Аннотация: Литобзор романа Петра Краснова "Заполье".
Публикации:
1) Газета "Литературная Россия" N14 (06.04.2012) - [сокращённая версия];
2) Русский литературный интернет-журнал "МолОко" (09.05.2012) - [полная версия].
"Нетленный осадокмутного времени"
Я перечитывал не так давно опубликованную вторую часть романа Петра Краснова "Заполье" с постоянным желанием возвратиться к специфическим сюжетным отрывкам в нём, чтобы с их помощью предопределитьто, какимибудут подаваться через СМИмнимые, как оказалось, трансформацииреальности и к чему они приведут.
Роман-неожиданность в буквальном смысле слова - вот каким для меня выглядиттворение оренбургского писателя.И всё самое поразительноеобнаруживаетсяпри элементарном сравнении с нашей действительностью.
Весь текст этого произведения, как мне думается,укладывался из пережитого и переосмысленного,и в меньшей степени является тем вымыслом, с которымподобает бытьвиндивидуально авторскойхудожественной гипотезе, потому как выдумать всецело такое повествование не позволяет уже то реализовавшееся вокруг нас, что даёт нам возможность сопоставить. На таком убеждении я вынужден настоять, а удостовериться в этом будет легко определённому кругу людей, кто был хоть чуточку внимателен и следил за сотворившимися событиями; но и они, из этого самого круга, возможно, допустят ошибку в своих предположениях, которые я развенчаю в конце,исходяиз содержания романа. Но осуществлю это постепенно, обволакивая мыслями и идеями автора.
Автор незамысловато ставит нас перед необходимостью оглянуться на "даденный нам в скверных ощущениях мир - он же ж в самых глубинных основах своих и законах противонравственен, да-да, с человеком, но бесчеловечен - поскольку нравственного в нём изначально не заложено ничего, одна голая физика-химия, машина убийств безжалостная ко всему живому, а к разумному - так тысячекратно". Так действующее лицо в начале произведения сокрушается общепонятными представлениями. Но уже дальше раскрывает заведомо сложную парадигму: "Из живых энергий самая великая здесь, в этой всепожираловке, - это ж энергия страдания, ведь же так? Так, и не трудитесь искать ей равную. И говорить, где тут хищник, а где жертва... Здесь все - жертва. Впору думать, что демиург и сотворил-то это страдалище земное для того, чтоб энергией такой... Э-э... питаться, да, вкушать, так сказать, или для нужд иных каких, специфических".
Хоть раз в жизни каждый из любопытства втайне желал изведать и завладеть внутренним миром другого. В частности, один из ключевых персонажей героев в окружении главного героя Ивана Базанова Владимир Георгиевич Мизгирь выдаёт, как покажется, сокровенное изнутри: "Что до меня касаемо, то я, знаете, сугубый практик жизни и принадлежу к убеждённым и последовательным тупоконечникам. Яйцо, знаете, с тупого конца имеетвоздушную полость такую, с неё и чистить легче. И во всяком субъекте есть нечто полое, пустое в душе, вот оттуда и надо начинать колупать... цинично? Так ведь и жизнь цинична и ничуть от этого не умалена в своей ценности для нас, смертных, страха ради за которую держимся. В каждом из нас есть, увы, своя полость, каковую надо сознавать в себе и от вторжений непрошеных оберегать, да-с, иначе расколупают догола... Есть она, как не быть, и в политических субъектах - ищите и да обрящете, может быть".
И в каждом персонаже, как и в живом человеке, вне этого правдивого художественного текста, может уживаться две личности, что покажется неотъемлемым для хоть сколько-то знающих про индивидуальные особенности психологии людского поведения. Но ещё более глубокое понимание заключается в таинстве подсознательного мышления. И подобно булгаковскому Воланду участник сюжета, имеющий влияние на основного героя романа, рассуждает, желая как будто бы подчинить своей воли или же перетянуть на сторону, не навязывая открыто, именно своего, исключительного миропонимания: "И эта двойственность, двусоставность мировая, эта борьба везде и во всем отражается здесь, внизу, в самом даже малом проявляется, в зарядах-частицах разноимённых даже... и как-кой, к чертям, бог единый всеблагой в этой онтологической, уж не меньше, противопоставленности?! В отрицании, ненависти к противоположному - обоюдной?.. Да, именно борьба эта всем движет - через страдание живого в том числе, соглашусь, и даже смешно говорить, на какой там стороне добро или зло... На стороне электрона, что ли, зло, поскольку мы ему минус присобачили? Да мало ль что и чему мы присобачили!". И дальше всё земным и даже с научно-житейским подходом опровергается, да только не совсем обратное: "У магнита двуполюсного, со школы помню, попробуйте отделить плюс от минуса, отколоть, плюсовое добро одно выделить - получится у вас? Хренушки, тут же у вашего добра отделённого, отколотого такой же минус объявится... Эрго: во всяком добре есть-таки большая доля неискоренимого, чаще всего малозаметного зла, и только не надо мне говорить, что мы сами в этом виноваты, неполное добро творя; ну разве что в следствиях кое-каких виноваты, более-менее очевидных, но не в причинах же изначальных. А вообще же, злые последствия нашего добра неисследимы и неподконтрольны человеку - как, впрочем, и добро вследствие злых, скажем, поступков".
И сомневается, а по большему счету просто себя уговаривает не верить и не принимать посторонних теорий сам Базанов, всерьёз, надо понимать, воспринявшего совет о сохранении внутреннего мира, и проговаривает для себя: "Частицы какие-то - и человек... Механику, пусть и квантовую, с этикой человеческой равнять, к механике её сводить?". Таким вот образом защищается он от желающих подкрасться к нему, кто хочет найти некую слабину, для самого носителя-жертвы, как назло, ускользающую подчас.
И отвечает на размышление Базанова его друг и коллега Владимир Мизгирь: "Всё со всем связано, от микро до макро, через нас проходя связью этой. Элементы, кирпичики". Куда от этого уйдёшь, и в романе всё соткано из этого, вроде бы, но не всё так закономерно, как и в жизни по мысли самого человека. Все нити эти жизненные потом распутываются, когда, как и у героя, картина всеобщего выявляется из всех элементов, до коих ещё добираться и добираться надобно.
И рассуждая о науке и политике, а в равной степени и о социальной жизни, не самый заметный персонаж романа по имени Ермолин произносит заветные слова: "Во времена фикций, братцы, живём - массированных, кому-то весьма нужных. Вот и думай, что реальнее". Тут и возьмутся в общественном сознании на ровном месте многочисленные стройные ассоциации, манящие сопрягать себя с российской нашей явью.
И вот уже они известные множеству граждан площадные наши мероприятия и, благодаря общему отличительному характеру, узнаваемы по своей форме: "Власть осмелела и не дала на этот раз провести митинг у своего "серого дома", несанкционированным объявив, да и народу негусто было, чтоб оцепленье прорвать. Стычек несколько произошло, а главная завязалась вокруг Степанова нашего с большим, вызывающе ярко написанным плакатом: "Что вы сделали со страной, козлы?!" Центральный вопрос, можно сказать. Менты по указке какого-то типа в штатском именно этот и хотели отнять, вырвать, но им, руками сцепившись в два-три ряда, не отдали ни плаката, ни Виктора". Да и, собственно, последствия, что у всех на слуху, не обошлись стороной: "Шестерых милиции всё-таки удалось забрать, но через часа полтора выпустили, даже не допросив".
Вроде и о другом в романе, но довольно близко к вопросам о восстании против прогнившей системы прописывается моментами из главы в главу, тем более герои их населяющие и переходящие в них - журналисты, как главная обойма.
Кажется, что текст живёт своим таким маленьким мирком, но он вплетён как предсказание, ведь: "выбор свой ещё и отстоять надо, только тогда он становится настоящим". Вот посему этот мир наш общий не меняется, как надлежало бы, - где выбор свой, своей же личной истины ещё и подтвердить, желательно, суметь. Тем паче гармонична к вышесказанному высказанная одним героем философская мысль, что человек - это "не только и не столько существо как таковое, сколько непрестанное усилие быть человеком".
История газеты, где работает персонаж романа Иван Базанов, отчасти схожа со всеми оппозиционными отечественными изданиями. А именно: откровенные разоблачительные статьи, весьма вызывающие по стилю для власть имущих; но всё же непременная независимость в суждениях; а самое главное (что сложно избежать в России) убийство сотрудников, и трудно раскрываемое расследование дел в связи с этим. О какой это газете речь в романе, спросит читатель? Да разве ж мало их было, собственно говоря? Нет нужды вдаваться в конкретику, достаточно вспомнить самому читателю любой знакомый пример из той проверенной его читательским опытом периодике.
Но помимо всего этого, героя постоянно, возможно, в силу возраста немалого, посещают мысли о надобности продолжения дружбы и общения с близкими вообще. Неминуемая навязчивая мысль о нежелании обременять своей персоной довлеет над Иваном Базановым, как и любого интеллигентного субъекта, жизнь коего не меняется к лучшему, по собственному же убеждению, а понимание не достигается так легко, когда было так просто и беззаботно раньше. И мысли Ивана крутятся вокруг одного: "говорить как-то не о чем стало, и не только потому, что и так всё понятно, но словно по обе стороны двери стеклянной, через которую слова и доходят вроде бы, только глухо, с невнятицей замедленной и какой-то иной смысл обретая".
Герой ищет успокоения и, как часто бывает, находит его, в том числе, и в окружающем пространстве: "Замедленно, как в киносъёмке, хлопьями опускался за окнами первый ранний ныне снег, и всё словно заворожено было каким-то нереальным даже действом этим, пасмурно притихло, а с тем утихло на время и в душе". Крупицы личной тишины Базанову даются с мучением за многолетние тревоги. Герой терпением своим достигает непременной отрады в жизни, которая не оставляет людей смиренных, чей волевой темперамент только укрепляет намерение фатума благоволить избранному в его праве быть счастливым. Только волевым даруется счастье.
Подспудно вместе с героем задаюсь вопросом: достигают ли истинной и окончательной победы своей главной работой публицисты и журналисты? Да и как не включить интеллигенцию сюда же. Противоречивость всего и вся в нашем мире, вот, что надо признать в первую очередь. И подобную правду нельзя было не найти в тексте, почти публицистического по правдивости изложения известных фактов из российской обыденности, где интеллигентско-журналистское дело препарируется жёстко, не в зависимости от целей и результатов: "Не ваша она, победа, и вашей никогда не была и не будет, куда вам... Поняли небось? Вы ж роль козла на бойне сыграли. Такую неоценимую, пардон -неоценённую услугу оказали дерьму человеческому, наверх всплывшему, мошенникам всяким, прохвостам же, каких поискать, что сами теперь... как бы это сказать... опешили, в разум не возьмёте: как, мол, получиться такое могло?.. Кстати, и в семнадцатом такоеже было, не поумнели ничуть. Дело сделали своё, специфическое, и - геть на кухню!.. Объедки жрать и про господ судачить. До следующего востребованья". Журналистская братия не меняется во всех исторических этапах и вместе с тем и политические режимы не теряют той своей нравственной червоточины, которая не сразу зияет изначально, а лишь потом - нарывом открывшимся - обнаруживает себя.
Кстати, вот, о скрытом, но, тем не менее, известном в обществе. Об остающейся быть неизведанной стороне масонства речь заводит один из героев романа, возвращая нас к политическим кулуарам: "направлений, подвидов масонства там несколько, но хозяева-то у сетевой структуры этой одни. И вся верхушка в Кремле и окрестностях опутана-попутана ими напрочь уже, не очень-то и скрывают это; а назад ходу оттуда не предусмотрено, шалишь. Они и гаранта, чтоб не рыпался, в орден мальтийский засунули - через Джуну, так писали... Или Горбача - вы думаете, зачем его на Мальту эту завлекли? <...> Кромешники же, вцепились намертво. Давно уже Запад под ними - весь, а теперь и мы. Не Кремль теперь, а театр кукол - на ниточках. Так что всерьёз всё, надолго и крайне хреново".
И соображения о государственном мироустройстве в произведении этом говорено и не раз: "Если не понимать, что нам целенаправленно, куда как умело Антисистему извне навязывают, монтируют, то вообще ничего не поймёшь, в отвлекающей всякой мути политиканской будешь барахтаться, даже и умным себя считать... Вон их сколько, умников, в дерьме сидит, рассуждает". Как это похоже на всё освещаемое через так называемые интернет-блоги разноимёнными авторами из России и мира.
Не перестаёт изживать себя пророческая нить текста романа: "Всё то в ней, что в системе должное, извращено до своей противоположности полной, она сама подрывает базисы свои, пожирает себя, в разврат всего и вся сваливается, в распад <...> В войну гражданскую, скорей всего, полномасштабную".
Герой не уходит в себя, как бы это ему не желалось, но во всём растворяясь, "знакомым же, он видел это где-то поле это, бывал на нём - в командировке ли какой своей, в детстве ли, поля он всегда любил, в них одних одинаков, на равных обретались и закон, и воля... закон насажденья, да, и воля больших пространств, самой жизни безбрежной свободной, в коей затеряться мог, казалось, любой закон, но беззаконием пагубным оттого не оборачиваясь". Вот так свободно автор завершает свой роман, доводя лишь наполовину грустное состояние души и заставляя соседствовать её пополам с внутренним оптимизмом.
А теперь то, на что намекал в начале. Внимание, вопрос. А ты, уважаемый читатель, успел ли понять, о каком времени идёт речь в романе Петра Краснова? Давайте порассуждаем.
Да, мы всё это видим вокруг, мы пережили эти три месяца: с четвёртого декабря прошлого 2011 года и по четвёртое марта текущего 2012. Малый отрезок, изменивший страну. Так показалось многим, и так причудилось для большого числа людей в России.
Но моя рецензия не об этом вот теперешнем, и роман "Заполье" не о сегодняшнем дне, а о России пятнадцатилетней давности. Да, недоумевающий читатель, времена в романе "Заполье" это - середина девяностых. История повторяется.
И всей нынешней читательской аудитории желаю не ошибиться в том своём выборе, который они перенесут из своей судьбы, возложив его на плечи благополучия своей семьи, на плечи той страны, которая вокруг Кремля ютится. История государства состоит из судеб каждого его гражданина.
Времени прошло немало, но и уже безвременно ушедших граждан так много за этот промежуток: кто-то не успел заметить подмены, кто-то не успел и никогда не сможет вернуться на новый виток русской Истории; того самого времени, которое, иной раз, при смене эпох, укорачивается, сжимается беспощадно, трансформируя громадный опыт огромной страны с помощью гигантской мясорубки из зацикленной бесконечности в свалку разоблачений и несбывшихся надежд.