4.




би-би-БИ, си-си-СИ



Потолок моей новой спальни заклеен картами. Тут и метро, и навигационная, и мировая. Очевидно, с самого детства мама отчаянно пыталась сбежать. Когда противно тренькает будильник айфона, я уже не сплю - пялюсь на модель солнечной системы в дальнем правом углу, размышляя о последнем сне. Она мерцает, могу поклясться, но это, должно быть, игра света, льющегося из окна. Утро раньше было любимым временем суток. Те свободные минутки, когда я оставалась с Максом. Закрывала глаза и видела его лицо. Всего его, каждую черточку, и было чувство, что он рядом. Что бы ни происходило, когда я бодрствовала, Макс всегда был со мной во снах. До этого дня. Потому что теперь его глаза стали пурпурными.
Всего две недели с момента переезда в Бостон, и встречи с Максом - во снах или реальности - прекратились в пытку. Прошлой ночью он был беззаботным парнем, которого я люблю, но уверена, в школе будет совсем другое дело.
Макс всегда заботился обо мне. Ставил на первое место. В прошлом году мне снился отдых в Таиланде, мы катались на слонах и длиннохвостых лодках по кристально-голубым волнам, наблюдали закаты, сидя на пляже. Это было прекрасно, красиво и безмятежно, кроме момента, когда пришлось поесть: Макс перепробовал все, чтобы убедиться в отсутствии арахиса, ведь у меня аллергия на орехи, хотя это не беспокоит меня даже в действительности. Я выразительно вздыхала каждый раз, но чувствовала себя любимой и оберегаемой. А сейчас я чувствую себя ужасно. Видеть его каждый день, когда он относится ко мне так, словно меня не существует. Видеть его с кем-то другим, будто я никогда не была единственной.
Тянусь, чтобы выключить будильник, и падаю обратно в постель, взбивая подушки. Со злостью бью их кулаками, затем вскакиваю, натягиваю серую толстовку и смотрю в зеркало на мамином туалетном столике. Волосы карамельного оттенка торчат во все стороны, словно я прокатилась через автомойку на кабриолете, а цвет глаз яркий и насыщенный, нечто среднее между зеленым и медовым в утреннем свете.
- Ты должна справиться с этим, - говорю себе.
- Уже встала, Букашка? - Слышу хриплый, до-кофейный голос отца, идущего на кухню. - Знаю, что встала. Слышу, как ты снова разговариваешь с собой.
Привожу в порядок буйную шевелюру и скачками спускаюсь по лестнице на кухню. Отец сидит за большим поварским столом с газетой New York Times. 
- Доброе утро, - говорю я, наклоняясь для поцелуя в щечку, потом залезаю под стол, чтобы проделать то же с широкой мордой Джерри. Пес медленно моргает, когда мои губы касаются  пушистых складок.
Кофеварка трещит и булькает в углу, и я иду к ней, наслаждаясь восхитительным ароматом.
- Хорошо спала? - спрашивает папа, не отрываясь от странички с письмами читателей.
Медленно поворачиваюсь.
- А что?
- Круги под глазами, нездоровое внимание к французскому кофе, - просто отвечает он. - Когда БДГ-фаза сна нарушается...
- Спасибо, доктор Роу. Я знаю, как это работает.
Отец поглядывает на меня поверх очков.
- Раздражительность тоже признак ухудшения сна, на заметку, - бормочет он.
Как только кофеварка начинает пищать, наполняю его любимую кружку времен аспирантуры и прокатываю ее по столу, жду, пока он сделает глоток - знак прощения. Затем наливаю себе, сажусь напротив. На папе старый фланелевый халат поверх темной пижамы и такие же потертые пенни-лоферы, которые он носит, сколько я себя помню. Он явно выходил в этом за газетой.  И его видели. Люди. Морщусь, смотрю, как он листает газету, бормоча что-то себе под нос, как тянется огладить бороду, когда попадается интересная статья. Мне знакомы все его привычки, все особенности. Я знаю такие вещи, которые он сам не сознает, и которые я не хотела бы знать. Например, как сильно он все еще скучает по маме.
- Думаешь, я полюблю это место? - спрашиваю, наконец. - Ну, когда-нибудь?
- Какое? Бостон? - уточняет отец, явно поглощенный чем-то в научном разделе.
Наклоняю голову.
- Нет, Кубу. Подожди-ка. - В ужасе хватаюсь за лицо. - Где это мы?
- Очень смешно, - говорит он, складывая газету, и впервые смотрит прямо. Затем касается более интересной ему темы. - Странно, что ты снова плохо спишь.
- О чем ты? - спрашиваю. - Я сплю как младенец.
- Теперь - да, - говорит папа. - Но после ухода матери... - он замолкает на секунду.
- Пап... - начинаю. Появляется легкое чувство вермишельки.
- Тебе снилось, что ты потерялась. Ты просыпалась в истерике, и мне приходилось держать тебя, пока ты не засыпала вновь. Пока я не нашел ЦПС.
- ЦПС? - не поняла я. Почему звучит так знакомо? Кофе еще не подействовал, но ассоциация вертится на кончике языка.
- Центр Познания Снов, - поясняет папа. - Не помнишь? Доктор Петерманн?
Долгое мгновение смотрю на него, и тут что-то щелкает в голове.
- Погоди, это? - Бегу в холл и обратно, выкладываю на стол почтовые открытки.
Отец берет одну и кривится. 
- Не могу поверить, что твоя бабушка сохранила их.
- Пап, можешь объяснить, о чем речь? - прошу. - У меня нет воспоминаний об этом месте. Я буду думать, что пережила лоботомию, если не объяснишь.
Отец наливает нам обоим вторую порцию.
- Как я сказал, после ухода матери у тебя начались кошмары. Тебе было всего шесть. Я думал, ты ранима. Но стало настолько плохо, что ты едва могла спать. Я едва мог спать. Коллеги в Гарварде рекомендовали изучение сна на основе картирования мозга. - Он сделал паузу. - Звенит колокольчик, Элис?
- Эм, только из плохого научно-фантастического фильма, - говорю, замерев. - Продолжай.
- Не фантастического, просто научного. - Папа очень педантичен насчет этого. - Как ты знаешь, большая часть мозга остается загадкой. Среди достижений в сканировании мозговой активности - определение отделов мозга, реагирующих на определенные звуковые и тактильные ощущения. Ученые выяснили, что если сканировать мозговую активность во время сна и показывать человеку определенные предметы, то можно на элементарном уровне соотнести их между собой.
- Так ты превратил меня в одну из обезьянок Мадлен.
- Я хотел бы, чтобы ты называла ее мамой, - поправляет отец, и мне не хватает духа сказать, что называть ее мамой больше не кажется правильным. - Но ты не ошиблась.
Родители познакомились из-за обезьян. Приматов, точнее. Люди вечно путают их, хотя по факту это два разных вида. Мадлен была в Гарварде, изучала эволюцию языка. Все существа имеют способы общения, самовыражения, но не все используют язык, имеющий грамматические нормы. Мадлен хотела выяснить, как все они образовались, почему некоторые выделились, другие нет. Она преклонялась перед Джейн Гудолл и Дайан Фосси - молодыми женщинами, которые пересекли африканские джунгли в семидесятых, описывая горилл.
Так что она проводила дни с громоздким магнитофоном, издающим закономерно повторяющиеся звуки для приматов лаборатории. Би-би-БИ, си-си-СИ. А-А-Б, А-А-Б. Мадлен верила, что если она изменит последовательность с А-А-Б на А-Б-Б (би-БИ-БИ, си-СИ-СИ) и приматы заметят, это будет значить, что они в первую очередь запоминают закономерность. Она реально повернулась на этом; не могла остановиться. Пошла на лекцию про усваивание мозгом языков и там встретила отца, который, собственно, оказался двадцативосьмилетним лектором. Они познакомились и проговорили кучу времени, и в принципе больше никогда не расставались.
Пока не появилась я. А шесть лет спустя Мадлен получила исследовательский грант в Уганду и уехала, не планируя вернуться. Теперь она живет на Мадагаскаре с Хавьером. Хавьер - студент вдвое моложе ее из Барселоны. Она говорит, они просто друзья, но я видела фотки Хавьера (погуглила в Нете) и считаю иначе. Не то чтобы я смогу высказать ей это, мы разговариваем раз шесть за год.
- В любом случае, - говорит отец, - пара суббот в месяц в ЦПС, и ты вдруг стала спать как младенец. Стала счастливее. Странная группа людей собиралась там, но они были страстно увлечены тем, что делали для вас.
- Для нас? - переспрашиваю. - Были и другие? - Смотрю на шарики на поздравительной открытке. Такое чувство, что в голове детали единого паззла, который я пытаюсь собрать без помощи рук.
- Конечно, - говорит отец. - Ты знаешь, что такое научное исследование, Элис.
- ЦПС еще существует?
- Кто-то же шлет тебе карточки, верно? - говорит он, возвращаясь к газете.
Я тихо встаю, впервые за утро чувствуя, что проснулась, и воодушевленная больше, чем за все эти дни. Бегом поднимаюсь по лестнице и переодеваюсь, но отдергиваю ногу, едва она касается ступени. Могу поклясться, она провалилась в нее, как в подушку. Пялюсь на ступеньку. Выглядит нормально, ну, как ступенька. Делаю глубокий вдох, аккуратно наступаю мыском, проверяю на прочность. Ничего. Обычная деревянная ступенька, накрытая голубым ковром.
Похоже, французскому кофе понадобится много времени, чтобы вдохновить меня этим утром.


Примечания:
Пенни-лоферы - мокасины с подошвой и ромбовидной прорезью на кожаной полоске сверху. 
Картирование мозга - компьютерный анализ электрической активности клеток головного мозга.