Bronislaw Maj
Бронислав Май.
Польский поэт из Кракова, р. 1953.
Стихи взяты из сетевых блогов. Оригиналы приведены без диакритики.
***
Kto da swiadectwo tym czasom?
Kto zapisze? Bo przecież nikt z nas:
za dlugo tu żylismy, za gleboko wchlonęlismy
te epoke, zbyt jej wierni, aby moc o niej powiedziec
prawde.W ogole - mowic prawde. Wierny:
mowie "sprawiedliwosc", a mysle
o mrocznym szczesciu zemsty,
mowie godnosc, a pragnę narzucania swojej woli,
mowie "troska", a mysle "my" i "oni", i - "co ze mna zrobili". Nic wiecej
nie mam na swoja obrone: wiernosc. I slabosc:
to, że nienawidzilem zlych, oszukiwalem, by chronic
prawde, pogarda byla moja chora duma.
Nienawisc, pogarda, klamstwo - przez tyle lat,
by przezyc i byc czystym. Co najwyzej - przezyc.
Pozostac - niemym. Pytac: kto da swiadectwo?
Dobrze wiedzac, ze nikt z nas i przeciez nikt
inny. Wiec bez jednego slowa. Pusta epoka.
Jak zadna inna wypelniona zyciem, bo
naszym, i nie bedzie drugiej. Zgielk
wrzask, placz, smiech i skowyt, pospolita
piesn, bez slow, bez jednego slowa,
ktore by kiedys przemowilo
za nami.
***
Кто представит свидетельство о нашем времени?
Кто запишет? Ведь никто из нас :
мы здесь слишком долго жили , слишком глубоко надышались
этой эпохой, слишком верны ей, чтобы суметь о ней сказать
правду. Вообще - говорить правду. Верный ей ,
я говорю: "справедливость", и думаю,
о мрачном счастье отмщения,
говорю о достоинстве, и желаю навязать свою волю,
говорю: " милосердие", и думаю, "мы" и "чужие"
и - " что они сделали со мной" Ничего больше
нет у меня в оправдание : верность. И слабость:
я ненавидел злых, обманывал, чтобы уберечь
правду, презрение было моей больной гордостью.
Ненависть, презрение, ложь - в течение многих лет,
чтобы выжить и остаться чистым. Главное - чтобы выжить.
Остаться - немым. Спрашивать: кто даст показания?
Прекрасно зная, что никто из нас, и никто
иной . Поэтому без единого слова . Пустая эпоха.
Но нет другой столь наполненной жизнью, потому что
нашей, и другой не будет . Шум,
крик, плач, смех и визг, общая
песня без слов, без единого слова,
которое когда - нибудь заступилось бы
за нас.
***
Wiem, ze jest gdzies
najczystsze zrodlo
za mocno pragne
by moglo go nie byc
to zrodlo w ktorym zmyje z siebie
wszystko czym jestem -
nie zawiedzie mnie w drodze
żelazny zapas powietrza
ani ta odrobina histerii
pchajaca ciagle ku swiatlu -
jeszcze tylko ten lancuszek
uderzen serca
cicho liczacych gloski wierszy
jakich tam już nie bedzie - zerwac
by isc
***
Я знаю, что есть где-то
чистейший источник
слишком сильно я жажду
чтобы могло не быть
источника, в котором я смою с себя
все, чем я есть -
не подведёт меня в дороге
надёжный запас воздуха
и ни та малость истерии
беспрестанно подталкивающей к свету -
еще только эту цепочку
ударов сердца
тихо считающих звуки стихов
которых там уже не будет - порвать
чтобы идти
***
Noca w lesie ognisko: falujacy krag
swiatla, poza ktorym nie ma nic,
bo my jestesmy tu, w srodku:
przekrzykiwania sie, piosenki, smiech...
Wreszcie konczy sie drewno, dogorywanie
plomieni. A mowi sie takze: dogorywa
czlowiek. I ciagle jest w tym cos
z ognia. Lecz potem jest już to
nic: ciemnosc, i widzimy wyraznie wszystko,
co pozostalo: nasze twarze, nagle takie
inne, schylone nad tym miejscem, czarne
kontury drzew, nieco jasniejsze niebo,
zimne gwiazdy. I nikt nie wie, dlaczego
tak dlugo milczymy,
a potem mowimy
szeptem.
***
Ночью в лесу костёр: вздымающийся круг
света, за которым нет ничего,
потому что мы здесь, в центре:
перекрикиваемся, песни, смех ...
Наконец кончаются дрова, угасает
пламя. И говорится также : угасает
человек. Все-таки есть в нём что-то
из огня. Потом уже
ничто: темнота, но мы отчётливо видим всё,
что осталось: наши лица, внезапно такие
другие, склонённые над этим местом, черные
контуры деревьев, немного ясного неба,
холодные звезды. И никто не знает, почему
мы долго молчим ,
и потом говорим
шёпотом.
***
(W.G., w marcu 1980)
To wszystko było nie tak, jak potem mowiono.
Prawda, nie potrafiłes zyc, lecz przeciez nie umiales
umierac: twoja rozpacz i zachwyt, nadzieja i bol
nie byly inne, niz bywaja u ludzi. Smierc przyszla
pozniej. Zrobili z niej poczatek i patrza teraz
na ciebie - stamtad. Jakbys nigdy nie zył. Nigdy:
cieple swiatlo zachodu nad wiezami miasta, gladka
siersc psa, imieniem Meskal, pod dlonia, zapach
ognisk, krzyk ptakow budzacy niejasne uczucia, jej
imie, wymawiane tak miekko, glod, radosc zakonczonej
pracy - nigdy nie były twoje, tak mowia. Śmierc, to
jedno jest pewne, widza cie poprzez to, co pewne.-
W swietle, ktore patrzylo ci w oczy, trwa na zawsze
twoj wzrok, siersc zwierzecia jest gladsza, niz gdybys
jej nie dotykal, inna bylaby ta kobieta, gdybys
nie kochal jej ty. Nic sie nie konczy. Smierc już
minela. To wszystko jest. Jest
inaczej, niz mowia,
( W.G., в марте 1980)
Не так всё это было, как потом говорили.
Правда, что не умел ты жить, но все же не умел и
умирать: твои отчаяние и восторг, надежда и боль
были такими же, как и у других людей. Пришла
смерть, и для них она стала началом, они смотрят сейчас
на тебя - оттуда. Будто бы ты никогда не жил . Никогда.
Теплый свет заката над башнями города, гладкая
шерсть пса по имени Мескаль под рукой, запах
костров, крики птиц, пробуждающих неясные чувства, её
имя, произносимое так нежно, голод, радость законченной
работы - никогда не были твоими, так говорят. Смерть, это
единственно достоверное, видит тебя сквозь то, что достоверно :
в свете, который смотрел тебе в глаза, длится навсегда
твой взгляд, собачья шерсть глаже, чем если бы ты
её не касался, другой была бы та женщина, если бы
её не любил ты. Ничего не кончится. Смерть уже
миновала. Это всё есть. Есть
иначе, чем говорят.
***
"PIOSENKA O PLATKU SNIEGU"
Lecz jesli to Twoj znak i zmilowanie
Ten czysty snieg - daremne jest:
Kazdy platek jak aniol zesłany
Na upodlenie i smierc
Patrz, w locie obraz ziemi chlonie jak lustro;
Nim opadnie - juz nie jest gwiazda
Na moim czole cichnie jak usta
Malenkie - calujące rozpalone zelazo.
"Песня о снежинке"
Если знак Твоего милосердия
Этот чистый снег - не напрасно ль верить
Ангелам, посланным с небесной тверди
На унижение и смерть.
Посмотри! Их Земля словно зеркало манит,
лишь падут - и уже не звезда.
На горячем челе на моём остывают
маленькие целующие уста.
***
Golebie spia na gzymsach i kolumnach
Sukiennic, ufnie jak dzieci. Mozna
wyciagnac reke: cieplo rozbudzony trzepot,
predko bijace serce. Na stopniach pomnika
dziewczyny i chlopcy, spiewaja
przy gitarze. Granatowy wilgotny mrok,
pomaranczowe swiatla na murach, czystosc
wieczoru i spiewu, to boli: kiedys
pragnalem pokochac to miasto tylko
dla ciebie.
***
Голуби спят на карнизах и колоннах
Сукенниц, доверчивые, как дети. Можно
протянуть руку : теплый разбуженный трепет,
часто бьющееся сердце. На ступенях памятника
девушки и парни, поют
под гитару. Синий влажный сумрак,
оранжевые пятна света на стенах, чистота
вечера и пения, и это печалит : когда-то
я хотел полюбить это место только
ради тебя.
***
Nigdy nie napisze dlugiego poematu: wszystko,
co tu poznalem, nie pozwala mi
klamac: trwa pomiedzy
dwoma haustami powietrza, w jednym
spojrzeniu skurczu serca. I jestem
tylko teraz i to, co jest tu ze mna,
wystarcza zaledwie na kilkanascie
linijek, wiersz tak krotki jak zycie
bielinka, blysku swiatła na fali,
człowieka katedry. Kilkanascie linijek
i to, co pomiedzy nimi: nieskonczony
blysk swiatła, wieczne życie bielinka,
czlowiek przekraczający
smierc.
***
Никогда не написать мне длинной поэмы : все,
что мною тут было познано, не позволяет мне
лгать: оно живёт между
двумя глотками воздуха, в одном
взгляде, ударе сердца . Я есть
только сейчас, и того, что есть здесь со мной,
хватает лишь на несколько строк,
стих короток, как существование
бабочки, проблеска света на волне,
человека церкви. Несколько строк
и то, что между ними: нескончаемое
сияние света, вечная жизнь бабочки ,
человек, преступающий
смерть.
***
ZA OKNEM DESZCZ,SZKLANKA HERBATY NA STOLE,
LAMPA-TAK,MOZE NAIWNIE,WIDZE CIE,
ZA PIEC,ZA DWADZIESCIA,ZA STO DWADZIESCIA PIEC
LAT,ODCZYTUJACEGO TEN WIERSZ:MYSLACEGO O MNIE, CZLOWIEKU
SPRZED DWUDZIESTU CZY STU DWUDZIESTU LAT- JAK
ZYLEM? JA I MOJA EPOKA: BEZNADZIEJNIE ZMECZENI LUDZIE,
KILKA DAT,MIEJSC KLESKI, NAZWISK: ZAKLEC, KTORE POWTARZALISMY
WTEDY, Z DZIECINNA NADZIEJA ZYJACYCH,GLUPSI OD CIEBIE
O MADROSC, KTORA CZAS DAL TOBIE: ZYJACEMU
PO WSZYSTKIM: PO NAS, PO WSZYSTKICH. - TAK MALO
UMIEM CI PRZEKAZAC,TYLE CO WSZYSCY.LECZ PRZECIEZ
ZYLEM I NIE CHCE UMRZEC CALY: POZOSTAC
DLA CIEBIE KAZDYM, PRZEDMIOTEM STATYSTYCZNEJ
LITOSCI ALBO POGARDY.TO, CO BYLO TYLKO,
TYLKO MNA, JEST POZA HISTORIA.WIEC POWIEM O SOBIE
JEDYNA OBU NAM DOSTEPNA MOWA: O ZAPACHU MOKREGO
KURZU MIEJSKIEGO ZA OKNEM(SPADL DESZCZ), O STOLE
UWIERAJACYM LOKCIE, O SWIETLE LAMPY, KTORE RAZILO MNIE W OCZY
KIEDY PISALEM TEN WIERSZ- POWSZECHNA MOWA WSZYSTKICH
PIECIU ZMYSLOW
Дождь за окном, чай на столе,
лампа - таким, может быть , наивно, я вижу тебя,
через пять, двадцать, сто двадцать пять
лет читающего эти стихи, думающего обо мне, человеке
из-под прошедших двадцати или ста двадцати лет- как
я жил? Я и моя эпоха: безнадежно усталые люди,
несколько дат , мест бедствий, имён ,заклинания, что мы повторяли
тогда с детской надеждой живых, глупее тебя
на мудрость, которую дало время тебе, живущему
после всего : после нас, всех нас - так мало
могу я тебе передать, то же, что и все, ведь я
живу и не хочу умереть весь , остаться
для тебя безличным предметом статистической
жалости или презрения. Tо, что было только,
только мной, - это вне истории. Поэтому скажу о себе
единственно доступным обоим нам языком: о запахе мокрой
городской пыли за окном ( прошёл дождь), о столе,
в который упираются локти, о свете лампы, бьющем мне в глаза
когда я писал это стихотворение - общим языком всех
пяти чувств.
***
"Roznica czasu"
Teraz jest noc w Krakowie, punkt pierwsza,dokladnie.
I moze wlasnie teraz ty-pewnie,spokojnie
Przez sen wyciągasz ramie i, zamiast mnie, nagle
Obejmujesz to zimne puste miejsce po mnie,
Absolutna-mnie nie ma, nie ma, nie ma-proznie.
(Niezły trening przed.)A milosc?Cieplo ramienia?
Tak, na pewno.Lecz ta nieobecnosc-czym rożni
Sie od smierci?I tego sie w koncu dowiemy,
Tuż po.Każde z nas w swoim czasie, lecz sie dowie.
Bo tylko to jest pewne.Tymczasem jednak-jest
Noc dokładnie piętnaście po pierwszej, w Krakowie,
A tu-kwadrans po szostej,dzien:jest,jest,jest,jest
Iowa City,12 wrzesnia 1996
***
"Разница во времени"
В Кракове ночь, для отсчёта точка.
Если прямо сейчас ты в сонном покое
потянувшись, вдруг обнаружишь то, что
вместо меня - пустоту ощутив рукою
абсолютную - нет меня, нет меня, нет - пусто.
(Неплохой тренинг наперёд.) А любовь? Тепло плеча?
Так, несомненно. Но как различить эту и ту, что
в смерти? Все узнаем в последний час
сразу же, достоверно , впрочем,
все в своё время. И вот что есть :
в Кракове четверть второго ночи,
здесь же день, с четвертью шесть: есть, есть, есть.
Айова Сити, 12 сентября 1996.
***
Бронислав Май.
***
Wychodząc rano, niby przypadkiem, zostawiła...
Wychodząc rano, niby przypadkiem, zostawiła
darowane konwalie i ciągle napełnia pokój
mrocznym zapachem ta noc. Wypełniony,
patrzę teraz na harującą od świtu Wisłę:
robotnicy ciągną przez śluzę barkę z węglem -
ich ruchy niezbędne i skuteczne, mówią,
ile trzeba, żeby się zrozumieć, czasem tylko
gest ręki. Barka odpływa ciężko wypełniona
swoim sensownym ładunkiem. - Jeżeli mimo to
będę pisał wiersze: tylko słowa niezbędne,
by się porozumieć, proste fakty: rzeka,
zapach kwiatów, ruch ręki zrozumiały
dla dwóch ludzi i tego, kto
na nich patrzy. To jest
wszystko. I tylko to
nas nieskończenie przerasta.
Выходя утром, она как будто случайно оставила
подаренные ландыши, и до сих пор комната
в тёмном запахе этой ночи. Наполненный ей ,
я смотрю на Вислу, она с рассвета в труде:
рабочие тянут баржу с углем через шлюзы -
их движения необходимы и успешны, они говорят
сколько нужно, чтобы объясниться, иногда делают
жест рукой. Баржа тяжело отплывает, наполненная
своим разумным грузом. - Если всё-таки
я буду писать : то лишь слова, необходимые
чтобы объясниться, простые факты: река,
запах цветов, движение руки, понятное
для двух человек и того, кто
на них смотрит. И это
все. И только это
нас бесконечно перерастает.
***
To miejsce, w którym tak kochałem...
To miejsce, w którym tak kochałem: młodniak -
biegaliśmy wciąż widząc nad drzewkami swoje głowy -
jest wysokim lasem. Jest ciemno. Nie widzę: wyjść,
jak najprędzej stąd wyjść. Na słońce, na drogę,
która cała jeszcze przede mną, to tylko jej początek tam
został. 'Kochałem' znaczy: 'będę kochać', nic więcej.
Nic więcej wobec rosnących młodych drzew: kochać.
I powracać: bez lęku, przystawać w lesie, który będzie
coraz wyższy, pełen wilgotnego cienia, coraz pełniejszy
cieni tych, których kochałem, jak
nigdy potem, nikogo.
Место, которое я так любил: молодняк -
мы бегали, всё время видя над деревьями свои головы -
стал высоким лесом. Темно Не вижу: как выйти,
как поскорее отсюда выйти. На солнце, на дорогу,
которая все еще передо мной, только её начало там
осталось. 'Я любил' означает 'я буду любить', не более того.
Ничего более растущих молодых деревьев: любить.
И возвращаться: без страха остаться в лесу, который будет
становиться всё выше, полниться влажной тенью, полнящейся
тенями тех, которых я любил, как
никогда потом, никого.
*** Ten dziwny wieczór...
Ten dziwny wieczór: siedzę w ogrodzie, sosny
jeszcze wyraźne na tle nieba, w sąsiedztwie
matki zwołują już dzieci, stukot pociągu,
oddalający się, miękki. Myślę o moim życiu
jak o czymś już zamkniętym i skończonym.
Nie chcę do niego wracać. Niczego zmieniać
ani naprawiać, czysty. Zatarta granica pomiędzy
mną a tym wieczorem: całym ciałem czuję
szelest gwiazdy, skrzyp sosen, miękki stukot
kół. Czysty, przed nowym narodzeniem i początkiem
czego? Ale czy będą tam drzewa, rosnący stukot
pociągu czy będzie wywoływał niejasne i radosne
wspomnienie tego wieczoru, czy będą tam
dzieci, matki, która z nich mnie
przywoła stamtąd, gdzie jestem, i czy to
będą na pewno sosny? - Nie potrafię
przekroczyć tego, co tu
poznałem, pragnąc czegoś zupełnie innego
niz szczecie
Тот странный вечер: я сижу в саду, сосны
ещё ясны на фоне неба, по соседству
матери уже зовут детей, грохот поезда,
отдаляющийся, глухой. Я думаю о своей жизни
как о чём-то уже закрытом и законченном.
Я не хочу возвращаться к ней. Ни менять,
ни исправлять , чисто. Стёрта граница между
мной и этим вечером: я чувствую всем своим телом
шелест звезды, скрип сосен, мягкий стук
колёс. Я чист, перед новым рождением и началом
чего? Будут ли там деревья, нарастающий стук
поезда, будет ли это вызывать смутное и радостное
воспоминание того вечера, и будут ли там
дети, матери, и которая из них меня
позовёт оттуда, где я нахожусь, и будут ли это
обязательно сосны? - не могу
перешагнуть через то, что здесь
узнал, желая чего-то совершенно иного,
чем счастье.
***
Wieczorem na Dworcu Głównym w Krakowie: troje żebrzących
Cyganiątek: z bezwiednym wdziękiem zwinnych radosnych zwierzątek
uwijają się w tłumie, znikają, nawołują w niezrozumiałej mowie.
Nie łaczy cię z nimi nic, tylko, przez moment, ciepło
monety, którą wkładasz - pospiesznie, zawstydzony - w rączkę
dumnej i pewnej siebie czterolatki; jej pobłażliwy uśmiech, spojrzenie
starsze niż ty, niż pamięć: oszałamiające przeczucie innej
rzeczywistości. I juz odbiega, widzisz podrygujacy warkoczyk, chustę,
gołe pięty: inaczej czuje zimny marmur schodów, inaczej widzi
tłum takich jak ty, słyszy nierozumiejąc komunikat
z głośników i nie wie jak jest wolna, nie wie
jak oddycha: jak lekko unieważnia i odrzuca twój
świat. A potem w kącie, w trójkę, hałaśliwie dzielą
łup; najstarszy krzyknął coś - wybiegają. Zostajesz
i wtedy nagle, aż tamujące oddech pragnienie: być
jednym z nich: bosymi stopami mocno czuć wilgoć i chłód,
chwilę uwijać sie w tym obcym biednym swiecie i wracać, już:
"już!" - krzyknąć swoim w nieznanej tu mowie, biec,
cieszyć sie jak dziecko
nieznanego
Boga.
Вечером на главном вокзале в Кракове: тройка нищих
цыганят: с бессознательным изяществом проворных радостных зверят
они вьются в толпе, исчезают, зовут на непонятном языке.
Тебя с ними ничего не связывает, только на мгновение тепло
монеты, которую вкладываешь - поспешно, смущенно - в ручку
гордой и уверенной в себе четырёхлетки; ее снисходительная улыбка, взгляд её
старше чем ты, чем память: ошеломляет предчувствие другой
реальности. А она уже отбегает, видишь мотающуюся косичку, платок,
босые пятки: она иначе чувствует холодный мрамор лестницы, иначе видит
толпу таких, как ты, слышит не понимая сообщения
из динамиков и не знает своей свободы, не знает
как дышит: как легко она отменяет и отвергает твой
мир. А потом в углу втроём они шумно делят
добычу; старший крикнул что-то - они убегают. Останавливаешься
с внезапно перехватывающим дыхание желанием: стать
одним из них: босыми ногами чувствовать влагу и холод,
повертеться минутку в этом чужом бедном мире и уже возвращаясь:
'Сейчас!' - крикнуть своим на неизвестном здесь языке, и бежать,
радуясь, как дитя
неизвестного
Бога.