Зырянов Алексей Викторович : другие произведения.

Майская "Москва": Война и память - Словом из глубинки

"Самиздат": [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Литобзор-заметка на лит.журнал "Москва" N5 (2011).
    Публикации:
    1) Газета "Литературная Россия" N27 (от 8 июля 2011) - [ сокращённая версия под названием "Читайте 'Москву'];
    2) Литературный портал "Книгозавр" (23.07.2011) - [полная версия].


   "Майская "Москва": Война и память - Словом из глубинки"
  
   Я замечал, как мало уделяют времени для тех журналов, что не уступают в известности таким, как: "Знамя", "Новый мир", "Октябрь". И об одном из лит.журналов давно хотел замолвить слово в литобзоре. Но, что меня сподвигло приступить к нему сегодня, расскажу подробно. Мне есть о чём поведать с достойнейшим примером.
   Прочёл недавно из газеты "Литературная Россия", где уважаемый мной Сенчин говорил: "...Ве­ли­ка и бо­га­та Рос­сия, но ли­те­ра­ту­ра, как пра­ви­ло, фик­си­ру­ет лишь сто­лич­ные стра­с­ти (буд­ни поч­ти ни­кто не хо­чет за­ме­чать), жизнь не­ких все­мир­ных лю­дей, лег­ко пе­ре­ме­ща­ю­щих­ся с кон­ти­нен­та на кон­ти­нент и за­ме­ча­ю­щих ок­ру­жа­ю­щее ка­ким-то про­скаль­зы­ва­ю­щим взгля­дом. У та­ких про­из­ве­де­ний и со­от­вет­ст­ву­ю­щий язык - ров­ный, ней­т­раль­ный, глад­кий. Про­дол­жи­тель­ная борь­ба с ди­а­лек­тиз­ма­ми, об­ла­ст­ни­че­с­ки­ми сло­ва­ми, слен­гом не про­шла для ли­те­ра­ту­ры да­ром..." ("С биографией (и без)" ЛР N25, 24.06.2011). Вникал и понимал, что здесь имелась в мыслях патриотическая предпосылка к прямым наследиям советской Родины, где поддерживалась рьяно так давно традиция литературной жизни. И вспомнил тут же патриотический журнал "Москва". Один из тез немногих, кто русскую культуру чтит в своём формате с пятьдесят седьмого года двадцатого столетия.
   Как может нам порой судьба помочь найти решения посредством ясных знаков, которых мы не замечаем, так и здесь, когда она: в самой столице, а точнее - бросается в глаза и просится на руки сам журнал "Москва".
   И перелистывая с каждым разом светло-серую обложку с пятым номером за этот год, под ней я находил приличные куски духовной пищи. И в них одних есть те решения для исполненья пожеланий, что в головах толкутся у любителей читать. И подумать только: весь пятый номер утоляет жажду узнавать свой мир - такую просторную страну, как наша Родина, за текущий месяц, и даже в будущем опережает мысли ревнителей большой литературы. И не говоря о вечной памяти за прежние заслуги и трагедии, ведь выпуск-то за май, он всё-таки располагает к памяти о прошлом, знакомом большинству.
   И об этой памяти начну, как и в журнале, с первых прозаических миниатюр писателя Валерии Шубиной. Её история сплотилась в сборник с названием "Анна с холмов". Сюжет о женщине, вкусившей горечи войны. Пленённая и горем обожжённая, бежавшая, благодаря минутной слабости врага, простого часового, решившего открыть дорогу, ему казавшейся, наверно, в никуда, но оказавшейся дорогой жизни.
   Как необычно с первых предложений облагораживает автор обычный комбинат, представив его нам в такой красе, каким рисуют мир в волшебных сказках. Героиня, как будто по одной лишь воле мысли, оказалась в поезде, идущем в Керчь, несущем к той самой Анне, в тревожные воспоминанья коей о пребывании в концлагере стала причастна и автор упомянутого сборника.
   И в стихах Владимира Калиниченко с первой же страницы тоже концлагерь, тоже горе матерей и их детей. Но он своей подборкой утверждает: "Рисую Победу". Победа есть, и поэт её как будто кровью написал в стихах. И под одним собранием не только о войне, но и то, что после было: "Давняя встреча" с поэтом Рубцовым, и жизнь вдали, "в провинции, без суеты столичной, где тоже есть читающий народ". Поэт из Украины откровенен:
   И на холсте скупой небесной сини
   Средь волглых и скукоженных осин
   Я, может, первый раз открыл Россию -
   Как мать родную повзрослевший сын.
  
   А у Николая Беседина новелла "Эшелон", по ёмким смыслам сжатая до нерва, наполнена предчувствием войны, где эшелон с Дальнего Востока "неудержимо рвущийся в кровавое чрево войны" займёт читательского времени немного, но в мыслях заставляет отсидеться, переждать, обдумать. Здесь место есть диалектизмам, как неотъемлемой частице быта тех предвоенных лет. В новелле нет второстепенных лиц, и приблудившийся старик посильно вносит главные слова: "А наперво нам, присноблаженным, о душе печься велено. Сказано: вымоли, человече, первее всего душе своей дар страха Божия, она и пойдёт, облегчённая, со ступени на ступень". Присноблаженными, подзабытым для народа словом, называли староверов. Их, ди­а­лек­тиз­мов этих, хватает и в новелле и в содержанье текстов из всего журнала. Как боль, пронзённая однажды, остаётся всё ж в умах и переданное в новелле чувство скорби: "На станции Шарья на соседний путь пришёл встречный состав, на вагонах которого мелом было написано: "Эвакэшелон". Из полуоткрытых дверей теплушек и верхних окон смотрели суровые лица молчаливых женщин и детей. Политрук увидел устремлённый на него горестный взгляд худенького мальчика лет шести и невольно вздрогнул. "Как он похож на моего старшего сына", - подумал он и стал искать что-нибудь из съестного. Найдя кусочек сахара и банку консервов, он подошёл к окну вагона, откуда смотрел мальчик, и протянул ему гостинец. Но он не торопился брать его, глядя на Званцева печальными, увлажнёнными глазами.
   Из вагона спрыгнула молодая женщина в солдатском ватнике и тихо сказала:
   - Он не может взять. У него ампутированы руки. После тяжёлого ранения началась гангрена. Никита, - позвала она мальчика, - дядя военный передаёт тебе подарок. Я сейчас принесу...". Прочтёшь-то быстро. Думать долго, сопереживая мукам тех людей.
   Последнее, что видит автор Николай Беседин, это - "вагоны, стоящие на пустынном разъезде, в них настежь открыты двери, в которых тьма и пустота.
   Свет единственного фонаря блуждает на остывающих колёсах, отражаясь и исчезая бесследно в глубоких рытвинах дороги.
   И только дождь монотонно стучит и стучит в крыши теплушек, как будто хочет разбудить тех, кто ехал в них и не может проснуться". И моему сознанию не даёт покоя этот дождь, зная, что я, как ото сна, надолго ещё не отойду от всех переживаний.
   Вспомню и ещё одно высказанное Романом Сенчином пожелание: "А как бы хо­те­лось уз­нать, как и чем жи­вут се­го­дня лю­ди в глу­би­не Ря­зан­ской об­ла­с­ти, на Рус­ском Се­ве­ре, на Смо­лен­щи­не, и так да­лее...". И вот, Вадим Николаевич Воронцов представил в прозе русскую глубинку. Вот уж поистине - от первого лица поведано нам в повести "Причал" о жизни автора, ведь зовут там главного героя Николаич, и тоже он писатель, как и автор - не просто совпадение, надо полагать.
   Всё начинается в повести "Причал" как будто дачные рассказы, а в целом - жизнь писателя: не замкнутая, а постоянно участливая в жизни обычных россиян. Много познаёшь. И какие могут быть влиятельные "связи" у писателя по большей части деревенского уклада жизни. Как уважают его и знают. Отношение к нему разных категорий женщин - немаловажный элемент для писателя мужчины - упрочит уважительное мнение читателя о всех "внегородских" писателях. Что знает людская молва о тех писателях, почти что деревенских, живущих рядышком с народом, - изба к избе, как говорится? Посильное участие в совместной жизни на протяженье повести, где Николаич, главный персонаж, - эстетствующий герой, которого народ в покое не оставит. Он думает, он мыслит и соображает, и делает, забыв про личный интерес.
   Возьму из текста: "В общем, следовало изображать ад, а, как Николаич не бился, всё больше получался рай" - и точно так же вышла повесть Вадима Воронцова. И славным юмором не обделён читатель. Вот одна из глав, где с депутатом разговаривает зэк, прося у первого о помощи в освобождении брата, вам поднимет настроение, по крайней мере, заставит улыбнуться наивности бандита перед властью.
   История об отношении к писателю рассказана взаправду - здесь нельзя не верить, а для юмора совсем другие сцены, украшенные будто бы гротеском, ведь верить в такие перипетии жизни для умирающего потихоньку острова, где живёт герой, - почти немыслимо, поэтому и автор добавляет выдумки, чтоб жизнь писателя не казалась ложью.
   У Сергея Михеенкова в рассказе "Чёрный копатель" есть перекличка двух эпох - Война и Современность, где молодому внуку о дедушке погибшем совсем не безразлично помнить, и отблагодарить вот так, как автор нам поведал: найдя и смелость и отвагу, отбросив меркантильный счёт, вернуть заслуги деда в теперешние времена.
   Я всем советую, коли есть возможность, сходить в библиотеку. Журнал "Москва" под пятым номером откроет мир большой культуры слова, где слитно воссоединилось творчество: М.А.Булгакова (микрорассказ "Триллионер"), Войны (стихи и проза) и литературы современной - такой привычной, но всё же необычной тоже.
  

Алексей Зырянов, Тюмень


 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
Э.Бланк "Пленница чужого мира" О.Копылова "Невеста звездного принца" А.Позин "Меч Тамерлана.Крестьянский сын,дворянская дочь"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"