ПОСЛЕДНИЙ ДЕНЬ АПОКАЛИПСИСА
(written with precious help of Stas Skripnichuk, Velimira Estel and Irina Krysina)
Посвящается моему любимому тренеру Паше=)
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. НОРВЕЖСКАЯ ПРИНЦЕССА
Would you mind if I hurt you?
Understand that I need to
Wish that I had other choices
Than to harm the one I love
What have you done now?
I know I'd better stop trying
You know that there's no denying
I won't show mercy on you now
I know I should stop believing
I know that there's no retrieving
It's over now
What have you done?
What have you done now?
I, I've been waiting for someone like you
But now you are slipping away
What have you done now?
Why, Why does fate make us suffer
There's a curse between us
Between me and you
Would you mind if I killed you?
Would you mind if I tried to
Cause you have turned into my worst enemy?
You carry hate that I feel
It's over now
What have you done
What have you done now
I, I've been waiting for someone like you
But now you are slipping away
What have you done now?
Why, Why does fate make us suffer
There's a curse between us
Between me and you
Положив подбородок на сплетенные пальцы, он внимательно изучал два маленьких хрустальных шара, тускло сиявшие в полумраке комнаты на темной столешнице. Размером шары были чуть больше яйца, но он и так прекрасно видел то, что было ему нужно. Раздумывать было решительно не о чем - ведь все в этом свете где-то существует и рано или поздно находится, особенно когда его тщательно ищут. Ищут профессионалы. Хоть он таким профессионалом и был, а заниматься грязной работой сам не хотел - судьба наградила его достаточно высоким положением и хорошо подвешенным языком, чтобы он мог без труда раздобыть людей и все, что требовалось для длительных поисков.
Одним движением затянутой в черную перчатку руки он собрал шары со стола и тщательно спрятал один из них в складки своего обширного бархатного плаща. Второй же шар он без сожаления швырнул о каменный пол и тут же повернулся к склонившемуся в поклоне человеку:
- Верно. Благодарю. К работе приступите завтра же.
- Да, господин советник, - еще ниже склонился человек. - Однако считаю своим долгом сообщить вам еще кое-что.
- Слушаю.
- Она, милорд, бандитка. Та самая, о которой судачит сейчас вся страна, Сатана.
- Вот как? Интересно. Неподходящее занятие для... для такой как она.
- Осмелюсь доложить, что это проверенная информация.
- Раз так, верю вам на слово. Все-таки вы слишком хорошо знаете, что я делаю с людьми за вранье, а человек вы рациональный.
- Есть еще кое-что. Не думаю, что это всерьез нам помешает, но все же...
- Думать вас никто не просил, этим здесь занимаюсь я. Короче, пожалуйста.
- Слушаюсь. За ней охотятся норвежцы - как ни странно, и там есть желающие поставить во главе королевства особу чистой королевской крови.
- Разумеется, с целью ей манипулировать и вить из нее шелковые веревочки по своему вкусу... Что ж, судьба принцесс издавна не была слишком уж завидной - как правило их хотели использовать, различались только цели. Итак, больше я ничего слышать не желаю. Это - детали, которые меня совершенно не интересуют, а даже если и заинтересуют, я узнаю их из других источников. Из первых рук, так сказать, - он зловеще усмехнулся. - Ты свободен.
- Как прикажете.
Советник встал и задумчиво устремил взгляд за окно. Хотя башня пражской ратуши не была такой уж высокой, с нее был виден весь крошечный старый центр города, все еще сохранивший свои потемневшие от времени здания, крошечные кафешки и кривые улички. За Валтавой сразу же, резко, без перехода, поднимались современные арматурные сооружения и взлетали ввысь эстакады развязок. Несмотря на свою бытность столицей Европейской Империи, Прага так и осталась маленьким, ни на что не похожим городком, только теперь ее непохожесть была жестоко подчеркнута сияющими в тусклых лучах дня немногочисленными небоскребами и переходами между ними. Советник вообще не любил смотреть в окна. Он побывал во многих странах, видел многие города, и все они были до безобразия похожи - этими самыми небоскребами, странными памятниками неизвестным людям и событиям, многоярусовыми эстакадами и большим количеством людей и машин. Только глубоко в сети арматуры можно было отыскать еще тихие уголки старины, такие как Старомнестская площадь и Карлов мост здесь, в Праге. От Бергена остались лишь ганзейские улицы, от Рима - Ватикан и Колизей, от Венеции - Дворец дожей, от Пизы - падающая башня... Мир изменился много десятков лет назад, произошедшая беда - третья мировая война - была слишком глобальной, чтобы можно было рассчитывать на установление жизни на прежний уровень. Советник знал, что у многих людей сейчас все чаще и чаще возникают мысли о том, что мир движется к своему концу, так как, если можно так выразиться, сама жизнь себя изжила. Человечество, быть может, в какой-то степени и научилось на своих ошибках, но легче от этого никому не стало - да, идеи о создании новых видов оружия были заброшены и забыты, да, почти сошел на нет терроризм, но вместе с тем, казалось, вновь вернулось жестокое и дикое средневековье. Снова на Земле появились королевства и империи, которые стали жить по прежним правилам - морганатические браки, престолонаследие и бесконечные дипломатические конфликты, если кто-то заключил с кем-то не тот пакт и не то соглашение. Советнику все это не нравилось, хотя он и был второй политической фигурой в Европейской империи. Он искренне верил, что император Сполох - кандидатура, меньше всего подходящая для управления государством, а потому не уставал размышлять о будущем. К его неудовольствию, размышления получались самые что ни на есть средневековые - получалось, чтобы что-то изменить, нужно применить махровые старые методы, то есть начать с ошибок предшественников...
- Господин советник, - раздался за его спиной голос секретаря, - линия шесть. Это срочно.
- Спасибо. Сейчас.
Он еще на секунду задержал взгляд на шпиле Пороховой башни, после чего вернулся к своему столу, сел в глубокое кожаное кресло и устало смежил веки:
- Добрый день, ваше императорское величество.
Солнце едва начало пробиваться через плотный утренний туман, когда жители крошечного городка Крумлов были разбужены непривычными резкими звуками, напоминающими то ли вой сирены, то ли сигнал автомобиля. Разумеется, первым поползновением людей было захлопнуть к черту открытые по поводу жары окна и продолжить свой праведный сон - все же в воскресное утро спать значительно естественнее, чем любопытствовать - но через пару минут все сообразили, что странные звуки складываются в очень даже приятную и веселую мелодию. Мелодия сопровождалась топотом, смехом и ровным гудением моторов, из чего обитатели тихого городка у истоков Валтавы сделали единственно возможный и приятный вывод - к ним пожаловали ваганты. Народная музыка всегда была в чести, но за всю ее многовековую историю мир не видал столь странных музыкантов, как следующие в данный момент к городской площади. Они начисто презирали всякие современные штучки вроде путешествий на автобусах или самолетах, предпочитая им огромный прицеп и старенький форд-минивэн. Одежда и инструменты были вообще выдержаны в лучших традициях гольярдов средневековья, и, если верить злым языкам, именно такой имидж явился главной ступенью по пути к успеху. Разумеется, со злыми языками никто не считался - зрители вагантов обожали, год за годом их диски уверенно держали места в первых десятках хит-парадов Чехии и Германии, а сами музыканты продолжали дебоширить, хулиганить и сочинять новые народные песенки.
По мере продвижения вагантов к центральной площади к описанному звуковому букету стали примешиваться еще стук закрывающихся дверей и топот множества ног - люди спешили увидеть зажигательное и зрелищное шоу, которое, несомненно, должно было последовать, которое было в состоянии хоть как-то скрасить безрадостную жизнь подданных Европейской империи. К тому моменту, когда самые медлительные заняли свои места на крышах окрестных домов или на плечах своих знакомых, у скромного фонтана на площади уже красовалась небольшая сцена. Ваганты уже почти разложили свои пожитки и в данный момент настраивали свои многочисленные инструменты, одновременно перешучиваясь с первым рядом потенциальных слушателей. Слушатели эти были весьма странными ребятами, но в разношерстной толпе поклонников вагантского творчества на них почти не обратили внимания - ввиду ограниченности обзора и наличия более интересных объектов для рассмотрения. Исключение составили лишь те зрители, которые занимали верхние этажи зданий и крыши окрестных домов, хотя и им было видно не так уж много - пять или шесть сияющих мотоциклов и сидящих на них одинаково одетых людей. На самом деле все было гораздо тоньше - трое из этих людей были молодыми ребятами, один значительно постарше них, а один вообще был девушкой. Шестой, наиболее отличающийся от всех персонаж носил ярко-красный плащ с пелериной, был облачен в черную кожу с многочисленными ремешками, постоянно поправлял красный платок, придерживающий его длинные черные волосы, и надежно держал свободную руку на кобуре массивного трехствольного пистолета. На остальных красовались потертые, разорванные на коленях джинсы и белые, сияющие в лучах поднявшегося уже солнца рубашки, резко контрастирующие с черными ремнями и прочими кожаными атрибутами, которые на поверку были держателями пистолетов, ножей и прочего мелкого оружия, разрешенного к употреблению гражданскими лицами. В иной обстановке людей подобного вида можно было бы принять за охрану, за тех, кто неусыпно наблюдает за порядком во время концерта, но здесь, на крошечной площади в тихом городке, где о хулиганстве и слыхом не слыхивали, люди лишь недоуменно пожимали плечами. Однако и вопросов лишних не задавали - в конце концов, какая разница?
Концерт продолжался весь день и часть ночи, с незначительными перерывами на еду и выпивку, которую благодарные горожане в бочках выкатывали прямо на площадь. Разумеется, все это было совершенно бесплатно, зато ящик с надписью "Для пожертвований", ненавязчиво пристроившийся в прицепе, наполнялся с завидной скоростью. Модные имперские певцы и музыканты удавились бы от зависти, если бы в какой-нибудь стране получили такой же теплый прием, как и ваганты - все-таки людям испокон веку было ближе то, что понятно, то, что не скрывается в ярком сиянии огней, драгоценностей, золота и славы. Они были людьми простыми, всегда все понимающими и не задающими лишних вопросов, хотя и не всегда с кристально чистой совестью - на душе каждого музыканта лежало что-то вроде мелкой кражи или хулиганства, но все-таки они старались блюсти приличия и никогда не вмешивались в серьезный криминал, хотя и были знакомы со многими довольно известными преступниками. Например, с теми самыми молчаливыми ребятами на мотоциклах... Собственно, вся веселая кавалькада исчезла из Крумлова довольно незаметно, когда усталые, но довольные горожане спокойно уснули у себя в домах, и на густо замусоренных улочках воцарилась тишина. Музыканты и мотоциклисты немного посидели на краю бассейна фонтана, задумчиво помолчали, затягиваясь самокрутками с дешевым табаком, а потом тихо отбыли в неизвестном направлении, оставляя после себя ни с чем не сравнимый дух светлого народного веселья.
К сожалению этот дух надолго не задержался... Уже к вечеру следующего дня окрыленные музыкой горожане настороженно отметили каких-то безликих субъектов в черных кожаных плащах, которые неведомо как объявились в Крумлове и принялись настойчиво и очень убедительно всех расспрашивать. А как выглядели те ваганты? А не показалось ли кому-то что-то странным? А не случилось ли чего?... И дальше в том же духе. К счастью, люди были так напуганы холодными глазами пришельцев и их леденящими душу расспросами, что никто так и не вспомнил про сопровождающих вагантов мотоциклистов...
Винсент Хаггард склонился в почтительном поклоне и проговорил:
- Ваше императорское величество, вы звали меня. Смею надеяться, ничего ужасного не случилось - такая спешка порядочно напугала меня.
- Нет, ничего страшного, просто я боялся забыть свою гениальную идею, - усмехнулся Энрин Эрвейн, император Сполох, властитель Европейской Империи. Он беспокойно прошелся по тронному залу, после чего уселся на трон в своей любимой позе - закинув ноги на левый подлокотник.
Дворец уже давно спал - время было далеко за полночь, и, если бы этикет это дозволял, Винсент упомянул бы, что его сумасшедшее величество выдернул его из объятий сладкого сна и милой, еще вчера невинной девушки. Однако этикет был делом серьезным, нарушать его не дозволялось даже такому приближенному к императору человеку, каким был Хаггард. Вероятно, юный Энрин и сам не знал, зачем допустил обратно ко двору придворного своего покойного отца, да еще и так возвысил его, но дело было сделано, и до сего дня император ни разу не пожалел о своем решении. Фактически указы зиждились на принятых и одобренных советником решениях, а сам Эрвейн только сурово хмурил брови, подписывал смертные приговоры и изобретал коварные планы, стараясь не отставать от своего советника. Кстати сказать, прочие обитатели двора терпеть не могли императора и самого Хаггарда, причем последнего ненавидели даже пуще его величества, но почему-то как следует возмутиться никто не отваживался. Что и говорить, персона советника была загадочной, никто о нем толком ничего не знал, поэтому все представления о нем основывались только на визуальных впечатлениях. Впечатления эти были весьма зловещими - уж очень угрожающе выглядел длинный шрам, пересекающий левую бровь и скулу Винсента, не говоря уже о черном шарфе, постоянно закрывавшем нижнюю часть его лица.
- Горю желанием узнать, что же это за идея, - фыркнул советник. - Надеюсь, не воевать вы собрались?
- Ты, как всегда, зришь в самый корень проблемы, - обрадовался император. - Тем лучше ты меня поймешь, как я полагаю. Видишь ли, любезный друг мой, - Винсент подозревал, что Энрин занимает первое место в череде его ненавистников, но помалкивал, - в последнее время мне кажется, что наша империя маловата. Иными словами, ей сильно жмут границы.
- Ну так это не новость - ваше величество давно изволит об этом говорить.
- Все дело в том, что доселе я только говорил об этом, а теперь я намерен исполнить эту затею. Что ты скажешь, если вот этой границы не станет? - Энрин небрежно указал рукой на огромную карту мира, украшавшую стену тронного зала. Хаггард устало поднял глаза и тяжело вздохнул - ну конечно, его повелитель указывал на обозначенную на гигантском полотне темно-красным Норвегию, одно из немногих независимых королевств, так и не вошедшее ни в одну империю. Что, разумеется, ни одной Империи не нравилось - а Европейской Империи не нравилось особенно.
- Сир, ну зачем вам это нужно? Пусть с их шальным народом их же короли и управляются! Кроме того, вы же знаете, что силой нам их брать нельзя - тогда уже весь мир ополчится на нас за то, что мы нарушаем столетние пакты. Надеюсь, вы не забыли, что сто три года назад в Гааге были четко установлены границы всех государств, как окончательные и бесповоротные.
- Сам знаю. Именно поэтому я так много думаю об этой проблеме. Есть куда более простой и малокровный способ ее решить. Жениться на тамошней принцессе.
- Это вы ловко придумали, - открыто рассмеялся советник. - В этой связи считаю своим долгом сообщить вам несколько фактов. Во-первых, почти двадцать лет назад в Норвегии грянул очередной переворот, и с тех пор там правит некая непонятная структура вроде совета, члены которого избираются по общенародному голосованию, а король является лицом больше формальным. Само собой, что еще тогда принцессы - обе - бесследно исчезли, вместе с теми, кто их из Норвегии вывозил. Во-вторых, сейчас норвежцы и сами воют от своих решений и прямо-таки рвутся повернуть все вспять, а потому ведут активный поиск принцесс. Принцесс было две, как я уже сказал. Констанца и Кристин. Так вот, Констанца погибла - несколько лет назад, ведь охота за ней Норвегии началась не сегодня, а Кристин... Мягко говоря, вас она не соблазнит. Так уж вышло, что красота, ум и обаяние достались младшей девочке, а она, увы, погибла.
Такие сведения видимо озадачили короля - советник не без удовольствия подметил, что здорово перепутал венценосцу все планы. Однако раздумия Энрина долго не продлились - он упрямо тряхнул длинной челкой и сказал:
- Все равно, отыщи эту уродину, черт побери! Жить с ней меня никто не просит - женюсь на ней, родит мне наследника, а потом я ее отравлю! Я тоже хочу внести вклад в свою империю, кроме того, как я слышал, эта их Норвегия - страна чертовски богатая, хотя и маленькая.
- Как прикажете, ваше величество, - поклонился Винсент. - Я приложу все усилия, чтобы найти девушку, если, конечно, ее уже кто-нибудь не убил.
- Рассчитываю на тебя. За то время, что ты пребываешь моим советником, ты столько раз оправдывал свой пост, что отрицательный результат твоих поисков я истолкую так: плохо старался, - он сделал небрежный жест рукой, приказывая удалиться.
Советник позволил себе усмехнуться только по пути домой. Разумеется, выкладывать императору всю правду он не собирался, потому как его собственный план уже давно оформился и обрел четкие очертания. И был он, кстати сказать, куда реальнее, чем план Энрина. Хаггарда без конца терзало сомнение, что мир в данный момент такой, какой он есть, исключительно благодаря всяким вот таким энринам, сидевшим на троне в последние сто лет. Третья мировая война вспыхнула внезапно, как будто долго сдерживаемый гнев вырвался наружу, она продлилась около десятка лет, успев сожрать значительную часть населения планеты и множество городов и селений, а так же изрядно подпортив когда-то прекрасные ландшафты и границы материков. Эта же война бесповоротно изменила и взгляды людей, словно бы наслав на них какую-то странную болезнь забвения. Никто не спорил, прошлая жизнь в начале двадцать первого века была не намного лучше, там с лихвой хватало глупости, жестокости и странностей, но и теперь все это активно процветало и множилось, хотя в новой форме и под новыми названиями. Мирный договор, заключенный сто три года назад, отличался редкой конкретикой и жесткостью - он предписывал всем четырем Империям жестко держать свои границы и не разевать рот на независимые королевства, удостоенные такого звания за особые военные заслуги. Таких королевств осталось всего пять - Норвегия, Исландия, Мальта, Чили и Гренландия. Остальной мир разделился на четырех "слонов", как иронично назвали империи журналисты прошлого. Европейская Империя занимала всю территорию от Британских островов до Польши, Российская Империя начиналась Украиной и Беларуссией, а заканчивалась Уральским хребтом, отделявшим ее от Империи китайской, простиравшейся до самого Тихого океана. Обе Америки так же стали единой страной, Американской Империей, которая оставила свободной только узкую полоску вдоль Анд. Разумеется, управлять такими огромными территориями одному человеку было не под силу, и потому на территории каждой страны прошлого было устроено что-то вроде княжества, которым управлял губернатор. Система была сложной и ненадежной, но даже вечно недовольный политикой Хаггард признавал ее необходимость - разумеется, после стольких лет существования Империй никто бы уже не согласился разделить их обратно на страны, так что возможность управления многочисленными народами в составе одного государства была только одна. Другое дело, что избавить мир от таких атавизмов, как жадность, тщеславие и властолюбие все же стоило... За собой ни одного из этих качеств Винсент не видел. Он был уверен, что поглядывает на европейский трон исключительно из человеколюбия и перфекционизма, а так же от достаточно справедливой неприязни к нынешнему императору, который успешно отравил собственного отца, чтобы самому завладеть короной.
Хаггард вышел из машины у собора Святого Вита и отправился к своей резиденции пешком. Он обитал в бывшем дворце барона Шварценберга, и император частенько подтрунивал над ним - мол, для таких амбиций домик скромноват! Однако советник мало значения придавал роскоши и никогда не гнался за замками и особняками, хотя их у него, конечно же, хватало. Он всегда чувствовал себя неуютно, проходя по огромным сводчатым залам императорского дворца и бесконечно думал, что, когда он сам станет императором, то непременно сделает своей резиденцией что-нибудь попроще. Ну хотя бы свой нынешний дом или, быть может, городскую ратушу, где в настоящее время располагался его рабочий кабинет.
Возвращаться под крышу не хотелось, поэтому, вместо того, чтобы пройти прямо, советник свернул налево и направился на смотровую площадку. Железные скелеты города, причудливо подсвеченные фонарями, поднимались где-то внизу, под холмом, словно душа Карлов мост в своих смертельных объятиях, тускло блестела тихая Валтава, а в голову лезли странно грустные мысли, касающиеся давно забытых событий. Прежде чем ему удалось стать советником отца Энрина, а затем и втереться в доверие к его сыну, Винсент пережил немало тяжелых и печальных лет, так что теперь, в свои тридцать, он чувствовал себя невыразимо усталым. Некоторые события казались сном - настолько они были далеки от реальности по своей дикости и фантастичности - но тем не менее, советник не сомневался, что все это в действительности происходило. Его волновали отнюдь не только судьбы родины, но так же и те немногие люди, которые знали о нем правду. Одним из этих людей был его старший брат Каин, который не показывался с той самой достославной ночи, когда случилась трагедия в "Ультима Туле" и они страшно поссорились. Порой, в редкие ночи, когда ему не удавалось уснуть, советник с дрожью в коленках думал о крайней мстительности и совершенной непредсказуемости своего брата - тот мог явиться в Империю в любой момент и черте что наплести императору о персоне его самого доверенного лица. Успокаивало только одно - Каин пошел бы на такой шаг только из мести, а его месть ни в коем случае не ограничилась бы подобной мелочью. Из этого следовало, что нужно постоянно внимательно следить за собой и не допускать ничего такого, что в последствии могло бы сыграть против. В прошедшие со времени конца "Ультима Туле" два с небольшим года Винсенту это удавалось, так что он даже привык существовать, ничего не боясь, однако на задворках памяти все же пробуждалась порой противная тревога.
Новый пражский день Хаггард встретил на том же месте, опершись локтями о парапет смотровой площадки и задумчиво глядя на розовеющий в лучах утреннего солнца город. Надо было возвращаться домой - ведь через два-три часа черная бронированая "Ауди" будет ждать его у ворот замка, чтобы отвезти в ратушу, в компанию многочисленных государственных дел и встреч.
Над чешскими полями царила мягкая, непроглядная августовская ночь. Редкие фонари с грехом пополам освещали пустынное в такой час узкое шоссе, убегавшее на запад страны, в сторону Карловых Вар, и лес угрюмо шелестел ветвями, словно отгоняя отблески искуственного света обратно, за широкую полосу нескошенной травы, отделявшую его от асфальта дороги. Прямо у кромки леса безбоязненно резвился одинокий костерок, уютно разгонявший темень на небольшом пятачке вокруг себя. На этом пятачке, завернувшись в пледы, спали двое людей; еще двое сидели чуть поодаль, бок о бок, тесно прижавшись друг к другу, и задумчиво глядя за огонь, туда, где можно было различить черные громады безмолвных мотоциклов. Потрескивали ветки в костре, в высокой траве заливали кузнечики и цикады, шептались о чем-то лесные деревья... Человеческий голос, прозвучавший в этой природной тишине, показался очень резким и грубым, хотя на деле был приятного низкого тембра:
- Сатана, я давно хотел спросить... Все-таки откуда ты? Мне кажется, после того, как мы провели вместе пять лет, ты можешь мне рассказать об этом.
Названная неохотно пошевелилась и огляделась. Квад и Рой крепко спали, разбудить их мог только конец света, да и тот вряд ли; Брайан и Кай были в отлучке, настала их очередь обновлять снаряжение и амуницию, так что вернуться они должны были только к рассвету; а взгляд Франческо, сидевшего рядом, был настолько теплым и так настойчиво взывал к откровениям, что девушка тяжело вздохнула и сказала:
- Не знаю. Я уже говорила, что не знаю - я была слишком маленькой, когда меня привезли в тот приют в Ганновере, откуда вы меня и спасли. Черт, я до сих пор думаю, что в таких пожарах не выживают!
- И это правда, не выживают, - подтвердил он и извлек из кармана пачку сигарет. В образовавшейся паузе он затянулся и продолжил. - Я думал, что сам не выживу, спасая тебя... Однако, похоже, что кто-то наверху нас очень любит. Тебя и меня.
- Очень возможно.
- А раз так, ты можешь хотя бы попытаться вспомнить что-то о своей родине! А я могу, если ты хочешь, рассказать тебе о своей. Баш на баш, так сказать.
- Ну хорошо, идет, - сдалась девушка. - Только мне нужно время, так что ты начинай.
Она знала, что ее друг - непревзойденный рассказчик, а потому приготовилась к настоящему, увлекательному путешествию на юг. С того самого дня, как они с ребятами спасли ее из огня, между ними образовалась прочная связь непонятного свойства, которая неизменно вызывала улыбки и недоумения окружающих. Всем было видно, что Франческо восхищается своей младшей подругой, он даже не пытался скрывать свою заботу о ней и никогда ей не пренебрегал, в каком бы настроении и в какой бы ситуации не находился, однако дальше этого дело не шло. Он был не настолько старше нее, чтобы эту заботу можно было назвать отеческой - недавно ему исполнилось двадцать четыре года, в то время как Сатане было двадцать один - и это была уже явно не дружба, но что, не понимала даже сама девушка. Она очень ценила все, что сделал для нее главарь самой отчаянной банды Империи - недаром же он носил прозвище Хаос! - однако продолжала сомневаться, а хочет ли, чтобы их отношения стали более глубокими. Жизнь была сложной, опасной и непонятной штукой, и Сатана была твердо уверена, что прожить ее, сохранив здравый рассудок, можно только так, на свободе, пребывая в вечном конфликте с обществом, властями и самими собой. Устройство мира ей категорически не нравилось - это она четко осознала в приюте, который до памятного пожара казался ей настоящим адом на земле - но переделывать его она отнюдь не стремилась, потому как осознавала полную невозможность и бессмысленность этого акта. Зато стараться максимально напакостить миру и не сковывать себя никакими мещанскими правилами вполне можно было себе позволить. Девушка гоняла на любимом мотоцикле не хуже своих друзей, метко стреляла из винтовки и пистолета, не боялась никаких погонь и преследований, но... при всем при этом, она страшно боялась одиночества. За пять лет друзья стали для нее всем - ведь такое понятие, как дом и родители, кануло для нее в лету слишком давно, чтобы о них можно было вспоминать - и порой она ловила себя на мысли, что страшно боится их потерять. И все потому же - жизнь была опасной штукой, полицейские всех провинций Империи тоже прекрасно обращались с оружием, а поводов ловить шальную банду хватало уже давно. Однако пока что это никому еще не удалось.
- "Kennst du das Land, wo Citronen bluhen?"... - начал вдруг Франческо с тем самым выражением, которое Сатана любила больше всего. В такие минуты он походил на настоящего скальда, и его низкий голос воистину завораживал. - Великие поэты писали об Италии, кажется, в литературе всех стран мира ты сможешь найти описания самых разных городов этой чудесной страны, но я расскажу тебе все гораздо проще, так, как чувствует себя тот, кто вырос среди зеленых холмов Фьезоле, что окружают Флоренцию, тот, кто бродил по уличкам Рима и видел Колизей, тот, кто поднимался на падающую Кампаниллу и любовался закатами над Тирренским морем. Я люблю и ненавижу эти места так срастно, как только может чувствовать человек. Люблю, потому что они прекрасны, потому что нет в мире иной страны с таким духом, потому что, единожды посетив Вечный город, всякому хочется вернуться в него снова и снова. Ненавижу потому, что многое из того, что можно было бы любить, давно исчезло, потому, что я не видел величия Флоренции двадцатого века и не бродил по переулкам Трастевере сто пятьдесят лет назад. Именно поэтому я сейчас здесь, такой, какой я есть, а вовсе не сын герцога Тосканского, хотя и отец мой был во многом похож на меня.
Бродя по улицам Рима, вдыхая его неповторимый теплый и чуть влажный весенний воздух, ты чувствуешь, как слезы наворачиваются на глаза. Ты идешь по мостовой и забываешь, что тебя окружают уродливые арматурины, тебе кажется, ты по-настоящему видишь и великолепные палаццо девятнадцатого века, и маленькие капеллы, во множестве разбросанные по городу, и молчаливый и грозный Ватикан - а не только собор Святого Петра с его вечной колоннадой! - и даже Замок Святого Ангела без этого ужасного имперского флага. Смотровая площадка на Авентине открывает тебе великолепную панораму с белым куполом Микеланджело, Трастевере встречает маленькой, но столь наполненной божественным духом церковью, что ты невольно начинаешь верить в бога, каким бы атеистом ты ни был по жизни. Опера в Колизее, подсвеченном мистическими огнями, или балет среди развалин Терм Каракаллы, или прогулка по форуму - все это равно остается в памяти на долгие годы и манит вернуться туда, сильнее, чем брошенная в фонтан Треви монетка. И ты вернешься - римские улицы отравлены, они никогда не выпустят тебя из своих сетей...
Глядя на город с купола Брунеллески во Флоренции, ты понимаешь, что смотришь сквозь металл арматуры и современных домов, не видишь никаких небоскребов и любуешься многочисленными деревушками Фьезоле, от которых нынче остались только несколько полуразрушенных домов и поместий. Маленькие безлюдные переулочки способны запутать любого прохожего, даже того, кто считает себя знатоком города - быть уверенным в своем пути можно лишь, пока ты идешь по набережной или поднимаешься на смотровую площадку Микеланджело. Оттуда ты и теперь, как много лет назад, видишь купол Санта Мария дель Фьоре и колокольню Санта Кроче, Золотой мост сохранился таким, каким он был и сто лет назад, вместе со своими ювелирными лавками и филигранными брошами ручной работы. Ты и теперь можешь наслаждаться картинами великих художников Возрождения в галерее Уффицы, хотя она нынче значительно меньше, чем в былые времена - ведь в Палаццо Веккьо, так близко от нее, располагается теперь резиденция префекта Италии.
О ласковом Тирренском море и Кампанилле, а так же о соборе Дуомо и крошечных уличках города Галилея мне говорить больно, как ни о чем другом. Только там я ощущал такую свободу, которая дает силы жить, которая заставляет поверить, что невозможное возможно и что у тебя есть крылья. Безлюдный ранней весной пляж, едва различимая гребенка гор на горизонте, соленый теплый ветер и садящееся красное солнце - все это не дает до конца поверить, что все потеряно, что жизнь теперь не такая, как прежде, что такой, как прежде, она уже никогда не станет,.. - он замолчал, стараясь удержать себя в руках.
Сатана бессознательно прижалась к его плечу и крепко сжала в руке его ладонь. Она была потрясена рассказом до глубины души, она не думала, что Хаос действительно может заставить ее увидеть все то, что видел сам - только вот так, с помощью простых слов. Она думала, что хорошо знает его, но правильность его свободной речи заставила ее в очередной раз поразиться его одаренности и некой утонченности, которая была единственным теперь напоминанием о его происхождении - он прекрасно говорил на трех имперских языках помимо родного, он разбирался в классической литературе как никто другой, знал историю и мог перечислить значительную часть произведений классических композиторов. Кроме того, он отменно играл на фортепиано и обладал феноменальной памятью. Все это совсем не подходило бандиту и разбойнику, отщепенцу и изгою, каким он был; еще меньше все перечисленное вязалось с мастерски сделанной из сияющего титана рукой от локтя до кончиков пальцев - это досталось Франческо в память о чудесном спасении Сатаны из огня, в котором погиб ее приют.
- Теперь твоя очередь, - тихо сказал он, приобнимая девушку за плечи.
- Я... я очень мало что помню, - неуверенно сказала она. - Я вряд ли смогу так подробно описать то, что я видела так недолго. Мне кажется, я кое-что вспомнила. Не знаю только, правда ли это происходило, или приснилось мне когда-то... Не знаю. Знаю лишь, что это прекрасно - как сон, как мечта, как что-то, что никогда не станет явью.
- Не волнуйся. Я слушаю.
- Я помню крошечный город у моря, у подножия высоких гор, - тихо начала она. - Словно залив, только очень узкий, как будто сжатый с обеих сторон скалами с зеленеющими деревьями. Город узкой полосой тянется вдоль моря и поднимается немного в гору, где находится великолепный парк - безлюдный и безмолвный, словно настоящий лес, но совсем не страшный, светлый и очень красивый. Со смотровой площадки открывается вид на залив, такой завораживающий, что там можно стоять часами, любуясь полетом чаек над водой и невероятно синей, спокойной гладью моря. Улицы в городе очень короткие, они как будто бы образуют паутину между домов, а порой поднимаются вверх, к вершине горы, под совершенно немыслимым углом. Около домов цветут розы, такие большие и ароматные, что над ними все лето вьются шмели и бабочки. Крошечный рыбный рынок на городской площади всегда полон народа, кроме того, там есть несколько фруктовых лотков с ароматной клубникой, какой нет больше нигде в мире. Центр города составляют три одетых в дерево улички с деревянными домиками - такими, какими они были в далекое средневековье. Теперь в этих домах никто не живет, там располагаются бесчисленные сувенирные магазинчики и ресторанчики с народной кухней. В гавани города стоят белоснежные яхты, их хорошо видно с крыши древнего замка, который смотрит на залив, словно охраняя его. В этом городе не увидишь толп народа, он тих и спокоен, как вода залива... Это мое единственное воспоминание из раннего детства, - завершила Сатана. - Оно очень смутное, как я уже сказала, как сон...
- Роми, это Норвегия, - перебил Франческо. Девушка беспокойно вздрогнула - ведь он назвал ее по уже давно позабытому приютскому имени. - То, что ты описываешь, - это город Берген, некогда столица Норвежского королевства. Повезло тебе!
- Почему?
- Потому что ты родилась в свободной стране. Италия уже больше ста лет провинция Империи, а Норвегия так и будет свободным королевством, ибо так предписал мирный договор.
- И ты думаешь, что это будет вечно всех устраивать? - улыбнулась девушка.
- Это просто не может быть иначе. Поверь, четвертой мировой войны никто не хочет, потому что земля ее уже не вынесет. Это будет настоящим Апокалипсисом, так что...
- А как же династические браки?
- Пустой номер. Наследников норвежского престола не существует, обе принцессы исчезли много лет назад, так что завладеть этим королевством не удастся даже таким способом. Кстати, эти независимые королевства чертовски хитры - они тщательно запрятали своих наследников, так, что даже жители самих этих королевств не знают, где они. Пока не придет время... Да и к тому же, сама подумай, желать владеть Мальтой, Чили, Гренландией или Исландией довольно глупо - они маленькие и не слишком пригодные для обитания. Зато Норвегия - дело другое. Народу там всегда было немного, зато нефтяные месторождения и серебряные рудники всегда приносили немалый доход.
- В любом случае, как бы ни была прекрасна эта страна, мне не попасть туда снова, - покачала головой Сатана. - Откуда мне взять визу и приглашение?... Это невозможно. Кроме того, я сомневаюсь, что Норвегия свободна от всех этих мирских несправедливостей.
- Увы, я тоже в этом сомневаюсь, - грустно улыбнулся Хаос. - Но, Роми, по-моему, нам и здесь не так уж плохо.
- Это так, только не надо называть меня Роми, - сморщила нос она. - Ты же знаешь, я этого не люблю.
- А очень зря. У тебя очень красивое имя, и оно тебе идет. Ты знаешь, как мне иногда хочется не знать этих наших прозвищ и снова вернуться в наше поместье высоко во Фьезоле!... Правда, такие моменты редки, и я никогда не думаю об этом всерьез.
- И почему?
- Ну, хотя бы потому, что только на краю света мы могли бы быть в безопасности - мы ведь чертовски известны.
Повисла пауза. Франческо задумчиво смотрел в огонь, его янтарные глаза отливали багровым в отблесках костра, а лицо казалось неестественно белым в ночной темноте. Девушка в очередной раз вспомнила, как она впервые увидела его - развевающийся за плечами багровый плащ, блестящая в свете пожара черная кожа одежды, растрепанные черные волосы, удерживаемые на лбу красным платком, и горящие решимостью странные глаза. Он сам казался сыном огня - особенно по тому, как смело он ринулся прямо в пламя, совершенно забыв о своей самой обычной человеческой сущности - а на поверку оказался вовсе не суровым самоуверенным героем, но молчаливым, серьезным юношей с самыми обычными желаниями и устремлениями. Сатана прекрасно помнила, как первое время боялась смотреть ему в глаза, потому как ей казалось, что именно она виновата в том, что он потерял руку. Однако сам Хаос никогда об этом не вспоминал, хотя порой можно было видеть, как он с грустью разглядывает остро заточенные кончики пальцев искалеченной левой руки.
Невыразимая нежность вдруг захлестнула ее душу, и девушка почувствовала, что именно сейчас она вовсе не разбойница Сатана, а Розмари, Роми, как ласково называл ее Франческо. Она порывисто прижалась к нему и улыбнулась:
- Кажется, ты как всегда знаешь больше, чем я. Ты прав. Какая я Сатана?...
- Вот и я думаю, что сейчас ты совсем не она, - шепотом отозвался он.
Роми ощутила нежное прикосновение его пальцев к своей щеке, затем к губам и шее, и невольно подняла голову - для того, чтобы получить самый ласковый и самый прекрасный в мире поцелуй. Она подумала, что, быть может, и не стоило этого делать, она не была уверена, что все должно быть именно так, но вскоре подобные мысли канули в вечность - августовская ночь была столь мирной, что противиться порывам души в такое время было бы просто преступлением.
Утро настало очень неожиданно, и было оно, в отличие от ночи, совсем не приятным. Над землей низко висел густой туман, было сыро и довольно холодно, а небо плотно затягивали отливающие темно-серым тучи, вот-вот грозящие вылиться дождем или градом. Сатана и ее друзья проснулись от рокота моторов, которые стремительно приближались со стороны Праги. Спросонья бандиты похватались за оружие, но, разглядев, что это всего лишь Брайан и Кай, нагруженные запасами и амуницией, успокоились, а Квад недовольно заметил:
- Чуть до смерти не довели, черти полосатые! Мы же вас перестрелять могли спросонья!
- Это вы тут так беспечно дрыхли, а могли бы и часовых выставить, - огрызнулся Кай. При этих словах Сатана густо покраснела - именно они с Франческо должны были караулить до утра, но вместо этого они были заняты куда более важными и приятными делами. - Ладно, грызться будем потом, а пока у нас новости. И не сказать, что уж очень хорошие.
- Ну-ка, ну-ка, интересно! - Хаос тщательно свернул плед и оперся рукой на свой мотоцикл.
- Мы вчера остановились в одном баре - ну, как обычно, сплетни послушать, телевизор посмотреть, понять, где что делается... Сидим, пиво пьем, никого не трогаем и даже в драку не лезем. И вдруг на тебе, явление - вваливаются в бар с десяток парней в черной форме, вроде как военные, но без значков или чего подобного. Такие молчаливые все, оружия явно не видно, но то, что оно у них есть - это бесспорно!... Ну садятся, ужин заказали, переговариваются тихо, по-чешски. Ничего особенного не обсуждают, но то, что я уловил, меня насторожило - вроде кого-то выслеживают. Стало быть, курс держат на Карловы Вары, к немецкой границе. Сечете?
- Ну да, и что такого? - лениво поинтересовался Рой. - Мало за нами облав посылали? Мы свинтим отсюда еще раньше, чем эти горе-спецназовцы продерут глаза!
- Слушай дальше, балда!... Еще через какое-то время в бар зашел еще один, в камуфляже. Странный тип - все время воровато оглядывался, говорил на английском, но с ужасным акцентом - то ли немецким, то ли шведским, хрен его разберет. Что-то повыспрашивал у бармена и снова шмыгнул на улицу. А эти, в черном, огранизованно так, тихо, как тени, последовали за ним... Ни камуфлированного, ни черных мы больше не видели, но вот Браю показалось, что он слышал выстрелы.
- Все равно, нам-то что до тех разборок? - проворчал Квад. - Нас это касается?! Нет! Наверняка просто две банды промеж себя чего-то не поделили, только и всего!
- Да не были они похожи на банды! - упрямо возразил Брай. - Ты их не видел, вот и молчи!... Мне кажется, что информация важная, а Хаос пусть сам решает, что нам делать дальше.
Хаос слушал весь этот разговор очень внимательно, беспокойно вертя в пальцах здоровой руки массивный амулет, украшавший его трехствольный пистолет как брелок. Он выдержал значительную паузу после последней фразы и твердо сказал:
- Я считаю, что нам надо уходить, причем чем скорее, тем лучше. Может быть, Квад прав, и это какие-то сторонние разборки, но все равно не стоит терять бдительности. Собирайтесь и едем - кажется, погода портится, надо хотя бы до темноты добраться до какого-нибудь мотеля.
- Мотеля? - удивилась Сатана. - А это не слишком рискованно?
- В смысле?
- Ну, если вдруг эти ребята все же охотятся за нами, мы что же, сами будем оставлять им вехи?
- А что еще нам делать? Хотя наши политики и пытаются вернуть нас в мрачное средневековье, спать под дождем в лесу мы все же не будем. Это слишком. Во всем важно знать меру. Собираемся!
Спустя несколько минут они уже гнали мотоциклы к Карловым Варам. По пути предстояла еще одна остановка, на этот раз на заправке, и на душе Сатаны все сильнее и сильнее скребли кошки. Ей не нравилась эта идея с мотелем, ей не нравилась идея остановок, и она бы вообще предложила куда-нибудь свернуть и принципиально изменить маршрут, но Франческо вряд ли стал бы ее слушать. В его плане, конечно, тоже был свой резон - из Чехии пора было бежать, в ней как-никак располагался императорский двор, а значит, было полно ищеек и полицейских. Та же Италия или Австрия в этом плане были значительно спокойнее, так что оставить за спиной Сполоха и его советника все же имело смысл. Но это же можно было сделать и иначе, не обязательно было направлять свои стопы в сторону Карловых Вар!... Роми вздохнула. Она чувствовала, что в ближайшее время произойдет что-то не то, она изо всех сил старалась убедить себя, что не стоит обращать внимание на дурацкие предчувствия и сомнения, но получалось плохо. Глядя на развевающийся впереди красный плащ Франческо, она обреченно думала, что скоро что-то заставит их расстаться. И никто не знает, насколько. Быть может даже, навсегда?...
Погоня повисла у них на хвосте к ночи, через несколько часов после того, как заправка осталась за спиной. На заправке нервная и от того злая Сатана сама первая создала небольшой конфликт и чуть было не пустила пулю в лоб мужику, который случайно оставил крошечную царапину на полированном боку ее мотоцикла. Мужик беспрестанно лепетал извинения, он готов был даже компенсировать ущерб каким угодно способом и клялся не звонить в полицию и не упоминать, что видел девушку с пистолетом, но только вмешательство Франческо спасло его от неминуемой гибели. Сатана помрачнела еще больше, досадливо сплюнула, засунула пистолет за пояс и демонстративно отошла, вплотную занявшись царапиной. Заправились быстро - в середине этого воскресного дня народу на бензоколонке было немного - и продолжили было свой путь к Карловым Варам, пока несколько отставший от товарищей Рой не доложил, что их преследуют. Тут уже раздумывать было некогда - шесть моторов одновременно оглушительно взревели, и шесть мотоциклов, стремительных, как черные стрелы, помчались по гладкому асфальтовому покрытию. В тот несчастливый час, когда погоня только началась, все были уверены, что смогут оторваться - в конце концов, как еще утром говорил тот же Рой, мало ли они пережили облав, погонь и даже перестрелок? Как Империя ни старалась, а серьезно потрепать их или разделить ей ни разу не удалось. У всех было впечатление, что император и советник просто устали занимать свои многомудрые головы столь низменной проблемой, а потому несколько придержали своих полицейских и позволили банде творить что вздумается. На амнистию это было похоже мало, но разбойников вполне устраивало такое положение вещей. До сего момента, когда вдруг внезапно оказалось, что так беззаботно курить бамбук все же не стоило.
Сколько было преследователей, никто точно не знал, оставалось только строить догадки - по количеству ярких неоновых фар выходило число, приближающееся к десяти. Через пару часов бешеной гонки, когда начало темнеть - погода не улучшилась, так что небо по-прежнему покрывали свинцовые облака - у всех появилась неприятная и очень навязчивая мысль. Уйти не удастся. Расстояние между беглецами и преследователями явно уменьшалось, так что было очевидно, что перестрелки не избежать. Место, конечно, было самое удачное - совершенно безлюдное шоссе, ближайшие деревушки давно уже лежали в развалинах и были безнадежно заброшены еще полвека назад, так что вмешательство каких-то более серьезных сил можно было исключить. Только вот в этот раз даже находящие в подобных бойнях немалое удовольствие бандиты понимали, что что-то происходит не так. Откуда взялись эти преследователи? И не были ли они теми самыми странными людьми без значков на форме, который Брай и Кай недавно видели в баре? Если были, то какого черта им вдруг понадобилось?!!... Вопросов было слишком много, ответов на них скорее всего не предполагалось, поэтому всеми руководило на редкость единодушное желание бежать. Бежать как можно дальше, в Германию, Австрию или Швейцарию, но только подальше от императора и всех его богомерзких планов!
Сатана спиной чувствовала, что преследователи приближаются, пожалуй, теперь они смогли бы даже достать их, если бы вздумали стрелять... Как будто откликнувшись на эту мысль, вечерний мрак взорвал слаженный звук трех выстрелов, и девушка не выдержала - она вцепилась в руль, прибавила еще газа и крикнула Франческо:
- Нам не оторваться!
- Сам знаю! - проорал он в ответ. - Но мы же не можем остановиться и дать им схватить себя!
В тот же миг прогремел очередной выстрел, и Роми с удивлением отметила столб искр, в момент окруживший и на какое-то время ее ослепивший. Одновременно с этим ей стало казаться, что она не едет по горизонтальной поверхности, а, кружась, несется в бесконечность. Спустя еще секунду мотоцикл накренился вправо, и колено прошило адская, всепоглощающая боль... И тут Сатана сообразила, что произошло - последняя пуля пробила шину одного из ее колес, так что теперь она неминуемо неслась по направлению к обочине, тормозя при этом коленом. К счастью, в этот день на ней были не джинсы, а кожаные штаны - ссадина получилась очень глубокой, но все же оставляющей надежды на полное заживание. По-быстрому взвесив все "за" и "против", девушка как могла сжалась в комочек и спрыгнула прочь с мотоцикла, предоставив ему нырять в кювет без нее. Сама она приземлилась очень удачно, отработанным движением откатилась подальше от грозящей взрывом машины и села, стараясь оценить обстановку. Обстановка была совершенно поганая... Огни мотоциклов приближались уже с двух сторон - с одной стороны свои, с другой чужие - бандиты безнадежно потеряли свое преимущество, так что оставалось лишь драться... Франческо соображал на удивление быстро - он резко затормозил, тормоза его машины издали мерзостный скрип, который, однако, был легко перекрыт его спокойным и решительным голосом:
- Ставьте мотоциклы поперек дороги, парни. Будем отстреливаться, в конце концов, их должно быть не так много.
Убедившись, что друзья поняли его как следует, он опустился на колено рядом с Сатаной и тихо спросил:
- Как ты? Цела?
- Цела, - стараясь казаться бодрой, отозвалась она. Колено ужасно болело, но она бы ни за что в этом не призналась, даже под пыткой. - Однако, похоже, что дело настоящая дрянь! Вот угораздило же нас застрять в этой дыре! В Германии они бы нас не достали!
- Ну... "бы" вообще очень противное слово, так что лучше нам его забыть и заняться насущными проблемами. Встать можешь?
- Могу!
Конечно же, она переоценила свои силы - выяснилось, что ободранное колено категорически отказывается сгибаться - но Роми только сжала зубы и, прежде чем Хаос успел что-то сказать, бодро подползла к уже организованной ребятами баррикаде. Сквозь щели в ней был виден ослепляющий дальний свет фар мотоциклов преследователей, и даже стало возможно различить наличие у них еще одного вида транспорта - тяжелой большой машины, похожей на бронированный "крайслер". Мечущихся в свете теней было много - около полутора десятков - все они двигались очень споро, и даже в темноте было видно, что они настоящие профессионалы. Видимо, у них был какой-то план - все заняли позиции для стрельбы, кто-то укрылся за открытыми дверями машины, а один, так и оставшийся в тени человек, коротко сказал по-английски:
- Настоятельно рекомендую вам сдаться. Перестрелка ни к чему не приведет.
- Огонь, ребята, - прошептал Франческо, медленно извлекая из кобуры свой длинноствольный пистолет. - Чего он болтает зря?
Он первый высунулся из-за баррикады и почти не прицеливаясь выстрелил. Говоривший человек зашипел, схватился за плечо и поднял руку, намереваясь отдать аналогичный приказ своим людям. Хаос устроился в просвете между мотоциклами поудобнее и холодно улыбнулся:
- Это было предупреждение, но вы его, похоже, не поняли. Гаси их!
Выстрелы взорвали ночную тишину, то и дело можно было слышать звонкий стук пуль об асфальт или о бронированные двери машины преследователей. Странное дело, несмотря на значительную надежность баррикады бандитов, очень скоро Сатана заметила, что лишь она и Франческо еще сохранили способность оказывать активное сопротивление. Ситуация была такова, что лить слезы было некогда, и Роми лишь почувствовала нарастающую ярость - Рой лежал на земле в двух шагах от нее, изо всех сил стараясь зажать рану на левом боку, чуть поодаль свернулся калачиком тяжело раненый Брайан... Квад вообще не подавал признаков жизни, скорее всего, потерял сознание от болевого шока, а Кай, бледный как полотно, исступленно ругался сквозь сжатые зубы. Девушка знала, почему так произошло - впервые в жизни противники оказались им не по зубам, приходилось отстреливаться, высовываясь из-за баррикады, что тут же давало себя знать. Разумеется, у нападающих тоже были раненые, но бронированная машина была, безусловно, укрытием куда лучшим, чем несколько мотоциклов.
Розмари мельком взглянула на Хаоса и испугалась. На его непроницаемом обычно лице была написана всепоглощающая ярость, по подбородку стекала капля крови - так сильно он закусил губу - в глазах отражался свет фар, а указательный палец правой руки словно заклинило на курке. Сатана была полна решимости стоять до конца, но в один прекрасный момент она с удивлением подумала, что не видит в этом никакого смысла. Все равно уже все было ясно, и бороться стоило только за жизнь - свою и Франческо, причем за последнюю даже больше, чем за свою. Все-таки она была у него в долгу, и рано или поздно намеревалась этот долг отдать. Похоже, момент истины наступил, а потому Роми выхватила из-за пояса второй ПМ и, удобно устроив руки на раме мотоцикла, снова принялась за стрельбу. Целиться было некогда, у нее было стойкое ощущение, что она мажет напропалую, кроме того, весьма скоро грозили закончиться патроны. Конечно, запасная обойма имелась, и даже не одна, но вот времени не было совсем...
Справа что-то взорвалось, и Сатана едва успела откатиться ближе к Франческо - видимо, их противники взялись за оружие посерьезнее пистолетов и прицелились прямехонько в бензобак, от чего мотоцикл Хаоса разлетелся на тысячу кусков, осыпая бандитов искрами и осколками. Вслед за крайним мотоциклом на воздух взлетел еще один, и тут уже Роми ясно увидела, что Франческо откровенно паникует. На его лице выступили капельки пота, он еще больше побледнел, а рука, державшая пистолет, немного дрожала. Он рывком поднялся в полный рост, обхватил рукоять своего оружия обеими руками и, стараясь держать себя в руках, принялся прицельно стрелять по врагам. Прятаться было больше негде, противники быстро почувствовали свое преимущество и перегруппировались, отдав дело в руки своих лучших снайперов. Розмари знала, что у Хаоса отлично работает шестое чувство, он умел ловко уклоняться от какого-то числа пуль, но, похоже, данная ситуация совершенно выбила его из колеи. Первая пуля оцарапала ему щеку, вторая заставила упасть на колено, прошив бедро, а третья как-то особенно медленно и очевидно вошла прямо под сердце.
Сатана закричала не своим голосом и рванулась к распростертому на асфальте Франческо. Она совсем забыла о своей ссадине, которая тут же взорвалась болью, но это сейчас не имело значения - отчаянно смаргивая слезы, девушка добралась до Хаоса и судорожно вцепилась в его красный плащ:
- Ведь этого не может быть!... Не может, не может, не может!!!... Я не верю... Мы все... наши... и ты...
Она с удивлением обнаружила, что не может связать и двух слов, потому как горько плачет, буквально захлебываясь слезами. Понимание случившегося навалилось на нее в один момент невероятной тяжестью, словно скала или утес, и Роми ощутила страшную боль. Уже не в колене, а прямо в сердце... Все ребята были ее единственными близкими людьми, даже ближе братьев, она провела с ними пять лучших лет своей жизни, несмотря на совершенную незаконность своего существования, и всерьез думала, что так будет всегда, потому что они непобедимы. И вот, в один момент какие-то люди в черном доказывают, что это совершенно не так, что чудес не бывает и что все кончается, рано или поздно. Причем жизнь рушится стремительно и очень болезненно - возможности выяснить, живы ли остальные ее друзья, не было, но девушка была уверена, что все они тяжело ранены, а потому вряд ли смогут выкарабкаться без квалифицированной медицинской помощи. Естественно, рассчитывать на таковую не приходится, тем более при их печальной известности в провинции Чехия... А значит, это конец. Даже Франческо, ее оплот, на данный момент первая и единственная ее любовь, лежит здесь на холодном асфальте в луже собственной крови и уже вряд ли что-то соображает, потому что минуты его жизни стремительно убегают прочь.
Сатана обняла Хаоса за плечи и приподняла его с асфальта. Слезы кончались, а потому она смогла вполне членораздельно выговорить:
- Не уходи... умоляю! Если тебя не будет... то...
- Не дай им мучить себя, - вдруг прошептал он. Глаза его были совершенно мутными, когда он взглянул девушке в лицо и продолжил. - Им... им что-то надо... не дай... им... ничего...
Она вообще не понимала, что он говорит, и он это почувствовал - больно сжав ее локоть острыми пальцами искалеченной руки, он твердо сказал:
- Беги. Оставь нас... все кончено... Ты им нужна... тебя не застрелят... Беги!...
- Нет, - она вдруг почувствовала в себе силы перестрелять всех этих убийц в масках закона. Оружия хватало, патронов тоже, а ярость вообще бурлила через край. - Я никуда не уйду.
- Беги!... - девушка почувствовала, как рукав рубашки в области локтя намокает от крови - пальцы Франческо сжимались все сильнее, и так же заметно угасали его такие живые обычно янтарные глаза. Едва вздохнув, он еле слышно прошептал. - Прощай... Роми...
В следующую секунду Сатана осознала, что он уже не дышит... Ночной воздух, подозрительно притихший - как будто их противники смотрели на происходящее, как на спектакль - прорезал ее жуткий, нечеловеческий крик, после чего она осторожно отцепила с его пистолета тяжелый причудливый брелок, спрятала его в карман, подняла оружие и встала на ноги. Ярость была холодной, она не мешала здраво соображать, а потому Розмари развернулась на каблуках и хладнокровно прицелилась в четко вырисовывающуюся в свете фар фигуру. Видимо, эти идиоты так ничего и не поняли, они явно собирались возобновить переговоры, но это девушку совершенно не интересовало. Она готова была застрелить кого угодно, всех, кто встанет у нее на пути - чтобы жить дальше, чтобы мстить за друзей и близких - но не успела нажать курок ни единого раза. Что-то остро кольнуло ее в шею, Роми раздраженно дернула плечом и тут же поняла, что видит перед собой уже не одну, а три расплывающиеся фигуры, которые все множатся и множатся, а затем и занимают все пространство кругом. Пальцы словно налились свинцом, мозг затуманили тягучие и совершенно бессмысленные мысли о последнем ночном разговоре с Франческо, а еще через мгновение наступило полное затмение, настоящая темнота, щедро расцвеченная омерзительными разноцветными кругами.
Винсент Хаггард сидел у себя в кабинете, устало подперев рукой голову, и мечтал кого-нибудь убить. Первыми кандидатами на роль жертвы были министр внутренних дел и министр экономики, которые уже битый час нудно и монотонно докладывали о том, что советник и так знал. Он знал, что в стране царил бардак, и в любой другой день он бы голову сломал, пытаясь придумать, как лучше разрулить ситуацию, но только не теперь. С самого дня начала операции он был сам не свой, хотя отнюдь не в его привычках было волноваться и переживать за результаты им же спланированных действий. Кроме того, буквально вчера на него навалилась какая-то мерзостная простуда, так что в данный момент он едва дышал заложенным носом, чувствовал, как рука нагревается от горящего лба, и проклинал все на свете, слушая жалобы своего тела на ломоту и боль. Что и говорить, день для совещания был более чем паршивый, но во что бы то ни стало следовало довести его до конца.
Вообще Хаггард был немного разочарован, хотя он и сам порой улыбался собственной глупости - ну как можно быть таким мальчишкой и ожидать столь скорых результатов! С момента отправки специального подразделения гвардии на задание прошло уже полторы недели, а новостей от них все не было. Мысли у Винсента по этому поводу были самые разные - вплоть до страшной догадки о кознях брата - но приходилось мириться с реальностью, так что он угрюмо ждал. Почти не спал, мало ел, делал ошибки в деловой переписке и по два-три раза переспрашивал, когда ему что-то говорили, но все же ждал, сдерживая страстное желание самому напялить военную форму и ринуться в полымя. Однако что-то подсказывало ему, что это будет уже лишним, так что советник изо всех сил старался держать себя в руках. Пока что получалось, и император списывал его крайнюю невнимательность на озабоченность имперскими проблемами и нездоровье...
Резко, словно гром посреди ясного неба, в кармане бархатной куртки Винсента завибрировал телефон. Судя по всему, министры не обратили на это внимания, так что советник тихонько достал аппарат и бесшумно раскрыл его под столом. Тут же он заметно просиял, и с него слетели все признаки недомогания - он выпрямился в кресле, демонстрируя свою знаменитую танцевальную осанку, и решительно перебил министра экономики:
- Да нет же, так не годится! Мы должны найти какой-нибудь компромисс! Быть не может, чтобы китайцы так уж упирались - он же деловые люди, и никогда в жизни не упустят своей выгоды. Давайте вместе обдумаем, что можно сделать...
Через полчаса простой и великолепный по своей простоте план был готов. Никто бы не догадался, что в минуты его обсуждения в голове советника ярко сияло одно-единственное слово, полученное им в виде СМс-сообщения в момент полного упадка настроения. "Выполнено".
Энрин делал вид, что совершенно не интересуется персоной своего посетителя, однако, как только он вошел, немедленно спросил:
- Ну что, как дела?
- Боюсь, мне нечем порадовать ваше величество, - скорбно склонил голову Хаггард.
- Ты все-таки плохо старался, я так тебя понял? - нахмурился император. - Смотри, ты рискуешь лишиться моего расположения - как бы не пришлось тебе срочно линять в неизвестном направлении, как это было четыре года назад!
- Моей вины в неудаче наших поисков нет, - несколько резче, чем следовало, возразил советник. - Люди, которым я доверил выполнение этого задания, сообщили, что принцесса Кристин мертва уже три года, так что ничьей вины здесь нет. Разве только обидно, что мы с вами могли придумать этот план раньше.
- Да чего уж теперь говорить, - отмахнулся Энрин. - Ладно, верю я тебе. Но, черт подери, только из-за того, что принцесса мертва, я должен оставаться без Норвегии?! Нет, это не годится... Значит, нам надо придумать альтернативный вариант! Может, наплевать на перемирия и пойти на них войной?
- Ну вы же умный человек, вы понимаете, что это невозможно... А к тому же еще и глупо.
- Да понятно... Вот черт, умеешь ты поднять настроение! - император резко встал с трона и беспокойно заходил по залу, заложив руки за спину. - Как-то же ведь короли прошлого делали невозможное, присоединяли к своим царствам целые империи! Чем мы хуже?!
- Пожалуй, только тем, что сейчас иные времена, - криво усмехнулся советник. - Как бы мы не считали, что снова настало средневековье, а оно все же не настало, так что увы! Вы меня извините, но вторым Александром Македонским вам не стать.
- Я реалист, - гордо заявил Эрвейн, - и прекрасно этот факт осознаю. Однако обращаться за ответами к истории можно до посинения, причем почти наверняка в этих ответах нам будет отказано. Важно решить, что делать. Я вот тут подумал сейчас, - он сделал значительную паузу и почесал затылок оголовком скипетра. - Не лучший вариант, но все же...
- И какой же?
- Обман. Фальсификация. Мистификация, если хочешь. Нужно лишь найти девушку, которая будет играть роль Кристин, вот и все.
- Не так-то это просто, - возразил советник. - Допустим, ее внешность значения не имеет - из Норвегии она исчезла чуть ли не грудным ребенком, а здесь вообще мало кто знал, что она принцесса. Если вообще кто-то знал... Но ведь норвежцы вряд ли согласятся обойтись без проверки ДНК. Сами подумайте - нешуточное дело, объявить, что пропавшая много лет назад принцесса нашлась и активно претендует на престол! Их медики во главе с правительством захотят вывести нас на чистую воду, и что тогда? Ведь выведут же!
- А вот тут в дело снова вступаешь ты, мой друг, - Винсент порадовался, что император не может видеть нижней части его лица - слыша слово "друг" из его уст, советник никогда не мог сдержаться от усмешки. Уж больно оно, это слово, неприятно звучало. - Найди дом, где она жила. Разыщи вещи, которыми пользовалась эта Кристин - так, для большей убедительности. Способ убедить медиков, что мы располагаем именно той самой кровью, мы найдем всегда. В конце концов, подкупим кого надо.
- Повинуюсь вашему величеству. Не могу сказать, что план хороший, но другого у нас нет. И вряд ли будет, потому что в данной ситуации мы мало что можем сделать.
- Вот и прекрасно. Хм... Винсент, а у тебя самого не появлялось мысли о женитьбе, а? - его вопрос содержал в себе за счет интонации столь мерзостный намек, что советник даже не пытался сдержать ярость:
- Осмелюсь напомнить вашему величеству, что я человек очень замкнутый и ценю одиночество. Вам прекрасно известно, что я никому не позволю вторгнуться в мой мир без веской на то причины, а уж тем более, не позволю этого женщине.
- Достойный ответ, - несколько опешил Энрин. - Но как, скажи мне, ты обходишься вообще без женщин? Я этого не пойму. Жена и любовь - это понятия условные, согласен. Быть может, даже ни того ни другого в мире нет. Но как же секс? Не бывает тебе одиноко по ночам?...
- А почему вас это так интересует? - парировал Хаггард. - Знаете, сир, я вполне понимаю, что не имею права так с вами разговаривать, но вы затрагиваете уж слишком личную тему. Не бывает мне по ночам одиноко, потому что ночью я сплю - такой ответ вас устроит?
- Вполне.
- Вот и хорошо, - колоссальным усилием воли Винсент взял себя в руки и спокойно, как ни в чем не бывало, продолжил. - Кстати, я хотел просить вас об одном одолжении.
- Вот как? Интересно, - император тоже успокоился и снова уселся с ногами на трон. - Сколь мне помнится, ты никогда ни о чем не просишь.
- Да. Но это все потому, что я отдаю себя империи без остатка, - он усмехнулся. - А сегодня я решил все же проявить так долго скрываемый мною эгоизм. Дайте мне отпуск на три дня.
- Отпуск?! - рассмеялся Энрин. В эту секунду советнику захотелось стукнуть его, как никогда раньше. - Да ты, никак, ума лишился, друг!
- В любой другой день я бы отреагировал так же как вы, ваше величество. Но сейчас у меня есть веское основание. Я подхватил какой-то вирус, а потому меня всего трясет в лихорадке, да и вообще, чувствую я себя очень неважно.
Собственно, он говорил полуправду. Состояние его заметно улучшилось пару часов назад, после столь приятного известия о выполнении задания, но он подозревал что это улучшение носит чисто эмоциональный характер. Болеть, конечно, было некогда, дел было невпроворот, но куда проще было прийти в себя в тишине валтавского замка, чем в пражской суете. Кроме того, Винсент чувствовал, что просто устал - ему явно требовался хотя бы короткий отдых от лицезрения политиков и всяких прочих людей, и императора первого.
- Хм... ну, раз так, значит, не буду зверствовать, - снисходительно хмыкнул император. - Ты мне очень нужен, Винсент, поэтому я тебя и отпускаю - не хочу лишиться такого ценного помощника досрочно. Будешь болеть дома или как?
- Нет, скорее всего, поеду в Крумлов. Здесь поболеть не дадут, вы же знаете.
- Хорошо. Но чтобы через три дня ты снова был на месте - стране без тебя будет туго.
- Благодарю, ваше величество, - поклонился Хаггард. - Ваша щедрость просто обезоруживает. Доброй ночи.
Эрвейн милостивым кивком разрешил ему идти. По дороге домой, устало распластавшись на заднем сиденье своего автомобиля, советник лишь усмехался: "Какой самоуверенный мальчишка! Пари держу, он даже не пустит своих шпионов по моему следу - так он уверен в своей силе. Видимо, мысль о собственной уязвимости даже не приходит ему в голову, а уж меньше всего он ожидает опасности с моей стороны, хотя и ненавидит меня пуще дьявола. И это при том, что четыре года назад он сам лично отправил на тот свет своего отца! Эх, человечество так никогда и не будет учиться на своих ошибках... Даже атомная война - не дай бог, еще она случится! - ничего не изменит. Даже обидно - несмотря на пугающую решимость нашего императора довести дело до конца и во что бы то ни стало захапать себе Норвегию, он полностью мне доверяет. А зря, я бы сказал. Очень даже зря".
Часы на башне собора Святого Вита пробили десять, когда усталый Хаггард едва вполз в свой скромный замок. Конечно, ему меньше всего хотелось ехать куда-либо именно сейчас, но он понимал, что это будет самым правильным из всех доступных на данный момент решений. Судя по последовавшему за СМС подробному докладу, работа предстоит не из легких и потребует от него применения всех ресурсов природного обаяния, так что за один день не управиться. Из этого следует, что чем быстрее он примется за дело, тем быстрее сможет его завершить. Жертвовать сном, едой и прочими мелочами жизни ради чего-то постороннего было не впервой, так что Винсент тут же распорядился подать к подъезду его личную машину - спортивную черную мазду модели "Махаон" - и отправился переодеваться. Он уже давно продумал, как будет вести себя на предстоящей встрече и каким предстанет перед своим необычным собеседником, но дорога до Крумлова была почти полуторачасовой, так что вполне можно было себе позволить облачиться в кеды и старые, застиранные джинсы. Выходя из своих апартаментов, Винсент наскоро проглотил две таблетки аспирина, бросил в спортивную сумку два яблока и двухлитровую бутылку воды, а так же предусмотрительно поменял в телефоне сим-карту. Теперь его могли достать лишь самые доверенные лица, которые никогда не станут названивать на этот номер по пустякам. После недолгих раздумий советник кинул в сумку свой кольт и снова вышел в тихую прохладу пражской ночи. Площадь, как и всегда, была пустынна, машина приветливо подмигивала ему неоновыми фарами, а впереди лежали бескрайние горизонты исполнения желаний. Это исполнение стремительно приближалось, самый ответственный момент все приближался, и Винсент с упоением ощутил, что совершенно спокоен. В очередной раз он убедился, что начать тяжелее всего; теперь, когда одна из самых трудных задач была выполнена, он не сомневался, что без труда справится и с остальным - быть может, даже без помощи своих людей. Помощь лишь одного человека была ему совершенно необходима, но он точно знал, что получит и ее.
- О, вот она, глядите-ка! Нашлась! - Патти Смит деловито уперла руки в бока и презрительно воззрилась на загнанную в угол Роми. Девочка была готова разорвать противников на куски, но пока что ей удавалось лишь сдерживать слезы ярости - она не терпела, когда на нее повышали голос, а потому легко теряла самообладание. - Думала убежать от меня, маленькая тварь?
Вообще-то слово "маленькая" было использовано явно в качестве оскорбления - Патти была старше Розмари всего на два года, а вела себя так, как будто законно верховодила приютом. Впрочем, к большому сожалению подающих хоть какие-то надежды ребят, это почти так и было. Учителя и воспитатели никаким жалобам не верили - мол, ну как же это, девочка, да еще в таком респектабельном месте, как ганноверский приют, да будет всех задирать и стращать! Это попросту невозможно, так что полно, дети, найдите компромисс без кулаков, это ведь так просто!... Однако в данной ситуации все было очень непросто. Вероятно, для разрешения ситуации следовало просто собраться всем миром и как следует накостылять выскочке Смит и ее прихлебателям, но это не представлялось возможным - обиженных было куда меньше, чем довольных, кроме того, все они были совершенно разного возраста. Сочувствующие дети в основном предпочитали быть пассивными наблюдателями, а уж о защите со стороны мальчишек речи вообще быть не могло - они целыми днями пропадали в парке, выясняя собственные отношения, и очень редко интересовались девчонками. И то, только ими самими, а отнюдь не их конфликтами и драками.
Однако драки были, и еще какие! Младшие девочки частенько щеголяли синяками и ссадинами, а жаловаться даже старшим товарищам не осмеливались - риск нарваться на союзников Патти Смит был слишком велик. Роми всегда держалась обособленно, еще до того, как Патти решила подмять под себя весь приют, а потому какое-то время надеялась, что ее не заметят, но вскоре все надежды полетели в тартарары. Сначала ей внушили, что шансов выйти отсюда у нее нет никаких - мол, таких как ты никогда не удочеряют - потом начались конфликты с учителями и воспитателями, и в итоге к пятнадцати годам девочка стала совершенно самодостаточной и обнаружила, что не нуждается в друзьях и подругах. Она была твердо уверена, что ее никто по-настоящему не поймет, а потому предпочитала общество книжек, карандашей и музыкальных дисков орде сверстников, которые с воплями носились по коридорам здания или без дела слонялись по парку, то и дело ныряя в кусты покурить. Собственная внешность волновала девушку не больше чем учеба - она прекрасно сознавала, что природа ее и так не обидела - поэтому она неизменно носила тяжелые ботинки, балахон с капюшоном и вытертые, порой даже порванные на коленках джинсы. Выделяющихся из толпы никогда не любят, а потому изо всех сил стремившиеся похорошеть девчонки тут же стали косо смотреть на отступницу, а особенно после того, как она позволила себе проявить симпатию к мальчику из старшего класса - довольно безнадежному двоечнику, редкому раздолбаю, неравнодушному к тяжелой музыке, как и она сама.
И с того самого проклятого момента начался настоящий ад. Патти Смит и ее компания резко обратили внимание на скромную персону Розмари, хотя объект ее интереса и не думал ее замечать, не то, что отвечать взаимностью. Однако Патти разглядела во взглядах Роми на свой предмет некую угрозу, а потому стала неотступно ее преследовать. Последним шагом в череде кошмаров вроде подножек, опрокинутых на стол тарелок, вымазанной в зубной пасте одежды и прочих детских шалостей стала вот эта безумная травля, которая в итоге загнала Розмари в угол, как раненую волчицу.
- Ты знаешь, за что я собираюсь тебя бить? - снова спросила Патти.
- Догадываюсь, - фыркнула Роми. Она уже полностью контролировала себя, а потому была полна решимости биться до конца.
- Это вряд ли, умишка не хватило бы сообразить. Ты называешь себя панком, а носишь это! - она указала на вылинявшую розовую фенечку из мулине, которую пару лет назад девушке вручила благодарная третьеклассница - Роми посчастливилось спасти бедную девочку от посягательств на ее скромное имущество со стороны старшеклассников.
- Тебя не спросила, что мне носить! - еще смелее огрызнулась девушка и гордо выпрямилась. Ее голос звучал спокойно и уверенно, когда она говорила. - Отвали от меня, Патти. Если ты думала взять меня на испуг, то ты прогадала - к вашим выходкам я уже давно привыкла.
- Видали?! Нахалка еще и дерзит! Я думаю, нам давно пора проучить ее, девочки.
Прочие девочки согласно загалдели, и Розмари с тревогой осознала, что шансов у нее ноль. Они попросту возьмут ее числом - а было их на тот момент человек восемь - хотя в драке один на один Патти Смит совершенно не на что было бы рассчитывать. Однако люди ее типа были слишком трусливы, чтобы выйти один на один, так что было ясно - придется мириться с данностью и гордо получать пинки, толчки, синяки и ссадины. А может даже чего похуже... Роми заняла правостороннюю позицию (драться ее научил один мальчишка еще позапрошлым летом; увы, скоро его усыновили, так что продолжать занятия они не могли, но зато сама героиня регулярно тренировалась в парке, когда была уверена, что ее никто не видит) и ухмыльнулась:
- Валяйте, мочалки. Смотрите, как бы я не вышибла последние мозги из ваших блондинистых облезлых голов.
Удар попал в цель - девчонки в большинстве своем хотя бы по разу попробовали изменить внешность с помощью пергидроля, так что "расцветка" противников была примерно одинаковой. Бойцы приютского фронта дико завизжали и ринулись в бой... Бой был недолгим, но достаточно кровавым, и завершился он с единственно возможным результатом - изрядно побитую Роми, которая не успевала отирать кровь из разбитого носа и изо всех сил кусала губы, чтобы не завопить от адской боли в помятых ребрах и отбитых почках, споро подняли и потащили в бесконечность, не стесняясь прикладывать о все попадающиеся по пути пороги. Когда ее наконец перестали тянуть за руки и оставили в покое, Розмари услышала лишь топот ног и отвратительный скрип закрывающейся железной двери. - потом она, к счастью, отключилась, устав от боли.
Девушка не знала, сколько прошло времени. Когда она пришла в себя, за окном уже висела вечерняя - или ночная? - тьма, и за зарешеченым окном были видны отблески огней города. Едва сдерживая стоны, Роми села и огляделась. Во мраке призрачно вырисовывались силуэты швабр, ведер, грабель и прочих хозяйственных инструментов, а потому вывод напрашивался только один - ее заперли в маленькой подсобке в конце коридора на третьем этаже. Окно здесь было не застеклено, было ужасно холодно - все-таки стоял январь, необычно холодный для Германии - а кроме того, дверь была железной, так что не было никакой надежды ее открыть. Розмари жалостливо сжалась в комочек и почувствовала, как по щекам ее бегут быстро остывающие на воздухе слезы. В эти секунды она чувствовала себя такой несчастной, как никогда раньше; никогда прежде ее так не огорчало ее одиночество, никогда прежде она так горько не сетовала, что некому даже заметить ее отсутствие, что никто не поинтересуется, куда она делась - среди старших ребят вылазки в город на пару дней были делом обычным, так что воспитатели уже не давали себе труда их искать. Орать в окно сейчас, пытаясь привлечь к себе внимание, не имело смысла - прохожие почти точно не обратят на нее внимания, а свои наверняка давно отправились в жилые крылья здания, намереваясь ложиться спать. Жизнь шла своим чередом, никто не замечал отсутствия Роми Шнайдер, и ей оставалось только горько сетовать на свою весьма невеселую судьбу.
Время тянулось очень медленно, Розмари казалось, что уже давно должно было наступить утро, но судя по отзвукам боя часов на городской ратуше было только одиннадцать вечера. Становилось все холоднее, пленница маленькой каморки уже не чувствовала рук и ног, хотя и постаралась максимально сжаться в комочек. Со своим положением ей тоже удалось смириться, отчаяние, боль и ярость отступили, уступив место грусти и какой-то странной пустоте. Никому нет до нее дела - ни единой душе в этом мире. У нее нет родителей, и никогда их не было - даже город, который частенько вставал перед ее внутренним взором, казался плодом воображения, а не реальным местом, кроме того, память не выдавала никаких лиц, кроме приютских. Эти последние будут окружать ее еще целый долгий год, пока она не окончит школу. А потом... да что потом? Кому оно вообще нужно, это потом, такое, каким оно будет? Уж лучше замерзнуть насмерть в этой каморке, прямо этой ночью - кроме того, судя по всему, это и есть единственный выход.
Погруженная в свои мысли Роми даже не сразу уловила, что воздух как-то подозрительно пахнет гарью, а за толстой железной дверью раздаются вопли и топот. Девушка пока еще не понимала, что происходит, но на всякий случай принялась молотить в дверь одной из швабр, хотя тело отзывалось болью на каждое резкое движение. Кричать она не могла - голос почему-то не повиновался, да и сил на это не было - поэтому на буханье швабры о металл никто не обратил внимания. Народ, похоже, был охвачен самой настоящей паникой, нестерпимый запах горящего пластика и ДСП все усиливался, и в конце концов до Розмари дошло - начался пожар. Как, где, когда, по чьей вине - не имело значения, главное, что она явно была обречена в нем погибнуть. Теперь всем уж точно не до нее, и единственной надеждой было привлечь внимание пожарных... Вой сирен слышался пока еще очень далеко, словно на окраине города, так что и эта надежда была невозможно слаба и несерьезна. Девушка невольно содрогнулась. Мечтая о смерти, она и подумать не могла, что смерть эта будет столь ужасной - огонь и удушье... нечего сказать, короткая дорожка в ад!
Роми подбежала к окну и вцепилась руками в толстые прутья решетки. Паника уже перенеслась на улицу, на тротуаре толпились зеваки и завернутые в одеяла приютские дети, сонно хлопающие глазами и явно не понимающие, что случилось. Где-то снизу слева полыхало оранжево-красное зарево, оттуда тянуло дымом и жаром, по улице уже мчались огромные пожарные машины образца прошлого столетия, оглушительно вопили сирены... На крики Розмари никто не реагировал, потому как шум внизу стоял еще похлеще, чем за стенами ее тюрьмы, к тому же, дело значительно подпортили сирены. Пожарные деловито суетились на столь лелеямом воспитателями зеленом газоне, разматывали шланги и что-то кричали друг другу, однако по их суете Роми поняла, что шансов на спасение все равно мало. Видимо, огонь как-то хитро охватил здание, перекрыв большинство пожарных лестниц, много времени было потеряно на пробуждении младших детей и их эвакуацию, так что самые медленные были явно обречены. Некоторые пожарные рвались в горящее здание, но их начальник - толстый человек в ярко-красной куртке - яростно махал руками, пытаясь их удержать. Девушка горько усмехнулась - должно быть, воспитатели заверили пожарных, что в горящем крыле больше никого нет, так что можно вплотную заниматься тушением и спасать остатки здания.
И тут, хотя глаза безудержно слезились от едкого дыма, Роми заметила новых персонажей - четверых парней на мотоциклах, которые резко затормозили за пожарными машинами и заинтересованно уставились на горящий приют. Один из них - парень в красном плаще - как будто смотрел прямо на нее, и Розмари поняла, что это ее единственный шанс. Она собрала в кулак остатки своей воли и снова закричала, отчаянно размахивая руками и стараясь привлечь к себе внимание. Ей это удалось - парень сорвался с места и, игнорируя протесты друзей, ринулся в толпу пожарных. Последовал короткий спор - судя по жестикуляции, очень напряженный и бурный - после чего мотоциклист раздраженно махнул рукой, выпутался из сети пожарных шлангов и исчез из поля зрения. У Роми сжалось сердце - она поняла, что этот человек рискует ради нее жизнью, почти наверняка теперь погибнут они оба, раз пожарные отказались ему помочь - но при этом ее сердце наполняла какая-то странная нежность и не более уместное спокойствие. Значит, не все еще в этом мире растеряли свои души! Значит, кому-то еще хватает мужества ринуться спасать незнакомого человека из огня, даже если это может стоить ему жизни! Воистину, после такого открытия можно было спокойно умереть...
Дверь с грохотом вылетела, едва не пришибив Роми. В лицо ей пахнуло нестерпимым жаром, привыкшие к темноте глаза протестующе заслезились от яркого света пожара, тут же ворвавшегося в каморку... Теперь девушка могла видеть эффектную фигуру своего спасителя, который замер в дверном проеме, оценивая ситуацию - длинные черные волосы рассыпались по плечам, на черной коже куртки плясали блики пламени, красивое, юное лицо с необычными янтарными глазами раскраснелось... Не вдаваясь в подробности, юноша храбро шагнул вперед, без лишних слов подхватил Роми на плечо и бросился бежать. Она предпочла зажмуриться - слишком страшным были блики пожара - а потому могла полагаться только на слух. Где-то что-то постоянно выло и падало, ее спаситель отчаянно матерился, выбирая дорогу - видимо, это было весьма непросто, и с каждой минутой делалось все сложнее - а под конец чуткое ухо спасенной уловило жуткий, ни на что не похожий стон. Однако для нее пока мало что существовало, кроме жара, страшной тряски и едкого дыма, который настойчиво забирался в нос и затуманивал мозг...
Очнулась она на кожаном диване, видимо, в каком-то медицинском учреждении. Быстро села, забыв о боли от побоев, и тут же застонала, однако от нее не укрылся любопытный факт - ссадины на руках были тщательно заклеены пластырем, царапины и ушибы помельче аккуратно смазаны йодом, да и вообще, боль была уже не такой острой, как до бегства из огня. Неподалеку от дивана на простом офисном стуле сидел какой-то человек, к которому Роми, недолго думая, и обратилась:
- Простите, могу я спросить?
- Спрашивай, - человек повернулся к ней и улыбнулся. На вид ему было лет тридцать пять, лицо было простым, открытым, но очень дружелюбным.
- Где я?
- Так и думал, что ты об этом спросишь. Мы сейчас в центре хирургии, в Ганновере.
- А... а что мы тут делаем? - нахмурилась она. - И потом, кто это - мы?
- У тебя слишком много вопросов, и основная их часть явно может подождать, - притворно строго сказал человек. - Давай лучше сначала познакомимся. Меня зовут Эрик Фиш, я вагант. А как мне тебя называть, неожиданность?
- Розмари. Роми, - смущенно отозвалась девушка.
- Чудно. Идем дальше. Мы здесь потому, что Франческо здорово обжегся, вытаскивая тебя из огня. Врачи уверяют меня, что все будет хорошо, но я что-то в этом сомневаюсь - недаром же я окончил в свое время Сорбонну.
- Я... мне очень стыдно, - выпалила девушка, опуская глаза. Она почувствовала, как к горлу подкатывается комок - ей совершенно не хотелось стать причиной смерти того, кто ее спас. - Я... я не хотела... чтобы кто-то погибал...
- Естественно, кто тебя в этом винит? - перебил мужчина. - Успокойся, девочка - теперь тебя никто не обидит и не побьет, потому что ты среди хороших и все понимающих людей. А что насчет Франческо... Я же не про смерть его говорил! Жить-то он будет, это так же верно, как то, что завтра снова взойдет солнце.
... "Он будет жить". Эти слова эхом откликнулись в голове Роми, как будто бы уже не во сне, а в реальности, и она поняла, что проснулась. Память словно заволокло туманом, и только неприятно стоял перед глазами такой реалистичный и такой противный сон, живо напомнивший значительную часть не слишком приятного прошлого. Одновременно с эпизодом спасения из огня пришли на ум давешние события - перестрелка, алая кровь, растекающаяся по асфальту, бледные, потрескавшиеся губы Франческо, шепчущие какой-то вздор о погоне... Девушка почувствовала, что на глаза наворачиваются слезы. Теперь ее друзей не существовало, а ведь только они смогли выдернуть ее из того ада одиночества, который царил в проклятом приюте. Пять лет они были совершенно неразлучны, дружили с вагантами, пили литрами знаменитое чешское пиво, рассказывали по ночам страшные истории, да так атмосферно, что на первых порах Роми не могла как следует успокоиться и засыпала только в крепких руках Франческо. В ту ночь, когда он вытащил ее из огня, он стал ее старшим братом, ее другом, ее возлюбленным, единственным, кто был ей по-настоящему близок во всех смыслах - и вот теперь мир, столь тщательно выстроенный в течение пяти лет, с треском рухнул. Пожар в приюте был чем-то вроде начала новой эры, хотя приключение это было, прямо скажем, не из приятных. Девушка до сих пор часто спрашивала себя, за что высшие силы соблаговолили обратить на нее свое внимание и все-таки послать помощь, однако по сгоревшему прошлому не горевала ни одной минуты. Жизнь бандитки, которая стала ее жизнью, была тяжелой лишь на первых порах, когда она училась водить машину и ездить на мотоцикле, стрелять и драться как следует, зато потом стала доставлять ей известное удовольствие. Было что-то неуловимо притягательное в том, чтобы все время идти наперекор ханжам, полиции, людям, да и мало ли кому еще!
Розмари открыла глаза и осторожно огляделась. Она находилась в небольшой, чистой комнатке, заваленной всяким хламом, явно излишне массивным для такого пространства. У торцевой стены стоял огромный старинный шкаф, наполовину покрытый белой простыней, как в старых фильмах про дом с привидениями, под маленьким окном с красивым витражом располагался длинный комод, так же покрытый простыней, но в то же время заставленный всяким хламом - трехсвечными канделябрами, блюдом с румяными яблоками, какими-то рамками, кубками, шахматами и прочими не очень нужными в хозяйстве предметами. Паркетный пол покрывал лоскутный коврик, а лежала Розмари на жесткой кушетке, вполне пригодной для сна. От всех имеющихся здесь простыней исходил приятный запах свежестиранного и отглаженного белья, на самой девушке красовалась уютная клетчатая пижама из фланели, но все это только усугубляло загадочность положения. Слезы потери сами по себе струились по щекам Роми, и она твердо решила вспомнить уроки жизни и то, что так часто любил повторять Франческо - умерших не вернуть, а жизнь продолжается, так что просто чтить их память, продолжая идти, отнюдь не предательство.
День клонился к закату, и Роми умирала от безделья и скуки. Она по-прежнему находилась все в той же комнате, в полнейшем одиночестве, и ровным счетом ничего не знала - ни о том, где она, ни о том, кому все это нужно и что вообще происходит. Вид из окна никаких ответов не давал - в него был виден кусочек белой мраморной стены и зеленеющая холмистая равнина за узкой полосой розовой клумбы и невысокой живой изгородью. Весь день небо было уныло серым, в окно веяло сыростью и духотой, как перед грозой, и от этого становилось еще противнее. Еще утром девушка обнаружила за маленькой дверью вполне удобную ванную и с наслаждением приняла душ, стараясь не трогать аккуратно перевязанное кем-то колено. Однако после весьма приятных водных процедур она снова испытала приступ раздражения, так как обнаружила, что ей совершенно нечего надеть. Получалось, что единственной доступной одеждой была пижама, так что пришлось в очередной раз покориться судьбе. Книг в комнате не было, и единственным времяпрепровождением было размышление... Мысли были самые грустные, Розмари в течение дня несколько раз плакала, и к вечеру обнаружила, что совершенно опустошена. Вся ее ярость благополучно улеглась, и она почувствовала, что готова на все что угодно, лишь бы хоть что-то узнать. Неведение было хуже всех навалившихся бед, потому что Роми была лишена возможности обдумывать и планировать свое дальнейшее существование. Если, конечно, это имело какой-то смысл. Снова, как и в приюте, она чувствовала себя ужасно одинокой, больше всего на свете хотелось сесть в уголок и умереть - только чтобы больше не чувствовать этой ужасной пустоты.
Ситуация изменилась, когда солнце совсем исчезло за горизонтом. Дверь комнатки бесшумно отворилась, и на пороге возникла чопорная пожилая женщина в черном платье горничной. Она сдержанно поздоровалась и осторожно разложила на кровати Розмари нечто тускло блестящее в свете настольной лампы. На поверку это нечто оказалось элегантным вечерним платьем с открытыми плечами, длинным, похоже, до полу, красивого пастельно-голубого цвета. Рядом с нарядом на простое покрывало опустилась черная бархатная коробочка, а на полу тихо заняли свое место изящные белые туфли с перепонкой вокруг щиколотки. Роми настолько не ожидала такого хода, что молча наблюдала за неторопливыми движениями горничной, и только когда та собралась уходить нелюбезно буркнула:
- И что все это должно означать?
- Хозяин ждет вас к ужину, леди, - ничуть не обиделась служанка.
- Ого, вот как! Хозяин, значит... - Роми почувствовала странное облегчение. Свет в конце тоннеля наконец-то забрезжил, и у нее появился шанс хоть что-то узнать. Однако она по-прежнему не понимала, что происходит. - А нельзя мне дать что-нибудь попроще? У меня нет настроения так наряжаться всего через сутки после того, как погиб мой лучший друг!
- Сожалею, но это приказ хозяина.
- Ясно. Пошла вон.
Дверь так же бесшумно закрылась, и озадаченная девушка снова осталась одна. На мгновение у нее мелькнула мысль послать этого хозяина к черту и объявить бойкот, но в итоге она рассудила, что сделать это всегда успеет. В конце концов, стоило провести разведку. Кроме того, как выяснилось, платье ей очень шло и как нельзя более выгодно подчеркивало ее фигуру. В бархатной коробочке оказались скромная бижутерия под бриллиант (сережки и тонкое колье) и флакончик легких духов. Волосы Розмари просто распустила по плечам и отметила, что отсутствие макияжа почти не заметно, благо, никаких царапин или ссадин на лице не было, да и синяки под глазами, вопреки ее ожиданиям, были почти не видны. Своим внешним видом она осталась вполне довольна, а потому, преисполненная собственного достоинства, в сопровождении какого-то человека в темном костюме выплыла из комнаты и отправилась через анфилады комнат куда-то в полумрак.
Судя по всему, она находилась в каком-то старинном замке - во всяком случае, небольшой размер залов и их богатое убранство, включающее довольно мрачные резные деревянные панели, толкало именно на такие мысли. Повсюду царил жутковатый полумрак - горели только лампы или бра, огромные люстры оставались безжизненно темными - шаги гулко отдавались по углам, постоянно слышались какие-то тихие, ни на что не похожие звуки. Роми поклялась себе никогда не ходить здесь в одиночестве и искренне понадеялась, что ненадолго задержится в этом проклятущем месте. Все попадающиеся по пути высокие окна были завешены тяжелыми бархатными портьерами, так что она не могла видеть окружающего пейзажа, но подозревала, что он немногим отличается от видимого из ее окна. После короткого спуска по застеленной толстым ковром лестнице, Розмари вдруг обнаружила, что стоит в длинном полутемном зале, что повсюду - на большом столе в центре помещения, на комодах и шкафах - горят толстые длинные свечи, а прямо ей навстречу двигается какая-то грациозная стройная тень. Девушка инстинктивно на шаг отпрянула, но тут же тень вынырнула из темноты и превратилась в высокого человека в черной одежде, который приложил руку к сердцу и старомодно поклонился:
- Добро пожаловать в замок Глубока, ваше высочество леди Кристин.
Способность говорить Розмари обрела через несколько мгновений и тут же парировала:
- Что за глупости, какое я вам высочество? Что все это значит?!
- О, не кипятитесь, умоляю вас! - человек невесомо взял ее руку и поднес к губам. При этом его лицо оставалось в полутени, так что девушка не могла его как следует разглядеть. - Не стоит настраиваться так враждебно.
- Ладно, дам вам шанс объясниться, - мрачно кивнула она. - Только советую вам поторопиться - я никогда не отличалась терпимостью.
- Непременно. Однако при всей спешке, в которой вы пребываете, думаю, что от ужина вы не откажетесь. Прошу сюда.
Он учтиво препроводил ее к столу и усадил на старомодный стул с высокой спинкой. Только теперь она заметила, что тот самый тяжелый стол в центре зала густо заставлен всевозможными яствами, бутылками и хрустальными бокалами на высоких ножках, которые причудливо сияли в отблесках тонких свечей в трехсвечных канделябрах. Последние стояли у коротких сторон стола, оставляя в тени его середину и - как следствие - персону таинственного собеседника Роми, который примостился напротив нее и снова заговорил:
- Итак, мне кажется, нам имеет смысл познакомиться.
- Какое глубокое наблюдение! - восхитилась она. - Поддерживаю, но только прежде переставьте канделябр поближе к себе - я должна видеть ваше лицо, раз уж вы так жаждете со мной познакомиться.
- Вообще-то очень немногие в этом мире видели мое лицо, - серьезно заметил он. - Но, раз уж вы находитесь в моем доме, для вас я сделаю исключение.
Он встал, спокойно взял канделябр и поставил его подле своего места, после чего снова сел и положил подбородок на сплетенные пальцы. Девушка же изо всех сил боролась с собой, стараясь, чтобы ее впечатления от увиденного не вылезли на лоб яркой надписью, а ведь было от чего... Она не знала, кем был ее собеседник, но в одном была совершенно уверена. Человеком он не был. На это указывало все - и неестественно бледное, красивое лицо, и чрезмерно яркие серо-зеленые глаза, и украшенные серебряным кольцом бескровные губы, и острые, как будто эльфийские уши. Впечатление создавалось довольно зловещее, и его только усиливали такие мелочи, как жирная подводка глаз, ровный шрам, пересекающий правую бровь и скулу, многочисленные серьги в ушах, тонкая, холодная улыбка и даже коротко остриженные очень светлые волосы. Одет хозяин замка был в черную бархатную куртку с богатой вышивкой, в вырезе которой можно было видеть белоснежную рубашку, его предплечья охватывали плотные тканые наручи с узорами и тяжелыми браслетами на запястьях, и на длинных пальцах можно было разглядеть несколько массивных перстней с искусным чернением по серебру. На вид этому странному персонажу было лет тридцать, хотя в этом девушка не была так уж уверена - такая физиономия могла с успехом принадлежать и двадцатилетнему парню.
Роми сделала над собой усилие и выдавила подобие улыбки:
- Да. Благодарю.
- Не за что, - по его лицу пробежала усмешка, из чего Розмари сделала неутешительный вывод - он все же прочел ее впечатления и вдоволь посмеялся над ними в глубине своей черной души. - Вы, наверное, будете удивлены, узнав, кто я. Однако держу пари, мой облик вызывает в вас некоторые ассоциации.
И в этом он был прав, хотя Роми и не могла сообразить, что это за ассоциации. Она натянула на лицо безразличное выражение и ответила:
- Да, но не более того.
- Что ж, раз так... - ее собеседник снова поднялся и ровно, без всякого хвастовства проговорил. - Винсент Хаггард, советник его императорского величества Энрина ин Эрвейна, к вашим услугам.
- Твою мать, - не удержалась от комментария девушка. Теперь она в полной мере осознала, как здорово влипла. И только сейчас она заметила черный шарф, дважды обвивающийся вокруг шеи советника - именно этот шарф закрывал нижнюю часть его лица на всех официальных церемониях и мероприятиях, которые транслировали по телевизору. По официальной версии, он делал это из-за перенесенной десять лет назад оспы, но практика показывала, что лицо у него совершенно нормальное, с удивительно гладкой белой кожей. - Хм, но я хочу сказать вам, гсоподин советник, что ситуация не стала понятней. Даже наоборот, я прямо-таки горю от любопытства.
- Вы все узнаете, даю слово, в течение ближайшего времени. А пока прошу вас, угощайтесь - по моим подсчетам, ваше вынужденное голодание длилось около суток, а силы вам еще поднадобятся.
Из темноты за ее спиной вынырнул все тот же человек в черном костюме и незаметно наполнил ее тарелку. Блюда были просто восхитительны, запах от них поднимался более чем соблазнительный, но Розмари и думать забыла о еде. В висках стучала неуместная в данной ситуации мысль: "Этот советник чертовски в моем вкусе. Нет, не просто в моем вкусе, а ЧЕРТОВСКИ в моем вкусе... и это мне совершенно не нравится. Я ни о чем больше не могу думать, да черт возьми, меня уже почти не волнует происходящее!... Господи-и-и-и... Я сошла с ума. И к тому же, быстро и окончательно".
- Благодарю, я что-то растеряла аппетит, - через силу отозвалась она. - Однако вам от души желаю приятного аппетита. Хотя я вообще ничего не понимаю, и от этого - верите или нет - хочется выть на луну.
- Нет сегодня луны, - усмехнулся Винсент, аккуратно разрезая мясо. Девушка вынуждена была признать, что у него безупречные аристократичные манеры. - Только вчера я видел в небе узкий серпик, который должен был к сегодняшнему дню исчезнуть совсем.
- Это не по теме, - мрачно заметила Роми. - Скажите лучше, какого черта вы назвали меня Кристин? Что за ерунда?! Меня зовут Розмари!
- Ничуть не бывало, моя прелесть, - покачал головой Хаггард, поднимая бокал. - Ваше здоровье!... Хм, зря вы отказались от вина, оно, надо признать, просто великолепно, хотя и несколько суховато на мой вкус... Итак, возвращаясь к вашей персоне. Вы совсем не та, кем себя считаете. Вот как вы думаете, кто вы такая?
- А что тут думать?! - не удержалась от смешка Розмари. - Выражаясь вашим пафосным языком, я сирота без роду и племени, разбойница и бандитка, я бы даже сказала, бельмо на глазу властей и полиции. Как это ни странно, а вы своими парадоксальными действиями временно оградили меня от посягательств закона, ибо меня преследует стойкое впечатление, что ваши действия тоже идут вразрез с ним.
- Как я и думал, вы заблуждаетесь. Однако это не ваша вина - вам ведь всю вашу жизнь твердили подобную чепуху. Поверьте, я не по наслышке знаю, что такое приют.
- Не надо портить впечатление, господин советник, - поморщилась она. - Думаю, что знаю, что вы хотите мне рассказать - вымышленную трогательную историю типа "из грязи в князи", да еще и с интересной подробностью, что мы с вами, оказывается, росли в одном приюте. Чушь собачья.
- Я поражен, - сообщил советник, откидываясь на спинку стула и глядя на нее поверх своего бокала. Глаза его при этом улыбались. - Вы настолько точно все угадали, что я готов поверить, будто вы ясновидящая. Жаль только, что вы считаете эти трогательные совпадения глупой шуткой. Ну да ладно, оставим это как маловажные факты и вернемся к теме разговора. Если коротко - вы принцесса леди Кристин, наследница трона Норвежского королевства. Ну, как вам это?
- Великолепно! - тут уже настала ее очередь смеяться. Сказанное казалось бредом, однако в мозгу тут же всплыли воспоминания о разговоре с Франческо - он рассказывал, что независимые королевства тщательно прячут своих наследников так, что об их местоположении знают только избранные. Чисто теоретически могло оказаться и так, что норвежская принцесса попала в Европейскую Империю и была оставлена на воспитание в приюте, однако такой сценарий более всего походил на какой-то нелепый фарс. - Я уже большая девочка, советник, и совершенно не верю в сказки.
- Я понимаю, вам трудно в это поверить, однако подумайте сами - будь это не так, разве оказались бы вы здесь? Прошу прощения, я не очень-то склонен к хвастовству или бахвальству, но я вряд ли пригласил бы вас на свидание, если бы вы были заурядной бандиткой. Согласитесь, в моем положении я могу себе позволить общаться только с титулованными или высокопоставленными особами.
- Ладно, хорошо, на минуту представим себе, что вы говорите правду. И кому же от этого легче? Кто вам поверит?! Настала моя очередь извиняться, но ведь ваш авторитет вряд ли убедит в моей сущности Норвежскую корону!
- И вы совершенно правы, моя радость, - улыбнулся Винсент. - Я на это ни в коем случае не рассчитываю. Больше того, на данный момент я не собираюсь открывать свои карты ни одной живой душе, даже императору, не говоря уже о норвежцах.
- Могу я узнать, почему?
- Можете, это ваше право. Вам, наверное, об этом ничего неизвестно, но у вас была старшая сестра, принцесса Констанца, которая воспитывалась в лондонском приюте. В тот год, когда она закончила школу, ее убили. Несчастный случай, только и всего - бедная девочка упала с тринадцатого этажа здания университета, куда собиралась поступать, и, натурально, разбилась насмерть. Местная полиция доказала, что это не было самоубийством, больше того, были задержаны подозреваемые - группа иностранцев, которые почти не говорили по-английски и всеми правдами и неправдами старались себя оправдать. Дело пахло международным скандалом - любому же ясно, что раз вмешались норвежцы, значит дело нечисто - но английский суд неожиданно оправдал преступников, только из вредности выслав их из страны обратно на родину. Какой мы можем сделать вывод? А очень простой: кому-то на вашей родине невыгодно, чтобы вы оставались в живых. Быть может, имеется какой-нибудь злой гений, который планирует сбросить нынешнего короля, может, у него появились дети от других жен или что-то в этом роде - я этого не знаю. Факт тот, что вашей жизни угрожала серьезная опасность, пока вы были на свободе.
- Допустим. Но зачем я вам? Не из альтруизма же вы притащили меня на край земли в бессознательном состоянии, перестреляв перед этим всех моих друзей! Вы просто сумасшедший! - она почувствовала, что на глаза снова наворачиваются слезы, однако твердо решила не показывать слабость перед лицом врага.
- Я несу ответственность не только за подданных Империи, но и за иностранных граждан, пребывающих на вверенной мне территории, - спокойно отозвался Хаггард. - Мне стала известна правда о вашем происхождении, так что же, по-вашему, я должен был бросить вас на произвол судьбы? Вы думаете, меня привлекают истории о зверских убийствах маленьких девочек только потому, что в их жилах течет королевская кровь, о которой никто не знает?...
В эти секунды Роми и правда почувствовала себя маленькой девочкой. Советник не внушал ей страха, она не ощущала никакой робости, говоря с ним; напротив, ей казалось, что они давно знают друг друга, а уж тем более было очевидно, что говорят они не как два заклятых врага. А ведь так и должно было бы быть - по его вине погибли ее друзья!... И все же в данный момент ее мысли занимало совсем не это. Девушка очень надеялась, что советник не замечает, как внимательно она изучает его из-под полуопущенных ресниц, и не трудится читать в ее взгляде глубокое раздумье. С каждой фразой Розмари с ужасом понимала, что ныряет в этот чертов омут все глубже и глубже, что уже мало что может отвратить ее от первой пришедшей в голову мысли. Советник чертовски привлекал ее... Мучительно хотелось, чтобы он пожалел ее, хотя бы сделал вид, что сожалеет о том, что так бездумно разрушил ее былую жизнь, и всякое такое... В душе девушки потихоньку разгорался огонек желания. Черт возьми, момент, конечно, более чем неподходящий, но это ощущение, что все кончено раз и навсегда, просто убивает! Ради того, чтобы почувствовать, что жизнь продолжается, что завтра снова взойдет солнце и что все еще может быть хорошо... Нет, - строго сказала себе Роми. - Отставить такие мысли! С убийцами дипломатических отношений не строят.
- Ну хорошо... А император? - выговорила она.
- Что император?
- Вы же действуете за его спиной, как я поняла.
- Правильно поняли. Милая моя, увы, мои мысли и мои желания далеко не всегда совпадают с желаниями императора, в частности потому, что он очень молод и пока мало что понимает в этой жизни. Смею считать, что я разбираюсь в жизни несколько лучше, а потому в состоянии сам решить, как мне поступать.