Это Джон Уотсли навернулся с велосипеда. Молли сразу же соскочила со своего и подбежала к Джону с пластырем и зеленкой.
По правде говоря, именно в тот момент я перестал сожалеть, что взял ее с собой. До этого я ругательски ругал себя за мягкотелость. Почему-то я никак не мог отказать Молли, хотя она была на пять лет младше меня и вообще...
Мы с парой приятелей взяли за правило каждую субботу выезжать за город на велосипедах. Все мы были уже почти взрослыми - нам было по 16-17 лет, каждый хвастался якобы бурными похождениями с девчонками и даже знал (по крайней мере, говорил, что знал) бутлегеров, которые продадут нам бутылочку виски по сходной цене. А Молли была сущей малявкой, еще и шепелявила, как маленькая. Как ей удавалось командовать мной и навязываться к нам в компанию - не понимаю. Мать строго-настрого запретила мне курить в ее присутствии, чтобы "не подавать дурной пример", и сквернословить. Правда, как только мы выехали за пределы богоспасаемого Аркхэма, Молли тут же выдала по полной. Мама, небось, и не думала, что ее крошка знает такие слова...
- Боб, - сказал мне Джон, снова водружаясь на велосипед, - а твоя сестренка знает толк!
- А то! - гордо ответил я, позабыв, как только что злился на нее.
- Боб, - окликнула меня Молли своим тоненьким голоском. В костюме для велосипедной езды она выглядела немного несуразно, как плюшевый мишка. - Помнишь, мистер Бейли просил нас заглянуть к Лидделам?
- А, - поморщился Джон. - Эта компания чудаков. Неприятные ребята.
- Да ладно, - перебил второй наш друг, Айзек Райс. - Я немного знаю их старшего, мировецкий парень. Только мрачный немного, ну да если бы вы жили в таком скучном месте и с такой занудной мамашей, вы были бы самыми кислыми козлами на свете!
Трое отпрысков семейства Лидделов учились в нашей школе.
Собственно, если бы вы учились в нашей школе, вы бы тоже не блистали жизнерадостностью. Как по мне, так и весь Аркхэм - не самое веселое место в богоспасаемой Новой Англии, а уж окраина его уныла как ничто другое. И школа на окраине - просто образец, хуже нее только местная методистская церковь. Какому-то идиоту пришло в светлую, ничего не скажешь, башку выстроить школу недалеко от кладбища, вроде как "учитесь, дети, пока не сдохнете". С нами, кроме аркхэмских ребят, учились и дети окрестных фермеров, одним из которых и был папаша Лиддел.
Ну так вот, младшие Лидделы ничем особенным не выделялись, кроме одного: они никогда не улыбались и не участвовали в школярских забавах. Я ни разу не слыхал и не видал, чтобы они шутили, смеялись или просто были в приподнятом настроении. Нет - все они были хмуры и сдержанны, девочка всегда в черном платьице и с двумя косичками, а мальчишки, оба, в костюмчиках, как у пастора на похоронах. И всякий раз, когда я злился на Молли, я вспоминал маленькую Лиддел и думал: как хорошо, что моя сестра все-таки Молли, а не она!
Но вот уже несколько недель, как Лидделов не было в школе. Потому-то наш директор мистер Бейли и попросил проверить, что с ними случилось.
Айзек, который бывал в гостях у Лидделов, показывал дорогу к их ферме и все рассказывал, какой мировой парень их старший сын Адам. Но чем ближе мы подъезжали, тем сильнее мне становилось не по себе.
Растительность на подступах к ферме Лидделов выглядела как-то... не растительно. Как будто ее умело выполнили из шуршащей синевато-салатной бумаги. Вроде бы и постарались все сделать как в жизни, но в жизни листья травы и деревьев не бывают такого цвета, и не шуршат так противно, металлически, и не шатаются сами по себе без всякого ветра. Под искривленными стволами редких деревьев росли грибы, толстые и уродливые, мясистые.
- Боб, они ядовитые? - спросила Молли, указывая на них.
- Наверное, - отмахнулся я.
- Они точно ядовитые! Почему их нет в учебнике? - не унималась девчонка.
- Почем я знаю, - огрызнулся я. - Потому что в наших учебниках нет и трети того, что пригодится в жизни!
- Что за хрень они тут насажали? - удивился Джон и прикрыл рот ладонью, но, как я уже говорил, Молли такими словечками не проймешь. Она согласно закивала. Да и как было не закивать: то, что росло на грядках у Лидделов, напоминало обычные огородные растения очень слабо. Лидделы специализировались на картошке, ну так попомните мое слово: я бы такую картошку нипочем есть бы не стал!
Чем ближе к ферме мы подъезжали, тем меньше мне все это нравилось. Растения стали совсем уж бумажными, а когда Джон сорвал какой-то листок и растер в пальцах, тот раскрошился, как пепел, и пахло от него не зеленью. Подле самой фермы росли деревья, ну так вот - у меня внутри все затряслось от их вида: они как будто высохли и раскрошились сами по себе, утратив даже тот неестественный синеватый цвет, что был у картошки на картофельном поле. Серые - все было серым, и листья, и стволы, и мелкий серый порошок, устилавший землю; я не сразу понял, что этот порошок - все, что осталось от травы. Вокруг жутко воняло падалью. Но хуже всего дело обстояло с домом.
Дом Лидделов рухнул. Выглядело это так, будто в нем лет сто никто не жил, и дом сам по себе мало-помалу развалился на камни.
- Смотрите, - воскликнула Молли, - звездочки!
Я хотел было отчитать ее, но куда там! Несносная малявка слезла с велосипеда и ну собирать какие-то камни в виде пятиконечных звезд. Она рассовала их по карманам куртки, еще один засунула в сумку, и еще два всучила мне.
- Куда я их, по-твоему, дену? - заспорил я, но Молли есть Молли. Она просто не стала ничего слушать, запихивая камни в задние карманы моих джинсов.
Мне сразу стало неудобно. Чертовы камни стали оттягивать мою задницу, перевешивая, и мне стало намного труднее держать равновесие на велосипеде, но это бы еще ничего; я понял, что стоит мне пошевелить ногами и задом, как джинсы неминуемо лопнут, а что по этому поводу устроит моя мамаша, вам лучше не слышать. А Молли стиснула кулачки и говорит: "Не смей их выбрасывать, понятно? А то скажу маме, что ты спал с Линдой Эштон!"
Ну что ты скажешь? Подлая соплячка! Вот как раз тот случай, когда мое же вранье обернулось против меня. Линда - такая фифа и гордячка, что такого, как мы с ребятами, и на милю к себе не подпустит, и, конечно, я насочинял, что у нас с ней уже все было. Не знаю, поверили парни мне или нет, но завидовали по-черному.
А парни тем временем, пока я препирался с Молли, уже вовсю шлялись по развалинам фермерского дома Лидделов - ну, того, что от него осталось.
- Тут дневник, - сказал Айзек. - Может, взять его?
- Это если хозяин жив, - угрюмо сказал Джон. - Похоже, у них тут был пожар, и они погибли. Вот беда-то, чтоб меня черти забрали!
Я прикусил язык, потому что мне стало страшно как никогда. Если бы тут был пожар, дневник бы нипочем не сохранился. Что-то другое уничтожило растения и дом, а может быть, и самих Лидделов, но я промолчал. Кому охота выглядеть в глазах приятелей трусливой сявкой!
- Эй, - вдруг сказал Айзек. - Тут папаша Лиддел.
Я не сомневался, что мистер Лиддел мертв, если уж они его нашли здесь. Велел Молли не соваться, а сам вытянул шею. До сих пор я из мертвяков видел только дохлых кошек и собак, но это, понятное дело, совсем не то.
Лучше бы я не смотрел...
Что-то мне подсказывало, что мертвяки - если это просто мертвяки - так не выглядят. То, что осталось от мистера Лиддела, вовсе не походило на ту дохлятину, что мне попадалась. Живот у него не вздулся, кожа не была ни красной, ни синей - ну сами знаете, как оно бывает со жмурами, - нетушки, она стала серой, того же тошного мертвенного цвета, что у деревьев и травы во дворе. Одежда на нем вся пошла огромными дырами, точно изъеденная кислотой, и через эти дыры видно было, что кожа и мясо мистера Лиддела расслоились на волокна вроде асбестовых. Я смотрел на его тело, но, видит бог, я не хотел бы видеть его лицо!
Оно все превратилось в тоненькие всклокоченные волокна, облезлые и серые; некоторые из волокон полопались, и сквозь образовавшиеся дыры высовывались кости и зубы. Черти б меня сожрали, какие у него были зубы! Огромные и желтые, не человеческие, и на нижней челюсти виднелись огромные клыки.
- Одёжа мистера Лиддела, - сказал Айзек, затыкая нос. Воняло, к слову, тоже не дохлятиной, а чем-то едким и блевотным, как в кабинете химии. - И волосы его, они у него были... ну, такие. Только что это за рыло? У него не было таких зубов!
Еще бы! Да таких зубов не бывало ни у одного человека! А волосы и впрямь приметные - длинноватые, до плеч они шли ровно, а потом кудрявились. Красиво, должно быть, при жизни. Сейчас мне от них стало еще хуже.
- Он на нас смотрит, - пискнула Молли, забыв, что обещала мне отвернуться. - Боб, он хочет нам что-то сказать! Смотри, у него когти!
Я слыхал, что у мертвецов продолжают расти ногти, но такого не ожидал. Да что там - ни к чему из того, что я только что увидел, меня жизнь не готовила!
- Молли, дура, - сказал я, - на велик и марш отсюда!
- Сам дурак, - уперлась нахальная малявка, и я про себя проклял всех сестер на свете. Особенно младших.
Руки мистера Лиддела обросли густой шерстью того же цвета, что и кожа, и расслоившееся мясо, и деревья с грибами, и все вокруг - серого и безжизненного. И сейчас эти руки вдруг поднялись и схватили за ноги Джона - он стоял к мистеру Лидделу ближе всех.
Джон, само собой, как заорет. Айзек схватил его за руку, я подскочил и тоже схватил, но все без толку. Мертвец, опираясь на Джона, начал подниматься. Я сообразил, что мистер Лиддел жив, но что за болезнь поразила его? Может быть, проказа, про которую нам мистер Бейли говаривал на уроках истории? Тогда ему прямой путь в лепрозорий, и его семье, если они еще живы, тоже...
И я сказал ему это. Да, так и сказал! Мистер Лиддел, говорю, вы не волнуйтесь так. Вы нас здорово напугали, но это и понятно. А мы вас сейчас отведем к доктору, док у нас толковый, он вас подлатает, и жену вашу, и ребятишек...
Я говорил, что у него появились настоящие длинные когти, как у зверюги какой-то? Ну так вот, пока я трепался, мистер Лиддел схватил Джона за горло.
Мы еще подумали: может, он просто опирается на него, чтобы встать. Но Джона стали выдергивать у него из лап - ну, чтобы не заразился. Какое там! Мистер Лиддел, богом клянусь, сделал это нарочно. Он всадил свои длиннющие когти Джону в глотку.
Бедный мой дружище Джон! Он задергался и захрипел, кровь брызнула из вспоротой шеи, а проклятый мистер Лиддел, чтоб его черти задрали, отшвырнул Джона - будто тряпку, я не вру, не может человек в таком состоянии так кидать здорового парня, - и набросился на Айзека.
- Звездочка! Боб, звезды! - завизжала Молли.
Я ни черта не понял. Да и кто бы понял? И вдруг моя долбанная сестренка подскочила к мистеру Лидделу и прижала к нему те самые камни в виде пятиконечных звезд! Тут-то я припомнил, что у меня на заднице тоже есть такие камни. Ну, в задних карманах, один черт... Я прижал их к вонючему слоистому, как асбест, телу.
Там, где на него попала кровь Джона, то есть спереди, оно уже не было таким слоистым. На него будто нарастало мясо, причем на глазах. Но спина у него была еще вот такой, асбестовой, - и под камнями она вдруг начала плавиться. Она шипела, булькала, и внутри у мистера Лиддела что-то булькало, и хрипело, и стонало, а уж какая вонь разнеслась - я не могу описать.
- Ф-фу-у, - простонала Молли, и тут ножки у нее подкосились, и она упала прямо на меня. Но за секунду до этого мистер Лиддел опал на камни своего дома, плавясь и расползаясь, и его тухлое мясо сползало с костей - вот так же слоями и волокнами, и лапы с когтями заскребли по битому кирпичу. А потом то, что осталось от мистера Лиддела, рассыпалось в пепел.
Я еще огляделся. Судя по нестерпимой вони, где-то неподалеку валялся еще жмурик. И точно: мамаша Лиддел нашлась в пяти метрах от муженька. Бедняга! Видит Бог, она не хотела бы такой смерти. Ее тело выглядело точь-в-точь как обычный мертвяк, и судя по разодранному горлу, муженек пытался продлить свою жизнь за ее счет. Куда делись дети, я не стал выяснять. Рядом с домом виднелся колодец - и я дал бы руку на отсечение, что все трое нашлись бы там...
И тут от зловонной лужи, в которую медленно превращался мистер Лиддел, отделилось что-то непонятное, какие-то клубы пара. Может быть, газы? - подумал я, но оно уж слишком целенаправленно взмыло вверх и унеслось в небо.
Через день мы похоронили славного Джона. Уж на что я строил из себя крутого мэна, а и то всплакнул, когда его засыпали землей. Хороший был парень!
Айзек же хорохорился и делал вид, будто нимало не испугался тогда, на ферме Лидделов, только уж очень расстроился и горюет из-за Адама и особенно Джона. Я бы и поверил: он был крепким, чего уж там, да только скоро он заболел. Врачи сказали - рак. Ну, а это, сами знаете... приговор. Так он и помер вскорости.
Я же, простившись с лучшими своими друзьями, остался один. Больше меня не тянет ни в компании, ни просто на общение с другими приятелями - а у меня их было немало, и они частенько зовут меня повеселиться и развеяться. Такой же хмурой и одинокой стала моя малышка Молли.
Та сущность, которая клубами дыма вышла из трупа мистера Лиддела... Как бы она не набросилась на нас с сестренкой. Если я замечу, что мое тело становится серым и волокнистым, я знаю, что делать: у моего папаши есть охотничье ружье. Но Молли! Если она заболеет - я же не смогу. Я лучше подставлю ей горло...
Вот только, убив меня, она не остановится.