Испытательный полигон для HTML, не обращайте внимания.
Дядя Зигги, неожиданно сам для себя проснулся раньше всех, нацепил на нос очки и обозрел кубрик. Все спали. Под потолок взлетал дружный храп. Взгляд дяди упал на часы - было семь утра.
- Кошмар какой... Чего это я? Кто рано встаёт, тот кофе всем в постель подаёт? - пробормотал дядя Зигмунд, разглядывая часы. - Четырнадцатое января... Старый Новый год, что ли? Отмечали? Не отмечали?...Наверное, всё-таки отмечали... - заметил он пустой бочонок, валяющийся у входа.
Дядя с завистью посмотрел на раскинувшихся в привольных позах товарищей. Ему-то решительно не спалось. "Чем заняться? Покурить - а там видно будет," - возникла спасительная идея. "Всё-таки праздничное утро.. - пришла следующая мысль. - А вот возьму и достану заначку. Где-то у меня была сигара... Вот прямо с утра - и сигара! Какого чёрта - почему бы и нет?! Пару пинт кофейку с ромом, ароматный дымок... Приятно иногда с самого утра сделать то, что хочется."
Дядя встал на четвереньки и полез под койку за своим сундучком. Шарящая рука Зигги внезапно наткнулась на что-то холодное металлическое. И это что-то было округлым.
- Ну, наконец-то! Доставай меня уже скорее! - раздался вдруг голос из-под кровати.
-А-а-а-а-а! - взвизгнул дядя и отпрыгнул от койки метра на два. - Говорящий ночной горшок?!
- Сам ты горшок! - возмутились из-под кровати. И далее произнесли что-то про тварь.
- Т-т-т-тварь?!! - и дядя Зигмунд проворно отполз назад ещё на метр.
- У-тварь. - раздельно произнёс голос. - Утварь.
- Утварь?! - непонимающе переспросил дядя.
- О, хоссподи! Ну Кастрюля я! Но я не люблю, когда меня так называют. Я, между прочим, серебрянная! Давай же, доставай меня - и вперёд!
- Зачем? - опасливо осведомился дядя.
- Как это зачем?! Глинтвейн варить будем! Сегодня ж новогоднее утро!
Не бренчи ключами от тайн. Станислав Ежи Лец
1
Дядя Зигги, неожиданно сам для себя проснулся раньше всех, нацепил на нос очки и обозрел кубрик. Все спали. Под потолок взлетал дружный храп. Взгляд дяди упал на часы - было семь утра.633097
- Кошмар какой... Чего это я? Кто рано встаёт, тот кофе всем в постель подаёт? - пробормотал дядя Зигмунд, разглядывая часы. - Четырнадцатое января... Старый Новый год, что ли? Отмечали? Не отмечали?...наверное, всё-таки отмечали... - заметил он пустой бочонок, валяющийся у входа.
Дядя с завистью посмотрел на раскинувшихся в привольных позах товарищей. Ему-то решительно не спалось. "Чем заняться? Покурить - а там видно будет," - возникла спасительная идея. "Всё-таки праздничное утро.. - пришла следующая мысль. - А вот возьму и достану заначку. Где-то у меня была сигара... Вот прямо с утра - и сигара! Какого чёрта - почему бы и нет?! Пару пинт кофейку с ромом, ароматный дымок... Приятно иногда с самого утра сделать то, что хочется."
Дядя встал на четвереньки и полез под койку за своим сундучком. Шарящая рука Зигги внезапно наткнулась на что-то холодное металлическое. И это что-то было округлым.
- Ну, наконец-то! Доставай меня уже скорее! - раздался вдруг голос из-под кровати.
-А-а-а-а-а! - взвизгнул дядя и отпрыгнул от койки метра на два. - Говорящий ночной горшок?!
- Сам ты горшок! - возмутились из-под кровати. И далее произнесли что-то про тварь.
- Т-т-т-тварь?!! - и дядя Зигмунд проворно отполз назад ещё на метр.
- У-тварь. - раздельно произнёс голос. - Утварь.
- Утварь?! - непонимающе переспросил дядя.
- О, хоссподи! Ну Кастрюля я! Но я не люблю, когда меня так называют. Я, между прочим, серебрянная! Давай же, доставай меня - и вперёд!
- Зачем? - опасливо осведомился дядя.
- Как это зачем?! Глинтвейн варить будем! Сегодня ж новогоднее утро!
- Сначала налей воды, стакан там или кружку, и пусть закипит. - поучала Кастрюля. - Ставь, ставь меня на огонь, не стесняйся.
Дядя послушно выполнил указание... Когда после долгих уговоров и уточнений, что это всё-таки не говорящий ночной горшок, он извлёк говорливое создание на свет божий, Зигги увидел вполне симпатичную Кастрюлю, вместительную, сияющую благородными мягкими бликами, с фигурными ручками в виде двух ящерок. Какой-то смутный лик отражался в серебре, и приглядевшись, дядя понял, что это не его лицо.
- Закипело... Теперь добавляй корицу, перец, гвоздику, мускатный орех... а, и ещё кардамон, чуть не забыла - sorry, давно не практиковала... Надеюсь, кардамон в этом доме есть?
- Да тут, по-моему, всё есть. - пожал плечами дядя Зигмунд.
- Пять минут прошло? - спросила Кастрюля.
- Вроде прошло... Ну так добавляй.
- Чего?
- Чего-чего... вино добавляй. Красное полусухое, в кладовочке стоит, слева, на второй снизу полке. И сахару ложки три-четыре. Или пять. Всё-таки дама будет пить.
- О, хоссподи! Мне-то зачем? Отличная дама, не беспокойся, тебе понравится. Теперь иди в другую кладовку, возьми там апельсинов, яблочек... и лимон прихвати.
- Ну, вот теперь почти всё. Снимай с огня, добавляй мёд и иди даму приглашай. На палубе она. Ждёт не дождётся.
- Изумлённо оглядываясь, дядя вышел на палубу и сразу же ему в руки свалилось нечто красочное, воздушное, нежно свиристящее про чью-то наглость... приглядевшись, Зигмунд узнал женщину своей мечты.
- Мадам! - бодро воскликнул дядя. - Позвольте в это чудесное новогоднее утро пригласить вас на стаканчик глинтвейна!
- Глинтвейн с утра пьют только аристократы или дегенераты! - бойко ответило небесное создание. - Голубчик, Вы же животное! Помяли мне платье, нарушили причёску, испортили макияж и хотите отделаться каким-то там глинтвейном?!
- Барон Зигмунд фон... фон... неважно, зовите меня просто Зигги. - торопливо представился дядя.
- Барон? - широко распахнуло бирюзовые очи создание, некоторое время внимательно изучало дядю, затем потупилось. - У животного титул. Это многое меняет, - пробормотало создание. - Друг мой! Зовите меня просто Элла.
* * *1
Середина ночи. Спит между землёй и звёздами тёмный Узамбар. Тишина. Только на камбузе, под самым потолком - на верхней полке - что-то происходит: слышатся звуки какой-то возни, шопот и сдавленные смешки.
- Ну что, уже пора? - шелестит голосок, тихий, но в нём звенит еле сдерживаемое нетерпение.
- Погоди, Кассандра, скоро часы пробьют, и можно будет. - И, случись поблизости дядя Зигмунд, при звуках этого контральто он вспомнил бы утренний новогодний глинтвейн, и ироническое " не расстраивайся, сам знаешь эти игры - "catсh me if you can".
- Скорей бы! - по-детски хнычет третий голос.
- Мы столько ждали... - шепчет кто-то ещё.
- Столько ждали... - повторяет Кассандра.
Наконец, старинный механизм размеренными ударами возвещает о том, что ночь добралась до самого своего дна - пробило три часа, и луна заглядывает в иллюминаторы камбуза и заливает его обманчиво ярким светом.
Два серебрянных геккона, бывшие ранее ручками от кастрюли, ожили и снуют по стене лунными зайчиками.
- Давай, Кассандра, ты заснула там, что ли? - одна из ящерок, с дерзкой злой мордочкой, на секунду останавливается и стучит лапкой по кастрюле.
- Отстань, Гекко! Ещё минуточку! - отзывается Кассандра.
- Ну, ты ж сама хотела поскорей! - второй геккон тоже подбегает к кастрюле и, мягко опираясь на неё лапкой, смотрит вверх.
- Сейчас, Блик, - говорит Кассандра, и тотчас узорчатый, с рунами, ободок, украшавший серебрянные бока Кастрюли, соскальзывает с места и оказывается невеликой, чуть больше полуметра, змейкой. Змейка с удовольствием вытягивается, потом, играя сверкающим телом, сворачивается в спираль, и через образовавшийся туннель стремительно проносятся оба геккона.
- Прекратите! - оскорблённо кричит Кассандра. - Я вам не Диснейленд!
Гекко и Блик продолжают сновать между кольцами, и Кассандра шипит, как разъярённая кошка, показывая розовый раздвоенный язычок.
- Укуси его! - вопит Гекко и толкает Блика поближе к треугольной головке Кассандры.
- А если я - ядовитая? Я ещё никого не кусала! Я не знаю!
- Вот и узнаем! - радуется злой Гекко. Блик молча изворачивается и поспешно отпрыгивает в сторону.
- Послушайте меня. - говорит Кастрюля негромко, но троица сразу застывает, как ртутные капли на сорокаградусном морозе. - Идите, и узнайте. Узнайте, кто здесь сейчас, чем они дышат... и каким богам молятся... Кассандра, будешь главной. Ты должна сказать, какими мы должны быть быть...
Узкий серебрянный ручеёк скользит к выходу, и за ним, кувыркаясь и перепрыгивая друг через друга, устремляются Гекко и Блик.
Всё ещё середина ночи. "Узамбар" парит в воздухе, окружённый молчанием. Звёзды светят так пронзительно остро, что небо кажется морозным, а лунный свет на башенках - снежной пылью.
Сверкающая троица мчит по тёмным коридорам летающего корабля. Первая остановка - у двери Лесника. Это крепкая надёжная дверь из зеленоватой дубовой древесины.
- Человек. Философ. - говорит добрый Блик.
- Равнодушный. Не экзюпери. - добавляет злой Гекко.
- Если мы не будем мешать ему - он не будет мешать нам. - заключает Кассандра.
И троица срывается с места. Следующая остановка - дверь Эгрегора. Эта дверь сделана из полированной стали, сияющей и безмятежной. Гекконы и Кассандра отражаются в ней, как в зеркале.
- Не человек. Спокойный, - говорит добрый Блик.
- Холодный. Он такой же, как мы! - веселится злой Гекко и легко взбегает по вверх по двери.
- Если мы не будем мешать ему... - начинает Кассандра...
- ...он не будет мешать нам! - хором продолжают гекконы и, довольные, мчатся прочь. Кассандра сворачивается в кольцо и стремительно догоняет их.
Около двери Эллочки, обитой розовым мехом и украшенной стразами, все трое долго молчат и переглядываются.
- Если что - лучше сразу укусить. - наконец, комментирует добрый Блик.
- Сразу укусить! - подхватывает злой Гекко и показывает острые, как иголки зубки.
- Сразу убежать. - строго говорит Кассандра. - Она не будет видеть нас - мы не будем видеть её. - и ускользает прочь. Гекконы следуют за ней по потолку.
Следующая дверь страшная - чёрная, выжженная, обуглившаяся, и здесь они задерживаются ненадолго.
- Волшебная Лягушка. Ушла. - говорит змейка, раскачиваясь на хвосте и как бы к чему-то прислушиваясь, потом сворачивается и изображает скрипичный ключ. - Забавная история.
- Девочка. - произносит Блик возле очередной двери, на которой мультяшные изображения нервно меняются местами. Помедлив, он добавляет. - Тёплая. И тоже ушла.
- Слишком тёплая. С выкрутасами. Хорошо, что ушла. Девчонки, они замечают то, что другие не видят. - морщится злой Гекко.
- Вероятность, что она вернётся, весьма высока. - чопорно произносит Кассандра, глядя в темноту коридора. - ... А там видно будет.
- Внизу ещё люди. Команда. - сообщает Блик. - И смешной человек, который нас нашёл.
Кассандра думает, потом изображает восьмёрку - знак вечности:
- Их скоро не будет. Не будем тратить время.
- Там тот, кто нас оживил... - грустит добрый Блик. - Его жалко.
Раздаётся гневное шипение хором.
- Опять! Ты что, ещё не понял? Здесь не принято жалеть. А мы не должны выделяться. Забыл? Нам надо слиться... с окружающим ментальным ландшафтом,- выговаривает Блику Кассандра. - Вот будет у нас философский диспут... тогда и поговорим... о природе жалости.
- Я просто оговорился... - торопливо объясняет Блик и тут же хнычет, - ... и не умею я философствовать! Я бегать люблю! И прыгать!
- Никто не умеет. А придётся! - злорадствует Гекко. - Сливаться так сливаться!
- Возвращаемся. - принимает решение Кассандра.
Проносится по тёмным лабиринтам серебрянный вихрь.
Звёзды сияют ледяными иглами.
Холодно.
* * *
Опять ночь. Камбуз. На столе стоит Кастрюля. Вокруг неё расположились Кассандра, Гекко, Блик.
Внутри Кастрюли раздаётся гудение и потрескивание, как будто в топке сгорают смолистые дрова. По серебрянным стенам гуляют отсветы пламени, багровые и оранжевые.
- Хорошо, как у камина. - бормочет Кассандра, поигрывая хвостом. - Откуда огонь?
- Эфес. - гулко отвечает Кастрюля. - Храм Артемиды.
- А, помню. Это когда цель оправдала средства. Молодец, парень - оставил своё имя в веках. - одобрительно кивает Гекко.
- Своё имя "в веках" можно оставить и по-другому! - вскидывается Блик.
- Что это? Уж не философская дискуссия у нас тут завязалась? Какая радость для няни Кассандры! - язвительно говорит Гекко. - Чу! Слышу, слышу! Близится слияние с ментальным фоном!
- Слияние - не слияние, а я могу вам рассказать историю одной Большой Лажи, которая вошла в коллективную память человечества, совершенно потеряв статус Лажи. - запальчиво отвечает Блик.
- Смотрите, кто разговорился! - ухмыляется Гекко. - Ты ж не хотел! Лучше бы повеселились бы, пошалили бы. Днём.
В чёрных глазах Кассандры на мгновение вспыхивают кровавые искры, потом искры гаснут, и она, зевая, говорит:
- Для начала, нет там никакого миокарда. Инфаркту тоже за что-то зацепиться надо.
- А я бы свалился на эту... расфуфыренную... с потолка - прямо в декольте... миокард поискать... - подхватывает Блик и кувыркается несколько раз через голову.
- Что-то ты слишком развеселился, - недобро щурится Гекко. - Ты про свою Лажу рассказывать собираешься?
- Ну, жил-был один мужик... - неуверенно начинает Блик и замолкает. Надолго.
- Умер? - с надеждой спрашивает Гекко.
- Почему сразу "умер"? Не умер. И звали его...
- Генка? - опять перебивает Гекко.
- Почему "Генка"-то сразу? И вовсе даже - Олежик...
- Короче. - решительно начинает Блик. - Жил-был один мужик. Музыкант. И звали его Олежик. И была у него жена. Как её звали, неважно, потому что Олежик звал её Ежонком. И вот пошла Ежонок как-то гулять, и укусила её змея.
- Ядовитая? - вскидывает голову Кассандра.
- Да уж ядовитей некуда. - вздыхает Блик. - Померла Ежонок-то.
- Олежик был сам не свой. Чтоб забыться, использовал все народные средства. И когда понял, что даже водка не помогает... а все мы знаем, что когда водка не помогает - кранты дела...
- О, да... - вздыхает Гекко.
- О, да...- вторит Кассандра.
- О, Хоссподи! Вы-то что про это знать можете! - не выдерживает Кастрюля.
- Да кто ж этого не знает, когда водка не помогает - кранты дела! - презрительно морща нос, говорит Гекко.- Это любому первокласснику известно!... Хотя, конечно, вот прямо так Большой Лажей я бы это не назвал.
- И вот когда стало ясно, что даже водка не помогает, - повысив голос, продолжает Блик, - друзья направили Олежика к одной з н а ю щ е й бабушке. А та бабушка посоветовала Олежику поехать в посёлок Саблино под Питером, и сообщила ему следующее - там, мол, в Саблинских пещерах протекает под землёй река Саблинка, и есть на ней перевоз, который держит мужик Харитон. Ежели перевезёт тебя Харитон через Саблинку в своей лодке, найдёшь того, кого потерял навсегда. А дальше уж - как договоришься...
И вот сел Олежик на свой верный Иж-Планета-Пять - сам разбирал-собирал, и проводку тоже сам делал, - закинул гитару за спину и отправился в путь. Долго ли, коротко ли, оказался он в пещере, на берегу Саблинки.
А у Харитона на тот день был запланирован запой (в хорошем смысле этого слова), и никого никуда он перевозить не собирался.
- Не поеду, - коротко сказал Харитон, едва взглянув на Олежика. - Да и какой-то ты слишком живой, парень. Не положено, - и стал закуску на столе расставлять, - там стол такой стоял, из досок сколоченный, прямо на берегу реки. Потом и выпивку из речного песка достал - лучше всякого холодильника охлаждали воды чёрной Саблинки.
Не стал Олежик настаивать. Достал из рюкзака блок "Винстона", литровку "Журавлей", присоединил всё это к запасам Харитона, и понеслось у них.
Как вошли они в кондицию, Олежик гитару достал, но своё не стал показывать, молодец, сообразил - по классике прошёлся.... И "Не стоит прогибаться под изменчивый мир, пусть лучше мир прогнётся под нас..." спел, и " Эй, ямщик, поворачивай к чёрту, это не наш лес, а чей-то чужой...", и " Она не станет читать твой диплом, и ты не примешь её всерьёз...", а ещё "На двоих один паспорт...", и как дошло до слов "для двоих один месяц и бутылка вина, на двоих парабеллум, если война...", тут Харитон уже подпевать начал тихонечко...
На противоположном берегу народ стал собираться, побросав все свои повседневные дела - и камни на гору закатывать перестали, и воду в золото обращать, и птички какие-то подтянулись, неприятного вида, выковыривающие из зубов чью-то печёнку... Практически, можно сказать, колесо Иксионово встало.
- Моё сердце... - начинал Олежик...
- Asta la vista...- продолжали с другой стороны...
Моё сердце... остановилось... отдышалось немного... и сново пошло...
На третий день, встал Харитон из-за стола, бормоча "парус... порвали парус...." и, утирая курчавую бороду, влажную от слёз, твёрдой поступью направился к лодке.
- Поехали, - сказал Харитон.
Перевёз он Олежика на другой берег, обнял его, похлопал по плечу и вернулся к своей лодке, по-прежнему что-то шепча про парус. А Олежик дальше отправился, вглубь пещер.
А там его уже встречали. От Олежикова концерта подземелье гудело, все даже как-то оживились. И хозяева Саблинских пещер поняли, что лучше поскорее покончить с этим делом, а то все эти хороводы в таких местах как-то неуместны. Вывели Олежику тень Ежонка и велели отправляться восвояси, только предупредили, что он должен идти впереди и ни в коем случае не оглядываться назад.
- Почему? И сами не знаем. - пояснили хозяева. - Но здесь это закон природы. Второго шанса не будет.
И пошёл Олежик, уводя за собой тень жены. До-о-олго они шли, и Олежик стал беспокоиться. За спиной у него было полное безмолвие. Тени - они ведь беззвучные, скользят себе над землёй, ни камушка не заденут, ни песка не потревожат. И вот стал Олежик себя накручивать, ерунда всякая ему в голову полезла. А натура артистическая, воображение богатое. Ну и случилось, то что случилось - обернулся он.
Обернулся и увидел, как тень его Ежонка закручивается и тает, как сигаретный дым, распадается на сизые струи и исчезает.
- Вот это Лажа! - не выдерживает и восклицает Гекко. - Всем Лажам Лажа!
- Не могу дальше рассказывать, - всхлипывает Блик. - Грустно мне...
- Ты ещё скажи, что у тебя миокард болит. - ехидно замечает Гекко.
- Ну, а чего там дальше рассказывать... - говорит Кассандра и устремляет затуманившийся взгляд в тёмный иллюминатор. - Про Олежика Макаревич из "Машины" потом песню написал, про друга, который лучше всех играет блюз... Ну, а мораль сей басни?
- Лажа. - с удовлетворением повторяет Гекко.
- Что ты зациклился - "лажа, лажа"! - вскидывается Блик. - Я как раз хотел показать, что, может, лажа и была, но он хотя бы попытался. Ну хоть что-то сделал. И люди это так запомнили - как историю человека, который ради любви попытался обыграть Судьбу. А то что, не вышло ничего, так это вообще мало у кого получается. Жизнь такая.
- Вот тут я согласна. - присоединяется к разговору молчавшая до этого Кастрюля. - Жизнь такая. Хотя... лучше всех играть блюз - не самый плохой финал.
