было много легче быть гением в двадцатых, существовало
только 3 или 4 литературных журнала и, если ты попадал в них
4 или 5 раз, то вполне мог очутиться в салоне Герты,
возможно, встретиться с Пикассо за стаканом вина или,
быть может, только - с Миро.

и, конечно, если ты посылал свою вещь из Парижа,
шансы на публикацию становились гораздо лучше.
большинство писателей ставили под рукописью
слово "Париж" и дату.

и под эгидой была возможность
писать, есть, пить, ездить в Италию и иногда
в Грецию.
было приятно фотографироваться с другими, подобными тебе,
было приятно выглядеть опрятным, стройным и загадочным.
фото, снятые на пляже, были особенно хороши.

и да, ты мог переписываться с 15-тью или 20-тью
другими,
сплетничая о том и о сём.

ты мог получить письмо от Эзры или от Хэма; Эзра любил
наставлять, а Хэм любил оттачивать свой стиль 
на письмах, когда не писалось другое.

это была знатная, романтическая игра, полная буйных
открытий.

ныне

ныне такое множество нас, сотни литературных журналов,
сотни газет, тысячи наименований.

кто сможет выбраться из этой навозной кучи?
не стоит и спрашивать.

я оглядываюсь назад, я читаю книги о жизни юношей
и девушек - двадцатых.

если они были Потерянным поколением, как бы вы 
назвали нас, сидящих здесь, между боеголовками,
за нашими электропишущими машинками?

Последнее поколение?

лучше быть Потерянным, чем Последним,  
но читая эти книги о них,
я испытываю нежность и великодушие.

суицид Гарри Кросби* в номере отеля 
и его шлюхи
так же реален для меня, как кран, который капает сейчас  
в моей ванной. 

я люблю читать о них: Джойс, слепой и
крадущийся от букиниста к букинисту, как тарантул.
Дос Пассос с его подшивками газет и розовой лентой в 
печатной машинке.
Д. Г. Лоуренс, похотливый и раздражённый, 
Х. Д., достаточно ловкая, чтобы использовать
инициалы, которые выглядят более литературно, чем  
Хильда Дулитл.

Д. Б. Шоу, давно упрочившийся как респектабельный и
твердолобый роялист, плоть и мозг обращаются в мрамор.
Зануда.

Хаксли, прогуливая свой мозг с превеликим удовольствием, 
доказывая Лоуренсу, что не в животе и не в яйцах обитает 
слава, а в - черепе.

и этот провинциал Синклер Льюис, выходящий на сцену.

между тем,
революция победила, русские обрели свободу и -
умирают.
Горький, не зная, за что бороться,  
в поисках слов, восхваляющих власть.
многие другие, сломленные победой.

ныне

ныне такое множество нас,
но мы должны быть благодарны, ибо, если в ближайшие 
сто лет мир не будет разрушен, подумайте, сколько
всего из этого сохранится:
неизвестно реально, кто преуспеет и кто нет, - просто
средний достойный уровень, убавленный далее 
нашей преобладающей многочисленностью. 
нас всех внесут в каталог и зарегистрируют.
пусть так...

ежели вы ещё в сомнении о том, ином золотом веке,
познакомьтесь с другими любопытными фигурами:
Ричард Олдингтон, Тедди Драйзер, Ф. Скотт, Харт Крейн**,
Уиндем Льюис, издательство
"Чёрное солнце".

но для меня двадцатые сосредоточены, в основном, 
на Хемингуэе,
возвратившимся с фронта и начавшим печатать.

это всё было так просто, так восхитительно чисто.

ныне

такое множество нас.

Эрни, ты не представлял, как хорошо было даже
сорок лет спустя, когда ты вышиб свои мозги в
апельсиновый сок,

хотя
я гарантирую -
это была не лучшая твоя работа.



* Гарри Кросби (1898 - 1929) - американский поэт и издатель,
основавший в Париже совместно с женой издательство Black Sun Press,
опубликовавшее тогда ещё малоизвестных Джеймса Джойса, Д. Г. Лоуренса,
Эзру Паунда и др.

** Харт Крейн (1899 - 1932) - американский эпический поэт, 
интерес к которому возродился в 70-80-х годах прошлого столетия.