Они вынырнули из перистого облака, растянутого на полгоризонта, словно рваная марлевая повязка. Три истребителя-"стелс" шли клином, нацеленным на транспортный самолет с красным крестом на фюзеляже. Выкрашенные в серо-голубой, под цвет северного неба, плохо видимые на радарах и едва заметные визуально.
- "Зимний", я "ноль одиннадцатый", наблюдаю три цели, - доложил я на СКП, тронув тангенту рации. - На запросы не отвечает. Высота... Курс...
Только сейчас экран обозначил метки чужих самолетов.
- Атаку разрешаю, - поспешно отозвался голос руководителя полетов с земли. Сценарий действий для конвоя предусмотрен, но кто не надеялся: "Дай-то Бог пронесет"? Не пронесло.
Я включил форсаж, взял штурвал на себя, отодвигая за спину опаловый горизонт, и поймал метку ближайшего "стелса" в прицел. Звеньевые повторили маневр: все "гости" оказались в секторе захвата. Я видел, как один дернулся вправо - "ноль тринадцатый", как привязанный, ушел следом - но двое упорно продолжали держать прежний курс. Организацию, которая называла себя Антифриговитовской коалицией, интересовал только медицинский транспортник. Но то ли тот, кто отдавал команды, не ожидал, что цель будет сопровождать военный конвой, то ли решил пожертвовать самолетами и пилотами заодно - однако за штурвалами "стелсов" сидели обычные люди, которые хотели жить. Пусть не двести лет, но хотя бы свой, обычный человеческий век.
- Слушай, Икс, а ты уверен в том, что делаешь? - чужой голос ворвался в потрескивание эфира в наушниках гермошлема. - Ты, человек, служишь богомерзким мутантам!
Я досадливо прищелкнул языком: "гостю" удалось неприятно удивить меня осведомленностью. Но вести теологические и научные споры под прицелом перехватчика он умел неважно. Кроме лозунгов АФК ничего не придумал. Осталось подробно рассказать о постепенном превращении человечества в "тупых холодных тварей", "заторможенных рептилий" и прочих ужасах.
- Неизвестным истребителям предлагаю снизиться до трех тысяч футов и следовать за нами. Иначе будет открыт огонь на поражение.
- Очнись, комэск. Фриги - неполноценные люди. Стоит ли уродство долгой жизни?
Я рисковал, вступая в диалог и давая "стелсам" приблизиться к транспортнику на дистанцию поражения. Хотелось понять, откуда этот летчик знает мое имя.
- Мне не уйти, кто не слышал о самом крутом асе в Приполярье, - свистящим шепотом продолжал "стелс". - Давай договоримся. Выпущу ракету - а потом сбивай. К тебе претензий не будет, но превращать людей во фригов станет труднее. Всего лишь подожди, комэск...
Интересно, на что он рассчитывает с такой топорной лестью? От транспортника мы еще далеко, сбить выпущенную ракету я успею раньше, чем она достигнет цели.
Вывод прост: в облаках прячется еще один самолет. Ждущий, пока мы увлечемся расправой над тремя камикадзе, оставив подопечного без внимания хотя бы на миг.
Серьезно настроена коалиция, раз готова разменять четыре истребителя с опытными летчиками на одну научно-исследовательскую лабораторию. Впрочем, они вряд ли дорого стоили АФК. Среди чиновников разных стран есть тайно сочувствующие коалиции: многие боятся последствий изменения генетики человека. Самолеты списаны на крупных аэродромах и по документам разобраны на части или уничтожены во время учений. Пилоты служат в разных летных частях и числятся в отпусках или вышли в запас. Даже по фрагментам сбитой машины определить, откуда она попала в руки АФК, практически невозможно. Были случаи.
Понижение температуры тела всего на два с половиной градуса гарантирует замедление метаболизма и продление срока жизни до двухсот лет, и это пугает... Да, есть и минусы: у фриговитов снижается скорость мыслительных процессов, замедляется реакция, рефлексы, устойчивость к среде - к примеру, взросление занимает не двадцать, а около тридцати лет. Что ж, кто не согласился бы подольше побыть веселым и беззаботным ребенком, зная, что старость начнет настигать тебя не раньше ста пятидесяти! Однако боязнь побочных эффектов от слишком смелого эксперимента нетрудно понять - особенно когда есть примеры. Вроде меня.
Динамик продолжает хрипеть:
- Это всего лишь десяток безумцев и несколько мерзких фригов - миру станет только легче дышать! Решайся, Икс.
"Мерзкие фриги"... Я усмехнулся: летчику не так уж много обо мне известно, иначе не этот аргумент он бы выдвигал.
Вспомнилось печальное лицо мамы. Мы редко видимся: она всегда грустит при наших встречах, так уж устроена. Зачем причинять лишнюю боль, ей и без того хватило за годы моего детства: каждый день смотреть, как утекает сквозь пальцы жизнь сына. В семье фриговитов обязан был родиться такой же ребенок - но что-то пошло не так. В раннем детстве мне нравилось опережать сверстников, быстрее схватывать, стремительно расти и развиваться. Но подростком узнать о цене было непросто: я стану дряхлым стариком и умру, когда бывшие друзья еще и зрелости не достигнут. Ну что ж, я не первый, кого обмануло время.
Перед вылетом на аэродроме сквозило сыростью, слизывая с сугробов ночную наледь.
- Метельский, - протянул руку энергичный здоровяк, поблескивая квадратными стеклами очков, - профессор медицины. Руковожу этим научным табором. - Он махнул в сторону воющего турбинами тяжелого самолета.
- Майор Симонов, - кивнул я в ответ, - командир эскадрильи.
И тут у меня перехватило дыхание. Показалось на миг - разгулявшийся ветер задел невидимые струны, дунул в десяток флейт, выводя замысловатую мелодию. Совсем как тогда, давным-давно, когда ни один воздушный порыв не имел права молчать в ее присутствии.
Десять лет прошло, а Дана ничуть не изменилась. Та же снежная бледность, плавные движения, прозрачный, задумчивый взгляд. Только вместо волнистых локонов строгое каре, да губы сжаты, пожалуй, чуть сильнее, чем мне помнится. Впрочем, что для нее десять лет? Достаточно, разве, чтобы забыть об увлечениях юности. Она скользнула взглядом по мне, поднимаясь по трапу в самолет с красным крестом - от встречи с серьезными серыми глазами жар пробежал между лопаток - но нет, не узнала.
И слава богу.
Внезапно разговорчивый "стелс" сбросил ловушки - вспыхнувшие огоньки разлетелись веером - рванул вверх и в сторону. У пилота сдали нервы? Или он хочет, чтобы я так думал?
Спасибо за подсказку.
Я сделал вид, что послушно бросился вдогонку, взяв штурвал на себя. Но вместо преследования убрал обороты двигателя, заставив самолет перевернуться на спину, почти остановиться в верхней точке - и ринуться вниз в свободном падении.
Вот ты где! Четвертый "стелс" выскочил из облачного покрывала и оказался подо мной как на ладони - темный треугольник на фоне жемчужной дымки. Не медля, я поймал метку в прицел и пустил ракету. Где-то позади полыхнул разрыв.
Едва двойная "птичка" авиагоризонта показала плоскость, я отыскал своего болтливого приятеля. Он завершал разворот и бессильно наблюдал провал тщательно подготовленной засады. Краем глаза я заметил, как вспыхнул единственный "стелс", сохранявший первоначальный курс: "ноль двенадцатый" капитан Радченко прошил очередью его топливный бак. "Ноль тринадцатый" и его противник быстро удалялись, значки на радаре сползали к краю экрана, но на старшего лейтенанта Медведева можно положиться - он вряд ли позволит сбросить себя с хвоста.
Вот теперь болтун разозлился. Не раздумывая, он сбросил боезапас - пыхнув дымным следом, к транспортнику пошли четыре ракеты - и ринулся мне наперерез, будто собирался идти на таран. Остекление кабины хищно сверкнуло в лучах заходящего солнца, словно показало звериный оскал. Но я не собирался разыгрывать дуэлянта. Завалившись на левое "плечо", на мгновение поймал противника в прицел и дал очередь. Пули только мазнули по крылу в области элеронов, но большего и не надо: быстро развернуться для нового залпа он не сумеет. Когда вместе с подтянувшимся Радченко мы покончили с ракетами, выяснилось, что "стелс" не собирается драться; спрятавшись обратно в облако, он на форсажной скорости уходил на юг.
- Отставить, - отрезал я. - Наша задача - сопровождение.
- Понял. - В его голосе угадывалось разочарование.
До аэродрома оставались считанные километры, когда "ноль тринадцатый" присоединился к нам, доложив об уничтожении противника.
Когда транспортник вышел на посадочную глиссаду, мы позволили себе расслабиться. Выровнявшись со мной, Медведев отстегнул маску и, улыбаясь во весь рот, показал большой палец. Радченко качнул крыльями и кивнул. А я достал из-под сиденья бутерброды. Лучший способ унять возбужденные нервы - как следует перекусить. Такая привычка никак не вязалась с образом "крутого аса Симонова", и посвященная эскадрилья истово хранила мою тайну.
Была у меня и другая привычка - вздремнуть, заполняя паузы пустого ожидания. В замерзшем автобусе по дороге к общежитию летного состава я откинулся на спинку кресла и закрыл глаза.
Когда-то, в иной реальности, мы с Даной шли через темный ноябрьский сквер, и первые снежинки летели следом, кружились в вальсе Штрауса, сыпали искрами в свете фонарей. Им аккомпанировал стук наших каблуков, шорох опавшей листвы, отдаленный гул проспекта и едва слышный хрустальный перезвон обледеневших веток. Дана все еще плыла внутри звуков, мелодии наполняли ее до краев - я никогда больше не встречал человека, настолько влюбленного в музыку. Она и меня умудрилась заставить полюбить классические концерты, хотя я ни разу не выдерживал четырех часов, не заснув. Дана сердилась, но не всерьез. Главное, я не мешал ей оставаться наедине с музыкой. Чувствуя себя лишним и чуть-чуть обиженным, я все же любил смотреть на ее профиль, едва освещенный огнями рампы, сияющие глаза. А Дана прощала то, с какой поспешностью я бросался в антракте в буфет, и то, как неуклюже пытался завязать беседу, не раздражалась из-за моей манеры угадывать и заканчивать фразу за нее или отвечать, не дав договорить. Она ковыряла ложечкой мороженое, а пальцы свободной руки перебирали невидимые клавиши, и я голову бы дал на отсечение, что слышу звуки только что оконченной увертюры.
После концерта мы не спешили. Дана куталась в полушубок, прятала нос в косматый шарф, а я с трудом подавлял желание расстегнуть куртку и все пытался поймать ее холодную ладонь, чтобы согреть. Много раз обещал себе молчать, дать ей время еще раз пережить наслаждение и вернуться, но всякий раз не выдерживал.
- Скажи, почему ты выбрала медицину? А не музыку? - спросил я. Мне доводилось видеть, как Дана берет в руки гитару или садится за фортепиано. Она не играла - она сама превращалась в мелодию, и, кажется, ничто больше не существовало ни для нее, ни для редких слушателей.
Наверное, Дана только теперь заметила, что я шагаю рядом, и позволила сжать ее пальцы. Думаю, мои прикосновения едва не обжигали, но она не жаловалась.
- А почему влюбленность - не всегда любовь? - Ее голос звучал неспешно-протяжно, словно не слова, а напев.
- И почему же?
Дана улыбалась, но я почувствовал, что затронул невеселую тему, и от смущения начал злиться. Почему нельзя сказать прямо, зачем вот эти намеки свысока? Она старше годами, но ведь девчонка по сравнению со мной - по стандартным меркам лет семнадцать.
- Нужно оставаться тем, кем ты родился, разве не так?
- Так! За двести лет ты могла бы стать виртуозом, каких еще не было, - я впервые не понимал, что она имеет в виду, и это обескураживало.
Дана сорвала покрытый инеем цветок хризантемы с погибшего куста. Схваченный первым морозом, он выглядел почти как живой, только по сизым лепесткам не угадать, какого они были цвета еще вчера.
- Не смогла бы. Не все окупается одним лишь временем. Тебе кажется, что главное - это жить как можно дольше, верно? Скажи, Икс, неужели ты и правда завидуешь нам? Смотри, ты первый в своей летной академии, а фриговиты и не мечтают о высшем пилотаже, так?
- По-твоему, главное - быть первым?
- А по-твоему - просто быть?
Я умолк. Вот мысль, которую тогда я сам был не в силах постичь. Я привык опережать других, не прилагая особых усилий - только досадуя на свой короткий век. Никогда мне в голову не приходило, как на фоне обычных людей чувствуют себя фриговиты с замедленным метаболизмом - не сожалеют ли о тех двух с половиной градусах, на которые их температура тела ниже?
С каждым поколением все меньше будет рождаться хомо сапиенс и все больше хомо фриговитус. Двести лет жизни стоят того. Но что-то на этом пути будет потеряно. Хотя когда умрет последний сапиенс, об этом можно будет забыть.
- Если уж браться за какое-то дело, то на которое ты действительно способен, - вновь заговорила Дана. Тот редкий случай, когда она первая нарушила молчание. - Один может быстро бегать, другому не надоедает годами наблюдать за жизнью одноклеточных, третий умеет жонглировать словами - значит, они рождены именно для этого. Можно писать картины, даже если ты не различаешь цветов - но что это будут за картины? Можно выращивать сад, даже если ненавидишь землю, но будет ли он плодоносить?
Дана выдернула кисть из моей ладони и посмотрела на свои тонкие длинные пальцы, будто впервые их увидела:
- Если руки двигаются слишком медленно и не способны верно передать даже аллегро, не говоря уже о престо, то нужен ли на свете музыкант, чей удел - только минорные темы? Нужно ли делать что-то наполовину, на две трети, на три четверти? Зачем?
- Однажды на Земле не останется людей с температурой тридцать шесть и шесть, - перебил я. - Значит, престо исчезнет, и мировой рекорд в стометровке не будет побит, и фигуры высшего пилотажа станут проще. Но скорость - величина относительная, она заметна, только когда есть точка отсчета.
Дана кивнула.
- Да, мы многое теряем. Порой это больно и грустно. Но такова судьба - ведь многое и приобретаем. Главное, что выбор мы делаем сознательно - значит, так правильно. Поэтому я не сожалею. Сделав ошибку, нужно ее исправить.
Я прикусил язык, чтобы не крикнуть: счастливая, у тебя есть время на ошибки! Но сдержался. Никто не виноват в том, какой срок жизни отмерян каждому, и никто не в силах его изменить.
Да, я свирепо завидовал фриговитам, да, я отдал бы и скорость, и реакцию за возможность взглянуть, каким станет человечество в следующем веке. Да, порой я боялся сделать неверный шаг и потратить слишком много времени на возвращение, боялся настолько, что останавливался в нерешительности и растерянно смотрел, как время все равно уходит.
Но, может быть, в тот вечер я впервые начал примиряться с тем, кто я есть.
- Командир! - Медведев похлопал меня по щеке. - Просыпайтесь, вас вызывают в офицерский класс.
Я потянулся. Оказывается, не проспал и десяти минут: автобус стоял у летного домика. Сквозь раздвинутые двери в салон врывались перемешанные со снежинками холодные вихри.
- Как вы себя чувствуете? - Медведев понизил голос. - По-моему, у вас жар.
- Угу, - с досадой буркнул я, отворачиваясь, - знобит. Ничего, проглочу пару таблеток - к утру пройдет.
Увидев меня, Метельский бросился навстречу:
- Спасибо, Игорь Константинович! - воскликнул он, тряся мою кисть обеими руками. - Мы видели в иллюминаторы... Это было впечатляюще.
- Не стоит благодарности. - Мне было неловко.
Командир полка молча наблюдал за этой сценой. По выражению лица становилось ясно, что ему воздушный бой понравился меньше.
- Послушайте, Игорь Константинович, - продолжал Метельский, наконец, выпустив мою ладонь, - не буду ходить вокруг да около. Мы рассчитываем на вашу помощь. Вы уникум! Феноменальная скорость рефлексов, быстрота принятия решений, поразительно развитая память и интуиция...
- Не вы первый это обнаружили, - перебил я. - В первые годы жизни меня чаще, чем по имени, называли Любопытный Казус.
Метельский густо покраснел. Видимо, ему тоже случалось.
- Понимаю, вам еще в детстве надоели тесты и обследования...
- Вы сэкономите время, если обратитесь к ректору столичного Медико-Биологического университета - он защитил по мне диссертацию.
- Ах нет, эти материалы мы уже изучили.
- Что же новое вы рассчитываете выяснить?
- Видите ли, я возглавляю проект...
Горячую речь профессора я слушал вполуха. Ученые любят исключения из аксиом и рабочих теорий - они мечтают обнаружить свидетельство новой, еще никому не известной закономерности. "Несовершенство методики продления жизни... Разработка способа понижения температуры тела у живущих... Сохранение исходных рефлексов вида сапиенс..."
Мне же гораздо интереснее было бы узнать, где сейчас Дана. Столько лет у меня получалось не думать о ней, что, казалось, она больше не имеет никакого отношения к моей жизни.
- Очень интересно, - прервал полковник Вакулин. - Однако, дорогой профессор, уговаривать майора Симонова не требуется. Он с удовольствием примет участие в проекте.
Это я уже понял. Мое содействие согласовано на более высоком уровне. Метельский вновь смутился, но у комполка было мало времени. Не успел я обрисовать ход сражения, Вакулин поморщился:
- Да-да, ясно... Так почему же вы дали уйти последнему из нападавших? Ведь у вас была возможность остановить его.
Я вздохнул:
- Потому что знаю летчика.
Рассеянно слушая ответ на экзаменационные вопросы, седой полковник листал зачетные ведомости.
- Слушайте, Симонов, - прервал он меня на полуслове, - а вам не поздновато поступать в летную академию?
- Да, можно было и пораньше. - Я пожал плечами. - Задача решена неверно?
- Нет, все правильно, но... Сюда идут после школы. Каково вам будет сидеть за одной партой с мальчишками? Странно, что вы до сих пор не определились с занятием по жизни.
- Я понимаю.
- Вы ведь не фриговит? Сколько вам лет?
Наконец полковник обнаружил искомую цифру, и его брови поползли вверх:
- По-видимому, здесь ошибка!
- Боюсь, что нет.
Выходя из аудитории, я улыбался: с души свалилась огромная тяжесть. Трудным было не поступление - с физикой и математикой я всегда дружил - трудно было принять решение. Теперь же, перейдя черту выбора, я чувствовал себя окрыленным. В переносном и - уже почти! - прямом смысле. Да-да, я буду летать!
- Эй ты, фриг, - внезапно раздалось за спиной, когда я свернул в прохладу тенистого бульвара.
Я обернулся. Хмурый светловолосый парень презрительно рассматривал меня с головы до ног.
- Это ты мне? - изумился я. Привыкнув отчаянно сожалеть о своей слишком высокой температуре тела, я полагал, что принять меня за фриговита может только идиот. Наверное, он услышал наш разговор с экзаменатором, но понял по-своему.
- Тебе, тебе. Я же спрашивал у тебя про второй закон термодинамики. Принципиальный? Или крысятничаешь? Фриги - тормоза, но вызубриваете вы все.
- Что ты имеешь против?
Мне стало весело. Он ничего не спрашивал на экзамене. Ищет повод подраться - только зачем?
Парень не спеша подошел поближе, сплюнул мне под ноги. Он чувствовал себя хозяином положения. Ждать защиты мнимому "фригу" было неоткуда.
- Забирай свои бумажки и вали из академии, понял? Примороженным уродам здесь не место.
- А где же их место?
- В... - рявкнул светловолосый, заводя сам себя. Наверное, просто бить спокойно стоящего человека он не умел. Но очень хотелось.
- Грязно, юноша, - заметил я, не сумев отказать себе в удовольствии. - Тебя мама не отправляла мыть рот с мылом после таких слов? Придется этим заняться.
- Ах ты... - зарычал парень и замахнулся. Видимо, ему уже доводилось устраивать разборки с фриговитами. Обычный сапиенс всегда успевал нанести один-два удара раньше, чем человек с замедленным метаболизмом. Но вот чего юноша не ожидал, так это что кто-то может оказаться еще быстрее.
Учиться нам пришлось в одной группе. Парня звали Юрием Гринчуком, и все годы в академии ему отчего-то казалось важным обойти Икса - так меня рано или поздно начинали именовать все - превзойти в успеваемости, обставить в спарринге на тренажере, опередить на физподготовке. Иногда, надеясь помириться, я позволял ему выиграть, но он всегда разгадывал уступку и злился еще больше. Со своим упрямством Гринчук постепенно стал совсем неплохим летчиком, но я так и не понял, что за неприязнь он питал к фриговитам. Вернее, беспричинная злость на "холодных уродов", сродни ксенофобии, не показалась убедительной.
После окончания учебы я уехал и быстро забыл о нем. В то время был занят совсем другим: завоеванием авторитета в новой среде, освоением своего - почти родного! - самолета. И попытками удержаться от звонка или письма Дане...
Тихий стук в дверь выдрал из сна, будто окатил холодной водой. Я вскочил с кровати. Стук повторился - робкий и ритмичный, как когда-то...
Сердце толкнулось в грудную клетку и рухнуло куда-то вниз.
С чего я взял, будто это не Радченко пришел звать обмыть удачный вылет?
Северные мартовские сумерки давно сгустились до чернильного мрака, хотя электронный будильник высвечивал всего шесть вечера. Злясь на себя, я включил свет, поспешно натянул джинсы, футболку, кое-как причесался. Рука дрогнула, открывая.
- Это же ты, Икс, - сказала Дана, глядя прямо в глаза. На капюшоне ее меховой куртки таяли снежинки, волосы чуть растрепались, а обожженные ледяным ветром скулы заалели.
Я отступил на шаг и усмехнулся:
- Что, хреново выгляжу?
Невольно заглянул в висящее у двери зеркало. Крупные черты лица, густые темные волосы с обильной проседью, паутина морщинок вокруг глаз. Обычное лицо сорокапятилетнего мужчины. Если побреюсь, можно будет скинуть пару-тройку. А Дане по-прежнему не дашь больше двадцати.
Она прошла в комнату, оглядела почти спартанский интерьер. От ее молчания стало немного стыдно. И грубой фразы, и колченогого стола с позавчерашним пятном от кофе, и пыли под незастеленной кроватью, и полуразобранного ноутбука, который растерянно мигал светодиодами.
- Как же все-таки медленно мы, холоднокровные, соображаем, - вздохнула Дана, тронув пальцами подвески допотопного бра, и они мелодично звякнули - как всегда в ее руках. - Я ведь читала историю Игоря Симонова. Размышляла, анализировала, сопоставляла. И не догадалась, что это ты.
- Не думал, что ты помнишь меня.
- Собираешься кокетничать? - Дана подняла светлые брови. - Я-то все гадала, почему ты исчез? Чем могла обидеть, не случилось ли что-то ужасное... А ты просто боишься стареть при мне.
Я почесал в затылке. Так и есть. Просто десять лет назад я объяснял себе другими, более красивыми словами. "Наши часы идут с разной скоростью", и все в таком духе. Сейчас это почему-то показалось ребячеством - хотя тогда я считал себя взрослым мужчиной, принимающим волевое решение.
Только сейчас сообразил, что ей, должно быть, холодно у меня, и бросился закрывать окно, за которым ветер насвистывал песню одиночества.
- А ты преуспеваешь, - сделал я неуклюжую попытку поменять тему. - Проект Метельского получил хорошие гранты.
Дана расстегнула куртку, внимательно посмотрела на меня и приняла предложенную тему.
- Он того стоит. Сергей Анатольевич на пороге большого открытия.
- Нашел способ продлить жизнь, не меняя скорость метаболизма? Странно, что АФК не в восторге.
- Напрасно иронизируешь. Метаболизм действительно нет нужды замедлять как у современных фриговитов - у меня, например, постоянная температура тридцать четыре градуса. Профессор Метельский доказал теорию Предела F, после которого дальнейшее охлаждение организма не влияет на продолжительность жизни, а лишь гасит реакцию нервных волокон. Это тридцать четыре и девять десятых градуса! Осталось доработать ингибитор - и можно понижать температуру тела даже уже живущим, в два раза увеличивая оставшийся период жизни. При этом сохранять жизнедеятельность почти на том же уровне, к которому люди привыкли...
Ее потрясающие прозрачные глаза светились, будто северное сияние, она верила в то, о чем говорила. Мне вдруг тоже страшно захотелось поверить, ощутить это похожее на полет чувство надежды. Забыть, что моя жизнь уже заходит на посадочную глиссаду. Размечтаться, что когда-нибудь мы с Даной станем возвращаться после работы в один и тот же дом, садиться за один стол, включать какой-нибудь фильм, но я буду пропускать все перипетии сюжета, потому что смотреть стану только как Дана режет хлеб и наливает чай, а она начнет притворно грозить, что вот сейчас уронит мне на колени тарелку с горячим супом, если я не перестану пялиться, и тоже забудет о фильме...
Что же, я десять лет обманывал сам себя, будто для счастья вполне достаточно рева турбин, сверхзвуковых скоростей и бездонной свободы неба? Стоило появиться крошечному поводу для надежд - и воображение врубило форсаж, послав к черту все доводы.
- Метельский считает, что ключ к верной формуле ингибитора - в тебе. Ты не исключение, а правило - его только еще не удалось вывести.
Я насмешливо фыркнул:
- Да? Я не ингибитор, а как бы... тот случай, когда минус на минус дал плюс. Может, ему еще поискать?
Дана нахмурилась. Да я и сам осекся. Исследования получили гранты, уж наверное, не за пустые фантазии автора. Что меня дергает язвить? Может, то, как Дана произносит имя своего начальника... Не слишком ли тепло?
Но тут Дана, кажется, прочла мои мысли.
- Икс, - сказала она, сжав мои руки прохладными пальцами, - разве ты еще не понял, что за все эти годы без тебя я так и не смогла как следует согреться?
Эскадрилью подняли на рассвете по тревоге. Наземные службы засекли внезапное оживление китайского военного спутника, который считался выведенным из строя. Он включил "демонтированные" ходовые части и начал движение, слишком похожее на наведение на цель. Но звенья лишь причесывали полдня небо трезубцами белых следов: своим спутником занялась изумленная китайская сторона. Земля с облегчением дала отбой, но что-то не давало мне покоя.
Я не слишком удивился, когда темнота комнаты в общежитии враждебно усмехнулась:
- Заставляешь себя ждать.
Вспыхнул свет. Бывший сокурсник за десять лет раздался в плечах, глаза и волосы будто выцвели, худоба подчеркивала острые скулы и кадык, тяжелую челюсть. Прищурившись, он разглядывал меня поверх мушки пистолета.
- А ты постарел, - насмешливо заметил Гринчук. - Странно, но я не так уж давно понял, что ты такое, Икс.
- Где Дана? - вырвалось у меня.
- Вы все еще вместе, надо же! Какой сюжет, а? Противоположности притягиваются. Ты можешь попробовать угадать, ушла ли она утром на работу, накрыв завтрак салфеткой для тебя, или не успела?
Я попытался успокоиться:
- Что ты тут делаешь? Тебя арестуют, это лишь вопрос времени. Лучше бы...
Гринчук дернул плечом:
- Это ты меня сдал. Для меня все кончено. Но и тебе недолго осталось, верно? Все хотел спросить, сколько тебе на самом деле лет: двадцать пять?
- Двадцать четыре.
- Надо же. А выглядишь хорошо за сорок. - Он фыркнул. - Мне вот любопытно, почему после твоего рождения не только не остановили фриговитское безумие, но еще и доверили тебе самолет? Тебя же надо посадить в клетку и показывать людям, чтобы понимали, к чему приводят попытки вмешаться в божественный промысел.
- Неужели ты действительно веришь в этот бред, Юра? - недоверчиво перебил я. - Зачем тебе все это на самом деле?
Он хрипло рассмеялся:
- Ну, Икс, что ты как маленький? Конечно, деньги, как всегда и как везде. Представляешь, сколько будет стоить продление жизни, доступное лишь избранным? За такое АФК готов финансировать каждый, у кого есть лишний миллион.
И тут я вновь отчетливо почувствовал: он тянет время. Как тогда, в небе. Но... зачем?
Уничтожением одного транспортника не решить этой задачи. Значит, его никто не собирался сбивать. АФК нужна вся база, о которой они до сих пор не знали.
Дверь хлопнула за мной раньше, чем Гринчук успел дернуться. Выстрел опоздал.
Машина брызнула снегом из-под колес.
Аэродром в двух минутах, за которые я должен понять, на каком из четырех самолетов стоит маячок.
Долгие гудки в телефоне.
- Алло? - Вакулин.
Самолеты держатся в готовности всегда.
- Я "ноль тринадцатый", разрешите запуск.
Добро на взлет дают мгновенно.
Только Медведев пропадал из поля зрения остальных вчера. Только его могли незаметно "подстрелить". Остается лишь молиться, чтобы я угадал верно...
Впереди стальная гладь Северного Ледовитого. Растет и заполняет землю и небо вьюгой холодных жалящих облаков. Скорость - максимум. Больше я ничего не могу сделать, только выжимать из двигателя все, на что он способен.
- Триста километров будет достаточно, слышишь? - кричит Вакулин в шлемофоне. - Потом катапультируйся!
- Есть.
Смешно. Куда прыгать, в океан?
- Икс! - Это Дана. Как умудрилась прорваться на СКП? - Твоя температура выше, ты сможешь продержаться в воде!
Сердцу становится теплее. С ней все хорошо.
Черт возьми, как же хочется жить! Какая, к псу, разница, способен ли был Метельский добавить несколько лет к остатку моей жизни? У меня и сейчас есть, за что любить этот мир. Было.
Пройдя отметку трехсот километров, я чуть поколебался, но все же рванул держки катапульты. Отвалился колпак обреченного самолета, и меня вышвырнуло навстречу ледяному ветру. Хлопок над головой - и вышибающий дух рывок.
Что ж. По крайней мере - место в первом ряду.
Вспышка впереди ударила по глазам, а через секунду обрушился грохот и шквал. Меня крутануло, подбросило, купол парашюта погас. Скорее машинально я обрезал спутанные стропы и раскрыл запасной - чтобы полюбоваться серым грибом взрыва и величественным цунами, проходящим прямо подо мной.
Неужели волной принесло льдины? Чудо... Да ладно, сколько времени понадобится на поиски? Один шанс из ста.
Чуть больше, чем ничего.
Я глубоко вздохнул прежде, чем нырнуть во все еще кипящий океан.