Наш сборник на самом деле заканчивается. Все уже сто раз исправлено, больше, как говорит сейчас каждый второй, не хочется заморачиваться. С некоторыми вещами нужно суметь вовремя расстаться. Расстанемся и мы с нашими историями.
В последнем рассказе будет упомянута настоящая смерть. Смерть и рок - они находятся на заднем, часто сдвинутом, плане почти всех моих историй, здесь же смерть, хоть никем не увиденная, заявит о себе практически в открытую. По крайней мере, о ней, как о недавнем событии заговорят вслух - кто, вы узнаете. Вся интрига рассказа к этому и сводится. Но считать, что весь смысл рассказа: жизнь пуста, а смерть неминуема - неправильно.
В этом рассказе мы, получается, прощаемся с ребятами. Больше мы их, возможно, никогда не увидим. Я не знаю еще, буду ли когда-нибудь еще о них писать, а если буду, то в таком ли тоне: хотелось бы, чтобы в жизни и в тексте было больше поводов улыбаться, а не ухмыляться, как приходится.
Я закрыл глаза и с силой втянул воздух:
-Как думаешь, Двин, ну, скоро там или как... ох, мать твою, сил уже нету никаких ждать...
Мы втроем сидели на огромном стволе поваленного тополя в тени акаций, у частного дома на самой окраине города. Перед нами - кольцевая асфальтовая дорога, вроде шоссе, только совсем почему то узкая, с той стороны вдоль дороги прорыт ров, заросший высокой сорной травой. Сидеть не хочется, ноги уже затекли, но и вставать вроде бы не хочется, ничего не хочется, скорее бы только все кончилось. Стоит душная и непонятная какая-то жара, просто нестерпимая, как будто в воздухе понизился уровень кислорода. Над дорогой тут и там пролетают разные насекомые, побольше и поменьше. Туда и сюда, и смотреть на это просто жутко: наваждение какое-то.
-Я ведь не больше твоего знаю, - тихо и быстро плюет в траву Двин. Да не говори об этом, хуже только становится.
От жары мой товарищ покраснел, под носом висит капелька пота. Он часто-часто моргает, и морщит большой выступающий вперед лоб. И видно, что дышать ему тоже сложно.
Бежен, тот так прямо обливается потом, видимо, из-за похмелья. Глаза у него заплыли больше обычного, и вообще неприятно даже на него глядеть. Он говорит:
-Хоть бы дождь пошел, что ли...
И прибавляет несколько бранных выражений. Оборачиваюсь в его сторону, как будто слова были именно мне и адресованы.
Бежен одет в старую облезлую куртку из желтого кожезаменителя на голое тело, грязные джинсовые штаны и высокие военные ботинки: это его стиль. Сказать ему: зачем так в жару одеваться - еще трико под джинсы напяль. А, к черту.
Вместо меня говорит Двин:
-Иди со своими дождиками, эй, без тебя настроения нет!
И я снова закрываю глаза и с силой вдыхаю горячий, бедный кислородом воздух. Хочется уйти, хочется спать. Еще вот что приходит в голову: когда ждешь, всегда хочешь спать. Вообще всегда хочется спать, когда чего-то не охота делать. И кислорода не хватает.
Тут вдруг (может и не "тут вдруг, может, времени прошло и порядочно - но чем оно было заполнено, я забыл, так что события идут вроде как подряд) на дорогу плавно приземляется огромная ворона. Сложив за спиной узкие крылья, она шагает, высоко приподнимая долговязые ноги. Никогда не задумывался, что у ворон могут быть такие ноги. Прямо-таки цапля, честное слово. Вроде, они же прыгают обычно, а эта шагает.
-Смотри, какая ворона, - обращаюсь к Двину, - ты видел, Намуш? Откуда она взялась?
-Да вовсе это не ворона, - хрипит Бежен, - это...
И замолкает. Бежен, когда недоволен, всегда такой голос делает, цену себе набивает, скорее всего.
-Не, ты смотри, смотри, Двин, чего она тут расхаживает? Чего она вообще здесь забыть могла? Щеголяет оперением перед нами?
-Может, пищу выискивает какую-нибудь, - не подумав, бормочет Двин.
Ясно, что ему не до вороны. Да я и сам отлично понимаю, что просто хочу развлечь товарища, а нето чтобы действительно интересуюсь вороной.
Бежен от обиды поводит плечами и втягивает голову - все равно как черепаха. Кожа на лице у него всех оттенков, от желтого до серого, только не естественного, а ногти огромные и черные. "Попей-ка с мое" - вот что он обычно про это говорит.
Внезапно, без всякой внешней причины, легонько подпрыгнув ворона мягко взлетает, задевает огромными крыльями асфальт так, что поднимается пыль. Интересная ворона, странная ворона, что про нее думать? Куда ее понесло? Уж и не прилетала бы вовсе.
Сидим и молчим, может и проходит немного времени. А может много, может, целая вечность.
-На работу надо было наверно выйти, вот что. Только день зря потеряли, - нарушает тишину Двин.
Кажется, что это говорит не он. Вообще не верится, что кто-то может говорить, что время все-таки идет.
...И я , конечно, понимаю, что товарищ прав, но:
-Сам знаю, да зачем ты об этом вообще начинаешь? Легче, думаешь, станет? - язык еле поворачивается в пересохшем рту, не слушается, не выговаривает то, что нужно.
Как будто и близко и далеко слышится: "...да и во времена Сталина так было... когда родишь в 25 лет от любимого человека... стоило мне только дорваться до пера, как я тотчас начинал строчить доносы..."
Это, наверно, от жары и переутомления. Может, слышал где-то, запомнилось. Как будто по радио, или когда отдыхаешь в людном месте - много разного услышать можно. И опять время останавливается.
-Я с вами больше никуда никогда не пойду, - произносит Бежен своим скрипучим голосом, - все равно бестолку.
Внезапно на меня находит неописуемая ярость, так что хочется его унизить:
-Слушай, - обращаюсь я к Двину, намеренно искажая манеру произношения, - он так говорит, чтоб свою значимость подчеркнуть, как думаешь?
-Обиженка, - говорит Двин, - сейчас бы не так разговаривал бы, если бы все нормально пошло. Да и больно ты нужен, ну и не ходи.
Я смотрю: Двин сгибается, просовывает кисти рук между колен, опускает голову. Глядит вперед, на дорогу, исподлобья, потом скашивает глаза на меня:
-Чего за мной наблюдаешь? - спрашивает
-Да не знаю, посмотрел просто. Похоже, у меня тепловой удар...
Пауза. В ушах гудит пустота, а может это поезд, только еще дальше, трудно ведь такие вещи понять.
Двин поворачивается ко мне, без особого интереса интересуется: с чего я взял.
-А вот. Голоса какие-то не к месту. Дышать не могу.
-А...
-При тепловом ударе шапку надо носить, - Бежен говорит уже совсем другим тоном, нормальным, примирительным.
Злости я уже не чувствую:
-Ты имеешь в виду, чтоб не ударило, а теперь-то все. Да не удар это, просто крыша едет от жары, видимо. Или что-то типа Дежавю.
Возле уха кружится назойливый комар. Взял бы пошлину и улетел, нет, надо еще звенеть. Это как у врача: сначала полчаса шприц заряжают, а потом укол делают несколько секунд. Десять раз со страха помереть успеешь. Вот и тут так же. Двойная психологическая нагрузка.
По дороге, поднимая пыль, проносится легковушка, кажется, первая за все время. Да и не проносится, просто проезжает. Ну что сказать, окраина. По ту сторону дороги уже начинаются луга, за ними кладбище. Вообще это промышленный район, самый конец города. Да уж...
Немного подумав, вернее, поискав подходящие слова, я подступаюсь к Двину:
-Может, попробуем ее как-то сломать, а? Ведь в таком виде не возьмут, факт... а больше, собственно, ведь нам и не на что рассчитывать.
Двин молчит, морщит лоб, передергивает плечами. Не глядя на меня, достает из кармана запачканных на коленях джинсовых штанов непочатую пачку сигарет. Медленно, тщательно снимает целлофановую обертку: даже нижнюю губу закусыват от усердия. Открывает пачку, достает сигарету, вставляет в зубы. Закрывает пачку, возвращает в карман. Потом достает зажигалку, прикуривается, выпускает дым. Сплевывает, снова затягивается. Морщит лоб.
-Давай покурим, - говорит Бежен и просительно протягивает большую грязную ладонь.
-Кури, че, - отвечает Двин.
-Сука, - глухо бормочет Бежен. - Попроси еще когда-нибудь у меня.
Пауза.
-Слушай, давай я сначала покурю, а? - тихо говорит Двин. Как будто только сейчас расслышал мои последние слова.
По ноге, под штаниной, ползет муравей. Вытаскиваю его, бросаю в траву. Потом с минуту гляжу на это место, чтоб ни о чем не думать. Трава из зеленой под моим взглядом становится чуть не серебристой. Наверно, кровь в глаза бросилась от концентрации. Очертания отдельных травинок меняются, искажаются, плывут, исчезают, кусаются, плачут.
С трудом, перемогая себя, поднимаюсь; ноги от долгого сидения затекли и плохо слушаются. Кажется, что сейчас, наверно, упаду. Неуверенно подхожу к забору. К багажнику моего старого красного велосипеда "Урал" привязан рюкзак. Отвязываю, открываю, переворачиваю. Вытряхиваю под ноги сложно изогнутую трубу из алюминия, с двумя вплавленными чугунными кольцами. Труба облеплена глиной и землей, в которой даже проросли белесые корни. Все-таки, труба довольно-таки тяжелая, тяжелее, чем мне казалось вначале, хотя, скорей всего, из-за этих колец. От колец точно нужно избавиться, но как?
-Двин, слушай, может попросим у них сначала кувалду, а? Попробуем их сколоть, чугун хрупкий ведь.
Товарищ ничего не отвечает, и я чувствую себя дураком. Словно удар молнии в голове: темнеет в глазах, кружится голова, подкашиваются ноги. Как я здесь очутился, что я здесь забыл? Доигрался, а может потерялся, забылся...
-Эй, к тебе же обращаются, - хрипит Бежен. Он докуривает Двиновскую сигарету, по-щегольски выпуская дым кольцами.
-А что как самому подумать, - поворачивается к нему Двин, - а? Чё?
Молчание. Бежен крепко затягивается в последний раз, втягивая свои опухшие серые щеки. Щелчком отбрасывает окурок чуть ли не до дороги - ловкач. Вверху синее синее небо, и летают стрижи, я как-то их сначала не замечал. И еще выше распластав неподвижные крылья кружит какая-то большая птица хищного вида. А над дорогой по-прежнему носятся бестолковые насекомые, мухи, шмели и стрекозы. Жара звенит, воздух как будто не дает себя вдыхать.
Я возвращаюсь к нашему тополю, сажусь чуть поодаль от ребят, пытаюсь думать о другом. Чувствую, что-то мешает. Руки грязные от этой трубы. Значит и лицо тоже, надо думать. Бежен ведь вон какой, а он еще и ничего не делал. Говорят же, свинья всюду грязь найдет. И у Двина на верхней губе что-то вроде усов.
-Двин, слушай, у меня лицо грязное? - спрашиваю
-Немного, а у меня?
-Тоже немного, под носом. Слушай, а давай сходим помыться? - предлагаю
-В смысле помоемся? Где? - удивляется
-Да я имею в виду, на колонку сходим, тут рядом есть же. И попьем как раз, пить охота
Потом до колонки (по дороге метров сто). Навстречу большая толстая грязная собака, вроде дворняга. Очень медленно идет, виляя всем телом. Похоже, очень старая и подслеповатая, напролом, как будто нас с товарищем и вовсе нет: мне становится страшно.
-Чего это она, как думаешь?
-Не знаю, - негромко отвечает Двин. Мне приходит в голову, что товарищу тоже страшно.
Собака проходит, а я все не могу успокоиться. Зачем она нам встретилась?
Колонка свободна. Перед тем как пить, я спрашиваю:
-Что ты думаешь-то?
-Не понял, насчет чего?
-Да вот: собака.
-Страшно...
-Вот-вот, - подтверждаю я, - чего она ходит? Чем руководствуется?
-Не знаю (матом), - непонятно. Собака... Очень страшно...
-Бежен бы, думаешь, испугался?
-Бежен бы, наверно, не испугался, - предполагает Двин.
-Наверно, не испугался бы, - подтверждаю.
Потом Двин нажимает рычаг, а я долго пью воду: вкусная. Такая холодная, что ломит в зубах. Понимаешь, что хватит, и не можешь остановиться. Тщательно умываюсь, смываю сажу и грязь с предплечий, подумав, подставляю под струю затылок. В такую жару это здорово.
Теперь очередь Двина. Он раздевается до пояса и кладет кофту на скамейку для ведер. Умываясь, он брызгается как ребенок, мне и самому весело становится на него смотреть.
-Ну вот и славно, подумал...
Присели на скамейку, вроде, как устали. Возле колонки (так почти всегда бывает, если нет нормального слива в канализацию) образовалась лужица, вернее даже, крошечное болотце с настоящим рогозом и стрекозами. Двин достал сигарету и закурил. Я стал глядеть на луг. На лугу паслись коровы: они медленно двигались в высокой траве. Некоторые из них поднимали головы и мычали.
-Переговариваются, - сказал я, - подают сигналы.
-Коровы...
-Ну да. Я в детстве боялся. Как-то корова загнала на эстакаду. До сих пор помню. Думал, наверно, что может съесть. Очень страшно...
-Да что с тобой такое, - улыбнулся Двин, - чего с тобой?
Я вдруг сообразил, что зря мочил голову, если у меня удар. О черт, нельзя относиться к здоровью легкомысленно!
-Ты пастуха видишь? - поинтересовался Двин
-Какого пастуха? А, у них, - я прищурился, - не, не вижу. Где?
-Я тоже не замечал сначала. Вон, - показал рукой.
-А, да, - соврал, - точно...
"...И стоило только осе или пчеле ужалить меня, тотчас начинала бежать кровь, я брался за перо, макал в кровь и принимался строчить доносы..."
Да что это такое?
-Ну, пошли? - голос товарища показался мне пугающе чужим.
-Пошли, чё...
Возвращаться той же дорогой как-то не хотелось из-за собаки. И чего ее там понесло? Все-таки, делать огромный крюк тоже поленились.
По дороге повстречали знакомого Бежена, некоего Таксиста. Таксист был, вроде, неплохим мужиком, но за глаза Бежен отзывался о нем очень дурно.
Поздоровались, Таксист спросил, куда это мы.
-А, так, дело одно есть, - сказал Двин, - чё, пошли с нами? Время есть?
-Нету... - как будто виновато проговорил Таксист
-Э... а что, занят? Что-то срочное?
Мне и самому стало неловко: мы тут его зовём так, запанибрата. А у человека ведь и свои дела есть какие-то, своя жизнь.
-Да нет, почему. Пошли. Я имел в виду, часов нет.
Ну и дела, чего только на свете не случается. Ну да и пошли, чего там.
Бежен сидел, как раньше, втянув голову в плечи, желтел курткой. Наверняка даже не пошевелился с тех пор, как мы ушли. Не мигал даже, может быть. Грязный, похмельный...
-Таксист, - в своей нахально-панибратской манере сказал он, едва нас заметил, - здорово. Есть курить?
-И курить есть, - протянул Таксист открытую пачку, - на...
Одну сигарету Бежен сунул в рот, а другую уронил в траву. Нагнулся, начал разыскивать пропажу.
-Да не ищи, не жалей отраву, - сплюнул Таксист и закашлялся, - еще есть ведь, как бы.
Одет он был тоже не по сезону тепло, в кожаную куртку и резиновые сапоги.
-Слушай, а пришел он? - спросил я
-А ты сам не видишь, что ли? - злобно процедил Бежен.
-Ты каким тоном разговариваешь? - я хотел было закричать, но понял, что сам, пожалуй, буду неправ. Этого грубияна не исправить.
-А что ты дурацкие вопросы задаешь? - вдруг спросил Бежен.
Краем глаза я заметил, что и Двин, и Таксист следят за развитием событий с живейшим интересом.
-Ты, слышь, не ори, понял? Я твой г-грязный язык отрежу, будь уверен. Чего уставился? Будешь много базарить, я твою долю заберу просто, - от удивления я стал многословным, и слова прозвучали совсем неубедительно, как в детстве.
-Это на каком еще основании, - проскрипел Бежен, выпятил грудь и напряг кулаки, впрочем, с места не сдвинулся, - я все деньги матери отдам.
-Чего-о? Матери? Да вон Д-двин, тот и не стал бы разговаривать, забрал бы - и д-дело с концом...
Двин широко улыбается, зубы у него крупные и белые, с округлыми краями; ему уже, вроде, хочется прекратить спор:
-Да ладно, хватит вам, чё, может, вот... пошли потом за речку?
"...В длинном узком коридоре мой приятель бегал кругами, мне никак не удавалось его догнать. Один раз, сделав особо рискованный вираж, я потерял равновесие, и, падая, разбил лоб об батарею. Медсестра..."
В глазах снова темнеет, сонная одурь скручивает руки и ноги, ломит в шее. Таксист с Беженом о чем-то спорят: доносятся различные фразы типа "ты дурак что ли?" Двин над чем-то смеется.
-Не придет он, как думаешь?
-Не знаю...
-Да ведь ты сам только что сказал, что он пошел просто деньги разменять, или как?
-Держи.
-Курить - здоровью вредить...
-Пошел ты.
-А ты как думаешь?
-Как бы да...
-Старший, ты уснул что ли?
-Не лезь, чего ты пристал к нему.
-Заптюжести? Да откуда я знаю... нет такого слова!
-Отягчающие вину обстоятельства?
-Кто не придет?! - громко крикнул я и вскочил на ноги, чтобы разогнать морок.
-А? Чего? - не понял Таксист. Он, похоже, решил, что я хочу затеять драку. По лицу было видно.
-Не, не, пошутил...
-Ты так не шути..., - заскрипел свое Бежен. Неисправимый он, ей-богу.
Пауза. Я сажусь на свое место. Таксист стоит, широко расставив ноги, руки в карманах. Двин и Бежен смотрят на него. Сейчас он наверно продолжит начатый разговор, так? По его лицу беспорядочно разбросаны капельки пота, и сам он какой-то весь пыльный, грязный, неаккуратный.
-Да ладно, ладно, все нормально. Ну и что там дальше?
-А докуда я досказал-то?
-У, суки, ш-шакалы!
Это кричит тетка, новое лицо в нашем рассказе. Тетка непонятно откуда появляется на дороге. Пьяная, красная, в нестираной майке в голубую полоску и в джинсовых штанах чуть ниже колена. Рыхлая, крашенная под блондинку, а в руке большая спортивная сумка, похоже пустая. На плече расплывшаяся недобитая наколка. Ну и тетка, ай да тетка!
Откуда она взялась? Ведь не было же ее, вроде? Встала на дороге, сумку поставила рядом, у ног, руки уперла в бока:
-Эй, твари позорные! Чего расселись?
Лицо у нее опухшее, в рубцах, под глазами не то синяки, не то тушь расплылась
-Чего? Чего? Да ты хоть знаешь, кто я такая? Ты как, щенок, смеешь со мной разговаривать? - и дальше, матом...
Однако по ее виду не скажешь, что может начаться драка, так что:
-Шлюха ты, вот кто! Я знаю, твой мужик спиртом торгует! Пошла отсюда!
Женщина поднимает сумку и, выкрикивая ругательства, отправляется дальше. Бредет она как-то странно, будто против очень сильного ветра: наклоняясь вперед и чуть не падая. Очень интересно посмотреть, даже поучительно, в известном смысле.
"...человек? человек... четыре человека?..."
-А вот и он, кстати, - говорит Таксист. Наконец-то!
-Точно, это он, - соглашается Бежен, узнавая приемщика.
Мы с Двином переглядываемся.
-Ну как с трубой-то решим? Я предлагал ведь...
-Э... ммм... - мнется товарищ.
-А сколько времени потратили, надо было подумать...
Приемщик подходит и здоровается со всеми за руку. Ладонь сухая и холодная. Сам он высокий худой и смуглый; по слухам, он болеет туберкулезом. Руки - тонкие, в переплетенных венах, как у старика, это в сорок-то лет. Я-то его совсем не знаю, вижу в третий раз в жизни.
-Знаешь, что, - отдышавшись, говорит приемщик Таксисту негромко, - помнишь Павлика-Комарика?
-Ну как бы да, - отвечает Таксист, - ну и?
-Умер ведь, знаешь?
-В смысле, - не понимает Таксист, - чего?
-Умер, говорю. Серьезно...
-Да как сказать... я ведь его видел вчера, ну, повстречались как бы...
-Ну да, он вот хотел мне болгарку загнать, вчера вечером заходил. А под утро...
-Слушай, он и мне предлагал, ну а у меня не было денег, как бы. Ну, я пошел домой, как бы... да что за выражение, пристало тоже... как жарко...
-Вот, мне предлагал, сначала за полцены, а потом вообще за копейки, а я и не понял ничего, прогнал. Как сказать - прогнал... В общем, не купил. Откуда я мог знать...
-А как ты узнал-то? - спрашивает Двин: в отличии от меня он хорошо знаком с приемщиком и держится с ним запросто.
-Леший мне сказал.
"...прислушиваются. И Лакей прислушивается. Велосипед..."
-Чего?
-Леший мне сказал, говорю, - повторяет приемщик. Он переступает с ноги на ногу. В подглазии пульсирует вена.
-А, Леший... не, не знаю...
-В смысле?
-Как есть: незнакомы.
-А. Павлик-то умер, оказывается. Ничего себе...
-Ну да, как бы...
-Вот это да, - удивляется приемщик, - странно: ведь, считай, несколько часов назад... разговаривал, вот как я с вами. Точно так же. Стоял, хотел чего-то. Планы, намерения... а теперь... нет, так сложно поверить.
-А слушай, - спрашиваю Таксиста, - кем он был-то? Комарик в смысле - не грузчиком ли работал? Хотя это давненько было...
-Как тебе сказать... это... ну, знакомый, как бы... здесь, на Аэродроме...
-А. Ну ладно. Ребята, давайте решим, как поступить...
-В смысле?
-Да вот насчет трубы...
-А что там, - спрашивает приемщик. Видно, что он никак не может отойти. Растерянно озирается по сторонам, мнется, сплевывает, дергает веком: нервы.
-Ты вроде ведь пошел деньги разменивать, - вмешивается Бежен, - а мы тебя тут столько прождали. Давай уже ближе к делу...
-А что случилось-то? А, точно... Павлик умер: как так-то? Что там у вас?
-Да вот, - объясняю я, - труба есть, но с чугунными кольцами... сам смотри.
-Понимаешь, - говорит мне приемщик с прямо-таки извиняющимся видом, - надо как-то эти кольца убрать. Иначе мне же убыток, ты это пойми, не в обиду. Да уж, чего и говорить...
-Так-то это все понятно, - хрипит Бежен, его только не спросили. Он уже успел (я не заметил, когда) "стрельнуть" сигарету и у Приемщика.
-В общем, вы трубу освободите пока, хорошо?
-У тебя, Юра, есть что-нибудь типа кувалды? - спрашивает Двин, - вручную-то сам понимаешь, ничего не получится.
-Сейчас поглядим. Есть, конечно. Найдем. Таксист, слушай - ты знал - Павлик-то умер ведь... черт возьми, не могу я этому поверить
-Давай-ка, - обращается Двин уже ко мне, - пусть они с Таксистом разберутся с остальным, а мы пока трубой займемся.
-Ты Бежену скажи, чтобы он не хитрил.
-Да, побоится, не переживай, - (это Двин говорит прямо в присутствии Бежена) - Юра, ты хоть понял, что нам от тебя надо?
-В смысле?
-Да кувалду, говорю же.
-А, это. Найдем. Комарик-то умер - ничего себе. Ну и ну...