- Положи мой саквояж в передней спальне, Кэлпурния, - было первым, что сказала тётя Александра.
- Джин Луиза, перестань чесать голову, - было вторым, что она сказала.
Кэлпурния подняла тётушкин тяжелый чемодан и открыла дверь. "Я отнесу его", - сказал Джем, и отнёс. Я слышала, как чемодан ударился об пол в спальне с глухим стуком. Звук этот был каким-то удручающе стойким.
- Вы приехали нас навестить, тётушка? - спросила я.
Тётя Александра редко выезжала с Пристани, и путешествовала она с помпой. Она имела ярко-зелёный массивный "Бьюик" и чёрного шофёра - оба содержались в нездоровой чистоте и опрятности, - но сегодня их нигде не было видно.
- Разве отец вам ничего не сказал? - спросила она.
Мы с Джемом помотали головами.
- Наверное, он забыл. Он ещё не здесь, да?
- Нетмэм, обычно он не возвращается до самого вечера, - сказал Джем.
- Так вот, мы с вашим отцом решили, что пришла пора мне погостить у вас недолго.
"Недолго" в Мейкомбе означало любой срок от трёх дней до тридцати лет. Мы с Джемом переглянулись.
- Джем уже подрастает, да и ты тоже, - сказала она мне. - Мы решили, что лучше всего для тебя будет ощутить женское влияние. Не пройдёт так много лет, Джин Луиза, как ты начнёшь интересоваться платьями и мальчиками...
На это я могла бы сделать несколько возражений: Кэл - женщина, пройдёт ещё много лет, прежде чем меня заинтересуют мальчики, и меня никогда не заинтересуют платья... но я промолчала.
- А как же дядя Джимми? - спросил Джем. - Он тоже приедет?
- О нет, он остаётся на Пристани. Будет поддерживать её на плаву.
В тот момент, когда я произнесла "А вы не будете по нему скучать?", я поняла, что это был бестактный вопрос. Есть ли дядя Джимми, нет ли дяди Джимми - разница невелика: он никогда ничего не говорил. Тётя Александра проигнорировала мой вопрос.
Я не смогла выдумать больше ничего, что сказать ей. По сути, я никогда не могла выдумать хоть что-то, что сказать ей, и теперь сидела в воспоминаниях о прошлых тягостных беседах между нами: "Как поживаешь, Джин Луиза?" - "Отлично - спасибо, мэм. А как вы поживаете?" - "Очень хорошо, спасибо. Чем ты сейчас занимаешься?" - "Ничем". - "Разве ты ничего не делаешь?" - "Нетмэм". - "Наверняка у тебя есть друзья?" - "Дамэм". - "Так чем вы все занимаетесь?" - "Ничем".
Было ясно, что тётушка считала меня тупой до крайности, потому что как-то раз я услышала, как она сказала Аттикусу, что я недоразвита.
За всем этим крылась какая-то история, но тогда у меня не было желания выпытывать её у тёти. Сегодня было воскресенье, а в день Господень тётя Александра была поистине раздражительной. Думаю, это из-за её воскресного корсета. Она была не толстой, но плотной, и подобрала себе защитные одежды, которые подтягивали её грудь на головокружительную высоту, сжимали её в талии, расширялись сзади, и с успехом наводили на мысль, что когда-то тётя Александра имела фигуру песочных часов. Под любым углом смотрелось это опасно.
Остаток дня прошёл в унылой тишине, которая наступает при появлении родственников, но она рассеялась, когда мы услышали, как автомобиль заворачивает на подъездную дорожку. Это был Аттикус - вернулся из Монтгомери. Джем, позабыв о чувстве собственного достоинства, побежал со мной его встречать. Джем подхватил его портфель и чемодан, а я зарылась в его объятьях, ощутила его рассеяно-сдержанный поцелуй, и спросила: "Привез мне книгу? Знаешь, что тётушка здесь?"
На оба вопроса Аттикус ответил утвердительно.
- Как ты смотришь на её переезд к нам?
Я сказала - смотрю с большой радостью, что было ложью, но приходится врать при определённых обстоятельствах, и особенно, когда с ними ничего не поделать.
- Мы пришли к выводу, что для вас, ребята, настала пора, когда вам нужно... В общем, вот что, Скаут, - сказал Аттикус. - Твоя тётя делает мне одолжение - как и всем вам. Я не могу весь день оставаться здесь с вами, а лето выдаётся жаркое.
"Да, сэр" - сказала я, не понимая ни единого его слова. Впрочем, у меня была мысль, что появление на сцене тёти Александры было срежиссировано не столько Аттикусом, сколько ей самой. Тётушка хорошо умела провозгласить, Что Лучше Всего Для Семьи, и я полагаю, что её переезд к нам был из этой категории.
Мейкомб радушно принял её. Мисс Моди испекла Призовой кекс, настолько пропитанный наливкой, что я окосела; мисс Стефани Кроуфорд вела долгие беседы с тётей Александрой, во время которых мисс Стефани по большей части покачивала головой и говорила "Ох, ох, ох". Наша соседка мисс Рейчел приглашала тётушку к себе на кофе после обеда, а мистер Натан Рэдли зашёл столь далеко, что пожаловал в передний двор и сказал, что был рад её видеть.
Когда она освоилась у нас, и жизнь вернулась к своему повседневному ритму, то стало казаться, будто тётя Александра всегда жила с нами. Её закуски для Миссионерского общества добавили ей славы знатной хозяйки (она не подпускала Кэлпурнию к готовке лакомств, призванных подкрепить Общество во время долгих докладов о Христианах за чашку риса); она вступила в Мейкомбский Клуб Стенографии и стала его Секретарём. Для всех наличных сторон, участвующих в жизни округа, тётя Александра была одной из последних в своём роде: у неё были замашки боцмана из пансиона благородных девиц; она поддержит любое всплывшее назидание; она была рождена в винительном падеже; она была безнадёжной сплетницей. Когда тётя Александра пошла в школу, термин "неуверенность в себе" ещё не встречался ни в одном учебнике, так что она не догадывалась о его значении. Ей никогда не было скучно, и при малейшей возможности она применит свою королевскую прерогативу: будет организовывать, советовать, остерегать и предупреждать.
Она никогда не упускала шанса указать на недостатки пород других семей, к вящей славе рода нашего, - привычка, больше забавлявшая Джема, чем досаждавшая ему:
- Тётушке лучше последить за своей манерой речи: поскреби [русского] большинство людей в Мейкомбе - и найдешь нашу родню.
Чтобы подчеркнуть назидательный урок из самоубийства молодого Сэма Мерриуэзера, Тётя Александра заявила, что оно было вызвано склонностью к отклонениям в их семье. Стоило шестнадцатилетней девушке хихикнуть в церковном хоре, и тётушка скажет: "Вот вам подтверждение, что ветрены все женщины из Пенфилдов". Кажется, все в Мейкомбе имели какую-нибудь родовую Склонность: Склонность к Выпивке, Склонность к Азартным играм, Склонность к Низости, Склонность к Причудам.
Однажды, когда тётушка заверила нас, что склонность мисс Стефани Кроуфорд совать нос в чужие дела была наследственной, Аттикус сказал:
- Сестра, если подумать, то наше поколение, в сущности, первое в роду Финчей, которое не вступает в браки с двоюродными братьями и сёстрами. Неужели ты скажешь, что у Финчей есть родовая Склонность к Кровосмешению?
Тётушка ответила - нет, от этого у нас пошли маленькие кисти рук и ступни ног.
Я никогда не понимала её озабоченности наследственностью. Где-то я набралась представлений, что Хорошие Люди - это те, которые делали всё настолько хорошо, насколько могли и разумели, но тётя Александра придерживалась мнения, хоть и не выраженного явно, что чем дольше семья проживала на одном клочке земли, тем лучше она была.
"В таком случае и Юэлы сойдут за хороших людей", - сказал Джем. Племя, состоявшее из Барриса Юэла с собратьями, уже три поколения проживало на одном и том же куске земле за мейкомбской свалкой, и три поколения процветало на социальные пособия округа.
Тем не менее, у теории тёти Александры были свои основания. Мейкомб был старинным городом. Лежал он миль на двадцать к востоку от Пристани Финча, на ужасно неудобном удалении от воды для такого старого города. А ведь Мейкомб мог бы быть ближе к реке, если б не находчивость некоего Синкфилда, который на заре истории держал постоялый двор на перекрёстке двух кабаньих троп - единственная таверна в той местности. Синкфилд, не будучи патриотом, обслуживал и поставлял боеприпасы без разбору как индейцам, так и поселенцам, ничуть не интересуясь и не заботясь, был ли он частью Территории Алабама или же племени Маскоги до тех пор, пока бизнес шёл хорошо. Бизнес процветал, когда губернатор Уильям Уайетт Бибб, с намерением упрочить правопорядок во вновь созданном округе, отправил туда группу землемеров, чтобы в точности определить его центр и расположить там органы власти. Землемеры - постояльцы Синкфилда - рассказали своему хозяину, что он находится в территориальных границах округа Мейкомб, и показали ему предполагаемое место, где возведут административный центр округа. Если бы Синкфилд не сделал ход конём с целью защитить свои владения, Мейкомб находился бы посреди Уинстонских болот - место, совершенно лишённое всякого интереса. Вместо этого Мейкомб вырос и раскинулся вдаль от своего ядра, Таверны Синкфилда, потому что одним вечером Синкфилд возбудил в своих гостях алкогольную близорукость, а затем сподвиг их вытащить свои карты и чертежи, немного отрезать тут, слегка добавить там, и подогнать центр округа под свои собственные требования. Он выставил их за дверь на следующий день, вооружив чертежами и пятью квартами наливки в перемётных сумках - по две на брата и одну губернатору.
Поскольку главной причиной его существования были органы власти, Мейкомб был избавлен от той неряшливости, что отличала большинство городов Алабамы подобного размера. С самого начала постройки в нём были прочными, здание суда - величественным, а улицы - великодушно широкими. Доля квалифицированных специалистов в Мейкомбе была высока: сюда приезжали вытащить зуб, починить повозку, проверить сердце, депонировать деньги, спасти свою душу, и показать мулов ветеринару. Однако остаётся вопросом, насколько разумным оказался манёвр Синкфилда в конечном счёте. Он поместил молодой город слишком далеко от единственного в то время вида общественного транспорта - речных судов, - и у человека с северных границ округа уходило два дня, чтобы добраться до Мейкомба за магазинными товарами. В итоге на сто лет город остался в одних и тех же размерах - остров в пёстром океане хлопковых плантаций и лесных угодий.
Хотя Война между штатами обошла Мейкомб стороной, Реконструкция Юга и экономическая разруха заставили город расти. Рос он внутрь. Поскольку новые люди редко селились в нём, то одни и те же семьи сочетались браком с одними и теми же семьями, пока все члены общины не стали выглядеть немного похоже. Порой кто-то возвращался из Монтгомери или Мобила с чужаком, но в итоге выходила лишь рябь на тихом потоке семейного сходства. В мои ранние годы всё оставалось более или менее по-прежнему.
В Мейкомбе несомненно была кастовая система, но по-моему работала она так: старые жители - нынешнее поколение людей, проживших бок о бок долгие годы, - были совершенно предсказуемы друг для друга; они принимали за само собой разумеющееся точки зрения, нюансы характера, и даже жесты, поскольку те повторялись в каждом поколении и оттачивались временем. Так что максимы вроде "Ни один Кроуфорд не занимается своим делом", "Каждый третий Мерриуэзер с отклонениями", "Нет правды в Делафильдах", "Так ходят все Бьюфорды" были просто руководством к повседневной жизни: никогда не принимай чека от Делафильда без благоразумного звонка в банк; у мисс Моди Аткинсон сутулые плечи, потому что она из Бьюфордов; нечего удивляться, если миссис Грейс Мерриуэзер потягивает джин из бутылок Лидии Э. Пинкхэм - так делала и её мать.
В мир Мейкомба тётя Александра вписывалась как влитая, но в наш с Джемом мир - никогда. Я так часто задавалась вопросом, как она могла быть сестрой Аттикуса и дяди Джека, что оживила в памяти полузабытые россказни о подменышах и корнях мандрагоры, которые Джем плёл мне давным-давно.
То были абстрактные рассуждения на первый месяц её пребывания, поскольку она мало говорила со мной и Джемом, и видели её мы только за столом во время еды, а также вечером перед отходом ко сну. Было лето, и мы были на улице. Конечно, в иные дни, когда я забегала внутрь попить воды, то находила гостиную битком набитой мейкомбскими леди, которые прихлёбывали, шептались, обмахивались веерами. И тогда меня позовут:
- Джин Луиза, подойди, поговори с этими леди.
Когда я появлюсь в дверном проёме, тётушка посмотрит так, будто сожалеет о своей просьбе: обычно я была забрызгана грязью, или покрыта песком.
- Поговори со своей кузиной Лили, - сказала она в один прекрасный день, когда поймала меня в прихожей.
- С кем? - спросила я.
- С твоей кузиной Лили Брук.
- Она наша кузина? Я этого не знала.
Тётя Александра умудрилась улыбнуться так, чтобы передать кузине Лили деликатное извинение, а мне - решительное неодобрение. Когда кузина Лили Брук ушла, я поняла, что влипла.
Было печальным упущением, что мой отец не позаботился рассказать мне о семье Финчей, или же привить хоть какое-то чувство гордости своим детям. Она позвала Джема, который с опаской присел на диван рядом со мной. Она вышла из комнаты и вернулась с книгой в пурпурном переплёте и с золотым тиснением, которое гласило: Размышления Джошуа С. Сент-Клер.
- Это написал ваш кузен, - сказал тётя Александра. - Он был прекрасной личностью.
Джем осмотрел небольшую книжицу.
- Этот тот кузен Джошуа, который так долго сидел взаперти?
Тётя Александра спросила: "Откуда ты знаешь?"
- Да ведь Аттикус сказал, что он рехнулся ещё в университете. Сказал, что он пытался застрелить ректора. Кузен Джошуа заявил, что тот был не более, чем инспектор канализации, и попытался выстрелить в него из кремнёвого пистолета, да только пистолет просто разорвался у него в руке. Аттикус сказал, что семье стоило пятьсот долларов, чтобы вытащить его в тот раз...
Тётя Александра напыжилась, как цапля.
- Довольно, - сказала она. - Это мы ещё посмотрим.
Перед самым отходом ко сну в попытке одолжить книгу я была у Джема в комнате, когда постучал и вошёл Аттикус. Он присел на край кровати Джема, с серьёзным видом оглядел нас, а затем усмехнулся.
"Э-гм", - сказал он. Прочисткой горла он стал предварять некоторые свои высказывания, и я подумала, что он, должно быть, стареет наконец, но только выглядел он всё так же.
- Я толком не знаю, как вам это сказать, - начал он.
- Да просто скажи, и всё, - сказал Джем. - Мы что-то наделали?
Как ни странно, наш отец нервничал.
- Нет, я просто хочу объяснить вам - тётя Александра попросила меня... сын, ты же знаешь, что ты - Финч, верно?
- Так мне говорили.
Джем поглядел из уголков своих глаз. Его голос невольно повысился:
- Аттикус, в чём дело?
Аттикус скрестил ноги и сложил руки.
- Я пытаюсь [рассказать тебе о сексе] познакомить тебя с правдой жизни.
Отвращение Джема усилилось:
- Да знаю я всю эту чушь, - сказал он.
Аттикус вдруг посерьёзнел. Своим адвокатским голосом, без намёка на интонацию, он произнёс:
- Твоя тётя попросила меня постараться внушить тебе и Джин Луизе, что вы не заурядные люди, что вы - плод благородного воспитания в течение нескольких поколений... - Аттикус остановился и наблюдал, как я ищу песчаную блоху на своей ноге.
- В течение нескольких поколений, - продолжил он, когда я её нашла и расцарапала, - и что вы должны стараться быть достойными своего имени...
Аттикус упорно продолжал, несмотря на нас:
- Она попросила меня рассказать вам, что вам нужно постараться вести себя, как подобает юным леди и джентльмену, которыми вы и являетесь. Она хочет поговорить с вами насчёт семьи, и о её значении для округа Мейкомб на протяжении долгих лет, чтобы вы получили некоторое представление о том, кто вы - что, возможно, подвигнет вас вести себя соответственно, - скороговоркой закончил он.
Ошеломлённые, мы с Джемом посмотрели друг на друга, а затем на Аттикуса, чей воротник, казалось, беспокоил его. Мы не стали говорить с ним.
Вслед за тем я достала из комода Джема расчёску и провела по краю зубцами.
- Перестань шуметь, - сказал Аттикус.
Его резкость ужалила меня. Расчёска была посередине дороги, и я швырнула её на пол. Без всякой причины я ощутила, что начинаю плакать, но не смогла остановиться. Это был не мой отец. Мой отец никогда так не думал. Мой отец никогда так не говорил. Это тётя Александра научила его этому, так или иначе. Сквозь слёзы я увидела, что Джем стоит в таком же омуте отчуждения, со скошенной набок головой.
Сбежать было некуда, но я повернулась к двери и уткнулась в жилетку Аттикуса. Зарылась в неё головой, и слушала тихие нутряные звуки, исходившие из-под светло-синей ткани: тиканье его часов, слабый хруст его накрахмаленной рубашки, мягкий гул его дыхания.
- Твой живот урчит, - сказала я.
- Я знаю, - сказал он.
- Тебе надо выпить газировки.
- Выпью, - сказал он.
- Аттикус, неужели из-за всех этих поведений теперь всё изменится? То есть, неужели ты...
Я ощутила его руку на своём затылке.
- Ни о чём не волнуйся, - сказал он. - Ещё не время волноваться.
Когда я это услышала, то поняла, что он вернулся к нам. Снова кровь потекла по моим венам, и я подняла голову.
- Ты вправду хочешь, чтобы мы делали всё это? Я не смогу запомнить всё, что положено делать Финчам...
- Я не хочу, чтоб ты запоминала. Забудь это.
Он пошёл к двери и вышел из комнаты, закрыв за собой дверь. Он чуть было не хлопнул ей, но в последнюю минуту спохватился и прикрыл её тихо. Пока мы с Джемом таращились, дверь снова открылась, и из-за неё выглянул Аттикус. Его брови были приподняты, а очки сползли на нос.
- С каждым днём всё больше становлюсь как кузен Джошуа, да? Как думаете, в итоге я тоже обойдусь семье в пятьсот долларов?
Теперь-то я понимаю, чего он добивался, да ведь Аттикус был всего лишь мужчиной. С такой работой справится только женщина.