Зазвонил телефон и разбудил доктора Макса Грейтцера. Часы на ночном столике показывали без четверти восемь. "Кого это понесло звонить в такую рань", - проворчал он, поднял трубку и услышал женский голос:
- Доктор Грейтцер, просите что я потревожила вас так рано. Женщина, которая когда-то была вам дорога, скончалась. Лиза Нестлинг.
- Боже мой!
- Похороны сегодня в одиннадцать. Я подумала, что вы, возможно, хотели бы знать.
- Да, большое спасибо. Лиза Нестлинг очень много значила в моей жизни. Простите, вы не могли бы сказать, с кем я разговариваю?
- Это не важно. Я подружилась с Лизой после того, как вы расстались. Служба состоится в траурном зале на Гутгештальт. Вы знаете, где это?
- Да, знаю. Спасибо.
Женщина положила трубку.
Доктор Грейтцер полежал ещё без движения. Значит, Лизы больше нет. Двенадцать лет прошло после их разрыва. Она была его большой любовью. Роман тянулся пятнадцать лет - нет, не пятнадцать, тринадцать. В последние два года было столько недоразумений и сложностей, столько безумия, что никакими словами этого не описать. Те же силы, что сотворили эту любовь, её разрушили. Доктор Грейтцер и Лиза Нестлинг больше ни разу не встретились. И больше не писали друг другу. Одна её знакомая сказала, что у Лизы потом были отношения с обещающим театральным режиссёром, но это всё, что он о ней слышал. Он даже не знал, жила ли она до сих пор в Нью-Йорке.
Доктор Грейтцер был так расстроен печальной новостью, что совершенно не запомнил, как он одевался в то утро и как добирался до траурного зала. Когда он приехал, уличные часы показывали без двадцати пяти десять. Он открыл дверь, но дежурная сказала, что слишком рано: служба начнётся после одиннадцати.
- Можно взглянуть на неё сейчас? - спросил Макс Грейтцер. - Я был её близким другом и...
- Я спрошу, закончены ли приготовления.
Девушка скрылась за дверью.
Доктор Грейтцер понял, что она имела в виду: покойников тщательно убирают прежде, чем показать тело пришедшим на похороны близким.
Скоро девушка вернулась:
- Всё в порядке. Четвёртый этаж, комната три.
Мужчина в чёрном костюме провёл его к лифту и открыл дверь в комнату номер три. Лиза лежала в гробу, открытая до плеч, а лицо скрывала кисея. Он узнал её только потому, что знал, кто это. Её чёрные волосы были крашеными и тусклыми, щеки подрумянены, а морщины вокруг глаз скрыты гримом. На подкрашенных губах застыл след улыбки. Как они умудряются изобразить улыбку? - удивился Макс Грейтцер. Лиза когда-то упрекала его, что он не человек, а машина, бесчувственный автомат. Тогда упрёк был несправедлив, но сейчас, пожалуй, оказался бы уместен. Он не ощутил ни отвращения, ни испуга.
Дверь в комнату открылась, и вошла женщина, необъяснимо похожая на Лизу. "Это её сестра Белла", - решил Грейтцер про себя. Лиза часто рассказывала о своей младшей сестре, которая жила в Калифорнии, но никогда с ней не виделась. Он отступил, когда женщина подошла к гробу, но не ушёл. Если она разрыдается, он будет рядом, чтобы её утешить. Женщина не обнаружила никаких особенных эмоций, и он решил оставить её с сестрой, но потом подумал, что ей может быть страшно оказаться наедине с трупом, даже свой сестры.
Через несколько минут она повернулась и сказала:
- Да, это она.
- Я полагаю, вы прилетели из Калифорнии? - спросил Грейтцер просто, чтобы что-нибудь сказать.
- Из Калифорнии?
- Ваша сестра когда-то была близким мне человеком, и часто рассказывала о вас. Меня зовут Макс Грейтцер.
Женщина стояла молча, как бы обдумывая его слова, и, наконец, ответила:
- Вы ошиблись.
- Ошибся? Вы не её сестра Белла?
- Разве вы не знаете, что Макс Грейтцер умер? Были некрологи в газетах.
Макс Грейтцер попытался улыбнуться:
- Может быть, мой однофамилец.
Но едва произнеся эти слова, он понял правду: и он, и Лиза - оба умерли, а женщина, которая говорила с ним, была не Белла, а сама Лиза. Он осознал, что если бы был жив, то был бы сокрушён горем. Лишь находясь по ту сторону жизни можно с таким бесстрастием воспринять смерть когда-то любимого человека. Может быть, то, что происходит с ним сейчас, и есть бессмертие души, подумал он. Если бы он мог, он бы сейчас расхохотался, но иллюзия тела исчезла. Он и Лиза теперь были лишены материальной субстанции. И всё же они стояли здесь. Он спросил без голоса:
- Разве это возможно?
И услышал привычно колкий ответ Лизы:
- Раз оно так, значит возможно.
Она добавила:
- К твоему сведению, твоё тело тоже здесь.
- Как это случилось? Вчера вечером я лёг совершено здоровым.
- Это было не вчера вечером, и ты не был здоров. В таких случаях многое ускользает из памяти. Со мной это произошло позавчера, и поэтому...
- У меня был сердечный приступ?
- Может быть, и так.
- А что было с тобой?
- Со мной было долго. И вообще, откуда ты знаешь?
- Мне казалось, что я лежу в постели. Без четверти восемь зазвонил телефон, и какая-то женщина сказала мне о тебе. Она не захотела назвать себя.
- Без четверти восемь твоё тело уже лежало здесь. Хочешь пойти посмотреть на себя? Я тебя уже видела. Ты в пятом номере. Ух, какого красавца они из тебя сделали!
Сколько уже лет он не слышал слова "красавец"! Она произнесла его по-русски. Лиза была из России, и часто ввёртывала это словцо.
- Нет, мне не интересно.
В часовне было тихо. Чисто выбритый кудрявый раввин в ярком галстуке сказал слово о Лизе.
- Она была интеллигентная женщина в лучшем смысле этого слова. Когда она приехала в Америку, то целый день работала на фабрике, а вечером посещала колледж и закончила его с отличием.
Ей не везло, и многое в её жизни не складывалось, но она оставалась верной себе.
- Никогда не встречала этого человека. Откуда он обо мне знает? - спросила Лиза.
- Твои родственники пригласили его и рассказали всё, что нужно.
- С души воротит от этих избитых комплиментов.
- А кто это с седыми усами в первом ряду? - спросил Грейтцер.
Лиза хохотнула:
- Мой благоверный.
- Ты вышла замуж? Мне говорили, что у тебя просто друг.
- Было и то, и другое. Я всё перепробовала, и всё без толку.
- Куда ты хочешь пойти? - спросил Макс Грейтцер.
- Наверно, на твою службу.
- Совершенно этого не желаю.
- В каком мы сейчас состоянии? - спросила Лиза. - Я всё вижу и всех узнаю. Вон там моя тётя Рейцель, а за ней двоюродная сестра Бекки: я тебя с ней когда-то познакомила.
- Да, помню.
- Почти никого нет. Как я относилась к людям в таких случаях, так и они ко мне. Уверена, что на твоём прощании часовня будет полна. Хочешь подождать и посмотреть?
- Не имею ни малейшего желания.
Раввин закончил восхваления, и кантор затянул: "Боже милосердный..."
Пение походило на плач, и Лиза сказала:
- Даже мой отец не стал бы так рыдать.
- Слёзы платные.
- Надоело, - сказала Лиза, - пойдём.
Они выплыли из траурного зала на улицу. Там, за катафалком стояло шесть лимузинов. В одном из них шофёр ел банан.
- Так это называют смертью? - спросила Лиза. - Тот же город, те же улицы, те же магазины, и я сама, кажется, та же.
- Да, только без тела.
- Тогда что же я такое? Душа?
- Честное слово, не знаю, что тебе сказать. Ты проголодалась?
- Проголодалась? Ничуть.
- Может быть, хочешь пить?
- Нет, ни капельки. Что ты на всё это скажешь?
- Просто не могу поверить - чушь какая-то: самые нелепые предрассудки оказались правдой.
- Мы, наверно, скоро обнаружим, что есть и Ад, и Рай.
- Сейчас мы можем обнаружить что угодно.
- Может быть, нас после похорон вызовут на Высший Суд и попросят отчитаться за свои поступки?
- И это не исключено.
- А как получилось, что мы вместе?
- Не задавай, пожалуйста, больше вопросов: я знаю столько же, сколько ты.
- Так значит ли это, что все философские труды, которые ты читал и писал - одна большая ложь?
- Хуже того - полная бессмыслица.
В эту минуту вышли четверо носильщиков с гробом Лизы. Поверх его лежал венок с надписью золотыми буквами: "Незабвенной Лизе - в память любви".
- От кого этот венок? - спросила Лиза и сама же ответила: - На это он не поскупился!
- Хочешь пойти с ними на кладбище? - спросил Макс Грейтцер.
- Нет, зачем? Самозваный кантор прочтёт с подвываниями Кадиш по мне.
- А что ты хочешь делать?
Лиза вслушалась в себя. Она ничего не хотела. Какое странное состояние: совсем ничего не хотеть. Все годы, что она помнила, стремления, страсти, страхи донимали и не отпускали её. Ее сны были полны отчаяния, безумств, диких желаний. И больше всех других несчастий она боялась последнего дня, когда всё погаснет и обступит могильная тьма. Но вот она стоит и помнит прошлое, и Макс Грейтцер с ней. Она сказала:
- А я думала, что конец - намного драматичнее.
- Я не верю, что это конец, - сказал он. - Может быть, лишь переход из одной формы существования в другую.
- Если так, сколько это может продолжаться?
- Там, где время не властно, продолжительность не имеет смысла.
- А, ты всё такой же, со своими загадками и парадоксами. Пошли, мы не можем здесь стоять просто так, если ты не хочешь столкнуться со своими скорбящими, - сказала Лиза. - Куда мы пойдём?
- Веди меня.
Макс Грейтцер взял её астральную руку, и они стали возноситься без цели и без места назначения. Как из самолёта, они увидели на земле города, реки, поля, озёра - всё, кроме людей.
- Ты что-то сказал? - спросила Лиза.
Макс Грейтцер ответил:
- Изо всех моих разочарований, бессмертие оказалось самым безнадёжным.