Уставшее солнце опускалось на ложе горизонта, кутаясь в кружевные одеяла облаков. Под ним, на розово-голубой простыне неба растекалась кровавая лужа. Соловьи, возбужденные весной, надрывно проповедовали жизнь, вызывая сладко-щемящие боли в сердце, вернее в том, что от него осталось... Девушка, ни жива - ни мертва, сидела на берегу любимой реки. Ветер трепал клочья разорванного белоснежного платья, целовал ее обнаженную грудь, теребил сосочки, топорщащиеся от прикосновений, разбрызгивал ручьи длинных каштановых волос. Песок нежился на шелке ее кожи. Река искусно облизывала ее ножки, опущенные в воду. Все эти ласки доводили ее до пульсирующих сладострастных ощущений, распространяющихся от живота до кончиков пальцев и макушки. 'Войди в меня, - говорила река, - и я буду любить тебя, проникну в каждый закуточек твоего жаркого тела, прохладой затушу пожары томления'. Обреченная душа билась в истерике, запертая в подвале за тысячью дверей на тысячу замков, ее крики едва пробивались наружу к сознанию и гасли в сгущающихся сумерках. Огромный черный ворон, с серьезным мрачным видом, расхаживал вдоль кромки воды и пристально наблюдал, как девушка, завороженная, входила в реку, дрожащую от вожделения, ладошками гладила поверхность волн, отдавалась зовущей ее. С каждым шагом река становилась все нетерпеливее, агрессивнее, все сильнее обвивала талию, стремительнее обхватывала бедра и, добравшись до плеч, пыталась поднять, унести течением. Оглушительное 'Карр!' взорвало музыку нарастающего напряжения. Девушка вздрогнула, резко оглянулась, возненавидела и благословила всех и вся и ушла под воду, позволяя реке исполнить свое обещание, исчезая из этого мира с последним лучом солнца, появляясь в другом... Она рождалась для вечной смерти...