| In the old age black was not counted fair,
Or if it were it bore not beauty's name;
But now is black beauty's successive heir,
And beauty slandered with a bastard shame:
For since each hand hath put on Nature's power,
Fairing the foul with art's false borrowed face,
Sweet beauty hath no name, no holy bower,
But is profaned, if not lives in disgrace.
Therefore my mistress' brows are raven black,
Her eyes so suited, and they mourners seem
At such who not born fair no beauty lack,
Sland'ring creation with a false esteem:
Yet so they mourn, becoming of their woe,
That every tongue says beauty should look so. |
Пристойным не считали чёрный цвет
И за дитя красы не признавали.
Теперь в его правах сомнений нет,
Но вот красе - бастардов приписали:
Когда в любой руке Природы власть,
В пристойный цвет раскрашивать уродство,
Красу уродство можно обокрасть,
Всех прав лишить и даже первородства.
Вот потому-то ворона черней
Моей любимой волосы и очи:
То траурный наряд надет на ней
По тем, кто краской красоту порочит.
Но этот траур так глазам идёт,
Что каждый красотой его зовёт.
|