Лето 25 февраля 1998 г. я провел не очень удачно, зато быстро. Короче, это была зима.
Сначала я поехал в командировку, в район. Дорога долгая и пыльная, выпили. Стемнело. Еше выпили. Чуть прояснилось. В "уазике" трясет, стаканы все время прыгают, звеня как погребальные колокола. Мрачные лица заводских мужиков отливают синевой суточной небритости. Табачный дым прижимает легкие к полу. Все гудит. Сто верст - для бешенной овцы не крюк - пролетели незаметно. Снова выпили. А потом оказалось, что ехали - то зря! Мероприятие просто - напросто отменилось. По неизвестным форс - мажорным обстоятельствам. Но глаза - то уже блестели! Петрович, водитель "уазика", сразу смикитил: "масло ушло, ехать не могу!", и удрюпался в гостиницу спать. Пришлось заночевать там. Выпили, конечно. Поперлись к Кольке. Он когда - то с нами учился, а сейчас - начальник местной мехколонны, тоже наш человек, смысле выпить или там закусить. Пришли - дома он, по видику футбол (наши с греками) смотрит, второй тайм. На радостях выкатывает полтора литра "Самарской", приносит ведро соленых помидоров, закусываем, смотрим. Вспомнили старое, погрустили. Футбол прошел, Николай поставил "Храброе сердце" Мэла Гибсона. В кино все орут, кровь брызжет, наши мужики тоже раскочегарились, не хуже чем в фильме: спорят, кричат, матерятся, дым столбом. К двум часам все забыли, зачем приехали. Водка кончилась, смотрят друг на друга, глазами обиженно хлопают, ну натурально - дети малые, которым конфетки не хватило. Пошли водку искать, а кругом ночь, деревня. Но нашли. Выпили. Поперла философия: жаловались друг дружке на судьбу, каялись в прошлых грехах, спорили про баб и рыбалку. Потом баня поспела, повалили париться. Капустка квашеная, огурчики бочковые, квас, в общем все по науке, по правильному. Но наши - то мужики этого не знали, а потому, видимо, когда водка кончилась вся, стали пить самогон. Зато потеплело изнутри и снаружи. Пошло, закурилось в жаркой парной атмосфере ядреное народное естество, русским духом запахло. В полпятого Виктор Сергеевич пошел в сортир, но, сковырнувшись по обледенелым ступеням, неудачно приземлился на свои пухлые грабалки и дико заорал. Об него споткнулся Вован, и тоже рухнул. Мы выскакиваем в чем мать родила и видим: Вовкина задница торчит из сугроба, пар идет, а Сергеич, в одних штанах ползет на спине к дому, ревет, как бегемот, капустой отплевывается. Кто - то набрал по сотовому скорую (какая, блин, скорая в деревне!), послали за самогоном. Вован вылез из сугроба, поднял Сергеича, а тот, руки наперевес, как два пулеметных ствола, злой и почти трезвый: "Вовка, б....! Расстегни ширинку!" орет. А Вовка ему: "Ширинку - то я тебе расстегну, а х.. кто тебе будет держать, я что - ли?".
- 2 -
Потом откуда - то приехала скорая с сонным фельдшером на борту. Выпили с ним. Оказалось, Сергеич сломал обе руки и три пальца. Вовка пошутил: "Вот теперь он мне фигу не сможет показывать!". Самогон еще оставался. Больше я ничего не помню.
К утру, когда народ наконец - то начал изрядно клевать носом, из гостиницы приковылял трезвый Петрович, похлопал ближних по щекам, и , бурча что-то себе под нос, занялся простывшим за ночь "уазиком". Мотор долго чихал и не хотел пускаться, пока опухшие и злые мужики, скрипя костями, грузились в машину. В спины нам ехидно улыбалось морозное утреннее солнце, трясло задницы, пристывающие к холодным сиденьям, "уазик" мерно гудел, как похмельные головы. Перед отъездом я успел купить замороженную в камень
-->[Author:п-пђпђ@]
синюшную курицу. Всю дорогу она колотила по полу своей неотрезанной головой.
Но ей уже не было больно.
26.02.98
Примечание: имена, действующие лица и названия напитков изменены, всякие совпадения с реально существующими фактами и событиями, а также совпадения имен и портретное сходство с персонажами считается случайным и автор за это ответственности не несет.