Аннотация: Финалист "Аэлита-NAG", второе место в группе. Аудиоверсия, которую сделал Сергей Литвинюк в рамках проекта СамИ - здесь http://audioxit.ru/viewtopic.php?f=2&t=159
Для меня все началось в тот день, когда в моей голове впервые раздался чужой голос. Я сидел в туалете, и, как водится, изучал политическую карту мира на стене - ту ее часть, которая всегда оказывалась перед глазами: юг Африки. Почему, например, граница между Намибией и Ботсваной сначала точно идет по двадцатому меридиану, а потом делает скачок вправо? Кто это так нарезал африканскую землю? Голландцы, англичане? Какие у них были мотивы? И вот тут-то мои историко-географические размышления прервал бесцеремонный бас: "Ну и долго мне еще ждать? Я тут уже полчаса стою!"
От неожиданности я чуть не подпрыгнул. В моей квартире у туалета стоит какой-то мужик, причем - судя по его словам - чувствует здесь себя весьма по-хозяйски! До такой степени, что требует освободить помещение! Что делать? Затаиться - или, напротив - резким движением распахнуть дверь, чтобы испугать незнакомца? Наверное, я бы еще долго гадал, если бы тот же мужик не сообщил, что его терпение лопнуло, и он уходит. Тут до меня дошло, что за дверью никого нет, и что голос этот звучит как-то странно: словно бы он, минуя уши, сразу появляется в голове. Разумеется, я удивился этому происшествию, но большого значения ему не придал, успокоив себя тем, что все это мне просто померещилось. Однако через пару дней в том же месте меня снова настиг чей-то сердитый диалог - и вновь голос появился прямо в голове. Скрипя сердце, пришлось признать: со здоровьем у меня что-то не так.
Чужие голоса звучали в самые разные моменты, но чаще всего - когда я находился в небольших замкнутых помещениях, вроде ванной или туалета. Потом уже Стоун объяснил мне, что в таких случаях создаются наиболее благоприятные условия для резонанса - но тогда я этого, конечно, еще не знал. Стоит ли говорить, что посещение известных мест стало для меня довольно проблематичным? Приходилось все делать по-быстрому, постоянно ожидая возобновления посторонних бесед в собственной голове. Ясно, что надо было идти к врачу, но визит этот я постоянно откладывал, надеясь на то, что голоса исчезнут сами собой. Голоса, однако, не только не исчезали, а напротив - становились все настойчивее. Поневоле я поражался лексическому богатству, которое скрывалось в глубинах моей памяти. Слова и выражения, совершенно несвойственные мне, произносились с той естественностью, которая возникает только от постоянного их употребления. Наверное, так говорили персонажи прочитанных мною книг, оживленные подсознанием. Десятки людей на разные лады спорили, ругались, мирились, договаривались о встречах, здоровались и прощались: словно бы в моей голове шло постоянное реалити-шоу, причем до меня доносились лишь небольшие его отрывки - несколько слов за раз, не больше. Теперь уже чужие беседы настигали меня не только в укромных помещениях, но и на кухне, в комнате и даже в относительно просторном офисе. А однажды звонкий девичий возглас чуть не отправил меня под колеса автобуса, когда я переходил улицу...
- Скорее всего, это симптом переутомления, - сказал врач, взглянув на мое заспанное лицо (посреди ночи меня разбудил женский диалог в стиле "...а я говорю, а она говорит..."). - Анализы у вас в пределах нормы, - он еще раз пролистал мою карту, - конечно, если вы настаиваете...
Тут его прервал звонок мобильника: "...да-да, конечно, буду после шести... нет, раньше не получиться... слушай, у меня пациент сидит, давай потом..."
- Извините меня, - продолжил врач. - Так вот, если хотите, я могу вам дать направление в центр неврологии, там могут провести более полное обследование.
Я не хотел. В тот момент мне вполне было достаточно того, что врач не нашел ничего серьезного. Просто переутомился - заключение, которое вполне меня устраивало: ведь, посещая врача, вы всегда хотите услышать: "все в порядке" - даже если точно знаете, что это не так.
Так что из кабинета я вышел в приподнятом настроении, однако, не успев сделать и пары шагов, услышал голос врача: "Марина, солнышко, раньше шести никак не могу..."
И тут меня, наконец, осенило: подсознание здесь не причем - это же разговор по телефону! Все, что я слышу в своей голове - обрывки телефонных бесед! Возбужденный собственной догадкой, я открыл дверь кабинета - врач как раз убирал мобильник в карман.
- Что-то забыли? - спросил он. Выслушав мою догадку, он скептически ухмыльнулся: - Вы слышите разговоры по мобильнику... у вас что, в голове железка?
- "Марина, солнышко, раньше шести никак не могу..." - процитировал я его.
Лицо врача на мгновение застыло, однако он быстро нашелся:
- Вообще-то подслушивать не хорошо. Не знаю, зачем это вам нужно... может, еще один симптом переутомления...
Я хотел было возмутиться, но тут же подумал: "А почему, собственно, он должен мне верить? Его предположение - самое простое. Обычная реакция обычного человека. Чего еще ждать от терапевта муниципальной клиники?"
- Знаете что, - сказал я. - Пожалуй, дайте мне направление в этот центр. Думаю, стоит туда сходить.
***
В центре неврологии я и познакомился с доктором Стоуном. Как ни странно, он отнесся к моему рассказу вполне серьезно, выписал кучу направлений на исследования и предложил зайти к нему через пару недель. В эти дни я провел в центре, наверное, больше времени, чем на работе. Специалисты на мои вопросы отвечали уклончиво, отсылая за разъяснениями к Стоуну. Признаюсь, я был несколько испуган, поскольку не без оснований полагал, что врачи избегают сообщать лишь плохие новости. Поэтому в кабинет доктора я вошел не без страха: что-то он мне скажет?
Поздоровавшись, Стоун сразу перешел к делу.
- Я могу объяснить, что с вами происходит, - начал он. - Прежде всего, ваша догадка, что вы слышите телефонные разговоры, абсолютно верна.
Должен признать, что его уверенность произвела на меня впечатление, так что я несколько приободрился. Голос доктора звучал энергично и деловито, и таким голосом - подумалось мне - вряд ли врач будет сообщать пациенту плохие новости.
- При этом вы совершенно здоровы, - продолжил Стоун. - Та редкая способность, которой вы обладаете, ни в коей мере не является следствием какого-либо заболевания.
- Но вы можете избавить меня от этой, так сказать, "способности"?
- Да, конечно, - подтвердил Стоун. Из ящика стола он достал ручной браслет и протянул его мне, - носите его, и голоса вас беспокоить не будут.
Я надел браслет на руку. Его внешняя сторона была вся покрыта неровными гранями, плоскости которых пересекались под различными углами, казалось, безо всякой системы. Ничего подобно раньше мне не приходилось видеть.
- Браслет рассеивает радиоволны в определенном диапазоне, - сказал Стоун, заметив мой интерес. - Конечно, это временное решение. Если вы будете настаивать, мы проведем небольшую операцию под местным наркозом, и вы навсегда избавитесь от голосов. Но сначала я вам хочу кое-что рассказать. А потом - решайте. Как скажете, так и будет. Согласны?
Потом я много раз думал: насколько реальным был этот выбор? Неужели Стоун отпустил бы меня, услышав иной ответ, чем тот, который его устраивал? Наверное, нет. Даже наверняка - нет. Уважение к чужой воле никогда не числилась среди добродетелей доктора. Может, так и должно быть. Человек, который хочет сделать что-то новое, должен порою идти напролом.
- Я начну немного издалека, - предупредил Стоун. - Вы знаете, что у человека есть пять органов чувств. Зрение воспринимает свет, слух - звуковые колебания среды, ну и так далее. Формирование органов чувств - адекватный ответ живой материи на внешнее воздействие: все, что представляет опасность - или, напротив, обещает выгоду - должно быть замечено. Это в полной мере относится и к тому виду внешнего воздействия, который появился относительно недавно - а именно, к излучению в радиодиапазоне. В городах его интенсивность зачастую превышает естественный фон в тысячи раз, а при разговоре по мобильному телефону - в сотни тысяч! Естественно, природа должна была дать ответ.
- Погодите, - прервал я его, - вы хотите сказать, что у меня появился орган чувств, способный регистрировать радиоволны?
- Не совсем, - ответил доктор, - чтобы такое случилось естественным путем, необходимы сотни тысяч - если не миллионы - лет. Пока что природа пытается реагировать теми средствами, которые уже есть в ее распоряжении. Вы знакомы с принципами радиосвязи?
- Лучше напомните.
- Хорошо. Радиосвязь основана на явлении резонанса. Приемник электромагнитного сигнала содержит колебательный контур из конденсатора и катушки индуктивности. Если частота волны совпадает с собственной частотой контура, появляется резонанс, сигнал усиливается, и его можно зарегистрировать. Это ясно?
- Да. За исключением одного - какое это ко мне имеет отношение? У меня внутри вроде нет ни катушек, ни конденсаторов.
- Вот в этом вы ошибаетесь. Разумеется, - усмехнулся Стоун, - медных проводов, намотанных на сердечники, внутри вас нет. Но есть кое-что другое: кровеносная система. Сто тысяч километров сосудов, наполненных токопроводящей жидкостью.
- Сто тысяч? - поразился я.
- Или даже больше. Вот, взгляните, - на мониторе компьютера на столе Стоуна появилось трехмерная схема кровеносной системы. Некоторые ее узлы были помечены условными обозначениями элементов электрических схем. - Сетка капилляров столь сложна, что даже вероятность случайного появления конфигурации, напоминающую, например, катушку индуктивности, довольно велика.
Стоун увеличил изображение в области печени - и, действительно, в хаотическом сплетении красных и синих нитей я разглядел неровную пружинку. Присмотрелся - и рядом заметил еще одну, поменьше размером. Удивительно! Человек, как электрическая схема!
- С конденсаторами сложнее, - продолжил Стоун. - Их так просто не увидеть. Похоже, они формируются группами клеток периферической нервной системы, способными передавать заряд. Радиоволны возбуждают электрические колебания, которые сопровождаются микровибрациями сосудов кровеносной системы, и именно эти вибрации воспринимаются органами слуха. Таково происхождение тех голосов, которые вы слышите. Впрочем, обо всем этом нам известно еще очень мало. Мы даже не знаем, когда все это электричество появилось в человеке: вполне возможно, оно дремало в нем тысячелетия, а современное радио только его разбудило. А может, оно возникло совсем недавно.
- И что, в каждом человеке есть такой вот приемник?
- Нет, не в каждом, - ответил Стоун. - Только в немногих - может в одном из тысячи, или из миллиона. Я называю людей, способных принимать радиоволны, резонаторами.
- А вы сами - резонатор?
- Нет.
- Хотите им стать?
- Возможно. Но не в этом моя цель.
Стоун ненадолго умолк. Казалось, собственные мысли полностью его захватили.
- Если мы поймем, по какому пути движется природа, и как ей помочь, то нас ждет новая эра, - продолжил он. - Общение с помощью радиоволн станет таким же привычным, как и голосовое. Появятся возможности, которые сейчас кажутся фантастическими. Например, люди смогут передавать друг другу изображения без помощи внешних устройств. Наверное, - усмехнулся Стоун, - это как раз то, о чем принято говорить как о "чтении мыслей" или телепатии. Возникнет новый универсальный язык. Цивилизация совершит качественный скачок - как это произошло, например, после появления письменности.
- Вы же сказали, что для этого нужны сотни и тысячи лет.
- Ну, - проговорил Стоун, - надеюсь, мы сможем подтолкнуть природу. Если только поймем, как. Для этого вы мне и нужны.
- Почему именно я?
- Ваше тело уникально, - сказал Стоун. - Вчера мне прислали предварительный анализ вашей кровеносной системы. Могу сказать одно: вы - резонатор, причем сильнейший из всех, которых я когда-либо видел.
***
Хотя рассказ Стоуна и произвел на меня впечатление, я отнюдь не горел желанием класть свою жизнь на алтарь науки. Должно быть, доктор почувствовал мое настроение, поэтому он не стал требовать немедленного ответа, и предложил провести небольшую экскурсию по его лаборатории.
Команда Стоуна была небольшой - меньше десяти человек, и основу ее составляли студенты и аспиранты. На постоянных контрактах у него работали всего два сотрудника. Сначала он мне показал хозяйство Джея Фореста - специалиста по радиосвязи. А потом Стоун познакомил меня с Наташей Катковой.
Пожалуй, это лучшее, что он мог сделать, чтобы заполучить меня в свой проект.
Вы верите в любовь с первого взгляда? Я - да; надеюсь, что и Наташа тоже. Бывает так, что ты видишь человека, и сразу возникает чувство, словно знаешь его всю жизнь. Именно это со мной и произошло, когда я увидел ее. Но было и еще кое-что, не менее важное: музыкальная фраза, прозвучавшая в моей голове, когда мы со Стоуном вошли в кабинет. Короткая и мелодичная - словно приветствие, или прелюдия к симфонии, которая, быть может, еще не написана. Наверное, Наташа почувствовала мое приближение задолго до того, как увидела нас с доктором, потому что в самом конце этой фразы прозвучала догадка: ты - такой же, как я, мы с тобой одной крови.
Думаю, вы уже догадались: Наташа тоже была резонатором. Единственным в команде Стоуна - до того, как в ней появился я.
****
С того времени для меня началась новая жизнь. Я уволился с работы и подписал двухлетний контракт со Стоуном. Обязанности по этому контракту (кроме того, что я должен был проводить каждый день с понедельника по пятницу в лаборатории по восемь часов) были чисто символическими: все понимали, что главную ценность для проекта представляет мое тело, а не какие-то там знания и способности. Возможно, в иной ситуации мое самолюбие было бы ущемлено, но только не теперь. Я был готов проводить в лаборатории круглые сутки - при условии, что Наташа тоже будет там. К счастью для меня, именно она отвечала в команде Стоуна за медико-биологические исследования, и поэтому практически на весь день я попадал в ее руки. Каждое утро Наташа загружала меня в магниторезонансный томограф, регистрирующий распределение воды в организме: таким образом можно было составить подробную схему моей кровеносной системы и выделить области, отвечающие за электромагнитную активность. Результаты она направляла Форесту, и тот при встрече неизменно выражал свой восторг таким, например, образом: "Андрей, ты просто чудо! Представляешь, общая длина капилляров в твоем теле - под миллион километров! Это на порядок выше нормы!"
Стоун давно уже хотел провести сеанс общения через эфир между резонаторами. Такая демонстрация являлась ключевым пунктом теории доктора: если оно осуществимо, то возможно все то, о чем он с таким увлечением мне рассказывал. Если нет - то "скачок в развитии цивилизации" останется лишь мечтой Стоуна, а сами резонаторы будут не более, чем любопытным явлением, - вроде людей, у которых сердце справа. С моим появлением желание доктора перешло в практическую плоскость. Основная роль в эксперименте, естественно, отводилась нам с Наташей: разговор должен был произойти между нами. Джей объяснил мне основную идею эфирного общения. Дело в том, что при разговоре звуковой сигнал может привести к появлению радиосигнала. "То есть, произнесенные мной слова сопровождаются радиоизлучением?" - спросил я. "Именно так. Но, как правило, это излучение достаточно слабое и его сложно зарегистрировать. Нужны специальные звуки, чтобы электрический контур в твоем теле вошел в состояние резонанса". - "И ты сможешь найти эти звуки?" - "Думаю, да, - усмехнулся он, - но тебе придется постараться, чтобы произнести их".
Это было увлекательное занятие: мы трое - Форест, Наташа и я - создавали основу нового языка - того, на котором люди смогут общаться в будущем. Резонансные звуки Наташи были очень музыкальными, со множеством гласных - казалось, она пела, а не говорила. Мои же нравились мне самому гораздо меньше: в них было много шипения и свиста, а порою проскакивал и звериный рык. Мы учились произносить эти звуки - как дети учатся говорить, а Форест тем временем решал сложную задачу - каким-то образом ему нужно было привести произносимое нами к общему знаменателю, чтобы мы с Наташей могли понимать друг друга без переводчика. Иногда к нам заглядывал Стоун, интересовался, как идет работа, и вскоре уезжал по своим делам. Я подозреваю, что он искал новых резонаторов. На тот случай, если мы потерпим фиаско.
Спустя пару месяцев Джей торжественно сообщил, что он закончил кодировку всех звуков алфавита. В присутствии Стоуна он посадил нас с Наташей в разные комнаты, и заставил вразбивку произнести алфавит - по указанию Фореста я отчетливо проговаривал те или иные буквы, а Наташа должна была воспринять мой радиосигнал и записать услышанное. Потом мы поменялись - Наташа говорила, а я записывал. Успех был полным - мы ошиблись лишь в одном случае.
Теперь можно было переходить и к отдельным словам. Начать мы решили, естественно, с букваря. Форест учил нас говорить, проявляя редкое терпение. Думаю, из него мог бы получиться отличный логопед. По его руководством мы осваивали простенькие фразы вроде "Мама мыла раму". После того, как мы закончили с букварем, Стоун составил список слов, из которых мог состоять наш с Наташей будущий диалог. Правда, одного нужного мне слова в этом списке не было. Как-то раз, после очередного занятия, я сказал об этом Форесту.
- Что, все так серьезно? - усмехнулся он.
Я подтвердил.
- А ты не хочешь сказать ей об этом обычным способом? Так, как это делали до тебя миллиарды других мужчин?
- Джей, это же так романтично, неужели ты не понимаешь?
- Ну, хорошо, - согласился Форест. - Но предупреждаю: придется поработать, это слово не из простых. И еще, - добавил он, - с тебя, разумеется, приглашение на свадьбу.
- Сплюнь через плечо, - предложил я ему.
***
Итак, настал день великого эксперимента по первому в истории человечества эфирному общению в полевых условиях. Мы с Наташей должны были, находясь на расстоянии в полкилометра, обменяться несколькими фразами. Испытательный полигон находился за городом, в пустынной местности, чтобы исключить помехи.
Перед началом эксперимента Стоун дал мне указание, какие в точности фразы я должен произносить, и в каком порядке. Честно говоря, я плохо помню их содержание - что-то торжественное, в духе знаменитой фразы Армстронга про один шаг. Мои мысли тогда были заняты совершенно другим. Слава Богу, начальник этого не заметил
Форест настроил аппаратуру и заговорщицки мне подмигнул. Стоун дал команду.
Я закрыл глаза и прошептал слова, заученные мною наизусть. Ничего общего с указаниями доктора они не имели. Поняла ли Наташа меня, и пойму ли я то, что она мне ответит? Должен понять, Форест достаточно нас натаскал.
Секунды тянулись одна за другой, сердце отчаянно билось. Наконец, прозвенел нежный и тонкий голос. Для меня он стал лучшей музыкой на свете.
"Да", - сказала Наташа.
***
С тех прошло десять лет. Я не стал продлевать контракт со Стоуном и уволился из лаборатории - ведь Наташа и так уже была со мной. В последние годы доктор достиг больших успехов: его резонаторы могут разговаривать уже на расстоянии больше ста километров. Экспериментами доктора заинтересовались в береговой охране, и, кажется, в министерстве обороны.
Форест ушел от Стоуна вскоре после меня. Он решил создать коммерческую систему связи на основе эффекта резонанса. Дело у него пошло, и сейчас в сети Фореста уже около ста тысяч абонентов. Желающих гораздо больше, но, увы: далеко не у всех есть нужные способности. Те, кому повезло, после двухмесячных курсов по обучению "языку резонаторов" могут оценить радость эфирного общения.
У нас с Наташей подрастают два брата-близнеца: Ван и Майкл. До четырех лет они почти не говорили, и врачей это беспокоило гораздо больше, чем нас. Как-то ночью я проснулся от детского плача и подошел к кроватке: Ван беспокойно ворочался с закрытыми глазами. Тут до меня дошло то, что я не понял спросонья - его голос раздается у меня в голове. К сожалению, с каждым годом мы слышим эфирные голоса детей все реже: как объяснил Форест, резонансные частоты с возрастом дрейфуют. Он немного поколдовал с нашими браслетами, но, честно говоря, это не слишком помогло.
А недавно я узнал, что наши близнецы могут обмениваться изображениями. Простенькие геометрические объекты - линия, точка, круг, квадрат. Для них это нечто вроде игры - попробуй, угадай, что я вижу! Думаю, надо будет показать детей Форесту. Не сейчас, конечно, попозже: пускай подрастут. Может, к тому времени в фирме Джея появятся девушки с такими же способностями. Думаю, наши близнецы найдут с ними общий язык. Во всяком случае, попробовать стоит.
![[]](/img/z/zwonarew_s_w/rezonatory/rezonatory_s.jpg)