"Красота спасёт мир". Ох Моорна, Моорна. Может, тот писатель и хорошо писал, но как философ - он дурак и даже хуже. Никого и никогда красота не спасала. Гаор всегда это знал, даже нет, изначально чувствовал, с детства, а жизнь потом день за днём убеждала его в этом. Красота не спасает, а губит. И, как правило, своего носителя. Большерогих оленей спасла не их красота, а жадность королей, не желавших терять такую дичь, и всю Королевскую Долину тоже.
А Королевская Долина ведь и в самом деле красива. И прячущиеся в её глубине дворцы, и сокровища в этих дворцах. И какая же мерзость творится среди этой красоты?!
Разумеется, Гаор читал о гладиаторских боях - любимом развлечении королей и знати дуггуров в древности, но что это сохранилось и сейчас... даже помыслить не мог. И во что это выродилось - тоже. Какой это, к чёрту, бой, когда против обученных собак выставляют мальчишку или раненого, который только и может, что пытаться убежать, а господа наслаждаются зрелищем не боя, а смерти, когда собаки разрывают беззащитного. И, зачастую, их же родича, только с клеймом и в ошейнике.
Гаор понимал, что только положение личного раба Фрегора спасает его от смерти, скорой, но нелёгкой. После боя с собаками остальные рабы стали его побаиваться, задевать в открытую не рисковали, боясь, как он понимал, нарваться на ответный удар, но "родовые" - и это он тоже понимал - боялись не его ударов, а гнева его хозяина - Фрегора. Некоторые даже пытались заискивать, и их показное вымученное дружелюбие было противнее прежнего пренебрежения. Он теперь не верил никому из них. Никому. И это было тяжелее всего.
А так, при всём её разнообразии, жизнь шла размеренно и ровно. Подъём, уборка и оправка, завтрак, работа в гараже или на выезде, обед, период в гараже, период отдыха, тренировка, период отдыха, ужин, личное время, отбой. Паёк сытный, постель мягкая, бабы податливые, и даже прислуга есть. Живи - не хочу! А ведь и не хочется. Но... но надо. Потому что это: роскошь и изысканность сверху, мерзость, кровь и грязь внутри, - это тоже, как говорил Кервин: "все знают, и никто не говорит". А значит, он здесь в разведке. А для разведчика что главное? Не просто выжить, а вернуться и доложить. И для журналиста так же: найти, узнать и передать в печать. А значит, глаза и уши пошире, рот поуже, язык за зубами. Смотри, слушай и запоминай. И помалкивай. Помни: длинный язык до горла укорачивают.
Гаор старался заканчивать свои рассуждения шуткой, чтобы уж не совсем погано было. А вокруг таял снег, вдоль шоссе и дорожек бежали ручьи, ослепительно сияло солнце, и стремительная аргатская весна уже одевала деревья и кусты зелёным пухом. И если бы не жившие здесь сволочи, как бы хорошо здесь было!
День за днём, день за днём, день за днём... В Дамхаре были рейсы, у Сторрама выходные и сигаретные выдачи... В "Орлином гнезде" время счета не имело. Ни выходных, ни праздников. Даже сигареты получали у Мажордома каждый сам по себе. Как закончился паёк, идёшь после ужина к Мажордому, сдаёшь пустую пачку, выслушиваешь тираду, что слишком быстро выкурил, и, может, получишь новую, а может, и нет, а может, и получишь, но не сигареты, а кое-что другое. Скажем, собственноручную оплеуху, а то и приказ на порку.
С ним, правда, Мажордом ни разу такого не позволял. Но у Гаора были, кроме пайковых сигарет, ещё и подаренные хозяином. Он даже их не проносил в казарму, а так и держал в бардачке. В каждой машине у него лежала пачка и зажигалка. В этом плане к хозяину у него никаких претензий. Тот даже не ждал его просьб, а сам зачастую, распечатав пачку и закурив, небрежно перебрасывал ему.
- Кури, Рыжий.
Он благодарил и оставлял пачку в бардачке. А зажигалки заправлял в гараже: было там и зарядное устройство, а в лимузине так зажигалки были вмонтированы и в переднюю, и в заднюю панели. Чтобы шофёр и пассажиры могли курить независимо друг от друга.
Гаор даже испытывал некое чувство почти благодарности к хозяину, но как-то услышал его брезгливое замечание, когда подсаженный пассажир попытался закурить свои.
- Меня тошнит от этой дешёвки.
Вполне прилично одетый господин поспешно погасил в пепельнице свою сигарету и стал извиняться, а Фрегор уже иным, добродушно-снисходительным тоном сказал:
- Рыжий, дай ему своих.
Гаор, разумеется, выполнил приказ, покрасневший от унижения господин закурил, а от благодарности ничего не осталось.
Да, теперь случалось и такое, что, выехав на условленное место, не хозяин пересаживался в другую машину, а к ним подбегали, и хозяин небрежным жестом отправлял "клиента" на переднее сиденье. И тот, сидя рядом с лохматым рабом, должен был говорить перегибаясь и оборачиваясь, испытывая тем самым двойное неудобство. Разговоры чаще всего шли обиняками и недомолвками или на неизвестном Гаору жаргоне, в котором причудливо смешивались военные термины и блатные словечки, и Гаор мог только догадываться о смысле. Чаще всего, когда "клиент" покидал их машину, хозяин самодовольно хмыкал и командовал:
- Открой окно, Рыжий, а то от его глупости не продохнуть стало, - и хохотал, восторгаясь собственным остроумием.
Такое доверие - Гаор понимал, что оказался допущенным к изнанке работы Тихой Конторы - не радовало. Многознающие недолговечны - всё чаще всплывала в памяти фраза из какого-то прочитанного ещё в училище исторического романа, затрёпанного до дыр из-за подробных сцен развлечений короля с наложницами. Он тогда тоже... упивался, но до развлечений "Орлиного Гнезда" безымянный - обложку роман утратил задолго до того, как попал ему в руки - автор не додумался. И из всего романа, наполненного кровавыми битвами и сладострастными оргиями, сейчас в голове только эта фраза. Многознающие недолговечны. Врёте, гады, выживу, вы меня ещё до края не дожали. Выживу, расскажу. Удалось же сказать о глазах на ладонях, и кем на самом деле были "огненные змеи, что как дохнут, так посёлка нет". И услышали, и дальше передали, и белые конверты были. Нет, надо... делай, что должно, и пусть будет, как будет. Тоже не нами придумано, который век гуляет. Вот и будем по завету предков.
Тренировки при всей их изощрённости и утомительности были, пожалуй, самыми приятными периодами. Он по-прежнему еле доползал после них до спальни, но вкалывал честно. Рарг был мастером своего дела, и поучиться у такого... в определённом смысле везение. Это надо ценить. И Гаор ценил, выражая своё отношение беспрекословным и старательным выполнением всех распоряжений Рарга. Любой другой способ был бы понят неправильно и потому неприемлем. Понимал ли это Рарг, какие свои выводы тот сделал, узнав у него имя отца... ничего этого Гаор не знал и не пытался узнать. Однажды в редакции от кого-то, кажется, от Туала, он услышал хорошую фразу: "Прежде чем спросить, подумай: хочешь ли ты услышать ответ, а вдруг тебе скажут правду". А хорошему совету грех не последовать.
После одного из жёстких спаррингов Рарг, отпустив парней замыть кровь и сменить испачканную форму, сказал ему:
- Звереешь быстро. Смотреть вдаль надо, а ты дальше чужой морды уже не видишь ничего.
- Да, господин Рарг, - выдохнул он, держа привычную стойку.
Рарг кивнул.
- Этого оружия у тебя не конфискуют, с умом применяй.
- Да, господин Рарг.
Рарг удовлетворился его ответом и погнал на тренажёры.
Что Рарг учит его не только обороняться и не просто вырубать нападающего, но и атаковать самому, Гаор понял быстро. Для раба-телохранителя такое знание излишне, это кого же из него готовят? Всё чаще приходила неприятная мысль о гладиаторских боях, но он старался об этом не думать. Даже после того, как, придя на очередную тренировку, услышал неожиданное:
- Пошли.
Пошли так пошли. Он думал, что перейдут в другой зал, но Рарг вывел его во двор и привёл... на псарню. Опять собаки?! Псарню так же окружал высокий, да ещё с колючей проволокой поверху, забор. Рарг постучал в маленькую узкую калитку, пробурчал что-то невнятное в открывшееся окошечко, и им открыли. Сжав кулаки, пересиливая подкатывающий к горлу противный комок страха, Гаор следом за Раргом перешагнул порог.
Мужчина в камуфляже, который тогда рыдал над убитой собакой, встретил их неприветливо. Стоя, где указал ему Рарг, Гаор слышал только его негодующие выкрики, потому что Рарг говорил слишком тихо.
- Да ни хрена! - возмущался, как понял Гаор, "собачий командир". - Он мне две своры загубил... Ты понимаешь, что до праздника всего ничего? Мне собак к празднику готовить надо... у меня щенки не притравлены, а ты мне его подсовываешь...
Праздник, какой ещё праздник? И тут Гаор вспомнил, что сейчас март, а первого апреля весеннее солнцестояние. Так... так они Солнце, Небесный Огонь, Золотого Князя, вот так чествовать будут? Травлей?! Он задохнулся от гнева, но тут же сообразил, что даже если поубивает здесь прямо сейчас вот этих, лающих на него из своих вольеров собак, то ничего не изменит. Только добавит работы "собачьему командиру" с новыми собаками.
Рарг умел добиваться своего. И Гаора научили вырубать нападающих собак. Прикрытие у этих занятий, как понимал Гаор, было то же: готовят телохранителя, а вдруг на любимого хозяина натравят. После этой тренировки он вернулсяя в казарму опять в изорванной собаками одежде, с царапинами от когтей и лёгкими покусами. И хотя серьёзных ран не было, пошёл к Первушке смазываться.
- Ну, - встретила она его. - Опять собаки?
- Опять, - кивнул Гаор, снимая куртку и футболку.
- А чего в восточное крыло не отвели?
Он пожал плечами и честно ответил.
- Я не спрашивал.
Первушка промыла и смазала ему ранки.
- Посиди, пока впитается.
Он кивнул.
- Доволен? - вдруг спросила она.
Гаор удивлённо посмотрел на нее.
- Чем?
- А ночью. Приходили к тебе? - и сама ответила. - Приходили. Ну, и как?
Гаор разозлился.
К нему действительно ночью приходили. Он уже спал, когда его осторожно тронули за волосы, погладили, перебирая кудри. И по этой ласке, памятной ещё со сторрамовской вещевой кладовки, он понял, что это женщина из третьей спальни: там были не просто "купленные", а поселковые. Он, не открывая глаз, поймал её за руку, мягко потянул на себя, поворачиваясь на бок. Она легко, с привычной ловкостью скользнула к нему под одеяло. Свободной рукой он натянул одеяло им на головы, чтоб поговорить, но она, догадавшись о его намерениях, слегка зажала ему рот. И он понял: надо молча. Кто знает, на какой кровати наушник не спит и слушает? Услышит имя, донесёт, и всё. Обоим хорошо если только порка. Он всё-таки на прощание шепнул ей по-склавински.
- Спасибо, любая моя.
И услышал такое же почти неслышное.
- Тебе спасибо, любый мой.
И ушла она так же неслышно, как и пришла.
Так эта теперь выспрашивать вздумала. Ей-то чего?! Или тоже понаушничать решила?
- Это ты была? Нет? Так какое тебе дело?
Она нахмурилась и пренебрежительно повела плечом.
- Мог и получше поселковой себе найти. Ты ж личный всё-таки.
Гаор зло усмехнулся.
- Ревнуешь?
- А ты не задирайся, - посоветовала ему Первушка. - Я тоже кое-что могу. Мигну кому надо, и не будет тебя.
- На торги отправят, - рассмеялся Гаор, - да хоть сейчас. Тоже, испугала.
- Дурак, - вздохнула она с насмешливой жалостью. - Думаешь, только собаки есть? Забав много. Ардинайлы не продают никого. Только на утилизацию сдают. Если остаётся, что сдать. Понял?
- Понял, - кивнул он и встал. - За лечение спасибо, и что про забавы сказала тоже, а остальное... я уж сам как-нибудь разберусь.
- Разбирайся, - кивнула она. - Категорию ты уже потерял. Береги, что осталось.
Он молча натянул футболку, взял куртку и ушёл. Вот ведь стерва, по самому больному ему врезала. Когда отпали наклейки, он в душе - благо, кабинки есть - рассмотрел себя. И понял, что полной первой больше не получит. Конечно, струпья отпадут, шрамы побледнеют, но останутся. Хорошо хоть, ни мышцы, ни суставы нигде не стянуло, а то бы и второй - ограниченно здоров - не было бы. Вот чёрт, он так надеялся, что за год, ну полтора, окупит свою цену и его перепродадут. Ведь все, и у Сторрама, и в отстойнике, говорили об этом. А со второй категорией, всего в шрамах, кто и за сколько его купит? И каждая тренировка с собаками добавит ему шрамов. И о каких это ещё забавах она говорила? Похоже, и в этом Седой прав: всегда найдётся более страшное.
Сходив в душ, переодевшись и отдав Снежке футболку для починки, Гаор сидел в курилке и мрачно курил. Ныли уставшие мышцы, зудели свежие и старые синяки и ссадины. На душе было хреново - не то слово. Остальные ещё на работе, и он сидел в одиночестве. Сейчас бы напиться, или подраться, или... да чего ни придумай, ни хрена всё равно не будет. Покуришь, пожрёшь, ну, ещё покуришь, ну... даже поговорить не с кем. "Родовые" брезгуют, а "купленные" боятся. Да на хрена ему эти "родовые", твари клеймёные, оно и видно, что отстойника не пробовали. В камере им бы спесь живо сбили. Каждый сам по себе и за себя. И только и думает, как бы кого под порку подвести. Будто от этого своё клеймо побледнеет или ошейник свалится. Так что Мажордом не в одиночку зашугал и задавил всех, это они все вместе. Сволочи. Выродки остроносые, один к одному, что в ошейниках, что без них.
- Эй, Дамхарец, - негромко позвал его от двери женский голос. - Дай покурить.
- Я Рыжий, - ответил он, не поворачивая головы.
- А по мне хоть Чуней зовись, покурить прошу.
"Поселковое" слово заставило его посмотреть на просителя, вернее, просительницу. Черноволосая и остроносая, в таком же, как у Цветика, коротком и сильно декольтированном только бордовом - цвет Орвантера или Первого Старого, сразу вспомнил Гаор - платье с белыми фартучком и наколкой, в туфлях на высоких каблуках, она смотрела на него вызывающе и насмешливо. Гаор уже знал, что женщинам сигарет не выдают, но не слышал, чтобы угощать запрещалось, и потому молча достал из нагрудного кармана пачку, вытряхнул на ладонь сигарету и протянул ей.
Она подошла и взяла сигарету, прикурила от вмонтированной в стену возле двери зажигалки.
- Подвинься.
В курилке они были вдвоём, так ей что, другого места на круговой скамье нету? В другое время он бы, может, и поигрался с ней в эти игры, известные ему ещё с училища, но сейчас не под настроение.
- Пошла ты...
- Грубиян, - вздохнула она, садясь рядом с ним. - На кого злишься, Дамхарец? Лучше порадуйся.
- Чему? - угрюмо поинтересовался Гаор.
- А что жив, - она усмехнулась. - Мало тебе, что ли? Вон тебя, и бьют каждый день, и собаками травили, а ты жив. И даже Самого из-за тебя выпороли. Другой бы по потолку от радости ходил, а ты... А ты чего сбежал тогда? Тебе ж Фрегор хотел первый удар дать. Отвёл бы душу, - она снова усмехнулась. - Глядишь, Сам бы и не встал. Чего сбежал?
События того дня Гаор помнил хорошо, и помнил, что его увёл Рарг. Удачно увёл, не дал ему на неповиновение пойти. Но ей он ответил по-другому.
- Я не палач.
Она глубоко затянулась и медленно выпустила дым.
- Это пока не приказали тебе. А прикажут, и куда ты денешься?
И Гаор невольно кивнул, соглашаясь. Да, прикажут и... всё, вот он и будет край его, за которым уже только смерть, и никакие тренировки у Рарга не спасут и не помогут.
Она вытянула, скрестив в щиколотках, длинные красивые ноги.
- Живи, пока жив, Дамхарец.
И покосилась на него, проверяя впечатление. Гаор невольно усмехнулся. Ишь, как без мыла лезет. Ну, и хрен со всем, может, и впрямь...
В дверях курилки возник Мажордом. Гаор спокойно встретил его пристальный взгляд. Он в рубашке и штанах, на ногах шлёпки, курит в отведённом для этого месте, по-поселковому не говорит. Придраться не к чему. Продолжала спокойно курить и женщина.
- Иди, переоденься, - разжал губы Мажордом. - Ты больше не нужна.
Она снова глубоко затянулась, выдохнула дым и спросила.
- А кто там?
- Он захотел Яблоньку, - ответил Мажордом.
- Да, - кивнула женщина и встала, - её ему надолго хватит.
Она бросила сигарету в стоявшую посередине курилки широкую и низкую бочку с водой и вышла. Мажордом посторонился, пропуская её, и шагнул вперёд, закрыв за собой дверь. Гаор насторожился.
После того дня, когда он бился с собаками, а Мажордома пороли, они ещё ни разу не разговаривали. Сутки Мажордом отлёживался у себя в комнате, и Милок бегал по его поручениям, а потом, бледный, похудевший и осунувшийся, снова вышел на работу. Гаор видел его издали, слышал голос, отдававший распоряжения, но вот так лицом к лицу... Ну, и что теперь?
- Ты ничего не хочешь мне сказать?
- А что ещё я тебе должен? - ответил вопросом Гаор.
Мажордом раздвинул бледные губы в улыбке.
- Одни неприятности из-за тебя, Дамхарец.
- Я Рыжий, - поправил его Гаор. - У кого неприятности? У тебя? Ну, так ты сам виноват. С собаками ты меня подставил, ты смерти моей хотел. Не так разве? Что выжил я, не твоя заслуга. - Гаор зло усмехнулся. - Ты ещё со мной не рассчитался, помни.
- Чего ты хочешь? - резко спросил Мажордом. - Ты жив, тебе этого мало?
- Давай, - Гаор докурил сигарету и щелчком отправил окурок в бочку. - Хочешь, Мажордом, на себе проверить, много это или мало, жить?
- Тебя запорют. Насмерть.
- Мг, - кивнул Гаор. - Только ты на это уже от Огня смотреть будешь.
Разговор явно для обоих заходил в тупик. Либо они сейчас от угроз переходят к делу, либо... Гаор прямо слышал, как скрипят у Мажордома мозги в поисках достойного выхода.
- Чего ты хочешь? - повторил Мажордом уже другим тоном.
- Этот разговор не я, а ты начал, - ответил Гаор. - Вот сам и подумай, как ты со мной за тот бой расплатишься, - и вздохнул. - На фронте я бы тебя на огневой суд выставил, а здесь...
И, видя, что Мажордом его не понял, пояснил:
- Ну, отправил бы проход в минном поле делать. Пройдёшь, кончен счёт, не пройдёшь... тоже. К мёртвому счёта нет.
- И часто ты так... на смерть посылал?
Гаор усмехнулся.
- Это война, Мажордом. И посылал, и меня посылали, и сам шёл.
Он резким рывком встал и выпрямился. Мажордом отшатнулся, хотя между ними было не меньше двух шагов. Гаор улыбнулся. Мажордом понял его улыбку и нахмурился.
- Фрегор не вечен, тоже помни.
- Ничего вечного нет, - ответил Гаор. - Ты про жизнь говорил, так... живи и давай жить другим. И как ты к другим, так и другие к тебе.
- Чем тебе плохо? Чего тебе не хватает?
- Тебе всё равно не понять, - усмехнулся Гаор. - Распорядка я не нарушаю, а в остальном... рассчитайся со мной за собак и живи, как сам знаешь, а меня не трогай.
- Не нарушаешь?! - возмутился Мажордом. - Да к тебе каждую ночь бабы бегают! Это разврат!
- А когда с родным сыном спят, а потом его под своего же брата подкладывают, это что? - ехидно спросил Гаор.
- Воля хозяина священна!
- Так ты Милка по хозяйскому приказу трахаешь? - удивился Гаор. - А я думал, он тебе нравится.
- Ты... - Мажордом задохнулся, - ты...
- Да, я, - этот никчемный разговор уже надоел Гаору. - Я дамхарец, Рыжий и так далее, а если ты, дурак, сразу моего клейма не посмотрел, то я за твою дурость страдать не собираюсь.
Мажордом кивнул.
- Так что, в первую спальню тебя перевести?
Гаор на мгновение растерялся, не зная соглашаться или отказываться.
- Мне всё равно.
- Не хочешь с личными жить? - удивился Мажордом.
- Мне всё равно, - повторил Гаор и, пройдя мимо Мажордома, вышел из курилки.
По коридору бегали возвращающиеся с работы к ужину. Слышали - не слышали... да пошли они все. Каждый сам за себя. И он тоже. В спальне Гаор сунул сигареты в тумбочку, и почти сразу вбежала Снежка.
- Рыжий, я зашила всё и выстирала. Чего ещё тебе сделать?
Он посмотрел на неё и невольно улыбнулся.
- Пока ничего.
- А давай я тебе штаны поглажу.
Гаор шутливо ущипнул её за нос.
- Это я сам.
Выездную одежду он всегда гладил и чистил сам. Так как ещё по Дамхару помнил, что с формой управляться не умеют. Да и у малявки силёнок попросту не хватит, чтоб как следует стрелку на брюках навести.
Отчаяние от потери категории ненадолго, но отпустило его, вернее, стало не таким острым. Что ж, эта, в бордовом, тоже права: пока жив, надо жить. Вот когда он встанет на сортировке и "зеленые петлицы" будут тыкать в шрамы и спрашивать, тогда и будет... что-то делать. А пока надо жить. И ему, чего там врать и придуриваться, лучше, чем многим. А что порядки здесь такие поганые... ну, так в каком полку служишь, по тому Уставу и живёшь.
Гаор уговаривал себя этими и другими столь же расхожими истинами, предчувствуя скорое подтверждение слов Туала. Мужайтесь, худшее впереди.
Ему повезло. Весенний праздник в "Орлином Гнезде" прошел без него. Фрегор с утра укатил в Дом-на-Холме, оттуда на загородный пикник с сослуживцами, с пикника поехали в "Парадиз", оттуда в "Розочку" - самый дорогой бордель Аргата. Из "Розочки" Фрегор вывалился уже за полночь, в очень хорошем подпитии, довольный собой и жизнью, и, плюхнувшись на заднее сиденье лимузина, приказал:
- Домой.
- Да, хозяин, - ответил Гаор, срывая лимузин с места.
Любовь хозяина к быстрой езде была ему уже хорошо известна, и в дополнительных приказах он не нуждался. Несмотря на мучивший его голод - за весь день его так и не удосужились накормить - он был доволен сегодняшним днём. Во-первых, он выяснил, что Венн - сослуживец хозяина, то есть тихушник, во-вторых, на пикнике были только тихушники, и он многих разглядел и запомнил, на всякий случай, вдруг пригодится, и в-третьих, а пожалуй, и главных, праздничные развлечения "Орлиного Гнезда" обошлись без него, а он без них.
- Рыжий, - вдруг позвал его Фрегор.
- Да, хозяин, - откликнулся Гаор.
- Есть хочешь? - и, не дожидаясь его ответа. - Гони в "Охотничий"!
- Да, хозяин, в "Охотничий", - Гаор резко вывернул руль, бросая машину в разворот.
"Охотничий" ресторан на выезде из Аргата был любимым местом утреннего опохмела богатых гуляк. Но сейчас ехать туда было, пожалуй, и рановато. И что означает вопрос хозяина, хочет ли он есть? Он что, собирается его в "Охотничьем" кормить? Да кто ж туда раба пустит?
- Рыжий, - опять позвали его.
- Да, хозяин, - ответил Гаор, готовясь услышать новый адрес.
Бывало уже такое, когда пункт назначения менялся чуть ли не каждые пять долей.
- Все бабы шлюхи, - доверительным тоном сообщил ему Фрегор.
Ни спорить, ни соглашаться Гаор не счёл нужным. Но Фрегор в его высказываниях и не нуждался.
- А ещё они стервы. И дуры. А все остальные сволочи. Я знаю, Рыжий, ты не спорь.
"И не думаю", - мысленно ответил Гаор.
"Охотничий" находился на другом конце Аргата, и он поехал напрямик через центр. Они летели по уже опустевшим улицам, и полицейские, что называется, в упор их не замечали. Пустячок, а приятно. Гаор тоже любил быструю езду.
- Подумаешь, деньги. Деньги не главное.
"Когда их навалом, то да", - согласился про себя Гаор.
- И кровь не главное. Родовитый дурак хуже умного полукровки.
"Как полукровка, согласен полностью", - вёл мысленный диалог Гаор.
- Главное, ум. Я умный, Рыжий. Поэтому у меня всё будет. Братец мой, наследник, глава фирмы, подумаешь! Где бы его фирма была, если бы не я? Кто ему военный заказ дал? Я!
"Если он его так же, как те энергоблоки, делает, то дела у армии хреновые", - подумал Гаор.
- Ублюдок его ни одну экспертизу не пройдёт, а ему уже пятьдесят, вот я ещё кой-какое дельце проверну и в Ведомство Крови подам, - Фрегор хихикнул, - заявление. Чтоб ублюдка проверили. И всё! Бездетен Фордангайр Ардинайл, а значит, хрен он старый да гнилой, а не наследник. Он это знает, зна-ает. Он, Рыжий, спит и видит, как меня укокошить, да хрен я ему поддамся. Ты думаешь, чего Мажордом, сволочь старая...
"Тоже не спорю", - подумал Гаор, слушая всё с большим интересом. Но тут Фрегор забыл, о чём говорил, и долго безадресно и бездарно ругался. Это с ним случалось часто, Гаор давно привык и не обращал внимания.
- Останови, - вдруг приказал Фрегор совершенно трезвым голосом.
Гаор послушно вдавил тормозную педаль, притирая лимузин к обочине. Они уже выехали из Аргата, и до "Охотничьего" оставалось не больше двадцати меток, пустяки для такой машины. Что-то случилось?
- Выходим, - скомандовал Фрегор, открывая дверцу, и так как Гаор остался сидеть, рявкнул. - За мной!
Выругавшись про себя, Гаор вылез из машины. Опять, что ли, придурок, как тогда, будет бегать по лесу и жаловаться ему на жизнь?
Но Фрегор остался стоять на дороге, озираясь так, будто не мог понять, где он и как здесь оказался. Гаор подошёл и встал в шаге от него.
- Рыжий, - негромко заговорил Фрегор. - Я никому не верю, понимаешь, никому, они все враги. Все хотят моей смерти. Я верю только Венну. Венн мой друг, у него свой отдел, ему не надо меня подсиживать, а вдвоём мы сила, понимаешь? Венн хитрый, он тоже сволочь, но он за меня. Он знает, что я буду наследником, он мне поможет, а когда я стану главой, я отблагодарю его, я честный, Рыжий, я всегда плачу по счетам. И возвращаю долги. Отец хитро придумал с дядей Орнатом. Он не стал его убивать, понимаешь, он сделал его гомиком, а его дочку проклеймил, и дядя Орнат бездетен, он не наследует в любом случае. Фордангайр дурак, ни одна операция не должна повторяться, а он хочет со мной, как отец с Орнатом. Я не женился, Рыжий, поэтому моя кровь чистая, я женюсь, когда избавлюсь от ублюдка, ты видел его, Рыжий, он ублюдок, выродок. А я себя проверил. У меня уже три здоровых детёныша. - Фрегор рассмеялся. - Он с Мажордомом подкладывают мне мальчиков. Что ж, я не отказываюсь, но я никогда не засыпаю с ними, я отсылаю их. И после каждого мальчика я трахаю бабу. Понимаешь, Рыжий? Меня за гомика не выдашь. Меня тошнит от шлюх, но им не доказать, что я гомик. Мажордом хотел тебя убить, потому что ты мой. Ты всегда будешь со мной. Потерпи, Рыжий, когда я избавлюсь от них, когда я стану наследником, Мажордом расплатится за всё, - Фрегор снова рассмеялся, - по всем счетам. Рыжий, проверь все машины, лично, я боюсь, они могут подсунуть "жучка", знаешь, что это?
Пауза показала, что на этот вопрос надо отвечать.
- Да, хозяин.
- Проверь, если найдёшь, не снимай, только скажи мне, когда мы выйдем из машины, и я тогда покажу тебе, что делать.
- Правильно! - обрадовался Фрегор. - Я же говорил Венну, что ты стоишь таких денег. Но есть способ и получше. Я покажу. Мажордом кого подсовывает тебе, баб? Или мальчиков? - и, не дожидаясь ответа. - Не бери, могут отравить. Они это умеют. Всегда выбирай сам. И, когда голосуешь, не садись в первую машину. Она всегда подставная. Сейчас в "Охотничий" рано, поедем... - и задумался.
Гаор спокойно ждал. Конечно, кое-что из сказанного Фрегором интересно, но в целом он примерно так и думал. Что ж, каждый расправляется с соперниками по-своему. Юрденалы убивают, а у Ардинайлов свои излюбленные методы. Не менее пакостные.
- Нет, в "Охотничий", - наконец, решил Фрегор, - у них есть отдельные кабинеты.
- Да, хозяин, в "Охотничий", - ответил Гаор.
И как учил его Рарг, шёл к машине за плечом хозяина, опередив его на последнем шаге, чтобы открыть перед ним дверцу.
- Рарг хорошо учил тебя, - с удовольствие сказал Фрегор, усаживаясь в необъятные недра лимузина.
Фраза не прозвучала вопросом, и потому Гаор не стал на неё отвечать. Он молча занял своё место за рулём и погнал машину вперёд.
"Охотничий" работал круглосуточно, и там, похоже, видали столько такого и таких, что никого ничем не удивить. Ни требованием отдельного кабинета для беседы, ни заявлением, что раб пойдёт с хозяином. Их провели внутренним коридором в маленький кабинет, где ничего не было, кроме стола и четырёх стульев, быстро накрыли на стол и оставили одних с пожеланием "приятного аппетита". Фрегор налил себе в бокал минеральной воды и указал Гаору на стол.
- Ешь.
И рассмеялся его невольному искреннему удивлению.
- Да-да, это всё тебе. Садись и ешь.
- Да, хозяин, спасибо, хозяин, - несколько растерянно пробормотал Гаор, снимая куртку.
Фрегор ещё раз кивнул, и Гаор уже увереннее повесил куртку на вешалку у двери и сел к столу. Есть он хотел, а такого... да он в жизни такого и не ел. Не запутаться бы, что за чем и какой вилкой орудовать. Спиртного на столе не было, только минералка и ещё кувшин с непонятной жидкостью, в которой плавали ломтики лимона и какие-то неизвестные Гаору ягоды. Знаменитый "похмельный компот" - догадался Гаор и решил оставить его хозяину.
Фрегор с бокалом в руке расхаживал по кабинету, пристально рассматривая висящие на стенах картины. Неслыханная деликатность - невольно оценил Гаор. Он понимал, что его в определённой степени покупают, покупают его... преданность. Что ж, телохранитель должен если не любить того, кого охраняет, то хотя бы не ненавидеть. И Фрегор умнее Гарвингжайгла, который ни разу не удосужился не то что купить, а предложить ему чего-либо, когда он по приказу отца ездил телохранителем по дорогим казино.
За дверью послышались чьи-то шаги, и Гаор невольно резко обернулся к двери. Фрегор, одобрительно кивнув, жестом показал ему встать у двери так, чтобы вошедший оказался спиной к нему, и опустил руку в карман. И снова кивнул, увидев, с какой быстротой и ловкостью Гаор занял своё место. В дверь осторожно постучали.
- Я велел не беспокоить! - брюзгливо выкрикнул пьяным голосом Фрегор, одновременно делая шаг в сторону и доставая пистолет.
- Прошу прошения, - прошелестело за дверью, и стучавший удалился.
Фрегор убрал пистолет и указал Гаору на стол. Тот понял, что может продолжить прерванную трапезу.
- Видишь? - негромко сказал Фрегор, когда Гаор снова сел к столу. - Вокруг враги. Но я им не поддамся. Да, ополосни стакан этим пойлом, - он указал на кувшин с "похмельным компотом", - а остальное вылей в унитаз, пусть думают, что я выпил это.
И когда Гаор выполнил приказание - унитаз оказался здесь же, в крохотной уборной за неприметной дверью в углу - Фрегор доверительно продолжил.
- Никогда его не пью. Хрен их знает, что они туда мешают.
Всё когда-нибудь кончается. Гаор с сожалением оглядел опустевшие тарелки. Да, заправился он, надо признать, капитально, как говорится, теперь есть что вспомнить перед смертью, но жаль, что пиршество нельзя повторить.
- Сыт? - спросил Фрегор, с интересом глядя на него.
- Да, хозяин, - встал из-за стола Гаор. - Спасибо, хозяин.
- Тогда поехали.
Фрегор достал бумажник, порылся в нём, достал и бросил на стол маленькую похожую на визитку карточку, на которой, как успел заметить Гаор, было только несколько цифр и вроде как картинка в правом нижнем углу. Гаор сдёрнул с вешалки и надел свою куртку. Но тут Фрегор, отойдя от стола к одной из картин на стене, поманил его. Недоумевая о причине такой задержки - ведь уже сказали: "поехали" - Гаор подошёл.
- Смотри, Рыжий.
Гаор, по-прежнему ничего не понимая, стал рассматривать картину. Летний пейзаж: холмы, одинокие деревья и домик у озера. "Мило", - сказала бы Моорна, наморщив носик, чтобы было понятно: хвалит, хотя хвалить не за что.
- Ну же, Рыжий, видишь!
Фрегор ткнул пальцем в окошко домика. И, приглядевшись, Гаор увидел, что окошка нет, вместо него аккуратное отверстие. Он невольно присвистнул.
- Во-во, - рассмеялся Фрегор, довольный произведённым впечатлением. - Нужно, вставили микрофон, нужно, объектив, а аппарат или наблюдатель за стенкой, - и скомандовал уже иным, "хозяйским" тоном. - За мной.
- Да, хозяин, - механически откликнулся Гаор.
Увиденное требовало осмысления, и он очень надеялся, что Фрегор в машине заснёт и не будет мешать ему вести машину и обдумывать события этого дня. Единственное, что задевало его, это что не успел поговорить с Золотым Князем, ведь всё время был на чужих враждебных глазах. Даже на этом пикнике, где господа гуляли, а он сначала таскал ящики с выпивкой и жратвой и устанавливал мангалы, а потом у машины ждал хозяина, он постоянно чувствовал на себе внимательные и совсем не доброжелательные взгляды.
В "Орлиное Гнездо" они приехали перед рассветом. Гаор высадил хозяина у парадного подъезда, выслушал приказ отоспаться и после обеда по обычному распорядку, отогнал лимузин в гараж, где его принял ночной механик из свободных, и пошёл в казарму.
Рабская казарма спала мёртвым усталым сном. Как догадывался Гаор, весенний праздник без крови и чьей-то смерти не обошёлся. Войдя в свою спальню, Гаор изумлённо остановился, увидев чей-то силуэт на своей кровати. Это ещё что за новости?! Но, подойдя поближе, увидел, что это Снежка. Она сидела с ногами на его кровати и спала, положив голову на спинку, на развешенное там полотенце.
- Снежка, - Гаор осторожно погладил её по голове.
- Ой, Рыжий, - заговорила Снежка, не открывая глаз, - ты пришёл, да? Вот, держи.
Она полезла в карман фартучка и достала какой-то тёмный комок.
- Это тебе. С праздником.
Гаор взял комок, оказавшийся маленьким двойным бутербродом: два ломтика тёмного хлеба с прослойкой из масла и сахара.
- Спасибо, Снежка, а теперь к себе иди.
Снежка не успела ответить. Потому что Гаора вдруг окликнул Старший по спальне.
- Рыжий.
- Да, Старший, - сразу повернулся на голос Гаор.
- Не гони Снежку, - Старший говорил негромко, но в ночной тишине его было хорошо слышно, - пусть у тебя ночует.
- Как это? - не понял, не захотел понять Гаор.
- Тебе её в прислуги дали, ты с ней спать не будешь, её под кого из первой положат. Заломают девчонку.
Гаор медленно, стараясь не упасть, потому что его вдруг перестали держать ноги, сел на кровать.
- Рыжий, - шёпотом заговорил Зимняк, - Старший дело говорит. Ты не сделаешь, голозадым отдадут. Пожалей девчонку.
- Она ж не малолетка даже, малявка, - потрясённо выдохнул Гаор, - не могу я. Я ж не...
- Под хозяев с семи подкладывают, а ей уж десять скоро. Потому и дали тебе, чтоб поберечь.
- Не могу, - покачал головой Гаор. - Нет.
Сосед справа зевнул и пробурчал.
- Раздень и под одеяло положи, чтоб она утром от тебя голой выскочила. Делов-то... - и захрапел.
Гаор сидел, стиснув, смяв действительно в комок этот прибережённый для него бутерброд. Он понимал, что раз остальные так говорят, значит, так и надо. Но... но мало этим сволочам, что сами выродки, они и нас такими делают! Но... но деваться ему некуда, как человека просят. Он сунул в рот подарок, встал и начал раздеваться. Куртку, брюки, ботинки в шкаф, достать мыло, мочалку и большое полотенце. На ноги шлёпки.
- Снежка, - он снова погладил её по голове, - раздевайся и ложись.
- А ты?
- Я в душ.
И ушёл, не дожидаясь её ответа.
В душе он сбросил бельё и рубашку в ящик для грязного, а носки захватил с собой в кабинку. Вымылся, выстирал носки. Привычные движения немного успокоили его. Нет, конечно, надо так, как сказал тот, справа. Как зовут-то его? Не знает, но вроде он в теплицах работает. Говоря вслух, как и положено по здешнему Уставу, только по-дуггурски, Гаор про себя продолжал употреблять усвоенные за эти годы слова и обороты. Нет, он не даст это отнять у себя. И со Снежкой... это ведь тоже... не просто так, а борьба. Спать не по приказу, а по своему выбору - это он уже усвоил, а оказывается, бывает и такое. Но какие же сволочи! И это не Ардинайлы, не хозяева, тем на такие мелочи, как девчонка-рабыня, плевать трижды и четырежды, это Мажордом и прихвостни, шестёрки его. Ну, сволочи, ну... всякое он видал и слышал, но чтоб такое... Это как мозги надо вывихнуть, в самом деле, психи. Все, до единого.
Он вернулся в спальню, убрал на место мыло и мочалку, перевесил в шкаф маленькое полотенце и развесил на спинке кровати большое, стараясь не задеть маленькие платье, фартук и маечку. Осторожно лёг. Снежка уже спала, но сразу подвинулась к нему, прижалась и вытянулась рядом, уткнувшись головой ему в подмышку.
"Матери набольшие, - беззвучно позвал Гаор, - простите меня, знаю я, что не по-людски это, простите, Огонь Справедливый, приму, что дашь мне, но не смог я, к самому краю загнали меня".
Он думал, что не сможет заснуть, но усталость оказалась сильнее. Да и до подъёма всего периода два осталось, не больше.
Утром в общей суматохе и суете Снежка, и впрямь как говорили, выскочила голой из-под его одеяла, сгребла в охапку свою одежонку и пулей вылетела из мужской спальни. Гаор с ужасом ждал, что скажут ему остальные, особенно женщины, ведь здоровому мужику с малявкой спать... Но никто ни словом не обмолвился, будто не знают или так и положено.
А потом так и пошло: две, три ночи он один, вернее, к нему приходят уже вполне взрослые, в соку и силе, а на третью или четвёртую ночь у него остаётся Снежка. Обычно она приносила его выстиранное белье, раскладывала в шкафу, и пока он мылся в душе, сама раздевалась, залезала под одеяло и лежала, накрывшись с головой, будто её и не было. И Гаор, вернувшись из душа, укладывался, никак не выдавая, что в его кровати кто-то есть. И никто никогда ни словом... Хотя нет, была попытка. Он шёл на тренировку, и какой-то лакей, поравнявшись с ним, отпустил шуточку о любителях малолеток. Но, получив мгновенный удар, от которого треснулся о стену, всё понял и заткнулся. Так что и здесь у него обошлось. Пока.
Вскоре после праздника Рарг устроил нечто вроде экзамена. В присутствии Фрегора Гаор опять дрался, отражал всевозможные нападения, потом встал за плечом Фрегора, и парни Рарга нападали, а он защищал своего хозяина... Правда, обошлось без собак, но Фрегор всё равно был в восторге. Гаор думал, что тренировки на этом кончатся, о чём в глубине души жалел: эти три периода в зале или на гимнастической площадке, или ещё где Рарг назначит, были, пожалуй, самыми приятными, но Рарг посоветовал хозяину время от времени отпускать его на тренировки. Для поддержания формы. Но уже по свободному графику. И один период в день на гимнастической площадке, хоть до подъёма, хоть после отбоя, хоть... словом, когда свободен. Последнему Гаор обрадовался больше всего. Уж период в день он на гимнастику выкроит. При любой нагрузке.
И началась его работа раба-телохранителя. Оружия ему так и не дали, ни огнестрельного, ни холодного, но и полученных от Рарга умений должно было хватить в любых ситуациях. Тому, что на его хозяина кто-то всерьёз нападет, Гаор не верил. Но приказано идти и стоять за плечом и вырубать насмерть любого посягнувшего, значит, будем идти, стоять и вырубать. День-ночь, день-ночь, работа-отдых, работа-отдых... работы больше, отдыха меньше, но и это жизнь. А значит, живи и помни: могло быть и хуже, это ещё не самое страшное.
Что было в "Орлином гнезде" на праздник, кого и как убили, Гаор не знал. Ему не рассказали, а он не спрашивал. Но был уверен: убили. А затравили собаками, или запороли, или забили насмерть... это уже мелочи. Ни один из его немногих знакомцев не пропал, значит, кого-то другого. Ну... пусть им в Ирий-саду хорошо будет. Или у Огня светло. Это уж каждому по вере его.
Обычно он выезжал с хозяином сразу после завтрака или чуть позже, но ждал его теперь не в гараже, а в личных комнатах. Одевался на выезд и бегом поднимался по внутренним коридорам и проходам в хозяйскую спальню. Чаще всего он заставал хозяина за завтраком. В этом Фрегор был неукоснителен. Когда бы и после какой попойки или оргии не лёг, в семь подъём, холодный душ, бритьё, гимнастика, завтрак и на работу.
- Отлично, Рыжий, - встречал его хозяин. - Ты готов?
- Да, хозяин, - гаркал Гаор по-строевому, игнорируя суетившихся в комнате горничных в зелёных платьях с вываливающимися из декольте грудями и сверкающими из-под коротких юбок голыми ягодицами.
Хозяину его равнодушие нравилось, а для Гаора оно необременительно, так как было искренне, вернее, круто замешано на презрении.
- Едем, - хозяин вставал, швыряя салфетку.
Как из-под пола выныривали два лакея в зелёных рубашках, быстро и умело одевали хозяина, и на выход. Впереди хозяин, а за ним молчаливой неотступной тенью раб-телохранитель. Проход по коридорам и анфиладам, вниз по парадной лестнице, если у крыльца ждет лимузин, или по одной из боковых, и тогда там будет стоять "коробочка" или легковушка. Машина заправлена, вымыта, отрегулирована... И вперёд, к трудам на благо Отечества.
Часто эти труды сводились к турне или марш-броску по ресторанам, борделям и прочим злачным местам Аргата. Турне, если хозяин засиживался, и марш-бросок, если влетел, вылетел и гони дальше. Сюда хозяин ходил один. В отличие от множества безымянных контор - дверь со звонком и глазком, окна с глухими шторами, и ни намёка на вывеску, даже простого номера на двери нет. На всякий случай Гаор старательно запоминал адреса. На Ардинайлов у него уже было два листа. Вернее, на одном он записывал всё, что узнавал о нравах и обычаях этой действительно сумасшедшей семейки, а на другом - всё, что касалось работы Фрегора. Самыми нудными были поездки в Дом-на-Холме. Там приходилось период за периодом ждать в подземном гараже. Хорошо хоть, что это бывало не слишком часто.
Вопрос с едой тоже решился. Хозяину вдруг стукнуло в голову, что раба нужно кормить, и он распорядился выдавать Гаору на день сухой паёк, и чтоб в машине всегда не меньше двух бутылок с минералкой. Мажордом, конечно, сволочь, но не выполнить хозяйского приказа не посмел. И теперь Гаор утром после завтрака подходил к Старшей по кухне и получал аккуратный свёрток с бутербродами и две маленькие пластиковые бутылки минеральной воды, бегом относил это в гараж и уже тогда бежал к хозяину. Правда, паёк считался за обед, и если он возвращался после ужина, то ужин пропадал. но всё же не совсем голодно теперь.
А в целом... всё шло неплохо, могло быть и хуже. Гаор уже начал привыкать и не ждал ничего такого-этакого. Но... жди - не жди, а будь готов ко всему.
День был самый обычный. Солнечный апрельский день, когда не только от зимы следов не осталось, но и весна уже заканчивается. Синее небо, молодая листва, солнце играет в оставшихся от ночного дождя лужах. И у хозяина турне по ресторанам Аргата. С кем он там внутри этих, сегодня не слишком фешенебельных - в соответствии с машиной, сегодня они на легковушке, - но достаточно респектабельных заведений встречается и о чём разговаривает, Гаор не знал. В рестораны его не брали. То ли хозяин никого здесь не опасался, то ли не хотел привлекать внимания. Это с лохматым рабом за спиной Фрегор Ардин приметен и запоминаем, а сам по себе... обычный. Гаор ещё на том пикнике в честь весеннего праздника заметил эту особенность тихушников - неприметность, заурядность, а потому и незапоминаемость.