Допросы шли весь день. До обеда и после обеда. В каком-то странном, но явно не алфавитном порядке. Вызвали Джонатана. Фредди проводил его взглядом до двери и снова накрыл лицо шляпой. Но и минуты не прошло, как рядом с его кроватью остановились.
- Спишь?
Фредди узнал по голосу Ночного Ездока и сдвинул шляпу.
- Есть проблемы?
Ночной Ездок усмехнулся.
- Надеешься выскочить?
Фредди молча смотрел на него, и Ночной Ездок сел на край его кровати.
- Знать бы кто нас так подставил.
- Думаешь, на Рождество закончилось бы по-другому?
Ночной Ездок пожал плечами.
- Без русских... хотя... дважды по одному маршруту не ездят.
Фредди кивнул. Стоявший у окна Спортсмен обернулся.
- Ещё кого-то привезли.
Ночной Ездок спросил, не оборачиваясь.
- Сколько машин?
- По моторам слышно, что две. Грузовики.
- Ещё партию заловили, - буркнул кто-то.
Лязгнула дверь. Очередной допрошенный, ни на кого не глядя, прошёл к своей кровати. Вызвали следующего. Им оказался Спортсмен. Заметно побледнев, он вдруг быстро перекрестился и, независимо вскинув голову, пошёл к двери.
- У каждого своё, - хмыкнул ему вслед Ночной Ездок и твёрдо посмотрел в глаза Фредди. - Обидно залететь на пустом.
- Обидно, - согласился Фредди. - На пустом отбиваться тяжело.
- Не знаешь, что прикрывать, - кивнул Ночной Ездок. - Выйдем, будем с подставой разбираться.
- Если выйдем, - улыбнулся Фредди.
На каждый стук двери все замолкали и поворачивали головы. Вошёл Джонатан. Как и остальные молча прошёл к своей кровати и лёг. Вызвали Филолога. Ночной Ездок, по-прежнему сидя на кровати Фредди, молча смотрел на Джонатана. Тот оглядел его и Фредди потемневшими глазами и улыбнулся.
- Самое сложное - это доказать реальное алиби.
- Но возможно? - спросил Ночной Ездок.
Джонатан пожал плечами.
- Они сами ещё толком не знают, кого навылавливали, но разбираются аккуратно и систематично.
Ночной Ездок забористо выругался.
- Много в форме. Похоже, на горячем брали, - задумчиво сказал Джонатан. - А так... Главный вопрос. Кто подтвердит твою личность и отношение к цветным. И ждать подтверждения.
Джонатан говорил негромко, но очень чётко, и остальные в камере, примолкнув, делали вид, что не слушают. Ночной Ездок кивнул.
- Ну, я ещё доберусь до этих умников.
Фредди усмехнулся.
- Не жадничай.
Стукнула дверь. По-строевому печатая шаг, прошёл в свой угол военный.
- Трейси. На допрос.
Фредди встал и кинул шляпу на подушку. До самой двери он затылком чувствовал взгляд Джонатана.
- Руки за спину. Вперёд.
В коридорах людно, и навстречу и в обгон ведут. Конвоиры все русские. Джонни прав: от чёрной формы самообороны в глазах рябит. Молодняка много. Назалетали по-глупому, сосунки.
- Стой. Лицом к стене. Пошёл.
Всюду порядки одинаковые. На щеках неприятно зудит щетина. Ну да, выехали вчера утром. У Джонни мало заметно, а у него сразу вид как у беглого каторжника. С незнакомым следователем может помешать. Переходы большие. Но добротная постройка. Дарроуби... Когда русские успели тюрьму переделать? Всегда обычная была. Хотя... стоп, говорили. Лагерная пересылка. Ни хрена себе! Но... Додумать не успел.
Фредди выдохнул сквозь стиснутые зубы и шагнул через порог.
Чак неподвижно лежал на койке. Руки брошены вдоль тела как ненужные тряпки. Пока не болят. Пока. Ноет шея. Крепко его скрутил этот чёртов беляк. А как всё шло хорошо. Весь вчерашний день, он шёл от квартиры к квартире, от дома к дому, сквитывая всё накопившееся за годы, беспощадно отдавая и взимая долги. А к вечеру почувствовал, что идут за ним. И заторопился, боясь не успеть. Кого-то вообще не нашёл - дом заколочен, где-то успели спрятаться, а искать ему некогда. На улицах русские патрули, те же белые. С ними связываться рискованно. И вдруг ни с того, ни с сего заныл локоть. Не ушибал вроде. Совсем нелепо. Он же в работе, а болит. В каком это доме? А, там где белый слизняк на коленях ползал, просил взять жену, дочь, лишь бы ему его жизнь поганую оставил. Его шлёпнул легко. Хоть и хотелось, чтоб сволочь белёсая прочувствовала всё, как те, которых по его же приказу, но не стал, некогда.И тут влетела раскосмаченная беляшка, шлюшка недоделанная и заверещала:
- Папа... папочка... За что?!
Он поднял уже пистолет, прицелился, и вдруг как иглой кольнуло в локоть, в болевую точку, чуть пистолет не выронил. Перехватил левой, выстрелил, не глядя, и ушёл. Не то, что контрольного не сделал, даже не посмотрел, куда попал. Плохо попал. Крик за спиной не умолкал долго. Потом... потом он встретил пятерых, прямо на улице, в форме. Они тоже боялись патрулей, пробирались куда-то и шарахнулись от него врассыпную. Стрелять он не стал: патронов совсем мало осталось, догнал двоих - дурни, вместе побежали - и прикончил ножом. Потом... всё путается, руку то отпускало, то кололо. Правда, он с левой и стреляет, и ножом, но... но не то. Ночью, нет, под утро, дважды налетал на засады и еле уходил.
Чак осторожно шевельнул плечами. Да, тогда он и засветился. Думал - оторвался, а его попросту повели. Поздно сообразил, что не сам идёт, а его ведут, что не просто патрули, а его загоняют. Дурак, хотел пройти к Слайдерам, размять руки. И узнать об этом красавчике, Найджеле, как добрался. И вот... Уже светло совсем было. Военная машина сзади. Он посторонился, пропуская её. С военными никто не связывается. А тут вторая в лоб. Так и не понял, с какой на него прыгнули. Он ещё трепыхнулся, но скрутили его... крепко. Никогда бы не поверил, что один на один уступит беляку. И ведь при оружии был. А достать не успел.
Чак почувствовал, как кровь прилила к щекам. Опозорился. А был лучшим в их десятке, и потом... не было такого, чтобы беляк его... нет, конечно, когда хозяин бьёт, или белый прикажет не двигаться, то да, но этот-то не приказывал. Молча завалил и скрутил. Ни достать, ни выбросить ничего не успел. Запихнули в машину на пол между сиденьями. Хорошо, хоть ноги не ставили, любят это беляки: сбить с ног да ещё и потоптаться на лежащем. Этого бы не снёс. А так... лежал тихо. Ехали недолго, одна только остановка была. Судя по шуму, перед воротами. Выдернули из машины, поставили на ноги и не пинком, а каким-то ловким броском втолкнули в дверь. Даже оглядеться не успел. И уже там, в комнате, тесной от множества русских, сняли наручники, стягивавшие за спиной запястья, и обыскали. Оба пистолета, два ножа - простой кинжал и выкидной на пружине - кастет, запасные обоймы, перчатки со свинцовыми накладками, запасной глушитель... Он стоял, подняв руки и расставив ноги, а они его охлопывали, расстёгивали на нём куртку и рубашку, расстегнули брюки, проверили все внутренние карманы... правда, не рвали ничего. И не били. Велели разуться, и ботинки с окованными краями и режущей пластинкой в носке положили к оружию. А ему дали другие, обычные рабские и разрешили застегнуться. Но пояс с тяжёлой шипастой пряжкой забрали и тоже бросили к оружию. На другой стол рядом бросили его сигареты, несколько смятых кредиток, ключ от квартиры, скомканный носовой платок... Всё. Больше ничего у него нет. И незнакомая непонятная речь, которой он боялся.
- Арсенал ходячий...
- Как его Сашка взял...
- Ну, так Бешеный...
- А погулял парень...
- Готовился...
- Да, здесь не самооборона...
- Какая самооборона при таком наборе?
- Умышленное...
- И при отягощающих...
Он почувствовал, что дрожь вот-вот прорвётся наружу, но показать белякам свой страх... не дождутся!
А потом другая комната, где было всего двое русских. Щуплый в очках за столом с бумагами и второй - помоложе и побольше, с ссадиной на скуле. Велели сесть за маленький стол посредине комнаты. Стол допросный - намертво соединённый со стулом и прикреплён к полу. Он послушно сел. Руки почему-то не приковали к столу. Дрожь ещё была, но уже подкатывала злоба, не горячая красная, когда кровь в глазах, и всё тело рвётся, а белая холодная злоба бессилия.
- Я майор Арсеньев, - заговорил по-английски очкастый. - Буду вести твоё дело. Назови своё имя.
Что ж, обычная провокация. Имя рабу не положено. Странно, что его берут на такой глупый крючок. Но он не связан и руки не прикованы, если их как следует разозлить, то...
- Чак, сэр, - слова почему-то застревали, их приходилось выталкивать.
- Хорошо. А полностью?
Он с усилием поднял на них глаза, руки на крышке стола сами собой сжались в кулаки. Русские смотрели на него спокойно, очень внимательно, без ненависти и страха. Его все боялись. Даже те временные хозяева, которым сдавал его в аренду Старый Хозяин. И ненавидели. Потому что боялись. Он молча смотрел на русских в упор и ждал удара. А его всё не было. Или... или по-другому, током прямо через стол и стул, он видел такое... или... молчание становилось невыносимым. Высокий вдруг встал, пошёл к стене. Он невольно скосил глаза. Пошёл к пульту? Нет, ещё один стол, на нём графин с водой и стаканы. Сразу захотелось пить. Русский с полным стаканом идёт к нему. Сейчас будет, дразня, пить сам или плеснёт в лицо? Лучше бы выплеснул, тогда хоть губы оближешь. Русский стоит перед ним и протягивает ему стакан. Опять ловушка. Он смотрит на руки белого. Золотистый пух на красноватой обветренной коже, белые полоски и пятнышки шрамов, костяшки... От зуботычин следы другие, в перчатках бьёт? Нет, он не поддастся. Русский ставит стакан между его стиснутых кулаков и отходит.
- Пей, - говорит Очкастый.
Он осторожно сдвигает руки, охватывая ими стакан. Как это они не побоялись дать ему стекло? А если там не вода, а рассол или ещё что? Но он уже наклонился и коснулся губами края. Вода? Вода! Он делает ещё глоток, и сдерживаемая дрожь вдруг прорывается, всё тело дрожит, ходит ходуном, даже зубы стучат о стакан, горло сводит судорогой, вода течёт по подбородку, заливается за воротник... последние капли он выпивает, запрокидывая стакан над головой, вытряхивает их в рот.
- Дать ещё? - спрашивает второй.
Он молча мотает головой. Нет, он не даст себя прикормить, как тогда...
- Я мало убил, - говорит он вдруг неожиданно для самого себя. - Мало. Не успел. Всех.
- У тебя был список? - спрашивает Очкастый.
- Я их знал, всех, - выплёвывает он слова. - А не этих, так других. Всех. Под корень.
Очкастый спокойно смотрит на него, а он уже не может остановиться.
- Я их видел. Тогда они... им чужая жизнь ничто... Ликвидировать списком... Главное - массовость... Не распыляться... Ну, так и я их... Списком. Их жизни мне ничто. Все они передо мной ползали, у меня в ногах валялись! Все! - он переводит дыхание. Почему они не ударят его? Чего ждут? Он наговорил уже достаточно даже не для удара, а для пули. Чего им ещё? - Вы убьёте меня, но я убивал вас! Сам! Без приказа!
Он вдруг понял, что кричит, и замолчал.
- А по приказу? - спросил Очкастый. - Многих убил?
- Много. Не считал, - он заставил себя говорить без крика. - И убивал. И бил. И тоже. Молили меня.
- Как звали твоего хозяина?
Он судорожно схватил ртом воздух.
- Которого, сэр?
Он сказал "сэр", он что, ломается? Они быстро переглянулись.
- Их было так много?
- Меня сдавали в аренду, сэр, - тихо сказал он, поняв, что сломался.
- Не-ет! Нет, сэр, не надо! Я всё скажу, всё сделаю, только не надо, сэр! Не надо! Только не это!
Он захлёбывался в своём крике, не смея встать, бился головой о крышку стола. И вдруг... сильная рука, ухватив его за волосы, подняла голову, а другая, не менее сильная, прижала оба его запястья к столу. Его держали крепко, но без боли. И он узнал эту хватку. Так вот этот его скрутил?!
- Ну, - он сжался, ожидая неизбежного, но прозвучали совсем другие слова: - И чего ты распсиховался?
Хватка постепенно ослабла. Его не держали, а придерживали. Очкастый принёс ему стакан с водой. Тот, пустой, он, видно, сбросил со стола, сам не заметил когда. Он пил маленькими частыми глотками.
- Успокоился? - спросил его Скрутивший.
Он кивнул.
- Тогда давай дальше поговорим.
Они не отошли, остались стоять рядом. И их вопросы падали на него сверху, как удары. Он и вздрагивал от них, как от ударов. И отвечал. Уже плохо сознавая, о чём его спрашивают и что он отвечает. А потом Очкастый сказал:
- Хватит на сегодня.
И его отвели в эту камеру. Маленькую. На полу и десяток вплотную не ляжет. Но он один. И есть намертво приделанная к стене койка, такой же стол напротив и стул. И стена не решёткой, а сплошная, дверь с окошком. Такие камеры он видел. В распределителе в таких, только без мебели, держали лагерников. Никогда не думал, что попадёт в такую. Ему принесли еду. Миску с кашей, кружку с чем-то вроде кофе и два ломтя хлеба. Он всё съел и снова лёг на койку.
Чак осторожно пошевелил плечами, сжал и разжал кулаки. Нет, всё в порядке. Пока. А дальше что... дальше не его воля. Когда дадут сигнал отбоя, ну, простыни, конечно, излишество, но одеяло дадут? Тогда можно будет раздеться и лечь нормально. И закутаться так, чтобы никто не видел лица. Хотя... что он наговорил этим русским? А! Не всё ли равно? Он пришёл к финишу. Этих беляков ему не простят. Да и прошлых тоже.
Они стояли у окна, смотрели на улицу и слушали. Когда внизу хлопнула калитка, миссис Стоун повернулась к Рози.
- Давайте наведём порядок, Рози.
- Да, конечно, - Рози тряхнула головой и подняла с пола разорванный пакет от шали.
- Нет, Рози. Сначала отберите, что вы возьмёте себе на память о Джен. Остальное потом.
- Что потом, миссис Стоун?
- Потом мы опять всё раскидаем. Имитируем погром.
- Да, но... зачем?
- А зачем это сделал тот, кто уводил девочку? Подумайте, Рози.
- Эндрю, кажется? Нет, Андре.
Миссис Стоун поморщилась.
- Без имён, Рози. Ну, так зачем он это сделал?
- Ну-у, - Рози почувствовала себя ученицей на экзамене и рассердилась. - Ну откуда я знаю?! Ну, чтобы подумали, что здесь уже были... эти.
- Вот и мы сделаем для этого же. Пусть думают на них. Выбирайте.
Рози обвела взглядом комнату.
- Но... я, право, затрудняюсь. А вы, миссис Стоун?
- Побыстрее решайте, Рози. Мне, да и вам, пора домой.
Рози нерешительно взяла с комода фарфорового пеликана.
Рози вздрогнула от её тона и выронила статуэтку. И увидев осколки, заплакала. По-девчоночьи, всхлипывая и даже как-то подвывая. Миссис Стоун, не обращая на неё внимания, деловито распахнула дверцы шкафа, сгребла и разбросала по полу какие-то вещи, тряпки, смахнула с комода валявшиеся там забытые или ненужным мелочи, выдернула и бросила на пол ящики. Потом ушла на кухню. Рози вытерла ладонями лицо и пошла к ней. И уже вместе, стараясь особо не шуметь, они побили и разбросали посуду и утварь. Рози заглянула в кладовку.
- Миссис Стоун, здесь и так... ой, а это что? Забыли?
Она вытащила из-под стеллажа туго скатанную постель.
- Нет, - пожала плечами миссис Стоун. - Джен же так и решила не брать постели. Можно подпороть.
- Зачем?
- Всё затем же, Рози.
Рози принесла из кухни нож. Они вспороли наискось перину, одеяло и подушку и вытащили остатки в кухню так, что куски ваты и перья разлетелись по полу.
- И в комнате так же?
- Да. Мародёры зашьют.
Они вернулись в комнату. Хрустя осколками, миссис Стоун подошла к кровати.
- Помочь вам?
- Нет, Рози, это не сложно.
Двумя резкими взмахами миссис Стоун взрезала перину, проткнула подушку, потом перешла к детской кроватке и вдруг застыла.
- Нет, не могу. Сделайте это, Рози.
Рози кивнула и подошла к ней. Взяла нож и разрезала перинку, подушку, одеяльце. Оттолкнула ногой на середину комнаты распоротого медвежонка. Отбросила нож. Он где-то зазвенел. Оглядела разгромленную развороченную комнату.
- Да, - поняла её миссис Стоун. - Вот теперь это похоже на правду. Идёмте, Рози. Нам надо уйти тихо.
- Вы так ничего и не взяли себе, миссис Стоун, - Рози осторожно пробралась к двери.
- Незачем, - просто ответила миссис Стоун. - К тому же, если что, придётся объяснять, как к вам попала эта вещь.
- Да, - кивнула Рози. - Я и так не забуду.
Они вышли на лестницу, и миссис Стоун оставила дверь открытой. Спустились. Рози осторожно выглянула. Двор пуст. Они перебежали к калитке и выскочили на улицу и быстро свернули за угол.
- Да, а ключи? - Рози вытащила из кармана своего тёмно-синего плащика оставленную ей Женей связку.
Миссис Стоун взяла у неё связку, быстро сняла с кольца ключи, кольцо с немудрящим потёртым брелочком отдала Рози, а ключи бросила в сточный жёлоб у тротуара. Рози кивнула. И какое-то время они шли молча.
- Думаю, завтра контора не будет работать, - попробовала заговорить Рози.
- И послезавтра, - прежним жёстким тоном ответила миссис Стоун. - И не думаю, что она вообще заработает. Там был штаб. И как прикрытие она больше никому не нужна.
- Я уеду к маме на ферму, - сразу сказала Рози. - А вы?
Миссис Стоун пожала плечами.
- Я не думала об этом.
- Миссис Стоун, - робко начала Рози. - Вы... вам уже приходилось видеть... такое?
- Да, - жёстко ответила миссис Стоун. - Я видела достаточно обысков. И не только обысков.
- Я так рада за Джен, - попыталась сменить тему Рози.
- Да, - кивнула миссис Стоун. - У неё хватило мужества полюбить и не отступиться от своей любви, - Рози смотрела на неё, широко распахнув глаза, и она улыбнулась. - Когда вы полюбите, Рози, не отступайте. Любовь не прощает предательства, а её месть страшна.
Простилась сухим кивком и свернула в свой квартал, а Рози побежала домой. Ведь она совсем не подумала, что и её комнату могут разграбить, как комнату этих девочек в больнице. А рядом комната доктора Айзека. Девочки сказали, что его убили, затоптали... Его-то за что?! Нет, как только русские снимут заставы, она уедет. К маме. Хватит с неё города и его радостей... Хватит!...
Она бежала по улицам, всхлипывая на ходу. Счастье ещё, что Джен так и не узнала то, что поняла она. Что толстушка Майра, и Этель, и Ирэн были заодно с этими, что давали информацию и помогали составлять списки на первую и вторую стадии, что вся их контора была только прикрытием штаба, что... нет, даже про себя страшно назвать истинного хозяина и начальника... Нет, с неё хватит. Надо сбежать, исчезнуть и затаиться. Как Джен.
Машина остановилась, и они проснулись. И снова Мартина удивило их чутьё. Он вздрагивал на каждой остановке, а они даже глаз не открывали. А сейчас сразу заморгали, задвигались.
- Вылезай! Стройся!
Они прыгали из грузовика, вставали привычным строем - руки за спиной, глаза опущены - быстро поглядывая исподлобья по сторонам и почти неслышно перешёптываясь.
- Гля, решётки...
- Распределитель?
- Тюрьма, - шепнул Мартин Эркину, а уже от него побежало к остальным.
Рядом выгружалась свора.
- Во здорово!
- Чего?
- А не отпустили их!
- Ага, в одну камеру теперь и потешимся!
- Дурак, это ж тюрьма!
- Ну не по одному ж нас распихают.
- А один к ним попадёшь...
- Тогда хреново...
- А ни хрена, сквитаемся...
- Ты сортировку сначала пройди, прыткий...
- За Мартином смотри, а то его к белякам запихнут.
- Давай в серёдку его...
- Ага, быстро, пока не смотрят...
- И шапку ему поглубже...
Мартин и охнуть не успел, как его быстро передвинули в середину строя. Эркин остался на краю, жадно ловя обрывки русских фраз.
Так... это непонятно, а, нет, это они про беляков... другое крыло... крылья-то при чём? Нет, другое... А, камеры в разных отсеках... нет, непонятно чего-то... сразу по камерам...
- Первые четыре. Марш!
Эркин чуть не выругался в голос. Но кто же думал, что русские отсчёт с этого края начнут? Оказаться в первой четвёрке - хреново... Хорошо ещё, что четвёртым стоит.
Дверь... Тамбур... Комната... Стол... Русский в форме...
- Имя... Фамилия... Год рождения... Место жительства... Кем работаешь... Документы... Что в карманах...
Ну, это не страшно, не так страшно. Они стояли в затылок друг другу и подходили по одному. Когда Роб замялся на вопросе о документах, его не ударили, не накричали, а просто что-то чиркнули в своих бумагах и всё. И Губачу ничего не сделали, хотя у того ни документов, ни имени, ни работы.... Может, и обойдётся. Ну, вот и его черёд.
Эркин, по-прежнему держа руки за спиной, шагнул к столу.
- Имя?
- Эркин, сэр.
Русский быстро вскинул на него глаза.
- Как? Эр-кин?
- Да, сэр. Эркин.
Русский кивнул, записывая.
- Фамилия?
- Мороз, сэр.
И снова быстрый удивлённый взгляд.
- Как-как? Может, Мэроуз?
- Нет, сэр. Мороз. По-английски - frost.
Русский улыбнулся.
- Так может, у тебя и отчество есть? - спросил он с заметной насмешкой, специально ввернув в середину фразы русское слово.
Эркин напрягся, но отвечал по-прежнему спокойно.
- Да, сэр. Фёдорович.
- Скажи пожалуйста, - удивился русский. - А документы?
- Да, сэр.
Эркин осторожно, чтобы резким движением не навлечь удара, распахнул куртку и достал из кармана рубашки красную книжечку удостоверения, подал её русскому и снова заложил руки за спину.
- В чём дело? Почему задержка?
- Посмотрите, капитан.
Русских уже трое. Вертят его удостоверение, рассматривают его самого, явно сверяя с фотографией.
- Может, ты и русский знаешь?
Спросили по-русски, и темнить уже поздно. Шагнул - так иди.
- Немного понимаю.
- Давно подал заявление?
- Двадцать первого октября.
- Где оформлял?
- В Гатрингсе.
Русские вопросы наперебой с трёх сторон. Эркин отвечал по-русски, стараясь не путаться в словах, спокойным голосом, только пальцы за спиной всё сильнее вцеплялись друг в друга.
- Ладно, - тот, кого называли капитаном, был, видимо, старшим. - Остальное потом. Оформляйте в общем порядке.
- Есть.
Эркин перевёл дыхание. Дальше пошло быстро. Две сотенных кредитки - как это он не сообразил, пока везли, посмотреть, но обошлось, положили к остальному без вопросов - бумажник, несколько сигарет, расчёска - купил тогда в Гатрингсе на толкучке - рукоятка ножа, немного мелочи, обе запаянные в целлофан справки, шапка - всё, больше ничего у него в карманах не было, выдернули ещё пояс из джинсов. Охлопали ещё раз по карманам, отдали расчёску и шапку, а остальное сгребли в пакет. И вот он уже идёт по коридору. Стены глухие, как в лагерном отсеке распределителя.
- Стой.
С лязгом открывается дверь.
- Вперёд.
Эркин перешагнул через порог, дверь захлопнулась, и... и увидел всех троих. Губача, Роба и Длинного, растерянно озиравшихся по сторонам.
- Меченый!
- Чего так долго?
- Бумаги мои смотрели. Вы чего стоите?
- Да чего-то...- промямлил Роб, оглядывая теснившиеся в камере двухэтажные койки.
А Губач ответить не успел. Дверь открылась, впустив Митча, который с ходу заорал, бросаясь к одной из верхних коек у стены.
- Это моя!
Его вопль привёл в чувство остальных. Дверь часто лязгала, впуская всё новых и новых. Расстрел явно откладывался, и надо было устраиваться. В общем, койки занимали без стычек. Поменяться всегда можно, а если друга или брата загонят в другую камеру, то ничего ты уж не поделаешь. А глухая стена вместо решётки позволяла чувствовать себя совсем свободно. Мартина встретили радостным, но тихим - на всякий случай - рёвом.
- Мы уж боялись, что тебя к белякам загонят.
- Нет, их ещё во дворе держат.
Они злорадно заржали. Вошли ещё четверо. Всё, все койки заняты, остальные, видно, в другую камеру попали. Отсутствие простынь и одеял никого не смутило, вернее, многие этого просто не заметили. Отдельная кровать, матрац и подушка... если не верх комфорта, то очень близко к нему. Лечь, вытянуться...
- Ещё пожрать бы дали, так совсем красота!
- А про сортировку забыл?
- А ни хрена! Пока не шлёпнули, жить надо.
- Это да, это ты правильно.
- Пожрать бы...
- Постучи и попроси.
- Во! Сразу дадут!
- Так не ему одному. Нам тоже достанется.
- Ложись, Мартин, ты ж в машине не спал, - сказал Эркин.
Мартин устало кивнул. Посмотрел на часы.
- Долго ехали.
- И где мы? - поинтересовался Эркин.
- Не знаю, - Мартин тяжело лёг на койку и повторил: - Не знаю. Не могу сообразить. Сигареты забрали, чёрт.
Эркин снял куртку, лёг и укрылся ею. Разуваться не стал: днём в любой момент дёрнуть могут, пока не велели спать.
- Меченый, ты в отруб?
- Что не доем, то досплю, - ответил Эркин, закрывая глаза.
Кто-то засмеялся, но большинство тоже стало укладываться, кое-кто уже похрапывал. Эркин повернулся набок, натягивая на плечи куртку...
...- Угрюмый, - шёпот Зибо выдёргивает его из сна.
- Чего тебе?
- Слышишь?
Он сонно поднимает голову. Вроде крики какие-то. Но далеко.
- Ну и что?
Он уже понял - что. Пупсика застукали с Угольком. Доигрались. И надзиратели готовят на завтра... веселье. Трамвай. Их поставят во дворе, всех, по росту. Чтоб все видели. И чтоб надзирателям всех было видно. На балкон выйдут хозяева. Пупсика и Уголька заставят раздеться, привяжут и начнётся. И всем смотреть, и попробуй глаза закрыть - сразу в пузырчатку, а вякнешь чего - сам рядом ляжешь. Зибо всхлипывает. Ему-то чего? Сами виноваты, голову потеряли...
...Эркин заставил себя открыть глаза. Разноголосый храп, постанывание, сонное бормотание и разговоры трепачей сливались в ровный негромкий гул. Эркин посмотрел на соседнюю койку. Мартин лежит на спине, руки под головой, но глаза открыты, смотрят, не отрываясь, в потолок. Эркин сразу занял верхние койке себе и Мартину рядом. Наверху хорошо: не под ногами у всех, и чтоб тебя сонного ударить, придётся лезть вверх, успеешь проснуться. Неподвижный взгляд Мартина не понравился Эркину.
- Мартин, спишь? - шёпотом позвал он.
- Нет, - тихо ответил Мартин. Громче, чем положено в камере, но за общим гулом сойдёт. - Не могу.. Глаза закрою... и вижу... опять всё.
Эркин медленно кивнул. Он тоже заставил себя проснуться, чтобы не увидеть того, что было потом. Знал, что на месте Пупсика увидит Женю. И тогда точно закричит. Распределитель - не Палас, конечно, но кричащих во сне нигде не любят.