Зырянов Сергей Аркадьевич. Коловрат

Сергей ЗЫРЯНОВ.

Коловрат.

ПОЭМА.

Холодный месяц тускло серебрится,

и замерла рязанская земля;

лишь тихо снег порхает и ложится

на башни деревянного кремля.

Ни голосов, ни выкриков разгульных,

притихло всё у князя в терему;

молчит Рязань, лишь двое караульных

с высоких стен глядят в ночную тьму.

Сгущалась и тревога вместе с нею,

вдобавок месяц полностью исчез;

для караульных стал ещё чернее

темнеющий вдали дремучий лес.

Лишь только шелест ветра и позёмки

скользил по мёрзлой, неживой земле...

Но вдруг как будто ожили потёмки,

и стук копыт послышался во мгле.

"В такую темень принесло кого-то", -

им слышно - кто-то скачет, торопясь...

Раздался властный крик: "Открыть ворота!"

Так крикнуть мог лишь их Рязанский князь.

И старый воин зашептал молитву,

и постовые поняли тогда,

что наше войско проиграло битву,

что грянула великая беда.

Судьба была к Рязани так жестока...

Заканчивался тот проклятый год,

когда на Русь со стороны Востока

Батый пошёл в губительный поход.

Такой кошмар произошёл впервые -

на наши земли наползала мгла;

Орда под предводительством Батыя

для княжеств стала воплощеньем зла.

Рязанский князь не подчинился доле,

немедля стал он войско собирать -

как в те века водилось, вывел в поле

он на Батыя собранную рать.

И князь встречал врага на порубежье -

по тем законам древней старины,

но мощь большой орды была медвежья,

и силы оказались не равны.

Рязанцы отступать не собирались;

они хранили честь родной земли,

упорно и отчаянно сражались,

но большей частью в поле полегли.

Сраженье это обернулось адом...

Князь Юрий и не думал сдаться в плен,

прорвавшись с небольшим своим отрядом,

он прискакал под кров рязанских стен.

Он приказал готовить укрепленья -

водой полить валы со всех сторон.

Готовился к последнему сраженью

оставшийся без войска гарнизон.

"Народ рязанский! Все, кто может биться!

Бери копьё и на защиту встань!"

Тогда и стар, и млад, как говорится,

готов был выйти защищать Рязань.

Тогда пошла молва среди народа:

"Эх, как же нужен здесь, у наших врат,

боярин и рязанский воевода,

лихой боец Евпатий Коловрат!"

Но тот пока, к несчастью, был в дороге,

хотя домой старался поспешить;

он Юрием был послан - о подмоге

Черниговского князя попросить.

Об этом говорил и старый воин,

мол, плохо без такого храбреца,

но постоять любой из нас достоин,

и будем мы сражаться до конца!

...Ещё в посаде не топились печи,

стояла ночь, казалось - тишь да рань,..

но в ожидании кровавой сечи

ещё тревожней замерла Рязань.

И вот лучом был небосвод распорот,

и занялся короткий зимний день,

когда на светлый и притихший город

от леса поползла большая тень.

Раскинувшись широкой, тёмной лавой,

сожжёнными оставив города,

овеянная жуткой, чёрной славой,

пришла неумолимая Орда.

Как будто снова день сменился ночью,

как будто вдруг нахлынула вода;

и все рязанцы видели воочью -

пришла неотвратимая беда!

Орда пришла лавиной, камнепадом,

а не людьми в шубейках на меху;

рязанская земля разверзлась адом,

и черти оказались наверху.

В единой массе получилось слиться

тут скопищу людей и лошадей...

Но вот уж стали различимы лица,

где каждый по отдельности - злодей.

Все на мохнатых, небольших лошадках,

у всех чертей раскосые глаза;

в гортанных криках, позах и повадках

кипела неподдельная гроза.

Пахнуло в ноздри лошадиным потом...

Вот кто-то отделился, едет вскачь.

Рязанцы видят - к городским воротам

приблизился парламентёр - толмач.

Он говорил спесиво и сурово.

Батый поведал через толмача:

не будет он лишать Рязанцев крова,

никто из них не сгинет от меча.

Батый им говорил: "Помимо дани

отдайте ваших дочерей и жён.

Не устояли вы на поле брани,

так и теперь - ваш город окружён."

Рязанцам даже смерть была бы краше,

ведь чести ничего дороже нет!

"Когда умрём, и так всё будет ваше," -

послу таков короткий был ответ.

У гордых русских не склонилась выя,

что вызвало и оторопь, и гнев

у внука Чингисхана, у Батыя.

Он дал приказ на штурм, рассвирепев.

Рязанцы, встав на стены, частоколы,

достали копья и мечи свои;

а в это время грозные монголы

полезли на валы, как муравьи.

Бойцы все, как один, оборонялись,

и каждый был в бою силён и смел.

Ордынцы с каждым приступом менялись

и осыпали стены кучей стрел.

Они округу всю завоевали,

повсюду жгли и разрушали кров;

и новые отряды прибывали

от Пронска и от прочих городов.

Число их возрастало многократно,

шла конница, как вешняя вода.

Потери русских были безвозвратны,

и таяли их силы навсегда.

С тех самых пор, наверно, мы умеем

сражаться от зари и до зари;

но это как в сражении со змеем -

срубил главу - а вырастает три!

Валила с ног смертельная усталость...

Под крики, лязг кольчуг и звон мечей

у стен Рязани битва продолжалась

кошмарные пять дней и пять ночей.

Здесь каждый воин бился до кончины.

Всех яростней сражались у ворот.

Ордынцы камнемётные машины

сюда пригнали и пустили в ход.

Умеет биться и ордынец пеший...

Летели камни в стену прямиком,

покуда в ней не появились бреши,

и тут монголы ринулись в пролом.

И схватка продолжалась среди улиц.

Рязанцы пять ночей не знали сна -

пять дней назад в последний раз проснулись,

и на миру их смерть была красна.

Красна от крови, пламени пожара...

Они в жестокой битве полегли,

не выдержав последнего удара...

Достойна смерть за честь родной земли!..

Монголы всех Рязанцев погубили,

звериный их обычай был таков;

они в кровавой бойне не щадили

ни женщин, ни детей, ни стариков...

Они не знали, что такое жалость.

Там лишь вороны каркали в тиши,

и никого в Рязани не осталось -

буквально ни одной живой души.

Никак не объяснимы зверства эти -

не может разум наш воспринимать.

Там маму не оплакивали дети,

там деток не оплакивала мать.

Нет никого... У каждого жилища

лежали только груды мёртвых тел.

Потом среди большого пепелища

один лишь чёрный ветер полетел.

Нет никого, кто в скорби и печали

глядел на разорённое жильё.

Порою только филины кричали

да стаями кружилось вороньё...

Такую видел жуткую картину

пустых, сожжённых городов и сёл,

когда, как пишут, "малую дружину"

Евпатий Коловрат к Рязани вёл.

И, как писалось в летописных книгах,

прослышав о беде с его страной,

немедленно покинул он Чернигов

и с горсткою бойцов спешил домой.

Родную землю он застал под севом,

а сеяно там было только зло;

и сердце у него кипело гневом,

когда он видел, что произошло.

Его ждала ужасная картина...

Когда попал в родную сторону,

у дома он увидел тело сына

и мёртвую любимую жену.

О чём тогда подумать мог Евпатий?

И что ему осталось? Только мстить.

Дружине он поклялся этих татей

при каждой встрече беспощадно бить.

Друзья его не ждали приказаний,

их повела на бой не только месть;

они пошли за честь родной Рязани

и за свою поруганную честь.

А между тем со всех лесов окрестных

к Рязани с этой грудой мёртвых тел,

к отряду собиралось много местных -

сюда сходились все, кто уцелел.

Бойцы, крестьяне - все вставали рядом,

собрался весь оставшийся народ;

и вот Евпатий выступил с отрядом,

всего их было тысяча семьсот.

Все городки, - и "злые", и не злые, -

оставив в разорении, в золе,

тем временем всё полчище Батыя

уже пошло по Суздальской земле.

Ударили трескучие морозы...

Ордынцы шли сквозь лютую пургу,

отстали их тяжёлые обозы,

и утопали лошади в снегу.

Орда движенье не остановила,..

а сзади вдруг из тьмы, из снежной мглы

какая-то неведомая сила

напала на отставшие тылы.

Ордынцы с первых дней не понимали,

откуда эта сила там взялась.

Казалось им, что мёртвые восстали,

и паника меж ними началась.

Сражались все в открытую когда-то...

Не принято так было в старину,

но в этот раз дружина Коловрата

вступила в партизанскую войну.

Они атаковали из метели,

из леса и почти со всех сторон;

они, как будто соколы, летели

на стаю перепуганных ворон.

Когда Орде воскресшие урусы

сумели много нанести потерь, -

уже не комариные укусы, -

Батый взревел, как разъярённый зверь:

"Когда мы эти земли проходили,

лишь мёртвые остались за спиной.

Как вышло так, что вы не всех убили,

и кто посмел смеяться надо мной?

Теперь они преследуют, и если

вы не сумели выполнить приказ,

и мёртвые опять у вас воскресли -

скачите и убейте ещё раз!"

Батый, закончив речи, был нахмурен,

на приближённых даже не взглянул;

и тут посмел сказать Батыев шурин,

свирепый, сильный воин Хостоврул:

"За все года походов и сражений

и пострашней мы видели грозу,..

а главного из этих привидений

поймаю я живым и привезу!"

Батый не развернул свои тумены,

что к Суздалю продолжили свой бег.

В облаву поскакали кешиктены,

и было их пять тысяч человек.

И конница тяжёлая помчалась,

накатывая мощною стеной;

и масса тел, как волны, колыхалась

под кожаной и кованой бронёй.

Не ведая, что скоро "быть им биту",

скакали на погибель, на свою...

Евпатий ждал ордынскую элиту,

чтоб с ней сойтись в безжалостном бою.

Земля дрожала от копыт, от гула,

и сеча очень жаркая была;

и Коловрат лихого Хостоврула

рассёк мечом до самого седла.

Наш воевода яростно сражался -

ордынцев рвать на части был готов.

Когда его булатный меч сломался,

он подбирал мечи своих врагов.

В бою с таким богатырём и хватом

никто не мог в той схватке уцелеть;

не зря его прозвали Коловратом -

он мог мечом, как пёрышком, вертеть!

Разя, не зная отдыха и смены,

он показал себя во всей красе.

Хвалёные ордынцы - кешиктены

разбиты были наголову все!

Такой была жестокая расплата,

рязанцы проучили наглецов;

однако и в отряде Коловрата

осталось лишь четыреста бойцов.

А в это время к вражескому стану

уже скакал ордынец верховой;

оставшийся в живых поведал хану

о том, чем завершился этот бой.

Батый нежданной вести поразился:

"В тылу такая сильная рука?"

Тогда он пуще прежнего взъярился

и сразу развернул свои войска.

Орда, что шла, неся уничтоженье,

на наши суздальские городки,

лавиной покатилась на сраженье -

вся против той, неведомой руки.

Батый погнал отряды грозной тучей,

чтоб уничтожить всех в конце концов;

не зная, что от рати той могучей

осталась только горстка храбрецов.

И если бы пришлось ту горстку встретить

стоящей в поле, силы не тая,

орда могла её и не заметить,

как слон бы не заметил муравья.

Евпатий понимал, что в чистом поле

орда отряд их попросту сметёт,

но не хотел и прятаться, доколе

не будет к их врагам оплачен счёт.

Остановил коня он над рекою,

и на высоком Окском берегу

он место стал подыскивать такое,

где можно дать последний бой врагу.

Евпатий Коловрат нашёл решенье, -

ему природа помогла сама, -

нашли сторожевое укрепленье

на маковке высокого холма.

Отрядом небольшим на месте голом

им невозможно было воевать;

за крепким и высоким частоколом

есть шансы удержать большую рать.

Хотя давным-давно замёрзли реки,

давно стояла лютая зима;

рязанцы обновили все засеки,

водой полили склоны у холма.

И хоть людей в отряде было мало,

Евпатий, оглядев, был рад понять,

что это место неприступным стало,

и голыми руками их не взять.

Минула ночь, и за морозным утром

настал короткий, тусклый зимний день;

снега мерцали бледным перламутром,

и солнце поднималось, как кистень.

Холодный луч его расширил дали,

раздвинул мир, насколько видел глаз;

и все вокруг прекрасно понимали,

что светит он для них в последний раз.

В последний раз открылись им просторы...

Мела позёмка по льду, по реке,..

и вот уже монгольские дозоры

из леса показались вдалеке.

Вот всадники к засекам прискакали, -

на них взирал спокойно Коловрат, -

чего-то пошумели, покричали

и опрометью бросились назад.

И вот рязанцы видят всей дружиной,

что прежде не видали никогда -

огромной, смертоносною лавиной

от леса к ним нахлынула Орда.

Как тёплою весною в половодье

захлёстывают волны островок...

Вот доскакали, бросили поводья

и кинулись в атаку со всех ног.

Которые поближе оказались,

должно быть, от недальнего ума,

в азарте сходу забежать пытались

по скользким склонам этого холма.

Не каждый смог добраться до вершины,

а дальше выяснялось - зря полез;

там всей толпою супротив дружины

уже не ощущался перевес.

Дружинники отчаянно рубились,

и сеча шла всё яростней и злей;

отрубленные головы катились

по склонам вниз, под ноги лошадей.

Зазубрились мечи, устали руки,

а ратники дрались, всему назло.

Ордынцы было в ход пустили луки,

но даже это им не помогло.

Монголы в основном стреляли мимо,

хотя старались бить не наугад.

А наверху холма неутомимо

крушил врагов Евпатий Коловрат.

Была страшна его большая сила,

и видел сам Батый издалека,

что больше всех его людей разила

Евпатия умелая рука.

Хан видел, как высокий, статный воин

показывает мощь и мастерство,

как он силён, могуч и ладно скроен,

как валятся ордынцы вкруг его.

Осада укрепленья долго длилась...

Никто просить пощады не хотел.

В подножии холма уже скопилось

огромное кольцо кровавых тел.

И видя, как растут его потери,

сказал Батый, поёрзав на коне:

"Урусы эти бьются, словно звери!

Немедля толмача прислать ко мне!"

Пригнали... С нескрываемой досадой

Батый визгливо крикнул толмачу:

"Скачи скорей, узнай - чего им надо?

Я эту злую страсть понять хочу."

Бой поутих. Ордынцы откатились,

тяжёлыми доспехами бренча;

и в тишине до хана доносились

отрывистые крики толмача.

Высокий воин выслушал сурово,

сжимая меч в натруженной руке,

затем в ответ сказал всего лишь слово

на странном их урусском языке.

Казалось, что сказал он громогласно,

поскольку стих сражения накал;

а так как мешкать было там опасно,

толмач обратно к хану поскакал.

"Я вижу, эти воины - не трусы, -

сказал Батый, поглаживая плеть, -

чего хотят проклятые урусы?"

Толмач ему ответил: "Умереть"...

Тут подивились все, кто были рядом.

Великий хан задумался сперва,

затем, окинув всех тяжёлым взглядом,

он произнёс известные слова:

"Барашек сам торопится к закланью.

Что в мире вероломным не прослыть,

пойду навстречу этому желанью.

Хотели смерти - так тому и быть!"

На поле битвы между тем смеркалось,

и подходил к концу короткий день;

осталось подождать всего лишь малость -

на землю упадёт ночная тень.

У лошадей дымились холки, крупы,

и пар курился к небу прямиком...

Хан больше не хотел, чтоб снова трупы

его людей копились под холмом.

Взошла луна, струила свет в долины.

Ордынцы ускакали в полутьму,

пригнали камнемётные машины -

потом всю ночь стреляли по холму.

Помимо треска, каменного стука, -

в молчании упорных храбрецов, -

не донеслось с холма иного звука...

Лишь блеск луны и зарево костров...

Рязанцы дождались своей кончины,

а к ночи их осталась только треть...

Они врагу не показали спины,

предпочитая молча умереть.

Батый признал - они сражались смело,

за честь свою стояли до конца.

Он приказал, чтоб разыскали тело

их главного, могучего бойца.

Вставал рассвет, блестел холодным златом,

колючий иней сыпался с берёз...

Великий хан над мёртвым Коловратом

своим ордынцам мрачно произнёс:

"Смотрите! Это был великий воин!

Наверно, помогало колдовство

ему в бою, но всё же он достоин,

чтоб мы могли так чествовать его.

Моих туменов он не устрашился.

Учитесь быть такими, как урус,

как этот багатур, что с вами бился!

Учитесь защищать родной улус!

А был бы этот воин в нашем войске,

я с первых дней возвысил бы его

и относился бы к нему по-свойски -

держал вблизи, у сердца своего!"

Об этом нам поведало "Сказанье",

и этот подвиг нам в сердца проник.

Рассказ о разорении Рязани

дошёл до нас из летописных книг.

Великий подвиг доблестных рязанцев

десятки поколений восхитил

не меньше, чем пример трехсот спартанцев,

кончина их в бою у Фермопил.

И с той поры характер у народа

крепчал и становился, как булат,

как показал рязанский воевода,

наш богатырь Евпатий Коловрат!

Ноябрь 2021 г.

Оставить комментарий © Copyright Зырянов Сергей Аркадьевич (serzyrjanv@rambler.ru) Размещен: 19/06/2023, изменен: 19/06/2023. 24k. Статистика. Поэма: Поэзия Иллюстрации/приложения: 3 шт. Скачать FB2		Ваша оценка:
Аннотация: Историческая поэма об Евпатии Коловрате

Зырянов Сергей Аркадьевич : другие произведения.

Коловрат