Зорова Галина А : другие произведения.

Корона съезжает на уши (квазиисторическая авантюрка)(1-13)

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
  • Аннотация:
    Это не "женский роман", хотя в нём действуют и женские персонажи :)
    "Вы мечтаете жить в огромном дворце, командовать толпой слуг и благородных господ, новое платье увешивать драгоценностями, а туфельки бантами с алмазной росой. Вам хочется ездить на придворные балы в позолоченной карете, изнутри обитой узорчатым шелком и запряженной шестеркой белых лошадей! Вам всего этого очень-очень хочется..." Она ответила: "Да, да, да, вы же знаете, что я согласна!". Прекрасно, семнадцатилетняя дурочка "клюнула на приманку", как и ожидали.
    Но и благородные, и коварные планы тем и отличаются от действительности, что это всего-навсего планы.
  Зорова Галина А
  
  КОРОНА СЪЕЗЖАЕТ НА УШИ
  =====
  Это не "женский роман", хотя в нём действуют и женские персонажи :)
  
  "Вы мечтаете жить в огромном дворце, командовать толпой слуг и благородных господ, новое платье увешивать драгоценностями, а туфельки бантами с алмазной росой. Вам хочется ездить на придворные балы в позолоченной карете, изнутри обитой узорчатым шелком и запряженной шестеркой белых лошадей! Вам всего этого очень-очень хочется..."
  Она ответила: "Да, да, да, вы же знаете, что я согласна!".
  Прекрасно, семнадцатилетняя дурочка "клюнула на приманку", как и ожидали.
  Но и благородные, и коварные планы тем и отличаются от действительности, что это всего-навсего планы.
  =====
  
  Глава 1
  
  В том месте Большой дороги, где она огибает самый высокий холм в окрестностях Города Ярмарки, на обочине устроен каменный навес с потускневшей от солнца и дождя надписью "Отдышись!" Однажды летним утром там стояла карета, когда-то модная и лакированная, а теперь серая от пыли и старости, но ещё крепкая. Три года назад она принадлежала господину графу - не тому, который строил возле озера новый дом с чудесами и зверинцем, а скряге и злюке Окшему, который продал ее почтовому ведомству за тринадцать золотых, а еще за пять его лошади два раза в неделю (в остальное время они ходили под плугом) тащили ее от Города Ярмарки до морского порта.
  Ни в старой карете, ни в унылых лошадях не было ничего примечательного для глаз скучающих пассажиров, зато они с удовольствием смотрели на черноглазую девушку семнадцати лет в скромном синем платье и шляпке-капоре. Такие могла носить и гувернантка, и небогатая дворяночка, общественное положение новой пасажирки было сомнительным, но сама она держалась с кротким достоинством, отдала чемодан кучеру и ждала, пока усядутся два других пассажира. Престарелые толстяки - ничего интересного по сравнению с ней. Средней руки торговцы или хозяева небольших мастерских, они еще не накопили денег на собственную карету, а может, просто были скуповаты для такого расхода. Но на хорошенькую девушку смотрели во все глаза, кучеру даже пришлось вежливо просить их поторопиться.
  "Именно из-за почти такого же толстяка мне пришлось уйти с очень приличного места, - мысленно повторяла Лария с соответствующими чувствами на бело-розовом личике. - Мне пришлось. Уйти. Из-за толстяка барона. А ну-ка ещё раз повторим: мне пришлось уйти из-за толстяка барона ".
  В этот момент она сообразила, что с ней говорят не в воображении, а вслух.
  - Надеюсь в другом месте вам больше понравится, госпожа гувернантка, - с явной насмешкой сказала старшая горничная Саликса, которую баронесса все-таки послала сопровождать Ларию, чтобы скрыть скандал.
  - Ну что вы, я всю ночь рыдала - так мне не хотелось уезжать отсюда! - Лария сделала кислую мину. Хорошо знала, что могла корчить любые рожицы, надувать губы, морщить нос и делать "квадратные глаза" - не в физиономии счастье. Главное при этом, знать, для кого и зачем играешь роль, подействует ли твоё притворство на нужного зрителя.
  Подействовало. Саликса заметно встревожилась, ее плоское и румяное лицо тоже сморщилось, как будто сплетницу заставили съесть большой лимон. А Лария опять старательно думала, очень старательно, с выражением: "В другом месте, говоришь? Нравилось мне и здесь. Тихий и красивый городок, живописные окрестности и имение. Если бы только не двоюродный брат баронессы, который почему-то решил, что я выйду за него замуж. Он с ума сошел! Конечно, любезен и мил, выглядит породисто, не портит его и фамильное сходство с бараном... то есть баранье лицо, ведь оно является фамильной и древней чертой. Но, к сожалению, заботясь только о породе, его предки профукали наследственные драгоценности и семейные угодья. Он не настолько богат, чтобы мы постоянно приглашали гостей или устраивали балы или ездили в гости к знатным и знаменитым". Замечательно получилось! Жаль, что она не на сцене, и никто не слышит этот душещипательный монолог. К тому же его перебил топот копыт.
  Нет-нет, крупные лошади с мощными крупами, запряженные в дилижанс, еще не двигались с места и даже не переступали толстыми ногами. Зато гнедой конь под офицером, как раз проезжающим мимо, то и дело пробовал встать на дыбы, грыз удила и тряс небольшой головой на длинной выгнутой шее. А сердился и капризничал он потому, что всадник с разгону остановил его возле "Отдышись!", едва не задев одного из толстяков. Офицер молодецки глянул на Ларию и подмигнул ей. Она поддержала игру: сделала вид, будто гордо отворачивается, но с удовольствием рассмотрела его улыбающееся лицо, пышные усы и ладную фигуру. Он, довольный произведенным на красивую барышню впечатлением, опять пришпорил своего гнедка, так что теперь можно было любоваться, как конь и хозяин уносятся вдаль. Ах, словно и не знали, что ими восхищаются, они словно не нарочно были такими красивыми и стремительными в своём движении, когда развевается на ветру грива и подпрыгивает темляк на эфесе шпаги!
  Лария вдруг отчётливо вспомнила затянутого в старомодный и яркий костюм злосчастного брата баронессы, его прилизанные на розовой лысине волоски и заплывшие глазки. Она чуть не расхохоталась и не вышла из роли уволенной гувернантки. Как бедняга был красноречив в полуразрушенной оранжерее под засохшей пальмой! Какие слёзы блестели у него на обвислых щеках, как притопывали кривые ноги в потрёпанных башмаках! Для честолюбивой гувернантки подобные недостатки могут прикрыть только баронская корона и золотые шпоры... но корона и шпоры достались его кузену, как и жена - дочь графа, хотя всего восьмая. И ведь дело не во внешности и одежде, у Барона (вот интересное совпадение) тоже были лысина и кривые ноги, да ещё какие! Его тоже никто не назвал бы приятным или красивым, он был старше потрёпанного ухажера в два раза, но когда выходил на сцену или спорил с хозяином постоялого двора, то все замирали, раскрыв рты от восторга... Э нет, мысли о Бароне лишние, нельзя отвлекаться.
  Тут она заметила, что толстяки уже устроились на своих местах, с фальшивой приятностью глянула на Саликсу и растянула рот в сладкой улыбке:
  - Ах, я так благодарна вам, милочка, за всё, за всё, вы себе просто не можете представить, ах, ах! Я вас никогда не забуду, надеюсь и вы меня - тоже!
  После этого смахнула кружевным платочком что-то с глаз, рассеянно чмокнула воздух возле носа провожающей, села на своё место и поправила шляпку. Саликса от изумления помахала ей вслед: "Благодарна? За всё, за всё? Мне? После того, как я позвала госпожу в оранжерею? "Надеюсь и вы меня не забудете" - что она хотела этим сказать? Ох-ох-ох, а если у барона с ней договоренность?! А если он уедет вслед за плутовкой?!! Надо предупредить баронессу!" И старшая горничная кинулась бежать к имению, так что жёстко накрахмаленные юбки её стучали, словно барабаны полкового оркестра на марше.
  Тем временем карета удалялась от "Отдышись!", а Лария спрятала платок и подчёркнуто вздохнула.
  У изгнаной гувернантки наверняка не было хороших знакомых. У нее не было богатых друзей. Вряд ли в её кармане было больше десятка серебряных монет, не считая мелочи. И всё же, судя по милому личику, у нее было сколько угодно желаний, уверенности в своем удачном будущем и любопытства. Но сейчас она украдкой зевнула. В дилижансе было скучно, все остальные пассажиры выглядели еще более обычными, чем два толстячка, да ещё и сонными. Казалось, они мысленно пересчитывали свои чемоданы на крыше кареты и пакеты, которые даже во сне прижимали к себе. Большинство пакетов были завернуты в бумагу с жирными пятнами: конечно же, в них томились жареные утята, большие куски домашней колбасы и пироги с малиной. Сейчас почти все спят, но скоро начнут жевать и чавкать, жевать и чавкать! И даже швырять в окно кости и корки...
  Всё же одна вещь заинтересовала юную гувернантку: иллюстрированный журнал в руках у дамы напротив. В баронском захудалом замчишке похожих журналов было всего пять штук, и баронесса хранила их, как зеницу ока. Она с восторгом рассматривала картинки по праздничным дням, а Лария, которая сумела подобрать ключ к ящику, в котором они хранились, насмешливо думала, что глазеть - это одно, но построить себе такие дома и пошить такие наряды баронесса никогда не сможет. Но будет зеленеть от зависти, снова и снова листая страницы! Ну а она, юная отставная гувернантка? А она - это не вызывает никаких сомнений или она не ученица Барона! - будет жить во дворцах и ездить из одного в другой на завтрак, обед, ужин и балы, как люди попроще переходят из комнаты в комнату. Это написано у неё на лице, это изредка, но поблёскивает в её глазах. И когда она...
  - Вам нравится журнал, милочка? - хрипло спросила дама напротив. - Возьмите его, мне он уже не нужен.
  Это было сказано таким пренебрежительным тоном, что отставная гувернантка явно готова была ответить: "Спасибо, мне не хочется", но дама уже бросила журнал ей на колени, а устраивать сцену было глупо. Чтобы не вызвать скандала, но показать, что ей наплевать на журнал, гувернантка начала обмахиваться им. "Какая неприятная особа, - читалось у неё на лице. - Намазана густым слоем грима, с тёмными бровями, с нарумяненными щеками, одета в бесцветное, мешковатое платье. И наверняка считает себя красивее всех!"
  - Вам жарко, милочка? - вдруг опять спросила дама. - Вот веер, он совсем еще новый. Возьмите его, мне он уже не нужен.
  Веер тоже очутился у гувернантки на коленях. Она почувствовала, что лицо ее краснеет, и еле удержалась, чтобы не выкинуть веер в окно. Даже задернула кожаную шторку, чтобы избежать искушения.
  - Сквозняк, милочка? - снова спросила дама. - Вот накидка, у нее только слегка отпоролась вышивка. Возьмите ее, мне она уже не нужна.
  И, привстав с места, она укутала гувернантку.
  Неужели это оно? Неужели так просто? Лария мысленно заапплодировала себе.
  Отставная гувернантка же задыхалась под теплой накидкой, а еще больше от возмущения и обиды, невольно вспоминая недавнюю работодательницу баронессу, и боялась лишний раз пошевелиться, чтобы не вызвать новых порывов щедрости навязчивой дамы. Она украдкой оглядела других пассажиров, уверенная, что те смеются над ней...но они или спали, или равнодушно смотрели в окна. Она чувствовала, что буквально лопается от переполнявшей ее злости... но к счастью карета въехала в городок и остановилась, а кучер сообщил, что будет менять лошадей. Гувернантка сбросила накидку на сидение, сверху швырнула веер с журналом и выпрыгнула из кареты. Но... дама вдруг догнала ее и взяла под руку, раскрыв над ними большой зонт. Под прикрытием этого шёлкового щита докучливая особа заговорила совсем по-другому:
  - Вы великолепны, душа моя! Хотите стать графиней и получить двадцать тысяч золотых монет? Кхе-кхе, я немного простудилась и охрипла, но это не помешает нам беседовать. Нет-нет, не вырывайтесь, не бойтесь, я уверена, что вы мечтаете жить в огромном дворце, командовать толпой слуг и не меньшим числом благородных господ, надевать каждый день новое платье, увешиваться драгоценностями, носить туфельки с бантами, усыпанными алмазной росой, ездить на придворные балы в позолоченной карете, изнутри обитой узорчатым шелком и запряженной шестеркой белых лошадей!
  Хотя гувернантка буквально кипела от злости, но стремительный перечень таких соблазнительных радостей жизни тут же вызвал перед её внутренним взором множество заманчивых картин: собственные особняки в парках с мраморными статуями, беседками и фонтанами; балы у самых богатых и знатных вельмож и багатеев; прогулки, охоты и кавалькады в окружении знатнейших кавалеров; представление господину регенту и их высочествам в главном дворце столицы... Неужели, это то, что она так долго ждала, о чём мечтала?
  Неужели это то, чего ждала Лария? Неужели рыбка клюнула?
  А хриплая дама не переставала говорить:
  - Вам всего этого очень-очень хочется, но вы злы на меня и думаете, что я хочу обмануть вас и заманить в ловушку. Поэтому мы пошлем за человеком, которому вы верите в этом городе. Ведь вы сели в карету очень недалеко отсюда, вы, насколько я поняла, едете из замка Увстеч, поэтому должны знать советника ратуши Фрауса, точнее, он может знать вас. А он знает меня и подтвердит, что я не мошенница.
  - Эй, юноша, - позвала дама слугу, который стоял поблизости и глазел на них. - Отнеси эту карточку в ратушу и отдай советнику Фраусу. Скажи ему, что я жду его здесь. Иди же!
  Но гувернантка продолжала вырываться, так что зонт едва не закрылся и чувствительно стукнул хриплую даму по носу. Но та не перестала улыбаться и повторила:
  - Упокойтесь же, не бойтесь.
  - Я не понимаю вас, госпожа!
  - Я сейчас объясню всё, что вас смущает. Один мой знакомый оказался в ужасном положении: при смерти его дряхлый родственник, который оставляет ему огромное наследство, но получить его он сможет только будучи женатым на знатной даме не ниже графини. Есть девушка, которую он страстно любит, но родители не выдадут ее замуж до двадцатилетнего возраста, а наступит он только через два года. Это до чрезвычайности романтическая ситуация, настоящий сюжет для романа! Но увы, романтика в жизни - дело очень хлопотное. Поэтому он хочет пока, на два года, жениться фиктивно. Он раздобыл документы и перебрал уже нескольких кандидаток, но увы...
  Это увы было так многозначительно, что гувернантка явно против своей воли, но заинтересовалась разговором:
  - Что же?!
  - Они и не подозревали о том, как им могло повезти, если бы они... - теперь хриплая дама замолчала как будто в сомнении.
  - Если бы они... - пробормотала гувернантка, широко раскрыв хорошенькие глаза.
  - Если бы они вели себя, как графини.
  - У них были плохие манеры?
  - Че-пу-ха! У вас манеры тоже не ахти, но вы подходите для этой роли совсем по другой причине. Главное, моя душа, достоверность, способность убедить. Я хочу сказать, что графиня может быть оригиналкой и сумасбродкой, делать корявые реверансы и не знать геральдические подробности. О, таких недотёп пруд пруди на каждом балу!
  "На балу", - заманчиво отозвалось в ушах гувернантки. А дама, ласково похлопывая ее по локотку, продолжала:
  - Графиня может выглядеть дикой простушкой, но у нее всегда будет существенное отличие от всех простушек-простолюдинок и дворяночек: она не терпит оскорбления своего сана и достоинства. Не верите? Вы достаточно умны и скажете, что терпеть их иногда приходится и ей? Чистейшая правда, оскорбления проглатывают и графини, даже с улыбками, но, повторяю, не с унылой покорностью. В этом смысле вы - то что нужно! И если сейчас советник Фраус подтвердит, что я не мошенница и не торговка живым товаром, вы согласитесь на мое предложение? Вы согласны, госпожа графиня?
  Вот оно как, в дело пошли не только сверкающие приманки, но и драматически слова. А советник Фраус вот-вот придёт и подтвердит. Жаль, он всегда казался Ларии очень порядочным человеком. Хотя почему жаль, если всё так быстро устроилось для бывшей гувернантки? Дворцы, кавалькады, их величества, балы - всё это было на расстоянии вытянутой руки. Каждая из приманок в отдельности и все вместе должны были сразить её наповал.
  - Да, - прошептала она. - Да, - повторила уже громче. - Да, да, да, вы же знаете, что я согласна! - крикнула хором с Ларией.
  - Не нужно так громко, душенька, господин советник Фраус идет, - насмешливо предупредила ее дама и закрыла зонт.
  "Так просто, Барон? Так просто?"
  "Будь осторожна, - вспомнилось ей. - На сцене нет ничего страшнее гнилых фруктов, но ты будешь не на сцене. Будь очень осторожна".
  
  Глава 2
  
  Наступил вечер, но не в Городе Ярмарок.
  Конечно, и там солнце спряталось за горизонт, но госпожа Кларисса, к которой все - и родные, и знакомые, и слуги привыкли так обращаться, потому что она не любила, когда ее называли по титулу баронессой - лежала на высоко взбитых подушках намного западнее недавнего места работы отставной гувернанки, хотя тоже в полузаброшенном баронском замке с засохшими пальмами и одичавшим садом вокруг него. Он тоже приходил в запустение, хотя и по другой причине, чем тот, где служила верная Саликса.
  Итак, госпожа Кларисса лежала на высоко взбитых подушках и скучающим взглядом обводила комнату, рассеянно теребя батистовый платочек с потрёпанными кружевами. Чувствовала себя не лучшим образом, с обеда мучили ее легкие желудочные колики и мигрень. Но даже в таком печальном положении выглядела на старинной резной кровати с четырьмя столбиками и балдахином вполне привлекательно. Узоры на атласном пунцовом халате и расписном балдахине с кистями потускнели, но из-под шарфа, продуманно-небрежно накрученного голову, смотрели яркие синие глаза, а недавно появившаяся желтизна почти не портила впечатление от нежности кожи. Такие лица, как у госпожи Клариссы, делают женщин в молодости старше своих ровесниц, зато в более зрелые годы время перестаёт их менять, и они счастливо доживают до глубокой старости, словно свои собственные не тускнеющие портреты.
  Вдруг выражение лица благородной дамы стало почти приятным: из-за двери донесся стук каблуков и звон шпор по каменным плитам коридора. Эти уверенные, стремительные шаги могли принадлежать только одному мужчине в замке, он один ступал быстро и размеренно, словно военный. Но вот походка переменилась на более штатскую, и послышался очень корректный стук. Ничего удивительного: пасынок с детства относился к ней с забавной смесью почтительности и фамильярности, поэтому посещал ее комнаты запросто.
  - Милости прошу, - неожиданно благозвучным голосом ответила госпожа Кларисса. - Что вам угодно, сын мой?
  Красивый молодой человек в охотничьем костюме стального цвета с претензиями на моду любезно поклонился ещё на пороге:
  - Мама, я узнал, что вы здесь, и принес вам подогретого пряного вина. Надеюсь, этот напиток, поданный рукой любящего и почтительного сына, принесет вам хотя бы минутное удовольствие.
  Госпожа Кларисса приняла бокал, коснулась губами его края и благодарно протянула барону Роберу вторую руку. Он ловко поцеловал ее, лицо его сияло приятной улыбкой, но глаза ужасно косили, и от этого казалось, что он лживо подмигивает. А может, и не казалось...
  - И всё же, мама, вино вам не нравится.
  - Почему же, нравится, но оно слишком сладкое. Я выпью его, но не сразу. Ах, вся наша жизнь - это приторно сладкие, кисло-терпкие и жгуче-горькие напитки... хотя вы, мой сын, еще долго не будете это понимать.
  Барон Робер наклонил красивую голову и покорно прищурил глаза:
  - Да, знаю, я слишком молод.
  - Вы совершеннолетний, этого достаточно для закона, но жизненный опыт - другое. - Госпожа Кларисса слегка поморщилась, ведь за опыт платят временем, а значит молодостью. - Да, другое... Но я вижу на вас охотничий костюм, сапоги для верховой езды. В чем дело, вы собираетесь охотиться ночью? На какую дичь?
  - Так ведь и ночью встречаются лани и куропаточки, разве нет?
  - Вот как, не знала.
  Барон Робер рассмеялся:
  - Не знала? А разве отец...
  Госпожа Кларисса строгим взглядом не дала ему продолжать, но решила сменить тему:
  - Робер, сын мой, ночные поездки могут закончиться ревматическими болями.
  - Вот как? Хорошенькое же будущее вы предрекаете мне, мама.
  - А разве я думала, что у меня будут такие руки? - кисло спросила она, сжимая и разжимая пальцы, больше похожие на птичьи лапки.
  Робер осторожно взял ее узкую ладонь:
  - Мама, позвольте показать вам...
  Она неохотно спустилась с высокой кровати по трем резным ступенькам. Он подвел ее к окну и отодвинул тяжелую бархатную портьеру.
  - Смотрите! Эта прекрасная луна и миллионы сверкающих звезд не угрожают непогодой, а обещают теплую и упоительную ночь.
  - Ночные поездки в сыром лесу могут закончиться ревматическими болями... как у вашего отца, - упрямо повторила она.
  - Кстати, я не спросил о здоровье барона.
  - Ваш отец недомогает. Сегодня был доктор Оук, и ему очень не понравились шумы сердца. Когда ваше обручение, в конце концов? - госпожа Кларисса была мастерицей менять темы разговора.
  - Через неделю, - барон Робер всё ещё не мог оторвать глаз от ночного вида за окном.
  - Ни вы, сын мой, ни ваш отец ничего мне не рассказываете. Может быть, мне уехать куда глаза глядят?
  - То есть, в столицу? Сейчас все съезжаются на день рождения регента. Есть ещё порох в пороховницах!
  - Робер, не годится говорить такое матери.
  - Извините, мама, но разве вы не любите больше всего на свете балы? Да только ось... Вы помните о поломанной оси, сударыня? И покрасить карету очень и очень не мешало бы. Я уже не говорю...
  - Вижу, сын мой, наша беседа должна закончиться ссорой.
  - Отнюдь, отнюдь.
  Он вдруг обнял ее за талию и заставил двигаться вперед, напевая:
  - Трам-парам, трам-парам, парам-пам, тра-тара!
  Госпожа Кларисса невольно ускорила шаг и сделала по кругу пару десятков танцевальных шажков. Глаза ее заблестели, на желтоватом лице выступил румянец. Стало заметно, что ей не больше сорока лет, и она грациозна, как юная девушка. Ах, в юности и молодости ей не пришлось носиться по балам!
  - Ну вот, мама, вы уже и не сердитесь на меня . - Барон Робер подвел немного запыхавшуюся госпожу Клариссу к ее монументальной кровати и, отступая, опять низко поклонился ей. - А я обещаю выбирать для прогулок места посуше. Ведь я знаю, отчего вы вздыхаете, глядя на небосвод. Вы думаете, что темнота милосердно скрывает соседские земли, которые зажали в тиски наш замок. Кстати, я приказал позвать каретника, и он уже почти закончил отделку экипажа. Кроме того, вас будет сопровождать лакей в новой ливрее. Ах да, совсем забыл о серебристой тафте и кружевах, коробку принесёт Мак.
  Госпожа Кларисса прижала тощие пальцы к порозовевшим щекам:
  - Каретник? Лакей?? Коробка?! Мой милый, но это же безумное мотовство! Теперь я рассмотрела, что и костюм ваш подновили, а шпоры...
  - А шпоры я купил, как и новое перо на шляпу. Но дробовой карабин я отложил на потом, зато приобрёл шляпку с веером, угадайте для кого. Сиреневые - ваш цвет.
  Заметно было, что госпожа Кларисса лишь усилием воли удерживается, чтобы не захлопать в ладоши, будто восторженная девочка.
  - Да, очень мило, мой дорогой, старый веер куда-то пропал, хотя вид у него был самый потрёпанный. И что за карабин ты присмотрел? - с притворным интересом спросила она.
  - Замечательный! Не какой-то там мушкетон: тонкое дуло, невероятно лёгкий, серебряная насечка. Цена у него тоже невероятная, но теперь мы сможем позволить себе всё.
  У госпожи Клариссы голова пошла кругом.
  - Как? Такие траты, Робер? Что это?
  - Это доверие и кредит, которые появились, потому что графиня едет сюда, и свадьба через неделю. Мы разожмём кольцо вокруг нашего дома, а не получится, так прикупим земли в другом месте! - самодовольно усмехнулся он. - И не беспокойтесь за меня, моё вечернее приключение закончится в доме господина магистрата, который привёз своих новых гончих. Я видел их мельком. Эх, какие брыли, какая позывистость, даже вислые подбрюшья не портят их. Пока нет своих выжлецов - полюбуюсь на чужих.
  - Это замечательно, милый Робер, но зачем какие-то земли, ведь...
  - Я хочу! - резко сказал он, на миг превратившись из приятного, улыбчивого человека в алчного честолюбца. - Что поделаешь, мама, я хочу охотиться на своей земле, я хочу приглашать многочисленные кавалькады. Пение моих гончих будет разносится по всей округе - разве это не прекрасно?
  Барон рассмеялся, вышел вон и захлопнул за собой массивную дубовую створку. Но тут же она открылась и впустила старую горничную в потрёпанном капоте и зевающую, но с тремя большими и нарядными коробками в руках.
  - Господин Робер приказали отнести вам немедля.
  - Ах вот как? Ну хорошо, положите их вот здесь. Хорошо, идите, идите себе.
  Горничная удалилась, а госпожа Кларисса бойко сбежала с трех резных ступенек кровати, взяла бокал с пряным напитком и допила его в два глотка. Синие глаза ее блестели, глядя в зеркало она забыла привычно пересчитать морщинки. Не бывает морщинок под такой шляпкой. Прекрасно, она сможет поехать на бал к регенту без привычного чувства унижения!
  - Разве это не прекрасно? - повторила она, поглаживая кончиками пальцев драгоценные перья шляпки и аметист на держащей их броши. - Вот только... только Робер мне ничего не рассказал об этой девице. Впрочем, она графиня, и этого вполне достаточно для кредита, даже если бы принесла в приданое рваную рубашонку и дырявые башмаки. А вечер и в самом деле хорош.
  
  Глава 3
  
  Если бы госпожа Кларисса выглянула в окно своей спальни не в этот немыслимый для неё вечер, а семнадцать лет назад, то она увидела бы совсем другую картину. Правда тогда она в двадцатый раз за всего один год поссорилась со свекровью (та терпеть не могла свою вторую невестку и второго внука и была бы счастлива жить в замке только с сыном и своим первым внуком Робером) и почти три месяца гостила вместе с крошкой-сыном у родных далеко отсюда. Как она радовалась, что находится не в мрачном жилище заносчивых баронов, что ветер воет в печных и каминных трубах, а они с малышом под надёжной крышей и в уютных постелях.
  Тем же, кто по воле случая или необходимости в тот вечер путешествовал, приходилось не только дрожать от свежего ветра, но и спешить. Хотя день выдался тёплым, но теперь, вместе с темнотой приближалась гроза, с северной стороны неба гремело, горизонт освещали зарницы, месяц беспомощно боролся с тучами. Непогода словно гнала впереди себя караван бродячих фокусников и танцоров; скрипящие повозки, крытые толстым просмоленным полотном и с деревянными будками, взбирались на холм; возницы сердито покрикивали на лошадей, звучно "стреляли" кнутами. Почти все актеры, кроме самых старых и больных, шли пешком и даже иногда помогали толкать раскачивающиеся из стороны в сторону повозки. Там, на плоской вершине холма, под причудливой скалой было нечто вроде широкой пещеры, именно туда все они и хотели успеть до начала бури.
  Первая упряжка уже вьехала на каменную площадку, когда ветер загудел и застучал в лесу ветками, а крупные, тяжелые капли со стуком упали на землю и забарабанили по крыше будки. Сверкнула близкая молния, громыхнуло, и возница вскрикнул. Не от страха, сердито. Зафыркали испуганные кони.
  - Что там? Проезжай! - подгоняли товарищи.
  - Не могу, тут кто-то лежит!
  Кое-как он заставил лошадей обогнуть тело на земле, привязал вожжи к каменному выступу и пошел смотреть, в чем там дело.
  - Вот те на...
  Это была молодая женщина, длинные светлые волосы её вспыхивали серебром при небесных сполохах. Когда возница приблизился, она села, пытаясь накрыть плечи красной шалью. Видя, что ее окружают люди с фонарями, не протянула к ним руки, не просила помощи, как можно было ожидать, и не съёжилась от испуга. Нет, она гордо подняла голову и молчала. Капли дождя стекали по бледному лицу, по лицу идеально прекрасному, словно вырезанному из мрамора, а в глазах не было ни искры беспомощности.
  - Да она же на сносях! Видимо из деревни, которую мы проехали. Что за прихоть занесла ее сюда в такую пору и погоду? Тоже хотела спрятаться, но не хватило сил?
  Вперед протолкался глава труппы, Барон, и покачал головой:
  - Ну, сейчас не время отвозить ее в деревню. Женщины, заберите беднягу и узнайте, не нужно ли чем помочь.
  Странную особу подняли с земли и перенесли в один из углов пещеры. Пожилая Марита, которая на ярмарках и постоялых дворах занималась гаданием по хрустальному шару, сейчас выступила в роли заботливой нянюшки: с помощью двух других своих товарок сняла с найдёнки насквозь промокшую одежду, переодела в сухую рубашку и старый, но теплый плащ. Только синий шёлковый платок с шеи не отдала найдёнка, Марита махнула рукой: пускай себе. Удивленно рассматривали артистки добротную и даже изящную одежду найдёнки, не верилось, что это крестьянка или купчиха. Не из благородных ли? Но благородные дамы не бродят в одиночестве по ночам!
  Пока они хлопотали, последняя повозка подъехала к скале, все торопливо устраивались в пещере, разжигали импровизированные очаги дровами, привезенными с собой и оставленными прежними "постояльцами" этой своеобразной гостиницы, начинали затевать нехитрую стряпню. Принесли в котелок горячего супа и найдёнке, только она не хотела есть, отрицательно качала головой. За все время не сказала ни слова.
  - Немая? - переглянулись артистки.
  - Ешь, милая, тебе нужно подкрепиться, - уговаривала Марита.
  - Ты... - вдруг зашептала найдёнка. - Я тебя знаю... Ты гадалка с шаром?
  - Гадалка, гадалка. И тебе погадаю, только ешь.
  Найдёнка подчинилась, проглотила три ложки супа и покачала головой.
  А тем временем из какой-то будки выбралась и приковыляла к ней Баба. Да, ее так все и звали - Баба. Была старше всех в труппе, только Барон, наверное, знал, где и когда появилась в ней. Помогала ему, ухаживала за больными, была живой книгой советов и, если так можно выразится, путеводителем.
  - Ну, голубушка, думаю сегодня новая душа увидит свет молний, а завтра - зарю, - сказала с притворно-бодрой улыбкой.
  Найдёнка опять покачала головой, лицо было бледным, словно поле, занесенное снегом. Марита принялась ласково уговаривать ее поесть еще, а Баба отвернулась и только тогда позволила себе мрачно вздохнуть: подозревала, что бедняжка очень плоха, вряд ли переживет будущее испытание и понимает это. На всякий случай попыталась выспросить, кто она, кому можно сообщить если не о ней, то о ее ребенке. Но странная особа отчужденно молчала.
  - Она, конечно, вправе нам не признаваться, - сказала Баба Барону, - но как бы мы не впутались по доброте своей в скверную историю.
  Барон согласился с ее словами и попросил осмотреть все вещи найдёнки: вдруг что-то укажет, кто она и откуда. Это было легко, бедняжка то и дело впадала в забытьё, но ничего особенного при ней не оказалось.
  В ту же ночь, как и говорила Баба, она родила девочку. К удивлению и радости артисток дитя появилось через два
  часа и без особых страданий. Но Баба тайком хмурилась: знала, что такие обманчиво быстрые и легкие роды часто сменяются опасными осложнениями и неприятностями для матери. Не ошиблась - найдёнка всё больше слабела, лицо ее бледнело до синевы. С выступившими скулами и заострившимся носом она казалась собственным надмогильным изваянием и почти равнодушно глянула на дочурку.
  Но когда они с Бабой остались одни, странная особа вдруг протянула ей свой шёлковый платок, другой рукой прикладывая палец к губам. Баба уже знала, что узорчатая ткань завязана узлом, а внутри него спрятан серебряный браслетик с тремя тёмно-зелеными изумрудиками и гравировкой в виде крохотных звериных голов: с разрешения Барона она осмотрела вещи найдёнки пока та была в беспамятстве.
  - Хорошо, хорошо, отдам твоей доченьке, когда подрастёт.
  Теперь найдёнка указала на выход из пещеры.
  - Что ты, что ты, - возразила подошедшая Марита, - тебе нужно спокойно лежать!
  - А мы осторожно перенесем ее на вольный воздух, ведь буря закончилась, - сказала Баба, понимая, что это, возможно, последнее желание.
  К сожалению, не ошиблась: спустя час глаза найдёнки закрылись навсегда. А в глубине леса, который тихо шумел у подножия холма, что-то то и дело посвёркивало и блестело, на зеленоватом небе переливались желтые, красные, сиреневые звезды, вдаль уносились тёмно-фиолетовые тучи, река, словно бездонное тёмное зеркало, отражала небесный купол.
  "Сказочная была ночь твоего рождения, колдовская", - говорила через двенадцать лет Баба на теперь уже своём смертном одре, отдавая Ларии платок-узелок.
  
  Глава 4
  
  Через семнадцать лет после удивительного происшествия в окрестностях баронского замка и через три дня после разговора госпожи Клариссы с бароном Робером погода оказалась не грозовой, не прекрасной, а так себе, тёплой, но пасмурной.
  А так как тьма не скрывала окрестности, которые молодой барон так желал сделать своими, то видно было, что дорога может и сгодилась бы для охотничьих кавалькад, однако выбоины и ухабы делали всё, чтобы сломать оси старых экипажей и ноги худых лошадей маленького каравана. Нет, путешествовали в нём не артисты, а ехала особа благородных кровей, только не из важных, так, захудалая и всё же заносчивая.
  Каждый, кто смотрел со стороны и шептал: "Просто стыд и срам", старался делать это незаметно. Путешественники будто знать не знали и ведать не желали о своем жалком внешнем виде.
  Старая карета отличалась редкой убогостью, но отметины от починки были закрашены и задрапированы, а на дверцах гордо сияли гербы. Кучер хотя и в латаном кафтане, всё же лихо заломил потёртую бархатную шапку с фазаньим пером и многозначительно помахивал большим кнутом. Верховые лакеи и слуги на повозке с вещами, одетые чуть ли не в лохмотья, держались с нахальной надменностью и так смотрели и кричали на встречных, требуя уступить дорогу, что у многих упряжки шарахались в лес или овраг, и они провожали бесстыдников взглядами, но не смели грозить им вслед. А лошади... Ох, что за лошади тащили карету и повозку и еле выдерживали тяжесть всадников: костлявые, старые, как будто никогда досыта не кормленные.
  Зато все встречные ахали, когда из кареты выглядывала девушка в дорожной шляпке с вуалью и смотрела по сторонам.
  Как она была хороша! Тонкие, словно вырезанные в мраморе, черты гордого лица, здоровый румянец во всю щеку, очень темные с легкой поволокой глаза, пепельные волосы с необычным, почти фиолетовым отливом, которые вились задорными локонами, - все это притягивало жадные мужские взгляды и заставляло бледнеть и краснеть (смотря по характеру) встречных дам. Так путешествовала гувернантка, которая заключила договор с охрипшей дамой и направлялась в замок своего "жениха" под видом бедной, но всё же графини.
  Долгий и утомительный путь совсем не испортил ее ликующего настроения. Она, как дикая птица, вырвавшаяся из убогой клетки, радовалась всему: полям с зеленеющими хлебами и маками в них, садам в цвету, рощам и перелескам, даже плохой дороге, которая добавила ей несколько ушибов и синяков, а главное - восхищённым взглядам. Точнее, такой должна была быть отставная и легкомысленная гувернантка, но Лария вполне разделяла с ней удовольствие от путешествия, пусть и по скверным дорогам в скверной карете.
  Рядом с ней сидела пожилая компаньонка Беккина (какое счастье, что не мать Эвгения!), пожилой она казалась юной Ларии, хотя солидной даме не было ещё и сорока лет, и она уверенно наводила брови чёрной краской и румянила щёки, не желая отставать в привлекательности от своей госпожи. Но ухабы не были для Беккины обязательным условием приятной поездки, она охала, когда карету особенно сильно покачивало, и не уставала ворчать:
  - Прошу вас, не глядите так часто из окна - это неприлично! Не вертитесь - опять ушибётесь! Вот я вам подушечки подложу... О небеса и солнце на них, этот кучер таки перевернёт нас!
  Госпожа хохотала и подкладывала подушечки под бока самой Беккины.
  - А всё же, ваше сиятельство, не выглядывали бы вы. Здесь места не такие, как прежде, ужасная дичь и мрачность кругом!
  - Ну и что же? У нас свита, да и гербы на карете - это вам не жук начихал. Кто вот так, ни с того ни с сего посмеет невежливо обойтись с графиней Макселлой?
  - Разные бывают происшествия, - туманно ответила Беккина. - Поглядите, нас уже не только потому трясёт, что дорога плохая.
  - А почему же?
  - Лошади устали, вот оно как.
  - Мы совсем недолго едем после привала.
  - До привала дорога была ещё туда-сюда, недурственная. А сейчас ухаб на ухабе, яма на яме, ещё и корни деревьев на неё пробрались. Смотрите, мы въезжаем в лес.
  - Ну, в лесу-то меня никто посторонний не увидит, могу выглядывать в окно сколько угодно.
  Беккина молчанием признала правоту этих слов, и некоторое время слышны были только её жалобные вздохи, когда карета особенно сильно подпрыгивала или раскачивалась. Но вот верхушки деревьев окончательно сомкнулись над ними, в воздухе запахло болотной сыростью, и Беккина, перекрывая голосом скрип и скрежет кареты, крикнула кучеру:
  - Эй, Иво, будет когда-нибудь отдых или нет?
  - Да хоть сейчас, госпожа, - ответил тот. - Лошади все в мыле, уже и понуканиями их еле заставишь ноги передвигать.
  - Не дерзи, где-то мы собирались остановиться, но не посреди же леса?
  - Тут до опушки всего ничего осталось, а дальше редкие перелески.
  - И что же? - нетерпеливо спросила графиня из своего окошка. - Какое мне дело до опушек и перелесков?
  - А за перелесками хутор в три дома, там мы думали отдышаться, ваше сиятельство.
  - Ну так поехали быстрее!
  - Устали лошади, часок бы постоять им, ваше сиятельство госпожа графиня.
  Бывшая гувернантка даже потрясла кулаками:
  - Но ты же говоришь, что хутор совсем рядом! А на небе тучи, вот-вот может начаться дождь или даже гроза.
  Иво печально сообщил, что ничего поделать не может, лошадям нужен отдых, вот-вот лягут в постромках. Сердиться бесполезно, разве её сиятельство не знает возможности наёмных коняг? Сиятельство поправила шляпку и решительно открыла дверь кареты:
  - Тогда пусть отдохнут, а мы пойдём пешком.
  - Пешком?! - ужаснулась Беккина.
  - Я вас не заставляю, могу идти и одна.
  - Но я-то не могу отпустить вас одну, - и компаньонка с кряхтением выбралась из кареты.
  - Эй, Мика, Барт, слезайте с повозки, вы тоже идёте, - приказала она. - А остальные хорошенько присмотрите за каретой и вещами
  Один из верховых лакеев предложил было графине свою лошадь, но она отмахнулась:
  - Я хочу прогуляться.
  И одной рукой взяв Беккину под локоть, а другой грациозно придерживая жёсткую тафтяную юбку, чтобы не раскачивалась маятником, её сиятельство госпожа графиня засеменила вперёд по дороге.
  На первых порах было даже приятно размять затекшие от сидения и тряски ноги и тело. Хорошо, что в дорогу надели довольно короткие платья и теперь не подметали им пыль и лесной мусор, не цеплялись за выступающие, словно жилы на гигантских руках, корни.
  Но постепенно юная путешественница поняла, что идти здесь - совсем не то, что ехать в карете. Неровная и сырая дорога - к счастью песчаная - не годилась даже для грубых башмачков захудалой аристократки. Словно этого было мало, дичь и мрачность становились всё более дикими и мрачными, как верно заметила Беттина. Даже у дороги стволы поросли мрачными мхами и жутковатыми бородами лишайников, так что казалось, будто за ними прячутся лесные дивные жители. Позеленевшие ветви смыкались где-то высоко-высоко над головами, а влажный, душноватый полумрак множил чувство тревоги. Не раз отставная гувернанка... даже сама Лария удерживала себя от того, чтобы оглянуться на слуг, единственно мысль, что они будут про себя насмехаться над трусихой-графиней, останавливала ее. Любое другое мнение окружающих было Ларии безразлично, но жалкой не хотела выглядеть ни в чьих глазах, а тем более, в такой роли.
  Чтобы отвлечься от неприятных мыслей, она стала думать о своём будущем, точнее - будущем отставной гувернантки. Той же необходимо сыграть заносчивую графиню Макселлу как можно лучше, чтобы у молодого барончика-заказчика - фиктивного жениха не было повода высказать претензии и не заплатить всю обещанную сумму вознаграждения. А что она делает для этого?
  Ну хорошо, гувернантка заносчива до глупости, на это и клюнул барон Робер. Во-вторых, компаньонку, после робких попыток той принять с госпожой покровительственный тон и сделаться нянькой-дуэньей, так вот, компаньонку она, как говорится, поставила на место: Беккина только изредка и потихоньку бурчала, если ей что-то было не по нраву. Слуги вначале думали, что при юной девице им будет воля вольная, делай что хочешь - но после пары попыток тоже покорились. Заносчивая графинька не ругала их, всего лишь говорила: "Уходите - найму других". Но обещанные деньги были так заманчиво велики, что даже дерзкий Барт только повторял: "Да, ваше сиятельство госпожа графиня. Будет исполнено, ваше сиятельство госпожа графиня".
  Но она сама, сама невеста, сама графиня продолжает думать о себе не как о госпоже Дианте, о ее сиятельстве графине Макселле, а называет себя Ларией! Так и проговориться недолго. Но ведь только на гувернантку никто не обращает внимания, что она там болтает, - графиня же, даже самая юная дурёха, всегда в центре внимания!
  "Я госпожа Дианта, ее сиятельство графиня Макселла, ее сиятельство графиня, сиятельство графиня ".
  - Это не роль на четыре акта с монологом под занавес, - сурово говорил Барон. - Тебе вряд ли удастся передохнуть за кулисами хотя бы разок за день. Не забывай об этом даже в пустых комнатах и безлюдных садах.
  "Да, я помню. Но так трудно играть кого-то кто играет кого-то и притворяется ещё и кем-то другим! Ах, милочка гувернантка, забудь, что было с тобой прежде, помни то, что якобы является историей жизни графини Макселлы: детство в полуразрушенном замке, смерть деда и родителей, громкий наследственный титул и остатки былого богатства в нескольких чемоданах и узлах. Стоп, почему "якобы", никакого "якобы"! Ведь Дианта, графиня Макселла - существовала, но умерла от малокровия и тоски в своих наследственных развалинах буквально на руках барончика Робера, который приехал сделать ей своё оригинальное предложение фиктивного замужества за кругленькую сумму. Ну и прекрасно, что умерла, она и так уже давно болела, зато мне повезло, мне чертовски посчастливилось, мне, мне - Дианте, графине Макселле... Право слово, именно так и должна рассуждать гувернантка, которая кричала: "Да, да, да, вы же знаете, что я согласна!"
  Она вздрогнула и очнулась от вскрика Беккины: не была пугливой, но и Беккина, насколько Лария... нет-нет-нет, гувернантка, а также графиня Макселла успела ее узнать, не имела привычки зря поднимать крик.
  - Спрячьтесь! Спрячьтесь за дерево! - вопили также Барт и Мика.
  Лария... нет! хоть громы и молнии, но гувернантка-графиня Макселла очнулась, услышала и увидела. Совсем рядом, возле дороги послышался треск и хруст ломающихся молодых деревьев, и большое животное, тяжелое, мощное, с мохнатым массивным телом, с клыками, торчащими на морде, очутилось шагах в тридцати от нее и компаньонки. Не замечало их до того момента, как Беккина, выполняя совет слуг, потянула госпожу за ближайший ствол. Зверь коротко взвизгнул и с яростью бросился в их сторону.
  Барт выстрелил, но в спешке плохо прицелился и не попал.
  Пока он перезаряжал пистолет, Мика выхватил из-за спины дротик, но поскользнулся на прелых листьях и упал. Зверь кинулся к нему, Барт не стрелял - боялся попасть вместо зверя в Мику.
  На лице Беккины, кроме кругов румян, не было ни кровинки, а все остолбенели от ужаса.
  Все, кроме Ларии.
  "Как, это и есть конец моего бенефиса? Из-за какой-то мохнатой твари с клыками, из-за пентюхов-слуг он может закончиться провалом?!" Она схватила что-то с земли и швырнула в зверя. Ещё. Ещё и ещё. Кабан взвизгнул, но остановился, близоруко присматриваясь к падающим перед ним веткам.
  Этих мгновений Барту как раз хватило. Перезарядил ружье и выстрелил. Зверь дико завопил и осел на задние ноги: как видно, пуля попала ему в позвоночник. Но ярость и сила его были таковы, что он продолжал перебирать передними ногами и довольно быстро полз в сторону ствола, за которым спрятались графиня и компаньонка.
  Мика вскочил и, хромая, ковылял к ним. Барт спешил перезарядить ружье. Но зверь, хоть и жестоко раненный, был быстрее.
  Тогда Лария схватила Беккину за руку и бросилась наутёк. Только одно дело неторопливо идти пусть и по заброшенной, но дороге, а другое - пытаться пробежать хотя бы десяток шагов по лесу, когда широкие жёсткие юбки цепляются за корни и коряги, а шляпки - за ветки и колючки. Зверь неумолимо приближался, и Лария подумывать встретить его лицом к лицу, возможно, опять чем-то в него швырнуть. Ее душила дикая досада на Беккину, которая отговорила ее брать на прогулку пистолеты, оправдывая это вооруженной свитой. Ну, и как их защищает эта свита?! Схватив здоровенный сук, она обернулась. Но увидела не злобную морду, а вспышку выстрела, вторую вспышку. Зверь упал набок и забился в агонии.
  От него начал отгонять свору собак бородатый мужчина в простом кафтане, как видно псарь. Неподалеку же стоял молодой человек, который как раз передал большое ружье с прекрасными серебряными украшениями второму своему слуге, вытер лицо и руки платком с золотым шитьём, бросил его на землю небрежным движением и направился к спасённым путешественницам.
  - Ничем не лучше вепря, - пробурчала Беттина.
  Точно подмечено.
  Этот лесной охотник на первый взгляд казался очень красивым, но выражение его лица было странно мрачное, не злое или недоброе, а именно мрачное. Надо сказать, что по мнению Ларии... нет-нет-нет, теперь опять гувернатки в роли Дианты, графини Макселлы, мрачность не портила впечатление от его лица с правильными чертами и светлыми внимательными глазами. Правда, нос был слегка скошен и свисал почти до верхней губы, но что такое, в конце концов, нос - мелочь. "Какой красавчик! Кто бы подумал, что таких можно встретить в здешних дебрях?! И на первый и на второй взгляд - это человек благородных кровей! Не барончик ли? Нет, ни за что, еще влюблюсь в фиктивного мужа..." И гувернантка приняла гордый, но в то же время и милый вид Дианты, графини Макселлы. Ведь молодой человек был вполне достоин любви даже графини. На первый и на второй взгляд - человек благородных кровей, на все остальные - казался прекрасно одетым и воспитанным кавалером.
  - Ай да барышня! - воскликнул он, кланяясь Дианте низко и так ловко, словно они были на балу у регента. - Чудо что за отважная барышня! Позвольте мне выразить восхищение, затем представиться - я кавалер Марк Тадор - и попросить разрешения поцеловать руку!
  Графиня милостиво улыбнулась:
  - Как же я могу отказать своему спасителю?
  Вежливо чмокнув воздух возле ее перчатки, кавалер Марк обернулся и с заметным удовольствием посмотрел на тушу зверя.
  - А хорош секач, ростом почти годовалый теленок, не меньше! - самодовольно сказал он и тут же добавил: - Не будет ли с моей стороны дерзостью попросить, чтобы ваша спутница познакомила нас?
  Беккина поправила свою накидку, заново завязала ленты шляпки, изобразила тоже благодарную улыбку и сладко проговорила:
  - Перед вами, сударь мой господин кавалер, ее сиятельство графиня Макселла, господин кавалер.
  Он раскланялся и опять едва коснулся губами затянутых в шелк пальчиков юной дамы, но на лице его мелькнуло выражение удивления и даже недовольства. Однако он тут же улыбнулся:
  - Ах вот как? Добро пожаловать, милостивая барышня госпожа графиня, очень рад, очень рад.
  Разговор продолжился с взаимными изъявлениями восторга и благодарности, а потом дамы спросили о дороге.
  Кавалер Марк подтвердил, что до хутора в три бревенчатых дома идти им будет не утомительно, опушка леса шагах в трехстах, до хутора столько же. Но к разочарованию Дианты проводить их мрачный красавец не предложил и держался всё более равнодушно. У нее даже мелькнула мысль, что его больше интересовала туча секача, чем графинька. Но возможно, что барон Робер сообщил всем соседям о свадьбе и графине-невесте, а раз так, то эффектному кавалеру прогуливаться в лесу с чужой невестой было, пожалуй, неприлично.
  Они раскланялись в последний раз, она украдкой вздохнула и прибавила шагу: в вершинах деревьев зашумел ветер, его прохладные порывы уже чувствовались и внизу, на дороге. А когда графинька и ее свита вышли из лесу, на широкий и просторный луг, вихри так и закружились вокруг них, дергая за одежду и пытаясь сорвать шляпки дам и картузы их спутников. Все шли защищая лица руками, почти на ощупь, доверяя словам кавалера Марка и дороге.
  
  Глава 5
  
  - Ну и буря, ну и круговерть, - ворчала Беккина. - Как бы нас, пока будем брести до хутора, не унесло вдаль, ваше сиятельство.
  - Почему же вы не напросились в гости к столь приятному кавалеру? - усмехнулась Лария... нет-нет-нет, конечно, графиня Дианта. Компаньонка только фыркнула в ответ на такое дерзостное предположение.
  Впрочем, идти было близко, и скоро они оказались у распахнутых ворот, за которыми виднелся деревянный дом. Возле одной из створок стоял мальчик в буреньком кафтанчике, испуганно глядя на путешественников.
  - Пожалуйте, пожалуйте, здесь у нас постоялый двор, - с поклонами проводил он Дианту ("так проще всего называть себя, её сиятельство графиня Макселла - это чудесно, но слишком утомительно") и компаньонку к широкому крыльцу, открыл перед ними дверь, а потом поспешил назад, чтобы устроить слуг.
  Дамы миновали полутемную прихожую или что-то вроде этого, Беккина услужливо толкнула перед хозяйкой следующую дверь, и они увидели просторную, тоже сумрачную комнату, в которой богатые вещи и обстановка были замысловато перемешаны с самым жалкими предметами. Возле дверей, лежал плетеный из тростника коврик, но диван у противоположной стены был накрыт дорогим покрывалом с вышитыми узорами и бахромой. На столе из оструганных досок стояли простые глиняные тарелки - и тут же две серебряных миски с выпуклыми крышками, а на краю стола масляная лампа причудливой формы. Под ногами шуршали разбросанные трава и листья, но пахло не только ими, но и тушеным в соусе мясом с изысканными пряностями. В углах, судя по неясным очертаниям, "прятались" еще какие-то предметы, свет от небольшого камина и пары свечей туда не доставал.
  Странное пристанище.
  - Мы ехали в замок барона, но началась буря, - сказала Беккина человеку, который поклонился им у стола. Вполне мог быть дедом встречавшему их мальчику, хотя одет был лучше и выглядел не таким испуганным.
  - Да-да, ваша милость, гроза вот-вот налетит. А замок близко, немедленно сразу за лугами. Не прикажете ли туда послать кого-то немедленно?
  - Это было бы неплохо. Пусть передадут, что у вас остановилась графиня Макселла.
  - Немедленно, немедленно... Прошу вас, ваше сиятельство, и вас, сударыня, сесть к столу. Или, если угодно, на диван, а стол
  немедленно подвинут.
  Уставшая Беккина ловко подтолкнула Дианту, но та и сама не возражала против того, чтобы с удобством и хи-хи, немедленно раскинуться на подушках дивана. Хозяин постоялого двора (судя по тому как он командовал остальными его обитателями) тут же распорядился послать гонца в замок, а сам принес поджаренный хлеб, светлое вино в стеклянном графинчике и разлил по тарелкам суп из одной из мисок. Всё это под аккомпанемент "немедленно, немедленно". Беккина с аппетитом принялась за еду, но Дианта не удержалась и спросила:
  - Вы как будто ждали кого-то? Не нас же, мы и сами не знали, что остановимся здесь.
  Хозяин поклонился:
  - Я никого не ждал немедленно, ваше сиятельство, по этой дороге слишком мало ездят, особенно под вечер.
  Как будто желая скрыть смущение, он потревожил кочергой поленья в камине. Огонь взметнулся, и в дымоходе загудело.
  - Я никого не ждал, но один человек сказал нам, что сюда идут путешествующие в карете дамы и немедленно будут здесь.
  - Кавалер Марк сказал? - машинально спросила Дианта.
  - Что? - хозяин повернулся к ней и уронил нож, которым собирался срезать кожуру с лимона, а когда поднял его и выпрямился, лицо его еще сохраняло испуганное выражение. - Нет, кавалера Марка здесь не было, - сказал он таким тоном, как будто мысленно добавлял: "Спаси и помилуй меня от такого гостя!" - Нет, меня предупредил сосед, он видел вас на дороге и немедленно сообщил.
  Когда он вышел из комнаты, Беккина, которая, казалось, была полностью поглощена супом, тихо сказала:
  - Что за господин встретился нам в лесу, если его так боится этот хозяин? На постоялом дворе, думаю, он видел разных людей и все-таки перепугался от одного упоминания имени этого кавалера.
  Дианта только беззаботно махнула рукой:
  - Я думаю, кавалер Марк не слишком церемонится с хозяевами постоялых дворов, но нам-то что за дело? Будем благодарны, что он убил того страшного секача.
  "Да ведь именно кавалер Марк и его охотники выгнали зверя на дорогу", - подумала Беккина. Но промолчала. Когда много дней спустя вспоминала этот эпизод, то удивлялись, как могла не увидеть, не понять того, что само бросилось в глаза. Будь она сообразительнее и любопытнее в тот момент - не пришлось бы им с её сиятельством пережить множество досадных приключений. Но история жизни человека, как и большая история, не знает слов "если бы". Поэтому жизнь беспокойна и - интересна.
  Тем временем гроза прошла стороной, буря стихла, а пока путешественники подкреплялись (кто богатыми яствами, кто едой попроще), из замка прибыл экипаж, чтобы забрать дам. Это была карета такая же старая, как та, что застряла на лесной дороге, но тащили ее хоть некрасивые, но сильные лошади. Так что скоро - немедленно, хи-хи! - Дианта увидела внушительный, обнесенный каменной стеной, замок.
  Судя по его старым, обросшим мхом стенам и башням, он служил семье барона не меньше сотни лет. Над воротами был вырезан герб, изображавший грифона, держащего в лапах меч и свиток. Карета въехала в тесный двор и остановилась перед массивными дубовыми, окованными железом дверями квадратного трехэтажного здания. Справа оно завершалось какими-то более низкими постройками и стеной, слева шагах в ста виднелись подстриженные кусты, а за ними деревья. Пожилой дворецкий, представившийся Маком, слегка хромая и от почтительности приглаживая редкую бородёнку, повел их запутанными коридорами и лестницами на второй этаж, в отведенную Дианте комнату, рядом с которой была другая, смежная, - для компаньонки.
  - Госпоже баронессе очень жаль, что она не смогла встретить вас у дверей, ваше сиятельство, но она просит ваше сиятельство извинить ее: сильное недомогание. Госпожа баронесса просит ваше сиятельство располагаться, как дома, здесь есть все необходимые для этого удобства. Но она хотела бы увидеться с вами сегодня же, - и Мак указал на плетеный шнур с кистью, висящий у двери в комнату. - Когда ваше сиятельство пожелает этого, я вас провожу. - И с трудом повернувшись, он вышел вон.
  Многочисленные "ваше сиятельство" были для Ларии... нет, да нет же, нет... для Дианты очень сладостными, она буквально упивалась их звучанием. Как хорошо, что мать Эвгения в дальней дали!
  Но помечтала совсем недолго, опомнилась и привела себя в порядок после дороги: ее разбирало любопытство, хотела осмотреть замок, а посещение баронессы было для этого хорошим поводом.
  На звонок пришла пожилая горничная по имени Аглая: то ли дворецкий в этот момент прислуживал барону, то ли устал ковылять по коридорам. Вернее всего было второе предположение, потому что первыми словами баронессы, которая лежала на просторной и высокой кровати под внушительным балдахином, были:
  - Я очень рада видеть вас, ваше сиятельство любезная графиня, и мне очень жаль, что мой сын, барон Робер, судя по всему из-за грозы, не вернулся вовремя домой. Он поехал к своему другу, но буря... но вечер... Ну, вы должны его простить. Я также рада, у вас есть компаньонка: в связи с некоторыми событиями в замке остались только считанные слуги, точнее, дворецкий, горничная и кухарка.
  - Со мной... - начала было Дианта.
  - Да-да, я знаю, но ваши люди, кроме компаньонки, подряжены на время поездки, завтра их отошлют. Всё же вы располагайтесь, как дома, если что-то понадобится, то Мак и Аглая всегда будут рады услужить. Я надеюсь, что четыре дня до венчания вам будет чем заняться.
  В голосе баронессы было столько сахара и меда, что с ними ее кухарка могла испечь большой пирог, на лице сияла приторная улыбка, но глаза смотрели холодно и равнодушно. Дианта вдруг отчётливо поняла: знает ли хозяйка, что графиня не настоящая или нет, но она ставит ее нищее сиятельство на место, показывает, что гостью будут титуловать и любезничать перед ней, но все это чистой воды притворство: "графиня" или графиня - неважно - взята для определенной надобности и забывать об этом не должна. Визит закончен, следующий акт пьесы завтра или когда там захочется баронессе и ее сынку.
  - Могу ли я погулять в саду?
  - В саду?
  - Проходя по двору, я видела деревья.
  Баронесса сделала движение, как будто отгоняя муху:
  - Ах да, но это скопище потрескавшихся стволов и одичавших цветов трудно назвать садом. Мне кажется, там все заросло колючками и отсырело. Однако... если вам угодно...
  Она нетерпеливо пошевелилась, а ее взгляд уже откровенно говорил: "Для слуг мы сыграли достаточно, но теперь оставьте меня в покое". Таково же было и желание Дианты: она раскланялась и почти вприпрыжку покинула спальню с монументальной кроватью.
  А когда нашла лестницу, чтобы спуститься во двор, то заметила, что по ней можно подниматься вверх, ещё выше. Когда они приехали и их вел дворецкий, то лестница закончилась на втором этаже, и Дианта совсем забыла, что у здания есть еще один этаж, а ведь издалека, проезжая ворота, видела на крыше главного здания что-то вроде парапета веранды или площадки для прогулок.
  Новоявленная графинька тут же потеряла всякий интерес к саду, подхватила обеими руками юбку и поспешила вверх, стуча подолом по резной балюстраде лестницы. Но на просторной и пыльной площадке третьего этажа все четыре двери были заперты, а поднявшись еще на три пролета, она с разочарованием увидела ржавую металлическую дверь, возле нее на полу переносной фонарь с огнивом, а на двери - большой замок. Вот так, всё без церемоний указывало ей: твоё место у себя в комнате, ты ценная невеста, но важна только в этом качестве и должна вести себя скромно, послушно, не тревожа хозяев. Вот так!
  Что ж, хриплая дама тоже почти прямо говорила об этом, но все же - обидно. Дианта сердито дернула замок... и тот остался у нее в руках. Присмотревшись, она поняла, что дверь только сверху обита металлическими листами, а из-под них, в том месте, где вместе с замком она сорвала скобы, выглядывало изъеденное жучками и временем трухлявое дерево.
  Путь на крышу был открыт, ведь баронесса сказала: "Если вам угодно". Дианта зажгла фонарь и осторожно поднялась по винтовой лестнице, ржавые ступеньки которой выглядели страшновато.
  Наверху царили таинственный темнота, шорох ветра и море звезд, совсем забыла она, как это - стоять на высокой крыше. И не где-то в городе, над уймой крыш и огней, а словно парить высоко в ночи над невидимыми внизу полями и лесом. Только далеко слева тьму разгоняло что-то вроде зарева, может быть, это светились фонари и окна постоялого двора.
  Помня о состоянии винтовой лестницы и дверей, Дианта не решилась подойти к парапету, а тем более прогуляться вдоль него. Пока ей было достаточно чувства свободы и приятного одиночества: слуги и компаньонка за время пути ужасно надоели. Завтра она навяжет Беккине какую-нибудь работу, например, почистить шляпку или постирать перчатки, а сама разведает всё тут получше. А ведь еще есть сад, чудесно запущенный и одичавший сад, кроны которого - она же слышит - качает ветер...
  Дианта вдруг насторожилась и даже вздрогнула. Черепица звенит? Крикнула ночная птица? Нет, звуки повторились и теперь были громче. Конечно, ветер шумел в трубах, шелестел листьями и стучал ветками сада, даже постукивал чем-то металлическим, но все-таки ошибиться было трудно.
  Где-то совсем рядом смеялся ребенок.
  
  Глава 6
  
  Гувернантка пожала бы плечами и вернулась в свою комнату, чтобы почитать перед сном книжку об этикете и хороших манерах в обществе, которую подарил ей ещё Барон.
  Но она была не только гувернанткой и лже-графиней, а всё же и любопытной девушкой, это во-первых. Во-вторых, она помнила, что никто в этом замке с ней откровенничать не собирается, даже Беккина нанята бароном Робером, так что узнавать что-то придётся самой. Но главное, почти сразу же после того, как она согласилась на очень заманчивое предложение стать "графиней и невестой", у нее возникло странное чувство, что она о чем-то забыла спросить нанявшую ее даму, а сегодня и приветствовавшую ее в замке баронессу.
  Гувернантка могла бы пожать плечами и махнуть рукой - узнается в своё время, но Лария не могла позволить себе ошибаться. А чувство тревоги все росло, росло и вот сейчас, в темноте и шуме ночи, стало особенно острым и волнующим.
  Поэтому Дианта стиснула зубы, вздохнула и мелкими шажками, по очереди нащупывая каждой ногой деревянную поверхность крыши, приблизилась к парапету. После каждого движения ей казалось, что вот-вот под ее ногами что-то затрещит или хрустнет или жалобно звякнет, и она стремглав полетит вниз, а ее тело найдут только утром. Барон Робер чертыхнётся и попросит хриплую даму подыскать ещё одну графиню Макселлу - вот так, Барон...
  Не так, никаких тел и падений! "Ты швыряла прутики в секача, но готова отступить перед тайной здесь, на крыше. А ведь интересно же - что там за ребёнок? Баронесса говорила о себе, сыне и трёх слугах, и только. Даже если это не важно - вперёд, но осторожно!" Сердце колотилось не в груди, а почему-то прямо в горле, по лбу и щекам вдруг потекли зябкие капли пота. Потом... потом ничего страшного не случилось, через пару десятков шажков она схватилась за высокий парапет и отдышалась. Затем, держась за него, принялась продвигаться в ту сторону, откуда уже три раза донесся этот смех. Стало понятно, что ребенок не гуляет, как она, по крыше, а скорее всего стоит возле приоткрытого окна комнаты третьего этажа. Того самого этажа, куда она не смогла попасть с лестницы.
  Смех прозвучал опять, совсем рядом и громко. Но почему же она ничего не слышала, когда была в своей комнате или в спальне у баронессы? Да, в обеих комнатах окна были закрыты, но всё же слух у нее хороший, тем более, что она не ожидала встретить здесь детей и обязательно обратила бы на смех внимание. "А ну-ка, сообразим... Я поднималась... пролёт лестницы, потом ещё... сколько их? Потом винтовая... Конечно же, эта комната, над которой я стою сейчас, находится действительно на третьем этаже, но с противоположной его стороны".
  Её рассуждения перебил другой голос, тихий и не детский. Ему весело и громче ответил ребенок. И опять отозвался голос взрослого, голос мужчины, но... странно слабый и дребезжащий, какой бывает у пожилых людей.
  - Тише, Агрус, послушай меня, я ведь все равно приеду к тебе через неделю. Хорошо ли тайно лазить через стены и пробираться по черному ходу?
  - А я не пробираться через черный ход и по стенам, я поднялся по плетям дикого винограда. Задвижки на окнах еле держаться, гвозди вертятся в рамах, словно червяки. Я легко повернул одну задвижку ножом.
  - Агрус, ты ходишь с ножом?
  - Это складной нож, смотри, как он открывается: раз, два, три. И закрывается: раз, два, три.
  - И все же лучше было бы, чтобы я приехал к тебе.
  - Дедушка, ты боишься, что меня увидит графиня?
  - Откуда ты знаешь о графине?!
  Агрус засмеялся опять:
  - Так я же специально сюда пришел, когда услышал!
  - От кого?
  - Я услышал, как болтали наши горничные. А им сказал лесничий. А он узнал от егеря этого сердитого Марка Тадора, а егерь сам видел, как кавалер выстрелил и убил кабана, а тот кинулся на графиню и ее компаньонку.
  - Погоди-погоди, остановись, я не успеваю за твоим рассказом, в котором безобразничают кабаны и стреляют кавалеры! Ты не сочиняешь, Агрус?
  - Конечно, нет. Зачем мне это нужно, если даже на Терновом хуторе об этом случае знают, потому что графиня у них останавливалась?
  - Она рассказывала?
  - Нет, она села за стол и ела суп и жаркое. Она очень смелая, правда, дедушка? Даже когда кабан кинулся на них, она не кричала, а кидала в него палки. Кабана так не отгонишь, но он остановился и дал себя подстрелить. И ее слуги рассказали, они очень испугались, что кабан убьет графиню! Но кавалер Марк ее спас и поцеловал руку.
  - Агрус, Агрус, но, надеюсь, ты-то никому об этом не рассказываешь?
  - Только тебе, дедушка. А кому мне еще рассказывать, я же не девчонка, чтобы сплетничать? Но разве госпожа Кларисса тебе не говорила? Ей уж точно всё известно.
  - Я не видел Клариссу сегодня. И тебе пора уйти, но не по плетям винограда. Я провожу тебя к черному ходу.
  - А ты не можешь мне ее показать?
  - Клариссу? Зачем?
  - Ну сам же говоришь - зачем мне госпожа Кларисса? Нет, я хотел увидеть дядину графиню.
  - А вот об этом тем более не болтай.
  - Но я увижу ее на свадьбе?
  - Может быть. Пошли, я провожу тебя.
  - Дедушка, она очень красивая, горничные так ахали, что эхо в холле звенело!
  Голоса стали удаляться, хлопнула дверь.
  Дианта хмыкнула и пошла к летнице. "Всего-то внук навестил деда, а я напридумывала... Он говорил "дядину графиню", значит, племянник барона Робера. Разве у "жениха" есть старшие брат и сестра? А кто "дедушка"? Отец Робера? Мне не всё рассказали о семье, не всех домочадцев представили, что не удивительно, ведь я не настоящая..." И вдруг она замерла, вспомнив наивные слова мальчика: "Но я увижу ее на свадьбе?"
  Так вот же, вот, вот о чём она забыла спросить!
  Вот что сейчас заставило опять сильно заколотиться ее сердце!
  Первым порывом было потребовать ответа у баронессы. Но она вспомнила ее фальшивую улыбку, сладкие слова и равнодушный взгляд. Нет, такая не скажет правды, будет ходить вокруг да около, а потом опять отмахнется, словно от мухи. Таинственный "дедушка", отец барона Робера? Но судя по всему, он то ли не интересуется происходящим, то ли оно ему не важно, главное, чтобы не сплетничали и не разносили слухи. Малыш Агрус, который с ним разговаривал? Вряд ли он знает больше, чем сказал деду.
  Остается таинственная госпожа Кларисса. Та самая, которой по словам Агруса всё известно. "Невесте" барона Робера эту даму не представили, но похоже, что живет она в замке.
  Не зная, на что решиться, Дианта стояла посреди коридора, и тут очень кстати появилась горничная с подносом, несла ужин.
  - Я хочу повидать госпожу Клариссу, - сказала Дианта самым небрежным тоном.
  - Госпожа Кларисса уже почивают.
  - Ах вот как? Но я хотела узнать, где ее комната, чтобы не беспокоить вас каждый раз.
  - Комната? - удивилась горничная. - Но госпожа Кларисса бывает в разных комнатах. Хотя чаще всего в спальне, которую вы видели.
  "Госпожой Клариссой они называют баронессу, - разочаровано поняла Дианта. - Но почему? Агрус, племянник ее сына, ни разу не назвал ее бабушкой, вот странно! Но и без этих странностей она последняя, кого я хотела бы расспрашивать".
  На ужин было горячее молоко с удивительно безвкусными и пресными булочками. Их спасали только масло и джем, которые пришлось намазать толстыми слоями. И все же полный желудок не успокоил тревожно стучащее сердце, а даже просто поболтать о пустяках оказалось не с кем: в комнате Беккины было тихо, компаньонка наверняка уже спала.
  А Дианте не сиделось на месте. Бродить по душным и пыльным коридорам после того, что она видела и слышала с крыши? Нет ничего глупее. Считать звезды из окна? Пусть этим занимаются монашки и старушки. Она дёрнула шнур звонка. Никто не появился. Подёргала еще, терпеливо подождала. Никого. Так и есть, горничная тоже забилась в свой уголок. Барон Робер в гостях, а пожилые хозяева слуг вечером не тревожат. Но, в конце-то концов, слуги они или лентяи?!
  Она вцепилась в шнур и принялась дергать его с такой злостью, что будь к нему привязан язык большого колокола, звон разбудил бы всю округу. И хотя колокольчик в людской был без сомнения маленький, но усилия принесли нескорый, но результат: в дверь постучали, а потом в комнату заглянула незнакомая голова в чепчике с густыми оборками. Третья из слуг, кухарка?
  - Я хотела бы... - начала Дианта и запнулась: под чепцом торчала борода. - Я... я... - она неудержимо расхохоталась. - Я хотела бы... ха-ха-ха, ох, это вы? А я подумала... ха-ха-ха... - заливалась она, глядя на сморщенное и смущенное лицо дворецкого Мака, который в чепце и халате до пят был вылитая женщина с бородой, которая долго ездила с их труппой. - Я хотела бы пройти в сад... ха-ха-ха...
  Дианта хохотала шагая за ним по коридору и лестницам, хохотала, когда Мак зажег фонарь, и они вышли в тесный дворик. Только возле клумб, когда он как будто в сомнении остановился, она успокоилась и спросила:
  - В чем дело, вечером тут опасно?
  - О нет-нет, сад окружает стена, а вон в том углу привязаны собаки.
  "Очень помешало все это Агрусу". Но дворецкий смотрел так обиженно, что она сдержала рвущийся из горла смех, покашляла и милостиво махнула рукой:
  - Спасибо вам большое, добрый Мак, вы мне больше не нужны.
  И хотя он ушел, хотя смотреть на нее было некому, но здесь под ногами была твёрдая земля, фонарь освещал ее на десяток шагов вокруг, поэтому Дианта вдруг вспомнила, кто она и приняла важно-графский-сиятельный вид. Плавной походкой она шла по дорожке из гравия, пронося фонарь над клумбами с высокими сонными цветами, среди которых храбро благоухала ночная фиалка, над грядками с салатом и капустой, над бордюрами с растёпанной травой, усеянной полевыми цветами, чьи семена как видно занесло из-за стены. Свет выхватил из тьмы каменный колодец, вода по деревянным трубам текла в покрытое мхом корыто, а за колодцем жасмин покачивал своими цветущими ветвями, еще дальше низкие деревья были увешаны яркими бусинами вишенок, на шпалерах уже завязались крохотные яблочки.
  Вот и стена. Ну и старая же она, кое-где камни потрескались и выщербились, а два человеческих роста - это ерундовая высота. И даже если бы Дианта не слышала слов Агруса, перелезть через такую стену в сад, цепляясь за дыры и выступы, вполне возможно, пусть и рискованно. Кто угодно сделает это, а потом спрячется в... да, вот в этой каменной беседке. Увы, какая досада, там никого нет. Между прочим, тут наверняка приятно завтракать в хорошую погоду, только убрать мусор и обмести паутину.
  Да-да-да, владей она этим замком, приказала бы насадить кой-чего подекоративнее, расставить кадки с гранатовыми и апельсиновыми деревьями, чтобы они покачивали своими цветущими ветвями над террасой и широкой, ведущей в сад лестницей. Кстати, и ступени этой лестницы неплохо бы починить... Да, так вот: кованные и мраморные фонтаны сеяли бы серебряные брызги, листья вьющегося винограда украшали бы беседку, а еще, расправляя свои чудные перья, по лужайке величественно прогуливались бы павлины и фазаны. Благоухание цветов и пение птиц!
  Унылый и обветшалый замок? Уж конечно она не позволила бы ему оставаться таким. Все лестницы и крыши были бы в полной исправности и чистоте, и как же весело блестели бы солнечные лучи на флюгерах, цветных стеклах и шарах из бронзы, украшающих стены...
  Обломок камня свалился к ее ногам, еще пару шагов, и она получила бы булыжником прямо по носу.
  От неожиданности Дианта даже выронила фонарь! Ну, знаете ли, если хозяева содержат постройки и сад в таком состоянии, то смогут ли они заплатить ей обещанную сумму? Что если ее тревожные подозрения оправданы?! Что если...
  - Какая неловкость! - вдруг услышала она откуда-то сверху. - И чтобы отвести еще большее несчастье, я спрыгну в сад.
  - Что? Кто? - она подняла фонарь повыше, а человек уже стоял перед ней.
  - Очаровательная графиня, - сказал носатый кавалер Марк, - мне совестно за мою неловкость, но я рад, что вы не закричали и не подняли шум. Хотя... в замке все спят крепким сном. Простите ли вы мне, что помешал в вашей прогулке? Хотя... что за радость бродить одной по саду?
  Он говорил вежливые слова, но сколько иронии было в его голосе. А сам-то лазит через садовые ограды, как маленький Агрус! В голове Дианты промелькнула мысль, что она забыла о правилах приличия, запрещавших вступать в разговор с посторонним человеком. Ведь компаньонка постоянно внушала ей это. Она бросила на кавалера Марка гневный взгляд:
  - Я не так легко пугаюсь и не намерена отчитываться перед вами.
  Но... он ведь спас ей жизнь. Дианта тут же попыталась изобразить улыбку, кавалер Марк в ответ мгновенно изобразил шутливый ужас.
  - Вы сердитесь?
  - Я не понимаю, что вы здесь делаете, кавалер? Вы пришли в гости к госпоже Клариссе?
  - О нет, нет, не к Клариссе. Моё преступление куда более ужасно! Оно несовместимо ни с какими правилами приличий! Да-да-да! Я специально добирался сюда в темноте и по лесу, чтобы увидеть... - он приложил палец к губам и понизил голос до шёпота.
  Дианта отступила на два шага. Ну и нахал!
  -...Чтобы увидеть, расцвели ли ночные фиалки в саду у госпожи Клариссы.
  
  Глава 7
  
  Все это было очень милое воркование, но гувернантка была взволнована: если их с кавалером увидят (ведь кроме слуг в замке может быть уйма других нейзвестных ей людей!) и донесут госпоже Клариссе или барону Роберу, то не рассердятся ли они, не сорвется ли выгодная сделка?
  - Я очень благодарна вам за помощь на дороге, - сладким тоном сказала Дианта, - но...
  - Но вы боитесь, что нас увидят и донесут госпоже Клариссе или барону Роберу, а те рассердятся, и ваша такая выгодная сделка сорвется.
  Гувернантка, именно гувернантка, она самая растерянно взглянула на кавалера Марка, бормоча:
  - Что вы? О чём вы? Вы себе позволяете слишком...
  Она, простая душа, до шестнадцати лет жила, редко притворяясь вне сцены, и еще не научилась лгать с естественным видом.
  - Я позволяю себе говорить с вами откровенно, милая дурёха, - перебил ее лепет кавалер. - Я позволяю себе спасти вас от грандиозных бед, хотя, видит эта ночь и звёздное небо над нами, зачем мне это? Нет, теперь лгу я сам - великолепно знаю зачем это мне. Спасая вас, я совершу мщение. Вытаскивая вас из пропасти бесчестья, я получу полное удовлетворение от позора и гибели мерзавцев.
  Она отшатнулась от него, увидев, как страшно изменилось лицо этого красавца: на лбу набухли вены, губы нервно искривились, белые, словно у молодого волка, зубы оскалились.
  - Что вы такое говорите, кавалер? Мне страшно, - она пыталась говорить с заученным за год в пансионе жеманством, но ее так трясло от неожиданно накатившей волны ужаса, что голос сорвался на искренний и неприличный визг: - Оставьте меня, прошу вас!
  Кавалер Марк, это было заметно, взял себя в руки, черты его лица слегка, как говорится, смягчились.
  - Не пугайтесь, довести вас до истерики в мои планы не входило. Но представьте чувства человека, который среди леса, на дороге, убив кабана, который собирался растерзать путешественниц, вдруг оказывается представленным юной даме, которая носит имя и титул его полгода назад умершей невесты!
  Теперь гувернантка попятилась уже не на шаг, она торопливо отступала в сторону дома, судорожно сжимая в руке кольцо фонаря. "Этот человек не в себе. Он безумен! Ещё на дороге я это почувствовала! И хозяин домика, в котором мы спрятались от непогоды, тоже испугался, когда я заговорила о кавалере Марке. И Беккина тоже не... Мать Эвгения упала бы в обморок? Нет, пристрелила бы нахала!"
  - Не нужно бояться, - кавалер догнал ее и осторожно взял за руку. - Вы думаете, что я сумасшедший? О да, тоже я думал, что сойду с ума, когда приехал к Дианте собираясь увезти ее с собой, в наше имение, к моим родителям. Впереди было счастье. Счастье, спрашиваю я вас?
  - О-о-о...да.
  - Но я нашёл мою голубку умирающей! Она сказала мне, что ее отравил этот мерзавец Робер. Барон Робер Ланг, барон, приехавший сделать ей соблазнительное предложение. Негодяй приехал к нищей, как он тогда думал, графине, с коробками конфет и флягой лимонада и предложил фиктивный брак, который даст ему большое наследство, после чего он заплатит ей определенную, вполне достаточную по его мнению сумму. Говорил он вам такое? Говорил? Вы молчите. Тогда зачем вы здесь?
  - О-о-о, но я...
  - Говорил, вот поэтому вы и здесь. Но с Диантой мерзавец был откровеннее. "Ждать придётся недолго, - сказал он, - старый скупердяй протянет недолго, а его жена, получив свою вдовью долю, тут же уедет в столицу". Знаете, о ком он говорил?
  - О к-ком?
  - О своём отчиме и его жене.
  Вот это был сюрприз, вот это новость.
  - Р-разве у него отчим? Госпожа Кларисса говорила, что...
  - Госпожа Кларисса - жена его отчима, который по мнению Робера должен скоро умереть.
  - Она говорила о бароне "мой сын".
  - Так называл его отчим, как еще было ей называть Робера?
  В голове гувернантки был полный кавардак, но она хотя бы поняла, что с ней действительно не церемонились.
  - Так вот оно что...
  - Вот именно, прекрасная дурёха! Моя несчастная Дианта тоже была наивной. Она не додумалась промолчать, сделать вид, что она согласна, дождаться меня, который вот-вот должен был появиться, и рассказать мне об этом странном предложении. Бедняжка просто ответила Роберу, что она уже почти замужем. Барон долго молчал, ходил по комнате, а потом предложил выпить лимонада в качестве шутливо тоста за ее счастье. Они выпили по бокалу, еще немного поговорили, и вдруг Дианте стало ужасно дурно. Она попросила позвать на помощь ее единственную горничную, но барон грубо рассмеялся и сказал, что теперь ей никто уже не поможет, она умрёт, потому что узнала его планы, ее слишком опасно оставлять в живых. Потом она упала с кресла, а негодяй подумал, что она умерла и ушёл.
  Кавалер Марк перевёл дыхание, а гувернантка давно бы разхныкалась, но и Ларии было не по себе. Она ждала возможных сюрпризов и неприятностей, но такое... "Это какая-то из пьес, которые всегда приносили хороший сбор. Это не может быть правдой, сейчас я приду в себя и увижу, что помогаю кому-то из труппы учить роль!" Но печальный кавалер продолжал рассказ, а происходило это всё в саду замка, в котором жил убийца:
  - И тут приехал я, увидел бедняжку в таком бедственном положении, попытался привести в чувство. Она очнулась и рассказала мне всё. Потом умерла у меня на руках. Я готов был кричать, разорвать свою грудь и вырвать сердце, которое пронизывала боль от потери. Удивительно, как я услышал цокот копыт лошади... Но я услышал и увидел, что барон возвращается. Можно было убить его. Можно было вызвать на поединок. Но догадайтесь, что сделал я?
  - Н-не знаю, - прошептала Лария. - Вы решили отомстить ему более жестоко?
  - Да! Вы умница! Именно отомстить! Я спрятался. Да, я любящий почти муж, я, который готов был умереть возле трупа моей любимой от горя - я спрятался за портьеры. Мною завладело какое-то изуверское коварство. Я смотрел, как он вошел в комнату, как недрогнувшей рукой прикоснулся к ее груди и проверил, что сердце ее не бьётся, как он неуклюже потащил ее в сад, как начал в дальнем углу копать яму, а потом столкнул туда тело, бросил бокал из-под яда и зарыл. После этого он вскочил на коня и уехал. Всё было кончено. Он уехал сюда, далеко от своей жертвы и думал, что никто ничего не узнает. Горничную, на ее счастье, Дианта как раз перед тем послала за провизией в деревню. Она вернулась уже после того, как я раскопал ужасную могилу и принёс несчастную хозяйку назад в её комнату. Я послал горничную за моими слугами, которые ждали у кареты, потому что к замку вела очень скверная дорога. Было кому заняться похоронами, я впал в беспамятство и мало что помню. Очнулся уже по пути в наше имение. Родители встретили меня на пороге, но я привёз им не невестку, а грустную весть о ее смерти. Я солгал. Я сказал, что она умерла от болезни. Это плохо?
  - Что? - с ужасом спросила Лария. Она одновременно и ужасалась, и восхищалась этим человеком. "Вот это пыл, вот это темперамент! Не всякий сможет правильно и впечатляюще рассказать подобную историю. Конечно, рассказ его театрален, на самом деле у людей редко находятся свои слова, чтобы если не разжалобить, то напугать. Когда человек страдает, самое большее на что способен разум - это несколько косноязычных фраз. Страдание уродливо и непривлекательно. Но кавалер явно прочитал много чувствительных романов, бывал на спектаклях, оттуда и его душещипательная речь".
  - Что? - повторила она.
  - Что я солгал родителям, что я замолчал преступление? Но мне не хотелось вмешивать их в эту грязную историю. Моя месть - моё дело. Я сам нашел дом мерзавца, купил неподалёку небольшое имение и стал ждать. Я был уверен, что барон не откажется от своего плана. Но когда ваша экономка представила мне вас...
  - Компаньонка.
  - Какое это имеет значение, глупая девица? Вы приехали сюда, рассчитывая на ослепительную удачу, не правда ли? Вы готовились обмануть всех, чтобы стать пусть фиктивной, но графиней, покрасоваться в этой роли! А затем вы думали получить полные руки денег и отправиться проматывать их и жить счастливо!
  - Я не...
  - Молчите, злосчастная лжеграфиня! Я не знаю, что наобещал вам этот негодяй, но вас извиняет только ваша юность и неопытность! Он обещал вам деньги за фиктивный брак?
  - Да, но он сказал, что любит девушку, которую сейчас ее за него не выдадут. Что это будет только через два года, а его родственник умирает, и он получит после него наследство, только если женится на графине.
  - Кое-что в его рассказе правда. Но неужели вы, вот так, не задумываясь помчались сюда?
  - Я задумывалась! - обиженно воскликнула теперь уже опять гувернантка, давая возможность Ларии немного прийти в себя. - Я думала над его словами. Но советник Фраус подтвердил, что так всё оно и есть!
  - Советник Фраус знает о вашем фиктивном браке?!
  - Нет, об этом он не знает, но подтвердил, что барон существует и рассказал, где он живёт.
  Кавалер Марк коротко рассмеялся:
  - Ох, вы меня успокоили, а то я уж подумал... Обязательно расскажете подробно, кто и как вас сосватал.
  Хотя кавалер выглядел безумным и яростным, хотя он рассказал ей чудовищные и жуткие вещи, но гувернантка была девушке не робкая и постепенно пришла в себя и даже освоилась в разговоре с этим странным молодым человеком. В конце концов после двухлетнего общения с матерью Эвгенией она умела не робеть перед драконами обоего пола. Поправила шляпку, пригладила локоны, завязала шаль, опять взяла в руки фонарь и ершисто сказала:
  - Кавалер, я вам очень сочувствую в вашем горе, но поймите и меня. До сих пор я слышала два рассказа: барона и ваш. Получается - его слово против вашего.
  - Но я отвезу вас на могилу Дианты.
  - Но ведь она умерла и в первом и во втором рассказе.
  - Я познакомлю вас с родителями.
  - Но - простите меня - но они ведь не были знакомы с вашей невестой, она могла быть выдумкой.
  Кавалер Марк покивал головой:
  - Да, понимаю, если бы вы были опытней, я смог бы вас убедить, но вы упрямы в наивности и равнодушии. Вы будете думать, что я из-за чего-то зол на барона и хочу ему отомстить. Так? Так?!
  Она вздохнула:
  - Будь вы на моём месте...
  Он опять рассмеялся, теперь уже долгим и страшным смехом. Потом сказал:
  - А вы на своём месте? Мне видится, что вы заняли место покойницы.
  - Пусть так, - храбро ответила она. - Пусть я и барон мошенники, но...
  - Но он не душегуб, хотите вы сказать. Не убийца. Он милый жулик, который сделает вам денежный подарок в ответ на мошенническую любезность. Отвечайте: да или нет?!
  - Н-ну, в общем-то... да. Вы можете обвинять его в...
  - Инженю, - пробормотал кавалер Марка, - вы самая настоящая инженю.
  Лария даже приоткрыла рот от удивления. Откуда он знает? Нет, он не знал, он применил это слово в переносном смысле и насмешливо продолжал:
  - Наивно думать, что вы получите свои деньги. Он так ловко убедил вас, он так хитро построил свой рассказ... Да, говорят язык у него подвешен хоть куда.
  - Наверно, не знаю.
  - То есть как это - не знаете? Он же уговаривал вас, выкладывал свои условия.
  На сцену опять выглянула гувернантка и, конечно, смутилась:
  - Честно говоря, я его не видела. Я говорила с дамой-посредницей. Но какая разница, если советник Фраус подтвердил, а потом я приехала в этот дом и...
  Кавалер Марк просиял зубами, улыбка смягчила черты его мрачного лица, гувернантка невольно залюбовалась его жутковатой красотой.
  - А-а, - радостно сказал он, - значит мерзавец побоялся очередной осечки, не решился говорить с фиктивной невестой лично! То-то и оно!
  - Но я завтра увижу его, и думаю, он повторит мне всё слово в слово.
  - Я тоже так думаю, - кивнул кавалер Марк. - Но чтобы вы, когда он вам это сообщит, не повторили несчастную судьбу моей невесты, я подскажу вам, о чём вы не должны ни в коем случае его спрашивать.
  Она нахмурилась:
  - Это какая-то хитрость с вашей стороны? Что бы вы ни сказали, я буду спрашивать его обо всём, о чем хочу, - так и знайте!
  Он хмыкнул и хлопнул в ладоши:
  - А давайте-ка заключим пари?
  - Какое? - она смотрела на него с недоверием.
  - Очень простое. Я скажу вам, о чём вы не должны ни в коем случае спрашивать барона Робера. И вы почти сразу же подтвердите, что ни за что не решитесь это у него спросить. Из чувства самосохранения. По рукам, моя милая спорщица?
  
  Глава 8
  
  Так вот же, вот, вот о чём гувернантка забыла спросить! Вот что сейчас заставило опять сильно заколотиться ее сердце! Не была уверена, что он имеет в виду именно то, о чём она подумала еще после разговора барона-отчима с Агрусом. С другой стороны, именно об этом она, действительно дурёха, забыла спросить даму-посредницу! Это было так явно написано у неё на лице, что кавалер Марк снисходительно похлопал её по руке.
  А Лария невольно потёрла нос, всегда делала так, когда оказывалась в тупике. Кавалер Марк был уж слишком сногсшибательным сюрпризом, это было всё равно что после двух актов трагикомедии вдруг начать третий акт, но уже настоящей драмы. Чтобы не захныкать и не раскиснуть, гувернантка должна быть куда умнее, чем ожидалось, но вот это-то как раз и невозможно, потому что на роль лже-графини для Робера выбирали тщеславную дурёху.
  Но не успела растерянная лжеграфинька открыть рот - тщеславная дурёха не может что-то не сказать, не воскликнуть и не заахать после такого рассказа, как раздался громкий лязг, затем стук, а потом голоса.
  - Эге, да это Робер вернулся, - недовольно сказал кавалер. - Вот помеха! И всё же...
  Лария чуть не запрыгала от радости. Хотя вернулся жестокий убийца, но его появление даёт ей хоть небольшую, но передышку. Не хватало ещё, чтобы этот носатый красавец кавалер понял что-то по её поведению.
  - Госпожа графиня, ваше сиятельство! - заорал кто-то буквально за ближайшими кустами. - Ваше сиятельство, господин барон просит вас сделать милость поговорить с ним!
  Лария невольно обернулась на крик, а когда опять посмотрела в сторону кавалера, его и след простыл: можно было подумать, что без всяких усилий и шума он одним прыжком перелетел через стену. Ну и хорошо, не хватало еще лишнего скандала.
  - Госпожа графиня, ваше...
  - Перестаньте кричать, - капризным голосом отозвалась гувернантка, опять становясь лже-графиней. - Я здесь. Где господин барон?
  - Он дожидается вас в доме, но если вы пожелаете...
  У нее не было ни малейших прав в этом доме, она полностью зависела от его хозяев, а барон ко всему ещё и знал, что в замке не графиня Макселла, а бедная гувернантка. И все же она капризно сказала:
  - Я подожду барона здесь, прошу ему это передать.
  Тщеславная дурёха должна оставаться собой.
  - Слушаюсь... - Шаги невидимого человека удалились в сторону дома, а лже-графиня тихонько позвала:
  - Кавалер, вы здесь?
  Никто не ответил. Ей стало жутковато. Ей самой, Ларии. Она только потому решила говорить с бароном в саду и подсказала это гувернантке, что ей показалось, будто кавалер Марк никуда не упрыгнул (в конце концов он же не кузнечик), а спрятался за шпалерой. Но если кавалер действительно почти бесшумно перелез через стену, то они с бароном окажутся здесь без свидетелей.
  "Не будь большей дурой, чем твоя гувернантка, - сказала она себе. - Если этот Робер и душегуб, то ты-то ему нужна живой и невредимой. В третий раз за полгода искать фиктивную невесту - это очень опасно для него. Но внимание, душенька Лария, не проговорись! Если он настоящую графиню закопал своими руками, то мне нечего рассчитывать даже на ядовитый лимонад, мне он свернёт голову, словно курице. Спасибо кавалеру, что предупредил меня, буду играть дурочку изо всех сил..." А сердце у неё колотилось, а мороз пробежал по коже, так, что даже щёки замёрзли. Какая она - эта отставная гувернантка - неосторожная, какая жадная, пострадает и пропадёт из-за глупой жадности! Только вот на сцене пропала бы только простушка из пьесы, а здесь рисковала головой сама инженю. Лария пожелала кавалеру Марку оказаться за тридевять земель отсюда, потому что перед ним нужно было играть простушку, которая уже знает страшный секрет, а перед "женихом" - прежнюю, ни о чём не подозревающую. Такое под силу разве что знаменитой примадонне! Что же делать? Разве что применить обычный трюк, ведь тщеславные особы чаще всего недоверчивы.
  Но сюрпризы не кончились.
  Когда ужасный и коварный барон Робер приблизился, то оказался молодым и очень приятным в общении. Он был красивый, как кавалер, внешности самой обычной, но мил, симпатичен, любезен и галантен. На губах его сияла улыбка, и, подойдя к гостье, он почтительно склонился перед ней, словно она была настоящей, титулованной графиней:
  - Прошу меня извинить, госпожа, я опоздал к вашему приезду. Я и есть тот самый барон Робер Ланг, который будет иметь счастье стать вашим мужем. Прошу прелестную госпожу графиню не обидеть меня своей милостью и дать мне для прощения свою ручку.
  Гувернантка вспыхнула от неожиданности, страх тут же сменился смущением и даже стыдом. Будучи непривычной к такому церемонному обращению, хотя кавалер Марк позволил ей немного с ритуалами освоиться, она слегка замялась, но с всё же протянула барону руку. Тот, казалось, припал к ней почтительным поцелуем, а на самом деле поцеловал воздух. Это было хорошо, потому что она чувствовала, что даже прикосновение этого человека заставит ее выдать себя и вскрикнуть, как будто он уже сегодня готовит ей смертельный бокал! Но, с другой стороны, мрачный и пугающий кавалер Марк мог и обмануть ее. Ах, если бы только она могла спросить приятного, симпатичного барона Робера... но нет, это было бы глупостью, смертельной неосторожностью. И всё же, что если не барон, а именно кавалер задумал ее зачем-то погубить, например, из старой вражды к Роберу?
  А барон говорил, улыбался, подал ей руку, взял у нее фонарь, и они пошли по причудливо мерцающему саду, мимо шпалер, жасмина, колодца, грядок.
  Хозяин не слишком любезничал - с ней, нанятой им лжеграфиней, это было бы смешно, но проявлял разумную вежливость. Сказал, что не может пока предложить ей более удобные апартаменты, она же видела, что госпожа Кларисса обитает практически в таких же. Но он привез кое-какие подарки и просит не отказываться от них: это несессер с косметическими мелочами, часики на пояс и кольцо, не слишком эффектное, но старинное.
  Гувернантка решила не верить кавалеру Марку и мило кокетничала, а Лария между тем напряженно думала: "Ещё один оратор, но теперь галантный. Но смотрит иронично, я для него - орудие достижения цели. Иронично? Не боиться выдать себя? Я для него ничего не значу? Не опасна? Так глуп? Глупее кавалера? Или настолько умён, чтобы изображать глупость? Ой, да он мне подмигивает или... он... что это у него с глазами? Нет, сейчас не до его глаз, сейчас нужно бы понять, какие у него насчёт меня планы".
  Лария была еще так молода, столько в жизни было еще не испытанно ею, что было не под силу понять внезапно нахлынувшие чувства и решать вопросы, на которые даже многоопытной женщине не всегда ответить по силам. Кто может знать девичье сердце? Кто может уверенно сказать, боится оно или чувствует опасное притяжение? Будущее пугало её, но в то же время она знала то, чего не знал кавалер Марк: хуже прошлого, того, что было раньше, вряд ли что-то могло быть. Смерть? Ну, со смертью она еще в детстве несколько раз встречалась, а этот барончик даже с убийственным лимонадом уж никак не опаснее волчьей стаи. Или зловещей матери Эвгении с её жутким беспощадным фанатизмом.
  Кроме того она вдруг честно призналась себе: очень утешительно знать, что она кому-то нужна, что жутковатый кавалер Марк будет на ее стороне и обещал помочь ей, пусть даже не ей самой, а пустоголовой гувернантке, хотя бы даже для того, чтобы отомстить своему врагу.
  
  Глава 9
  
  Барон Робер деликатно проводил ее не до самой комнаты.
  Беккина спала.
  Было тихо. Часы, которые Лария обнаружила на шкафчике у окна, только что пробили час ночи. Целый день графиня Дианта тряслась в карете, затем шла по лесной дороге, убегала от кабана и пережила жуткое признание кавалера Марка, а следом и собственное страшноватое озарение.
  И всё же - Лария она, гувернантка или Дианта - спать не хотелось. Она так устала, несколько раз ложилась постель с твердым решением заснуть, сворачивалась клубочком под одеялом, закрывала глаза. Но опять вскакивала, набрасывала шлафрок и садилась на подоконник, глядя в небо.
  В конце концов звезды ей тоже надоели, сад и стена вокруг замка не только скрывались во мраке, но и сами закрывали от нее остальной вид. Лария прошлась по комнате и села у большого зеркала, которое висело в очень неудобном углу, который затенялся шкафом и где не было подставки или полки для лампы. Странная комната для девушки, в ней не поставили даже туалетного столика, а в шкафу хранились многочисленные дротики, шпаги и палаши, частью погнутые, частью проржавевшие, так что два платья, три пары башмачков и бельё своей хозяйки Беккина унесла к себе, а щетку для волос, гребень и мелочи положила на большой стол посреди комнаты. Там же лежали и подарки барона Робера.
  Она была уверена, что никто не станет за ней следить по ночам, и всё же возле зеркала села гувернантка и, хотя не раз за последние два дня любовалась собой в новой одежде и причёске, была поражена своей красотой. Глаза ее горели ярче обычного, грудь дышала сильнее, полуоткрытые губы как будто ожидали поцелуя. Если ты так красива, так чудесно красива, так умна и предприимчива, то можно позволить себе всякие прихоти, всевозможные мечты!
  Она еще ближе наклонилась к зеркалу.
  "Графиня, - подмигнула своему изображению. - Герцогиня..." Поклонилась себе в зеркале.
  - Мне посчастливится в моих делах.
  Послала себе легчайший, прелестный воздушный поцелуй.
  - Будь смелее, ты должна сделать карьеру. Обязательно!
  Погрозила себе пальцем. Теперь уже как Лария:
  - Только учись смотреть простодушно. Такие глаза - причина неизбежных неприятностей!
  И знала, что глаза ей не изменить.
  Она чувствовала, что владеет собой: своим голосом, движениями, даже мыслью - этому ее выучили с детства, и она сама развила это в себе. Но глаза... "Открытая книга, - смеялся Барон. - Это мило, но учись смотреть так, как полагается по роли".
  - Да, - шепнула она, - я обязана покорить глаза, а потом и весь мир. Так рассуждает моя инженю.
  Она постаралась взглянуть в зеркало простодушно, но с жадностью. Кажется, неплохо.
  - Мой жизненный путь будет непрерывным триумфом. Купить и продать - вот вся суть жизни женщины. Чувства и тому подобные фантазии - это пустячки, которые выдуманы для поэтов и девиц в пьесах и романах. Выгодные дела, польза - вот вся цель жизни, но, конечно, не подобает этого открывать людям, надо всегда носить про запас романтическую маску. Принципы, убеждения, добродетель, милосердие, честность, честь - превосходные слова, возвышенные названия, но наибольшее значение имеют титулы и деньги. Сколько названий дается только для более лёгкого добывания денег и за деньги, сколько покупают и продают, как злоупотребляют ими!
  Она вскочила, прошлась от стола к зеркалу, от зеркала к двери в комнату Беккины, прислушалась там, вернулась к зеркалу.
  - Да, я уверена, всё можно купить, все добродетели и пороки зависят чаще всего от величины цены. Но тогда люди - негодяи? И кто вынужден быть более гнусным? Конечно, тот, у кого меньше денег и ниже сан. А кто самый замечательный, как его определить? Очень просто - он богат и титулован превыше других. Откуда взялось его состояние? Как он достиг своего положения? Вопросы эти для подавляющего большинства людей не существовали и не существуют. Можно родиться на дороге, но стать герцогиней - и об этом никто не вспомнит, неприятную правду заменят на красивую и правильную!
  И вдруг гувернантка покраснела. Кровь прилила к ее щекам, она смутилась, как будто сказала какую-то белиберду или что такое неприличное, чего никто не должен слышать. Словно в тумане, ей мрачно улыбнулось лицо кавалера Марка, сверкнули его зубы молодого волка. "Лжеграфиня", "фальшивая графиня" - словно эхом отзывалось у нее в ушах. Она сжала зубы и ударила кулаком по колену так, что невольно вскрикнула, совсем тихо, она привыкла себя смирять на сцене. На колене будет синяк, это ей наказание за вспышку глупого гнева.
  - Но смогу ли я?Да! Да-да-да, весь мир в руках храбрецов.
  Но всё же графиня Макселла умерла, Дианту, по словам кавалера, отравил барон Робер, это вполне может быть правдой.
  - Мои глаза и мое честолюбие приведут меня к гибели? - прошептала она. - Вот так, другая бы сбежала, а мне не устоять, я останусь, я слишком честолюбива. Страшно, но я не сбегу.
  На мгновение она почувствовала себя бессильной и ничтожной, как Дианта. Ей, будто во сне, почудилось, что она бежит по эамковому саду, а за ней гонится демон с клыками на морде. Она убегает, демон уже касается ее раскрытой горячей пастью, на шее она чувствует его дыхание. "Не убежишь, не захочешь!" - слышит она за собой. Ещё не хватало, чтобы у демона была физиономия матери Эвгении!
  Лария вскочила, метнулась в одну сторону, в другую, потрясла головой. Это уж слишком, нельзя принимать сторону своего персонажа - сценические азы. Только ведь она не на сцене, где можно в самые трагические моменты тихонько шутить с партнёрами.
  Комната была пуста, мирно светила лампа, за приоткрытой дверью в соседней комнате похрапывала Беккина. "Что это может быть? - подумала Лария. - Ведь я никогда не видела призраков. Но гувернантка вполне может их видеть - не так ли? Значит, она их видела. Ей страшно, но она не отступит".
  Какая-то тоска, огромная, неведомая тоска стала наполнять сердце тщеславной упрямицы. Она то переставала хотеть, то начинала хотеть. Она чувствовала то ужас, то волнение. Но знала, что рискнет очень многим.
  Она - дуэлянт, который стоит перед неизвестным противником, она может еще отступить, может не согласиться на поединок, но кураж толкает её вперед. Она дрожит от смятения, как актриса, глядящая в глазок театрального занавеса на незнакомую публику: та может ответить на игру молчанием, а может сломать скамьи и забросать сцену камнями - но кураж заставляет её рискнуть и вступить в борьбу.
  И снова в памяти явилось лицо, не зверское, не мрачное, а искривленное иронической усмешкой. "Вы великолепны, душа моя! Хотите стать графиней и получить двадцать тысяч золотых монет? Нет-нет, не вырывайтесь, не бойтесь". Этот кавалер - честно говоря - наивное дитя по сравнению с жуткой матерью Эвгенией.
  Гувернантка опять прошлась по комнате, на нее почти одновременно нападали приступы плача и ярости. Она задыхалась от злости и стыда, от чувства унижения. Чувствовала, что даже этими воспоминаниями осмеяна, освистана, словно новенькая в роли без слов, которая уронила поднос с графином прямо под ноги партера.
  Но такие метания продолжалось недолго, именно инженю и умеют взять себя в руки.
  - Ничто не спасет меня, если "это" правда. Страшно, но... я не сбегу. Кто сказал, что ничто не спасет меня?
  - Я спасу тебя, - с вздохом ответила гувернантке Лария и улеглась в постель с твёрдым намерением уснуть.
  
  Глава 10
  
  Регент задумал совсем недалеко от столицы пикник, который барон Карлоуш частично превратил в охоту по новомодной галантной манере. Одни придворные, а также местные вельможи и дворяне разъезжали, беседуя и любуясь видами, по просекам и живописным берегам ручьев, другие носились по лесу за оленями верхом или в легких каретах. Для неженок были накрыты столы и устроен ужин в ближнем замке, а любителей свежего воздуха и более свободного веселья ожидали под деревьями липовой рощи шатры и ковры с угощением и музыканты для танцев.
  Регент и королевич со свитой еще были в лесу, еще оглашался он лаем собак и криками загонщиков и охотников, но в роще уже появились первые гости.
  Среди деревьев с задумчивым видом бродила девушка на вид не старше шестнадцати лет со смуглым лицом, чёрными бровями, но синеглазая. Соломенного цвета волосы, которые составляли второе украшение её внешности после удивительного сочетания глаз и бровей, были уложены тяжелым узлом на затылке и затянуты золотой сеткой с изумрудными подвесками. Кроме этих подвесок ничего в ее простом полотняном платье, кружевной косынке вокруг плеч и серых башмачках не указывало на богатство или благородство происхождения, что всегда смущало непосвящённых. А вот придворные, слуги и пажи, проходя мимо, низко или подчеркнуто любезно кланялись ей.
  Зато несколько всадниц в богатых амазонках и шляпах с драгоценными брошами и перьями сердито поджали губы и постарались не приближаться. Но она сразу же заметила их и даже издалека присела в реверансе. Дамы покраснели под белилами и румянами от злости, неохотно подошли и ответили не менее почтительными поклонами и приседаниями, называя ее благородной Михалиной, королевской падчерицей. И только оказавшись подальше, позволили себе прошипеть: "Как всегда! Эта змейка умеет заставить! При королеве она не посмела бы... никто не посмел бы... Ну и времена настали!" Но тут же замолчали, заметив недалеко от себя пажей с подносами и бутылями.
  А благородная Михалина даже не поинтересовалась впечатлением, которое произвела на дам. Она как раз всматривалась в гущу кустов. Оттуда с насмешливой улыбкой, которая не касалась кого-то в особенности, вышел высокий, очень красивый черноволосый мужчина лет тридцати, одетый в богатый охотничий наряд. За ним паж-оруженосец нес ружье и два дротика, а также сумку с огнеприпасами. Эти двое - Михалина и черноволосый - заметили друг друга одновременно, в глазах их мелькнула тревога и напряженное внимание, но лица не выразили ничего, кроме приветливости. Зато дамам, которые как раз принялись за заячий паштет и айвовое желе, опять пришлось пробежаться, теперь уже чтобы поклониться черноволосому. Его они называли бароном Карлоушем. Потом многострадальные охотницы смогли продолжить еду, а настороженные Михалина и барон приблизились друг к другу.
  Она была дочкой кормилицы королевича и его сестер, то есть их молочная сестра, а по титулу - королевская падчерица, не имея права называться королевской дочкой, но и этому жгуче завидовали многие при дворе. Он был молодой воспитатель королевича и доверенное лицо регента, его боялись и ненавидели очень многие. Михалина уступила ему дорогу и поклонилась, а Карлоуш ответил ей почти небрежно:
  - Здравствуйте, Михася. Давно мы не виделись.
  - Да, благородный барон, - с кротостью, которая не была заметна в ней во время общения с дамами, ответила Михалина. - Вас не было три дня.
  - Неужели ты считала дни? - рассмеялся Карлоуш, и охотницы тут же насторожили свои нежные ушки. Но Михалина не растерялась:
  - Его высочество принц грустил, и мы все грустили вместе с ним.
  - И ты грустила, Михася? Вот чудо! Спасибо, я рад, рад! - рассмеялся Карлоуш ей почти в лицо, но тут же острым взглядом словно царапнул охотниц и сменил тему. - Как сегодняшняя охота?
  - Говорят, затравлены пять оленей.
  - Славно, славно. А вы почему не с их высочествами?
  Глаза девушки блеснули яростью, но она все так же кротко ответила:
  - Вы знаете, что я не езжу верхом.
  Барон открыл рот и начал было говорить еще какую-то насмешку, но вдруг передумал и спросил:
  - А кто скачет рядом с регентом?
  Он намекал на то, что когда уезжал, регент как раз рассорился с очередной старшей камергершей, которая управляла двором принцесс.
  - Я не езжу верхом, я не знаю, - с нажимом повторила Михалина.
  Барон как будто слегка встревожился, чуть нахмурил брови и быстро достал из-за обшлага красивую коробочку.
  - Вы все сердитесь на меня, душенька королевская падчерица, а я помнил о вас и привез вам подарок. Примите его от искреннего моего сердца.
  Михалина отступила на шаг, но он почти насильно вдавил коробочку ей в ладонь, поклонился и пошел прочь.
  - Что? Что он тебе подарил? - закричала девочка лет восьми в нарядной амазонке и шляпке, подбегая к ней. - Карлоуш стал милым? Карлоуш, а что ты привез мне?
  - Как же я мог оставить вас без подарка, принцесса Эмма? - смеясь, сказал барон. - Но я думал вы на охоте и оставил подарок в карете. Идемте же, ваше высочество.
  Пользуясь вопросами младшей принцессы, как поводом подойти, Михалину опять окружили теперь уже не сердитые, а любопытствующие дамы. В ответ на их взгляды она открыла коробочку и вытряхнула ее содержимое в ладонь. Но даже она не выдержала и восхищенно ахнула, когда засверкало дивной красоты ожерелье из розоватых бриллиантов! Пока дамы с ее позволения завладели ним и примеряли, молочная сестра королевских детей задумчиво и подозрительно смотрела вслед барону Карлоушу. Он терпеть ее не мог, но делал подарки. И каждый подарок - в лучшем случае - означал его очередную попытку услать Михалину прочь с королевского двора.
  Но этот был уж слишком хорош, что-то тут не так. По горькому опыту знала коварство Карлоуша. Поэтому подобрала юбки почти до колен и припустила бегом в сторону большого дуба, где на ровной площадке стояли лошади и кареты. А когда забралась в небольшую крытую двуколку, где уже сидела женщина лет сорока в простонародном чепце и бархатном платье, которое по праздникам носили купчихи, приказала: "Гони, Люца". Дамы-охотницы очнулись от разглядывания украшения и закричали: "Благородная Михалина, ожерелье! Вы забыли! Ох, что же нам делать?" Но сильная рыжая кобыла уже уносила двуколку по дороге.
  - Как же так? - удивилась Люца. - Ты же собиралась быть на пиршестве.
  - Какое твое дело, гони в замок! Неужели эта животина не может быстрее?
  - Честной Клиумис, да что произошло?
  - Барон подарил мне ожерелье.
  - Честная Нарцисса, беда, беда! - теперь Люца заработала кнутом, не щадя хребта и боков кобылы.
  В отличие от Михалины, которая по титулу приходилась формально роднёй всей королевской семье и ее будущим родственникам, Люца была всего лишь нянчилась с девочкой, когда ее мать кормила королевских детей. За почти шестнадцать лет привыкла вкусно есть, сладко пить, мягко спать и пользоваться прочими выгодами няньки королевской падчерицы. Без этой девочки ее жизнь превратилась бы в прежнее прозябание. Не слишком добрая по характеру, она служила верно и смело, зная свою выгоду. Никто другой не поможет ей занять даже приблизительно такое же место! Поэтому она безжалостно нахлестывала кобылу.
  Скоро двуколка подъехала к воротам замка. Все прошло так подозрительно удачно, что Михалина и Люца почти с ужасом смотрели на закрытые ворота. Но и тут их страхи не оправдались: ворота открыли, лошадь взяли под уздцы, дам провели до самых дверей главного здания.
  Торопясь и оскальзываясь на каменных плитах, они поспешили в покои двух старших принцесс, где им ничего не могло грозить, - даже барон не решился бы на это. Но проходя по полутемной анфиладе комнат, Люца уловила чутким ухом еле слышный свист. Она дернула девушку за рукав и указала на портьеры, за которыми блеснул металл.
  - Не двигайся, - шепнула Михалина и громко сказала в сторону засады: - Уходите господа, и вам не причинят никакого вреда.
  
  Глава 11
  
  В ответ раздался тихий смех. Чем, на взгляд этих людей, могла она защищаться? Муфтой? Ну, да она уже два года, с тех пор, как появился барон, боится за себя. Страшна не столько смерть, сколько неизвестность.
  Что ж, предупреждать противника не в придворных привычках. Жаль, что в замках, где останавливались особы королевской крови, не дозволялось применять огнестрельное и метательное оружие. Ладно, обойдёмся колющим и режущим.
  Несколько движений, и из корсажа появилась рукоять шпаги, которую Михалина затем стремительно вытащила из ножен, замаскированных в пышных нижних юбках. Смех за партерами усилился. А затем оттуда выскочили два человека в масках. Эти два негодяя (ведь они наверняка были посланы её убить) казались гибкими словно змеи и ловкими словно кошки. Они затанцевали перед ней, извиваясь и уклоняясь от возможных ударов на манер жонглеров в ярмарочном балагане.
  Михалина наигранно поморщилась, хотя чувствовала радость: нападающие ничего не знали о её приёмчиках. Ей же эти все извивы и уклоны были недоступны, зато у нее были сильные ноги и руки. И выработанное при королевском дворе хладнокровие. А еще наблюдения, сделанные в фехтовальных залах и на поединках придворных.
  Поэтому она не стала играть в благородство и церемониться с первым осмелевшим замаскированным и быстро нанесла ему два неопасных колющих удара в руку и ногу. Он был осторожен и только пренебрежительно рассмеялся, когда она с притворной неуклюжестью попятилась, шумно задевая занавеси и предметы. Но его напарник поверил ей, кинулся вперед... и получил удар плашмя по голове тяжелым палашом Люцы, которая спряталась в нише за колонной. Это вывело его из боя, но Люца торопливо спряталась за колонной, и Михалина опять осталась одна.
  Теперь первый замаскированный поверил уже не в неловкость девицы, а в её случайную удачу: шум поднятый ею и полумрак не дали ему заметить Люцу. Он не мог позволить намеченной жертве скрыться, Карлоуш наверняка прикончил бы его самого за неудачное покушение. Негодяй начал наступать и рисковать.
  А Михалина притворно стала отступать шаг за шагом, кое-как уходя от самых ударов, иногда парируя их подбитой толстой кожей муфтой. Три раза кончик шпаги оцарапал ей лицо и даже срезал прядь волос. Потом противник ударил ее в неприкрытый живот. Она чуть не упала, а клинок чуть не сломался о стальные пластины. Противник тут же рубанул сбоку - почти с тем же результатом, только испортил корсаж. Тут уж негодяй взвыл от ярости: он забыл о том, что перед ним дама и на ней кроме платья и кружев может быть корсет не из роговых, а стальных пластин. Ему оставалось колоть её в лицо и шею или рубить по рукам и ногам.
  Однако - увы! - это не получалось. Все переводы и батманы попадали в воздух: внешне неуклюжая Михалина загадочным образом угадывала их и отступала назад и в стороны по анфиладе комнат. А вот еще одна пара ее вроде бы слабых уколов проткнули ногу противника.
  Только через некоторое время негодяй почувствовал, что ему все труднее двигаться и с запоздалым озарением понял: он самым обычным образом, потихоньку, но истекает кровью. И наступил печальный для него момент, когда припав на одно колено и тяжело дыша, он с ненавистью следил, как проклятая девица, превратившаяся из дрожащей жертвы в победительницу, не выходя из роли неуклюже убегает в сторону покоев принцесс, и не заметил, что, прячась за портьерами, за ней спешит нянька. Его сообщник лежал в обмороке. А ведь их обоих ещё ждала расправа Карлоуша!
  Нынешние будни королевства.
  Повседневность.
  - Что с вами? - закричали дамы двора старших принцесс, когда Михалина и Люца ворвались в гостиную.
  - Ничего, - прошептала королевская падчерица, успевшая уже спрятать шпагу в ножны, а ножны - опять под юбки. - Я... я поранилась на охоте.
  - Да, это так, - подтвердила нянька, тоже спрятавшая палаш. - Где комната моей госпожи?
  Только когда дверь была заперта на ключ, Михалина упала на ковер и заскрипела зубами от боли. Люца ласково приговаривала и сначала сняла с нее верхнее платье и нижние юбки, а затем расстегнула железный корсет. Он всего три месяца ещё и защищал девушку от нападений наёмников Карлоуша, который решился на убийство, когда заметил растущее влияние ее при дворе. До этого, как и теперь впрочем, корсет помогал ей удерживать прямо искореженное гадкой черной магией тело. Но Михалина и Люца одержали победу.
  Один из противников лежал на каменных плитах пола почти без чувств, неподвижный, словно мертвец, второй еле держался на ногах, трясясь всем телом от страха. Хотя обманутый и побежденный своей планируемой жертвой, он боялся не ее, а тех, кого она могла прислать, чтобы схватить его с сообщником. Поэтому он кое-как наклонился над ним и стал трясти за плечи:
  - Эй ты, мешок с потрохами, я же вижу, что ты жив и даже не очень-то и ранен. А ну поднимайся, иначе я вылечу тебя кулаками, Дубина! - да, именно так звали этого потерпевшего поражение неудачника.
  - Ох, Сыч, - простонал тот, садясь и ощупывая голову. - Как меня рубанули! Если бы не моя шапка из меха куницы, удар рассек бы меня от макушки до пояса. Но меч скользнул и...
  - Какой еще меч? - сердито спросил его сообщник. - Что тут тебе - турнир? Это была шпага, я сам видел. Ну и ручищи у этой девицы - как у мясника или дровосека! А тебе нечего рассиживаться. Нас могут схватить, разве ты не соображаешь?
  - Но мое ухо, ухо...
  - Что с твоим ухом, Дубина?
  - Его нет.
  - Как это - нет?
  - Меч скользнул по меху шапки вниз и отрубил мое ухо. О, я несчастный, я истеку кровью, я умру!
  - Тиш-ш-ше! Для умирающего ты слишком бодро кричишь. Заткнись и перевяжи рану своим поясом! Эх, Дубина, возись с тобой... - Сыч грубо развязал кусок шелка, которым был подпоясан сообщник, и кое-как обмотал им его голову. - А теперь пошли отсюда, пока нас не застали. Девчонка обязательно поднимет шум. Ах, честной Клиумис, да ведь пол весь в крови! Что же делать? - он в отчаянии огляделся. - Эй, Дубина, а ну дерни эту занавеску с драконами!
  Стонущий сообщник покорно содрал со стены гобелен, прикрывающий нишу, и Сыч с кряхтением вытер кровавые пятна. Потом он затолкал испачканную ткань за портьеру и потащил Дубину прочь самыми темными переходами и закоулками.
  Не успели они уйти подальше от места своего неудачного покушения, как там действительно появились люди. Но они не были посланы Михалиной, которая знала, что поднимать шум и жаловаться на Карлоуша бесполезно, ведь бандиты его не выдадут даже под страхом смерти.
  Нет, мимо места поединка шли не посланцы королевской падчерицы, а пажи тех господ с пикника и охоты, которые не захотели остаться на лесное пиршество и возвращались отдохнуть и перекусить в замке. Юноши весело болтали, рассказывая друг другу, какое угощение готовится в кухне и какие изысканные сладости и фрукты уже доставлены. Если им не удалось потравить оленей или прогуляться на воле, то они хотя бы полакомятся за столом.
  Вдруг один из пажей поскользнулся и упал бы, но ухватился за колонну.
  - Что тут такое под ногами? - сердито воскликнул он. - Не может быть, поглядите!
  - Что там, неужели кошелек или брошь? - со смехом спросили его другие пажи.
  - Это ухо!
  - Где? Где? Покажи!
  - Не может быть!
  - Какого зверя?
  - Оно не звериное! - взволнованно ответил споткнувшийся паж.
  Да, все они убедились: на полу, в крови лежало отрезанное ухо человека. Но ведь никого не было видно, ни раненого, ни целого. Юноши переглянулись уже без улыбок.
  - Я знаю, - сказал самый старший среди них, - это каверзы привидения.
  - Какого, какого привидения? - загомонили все остальные.
  - А такого. Ведь этот замок не всегда был королевским, много лет назад здесь жил старый рыцарь, а у него служил колдун. Я не помню, что произошло точно, но с тех пор по замку бродит пакостное привидение и подбрасывает в комнаты всякие гадости. Вот и решило подбросить нам отрезанные уши.
  Пажи переглянулись. Им стало жутко, но никто не хотел показать себя трусом. Поэтому они сделали вид, что нужно очень спешить встречать своих господ и помчались прочь из этой комнаты.
  Старая легенда не дала подняться в замке шуму и волнению, которые бы обязательно начались, если бы пажи рассказали о своей находке. А так злосчастное ухо затолкали ногами в нишу, где оно и осталось дожидаться своего часа.
  А что же Сыч и Дубина?
  Ну, второй из них вполне оправдывал свое прозвище и бездумно тащился за своим сообщником, точно бычок на веревке. А вот Сыч то и дело задерживал шаг, ведь впереди их ожидал гнев барона Карлоуша, не менее страшный, чем шпага королевской падчерицы. При одной только мысли об этом Сыч начинал дрожать, словно от лихорадки, и пот катился по его лицу. Он уже не чувствовал боль в порезанных руках и ногах, а вот слабость во всем теле даже усилилась. Когда тем же потайным ходом, которым по подсказке барона они прокрались в замок, они ушли из него и выбрались далеко от стен среди кустов, то Дубина выглядел только растерянным, а вот лицо Сыча приобрело явно зеленоватый оттенок. И совсем не из-за тени от густой листвы. Он знал, что поддержки или хоть каких-то слов оправдания от Дубины ждать нечего, придется выкручиваться самому.
  Так что при виде Карлоуша, который нетерпеливо ожидал их в условленном месте, Сыч позеленел еще больше.
  - Что скажете, сударики? - отрывисто спросил барон. - Какие у вас новости? И что это с вами? У одного рожа перекошена и лицо стало еще глупее, чем утром, а второй больше напоминает заплесневелый сыр на подгибающихся ногах. Вы сделали дело?
  - У вашего благородства нет оснований сомневаться в старании, с каким мы лезли из кожи вон выполнить ваш приказ, - пробормотал Сыч.
  - Значит, дело сделано?
  - Мы напали на нее со всей отвагой и решительностью, которая горела в наших сердцах.
  Карлоуш насторожился:
  - Какое мне дело до ваших отваги и решительности? Дело сделано?
  - Но она оказалась вооружена до зубов.
  Карлоуш стал свирепеть:
  - А разве я не говорил вам, что она умеет владеть оружием?!
  - Да, только эта королев...
  - Молчать! Прикуси язык! - заорал было Карлоуш, но тут же взял себя в руки: - Говори внятнее, осёл.
  Сыч дрожал так, что еле выговаривал слова:
  - Ох... эта особа... это не женщина... словно черт в нее вселился... Рубила, как старый солдат.
  - И об этом я вам говорил. Она только выглядит девчонкой.
  - Она... вмиг уложила... на месте Дубину... и отрубил ему ухо...
  Очень некстати собственное имя достигло не только уцелевшего уха, но и тупых мозгов второго наёмника.
  - Под вражьими ударами я рухнул, словно срубленное дерево, - жалобно простонал он, - а вы видите какой я силач. И ухо, ухо! - Как бы в подтверждение этих слов Дубина указал на свою голову.
  - Какое мне дело до твоего уха? - отмахнулся Карлоуш.
  Сыч понял, что барон вот-вот перейдёт от них самих к порученному им заданию, и тоже взвыл:
  - А мне самому эта чертовка так поранила руки и ноги, что из меня вытекла почти вся кровь, и я еле держусь на ногах.
  - Какое мне дело до твоей крови? Где вы спрятали её тело?
  На мгновение Сычу пришло в голову соврать, что они сбросили девицу в какой-то колодец или в ров с водой. Но нет, ничего не выйдет, Карлоуш затолкает туда их самих и не выпустит, пока они не предъявят убитую. А барон уже по испуганному лицу Дубины и задумчивости Сыча прочитал досадную для себя правду.
  - Как? - переводя взгляд с одного наемника на другого, гневно спросил он. - Вы не смогли одолеть её?
  Дубина повалился ему в ноги, а у Сыча слёзы потекли по щекам.
  - Смилуйтесь, господин... вашество...
  - И вы посмели так долго рассказывать мне о вашей глупости, неумелости, косорукости?! - проговорил Карлоуш еле слышным голосом, но таким тоном, что наемники готовы были провалиться сквозь землю или вскарабкаться на самое высокое дерево, чтобы скрыться вон с его глаз. - Остолопы, паразиты, жулики, негодяи! Еще три дня назад вы хвастались хваткой, верностью, храбростью! Любая баба прогонит вас прочь своей скалкой, - шипел Карлоуш, не подозревая, что почти угадал правду. - Я отправлю вас на эшафот, прикажу кинуть в ров с угрями, затравлю медведями! Если она победила вас как фехтовальщиков, нужно было пристрелить ее и - дело с концом.
  - Но как же мы могли? - возразил Сыч, у которого от изумления слёзы тут же высохли. - Ведь это же королевский замок. Мигом сбежались бы люди. Вы сами, ваше благородство, предупредили нас об этом и запретили применять пистолеты.
  Карлоуш окинул взглядом злополучных убийц: оба были перепуганы и расстроены, хотя у них не было видно других повреждений, кроме царапин у Сыча и окровавленной повязки на голове у Дубины - и невольно рассмеялся:
  - Ах вы жалкие твари! Сам не пойму, как это я мог поручить вам дело серьезнее, чем отнять соску у младенца? Пошли вон, не то я прикажу содрать с вас шкуру и сделать чучела для Королевской галереи диковин! Пошли прочь, бездари, трусы!
  При этих словах испуганная парочка бандитов помчалась прочь от него через кусты с такой скоростью и стремительностью, будто совсем недавно им не было сделано хорошенькое кровопускание.
  А барон всплеснул руками и принялся ходить взад и вперед, потирая бритый утром, но уже колючий подбородок.
  Впервые в жизни он встретил сопротивление.
  Какая-то девчонка вот уже три месяца бросает ему вызов, и его приказы не выполняются, она остаётся в живых.
  В который раз убийцы изранены и обращены в бегство юной калекой! Да одной калекой ли? Карлоуш даже завыл от злости, сообразив как всё произошло. На пикник Михася приехала с нянькой Люцей, значит, крепкая Люца и свалила с ног громилу Дубину, отрубив его дурацкое ухо. А эти два осла в безлюдных, неосвещённых комнатах ничего не поняли и не заметили.
  Впрочем, он ведь боялся искать умных и предприимчивых наёмников, которые, чего доброго, могли додуматься и продать его самого. В ярости Карлоуш изорвал свои кружевные манжеты и сломал драгоценные перья на шляпе. Его высокомерие жгла, словно раскаленное клеймо, мысль о том, что девчонка и служанка сейчас смеются над ним, издеваются над его жалкими бандитами.
  Она опять дала ему отпор! Михася - эта жалкая крестьянка, которую прихоть покойного короля вытащила из грязи и ничтожества и возвела на такую неприличную высоту.
  
  Глава 12
  
  Обычно Лария спала очень крепко, тем более, что ни роли гувернантки, ни, тем более, графини Макселлы такой богатырский сон не мешал.
  Но приключение с вепрем, жутковатые признания кавалера Марка, таинственные обитатели и посетители замка - это было слишком много даже для ученицы Барона. Достаточно ей было сквозь сон услышать женские голоса, как она тут же начала изо всех сил выдираться из дремоты и приятных видений, в которых гуляла по милым и тихим рощам, собирая грибы. Беккина не могла так долго и подчёркнуто любезно разговаривать с горничной, а госпожа Кларисса вряд ли пришла бы в комнаты лже-графини. Тогда что же это за разговор?
  Она села на кровати, протёрла глаза и на цыпочках пошла на звук голосов. Тут же сообразила, что каменные плиты не скрипят, а потёртые коврики всё же заглушают шаги, да и босиком она. Вот только почему голоса лучше слышны не со стороны двери, которая ведёт в комнату компаньонки, а откуда-то из-за туалетного столика. За столиком висела ничем не примечательный гобелен, но когда Лария приподняла его край, то увидела нишу, а разговор стал вполне различим.
  Ничем не примечательный разговор: о погоде, о плохих дорогах. Беккина и её собеседница разговаривали вежливо и дружелюбно, но без заносчивости или лакейства, как равные. Две компаньонки. Две знакомые. Ничего удивительного, но... в замке нет компаньонок, по крайней мере Ларии об этом не сообщали. И всё же ещё вчера утром она - а тем более отставная гувернантка в роли графини - пожала бы плечами и вернулась бы в постель.
  Но сейчас она насторожилась, особенно когда Беккина вдруг спросила:
  - А что поделывает ваша принцесса?
  - Принцесса? - слегка запинаясь, переспросила её собеседница.
  - Да, ваша принцесса.
  - Моя принцесса?
  - Да, - упрямо повторила Беккина. - Прошу прощения за этот вопрос, я понимаю очень хорошо, что вы затрудняетесь рассказывать о том, что делается при дворе. Осторожность ваша вполне благоразумна
  Тут послышался скрип старого кресла, компаньонка вполне могла встать и пойти глянуть, что делает её сиятельство. В три прыжка Лария очутилась на постели и зарылась в подушки и одеяло. Тотчас протяжно запищала дверь, они в этом замке смазывались явно раз в год. Шагов Беккины не было слышно, она могла смотреть на хозяйку с порога, а могла и подойти поближе. Лария задышала как можно более ровно, словно в самом крепком и сладком сне. Через некоторое время дверь скрипнула снова, а потом опять зазвучали женские голоса в соседней комнате.
  Теперь можно было слушать без опаски, и Лария прокралась в нишу.
  -...Дошедшем до меня слухе, - услышала она голос Беккины.
  - О каком? - спросила гостья.
  - Госпожа Молад, говорят, что маркиз Новор...
  - Маркиз Новор? - нервно рассмеялась собеседница Беккины. - О, это пустячная полудетская забава. Он развлекает бедную принцессу шахматными партиями и рисованием натюрмортов. Вы не знаете, сударыня, всю обстановку теперешнего двора, тяжелый и суровый нрав регента, подозрительность барона Карлоуша. А моя воспитанница как раз вступила в годы, когда мечты начинают нарушать покой девушки. Мы сами женщины и должны помнить наше прошлое. Принцесса кручиниться, тоскует, задумывается. Характер её совершенно испортился. Но быть может, даже в недалеком будущем, - госпожа Молад многозначительно понизила голос. - Ну, вы понимаете...
  - Да неужели? - любезно удивилась Беккина.
  - Здоровье регента стало не слишком... э-э-э... надежно. Об этом, конечно, не позволяют говорить. Что он болен - об этом объявят только после его кончины. А принц избран императором...
  - Что вы говорите? В его возрасте?
  - Происхождение - прежде всего, а у принца лучшая родословная среди претендентов! А так как быть императором и нашим королём - невозможно, то он написал указ, и Тайный совет, по слухам, утвердил наследование короны принцессой. Но, - опять запнулась госпожа Молад, - откуда вы могли узнать, скажите, от кого вы слышали насчет маркиза Новора? Если только это не...
  - Я не буду делать из моего ответа на ваш вопрос никакой тайны, ведь мы добрые знакомые. О том, что принцесса Гиацинта с некоторого времени увлечена маркизом Новором, - Беккина вздохнула и поправилась, - да что мы с вами притворяемся - страстно влюблена в него, этот слух дошел до меня совершенно случайно, а ещё точнее, я услышала разговор об этом двух придворных гвардейцев.
  - Ах эти придворные стражи и привратники! От их наблюдений не ускользают и сердечные дела, и политические события. Я очень благодарна вам за внимание и откровенность. Но что же мне делать? Буду и я откровенна с вами, посочувствуйте мне в моём нелёгком затруднительном положении. Я случайно попала в гувернантки к юной виконтессе, к сиротке, у которой не было ни имущества, ни положения при дворе и в королевстве. И вдруг, через полтора года, после кончины кузена короля девушка становится владетельной графиней и может к тому же носить княжескую корону империи. А ещё через год умирает король, потом принца избирают императором, и я, словно в странном сне, становлюсь, быть может, самой ближайшей приближённой будущей монархини. Я из наставницы становлюсь волей-неволей доверенной особой, мне приходится угождать ей, поддерживать с ней прежние симпатию и дружбу. Она очень привязана ко мне, но и очень горда и взбалмошна, я боюсь, что если откажусь от должности, то она мне... ну, не то чтобы будет мстить, однако... Вот почему мне приходится допускать снисходительность и мягкость. Но её так называемая страстная любовь к маркизу Новору - это маленькое развлечение для бедной девушки, которая станет королевой и которую, тем не менее, насильно хотят выдать замуж за нелюбимого человека.
  Лария пожала плечами. Принц-император, регент, барон Карлоуш, графиня-принцесса Гиацинта, маркиз Новор - как это от неё далеко. Даже под маской графини Макселлы она разве что попала бы на обычный бал в резиденции регента, когда высшее общество - сами по себе, а толпа таких, как барон Робер, счастлива уже тем, что она во дворце регента и хотя бы издалека может увидеть... Но откуда Беккина знает гувернантку принцессы? В самом знакомстве нет ничего особенного, если принцесса не сразу стала значительной особой. Но странно, что госпожа Молад приехала в этот обшарпанный замок, чтобы поговорить с Беккиной.
  И так как гувернантка и компаньонка многословно и нудно продолжали обсуждать отношения принцессы и маркиза, Лария вернулась на кровать и уже хотела лечь, как вдруг раздался резкий скрип дверных петель. Дверь из коридора, распахнулась настежь, стремительно, ворвавшаяся в комнату девушка не стеснялась, не думала о том, будет ли её приход кстати или нет, только улыбнулась в ответ на удивление Ларии.
  - Я ищу мою дорогую Молад, бесценную госпожу Молад, без неё мне не обойтись и часа, поэтому не сердитесь, что я так ворвалась к вам, - почти пропела она единым духом.
  Высокая, подвижная, улыбчивая она быстрыми птичьими движениями поворачивала голову.
  - Мне сказали, что госпожа Молад пошла сюда, в ваши покои, любезнейшая графиня, что она здесь. Ах, но я её не вижу!
  Конечно, громкий до бесцеремонности голос услышали в соседней комнате, и госпожа Молад появилась на пороге. Но всё же ей понадобилось время, чтобы услышать, чтобы понять, чтобы встать с кресла или куда там её усадила Беккина, а за это время произошло нечто странное.
  Высокая девушка в дорогом охотничьем костюме вдруг остановилась, потом почти вплотную подошла к Ларии, несколько мгновений смотрела на неё, удивлённо приподняв брови, затем усмехнулась:
  - Это вы, Лариетта? Вы - графиня Макселла? Ну и дела, сударка, ну и делишки! Вот так встреча...
  Тут наконец вышла госпожа Молад, и из её слов стало понятно, что беззастенчивая юная особа - не кто иная, как принцесса Гиацинта собственной персоной. Принцесса похватила гувернантку под руку и потащила за собой, но в дверях вдруг обернулась и подмигнула "графине". Очень весело, но многозначительно.
  За ними захлопнулась дверь, и только тогда решилась появиться Беккина. Она почтительно, но упорно принялась выспрашиваьб хозяйку о принцессе, Лария рассеянно отвечала ей... И всё это время пыталась сообразить, что означали последние слова принцессы.
  Встреча? Они знакомы с Гиацинтой? Но каким же образом? Откуда? Как? Когда?
  В конце концов Лария додумалась сделать то, что нужно было сделать сразу же, после того, как принцесса и Молад ушли: спросила Беккину, почему эти дамы в замке и что происходит.
  - Принц и регент охотятся неподалёку, а принцессе вдруг, уж не знаю почему, захотелось посетить замок барона Робера.
  - Ах вот как? Почему же меня не предупредили? Какая неловкость... Узнайте, можно ли принести горячей воды? - сердито сказала Лария и подумала:
  "То, что вепрь выскочил из леса прямо на нас - я ещё могу объяснить случайностью. - Но то, что вепря выгнали на нас слуги жениха графини, которой я притворяюсь, - случаем быть не может. А уж появление в замке принцессы, которая откуда-то знакома со мной и знает моё настоящее имя - это ни в какие ворота не лезет, это не случайность, а интрига, вот только понять бы, кто её ведёт? Кавалер Марк? Барон Робер? Кто-то ещё? Как говорила мать Эвгения, да, чудеса бывают, но только организованные".
  
  Глава 13
  
  Лария не успела с помощью Беккины надеть самое нарядное платье графини Макселлы, потому что в дверь заглянула горничная Аглая.
  Вид у пожилой особы был донельзя перепуганный: после скучного и тихого существования в нищем замке вдруг начались приезды знатных гостей, затеялась суета и появилось множество обязанностей, от которых она явно отвыкла. Во всяком случае горничная протянула сложенный вчетверо листок, потом отдёрнула руку, в растерянности огляделась...
  - Да-да, - холодно подтвердила её сомнения Беккина, - подавать письма следует только на подносе. Запомните на будущее, а пока давайте-ка его сюда и можете быть свободны. Прошу вас, ваше сиятельство. - И она с почтительным реверансом передала записку Ларии.
  Принцесса Гиацинта просила "душеньку графиню" посетить её в имении кавалера Марка, где она остановилась, очарованная прелестью окрестных лесов и лугов. А так как "душенька графиня" наверняка не рассчитывала на поездки, то оставлена карета госпожи Молад, она достаточно удобна. Что касается нарядов, то "душеньку графиню" просят даже и не думать о пышности, кавалер принимает принцессу совсем запросто, а вечером она и остальные гости кавалера разъедутся. Горничная успела как раз вовремя, чтобы "душеньке графине" не пришлось переодеваться.
  - Амазонку, - после минутного раздумья сказала Лария, потому что кроме так называемого нарядного платья это была единственная приличная её одежда. - Мы едем без вещей.
  И через самое малое время, после некоторой суеты и ахов Беккины из-за отпоровшегося воротника и завалившейся в угол чемодана вуали, они уже сидели в нарядной сиреневой карете на мягких сидениях и подушках. В последний момент Лария всё же потребовала у дворецкого чернила, перо и бумагу, чтобы объяснить госпоже баронессе причину своего неожиданного отъезда: хорошо если принцесса говорила с баронессой, а если нет, и вечером придётся колотить в ворота этого мрачного замка, чтобы разбудить престарелых слуг?
  Затем кучер щёлкнул бичом, и четвёрка запряжённых цугом лошадей покатила карету сначала быстрым шагом, а потом и бойкой рысью. Беккина суетливо перебирала самые необходимые даже для недолгого визита вещи в маленьком сундучке и удивлялась, почему её сиятельство наотрез отказалась взять чудесный несессер - подарок жениха. Лария же изо всех сил пыталась вспомнить, почему они знакомы с принцессой Гиацинтой, потому что от этого во многом зависело, как ей с принцессой себя вести и что о себе рассказывать. Да, нужно спросить...
  - Милочка Беккина, откуда у вас такие придворные знакомства?
  Компаньонка только махнула рукой:
  - Мы с Молад служили камеристками у придворной модистки, ей, сами понимаете, без красивых и вымуштрованных девушек невозможно было принимать знатных дам. Но потом наши молодость и красота прошла, модистка взяла других девиц, а мы устроились как смогли. Вначале мне было очень и очень хорошо у богатого купца, я очень жалела бедную Молад - горничную сиротки-виконтессы. Но потом купец с семейством уехал за море, а сиротка вдруг стала признанной наследницей императора. Везёт же некоторым... - и Беккина опять занялась вещами в сундучке, но её опять отвлекли, теперь уже конский топот и голоса. Помня о вчерашнем приключении, она с опаской выглянула из кареты и тихонько ахнула:
  - Что за нарядные господа!
  Действительно, карету вдруг окружили всадники на дивных по красоте конях и в одежде, которая была охотничьей только по крою, но переливалась серебряным шитьём и драгоценными пряжками, заколками и брошами. Ясно было, что почти все молодые господа не собирались преследовать вепрей и косуль, а нарядились только чтобы покрасоваться. Ещё яснее было, что они происходят не из старой аристократии и не являются настолько знатными, чтобы это вызывало восторг и уважение без лишней пестроты и выставленного напоказ богатства. Только один был в тёмной, почти монашеской одежде, которая отличалась от сюртука или рясы клирика всё-таки более свободным покроем и дорогой, хотя и скромной на вид материей коричневых тонов с шёлковым шитьём на манжетах и воротнике. Сафьяновые сапоги со шпорами и пряжками из тёмной стали тоже казались очень простыми для неопытного человека.
  Но Лария такой не была. Она сразу поняла, что ни с того ни с сего, нарушая приличия, никто не стал бы кружить верхом вокруг кареты принцессиной камеристки, даже если из неё выглядывает юная девица. Как ни заносчивы нарядные всадники и как не сдержан притворно скромный господин, но они явно приданы путешественницам в качестве свиты.
  Так и оказалось.
  Пышные молодцы сорвали с голов шляпы и чуть ли не подмели лебяжьими перьями дорогу, наклонясь до самых лошадиных грив. Скромный же господин поклонился не так низко, но достаточно изысканно и сообщил, что принцесса Гиацинта ждёт-не дождётся графиню Макселлу, а они все рады проводить её сиятельство в нынешнюю резиденцию её высочества, то есть дом кавалера Марка. Что ж, графине ничего не оставалось, как не менее любезно согласиться с таким замечательным сопровождением. Про себя же Лария удивлённо подумала, что хотя по слухам да и по словам госпожи Молад от принцессы Гиацинты можно ожидать чего угодно, но сейчас она перегибает палку с гостеприимством и учтивостью, так приветствовать полунищую графиню по меньшей мере комично. Судя по растерянному взгляду, то же пришло в голову и Беккине. Может, принцесса дурачится и насмешничает над графиней Макселлой? Нет, не того она ранга, чтобы позволить такие насмешки...
  Но долго озадачиваться им не пришлось, потому что они вдруг оказались на полукруглой подъездной аллее, с которой выезжала украшенная золотистыми помпонами и бантами карета, а окне которой виднелось оживлённое лицо принцессы. Рядом с ней шёл кавалер Марк и выглядел очень невесело... да что там говорить, по-настоящему сердито и раздражённо. Но принцесса покачала головой, что-то с улыбкой, однако строго сказала, а один из лакеев соскочил на землю и замахал рукой, как оказалось, кучеру кареты, в которой ехали Лария и Беккина.
  Не успели обе опомниться, как главный их свиты сообщил, что принцесса срочно едет на бал к регенту и забирает с собой графиню Макселлу... а, ну конечно же, и её камеристку, какие пустяки (это в ответ на жалобный вопль Беккины, которая решила, что ей в очередной раз не повезло). Сиреневой карете дали место в караване сразу за придворными дамами принцессы, и свита рысью покинула поместье.
  Последнее, что увидела Лария, - это толпа почтительно кланяющихся челядинцев, а среди них свирепый кавалер Марк, на которого лакеи надевают дорожный плащ, в то время как конюх подводит ему большого пегого коня.
  
  (продолжение следует)
  
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"