Когда мой отец начал "Лэ о Лейтиан" с самого начала, на первых порах он, возможно, не намеревался сделать большее, нежели просто переработку поэмы, улучшение отдельных строк и небольших отрывков, но непременно по первоначальным плану и структуре. По крайней мере, это он сделал с Песнью I; и переделку произвел на старом машинописном тексте B. Но с Песнью II он скоро осуществил намного более радикальную переработку и фактически написал новую поэму по тому же сюжету и в том же размере, что и старая версия. Правда, отчасти это произошло потому, что история Горлима изменилась, но также ясно, что его охватил новый порыв, в котором он стремился к чему-то новому, а не просто изменению речевых оборотов. Старая машинопись все еще использовалась по меньшей мере как физическая основа для новых песней, но на протяжении большого куска напечатанные стихи были просто зачеркнуты, а новые написаны на вставных листах.
Старая Песнь II, в которой чуть больше 300 строк, была расширена до 500 и разделена на новые Песни 2 и 3 (чтобы удобно отличать старую и новую версии используются римские и арабские цифры). Переписывание старой машинописи продолжается на небольшой отрывок в Песни III (новая Песнь 4), а затем прекращается. На основе этого, ныне крайне беспорядочного текста, мой отец написал превосходную, украшенную рукопись "С", неминуемо вводящую некоторые дальнейшие изменения; и она останавливается лишь немного не достигнув места, где заканчивается текст B. Впоследствии машинисткой была сделана машинопись D в двух экземплярах; очевидно под присмотром моего отца, но, на минутку, нет необходимости сказать что-то свыше того замечания, что он сделал некоторые изменения в этих текстах позднее.
Переписывание текста B, без сомнения, было вторым этапом, чьи черновые переработки более не существуют; поскольку в случае новой Песни 4 такие предварительные наброски сохранились. На одной из таких страниц, вполне очевидно сделанных в то же время, что и наброски стихов, мой отец нарисовал план этажа части дома 99 Холивелл-Стрит в Оксфорде, в который он переехал в 1950 г. Несомненно, он нарисовал этот план незадолго до переезда, пока обдумывал, где лучше всего расположиться в этом здании. В таком случае ясно, что новое начало "Лэ о Лейтиан" было одной из первых вещей, к которым он обратился, когда "Властелин Колец" был завершен.
Ниже я приводу текст рукописи С в ее конечной форме (то есть после некоторых изменений, сделанных в ней) до момента, где она кончается (т.е. до строки 624),
[331]
включая одно или два очень небольших изменения, сделанных позднее в машинописи(ях) D, за которой следует дальнейший короткий отрывок (строки 625-60), найденный только в черновике перед тем, как он был добавлен в D. Краткие примечания и комментарии даны на стр. 348-351.
ЛЭ О ЛЕЙТИАН
1. О ТИНГОЛЕ В ДОРИАТЕ
Король жил в древние времена
еще люди по земле не бродили
его власть вознеслась в полумраке пещер,
его рука простиралась на поляны и лощины.
Из листьев его корона, зелен его плащ, 5
его серебряные копья длинны и остры;
звездный свет был пойман на его щите,
до того, как Луна создана и Солнце сотворено.
В последующие дни, когда к берегам
Средиземья из Валинора 10
эльфийские воинства в могуществе вернулись,
и знамена развевались и горели огни,
когда короли Эльдамара шли
в мощи на войну, под небом
тогда его серебряные трубы звучали 15
когда Солнце было юным, а Луна новой.
Вдали в Белерианде,
в Дориате, осажденной земле,
сидел король Тингол на хранимом троне
в чертогах из камня многоколонных: 20
там берилл, хрусталь и бледный опал
и металл, обработанный подобно рыбьей чешуе,
щит и латы, топор и меч
и блестящие копья хранились в складах:
все это было у него и то мало ценил, 25
ибо дороже, чем все богатство в чертоге,
и прекрасней, чем рожденные людьми,
была его дочь, Лутиэн.
О ЛУТИЭН ВОЗЛЮБЛЕННОЙ
Столь гибкие члены более не побегут
по зеленой земле под солнцем; 30
[332]
такой прекрасной девы больше не будет
от рассвета до сумерек, от солнца до моря.
Ее одеяние было голубым, как летние небеса,
но серыми, как вечер, ее были глаза;
ее плащ был расшит прекрасными лилиями, 35
но темными, как тень, были ее волосы.
Ее ноги были быстры, как птица в полете,
ее смех был радостен, как весна;
стройная ива, согнутый камыш,
аромат цветочного меда, 40
свет на листьях деревьев,
голос воды - большими, чем все это,
были ее красота и блаженство,
ее слава и ее очарование.
Она жила в зачарованной земле, 45
пока могущество эльфов еще держало в cвоей власти
сплетенные леса Дориата:
никто прежде туда не находил пути
незваным, никто лесной кроны
не смел пересечь или пошевелить чуткие листья. 50
К Северу лежит земля ужаса,
Дунгортин, где все пути вели к смерти,
в холмах тени, мрачных и холодных;
за ними были владения Смертельной Ночи
в Таур-ну-Фуина оплоте зловещем, 55
где солнце слабо светило и луна потускнела.
К Югу - широкие неизведанные земли;
К Западу - древний ревущий Океан,
нехоженный и безбрежный, широкий и буйный;
К Востоку - заостренные голубые пики, 60
молчаньем объятые, туманом укутанные,
горы внешнего мира.
Так Тингол в своем скальном чертоге
среди Тысячи Пещер высоких
Менегрота, как король обитал: 65
к нему дороги смертных не вели.
Рядом с ним сидела его бессмертная королева,
прекрасная Мелиан, что сплела невидимые
сети волшебства вокруг его трона,
и заклятия легли на дерево и камень: 70
острым был меч и высоким шлем,
[333]
короля бука, и дуба, и вяза.
Когда трава была зелена и листья длинны,
когда зяблик и дрозд пели свои песни,
там под ветвью и под солнцем, 75
в тени и в свете бежала
прекрасная Лутиэн, эльфийская дева,
танцующая в лощине и на лесной поляне.
О ДАЙРОНЕ, МЕНЕСТРЕЛЕ ТИНГОЛА
Когда небо было чистым и звезды яркими,
Дайрон своими тонкими пальцами, 80
как светлый день переходит в вечер,
трепетную приятную музыку творил
на серебряных флейтах, тонких и чистых,
для Лутиэн, девы любимой.
Там радость царила и голоса веселые; 85
там вечером покой, а утром светло,
там сияющие камни и бледное серебро
и червонное золото на бледных пальцах сияло,
и эланор и нифредиль
все еще цвели на неувядающих лугах, 90
пока бессчетные годы эльфийской земли
давно по Белерианду текли,
пока судный день не подошел,
как все еще поют эльфийские арфы.
2. О МОРГОТЕ И ЛОВУШКЕ, В КОТОРУЮ ПОПАЛ ГОРЛИМ
Далеко в Северных каменных холмах 95
в пещерах черных стоял трон,
пламенем окруженный; там дым
клубящимися столбами поднимался, чтобы подавить
дыхание жизни, и там в глубине
в удушливых темницах потерянные ползли 100
к безнадежной смерти все те, кто бродил
по воле судьбы по тому ужасному полумраку.
Король там сидел, самый черный и жестокий
[334]
из всех, что под небом жили.
Чем земля или море, чем луна или звезды, 105
был он древнее, намного могущественнее
его бездонный разум, чем у
эльдар и людей, и сотворен
из силы первозданной; до того, как камень,
был высечен для создания мира, в одиночестве 100
он странствовал во тьме, неистовый и ужасный,
обожженный огнем, которым владел.
Он принес разрушение черное
Благословенному Королевству и затем бежал назад
в Средиземье, чтобы снова построить 115
под горами твердыню, наполненную
презренными рабами ненависти:
смертная тень нависала над его вратами.
Свои воинства вооружил он стальными копьями
и пламенными мечами, и по их пятам 120
волки бежали и змеи ползли
безвекие. Ныне вперед они устремились,
его легионы, неся разрушение, разжигая войну,
в полях, и заливах, и в седых лесах.
Там, где долго золотой эланор 125
мерцал среди травы, они пронесли
свои черные знамена, где зяблик пел
и арфисты серебряные арфы сжимали,
теперь черные вСроны кружили и кричали
среди зловония, и повсюду 130
мечи Моргота обагрились кровью
под рассеченными и растоптанными трупами.
Медленно его тень подобно туче
ползла с Севера, и в гордыне считал,
что не прекратится месть его падшая; 135
к смерти или рабству под властью ада
все создания он обрек: Северная земля
лежала в страхе под его ужасной рукой.
Но все еще там в холоде жил, скрываясь,
сын Беора, Барахир смелый, 140
земли и власти лишенный,
кто однажды принцем людей был рожден,
а ныне изгоем таился и прятался
в суровых вересковых пустошах и серых лесах.
[335]
О СПАСЕНИИ КОРОЛЯ ИНГЛОРА ФЕЛАГУНДА ДВЕНАДЦАТЬЮ БЕОРИНГАМИ
Двенадцать мужей все еще следовали за ним, 145
по-прежнему верные, когда все надежды потеряны.
Их имена еще в эльфийских песнях
поминаются, хотя прошли долгие годы
с тех пор, как отважный Дагнир и Рагнор,
Радруин, Дайрун и Гильдор, 150
Горлим Несчастный и Уртель,
и Артад и Хаталдир пали;
с тех пор, как черная стрела с отравленным концом
забрала Белегунда и Барагунда,
могучих сынов Бреголаса; 155
с тех пор, как тот, чья судьба и деяния затмили
все сказания людей, был погребен в могилу,
прекрасный Берен, сын Барахира.
Ибо то были избранные люди
из дома Беора, которые в топях 160
камышовых Сереха отчаянно защищались
вместе с королем Инглором в день
его поражения, и их мечи
так спасли из эльфийских владык
благороднейшего; и его любовь они заслужили. 165
И он, отступая на юг, возвратился
в Нарготронд в свое могучее королевство,
где все еще носил свой венценосный шлем;
но они воротились на свою северную отчизну,
бесстрашные и малочисленные, и там остались, 170
еще непобежденными, бросая вызов судьбе,
преследуемые неспящей ненавистью Моргота.
О ТАРН АЭЛУИНЕ БЛАГОСЛОВЕННОМ
Такие смелые деяния они там вершили,
что вскоре охотники, искавшие их,
при слухах об их приближении бежали. 175
Хотя такая награда была назначена за каждую голову,
что равнялась выкупу за короля,
солдаты не могли принести Морготу
вестей даже об их сокрытом логове;
ибо где нагорье бурое и голое 180
над темными соснами возвышается
крутого Дортониона к снегам
[336]
и голым продуваемым горам, лежит
горное озеро, голубое днем,
а ночью - зеркало темного стекла 185
для звезд Элберет, что движутся
над миром на Запад.
Некогда освященное, то место все еще было благословенным:
ни тень Моргота, ни злое создание
еще не приходили туда; шепчущее кольцо 190
тонких серебристо-серых берез
склонялось к его берегам, и лежала вокруг
необитаемая вересковая пустошь, и голые кости древней земли подобно выстоящим камням