КНИГА РОЖДЕНИЯ И ПОИСКА 

Песнь II
РОСТ ПЛАМЕНИ 

Страна гор, широких залитых солнцем равнин 
И гигантских рек, бегущих к бескрайним морям, 
Поле творения и духовной тишины, 
Безмолвие, поглощающее действия жизни в [его] глубинах, 
Трансцендентное восхождение мысли и прыжок к небесам, 
Размышляющий мир мечтаний и транса, 
Наполненный самыми могучими делами Бога и человека, 
Где Природа казалась сном Божественного, 
А красота, милость и величие были у себя дома, 
Укрыли детство воплощённого Пламени. 
Тысячелетние влияния наблюдали за ней
И глубокие божества грандиозного прошлого 
Смотрели на неё и видели, как приходят божества будущего, 
Как будто этот магнит притягивал их невидимые силы. 
Задумчивая мудрость земли говорила с её тихой душой; 
Поднимаясь от последних вершин разума к сочетанию с богами, 
Превращая блестящие мысли земли в трамплин 
Для погружения в космические просторы, 
Знание мыслителя и провидца 
Видело невидимое и мыслило немыслимое, 
Открывало огромные двери неизвестного, 
Прорывало горизонты человека в бесконечность. 
Безбрежный размах придавался действиям смертной, 
А искусство и красота возникали из человеческих глубин; 
Природа и душа соперничали в благородстве. 
Этика человека включалась, чтобы подражать небесам; 
Гармония тонов богатой культуры 
Утончала чувства и расширяла их диапазон, 
Чтобы слышать неслышимое и замечать невидимое, 
И учила душу парить за пределами известных вещей, 
Вдохновляя жизнь превзойти и нарушить её границы, 
Стремясь к невидимому миру Бессмертных. 
Покидая безопасность земли, смелые крылья Ума 
Возносили её над исхоженными полями мысли, 
Пересекая мистические моря Запредельного, 
Чтобы жить на орлиных высотах близ Солнца. 
Там Мудрость восседает на её вечном троне. 
Все повороты её жизни привели её к символическим дверям, 
Допускающим к тайным Силам, что были её родными; 
Адепт истины, посвящённая блаженства, 
Мистическая служительница, обученная в школе Природы, 
Сознающая чудо сотворённых вещей, 
Она возлагала тайны глубокой музы её сердца 
На алтарь Чудесного; 
Её часы были ритуалом во вневременном храме; 
Её действия стали жестами жертвоприношения. 
Облечённое ритмом высших сфер, 
Слово использовалось как иератическое средство
Для освобождения заключённого духа 
В общение с его товарищами-богами. 
Или же оно помогало вызывать новые выразительные формы 
Того, что трудится в сердце жизни, 
Некую незапамятную Душу в людях и вещах, 
Искательницу неведомого и нерождённого, 
Несущую свет из Невыразимого, 
Чтобы разорвать завесу последних тайн. 
Интенсивные философии указывали земле на небеса 
Или на основы, широкие, как космическое Пространство, 
Поднимали земной ум до сверхчеловеческих высот. 
Преодолевая черты, что радуют внешний взор, 
Но скрывают вид того, что живёт внутри, 
Скульптура и живопись концентрировали ощущение 
На неподвижной грани внутреннего видения, 
Раскрывали фигуру незримого, 
Обнаруживали весь смысл Природы в форме 
Или улавливали Божественное в тело. 
Архитектура Бесконечного 
Открывала здесь её внутренние задуманные очертания, 
Схваченные в широком размахе парящего камня: 
Музыка низводила небесные стремления, песня 
Удерживала слитным сердце, поглощённое в восторженных глубинах, 
Связывая человека с космическим криком; 
Интерпретирующие мир движения танца 
Формировали идею и настроение ритмичными колыханиями 
И позициями; детальные ремёсла в тонких линиях 
Увековечивали память о быстро летящем моменте 
Или показывали в изгибе резьбы, дизайне чаши 
Лежащие в основе узоры незримого: 
Стихи в безмерность бросались, подобно движущимся мирам, 
И размеры, вздымающиеся с голосом океана, 
Переводили в великолепиях, запертых в сердце Природы, 
Но брошенных теперь в многолюдную славу речи, 
Красоту и возвышенность её форм, 
Страсть её моментов и её настроений, 
Поднимая человеческое слово ближе к божественному. 
Глаза человека могли заглянуть во внутренние царства; 
Его исследование обнаружило закон числа 
И организовало движения звёзд, 
Наметило видимое формирование мира, 
Вопрошало о процессе его мыслей или построило 
Теоретизированную диаграмму ума и жизни. 
Эти вещи она воспринимала, как пищу для её Природы, 
Но лишь они не могли заполнить её широкое "Я": 
Человеческий поиск ограничен его достижениями, 
Для неё они казались великими и ранними шагами, 
Опасными для молодого исследующего духа, 
Который ещё не видел его собственного родного света; 
Он выстукивал вселенную испытательными ударами 
Или простирался, чтобы отыскать истину предвидящим жезлом ума; 
Это было разрастание в бесчисленные стороны, 
Но не широчайшее видение души, 
Ещё не обширное прямое непосредственное прикасание, 
Ещё не искусство и мудрость Богов. 
Безграничное знание, более великое, чем мысль человека, 
Счастье, слишком высокое для сердца и чувств, 
Запертых в мире и жаждущих освобождения, 
Она ощущала в себе; пока ожидая формы, 
Оно просило объектов, вокруг которых [могло] расти, 
И природы, сильной, чтобы нести без реакции 
Великолепие её врождённой королевской власти, 
Её величие, её сладость и её блаженство, 
Её мощь обладать и её огромную силу любить: 
Земля построила ступень, чтобы завоевать небеса, 
Душа увидела за пределами ограничительные межи небес,
Встретила великий свет из Непознаваемого 
И мечтала о сфере трансцендентного действия. 
Осознавая универсальное "Я" во всём, 
Она обращалась к живым сердцам и человеческим формам, 
К отражениям её души, дополнениям, двойникам, 
К близким внешним частям её существа, 
Отделённым от неё стенами тела и ума, 
Но всё же связанным с её духом божественными узами. 
Преодолевая невидимую ограду, замаскированную защиту 
И одиночество, что отделяет душу от души, 
Она хотела объять всё одним неизмеримым объятием, 
Чтобы вместить в него всех живых существ, 
Поднятых в великолепное место видения света 
Из плотной бессознательной пучины разделения, 
И сделать их едиными с Богом, миром и с нею самой. 
Лишь немногие откликнулись на её зов: 
Ещё меньше [людей] ощутили скрытую божественность 
И стремились соединить её божество с их собственным, 
Приближаясь с некоторым родством к её высотам. 
Вознесённые к светящимся тайнам 
Или сознающие некое великолепие, скрытое свыше, 
Они выпрыгивали, чтобы найти её в мгновенной вспышке, 
Заметив свет в небесном просторе, 
Но не могли удержать видение и силу 
И падали назад в тусклый обычный тон жизни. 
Ум, осмелившийся на небесный эксперимент, 
Выросший до некой огромности, которую они ощущали вблизи, 
Испытывал грань неизвестного нетерпеливым прикасанием, 
[Но] они ещё были заключены в человеческих песчинках: 
Они не могли угнаться за её неутомимым шагом; 
Слишком малы и нетерпеливы для её широко шагающей воли, 
Слишком ограниченны, чтобы смотреть взглядом нерождённого Бесконечного, 
Их природа уставала расти до слишком великих вещей. 
Ибо даже близкие спутники её мыслей, 
Что могли бы идти ближе всего к её лучу, 
Поклонялись силе и свету, которые они ощущали в ней, 
Но не могли равняться с мерой её души. 
Друг, и всё же слишком великая, чтобы быть полностью узнанной, 
Она шла впереди них к более великому свету, 
Лидер и королева над их сердцами и душами, 
Единственно близкая к их груди, и всё же божественная и далёкая. 
Восхищаясь и изумляясь, они видели её шаг, 
Стремящийся богоподобным порывом и прыжком достичь 
Высот, от их человеческого роста слишком удалённых, 
Или с медленным великим многогранным трудом 
Толкающий к целям, которые они едва могли понять; 
Всё же вынужденные быть спутниками её солнца, 
Они двигались, неспособные отказаться от её света, 
Желая схватить её протянутыми руками, 
Или следовали, спотыкаясь, по тропинкам, что она проложила. 
Или, страдая своими "я" жизни и плоти, 
Они цеплялись за неё для питания сердца и поддержки: 
Остальное они не могли разглядеть в видимом свете; 
Смутно они выносили её внутреннюю мощь. 
Или, связанные чувствами и жаждущим сердцем, 
Обожали мутной человеческой любовью, 
[Но] не могли осознать могучий дух, которым она являлась, 
Или измениться с [её] близостью, чтобы стать такими же, как она. 
Некоторые ощущали её их душами и трепетали от неё, 
Величие ощущалось рядом, и всё же за пределами понимания ума; 
Видеть её означало призыв к обожанию, 
Быть рядом с ней - притягивать силу высшей причастности. 
Так люди поклоняются богу, слишком великому, чтобы знать [его], 
Слишком высокому, слишком обширному, чтобы носить ограничивающую форму; 
Они чувствуют Присутствие и подчиняются могуществу, 
Боготворят любовь, чей восторг вторгается в их грудь; 
Божественному пылу, ускоряющему сердцебиение, 
Закону они следуют, возвышая сердце и жизнь. 
Открыт для дыхания новый, более божественный воздух, 
Открыт для человека более свободный, более счастливый мир: 
Он видит высокие ступени, поднимающиеся к Себе и к Свету. 
Её божественные части вызывали преданность души: 
Она видела, она чувствовала, она знала божество. 
Её воля была могущественна в действиях их природы, 
Неиссякаемая сладость её сердца овладевала их сердцами, 
Они любили существо, чьи границы превосходили их; 
Они не могли достигнуть её размера, но переносили её прикасания, 
Отвечая [ей], как цветок отвечает солнцу, 
Они отдавали себя ей и не просили большего. 
Некто более великий, чем они, слишком широкий для их кругозора, 
[Кого] их умы не могли ни понять, ни полностью знать, 
Их жизни отвечали её [жизни], двигались по её словам: 
Они чувствовали божество и подчинялись зову, 
Отвечали на её руководство и делали её работу в мире; 
Их жизни, их природы двигались, принуждаемые ею, 
Как будто истина их собственных больших "я" 
Надела аспект божественности, 
Чтобы возвысить их до высоты, превышающей их земную. 
Они чувствовали, что более великое будущее встретит их на прогулке; 
Она держала их за руки, она выбирала для них пути: 
Они были движимы ею к великим неизвестным вещам, 
Вера привлекала их, и радость ощущать себя принадлежащими ей; 
Они жили в ней, они видели мир её глазами. 
Некоторые повернулись к ней вопреки склонности их природы; 
Раздвоенные между удивлением и бунтом, 
Привлечённые её обаянием и созидаемые её волей, 
Обладаемые ею, её стремлением обладать, 
Нетерпеливые подданные, их связанные страстью сердца 
Обнимали узы, на которые они жаловались больше всего,
Роптали на ярмо, которое они оплакивали бы, потеряв, 
Великолепное ярмо её красоты и её любви: 
Другие преследовали её слепыми желаниями жизни 
И требовали у неё всё, как их единоличную собственность, 
Спешили поглотить её сладость, предназначенную для всех. 
Как земля требует света лишь для её отдельной нужды, 
Притязающие на неё для их единственных ревнивых объятий, 
Они просили от неё движений, ограниченных, как их собственные, 
И на их малость хотели подобного же ответа. 
Или они роптали, что она превзошла их контроль, 
И надеялись крепко связать её веревками страсти/тоски. 
Или найдя её вожделенное прикасание слишком сильным, чтобы вынести,
Они обвиняли её в тирании, которую любили, 
Сжимались в себе, как от слишком яркого солнца, 
И всё же жаждали великолепия, от которого отказывались. 
Гневно влюблённые в её сладкий страстный луч, 
Что слабость их земли едва могла выдерживать, 
Они жаждали, но вскрикивали от прикасания, имея 
Неуместное желание встретить божественное так близко, 
Нетерпимые к Силе, которую они не могли вместить. 
Некоторые, невольно привлеченные её божественным влиянием, 
Терпели это, как сладкие, но чуждые чары; 
Неспособные подняться на слишком высокие уровни, 
Они жаждали стянуть её вниз на их собственную землю. 
Или же, вынужденные центрировать вокруг неё их страстную жизнь, 
Они надеялись привязать к человеческим нуждам их сердец 
Её славу и милость, которые порабощали их души. 

Но среди этого мира, этих сердец, что откликнулись на её зов, 
Никто не мог стать ей равным и её напарником. 
Тщетно она склонялась, чтобы сравняться с ними её ростом, 
Слишком чистым был этот воздух для маленьких душ, чтобы дышать. 
Чтобы поднять эти дружеские "я" к её собственным обширным широтам, 
Желанным её сердцу, и наполнить [их] её собственной силой, 
Чтобы божественная Сила могла войти в жизнь, 
Дыхание Божества возвеличило человеческое время. 
Хотя она снижалась до их малости, 
Покрывая их жизни её сильными страстными руками, 
И знала через симпатию их нужды и желания, 
И ныряла в мелкие глубины волн их жизней, 
И встречала, и делила их сердцебиения от горя и радости, 
И нагибалась, чтобы исцелить их печаль и их гордость, 
Расточая мощь, что принадлежала ей на её одинокой вершине, 
Чтобы поднять к ней крик их устремления, 
И, хотя она втягивала их души в её просторы 
И окружала тишиной её глубин, 
И держала, как великая Мать держит её собственность, 
Лишь её земная поверхность несла их бремя 
И смешивала её огонь с их смертностью: 
Её более великое "я" жило одиноким, невостребованным внутри. 
Чаще всего в немом движении и покое Природы 
Она могла безмятежно чувствовать близость единого; 
Сила в ней притягивала субчеловеческие размышления земли; 
И с великим и свободным восторгом её духа 
Она соединяла пламенно-окрашенные великолепные жизни 
Животных и птиц, цветов и деревьев. 
Они отвечали ей простым сердцем. 
В человеке живёт нечто смутное нарушающее; 
Он знает, но отворачивается прочь от божественного Света, 
Предпочитая тёмное невежество падения. 
Среди многих, кто приходил, влекомый к ней, 
Она нигде не находила её партнёра по высоким задачам, 
Товарища её души, её другого "я", 
Кто был создан вместе с ней, подобно Богу и Природе, единым. 
Кто-то из них приближался, был затронут, загорался, потом отпадал, 
Слишком велики были её требования, слишком чиста её сила. 
Так освещалась земля вокруг неё, будто солнцем, 
Но в её внутреннем небе светило [держалось] отчуждённо, 
Расстояние отделяло её [и] от тех, кто был наиболее близок. 
Могущественная, обособлена её душа, как живут боги. 

Пока не связанная с широкой человеческой сценой, 
В малом кругу юных нетерпеливых сердец, 
Ранней школе её существа и закрытом владении, 
Ученица в бизнесе земной жизни, 
Она приучила её небесную породу переносить его прикасание, 
Довольствуясь [этим] в её маленьком саду богов, 
Как расцветает цветок в не посещаемом месте. 
Земля нянчила, всё ещё бессознательная, населяющее пламя, 
Но что-то в глубине волновалось и смутно знало; 
Было движение и страстный зов, 
Радужная мечта, надежда на золотое изменение; 
Какое-то тайное крыло ожидания билось, 
Растущее чувство чего-то нового, редкого 
И прекрасного вкрадывалось сквозь сердце Времени. 
Затем его слабый шёпот коснулся земли, 
Дышал, как скрытая нужда, угадываемая душой; 
Око великого мира открыло её, 
И удивление возвысило его бардовский голос. 
Ключ к Свету, всё ещё хранящийся в пещере бытия, 
Солнечное слово смысла древней мистерии, 
Её имя пробегало шёпотом по устам людей, 
Возвышенное и сладкое, как вдохновенный стих, 
Вырванный из эпической лиры ветров из слухов, 
Или воспевалось, как мысль, поющаяся поэтом Славы. 
Но этот культ был подобным [культу] священного символа. 
Восхищающие, непрошеные, неуловимые для понимания, 
Её красота и пылающая сила были видны издали, 
Как молния, играющая с заходящим днём, 
Как слава, неприступно божественная. 
Ни одно равное сердце не приближалось, чтобы присоединиться к её сердцу, 
Ни одна преходящая земная любовь не завладела её покоем, 
Ни одна героическая страсть не имела силы захватить; 
Ничей взгляд не требовал от неё ответного взгляда. 
Могущество внутри неё пугало несовершенную плоть; 
Самозащищающий гений в нашей глине 
Угадывал богиню в облике женщины 
И отстранялся от прикасания за пределами его образа 
Земной природы, связанной узким наделом чувственной жизни. 
Сердца людей влюблены в глиняных родственников 
И не выносят духов одиноких и высоких, что приносят 
Огненные намёки с бессмертных планов, 
Слишком обширных для душ, не рождённых сочетаться с небесами. 
Тот, кто слишком велик, должен жить одиноко. 
Обожаемый, он гуляет в могучем уединении; 
Тщетен его труд по созданию ему подобных, 
Его единственный товарищ - это Сила внутри. 
Так было некоторое время с Савитри. 
Все восхищённо поклонялись, никто не смел претендовать. 
Её ум восседал высоко, изливая его золотые лучи, 
Её сердце было переполненным храмом восторга. 
Единственная лампа сияла в доме совершенства, 
Яркий чистый образ в святилище без священников 
Среди тех окружающих жизней[, где] обитал её дух, 
Обособленный в ней до часа её судьбы. 

Конец Второй Песни

перевод 01-05.09.2019 года

ред. 15.11.2022