Аннотация: Школьная травля в Потуксете может окончиться... ожидаемо
Какой же у нас паршивый городишко, думала Анна, забросив сумку на плечо. Какая же скука. Сто тысяч угрюмых рыл, пылящие автобусы, одни и те же из года в год цветы на пыльных клумбах, одни и те же городские новости. Хоть бы фестиваль какой замутили... "Потуксетский аниме-фест" или хотя бы "Потуксетский фестиваль хот-догов"...
Надо опоздать в школу. Нарочно опоздать. Будут ругать - хоть какое-то разнообразие.
Она отчетливо представила себе толстое красное лицо учителя математики... как же его фамилия? Про себя Анна никогда не называла ни учителей, ни одноклассников по именам и фамилиям. Только "краснорожий", "училка", "жиробас", "кривляка"... Видит бог, она пыталась наладить с ними отношения. Пыталась. Они в ответ подбрасывали ей дохлых лягушек в шкафчик - это у них называлось очень остроумной шуткой, давали обидные прозвища и придирались по пустякам. Может быть, школа не весь мир. Но Анна уже ненавидела весь мир.
И себя - на всякий случай. Ведь если ее так ненавидят все вокруг, значит, есть за что?
Мимо пробежал мальчик из ее класса. Плюгавый - так она его называла.
- Уте-енок! Гы-ы! - выкрикнул он ей на ходу. - Зубастая! Уродка!
Это еще ничего...
Анна в ответ показала ему неприличный жест и продолжала идти медленно-медленно. Она твердо решила опоздать. Все равно математика ей не дается. Так думают все: и учитель Краснорожий, и даже папа. Она гуманитарий, вот так-то. Будет изучать литературу. Станет сухопарой старой девой - как иначе, с ее-то внешностью - и найдет работу в музее Марка Твена...
Солнце уже припекало. Анна прислонилась к дереву, перевела дух. Нет, прогуливать урок она не будет. Она вломится в кабинет где-то посреди урока. Вот Краснорожий-то взбесится!
Внезапно вокруг все стихло. Умер ветер, умерли голоса, умер шум машин, в воздухе застыл выхлопной газ. А потом повеял прохладный сырой ветер. В мае такого не бывает - в лицо Анне ударила ненастная осень.
Она оглянулась. Вместо серых бетонных коробок - странные хижины, выстроенные... из хитина? Да, похоже, что из хитина. И кожи. Вместо высаженных по ранжиру чахлых и тощих деревьев - тяжеловесные болотные эвкалипты в два обхвата. Море вдруг подступило очень близко, и Анна обнаружила под ногами береговую полосу, на которой гнили водоросли. До воды было метров двадцать - должно быть, водоросли вперемешку с плавником и дохлую рыбу выбросило недавним штормом.
Осень - пора штормов. Ее любимое время года.
Всегда можно представить себе, что ты вовсе не в этом паскудном городишке, а в другом. Тоже небольшом и гадком, в котором тебя никто не любит, но чтобы в нем был настоящий порт, в который заходят настоящие корабли. Парусники. Анна никогда в жизни не видела парусник вживую. И чтобы на одном из этих кораблей прибыл капитан, а Анна взошла на палубу - и навсегда уехала с этим капитаном в какой-нибудь огромный, сияющий огнями город. В Нью-Йорк. А еще лучше - в Европу, чтобы никогда больше не вернуться домой...
Анна побрела по линии водорослей. Запах тухлятины становился нестерпимым, но она морщилась - и не останавливалась. Все лучше, чем духота в школе.
Что вообще происходит, спросила она себя. И сама же ответила: а черт его знает. Должно быть, я сплю, и мне это все снится. Говорят, дохлятина во сне - к дождю. Эх, просплю чертову математику. Ну и ладно!
Она едва не споткнулась.
Под ногами очутился особенно большой клубок водорослей. И запах, который он источал, не был запахом гниющих растений.
Это был трупный смрад.
Дельфин, должно быть, - успела подумать Анна, с любопытством уставилась на кучу... поняла, что видит, - и содрогнулась, потому что у дельфинов не бывает высовывающихся из жухлой травы конечностей.
Ног.
Человеческих ног, наполовину обглоданных.
Анну вывернуло; весь ее завтрак оказался на песке. Откашлявшись и умывшись питьевой водой, захваченной из дому, она первым делом отбежала подальше и задумалась.
Ну конечно, это утопленник. В мае уже можно купаться - прохладно, но кое-кто пробует. Спьяну, небось. Вот бедняга, утонул по своей же дури. Ноги, конечно, рыбы объели... Так, что теперь делать ей? Покойнику-то уже ничем не поможешь... Интересно, кто это? Вроде объявлений о пропаже человека в последние пару недель не бывало. А если бы утонул раньше, то сильнее бы разложился... наверное.
- Мотай в полицию, дура, - вслух сказала Анна. Достала смартфон, попыталась определить геолокацию. Смартфон пикнул и выключился.
Вот это уже была засада из засад.
- Зараза, я же тебя заряжала! - крикнула Анна, трясясь от досады, и замахнулась, чтобы швырнуть смартфон на песок. И надо же ему было сломаться именно в этот момент! Ну почему, почему все плохое в этом городишке случается именно с ней? Почему?!
Впрочем, с утопленником случилось кое-что похуже. Анна старательно отворачивалась, но ее так и подмывало обернуться и еще разок посмотреть на мертвяка. Она видела мертвых на похоронах, например, когда умер ее собственный дедушка, но это было совсем не то. Дедушка лежал, как парадный портрет. А это - в нем не осталось ничего от человека, который когда-то жил в этом теле. И теперь оно валялось, как смрадный ненужный предмет.
Но она еще сохраняла присутствие духа. Смартфон бросать не надо - может быть, его еще можно починить. Положим в рюкзак. Так... Раз не получается ни позвонить, ни определить геолокацию, значит, придется топать обратно в город, звонить оттуда и объяснять местоположение на пальцах. Стоп, а куда топать-то?
Она была в городе. И вдруг город исчез.
И это даже было приятно - прохладно, никаких тебе Краснорожих, Плюгавых, Криворотых, никто не обзывает, не отчитывает, не унижает, не травит. Никакой школы.
Ровно до того момента, когда Анна наткнулась на труп.
Она развернулась и бросилась бежать по своим же следам. Хорошо, что шла далеко от воды, и следы не смыло. Можно бежать, бежать - мимо хитиновых хижин, мимо болотных эвкалиптов, мимо груд водорослей и дохлой рыбы, запах которой теперь невыносимо бил в нос, мимо... мимо... мимо... святое дерьмо!
То, что показалось ей грудой хитина и тряпья, зашевелилось.
Оно сидело у хижины, а теперь встало во весь рост, и Анна обмерла. Оно выглядело, как... как... человек... ящерица... рыба... человек-рыба... Оживший кошмар из старой видеоигры, - вот так оно выглядело. Пасть, полная мелких игольчатых зубов, растянулась в улыбке. Приветливой, оно мне улыбается, панически твердила себе Анна. Но тварь щелкнула зубами.
Оно плотоядно улыбалось не ей, а предвкушению будущего завтрака.
- Аааааа! - больше ничего Анна не смогла сказать. Она и сказать-то не смогла - сначала это был невнятный сдавленный стон, перешедший в истерический визг, ноги у нее наполнились ментоловой водой, голова закружилась. А потом Анна немного пришла в себя - и бросилась бежать. Бежать, бежать, бежать, так что сырой осенний воздух горел в легких, и из забитого трупным смрадом носа рекой текли сопли. Анна задыхалась - и продолжала бежать, пока не споткнулась о корень эвкалипта...
Ее обдало жаром. Она снова была в ненавистном городе, прямо у ворот школы.
- Га-га-га! Смотри, как наша уродка шмякнулась! Так ей и надо, чучелу! - заорали над ухом. Ну конечно! Плюгавый и его закадычный дружок Прыщ! На себя бы посмотрели...
- Рыбьи рожи, - невпопад откликнулась Анна. Сейчас она уже не знала, что омерзительнее: существо с рыбьей харей, которое ее так напугало - или эти двое.
- Чего-о? Да кто ты такая? - завелся Прыщ.
Развить мысль он не успел: на крыльцо вышел директор.
- А ну-ка, марш на уроки! Что это еще такое? Как фамилии?
Прыщ успел выкрикнуть фамилию Анны. Та в отместку выкрикнула его фамилию - и помчалась в кабинет.
Колено у нее болело: она сильно разбила его, когда упала возле школы. Голова тоже болела, подташнивало. Перед глазами попеременно вставали то обглоданные ноги, то рыбье лицо того жуткого существа. Ведь это оно или такое, как оно, того парня и объело, - понимала Анна.
Может, утопленник и женщина, но про это ей почему-то очень страшно было думать.
Вместо этого она поискала хорошие стороны. Ненавистную математику пропустила... и смартфон заработал. Уже кое-что.
К директору ее, конечно, вызвали. И ругали.
- Почему опоздала?
- Проспала, - честно ответила Анна.
Если бы она призналась, что в классе ее нещадно травят, а учителя постоянно придираются из-за ее зашуганного вида и из-за того, что она учится спустя рукава - а кто бы учился хорошо, если только и слышишь, что ты уродка, утенок, зубастая и так далее? - это было бы еще честнее. Но директор бы наверняка сказал: "Не обращай внимания. Будь выше этого. Это они так привлекают твое внимание. Учителя хотят, чтобы ты больше старалась, ведь это нужно тебе самой", - как будто Анна не знала, что всегда говорят в таких случаях!
- Ну, и как сны? - ехидно спросил директор. Но Анну понесло.
- Снилась какая-то деревня, - сказала она. - И утопленник. Обглоданный. И страшные люди с рыбьими лицами. Это, типа, к дождю.
- Да, покойник во сне - к дождю, - поспешно ответил директор. - Можешь идти.
Он слишком быстро ответил, думала Анна. Он тоже видел эту деревню. И этих тварей.
Как же ей удалось туда попасть? Она прислонилась к дереву... рядом был забор. Там живет Кривляка. Да, точно. Только родители Кривляки зачем-то обнесли свой дом забором в человеческий рост. Остальные довольствовались низенькими живыми изгородями. Может, они тоже что-то знают о деревне людей-рыб?
Первоначальный ужас немного схлынул, и на его место пришло болезненное любопытство. Многие ли знают об этой деревне? Кто еще туда ходил? Можно ли туда попасть нарочно, а не случайно, как Анна? И как она сама-то там очутилась?
Учебный год заканчивался. Еще один - и Анна уедет отсюда поступать в колледж. А может, и в университет. У них в Мискатонике отличный университет, очень авторитетный, с уважаемой профессурой. Дотянуть бы этот год, дотянуть бы...
- С каждым днем она все уродливее, - донесся до нее резкий, квакающий голос.
Этого парня она про себя называла Жабой. Как же они все похожи на жаб и рыб, с тоской подумала Анна. Только рыбы молчат, а эти - гав, и гав, и гав... Как я их ненавижу. Ненавижу их белесые рыбьи глаза, их пустые лица с вывернутыми губами, их гыгыканье. Почему они не могут быть как Гослинг? Почему где-то на свете живут красивые люди вроде Гослинга, а у них в Потуксете - сплошные рыбы, жабы, кривоногие, кривляки и краснорожие?
- Такой даже на клык никто не даст, - отозвались с другой стороны. Плюгавый.
- Ну, с такими зубами, как у нее, - заржал Жаба.
- А вот если их выбить, тогда можно, - каркнул Кривоногий. Вся гнусная компашка в сборе. Проводить ее вздумали, чтобы и по пути домой нельзя было отдохнуть от их гадостей?
- Таким уродам, как вы, даже дохлая рыба не даст, - крикнула в ответ Анна. - Инцелы паршивые!
- Чего-о? - протянул Плюгавый. - Пацаны, а ну давайте!
Анна ускорила шаг. Троица спешила за ней, неуклонно сокращая расстояние. Под ложечкой поселился холодок. Это что же, они решили действительно...? Три года ограничивались оскорблениями, и вот теперь...?
Да нет, не может быть, им же самим не захочется в тюрьму, - панически думала она. Но они шли за ней, шли и не отставали.
И настигали.
Она поравнялась с домом Кривляки. Так... как же она в тот раз туда попала? Нырнуть туда, потом выйти в другом месте. Возле школы. Придется опять тащиться по жаре, зато эти трое отлипнут. А может, оттуда и еще где-нибудь есть выход...
Теперь она отчетливо видела проход. И юркнула туда, посмеиваясь.
Лишь бы они не поперлись за ней...
- Где она? - донеслись голоса. Очень глубоко, откуда-то словно из-под земли. - Ну я ей! Как и сказал - все зубы выбью!
- А потом притопим сучку!
- Это ж тащить...
- Приведем на море и там...
Мне это почудилось, думала Анна. Конечно, это я думаю, что слышу. Вот уже и не слышу, нет никаких голосов. Есть только болотные эвкалипты, и полоска подсохших водорослей, в которых запутались уже почти сгнившие рыбешки, и море метрах в двадцати. И хижины из хитина или чего-то вроде него. И кучи тряпья и чешуи в полтора человеческих роста - Анна молилась, чтобы эти кучи ее не заметили и не выпрямились в полный рост.
И не сожрали.
Она поплелась по берегу. Воняет. Фу. Все равно не так противно воняет, как из пасти у Жабы. Вид гадкий, но не гаже, чем рожа Плюгавого. И прибой рокочет удивительно уныло и мрачно - но не так однообразно, как гадости, которые вечно выплевывает Кривоногий.
Тот самый берег, та самая вонь, и даже, кажется, эвкалипт этот знакомый - приметный такой. И куча водорослей, из которой торчат ноги, уже основательно сгнившие. Смрад доносится даже сюда, хотя она стоит довольно далеко.
Анна, повинуясь дурацкому любопытству, подошла поближе. Мертвяк. Небольшой, наверное, ноги тонкие - или это потому что от них немного и осталось? Обгрызены местными жителями, людьми-рыбами. Но правая коленка почему-то уцелела.
Разбитая. Тоже объедена?
Взгляд Анны упал на ее собственное разбитое колено.
Точно такая же ссадина.
Она приблизилась вплотную. Да, такая же. Поискала по берегу, нашла среди плавника палку, разворошила водоросли. На покойнике были бермудские джинсовые шорты.
На Анне были джинсовые бермуды.
На правой штанине по низу их украшала нашивка в виде цветочка.
Как и у покойника.
Покойницы.
Такая же ссадина.
Такие же шорты.
Из водорослей вывалилась гнилая рука, темная и позеленевшая. Она вся распухла, кожа отслоилась, но ногти еще сохранились.
Такой же розовый лак.
Анна заорала и бросилась бегом, захлебываясь. Рюкзак бил ее по спине, больное колено подламывалось, но она не останавливалась. И вдруг остановилась.
А куда, собственно, я бегу? - спросила она сама себя. - Навстречу этим...?
Чтобы они, как и собирались, убили меня и бросили на берегу? А потом обглодали люди-рыбы?
А если удастся уйти от них сегодня, они же найдут меня завтра?
Может быть, самой утопиться здесь и не ждать, пока со мной расправятся?
Перед ней замаячил темный проход. А из прохода, как из-под земли, донеслись знакомые голоса. И теперь они уже отчетливо повторяли: "Притопим сучку, отведем, там это сделаем и притопим, гы-гы". Анна заколебалась, но времени у нее уже не оставалось: кучи тряпья и чешуи зашевелились. А затем поднялись и направились к ней.
- Да что ж такое, - пробормотала Анна, - там хотят изнасиловать и убить, здесь - сожрать... Или им все равно, кого жрать?
Она обернулась и помахала людям-рыбам рукой с растопыренными пальцами. Те ускорили шаг. Анна немного подождала, убедилась, что твари идут за ней, и шагнула в проход.
А теперь - бегом! Плевать на то, что у нее уже ноги отваливаются. Рюкзак можно бросить. Лишь бы удрать, пока ее не поймали первой. Драпать поскорее и не слышать...
Как за спиной гыгыканье сменяется удивленными возгласами, а удивленные сразу же становятся испуганными...
Как орут - бессловесно и отчаянно...
Как зовут на помощь...
Как крики "Спасите, помогите!" переходят в визг и захлебываются...
И не оборачиваться. И не думать, что ты сделала: избавилась от тех, кто угрожал тебе самой, - или привела в мир голодное и равнодушное зло с рыбьими лицами и игольчатыми зубами?