Васин папа работал на доверии у народа. Был, иными словами, народным избранником. Всегда он говорил Васиной маме: - Труден мой путь, но лишь депутатское удостоверение придает мне сил и смелости в самой трудной ситуации. Как что чего - сразу кладу руку на депутатский билет и как будто крылья вырастают. Он сила.
А у Васи были в школе проблемы с тригонометрией. Никак не мог он понять эти косинусы. Другое дело гербарий - его и собирать приятно, на стену можно повесить, опять же. А с косинуса какой прок. Только мучить подрастающее поколение. Была б Васина воля, он бы все эти косинусы расстрелял бы.
Отец Василия всегда поддерживал.
- Я и сам, - говорит, - не знаю, зачем они. Ну раз уж есть, так ты учи. Путь к высотам через них лежит. Без них никуда.
Василий пробовал было прибегнуть к силе молитвы. Но как - то не заработало. Вот и решился он на поступок - решил испытать волшебную силу мандата. Ведь не станет отец врать - сила в нем неистребимая. Встал утречком пораньше, удостоверение в карман себе положил, и сидит тихонечко. Папа с ног сбился, ищет мандат, а Вася думает, мне ж нужнее. Вот справлюсь с тригонометрией, и верну. Потом в школу пошел.
Училка, как нарочно, заметила Васин горящий взгляд и говорит так подленько: - Ну - ка, ну - ка... А кто у нас, такой красивый, хочет синуса посчитать? Уж не Вася ли? Милости просим, десять на восемь.
Издевается, то есть. Но Вася - то верит в силу мандата. Не собьешь его. Вышел смело к доске, руку на карман положил - готов к испытаниям. - Давай, волшебный билет, помогай! В тебе сила доверия народного. А синус все не прокручивается никак. Вася понял, что силу надо выпустить наружу, достал мандат из кармана и раскрыл. Училка аж в лице поменялась.
- Что это, Васенька у тебя? Ах, удостовереньице... А уж сама синус крутит - вращает, ответ вычисляет. - Садитесь, говорит, Василий! Пятерка вам.
Только Вася на место сел, тут ему и записка передана. Он ее развернул, и чуть сознание не потерял. Почерк - то знакомый, заветный. " Давай встричатся после школы." Он и глаза поднять боится, ведь записка - то от самой, от нее. От Ленки то есть. Вот, думает, как поменялась жизнь.
После школы выходит он во двор, само собой, волнуется. А там его раз - и под локотки. Старшеклассники. - Есть, говорят, разговор. А Ленка, мразь такая, стоит в сторонке и лыбится. И не стыдно ни разу.
Пацаны Василия отвели к спортсооружениям. - Такое дело, говорят. - Мы, говорят, не просто так, а от имени общественности. Раз ты, Василий, заимел такую волшебную силу, хотим наказ тебе дать. Чтоб ты пошел к преподам и смело выдвинул. Насчет все косинусы отменить, и чтоб одна физкультура. Верим в тебя, Василий, не подведешь. А Ленка, мразь такая, все лыбится себе, слово ввернуть желает.
- Еще, говорит, - можно музыку оставить и изо. Типа, красиво. Василий думает, тебе лишь бы красиво. Старшеклассники говорят, мол, насчет ОБЖ нет единого мнения, оставлять? Консенсус не найден пока. Нужен, мол, мудрый совет. А у Васи - то мысли совсем не о том. Как представит себе, что круглый день физкультура, а он и подтянуться- то одного раза не может. В невыигрышном свете боится предстать. Что ж это получится, самый главный волшебник, а на турнике как сосиска. Никакой красоты.
- Нельзя, - говорит, косинусы отменять. Без них нет успеха. Так мне отец говорил всегда. А уж он - то знает.
Ну, тут, пауза - то и повисла. Нехорошая такая. Один вышел вперед, говорит: - Ты, Василий, осознай. Во первых, мы народ. Во вторых, отец твой уважаемый, конечно, человек, но все ж предыдущее поколение. У которого много всяких мифологий в голове. Должен ты себя переступить ради общественности. С народом ты или как?
А Ленка выпучила глаза свои красивые, мерзкие. Ждет ответа. И все ждут.
Василий весь вспотел, никак не решится. Нелегко, однако ж, быть волшебником. Как будто зимой стоишь на крыше дома и хочешь спрыгнуть в снег, а ноги как прилипли. Говорливый старшеклассник говорит ему, мол не трусь! Шагай навстречу чаяниям будущего студенчества.
Вася достал платок, решил пот вытереть. Говорливый как заорет:
- Молодец! Сделал выбор в пользу народа! Ребята, он платком махнул! Значит, конец нашим мучениям.
Разошлись все довольные. Ленка отдельно подошла. Понимаю, мол, как нелегко тебе выбор дался. А ты молодец. Очень ценная твоя внутренняя красота.
Идет домой Василий, вроде все как всегда, а все другое. Кто, думает, был я с утра? Мажорик презираемый. А теперь на мне народная ответственность. Не сам по себе, но выразитель интереса. Рассказать ли отцу о нелегком выборе? Эх, непростая у нас, у элиты, судьба. Проходит Василий мимо памятника Пушкину, а тот на него укоризненно так смотрит. Дескать, что ж ты, Василий, литературу - то не отстоял? Хоть бы пару учебных часиков. Там ведь стишки у меня. И так Солженицын все часы отобрал. Вася думает, много вас таких лоббистов хреновых. Был бы ты, Алексадрсеич, народу нужный, народ бы сказал. Потом сменил гнев на милость, думает надо бы пару часиков все - таки оставить. Не ради этих вот всех Онегиных, но ради Паустовского. У него про гербарии хорошо.
Подходит Василий к дому, глядит, что такое? Возле дома машины полицейские, двери все настежь, мать плачет.
- Васенька! - кричит, - сынок, беда! Оказался папка наш коррупционером. Настигла его рука закона. Теперь ему на севера ехать, а тебя в другую школу. Я всегда про него знала, что он обманщик.
Вася тут же решил от отца не отрекаться ни за что. Вспомнились ему кинофильмы великие, он решил, не стану, как некоторые, отрекаться. Не тридцать вам тут седьмой. Элитой рожден, надо держаться. Думает, щас начнут меня пытать, а я в лицо им выскажу. Как же они ненавидят - то нас, дворян. И за что? За ум наш.
А люди в форме все ходят по дому, высматривают. Один другому говорит:
- Мистер синус! Обеспечьте доставку задержанного.
- Так точно, мистер косинус! Обеспечим, как положено.
Вася приуныл. Эти не пощадят, не помилуют. А поговорить с ними, так язык ихний надобно знать. Зачем же я против них замышлял, думает Василий. А вот уж и папку ведут. Василий сел да заплакал. Хуже всего, что с Ленкой теперь расстаться придется. Один только и был понимающий человек, хотя и низшая каста. А все из - за синусов. А папка весь в наручниках такой, обернулся на пороге, на Василия поглядел.
- Прощай, сынку. Записали мне в гору, а я и играть не садился. Высокая горочка вышла. Не повтори ж моих ошибок!
Вася бросился к папке - то. Кричит: - Это не полиция! Это оборотни! Настоящая полиция дворян не трогает! А у этих и клички соответствующие. Не верь им, папочка!
А которые в форме, усмехаются, мол, перегрелся растущий организм. Не позвать ли доктора. Василий вспомнил опять великое кино, как дворянину себя вести, вроде б надо песнь. Собрал все силы, да как запоет в лицо оборотням:
- Не падайте духом, поручик Галицкий!
Корабль император, налейте вина!
Не трожь русского дворянина, агент влияния! Ехай давай взад в эту свою, как ее!
Всю силу души вложил в эти святые слова. Которые в форме говорят, понятно. Будем скорую вызывать. А который в лейтенантских погонах, наглючий такой, говорит:
- На ноль всех дворян давно помножили. У нас демократия в стране. Дворянство есть несуществующая категория.
Ах, врешь же ты, лживый! Вася, хоть и молод был, но уж знал наверняка, что он дворянин. Сколько раз ему об этом мама говорила. Ну, думает, отомщу ж я вам. Такую устрою арифметику, не обрадуетесь. А синусы знай себе усмехаются да полки фамильные обыскивают. Потом и врач подъехал. Тоже, видать, из синусов. Разве ж гражданин гражданина мистером обзовет? Вот и спалились.
- Не от воинской ли службы, вы молодой человек, решили откосить? Дворянину не пристало. Позвольте вам этого не позволить.
Вася и не знал, что сказать.
- Я насчет службы, вообще - то не против. Планирую в лейб- гвардию и быть как декабрист. Делать всякие реформы и вот это вот все.
- Это сейчас все планируют. А едут в стройбат на южный берег северного моря. Давайте я уж лучше вас, молодой человек, на стационар. Потом спасибо скажете.
Вася думает, есть же и среди этих бандитов толковые люди.
- Давайте, говорит. - Только вот гербарии хотелось бы с собой взять. В них память родной землицы. Как взгляну на этот лепесток, сразу вспоминаю деревню, наш барский дом, вижу как крестьяне несут папе на Пасху молоко и хлеб.
- Ну, возьмите, - отозвался доктор. - Хуже - то, пожалуй, не будет.