| |  | | |  | |  |  |
Квас государства
В городе N. кончился хлеб и патроны. Улица пахла порохом. Особняк купца Филостратова щерился выбитыми окнами.
- Эх, - сказал Иван. - Стало быть, дворник уже не нужен.
Он почесал в затылке, нагнулся и поднял упавшую ранетку. Красный фрукт ошпарил язык кислым соком. Оскомина заныла во рту осколочным ранением.
- Эх, ядрен патрон, - выдавил Иван, смахивая слезу и на секунду теряя пролетарскую бдительность.
Из ближайшего окна коршуном выпорхнул человек в рваном дворницком тулупе. Безмен в его руке сверкал, как скипетр. И прежде чем Иван успел сказать хоть слово, металл обжег его череп и высек звезды из глаз.
- Накось-выкусь! - сказал купец Филостратов. Затем огляделся, подхватил Ивана под мышки и поволок в подвал.
Поздно ночью Иван пришел в себя. Смахнул с лица крысу, ощупал темя, почесал грудь. Организм вроде в порядке. Только в ушах какие-то шорохи застряли.
- Чо-чо-чо, - сообщил первый шорох. - Чо это у тебя там валяется? Не конина, случаем?
- Не конина, - ответил голос купца Филостратова. - Краснозадого товарища пришиб маненечко. Он у меня в саду яблоки жрал.
- Забудь про яблоки. Завтра в город войдет Антанта. Тридцать тысяч одних кавалеристов с английскими танками и белыми чешками. Их нужно встретить, как победителей!
- Но как, поручик?!
- Там, у вокзала, на третьем пути стоит цистерна с квасом. На четыреста бочек. Стоит она там уже третий год и уже изрядно забродила. Ежели её аккуратно открыть, да процедить, да разбавить, то получится такая шампань, что ни в сказке сказать, ни пером описать...
Иван выбрал кирпич поувесистей и метнул на голос.
- Вот вам, контра недобитая! - гаркнул он. И метнулся в сторону, уворачиваясь от пуль. Выстрелы осветили ему путь, пули указали дорогу. Нырнул он в ближайшее окно, стукнулся лбом об стенку цокольной ямы, да и выскочил на мостовую, роняя сломанные ногти.
Бросился Иван по чернильной улице к казармам, а там только ветер гуляет. Кинулся в реввоенсовет, а там мыши телефон грызут. Умолк город, затаился. Только вдалеке зарницы бьют - белая артиллерия в психическую атаку пошла.
Вышел Иван из реввоенсовета, да и плюнул на землю.
- Не плюй на землю, - строго сказали сверху. - Товарищи её кровью поливали!
- Не буду! - сказал Иван и задрал голову.
На третьем этаже здания , оседлав водосточную трубу, висел товарищ комиссар Брумер.
- Лезь сюда, - приказал он. - Сейчас начнётся.
- Что начнётся, товарищ Брумер? - спросил Иван и тут же услышал дикий вой и скрежет зубовный.
Из-за угла на площадь выкатилась темная волна. Раздутые от ненависти рожи, скрюченные пальцы и яростные вопли ошеломили Ивана.
- Лезь живее! - крикнул комиссар. - Эти цацкаться не будут!
На крыше они оказались быстрее, чем Иван успел вспомнить "Отче наш". Ступая по громыхающей жести, товарищ Брумер показал на площадь.
- Оголодавшие лавочники, осатаневшие черносотенцы, оскотиневшие аристократы и ослабшие духом интеллигенты... В этот мрачный час вся нечисть выползает на землю из схронов. Горе тому, кто попадет к ним в когтистые лапы. Схарчат и не подавятся!
И словно подтверждая его слова, над городом прокатились такие вопли, что пятки Ивана примерзли к крыше.
- Сюда бы пулемёт какой, - выдавил он, стуча зубами. - Али сенокосилку моторизованную.
- Будет тебе мотокосилка, - сказал товарищ Брумер. - Будет и мотопила, если проявишь революционную сознательность. Есть мыслишки, как буржуям подгадить, чтобы победа им медом не казалась?
- Есть у меня сознательность! - воскликнул Иван, вспоминая разговор в подвале. - Да и мыслишки тоже имеются!
Выслушав Ивана, комиссар нахмурился.
- Плохо дело, товарищ, - сказал он. - В голодном городе - и целая цистерна кваса? Тут не обошлось без контры. Но мы вернем этот напиток государству.
Слуховое окно хрустнуло и брызнуло стеклянными искрами. Выбитая рама поскакала вниз, гремя и подпрыгивая. Из образовавшегося отверстия вывалился ком человеческих тел, истекающий лютой ненавистью ко всему живому и красному.
- Бежим! - крикнул комиссар и схватил Ивана за руку.
О, что это был за бег! По угловатым конькам и скользким карнизам, по трескающейся черепице и гремящему металлу. Испуганная луна тянула на голову рваное одеяло облаков, бледные звезды прятались в тучках.
Товарищ Брумер несся впереди, гигантскими скачками прокладывая дорогу к спасению. Иван косолапил за ним, проминая тонкие листы жести. А за ними, буквально в трёх шагах, скакал и прыгал, взрыкивая и подвывая, весь белый цвет уездного города N.
Впереди, как боевой цеппелин, таранил воздух полицмейстер Обручков с выпученными глазами. Рядом, бледный и безжалостный, скакал на голой фаворитке директор театра граф Пустовоев в гипсовой маске смерти. Попечитель богоугодных заведений Штрипка размахивал жестяным рукомойником и выл, показывая луне подпорченные зубы. За спиной его на четвереньках прыгал заросший до переносицы предводитель дворянства Орлофски, ухая и время от времени бия себя в грудь одной из конечностей. Затем, оставляя неровные царапины на дереве и железе, неслись кровожадные лавочники, роняя пену и стуча гирями. Визжащие юнкера с синими лицами то отставали, то вырывались вперёд, грызя от избытка чувств ногти и пуговицы. А прочих и вовсе разглядеть не было никакой возможности.
Затылком Иван уже чувствовал смрадное дыхание. "А в деревне говорили, что буржуи зубы розовым маслом чистят, " - подумал он. И ухнул в бездну.
Бездна приняла их ласково. Подхватила брезентом, прокатила, как по радуге, и сбросила на прелую сенную кучу.
- Это цирк со слоном, - сообщил комиссар, поднимая и отряхивая фуражку.
- Понятно, товарищ Брумер, - сказал Иван. - А где слон?
Товарищ Брумер провел ногтём по зубам.
- Стрескали! - ответил он. - Но отставить разговоры. В Питере рабочие крысиный хвост без соли доедают, а у нас тут четыреста бочек кваса болтаются. Кровь из носу, но мы их должны перебросить товарищам.
Они выбрались за ограду цирка и побежали по переулку, поминутно оглядываясь. Иван вспомнил оскаленные хари и украдкой перекрестился.
- Отставить предрассудки! - гаркнул комиссар товарищ Брумер.
- Есть отставить предрассудки, - привычно отозвался Иван и тут же вскинулся: - Товарищ Брумер, так ведь это сущие вурдалаки... Про такое нам на политучебе не рассказывали!
- Расскажешь тут, - сказал комиссар и сплюнул. - Это ж диалектика единства и противоположности, понимать надо!
- Это как так?
- Они для нас вурдалаки, а мы для них и того хуже!
- А почему мы раньше этого не замечали?
Товариш Брумер остановился.
- Только пробежав по городу в лунную ночь в ярости или в страхе, можно увидеть естество своего классового противника.
- Только в лунную?
- Можно и в безлунную. Но тогда ты хрен чего увидишь.
По улицам города прокатился вой и клёкот. Звуки неслись со всех сторон.
- В клещи хотят взять, - пробормотал комиссар. - Не люблю клещи. И тиски тоже не люблю. Давай, поднажмем, товарищ!.
И они поднажали. Выскочили к самой морде вокзала. Обошли с левого фланга, перебрались через забор, оставив часть штанов на зубьях, и побежали по путям. Черен и тих был вокзал, только в глубине его вспыхивали огоньки, словно бенгальские искорки.
На третьем пути от перрона стояла цистерна, одинокая, как забытая буренка на лугу. В нутрях её ворчали громовые газы. Да так сердито, что Иван аж отпрянул.
- Хреново! - сказал он. - Рычит, как похмельный дьякон за утреней! До обедни не дотянет, чую.
- Вижу, не вытравил ты еще из себя этот опиум для народа, - сказал комиссар. - Нет на тебя Циолковского с Луначарским. Стой здесь, а я пойду поищу свободный паровоз.
- Нет здесь свободных паровозов, товарищ Брумер, - сказал Иван. - Все свободные паровозы уже давно утекли к чертовой бабушке и революционной необходимости.
- Но-но! - крикнул комиссар и шагнул прочь, проваливаясь в темноту.
Иван полез на цистерну. Теплый бок ворчал, но не противился человеку. А тот, забравшись на верхотуру, лег рядом с люком и пошлепал емкость по гулкому пузу.
- Терпи, подруга! Ждут тебя в Питере рабочие и матросы. Ждут, хоть и не знают. А буржуям шиш! Шиш с маслом! С льняным и сливочным. Эх, еще бы икорки сверху набросить, да хвост семужный, да полбалычка... Стоп!
Почесал Иван затылок, прислушался к своему животу и устыдился.
- Похоже, брюхо моё вместо меня бредни плетёт, - сказал он. - Еще бы, со вчерашнего утра одну только ранетку и зажевал. Да и ту не дали проглотить. Окосеешь тут. Эх, мне бы хотя бы чарочку из тебя испить.
Цистерна глухо буркнула.
- Экая ты барыня! - сказал Иван. - А по русски можешь что сказать? Я твоего французского не разумею. Я вот кваса уже год не пил. А тебя с него разнесло, как буржуйку проклятую. Того гляди, на Луну унесёт.
В темноте послышались выстрелы и ругань. Артиллерийские зарницы в небе погасли. Стало слышно, как за рекой шевелят гусеницами английские танки.
Из мрака к рельсам выбежал товарищ комиссар Брумер и прильнул к цистерне, переводя дух.
- Осталось два патрона, - выдавил он. - Знаешь песни революционные?!
- Знаю, - ответил Иван.
- Так запевай! Запевай, чтобы им неладно было! Так запевай в полную грудь, во весь рот - чтоб поджилки тряслись и упырей тошнило. Помирать, так с музыкой!
- Хрен тебе, товарищ комиссар, а не музыку.
- Что?
- А ничего! Уж не забыл ли ты, товарищ Брумер, что мы должны спасти имущество? Не твоё, не моё, а наше, общественное?
Склонил голову комиссар.
- Верно, - глухо сказал он. - Только как тут спасти, когда ни паровоза, ни машиниста. Даже коней и тех поели. Самих скоро схарчат без горчицы. А тут квас...
- Это достояние республики! Это квас государства!!
Спрыгнул Иван на землю, прихватил ослабевшего комиссара, да и подбросил на лесенку, что к люку ведёт.
- Ползи, товарищ Брумер. Цепляйся!
Из тьмы раздалось ухание. Иван оглянулся, приложил глазомер к пространству. Усмехнулся и пошел быстрыми шагами вдоль рельсов.
- Брюхо говорит мне есть, - запел он. - Ноги говорят мне бежать!
- Ты с ума сошел! - крикнул товарищ Брумер с цистерны. Тьма шевелилась. Из кустов выползали воющие тени. Уже рядом раздалось ухание полицмейстера. Из вокзала, как черный коршун, выпорхнул человек в дворницком тулупе.
- Товарищ говорит мне лечиться! - запел Иван еще громче и прибавил шагу. - Враги говорят мне бояться!
Человек в белом мундире и папахе вылетел на взмыленном денщике прямо на рельсы. Шашка блеснула полумесяцем, но Иван уже навалился на рычаг. Стрелка заскрипела и подалась. Рельсы лязгнули, вставая на правильный путь.
Грохнул выстрел. Человек в папахе упал зубами на шпалы. Шашка отлетела в сторону, испуганный денщик забился в истерике.
- Остался последний патрон! - воскликнул Иван.
- Для тебя или для меня?! - крикнул товарищ Брумер. - Для тебя или...
- Дурак! - почти ласково сказал Иван. - Для цистерны.
* * *
И грянул гром.
За ним другой.
От второго грома вылетели все уцелевшие окна в вокзале и пригородах. Испуганно притихли танки, припала к земле белая конница, роняя чешки. В самом же городе N. не нашлось никого, кто бы устоял на ногах в это мгновение.
Словно большая птица пронеслась над рельсами и смахнула цистерну с революционным напитком. Так утверждали очевидцы.
Товарищ Брумер лежал за люком, чтобы уменьшить сопротивление воздуха. Куртку порвало, волосы растрепались, наган улетел в ночь.
"Диалектика единства и противоположности.." - думал он, прижимаясь к клекочущей цистерне. - "Надо будет доложить товарищу Циолковскому о проделанном опыте. До Луны, конечно, тяги не хватит, но до Питера вполне. Иван, Иван. Какую штуку удумал! И буржуям калошу на рыло натянули, и от газа опасного избавились, и квас сохранили... Эх, Иван!"
Товарищ Брумер высморкался в пятерню, набрал воздуха в грудь и запел революционную песню:
Брюхо говорит мне есть
Ноги говорят мне бежать
Но все это ерунда
Потому что у меня есть товарищ
И у нас есть квас
Квас государства
Март 2009.
Похожий рассказ - Большая Мольберта
|  |  |  |  |
| |