(Для чтения в транспорте, или если у вас просто плохое настроение.)
--
Встреча старых знакомых.
Что, паря, попался!?- громко гаркнул дед Филипп стоявшему на обочине возле березы парню прямо в ухо. Справлявший малую нужду паренек от неожиданности развернулся к старику лицом, да так резко, что дед, не успев отскочить в сторону, тут же пожалел о содеянном. Видавшие виды кирзовые сапоги и флотские брюки, заправленные в них промокли до нитки, будто их владелец форсировал в брод реку не снимая обмундирования.
- Ты своим брандсбойтом-то потише мечи! - заговорил старый шкипер, отодвигаясь подальше от Степки, продолжавшего поливать окрестности с ошалело выпученными глазами, - Смотри, черт, что наделал!
- А чё ты сзади-то подкрался! - выходя из ступора, огрызнулся парень.
- Во молодежь пошла!!! - чувствуя свой прокол, заголосил дед Филипп, - не здрасти, не насрать!!! Хотя вру, со вторым у тебя - полный порядок, здорово получается!
- Сам виноват, - не сдавался Степан, - зачем пугать-то!?
- Да это я с тобой за прошлую весну поквитаться хотел, - уже мирно заговорил дед, стаскивая с себя сапоги и брюки, - помнишь, как ты меня напугал, когда первый раз на дебаркадер приперся? Я тогда от неожиданности чуть крючок не проглотил.
С последними словами старик расхохотался и по отцовски выписал легкую затрещину пацану.
- Ну, а сейчас-то чего к нам? - продолжил дед, - Опять на практику, аль еще зачем?
- Не, не на практику. Я теперь по распределению сюда, - важно ответил Степан.
- Да ну!? И в какую же должность?
- Я теперь, дедуль, второй штурман. - с гордостью произнес Степка, вытаскивая из нагрудного кармана рубашки новенький рабочий диплом, еще пахнущий типографской краской.
- Вот тебе на! - пробормотал дед Филипп, - Молодец, Стёпа. Как тебя по батюшки то?
- Да ладно, - сконфузился Стёпка, - рано меня по отчеству.
- Это ты, паря, брось, - тон старика стал строже, - ты теперь, так сказать, офицер флота российского. А по отчеству командиров величают не из-за любви к ним, а из уважения к должности.
Пока Стёпка переваривал преподнесенный ему урок, дед Филипп уже вытащил из своего вещмешка брюки, одеваемые, по всей видимости, по праздникам, и такие же новые полуботинки, сверкающие антрацитом на фоне пыльного асфальта. Переодевшись, старик зашвырнул промоченные сапоги с брюками в ближайший кустарник.
- Зачем, можно же постирать... - только и смог произнести сгорающий со стыда парень.
- Да ладно, махнул рукой дед Филипп, - давно надо бы это старьё выбросить, да каждый раз всё как-то откладывал. Вот и сейчас думал, съезжу к сыну погостить и выброшу. Наверное, не выбросил бы опять, да ты помог. Опять же жарко уже в кирзачах-то. Вишь, весна-то какая нынче тёплая да ранняя!
А весна и впрямь выдалась в этом году на удивление славная. Ещё апрель, а снег уже сошёл, земля подсохла, кругом поют птицы и на деревьях начинают набухать почки.
- Так как батю твоего звали? - вернул разговор на прежние рельсы дед Филипп, выходя с обочины на дорогу, ведущую в сторону затона.
- Алексеич, - опять, конфузясь, пробубнил Стёпка
- Ну, так что ж, Степан Ляксеич, стало быть, с прибытием вас! - и хлопнув по плечу Степку, дед твердой поступью зашагал в сторону затона. Потом, оглянувшись на оторопевшего от непривычного к нему обращения Стёпку, шкипер с деланным недовольством произнёс, - Ну чего тормозишь-то, догоняй!
Ещё на подходе к затону, на берегу ощущалось большое оживление. Ото всюду доносились разные звуки. То дизель зарычит на одном из буксиров, то кто-то уже опробует корабельный гудок, а кое-где просто слышится трех этажный мат, подхлёстывающий нерадивых работников. Старенький трактор, метавшийся со своей тележкой между складами, цехами и пароходами, походил на загнанного ослика, уже уставшего до одури от сумасшедшей суеты, но пытавшегося все же успеть и тут и там.
- Ну, вот и пришли. Тебе в контору. Там тебя, как мне кажется, сюрприз ждёт, - хитро щурясь сказал шкипер, - А мне на дебаркадер надо. Без меня, наверное, там совсем разболтались! - сказал важно дед Филипп и деловито зашагал на пристань.
Кто и зачем там у него разболтался, он не уточнил.
Степка, перехватив свой чемоданчик с руки в руку, вдохнув полной грудью до боли знакомый, такой приятный на вкус затонский воздух, пахнущий рекой и пароходами, и быстро помчался в контору.
Войдя в отдел кадров, он сразу же увидел знакомую фигуру. Эта знакомая фигура стояла к нему спиной у стойки, отделяющей простых смертных от работников отдела кадров, и что-то настойчиво требовала у кадровика знакомым голосом.
- Леонид Павлович! Ну, нет у меня народа, не хватает его у нас! - блеял в ответ кадровик, - Тем более вторых штурманов! Откуда я вам их возьму, если у нас на старых буксирах отродясь таких должностей не было!
- Так искать зимой надо было, приглашать! - всё сильнее наседал Леонид Павлович на свою жертву, - Из училищ молодых специалистов пригласили бы. А то все знали, что в затон новые серьезные корабли придут, где по штатному расписанию второй штурман, ещё один моторист и повар положен, а никто даже не почесался!
- Да почесались, почесались! - парировал щуплый мужичонка, возглавлявший отдел кадров и находившийся по ту сторону стойки от отстаивающего справедливость Леонида Павловича, - Только в наше захолустье не больно-то кого заманишь. Только что силком какого-нибудь двоечника пришлют, от которого ты сам через день откажешься!
Слова на счёт двоечника Стёпка воспринял, как личное оскорбление, поэтому, моментально вскипев, не удержался и выпалил:
- На счёт двоечников, это вы по себе судите! А вообще даже жалко вас!
- Почему?- от неожиданности произнёс обалдевший кадровик, не подозревавший, что в комнате присутствует ещё кто-то.
- Да вас послушаешь, подать вам хочется! - с чувством глубокого удовлетворения подытожил Стёпка.
Кадровик в растерянности захлопал ртом и глазами, а повернувшийся на Стёпкин голос Леонид Павлович обрадовано поздоровался со своим бывшим матросом.
- Какими судьбами, Стёпа?!- пожимая руку парню, сказал капитан.
- На работу по распределению приехал после учёбы. Вот диплом второго штурмана, - произнёс Степан, плохо скрывая радость, что нежданно - негаданно появилась возможность попасть к старому капитану на новый буксир.
- А-а! Так это, значит, твой воспитанник!? - наконец-то заговорил кадровик, как только к нему вернулся дар речи, - А я то смотрю, что за борзый салажонок. А это твоего огорода ягодка! Вот и забирай его к себе. Как говорится, нечего червивому яблоку от гнилой яблони далеко падать!
И довольный собой кадровик, плюхнувшись в кресло, быстро оформил Стёпкины документы.
- Гнилым яблоням новые буксиры принимать не дают. Их обычно в конторе в тёплых креслах держат, - спокойно сказал Леонид Павлович, уводя с собой Стёпку из конторы.
- Видал фрукт? Сам недавно по распределению сюда угодил, вот и бесится. После отработки точно сбежит. Так что ты со своей податью в самую точку угодил! - рассмеялся командир, - Ладно, наплюй! Пошли на корабль. Вот Кузьмичу с Санькой сюрприз будет.
- И они тоже с тобой, Палыч?! - не веря такой удаче, переспросил Стёпка.
- А то! Как же я без них-то! Ну а теперь вообще весь старый экипаж в сборе, расплылся в улыбке капитан.
- Палыч! Палыч! А как новый пароход называется? - не переставая прыгать от восторга, спросил парень.
- Угадай с трёх раз! - хихикнул командир.
- Палыч, я что - экстрасенс? Да названий море, только уверен, что не "Кит". Ведь два корабля одинаково не называют?!
- Вот и не угадал, Стёпа, - с оттенком грусти в голосе сказал Леонид Павлович, - списали нашего старичка, как бы я, думаешь, новый буксир получил бы? А название новому буксиру присвоили, чтоб долго не думать. Так что, как ты "китайцем" был, так им ты и остался! - перефразировав слова старой песни, уже весело пропел капитан.
До парохода они добрались быстро. Новый буксир был намного больше старого. Солидные очертания его глыбой возвышались над старыми буксирчиками, стоявшими рядом с ним по обоим бортам.
- Вот, любуйся, - как бы между делом буркнул Палыч, поднимаясь по трапу на борт, - Только позавчера с Кузьмичем с соседней судоверфи пригнали. За первым ледоколом и прошли. Да и весна ранняя помогла, лёд-то совсем рыхлый стал.
Стёпка, слушая повествования капитана, никак не мог налюбоваться новым судном. Кругом всё новенькое, поблёскивает только что нанесённой краской. А запах! Что бы не говорили, а запах у нового парохода здорово отличается от запаха какого-нибудь старичка. Тут как с обувью. Что пахнут ботинки в магазине на полочках, а что видавшие виды штиблеты, прошагавшие не один десяток километров. Есть разница!
Размышления молодого штурмана прервал голос капитана.
- Кузьмич! Зови Саньку и идите сюда. Буду вас с новым вторым штурманом - вторым помощником механика знакомить.
Тут же с боку открылась дверь, и откуда-то из лабиринта коридоров выкатился механик, а за ним, вытирая руки ветошью, появился и Санька.
- О! - коротко отреагировал толстяк, столкнувшись со Стёпкой нос к носу, Здорово! Какими судьбами?!
- Палыч, а второй-то где? - в недоумении спросил капитана Кузьмич после дружеских объятий со Степаном.
- Да, Кузьмич! - протянул Леонид Павлович, - Тормоз он и в Африке - тормоз.
- Палыч, - обиделся механик, - Люди, между прочим, работают, а ты шутки шутишь. Я тебе как говорил? Не дадут нам второго штурмана, нет у них. Так и будем всю навигацию, как раньше, на две смены пахать. Ну, нету в нашем затоне вторых штурманов!
- Есть, Кузьмич, есть! - весело ответил Палыч, - Вот он!
С последними словами он ткнул пальцем в красного, как рак, Стёпку.
- Прошу любить и жаловать! Степан Алексеевич - второй штурман - второй помощник механика.
Кузьмич с Санькой разинули рты от неожиданности. После продолжительной паузы первым заговорил Санька:
- Ну, Стёпка, ты даёшь! Поздравляю, молодец! Это здорово, что ты к нам опять попал!
- Куда бы он ещё попал, если вторые штурмана только у нас да на "Зевсе", оправившись от шока, заговорил Кузьмич, - "Зевс" ещё со стапелей не скинули, значит, попасть он мог только сюда. Ты, Саня, тупишь прямо не по-детски!
И уже обращаясь к Стёпке, добавил:
- А вы, молодой человек, "прописываться" будете? Опять же, новую должность обмыть бы надо!
- Конечно, если только капитан разрешит! - хитро поглядывая на Палыча, в тон механику ответил новоявленный штурман.
- Хрен с вами, - изображая отчаяние, махнул рукой Леонид Павлович, - но только после рабочего дня и не до сыта. Завтра новеньких пришлют, два моториста и повар. Какой пример вы им подадите, если по палубе с опухшими рожами с похмела таскаться будете!?
- Правильно, Палыч, - поддакнул Кузьмич, - сразу народ пугать нельзя. Пусть сначала "пропишутся".
И чувствуя, что капитан нахмурил брови в знак несогласия с последним изречением механика, Кузьмич, схватив Саньку за рукав, предпочёл исчезнуть вместе с ним в недрах машинного отделения.
Леонид Павлович наскоро показал Стёпке корабль, каюту, где тот будет жить, и умчался по делам опять в контору.
--
Как Гриня с Фёдором приезжали зимой на побывку.
Стёпка всё никак не мог поверить в такую удачу. Попасть на новый буксир, да ещё со старыми друзьями! Вечером, когда все четверо собрались в кают-компании отмечать Стёпкин приезд, первый тост был за удачу. После непродолжительной официальной части, если можно так назвать первый тост, неофициальная часть собрания затянулась за полночь и сопровождалась рассказами разных баек и воспоминаний.
Первым, как всегда хохму начал заливать Кузьмич.
- Стёпа, а знаешь, кто к нам зимой приезжал?!
- Кто? - переспросил Стёпка, ожидая от захмелевшего механика очередной порции смеха.
- Твой воспитанник - Феденька! Правда, обезьяна чуть - чуть подросла.
- Нифига себе, чуть - чуть! - перебил рассказчика Санька, - Это просто монстр какой-то! Если бы я так в детстве рос, то сейчас бы в баскетбол мне равных бы не было. Я кольцо одной ладонью накрывал бы, если бы, конечно, нагнулся.
- Тебе, Саня жаловаться грех! - нравоучительно произнёс закусывающий после очередной стопки Кузьмич, - У тебя всё не в рост пошло...
- А куда же, позвольте вас спросить? - прищурился Санька, не ожидая ничего хорошего.
- Всё ушло в шило! - отчеканил свой ответ механик.
- Куда? - протянул Санька с каким-то даже разочарованием.
- В ши-ло! - повторил по слогам толстяк, - В шило, которое торчит у тебя в заднице и не даёт тебе ни минуты покоя.
Не найдя, что ответить, Санька просто махнул рукой, а Кузьмич продолжал:
- Так вот. Приезжал к нам в гости Фёдор. В окурат на праздник большой какой-то. Вроде как на старый Новый год! Не сам, конечно, понимаешь, с Гриней, впрочем, и не к нам, а к Леопардычу.
С последними словами механик получил от капитана звонкую затрещину, так что вопрос, кто такой Леопардыч отпал сам собой. На затрещину, уже изрядно подвыпивший колобок не обиделся, похоже, он её просто не заметил и, ткнув пальцем в сторону командира, спокойно продолжил:
- О! Видишь, не вру! Ну, так вот, едут они в автобусе, а зима на дворе стоит, мороз! Гриня Федьку-то и приодел, как положено. Пальтишко на нём, штаны, конечно, тёплые, а на башке - шапка - ушанка. Только Федька всё равно мёрзнет. Сам понимаешь, дитё Африки! Вот Гриня то и посадил зверюшку к себе на колени, да обнял его покрепче. Только, как на грех, на пол - пути наши затонские бабы в автобус сели. А залазили они через заднюю дверь. Так что наши два фрукта им только со спины видны были. Дело то вечером было, смеркалось. У нас ведь ночи-то длинные зимой! Да у вас в городе небось такие же!?
- Да ну!? - усомнился Кузьмич, чуть не падая со стула, не то от удивления, не то от выпитого.
- Точно тебе говорю, короче. Вот ты зимой во сколько спать ложишься?
- Ну, когда как. Иной раз и в десять.
- Вот, видишь?! А я раньше полуночи даже домой не приходил! - подавляя смех, выпалил Стёпка.
- Не парься, Кузьмич, у тебя в молодости ночи ещё короче были, - вклинился в разговор Леонид Павлович.
- Да, дела! - туго соображая от выпитого протянул Кузьмич. Но, встрепенувшись, продолжил:
- Ну и чёрт с ним. Так вот. Бабы то вошли, глядь, а на переднем сидении парень знакомый сидит, а на коленях у него девка рыжая, только одета странновато. Ну да что одета странно, бабы так и подумали: городская! Там ведь невесть как по последней ихней моде одеваются, чем чуднее, тем моднее. Ну, бабам то только бы повод найти для чёса языков. Сидят, смотрят. А девка то рыжая всё плотнее и плотнее к парню льнёт, только говорок у неё не понятный, урчит чего-то у парня на груди.
- Заурчишь тут, - вставил словечко Санька, - мороз-то вон какой был, бедный Федюнчик потом с печки вообще слазить не хотел.
- Бабы наши вообще притихли, - не обращая внимания на посторонние реплики, продолжал свой рассказ Кузьмич, - ни дать, ни взять - иностранка! Гриню-то они узнали, не сразу, правда, но узнали. Только окликнуть его постеснялись. Короче, вышли бабёнки в центре, а Грине-то до конечной ехать. Пока до дому добрался, стемнело совсем. Так незамеченными наши твиксы до дому и просочились.
На утро весь затон ульем гудит: Гриня приехал на побывку с молодой рыжей женой - иностранкой! Как раз на выходной дело было. Ну, мы с Саней на правах экипажа, так сказать, первыми в гости и припёрлись. Конечно, недоразумение всплыло сразу. Я как Федьку увидал, так сразу всё понял!
- Ага, сразу! - перебил рассказчика Леонид Павлович, - Припёрся, не то что с похмелья, а ещё пьяный. Сначала чуть не помер от испуга, когда в окно заглянул, а оттуда ему Федька рожи корчить стал. Кузьмич подумал, что это его морда в стекле отражается, так чуть Богу душу не отдал! Потом нам за столом рассказывал, что в тот момент чуть от выпивки не отрёкся! А уж после рюмки и вовсе отчиблучил. Ну, говорит, теперь показывайте жену - иностранку. Будто бы вся деревня видела, а он ещё нет!
- Было дело! - продолжил Санька, - Потом вообще было, со смеху помрёшь. Начали приходить к Палычу в дом бабы по одной, вроде как случайно. Кто за солью по-соседски, кто с вопросом каким. А Федя замёрз, видать, с вечера, залез на печку и сидит, не вылезая из под одеяла, только рыжие лохмы с задницы с печки свисают. Бабы краем глаза таращатся на печку, но спросить не решаются, ждут, когда хозяева сами расскажут. А хозяевам то и невдомёк, так бабы ни с чем и уходят восвояси. Только когда баба Настя пришла, Гришке эти смотрины уже порядком надоели. Вот он возьми да позови Фёдора за стол. Ласковым таким голосом пропел: "Солнышко, иди кушать". Сам помнишь, как он к жратве относится, второй раз звать не надо. Гриня договорить не успел, как это "солнышко" уже за столом очутился. Взлетел на табуретку рядом с бабой Настей и давай всё подчистую со стола мести! Баба Настя-то без очков совсем ничерта не видит, так силуэты только. Что за "солнышко" тут рядом с ней светит она, конечно, не разобрала, но и то заметила, что невестка у Палыча частенько стаканом по столу бряцает. Зальёт себе в рыжую глотку самогоночки, и опять по столу стаканом. Баба Настя только сокрушённо головой покачивает да на свёкра со свекровью с сожалением поглядывает. Вот, мол, невестка-то вам досталась: косматая, крашенная в какой-то нечеловеческий цвет, пьёт так, что любой мужик не угонится, да ещё и руками со стола всё хватает, ест и чавкает. А ещё голос у неё больно грубый. Что слов не разобрать, удивляться нечему, иностранка, что возьмёшь! А тут ещё Гриня после очередной стопки возьми, да и брякни: " Баба Насть, не стесняйся, спрашивай чего. Это чучело всё равно по-русски не бельмеса, подарок из Африки!"
- Только веселью этому скоро пришёл конец, - перехватил рассказ Кузьмич, - Фёдор после очередного стопаря окосел в стельку и полез обниматься к бабе Насте. Та очумела от такого поворота дела, а уж когда обезьяний сын полез к ней целоваться, баба Настя худо - бедно разглядев, что за рыло тут перед ней маячит, рыгая перегаром, заорала блажью и унеслась из дома вихрем! Только, видать, толком то всё же не разобрала, что это было, так как к вечеру по посёлку такие небылицы ходили с лёгкой руки бабы Насти, что Гриньке проходу не давали, всё спрашивали, где это он такую оторву себе подцепил. А Грине всё по барабану, только отшучивается, мол в Африке такого добра - завались!
- Да! - подвёл итог повествования Леонид Павлович, - Почудили. Хмель-то когда прошёл, не до смеху стало. Гришка к девкам, а они от него. Баба Настя с дурного перепугу ещё разбрехала, что невеста Гринькина очень ревнивая. Даже её, бабу Настю, к нему приревновала, чуть нос ей не откусила! А зубищи у неё - просто страх! Гриня долго потом отмазывался, пока соседским девчонкам Фёдора не показал, да и то через окно. Никто в дом заходить не хотел, все ревнивой бабы боялись. Потом, правда, ничего. Молодёжь-то быстро отошла, а вот те, что постарше, долго ещё обижались.
- А чё обижаться-то на вас было, Палыч? - жажда справедливости снова заставила Кузьмича заговорить, -Надо было на болоболок обижаться, которые такую сплетню по посёлку пустили. А то сами распускают небылицы, а потом сами же в них и верят, да ещё и расстраиваются, когда действительное не совпадает с рассказанным. Телевизор бы лучше смотрели, в "Мире животных"!
- Ладно, посидели, давайте расходиться, - сказал капитан, вставая со стула, - завтра новенькие придут, надо встретить, как положено, да и работы по судну ещё хватает.
Все разошлись по каютам. Ночная тишина мирно окутала буксир, а окунувшиеся в царство Морфея "китайцы" отдыхали перед новым трудовым днём.
--
Как пополнялся экипаж "Кита".
На утро молодёжь проснулась, как ни в чём не бывало. На их молодых лицах не осталось и тени вчерашней выпивки, что нельзя было сказать про Кузьмича. Механик явно страдал с похмелья. Красная морда, выплывая из каюты, будто озарила утренний полумрак судового коридора.
- Привет китайским пчеловодам! - решил вместо приветствия съязвить Санька.
- Вот я тебе сейчас покажу пчеловодов!!! - взбесился механик, - Будешь у меня всю жизнь из задницы жалы вынимать!
- Почему у тебя?! Чё, у тебя там осиное гнездо? - не удержался от подколки матрос, но узрев пышущее огнём лицо толстяка, понял, что его язык не даст ему умереть своей смертью, и решил быстренько исчезнуть в недрах буксира, дабы без промедления начать приборку по судну.
- Ляксеич! - гаркнул Кузьмич Стёпке прямо в ухо, на что тот начал озираться по сторонам, ища глазами, к кому обращается механик.
- Стёпка!!! Кнехт тебе в клюз! - выругался колобок, - Оглох что ли?!
- Ты мне, Кузьмич? - опомнился новоиспечённый второй штурман, - Чё?
- Чё, чё! Через плечо! Вчера пиво оставалось, волоки его сюда!
- Так Палыч ругаться будет, - начал отпираться Стёпка.
- Ничего, я чуть - чуть, только здоровье поправлю, он не заметит.
Степка с сомнением посмотрел на красномордую глыбу, но спорить не решился и принёс механику целую полторашку, которая мгновенно исчезла во чреве Кузьмича. Стёпке даже на мгновение показалось, будто бы он, как на рентгене видит, как выпитое пиво заливает пожар, творящийся у механика в необъятном пузе.
Несмотря на все наихудшие ожидания парня, Кузьмич воспрял духом после опорожнения бутылки. Складки на лице расправились, сгорбленная спина выпрямилась, красный светофорный цвет лица плавно перешёл в нормальный розовый цвет.
- Ну что, Степан Ляксеич, займёмся делом, как ни в чём не бывало, обратился к своему помощнику Кузьмич, только пойдём-ка для начала на палубе перекурим. Как говориться, самая маленькая работа должна всегда начинаться с большого перекура!
Заржав над только что высказанной им сомнительной поговоркой, механик уже собрался было выйти из коридора на палубу, как дверной проём загородили два здоровенных детины. Неожиданность была бы не столь велика, если бы парни не были так похожи друг на друга. Ну, прямо "двое из ларца, одинаковых с лица". Одинаковым было всё! Одинаковые джинсовые костюмы чуть ли не лопались на одинаковых огромных фигурах, а из-под потолка на "китайцев" смотрели два одинаковых лица. Сходство было настолько велико, что Кузьмич просто остолбенел. В хмельной голове толстяка запрыгали нехорошие мысли. Как назойливые мухи, стучащиеся в стекло и противно жужжа, они колотились в висках буйной головушки, будто хотели накликать белую горячку.
- Кузьмич, - громко сказал капитан, выводя механика из ступора, - принимай пополнение, наши новые матросы. Коля и Толя.
- А кто из них кто? - только и смог выдавить из себя колобок.
- Разберёмся! - бодро ответил Леонид Павлович, - А вы что, только что встали что ли? Я уже пол затона оббегал! Хорош ляшки тянуть. Оформляйте новеньких и за работу, скоро в рейс! Ну, всё, я в кадры, повара дать должны!
С этими словами капитан сунул ошалевшему Кузьмичу какие-то бумаги и быстро изчез с парохода.
Пока Кузьмич приходил в себя, парни стеснительно переминались с ноги на ногу, вжимая головы в свои огромные плечи. Правда, головы они прятали не только от робости, просто судовой коридор для их комплекций был явно маловат.
Уловив это неудобство для новых членов экипажа, Стёпка, очнувшись от завораживающего зрелища, которое представляли собой две шевелящиеся глыбы, первым предложил выйти на палубу перекурить, а заодно и познакомиться.
На палубе Коля с Толей выглядели ещё внушительнее. После того, как они выпрямились, выйдя на палубу, стало ясно, что их рост зашкаливал за два метра, а размах плеч был таков, что "косая сажень" здесь просто отдыхала! Но самое интересное было то, что каждый являлся зеркальным отражением другого!
- Нас даже папаня путает, - не дожидаясь напрашивающихся вопросов, заговорил один из двойняшек.
- А маманя как-то различает, - вторила первой горе вторая.
- Это обнадёживает, - не веря в произносимое, пробубнил Кузьмич.
В это время к компании присоединился никогда не унывающий Санька ( исключением было только два случая: первый, когда Фёдор сожрал общий завтрак с вытекающими из этого последствиями, а второй, когда Санька получил серьёзные ранения на известном месте в схватке с непрошенным оккупантом). Он, как ни в чём не бывало, поздоровался с парнями:
- Здорово, пацаны. Меня Саня зовут, - и протянул руку, но увидев удивительное сходство, тут же продолжил, - эка над вами природа-то пошутила!
- Это над нами она пошутила! - буркнул Кузьмич, - Как мы их различать-то будем?
На добродушных лицах двойняшек не было и тени обиды на услышанные слова. Широко улыбаясь, они достали из одинаковых карманов одинаковых джинсовых курток свои документы. Тот, что был справа, оказался Толей, а тот, что слева - Колей. Правда наступившая некая определённость была настолько зыбкой, что могла исчезнуть в мгновение ока, поменяйся парни между собой местами.
- Значит так, - изрёк механик, - Толя будет всегда ходить в бейсболке, а Коля в кроссовках! Тогда мы их никогда не перепутаем!
- Кузьмич, ты что!? Ты хоть сам-то понял, что сказал! - в недоумении обратился Стёпка к механику, - По твоему, один должен жариться под солнцем с непокрытой тыквой, а другой всегда будет ходить с босыми копытами!?
- Стёпа! У Кузьмича мысль просто работает, как у шахматиста! - ехидно улыбаясь, вставил Санька.
Не ожидая ничего хорошего от Саньки, Кузьмич насторожился:
- Это ещё почему?
- Да потому, Кузьмич, ты здорово всё рассчитал, на несколько ходов вперёд, - продолжал издеваться над толстяком Саня, - один под кепкой полысеет и ноги босиком по колено сотрёт, вот тогда и различать их просто будет!
Но закипание Кузьмича прервал здоровяк, что стоял справа. По нехитрым вычислениям это был Толя.
- Вообще-то нас различить можно, - конфузясь, произнёс он, потупив глаза в палубу.
- Замечательно! - гаркнул обиженный на Санькины приколы Кузьмич, - И как же? Наверное, одного нашли в капусте, а другого - аист принес, и поэтому первый вегетарианец, а у второго из задницы торчат перья!!!
- Да нет, - абсолютно спокойно произнёс Толя, - просто у Кольки есть родинка, а у меня нет.
Санька со Стёпкой начали вглядываться в близняшек, но никакой родинки ни у одного ни у другого не нашли. Видя недоумение собеседников, Коля продолжил рассказ брата.
- Дело в том, что родинка у меня не на лице, а совсем на оборот...
- На дупле! - заорал Санька, гордясь собой, что он первый догадался, о чём идёт речь.
- Ну да! - просто подтвердил Коля.
- За-ши-бись!!! - протянул Кузьмич, - И теперь, чтобы мы вас не путали и узнавали сразу, вы везде будете передвигаться со спущенными штанами и жопами вперёд! Классно!!! - колобок заложил руки за запрокинутую вверх голову и мечтательно продолжал, - Вышел я в коридор, на меня надвигается жопа с родинкой! "Здравствуй, Коля!", появилась жопа без родинки: "Здравствуй, Толя!". Всю жизнь мечтал разговаривать с задницами!
- Иногда надо бы! - перебивая общий смех, сказал невесть откуда появившийся Палыч, - Хоть знать будешь, каково мне с тобой разговаривать, когда ты с похмелья перегаром дышишь.
После этих слов всеобщий смех перешёл в оглушающее ржание, и поэтому никто не заметил, что за спиной Леонида Павловича маячит чья-то маленькая худенькая фигурка, до смерти напуганная стоящим над пароходом гоготом.
- Короче, - уже серьёзно продолжил капитан, - с близнецами разберёмся позже, если будет надо, родинку на лбу нарисуем. Стёпка, распределишь вновь прибывших по каютам. Кузьмич, оформишь поступление на судно, распределишь по вахтам. Завтра в рейс. И вот ещё что! - обрывая одобрительный гомон, продолжил Леонид Павлович, - Знакомьтесь, наш повар. Прошу любить и жаловать.
С этими словами он выдвинул из-за спины девчушку, росточком едва достающую до его груди.
- Люба, - тихо представилась повариха, едва не палая в обморок от страха, глядя на только что ржавшую компанию.
Мужики же в свою очередь с любопытством и недоверием разглядывали "муравья", от которого зависело их сытое существование на буксире.
- Какая-то уж больно молоденькая, себе-то, наверное, ничего сварить не может, - фыркнул Кузьмич.
- А маленькая-то какая! - прошептал не то Коля, не то Толя. К этому моменту они уже успели несколько раз поменяться местами.
- Да уж, смотри, не наступи, когда на обед торопиться будешь! - съязвил Санька.
- Ну, и чего уставились? - прервал затянувшееся зрительное знакомство сторон командир, - Быстренько помогли Любе вещи в её каюту доставить, - и видя нерешительность девчонки, только что закончившей кулинарное училище, продолжил, обращаясь уже к ней, - Не робей, экипаж у нас, что надо. Сами не обидят и другим в обиду не дадут.
А Санька уже, подхватив с берега чемодан, тащил нехитрую ношу в каюту кока. Радости его не было предела, ведь теперь ему не надо будет карпеть на камбузе, как на старом буксире. В его памяти были ещё свежи воспоминания о злоключениях, связанных с данным судовым помещением.
Разместившись по каютам, новые члены экипажа начали быстро вживаться в судовую жизнь, и уже к вечеру, общались со "старичками", будто знали друг друга всю жизнь. Даже Люба, оправившись от первого впечатления, с энтузиазмом готовила ужин, запросто перебрасываясь на ходу словечком - другим с пробегающими мимо пацанами. Единственное, что она боялась, так это нечаянно появиться на пути у одного из двух братьев, которым она едва доставала до пояса. Вдохновенно таскавшие продукты великаны, могли её просто не заметить.
В общем, солнце ещё не село, а находящиеся на судне люди уже составляли одно целое, что и называется на флоте - экипаж.
--
Как Саня с Кузьмичём сломали "вечный двигатель".
На утро, возбуждению "китайцев" не было предела. Капитан принёс из конторы приказ о выходе в работу, и жизнь на судне закипела полным ходом. Новенькие дизели, заведённые механиком, не просто работали, они пели, радуя слух понимающего толк в железе Кузьмича. Последние приготовления перед выходом в рейс прошли быстро и в приятном настроении.
Выйдя из затона, буксир, степенно развернувшись против течения, резво набрал ход и побежал в верховье реки за своим первым в жизни плотом, играючи расталкивая последние редкие льдины.
- Саня!- окликнул севшего перекурить матроса Леонид Павлович, - Совсем из башки вылетело! Тебе же бандероль пришла на адрес общаги, а так как ты уже на судно переехал, из общаги в контору принесли. Велели передать, иди, у меня в каюте на столе лежит, забери.
Санька немало удивившись, побежал за невесть откуда свалившейся на него бандеролью. Почёсывая в затылке, он вернулся на палубу, вертя в руках небольшой свёрток. На свёртке вместо обратного адреса были нарисованы какие то иероглифы. Кузьмич, заметивший ошарашенный Санькин вид, заглянул тому через плечо, прервав свою очередную заливайку, навешиваемую на уши Коли с Толей.
- Ну и чего пялиться! - рявкнул механик, толкнув обалдевшего Саньку в бок, - Тебе посылка, открывай!
Вышедшего из оцепенения Саньку долго упрашивать не пришлось. Он ловко разодрал, прямо скажем не дешёвую обёртку, из-под останков которой появилась небольшая красивая коробочка с непонятными значками. Открыв коробку, матрос ,хлопая глазами, уставился на её содержимое. Там были отличные часы, письмо с извинениями за некачественный товар и инструкция по эксплуатации, в которой в графе "запрещается" после множества написанных мелким шрифтом параграфов на различных языках красовалась жирными буквами на русском языке запись: "НЕ КИПЯТИТЬ!!!"
- Смотри - ка, Саня, иноземцы-то тебе починили и вернули часики в лучшем виде, - с какой-то непередаваемой радостью пропел Кузьмич.
- Да нет, похоже, новые прислали, - с досадой в голосе едва проронил Саня.
- А мне один хрен! Ты проспорил, значит, часики теперь мои! Не переставал радоваться механик.
Санька насупившись протянул коробку со всем содержимым толстяку.
- Вот это дело!- веселился Колобок, - Теперь у нас с тобой по часам один - один!
Ничего не понимающие Коля с Толей только переводили взгляды то на механика, то на Саньку, то на часы.
- Это ты ему за якоря отомстил? - начал въезжать в суть дела Стёпка, - Только не пойму, как же это так получилось-то? Саньку трудно на чём-нибудь подловить!
- А вот как! - Кузьмич начал свой рассказ, смакуя каждую подробность:
Зимой дело было. Сашёк на премию по итогам навигации купил в городе часы. Продавец ему все уши прожужжал, что эти часы никогда не ломаются. Не то что бы это был вечный двигатель, а просто их сломать невозможно, даже если очень захотеть! И водолазы-то в них на большую глубину спускаются, и в космос-то космонавты в них летают, и в пожар пожарные лазят, короче, нет таких нагрузок, которые этот чудо - механизм могли бы вывести из строя!
Ладно! Ну а дальше, как водится, хорошую покупку надо хорошо и обмыть, а то работать не будет! Гарантия гарантией, а наша примета - самая верная, не нарушать же традиции! Вот Саня и припёрся ко мне с литром. Я, конечно, выпивать не хотел, но другу помочь - святое дело!
Ну вот. Сидим мы, обмываем, а червячок в мозгу у каждого шевелится, быть такого не может, чтобы технику, пусть даже самую надёжную, сломать нельзя было! В общем, слово за слово, под хмельком решили мы это дело испытать. Что мы только с ними не вытворяли! Сначала кидали в стену. У соседей нервы сломались, а часы идут! Потом на улицу пошли, забрели к Палычу, он кирпич только что купил, гараж строить хотел...
- После нас с нашими часами больше не хотел! - вставил реплику Санька.
-...кирпича перебили в запале - море, а часам ничего! В конце концов, подловили гусеничный трактор, он в посёлке дороги от снега чистил, кинули их ему под гусеницу, так запарились из потом из мёрзлого асфальта выковыривать! Мы их на морозе выковыриваем, а они нам: тик - так, тик - так!!! Ничего не помогло, идут проклятые!
Короче, вернулись мы к Саньке в общагу ни с чем. Вернее, с собой-то у нас было! Ну, налили по стопкам для сугреву, дёрнули. Сашёк в сердцах от собственного бессилия перед вражьим агрегатом взял, да и запустил часы куда попало. А попало-то в дверь, вернее не в саму дверь а в дверной проём, поскольку дверь на тот момент в аккурат открылась, и на пороге Санькин сосед явился. Часики в миллиметре от его башки просвистели. Я так думаю, если бы попали соседу в чайник, то и в этом противостоянии часы бы победили. А так они просвистели прямым попаданием на кухню. Она точно напротив Санькиной комнаты располагается через коридор. А там ребята с "Акулы" макароны варят. Естественно, супер - часы попали точно в кастрюлю с уже закипающими макаронами. На нашу скромную просьбу немедленно прекратить сей химический процесс и вернуть нам нашу частную собственность, мы с Саней узнали о себе много нового и получили категорический отказ в прерывании сего наиважнейшего для них на данное время процесса. Веским аргументом со стороны "акулят" в пользу доведения варки до логического конца послужило то, что их больше чем "китайцев".
Так и пришлось дождаться, когда у них дойдёт дело до друшлака.
Часы нам вернули с огромной "благодарностью" и "наилучшими пожеланиями" за незабываемый привкус, приобретённый макаронами во время варки совместно с нашими часами. В ответ мы, как люди интеллигентные, сказав: "Не стоит благодарности, обращайтесь ещё!", быстро покинули кухню, не прощаясь, по-английски.
- Ага, по-английски! - бурча, перебил набиравшего обороты рассказчика Санька, - Предлагал я им новые макароны сварить, а эти выкинуть, так нет. От своей жадности натрескались этих, а потом дристали дальше, чем зрения хватает! А обвинили во всём меня. Пришлось в аптеку неделю бегать. Так аптекарша каждый раз ехидно так спрашивала: "Зачем же это тебе, Сашенька, активированного угля столько надо!?". Интересовалась, пока уголь не кончился.
- Да ладно, Сань, наплюй! - весело под несмолкающий общий смех продолжил Кузьмич, - Дело то не в этом. Главное то, что вернувшись к Саньке в комнату, мы обнаружили обалденный факт! Часы стояли, как вкопанные. Ну, просто - никаких признаков жизни. Мы их и так и эдак, а они ни в какую! Отметив победу, стали читать инструкцию. В инструкции чётко было прописано, что изготовитель обязуется в случае выхода из строя изделия предоставить новые, заранее принося свои извинения. Вот по поводу этого пункта и возник у нас с Саней этот спор. Я говорю, что иноземцы пришлют часы, а Саня говорит, что это всё чушь собачья. Так и поспорили в аккурат на эти вот часы. На почту сбегали, отослали, а потом со временем и забыли, а они вот взяли да и прислали! - не переставал радоваться механик.
- Ну ладно, - задумчиво произнёс Стёпка, - ты, Кузьмич, выиграл спор и получил эти часы, это я понял. А вот чего я никак не пойму: Санька-то что получил бы, если бы ваш спор выиграл?
- Ну так это..., - замялся Кузьмич, почёсывая в затылке, - так эти же часы и получил бы.
- Так он же их сам купил, - не унимался штурманец, - сам купил, сам сломал, сам послал! Для чего?
- Ну, так для того, чтобы спор выиграть! - пояснил механик.
- И какой навар ему был бы, если бы он этот спор выиграл? - не переставал удивляться Степан.
- Не выиграл бы! - уверенно на полном серьёзе ответил Кузьмич, - Не каждый же раз ему часы выигрывать!
- Саня, - обратился к расстроившемуся матросу, до сих пор молчавший Толя, - а через сколько времени посылка обратно пришла?
- Ну, не знаю. Где-то месяца через четыре, наверное, - подумав немного, ответил Санька. Почему-то больше всего ему не хотелось продолжения обсуждения его позорного поражения в этом споре, в котором он при любом раскладе был проигравшим.
- И неужели вам не стыдно? - перехватив мысль брата, чуть сдерживая смех, спросил Коля .
- Да за что? - опупел от такого наезда Санька.
- Так как же! Трудолюбивый японский народ четыре месяца разгадывал, как же всё-таки двум джентльменам из российской глубинке удалось сломать то, что они считали неломаемым даже в эпицентре ядерного взрыва! - опередил брата Толя, прыснув смехом.
- Не японцы, а корейцы, - уточнил, не зная к чему, совсем уж расстроившийся Санька.
- Не переживай, Санёк! Зато, это "НЕ КИПЯТИТЬ!", как памятник тебе при жизни на интернациональном поле! - сквозь смех проикал Кузьмич. Потом, проржавшись, сказал примирительным тоном, обняв по-дружески Саньку за плечи, - Давай-ка, Саня, меняться. Я тебе твои часы, всё-таки ты их на заслуженную премию купил, а ты мне - мои. Они мне теперь вдвойне дороги будут.
Санька, повеселев, согласился. На том, под общий еще не до конца потухший смех, и порешили.
А пароход всё нёсся и нёсся вверх по реке, пробуждая окрестности от зимней спячки, унося экипаж на встречу новым приключениям только что начавшейся навигации.
--
Как Кузьмич пошутил над бригадой сплотчиков.
К вечеру второго дня, когда солнце ещё не село за прибрежные ели, а весенний ветерок уже утих, "Кит" тихо подвалил на плотовый рейд и ошвартовался у только что собранного первого в эту навигацию плота.
Стёпка был на седьмом небе! Как же! Он самостоятельно первый раз в жизни выполнил маневры.
Конечно, Леонид Павлович наблюдал за действиями молодого штурмана с палубы, готовый в любую минуту влететь на капитанский мостик и быстро исправить любой Степкин косяк. Но всё прошло очень гладко, и капитан, довольно крякнув, тихо удалился в свою каюту, на ходу подмигнув швартовавшемуся Коле, а может быть Толе, нет, всё-таки Коле. "Потому что сейчас его вахта", - рассудил капитан.
Тут же с берега начали подтягиваться сплотчики, разглядывая новый буксир.
- Здорово, Стёпа! - заорал рыжий сплотчик, знакомый Стёпке по прошлой навигации, - Я слышал, ты теперь в штурманах числишься?! - скорее утвердительно, чем вопросительно сказал он.
- И откуда вы рыжие всё раньше всех знаете? - здороваясь со всей бригадой за руку, опередил Степана уже спрыгнувший на плот Кузьмич, появившийся откуда-то из недр парохода.
- Кузьмич, здорово! С началом навигации вас! - поспешил к старому знакомому бригадир сплотчиков, - Я смотрю, пополнение у вас - что надо. Ребята не хилые, - кивнул он в сторону Коли, сматывающего лишние швартовые.
- Ребята хорошие, богатыри! Не чета твоим, - не без гордости ответил Кузьмич.
- Да я вижу, - прищурив глаз, продолжил бригадир, - такой лапы у якорей и без бензореза отстегнёт!
Вся бригада прыснула хохотом. Хоть и прошло с того случая уже немало времени, а при воспоминании о нём, каждый раз всех раздирает неудержимый смех.
Кузьмич улыбнулся, но ничего не ответив, полез на борт теплохода. В его голове уже проснулся таракан, отвечающий за ответные приколы.
Пока сплоточная бригада рассаживалась в сторонке в ожидании приёмосдатчика, Кузьмич уже беседовал с Колей.
- Ты - Коля?
- Да.
- Чем докажешь? - пошутил было Кузьмич, но, увидев, что тот на полном серьёзе начал снимать штаны, быстро перешёл на серьёзный тон, - Не надо! Верю! Короче, Коля, зови Толю, и дуйте ко мне.
Не успел механик докурить до конца сигарету, как перед ним, будто из-под земли, а точнее из-под палубы возникли "двое из ларца одинаковых с лица".
Толстяку так и казалось, что в следующий момент они должны хором сказать, как в мультике: "Чего изволите, хозяин?". Но близнецы молча стояли перед ним, переминаясь с ноги на ногу.
- Вот что, ребята. Предлагаю вам немного разыграть эту дикую бригаду, - Кузьмич ткнул пальцем в сторону сплотчиков, мирно дожидавшихся передачи плота и неспешно потягивающих "бормотушку" после подошедшего к концу рабочего дня.
- Так мы этим только и занимались и в школе, и в училище, - спокойно ответил за себя и за брата Толя, - надо так надо.
Получив согласие, Кузьмич, обхватив пацанов за их здоровенные шеи, заговорщически прижал свои губы к их ушам и начал что-то горячо объяснять, время от времени жестикулируя руками.
План Кузьмича парням понравился, и буквально через пять минут заговорщики приступили к его реализации.
Ещё не успели сойти улыбки с лиц двойняшек, а Кузьмич, спрыгнув на плот, бодрым шагом уже направлялся к бригаде.
- Чего отмечаем, мужики? - как ни в чём не бывало задал вопрос механик, подсаживаясь к бригаде.
- Так ведь первый плот отправляем, - отозвался на правах старшего щуплый дедок в длинном брезентовом плаще.
- Выпьешь с нами, Кузьмич? - предложил рыжий.
- Вы бормоту в своём сельпо брали, у Просковии? - в ответ на предложение поинтересовался толстяк.
- Так, где ж ещё!? Конечно у неё! У нас ведь не у вас, один магазин на все случаи жизни! - не то с горечью, не то с гордостью ответил уже хорошо захмелевший длинный дядька.
- Не, тогда не буду, - категорично заявил Кузьмич, - и вам не советую!
- А что так? - ехидно прищурился дед, - Чем это тебя так Просковья обидела, что ты на вино обиделся?
- Да вы чего, с дуба рухнули? Неужто здоровья своего не жалко? - с деланной заботой о ближнем взвился механик.
- А чего тебе наше здоровье, до сих пор пили, и ничего, - махнул рукой дедок.
- Так вы что, не знаете? - "заволновался" Кузьмич, - Просковья -то как развелась с мужем весной, так и поклялась всех мужиков перетравить! Подкладывает она в бормотушку травы какой-то, мужик тяпнет, и вроде бы ничего. Ан - нет! Начинает у него один какой-нибудь человек, обычно недавно встреченный, двоиться, все остальные - ничего, а этот двоится, и всё тут! А главное, каждая раздвояйка своей жизнью живёт! Одна, к примеру, стоит, так другая, в то же время, лежать может! Первая спать будет, а вторая - водку хлестать! Только это не человек, а чёрт свои шутки шутит. Хуже всего, если эти двое водку с собой принесут и распивать начнут. Вот уж не вздумай отказаться с ними выпить! Чёрт сразу осерчает и приберёт свои сковородки языком драить! Мне про это бабка с нашего посёлка рассказала. Я ей дрова помог наколоть, вот она меня и остерегла, вроде как за доброту мою отблагодарила. Так эти раздвояйки хлеще белой горячки будут, если кто их увидит, всё, хана! К утру станет немощным пеньком, а к вечеру следующего дня копыта откинет! Если, конечно противоядия не примет. А ещё, когда этот чёрт сгинет, надо на четвереньках по кругу ходить и блеять, как барану.
- Ну, ты, Кузьмич, наплё-ё-ёл! - после долгого замешательства в рядах ошарашенных сплотчиков первым очнулся рыжий, - Ну, ты заверну-у-ул!!!