Аннотация: Рассказ-подарок близкому человеку. О тепле и холоде, о жестокости и боли. О маленьком чуде. Кто-то увидит наивную сказку. А что увидите вы?
КУСОЧЕК ЛЬДА
Танюш, тебе...
-Почему? - в который раз спросил он.
Старший вздохнул, но на этот раз снизошел до ответа:
-Потому что это слишком много для одного человека.
-Это - много?!
-Много. Слишком много.
Холод обнял город и сковал его намертво. Не веселый, трескучий мороз со скрипом снега и красивыми узорами на окнах. Нет. Мертвый, безразличный, обжигающий холод, от которого трескалась не только голая, беззащитная земля, но и куда более прочный асфальт. Почерневший, утративший признаки жизни город замер, оцепенев от сухого, как песок в пустыне, холода.
Она осторожно провела языком по и без того потрескавшимся, болезненно-чувствительным губам. На языке остался солоновато-металлический привкус крови. Она усмехнулась и постаралась поглубже спрятаться в пушистый шарф. Озноб заползал под полы пальто и колко прикасался к спине, заставляя сутулиться и подрагивать.
Это была даже не зима. Это было издевательство.
-Ну почему нет снега? - она шевельнула губами почти беззвучно, но он, конечно же, услышал и поежился, хотя холода не ощущал.
Одна, на неласковом ветру, она давно уже стояла на остановке. Автобуса все не было. То ли водитель решил не выехать на последний в расписании рейс, то ли бездушное железо отказалось повиноваться ему в такую погоду.
Она ежилась, изредка притопывала сапожками и что-то мурлыкала себе под нос. Он стоял рядом и тоскливо озирался, словно пытался кого-то заметить.
Ночь была черна, как крепкий заварной кофе. Казалось, что эту черноту можно зачерпнуть рукой и слепить из нее ком, как из снега. Черные пустые улицы с редкими огнями фонарей. Черное, пустое, низкое небо. Черные деревья, гротескно раскинувшие свои омертвевшие кроны.
Обычный вечерний гомон в эти дни как-то отступил от города. Тишина вечером была почти абсолютной, и это создавало ощущение еще более глубокой черноты. Редкие шорохи проезжающих машин казались торопливо-одинокими и неуместными.
Звонок мобильного прозвучал приглушенно и вяло. С трудом сняв перчатку с онемевших пальцев, девушка достала из сумочки телефон.
-Где тебя носит?
-Я на остановке.
-Опоздала, конечно. Никогда ничего не можешь сделать вовремя.
-Просто автобуса нет.
-Ну так иди домой!
-Далеко...
-Пока стоишь на месте, ближе не станет!
Короткие гудки. Родня проявила заботу. Родня напомнила о своем существовании.
Девушка медленно убрала мобильный телефон обратно в сумочку и так же неторопливо надела перчатку. Остановившийся, остекленевший взгляд моментально поседевших глаз замер на носках сапожек. Холод почему-то стал совершенно неважной, несущественной деталью. Какая разница, сколько градусов снаружи, если кусочек льда вдруг оказывается внутри?
Почему-то очень хотелось расплакаться. Тихо и беззвучно свернуться на скамейке и расплакаться. Просто от усталости. Но она уже знала, что слез не будет. Только судорожный вздох.
Он все так же стоял рядом... Стоял, сжав зубы так, что на скулах играли желваки, и нервно покачивался с носка на каблук. Ему хотелось просто заорать. Громко. Желательно - почти забытым матом. Но он молчал. Как всегда молчал.
Девушка сделала шаг. Потом еще один. Третий. Каждый следующий давался все проще...
Он с болью посмотрел ей вслед, поднял лицо к ночному небу и что-то процедил. Судя по движению губ - весьма нецензурное. Низким тучам было плевать, и он заторопился, догоняя девушку.
Она сидела на тумбочке в прихожей и внимательно смотрела на свои руки. К пальцам постепенно возвращалась чувствительность. Вместе с ней - глубокая, резкая боль в суставах, словно оледеневшая плоть сопротивлялась теплу.
Он зашел в квартиру следом за ней. Садиться рядом не стал - остался стоять, привалившись к стене плечом и глядя на девушку с невыразимой тоской.
-Чего сидишь? - снова проявила заботу семья.
Он отлип от стены и молча оскалился - резко и неприятно. Лицо преобразилось, став почти звериным.
И, хотя оскал этот был адресован вовсе не ей, девушка вздрогнула и торопливо взялась за пуговицы пальто. Действительно. Чего сидеть? Надо переодеться. Сделать чай. Согреться.
Она сняла пальто, расстегнула молнию на сапогах и замерла, поймав себя на мысли, что хочет уйти. Усмехнулась, разулась и беззвучной тенью скользнула в свою комнатку.
Привычная, удобная домашняя одежда была холодной и словно чужой. Стерильно-никакой она была. И одевать ее было почему-то неприятно. И комната была совершенно чужой. Ни тепла, ни уюта. Четыре стены и не более.
Пока девушка переодевалась, он заученно-деликатно отводил глаза, с притворным интересом разглядывал свои ногти. Потом он прошел за ней на кухню и осторожно коснулся ее лба. Опять температура. То ли никогда толком не долечиваемая простуда, то ли опять термоневроз. Тепло и покой. Тепло, покой и забота.
-Ужин-то себе сама сделаешь? - перекрикивая телевизор осведомилась родня.
-Да, - негромко откликнулась девушка и торопливо повторила уже громче. - Да, спасибо!
Он закатил глаза и с размаху сел на диванчик. Ну и где взять тепло, покой и заботу? Где?!
Ужин готовить она не стала. Налила себе большую кружку чая и тихо прокралась к себе. Забралась с ногами в кресло и отпила обжигающе-горячий настой. Чай был хороший, она это знала, потому что всегда покупала его сама. Но сейчас он показался ей безвкусным. Горячая вода и не более. И пился он без той обычной душевности. Глотался равнодушно-безучастными комками горечи. Может, потому что лед внутри никак не хотел растаять?
-Почему нет снега? - спросила она у своего отражения в черном зеркале окна.
Пока она пила чай, он стоял в углу и кусал губы. Нет ничего хуже бессилия. Хочется помочь. Безумно хочется. Но как? Что он может сделать? Как он может изменить ее мир?
Спать она легла поздно. Сначала читала учебники, потом рисовала, сосредоточенно прищурившись и тщательно выводя линии неудобной мышью. Ей казалось, что эта "деревянность" компьютерной мыши даже к лучшему - рисунок требовал сосредоточенности и не допускал сторонних мыслей. А это было здорово. Без мыслей было куда проще.
Он не мог по достоинству оценить ее работу. Никогда не был знатоком в живописи и не пытался им выглядеть. Но даже ему бросалась в глаза та старательность и то скрупулезное, почти болезненное внимание к деталям, которая девушка вкладывала в рисунок.
Спать она легла в обнимку с медведем. Плюшевая зверушка уютно и с неизменным дружелюбием умостилась в руках. Девушка высоко подняла одеяло, прикрыв даже затылок и ушко. Так возникало ощущение защищенности, спокойствия.
Она еще долго не могла уснуть. Прислушивалась к неровному, рваному ритму своего сердца и рези в глазах. Температура, похоже, поднималась. А еще, в голову лезли мысли. Исключительно грустные мысли. Пропитанные безнадежностью и тоской.
Он сидел на краю постели и ожесточенно сопел. Если бы было можно, он бы сейчас поставил на уши весь этот проклятый дом, весь этот трижды клятый город. Но ей было нужно не это. Только тепло, покой и забота.
-Я хочу снег, - уже в болезненной полудреме прошептала она на ухо плюшевого зверя. - Пожалуйста...
Коротко прокатившись по горячей коже, на подушку упала слезинка. Всего одна. Очень даже может быть, что это были даже не слезы. Просто глаза пытались смягчить жар влагой.
Он встал с постели, как только девушка заснула. Встал, странно шевельнул челюстью, одернул экзотического вида пиджак и исчез.
-Нет.
-Да.
-Нет!
-Да. Сегодня она имеет право.
-Ты хочешь, вмешаться в...
-Да.
-Нет, я, конечно, понимаю, но это же...
Не дослушав старшего, он просто шагнул в сторону. И исчез точно так же, как раньше исчезал из ее комнаты.
Его сильно шатало, но он все же немного постоял над спящей девушкой. Улыбнувшись своим мыслям, он подошел к окну. Неплохо в общем то. Стараясь не шуметь кольцами карниза, раздвинул тяжелые шторы и кивнул сам себе: да, так будет лучше. Вернулся к постели и осторожно коснулся губами горячего лба спящей девушки.
-Жар. Ну ничего. Ничего. Сейчас...
Он поправил одеяло и беззвучно лег рядом с ней, не смяв ни одной складки ткани и не прогнув старенький матрац. В темноте секундным проблеском вспыхнуло накрывшее девушку белое крыло.
-Спи... Спи, - беззвучно попросил он девушку и замер.
Она открыла глаза и тут же зажмурилась - в окно бил яркий солнечный свет. Преломляясь на хитросплетениях завитков на стекле, он разбегался по комнате яркими блесками. Все так же в обнимку с медведем девушка вскочила к кровати и подбежала к окну. В редких проталинах между морозными узорами был виден снег. Много снега. И не следа от туч на небе. И не следа от черноты...
Внутри мягкими каплями талой воды распался кусочек льда, а она тихо рассмеялась и звонко чмокнула медведя в замшевую заплатку черного носа.