Утром встал до рассвета, снимал восход солнца над старицей, постепенно переходящей в огромное вытянутое болото, над рекой, над оцепеневшим от сна и сонным еще лесом. Туман выявляет многоплановость пейзажей, а встречный свет от еще не появившегося, но очень близкого солнца резко очерчивает контуры и заставляет светиться объемы, заполненные мельчайшими капельками воды, видимыми нам в виде тумана. Стала появляться паутина - осенью ее будет особенно много. Не перестаю удивляться искусству пауков-ткачей: ни одна паутина не повторяет в точности узор другой, а возникают они, кажется, в одно мгновение - еще вчера вечером ходил здесь, не заметил ни одной. Утром их десятки и сотни, а к октябрю будут тысячи на пространстве, вполне охватываемом взглядом. Все дело в росе: паутина тонка, и днем ее линии теряются среди множества других. Утром мельчайшие капельки росы, подсвеченные розовым светом зари, светятся сами, даруя свечение узорам паутины, на нитях которой эти капельки сконденсировались. Встанет солнце, высушит росу, и все исчезнет. Просыпайтесь пораньше!
Сегодня никуда не идем, можно заняться чем угодно - пойти за черникой, благо она растет прямо у палатки, пойти за грибами или, например, пойти в деревню в магазин. У нас, вообще-то, все есть, но можно купить пива, белого хлеба, печенье вот кончилось. Молоко нужно для оладий, яички - да мало ли чего потребует праздная и примитивная фантазия вконец разложившихся от безделья людей?
Иду пока обустраивать родник, замеченный вчера чуть ниже по течению под высоким обрывом правого берега. Родник мощный, но вода растекается по склону, и зачерпнуть ее невозможно. Копаю углубление размером полметра на полметра и еще на полметра, в которое будет собираться вода, делаю плотинку из камней, а чтобы вода ее сразу не размыла, обкладываю ее дерном, вынутым тут же: околоводные растения быстро приживутся, а их корни укрепят плотинку лучше всякого цемента. Внутрь плотинки на небольшой высоте закладываю горлышком наружу пластиковую бутылку, срезанную наискось до половины. Сразу же из горлышка начинает бить струя, пока еще мутная от взвеси, взбаламученной моей лопатой, но это не беда - через пятнадцать-двадцать минут взвесь уляжется, и струя будет кристально чистой. Главное, правильно подобрать диаметр отверстия, чтобы весь естественный расход воды родника проходил через него, не накапливаясь. Если вода будет накапливаться, она рано или поздно хлынет через плотинку и обязательно размоет ее. При большом расходе можно замуровать в плотинку две или даже три бутылки.
Судьба такого родника однозначна: через неделю-две песок, приносимый родником, забьет горлышко, вода хлынет через верхний край плотины, постепенно размоет ее, а полуметровая ямка обязательно заилится. Природа восстанавливает свой первоначальный вид с необычным упорством. А может, кто-то из местных увидит родничок и будет его поддерживать. Нужна ведь самая малость - отводить песок от горлышка и все. Если делать это хотя бы раз в два-три дня, родник проживет долго. В Подмосковье у меня есть несколько собственных родников. Давно еще я поставил у каждого иконки, теперь они вросли в затесы деревьев, и кажется, что это какой-то пугающе необычный результат роста самого этого дерева. Все родники посещаемы, и потому работают даже зимой. Вот уже лет пятнадцать мы дома пьем только родниковую воду, чай из нее принципиально другой, настоящий и очень здоровый.
Переплыл на противоположную сторону реки - там красуются цветки душицы. Знаете этот цветок, душицу обыкновенную? По латыни это будет Origanum vulgare. Растет на высоких полянах, часто в горах - на Агидели ее было особенно много. Запах душицы, и только что сорванной, и засушенной, крепок, свеж, сладок и приятен - не знаю, можно ли в принципе передать словами запах так, чтобы никогда его не ощущавший услышал его, как в яви, а потом узнал бы при встрече в реальной жизни. Вот задача для виртуозов пера! И желательно не прибегать к сравнениям типа: "душица пахнет, как мята с добавлением гвоздики", что почти верно. Но это не мята, и не гвоздика - это душица. Она пахнет летом, она пахнет лесом, лесной поляной, она пахнет солнцем, ласкающим потаенные возвышенные места, обнаженные июльскому полдню.
В чай с душицей мы кладем травы в такой пропорции: душица - 2, зверобой - 4, калган - 1, земляника - 1, брусника - 1, кипрей - 1, лист смородины и лист березы - следы. Можно варьировать, например, делать чай из смородины. Тогда смородина - 2, душица - 2, зверобой - 2, остальное - что попадется под руку: клевер, василек луговой, гвоздика пышная или травяная, цикорий. Цветов много, экспериментируйте! Осторожней с тысячелистником, льнянкой, вероникой, золотой розгой - они дают чаю горьковатый вкус и ощущение мыла во рту, хотя каждая из этих трав очень и очень целебна и как лекарство пьется вполне нормально.
Вернулся на эту сторону, к роднику. Из одежды на мне только небольшой нож, ну еще мокрые плавки. Решил спрямить дорогу, сразу выбраться на обрыв и пройти в лагерь по мягкой траве. Два шага - и пришлось замереть на месте: свернувшаяся зловещей спиралью толстая гадюка, сама вся серая, в черных зигзагах маскирующей окраски, показала мне свой раздвоенный язык и издала тихое, но ощутимое всей спиной шипение, отчетливо слышимое с расстояния в полтора метра, которое отделяло ее от моих босых ног. Блин! - совсем забыл, что я здесь не один. Короткую дорогу пришлось сразу же оставить. Гадюка юркнула в оказавшуюся рядом норку - шел бы сверху, прошелся бы по норе, не заметив. А я, теперь уже осторожно, стал пробираться по острым камешкам и очень холодной и мокрой почве к роднику, к знакомой дорожке.
Гадюки, единственные в наших краях ядовитые змеи, пожалуй, самая реальная опасность в таких вот походах. Ядовитые грибы достаточно просто знать. Лесные пожары, аварии на воде, лихие люди - все это реально в походах, но имеет другое измерение: почти со всем этим мы встречаемся и в каждодневной жизни в городе. Все это можно в той или иной степени предвидеть, а неприятные последствия как-то ликвидировать. Предвидеть нечаянную встречу с гадюкой вряд ли можно: они ведь достаточно редки и скрытны. Но, случайно наступив на змею, вы практически обречены. Минимум сутки, а то и более, пройдет прежде, чем вас доставят в какую-то лечебницу, где могут поддержать стремительно разрушающиеся от яда печень и почки. Я пытался как-то достать специальную сыворотку, чтобы в лагере всегда было хотя бы две-три дозы, но так и не смог. Другие лекарства, необходимые для первой помощи, а также все то, чем мы дома лечим свои любимые болезни, мы в поход берем обязательно. Но - не сыворотку. Остается лишь уповать на Бога и по мере возможности ходить по сомнительным местам в сапогах.
Когда мы вчера подплывали к этому берегу, заметили на обрыве несколько диких уток, крякв. Они сидели над обрывом плотной стайкой, встревожено следили за нашими движениями своим блестящими черным глазами, казалось, еще мгновение - и сорвутся с места, оглушив на мгновение хлопаньем крыльев. Нет, вытерпели наше вторжение, остались на месте, когда мы сновали взад-вперед от кромки воды к лагерю, выгружая вещи, и даже когда вытаскивали из воды байдарки. Вечером они неслышно спустились на воду и так стайкой и плавали неподалеку. Возникла мысль покормить уток - вдруг возьмут хлеб? Вы знаете, взяли! Прямо, как где-нибудь на пруду у нас в Гольяново! Более того, осмелев, утки стали потихоньку кружить под берегом прямо у нашего лагеря. Потом еще робко вышли из воды. Потом одна за одной стали подходить ближе и ближе к костру, следуя за кусками хлеба.
На второй день от уток уже не было отбоя. Совершенно обнаглев, они шныряли своим взводным строем в серых шинелях с синими погонами-зеркальцами на плечах по всей территории, подбирая то случайно упавшие на землю картофельные очистки, то просыпанное пшено, то еще что-то съедобное. У меня это минимум двадцатый длительный байдарочный поход - за жизнь я провел на реках почти полный календарный год, излопатил веслами тысячи три километров водной речной и озерной поверхности - такого у меня еще не было.
Более того, утки как-то сразу открыли черничник, растущий сразу же за нашими палатками. Быстренько промаршировали туда и принялись очень ловко и проворно ощипывать крупные в этом году ягоды с невысоких, как раз в утиный рост, кустиков. Этого я тоже никогда не видел! Видел, как тетерева, будто ножницами, срезают молодую еще сон-траву. Видел, как огромные канюки занимаются любовью прямо в воздухе. Видел, как танцуют журавли и чомги. Как утки едят чернику - не видел никогда! Кажется, чернику едят даже лисы.
Мы долго думали, что заставило уток, диких уток - в этом нет сомнения, прижиться возле нашего лагеря. Скорее всего, они родились и выросли где-нибудь в большом городе, в той же Москве, до которой отсюда им несколько часов лета. Там, на прудах, они привыкли, что их кормят почти с рук. Здесь они обречены. Через пару недель будет открыт охотничий сезон, и тогда все, что движется, будет живой мишенью для пьяных и тупых горожан, в основном, "новых русских", вооруженных многозарядными автоматами от "Бенелли" до "Хеклера и Коха", не говоря уж о наших "Сайгах", один экземпляр которого постоянно у меня под рукой. Вряд ли из этих вот шести умных и красивых птиц выживет хоть две. А выживет - уже никогда, никогда ни одна из них не приблизится к человеку. И правильно сделает!
День пятый
Вторник, 29 июля
Сегодня обычный ходовой день. Задача - пройти пресловутое озеро Глыби и дойти до устья реки Граничная, байдарочной реки, образованной слиянием двух рек недалеко от станции Фирово: собственно Граничной, вытекающей из озера Граничное, соединенного протокой с огромным озером Серемо, и Тихменки, вытекающей из озера Тихмень, соединенного рекой Каменкой с большим озером Каменное. Озеро Каменное находится в двадцати километрах к юго-западу от Фирово, совсем рядом со станцией Горовастица железной дороги Бологое - Осташков.
До Граничной мы сегодня не дойдем совсем немного - километра три-четыре, полчаса хода на байдарке: польстимся на роскошную стоянку в светлом березовом лесу в вершине петли очередного изгиба реки. Здесь мы будем ловить рыбу - и поймаем! Будем варить настоящую, правда, всего двойную, уху, но я расскажу, как готовится и двойная, и тройная уха, вернее, как варим ее в походах мы. Может, они и далеки от классических, но очень уж вкусны!
Все это будет гораздо более потом, а пока - а пока лодки на воде, весла работают, солнце палит вовсю: вышли опять поздно, а ведь были времена, когда мы вставали в пять утра, в шесть тридцать уже были на воде и шли по прохладе длинной кавалькадой из пяти лодок, растянувшейся почти на триста метров. Где-то через километр после стоянки стало чувствоваться приближение озера: река расширилась, плесы стали длиннее, гораздо глубже и полноводнее, старицы, заводи, затоны, полои - всё это превратилась в единую водную систему, заросшую рдестом, стрелолистом, кубышками, другой водной и околоводной растительностью, систему, разделенную, правда, кустами ивняка, растущими прямо среди воды. Представляете, сколько рыбы находит убежище среди этого водного приволья, богатого кормом (кстати, об ухе!). Странно, но где-то посередине этого участка, слева, имеется просто великолепная стоянка: оборудованная и с хорошим выходом к воде.
Удивительно, что сегодня почти нет ветра: на этих плесах встречный ветер был бы более чем неприятным явлением. Волна, которую он разгоняет, мешает движению, парусность лодки, вернее, ее экипажа, огромна, усилия надо удваивать, а то и утраивать, а продвижение все равно резко уменьшается. Сегодня же ни ветерка, ни ветренной молвы, небо заполнено воздушными, бело-розовыми и почти неподвижными, правда, пухнущими на глазах облаками. Облака отражаются в воде вместе со стрекозами, предающимися разврату прямо на лету и прямо у нас на виду. Этот разврат обычно плохо заканчивается для самцов: за несколько часов неистовой любви они истрепывают свои крылья и гибнут в этот же вечер, становясь добычей той же рыбы или сорокопутов-жуланов, симпатичных и совсем крохотных, с воробья, хищных птиц, которых очень много гнездится в прибрежной зоне.
Самки же откладывают яички, из которых в воде выводятся и живут личинки-хищники, гроза всего живого, что имеет подходящий размер, включая головастиков и мальков рыб. Потом они выходят из воды, и уже на суше происходит линька: из отвратительного, в общем-то, водяного червяка с уродливым ртом-маской появляется вдруг грациозное существо с огромными глазами. Обе пары крыльев этого неземного существа расправляются, наливаются жизнью, миг - и оно легко взлетает в воздух, будто всю жизнь проделывало это. Воистину, полна чудес могучая природа! Сказка о Золушке явно подсмотрена людьми в мире стрекоз!
Кроме обыкновенных стрекоз у нас встречаются голубые стрекозы, а также красотки (так и называются: красотки!) с иссиня-черными крыльями - их было особенно много на Шлине; болотные стрекозы - всего сто с лишним видов! Стрекозы - наши друзья: они питаются комарами, мошками и прочей гадостью, что отравляет жизнь простого байдарочника.
Река, вернее, озеро, хотя по названию это пока еще река, сужается метров до пятидесяти, справа показываются сначала крыши какого-то дома отдыха, а затем и сама деревенька в несколько дворов. Узмень. Сразу за узменью, давшей название деревне, начинается собственно озеро Глыби - огромное и невероятно красивое. Облака все больше стали приобретать вертикальную структуру, они всем своим размахом отражаются в спокойной глади озера, придавая ему космическую глубину. Кажется, что мы не плывем по озеру, а перемещаемся по какой-то очень тонкой и очень хрупкой пластинке, разделяющей друг от друга два неба: небо верхнее, настоящее, и небо нижнее, виртуальное, но со столь полной иллюзией реального, что голова кружится от опасения провалиться и упасть туда, вниз, в эту бездонную глубину, которой не достают даже верхушки облаков.
Слева открывается два аккуратных домика лесничества. Озеро кажется непрерывным - места истока реки не видно, и определить его невозможно. Но нам пока этого и не надо. Мы уходим под правый берег - там виднеется что-то вроде пляжа. Пора искупаться, да и законная часовка давно подоспела - перерыв в десять-пятнадцать минут после каждого ходового часа. Это - святое. Купаемся и общаемся с местными ребятами, некстати приехавшими на своих мотоциклах, мы, конечно, почти час, но все равно мы сегодня никуда не торопимся, а до стоянки все равно дойдем, пусть и не до той, которая была спланирована еще в Москве по обычной двухкилометровой карте.
Исток реки находится примерно на линии перпендикуляра, восстановленного из середины линии, соединяющей пляж и домики лесничества. Надо просто плыть вперед и вперед, рано или поздно исток реки откроется сам. Правда, с пляжа можно было бы пройти ближе, срезав угол через достаточно привлекательную старицу, но мы рисковать не стали, предпочтя более надежный путь.
Река выходит из озера с обычным поворотом, сразу входит в берега, ширина ее резко уменьшается, глубина тоже. Начинаются участки сплошных зарослей: вся поверхность воды укрыта толстым ковром водной растительности. К счастью, это только основа ковра - поперечные нити утка пока отсутствуют, и мы плывем, раздвигая телами лодок, как челноками толстые зеленые нити основы, кое-где уже украшенной ворсовыми узлами цветков. Движемся, как по манной каше, да, собственно и название этой растительности, данное нами с Севой еще в самом первом нашем походе по Нерли Волжской, так и есть - манная каша. Скорее всего, это ежеголовка или рдест пронзеннолистый с примесью роголистника. Еще более к счастью, длина этих участков со сплошной растительностью небольшая - сто-сто пятьдесят метров каждый. Скоро глубина восстанавливается, течение увеличивается, в сплошной растительности сначала появляются темные участки чистой водной глади, а потом и вообще растительность оттесняется к берегам. В воде опять появляются камни, но совсем немного.
Река начинает неимоверно петлять, размах петель увеличивается, продвижение вперед сокращается. Мы идем сегодня уже четыре часа - пора искать стоянку. Пробуем пару высоких - метров по двадцать - обрывистых песчаных берегов с правой стороны, но неудачно: лес роскошный, вид великолепный, но каждый раз спускаться к воде с этой высоты просто немыслимо, да и разгружаться, а потом грузиться заново тоже не очень. Проходим очень хорошую стоянку на левом берегу, но она уже - увы! - занята байдарочниками. Это наша вторая и последняя встреча на реке с братьями по разуму.
Через два поворота приходит тоже с левой очень приличная стоянка с довольно большим открытым местом на немного приподнятом берегу, дальше идет редкий и светлый березовый лес, постепенно переходящий в коренной высокоствольный сосновый. Конечно, без ветра нас здесь сожрет мошка, но - неизвестно, что дальше. Стоим здесь.
День шестой
Среда, 30 июля
Рано утром, когда все еще спали сном праведников, спящих у самых ворот рая, и уже имеющих на руках документ от архангела Михаила о допуске в этот рай, я поймал три большие рыбины: щуку граммов восемьсот и двух окуней - одного на полкилограмма, другого, всего седого и с очень прочными наджаберными пластинами, почти килограммового. На уху хватит!
Как-то так получилось, что с собой у нас не было лаврового листа и горошка черного перца - абсолютно необходимых компонентов любой ухи. Не хватало еще и завалящего куска свиного сала - раньше мы брали в любой поход килограмма полтора-два хорошего, розового сала с чесноком, толстого - в ладонь. Лучшая еда для перекусов в походе: хлеб, сало, холодный чай из фляги с капелькой спирта в нем - всё, можно работать и работать долго, несмотря на предыдущую усталость. Сало кладут в уху незаметно, выбрасывают тоже тайком, но именно от него в ухе плавают крупные, с пятак, блестки жира. Именно сало забирает на себя болотный, излишне резкий запах рыбы, оставляя лишь тонкий аромат, который в сочетании с наваристостью придает ухе этакую романтическую прелесть.
Наваристость ухи обеспечивается также очень просто: размочить в воде немного манки и, тоже тайком от зрителей, подбросить в котелок. Манку можно не вытаскивать - ее не будет заметно. Особую же романтическую прелесть ухе придают две-три ложки водки, тоже тайком от зрителей - не простят такого расточительства! - добавленные в котелок с уже готовой ухой. Кстати, уху можно делать из помидоров (с рыбой, конечно!). Я как-то делал - очень вкусно, одна проблема - эту уху надо есть немедленно, пока горячая. Постояв, она быстро портится, начинает бродить и прокисает. Уха бывает еще любительская, "на ниточках", бурлацкая, тройная с дымком - всякая, даже уха на молоке. Кулинарная фантазия здесь неистощима: уж если из картошки можно приготовить триста блюд, можете представить себе, сколько блюд удастся приготовить из рыбы, воды и специй!
У нас будет обычная двойная рыбацкая уха. Чистим рыбу, выбрасывая внутренности в яму (ни в коем случае не в воду!) и сохраняя только плавательные пузыри и внутренние жировые отложения. Вырезаем и выбрасываем жабры - горчат! Отрезаем головы, хвосты, плавники. Все это кладем в котелок с водой, желательно, конечно, родниковой, и ставим на огонь, бросив в котелок очищенную луковицу. Рыбу режем на куски, по два-три крупных куска на человека, заливаем холодной водой и накрываем миской - пусть пока постоит в сторонке. Пока варятся головы и прочее, чистим несколько картофелин, моем пшено (или быстро разваривающийся рис, что лучше пшена), замачиваем манку.
Минут через двадцать пять-тридцать снимаем котелок с огня и процеживаем бульон через бинт или просто кусок ткани, который должен быть. Если ни бинта, ни ткани нет (безобразие, уж бинт-то должен быть!) - снимаете с веревок чью-то постиранную накануне и сушащуюся без присмотра рубашку, процеживаете бульон, полощете рубашку, вешаете опять - никто и не заметит! Головы и хвосты идут в яму, а в бульон кладете картошку, пшено (рис) и ставите на огонь. Когда картошка и рис почти готовы, кладете куски крупной рыбы, новую луковицу и, если есть сало, то и сало, сделав в нем предварительно глубокие насечки ножом для увеличения поверхности. Сало и луковицу выньте через пять-семь минут, положите манку (очень немного, ложку-две), посолите, еще через пять минут добавьте специи и сразу же снимайте котелок с огня. Накройте крышкой, заверните в какой-нибудь бушлат и дайте постоять минут двадцать, а пока нарежьте хлеб, зелень, расставьте миски, разложите ложки и вытащите, наконец, из палаток тех, кто приехал сюда отсыпаться - будто в городе это нельзя сделать, в метро, например. Когда будете разворачивать бушлат, плесните в уху те самые две ложки водки. Всё. Приятного аппетита!
Да, с того момента, когда положили крупную рыбу, уху нельзя помешивать ничем. Если уж очень неймется - покачайте котелок.
Тройная уха отличается от двойной, описанной выше, лишь тем, что в самом начале вы варите не головы крупной рыбы, а всякую рыбную мелочь, и обязательно - ершей. Эту рыбу потрошат и тщательно, очень тщательно моют изнутри, но ни в коем случае не чистят. Чешуя мелкой рыбы придает ухе неповторимую прелесть. Ершей же даже не очищают от наружной слизи - такие они вкусные. Все это варят минут тридцать, потом бульон процеживают и дальше действуют по сценарию двойной ухи.