков, просто осознав, что так будет лучше для нас обоих.
  В бытовке царило какое-то нездоровое оживление - бригадницы суетились, хотя мы все пришли раньше обычного, громко говорили, нам с Кэти так и не удалось переговорить наедине до начала смены. Бригадир, в отличие от нас опоздавший на пять минут, с важным видом поздравил нас с успешным выполнением плана, заверив, что талоны на инсоляцию в этом месяце мы получим раньше обычного, может даже уже на следующей неделе. Обнадежив работниц, начальство удалилось, а мы, болтая и шутя, принялись за работу. Вскоре шутки смолкли, Влада включила сериал, остальные сосредоточились на конвейере. Обычно под непрерывный поток серебристой губки мне лучше думалось, но сегодня я бездумно отдалась титановому течению. Возможно, этот вакуум в голове возник благодаря увеличившейся скорости конвейера, вроде как проснулся азарт успеть разглядеть брак в этом потоке, словно это игра. А может это было из-за недостатка сна. Бригадницы вместе со мной двигались быстро, механически словно роботы. Даже когда принесли обед, мы не оторвались от полотна и работали до тех пор, пока Кэти не приостановила конвейер.
  - Обед! Губка от вас никуда не денется, - подруга чуть ли не силком отодвинула Миру от конвейера.
  - А? Обед, точно, - несколько рассеяно отозвалась молодая женщина на окрик Кэти.
  Бригадницы молча выпили свои обеденные порции и также молча вернулись к конвейеру. День пролетел незаметно. Вечером, идя с "ужина" мне удалось недолго переговорить с Кэти.
  - Ну как ты, спала хоть немного? - спросила я у нее, подруга выглядела вполне нормально, я бы даже сказала, что как обычно. Никаких кругов под глазами или других признаков истощения от недосыпа.
  - Всего пару часов удалось подремать, что в субботу, что этой ночью, а ты?
   - Сегодня получше - погружалась в Виртур и после него хоть удалось заснуть.
  - Ты смотри аккуратнее с Виртуром, - предупредила меня Кэти. - Он же мощно давит на сердце, а ты и так его сейчас перенапрягаешь.
  - Точно, - а я хотела сегодня опять погрузиться, чтобы уснуть, но так-то Кэти права - Виртур еще больше выматывает организм, после этого и навсегда уснуть можно. Короче, оно того не стоит, буду просто лежать и надеяться подремать пару часов, как Кэти.
  - А чувствуешь как себя? - полюбопытствовала Кэти. - Я вот в воскресенье не могла на еду нормальную смотреть - было тошно от одной только мысли про еду.
  -Да? Я наоборот очень хотела поесть нормальной пищи, но желудок был к ней совершенно равнодушен - аппетита нет. Даже папа заметил, пришлось соврать, что из-за коктейльной диеты на нормальную пищу не тянет.
  - Но ты же не рассказала ему...
  - Нет! Что ты! Да и зачем? - Кэти кивнула, соглашаясь, что лишние треволнения папы не уберегут нас от экспериментов начальства.
  - Думаешь, остальные начали подозревать что-то неладное? - спросила я у нее.
  - Однозначно, я слышала, что Влада что-то говорила про плохой сон, да и проблемы с аппетитом у них явно тоже есть. Наверно они, как и ты до этого, грешат все на природу коктейлевой диеты. Все ведь знают, что она плохо сказывается на пищеварении, почему бы еще и со сном проблемам не начаться?
  - Ладно, будь, что будет, хорошо хоть талоны на инсоляцию раньше выдадут, - подытожила Кэти.
  Дорогу домой я провела, слушая музыку. После предостережения Кэти сегодняшний вечер я решила отдать вместо Игры тайнику. Только не письму и чтению, хоть и следовало бы, иначе я никогда не научусь. Но по сравнению с картинками это было так ску-у-учно! К тому же отсутствие прогресса в заучивании алфавита заметно остудило мой ученический пыл. Лучше займусь изучением древнего мира по картинкам. Да уж, изображения для меня были куда ближе, хоть временами были столь же непонятными, как и наборы трудно запоминаемых букв. Энциклопедии - научные книги с аудио записью своего содержания стали настоящим потрясением для меня. Фотографии старых домов, тех, что остались наверху, в прошлой жизни людей - в нашей теперешней практически исчезли. В Играх использовались развалины или пустые дома изнутри, так они не сильно отличались от наших блоков. Может люди убрали фото старых домов, потому что им было больно вспоминать, что они потеряли? Или правительство позаботилось об этом, чтобы люди быстрее привыкли к новой жизни? Так или иначе, но как выглядел мир людей до Катастрофы, большинство не имело представления. Но я теперь могла увидеть.
  Подъезжая к родному блоку, я уловила знакомые визгливые нотки - на площадке перед дверьми стояли старший Попиаров и Сталина. Когда я подошла ближе Иван Витальевич кивком поприветствовал меня и продолжил свою пламенную речь - что-то там про собрания церковной молодежи.
  - Добрый вечер, София, - поздоровалась со мной Сталина. - Как дела на работе?
  Я удивилась такому вниманию со стороны дочки Крысы, мне показалось, что таким образом, она пытается увильнуть от разговора с Попиаровым. Что ж, тут мне оставалось ей лишь посочувствовать.
  - Все хорошо, снова отработали смену с повышенным показателем. Бригадир сказал, что начальство довольно нашими результатами, и что талоны на инсоляцию выдадут пораньше.
  - Здорово, - Сталина явно не знала, что еще у меня спросить, Попиаров, замолчавший на время нашей беседы всем своим видом показывал, что я мешаю их "свиданию".
  - А у тебя как с работой? - спросила, сжалясь над Сталиной (ну и, желая побесить Попиарова).
  - Все хорошо, - женщина благодарно улыбнулась. - В следующем месяце у нас тоже будут недели повышенной нормы. Это, конечно, здорово, может кто-нибудь из нас станет участником Движения жизни. Я бы точно хотела, но не уверена, что смогу тогда совмещать работу с делами в Церкви.
  - "Ищите да обрящете", - немного не в тему высказался Попиаров, встревая в наш разговор. Мужика явно раздражало, что он не в центре внимания. - Вы, Сталина, удивительная девушка, увеген, что уж кто-кто, а вы сможете совмещать ударный труд и помощь Церкви. Главное почаще просить Господа поддержать вас, я вот однажды...
  Тут и мне, в свою очередь, стало неуютно, так что я, пробормотав что-то про усталость от смены, убежала в свой блок. Сталина обреченно вздохнув лишь кивнула на прощание, Попиаров сделав вид, что не заметил моего ухода, продолжал болтать.
  "Бедная девушка".
  Отца не было дома, очевидно таинственные доработки вновь заставили его задержаться. Вот уж кто настоящий ударник труда, хотя программисты не относились к Движению жизни, дескать, для выживания человечества их работа не имеет значения. Не знаю, по мне - без Виртура и без Игр, люди бы давно сошли с ума в этом подземном бункере. Ведь они столького лишились.
  Записи на древнем планшете хранили многочисленные фотографии и картины, изображающие дома, улицы и города в разные времена и эпохи. И если раньше я горевала лишь по убитой природе и исчезнувшим деревьям, то теперь к этой горечи прибавилась печаль от потери наземных городов. Дома наверху были разными, они могли отличаться по высоте, форме, цвету. Некоторые выглядели гигантскими коробками: стремящиеся вверх или распластанные на земле, насколько я поняла так выглядели дома, возведенные незадолго до Катастрофы. Но были и другие, более древние, и мне они казались более красивыми: с изогнутыми крышами, куполами, башенками - они были настоящим рукотворным чудом. Церкви были особенно хороши, если бы наша выглядела так, может я ходила бы на службы с большей охотой.
  Самое чудесное, что на планшете сохранились изображения и городов мутантов. Точнее их предков, и их дома тоже были очень красивыми. Трудно было поверить, что потомки людей, создавших подобную красоту, будут творить такие зверства.
  Сквозь разнообразие картинок и фотографий, открывшихся мне, я поняла, насколько сильно города могли отличаться друг от друга. Некоторые были сплошным камнем и сталью, словно наши блоки. Другие утопали в зелени, их дороги обрамляли цветущие деревья, иногда прямо посреди города могли течь реки или быть озеро, удивительно и так красиво. С каждой новой фотографией во мне росла злоба на человеческую глупость и агрессию, погубившие такой прекрасный мир. Благодарность Вождю и Богу и раньше не особо явные, испарилась полностью: если бы тот Вождь был так мудр, как об этом говорилось, он бы сумел предотвратить Катастрофу, и нам бы не пришлось ютиться в гигантском подвале, трясясь от страха, что в любой момент он превратится в общую могилу.
  Папа вернулся домой около полуночи, естественно, я не спала, но в спешном порядке пришлось делать вид, что да. Выключила свет, закрыла тайник. Папа, немного пошумев в прихожей, скрылся у себя, и наступила тишина. Вспомнив наставления Кэти, я решила хотя бы просто полежать с закрытыми глазами. Попытаться расслабиться. Раздевшись, я залезла под одеяло, Шурик тут же устроился у меня на груди, глухо мурча. В другой день это бы подействовало лучше любого снотворного, но сейчас мозг лихорадочно работал, голова гудела и кровь стучала в висках. "Надо расслабиться, просто дыши размеренно", - уговаривала я себя. Жар от тушки кота лишь добавлял дискомфорта, но сгонять его мне не хотелось. Так, поглаживая Шурика, я провалялась еще часа два до тех пор, пока под не забылась легкой дремой.
  На следующий день папа снова поднялся ни свет, ни заря, чтобы позавтракать вместе со мной.
  - Как спалось? - спросил он меня, когда мы встали на эскалатор.
  - Нормально, а ты чего так задержался?
  - Возникла кое-какая идея проекта, но прежде чем представить задумку начальству я должен набросать черновой вариант воплощения, а это нельзя делать в рабочее время. Вот и приходится задерживаться.
  - То есть ты теперь каждый вечер будешь задерживать на работе? - прозвучало как обвинение, но на самом деле я беспокоилась за папу, он совсем себя не бережет. Только-только закончился его "месячник повышенной нормы", связанный с выходом Игры, так он сразу же стал разрабатывать какой-то новый проект, требующий переработок. Да еще и встает так рано, вместе со мной. Честное слово, отец выглядел так, словно это на нем экспериментальную еду проверяют: темные круги под глазами, и еще, он заметно похудел. В общем, как после затяжной болезни.
  - Скорей всего, но это скоро закончится, - неопределённо ответил папа на мой вопрос.
  - Ладно, тебе надо задерживаться на работе, но тогда хотя бы вставай попозже. Я прекрасно доеду до столовой одна, ты же так с ума сойдешь. Тебе надо больше спать! - с жаром принялась я уговаривать папу.
  - Хорошо-хорошо, уговорила, - он рассмеялся моему пылу. - С завтрашнего дня я буду вставать как обычно, довольна?
  - Уже кое-что.
  Городские экраны крутили новый ролик на тему героического труда. Производственная лихорадка и сопутствующие ей успехи меня волновали мало, поэтому на обратном пути я слушала музыку, настраиваясь на очередную смену ударного труда. В действительности все вышло несколько иначе.
  В конце прошлой недели Влада вновь начала включать свои сериалы на комме. Отчасти потому что Люсю перевели из отделения интенсивной терапии и теперь ее можно было навещать - Влада очень переживала за подругу. Отчасти из-за открывшегося "второго дыхания" на работе, обусловленного экспериментальным коктейлем. Мы были рады, что рабочая обстановка приходит в прежнюю колею, даже Владимира не бурчала по поводу прослушки сериалов. Но сегодня Влада вновь перестала слушать комм. Девушку словно что-то тревожило. Наконец, Кэти не выдержав, спросила в чем дело:
  - Это из-за Люси? У нее проявились какие-то осложнения?
  - Нет, что ты? Сплюнь! - Влада негодующе затрясла головой.
  - Тогда из-за чего ты ходишь мрачнее тучи сегодня?
  - Да, в чем дело, мы же видим, ты сама не своя? - поддержала Кэти Мира.
  - Все нормально, это просто..., наверное, я переволновалась. Духота еще эта...
  Мне сразу вспомнилось как я говорила нечто подобное после приступа тошноты в бытовке, встретившись глазами с Кэти, я поняла, что ее тоже терзают сомнения в правдивости слов Влады.
  - Влада, ты ведь нас знаешь, можешь нам довериться, мы не станем тебя осуждать, - сказала я, хотя на счет Владимиры у меня были некие сомнения.
  - У меня проблемы со сном! - вдруг выпалила девушка. - Точнее его вообще нет.
  - В смысле? - не поняла Владимира. - Ты не спишь ...
  - Уже третий день, - теперь, когда Владу начало трясти, я заметила, что у нее, как у папы -темные круги под глазами. "Одно дело, когда ты долго не можешь заснуть, но вообще не спать?! Три дня подряд! Это все из-за коктейля, наверно на Владу он подействовал слишком хорошо".
  - Как такое возможно? - Владимира все никак не могла поверить в слова юной бригадницы. - Как же ты тогда работаешь? У тебя же не должно быть сил на то, чтобы ходить нормально, что уж говорить про смены с повышенной нормой.
  - Но у меня есть силы, - Влада чуть не плакала. - Я просто не могу уснуть, мне не хочется! Точнее я хочу спать, но не физически, как бы не тело устает, а мозг, - попыталась объяснить она, хотя мы все равно не поняли, как может устать мозг в отрыве от тела.
  - Тебе надо показаться врачу, - сказала Владимира, но Влада отвергла это предложение, не на шутку испугавшись.
  - Нет, ни в коем случае, они решать, что я свихнулась или еще что похуже, не надо, уверена, что это скоро пройдет. Не говорите никому, ну пожалуйста!
  - Но это ведь может быть опасно для тебя, - Владимира попыталась вразумить девушку, но та продолжала твердить, что "все само пройдет", пока...
  - Я тоже вторую ночь подряд не могу заснуть, - это сказала Мира и судя по удивленному взгляду Кэти она об этом не знала. Мира словно извиняясь за скрытность перед ней, стала оправдываться, дескать думала, что это просто случайность, с ней раньше никогда такого не было.
  - Я просто лежу всю ночь с закрытыми глазами, а сердце так стучит, словно я бегаю по лестницам. Вообще я заставляю себя лежать - мне кажется, что я бы смогла работать круглыми сутками.
  "Так в том и смысл", - хотелось сказать мне, Кэти прислонившись к конвейеру, стояла рядом прикрыв глаза, но все остальные продолжали работать чисто на автомате. Я сама то смотрела на Кэти, по сторонам, то обращала взгляд к полотну конвейера. Неустанно, постоянный контроль, высочайшая концентрация - вот что давал коктейль, но взамен он забирал сон. "Значит они не сумели нормально доработать его", - поняла я. Без сна организм работает на износ как это было при первом эксперименте, так что скоро у Влады начнутся проблемы с сердцем, судя по всему с нервами уже начались. Как пережить еще полторы недели? Рассказать правду остальным? Потребовать от начальства прекратить эксперимент? Но администрация просто скажет, что мы выдумаем, нас скорее обвинят во вредительстве и казнят, чем признают неудавшийся эксперимент.
  - Спать не хочется, но голова болит жутко, прямо раскалывается, - добавила Мира.
  - У меня тоже, - тихо сказала Владимира, и добавила чуть громче, когда остальные посмотрели на нее. - Головные боли, но я думала, что это из-за ребенка. И спать я стала меньше - долго не могу уснуть.
  Похоже, что мы с Кэти легче остальных переносили действие коктейля. Что же делать?
  - Разве это не странно? Вводят повышенную норму и у большинства из нас начинаются проблемы со сном, - Влада первая озвучила сомнения бригадниц.
  - Нет, голова болеть начала позже, - возразила Владимира.
  - Может просто усталость накопилась.
  - Но мы не чувствуем усталости!
  "Сказать, не сказать. Что делать?".
  Пытаясь разрешить внутреннюю дилемму, я ловлю взгляд Кэти, старшая подруга предостерегающе качает головой, значит следует молчать. Неожиданно в самый разгар "расследования" бригадниц в цех врывается Семка, вид у него взмыленный, дышит тяжело будто только что пробежал ползавода.
  - Антипова...Влада, бегом в лазарет тебя там ждут...чет-то им надо посмотреть, - бригадир все никак не мог отдышаться. - Короче, бегом в лазарет!
  Влада побледнела как простыня, всем стало ясно, что камеры сегодня работали вкупе с микрофонами, как иначе они так быстро узнали? Что теперь будет? Насколько заберут Владу? Будут ли нас всех обследовать и что они скажут?
  - Влад, ты иди, - Владимира осторожно подтолкнула застывшую бригадницу в сторону Семки. - Тебя ждут, все нормально, ты же ничего не сделала, верно?
  - Ничего, - прошептала Влада, судя по ее виду она не была уверена, что это как-то поможет, наверно из-за своих последних слов о взаимосвязи проблем со сном и введением повышенной нормы, это могли приравнять к вредительским разговорам. Семка и Влада ушли, а мы остались работать ... в гробовой тишине.
  Влады не было до обеда, точнее мы столкнулись в столовой, она стояла в нашем любимом углу, рассеяно таращась в пространство, но когда мы окликнули ее - девушка улыбнулась.
  - Все в порядке, это были врачи, оказывается на некоторых постоянное употребление сулентного коктейля так действует - ну то есть начинаются проблемы со сном.
  "Вот значит, как они выкрутились. Ха! Ну хотя бы у Влады не будет проблем из-за этого".
  - И что теперь тебе начнут выдавать обычную пищу? - спросила Кэти.
  Влада кивнула и заметно смутившись добавила: "Мне сказали, что, хотя бы эту неделю я должна буду работать в обычном режиме и посещать завтраки и ужины в своей районной столовой".
  - То есть ты будешь работать в обычном режиме? - Владимире явно не понравилось, что облегчение графика коснулось только Владу, хотя позднее выяснилось, что и Миру так же освобождают от питания коктейлем. Узнав об этом Владимира схватив под локоть бригадира куда-то исчезла на полчаса, в итоге ей разрешили, как матери в положении, завтракать в своей столовой. Мы с Кэти, лучше всех переносившие экспериментальный коктейль, остались единственными кого обошли стороной послабления.
  - Наказаны за крепкое здоровье, - горько пошутила Кэти.
  Но все было не так просто. На следующий день нас по очереди вызывали в кабинет врача. "Понятное дело, - сказала Кэти после работы. - Им же надо посмотреть все стороны своего эксперимента: и наши рабочие показатели и изменения в организме". Судя по всему, так оно и было. Всем бригадницам задавали примерно одни и те же вопросы. Владу и Миру обследовали тщательнее, наверно из-за того, что на их здоровье действие коктейля сказалось хуже всего. А так у всех брали кровь и зачем-то делали рентгеновские снимки легких. Влада и Мира потом рассказали, что им сделали МРТ головного мозга.
  Когда очередь идти в кабинет врача дошла до меня я уже не особо волновалась, поскольку Кэти и Владимира успели сходить раньше и рассказать, что да как. Поэтому заходя в приемную, я не боялась. Было несколько непривычно видеть в заводском врачебном кабинете сразу несколько специалистов из числа врачей. Было заметно, что это не простые терапевты из районной поликлиники. На них были костюмы, а не халаты. Их было трое. Трое мужчин, каждый держал в руке планшет-сенсор последней модели. На них прыгали стрелки каких-то графиков. Когда я зашла, один из них указал мне на стул.
  - Присаживайтесь, Софья Андреевна. Не бойтесь, мы не собираемся вас надолго отрывать от работы. Так, - говоривший со мной мужчина, он представился Романом Павловичем, немного полистал планшет, прежде чем приступить к моему "допросу". Другие специалисты, если они вообще были врачами, лишь молча слушали наш диалог. Кто знает, может это спецы, курирующие эксперимент?
  - Итак, София, ничего если я так фамильярно? Ты еще девушка молодая и организм у тебя воспринял диету из одного коктейля получше чем у остальных коллег, так? Во всяком случае, у меня не указано, чтобы ты жаловалась на головные боли или многодневное отсутствие сна. Но может ты просто побоялась рассказать об этом, ммм? - Роман Павлович внимательно посмотрел на меня всем своим видом показывая, что он достоин доверия, хотя относительно коктейля мне скрывать особо было нечего.
  - Голова не болит, вот с засыпанием есть проблемы - долго не могу заснуть, - отрапортовала я. - Ах да, еще в выходные в столовой, у меня почему-то совсем не было желания есть.
  - Вот как? - мой собеседник заметно оживился, неужели аппетит пропал только у меня? - Расскажи о своих ощущениях поподробнее, тебя мутило от вида и запаха обычной пищи? Ты хотела вместо нее выпить коктейль? Еда не показалась пресной? Сколько ты сумела съесть?
  - Ну, меня не мутило, нет. Просто не было аппетита. То есть когда я смотрела на еду мне хотелось ее съесть, но как-то ...как будто головой, а не желудком, понимаете? - пыталась я описать свои завтраки-ужины в выходной.
  - Понимаю, - кивнул Роман Павлович. - Продолжай.
  - Я толком ничего не съела - не могла себя заставить.
  - То есть целый день была без пищи, получается?
  - Получается так, -кивнула я.
  - А голод? Ты чувствовала голод? - вдруг спросил один из молчунов.
  - Нет, есть не хотелось, и вечером тоже, и утром, когда встала - ощущения голода тоже не было. Его уже неделю нет.
  - Понятно, спасибо, что поделилась с нами, - сказал Роман Павлович. - Сейчас мы возьмем у тебя образцы крови и сделаем рентгеновский снимок. Ты же уже делала флюорографию на работе? Кабинет дальше по коридору - сделай снимок и возвращайся к нам.
  Снимок делала наша медсестра и вид у нее был крайне мрачный. После того, как я разделась, она указала на площадку аппарата.
  - Становись сюда, душенька, - говорила она со мной очень ласково, что как-то не вязалось с ее злым взглядом. Не думаю, что она злилась на меня или других бригадниц, но ее настроение пугало - что такого на снимках? Я думала, что весь вред от экспериментального коктейля - это пищеварение и нервы, ну сердце при длительном питании. Как с этим связаны легкие?
  - Как я скажу задержи дыхание и не дыши, хорошо? - я кивнула, флюорографию мы должны были делать каждый год, так что порядок процедуры был для меня знаком.
  - НЕ ДЫШАТЬ, - громкоговоритель из соседней комнаты, где спряталась медсестра, так взревел, что я чуть не подпрыгнула. - ВСЕ, ДЫШИ.
  "Он у них явно сломан".
  - Одевайся, милая, - у вас из бригады еще не всех осмотрели? - спросила медсестра, выходя из аппаратной.
  - Всех, двоих еще вчера.
  - А, ну да. Хорошо, скажи этим, что результаты я им перешлю.
  - Хорошо,- кем бы ни были "эти" она от них явно была не в восторге.
  Гадая как еще аукнется нам эксперимент начальства, я вернулась в кабинет врача. Там, на столе уже появились приборы для взятия крови, и наша заводская врачиня, мне показалось, что она старается избегать моего взгляда. Роман Павлович жестом пригласил меня сесть напротив нее, я передала слова медсестры о том, что результаты флюорографии будут пересланы им позже.
  - Очень хорошо,- кивнул тот. - Мы почти закончили, осталось лишь сдать немного крови.
  Тут Роман Павлович слукавил - крови взяли много, как из пальца, так и из вены. Наша врачиня заметно нервничала, поэтому не сразу нащупала дрожащими пальцами вену. Рука заболела, похоже останется синяк, но я была рада, что этот осмотр заканчивается.
  Наконец, все анализы были взяты, ответы получены, меня отпустили работать дальше, предупредив, что еще могут вызвать.
  - Возможно часть анализов надо будет сдать повторно, это уж как решат ваши врачи, - словно извиняясь добавил Роман Павлович, и пожелал мне на прощанье крепкого сна.
  "Дело дрянь", - подумала я.
  Позже, уже привычно перехватив Кэти возле бытовок, я спросила ее о встрече с "врачами".
  - Как думаешь, зачем им понадобилась флюорография? - это волновало меня больше всего.
  - Без понятия, Софи, - устало отозвалась подруга, проблемы со сном начали сказываться на ее настроении - Кэти овладела непривычная апатия. - Но ничего хорошего в этом нет, конечно. Хотя может они просто перестраховываются? Не стоит переживать об этом раньше времени, в конце концов, мы же с тобой переносим коктейль получше остальных. Да и они вряд ли станут продлевать эксперимент, раз уж, у Влады и Миры такие проблемы со здоровьем начались от одной недели эксперимента. Может они даже и вовсе закончат его раньше?
  - Наверно это будет зависеть от наших анализов, - предположила я.
  - Скорей всего, главное - не паникуй, - Кэти улыбнулась, но так будто через силу. Мне не это нравилось, может физиологические показатели у Кэти были лучше нежели у Влады, но на душевное состояние, на настроение недосып уже сказывался, и сильно. В отличие от Кэти, я переключала внимание сначала на Игру, затем на сокровища тайника, поэтому воздействие бессонницы несколько сглаживалось. А вот Кэти уже с ума сходила.
  Учитывая, что Влада и Мира, а затем и Владимира вернулись к обычному питанию, а Влада еще и к обычному режиму, мы с Кэти были единственными, кто остался на коктейльной диете. Не знаю, как, но заводское начальство сумело договориться со столовыми Миры и Владимиры, что они будут завтракать и ужинать обычной пищей уже после окончания продленной нормы. Влада оставшееся время повышенной нормы будет приходить позже и уходить чуть пораньше. Очевидно, послабления в еде коснулись не только нашей бригады, но они вызвали путаницу в заводской столовой.
  Влада, Владимира и Мира уходили теперь обедать в столовую, Влада и Мира при этом бросали на нас сочувствующие взгляды, им явно было неловко, что мы остаемся без нормального обеда в то время как они идут есть. Владимира же была как ни в чем не бывало, ей такое положение вещей не казалось странным, наверно из-за беременности. Хорошо, что у нас с Кэти появилось больше свободного времени на болтовню, правда мы помнили о том, как быстро среагировала администрация на слова Влады, так что ничего серьёзного в цехе не обсуждали. Единственным исключением можно считать сообщения Попиарова, которые я проигрывала Кэти. Возможно кому-то это могло показаться неприличным, но слушая бредни моего соседа подруга хоть немного оживилась, пару раз бригадницы возвращались с обеда под наш громкий хохот.
  На работе все более-менее устаканилось, но проблемы с засыпанием никуда не делись, и, несмотря на предупреждения Кэти, я все-таки начала ненадолго погружаться в Игру. Так, буквально полчаса, в самой Игре мне казалось, что проходило не больше семи-десяти минут. Не в Озеро, конечно, и не на морское побережье. Для краткого погружения я выбрала меняющиеся опции светового режима, то есть рассветы и закаты с различными элементами: рассвет в горах, рассвет в тумане, рассвет у моря, закат у моря, закат и мерцание звезд, северное сияние. Последнее я попробовала первым, потому что никогда до этого не слышала про него - ни в школе, ни в энциклопедиях тайника. Не представляю откуда папа узнал о нем.
  Я погрузилась еще вечером во вторник, то есть до обследования врачей. Хотелось отвлечься от тревожных мыслей. Таинственное северное сияние представлялось лучшим средством для этого. Настроив будильник на полчаса, я включила Игру. Природа для сияния была зафиксирована автоматически - зимний пейзаж, опушка в лесу. Я еще не погружалась в ночной зимний пейзаж, это было и красиво, и жутко. Все кругом синее: темно-темно синее небо с искорками звезд, синеватые холмы снега по краям, лишь деревья чернели вдалеке. И тут мир вспыхнул! Точнее небо - яркие зеленые всполохи света заплясали на нем. Я застыла, открыв рот от изумления. Это было нечто невероятное. Поразительное. Волшебное. Хотя я и понятия не имела что это было. Почему небо переливалось зеленым светом? Надо будет спросить у папы, может он знает ответ. Но в тот момент я не могла думать ни о чем кроме своего восхищения этим небывалым зрелищем. Будильник прозвенел слишком быстро.
  На следующий вечер я опять погрузилась и как бы мне не хотелось вновь посмотреть на северное сияние, любопытство гнало меня использовать новые опции. На очереди были "рассвет" и "закат".
  В обычной Игре чаще всего было лишь два варианта режима: ночной и дневной. Все - никаких изысков, либо кругом светло, либо темно, и нужно пользоваться прибором ночного видения. Конечно, я знала, что момент появления Солнца на небе древние называли рассветом, оно и сейчас совершает свой привычный ход, просто из-под земли мы не можем наблюдать за этим. Хотя ученые, наверное, следят за погодой наверху при помощи дронов, но нам эти кадры никто не собирался показывать. Может поверхность земли до сих пор слишком удручающее зрелище, а людям хочется верить, что, хотя бы их правнуки будут жить наверху? В общем, мне захотелось увидеть рассвет, поэтому настроив по-быстрому остальные параметры (опушка леса, рядом с рекой, на горизонте горы, разведка) я погрузилась в Игру.
  Поначалу мне показалось, что я что-то напутала в настройках, потому что в Игре была ночь - самая натуральная ночь, со звездами, черным массивом леса. Свет шел больше от реки, поблескивающей в звездном свете. Луны не было видно. Оглядевшись по сторонам, я заметила, что край неба за лесом, стал слегка светлее, пока я вглядывалась туда, он изменил цвет от густого синего до фиолетового, затем пурпурного (благодаря маминым книгам по рисованию я выучила много новых оттенков), и, наконец, алого. Будто кто-то невидимый гигантской кистью наносил все новые и новые слои краски, создавая причудливые переливы от голубого к розовому и красному. И вот, из алой пелены выглянул краешек оранжевого-желтого Солнца. Забавно, я думала, что при появлении Солнца на рассвете сразу становится светло, что оно "включает" свет резко, одномоментно. Но все происходило не так, по крайней мере, в папиной Игре: темнота отступила не сразу, а постепенно. Очертания окружающих предметов становились все отчетливей, звезды поблекли, стало светлее, еще и еще, пока Солнце не поднялось выше и не засияло в полную силу. Проснулись птицы. Слушая их щебетания, я не смогла сдержать слез. Буквально! Расплакалась под маской, что очень неприятно ощущается. Я даже не могла объяснить толком из-за чего, наверное, это была истерика от фактического недосыпа. Мне вдруг так захотелось очутиться на этой поляне, так сильно, прямо до дрожи и я разрыдалась. Вышла из Игры до сигнала будильника. Шурик, чувствуя мое настроение, замяукал и начал ластиться ко мне. Обнимая кота, я немного успокоилась, по крайней мере, дрожь прошла. Убрав Виртур, я легла спать. Несмотря на погружение и слезы, заснуть долго не удавалось. Шурик уже вовсю сопел рядом, когда я забылась беспокойным сном.
  В ночь на пятницу я попробовала опцию "закат". В отличие от рассвета, когда небо менялась плавно, постепенно, закат открылся во всей красе сразу - буквально ударил по глазам своей яркостью. Небо превратившееся в горящий купол, было оранжево-алым с ярко-красным Солнцем, зависшем на краю. И когда оно скрылось за горизонтом, небо еще какое-то время оставалось светлым, с пламенеющей полоской у горизонта. Интересно, почему на государственных голограммах никогда не было переходных состояний Солнца. Это ведь так красиво! Может программировать их сложнее? В любом случае, я решила не задерживаться в Игре. Вынырнув из виртуальной реальности и убрав установку, я попыталась заснуть, как вчера ночью. Но то ли потому что Шурик в этот раз решил спать в комнате папы, то ли из-за усиления воздействия коктейля, уснула я лишь под утро, поспав максимум час.
  Папа, как и обещал, перестал вставать вместе со мной к раннему завтраку, вместо этого он постоянно задерживался на работе, так, что даже я с повышенной нормы возвращалась домой раньше него. Мы почти не виделись в эти дни. Эгоистичная часть меня скучала по общим завтракам с ним, но это были пустяки. Осталось потерпеть еще полторы недели, и я вернусь к обычному графику, и, надеюсь, к обычному сну.
  Семен Денисович поуспокоился после случая с вызовом Влады, первые дни после этого у Семки появилась вредная привычка торчать подле конвейера часами, болтая ерунду о "гигиене сна", и без конца ноя, что Влада и мы все бросаем тень на завод и на священное дело возрождения жизни. Подумать только! Столько соплей из-за пары бессонных ночей, сразу видно - пустоголовые бабы, и почему ему так не повезло с бригадой? Мы и без того переживавшие из-за вызова к врачам и прочего, через пару дней были готовы убить бригадира и спрятать его труп в груде титановой губки. К счастью, сегодня Семен Денисович наконец-то оставил нас работать в одиночестве, но при этом зачем-то включил нам трансляцию ролика, восхваляющего Новый Союз и номенклатуру. Точнее, сам экран оставался темным - мы лишь слышали голос диктора:
  "Мы, граждане Нового Союза, - люди особого склада. Мы скроены из особого материала. Мы те, кто составляет армию рабочих, армию истинно верующих людей. Нет ничего выше, как честь принадлежать к этой армии. Но самый почет - это быть частью войска номенклатуры. Не всякому дано быть частью этого войска! Не всякому дано выдержать невзгоды и бури, связанные с членством в номенклатуре. Сыны борьбы и лишений и героических усилий - вот те, кто становятся частью номенклатуры. В жестоких боях с промутнатами, вредителями и прочими врагами человечества выковала свое единство наша номенклатура. Единством и сплоченностью она добилась победы над своими врагами. Громадной скалой стоит наша страна среди пепелища Катастрофы. Мутанты и их гнусные царства разврата и лжи пали в борьбе с истинно верующим народом Нового Союза. Их больше нет, благодаря подвигам нашей армии и мудрости нашего Вождя. Грязным волнам промутантов не удастся размыть скалу НС. Она будет стоять во веки веков, как оплот надежды, цитадель силы, центр жизни на Земле".
  И все в том же духе. В принципе, хоть мотивы бригадира и остались для нас тайной, бормотание экрана скоро стало лишь звуковым фоном, а так мы особо вслушивались. Проблема была лишь в том, что Семка поставил ролик на повтор, то есть мы слушали один и тот же отрывок снова и снова. Наверно бригадир хотел вернуться и переключить/ выключить ролик, да забыл.
  - Кто-нибудь знает, как отключить это? У меня уже мозги вскипают, - пожаловалась Кэти.
  -Мне кажется Семен Денисович унес пульт с собой, - заметила Мира.
  -Вот, черт!
  - Не ругайся.
  - А что еще остается делать, Владимира?
  Разгореться ссоре не дало появление бригадира, который вспомнил-таки про нас.
  - Что по новой пошел? - Семка действительно забрал пульт с собой, отключив злополучный ролик он принялся настраивать серию роликов, очевидно надеясь, что их хватит до конца смены.
  - Пожелание начальства? - спросила Кэти.
  - А? - Семен Денисович все никак не мог сладить с техникой, думаю он просто привык к более продвинутой модели.
  - Прослушивание роликов во время смены, - я говорю, - давно такого не было - приказ начальства?
  - Ну прямо "давно", мы совсем недавно слушали обращение директора, ты что забыла? - похоже Семка долгое время забивал на какое-то предписание начальства по поводу прослушки роликов и теперь решил наверстать. Так или иначе, остаток смены мы провели под бодрые голоса дикторов, вещающих о достижениях НС и о главных угрозах человечеству. Даже когда другие бригадницы ушли на обед, мы с Кэти остались возле конвейера слушать про достижения комбината по добыче калийных солей:
  - "План по выработке минеральных удобрений выполнен на 100%. Выработано 23615 тонн 100% K2O. Выполнению плана способствовали более высокое качество сильвинитовой руды. Потери KCI с галитовыми отходами и глинистыми шламами ниже плановых. Перерасход электроэнергии и топлива объясняется низкими нагрузками на работающее оборудование. В течение текущего месяца начата расконсервация второй технологической секции, смонтирована вторая нитка шламопровода, произведена настройка калиграфов, запущена в работу схема выщелачивания шламов в сгустителе".
  - На каком языке он говорит, я половину слов не разобрала, - Кэти одним глотком осушив свою банку с коктейлем, стояла рядом со мной, оперевшись спиной на конвейер.
  - Я тоже, ну мы же не калийщики.
  - Ха, а вот это я понимаю, - следующий ролик был посвящен уже нашему заводу:
  - "Наше великое государство предъявило крупную заявку на цветные металлы. Сама по себе эта заявка является ярким показателем того, что Новый Союз восстал, как феникс из пепла Катастрофы. Мы развиваемся могучими темпами. Новый Союз развивает свое машиностроение, свою химию, оборонную технику. Все это требует меди, алюминия, свинца, цинка, магния. Вот почему быстрое увеличение производства цветных, легких и редких металлов является первостепенной задачей государственной важности.
  Нигде в мире не осталось столько подземных богатств. Есть несметные рудные богатства цветных металлов в недрах нашей Родины. Есть прекрасные действующие заводы. Чего только стоит наш родной титано-магниевый комбинат имени Путина! К тому же не следует забывать про наш главный козырь - Движение Жизни. Его участники способны поразить любого своими количественными и качественными показателями. Они вдребезги разбили и похоронили старые нормы выработки в цветной металлургии. Борьба с саботажниками Движения жизни - вот что нужно развернуть среди рабочих цветной металлургии. Иные масштабы. Иные темпы, иные качества должны быть взяты в освоении рудников, в строительных площадках предприятий цветной промышленности".
  - Вот какие мы молодцы, - резюмировала подруга, к этому времени Влада и остальные уже вернулись с обеда. - Что было на обед?
  - Макароны с сосиской, и какая-то белая склизкая хрень, - ответила Влада.
  - Склизкая хрень? - никогда не видела в рабочей столовой обычной еды для сотрудников, а тут новое блюдо, которое не дают в районных местах питания.
  - На вкус она вполне ничего, - вступилась за неизвестную еду Мира. - Ее кстати выдают в столовой начальства.
  - Не знаю где ее выдают, но гадость жуткая, а мне еще двойную порцию положили.
  - Интересно, - сказала Кэти, мне тоже было любопытно что это за "хрень" и почему Владе выдают ее двойную порцию. Противоядие от действия коктейля? Если так, то почему его не выдают нам всем? Восстанавливается ли нормальный сон после него? Надо будет спросить у Влады завтра.
  По иронии именно в эту ночь - с пятницы на субботу я впервые не смогла заснуть. Вообще. И ничего, утро встретила бодро, словно спала сном младенца. К счастью, мне было чем себя развлечь. После нескольких дней погружения, я решила отдохнуть и вернуться к тайнику. Планшет хранил не только произведения искусства, но и огромное количество фотографий. А еще карты.
  Когда я наткнулась на изображение карты впервые, мне показалось, что это очередная картина в виде пятен, лишь позднее я заметила знакомые очертания древней России. Так я наткнулась на книгу карт, изображающую мир до ядерной катастрофы. Это может показаться странным, но в школе нам не показывали древние карты - мы изучали лишь территорию Нового Союза. Строение Земли мы проходили бегло, к тому же эти уроки часто перехватывали церковники. Получается, что мы совсем ничего не знали о своем мире - сколько земель сохранилось и какой сейчас там климат: везде ядерная зима или где-то есть чистые островки.
  И вот передо мной старый мир - земли, моря, белые и цветные пятна. Я внимательно изучила части суши: несколько больших кусков и множество маленьких островков. Мне и в голову не приходило, что воды было так много. Может ее до сих пор столько же или даже больше, если какие-нибудь участник суши были уничтожены во время Катастрофы. Карты различались по цвету - некоторые, очевидно старались передать природу - на них было изображено что-то отдаленно напоминающие горы и леса. Другие представляли собой лоскутное одеяло - по очертаниям древней России, я догадалась, что так были выделены различные страны. Я пыталась сосчитать количество стран на одном из крупных участков суши - но постоянно сбивалась со счета - их было так много! По урокам и проповедям создавалось ощущение, что весь мир состоял из древней России и огромного государства мутантов, которое состояло из нескольких больших областей. Провожу рукой по контурам стран, находящихся рядом с Россией - на них нанесены названия - но так мелко, что я в любом случае не смогла бы их прочитать. Значит у мутантов все-таки было несколько стран, а может эта карта слишком древняя и они объединились в единое государство позднее? Вполне вероятно, ведь Новый Союз на ней не указан, только древняя Россия.
  В общем, мне нравилось рассматривать древние карты. Глядя на зеленые и коричневые пятна, я никак не могла вообразить сколько же это деревьев? Огромные пространства, сплошь покрытые деревьями. Жилы-реки, пронизывали всю территорию Нового Союза, по крайней мере до Катастрофы. Что сталось с ними сейчас? Они испарились или стали ядовитыми, обитает в них кто-то живой? Кто знает? Может спецы, охраняющие стену. В любом случае я смотрела на карту другого мира, в нем города не прятались под землю. Я переходила от одной точки к другой, чем крупнее она - тем больше людей проживало в этом городе. Нажмешь, и механический голос произносит название древнего города. Где-то на этой карте есть и мой городок, наверняка, вот только я не знаю где мы находимся. Даже такой малости нам не открывали в школе, боясь не понять чего. А может просто считали, что не стоит забивать этим голову людей, лучше пускай учат молитвы или сочиняют стихи во славу Вождю. Волгоград. Нижний Новгород. Казань. Москва. Столько крупных точек, интересно как там сегодня живут люди? Ведь в таких крупных городах явно было метро. Представляю, как тяжело организовать жизнь стольких тысяч людей под землей, сколько же для этого надо фильтров и плодородной земли.
  Я так и листала карты и древние фото до утра, все равно спать не хотелось совершенно. Предстоящий "нормальный" завтрак меня также ничуть не радовал, сомневаюсь, что аппетит вернется пока я пью экспериментальный коктейль. Так что единственное что радовало этим утром, так это возможность пообщаться с папой.
  - С добрым утром! - он выглядел сонным, хотя в отличие от меня спал сегодня ночью, пусть и всего пару часов. Я в который раз удивилась действию коктейля - ну как так можно блокировать усталость и недосып? Если бы ученым удалось создать подобный эффект без вреда для здоровья, перешли бы люди на такое питание добровольно? Скорее всего - да. Мне самой хотелось бы некоторые ночи проводить за Игрой или сериалами - тем, на что остается мало времени (и сил) в обычной жизни. Но не такой ценой как сейчас. Я боялась с тех пор как Влада призналась о бессоннице, что у меня тоже начнет болеть голова, как у остальных бригадниц. Но пока, я чувствовала себя нормально. Ничего не болело.
  - С добрым утром, не выспался?
  - Ничего, я уже почти закончил, - при этом папа все никак не мог защелкнуть замок своего комма на руке, мне пришлось помочь ему. - И что это за таинственный проект, не дающий тебе нормально высыпаться?
  Мы уже подходили к лестницам, когда папа ответил на мой вопрос:
  - Ты узнаешь о результатах этого проекта самой первой, Софи, обещаю.
  - Э-э, хорошо, я просто волнуюсь за тебя. Неужели нужно так сильно надрываться ради этого?
  -Да! - папа ответил с таким жаром, что на нас оглянулось пол эскалатора. - Это самый важный проект в моей жизни, - уже спокойней продолжил он. - И я не успокоюсь, пока не доведу его до конца, но конец уже близок. Я как никогда близок к завершению, после стольких лет.
  Папа замолчал, будто задумавшись, я в свою очередь тоже пыталась понять - то папа говорит, что задумал новый проект, то говорит, что он работает над ним годами. Что же происходит? И он так взволнован. Он ни словом ни обмолвился, создавая поразительные опции Игры, а тут с таким жаром говорит о какой-то тайной разработке. Да что там может быть? Размышляя о тайнах отца, я не замечаю, как мы подъезжаем к столовой. На завтрак давали кашу, такого типа, когда не можешь понять из какой она крупы. В общем и в обычные дни такое есть особо не хотелось, а уж с коктейлевой диетой - я просто попила чай. Попиаров по-прежнему игнорировал нас с папой, чему мы оба были только рады. Крыса по-прежнему обожала своего соседа, девочки и Сталина по-прежнему молча ели. Типичный завтрак. Мы с папой, хоть и пришли позже, справились с едой раньше соседей, поэтому и в Церковь отправились пораньше.
  Городские экраны вещали про важность "четырех Б", не самое мерзкое видео. Подъехав к Церкви, мы влились в ожидающую толпу. Люди обступили нас со всех сторон - словно ты стал частью людского моря, которое волнуется, переступая с ноги на ногу - изредка по нему пробегает рябь, когда сразу несколько рядов оглядываются то на эскалаторы, то на дверь. Наконец, загорается зеленый огонек.
  Мы с папой встали почти у самых дверей, далеко от экрана, хотя пришли далеко не последними. Бормотание толпы привычно стихает при появлении на экране Патриарха. Итак, о чем сегодня он поведет речь? Наверно стоит слушать внимательнее, мне же сегодня еще идти на встречу церковной молодежи, а ее участники уж точно смогут пересказать проповедь Патриарха слово в слово.
  Патриарх поприветствовал паству, и проповедь началась:
  - "Один из вопросов, что постоянно терзают наш разум, является попытка понять, как наши предки допустили великую Катастрофу? Неужели их мудрый Вождь оказался недостаточно мудр? Эти крамольные мысли возникают помимо воли даже у самых преданных граждан. Так почему это произошло? Разумеется, главная причина лежит на поверхности - это мутанты и их рабы-промутанты, которые отравляли своими речами разум наших предков. Но почему промутантам было так легко лгать и одурманивать? Потому что законы, существовавшие в то время, были сильно подпорчены промутантами и вредителями. В них было прописано множество лазеек, позволяющих вещать с трибуны наглую неприкрытую ложь, и забивать этой ложью головы людей, особенно страдали от этого юные граждане, не способные мыслить здраво. Многие из юношей выступали тогда против Вождя и его соратников, подстрекаемые изменниками-промутантами. Вредители из числа работников системы образования тоже промывали мозги молодежи. Как сказал один из мудрецов древности - книги и искусство "размягчают" народ, делают его неспособным к работе, к повиновению мудрому правителю, а лишь приводят к бесконечным рассуждениям там, где "не должно было быть места рассуждениям, а должно быть только повиновение" . Справедливо полагая, что в природе человека лежит грех, он считал, что если управлять людьми как априори добродетельными, то общество развалится, а если управлять ими, заранее считая их пораженными всеми пороками, то тогда в государстве будет порядок. Суровая кара за преступления порождает силу, сила, в свою очередь, порождает могущество, а могущество порождает величие, вселяющее трепет. И уже величие, вселяющее трепет, порождает добродетель. Таким образом, человеческая добродетель невозможна без сурового наказания за преступления. Ибо как иначе отвернуть от греха людей слабых духом, которые склоняются к злодеянию? Только страхом суровой кары!
  Государственная власть сдерживает зло и тем самым исполняет миссию, возложенную на нее самим Богом. Институт власти возник для того, чтобы охранять общество, чтобы люди могли жить сообща. Поэтому церковь четко, ясно поддерживает институт государственной власти. А государство - священный институт в сознании нашего народа. Святого Иосифа - одного из величайших Вождей Новосоветской земли, народ боготворил и благодаря той атмосфере всеобщего обожания, он сумел победить мутантов в кровавой битве. Все вы наверняка слушали отрывки обращений граждан Союза к своему любимому вождю. Давайте-ка прослушаем один из них прямо сейчас, - тут за кадром начинает звучать голос, пересказывающий одно из обращений к Св. Сталину:
  "Вам нашему лучшем другу, великому Вождю и учителю народов, гениальному творцу советского строя, верному продолжателю дела Ленина, вдохновителю Великих Побед, гению человечества от имени трудящихся пламенный привет! Пусть знают мутанты, что могучей и железной стеной как никогда сплоченный, стоит наш новосоветский народ вокруг номенклатуры и своего великого и любимого Вождя. Дорогой товарищ Сталин, еще раз от имени всех трудящихся выражаем Вам свою беспредельную любовь и преданность, свою готовность беззаветно бороться, под Вашим руководством ради человечества. Да здравствует наша великая непобедимая номенклатура! Да здравствует наш мудрый вождь и учитель, наш родной товарищ Сталин!" .
  Голос пропал, люди начали аплодировать, это продолжалось пока патриарх не поднял руку, указав, что собирается продолжить.
  - "Прекрасный отрывок, пронзительные слова. Вы все почувствовали это, не правда ли? Святой Сталин был благословлён Богом и его народ ощущал это, что не могла не вызывать у мутантов жуткую ярость и злобу. Они долго пытались опорочить святого и при его жизни и после, но жизнь все расставила на свои места, и мы чтим память о Святом Иосифе и помним о его заслугах. И вам всем стоит помнить о благодарности к своему Вождю!
  До сих пор бывают моменты, когда отдельные граждане недовольны какими-то решениями власти, это, конечно, нарушение принципа бездумности. И главное, если вы все-таки впали в это грех, помните, прежде всего нужно уметь выражать свое несогласие! Не нужно поддаваться на провокации вредителей и разрушать хрупкое равновесие пост ядерного мира. Мы полностью исчерпали лимит разделения, каких-то внутренних споров. У нас нет права больше на разделение! Мы должны быть едины в борьбе за выживание! Аминь".
  Прихожане зааплодировали с новой силой, громче чем отрывку, транслируемому до этого. Люди хлопали пока не заболели ладони, после чего все разбились на очереди к исповедальням. Я гадала кто мне попадется сегодня: отец Георгий или непритязательный батюшка, со списком молитв? Хотя отца Георгия я в любом случае увижу сегодня вечером, так что какая разница. Единственное, что отец Георгий может опять начать расспрашивать меня по поводу Попиарова, чего бы не хотелось.
  Очевидно мои мысленные терзания были услышаны - так что из исповедальни я вышла быстро со списком обязательных к проговариванию молитв. "Значит до вечера", - мысленно попрощалась я с отцом Георгием.
  Папа ждал меня возле дверей церкви.
  - Как все прошло?
  - Нормально, дали список молитв, сегодня ты как? Опять задержишься?
  - Да, не теряй меня, хотя ты и сама ведь идешь на встречу молодежи, ведь так?
  - Так.
  - Ну хорошего дня, - папа быстро обнимает меня, и мы расходимся по разным лестницам. Экраны ожидаемо транслируют сегодняшнюю проповедь патриарха, поэтому до работы я слушаю музыку.
  Все бригадницы были в бытовке, Влада рассказывала, как навещала Люсю вчера после ужина.
  - Она передает вам всем привет, они решили назвать сына Ромой, красиво правда? Он такая лапочка! Мне кажется больше похож на Люсю - у него глаза голубые, как у нее.
  - Они еще могут поменять цвет, - отозвалась Владимира. - У меня у старшего ближе к трем месяцем стали карими, хотя родился с серыми.
  - Он с любыми будет красавчиком, - Влада, радующаяся за подругу, ожила. - Еще она сказала, что управляться с ребенком оказалось тяжелее, чем она думала, но мама ей помогает, так что все будет нормально.
  - Это у нее еще пока один, - невесело рассмеялась Владимира, Кэти мельком глянула в ее сторону, явно желая прокомментировать ее высказывание, но сдержалась и промолчала. Наверно не хотелось начинать день с ссоры (в который раз). Вместо этого подруга выразила надежду, что сегодняшняя смена обойдется без роликов, а то вчера от этого бормотания голова вечером болела.
  - Может это из-за коктейлей, - сказал Мира. - Думаю тебе стоит сходить к врачу, может тебя переведут на обычное питание.
  Кэти лишь покачала головой, мне показалось, что ей не хотелось следовать примеру Владимиры. Надежды подруги не оправдались - ролики на экране уже крутили вовсю, когда мы пришли в цех, и продолжали крутить всю смену:
  - "Вождь в своей речи на совещании работников движения жизни дал исчерпывающее определение этого великого движения. Эта речь первого гражданина НС была могучим призывом, на который рабочие нашей новосоветской Родины ответили новым подъемом движения жизни, и там, где были единицы движенцев, их стало десятки и сотни, там где были отдельные группы, - движение захватило целые предприятия. Это указывает только на то, что эти люди - движенцы - новые люди, как их правильно определил Вождь, люди не временных успехов, которые слов на ветер не бросают, люди, которые свои обещания строго выполняют. Движение жизни таким образом захватило всю страну. Нет теперь ни одного уголка, ни одного предприятия, где бы не было движенцев и где бы это слово не пользовалось особым почетом.
  И все же несмотря на все успехи движению жизни еще есть куда развиваться! Оно таит в себе громадные творческие силы. Также важный вопрос, это вопрос о нормах. Вождь в своей речи на совещании говорил: "Нынешние технические нормы уже не соответствуют действительности. Они отстали и превратились в тормоз для нашей промышленности, а для того, чтобы не тормозить нашу промышленность их необходимо заменить новыми, более высокими нормами. Новые люди, новые времена - новые технические нормы".
  Это глубоко правильно, во-первых, потому что движенцы уже сломали своей работой нынешние технические нормы, а во-вторых, потому что теперешние технические нормы уже устарели, так как громадное большинство рабочих их перевыполняет. Вот почему нынешние нормы - это анахронизм, вот почему они должны быть пересмотрены и заменены новыми нормами. В конечном счете, это самый важный результат движения жизни - переход на новые нормы. Все отрасли хозяйства, все предприятия должны немедленно перейти к практической подготовке этого большого дела".
  Может из-за того, что Кэти сказала об этом утром, может потому, что и на мне стало больше сказываться действие экспериментального коктейля, но и у меня появилась головная боль. Когда другие бригадницы ушли на обеденный перерыв, а нам с Кэти принесли баночки с коктейлем, я сказала про эту боль подруге.
  - Не знаю, может и из-за коктейля, а может и из-за вон этого, - Кэти кивком указала на экран, с которого диктор продолжал радостно вещать об успехах Движения жизни. - В любом случае особого смысла обращаться к врачам я не вижу. Мы как самые стойкие нужны им чтобы сравнить результаты эксперимента, раз уж после всех анализов они не вернули нам нормальное питание, то и после жалоб на головную боль вряд ли это сделают. Возможно, что и эти записи включили специально, чтобы было на что свалить причину боли, - Кэти говорила тихо, но мне все-равно было неспокойно обсуждать это рядом с возможно включенными микрофонами. - Давай посмотрим, как будем себя чувствовать в понедельник, если станет хуже - обе пойдем к врачу, идет?
  - Идет, - что ж это звучало разумно.
  - Ты сегодня снова идешь на встречу молодежи? - Кэти, как и папа, интересовалась моей процерковной активностью, тем более что она и была, по сути, ее инициатором.
  - Да, иду, надеюсь, что сегодня смогу хоть что-то внятное сказать на встрече.
  - То есть?
  - Ну на прошлой встрече нам давали задание вспомнить любимую цитату о святости власти, отец Георгий разрешил мне не выступать, но не могу же я все время молчать. Какой смысл ходить тогда?
  - Ну, желаю удачи, а много ты цитат из священных текстов помнишь?
  - Да не особенно, честно говоря...
  Кэти рассмеялась, я в след за ней.
  - Чет вам всегда так весело без нас на обеде, признавайтесь - это коктейль на вас так действует, - Влада вернулась с перерыва первой. - У других сон пропадает или голова болит, а вы ржете, как выпьете.
  - Завидуй молча, - Кэти показал язык бригаднице, та, в шутку, замахнулась на нее перчатками, вскоре девушки уже носились вокруг конвейера. Веселье продолжалось до прихода Владимиры, которая менторским тоном напомнила, что время обеда вот-вот подойдет к концу, а у нас конвейер стоит.
  - Тебе явно стало лучше, - сказала Кэти Владе, тяжело дыша после бега. - Наверно дело в той мерзкой слизи которой тебя кормят, надо бы послать сообщение, чтобы ее давали тебе побольше.
  - Только попробуй, - пригрозила Влада, хотя в чем-то Кэти была права - юная бригадница выглядела куда лучше, нежели в начале недели, похоже "слизь" творила чудеса. Остаток смены прошел под нескончаемые ролики, голова стала болеть сильнее, и я уже не была уверена, что идти сегодня встречу - хорошая идея. Но все-таки пошла.
  Благодаря тому, что я ела на работе, я пришла одной из первых, и в отличие от прошлой субботы, не стала переминаться возле дверей церкви, а сразу же вошла. Отец Георгий поприветствовал меня кивком - церковник беседовал в отдалении от круга из стульев с одной из прихожанок.
  - Занимай место, София, начнем, как только подойдут остальные, - сказал он мне. Еще несколько человек поприветствовали меня, кто, кивнув, кто поздоровавшись.
  - А где Сталина? Ты ведь ее соседка, верно? - спросила меня одна из женщин.
  - Да, но я с работы, то есть я сейчас ужинаю на заводе - у нас дни повышенной смены, так что где Сталина не знаю.
  - А-а-а, - разочаровано протянула дама, похоже Сталина здесь как знаменитость, ну или очень авторитетный человек.
  В итоге, Сталина и Попиаров подошли, когда остальные уже сидели на стульях.
  - Ну вот и дождались, - отец Георгий нетерпеливо махнул рукой Сталине, которая смутившись таким приветствием, затормозила у входа. - Проходите-проходите! Всем хватило места? Всем удобно? Отлично! - отец Георгий, как и тогда вышел за пределы круга, составленного из стульев.
  - В прошлый раз мы вспоминали ваши любимые цитаты о святости власти, было сказано много прекрасных истинных слов, очень хорошо, что вы их помните и чтите. Но сегодня я хочу поговорить с вами о благодарности, да-да - об одном из четырех священных действий. Часто благодарность находится в тени у бдительности, то есть о важности бдительности нам постоянно напоминают телеинет и рунет в целом, что, разумеется, замечательно, однако благодарность и ее прочувствование - это тоже очень важно. Помнится, его Святейшество как-то заметил, что чем благодарнее человек, тем он ближе к совершенству, а значит, и к Богу. В целом отношения человека и Бога не могут обходиться без благодарности, ведь человек ничем не способен воздать Творцу за все, что получает. Бесценный дар жизни, возможность любоваться этим миром, любить, растить детей - все это незаслуженный дар! Поэтому каждый должен произносить молитву благодарности Богу за все. Богу и Вождю, разумеется.
  "Много чего у нас "разумеется", - подумала я, наблюдая как Попиаров что-то шепчет Сталине на ушко, девушка кивнула в ответ, хотя ей явно не нравилось, что сосед шепчется во время речи отца Георгия.
  - За круговоротом забот и тревог, мы часто забываем о благодарности, акцентируя внимание на лишениях и не замечаем, как нам повезло со всем остальным. В первую очередь, мы все должны быть благодарны Богу и Вождю, за великую победу над мутантами - только благодаря ей нам удалось выжить в Катастрофу. Сейчас, вы - все сидящие в этой Церкви, живете и дышите лишь благодаря той Великой Победе. Не без труда, но наш народ сумел приспособиться к новым условиям существования, благодаря Богу и Вождю. У нас есть цель и возможности ее достичь. Цель - возродить человечество и построить гармоничный праведный мир на Земле. И возможности: наши мышцы - трудящиеся, Движение жизни; наша опора - спецы, наш мозг - номенклатура и Вождь, и наша душа - Бог. Все условия для борьбы и жизни - вот за что мы должны быть благодарны. А теперь я хочу, чтобы каждый из вас на минутку задумался, а кому вы конкретно благодарны? Кто является для вас поддержкой и вдохновением? А затем каждый из вас выскажет вслух свои личные благодарности. Не стесняйтесь! Мы все - люди, нуждающиеся в поддержке и опоре, - отец Георгий замолчал, очевидно, давая нам время придумать кого мы хотели поблагодарить. "Насколько сегодняшнее "задание" проще - невольно отметила я про себя, - неужели таким образом, церковник хотел поддержать меня?". В любом случае, я сразу решила, что поблагодарю Вождя, номенклатуру и Моралком - поскольку это будут проговаривать все, однозначно. Также мимоходом упомяну заводское управление, коллег и настоящую благодарность - папе и друзьям.
  - Ну, кто хочет быть первым? - сразу несколько человек подняли руки, первым успел Попиаров, обидно - я тоже поднимала руку.
  - Вы не пр-р-ротив, если я выступлю первым, дгузья? - сказал Иван Витальевич, поднимаясь со стула. - Я часто благодарю Бога за те блага, которыми он милостиво одарил своего покор-рного слугу. Обычно я благодарю его за дочек, за Великую Победу, конечно, за мудрость нашего Вождя. Но сегодня у меня есть особенная пгичина быть благодарным - моя прекрасная соседка согласилась стать моей женой...
  "Что-о-о?" - в глазах потемнело, неужели этот гад..., но погодите-ка...
  -...Сталина наконец сказала "да" я очень счастлив, а как рады мои девочки! Спасибо, Всесоздатель, за этот день! Спасибо тебе, моя милая, - Попиаров ласково улыбнулся Сталине. - За это неожиданное счастье. Я благодарен судьбе и властям, которые гаспорядились, чтобы моя семья переехала к вам. Спасибо!
  Все зааплодировали, я тоже похлопала, во все глаза глядя на Сталину, берущую за руку Попиарова - только сейчас я заметила, что пластины "дефектной" подле ее комма больше нет. Значит это правда? Они поженились? Но...он же сватался ко мне всего неделю назад?! Хотя он и со мной был до этого знаком лишь неделю - это что, его стандартный срок выбора невесты?
  Наконец овации закончились, отец Георгий произнес небольшую поздравительную речь молодоженам, закончив ее наставлением почаще слушать проповеди Патриарха о таинстве брака.
  - Тебе, Сталина, выпала честь, нелегкая, но все-таки честь стать матерью двоим сироткам, поэтому ты должна приложить все силы, дабы воспитать из них истинных гражданок НС. Удачи вам, обоим, и счастья! Возблагодарим Бога за появление новой семьи в нашей Церкви. Хорошо. У кого-нибудь есть такая же чудесная причина быть сегодня особенно благодарным? Кто тянул руку? Так, София, твои благодарности.
  Я не сразу сообразила, что церковник обращается ко мне - новость о женитьбе соседей выбила меня из колеи. Сориентировавшись, я поднялась, тоже поздравила Сталину и Попиарова, как полагается добропорядочной соседке, а после приступила к благодарностям:
  - Я благодарю Бога за жизнь. Я благодарна Вождю за его мудрое руководство, особенно я благодарна за возвращение Комиссии по вопросам Морали, эти чудесные люди открыли мне глаза на многие вещи, - при этих словах отец Георгий одобрительно закивал. - Я благодарна руководству нашего завода за представленную возможность дать больше нашей любимой Родине, за месячник повышенной нормы, за чуткость и внимательность к нуждам трудящихся. Можно вспомнить как нам разрешили ужинать в заводской столовой, дабы мы возвращались домой пораньше! Также я благодарна своей бригаде, за их поддержку и дружбу. И, наконец, я благодарна отцу, за его терпение и любовь. Спасибо.
  Я села на место, мне тоже похлопали, не столь бурно, как Попиарову, но все же.
  - Прекрасно сказано и очень искренне, - сказал отец Георгий, я чуть не поперхнулась "очень искренне"? Это он так иронизирует что ли?
  - Двое наших участников высказали свои благодарности, кто хочет быть следующим?
  И понеслась...
  "Вождю, Богу, Богу, Вождю, Вам, отец Георгий! Вождю, Вождю, Богу". Как я и предполагала. Лишь несколько человек отошли от необходимого минимума. Это Сталина, поблагодарившая мать за все труды по ее воспитанию, и мужчина, благодаривший жену за детей и терпение. Остальные про своих супругов почему-то не вспомнили, хотя многие пришли семейными парами.
  - Как же это все замечательно, я хочу, чтобы вы запомнили свои ощущения, эту легкость, эту благодать благодарности. Молясь Богу перед сном, а я не сомневаюсь, что каждый из вас это делает, не забывайте поблагодарить Бога за близких, за все, что Он для вас сделал. В свою очередь, я хочу поблагодарить Господа за то, что он даровал мне жизнь и дал возможность обращать к свету заблудшие души, а также я благодарю Вождя - за его мудрость, доброту к трудящимся и праведный гнев к врагам человечества. Я благодарен спецам, зорко следящим за благополучием Нового Союза. И я благодарен всем честным преданным гражданам НС, всем трудящимся, что, не жалея сил, борются за процветание человечества. Благодаря им - у нас есть надежда. Спасибо.
  Все захлопали, как сказали бы в телеинете: "Речь отца Георгия закончилась под бурную овацию, несмолкающую несколько минут". Наконец, когда ладони начали нещадно гореть, церковник прервал аплодисменты, попрощавшись со всеми. Не успела я подняться со стула, как отец Георгий сказал, обращаясь ко мне:
  - София, будь добра, задержись ненадолго - я хочу с тобой поговорить, я быстро, - и отвернулся к восторженной кучке своих "фанатов", что похоже всегда толпились подле него в конце.
   "Вот те на".
  Интересно желание отца Георгия поговорить, как-то связано с угрозами Попиарова? Представив сердечный, полный печали, голос церковника, говорящего, что он ничего не может сделать - такое страшное обвинение, и теперь на время следствия, я должна буду жить при Церкви, с послушницами или меня вообще отправят в исправительные картели. От этих мыслей внутри все похолодело, а отец Георгий, вопреки обещанному, не торопился. Я прождала его больше получаса. Наконец церковник отослал особо ретивых поклонников по домам, и мы остались вдвоем. В полутемной зале Церкви. Это было жутковато - я не привыкла видеть его одного вживую.
  - Извини, что заставил тебя ждать, - отец Георгий опустился на стул рядом со мной. - Я не успел поговорить с Иваном Витальевичем, но, надо признаться, его сегодняшнее выступление застало меня врасплох, София. Я думал - вы общаетесь, что он проявлял к тебе знаки внимания, и так неожиданно - женитьба на Сталине. Их. кстати, венчал не я, - добавил церковник торопливо, словно я обвиняла его в неудавшихся "отношениях". - Что у вас произошло? Он как-то обидел тебя?
  Это был кошмар. Я не знала, как выкрутиться. Сказать прямо - что я отшила "жениха", и все мои старания по исправлению репутации смутьянки к коту под хвост. Время шло. Надо было сказать хоть что-то, а то церковник решит, что Попиаров меня "обидел" и будет судебное разбирательство, вряд ли на нем осудят Попиарова.
  - Дело в том, хм, что...в общем, Иван Витальевич приходил к нам домой неделю назад, как раз после нашей встречи.
  - Да, я помню, что он остался и расспрашивал о тебе, еще раз. И я был уверен, что он собирается сделать тебе предложение.
  - Он и сделал.
  -Что?
  - Он сватался ко мне тем вечером, но я... это было так неожиданно - мы ведь знакомы всего ничего, и тут предложение, его дети - я растерялась и отказала ему. Он меня не обижал, это скорее я его обидела...своим отказом.
  Отец Георгий молча слушал меня и хмурился. Я не могла понять на кого он злится на меня или на Попиарова?
  - Понятно, София, - сказал он, когда я замолчала. - Некоторые мужчины..., - церковник не договорил и тяжко вздохнул. - Понимаешь, Иван Витальевич пережил тяжёлую потерю, в первую очередь он потерял способность доверять женщинам, после той истории с его первой женой, думаю, ты в курсе. А тут еще две дочки на руках, и он так мечтает о сыне, очень сильно. Второй брак - это с одной стороны, вынужденная для него мера, с другой...Он мужчина, у него есть определенные потребности, и он - отец, и должен думать о том, как сделать лучше для своих дочек. Конечно, он поторопился, делая тебе предложение через неделю после знакомства, но тебе не стоило вот так отказывать. Надо было потянуть время, сказать, что надо все обдумать. Проявить женскую хитрость. Теперь уже ничего не исправишь! Иван Попиаров - человек импульсивный, упертый, решил жениться и женился. Вот только не на тебе, эх, а я думал, что...Ну что уж теперь, - церковник вновь тяжело вздохнул и развел руками, как бы говоря, что свой шанс стать замужней дамой я упустила.
  - Ты, главное, не отчаивайся, просто в следующий раз будешь умнее, а я уверен, что он будет - этот второй шанс, в конце концов, Сталина старше тебя и вот - нашла мужа. Ты меняешься в лучшую сторону, София, не думай, что мы не видим твои старания. Не знаю, что на тебя так повлияло, но не останавливайся - ты на верном пути
  - Спасибо, отец Георгий, я поняла и постараюсь быть умнее в будущем.
  - Хорошо, ну, не буду больше тебя задерживать, давай, ступай. До встречи на следующем собрании.
  - До свидания, - обрадованная, что меня наконец-то отпустили, я чуть ли не бегом покинула церковь. Мне надо было многое обдумать, не то чтобы женитьба Попиарова на Сталине стала таким сюрпризом, меня скорее удивила скорость, с которой он переключился на другую соседку. Кроме искреннего сочувствия Сталине, я также испытывала некое смутное беспокойство по поводу появившегося родства Попиарова с Крысой. Этот тандем не мог не беспокоить, учитывая, что Попиаров затаил на меня злобу, а Крыса в принципе всегда старалась причинить максимум неудобств. И те угрозы Попиарова рассказать о нас с папой "правду", думаю это невыгодно Крысе, папа прав, но это не значит, что они вместе с Попиаровым не смогут оболгать нашу семью как-то иначе.
  Приехав домой, я застала папу за работой над очередными схемами какого-то гаджета, и поделилась новостями и своими опасениями. Папа выслушал меня, хмурясь все больше по мере рассказа.
  - Их свадьба, действительно, не несет нам ничего хорошего, Софи. Но тут мы уже ничего не сможем исправить, так что надо постараться избегать новых конфликтов с этой семейкой, вот и все. В любом случае, постарайся быть повнимательнее сейчас, то, что отец Георгий тебя хвалит - это хорошо, конечно, но Моралком так просто не обманешь, а ты у них на прицеле, во всяком случае, пока сама не выйдешь замуж и не родишь ребенка.
  - Ты хочешь, чтобы я поскорее вышла замуж, - внутри все похолодело, это было глупо, но мне казалось, что папе безразлично замужем я или нет - мне от этого было легче переносить клеймо "дефектной".
  - Дело не в том, что я хочу, а что хочет от тебя общество, - мягко скала папа. - Я хочу, чтобы ты была счастлива, а также, чтобы ты была в безопасности, насколько это возможно, поэтому мы все вынуждены подчиняться этим правилам, Софи. Потерпи еще немного, хорошо? - я кивнула, папа улыбнулся и вновь склонился над своей работой. Уже в своей комнате я думала над его последними словами. Что значило "потерпи еще немного"? Что потом я привыкну и станет легче? Если бы не энергия от экспериментального коктейля я бы завалилась спать, но сейчас, когда я вообще перестала спать по ночам, надо было придумать чем себя занять. Я решила погрузиться в Игру ненадолго, всего на пол часика, хотя и этого не следовало делать, учитывая нагрузку на сердце.
  Море и озеро были слишком тяжелыми, я решила зайти ненадолго в более простой пейзаж. Когда-то в первые погружения в папин подарок я попробовала опцию "туман". В тот раз вид пара, застилающего землю, напугал меня, сегодня ночью я решила дать "туману" второй шанс. Я выбрала также лес, туман и рассвет, посчитав, что времени как раз хватит, чтобы быстро посмотреть, как светает в туманном лесу. Оборудование, валявшееся в углу комнаты - я не стала убирать его вчера, поставить было недолго. Все было нормально пока сердце не кольнуло при рывке в виртуальный мир, так быстро мимолетно, но ощутимо. "Завтра надо будет сделать себе выходной от погружения", - подумала я.
  Поляна в лесу, любимые сосны темнеют поблизости, но мгла очень быстро рассеивается, темнота уступает синим теням, затем и они светлеют и именно тогда туман-пар начинает густеть, как молочная пленка, застилая все кругом. Деревья теряются в белесой пелене, становится жутко. "Все-таки это ненормально, и как только люди справлялись с такой погодой? Наверно сидели по домам, пока туман не рассеивался". Белая завеса приобрела нежно-теплый оттенок и тут первый луч солнца прорезал туман, подчеркивая темные силуэты сосен. Я пошла навстречу солнцу, туман, стелившийся под ногами, вверху исчезал, уступая свету. Защебетали птицы, лес просыпался, но туман, как сладкое сновиденье, не отпускал его до конца. Мне хотелось побыть чуть подольше - посмотреть, как пар рассеется и солнечные лучи заиграют в полную силу на травянистом ковре леса, но тут сердце вновь больно кольнуло. "Так, пора закругляться", - сказала я про себя, не на шутку испугавшись. А что если колоть будет все чаще и сильнее? Кэти вроде бы говорила, что у первых экспериментаторов коктейля случались ранние инфаркты от передозировки? Кляня себя за легкомыслие, я вышла из Игры.
  Хотелось принять душ, все тело было липким от холодного пота, сердце бешено колотилось. "Все хорошо, надо просто полежать...", - пыталась успокоить я себя с трудом добираясь до кровати.
  Шурик дремал на подушке, поэтому я прилегла на кровать наискосок. Сопение кота над головой помогло мне успокоиться, постепенно сердечный ритм пришел в норму. Я просто лежала, максимально расслабившись, особо не надеясь заснуть. Прошло, по ощущениям, несколько часов, свет в гостиной-прихожей погас - папа лег спать. Шурик успел переместиться ко мне под бок, я же, признав поражение в битве за сон, лежала с закрытыми глазами, предаваясь воспоминаниям о годах дружбы с Ибрагимом. Завтра мы вновь попрощаемся и на это раз, скорее всего, навсегда. Столько лет, столько воспоминаний. От некоторых было грустно, другие, наоборот, вызывали улыбку. Например, наше соперничество в Первом стальном отряде. Играть одновременно мы не могли, поэтому жульничали и пытались приукрасить собственные результаты в нашем Виртуре. Я всегда побеждала, просто потому что мне лучше удавалось сосредоточиться в Игре, но Ибрагим утверждал, что это из-за того, что Игру разработал мой отец. Он был уверен, что у меня есть тайные коды для Игры. Тогда мы были еще слишком малы, чтобы кого-то беспокоили наши встречи. Я так скучала по тем простым временам, когда мы встречались после школы, гуляли в Центре, переговаривались по комму ночи напролет. Ибрагим ради этого выбегал из своего блока, чтобы его болтовня не мешала спать братьям. Однажды его отец прознал про это и Ибрагима сильно наказали, он даже в школу не ходил пару дней. Мы любили смотреть вместе сериалы и обсуждать глупость героев во время просмотра, это была наша общая черта, которая бесила других.
  - Сколько можно болтать, дай посмотреть серию спокойно, - жаловались на меня девчонки в школе, когда мы на перемене успевали глянуть полсерии нового сезона "Участница движения моей жизни". С Ибрагимом мы были на одной волне. Оба, досматривая серию у меня дома, ругали бестолковую главную героиню и ее слабохарактерного поклонника.
  - Надеюсь спецы его заберут, он же идиот, - горячился Ибрагим.
  - Точно, она найдет себе получше, например, бригадира - он симпатичный и все время с ней заигрывает, - соглашалась я.
  "Боже! Какими мы были детьми".
  Теперь мы сами как бестолковые герои сериала: тайные встречи, отвергнутые поклонники, эксперименты над здоровьем. И тайны, которые обязательно раскроют ближе к финалу храбрые спецы.
  Спустя пару часов, мне стало легче, остаток ночи я провела, просматривая свои старые записи на комме. Все связанное с Ибрагимом: наши фото, видео, аудиосообщения. Оказалось, что в памяти хранится уйма файлов. Так я настраивалась на то, чтобы расстаться с другом детства.
  Папа проспал, а я, привыкшая к тому, что это он меня подгоняет, успела одеться, закрепить комм, посмотреть новости и только спустя минут двадцать до меня дошло, что он и не думает собираться на завтрак. Будить его было как-то неловко, я постучалась в дверь - никакого результата, еще раз и громче, из-за двери послышалось невнятное бормотание. "А вдруг ему стало плохо?" - с ослабленными коллегами и последствиями питания коктейля мне повсюду начали мерещиться болезни, к тому же папа в последнее время столько перерабатывает. Но все оказалось куда проще - папа просто проспал, рефлекторно отключил звонок будильника и продолжил спать.
  - Мы сильно опаздываем? - папа вышел в жутко мятой одежде, похоже в ней он и спал.
  - Еще успеваем, извини, я поздно спохватилась...
  - Ничего, сам виноват, - папа ловким движением надевает комм, и мы почти выбегаем к эскалатору.
  Не считая нервотрёпки по поводу пропуска еду, то что папа проспал было даже к лучшему - нам не пришлось долго слушать семейство Попиаровых.
  Правда, Крыса вдруг решила задержаться вместе с девочками, отослав Сталину и Ивана Витальевича в блок.
  - Молодоженам надо побыть наедине, идите-идите, мы с Вдадимирой и Ефросиньюшкой погуляем в Центре, - Сталина, вся пунцовая, и мерзко ухмыляющийся Попиаров вышли из-за стола, а до меня дошло, что я не поздравила Людмилу Федоровну со свадьбой дочери. Могла бы хоть аудио-поздравление прислать. Как-то странно делать это теперь, когда проще поздравить в живую. Только я никак не могла сообразить какими словами это лучше сделать: "Наконец-то Сталина нашла свое счастье!", "Вы наверно на седьмом небе от радости за дочь".
  - Какая они все-таки красивая пара, - восторженно и очень громко прошептала Людмила Федоровна, глядя вслед удаляющейся дочери и ее мужа.
  - Сталина очень красивая, - как бы соглашаясь сказала Владимира, умолчав об отце.
  - Надеюсь, что скоро у вас появится сводный брат или сестричка, - Людмила Федоровна сказал это с таким мечтательным видом, очевидно, ей не мало труда стоило скрывать свою боль от отсутствия внуков. Даже таким, как она, хочется иметь внучат. Внутри невольно трепыхнулось нечто вроде добрых чувств по отношению к Крысе, но она тут же испортила мой благодушный настрой, добавив, что "девчонок и так в семье хватает", ей нужен внук.
  - Продолжатель рода, опора в старости - вот что такое внук, - гордо добавила она ни к кому конкретно не обращаясь. Я заметила, что Ефросинья при словах Крысы скривилась, наверно нечто подобное часто повторял ее отец.
  - Представляю, как вам хочется внуков, Андрей Максимович, - Людмила Федоровна неожиданно обратилась прямо к папе. - Жаль только, что некоторым этого не дано - исполнить свое истинное предназначение, - при этом она насмешливо посмотрела на меня.
  - Я думаю, что каждый человек должен сам выбирать свое истинное предназначение, Людмила Федоровна. Дети - это прекрасно, но есть и другие способы самореализации.
  - Не рожавшая женщина - это ненастоящая женщина, а вы своим мутноватым подходом только путаете собственную дочь - она похоже считает, что дефектность -это нормально? Так вот что, София, это НЕ НОРМА, и либо ты возьмёшься за ум, либо окажешься на отработках в лагерях, а то и еще чего хуже! Помяни мои слова, твоя мать тоже была гордячкой и к чему это ее привело?
  - Замолчите! - папа резко встал из-за стола, на эту сцену смотрела вся столовая, я неловко поднялась вслед за папой (тем более, что из нас двоих, ел только он). - Вы ничего не знаете ни о моей покойной жене, ни о моей дочери, занимайтесь своими делами, а в мою семью - не лезьте!
  Папа, не взяв поднос, резко развернулся и пошел к выходу, я чуть затормозив пошла за ним.
  - Вот как он заговорил! - донесся нам вслед визгливый голос Людмилы Федоровны. - Можно подумать, что это не он сам..., - дальше я не услышала потому что уже выбежала из столовой. Папу я нагнала уже у самой лестницы.
  - Все в порядке, ты как? - я успела взять его за руку на первой ступени эскалатора. Злость еще бурлила в папе, его недовольство привлекло несколько "табуреток", грозной стаей закружившиеся над нашими головами. Люди с других лестниц оглядывались, те кто был рядом сторонились, вокруг нас образовалось пустое пространство, словно невидимый круг отторжения.
  - Прости, если напугал тебя, это все недосып, - когда мы подъезжали к дому, папа, наконец, немного пришел в себя.
  - Я-то в порядке, но как мы теперь будем есть за одним столом с ними непонятно. Уже второй громкий скандал в столовой, Моралком явно заинтересуется этим.
  - Скорей всего, - папа выглядел таким расстроенным.
  - Расскажешь им о проекте, над которым трудишься, - попыталась я хоть немного приободрить папу. - В конце концов до этого она тоже устраивала ор, и мы не жаловались, а тут...она тебя нарочно вывела из себя.
  - Мне стоило быть умнее, Софи, что правда - то правда, - папа невесело улыбнулся. - Я придумаю, что сказать, если что, не переживай. Ты не опоздаешь на свою встречу?
  - Что? А! Нет, еще час до нее, - я и забыла о ГВРК со всеми этими разборками. - Я успеваю, может...может ты хочешь прогуляться со мной в Центре, - предложила я, совершенно забыв, что туда же собиралась направиться Крыса с девочками, но папа итак отказался, сказал, что работа отвлечет его лучше.
  - Со мной все хорошо, иди, лучше прийти заранее, нежели опоздать, - я поняла, что папа хочет побыть один.
  Не желая столкнуться с Людмилой Федоровной в Центре, я решила доехать до места кружным путем. Естественно, что дорогу окаймляли многочисленные экраны: большие и маленькие. Я не помнила, что на них крутили утром, но по дороге к ГВРК я просмотрела отрывок из проповеди патриарха про важность материнства.
   "Словно издевательство какое-то!", - подумалось мне. - "Вот ни раньше, ни позже, именно сегодня, после нападок Крысы". Отрывок был типичнейшим представлением церкви и государства о роли женщины в нашем обществе:
  - "В первую очередь, смысл жизни женщины в том, чтобы стать матерью. Забота о детях - это лучший урок служения, который дарован нам Господом. Не стоит забывать, что несмотря на важность общей работы на производстве, у женщин и мужчин - разные жизненные роли. Мужчины меняют мир своими активными действиями. Главный инструмент женщины - ее чувства и способность вдохновлять мужчину. Женщина - душа общества. Точнее проводник души, то есть детей. Работа на заводе, в сельском хозяйстве ничего не стоит, если женщина не хочет реализовывать себя как женщина, то есть через рождение потомства. При этом, она будет заведомо несчастной, идя против своей природы.
  Однажды на встрече прихожан одна из молодых женщин заявила, что труд на производстве одинаково важен как для женщин, так и для мужчин, что нужно состояться прежде как рабочий, а уже потом, как женщина. "Вот, к примеру, - сказала она, - я активная участница Движения жизни, у меня есть благодарности, мне прочат должность завхоза, разве это мало?". Ей ответил не я, а другая прихожанка- многодетная мама: "А знаешь ли ты, как пахнет шейка младенца между ухом и плечиком?". Горделивой девице и сказать было нечего. Не забывайте, что человек должен стать отцом, а женщина - матерью. Женщина для этого и создана, женщина - это источник любви - и для мужа, и для деток, и для всех окружающих стариков.
  Идеальная семья - это уже видно из самого названия - семь человек, точнее семь деток. Это биологическая норма для процветания государства. В большой семье возникает правильная возрастная иерархия, что особенно важно для воспитания девочек. Многодетная семья - это подготовка к будущей собственной семье, в ней девочки постоянно возятся с младенцем. Поэтому задумайтесь - правильно ли вы воспитываете своих дочерей? Раскрывает ли ваша жена себя как мать? Воспитываем ли мы в юной девушке уважение к семье и новой жизни, желание родить как можно больше деток? Напоминайте об этом знакомым девочкам, девушкам и незамужним - о самой важной роли женщины, о ее предназначении. Аминь".
  "Семь детей! Это ж надо суметь родить столько", - хотя, если помнится у главы комитета многодетных матерей их столько же или больше? Может уже больше. Наверно, семь детей - это идеал к которому стремится Владимира. Я насчет и одного ребенка не была уверена, а тут... Может потому что я единственный ребенок в семье? Патриарх вон считает, что чем больше детей у родителей, тем сильнее дочери хотят сами иметь большие семьи. Может так оно и есть? Не сказать, что я переживала из-за отсутствия брата или сестры, по большей части благодаря Ибрагиму. По сути у меня был младший брат. Мысли вновь перекинулись на сегодняшнюю встречу с Ибрагимом. Придет ли он? Как воспримет мое желание прекратить встречи? Мне хотелось, чтобы этот день поскорей закончился, хотя при этом мне не хотелось прощаться с другом детства навсегда. Все-таки люди такие противоречивые создания!
  Я каталась по лестницам, пока не пришло время идти на встречу, я даже чуть было не опоздала - задумавшись, проехала чуть дальше чем рассчитывала, но обошлось. Запыхавшаяся и вся красная, я все же успела войти в кабинет Берковского до начала "беседы". Иосиф Владимирович уже стоял возле экрана, приветственно кивнув мне, он подождал пока я сяду на место и затем встреча пошла по привычному сценарию. В это день жертвой разбора стала бабуля, которая всегда занимала место в дальнем правом углу. Обычно она держалась отстраненно: прямая как палка спина, непроницаемое лицо, всем своим видом она давала понять, что ее пребывание здесь не более чем превратность судьбы, и что она - истинно верующая гражданка НС. Однако сейчас Римма Владимировна - так ее звали, потеряла прежнюю сдержанность, и выглядела напуганной...и очень смущенной. Должно быть Берковский предупредил ее, что на этой встрече речь пойдет о ее родственнике, так или иначе, Римма Владимировна заметно переживала еще до того, как куратор начал говорить:
  - Сегодня мы вспомним историю вашего брата, Римма Владимировна, - пожилая женщина обреченно кивнула.
  - Мы не знали, что он из себя представляет, это было незаметно..., - еле слышно сказала она густо покраснев.
  "Да что же он натворил?", - изумилась я про себя, наблюдая реакцию его старшей сестры, казалось, что ей до сих пор стыдно за брата, хоть того и казнили более десяти лет назад.
  - Конечно, Рима Владимировна, мы вам верим, они умеют хорошо прикидываться нормальными людьми.
  - Он был Истериком? - спросила Алиса Арсентьевна, сочувственно глядя на Римму Владимировну, но та лишь отрицательно покачала головой.
  - Врагом человечества? Промутантом? - всем вдруг стало любопытно.
  - Нет, - Рима Владимировна избегала наших взглядов. - Он был содомитом.
  - Фу-у-у, - с отвращением протянул мужчина, сидящий за моей спиной. - Самый мерзкий тип врагов человечества. И все же - как вы умудрились это проглядеть? Они же все такие...у них же на роже все написано.
  - Гриша был участником Движения жизни, - с жаром отвечает Рима Владимировна, она впервые назвала брата по имени, и мне кажется вообще впервые упомянула его имя за долгое время. - Душа компании, его все любили...и девушкам он очень нравился! Мы не знали, не понимали, что...его все любили, - печально добавила она, смахивая слезы. Всем в группе стало очень неуютно. Мы смущённо молчали, пока Римма Владимировна беззвучно плакала. Берковский подошел к ней и что-то прошептал на ухо, женщина кивнула, и вышла из комнаты.
  - Ей нужно немного времени, чтобы прийти в себя, - негромко сказал наш куратор. - Я прошу вас всех проявить побольше такта. Римма Владимировна и ее родственники были шокированы открывшейся правдой о Григории. Конечно, все вы были шокированы так или иначе, но там был особый случай. Григорий Шибуров был героем заводской хроники, его неоднократно отмечали как лучшего рабочего, даже прочили карьеру до заводского руководства - он стал мастером в 16 лет! Бригадиром в 17. Лидер заводской ячейки Движения жизни и тут такое... ужасное открытие. Но очень важное для всех нас - наше мудрое руководство недаром призывает к постоянной бдительности! Потому что никогда не знаешь кем окажется твой коллега, начальник, друг или даже родной человек. Предательство со стороны любимых всегда сложнее пережить, - тут монолог Берковского прерывает возвращение Риммы Владимировны.
  - Вы как? Справитесь? Готовы услышать это снова? - Римма Владимировна печально кивает, подождав пока она сядет на место, Берковский отходит к стене, а на экране появляются отрывки из материалов, посвященных Григорию Шибурову. Сначала идет запись проповеди Патриарха, в которой он напоминает, что еще Отцы Церкви отмечали зловещую страсть содомитов растлевать мальчиков, и что теперь всех детей семьи Шибуровых стоит показать специалистам: "Содомия - болезнь, принесенная мутантами в Россию, дабы погубить ее главное сокровище - русских граждан. Они надеялись, что разврат и вырождение уничтожат Россию, но русские - это совесть мира. Мы помним о каждой совершённой в мире несправедливости, потому что мы противостояли источнику большинства несправедливости в мире - проклятым мутантам и их прихвостням. Но именно поэтому можем и сегодня с полной уверенностью сказать: "Наше дело правое, мы победим!". Все содомитские выродки будут разоблачены и уничтожены! Спасем наших детей от содомской заразы! Очистим Новый Союз!". Далее шли интервью с бывшими коллегами Григория, поток ругательств, извергаемый ими, ошеломлял, я невольно оглянулась на Римму Владимировну, та сидела плотно закрыв глаза и вздрагивала при каждом яростном крике как от удара. "Выродок!", - это было самое мягкое, из сказанного о ее брате. Люди буквально рычали, выплевывали ругательства, шипели проклятия как одержимые. Ненависть по отношению к казненным была нормой, но здесь была настоящая истерия, припадки ярости, смотреть на это было крайне неприятно. Не представляю, как Римма Владимировна и ее семья справились со всем этим, я бы тронулась.
  - Думаю, на сегодня видео хватит, - сказал, наконец, Берковский, выключая экран. - Вы все верно заметили насколько бурная реакция была среди граждан Союза на преступление Григория Шибурова. Как вы думаете почему?
  Мы молча переглядываемся, не зная, как ответить на столь очевидный вопрос.
  - Потому что это преступление против человечества, против выживания, ну и дети - это же самое мерзкое! - мужчина, первый отреагировавший на статью Григория, решился ответить.
  - Все верно, - Берковский согласно кивнул. - Преступления против детей и угрожающие выживанию Союза являются самыми страшными, отсюда столь сильная реакция. К тому же, не забывайте, кем был казненный - важный рабочий, участник Движения, сколько надежд, сколько сил вкладывалось в его будущее и тут это предательство. Как и Истерики, содомиты являются больными людьми, но в отличие от первых, им проще контролировать свою гнилую природу. Давно известно, что молитва и позитивный настрой, вкупе с тяжелым трудом помогают избавиться от гнусных мыслей. Святым отцам не раз удавалось показать чудо исцеления раскаявшихся содомитов. Но Григорий Шибуров пошел по другому пути и не только сгинул сам, но и повлек за собой еще несколько растленных душ. Вы только представьте горе их родителей!
  Куратор помолчал, давая нам переварить услышанное, Римма Владимировна, державшаяся во время показа, начала всхлипывать. Она что-то пыталась сказать, но слезы душили ее, поэтому все изливания оставались для нас непонятными.
  - Но-но, - Берковский подошел к женщине и приобнял за плечи, Римма Владимировна тотчас уткнулась в ладно скроенный пиджак врачевателя душ. - Мы понимаем ваши чувства, моя дорогая, вашу боль. Нелегко смириться с предательством, и нелегко понять где кончается обида и начинается боль потери. Мы все через это прошли. Что я хочу показать вам через просмотры этих роликов? В первую очередь, я хочу, чтобы вы научились понимать реакцию граждан НС на преступления, караемые казнью. Чтобы вы научились отделять ярость, направленную на вашего казненного родственника от чувств, которые общество испытывает к вам. Ведь в первую очередь вы сами вините себя, что не смогли вовремя распознать болезнь или тягу к преступным замыслам у родного человека, что не смогли помочь ему, а вместо этого дали возможность навредить НС. Проецируя эту вину на других, вы начинаете видеть ненависть окружающих там, где ее нет!
  "Что за бред! - подумала я, - Детей "врагов человечества" всегда гнобили, да и сестёр содомитов я думаю тоже. Он думает, что сможет внушить нам, что наши воспоминания, наша реальность - ложь?".
  - Я понимаю, многим из вас кажется, что вы видите негативное отношение к себе со стороны коллег, соседей из-за своих родных, но сейчас, я хочу чтобы вы хорошенько обдумали мои слова - постарайтесь вспомнить случай, когда вам прямо говорили о своей ненависти к вам. Не на следующий день после казни, а спустя неделю, месяц, год. Первоначальная реакция окружающих вполне понятна - чем страшней преступление, тем больше ярость граждан. Естественно, что близкие к казненному становятся мишенью, но это лишь отсвет преступления. Спустя какое-то время люди и не думают обвинять вас, вы сами делаете это за них, памятуя первоначальную реакцию - вот в чем состоит ошибка большинства родственников казненных. Вот что мы постараемся исправить в вашем мышлении. Вы должны научиться снова доверять гражданам НС. Без этого доверия невозможно полноценно служить своей стране. Подумайте об этом, хорошо? На сегодня все, до встречи через неделю, - мы потянулись к выходу, Римма Владимировна осталась на месте, куратор что-то успокаивающе говорил ей, поглаживая по голове. Выходя я заметила жадный взгляд Аксиньи - девочке явно хотелось обсудить со мной слова Берковского, но она сумела перебороть это желание и отвернувшись пошла быстрым шагом к эскалатору. Я задержалась у дверей, делая вид, что поправляю косынку - мне хотелось подождать пока остальные участники группы разъедутся по своим направлениям. Из комнаты доносился мелодичный голос Берковского, продолжавшего утешать Римму Владимировну. "Какой он все-таки гад. Хочет выставить нас какими-то сумасшедшими. Неужели это может сработать? Неужели кто-то в конце концов поверит ему?".
  ***
  Когда я подъехала к Залу Достижений, он уже был там, стоял, прислонившись спиной к одной из колонн. Заметив меня, Ибрагим кивнул в сторону служебной двери. Я неторопливо пошла в том направлении, хотя мне хотелось бежать из-под пристального взгляда камер. Хоть Ибрагим и говорил, что они лишь для видимости, под их дулом мне становилось не по себе.
  - Привет!
  - Привет, - друг детства был необычайно серьезен, и я поняла, что он пришел сегодня с той же целью, что и я. Отдельно друг от друга мы пришли к этому решению, но кто произнесет эти слова первым? Двери зала закрылись, бесшумно отделяя нас двоих от других граждан. Мы прошли немного вперед и остановились возле кресел, неубранных после очередного заседания. Помолчали, разглядывая потолок, стенды, экраны - все что угодно лишь бы не смотреть в глаза друг другу. Это молчание было не столько тягостным, сколько наполненным осознанием неизбежности расставания, горечью и одновременно благодарностью за все чудесные мгновения, проведенные вместе, за поддержку.
  - Я скажу, кто-то должен сказать это. То, что мы оба поняли, Ибрагим. Эта встреча должна стать последней, - Ибрагим наконец повернулся ко мне, на миг я увидела того самого мальчика, испуганного и так нуждающегося во мне, но затем он тепло улыбнулся и кивнул.
  - Я знал, что ты это скажешь, у меня бы не хватило духу - я же сам позвал тебя, просил о этих встречах, чтобы так...прости, Софи, я думал, что смогу, но все изменилось.
  - Мы сами изменились, - я села на кресло, стоящее поблизости, Ибрагим занял соседнее. - Но я всегда буду помнить нашу дружбу.
  - Знаю, я столько думал в эти дни, вспоминал как мы отрывались в детстве. Игру твоего папы, помнишь?
  - Как ты постоянно проигрывал, а как же? - Ибрагим рассмеялся и на душе стало теплее. - Только вчера вспоминала.
  - А помнишь, как мы записывали свои клипы на песню "Трудодрайва"?
  - О-о-о, эта дурацкая группа, и мы все никак не могли настроить коммы, чтобы мы попадали в кадр по центру.
  - А еще спорили на чей снимать первым.
  - Ну больше из-за движений, которые ты никак не мог выучить.
  - Потому что никто так не танцевал, я не хотел выглядеть глупо.
  - Мы в любом случае выглядели глупо.
  - Но было здорово!
  - Да.
  - Жаль, что у меня не осталось этого видео, - вздохнул Ибрагим.
  - Ты стер его?! Мы же хотели посмотреть его вместе, когда нам стукнет тридцать.
  - Да, но...это не я стер, Софи, это отец. Он удалил все файлы с моего комма, связанные с тобой. Хорошо, что я смог найти твой номер по базе.
  - У тебя не осталось ничего связанного со мной? Ни одной фотки? - я не понимала почему от этой новости мне хотелось реветь. Какая разница, если мы сегодня прощаемся навсегда? Двигаться дальше одно, а так, чтобы у друга вообще ничего не осталось на память о тебе - это как-то неправильно. Хотя если меня поймают и осудят, Ибрагиму все-равно пришлось бы удалить все, связанное со мной. Проглотив комок в горле, я решила, что мы должны расстаться на правильной ноте. К чему вся эта бесполезная горечь?
  - Знаешь, а у меня на комме все сохранилось, - сказала я подвигаясь к другу. - Не хочешь глянуть на наш шедевр?
  - Еще спрашиваешь?!
  Следующие полчаса мы смотрели наши жалкие попытки быть крутыми певцами, затем просто листали фотографии - большинство мы сделали в Центре. Море снимков, море воспоминаний, мы могли бы сидеть так часами, но Ибрагиму на комм пришел сигнал, похоже друга вызывали куда-то по работе. Я не стала допытываться, мне не хотелось знать, чем занимается в Охране Ибрагим.
  - Мне надо бежать, Софи, прости, я бы хотел задержаться, но...
  - Я все понимаю, конечно, тебе надо идти, - я отключила сохраненку, надев комм на руку. Горечь, отступившая при просмотре, нахлынула с новой силой. Мы оба неловко поднялись с кресел.
  - Надо идти, - зачем-то повторил Ибрагим.
  "К черту все, мы же прощаемся!". Я крепко обняла друга, Ибрагим, оправившись от неожиданности, обнял меня в ответ. Так мы и стояли, когда на комм Ибрагима пришел второй сигнал. Столько всего несказанного оставалось между нами, но жизнь вносила свои коррективы. Пришла пора расставаться.
  - Обещай, что постараешься быть счастливым, - попросила, нет, скорее даже потребовал я.
  - Обещаю, - Ибрагим на мгновение прижался своей щекой к моей и тут же отпрянул словно обжегшись.
  - Ты тоже, Софи, будь счастлива, - сказал он.
  - Я постараюсь, - мне не хотелось его напрасно обнадеживать, я ведь знала, что счастливого финала у меня быть не может.
  Больше мы ничего не сказали, даже то самое "прощай". Просто вышли из Зала и разошлись в разные стороны. Думаю, ему, как и мне не хотелось произносить это вслух. Словно так мы оставляем какой-то шанс на воссоединение. Все казалось нереальным и только это ощущение спасло меня от чувства потери. Потом боль придет.
  ***
  Всю дорогу домой я провела, вспоминая Ибрагима, обдумывая наш последний разговор. Мне казалось, что все можно было сделать иначе, как-то искренней, теплее, а то вышло слишком скомкано. В раздумьях, зайдя в свой блок, я не сразу заметила изящную фигуру, сидящую напротив папы. Валентина Хипокритова. Моралком опять вспомнил обо мне.
  - Здравствуй, София, - номенклатурщица благожелательно улыбалась. - Ты что-то припозднилась, не думала, что Иосиф Владимирович держит вас так долго, - по спине побежали мурашки, если она велит поднять записи с камер - я пропала!
  - Да нет, мы сидели не больше обычного, минут сорок или около того, просто после встречи мне хотелось обдумать сказанное Иосифом Владимировичем, и я еще немного покаталась на лестницах.
  - Понимаю, но эскалаторы - это средство передвижения, нельзя "кататься" на них ради развлечения - это не самый эргономичный способ расходования энергии, не находишь? - мягко пожурила меня Хипокритова, мне же оставалось надеяться, что чиновница и в самом деле поверила моим словам.
  - Не буду вам мешать, - папа вышел из комнаты, недолго постояв, я все-таки решилась сесть на его место, напротив Хипокритовой.
  - Ну и как тебе ваши встречи в ГВРК?
  - Тяжело, я имею в виду, что это все полезно, но слушать и смотреть как ругают твоих родных - тяжело. Иосиф Владимирович очень хороший психолог, он постоянно заставляет нас задумываться над вещами, которые раньше казались очевидными, - уж это я могла сказать, не краснея за ложь - Берковский, действительно, был прекрасным психологом-манипулятором.
  - Да, похвально, что ты так честно говоришь об этом, София. ГВРК и ее новый профиль создавалась как раз для таких тяжелых случаев, как твой и твоих товарищей по несчастью. Но я пришла сегодня не из-за ГВРК, у меня состоялась любопытная беседа с отцом Георгием. И должна сказать, я разочарована твоим легкомысленным поведением в отношении Ивана Попиарова. Столько бесед с отцом Георгием, с нами и ты все никак не осознаешь важность создания семьи, София?
  Мне нечего было сказать на обвинение номенклатурщицы, почему-то я была уверена, что оправдываться, говоря о неожиданности предложения бесполезно.
  - Хорошо хоть, что ты начала посещать собрания церковной молодежи, это дает надежду на то, что в конце концов, ты смиришь гордыню. Возможно тебе также стоит поучаствовать в добровольных отработках при церкви? Как ты считаешь?
  "Она должно быть издевается?".
   - Твоя соседка Сталина - теперь замужняя женщина, ей будет сложно уделять столько времени церкви, как раньше - по-моему для тебя это отличная возможность проявить себя. Тебя обязательно заметит какой-нибудь хороший мужчина.
  - Я даже не думала, что Сталина перестанет посещать церковные отработки после замужества, но да, это действительно хорошая возможность. Только сейчас у нас на заводе повышенная норма...
  - Да, я в курсе, но как ваш график войдет в привычную колею - подумай о своей помощи Церкви. Моралком, после отношений в семье, в первую очередь рассматривает истинность веры человека. Не упускай этот шанс, София, - добавила чиновница, намекая, что другого случая порадовать Моралком может и не представиться.
  - Я поговорила с твоим отцом об этом, он одобрил нашу идею, хотя тоже упомянул о твоем нынешнем графике, но это все временные трудности. Уверена, что твой отец будет рад больше всех, когда ты устроишь свою судьбу, возможно, что после этого он и сам создаст новую ячейку общества. В конце концов он еще не старик, и такой талантливый программист заслуживает иметь сына, как ты считаешь?
  - Да, конечно, заслуживает, - пришлось поднапрячься, чтобы сказать эти слова ровно, без саркастических ноток. Проблема не только, что у родителей был один ребенок, но что и тот - девчонка. Интересно, она правда так уверена, что если бы был мальчик - то он обязательно стал бы программистом, как папа? И моя мама тоже была талантливым техником, а это ведь "мужская" профессия. И странные намеки на то, что мое присутствие в доме мешает папе устроить личную жизнь. Как будто если бы папа этого хотел, он не женился бы еще до моего совершеннолетия.
  - Тебе есть над чем подумать, София, а мне пора откланяться, все-таки уже поздно, - номенклатурщица поднялась, и вслед за ней, хотя провожать особо не требовалось - дверь блока находилась прямо за ее спиной.
  - До свидания, буду рада узнать о твоих новых достижениях, - изящно напомнила она о надзоре.
  - До свиданья, - дверь блока закрылась, обернувшись, я замечаю папу в дверях его комнаты.
  - Ну как все прошло?
  - Сложно сказать, с одной стороны - они рады, что я начала ходить на встречи церковной молодежи, с другой - недовольны, что я отказала Попиарову. Так что, нечто среднее.
  - Полагаю, много зависит от того начнешь ли ты участвовать в жизни церкви полнее.
  Я деланно-страдальчески застонала, показывая папе свое "желание" отрабатывать в церкви вместо Сталины.
  - Ничего, не думаю, что это надолго, - постарался утешить меня отец.
  - Что? Думаешь я выскочу замуж через недельку-другую отработки?
  - Нет, - улыбнулся пап. - Скорее надеюсь, что у них найдутся проблемы посерьезнее моей незамужней дочери.
  "Иногда он бывает таким оптимистом".
  - Мне нужно забежать на работу, - папа берет свою кофту со стула. - Не жди меня, ложись, тебе завтра опять рано вставать.
  - Но почти ночь на дворе, тебя вообще пустят работать в воскресенье так поздно?
  - Они в курсе, все в порядке, не беспокойся об этом. Тебе надо подумать о своем здоровье и постараться лечь пораньше, а то я постоянно слышу, как ты ходишь у себя в комнате по ночам.
  "Упс, а мне казалось, что я двигаюсь бесшумно".
  - Ни о чем не волнуйся и постарайся уснуть, - папа быстро целует меня в лоб и убегает. Как бы мне не хотелось его порадовать, вряд ли я смогу последовать папиной инструкции. В эти выходные мне сложно расслабиться и не только из-за действия коктейля.
  Раздражение. Вот что мучает меня, начиная со встречи церковной молодежи и заканчивая сегодняшней беседой с Хипокритовой. Раздражение копилось, бурлило где-то внутри, казалось, ещё немного - и я выплесну его прямо на номенклатурщицу. Они все так радуются моему исправлению...Ха! Это лицемерие, умение создать видимость послушания вроде бы простой способ жить без страха, но оно не проходит бесследно. Если тебя тошнит от этих рамок, даже имитация следования ним убивает в тебе все живое. Это как с экспериментальным коктейлем - суррогат, лишающий аппетита, так и здесь, видимость, лишающая тебя истинной жизни. Я не знаю, как можно жить иначе в нашем мире, да и можно ли? Что ты будешь делать, если единственное укрытие от бури - это тюрьма? Сгинешь в непогоду или станешь послушным заключенным? Ощущение безысходности сменяет раздражение. Ловушка из которой нет выхода - вот что такое Новый Союз. Огромная ловушка.
  В мрачном настроении я забываю о своем обещании не погружаться из-за нагрузки на сердце. Достав Виртур, мне остается лишь выбрать опции. Пусть это будет море, только вместо сияющего яркого солнечного берега, я выбираю "туман на море". Мне хотелось чего-то под стать настроению, хотя мудрее было бы, наоборот, выбрать какую-нибудь благостную картинку - ту же опцию "сосновый бор в солнечный полдень". Но нет. Это был пугающий туман. И море.
  После ослепительной вспышки перехода в виртуальную реальность, поначалу мне показалось, что у меня что-то стало со зрением - перед глазами стояла белая пелена. Все-таки к туману не так легко привыкнуть. С трудом разбирая дорогу я подошла ближе к морю, оно было спокойным. Огромная темно-серая субстанция, край которой терялся в тумане. От этого было тревожно. В туманном лесу было страшно из-за того, что я не могла разглядеть вещи, находящиеся рядом. Здесь меня больше пугало то, что я могу разглядеть в дымке над водой. Было ощущение что вот-вот и из нее покажется какое-нибудь чудовище. Монстр, появившийся результате радиации. Или чужой военный корабль. В общем, что-то большое и темное, что разрежет туман и нависнет над берегом. Сердце пропустило пару ударов, когда мне действительно померещилось нечто черное, мелькнувшее в белесой пелене. Несколько мгновений я до боли в глазах жадно всматриваюсь в туманную бездну, постепенно сердце усмиряет свой бешенный ритм, и я могу свободно вздохнуть. Чувство тревоги нарастает. Мне приходит в голову, что если я начну бросать камни, как мы делали с папой - это развеет напряженность. Это была плохая идея, я кинула всего один камень, и эхо зловеще отозвалось целой серией звуков. Я уже была готова к тому, что камень прилетит назад. Но все стихло и над берегом воцарилась тишина. Я медленно побрела вдоль берега. Песок, что в прошлый раз радовал своим нежно-желтым цветом превратился в грязный серо-коричневый студень. Разноцветные камешки поблекли, это был тот же пляж, но словно после длительной болезни...или умирающий. Может сейчас все моря так и выглядят? Может, еще хуже? Я бреду до тех пор, пока сердце опять не начинает колоть.
  Когда я вынырнула из Игры руки тряслись, ноги были напряжены - все было так будто я играла на совсем дряхлой модели Виртура. Не стоило погружаться в Игру, но сегодня мне было плевать. Я даже не стала убирать гаджет, просто сняла с себя все оборудование и забралась в кровать, свернувшись калачиком рядом с котом. Слезы смешались с потом от погружения. Но это было больше от усталости. Шурик проснулся, и принялся лизать мою щеку, стало щекотно. Я перевернулась на спину, подхватив кота на руки, отчего тот протестующе мяукнул.
  - Спасибо, кото-врач, мне стало гораздо лучше, - прошептала я, целуя кота в ответ. Зря некоторые считают содержание домашних животных пустой тратой ресурсов. Ведь любимцы - это тоже ресурс, своеобразный защитный клапан, помогающий не свихнуться в этом мире. Несмотря на то, что заснуть мне так и не удалось, на утро я чувствовала себя отдохнувшей, не только физически, но и душевно. Кототерапия творит чудеса!
  ***
  В понедельник я поехала на завтрак, пока папа еще спал. По дороге в столовую, экраны безмолвствовали, сияя заставкой в виде герба. Быстро расправившись со своим коктейлем, я вернулась на лестницы, и по дороге на работу успела полюбоваться новым роликом: экраны "проснулись". Итак, какую новую историю решили рассказать нам телеинетчики:
  - "Старшеклассник. Мы видим, как он выходит из школы, вот он уже на отработке в теплицах, носит воду, смеется и шутит вместе с одноклассниками, после чего усталый, но довольный едет домой. Подходя к дому, он замечает, как из его блока выходит какой-то мужчина, мальчик притормаживает, прячется за углом и оттуда наблюдает за незнакомцем и женщиной, которая провожает его возле дверей. Мы понимаем, что это должно быть мать мальчика, и что она - изменщица. В принципе дальнейшее развитие сюжета становится очевидным, но еще пару кадров мы видим метания главного героя: он то смотрит на мать, то на отца, вспоминает как мама ухаживала за ним, когда он болел, но потом видит на городском экране запись проповеди патриарха об измене - и теперь он знает, что должен сделать. В следующем кадре мальчик говорит с отцом, тот не раздумывая, приходит к спецам, которые словно только и ждут, чтобы накрыть "преступную банду". Женщину и ее любовника ловят, мальчика награждают. И хотя казни матери не показывают, ее судьба не вызывает сомнений. В конце ролика мальчик стоит рядом с отцом на субботней проповеди, они переглядываются и улыбаются друг другу. При этом на них падает свет, очень похожий на солнечный, такого освещения в Церкви никогда не было, но надо же как-то показать благолепие праведников. Играет радостная музыка. Конец".
  Все счастливы, кроме двух казненных. Мальчик напомнил мне Крысу. Интересно, Людмила Фёдоровна долго металась, прежде чем донести на мужа? Ей теперь надо быть самой осторожнее, поскольку с ней вместе живет зять со схожими взглядами. Один неверный шаг и в квартире станет просторнее.
  В раздевалке, я столкнулась с Мирой.
  - Привет!
  - Привет, а разве ты не должна приходить попозже вместе с Владой? - поинтересовалась я.
  - Это на прошлой неделе я должна была приходить, как Влада, ну, точнее в конце недели. В воскресенье на комм пришло извещение, что график будет таким же как у всей бригады, - не успела она договорить, как в комнату вихрем ворвалась Влада.
  - О черт, я сильно опоздала? - да-а, видно сегодня мы начинаем работать, как до медкомиссии, неужели они думают, что девочки полностью восстановились за пару дней?
  - Да нет, мы сами только подошли, - успокаивает Владу Мира.
  - Как ты себя чувствуешь? - спросила я у запыхавшейся девушки.
  - Нормально, то есть сон не восстановился, но уже удается подремать час другой, и не болит ничего.
  - Хорошо. А ты, Мира, как у тебя со здоровьем? Голова больше не болит?
  - Еще бывают приступы, но уже гораздо слабее, - улыбнулась наша прекрасная коллега. - Сон также как у Влады, полтора-два часа, не больше.
  - Рада, что вам обеим стало легче, будем надеяться, что после возвращения в общий график это не изменится.
  - Не думаю, - беспечно отозвалась Влада.
  Вместе мы пришли в цех, где нас уже ждали Кэти, Владимира и бригадир. Семен Денисович попенял нам, что мы приходим на работу "впритык к опозданию", как он выразился. После чего, бригадир сообщил последние распоряжения относительно нашего графика.
  - Теперь смена больше только с утра, вечером будете уходить, как до повышения, так что вы все будете успевать на нормальный ужин. Обед сохраняется без изменений - Васнецова и Казанчук пьют коктейль, остальные едят в столовой.
  - И почему я не удивлена, - отозвалась Кэти, подмигивая мне.
  - Потише, Екатерина Владимировна. Понимаю, вы устали от коктейля, но потерпеть осталось всего ничего. И еще, я уверен, что хоть это вас обрадует, - с этими словами Семен Денисович достал талоны на инсоляцию.
  - Да ладно?! - Влада первой подскочила к бригадиру, мне сразу вспомнилось, как она пустилась в пляс во время прошлой выдачи талонов, сейчас девушка стала сдержанней - несчастье с Люсей заставило ее повзрослеть. - Так здорово, схожу в пятницу.
  - Почему не сегодня? Зачем ждать до пятницы? - полюбопытствовала Владимира, получающая свой талон.
  - В пятницу сеансы по десять минут, я уже не раз замечала, в этот день ходит меньше людей, чем обычно.
  - Никогда не замечала, - пожала плечами Владимира, и мысленно я с ней согласилась, я бывала на инсоляции в пятницу - так же, как и в другие дни: повезет-не повезет.
  Получив свой билет, я подхожу к Кэти.
  - Ты тоже хочешь повременить или пойдешь сегодня? Нам же уменьшили смену по вечерам.
  - Я за то, чтобы пойти сегодня. Мира! - подруга окликнула бригадницу, и та подошла к нам.
  - Что?
  - Ты пойдешь сегодня на инсоляцию, со мной и Софи?
  - Извини, на днях мужу тоже выдали талон, так что мы пойдем вместе с ним - он не любит стоять в очереди один.
  - Ладно, как хочешь, - ответ Миры Кэти явно расстроил, непонятно только из-за самого отказа или из-за упоминания мужа. - Пойдем вдвоем.
  Взбудораженная предстоящим походом на инсоляцию, я и не замечаю, как прошло полсмены. В обед мы с Кэти опять остаемся вдвоем в цеху, хорошо, что без прослушивания роликов.
  - А как тебе новый, про мальчугана, сдавшего мать? - спросила Кэти, очевидно то же вспомнившая про навязчивые отрывки.
  - Ничего нового, та же песня о бдительности, вместо матери мог быть отец, брат, тетя, бабушка, да кто угодно, хоть сосед по блоку.
  - Ну не скажи, все-таки между тем, чтобы сдать родную маму и какого-то там соседа огромная разница! - горячо отозвалась подруга. - А тут еще и любимая мать, эти вставки воспоминаний о ней - они к чему по-твоему были? Чтобы показать гражданам, что даже любимая мама должна значить для тебя меньше, нежели НС.
  - Или скорее любовь к Богу, - предположила я. - Ведь он решился ее сдать после того, как увидел Патриарха.
  - Не суть, - отмахнулась от моего уточнения Кэти. - Это одно и то же! Да нам и в проповедях постоянно напоминают об этом, что любовь к Богу и любовь к Вождю вместе с Новым Союзом - это одна любовь, единственная истинная. По мне так, этот ролик один из самых страшных, что транслируют в телеинете.
  Мне сложно согласиться с Кэти на этот раз, я могу привести в качестве примера пятерку роликов похуже. Но я не хочу спорить с подругой, и поэтому молча соглашаюсь с ее характеристикой ролика. К тому же, сегодня инсоляция! Зачем портить себе настроение спорами?
  После окончания смены, мы с Кэти выдвигаемся уже привычным маршрутом к кабинам инсоляции. В отличие от прошлого раза - головы в платках - Моралком бдит! Та ворчливая бабуля, встретившаяся нам в прошлый раз, была бы рада. Хорошо хоть уже не так душно на лестницах. Благодаря тому, что талоны нам в этом месяце выдали раньше обычного, очереди практически нет - одна двадцатка женщин, максимум десять-пятнадцать минут ожидания.
  - Все-таки у повышенной нормы есть свои плюсы, - бодро замечает Кэти, пожилая женщина перед нами косится на нее с недовольным видом, очевидно в ее представлении повышенная норма сама по себе награда, ну типа как возможность еще больше послужить благу НС. Неважно, уже спустя десять минут мы с подругой заходим в комнату перед кабинками, пройдя ритуал с вызовом по фамилиям от вечно уставшей дамы: "Талон...Васнецова ...1473".
  - Наше солнышко, - раздевшись, Кэти нежно гладит двери, ведущие в кабину инсоляции, вызвав тем самым улыбку у женщины, отсчитывающей очередную двадцатку. - Да уж, что мы бы без него делали? - замечает она.
  Мигнувшая лампа показала, что предыдущий сеанс инсоляции подходит к концу, через минуту звучит характерный свист и двери кабины раскрываются, оттуда в комнату хлынула волна жара. Разгоряченные женщины всех возрастов медленно выбредают из кабины. Дезориентированные после яркого света, они складывают очки в коробку возле двери, аккуратно не без сожаления расставаясь с этим обязательным элементом инсоляции. Наконец, кабина пустеет, пару минут, пока вышедшие женщины одеваются, она "проветривается" - шум вентиляторов, включенных на полную мощность заглушает голоса в комнате. И вот гул стихает - наша очередь.
  - Прошу вас, гражданки, - девушка на очереди пропустила нас с Кэти вперед, заходя в кабину мы берем еще теплые с прошлого сеанса очки.
  - Ну, погнали! - улыбается Кэти, водрузив красноватые окуляры себе на голову. - Сегодня немного народу, может сеанс будет все десять минут.
  Скорей всего она права, я тоже надеваю очки, хоть и собираюсь потом снять их, как всегда, незадолго до окончания сеанса. Зашумели вентиляторы, женщины застывают каждая на своем месте - так всегда, прежде чем расслабиться под "лучами" ты невольно напрягаешься от шума и потоков воздуха, обрушивающихся на тебя со всех сторон. Слепящий свет резко вспыхивает в кабине, я невольно зажмуриваюсь - даже в защитных очках, глазам больно. Повергавшись так, чтобы на мою голову падла тень от рядом стоящей женщины, я замечаю, что Кэти стоит без очков. Ее лицо, поднятое навстречу свету, озаряет радостная улыбка. Давно я не видела подругу такой счастливой, и мне начинает казаться, что дело совсем не в инсоляции. Ох, Кэти. Что же мы с тобой творим со своими жизнями? Понаблюдав за подругой пару минут, я тоже снимаю очки и стою крепко зажмурившись. Жаркий свет целиком захватывает мое тело, проникая во все клеточки, на мгновение он испепеляет все мои страхи и тревоги. Невероятное спокойствие наполняет мою душу. Сеанс длится полных десять минут, как и предсказывала Кэти, я уже начинаю чувствовать, как "горит" кожа, когда звучит сигнал, что осталась минута сеанса. Свет пропадает также внезапно, как и возник. Еще какое-то время я стою зажмурившись, перед глазами мелькают и расплываются зеленые круги. Женщины рядом тоже не сразу начинают двигаться, оглушенные этим светом, придя в себя - они начинают медленно брести к выходу.
  - Все нормально? - Кэти берет меня под руку, я киваю, и мы бредем вместе с остальными, словно изгнанные из рая.
  - Спасибо вам, - говорит Кэти девушке у входа, когда мы кладем свои очки в корзину.
  - Не за что, вы заслужили, - отвечает она.
  Гомон в раздевалке, веселая толкучка новой партии женщин, готовящихся к инсоляции. Одежда липнет к потному телу, и одеваться откровенно лень.
  - У меня после инсоляции всегда такое чувство, - говорит вдруг Кэти. - Ну, знаешь, смесь ощущений даже - из расслабления, удовлетворения и легкой грусти, что все уже закончилось.
  - Понимаю, у меня также. Это тепло словно сеанс массажа, представляешь если бы мы посещали камеры инсоляции после каждой смены? Для спины было бы круто.
  - Зато для кожи не очень, - смеется подруга. - Мы бы стали черными от столь частого посещения.
  - Ну и пусть, зато со здоровой спиной.
  - Каждую вторую смену, идет? - за разговором мы незаметно одеваемся и выходим наружу. После камеры инсоляции и душной раздевалки воздух лестниц приятно холодит зудящую кожу. Кожа пылает словно у меня дикая простуда.
  - Хорошо, - потягивается Кэти. - Мне даже кажется, что я сегодня смогу уснуть.
  - Удачи, - инсоляция и у меня вызывает сонливость, интересно насколько она правдива? Вдруг и правда сегодня ночью удастся поспать, пусть хоть пару часов, как Мира и Влада. Мы прощаемся с Кэти, почти сразу же после выхода на лестницы, обе боимся опоздать на ужин.
  Уже подъезжая к своей столовой я вспоминаю, что не закончила отработку в теплицах. Наверно, раз нас будут отпускать на ужин, я должна сообщить Трофимовне, что готова продолжить отработку. Я успела прибежать до закрытия столовой, на раздаче еще выдавали нормальную еду, а не коктейли. Взяв тарелку с кашей, я попыталась впихнуть в себя пару ложек. Есть не хотелось, помучившись минут десять, я отношу тарелку на мойку, после чего спрашиваю у женщины на раздаче можно спуститься в теплицы из столовой. Узнав, что речь идет о возобновлении отработки, меня без вопросов пропускают к лифту.
  Я уже успела забыть теплый влажный воздух теплиц и этот запах, такой странный, не химический. Поплутав в темноте, и подивившись как работники теплиц ориентируются в этом подвале, я вышла к группе рабочих, они, в свою очередь, отослали меня в коридор, находящийся на другом конце зала.
   - Первая дверь слева, - крикнул мне вслед один из работников.
  - Спасибо, - я надеялась, что смогу найти хотя бы коридор, а там уже позову Трофимовну погромче, но все оказалось не так сложно. Преимущество теплиц, что в огромном зале грядки идут параллельно стенам, так что выйти к коридору не составило труда. Дверь тоже. Остановившись у двери, я раздумывала стоит стучать или нет, и только поднесла руку к двери, как та распахнулась и на пороге возникла Трофимовна.
  - А, это ты, - буднично бросила мне женщина, так, словно я ошиваюсь здесь внизу каждый божий день. - Я думала, что у вас три недели повышенной нормы, а не две.
  - Гхм, у нас возникла... в общем начальство решило сократить норму, и с этой недели по вечерам мы уходим как обычно. Так что я могу продолжить отработку, - работница теплиц окинула меня долгим задумчивым взглядом.
  - Ни с того, ни с сего начальство вдруг решило вас пожалеть, ну-ну. Вот что, не знаю, из-за чего у вас сократили норму, но мне не к спеху, понятно?
  - Э-э, - эта женщина постоянно сбивала меня с толку.
  - Я говорю, как начнешь нормально высыпаться, тогда и приходи. Неделю раньше, неделю позже, или ты сама хочешь на этой неделе отработку закрыть?
  "Честно говоря, не знаю", - хотелось ответить мне. С одной стороны, благодаря коктейлю я не чувствую усталости, так что отработка не вызовет у меня перенапряжения, с другой - может, наоборот, она и вызовет, я же не сплю нормально. Наверно лучше все-таки подождать, может через неделю сон наладиться?
  - Если вы не против, я продолжу отработку на следующей неделе, - ответила я наконец.
  - Вот и славно, - Трофимовна похлопала меня по плечу, судя по всему, она часто так делала. - Проводить тебя? Еще можешь успеть на лифт.
  - Да, спасибо, - я чувствовала себя немного глупо, спустилась, сказала "приду через неделю" и ушла, но ведь она сама предложила.
  - Как там у вас на заводе, ну помимо понижения нормы?
  - Дали талоны на инсоляцию, сегодня сходила.
  - Ну ты даешь, - восхитилась Трофимовна. - После инсоляции вместо того, чтобы поехать домой и завалиться спать, ты вспомнила об отработке. Ты часом, в Движении жизни не состоишь?
  - Нет, - улыбнулась я.
  - Странно, такая энтузиастка и не в Движении, - покачала головой моя спутница. - Что ж, вот и пришли, до встречи через неделю.
  - До свиданья, - с каждым разом эта женщина нравилась мне все больше и больше.
  ***
  По дороге домой ко мне пришло аудиосообщение от папы - он предупредил, что в очередной раз задерживается на работе. Сонливость, навеянная инсоляцией, куда-то пропала, значит надо было думать, чем занять себя в эту бессонную ночь.
  Из-за всех этих сердечных колик, в Игре, пожалуй, стоит сделать перерыв. К тому же я уже давно не занималась письмом и чтением. Пока сон не восстановился - самое время продолжить уроки, поэтому ночь понедельника я решила посвятить письму. Открыв тайник, достала бумагу, карандаши, полистала свои прошлые попытки. Пора уже приступать к написанию предложений. Сколько можно писать одно имя? Вот, к примеру: "Меня зовут София". Я открыла фоно-программу, позволяющую визуализировать мои слова. Все-равно папы нет дома, можно говорить спокойно.
  - Меня зовут София, - на экране возникли буквы. "Не так много, всего три слова", - подбодрила я себя мысленно. Новые буквы было сложнее вырисовывать, но спустя полчаса мои каракули стали похожи на экранный текст. От перенапряжения заболело запястье. "Пожалуй, сделаю перерыв в письме, можно повторить алфавит". Переключив программу, я с тоской провела взглядом по стройным рядам черных буквенных силуэтов. "Почему это так сложно?". Почти каждую вторую букву мне приходилось проверять на звучание по программе. Некоторые я хорошо запоминала в сочетании с соседями "л,м,н" или "р,с,т". Устав от попыток прочитать все буквы без подсказки программы, я решила включить "параллельное чтение" с программой. Небольшие стишки, призванные помочь детям быстрее освоить алфавит.
  "Букву А нам надо знать,
  Чтобы что-то прочитать,
  Ах, Антошка, Айболит -
  Знать нам надо алфавит!".
  Слова третьей строчки были для меня непонятны, ну кроме первого. Что за "Антошка" и "Айболит"? С большой буквы писали имена - это я уже знала, но у нас никого так не звали, может эти имена были модными у древних? И опять, вместе с программой я бодро читала весь стишок, стило только отключить ее и сразу же ступор. И что делать? С программой я никогда не научусь, а без нее не получается! Остается надеяться, что мозг все-таки, рано или поздно начнет воспринимать буквы самостоятельно без помощи планшета.
  Хотя вот букву "Б" запомнить было легко, у нее даже стишок был понятней и проще:
  "Буква Б с большим брюшком,
  В кепке с длинным козырьком".
  Были бы подобные про остальные буквы, я бы их уже давно запомнила.
  Где-то в два часа ночи вернулся домой папа. Я успела выключить свет, так что просто затаилась, не шевелясь, пока он прошел в свою комнату. Выждав еще полчаса, я продолжила изучение алфавита, правда, в наушниках и не проговаривая стишки вслух. К моему удивлению (и радости) где-то через полтора часа, я почувствовала, что хочу спать. Впервые за долгое время. Быстренько убрав вещи из тайника на место, я нырнула в кровать, боясь, что сонливость снова испариться. Но нет, полежав немного, я смогла уснуть, пусть и всего на пару часов.
  Утром я легко встала по будильнику, бодрость была, как и в предыдущие дни, никакого ощущения недосыпа. "Ничего, помаленьку, сегодня два часа, завтра три, глядишь через неделю, начну спать нормально", - обнадежила я себя мысленно.
  Забавно, но по дороге на завтрак я слушала новости об успехах работников Теплиц. Почему-то в это утро экраны начали свою работу раньше обычного. Ведущий телеинетных новостей особенно громко восхвалял достижения новосоветских селекционеров, которым удалось получить более живучие, и при этом более чистые от радиации, семена:
  - "Неутомимо работают новосоветские селекционеры, добиваясь новых ценных и стойких сортов. Они понимают, что обязаны дать нашим теплицам действительно ценные сорта, отвечающие на все предъявляемые к ним требования. И успехи новосоветской селекции в семеноводстве несомненны! Продвижение семян, обладающих более высокими достоинствами создаст базу для наиболее полного и всестороннего разрешения проблемы урожайности. Переход на чистосортные посевы не только повышает урожайность, но и способствует получению высококачественной продукции. Приблизительно подсчитано, что переход на сортовые посевы в нашей стране по таким зерновым культурам как пшеница, ячмень и овес может дать в среднем ежегодный прирост урожая в 66 миллионов центнеров зерна".
  "В зерновых теплицах явно не так весело, как у Трофимовны", - подумала, вспомнив в каких условиях отрабатывала прогулы Кэти. Свой утренний коктейль я выпила, не отходя от раздачи. На обед будет тот же коктейль, хотя может нам с Кэти еще дают экспериментальный? Проверяют что будет если экспериментальный сулент будет чередоваться с обычной пищей? Хотя для этого надо, чтобы восстановилось желание есть нормальную еду. Тут я вспомнила, что вечером будет ужин в компании Крысы и Попиарова, первый после их очередной ссоры с папой. Это вчера мне повезло, я задержалась на инсоляции, но больше рисковать опозданием я не могу. И папа пришел лишь ночью, я его даже не успела спросить, как они с Крысой вчера пообщались за ужином. Наверно оба делали вид, что ничего не произошло.
  Обдумывая про себя бесконечный спор с Крысой, я доехала до работы, даже не включив наушники, хотя клипсы были в ушах. В бытовке болтали Кэти с Мирой, чуть погодя подошла Владимира и под ее хмурыми взглядами, они ушли в цех.
  - Твоей подружке стоило бы быть осторожней, - вдруг сказала мне Владимира.
  - Что? - натягивая комбез, я не сразу расслышала ее слова.
  - Я говорю, что видела, как эти двое обжимаются возле бытовки. Казанчук совсем спятила, тебе стоит напомнить ей, что у нас делают с извращенцами.
  - Не смей..., - от злости я не могла подобрать слова. Эта стерва угрожает Кэти?!
  - Ты не лучше, - ядовито бросает Владимира, пока я пытаюсь собраться с мыслями. - Так что интересно - за которой из вас спецы придут раньше? - и тут же вышла из бытовки. Весьма вовремя, я чуть было не бросилась на нее с кулаками, совсем забыв, что она в положении. Может беременность на нее так влияет? Хотя, о чем это я? Она всегда была дрянью. В любом случае, мне надо серьёзно поговорить с Кэти. Вот только где? А если запись разговоров в бытовке опять прослушают? За Кэти придут уже сегодня. Эх, если бы мы не пошли на инсоляцию вчера, а сегодня - в очереди или по дороге я бы смогла как-нибудь ухитриться поговорить об угрозах Владимиры. Остаётся обед. Но в цеху микрофоны точно работают. Нужен повод отойти к бытовке. В голову ничего не приходило, все бригадницы уже собрались у конвейера.
  - Начинаем? - спросила Кэти, когда я подошла к ним. Она выглядела такой счастливой. И как мне убедить ее.... В чем? "Обжимались возле бытовки", - что Владимира имела в виду? Мира и Кэти обнимались? Целовались или просто держались за руки? А если у них все серьезно? "А может Владимира ошибается и это просто дружба?". Но я сама не верила в это. "Скажу, что молния заедает у комбеза, в бытовке освещение получше, вот и перейдем туда "посмотреть".
  Время до обеда тянулось очень медленно, во всяком случае, для меня. Я даже начала вслушиваться в сериал, который включила Влада. Хорошо, что девушка приходит в норму. Как назло, сегодня партия была на удивление чистая - при выуживании брака время бы шло быстрее. Но нет, идеально серебристая губка. От этой бесконечной сероты мне захотелось включить мамин планшет с картинами древних. Да, посмотрю сегодня вечером живопись, может еще порисую.
  Наконец, бригада отправилась на обед, я подождала пока нам принесут банки с коктейлем, и вот мы с Кэти вдвоем. Выпив свою банку в один присест, я сказала подруге негромко:
  - Ты не посмотришь - у меня что-то с молнией у комбинезона?
  - Да, конечно, - Кэти пододвинулась, еще не понимая, чего я от нее хочу.
  - Не вижу, где?
  - Вот тут. Здесь темно просто, давай дойдем до бытовки - там, как никак посветлее, - на этот раз до Кэти дошло.
  - И то верно, в бытовке светлее.
  Не спеша мы дошли до бытовки, но зашли не сразу - Кэти сделал вид что чуть не споткнулась о шнурки ботинка, хотя она всегда их носила вывернув наружу.
  - Что-то случилось? - шепотом спросила она. - Моралком?
  - Нет, дело во Владимире. Она угрожала тебе.
  - Что? - Кэти недоуменно взглянула на меня, оторвавшись от "поправки" шнурков.
  - Она знает, точнее думает, что знает о вас с Мирой. Сказала, что видела вас двоих, и что вам надо быть осторожнее. Тебе надо быть осторожнее, - добавила я, выделив слово "тебе".
  Кэти закончила представление с обувью, и мы зашли в бытовку. Подруга, встав напротив лампы придирчиво осмотрела исправную молнию комбеза.
  - Я поняла, Софи, - прошептала она еле слышно. - Не думаю, что она всерьез.
  - Ты ее не слышала, - горячо зашептала я в ответ. Мне надо было убедить ее. - Она давно на тебя злиться, вы постоянно спорите, а что если в следующий раз она сорвется и побежит доносить на тебя? Если ты, если вы...Постарайся ограничить общение с Мирой.
  - Как ты с Ибрагимом? - этот вопрос Кэти застал меня врасплох. На мгновение мне показалось, что она намекает про встречи в Зале Достижений. Поняв, что это бред, я успокоилась. Значит, Кэти думает, что мы с Ибрагимом были больше чем друзья? Да и даже если нет - мы дружили с ним с детства, а она знает Миру всего ничего. И при этом готова рисковать ради отношений с ней. На секунду меня поглощает нечто вроде ревности - кто-то дороже Кэти, чем я. Но мне быстро становится стыдно, ведь их отношения с Мирой - это другое. И судя по всему, очень серьезное.
  - Это было нелегко, но нам пришлось прекратить общение, - наконец ответила я. - Это было неизбежно, и у вас...тоже самое, ты ведь это понимаешь?
  Кэти не успела мне ответить - в бытовку заглянула Влада.
  - А вот вы где, а то мы вас потеряли. Что вы забыли в бытовке?
  - Мне показалось, что молния расходиться, попросила Кэти взглянуть.
  - Ладно, но все уже вернулись с обеда, и там бригадир, короче надо идти в цех.
  "Вот и поговорили". У меня было ощущение, что я не сумела переубедить подругу. Поговорим завтра, надо прийти пораньше и застать ее у бытовки.
  Семка, как сказала Влада, ждал нас в цеху.
  - Так, все собрались? У меня небольшое объявление. Как вы знаете мы на этой неделе заканчиваем дни повышенной нормы. И пусть нам в силу определённых причин не удалось отработать их все по новому графику, однако спешу поделиться хорошей новостью - мы смогли выполнить плановые показатели месячника, и даже перевыполнить их в полтора раза! Руководство завода уже готовит доклад Вождю о наших достижениях. Возможно, Вождь лично поблагодарит наш завод во время одной из речей! В любом случае, администрация завода поздравляет вас с окончанием месячника повышенной нормы. На городских экранах скоро выйдет ролик про наш завод и про его успехи.
  - И со следующей недели вернется обычный график, то есть мы сможем приходить попозже? - спросила Влада.
  - Да, будете приходить как раньше.
  - Здорово!
  - Неправильный у тебя настрой, Влада, - пожурил бригадницу Семка.
  - Это она про перевыполнение плана в 1,5 раза, - вступилась за Владу Кэти.
  Все рассмеялись, включая бригадира - новости действительно были хорошие, возвращение нормального режима, перевыполнение плана, может даже призовые талоны получим.
  - Ну ладно, повеселились и хватит, вам пора включать конвейер. За работу, бабоньки, - терпеть не могу это его обращение. Что за "бабоньки" где он такое вообще слышал?
  Загудел конвейер, бригадницы встали на свои привычные места у станка. Остаток рабочей смены прошел быстрее, однако мне не удалось выцепить подругу возле раздевалки, значит все-таки завтра. Надо не забыть прийти пораньше.
  До столовой я добралась без приключений. Пару минут собиралась с духом, чтобы войти - настолько мне не хотелось встречаться с Крысой и Иваном Витальевичем. Обругав себя мысленно за трусость, я поплелась к раздаче, взяв первое попавшееся на глаза (суп с рожками). Папа и чета Попиаровых ужинали вместе, и как ни странно, атмосфера за столом была вполне себе дружелюбная.
  - А, София, а мы все гадали придешь ли ты сегодня пораньше, - сказал Попиаров, когда я села за стол, Крыса приветливо кивнула мне. - Добрый вечер, София.
  - Добрый вечер, - растерянно пробормотала я. Вся эта соседская идиллия не внушала доверия. Что они задумали? Папа сидел рядом, ковыряясь в своей тарелке с отрешенным видом, судя по всему обдумывая свой таинственный проект. Надо будет порасспросить его с чего вдруг наши соседи так подобрели?
  - Как дела на работе? - не унимался Иван Витальевич.
  - Все хорошо, - вежливо ответила я. - На этой неделе мы заканчиваем повышенные смены, сегодня бригадир сказал, что мы перевыполнили план в 1,5 раза.
  - Ого, это замечательно!
  - Вы на славу потрудились ради благополучия НС, - поддакнула Попиарову Людмила Федоровна.
  "Нет, серьезно. Что происходит?!".
  С трудом мне все же удалось съесть половину супа, что в отсутствие аппетита, было настоящим подвигом. В это время наши соседи засобирались домой.
  - Хорошего вечера, - подчеркнуто вежливо сказала Людмила Федоровна на прощание, девочки и Сталина пробормотали слова прощания, а Попиаров подмигнул. Выждав чтобы, они отошли подальше от стола, я спросила у папы что стало с Попиаровыми-Крысой.
  - Не знаю, Софи, - тяжело вздохнув ответил папа. - Они с утра такие, и ничего хорошего это не предвещает.
  - Попиаров пожаловался на нас?
  - Не знаю, не думаю, - мотнул головой отец. - Мне кажется это связано с чем-то другим.
  - И что делать?
  - Ничего, подыграем им, а там выяснится, к чему был весь этот спектакль, а может они и не успеют..., - папа резко прервался, но я заметила его оговорку.
  - "Не успеют" что? О чем ты хотел сказать?
  - Не сейчас, потерпи немного, ладно? Скоро я все тебе расскажу, - еле слышно прошептал папа. Очередной секрет, как будто у меня их недостаточно.
  Мы ненамного пересидели своих соседей - что у меня, что у папы не было большого желания есть, так что спустя пару минут мы двинулись к лестницам. Папа уже привычно поехал обратно на работу, я даже не стала расспрашивать. Что толку? Да и ведь он сказал, что скоро объяснит, что происходит. Слушая музыку, я раздумывала, чем бы занять себя сегодня вечером. Хотя еще на работе у меня возникло желание порассматривать картины древних. Так почему бы и нет?
  Дома, открыв дверь блока я едва не пропустила Шурика, попытавшегося выбежать из двери. Иногда на него находит внезапная жажда свободы. Пару раз ему удавалось выбежать. Ох, сколько времени потом пришлось потратить, чтобы поймать беглеца! Я каждый раз боялась, то он свалится с лестницы и сломает себе шею.
  - Глупый, глупый, глупый, - я поцеловала шерстистый затылок Шурика. - Куда ты бежишь?
  Кот, смирившись, что его поймали, заурчал. Подхватив его под мышку, я заперлась в своей комнате, активировав тайник.
  Если раньше мне казалось, что рисунки древних были всего двух типов: как фотографии и набор пятен, то теперь, после просмотра огромного количества их на планшете мамы, я поняла, что разновидностей живописи куда больше. Изображение могло быть приближено к реалистичному и при этом на картине было нарисовано явно выдуманные существа: люди с крыльями, различные чудовища (к некоторым я долго присматривалась, пытаясь понять уж не изображение ли это мутантов?), или же те же люди, но нарисованные не как фотография, а по-иному, более странными, часто более красивыми чем обычные реальные люди. Эти "неправильные фотографии" заинтересовали меня чуть ли не в первый вечер исследования тайника. Особенно часто в энциклопедиях мелькала картина, на которой была нарисована темноволосая женщина в коричневом платье. Почему-то название у картины указывалось разное: то Джоконда, то Мона Лиза. Поначалу я думала, что это разные картины, просто очень похожие, к тому же изображения отличались по четкости, и яркости, могло быть темнее, светлее. Художник был известен наверняка - Леонардо да Винчи. Это был, наверное, единственный художник, имя которого я запомнила сразу же, трудно забыть столь благозвучное и необычное имя.
  Но помимо странных портретов существовали картины, в которых реалистичный портрет был в окружении набора пятен, словно художник хотел совместить своей картине лучшее из двух видов живописи. Например, изображение женщины в окружении золота . Сама женщина была прорисована четко, но вот позолота вокруг нее, интересно художник в самом деле использовал настоящее золото для картины или ее обработали в программе для эффекта металлик? Так или иначе, но золотая часть представляла собой целый ковер разнообразных узоров. Все вместе это смотрелось очень красиво.
  Что еще меня поразило в картинах древних, так это изображение голых людей. Во всяком случае обнаженные женщины на картинах мелькали довольно часто, много было нарисовано вместе с крылатыми человечками, в таком случае в названии картины обычно встречалось слово "Венера", скорее всего так звали обнаженную женщину, хотя портреты не походили друг на друга . Все Венеры различались по цвету волос, телосложению, их роднила нагота и крылатый человечек поблизости. А еще часто женщина изображалась смотрящейся в зеркало. Даже в одиночестве и за закрытыми дверьми мне было не по себе, когда я натыкалась на подобную картину. Хотя все они были очень хорошо нарисованы, большинство из них был "приукрашенными фото". Может все дело было в их реалистичности? Ведь даже в камере инсоляции, в окружении полуголых женщин я так не смущалась.
  Сегодня вечером я открыла файл незнакомого художника, скорей всего мутанта (его звали Ван Гог). Цвета хлынули на меня с экрана, оглушая своей яркостью. Желтый, красный, синий; крупные черточки, вся картина словно из черточек - это был необычный художник, думаю, что даже в древности его картины выделялись из общей массы. После сегодняшней долгой смены сплошного серого это было как лекарство, то что мне хотелось на работе - море цвета. Я наслаждалась, не спеша рассматривая каждую картину. Меня очаровало небо на его картинах - оно было всех цветов: то нежно голубым, то густо синим; светло-зеленым или серым, ярко голубым с желтыми и белыми полосками. Эти картины не походили на фотографии, но от них веяло жизнью больше чем от видео-интервью наших новостей. Столько свежести, столько воздуха. Вряд ли человек, проживший всю жизнь под землей, сумел бы нарисовать так.
  Уже привычно, за три часа до подъема, ко мне возвращается сонливость - убрав вещи в тайник, я засыпаю. Перед тем как провалиться в сон, я успеваю подумать о том, что нужно еще раз поговорить с Кэти, наверно поэтому мне снится подруга.
  Мы с ней гуляем по Центру, как когда-то с Ибрагимом
  - Зайдем в отдел шарфов? - предлагает Кэти.
  - Давай, - соглашаюсь я.
  В магазине Кэти проходит к дальней вешалке на которой висят полупрозрачные легкие шарфики разных оттенков. Судя по всему, ее внимание привлек красивый шарф зеленовато-голубого оттенка с золотистыми искорками.
  - Очень красивый, хочешь прикупить себе обновку? - спрашиваю я.
  - Ищу свадебный подарок для Миры, - отвечает Кэти. - Думаешь, ей понравится?
  - Конечно, он так похож на цвет ее глаз, - во сне я не чувствую смущения или страха за подругу. Мы свободно обсуждаем отношения Кэти и Миры, их планы на свадьбу.
  - Так здорово, что ты все-таки решилась сделать ей предложение, - говорю я и тут же слышу глухое бормотание внутреннего голоса: "Какая свадьба? Это же запрещено, это невозможно...". Но это мимолетное сомнение испаряется под напором энтузиазма Кэти. Скоро она подключает к выбору подарка для своей невесты весь магазин: покупатели всех возрастов и полов советуют ей ту одну, то другую модель.
  - Какая же ваша подруга счастливица. Свадьба - это так здорово! - восклицает женщина средних лет, присмотревшись к ней повнимательней я понимаю, что это Людмила Федоровна, но выглядит она совсем иначе - в ярко-желтом платье с кокетливым бантиком в волосах. На губах улыбка, но не ее обычный злая усмешка, а настоящая открытая улыбка. Больше всего ее изменило не одежда, а именно эта доброта, лучащаяся из глаз.
  - Ты ведь помнишь нашу свадьбу, дорогой? - обращается преображенная Крыса к мужчине, выбирающему шляпу. "Это ее муж, тот самый, которого она сдала", - понимаю я, хоть и совсем не помнила, как тот выглядел.
  - Конечно, как я могу забыть самый счастливый день в моей жизни, - нежно говорит мужчина, целуя Людмилу Федоровну в висок, та по-девчоночьи хихикает в ответ.
  - Ты права, Софи, я возьму этот, - подруга возвращается к зеленовато-голубому шарфику, который увидела первым. - Под цвет ее чудесных глаз. Жаль только, что он наверняка запачкается кровью...
  - Что? - беспокойство поднимается во мне как волна. - Какой кровью?
  - Из-за камней, - безмятежно отвечает Кэти. - Ты же помнишь, что нам разрешили сыграть свадьбу перед казнью и дали умереть вместе, правда чудесно?
  - Что? - весь свет, яркие шарфы и одежды, окружающих разом темнеют и я вижу, что нас окружают закутанные в серые платки женщины.
  - Вот твой камень, София, - неожиданно среди них возникает отец Георгий и протягивает мне камень.
  - Ты должна, ты ведь ей обещала, свидетельница не может так подвести невесту!
  - Что? - я беспомощно оглядываюсь, пытаясь найти Кэти в этом сером море прихожанок. - Кэти! Кэти! Где ты?!
  - София, возьми камень, - повторяет отец Георгий и все вокруг начинают скандировать вслед за ним: "Возьми камень! Возьми камень!".
  Расстроенная я протягиваю руку, но вместо камня церковник кладет мне на ладонь еще трепещущее сердце, истекающее кровью.
  "Кэти!", - пронзает меня леденящая душу догадка и я в ужасе просыпаюсь.
  После сна в голове осталась лишь одна мысль: "Я должна с ней поговорить!". То ли из-за сильных переживаний, то ли еще чего, но заснуть снова мне не удалось. Я так и лежала до звонка будильника, репетируя свою речь для подруги: "Пойми, я не против вас с Мирой, но это слишком опасно... Ха! Можно подумать, она это не знает. Нет, надо как-то иначе".
  Я представила обратную ситуацию - Кэти узнает про тайник и пытается уговорить меня его уничтожить. "Но ведь меня все-равно накажут. Не за одно, так за другое". Вот. Это был главный аргумент в споре. Пока мы не перестанем быть "дефектными", пока не начнем вписываться в рамки новосоветского общества - над нами всегда будет довлеть угроза судебного разбирательства и казни. "Пожить по-настоящему, хотя бы пару месяцев", - продолжение этого аргумента. Если конец неминуем, то почему бы не нарушить все правила? Без страха смерти, самым большим аргументом за соблюдение правил был страх за родных и друзей. Но как я могу использовать это в отношении Кэти? Скажу, что ее связь с Мирой угрожает и мне через нашу дружбу? Можно подумать, что мой тайник Кэти не угрожает! Может, надо все честно рассказать подруге о тайных встречах с Ибрагимом, о маминых вещах - пообещаем друг другу прекратить искушать судьбу. Лучше притворяться правоверными гражданками. Стоит попытаться. Старые сомнения из-за страха за папу заставляют меня всерьез задуматься об уничтожении тайника. "В любой момент может стать слишком поздно", - это я понимала.
  Будильник прервал мои размышления. Одевшись и кое-как причесавшись (все равно волосы скрыты платком), я вышла из комнаты. На экранах сегодня крутили ролик про школу, точнее это было часть интервью с младшеклассниками про слабую активность учеников:
  - "Не раз приходилось слушать сетования девочек, что у нас неактивный класс. И вот однажды мы остались после уроков, чтобы обсудить как будем жить дальше.
  -У нас много недостатков и мы их часто замазываем, - сказала одна.
  - И вообще плохо воспитываем в себе настоящий характер, - сказала другая.
  Поэтому мы решили посвятить собрание теме "О критике и самокритике". Обсудили и осудили все и всех: Марину Бармашеву за подсказки - эту "медвежью услугу"; Лукьянову осудили за хвастовство и бахвальство. После этого собрания ученики стали лучше относиться друг к другу, а такое нечестное и отвратительное явление как подсказки совсем перестало бытовать".
  Не знаю правда ли в их классе отношения между учениками стали лучше, у нас в школе дело скорее всего закончилось бы дракой.
  В столовой меня неожиданно привлек запах готовящейся каши, беря свой коктейль, я ощутила легкие отголоски былого аппетита. Хорошо, может вечером смогу нормально поужинать! Однако мимолетную радость омрачило воспоминание о сегодняшнем сне. Мне надо поговорить с Кэти. Вот только хороших аргументов я так и не подготовила. Дорогу до работы я продолжаю мысленно уговаривать подругу быть осторожнее, но войдя в бытовку понимаю, что это все пустое. Кэти и Мира держались за руки, правда они их быстро одернули, когда я вошла, но все же я успела увидеть. Похоже, что и Владимира видела нечто подобное.
  - Доброе утро! - поздоровалась Мира.
  - Доброе, - хмуро отозвалась я, красноречиво глядя на Кэти. Та, глупая, лишь показала язык в ответ. Не успела я подумать какие из мысленных аргументов сказать этим двоим, как в бытовку вбежала вечно опаздывающая Влада. Ничего, есть еще обеденный перерыв.
  Смена текла как обычно - Влада слушала сериал, Кэти перешучивалась с Мирой, Владимира волком смотрела на Кэти, я на Владимиру, в общем - типичная смена. В обед переговорить с Кэти не удалось, потому что приперся бригадир, чтобы поздравить Кэти "с официальным утверждением в роли заместителя бригадира", как выразился Семка. Проще говоря, у Семки намечался небольшой отгул, и Кэти должна была подойти за инструкциями к вышестоящему начальству вместо него. Пока Семен Денисович распинался по поводу доверия и высокой чести, я заметила взгляд Владимиры, которым она одарила спину Кэти. Женщина явно завидовала. Чему спрашивается? Никаких дополнительных плюсов эта "должность" не дает: ни лишних талонов, ни-че-го! Похоже, дело принципа - Владимиру бесил сам факт, что выбрали не ее.
  Бригадир болтал до возвращения бригадниц с обеда плюс еще пять минут, после чего спохватился и начал кричать по поводу потерянного рабочего времени.
  - И что теперь, ты - зам бригадира? - спросила любопытная Влада.
  - Как будто это для тебя новость, - поддела ее Кэти, улыбнувшись.
  - Думаешь, тебя когда-нибудь могут повысить до бригадира? Ну, допустим, Семен Денисович перейдет в другую смену.
  - Сомневаюсь, - хмыкнула Кэти. - Даже если Семка захочет уйти, ему на смену сразу найдут нового парня. Может даже кого-нибудь из тех школьников, что приходят к нам по субботам на практику.
  - А-а, - Влада явно была разочарована. Я тоже, только не из-за отсутствия возможности карьерного роста, а из-за того, что опять не поговорила с Кэти наедине. Смена подходит к концу, пока я продежурю, она уже уйдет, если только попросить ее задержаться, ну не знаю, помочь с уборкой. Но Мира испортила мой план громко спросив у Кэти не сходит ли она с ней в Центр после работы.
  - На ужин опоздать не боитесь? - как бы невзначай спросила Владимира.
  - Это ненадолго, - ответила Мира, мило улыбнувшись. Мне опять вспомнился мой кошмар и Кэти в Центре, в магазине шарфов. Поэтому, когда прозвучал сигнал окончания смены, я еще до остановки конвейера подошла к подруге:
  - Кэти, ты можешь помочь мне с уборкой?
  - Соф, я бы рада, но ты слышала - мы с Мирой должны успеть до ужина съездить в Центр.
  - Это быстро! - я умоляюще глядела на нее, так что Кэти ничего не оставалось кроме как согласиться, при этом она попросила Миру подождать ее в раздевалке. Конечно же Владимира все это слышала, презрительно скривив губы, она вышла из цеха.
  - Разбаловала я тебя своей помощью в уборке, - пошутила Кэти, но мне было не до смеха. Вот она - передо мной, но как сказать о своих опасениях, если микрофоны могут по-прежнему работать?
  - Прости, не хотела тебя отвлекать, но ты знаешь, Владимира права отчасти - я тоже беспокоюсь, что вы с Мирой можете опоздать на ужин.
  Кэти явно поняла мой прозрачный намек, но лишь пожала плечами:
  - Волков бояться - в лес не ходить, мы справимся, не беспокойся.
  - У нас только закончилась отработка за прошлый пропуск пищи, к тому же Моралком следит за всем. Вам надо быть осторожнее, - не выдержав, сказала почти прямым текстом.
  - Я знаю, Софи, - терпеливо отозвалась подруга. - Не стоит накручивать себя. Я тебя услышала и если мы действительно не хотим опоздать на ужин, то мне уже пора бежать, извини.
  - Кэти!
  - Пока-пока, - подруга быстро обняла меня и ушла. Что мне оставалось делать? Хватать ее за руки, не давая выйти? После этого разговора беспокойство стало грызть меня с новой силой. Уж в чем, в чем, а в том, что Кэти потеряла голову, Владимира была права. И говорить на эту тему опасно, своими предупреждениями я только привлекаю к ним с Мирой внимание. Что делать? Как уберечь подругу?
  Я не знала.
  Закончив уборку, слава Богу, что мое дежурство скоро завершится, я отправилась на ужин, сама чуть не опоздав. Хотя я успела к последней раздаче нормальной еды. Папа успел поужинать до меня, странно, что Попиаров с Людмилой Федоровной и семейством припозднились с ужином, как и я. Ладно уж, придется потерпеть. Сегодня на ужин были котлеты с макаронами, жаль, что без помидорок.
  Попиаров, будучи в хорошем настроении, весь ужин трещал без умолку, попеременно одаривая комплементами всех сидящих за столом женщин (кроме меня, естественно). В основном, про материнскую сущность, я не совсем поняла откуда эта "сущность" взялась у бездетной Сталины, но быть может она проявила ее по отношению к дочерям мужа? В любом случае, дамы за столом краснели и мило улыбались.
  Крыса была счастлива. А как же? Зять! У ненаглядной Сталиночки наконец-то появился мужик. И какой галантный! Теперь никто не назовет дочь Людмилы Федоровны "дефектной", ей не придется краснеть после очередного нововведения, связанного с нами. Правда сама новобрачная похоже не разделяла дикой радости маменьки. Заветное кольцо на пальце освободило Сталину от пластины "дефектной", но она осталась такой же тихой, как была. Похоже, что церковные встречи молодежи были единственным местом, где она говорила в полный голос. Останется ли это сейчас после замужества? Не знаю. Попиаров всем своим видом старался показать какой он любящий муж - отодвигал стул для Сталины за ужином и все такое. Его дочки звали ее "новой мамой". Нелепое обращение, на мой взгляд.
  В кои-то веки я смогла доесть свою порцию полностью, кажется, организм начал потихоньку восстанавливаться. К сожалению, мои соседи расправились с ужином одновременно со мной, так что домой мы поехали на одном эскалаторе, недалеко друг от друга. Было жутко неловко из-за того, что Попиаров и Людмила Федоровна опять заговорили со мной, спрашивая мое мнение о собраниях церковной молодежи. Нравится ли мне? Приглянулся ли мне кто-нибудь из молодых людей? Я старалась отделаться общими фразами, и на то, что этих самых встреч у меня было всего две. Кроме беспардонных расспросов Попиарова и Крысы (хотя они наверно считали их за вежливое участие), меня беспокоила Сталина. Точнее те ее взгляды, полные раскаяния, которые она изредка бросала в мою сторону. "Что все это означает?", - в который раз ломала я голову над этим вопросом. К тому же, один раз подняв глаза, я заметила, как Крыса и Попиаров быстро переглянулись, при этом Иван Витальевич заговорщицки подмигнул своей теще. "Что вы задумали?!", - хотелось прямо спросить этих двоих, но папа был прав - это приведет лишь к очередному скандалу.
  Когда мы подъехали к нашему блоку, я услышала громкие голоса - кто-то спорил. Прислушавшись, я поняла, что один из спорщиков мой отец.
  - Вы не имеете права! - кричал он на кого-то.
  - Что это? - жалобно спросила Ефросинья. - Мне страшно.
  - Не бойся, милая, - ласково сказал ей Попиаров и глядя мне в глаза добавил. - Это не у нас.
  Я словно ледяной ком проглотила, страх за папу, за себя и рой мыслей: "Что они с Крысой натворили?". Бежать все равно было некуда, да и куда я побегу, когда там папа? Колени подгибались, с трудом, заставляя себя идти прямо, я добралась-таки до нашей площадки и предо мной предстала страшная и абсурдная картина: двери блока открыты - в дверях стоит папа, держащий Шурика в руках, кот вырывается из удушливого захвата, но папа не просто так держит его - кота пытаются отобрать двое мужчин в форме коммунальщиков.
  - Поймите, Андрей Максимович, это закон! Жалоба от трех соседей обязывает нас изъять животное.
  - Да как вам вообще разрешили эту скотину завести? - второй коммунальщик, в отличие от первого даже не скрывал своего нетерпения - ему явно хочется побыстрее схватить Шурика и закончить сегодняшнюю смену. - Людям есть нечего, а они расходуют еду на кота. Что мы с ним цацкаешься, Михалыч? Я щас...
  - Не пготивтесь закону, Андрей Максимович, - Попиаров даже не пытается убрать самодовольную улыбку с лица.
  Я никак не могла осознать, что происходит. Они пришли за Шуриком? Куда они забирают моего кота? Озарение падает как меч - "закон о домашних животных" - если трое соседей жалуются на питомца его изымают и....
   "Нет! Только не Шурик. За что?!".
   Но я знаю за что. Обидчивая тварь стоит прямо передо мной и улыбается... даже две твари.
  - Вы жалкие...
  - Софи! - папа вовремя одергивает меня, не давая возможности соседям подать новую жалобу - теперь уже на меня.
  - Шурик - хороший кот, он не шумит, мы следим за ним, он хороший, - понимая безнадежность этой затеи, я все равно подхожу к коммунальщикам, пытаясь объяснить им. Отсрочить. Все без толку. Рабочим надоело "цацкаться" с папой - они грубо выхватывают Шурика. Тот истошно кричит, я бросаюсь к нему, но папа перехватывает меня, не давая вцепиться в коммунальщика, держащего нашего кота.
  - Не надо, Софи, мне жаль, но не надо...Будет только хуже.
  - Но Шурик, папа, это же...они же убьют его!
  Кот, шокированный всем происходящим, пытается вырваться - мой смелый котик, царапается и кусается так, что коммунальщик, матерясь, чуть не роняет его.
  - Что б тебя, ... блохастая!
  - Ты не так держишь, дай я, - второй работник делает шаг в сторону сражающегося с котом, когда тому все надоедает и он просто сворачивает моему Шурику шею. Просто так. Мерзкий хруст и все - тельце Шурика безвольно обвисает в руках коммунальщика.
  - Ты че, спятил?!
  - А че? Все-равно в утиль, он з... царапаться, ты только глянь - до крови, с...ка!
  - Ну мы пойдем, спасибо за своевременную работу, граждане, - Крыса и Попиаров исчезают у себя в блоке, но я не смотрю на них, мой взгляд прикован к тому, что еще минуту назад было моим любимцем.
  - Ничего, милая, это всего лишь кот, - "доброму" коммунальщику явно не по себе от моего вида и от папы, буравившего их взглядом.
   - Вот поэтому у тебя и мужика нет. Лучше бы о парнях думала, чем о кошаке блохастом! - добавляет второй, очевидно заметив пластину "дефектной" у меня руке.
  И они уходят. Вместе с Шуриком.
  ***
  Папа буквально заталкивает меня внутрь дома, он боится, что я снова начну кричать - на работников, унесших Шурика или на уродов, живущих по соседству. Ненависть к Крысе и Попиарову кипит во мне, разливаясь ядовитой лавой по телу. Из-за них! Они во всем виноваты!
  - Софи, - папа прижимает меня к себе, его трясет, судя по всему, подлая выходка Крысы и Попиарова пробила брешь в его самообладании. Поглаживая меня по голове, он шепчет успокаивающие слова, но их смысл от меня ускользает. Сейчас меня переполняет боль и злоба: я злюсь на соседей, на дурацкий закон и его исполнителей, на папу, что не сумел уберечь Шурика, на себя, что связалась с Попиаровым и что дала унести своего кота. Злость наполняет меня энергией, и мне надо чем-то занять себя иначе я пойду к соседям и постараюсь придушить Крысу.
  - Я пойду к себе, - не желая обидеть папу, я тем не менее отстраняюсь от него. - Я хочу побыть одна.
  - Софи, это не лучшая...
  - Я хочу походить, то есть я пройдусь в Игре, хорошо?
  - Да, милая, только недолго, ладно? Постарайся уснуть сегодня, - я киваю и ухожу в свою комнату, даже не обращая внимания на очередное замечание папы по поводу моих проблем со сном. Я понимаю, что меня тоже трясет, как папу. Собирая бортики Виртура, стараюсь дышать глубже, чтоб унять эту дрожь. Наконец, гаджет подготовлен, осталось лишь выбрать опции Игры, но я уже знаю, чем займусь - сюжет с внутренним врагом. Небольшой отряд.
  После ослепительной вспышки погружения, я вижу лес. Наш отряд расположился на небольшой полянке, солдаты ждут моих указаний, а я рассматриваю деревья, стоящие рядом. Только сейчас я замечаю разницу между природой в обычных Играх и усовершенствованной в моем подарке. То, что раньше казалось мне верхом реалистичности, сейчас смотрится как фон средней руки: необъемный и тусклый.
  - Ваши указания, командир? - напоминает мне о начале операции один из бойцов.
  - Идем на разведку, направление к реке, - даю я указание, хотя выбранная мной опция отнюдь не разведывательная миссия. Солдаты цепочкой отправляются в указанном направлении, осматривая периметр, я замыкаю цепочку. Через полчаса мы подходим к реке: серая полоса без единой волны, но при этом поблизости гул как от водопада.
  - Идем вверх по течению, - даю новую команду группе. Бойцы послушно идут вперед, и совсем не возражают, когда спустя пятнадцать минут я даю команду "привал", а затем "подготовка лагеря", да и с чего этим моделькам возражать. Представляю сколько криков было бы играй я в команде с реальными людьми. Пока бойцы укладываются спать, я брожу вдоль берега. Перед глазами упрямо стоит образ Шурика, вырывающегося из лап работника ЖКХ. Такой маленький, такой напуганный. А как скалились Попиаров и Людмила Федоровна? Поди боялись, что их жалобу могут не принять, ведь они одна семья, по сути. Ненависть, приутихшая на время, снова вспыхивает во мне, и тут, совсем как по заказу, я слышу крик: "Среди нас крыса!". Наконец-то! Шпионка выдала себя, это женщина, ну надо же. Солдаты окружили изменницу, в ногах которой лежит радиооборудование для передачи сведений врагам.
  - Разойтись, - бойцы шарахаются в сторону, изменница глядит на меня - в ее глаза плещется страх, но мне все-равно. Автомат в моих руках оживает, отдача заставляет сделать шаг назад, треск очереди бьет по ушам, и я вижу, как тело женщины "пляшет" пронзенное пулями. Солдаты кричат: "Смерть предателям! Смерть предателям! Смерть крысе!". Я стреляю пока не заканчиваются патроны. В безумной лихорадке убийства мне кажется, что кровь изменщицы затекла мне под маску, я явственно ощущаю влагу и лишь спустя несколько мгновений до меня доходит, что это никакая не кровь, а лишь мои слезы. И тут меня прорывает. Поток слез был столь большим, что Игра отключается автоматически. Стянув потухшую маску, я в снаряжении опускаюсь на пол посреди бортиков. Рыдания сотрясают все тело, и нет рядом Шурика, чтобы утешить меня. Обняв подушку, я пытаюсь успокоиться, но истерика не проходит, я начинаю икать так сильно, что приходится выйти в "гостиную" в поисках воды. Папа спит, во всяком случае в его комнате темно. После стакана воды мне становится легче, по крайней мере, я перестала икать. Не верилось, что все произошло на самом деле. Как может быть все так нелепо и ужасно одновременно?
  Неожиданно я почувствовала дикую усталость, с экспериментальным коктейлем я почти забыла каково это. Это было странное состояние, словно организм боролся с остатками сулента: то мне очень хотелось спать, то наоборот, накрывало потоком энергии. Я вернулась в свою комнату. Одело еще лежало так, как я оставила его утром - Шурик сладко спал, поэтому я не стала застилать кровать, оставив ему его гнездышко. Я провела рукой по округлой вмятине на постели. Слезы мгновенно вернулись. Не помню, как я уснула, но на следующий день меня разбудил папа - я забыла активировать будильник.
  - Проспала? - честно говоря мне было все равно, даже если я опоздала на завтрак. Что они сделают? Дадут мне еще месяц отработки в теплицах?
  - Нет, я встал пораньше, - папа присел на краешек моей кровати. - Как ты, малыш?
  - Плохо, - честно ответила я. Есть не хотелось, меня мутило.
  - Понимаю, - кивнул папа. - Но на завтрак все же надо сходить. Можешь не пить - просто возьми стакан. Давай, одевайся, я подожду тебя в гостиной.
  - Спасибо, пап.
  Несмотря на то, что тело было полно сил, я чувствовала себя разбитой. Зеркало безжалостно продемонстрировало мне мое лицо с опухшими от слез глазами. Что ж, ранний завтрак хорош тем, что моих соседей там не будет, я не знаю, как пойду на ужин. Не знаю, как буду вести себя, когда увижу Попиарова и Крысу.
  Даже вид нашей площадки перед блоком причинял боль, слишком свежо воспоминание о вчерашней смерти Шурика. Меня замутило сильнее, вот только приступа тошноты мне сейчас не хватало! Папа держит меня за руку, экраны что-то лепечут - я не слышу, точнее не могу вникнуть в смысл слов, летящих со всех сторон. Но и при мысли о музыке становится дурно. Папа, понимая мое настроение, тоже молчит. Только в столовой, когда мы взяли свои коктейли он спросил меня, буду ли я пить его.
  - Если нет, то перелей немного в мой стакан, чтобы не сдавать полный, а то за это могут наказать.
  - Я выпью, - мне не хочется подставлять папу, да и мутить перестало.
  Сердце гулко стучало в груди, разгоняя кровь - тело было готово к очередной ударной смене, но сознание плыло словно в тумане. Все вокруг было как в замедленной съемке. Папа что-то говорил мне, выходя из столовой, и в отличие от голосов экранов, я честно пыталась понять, что он мне пытается втолковать. Но голова отказывалась работать. "Надо держаться!", "очень жаль", "лучше", - лишь отдельные слова продирались сквозь пелену до моего сознания.
  - Хорошо, мне пора, а то опоздаю на смену, - я не была уверена, что ответила правильно, но папа, обняв меня, направился на свою работу. Значит все верно. Работа. Завод. Мне надо ехать на завод. Мозг отказывался работать. "Это все из-за недосыпа", - подумалось мне. Я не помню, как доехала до работы, как прошла через рамки, я очнулась только когда столкнулась с Владой, выходящей из бытовки.
  - О, Боже! Что с тобой? Ты в порядке? - девушка засуетилась подле меня, на ее возглас из раздевалки выглянула Кэти.
  - Софи, в чем дело? Это Моралком? Твой отец? Что случилось?
   Я хотела ответить ей, но слова застревали у меня в горле. "Моего кота вчера убили у меня на глазах". В довершении всего, я опять заревела - ничего не могла с собой поделать.
  - Софи! Софи! - Кэти обняла меня, Влада гладила по спине, Мира, появившаяся из бытовки, пыталась узнать в чем дело. Это продолжалось недолго - из цеха пришла Владимира, я слышала ее голос, Кэти что-то сказала ей, кажется они опять ругались. В итоге, Влада и Мира ушли с Владимирой, а Кэти осталась со мной.
  - Тш-ш, ну успокойся, милая, не плачь, - мы явно опоздали на смену, я потихоньку, начала приходить в себя, рыдания перешли в всхлипыванья. Наконец, я смогла рассказать подруге причину своих слез. Кэти слушала молча, не размыкая объятий, не прерывая меня. Когда я дошла до того момента как работник ЖКХ сломал Шурику шею, она громко выругалась и обняла меня крепче.
  - Мне очень жаль, Софи. Это ужасно! Я и не подозревала, что твои соседи такие сволочи. Бедный кот. Понятно почему ты не в себе. Только ты же знаешь, что это еще не конец - Моралком, церковники, все они будут следить за твоим поведением сейчас. Поэтому нам надо идти работать, а если Владимира что-то начнет болтать - не слушай, я ее заткну. Главное сегодня - отработать смену, сходить на ужин и вернуться в свой блок.
  - Я не хочу идти в столовую, когда они будут там.
  - Не ходи, покарауль у двери в столовую и сходи позже. Ты еще дежуришь - так задержись побольше, это не проблема.
  - Я уже кричала на коммунальщиков вчера, и на Крысу.
  - Это не страшно - ты была не в себе, когда за домашними питомцами из-за жалобы чаще всего их владельцы устраивают сцены, но я не слышала, чтобы их за это арестовывали, только тех, кто бросался на работников ЖКХ с кулаками. А ругань, думаю они это все не первый раз слышали.
  - Хорошо, - конечно я себя хорошо не чувствовала, но после разговора с Кэти мне стало полегче. Собравшись с духом, я решила следовать ее простому сценарию, начав с трудовой смены, на которую мы итак опоздали на четверть часа. Тем не менее, когда мы пришли в цех, Владимира не словом не обмолвилась про нашу задержку, очевидно ей хватило того, что сказала ей Кэти у бытовки. Я была благодарна бригадницам, что они не стали поднимать эту тему, оставив меня наедине со своими мыслями. Чтобы заглушить боль и не расплакаться вновь, я мысленно проговаривала каждое свое действие. Все что вижу. Чистая губка, чистая губка, губка, похожая на листочек, брак...Когда пришло время обеда, мне не хотелось останавливаться, остановка означала, что мне нечего будет проговаривать. Бригадницы ушли, мы с Кэти сидя на лавке молча пили свои коктейли.
  - Знаешь, тебя это сейчас слабо утешит, но я думаю, что Крыса и этот мудак поплатятся за то, что сделали с Шуриком, - сказала Кэти спустя какое-то время.
  - И как? Заведут собаку, на которую кто-нибудь пожалуется?
  - Необязательно так, может неприятности на работе или семейная жизнь у Сталины с Попиаровым не заладиться.
  - Сталина тут не при чем, - сказала я, хоть мне и тошно было вспоминать жалостливые взгляды жены Попиарова - могла бы предупредить меня заранее, я бы спрятала Шурика, сказала бы что отдала подруге. Да хоть бы Кэти передала на время.
  - Наверно, просто мне кажется, что за совершенное зло люди так или иначе расплачиваются.
  - Да ладно? - неожиданно разозлилась я, слова Кэти чем-то напоминали предостережения церковников, наверно поэтому. - Полно людей, совершивших подлость, которые до сих пор живут припеваючи! Крыса та же, донесла на мужа и ничего!
  - Но сколько лет она переживала из-за "дефектности" Сталины? Да и Попиаров тот еще фрукт, сдается мне - он себя проявит. Людмила Федоровна привыкла владеть своей квартирой и дочерью единовластно, а теперь у обеих появился новый хозяин. Думаешь их идиллия с Попиаровым еще долго продлиться?
  - Не знаю, плевать мне на них обоих, даже если они поубивают друг друга - Шурика это не вернет.
  - Мне жаль, Солнышко, - повторяет Кэти. Возможно она хотела еще что-то добавить, но тут из столовой вернулись бригадницы - пришло время снова включать конвейер, а я возобновила свое пересчитывание титановой губки.
  - Смотрите этот кусок похож на девушку в платье! Вот волосы, тут - подол, - Мира показала остальным бригадницам свою находку, титановая губка, идеально серая, по форме, действительно напоминала девушку, даже личико было под пышной челкой.
  - Дай сниму для блога, - засуетилась Влада, мне сразу вспомнилось как мы с Ибрагимом также искали необычную по форме губку.
  - Теперь еще и вы сортировать перестаньте, - раздраженно вздохнула Владимира. - Мало того, что эти две полсмены проболтали в бытовке, так сейчас у вас начались съемки. Может уже поработаем? Или вы забыли, что смены повышенной нормы закончатся только на следующей неделе?
  - Да я уже все, - примирительно сказала Влада, вставая на место.
  - Это беременность на тебя так влияет или ты из-за головной боли такая стерва на этой неделе? - очевидно Кэти достали постоянные придирки Владимиры, но и той было что сказать.
  - Может быть дело в гормонах, а может, потому что в моей бригаде сплошные дефектные лентяйки! И главная из них вскоре станет заместительницей бригадира!
  - Конечно, одна ты у нас достойная - движенка и мать-героиня в одном флаконе! Только почему-то ты торчишь в бригаде "дефектных", - ядовито отозвалась Кэт.
  - Хватит, прекратите, - Мира пыталась успокоить раззадорившихся коллег.
  - Подружке своей указывай, а ко мне не лезь, - отрезала Владимира с презрением глядя на Мирославу.
  - Не смей говорить с ней таким тоном! - Кэти не на шутку разъярилась, мне даже показалось, что еще немного и она ударит Владимиру, очевидно Мира тоже это почувствовала, потому что она обошла конвейер и встала рядом с Кэти.
  - Я в порядке, - уже спокойнее сказала Кэти, когда Мира положила руку ей на плечо и что-то спросила.
  - Что теперь уже не стесняетесь демонстрировать свое извращение на людях?
  - ВЛАДИМИРА!!! - Влада, я и Мира разом гаркнули на зарвавшуюся женщину, после чего та неожиданно психанула.
  - Я не собираюсь работать в таких условиях, я ношу дитя, частичку будущего - наше спасение! И его не должны окружать выродки! - прокричав все это она выбежала из цеха.
  - Мда-а, - протянула Влада. - Вот ведь! Думаете, она побежала жаловаться бригадиру?
  Мы с Кэти переглянулись, Мира обеспокоенно смотрела вслед Владимиое - нас пугала мысль, что Владимира пожалуется кое-кому другому.
  - Может извиниться перед ней, как она вернется? - тихо предложила Мира.
  - Ни за что, - Кэти покачала головой. - Да и она не поверит в наше раскаяние, в мое уж точно.
  Остаток смены прошел в тревожном молчании. Владимира так и не вернулась.
  Когда конвейер остановился и все начали расходиться, Кэти недолго пошептавшись с Мирой, осталась вместе со мной в цехе.
  - Помогу тебе с уборкой немного, - улыбнулась она на мой вопросительный взгляд.
  - Ты уже столько раз мне помогала за это дежурство, что мне кажется я должна отработать половину твоего.
  - Пустяки, - отмахнулась подруга, протирая сортировочное полотно.
  - Нет, не пустяки, спасибо тебе. Не знаю, чтобы я делала без такой подруги как ты, - комок в горле мешал говорить, но я должна была поблагодарить подругу. Без Кэти этот день был бы сущим кошмаром, правда сцена, которую устроила Владимира тоже приятной не назовешь.
  - Тебе надо поговорить с Владимирой, - сказала я без особой надежды на успех.
  - И ты туда же! - в сердцах воскликнула Кэти. - Мира мне уже все уши прожужжала с этой чокнутой.
  - Да, она не в себе, гормоны или неприятности дома, но Владимира никогда не была такой раздражительной. И она угрожала тебе, помнишь? Зачем дразнить ее еще больше? Не думаешь о себе сделай это хотя бы ради нас с Мирой! Я с ума сойду, если с тобой что-нибудь случится.
   - Не драматизируй.
  - Я серьезно, Кэт. Поговори с ней, завтра же перед сменой, а еще лучше - сегодня. Давай я схожу вместе с тобой к ней домой, ты же ходила со мной к семье Ибрагима. Вдвоем как-нибудь ее образумим, поговорим по душам.
  - После этого она быстрее побежит к спецам - жаловаться, что ее донимают "дефектные", - Кэти тяжело вздохнуло, видно было, что мои слова заставили ее задуматься, но идти на поклон к Владимире она не хочет.
  - От этого может зависеть твоя жизнь, и не только твоя, вспомни о Мире, - "у меня должно получиться".
  - Я подумаю, Софи, - наконец сказала подруга. - Мне действительно надо объясниться с Владимирой, только давай не сегодня, хорошо?
  Я кивнула, радуясь своей небольшой победе. Надо же, не думала, что что-то сможет меня обрадовать в этот день. Уборка была почти закончена, а времени прошло - всего ничего. Благодаря помощи Кэти я успевала на ужин в обычное время. И что теперь делать? В цеху сидеть долго нельзя, после отключения конвейера он поступает на пульт Охраны и затянувшаяся уборка может вызвать у них подозрения. Придется ехать к столовой и надеяться, что не столкнусь с ... этими. Мои раздумья прервал звонок комма - это был папа.
  - Да?
  - Софи! Здравствуй, Кэти, - сказал папа, заметив мою подругу, мелькающую на заднем плане. - Ты еще дежуришь? Я беспокоился, что ты не захочешь идти на ужин сегодня. Слушай, давай встретимся через две остановки от твоего завода - на развилке "Под пятилетками". Мы вместе поедем в столовую, что скажешь?
  - Хорошо, спасибо, пап.
  - Замечательный у тебя отец, - с ноткой зависти заметила Кэти, когда папа прервал звонок.
  - И подруги тоже замечательные, в этом мне повезло, - улыбнулась я ей в ответ.
  - Ты домыла? Тогда пошли, а то мне ехать дольше, еще опоздаю, новой отработки в том аду я не выдержу!
  Мы быстро переоделись в бытовке, болтая о теплицах и базе, где проходила отработку Кэти. На время разговора с подругой ноющая боль в груди приутихла, но она разгорелась с новой силой, стоило нам только распрощаться возле заводских рамок. Я больше не могла плакать, мне казалось, что я выплакала весь свой слезный запас. Я устала. Тугой комок из печали, горечи и злобы, ворочавшийся у меня в груди, не давал вздохнуть свободно. Хорошо, что папа позвонил мне, с ним пережить это все будет легче.
  Через пару остановок от завода начинались первые жилые блоки, довольно жуткое место, так что я была рада, что папа уже был там, когда я подъехала.
  - Давно ждешь?
  - Вовсе нет, минут пять от силы, - ответил папа, пристально разглядывая мое лицо. - Тяжелый день?
  - Не такой, как вчера, - ответила я, что толку говорить об этом? Комок в груди никуда не исчезнет. Со временем, наверное. Хотя Крысу и Попиарова я никогда не прощу.
  - Ты у меня сильная. Едем?
  Я кивнула, папа указал на один из эскалаторов поблизости, сказав, что так будет быстрее, чем снова огибать завод. На лестницах было шумно, гомон рабочих причудливо вплетался в громкий рассказ диктора телеинета, вещающего с экранов про очередную победу НС. Все это было хорошим фоном для мыслей, только мысли все были невеселые. Может стоит включить музыку? Но мне не хотелось наслаждаться мелодиями. Хотелось забыться. Уснуть. Может так и сделать? Прийти после ужина и лечь спать, правда я сомневалась, что смогу - мой сон еще не восстановился после заводского эксперимента. Ладно, сейчас это неважно, сейчас нам с папой надо как-нибудь поесть, не нарвавшись при этом на соседей. Но папа уже решил, как поступить - все до ужаса просто. Когда мы подъехали, он сказал мне постоять возле дверей, а сам направился прямиком в столовую. И вышел спустя пару минут.
  - Они еще там, давай подождем в том дальнем углу, так они не смогут нас увидеть, когда выйдут из столовой, зато мы сразу их заметим, - мы отошли куда показывал папа, отсюда и правда было хорошо видно двери столовой.
  - Что ты хочешь делать после ужина? - спросил папа. - Постараешься заснуть или снова прогуляешься в Виртуре? Я могу составить тебе компанию - сходим к озеру или погуляем по лесу.
  - Спасибо, пап, но я лучше все-таки постараюсь лечь пораньше, - мне хватило вчерашней Игры, пока я не могла думать о погружении.
  - Как скажешь, главное, чтобы тебе стало легче.
  - Как твой загадочный проект? - мне хотелось сменить тему, но папа тоже не был настроен на откровения.
  - Не сейчас, Софи, потерпи еще чуть-чуть. Можно сказать, что я близок к завершению главной части проекта, мне надо еще недели полторы-две, чтобы закончить ее.
  - О-о, похоже, это нечто невероятное.
  - Так и есть, я надеюсь, что оно изменит нашу жизнь. Самым что ни на есть кардинальным образом.
  "У всех нас свои загадки", - подумала я на папины слова. Если я скрывала мамин тайник (и еще немного - Ибрагима), то Кэти - Миру, даже папа имел свой секрет. Неудивительно, что спецы постоянно заняты работой, сколько граждан НС - столько секретов, и сколько среди них незаконных?
  Мы стояли в стороне от оживленной дороги, поэтому не мешали людям идти, но привлекали много внимания своим бесцельным стоянием. Поэтому с облегчением вздохнули, кода чета Попиаровых показалась в дверях столовой, они что-то оживленно обсуждали. Под ними я имела ввиду Крысу и Попиарова, Сталина и девочки, как всегда, шли молча. Мы подождали, пока они встанут на эскалатор и скроются за углом, после чего вышли из своего укрытия.
  - Мы не сможем бегать от них до бесконечности, - сказала я с сожалением.
  - Нет, - согласился папа. - Но пару дней можно.
  Папа взял нормальной еды - восстановленное картофельное пюре с котлетой, но меня от одного вида пищи начало мутить, так что я взяла сулентный коктейль.
  - Уверена, что не сможешь поесть нормальной пищи?
  - Да, не хочется сегодня.
  - Ладно, - вздохнул папа.
  Мы сели за пустой стол. Тишина и покой. Я не спеша потягивала коктейль, пока папа ужинал.
  - Я так понимаю, ты больше не будешь ходить на молодежные встречи? - вдруг спросил он.
  - Нет, - я не задумывалась о предстоящей субботничной встрече церковной молодежи, пока папа не заговорил об этом, но точно не смогу терпеть ухмыляющуюся рожу Попиарова. - Может позже когда-нибудь.
  - Гражданке Хипокритовой это не понравится, - заметил папа в ответ.
  Да уж, Моралком итак не в восторге, что я отклонила предложение Попиарова, а тут еще отказ посещать церковные встречи.
  - Я начну ходить в церковь по вечерам в будни, как она предлагала в прошлую встречу, может это как-то сгладит картину, - озарило меня.
  - Прекрасная идея. Молодец, Софи! - папа явно обрадовался, похоже он очень переживал из-за того, как Моралком воспримет ситуацию с нашими соседями. А может дело было и в его загадочном проекте, вдруг мое поведение не даст ему возможности воплотить задуманное? В любом случае, на следующей неделе я начну посещать Церковь по вечерам, хотя...Я ведь совсем забыла об отработке в теплице - я должна еще неделю поработать. Ничего, скажу отцу Георгию о своих планах насчет Церкви, просто из-за отработки начну попозже.
  - Все образуется, Софи, - сказал папа, прервав мои размышления. - Вот, увидишь, еще полторы-две недели, и все встанет на свои места.
  Мне было сложно поверить его словам, но я кивнула, улыбнувшись - он выглядел таким воодушевленным. Домой мы вернулись без приключений.
  - Ты точно не хочешь погрузиться вместе со мной? - спросил папа.
  - Нет, спасибо, но я лучше попробую заснуть.
  - Хорошо, только..., - папа замялся, и я уже догадывалась, что он хочет сказать.
  - Ты хочешь еще пару часов поработать, - закончила я за него. - Ничего, иди.
  - Если ты...,
  - Нет, все в порядке, я просто лягу спать, не переживай.
   - Ну, хорошо, - папа вздохнул с облегчением. - Я постараюсь освободиться побыстрее.
  - Не спеши, доделывай свой суперпроект.
  Папа ушел, я же, заперевшись в своей комнате, думала, чем себя занять, потому что несмотря на мое желание забыться, спать совершенно не хотелось. Я потянулась было к комму - хотела посмотреть записи и фотографии с Шуриком, но тут же передумала. Боль потери была слишком свежа, чтобы листать его фотографии. Мне вдруг нестерпимо сильно захотелось, чтобы мама была рядом. Обнять ее, уткнувшись носом в плечо. Тогда я достала из тайника планшет, с единственной записью мамы. Ее обращение ко мне. Сидя в старых наушниках, я прокручивала запись снова и снова, пытаясь отыскать новые свидетельства нашего с ней сходства. Интересно, если бы спецы не вышли на нее, она бы поделилась со мной своим секретом, когда я подросла? Я представила, как мама учит меня писать и читать, как я дарю ей свой рисунок, и она восхищается им, сожалея при этом, что не может всем показать какая талантливая у нее дочка. В моих фантазиях папа тоже знал о тайнике - это был наш общий семейный секрет. Горечь снова сдавливает меня изнутри. Спустя какое-то время, я все же решаюсь прилечь и сон приходит. Конечно мне снится Шурик, но не его потеря, к счастью, нет. Он свернулся клубочком у меня на коленях, мурчит, я чувствую его тепло и тяжесть, глажу его белую шерстку и при всем при этом понимаю, что это всего лишь сон и Шурика уже нет. Странное ощущение, словно он пришел попрощаться со мной таким образом. От этого одновременно и горько и радостно. Такой вот сон.
   Утром у меня впервые за долгое время нет ощущения бодрости - тело ломит. Действие суперэнергетического коктейля постепенно сходит на нет. Да уж, у каждой медали две стороны. Сегодня я выглядела получше, хотя настроение было столь отвратным. Да и могло быть иначе? Интересно приснится ли мне Шурик еще раз? Мне бы этого хотелось. У меня даже мелькнула мысль попросить папу сделать специальную опцию в Игре, чтобы воссоздать Шурика, но это было чистым безумием. Лучше просто хранить воспоминания о нем, чем довольствоваться цифровым суррогатом.
  К слову о папе, он опять встал рано утром, чтобы сходить вместе со мной на завтрак.
  - Я хочу видеть наших соседей не больше твоего, - сказал он, пока мы собирались на выход.
  "Да, понимаю, пап. И как только мы будем есть с ними за одним столом? Нельзя же прятаться по углам постоянно".
  Но сегодня посовещавшись по дороге, мы решили сделать все как вчера - папа снова встретит меня "Под пятилетками" и мы вместе поедем на ужин. К этому можно быстро привыкнуть - есть только с папой.
  - Как дела у тебя на работе? - спросил папа, когда мы сели за наш стол с коктейлями.
  - Нормально, со следующей недели у нас восстановится обычный график, и да, я же еще не до отработала в теплицах, так что с волонтерством в церкви придется подождать еще неделю.
  - Ясно, но упомяни об этом вскользь завтра в исповедальне, хорошо?
  - Конечно, я так и хотела сделать, - папа кивнул, и больше мы эту тему не трогали.
  - Хорошей тебе смены.
  - И тебе, - мы разошлись каждый по своим лестницам. Передо мной на эскалаторе стояла группа парней, может чуть помладше меня, я их раньше не видела. Они шептались, постоянно оглядываясь на меня, что порядком раздражало. Наконец один из них развернулся ко мне и громко спросил, чем "дефектные" занимаются по вечерам.
  - Может помочь тебе молиться о муже? - добавил второй и вся компания рассмеялась.
  - Отлично, 81076583, - сказала я.
  - Это твой номер?
  - Моего папы, ведь договариваться о встрече надо через него, впрочем, чего тянуть? Я сейчас же ему позвоню, чтобы вы смогли это сделать! - я сделала вид, что набираю номер папы.
  - Чокнутая! - парни быстро развернулись обратно, даже перешли на несколько ступеней повыше.
  - Так поэтому и "дефектная", - донеслись до меня слова одного из них.
  "Сколько кругом идиотов". Не желая больше слушать тупые вопросы, я надела наушники и так доехала до работы. Парни сошли на остановку раньше, успев на прощанье демонстративно покрутить у виска.
  В бытовке никого не было, хотя я пришла пораньше. Кэти и Мира уже находились в цехе, они о чем-то беседовали, ладно хоть за руки не держались.
  - Привет! - сказала Мира
  - Доброе утро.
  - Ага, - мрачно отозвалась Кэти, я не успела спросить ее из-за чего она такая недовольная с утра - пришли Влада и Владимира. Последняя встала в стороне от конвейера, стараясь не смотреть на Кэти, но та, к моему удивлению, сама подошла к ней.
  - Владимира, - громко и четка сказала подруга. - Я хочу извиниться перед тобой за свое вчерашнее поведение. Мне не стоило говорить с тобой в таком тоне, так что - извини! Хорошенько обдумав твои слова, я поняла, что ты должна стать заместителем бригадира, а не я. Как только Семен Денисович придет я поговорю с ним об этом, уверен, он будет только за.
  Владимира явно растерялась, Кэти удалось смутить ее своим предложением.
  - Ладно, чего уж там, начальство само решит кого назначить, - сказала наконец она.
  - Значит, мир? - спросила Кэти и протянула руку Владимире.
  - Мир, - чуть поколебавшись она все же пожала руку. Мне сразу стало легче на душе, я так беспокоилась, что Владимира всерьез затаит обиду на Кэти. Наверное, мы были к ней несправедливы, не такая уж она и стерва.
  Поскольку Владимира отказалась от щедрого предложения Кэти, та не стала говорить с бригадиром, поэтому Семка, пришедший спустя пару минут, не стал задерживаться и вскоре мы уже работали под мирное гудение конвейера. Влада включила сериал. Мы слушали его, изредка комментируя происходящее. Время до обеда пролетело незаметно. Когда бригадницы ушли в столовую, Кэти и я привычно сели рядышком возле полотна.
  - За мир во всем мире! - Кэти подняла свой коктейль, и я радостно чокнулась с ней.
  - За мир! Не думала, что ты все-таки решишься поговорить с ней.
  - А куда деваться? Ты все верно подметила вчера - это касается не только меня, но и Миру. И тебя, - добавила подруга.
  - Нас могут прослушивать! - одними губами напомнила я Кэти - уж очень вольно она говорила об этой ситуации.
  - В бригаде должна царить дружественная атмосфера иначе страдает производство, - громко сказала Кэти, ее глаза при этом искрились от сдерживаемого смеха. Мне тоже хотелось смеяться, больше от облегчения.
  - Спасибо, что беспокоишься за меня, - чуть погодя серьезно сказала Кэти. - Я так рада, что ты попала в нашу смену, когда пришла на завод. Не знаю, как переживала весь этот п...ц, если бы тебя не было рядом.
  Я протянула ей руку, и мы так и сидели, допивая коктейль и держась за руки до самого возвращения бригадниц. Слова были не нужны. И все же как горько будет расставаться с ней, но что делать? Мамин тайник по-прежнему висит надо мной как Дамоклов меч. Долго тянуть нельзя. Наверно я должна радоваться появлению Миры, с ней Кэти будет легче перенести нашу "ссору". Вот только что мне делать после этого? Просить о переводе в другую смену? Скорей всего я так и сделаю - слишком тяжело будет видеть Кэти каждый день и разыгрывать спектакль будто я не хочу с ней общаться. "Сначала Ибрагим, теперь вот Шурик - я всегда нахожу причину чтобы не расставаться с Кэти". Это так, но мне и правда было тяжело после гибели Шурика, еще несколько недель, максимум месяц - разве это много?
  В столь тяжелых раздумьях я провела остаток смены. Когда прозвенел гудок, Кэти и Мира немного задержались в цехе, мы болтали о всяких пустяках, пока я чистила полотно. Затем женщины ушли, перед этим Мира успела шепнуть мне на ухо "Спасибо!". Очевидно, поняла, кто помог уговорить Кэти пойти на мировую с Владимирой. После их ухода я не торопясь закончила дежурство, спешить было некуда - в конце концов нам с папой опять предстояло стеречь дверь столовой, дожидаясь пока поужинают Попиаровы.
  Папа ждал меня на том же месте.
  - Как смена? - спросил он, увидев меня.
  - Нормально, лучше чем вчера.
  - Хорошо, - улыбнулся папа. - Идем, может с ужином нам сегодня повезет больше.
  Как ни странно, он оказался прав - на подъезде к столовой мы увидели чету Попиаровых идущих с ужина.
  - Здорово, не придется играть в прятки сегодня, - я была согласна с отцом, хотя есть мне, как и вчера не особо хотелось.
  - Опять коктейль?
  - Пока да, - не знаю с чем было связано мое нежелание возвращаться к нормальной пище - с последствиями диеты или переживаниями по поводу Шурика, но смотреть на обычную еду без содрогания я не могла.
  - Понимаю, - сказал папа, и я была ему благодарна, что он не настаивает на выборе нормальной пищи.
  - Сегодня я хотел бы опять вернуться на работу после ужина, но если ты хочешь, чтобы я был рядом - погрузиться вместе в Игру или просто проводил тебя до дома, то я так и сделаю.
  - Все в порядке, в смысле - иди доделывать свой проект, я, наверно, снова постараюсь лечь пораньше.
  - Ты уверена? - спросил папа, стараясь прочитать по моему лицу, что я чувствую на самом деле.
  - Да. Погрузимся вместе в выходные, я все равно не пойду в субботу на встречу молодежи, так что...
  - Хорошо, договорились, но если ты вдруг почувствуешь себя плохо - сразу звони мне, и я приеду, ладно?
  - Хорошо, - я не сильно беспокоилась из-за того, что мне придется возвращаться домой одной. Соседи ушли. Для Игры у меня не было настроения, но и прокручивать мамино сообщение я тоже больше не хотела. С одной стороны, мне хотелось как-то отвлечься от мыслей о Шурике, с другой - вспоминать все, что было с ним связано. Так что я не знала, чем занять себя этим вечером. Если бы я могла уснуть, я бы легла сразу как пришла.
  - Не сиди допоздна, Софи, постарайся лечь пораньше, хорошо? - папа обнял меня и ушел. Он успел покончить с обычным ужином быстрее чем я выпила свой коктейль.
  На обратной дороге я слушала первый попавшийся сериал, только чтобы он перебивал шум лестниц и голоса дикторов. Мыслями я была далеко, стараясь не думать о произошедшем, я размышляла каким образом сказать отцу Георгию, что не буду больше ходить на встречи церковной молодежи. Гадала в курсе ли Хипокритова моих споров с соседями и придет ли она в эти выходные? О ком будет говорить Берковский в это воскресенье? Странно, но после всех переживаний я уже не боялась, что это будет моя мама. Что мне крики толпы из дальнего прошлого? Я знаю, что мама не была плохим человеком, что она не хотела принести вред гражданам НС. Не то чтобы я так думала раньше, но теперь, разбирая вещи из тайника я была уверена на сто процентов, что мама - не враг человечества.
  Мне по-прежнему тяжело проходить через площадку перед домом, поэтому я тороплюсь открыть дверь. В нашем блоке темно и пусто. Подавив очередную волну горечи, я закрываю дверь в свою комнату. Пожалуй, я знаю чем мне заняться. Достаю письменные принадлежности из тайника, листы с моими попытками красиво написать свое имя. Планшет, в который раз долго грузиться, но вот оживший экран приветствует меня своей пасторальной картинкой. Программа распознавания голоса выдает мне два похожих результата, который же из них верен? Шурик или Щурик? Решив начать с первого варианта, я располагаю листы поудобнее. Я не успела научиться рисовать кота, может когда-нибудь, когда боль потери слегка утихнет, я постараюсь срисовать Шурика с фотографии, а пока я научусь писать его имя. Время проходит быстро, где-то в час я слышу, как в блок входит папа.
  Он стучится ко мне и в этот момент сердце чуть не выпрыгивает у меня из груди.
  - Софи! Я вижу свет, ты до сих пор не спишь?
  - Сейчас ложусь, - кричу я в ответ спешно убирая вещи в тайник. Хорошо хоть папа уважает мое личное пространство и не открывает дверь своим коммом, хотя может, как глава семьи и хозяин квартиры.
  Убрав все, я выглядываю из комнаты. Папа выглядит жутко уставшим.
  - Не спиться? - спрашивает он, наливая себе воды.
  - Нет. Мне и не хочется пока. А вот тебе сон явно не повредит - неужели этот проект не сможет подождать еще чуть-чуть? Ну сделай его за три, а не две недели. Или от тебя требуют сроков?
  - Все ...несколько сложнее, - говорит папа, тщательно подбирая слова. Он хочет сказать что-то еще, но в этот самый момент в моей комнате начинает звонить комм. Кто может звонить мне во втором часу ночи?! Папа побледнел.
  - Тебе лучше побыстрей ответить, Софи! Мы перебудим соседей.
  Плохое предчувствие сжимает сердце, оно колотится так, словно я только что пробежала по всем заводским цехам. Забежав в комнату, я вижу, что звонок идет от Кэти.
  "Только не это! Нет. Только не Кэти".
  Желудок превратился в тугой комок. Активируя комм, я увидела ее. Запыхавшаяся, растрепанная - она куда-то бежала, и была явно не в себе.
  - Софи! Наконец-то! Я боялась, что ты не ответишь, - лицо Кэти то появлялось, то исчезало с экрана, сменяясь смазанными картинами темных лестниц и закрытых дверей.
  - Что случилось? Где ты? От кого ты бежишь? - я явственно слышала голоса людей, преследующих Кэти, тяжелый топот и еще какие-то звуки. Подруге угрожала опасность, и я ничего не могла поделать у себя в спальне. - Почему ты позвонила мне, вызывай Охрану, они должны...
  - Это они и есть! - горько усмехнулась Кэти, на миг ее лицо приблизилось к экрану, и я заметила, что загнанное выражение глаз сменилось лихорадочным блеском. Почему-то от этого все внутри заныло и мне стало страшно.
  - Кэти, что случилось?
  - На верх, давай сворачивай на ту лестницу..., - Кэти словно не слышала моего вопроса, оказывается она бежала не одна. Только сейчас я заметила Мирославу, было видно, что она недавно плакала, но при этом ее лицо выражало странную болезненную решимость.
  И до меня наконец-то дошло. Хотелось выть. Крушить. Ломать все вокруг. Кэти вот-вот поймают, а когда поймают - казнят. Их обеих казнят. Мой сон оказался пророческим. Нет. Я не стану бросать камни в подругу. Пусть делают со мной что хотят, но участвовать в убийстве Кэти я не буду.
  На экране продолжали мелькать лестницы, Кэти пыталась мне что-то сказать, но из-за бега ее дыхание сбилось, и я никак не могла разобрать, что она говорит. Со стороны послышались всхлипы Мирославы, видно мужество начало покидать ее или до нее дошла вся безнадежность их ситуации. Куда они бегут? От системы не убежать, но разве может моя Кэти сдаться без борьбы? Я не замечаю, как начинаю всхлипывать в унисон с Мирославой.
  - Здесь, да! Это здесь, не смотри вниз, любимая. Все будет хорошо, слышишь? Мы вместе, мы всегда будем вместе, - это голос Кэти, похоже она пытается успокоить Мирославу. И тут я вижу ее. Подруга смотрит прямо в экран. Все выглядит так, словно она позвонила мне просто поболтать. Только темные круги под глазами выдают ее состояние. Когда она начинает говорить, ее голос не дрожит, она не плачет - она улыбается.
  - Софи! Нет, дай мне сказать, я боюсь у нас совсем не осталось времени. А я должна...должна с тобой попрощаться. И попросить прощения. Я ухожу, точнее мы с Мирославой уходим. Прости за все, я не хотела, чтобы тебя судили вместе с нами, как соучастницу, но я такая дура, Софи... Прости меня, слышишь? Ты моя лучшая подруга и ближе тебя ...Ты понимаешь? Они от тебя не отстанут, Софи. Ты ведь это понимаешь?
  - Кэти! - Мирослава испуганно вскрикнула. - Они близко, нам пора. Прощай, Софи! Кэти, скорее!
  Лицо Кэти скривила гримаса боли, а я все никак не могла поверить, что все это взаправду.
  - Софи, я тебя люблю. Если бы не ты, я бы давно спятила. Прости меня.
  - Это не твоя вина, Кэти, - у меня наконец-то прорезался голос. - Я тоже тебя люблю, слышишь?! Я тоже тебя люблю, не уходи! Пожалуйста, Кэти. Не оставляй меня!
  Она улыбнулась. И отключила связь.
  Я остаюсь один на один с потухшим экраном. Нет. Это лишь кошмар. Дурной сон. Сейчас я позвоню Кэти, и она наорет на меня за то, что я ее разбудила. Да-да. Я лихорадочно направляю сигнал ее комму - "Абонент не доступен". Как так, мы же только что с ней говорили! Она была на связи. Набираю снова - "не доступен". И снова...
  - Софи, - в дверях отсека стоит папа и смотрит на меня, в его глазах я вижу правду. И правда в том, что Кэти больше нет.
  ***
  
  Отчаянье обрушивается внезапно, оглушая. Осознание, что ничего нельзя исправить, душит меня изнутри. Камень на сердце, есть, кажется, такое выражение, но тут скорее вся грудь превратилась в каменный панцирь и давит, давит... давит на нутро, выжимая надежду на лучшее. Слезы словно раскаленный металл горячат щеки.
  Обняв меня за плечи, папа что-то напевает, пытаясь убаюкать меня как в детстве.
  - Она успела обрести любовь, - шепчет он. - Она успела урвать кусочек счастья перед смертью, пусть это тебя чуть утешит, милая. Она сумела найти любовь в этом аду.
  - Эта любовь ее сгубила, думаешь, оно того стоило?
  - Не знаю, наверное, Кэти считала, что стоило - раз поставила на кон свою жизнь. Попробуй хоть чуть-чуть поспать, - просит папа в очередной раз. - Тебе стоит хотя бы попробовать, солнышко, завтра ... завтра вас будут допрашивать. Всех бригадниц, а тебя - в первую очередь, потому что ты была ее лучшей подругой, да еще и этот звонок перед смертью.
  - Я остаюсь ее лучшей подругой, пусть даже она и ...ушла. Я не могу спать, как ты не понимаешь?!
  Папа сжимает меня в объятьях так крепко, что становится трудно дышать.
  - Софи, девочка моя, на тебя столько всего свалилось...Не думал, что все будет так сложно. Софи, мне надо сейчас уйти. Слышишь? - папа отстраняется и смотрит на меня, пытаясь понять слышу я его или нет. - Софи? Я должен идти ...без этого все будет напрасно. Я должен.
  - Хорошо, - язык еле ворочается, мне тяжело говорить, но я все слышала и поняла. - Иди, я побуду одна, - папа недоверчиво смотрит на меня, он боится оставить меня одну - это ясно.
  - Иди, пап, - повторяю я. - Все ужасное уже произошло, что еще может случиться? - почему-то страх перед спецами и Моралкомом исчез. Мне кажется, что начни они все разом ломиться в дверь - я и бровью не поведу. Но папу гложут сомнения.
  - Как я могу оставить тебя сейчас? Нет, невозможно, но тогда... а вдруг они придут сегодня? - папа тоже думает о спецах.
  - Иди, - мне все-равно сейчас рядом папа или нет, так что, если ему так нужно.
  - Хорошо, - папа в отчаянье, но похоже он решился. - Я ухожу, но ты должна пообещать, что придешь на завтрак, а затем пойдешь на службу. Это очень важно. Пообещай!
  - Обещаю, - не задумываясь говорю я, но папа не отстает от меня, пока я не повторяю обещание вновь и вновь.
  - Я поняла, я приду.
  - Увидимся на службе.
  - А завтрак?
  - Я пропущу, едь рано утром, чтобы не столкнуться с Попиаровыми.
  - Ладно, - папа целует меня в лоб и убегает. Я остаюсь одна. Поскольку в блоке включен ночной режим, свет вскоре гаснет, но мне все-равно. Горечь постепенно заливает ядом нутро. Кэти. Кэти.
  Почему?
  Как же это...
  Всю ночь я провела, сидя на том же месте, пытаясь осознать, что произошло. Ничего нельзя исправить, безумие, ничего не исправить - это самое страшное. Бессмысленно приговаривать, что все будет хорошо. Не будет. Все кончено. Как же хочется избавиться от этой боли хоть на несколько мгновений и почувствовать себя полноценным человеком, а не жалким существом, которое и может, что только скулить. Нам твердили, что боль - удел сильных, но это ложь. Боль делает слабым, беспомощным, безвольным. Отчаянье может и выливается иногда в резкие безумные выходки, но чаще вот так придавливает к земле, заставляя мечтать о несбыточном, словно это решение проблемы. Какое там решение, у катастрофы не может быть решения, она просто случается и все. Смирение - вот "решение" катастрофы. Но времени на это нет. Горечь, горечь, какая же горечь на сердце. Уснуть, и проснуться спустя века, а еще лучше, чтобы это все оказалось лишь дурным сном, я встану утром, а она жива.
  Звонит будильник, и я не сразу понимаю, что происходит. Кажется нереальным, что в мире по-прежнему звонят коммы, кто-то завтракает, идет на работу - как может продолжаться вся эта будничная кутерьма так, словно ничего не произошло? Будильник вызывает раздражение, и я резким хлопком, чуть не сломав комм, выключаю его. Вдруг в комнате оживает телевизор, красное свечение - безальтернативный режим.
  - Срочные новости! Сегодня в нашем городе произошло отвратительное ЧП. Две извращенки...
  Я выбежала из дома так быстро, как только смогла. Но экраны вдоль эскалаторов вслед за телевизором транслировали ту же новость.
  НЕТ.
  Не могу, не буду это смотреть!
  Вопреки всем неписанным правилам, я включаю наушники и крепко зажмуриваюсь. Еще слишком рано, столовая только-только открылась - работники расставляют стулья.
  - Что-то ты рано, милая, - сказала заспанная женщина на раздаче. - И тебя разбудили новости? Жутко, конечно.
  - Да, извините, - я стараюсь говорить вежливо, чтобы не нарываться на скандал. Да и что толку спорить с этой, в общем-то обычной, женщиной? Она не знала Кэти...
  Спазм сдавливает горло, и я все никак не могу заставить себя выпить коктейль, сделав пару глотков через силу я ставлю стакан на стол с отходами.
  - Ты же ничего не выпила! - посудомойка недовольно бурчит под нос про пустую трату продуктов, попутно обещая пожаловаться "куда следует". Мне плевать. Как во сне я иду мимом людей, начинающих заполнять зал столовой. Где-то там мелькает голова Людмилы Федоровны, но я ничего не чувствую.
  "Я обещала прийти в церковь!", - напоминаю я себе и бреду в сторону эскалатора. Люди пробегают рядом, толкаются - все куда-то спешат. В воздухе царит возбуждение от предстоящей проповеди, не каждый день случается двойное самоубийство преследуемых "врагов человечества"! Трясущимися руками я вдеваю наушники, цепляясь за них как за спасательный круг. Как обойтись без наушников на проповеди?
  Перед церковью еще малолюдно - слишком рано. Я подхожу к стене возле рамок и облокачиваюсь на нее, так как колени начинают дрожать. Скорее всего сказывалась бессонная ночь. С закрытыми глазами, в выключенных наушниках, я слушаю голоса людей, заполняющих площадку перед церковью до тех пор, пока чья-то рука не опускается на мое плечо. Вздрагиваю и открываю глаза. Это папа. Он выглядит ужасно.
  "Как ты себя чувствуешь?", - хочу спросить я, но папа успевает раньше.
  - Как ты? Совсем не спала, да?
  - Не могла, - прохрипела я в ответ. - Ты тоже не выглядишь отдохнувшим...
  - Обо мне не беспокойся, - папа приближается вплотную ко мне и шепчет на ухо.
  - Тебя вызовут ...Охрана или сразу спецы. Понимаешь? Они будут говорить ужасные вещи о Кэти, как и Патриарх сейчас. Софи, ты должна сдержаться! Не кричи, не ругайся, постарайся изобразить непонимание, дескать ты ничего не знала о предпочтениях подруги. Они будут напирать, ведь все знают о вашей дружбе. Соф, если ты это не сделаешь..., - папа замолчал, но я все прекрасно поняла.
  "Меня могут забрать сегодня же".
  - Софи? - папа с мольбой смотрит на меня, я киваю.
  - Я постараюсь, обещаю - я не буду кричать.
  - Это просто слова, ее они уже не ранят, но ты можешь пострадать. Кэти бы этого не хотела, - папа сжал мою руку, было почти больно и тут рамки дверей окрасились зеленым. Настало время проповеди. Люди, стоящие до этого более-менее спокойно, взволновано зашумели - всем хотелось войти быстрее, чтобы встать ближе к алтарю.
  Зачем?
  На что они надеялись? Что им покажут тела Кэти и Миры?
  Может Патриарх придумал очередную забаву - и "дефектные" должны будут забрасывать камнями их трупы?
  Мы с папой стояли возле рамок, поэтому нам волей не волей пришлось зайти одним из самых первых. Люди нетерпеливо толкали нас в спину. Впереди виднелся большой экран с Патриархом, переминающимся с ноги на ногу в своем роскошном облачении. Подле экрана стоял бледный отец Георгий. Наверно без конца благодарит мысленно Бога за то, что Кэти и Мира относились не к его приходу. Патриарх подождал пока Церковь заполнится людьми, гомон становился все громче и громче, наконец церковник поднял руки вверх, призывая к тишине:
  - "Тише, братья и сестры, тише! Я понимаю ваше волнение - граждане Нового Союза - истинно верующие, мы все надеялись, что подобная зараза исчезла вместе с мутантами, но часть содомитов выжила. И вот этой ночью две содомитки покончили с собой, в надежде уйти от справедливого наказания. Тщетная надежда, ведь каждому верующему известно, что от наказания за подобный грех нельзя сбежать. Господь Бог все видит, и он накажет этих грешниц суровей нежели это сделали бы наши спецы. Именно спецы сумели вывести на чистую воду банду развратниц. Да, следствие продолжается, возможно мы еще услышим новые имена содомитов, а также имена их жертв, ведь известно, что содомский грех идет рука об руку с другим столь же гнусным - с педофилией, с развращением юных отроков. Церковь всегда боролась с этими извращениями - во все времена. Древние священнослужители писали: "Если кто ляжет с мужчиною, как с женщиною, то оба они сделали мерзость: да будут преданы смерти, кровь их на них". Вам известна история о том откуда пошло название этих извращений - легенда о древнем городе Содоме - самой древней столице мутантов. В этом богомерзком городе было полно педерастов, которых впоследствии стали называть содомитами. Единственным нормальным человеком в Содоме был Лот - праведник, пришедший в тот город с пустой надеждой вразумить извращенцев. Он явился к ним с русских земель и все его старания оказались тщетны. Когда к Лоту с неба спустились ангелы Господни распущенные жители Содома захотели изнасиловать их. Праведник пытался защитить своих гостей, но обезумевшие от похоти жители попытались выломать дверь, чтобы совершить желанный грех. После этого ангелы поразили жителей города слепотой, а наутро уничтожили Содом, забрав с собой семейство Лота.
  Содомитский грех нельзя смыть! Грешники, исповедующие его, никогда не войдут в Царство Божие. Древние священнослужители это понимали и наши мудрые Вожди тоже. Недаром Святой Сталин был первым кто стал преследовать извращенцев на русской земле. Он понимал, что распространением этой заразы занимались мутанты - потомки Содома. Мутанты хотели заразить своей гнилью наших людей, уничтожить советский народ.
  Если бы русский народ не внял тогда мудрости своего спасителя и не поднялся на защиту своей нравственности, своей национальной идентичности, своих духовных и исторических ценностей, благодаря которым он сформировался как великий народ, - он был бы обречен на гибель. Не может быть равенства между нравственностью и безнравственностью, между добром и злом. Тогда как среди мутантов самые темные и извращенные грехи были нормой, их называли "правами человека". Разумеется, все это надо запрещать на федеральном законодательном уровне.
  Почему мутанты начали ядерную войну? Потому что они уже не могли воевать как нормальный народ - к тому времени они уже выродились, и все из-за содомитского греха. Поэтому ваш сегодняшний гнев прекрасен! Вы - дети, переживших Катастрофу, не можете не чувствовать угрозу от этого смрадного преступления. Две мертвые извращенки - это предупреждение, что среди новосоветских граждан может скрываться угроза. Хуже, чем дикие звери, гнусные паразиты, которые могут заразить любого ребенка, заставить человека прервать его род, как это сделали эти содомитки - ни одна не родила. Присмотритесь, пустоцвет по соседству вполне может оказаться тайным содомитом, совращающим ваших детей! Помните, содомия - это смертельная угроза всему человечеству. При внешней схожести содомитов и нормальных людей, содомиты - нечеловеки. Это особый вид разумных развратных животных, очень похожих на человека, но никогда людьми не ставшими и не способными стать.
  Мутанты, приветствующие содомитов среди своих граждан, в итоге скатились к диктатуре зла, преследованию и уничтожению всех нормальных людей. Среди содомитов всегда было много тех, кто люто ненавидел русский народ, они вели войну против Союза и Православия. Мутанты в союзе с содомитами надеялись уничтожить Новый Союз, прежде чем взяться за оружие они старались снизить рождаемость через свою пропаганду, через ложь про "права человека". Это был механизм по уничтожению целых народов мира, придуманный главами мутантов c кем боролся Святой Сталин.
  Мертвые содомитки получили по заслугам, пусть их смерть станет первой среди всех извращенцев, которых настигнет кара Господня. Давайте возблагодарим все вместе Господа за то, что он избавил наш город от смрада этих извращенок и за ум, отвагу и силу наших спецов, сумевших выкорчевать эту заразу! Аминь".
  "Это лишь слова, папа прав, Кэти, скорее всего, лишь посмеялась бы услышав о себе такое". Но слушать эти слова было нелегко, как и видеть злорадствующие лица прихожан, с их "праведным гневом". Вспомнилась встреча с Берковским и брат той женщины. Тогда люди долго обсуждали эту казнь, сколько они будут говорить о двойном самоубийстве? Должна ли я идти на завтрашнюю встречу ГВРК? Я же теперь под следствием или как? Эти мысли обуревали меня пока я дожидалась очереди в исповедальню. Я ждала, что со мной будет говорить отец Георгий, но это опять был другой церковник. Он привычно назначил мне список молитв, ничего не спросив про Кэти. Отец Георгий всяко бы поднял этот вопрос, даже если бы не знал, что мы с Кэти дружили. Сказал бы что-нибудь в духе "теперь ты осознаешь опасности дефектного состояния?" или "пусть эта ужасная история послужит тебе уроком". Я не знала, что мне делать. Как предупредить отца Георгия, что не приду сегодня. Впрочем, это были мелочи. Может меня арестуют до ужина.
  Папа ждал меня возле рамок.
  - Как прошло?
  - Это был не отец Георгий, так что все нормально.
  - Теперь, работа, - папа взял меня за руку и отвел в тот самый угол, где мы стояли полчаса назад.
  - Как бы ни было трудно, ты должна собраться, Софи. От этого зависит твоя жизнь, - папа говорил почти так же как я Кэти недавно, но это ей не помогло.
  - Я знаю, папа. Я не идиотка.
  - Нет, ты - живой человек, и на тебя свалилось столько всего, что...я очень прошу тебя, ради меня, Соф. Постарайся.
  - Хорошо, пап, - люди уже начали оглядываться на нас.
  Папа кивнул и быстро обнял меня. Кто знает, может быть в последний раз.
  - Удачи, я люблю тебя.
  - Я знаю, я тоже тебя люблю, - папа исчез за поворотом другой лестницы, я же вновь надела наушники, не желая слышать всю эту грязь, что бурным потоком лилась со всех экранов.
  ***
  В бытовке никого не было, неужели все уже в цехе? Однако приближаясь к цеху, я поняла, что не слышу привычного гудения конвейера. Вся бригада была там. Они смотрели на меня: Семка, Владимира, Влада и ... Люся. Последняя выглядела чуть лучше, чем в нашу предыдущую встречу, но кожа по-прежнему хранила свой бледно восковой цвет. Девушка сильно похудела, но это была она - наша малышка Люся. Жаль. Жаль, что Кэти не видит ее сейчас, она бы так обрадовалась.
  Комок в горле.
  Нельзя плакать, стоит только дать слабину, и я не смогу остановиться. Не сейчас.
  Семка негромко кашлянул, открыл рот и снова закрыл. Очевидно бригадир был в растерянности, ну да - не так часто теряешь сразу двух работниц, да еще при таких деликатных обстоятельствах.
  - Нам будет нелегко, - начальник обвел взглядом оставшуюся часть бригады и тяжело вздохнул. "Бедняжка, кто же теперь будет делать за тебя твою работу"?
  - Я рад, что Люся смогла выйти в смену, но еще одного человека нам дадут нескоро, а план ...план надо выполнять. Вот. Значит, сегодня мы должны, несмотря ни на что, собраться и выполнить свою работу. Какой блок мы должны разбирать сегодня? - на миг бригадир забывается и оглядывает цех в поисках той, что всегда отвечала на этот вопрос. Но ее больше нет. Вместо этого раздается голос Владимиры:
  - Блок 894, идите, Семен Денисович, мы разберемся, - Семка бросает взгляд на Владимиру и кивнув уходит, я замечаю испуг, промелькнувший в глазах бригадира. В чем дело? Если только не... Нет. Я должна убедиться.
  - Я сейчас, мне нужно кое- что уточнить у бригадира, - с этими словами я убегаю за ним прежде чем меня успевают окликнуть.
  - Семен Денисович! Семен Денисович! - но бригадир упорно делает вид что не слышит, черт! Плевать на все. Я кричу: "Семка!". И он замирает.
  - Ну чего тебе Васнецова? - я вижу, как руки бывшего одноклассника нервно трясутся, и он тут же убирает их в карманы.
  - Ты знаешь... знаешь, кто донес на Кэти и Миру?
  - С чего ты взяла? Я лишь...
  - Семка.
  И он ломается.
  - Ты и сама прекрасно знаешь, кто это был, Васнецова,- просто говорит он и добавляет, - Не связывайся с ней, а то она и тебя приплетет. Я серьезно, не поднимай бучу, им ты уже не поможешь, а себе жизнь испоганишь.
  Бригадир обеспокоенно глядит на меня, но мне все равно. Красная пелена застилает глаза, и я хочу, очень хочу "устроить бучу". Даже не так, мне хочется крови: Владимиры, Крысы, да хоть Вождя. Я перестаю соображать, что делаю я бегу обратно в цех, и в следующее мгновение я словно со стороны вижу, как мои руки хватают спецовку Владимиры, и как я отбрасываю ее в сторону от конвейера.
  - Ты спятила?! - многодетная мать визжит так, что у меня отдается в ушах.
  - Это ты, ты сдала Кэти, ты донесла спецам на них с Мирой, признайся, с..ка, это сделал ты?!
  Владимира неуклюже поднялась на ноги, Влада и Люся замерли на своих местах, кажется даже дыхание задержали, а я все ждала ответ на свой вопрос. Наконец, женщина решилась.
  - Ну да - я, и что? Я сделала то, что должна была, это извращение, эта мерзость...
  Я зарычала, и она заткнулась и даже, кажется, испугалась, ее глаза метнулись в сторону бригадниц, но они молчали.
  Я не знала, как поступить, чтобы сделал ты, Кэти? Побила ее? Размозжила ей черепушку об угол конвейера? Чтобы ты сделала, если бы из-за нее я погибла? Мне все равно осталось недолго - Моралком вцепился в меня мертвой хваткой, так может стоит уйти так? Отомстив за подругу? Я вздрагиваю, когда на плечо мне ложится рука Люси. Ее большие грустные глаза призывают меня к спокойствию, злость уходит так неожиданно, что мой всхлип пугает Владимиру еще больше:
  - Я это так не оставлю... я пожалуюсь на тебя, чокнутая, я расскажу, как вы были дружны, всяко не просто так я....
  - Ты слышала, Влада? - неожиданно громко говорит Люся, ее голос тверд и сух. - Владимира только что сказала, что ненавидит Вождя, какой ужас, я думаю, нам стоит сообщить об этом куда следует.
  Владимира в шоке округлила глаза, не веря своим ушам.
  Влада бросает взгляд на подругу и кивает ее голос тих, но также тверд как у Люси.
  - Да, думаю, стоит.
  - Да как вы, вы что...никто не поверит, я - мать, я - правоверная гражданка.
  - Вредители изворотливы, - нараспев говорит Люся
  - Промутанты повсюду, - добавляет Влада.
  Владимира недоверчиво кивает головой, не в силах сказать хоть что-то. Все так. Будь ты хоть самой доносчивой многодетной матерью, одного сообщения хватит, чтобы поселить подозрение на твой счет и насчет всей твоей семьи. Даже если это сообщение придет со стороны детей "врагов человечества". Проверить-то все равно надо, дыма без огня...
  Мы молчим, переглядываясь, каждая ждет каков будет следующий ход другой и в этот момент отчетливо раздаются звуки приближающихся шагов. Их много, это не просто возвращение бригадира. В цех заходит группа Охраны.
  - Я ничего не говорила! - невпопад выпаливает растерявшаяся Владимира, но сотрудники Охраны лишь мельком бросают взгляд на взлохмаченную женщину.
  Они подходят ко мне.
  - София Васнецова? Вы должны пройти с нами для дачи показаний.
  "Для дачи показаний", ага, как же! Но отчасти я даже рада приходу - все равно нет настроения работать.
  Пять человек сопровождает меня по полутемным коридорам завода им. Путина. Пятеро мужчин. Семка недолгое время шел рядом - пытаясь узнать у моих конвоиров будут ли допрашивать остальных бригадниц и когда.
  - Всему свое время, гражданин. Но могу с уверенностью сказать, что да - вас и ваших подчиненных всех будут допрашивать. А вы как думали? Такое вредительство у вас под носом - сразу две извращенки! Может у вас не бригада, а тайный вертеп.
  - Но как же..., - бригадир беспомощно заозирался, он явно струхнул. - Мы же...перевыполнили план...образцовая бригада...
  - Оно и видно какая она у вас образцовая! - заржал один из Охранников.
  - Прекратить, - скомандовал старший. - А вы гражданин возвращайтесь к своей бригаде. Всех вызовут по ходу следствия, - и Семен Денисович уходит, напоследок бросая боязливо-сочувствующий взгляд в мою сторону.
  Я не спрашиваю куда меня ведут, да и какой смысл? Мы выходим с территории завода.
  - Поднимайтесь наверх, - командует старший Охранник, он не представился, хотя может я и не должна знать их имена. Вместо эскалатора мы выдвигаемся по металлической лестнице наверх. Что это значит? Куда мы идем? На самый вверх?!
  В моем воспаленном мозгу возникает картинка, как Охранники с хохотом выталкивают меня через гермодвери на поверхность: "Иди к своим мутантам, извращенка!".
  Нет. Это бред, сумасшествие, а как же суд? Но куда тогда мы поднимаемся?
  Ответ до банальности прост, через несколько пролетов мы выходим к кабине капсуля номенклатуры. Значит и рядом с заводом есть парочка. Надо же. Старший охранник при помощи комма открывает двери машины - и вот мы уже внутри. Повсюду блестящие гладкие стены, которые разом исчезают, когда капсуль трогается с места, мы словно летим в воздухе, лишь диван и пара кресел с небольшим шкафчиком остаются видимыми. Я боюсь двигаться, но не могу оторваться от захватывающего дух вида города, проносящегося под нами. Десятки лестниц и сотни экранов, мне всегда казалось, что наши коридоры слишком темные, но сейчас с высоты я вижу, что город - это сплетение огней.
  "Кэти хотела прокатиться на капсуле", - вдруг вспомнилось мне. Эта мысль приводит меня в чувство, а то от красоты картинки я чуть не забыла куда мы направляемся. Может всех приговоренных "балуют" напоследок подобной поездкой?
  Скорее всего это предположение было верным, поскольку Следственный Комитет расположился под самым куполом, на противоположном от Центра конце города. Путь до него на эскалаторе занял бы не менее часа, на капсуле мы добрались всего за три-четыре минуты. От столь быстрого передвижения меня начинает мутить, а может просто из-за страха. Мышцы словно одеревенели.
   - Все, выходим, - один из охранников легонько подтолкнул меня к двери, и я чуть не упала, больше от неожиданности, чем из-за толчка.
  Здесь был всего один коридор, но какой! Нескончаемый.
  "Неужели во всех этих кабинетах сидят следователи?".
  Мы довольно долго шли по коридору, так что я успела отметить изящный узор на стенах, который был настолько не к месту, что это было даже забавно. Наконец, Охранники остановились возле двери, на которой не было никаких познавательных знаков.
  - Тебе туда, - старший Охранник лаконично указал на дверь. Что ж, они хотя бы не вели себя грубо, но может это лишь прелюдия, а настоящее испытание начнется сейчас. С замиранием сердца, я открыла указанную дверь - там царил полумрак, делающий этот небольшой кабинет похожим на исповедальную кабинку. Этот образ дополнил презрительный взгляд старицы Ефросиньи, сидящей рядом с незнакомым мужчиной в форме. Значит Моралком и Охрана работают вместе над этим делом, вполне ожидаемо.
  - Добрый день, Софья Андреевна, - спокойно и даже с ноткой доброжелательности сказал мужчина. - Меня зовут Абакшин Захарий Степанович, я расследую дело вашей коллеги Екатерины Владимировны Казанчук.
  "Говорит так, будто Кэти к нему обратилась по поводу украденной сумочки".
  - Вместе с представителем Моралкома в лице старицы Ефросиньи я должен допросить вас, не волнуйтесь - это ненадолго, вы еще успеете вернуться на работу, - мне слабо в это верилось и мрачный вид старицы Ефросиньи подтверждал мои опасения.
  - Вам понятно зачем вас сюда привели?
  - Да, - ответила я ничего не понимая.
  - Замечательно, присаживайтесь вот сюда, - он указал на стул, стоящий напротив своего стола. Сев я почувствовала, как кружится голова, только бы не упасть в обморок.
  - Может воды? - участливо поинтересовался следователь, старица неодобрительно покачала головой.
  - Что? Нет, спасибо, - ожидание допроса мучило меня всей тяжестью неизвестности.
  - Что ж, как хотите, для начала представьтесь, пожалуйста.
  - Софья Андреевна Васнецова, - послушно сказала я, не понимая зачем это нужно - всяко у него на руках уже моя заводская анкета.
  - Хорошо, Софья Андреевна, вы можете сказать в каких отношениях вы состояли с Екатериной Владимировной Казанчук?
  - Мы дружили, она была моей подругой, - плевать, что они думают о Кэти, она была удивительным человеком.
  - Вот как, интересно, - ведущий допрос деланно взялся перелистывать страницы на своем планшете. - Вот у меня есть парочка снимков с ваших заводских камер. Узнаете? - он повернул гаджет так, чтобы я могла увидеть фото. Это оказалась запись с моих отработок на заводе - тогда, я, как и Ибрагим, работала по субботам на заводе. Именно тогда я подружилась с Кэти, собственно, из-за нее я и решилась идти работать на Титаномагниевый завод.
  - Сколько вам было лет, когда вы познакомились с Казанчук?
  - Четырнадцать, но при чем здесь..., - меня перебила старица Ефросинья:
   - Мы знаем, что содомиты склоняют к своим извращениям неокрепших в вере юнцов. И мы знаем, что эта мерзкая тварь присматривалась к школьницам, пришедшим на отработку. Признавайся - она склонила тебя к содомскому греху уже тогда! Признайся и у тебя будет шанс на спасение души.
  - ЧТО?! Это бред! - не выдержав я подняла голос, как эта чокнутая старушенция. - Мы были подругами, она никогда...со школьницами...она не приставала..., - я начала задыхаться и не смогла продолжить. Ефросинья брезгливо поморщилась, наблюдая мои конвульсии, а следователь милостиво поднес стакан с водой. С трудом мне удалось сделать пару глотков, дышать стало легче.
  - Мы поняли, Екатерина Владимировна или Кэти, как вы ее называли..., - прозвище подруги в его устах отозвалось болью в сердце.
  -...была вашей подругой, и, хотя вам тяжело осознать ее извращенную природу, мы не можем не спросить - были ли какие-то подвижки со стороны Казанчук к тому, чтобы совратить вас? Постарайтесь вспомнить, после вашей первой встречи - она звала вас к себе домой? Приглашала погулять после смены? Говорила комплименты вашей внешности? Позволяла себе дотронуться до вас?
  - Нет!
  - Вы уверены? А позже? Она позволяла себе какие-то вольности?
  - Нет, мы дружили, она была мне как старшая сестра и никогда, слышите, никогда не пыталась совратить меня.
  - Вот как, - повторил следователь будто разочаровано, и полистав еще пару страниц, подвинул планшет ко мне. - А что вы скажите на это?
  Это была запись "табуретки", то вечер, когда мы с Кэти ехали на инсоляцию на переполненном эскалаторе. Как во сне я снова слышу голос Кэти:
  - "Весело тут у нас, правда? - она протягивает руку и начинает наматывать на палец прядку моих волос. У тебя такие красивые волосы, чудесный оттенок! Не то, что мои серые пакли.
  - Я бы не сказала, что у тебя серые волосы, скорее темно- русые.
  - Все равно не такие яркие, как твои. Было бы преступлением постоянно прятать такую красоту под косынкой".
  Старица начинает бормотать оскорбления в адрес Кэти, меня. Я разобрала лишь пару слов - что-то про "лживую" и "содомский грех".
  Тем временем, Кэти на экране, аккуратно заправив прядку мне за ухо, говорит улыбаясь:
  - "А мне нравятся твои веснушки", - на этом следователь останавливает запись.
  - То есть по-вашему, София Андреевна, то что мы сейчас видели - это не гнусная вольность со стороны Казанчук?
  Я не в силах ответить смотрела на застывшую улыбку Кэти с экрана. Я почти слышала голос подруги в голове: "Какого черта ты творишь, Софи?! Скажи им, что я - гнусная совратительница, что ты не подозревала о моей гнилой сущности. Ты знаешь, чего они от тебя хотят, так чего ты вытворяешь? Хочешь, чтобы тебя забросали камнями вместо меня? Не глупи, Софи, меня уже не спасти, но ты еще можешь выкарабкаться. Думаешь, я бы хотел, чтобы тебя казнили из-за дружбы со мной?!".
  Она бы так и сказала, я уверена. А еще я помню - "я не стала бы бросать камень в труп Кэти". "Прости, милая, я не могу так поступить".
  - Нет, - тихо ответила я на опрос следователя.
  - Что? - он даже слегка удивился.
  - Нет, - уже громче сказал я. - Это не вольность, в этом нет ничего гнусного, просто дружеский жест. Я повторяю еще раз - Кэти была моей подругой и никогда не пыталась совратить меня.
  - Какая наглость! - старица буквально прошипела эти слова. - С-с-содомитка! Ты такая же содомитка, что и те двое. Поглядите только, она даже не пытается отрицать свою мерзкую гнилую сущность. Убогая нечисть!
  - Довольно, многоуважаемая матушка Ефросинья, я понимаю ваше негодование, но мне надо задать Софии Андреевне еще пару вопросов наедине. Извините, но я попрошу вас выйти. Спасибо, - старица грузно поднялась и сверля меня ненавидящем взором, удалилась.
  Я думала, что мой приговор уже подписан. Что записи с камер и нашей дружбы с Кэти достаточно, но следователь преподнес мне еще один сюрприз.
  - Знаете, Софи, - он намерено назвал меня так, как звала Кэти. - Екатерины Владимировны уже не вернешь - ее репутация загублена, как и Мирославы Смирновой. Им вы никак не поможете, но можете помочь нам с распутыванием этого дела. В конце концов, у вас совсем недавно закончился месячник повышенной нормы. Столько времени на одном коктейле - так недолго и с ума сойти. Вы устали, может даже не совсем понимаете, что говорите. Так? Это легко понять, я вас не виню. Не беспокойтесь о старице Ефросинье, вам лишь нужно помочь мне, чтобы я мог помочь вам. Софи, подумайте хорошенько - может кто-то из вашей бригады состоял с Казанчук в более близких отношениях нежели вы. Я имею в виду до появления Мирославы. Помогите мне, а я сделаю так, что эти кадры больше никто не увидит, - я думала, что он говорил о съемке с Кэти, но на экране замелькала совсем другая картинка - я и Ибрагим, вдвоем, в полутемной громаде Зала Достижений...
  - Кстати, у нас есть еще несколько записей, связанных с Казанчук, - следователь опять переключает комм и с серого экрана я слышу свой собственный голос:
  - "...Я тоже тебя люблю, слышишь?! Я тоже тебя люблю, не уходи! Пожалуйста, Кэти. Не оставляй меня!".
  - Весьма красноречивая запись, не правда ли? - довольно улыбается следователь. - Такое трогательное прощание с ...подругой. Ступайте, Софья Андреевна, и подумайте над моим предложением. Хорошенько подумайте!
  ***
  Охранники, точнее один из них, которого оставили дежурить возле кабинета, отвез меня на капсуле в Центр - мы спустились с той самой лестницы, с которой нас с Ибрагимом прогнал солдат.
  - На завод возвращайся по эскалатору, - это было единственное, что сказал мне охранник, после того как я вышла из кабинета. Не знаю куда делись остальные охранники, может отправились следом за Владимирой или Владой, дабы привезти их на допрос. Хотя Владимира, наверное, уже рассказала, все что нужно. В любом случае, кивнув своему молчаливому сопровождающему, я стала спускаться с лестницы, чтобы выйти к развязке эскалаторных путей. И встала на тот, что ведет к дому.
  Я не вернусь на завод. Зачем? Мой трудовой путь закончен, как и вся моя жизнь. И как только мне хватило сил не расхохотаться прямо там, в кабинете следователя. Это же так смешно! Я-то думала, что меня казнят, обнаружив тайник, ан нет. Выбор между прелюбодеянием с иноверцем и содомитством - обе статьи, по которым не может быть снисхождения. В то, что следователь скроет съемку с Ибрагимом, если я донесу на кого-то из бригадниц, я не верила ни секунды. Да и что толку? В свете моей дружбы с "содомиткой", и записи наших "гнусных вольностей" у меня нет шанса на спасение. Меня казнят. Но сначала меня арестуют.
  "Сегодня", - это мысль пронзила меня всей своей раскалённой очевидностью. - "Меня арестуют сегодня вечером или ночью". Надо уничтожить тайник. Или все-таки папа должен сдать его и меня, еще до прихода спецов? После моего ареста из-за Ибрагима и Кэти наш блок могут обыскать, вдруг они найдут нишу из-под уничтоженного тайника? Как поступить, чтобы было лучше для папы?
  Я не знала. Страх, пронизывающий ледяными щупальцами все тело, исчез, уступив место апатии. "Сейчас, вот приеду домой и там решу, как поступить", - сонно подумала я. Да. Мне хотелось спать, несмотря на весь творящийся ужас. "Нельзя, я не могу потратить последние мгновения на Земле на дрему!". Но чем заняться до возвращения папы? Я сбросила ему на комм звуковое сообщение, прося вернуться домой, как только он освободиться. Но когда это произойдет?
  На площадке было тихо, правильно все жильцы отсутствуют: кто на службе, кто на учебе. Зайдя домой я немного постояла у порога, стараясь запомнить комнату, папины вещи, разбросанные на столе, ощущение дома, которое хоть и померкло после смерти Шурика, но не исчезло совсем.
  "Я не хочу сдаваться властям". Да, не хочу, но как иначе спасти папу? В своей комнате я натыкаюсь на один из бортиков Виртура и меня пронзает желание погрузиться в Игру еще раз. Я знаю куда. Возможно мне и не придется сдаваться. Расставив бортики и выбрав опции, я надеваю снаряжение, гадая получится у меня задуманное или нет. Наконец, яркая вспышка и передо мной открывается водная гладь Озера.
  Оно было прекрасно, точнее я помнила, как красота его бирюзовых вод поражала меня...когда-то. Сейчас я смотрела сквозь него. Манящая тяжесть воды звала, гипнотизировала и я, словно нехотя, сделала шаг в воду. Одеяло, облепившее сначала ступни ног, затем щиколотки, плотно сжало мое тело. Не задумываясь о своих действиях, я нырнула с головой и просто легла. Не похоже, чтобы папа конструировал песок, гальку или что там должно быть на дне озера? Ровная поверхность, словно я прилегла на полу комнаты. Ха! Ведь так оно и было. Вот только, благодаря манипуляциям Игры, на меня давила тяжесть виртуальных вод, не давая сделать вдох. Точнее я дышала - хватала ртом воздух, но легкие словно парализовало. Это было тяжело, я думала будет легче. Думала, что я просто потеряю сознание, усну, что это будет быстро. Как бы не так. Легкие жгло от бесплотных попыток сделать полноценный вдох, я начала кашлять, в груди закололо сильнее - и тут внезапно все прекратилось. Открыв глаза, я встретилась с безумным взглядом папы, пытавшегося нащупать пульс у меня шее.
  - Слава богу, жива, Софи, девочка моя, ну что же ты...как ты..., - папа захлебывался словами, как я несуществующей водой пару минут назад. Значит он отключил Игру. Успел отключить. Вернулась боль, я поняла, что грудь и правда болит, а еще голова. Голова просто разрывалась от боли. Чтобы не взвыть я прикусила губу.
  - Почему...так больно? - слова давались с трудом, губы онемели.
  - Чтобы ты не делала в Игре, твой мозг был перегружен ее импульсами. Еще немного и у тебя могло быть кровоизлияние в мозг. Это я виноват - нельзя было дарить тебе эту чертову Игру, испытав ее только на себе. Я не мог ее протестировать, как следует, и вот - ты чуть не погибла из-за меня!
  - Ты не виноват, это я...я сама, - мне тяжело было видеть папу в таком отчаянии. Память услужливо стрельнула в израненном мозгу, что он пострадает из-за меня, если я только я не смогу уговорить его донести на меня. - Я сама выбрала Озеро, чтобы ...
  "Чтобы что? Утонуть?". Я не верила, что Виртур не отключится раньше. Чтобы наказать себя? Возможно. За глупую попытку вернуть дружбу, зато, что не смогла смолчать сегодня.
  - Папа, меня вызывали сегодня. Следователь и Моралком. Они думают, что у меня была связь с Кэти. Они придут за мной, возможно уже сегодня.
  Я думала папа будет ошарашен этой новостью, но он не выглядел удивленным.
  - Я знаю, милая, меня тоже вызывали. Мне показали записи с камер, расположенных возле Зала Достижений - они знают, что вы с Ибрагимом встречались там пару раз.
  "Все".
  Теперь, действительно все. Мне конец. Они убьют меня, забьют камнями. Почему папа пришел так не вовремя, почему остановил меня? Нет! Все верно. Я должна уговорить его отречься от меня, может еще не все потеряно, может его еще можно спасти?!
  - Прости меня, - я глубоко вздыхаю, стараясь игнорировать боль в легких и голове. Мне надо собраться с силами. Я должна. Ради папы.
  - Мне надо рассказать тебе кое-что, не связанное с Ибрагимом или Кэти, - я замолкаю, не зная с чего начать. С дня рождения?
  - Софи, я знаю про тайник, - папины слова переворачивают все с ног на голову.
  - Знаешь? Но...откуда? Почему ты молчал?!
  - Знаю, потому что сам его соорудил и запрограммировал открыться в полночь твоего восемнадцатилетия.
  Я ничего не понимаю.
  - Но...как же...это ведь мама оставила тайник, ее видео-послание на планшете. Оно не настоящее?!
  - Нет, сообщение от мамы, - успокаивает меня отец. - Она записала его в тот вечер, когда за ней пришли.
  - Но тайник оставил ты? Как такое может быть?
  - Мы обо всем договорились со Светой, одна должна была записать свое послание таким образом, чтобы ты считала будто тайник был оставлен ею, а я не в курсе о его существовании. Мы не могли спрятать его тогда, дом несколько раз обыскивали. Древние вещи хранились у наших друзей несколько лет, потом я сделал тайник в твоей комнате и настроил его таймер открытия.
  - Но зачем надо было делать вид, что ты не знаешь о древних вещах? - голова шла кругом - папа не только знал о тайнике, он его и создал! Он скрывал от меня "сговор" с мамой на протяжении всех этих лет.
  - Мы с твоей мамой хотели убедиться, что ты этого хочешь, я имею в виду связываться со всеми этими древними вещами, поэтому послание было составлено так. Если бы ты уничтожила тайник - я бы знал, что тебя устраивает жизнь в Новом Союзе. Вдруг ты заведешь семью, да мало ли что еще могло случиться. НС не видит иной жизни для женщины, кроме как стать матерью - это несправедливо, но мы не могли знать - вдруг это совпадет с твоими внутренними желаниями? И когда к нам пришел этот жуткий новый сосед с этим спектаклем-сватовством. На какое-то ужасное мгновение мне показалось, что ты сама этого хочешь. Вот я и не оборвал его резко, так как хотел, сделай я это, может гаденыш возненавидел бы только меня, и наш Шурка сейчас был бы с нами. Я сглупил, прости, Софи. В тот момент я растерялся, а вдруг ты решила покончить с двойной жизнью - уничтожить тайник, выйти замуж за этого клоуна, родить - в общем стать образцовой гражданкой НС. Я хотел, чтоб ты сама выбрала свой путь. И если твоим выбором стал бы Попиаров - я смирился бы с этим ради тебя. Уничтожил бы все свои наработки, чтобы они не смогли помешать твоей спокойной жизни в Союзе, - папа замолчал, а мне хотелось смеяться и плакать одновременно. Папа думал, что хочу замуж за этого козла. Нет, ну надо же! Опять же столько всего свалилось, немудрено испугаться, отступить...
  - Не то, чтобы я не думала об этом, - я старалась объяснить свои переживания о замужестве. - Я имею в виду замужество, в целом. Не с этим придурком, конечно. В общем, так было бы легче, а если еще и по любви - кто откажется от счастливого брака? Но я никогда не хотела настолько замуж, чтобы выйти за первого, кто предложит союз. Думала, ты это заешь.
  - Знал, но начал сомневаться, - грустно улыбнулся папа.
  - Но что это меняет - я имею в виду мое нежелание так жить. Мы под землей, наверху - радиация, за Стеной - мутанты. Нам некуда бежать, - мне слабо вериться, что родители сумели создать отдельный бункер на поверхности, в котором мы трое смогли бы жить отдельно от остального мира, но как иначе можно было сбежать из Союза?
  - Ты ведь знаешь, что говорят об Истериках? - спросил папа, став похожим на краткий момент на Хипокритову - та также спросила об Истериках совсем неожиданно и без связи с предыдущим разговором. - О третьей стадии, когда они рвутся на поверхность?
  - Да, - недоуменно отозвалась я. Ну причем здесь Истерики?
  Папа решил начать издалека.
  - Мы со Светой ненавидели этот режим, но терпели относительно спокойно - так, изредка балуясь с контрабандными вещами, ничего такого, что нельзя было бы сразу уничтожить в случае чего. Это продолжалось до тех пор, пока на свет не появилась ты. Мы были так счастливы! И одновременно - в ужасе, потому что понимали, что тебя ждет та же судьба, что и всех гражданок НС: школа, свадьба, работа, роды, работы, снова роды и так по кругу. Каким бы удивительным человеком ты бы ни была - тебе не удалось бы вырваться из этого заколдованного круга. Света не могла с этим смириться, да и я тоже. Мы стали искать способ изменить твою судьбу. Обсуждали самые безумные планы - вплоть до того, чтобы отдать тебя на удочерение в семью номенклатурщика, лишь бы ты выбралась из боксов. И наконец, мы обратились к Истерикам. Они являются главными хранителями древних вещей. Мы долгое время не воспринимали всерьез слухи, ходящие в их среде - дескать, радиации никакой нет, на поверхность можно выбраться и жить там. Что правительство врет всем: про Катастрофу, про радиацию, вообще про все. Это отдавало типичнейшей теорией заговора, но однажды к нам попали записи с наружных камер. Не те, что транслируют на экранах, а настоящие - я тогда впервые взломал Охрану. Эта съемка очень сильно отличалась от того, что нам говорили и показывали. После этого мы стали относиться к словам знакомых Истериков с большим доверием. Я начал осторожно прорываться сквозь уровни защиты государственных сетей. Твоя мама также была талантливым программистом, вместе нам удалось докопаться до правды.
  - Какой правды? - я не была уверена, что хочу услышать ответ. Слова папы слишком напоминали бред Истериков. "Что, если он болен?", - пронеслась в моей голове крамольная мысль.
  - Катастрофы не было, - просто сказал папа, сразу подтвердив все мои опасения. - Руководство Нового Союза придумала ее, чтобы удержать власть. Никакой радиации от войны на поверхности нет, но жить там не особо получится - загрязнения от заводов и мусорных свалок отравили большую часть земель НС.
  - Хочешь сказать, что вместо радиации на поверхности мусор? - мне хотелось плакать, как мой гениальный, такой сдержанный отец мог оказаться Истериком?
  - Да, многие соседи транспортируют к нам свои отходы, это проще нежели заводить систему полной утилизации в своем государстве. Примерно треть новосоветских городов занимается переработкой мусора - это вполне вписывается в байку о Катастрофе - искать и перерабатывать то, что уцелело в войне.
  - Но войны, по-твоему, не было, - я тянула время пытаясь сориентироваться. "Что делать? Как убедить его сдать меня при таком раскладе?!".
  - Нет.
  - А Стена? Зачем она тогда или ее тоже не существует?
  - Это произошло постепенно. Стена существует, точнее кусок Стены. Ее возведение на западной границе НС было провозглашено, как превентивная мера от надвигающейся угрозы. Сведущим людям было ясно уже тогда, что это фарс. Стена не окружает Союз, а только отгораживает с западной стороны - от Северного океана до степей бывшего Казахстана, такой вот гигантский стальной полумесяц. Со стороны Китая, то есть с востока - все открыто. Сейчас там беспилотники, да роботы-пограничники. Ничего серьезного. Мы ведь ни с кем не воюем.
  - А как же...а мутанты? То есть их потомки, они разве ...
  - Софи, - папа усмехнулся, как бы поражаясь моей наивности. - Нет никаких мутантов и никогда не было! За стеной обычные люди, как мы с тобой. Это...обман, грандиознейший обман в истории человечества. Убедить многомиллионное население, что они единственные выжившие на Земле после ядерного апокалипсиса..., - отец на мгновение прикрыл глаза.
  - Это происходило постепенно, - повторил он. - Сначала постройка Стены и ограничение доступа во всемирную сеть. До рунета существовал интернет, он и сейчас есть, но на территории Нового Союза весьма успешно блокируется. А ведь когда-то это казалось невозможным, на грани научной фантастики. Правда на это ушло порядочно времени, поначалу существовали всяческие окольные пути выхода в интернет и многие люди узнавали о ситуации в мире через них, а не с экранов телевизоров и коммов. Но лазеек становилось все меньше, за них наказывали все строже. Постепенно к компьютерам стали подпускать лишь тех, в чьей верности не сомневались. Когда постройка Стены завершилась, поездки заграницу уже были редкостью, поэтому, когда их запретили, большинству было уже плевать на это, оставшихся быстро заткнули.
  - Но зачем было загонять людей под землю? - я никак не могла поверить услышанному, это же бред. Полный бред!
  - Это началось еще до постройки Стены. Во многих промышленных городах было сильное загрязнение воздуха, почвы, воды. Кому первому в голову пришла эта гениальная мысль - укрыть работников предприятий под землю, я не знаю. Но эту идею подхватили многие промышленные центры, их возводили рядом с городами и люди спускались под землю лишь на время работы, но потом ситуация начала ухудшаться. Другой проблемой стали многочисленные свалки, в особенности рядом со столицей. Люди протестовали, но в конце концов, эти движения подавили. Свалки все разрастались. К тому же Новый Союз начал использоваться как свалка для соседних стран, приближенные Вождя неплохо заработали на этом. Конечно, экологи и не только наши, били тревогу из-за свалок, да и призывали сократить производство. Сверху эти идеи не одобрили и большинство организаций экологов были признаны иностранными агентами. Бить тревогу стало некому. Вскоре города, расположенные рядом с самыми опасными заводами, начали постепенно переезжать жить под землю, в бункеры, где было проще очищать воздух для жителей. Таких поселений становилось все больше, а затем...,- папа замолчал, собираясь с мыслями.
  - Началась война? - предположила я, папа лишь покачал головой.
  - И да и нет. У Нового Союза с Альянсом был какой-то приграничный конфликт, но это не переросло в войну. Для жителей Альянса, по крайней мере. Граждан Нового Союза обязали спуститься в бомбоубежища и города-бункеры, на это ушло несколько месяцев, не за один день, это уж точно. Затем вся информация поступала лишь от официальных государственных каналов. И они сообщили о начавшейся войне с Альянсом.
  - Что за Альянс? - в школе не упоминали о названиях государства мутантов. Слушая это все, я начала сомневаться - столько деталей, разве может это быть лишь плодом воображения папы?
  - Европейский Альянс - это конгломерат государств, западный сосед НС, именно с критики его жителей началась истерия про мутантов.
  - Но как же люди, то есть они ведь не могли не заметить, что нет раненных, никого не забирают на фронт и все такое, - пусть мутантов не существует и соседнее государство - такие же люди, но как можно изобразить войну без жертв и разрушений?
  - Часть молодых людей отправили на восточную границу, и они еще считали себя "везунчиками". Связи между городами-бункерами быстро пресекались, говорили, что рунет недостаточно надежен, часто отключали электричество, а по коммам передавали новости с фронта. Их монтировали в столице, брали кадры с других войн, добавляли графику и вуаля - мы ведем войну. Те, кто еще мог обойти блокировку интернета, пытались рассказать правду остальным, но их быстро вычисляли. Те, кто верил государству, сами сдавали их властям. Их стали называть Истериками. И одновременно власти улучшали великий русский фаейрвол - систему ограничения доступа к всемирной сети.
  Заводы и фабрики перешли на режим военного времени. Была серия взрывов - дроны НС замаскированные под аппараты Альянса, сбросили несколько десятков бомб на города, но жители к тому времени уже были под землей, так что они ощутили лишь вибрацию от ударов. А затем на несколько дней наступила тишина, коммы молчали, связи с центром не было. Люди впадали в отчаяние и панику, все думали, что Союз проигрывает или уже проиграл и роботы-убийцы Альянса вот-вот будут здесь. Каково же было ликование, когда Вождь НС вышел в прямой эфир. Но людям не пришлось долго радоваться, ведь он сообщил о конце мира. О начавшейся ядерной зиме, что мы возможно последние уцелевшие на Земле. Позднее на всех каналах эту идею развили, показывали "съемки с беспилотников" - разрушенные города, дымящиеся остовы зданий, искореженную землю и полное отсутствие следов жизни. "Мы победили страшной ценой", - говорили с экранов. "Это месть Бога и его знамение, что русский народ - народ праведник!", - вторила Церковь. А людям приходилось свыкаться с жизнью под землей, проклиная западных мутантов, приведших мир к гибели.
  - Но...как же другие страны, они просто наблюдали за этим со стороны?
  - А что еще им оставалось делать? Это же внутренние дела суверенного государства, конечно Новый Союз исключили из некоторых международных организаций, но к этому все шло...Первые публичные казни "антисоветчиков" сами по себе были причиной исключить Союз. Больше всего от этого обмана пострадали граждане НС, остальной мир даже выиграл в чем-то от этой ситуации.
  - О чем ты?
  - До разыгрывания Катастрофы, власти Союза действительно пытались наращивать военную мощь, сопровождая все это агрессивно-милитаристкими высказываниями в сторону ЕА и его союзников. Чтобы удержаться у власти очень удобно представлять из своего государства осажденную крепость, так можно все свои ошибки, упущения, да и просто отсутствие работы на благо граждан, списать на действия "мутантов", "антисоветчиков" и прочее. Пусть главным зрителем милитаристского эпоса был гражданин НС, но западные политики также использовали противостояние в своих целях, гонка вооружений, фейки - напряжение росло, тот конфликт на границе - рано или поздно, мир мог познать истинную Катастрофу, но тут, на счастье ЕА, власти Союза устроили свое представление, и всем стало спокойнее. Вместо борьбы с западом, новосоветские граждане были заняты борьбой за "выживание человечества". Западные политики со временем перестали бояться чокнутых соседей, и со спокойной душой провели северные мусорные потоки в НС. Наши руководители были довольны, что их больше не достают экоактивисты, начали зарабатывать триллионы на утилизации мусора, попросту говоря, устроив из Нового Союза огромную свалку.
  Папа замолчал, а я пыталась переварить услышанное. Не было войны, не было конца света, мы - не единственные из живущих. Радость от этого быстро меркнет под напором зарождающегося гнева. Нас обманули и продолжают обманывать, целые поколения, выросшие на лжи! Кровь приливает к щекам, и я невольно сжимаю кулаки. Хочется кричать. Хочется выбежать из блока и кричать. Всем людям. Неожиданно мои мысли делают резкий скачок назад. Что-то зацепило мое внимание во время рассказа папы, что-то на первый взгляд незначительное, мелкая деталь общей ужасающей картины.
  - Ты сказал, что к компьютерам допускали лишь проверенных, но ты ведь был мужем казненной. Как тебя допустили до создания Игр?
  Папа отвечает не сразу, видно, что мой вопрос причиняет ему боль. Наконец, он начинает говорить:
  - Прадедушка твоей мамы - Василий Васнецов - был известным художником. До окончательного закрытия Стены он работал и жил в основном заграницей, когда началась вся эта бюрократическая возня и запрет на выезд, он подал заявление на возвращение домой к твоей прабабушке, но ему отказали, указав, что он имеет двойное гражданство. Тогда прадедушка начал процедуру отказа от гражданства и снова подал заявление. Со стороны Союза тянули с ответом, а затем произошел тот самый пограничный конфликт. В итоге Василий не смог вернуться к семье, он так и остался гражданином Альянса, насколько мне известно. Василий был знаменит и далеко не бедствовал, он пытался подкупить кого следует, чтобы вернуться, но в тогдашних условиях это оказалось невозможно. Он сумел лишь передать несколько посылок для жены и дочери. И очевидно завещал еще несколько передач, которые получили твоя бабушка и мама. Когда мы только с твоей мамой поженились, твоя бабушка подарила ей несколько книг и контейнер, который не могли обнаружить простые сканеры - это было в одной из посмертных посылок Василия. А потом, после твоего рождения - мы узнали, как сбежать. Сбежать из страны, из Союза и стать гражданами Европейского Альянса, в одной из книг оказалось зашифровано послание от Василия. Для этого было необходимо обойти систему блокировки и выйти в интернет. На словах просто, а на деле...Твоя мама делала все, чтобы раздобыть информацию, узнать о старых способах обхода блокировки. Мы сильно рисковали и вот однажды наши друзья предупредили, что нами заинтересовались спецы. Это был первый звонок. Твою маму вызвали в церковь, как тебя сегодня вызвали в Охрану, и мы поняли, что за нами скоро придут. Тогда...тогда..., - папа словно захлебнулся словами, хотя я уже поняла, что они решили сделать.
  - Ты донес на нее? Сделал вид, будто только сейчас узнал, что она скрывает книги? - папа кивнул.
  - Я лучше ориентировался в программах, - хрипло сказал он. - Она хотела, чтобы ты выросла свободной от всего этого, - он провел пальцем по светящейся панели моего комма. - Мы знали, что ее ждет. Она это знала, но все равно пошла на это. Ради тебя, Софи.
  - Но зачем? Даже если это все правда, из Союза все равно не сбежать. Что толку от доступа к интернету?
  - Это решает все, Софи, - папа наклонился ближе ко мне и зашептал, будто нас мог кто-то услышать. - Дело в том, что существует правило, закон. Соглашение между Новым Союзом и Европейским Альянсом, его заключили еще до закрытия границ - европейские либеральные активисты настояли, чтобы у граждан НС была возможность выехать в Альянс. Союз согласился при условии, что это будет смена гражданства: то есть гражданин Нового Союза отрекается от своей родины и тогда, став гражданином Альянса, может пересечь границу. Закон имеет силу до сих пор, просто в Союзе о нем известно лишь высшим чинам номенклатурщиков.
  - Что значит отречься от родины? - я все равно не могла избавиться от мысли, что папа не в себе. Слишком уж безумно все это звучало: ложь о Катастрофе, Альянс и его игры с гражданством.
  - Нужно направить специальное заявление на получение гражданства в Комиссию по делам мигрантов в ЕА, а также публично выступить со своим желанием покинуть Новый Союз - например видеообращение в интернете.
  - Но как же... то есть ...ты смог выйти в интернет?! - папа кивнул. "Это уже не древние книги!", - мысленно застонала я. Весь мой план по спасению папы провалился...Спецы такое точно не упустят - взлом своей системы ради выхода в глобальную сеть, чтобы отречься от Родины.
  - Мы сделаем это сейчас, - папа, не замечая моего мрачного настроя, продолжил. - Запишем твое видеообращение и тогда - ты станешь гражданкой Альянса и навсегда покинешь Новый Союз.
  - Сейчас? То есть..., - я словно оказалась в одном из своих кошмаров, мысли проносились в голове будто капсюли. "Записать отречение, покинуть Союз" - разве такое возможно? "Если бы Кэти и Мира смогли покинуть НС", - возвратившаяся горечь на миг перекрывает сумбур, царящий в моей голове. И тут неожиданно среди хаоса мыслей возникла простая и одновременно безумная идея: "Я могу спасти Ибрагима!". Если он отречется вместе с нами, мы сможем покинуть Новый Союз вместе. Я не сумела уберечь Кэти, но смогу помочь другу детства, ведь у спецов есть записи с нашими встречами, и значит - Ибрагим в опасности.
  - Софи, у нас не так много времени, кто знает, когда придут спецы...
  - Я должна встретиться с Ибрагимом! - выпалила я. - Мне надо поговорить с ним.
  - Слишком рискованно, - папа не хотел отпускать меня из блока. - Я понимаю твои чувства, лучше, чем ты думаешь, но это...
  - Пожалуйста, папа, - я умоляюще смотрела на него, молясь всеми силами души, чтобы он разрешил мне увидеться с другом. - Это же...спецы чаще приходят ночью, мы успеем.
  Папа встал, нервно прошелся по комнате, было видно, что он боится отпускать меня куда-либо, боится, что все его труды по нашему спасению пойдут прахом. Когда я уже совсем было отчаялась, он все же разрешил мне встретиться с Ибрагимом.
  - Только как можно скорее, Софи, - папа обнял меня. - Я подготовлю здесь все, и как только ты вернешься, мы сразу запишем видеообращение для Альянса.
  - Хорошо, пап, - мне не хотелось оставлять его одного, я тоже боялась, что меня схватят раньше, чем мы запишем это обращение, но шанс вызволить Ибрагима из силков НС нельзя было упустить. Папа разомкнул объятия.
  - Поспеши, - повторил он, и был прав - мало решиться встретиться с Ибрагимом, его еще надо было найти. Единственная ниточка, которая вела к нему был тот загадочный "чистый комм", с которого он позвонил мне в первый раз. Номер сохранился в моей базе, так что все мои надежды найти друга были связаны с ним. Пройдя в свою комнату, я тут же включила звонок на это номер, предварительно отключив экран.
  Комм долго не отвечал, я уже собралась отключиться, когда наконец раздался незнакомый голос:
  - Да?
  - Мне нужно поговорить с Ибрагимом, это срочно!
  - С Талхиговым?
  -Что? Да! С Талхиговым!
  - Понял.
  И все. Неведомый абонент отключился. Сердце билось в груди, как пойманная птица. Кто это был? Другой охранник? Передаст ли он Ибрагиму, что его ищут? И когда? А вдруг он сможет увидеть его лишь поздно вечером или вообще забудет об этом? А вдруг...
  Но мои тревожные мысли были прерваны звонком - неизвестный номер. Хоть бы...
  - Да?
  - Софи, что стряслось?! - "Ибрагим!" слава Богу.
  - Мне надо с тобой встретиться прямо сейчас, это не может ждать! Ты знаешь про Кэти, меня уже вызывали и ...мне надо с тобой поговорить.
  - Соф, мне очень жаль Кэти, конечно, я слышал про нее, но насчет встречи - не думаю, что это хорошая идея. Мы же все решили...
  - Ибрагим! - я глубоко вздохнула, мне было страшно, что друг бросит трубку, что нас слушают и я не успею позвать его, что мы с папой не успеем осуществить его план. Негромко, но четко и внятно я повторяю Ибрагиму, что это очень важно.
  - От этого зависит наше будущее, - добавляю я, и после некоторых колебаний, Ибрагим соглашается встретиться со мной в стороне от Центра, за пару остановок от Зала Достижений.
  - Успеешь добраться за двадцать минут?
  - Конечно, - я была рада, что он согласился на встречу. Несмотря на все опасения папы, я не могла допустить, чтобы Ибрагим пострадал из-за меня. Я должна вызволить его, пока не поздно.
  - Будь осторожна и нигде не задерживайся, - пока я разговаривала с Ибрагимом, папа успел установить в гостиной компьютер, хотя больше это походило на кучу деталей, слепленных вместе наобум.
  - Ты тоже, - я старалась не показывать папе, как мне страшно, думаю он делал тоже самое.
  Выйдя на площадку, я услышала крики, доносящиеся из блока Крысы, я не стала задерживаться, пытаясь разобрать из-за чего ругаются соседи, но мне сразу вспомнились пророческие слова Кэти: "Думаешь их идиллия с Попиаровым еще долго продлиться?".
  "Недолго, совсем недолго, Кэти, ты была права, как всегда".
  Мне тяжело стоять спокойно на эскалаторе, который едет так медленно, что мне начинает казаться, что лестница сломана. Хочется бежать, перепрыгивая через ступеньки, но это глупо. Во-первых, это сразу привлечет ко мне внимание - бегать по эскалаторам не принято, во-вторых, Ибрагиму тоже нужно время, чтобы добраться до места встречи, и что мне делать мне там раньше него? Стоять одной, опять-таки привлекая к себе нежелательное внимание? Поэтому я заставляю себя стоять спокойно, но внутри все клокочет. Страх. Надежда. Горечь. Все смешалось. Скорей бы это закончилось. Так или иначе, все скоро закончится.
  - И чего мы церемонимся с этими "дефектными", а? Насильно всех замуж и все! - неожиданно врывается в мои мысли громкий голос - это сказал мужчина в рабочей робе, стоящий в начале моей лестницы. Очевидно он с приятелем обсуждал ролик по смерти Кэти.
  - Столько проблем от них! Вот и эта извращенка из их гнилой породы оказалась. За тридцатник - и без мужика, сразу понятно, что с бабой что-то не так! Так что надо всех "дефектных" после двадцати распределять по свободным мужикам, чтобы те за ними присматривали, можно по нескольким на одного, все лучше, чем давать им жить отдельно. Верно я говорю? - мужик все больше распалялся, его друг одобрительно кивал, кто-то из стоящих также поддержал оратора. Несколько человек оглянулись на меня, на всей лестнице у меня одной светилась панель "дефектной". Возможно они ждали, что я начну возмущаться, спорить с этим "рационализатором", и наверно, раньше я бы так и поступила, но сейчас меня мало волновали выпады в сторону "дефектных". Лишь бы он сумел приехать. Вскоре я перешла на другую лестницу, оставив позади все разговоры о Кэти и "дефектных". До площадки, о которой говорил Ибрагим, я добралась меньше чем за пятнадцать минут. Его там еще не было.
  "Он просто придет попозже, он же сказал - двадцать минут. Ничего страшного", - пыталась я себя мысленно успокоить. Это совсем не походило на то, как я ждала Ибрагима в Центре, мне кажется, что и на встрече в Зале Достижений я волновалась меньше. Люди подъезжали, пересаживались, одни лица сменяли другие, но болотной формы Охранника нигде не было видно. Прошло десять минут, теперь Ибрагим точно опаздывал. Что делать? Еще подождать и начать звонить на тот номер? Ибрагим говорил, что их комм чистый, но он и про встречи в Зале Достижений много что говорил. Наконец, люди на лестнице посторонились, пропуская кого-то вперед. Ибрагим! Он сумел. От облегчения я чуть не рассмеялась. Друг детства, совсем на себя не похожий в этой дурацкой форме, делано прошел мимо меня - в проход к лестницам, ведущим в жилые блоки. Немного погодя, я двинула вслед за ним. Надеюсь, там можно спокойно поговорить о бегстве из родины.
  Ибрагим ждал, маска презрительного безразличия спала с его лица, он обнял меня совсем как папа перед уходом.
  - Привет. Мне так жаль, Софи.
  - Да, Кэти..., - я не смогла сказать что-то типа "мне будет ее не хватать" или "как несправедлива жизнь". Этот разговор подождет.
  - Я должна сказать тебе кое-что, - Ибрагим отстранился, внимательно слушая. - Меня сегодня вызывали к следователю, он показал мне видео нашей с тобой встречи в Зале Достижений.
  Ибрагим побледнел, похоже он правда верил в то, что встречи в Зале безопасны.
  - Следователь предложил мне сделку, если я расскажу о связи кого-нибудь из бригадниц с Кэти, он не станет обнародовать эти записи, но ты же понимаешь, что это лишь вопрос времени?
  - Необязательно, - первый шок прошел, и Ибрагим пытался храбриться, но испуганный блеск в глазах выдавал в нем того мальчика, что боялся старших братьев. - Может они просто собирают компромат на Охрану, но не факт, что он действительно станет возбуждать дело против меня, но Софи, ты...
  - Я могу сбежать...то есть мы можем, - перебила я его.
  - Что? Куда? - конечно, он не понял, я сама до конца не понимала.
  - Мой папа смог наладить выход в виртуальную мировую сеть, мы не единственные выжившие на Земле, точнее войны вообще не было как таковой, это все ложь. НС - сплошная ложь. Нет мутантов, есть другие страны, и одна из них может дать нам гражданство ..., - я все говорила и говорила, наблюдая как ужас и недоверие в глазах Ибрагима сменяется задумчивостью и ...сожалением.
  - Ты...не веришь мне?
  - Верю, - он был бледен, страх исчез, уступив место горькой решимости.
  - Но ты не пойдешь со мной? - я уже знала ответ, но его ответ все равно причинил мне боль.
  - Нет. Прости, но я не могу...
  - Ты понимаешь, что с тобой сделают?! - не выдержав, закричала я. - Наши встречи сняли, когда я уйду, они отыграются на тебе! Тебя казнят! Как ты не понимаешь?!
  - Тише, Соф, а то ты сама далеко не уедешь, тш..., - он снова обнял меня. - Я не могу бросить маму и Хеду. Ты бы оставила своего отца? Они моя семья, Соф, я не могу предать их. Гнев отца падет на них, если я убегу с тобой, он убьет маму раньше, чем спецы. Я не могу. Не могу. Прости.
  - Тебя казнят из-за меня, - я не могла слушать его извинения.
  - Может и нет, может они не захотят приплетать Охрану к этой истории. Может меня просто сошлют куда-нибудь на границу, к Стене.
  - Я этого не узнаю.
  - Нет, но чтобы со мной не произошло - твоей вины в этом не будет.
  - Но...
  - Нет! Послушай меня, ты дала мне выбор - и я его сделал, ты рисковала, до сих пор рискуешь, придя сюда, так что это не твоя вина. Вы с папой должны воспользоваться шансом на спасение, я очень хочу, чтобы ты была счастлива, Софи. Мне ничего так не хотелось бы, как видеть тебя счастливой. Так что пообещай мне, что если вам удастся сбежать - ты будешь жить на полную, постараешься завести семью, пройдешь по поверхности столько сколько сможешь, и не будешь оглядываться. Жизнь так коротка, не хочу, чтобы тратила ее на сожаления, - пока Ибрагим говорил, я начала плакать, хоть мне казалось, что я успевала выплакать все свои слезы еще раньше. Это все один сплошной бред. Ибрагим замолчал, мы стояли так, обнявшись, пока у него не зазвонил комм.
  - Мне пора, - шепнул друг. - И тебе то же, твой папа прав, вам лучше поспешить с отречением.
  - Я люблю тебя, - это все, что я смогла из себя выдавить, прощаясь с ним навсегда. На этот раз точно.
  - Я тоже тебя люблю, - Ибрагим улыбнулся так, словно мы прощались у Центральных лестниц. - Прощай. Не забывай меня.
  - Никогда.
  Мы разомкнули объятья.
  - Я пойду первым, не задерживайся, Соф. И удачи тебе.
  - Ибрагим! - я окликнула его, когда он уже уходил. - Прости меня...за все.
  - Мне не за что тебя прощать, но если ты этого хочешь - я тебя прощаю, - это было последнее что он мне сказал.
  ***
  Папа ждал меня возле блока, Крыса и Попиаров до сих пор ругались, и кажется, папе нравилось слушать их крики.
  - Ты смогла его увидеть? - спросил он, заметив мое приближение.
  - Да.
  - Хорошо, нам пора. Ты готова? - я кивнула, к крикам Крысы прибавился плач одной из девочек.
  - Идем, - папа развернулся к нашему блоку. - Мы потеряли много времени, но у меня все готово для съемки и трансляции твоего видеообращения в ЕА. Мне удалось взломать несколько экранов по странам Альянса, так что твое изображение появится сразу в нескольких городах. Вместе с субтитрами, то есть жители ЕА поймут, что ты сказала, - добавил папа, увидев мой непонимающий взгляд.
  - Хорошо, что мне надо сделать?
  - Садись сюда, - папа указал на стул, пред которым на столе стояло непонятное устройство. - Как я скажу "давай", ты начнешь говорить, смотря вот сюда, это специальная камера.
  - Что я должна сказать, просто отрекаюсь?
  - Ты должна сказать следующее: "Я - София Андреевна Васнецова - в нынешнем, гражданка Нового Союза, отрекаюсь от своей родины и хочу стать полноправной гражданкой Европейского Альянса по 51 поправке "Закона о мигрантах" 2105 года. Ты должна сказать это не прерываясь, так что потренируйся без записи.
  - Я - Софья Андреевна Васнецова..., - в голове стоял туман, как в той опции на море. "Я в жизни не запомню это обращение".
  - ...в нынешнем, - подсказал папа. - Можешь сказать - "в настоящий момент".
  - ...в настоящий момент являюсь гражданкой НС...
  - ...надо сказать развернутый вариант - так записано в законе, не хочу, чтобы у бюрократов появился повод не давать тебе гражданство.
  - ...гражданской Нового Союза, отрекаюсь от родины и хочу стать...
  Мы повторяли текст, пока я не начала произносить его уверено.
  - Отлично, у тебя все получается, не волнуйся, повтори на камеру и все закончится, - я кивнула, не разделяя его уверенности.
  - И...давай, - папа махнул рукой, и я, смотря куда он указал, громко и четко произнесла свое отречение, слова которого отдавались горечью в сердце. Почему нельзя было просто сказать "хочу стать гражданкой ЕА"?
  - Замечательно, - запись закончилась, и папа засуетился возле своего аппарата, я так и осталась сидеть, опустошенная. Минут через десять, я очнулась от своих горьких раздумий:
  - Пап, твоя очередь - мы должны успеть записать твое обращение!
  - Об этом не волнуйся, - рассеяно отозвался папа, продолжая колдовать над "камерой".
  - Но спецы явно узнают о моем видеообращении, они, наверно, уже бегут к нам.
  - Это уж наверняка.
  - Тогда почему...
  - Софи, - папа наконец оторвался от своих железок и посмотрел на меня:
  - Помнишь, я говорил тебе недавно, что для завершения проекта мне требуется еще неделя-другая? У меня не было этого времени, Соф.
  Сердце пропустило один удар.
  - И что это значит?
  - Это значит, - папа тяжело вздохнул. - Что я не могу передать свое обращение в Альянс. Я смог прорваться только на полторы минуты - ровно столько, чтобы ты успела произнести свое слово.
  - Времени больше нет? - "я отказываюсь в это верить".
  - Нет, милая, я останусь в Союзе, но, к счастью ненадолго.
  - Как ты можешь...как же...ты обманул меня! - я не знала, чего мне хочется больше - обнять папу или кинуться на него с кулаками. Если бы он сказал правду о времени на запись, я бы ни за что не согласилась записывать это дурацкое сообщение. А Ибрагим? Я звала его с собой, а времени на его сообщения не было! Представляю, что было бы, если бы я смогла его уговорить. И папа...
  - Я не поеду, я останусь вместе с тобой....
  - Софи!
  - НЕТ! Я тебя не брошу, или мы оба будем свободными или вместе умрем в НС.
  - Тебя не могут казнить - ты теперь гражданка Альянса.
  - Но ...я не стану, не поеду!
  - Тебя насильно экстрадируют на твою новую родину - таков закон, милая. Послушай, постарайся понять, я остаюсь, но так и должно быть. После смерти твоей мамы моей единственной целью было вызволить тебя из НС - и я это сделал! Я смог. То, что времени не хватило...Думаю, это судьба. Я не должен был соглашаться на план твоей мамы - не должен был доносить на нее. Я отрекся от нее на суде, я видел ее казнь и знал, что это моих рук дело. Я не знаю сможешь ли ты простить меня за это когда-нибудь, но я себя не простил. Теперь все встало на свои места - ты будешь спасена, а я ...сделал то, что должен был.
  В этот момент в дверь что-то бахнуло! Пол содрогнулся.
  - Они уже здесь, - спокойно констатировал папа и улыбнулся мне. Теперь я уже не раздумывая бросилась ему в объятья.
  - Папа, папа, я не смогу без тебя
  - Прости меня, Софи, я люблю тебя, постарайся понять...
  - Я тоже тебя люблю, но...
   - Чш-ш-ш, - дверь начали вскрывать лазерной пилой, папа сжал меня крепче и поцеловал в висок.
  - Обещай, что станешь счастливой, родная, куда бы тебя не забросила судьба, - успел сказать он до того, как дверь блока была прорезана. - Обещай!
  Через проем прошли первые спецы: оружие, крики, ругань - все завертелось в жуткой какофонии. Нас разлучили, буквально оторвали друг от друга, папа пытался прорваться ко мне, но спецы обрушили на него лавину ударов. Я кричала, не понимая, что именно, наверно умоляла не бить его. Папа тоже кричал, но не о боли, он хотел, чтобы я дала слово и, к счастью, я успела крикнуть ему "Обещаю" до того, как в мою шею вонзилась игла от шприца со снотворным и мир погрузился в темноту.
  ***
  Легкий гул. Это конвейер? Неужели я уснула на работе? Я пытаюсь открыть глаза, но веки слишком тяжелые. Нет, это не конвейер - гул заметно тише, но что же это тогда? Я пытаюсь встать, позвать на помощь, но тело отказывается подчиняться. Страха нет, я просто не помню, чего должна боятся, я и имя свое с трудом вспоминаю. "Софья Андреевна Васнецова", - всплывает в моей голове. "В настоящее время - гражданка Нового Союза, но я отрекаюсь...".
  Я отреклась от родины.
  Спецы.
  Они забрали папу.
  Воспоминания вонзаются в мозг подобно раскаленным спицам.
  Папе не хватило времени на сообщение, он умрет в Союзе, а я буду жить в неведомом Альянсе.
  Или нет.
  Где я?
  Мне надо открыть глаза.
  Мне надо встать.
  Но не получается, и я снова соскальзываю в тьму.
  ***
  - А, Софья Андреевна, вы проснулись? - этот голос во сне звучит так явственно, но потом я понимаю, что уже не сплю, и что я сижу. Я могу двигаться, открыв глаза я вижу перед собой номенклатурщика в синем костюме. Он сидит передо мной в большом кожаном кресле, я замечаю картину за его спиной - хмурое небо со свинцовыми тучами. Не сразу до меня доходит, что тучи двигаются. Это не картина!
  - Мы уже на подлете, еще каких-нибудь полчаса, и вы сможете увидеть Стену, - номенклатурщик с интересом следит за мной, я не замечаю злобы или недовольства в его взгляде.
  - Мой отец?
  - Его передали Охране, побудет у них до суда. Да уж, процесс будет впечатляющим! Куда там делу о фильтрах.
  - Фильтрах, которые не нужны, - мне тяжело было слышать о готовящемся суде над папой. Насколько они продлят его страдания?
  - Почему же не нужны, выгляните в иллюминатор у себя за спиной, - посоветовал чиновник.
  Я повернулась к окну. "Мы в самолете", - дошло до меня. "Возможно в одном из тех, что сделали из титановой губки, которую я проверяла". Было странно смотреть на настоящее небо и не чувствовать того восторга, который окутывал меня, когда я глядела на него в Игре. Просто темные тучи, много туч.
  - Смог в этих местах уже давно не рассеивается, но не беспокойтесь очистные панели будут еще до Стены, наши друзья из ЕА любезно поставили их, не желая, чтобы смог от переработки мусора засорял их прекрасное голубое небо. Но на территории Союза...эти панели никому не нужны.
  Мы летим дальше, но небо не становится светлее, и в какой-то момент я начинаю бояться, что номенклатурщик просто издевается надо мной, что никаких панелей нет, и Альянса тоже, мой папа был настоящим Истериком, а меня сейчас высадят за Стеной и бросят к мутантам.
  "Этого не может быть! Папа не мог погубить себя напрасно".
  Ожидание мучительно, но вот вдалеке я замечаю просвет. Вскоре он начинает расти и уже заметен голубой оттенок. Мы пролетаем над гигантскими белыми столбами, очевидно, те самые очистные панели, и после этого небо как подменили - оно становится таким же, как в папиной Игре. Такое яркое, что глаза начинают болеть.
  За панелями виднеется Стена. Она была именно такой какой я себе ее представляла: огромная, черная, непробиваемая.
  Меня охватила дрожь.
  "Неужели это все взаправду?".
  - И все-таки как жаль, - неожиданно подает голос номенклатурщик. - Мы знали, что твой отец очень талантливый человек. Создать столь тщательно проработанную игру, как "Стальной отряд" на старье из его лаборатории - на это не всякий способен. Но чтобы сотворить "крючки" в Играх, или так легко взломать систему Альянса. Взломать экраны их городов, чтобы показать твое обращение с субтитрами. Как умно. Нет, он - чертов гений! Если бы мы знали, - вздохнул он в притворной жалости. Вся эта ситуация должна была вызвать у человека его положения сильный гнев, возмущение. Но вместо этого, казалось, что поступок отца лишь слегка позабавил его. - Если бы он не скрывал свой потенциал, то вы бы жили совсем в других условиях, - продолжил чиновник. - Ты бы могла летать на территорию Альянса на вашем личном планалете. Жаль, правда жаль, что такой талант будет загублен в расцвете лет.
  Я невольно подняла глаза на этого человека. По сути, он сейчас прямым текстом говорит мне о казни папы. Чиновник мерзко усмехнулся:
  - Ты ведь понимаешь, что после устроенного скандала твоему отцу грозит транслируемый на весь НС суд и показательная казнь? Черт с ним с этим побегом в Альянс для любимой дочурки. Это дело еще можно было бы замять, но транслировать твое обращение по всему Новому Союзу - это уже перебор. Ты об этом не знала? - добавил он, заметив мою растерянность. - Да, твою пламенную речь антисоветчицы увидело множество граждан Союза. В вашем городе вообще были включены все экраны, включая домашние. А еще кадры из интернета с небольшим рассказом твоего отца про Катастрофу и как все было на самом деле. Очень доходчиво сделано - с записями Вождя на встрече в Альянсе. Очень эффектно. Нет, все-таки, какой талант, какой ум - и не на службу Родине...Эх-х.
  Мне было плевать на лживые вздохи чинуши, комок желчи подкатил к горлу. Ибрагим, бригадницы, Крыса - все они видели мое отречение и знают об обмане властей. Да что они, все граждане узнали об Альянсе. Конечно, им скажут, что я сумасшедшая "антисоветчица", как и мой отец. Что мутанты давно мертвы и за Стеной ничего нет, а мы - преступная группа "врагов человечества", еще и Кэти обязательно приплетут. Но может быть кого-то запись папы сможет убедить? Будут разговоры, кто-нибудь задумается над прорехами в нашей фактологии. Даже если и так, что они смогут сделать? Моему гениальному отцу пришлось потратить половину жизни на то, чтобы прорваться в эфир ЕА. Кто сможет повторить это? Дай бог если единицы, а может статься, что вообще никто, ведь после сегодняшнего систему контроля за рунетом усилят. Они сделают все, чтобы больше никому не удалось вырваться из Союза. В итоге это обернется лишь новой волной казней.
  Гул самолета стал сильнее, мы подлетели к Стене, поскольку внутри самолета движение никак не чувствовалось, мне казалось, что вид из окна словно ненастоящий, просто картинка из Игры, поэтому и страха перед самим полетом и посадкой у меня не было. Единственное мне казалось, что когда самолет коснется земли, мы почувствуем толчок, но и этого не было. Просто снизились и остановились.
  - Приехали, - констатировал безымянный номенклатурщик. Он так и не представился, да и к чему мне знать его имя?
  Я поняла, что сейчас впервые в своей жизни выйду на поверхность, то есть меня перенесли в самолет, но ведь я была без сознания.
  - Волнуетесь? - номенклатурщик что-то сделал с панелью двери, набрал какой-то код, скорей всего и дверь, ведущая из самолета, медленно отползла в сторону. Я сразу почувствовала прилив теплого воздуха, у него был странный запах, но может панели просто не справлялись со своей задачей на сто процентов?
  - Нам пора, - мой спутник был нарочито вежлив.
  Я поднялась на ноги, чувствуя слабость в коленях - снотворное еще не утратило эффект. Сделав пару неуверенных шагов, я остановилась - к двери медленно подплывала большая черная тень. Смотрелось жутко, но номенклатурщик не выглядел удивленным.
  - Все в порядке, это всего лишь трап, мы пройдем сразу к основанию Стены, - успокоил он меня.
  Я не особо поняла, что он имеет в виду, просто вышла вслед за ним из самолета в темный коридор. Тут же на потолке загорелись лампочки. В замкнутом пространстве мне стало легче дышать, пожалуй, я была рада, что моя встреча с поверхностью откладывается.
  Мы шли недолго, вскоре номенклатурщик при помощи комма открыл дверь, ведущую в большую белую комнату, чем-то напоминающую Центр. В ней было довольно уютно: множество диванчиков, даже растения в больших горшках. Чиновник не стал задерживаться в этой комнате, мы прошли через нее в следующий коридор, такой же полутемный, как первый, только у этого стены были металлическими. Чиновник хранил молчание, мне также не хотелось нарушать тишину. Несмотря на полет на самолете, меня не отпускала мысль, что это все ненастоящее. Вдруг я в своеобразной Игре? Или особая комната имитировала полет? Я бы не удивилась, если бы сейчас номенклатурщик открыл очередную дверь и за ней оказался бы вчерашний следователь, а рядом с ним мой отец в наручниках. На мгновение мне даже захотелось, чтобы так оно все и было - лишь бы встретиться с папой.
  Несколько раз мы проходили через блокпосты, солдаты пропускали нас не задерживая проверками, очевидно их предупредили о нашем приходе. Они старались сохранять беспристрастный вид, но многие все равно косились в мою сторону. Похоже в Союзе я теперь знаменитость. Да, останусь в истории как самая чокнутая из всех Истериков. Я старалась думать о всякой ерунде, лишь бы не о событиях последних часов. Мои попытки прерывал жизнерадостный голос чиновника:
  - Ну, вот и все! - провозгласил он, и только сейчас я заметила, что мы подошли к большой двери, занимавшей всю стену. - За этой дверью кончается Новый Союз, так что от новой родины вас отделяет всего несколько шагов. Похоже, что мне пора откланяться и пожелать вам удачи на новом месте. Не сомневайтесь - она вам понадобиться.
  Я не стала обращать внимания на его угрозы. За этой дверью вряд ли опаснее чем здесь.
  - Готовы? Чудно... хотя подождите, я ведь совсем забыл, что по закону все гаджеты принадлежат непосредственно Новому Союзу, так что, Софья Андреевна, будьте так любезны - отдайте свой комм, он вам более не принадлежит.
  У меня потемнело в глазах. "Забыл" он как же! Просто хотел забрать его в последний момент. Комм - вместилище памяти. Без него всей моей жизни словно не было: никаких доказательств существования меня и моих родных. Сердце заныло, хотя мне казалось, что больнее уже быть не может. Все фотографии папы, все звонки от Ибрагима и Кэти, мои селфи-видео с Шуриком. Все, что осталось от них - все хотят забрать. Так как забрали живых. Человеческая память несовершенна. Я знаю. Я уже забывала родное лицо. Я...если бы я верила хоть капельку, что мои мольбы могут подействовать на эту тварь - я бы кинулась на колени, моля о том, чтобы сохранить комм или хотя бы скачать с него пару фотографий. Но я знала, что это бесполезно. За показушной веселостью чиновника скрывалось дикое раздражение. Обмануть систему и подрывать доверие к власти, заставить Союз отпустить одну из рабынь. Так унизить вождя и чиновников перед Альянсом! Хочешь свободы? Получай! Одна, с осознанием своей вины за смерть отца, за репрессии против друзей, без единой вещички на память о любимых...
  Медленно я сняла комм, и мои руки почти не дрожали, при его отключении. "До свидания, София!", - услышала я в последний раз.
  - Благодарю, - сказал чиновник уже не столь бодро, судя по всему, он все-таки надеялся, что я начну его умолять оставить мне гаджет. - Удачи с новой Родиной, поживите там за двоих.
  "Как странно", - подумала я. - "Одни и те же слова, как по-разному они могут звучать. Их может наполнять отчаяние, мольба или ледяной яд". Тело словно налилось свинцом, было тяжело дышать.
  Я впервые была на поверхности, но мне казалось, что я тону.
  Дверь медленно поползла вверх, за ней открылся очередной темный проход, но вдалеке светлело яркое пятно.
  Выход.
  Конец.
  Превозмогая себя, я делаю шаг вперед, по направлению у свету. Меня окружают темные стены и низкий потолок гулкого коридора. Каждый шаг вперед отдаляет меня от папы, от Ибрагима. На миг меня охватывает безумное желание броситься назад и молить, молить о пощаде: для папы, для друга, для себя.
  До боли хочется, чтобы все было как раньше. До злополучного тайника. Зачем мне эти знания без папы, без друзей. Они - моя жизнь! Я хочу обратно в свой блок, в свою комнату, даже на чертов завод, к привычному гудению конвейера. На мгновение я останавливаюсь. Нет сил идти вперед. Может они поймут это и захлопнут проход. Пусть обрушат на меня всю толщу стены. Не хочу жить без них. Не могу так просто уйти и радоваться свободе, пока дорогих мне людей пытают и убивают. Это невозможно. Папа ошибся на мой счет - я не смогу.
  Неожиданно из темноты ко мне подлетает какое-то насекомое, то есть сначала мне показалось, что это шмель, но, когда он подлетел ближе, я понимаю, что это маленький дрон. Как табуретка, только намного меньше. "Камеры", - подсказало чутье. Теперь их был целый рой, они кружили вокруг меня, изредка отлетая в сторону света, но неизменно возвращаясь ко мне. Маленькие. Яркие. Около выхода стояло несколько человек, из-за слепящего света я не сразу заметила их. Кто это? Люди из Альянса? Не верится, что какие-то незнакомцы прилетели за мной из-за одного предложения, сказанного на камеру.
  И все же, спустя какое-то время я делаю шаг вперед. Вперед, к свету. К незнакомцам. Я не чувствую радости от предстоящей встречи. Они мне не друзья. Да и с чего вдруг? Жители Альянса не могли не знать, что гражданам Союза врут о гибели человечества. Им было плевать на наши жизни. Им плевать и на мою жизнь, папа вынудил правительство ЕА принять меня, протранслировав запись сразу по нескольким странам. Я чувствую злость, и эти камеры-жучки только подпитывают мое раздражение. Им любопытно? Может они думают, что я начну благодарить за новое гражданство? А может кто-то там за Стеной по-настоящему хотел моей свободы? Те активисты, заставившие Альянс принять поправку в закон о мигрантах. Может, я даже смогу найти там друзей. Но я сомневаюсь, что Альянс станет мне домом. Дом там, где родные. У меня его больше нет.
  Прошлое мертво. Кэти мертва. Папа тоже, хоть еще он и дышит, но его судьба предрешена. Он всю жизнь положил, чтобы я смогла уйти. Остаться - значит наплевать на его жертву, сделать ее напрасной. Нет. Этого не будет. Жизнь в Союзе закончена. Пускай у меня нет дома. Пускай я одна. Выбраться и попытаться как-то оправдать жертву папы... это мой долг.
Оценка: 8.00*4  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"