Ближе к вечеру, когда пастор Хайтауэр выбрался, наконец, из сумрака сосновой рощи, перед ним открылся луг в шафрановом и розовом многоцветье влажных и прохладных кувшинок и звездочек, гурьбой сбегавших к линии кипарисов у лагуны, где начиналось травяное болото. Деревья стояли во мраке, но луг расплылся в легком янтарном мареве, смягчавшим резкие линии хижины перед ним и твердость облепившей ее глины. Хижину сложили прямо посреди луга из отесанных бревен, потемневших теперь от времени. Сзади из покосившейся трубы тянулась в небо тонкая извилистая струйка дыма.
Хайтауэр остановил пони и снял ногу со стремени. "Здесь и должен быть Джентри", - подумал он.
Перед ним простирались луг и болото, но слева земля поднималась к нависшим над лагуной неровным откосам красной глины. Разминая костлявые ноги, он подошел к хижине, чтобы тщательней осмотреть ее. Потом опять взгромоздился на седло и задумался о себе и своих планах. Он размышлял о греховности мира, порочности людей и о душах, которые ему всё же удалось спасти за долгие годы пасторских поездок, и сердце его наполнилось чувством смирения и силы. Он воздел руки к небу и закатил глаза. "О, Боже, - простонал он, - сделай меня достойным трудиться на Твоем винограднике!" Его лицо исказилось, и он вздрогнул от боли.
Пока он молился, с луга донесся голос, созывающий свиней, и раздалось дружное радостное хрюканье топчущегося у кормушек стада. Хайтауэр отпустил поводья, и пони, получив свободу, наклонил морду и набросился на траву. Теперь пастор снял свою шляпу, утер лоб и руки, вновь взял поводья и направил пони к хижине.
Когда он подъезжал, визг свиней становился всё громче, и он ясно различил голос мужчины: "Эй, что ты там, Эмма! Вылазь из лоханки! Ну, кто тебя так учил? Что люди подумают, когда посмотрят на тебя такую?"
Уловив в голосе мужчины радостные ноты, пастор нахмурился. Он остановил пони и не без труда спешился. Перед ним был свинарник, в котором топталась дюжина откормленных свиней, а мужчина наливал им пойло из цинкового ведра. На мужчине были коричневая рубаха и выцветший комбинезон с такими же выцветшими цветными заплатами. Концы его жиденькой рыжей бородки загибались кверху, а голова была совершенно лысой. Он был бос. Говорил он умилительным голосом, и всё время посмеивался над проделками своих четвероногих.
- Убирайся, Эмма! Слышишь, что я тебе говорю! Дай место Чарли - у него рот еще совсем пустой.
Упираясь босыми ногами, он оттолкнул свинью от лоханки снисходительным и любящим жестом.
- Скажу вам, такой обжоры, как эта Эмма, еще свет не видел!
И опять счастливо рассмеялся.
Пастор Хайтауэр прокашлялся и произнес глубоким звучным вибрирующим голосом:
- Добрый вечер! Да пребудет с вами Господь!
- Добрый вечер, господин пастор, - мягко ответил ему свинарь.
- Это ферма Джентри?
- Да, господин пастор. Я - Джим Джентри.
- Я так и думал, что ты - Джим Джентри. Я смиреннейший из слуг Божьих почтенный Хайтауэр, и я держу свой путь ради очищения от скверны тех, кто обитает на Пиджин-ривер.
Джентри подошел к краю загона и протянул ему руку.
- Рад познакомиться с вами, господин пастор. Слыхал я о вас. Говорят, что вам однажды явился Иисус Христос и возвысил вас надо всеми людьми.
Хайтауэр наклонил голову.
- Правду ты слышал, брат. Да, это Он наделил меня гневом, от которого грешники трепещут и отвергают свои плотские похоти. Это Он дал мне силу исцелять больных и руку, изгоняющую бесов.
Джим нервно отодвинул назад свое тяжелое тело и почесал босой мозолистой ногой ляжку свиньи.
Вдруг он отвернулся к хижине и громко позвал.
- Экза!
В дверях появилась женщина. Она была выше мужа и почти такого роста как сам Хайтауэр. В гнилых зубах у нее была бальзамовая тянучка, которую она упорно и задумчиво жевала. Она смотрела светлыми глазами из-под выцветших бровей, а на ее запястьях набрякли синие вены. Увидев незнакомца, она подозрительно отступила, но голос мужа успокоил ее.
- Это почтенный пастор Хайтауэр. Он идет на Пиджин-ривер наставлять живущих там на путь истинный.
Произнесенное имя волшебно подействовало на хозяйку. Она спустилась со ступенек и подошла к мужчинам.
- Вы чуть не опоздали. Говорят, их всех поразила скверна.
Она яростно впилась в Хайтауэра бледными глазами, и он ответил ей взглядом своих темных негодующих зрачков.
- Грешные нечестивцы, сестра Джентри, - прошептал он. - Поют непристойные песни, пляшут и предаются плотским утехам.
Экэа обратилась к мужу:
- Джим, это святой человек.
Но тот издал дурашливый смешок и отвернулся к свиньям, чтобы закончить кормежку.
Экза вновь заговорила с пастором:
- Мы будем счастливы принять вас. Мы небогаты, но пользуйтесь всем, что у нас есть, как своим.
- Вы так добры, сестра Джентри, но с рассветом я продолжу путь. Есть дела на нивах нашего Господа, и не так уж много там жнецов.
Экза кивнула в знак полного понимания.
- Заходите в дом, почтенный. Ужин сейчас будет готов, а Джим позаботится о вашем пони.
Тогда Хайтауэр обернулся и прошел за ней в дом.
В хижине были две комнаты, навес и никаких ламп, но огонь сосновых веток освещал комнату и отбрасывал на стены густые тени. Хайтауэр снял шляпу и тесное пальто, а Экза принесла ему воду с плиты и вылила ее в таз. Когда он умылся и расчесал мокрые темные волосы, ужин был уже на столе. Он тут же присел, чтобы воздать хвалу Господу, но его прервал внезапный хохот и звон цепи. Он открыл глаза и взглянул на холщовую занавеску, закрывавшую вход в навес, но не прервал молитву. В этот момент раздался звук, напоминавший хлопок пробки, и шипенье сказочной змеи. Экза полуобернулась на стуле, но глаза ее оставались опущены и набожны. Опять раздалось громыханье цепи, на этот раз более сердитое и настойчивое, а шипенье перешло в раздраженный и бессвязный лепет. Брат Хайтауэр завершил молитву, поднял голову и вопросительно взглянул на Джима.
- Ах, мальчик мой бедненький! Как это твоя мама могла выйти и забыть о тебе? Совсем забыла, что тебе нужно принести поужинать. Стыд-то какой! Стыд и срам!
Не умолкая, она набрала еду на оловянную тарелку, раздвинула занавески и подошла к мальчику.
Недовольный лепет тут же прекратился, и послышалось жадное чавканье. Иногда Экза шептала ласковые слова: "Ешь всё, ничего не оставляй, мой хороший. Овощи очень полезны моему мальчику".
Джим медленно протянул ногу по полу, затем опустил глаза на тарелку, чтобы скрыть вспыхнувшую в них гордость.
- Толли такой чудный мальчишка. Во всей стране не найдете другого, как он. Они потеряли образец, когда сделали его, и нет больше таких!
Джим откинулся на стуле и улыбнулся какому-то своему давнему воспоминанию.
Брат Хайтауэр нахмурился и покачал головой.
- Но цепь, брат Джентри... - начал он. - Сковать цепью Божье создание...
Его голос снизился до молчания.
- Да ну вас, - возразил Джентри. - Это ничего не значит. Экза не хотела причинить мальчику никакого вреда, когда надела на него цепь. Не может же она следить за ним каждую минуту после того, как наденет на него чистое. Если бы она не посадила его на цепь, он тут же убежал бы в свинарник и барахтался там с хрюшками.
Хайтауэр посмотрел на него с удивлением.
- В самом деле? - неуверенно переспросил он, и лицо его передернула брезгливая гримаса. - Он стал бы барахтаться со свиньями в этой грязи, как свинья!
- Еще как барахтался бы! - подтвердил Джим. - А что тут такого?
Потом он заговорил серьезно.
- Мои хрюшки чистые. Самые лучшие хрюшки во всей стране. У меня есть на них сертификат. Родословная у них знатная, почище, чем у меня с вами, пастор. Такая у них природа, чтобы грязи валяться, и у Толли тоже такая природа. Я всё твержу Экзе, что если мои хрюшки не обижают Толли, то ему тоже не нужно перед ними нос задирать.
Хайтауэр вдруг с отвращением отодвинул свою тарелку. Он встал, подошел к огню, затолкнул вылезшее из печи полено, и по стене заплясали живые тени, как нарисованные, а Джим продолжал свою речь мягким довольным голосом.
- Он такой забавный, когда забирается к моим свинкам. Сразу весь в грязи. Не поймешь, где там поросенок, а где Толли - как из одного с ними теста. Славный парнишка, ничего не скажешь! Никогда ни к кому не пристает, никогда с ним хлопот не было. Иногда утром нарвет цветов на лугу, а потом усядется где-то и смотрит весь день, как птички летают. Или уляжется спать под кипарисом у прохладной лагуны.
Джим громко засмеялся, шлепнул себя по ноге и повторил с гордостью:
- Такой мой Толли. Другого такого нет!
Раздвинулись занавески, Экза вошла в комнату и села за стол. Хайтауэр издал горлом глубокий сочувственный звук:
- Соболезную, сестра Джентри, вашим горестям.
Экза опустила голову и уставилась на свои руки. Наступило долгое молчание. Тогда Джим робко посмотрел на жену и, наконец, обернулся к пастору, ища в нем поддержки.
- Здесь, в Лайвок, был прошлой осенью один молодой учитель. Так он говорил, что надо отдать Толли в приют. Говорил, что там его могут вылечить.
Глаза Экзы сузились, а выцветшие брови угрожающе сблизились, как будто это был больной вопрос. Она поднялась из-за стола и медленно отошла.
- Никто не посмеет отобрать у меня Толли и запереть его в темнице, как сумасшедшего.
Она протянула руки через отверстие к навесу и окинула двух мужчин яростным взглядом, будто слова мужа разбудили силы, которые могли отобрать в нее мальчика. Хайтауэр подошел к ней и произнес сладким утешительным голосом:
- Послушай, сестра Джентри! Никто и не думает забирать у тебя мальчика. Брат Джим сказал это просто так. Он человек от мира сего. Духовные искания и пути Господни ему неведомы. Но нет такого бессердечного человека, который осмелился бы передать творение Божие в вертеп атеистов и неверующих, где никогда не звучат молитвы и где презирают Его священное слово и глумятся над ним.
Оберегающим жестом он обнял ее за плечи и вернул к столу.
- Сестра Джентри, Господь возложил на тебя и твоих близких тяжкий крест, но возрадуйся и будь безмерно благодарна Ему - ведь Он карает лелеемых Им, и ты Им горячо любима. Возрадуйся же, сестра, и облобызай карающую тебя руку! Возрадуйся и будь счастлива!
Экза умоляюще подняла глаза:
- Скажи, пастор, что за беда стряслась с моим сыном?
Хайтауэр быстро прошелся по комнате, а его черные волосы разлохматились в движении. Потом он обернулся и посмотрел в лицо женщине. Глаза его расширились, а руки задрожали.
- Твой сын одержим дьяволом! - прошептал он с нотой ликования. - Твой сын одержим самым страшным дьяволом! - повторил он.
- Вздор это, пастор, - мягко сказал Джим.
Когда обед, наконец, закончился, и Экза убрала со стола, с лагуны принесло легкий туман, а луна всплыла высоко над деревьями. Застыл в темноте сосновый лесок, а луг наполнился очарованием. Пастор и Джим вышли на крыльцо и присели, закуривая трубки. Хайтауэр рассказывал об обращенных им в истинную веру, а Экза, мывшая посуду, ясно слышала его глубокий голос.
- Уже смеркалось, а я пахал поле. Вдруг я услышал звук крыльев возле ушей и увидел, что весь воздух заполонили ангелы. Они усеяли деревья, их светлые фигурки умостились на жердях изгороди, и они пели гимн славы. Я упал на колени, остро ощутив все грехи моей жизни. "О Боже, - воскликнул я. - Омой меня кровью и сделай белым, как шерсть". Я погрузил лицо в грязь и ждал, когда смерть примет меня, но что-то вознесло меня, и передо мной стоял Иисус Христос. Я закрыл руками глаза, не в силах выдержать величие Его света, и наклонял голову из стороны в сторону, стеная.
И тут я услышал Его слова:
- Донеси славу Мою до всех людей и проповедуй слово Мое всем народам!
"Аллилуйя! Аллилуйя!" - пели ангелы голосами сладкими и высокими, как звук трубы.
- Как я могу молиться за Тебя? - воскликнул я.- Ведь я безграмотный, который не силах даже прочесть Твоих священных слов?
- Отбрось сомнения, потому что в тебе есть сила для этого! - ответил он громовым голосом.
- Нет, господин, я не могу прочитать ни слова.
Иисус Христос поднял свою любящую руку, и я увидел в ней бич Божий. Он опускал его на мои плечи снова и снова.
- Записано: "Дом Мой - домом молитвы наречется", а ты сомневаешься, что я сын Божий, пришедший спасти мир от греха!
Я извивался между рядами молодой кукурузы и разорвал на себе рубаху, подставив грудь ударам бича и взывал: "Делай со мной, что тебе угодно, мой милостивый Господин. Бей меня! Сделай меня ничтожнейшим из Твоих рабов, и я возлюблю Тебя всей душой. Вырви мои руки и ноги одну за другой, если такова Твоя благая воля!"
Когда меня нашли, мой рот был изорван и весь в крови, а вся спина и грудь были в багровых полосах от бича.
На минуту наступило гнетущее молчание, и Хайтауэр вновь заговорил:
- Когда я вернулся той ночью, между соседей разошелся слух, они пришли и смотрели на меня в изумлении, и я рассказал им то, что они хотели услышать. Когда собралась большая толпа, мы пошли по дороге до поселка и здесь, в их полном присутствии, я попросил дать мне Библию и прочел им вслух Евангелие от Марка. И когда люди, знавшие меня всю жизнь, увидели, что я действительно могу читать, они в страхе упали на колени. Я крестил их в реке и принял их в церкви Господней. На рассвете мы опять пошли по дороге, пели хвалебные гимны и размахивали зелеными ветвями.
Экза положила кухонное полотенце и молча стояла в комнате. Огонь в печи угас, став тлеющими угольками, но яркий лунный свет врывался в комнату через открытое окно и дверь. До нее донесся мягкий и примирительный голос мужа.
- Я тоже не умею читать.
- Возблагодари за это Бога, брат Джентри! Когда Ему будет угодно, он даст тебе знак о своей воле, как дал его мне. А все книги, кроме Священного Слова Господа, нужно предать огню.
Вновь наступило долгое молчание, столь долгое что, Экза усомнилась, заговорит ли пастор вообще.
- В то утро, двигаясь по дороге со своими учениками, восхвалявшими Господа и размахивавшими ветвями, я сотворил чудо. Из хижины у ручья выбежал негр с черной девочкой, которую он нес на спине. Ее ноги высохли и были вывернуты в суставах. Я коснулся рукой ребенка, не сделавшего в жизни ни одного шага, и девочка тут же вскочила и со смехом побежала в поле. Мои ученики, увидев это, упали на колени и стали лобызать мои пыльные ноги, но я сказал им:
- Истинно говорю вам, не меня восхваляйте, но моего Отца Небесного, потому что нет у меня Его силы.
Наступило молчание. Джим Джентри затянулся трубкой, издав слабый свистящий звук, а Хайтауэр смотрел на луг, закатив мечтательные глаза.
- Но нет у меня Его могущества, грустно повторил он.
Внезапно от дверей донесся голос Экзы:
- Можешь ли ты, отец, исцелить моего Толли?
Ее ноздри дрожали от волнения, а светлые брови сошлись.
Джим поднялся со ступеньки, и его босые ноги погрузились в мягкую землю клумбы.
Экза не сводила с проповедника глаз.
- Вы сможете изгнать дьявола из Толли?
Хайтауэр глубоко затянулся трубкой, а Экза со сжатыми кулаками ждала его ответа.
- Мне случалось изгонять дьявола. Я изгнал многих дьяволов, сестра Джентри.
Она прижала кулаки к груди и тяжело дышала.
Хайтауэр протянул руки и склонил голову:
- Смогу, сестра Экза, если Богу будет угодно.
- А теперь вы все оставьте Толли в покое, - сказал Джентри. - Он никому не мешает.
Но Экза и Брат Хайтауэр не обращали на Джентри внимания: они смотрели друг на друга, приоткрыв рот, жарким и восторженным взглядом. Тогда Экза вошла в дом и сняла с сына цепь.
Толли был маленький, не по возрасту, мальчик с землистой кожей. Его фигура и лицо были лишены всякого смысла. Лоб выступал над глазами, а челюсть расслабленно опустилась под полуоткрытым ртом. Он подошел к краю крыльца и протянул вперед руки:
- Пожар! Пожар! - взволнованно закричал он.
- Не бойся, мой хороший, нет здесь огня. Это светит луна!
- У Толли столько же ума, как у каждого из нас, - сказал Джим. - У Толли столько же ума, как у каждого из нас, даже если он не хочет им пользоваться.
Хайтауэр резко закачал головой:
- Это дьявол в нем призывает пожар! - сказал он.
Джим переводил беспомощный взгляд с взволнованного лица своей жены на еще более возбужденное лицо пастора. Ощущение несогласия прокатилось по нему, но тут же угасло. Он никогда не был в силах противиться столь могущественному человеку, как пастор Хайтауэр, и знал об этом.
Экза присела, и Толли сел рядом с ней, прислонив маленькое бессмысленное лицо к ее плечу. Хайтауэр внимательно посмотрел на них:
- Сколько лет мальчику?
- Скоро будет двадцать, но сами видите, как он мал для своего возраста.
Экза разровняла грубые конопляные волосы сына и погладила его щеку.
Вдруг Хайтауэр прямо обратился к мальчику:
- Толли, посмотри не меня, сынок!
Но Толли не взглянул на него.
- Толли, я брат Хайтауэр, и я исцелю тебя.
Экза встала, подняв мальчика своими сильными руками. Хайтауэр тоже встал, подошел к мальчику и положил руки ему на лоб. Толли зашипел, плюнул, а лицо его исказила гримаса ужаса.
- Толли, как тебе не стыдно! - с укором сказала Экза.
- Не упрекай своего сына, сестра. Ведь это ответил не он, а дьявол в нем.
Пастор крепко схватил Толли двумя руками. Толли пришел в большое волнение, плевался, пытаясь вырваться, что-то возбужденно бормотал, а потом стал тихим умоляющим голосом издавать какие-то звуки, но Хайтауэр не отпускал его.
- Нет, сестра Джентри, это дьявол необычной силы - изгнать его будет нелегко. Лучше бы посадить мальчика на цепь, пока я буду молиться.
- Почему вы мучите мальчика? - тоскливо спросил Джим. - Он не сделал вам ничего плохого.
Экза укоризненно взглянула на мужа. Затем она подняла свободные концы цепи, охватывавшей пояс ее сына и надела их на два изогнутых костыля, вбитых в бревна хижины. Взгляд Толли быстро перебегал с одного лица на другое. Он пододвинулся к стене и в ужасе прижался к ней, но Хайтауэр неумолимо наступал на него. Он поднял лицо мальчика и впился в него глубоким жаждущим взглядом.
- Изыди, дьявол! - прошептал он.
Толли издал дурацкий смешок и зашаркал ногами, но отвести своих глаз от глаз проповедника он не мог. Хайтауэр размерено и непрерывно качал головой взад и вперед, и голова Толли качалась ей в такт.
- Покинь, дьявол, эту душу!
На миг наступило молчание. Потом с болота донесся пронзительный крик журавля. Дремавшая в грязи свинья хрюкнула пару раз и нервно заворочалась.
И вот Хайтауэр с набрякшими глазами упал на колени и стал читать молитву глубоким звучным голосом. Не прерывая молитву, он распростерся на полу, широко раскинув руки. Наконец он встал, распрямился во весь рост и положил ладони на щеки Толли. Теперь Толли не противился ему. Он оцепенело прислонился к бревнам стены и лишь переводил наполненные ужасом глаза с матери на проповедника. Хайтауэр вознес взгляд к небу. Его лицо исказила гримаса, челюсти сжались, и он невнятно заговорил сквозь зубы.
- О, даруй мне, Господи, это чудо, - прошептал он, - которое ты сотворил однажды своими добрыми руками!
Потом он притянул голову мальчика так, что их глаза почти встретились, и выкрикнул:
- Покажитесь же, дьяволы, и покиньте этого отрока!
Толли задрожал еще сильнее. Он загремел цепью и стал биться головой о стену.
Тут свиньи проснулись, беспокойно захрюкали, стали тяжело вставать и сгрудились с недовольным ворчанием у дальней стены свинарни.
Джим тронул проповедника за руку и мягко попросил:
- Почему бы вам не зайти внутрь и не закрыть дверь. Такой шум и крик будоражит моих свиней. Они породистые и чувствительные. Они такого не выносят.
Но брат Хайтауэр совсем не слушал его. Голос его зазвучал всё громче и восторженней. Он вновь поднял голову Толли и посмотрел в его сузившиеся глаза.
- Покажитесь, дьяволы! - потребовал он. - Изыдите и поселитесь в той мерзкой свинье. Из горла Толли вырвался странный клокочущий звук. Он ухватился за стену хижины, чтобы устоять, прижался к ней на миг и рухнул на пол.
Вдруг свиньи заголосили в ужасе и бросились на стены загона. Услышав эти звуки, Джим Джентри вскочил с крыльца и кинулся в загон, пытаясь успокоить их нежными любящими словами. Но свиньи не обратили на него внимания и продолжали вопить и бросаться на стены, пока стены не поддались ударам их тяжелых тел. Вырвавшись на свободу, свиньи устремились через луг на восток к обрыву над рекой. Они носились неровными яростными кругами, сталкиваясь и пытаясь укусить друг друга.
Добежав до обрыва, они продолжали метаться. Через минуту их силуэты промелькнули на круге луны, и они стали сваливаться в реку одна за другой. Хайтауэр стоял, одеревенев, не произнося ни слова, а его глаза метали молнии. Затем он обернулся к Экзе, быстро читавшей молитву, и к извивавшемуся на полу Толли.
- Я совершил чудо со свиньями, прошептал он, будто в благоговейном ужасе от своего могущества. - Будьте же свидетелями моей святости!
При этих словах пастора Толли нетерпеливо подполз к нему, стал лобызать его руки и обнимать его длинные ноги. Его лицо, бывшее ранее бессмысленным и довольным, стало бессмысленным и напуганным.
- Спаси меня, - без умолку вскрикивал он. - Избавь меня от вечных мук!
Когда Джим отстегнул цепь, которой Толли был привязан к стене, и отвел его в дом, лицо мальчика исказилось, а тело судорожно задергалось.
- Толли, бедный мой мальчик, - повторял Джим. - Если этот человек докажет мне, что тебе стало луче, когда он изгнал дьявола, я ничего для него не пожалею.
Он печально взглянул на луг и закрыл дверь хижины.
Ветер менялся, и нависший над болотом туман стал украдкой забрасывать свои рукава между стволами деревьев и растекаться по поверхности лагуны. Оттуда он, медленно и незаметно, пополз на луг, скрывая кусты, дома поблизости и предметы. Вскоре сосновая роща и обрыв исчезнут под его неосязаемым и всё поглощающим покровом. Вскоре сотрется горизонт, совсем уйдет из виду земля, и ничего не останется в мире, кроме грохочущего цепью Толли и пастора Хайтауэра, воздевшего загадочные руки и надрывно читающего молитву перед хижиной.