Потолок. Глава 1
Самиздат:
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Обзоры]
[Помощь|Техвопросы]
|
|
|
Аннотация: Мистический детектив. - Реалии - псевдоростовские.
|
Данихнов Владимир
Потолок
(мистический детектив)
Когда кажется - жизнь немного прошла,
И вырубил "ящик", и лампа дотла
Догорела в пыли, а на верном столе -
Ни строчки, лишь мат ползет вверх по шкале.
Замечаешь морщины на ушедших ногах,
А ночка в окне, да нет пара на "ах".
Есть только пара секунд и доставит портной
Последний костюм жениха этой ранней весной.
Не умирай, твой потолок
Возвращается в небо!
Эй, посмотри, твой потолок
Отправляется в небо!
ДДТ
|
Глава 1. О пользе бега по утрам
Cуббота
Потолок - это то же небо, если подумать. До него
черта с два дотянешься, если захочешь, а когда можешь - оно тебе и за два
бесплатных бублика не нужно. Я как-то беседовал на эту тему с пилотом
"Аэрофлота". Подвыпивший "ас" поведал, что с самого детства мечтал летать,
бредил бескрайними просторами воздушных океанов, а когда, наконец,
выучился на летчика, ему вдруг стала глубоко неинтересна романтика этого
самого бескрайнего неба и бесконечных перелетов из одной точки в другую.
Опять же, что это? Только частное мнение, вполне
возможно даже исключение из правил - поговаривают, пилоты обожают свою
работу. Адреналин, марафон, гонки со смертью, что может дать больше вкуса
к жизни?
Или вот этот потолок. Сейчас я хочу дотянуться до
него, прикоснуться хотя бы кончиком пальца, но не могу. Не могу и всё тут!
Причин немало, в основном из-за того, что в голове гудит, а горло
конвульсивно сжимается, сдерживая натиск вчерашнего винегрета,
перемешанного с "настоящей" столичной водкой. Состояние, которое какой-то
умник прозвал "вертолетами".
Лежу, уставившись в грязный потолок, мечтаю до
него дотянуться и одновременно пытаюсь вспомнить, как дошел до такого
состояния. Помнится, был бар, а в баре том - Игорек со своим любимым
тостом "За лося" - ну знаете, чтоб пилося, моглося и так далее.
Потом Игорек куда-то испарился, а я оказался в
чужой компании. Причем на тот момент она мне вовсе не казалась таковой:
одна половина - братья, вторая половина - сестры, причем к женщинам я,
несмотря на заверения, питал вовсе не родственные чувства.
Эти женщины... Хмельная мысль тут же переключилась
на мою бывшую жену, и я застонал то ли от боли, то ли от образа, что сам
собой возник в мозгу.
- Ира...
Имя вертелось на языке вперемешку с вонючей густой
слюной, и я выплюнул его в серую тьму, что пыталась скрыть очертания
комнаты.
Разозлился: прежде всего на себя за то, что
плююсь, где попало, а потом еще раз на себя - за то, что злюсь по
пустякам.
Ну и пусть у моей квартиры уже в течение месяца
вид как у старой калоши, пускай я не убираюсь, не мою посуду, харкаю где
попало и в общем-то стараюсь здесь не ночевать. Кому какое дело? Я ведь
абсолютно свободный человек. Могу плевать, могу не плевать. Могу, черт
возьми, дотянуться до проклятого потолка.
Попытался привстать на локтях, и тут же сообразил,
что уснул, в чем был накануне - в мятой серой майке и ветхих
небесно-голубых джинсах. Хорошо хоть не зима, а то пришлось бы спать в
шубе. И сдохнуть, захлебнувшись в собственном поту.
В голове закружилось, а земное притяжение
намекнуло о себе покачиванием люстры... то есть моим покачиванием
относительно этого проклятого светильника.
Сел на кровати и посмотрел на ботинки. С минуту
тупо разглядывал развязанные шнурки - это ж надо было догадаться:
расшнуроваться и не снять обувь. М-да.
Впрочем, плевать... Подтверждая мысль, я еще раз
сплюнул на пыльный разбитый паркет, потянулся, подпрыгнул прямо на
простынях, вскочил на ноги и дотянулся до потолка. Вот так люди и касаются
неба... с похмелья.
Никаких особенных чувств по поводу соприкосновения
пальца с потолком не возникло, и я спрыгнул на пол.
Голова-голова-голова... и ноги тоже. Болят, словно я вчера по всему городу
бегал. Впрочем, так оно и было - мы с Игорьком гуляли сначала по
набережной, пили холодное пиво "Stella Artois", пытались снять девчонок, а
потом отправились в бар. Затем я "путешествовал" куда-то с новой
компанией, вроде бы тоже на набережную. Обнимался с совершенно незнакомой
девчонкой (пропуск, кратковременный приступ амнезии,
белое пятно, обрыв ленты, позовите киномеханика, хочу знать, что
было дальше!), а после оказался один одинешенек на скамейке. В кармане
ни шиша не обнаружилось, и я потопал домой пешком.
Вот оно как... воспоминания лениво вползали в
мозг, здоровались с сознанием и тут же умирали, задохнувшись в остаточных
алкогольных парах.
Ну что ж, зато прогулка через весь город хоть
немножко протрезвила, и в результате я не провел ночь в обнимку с
унитазом.
Кстати, об Игорьке. Как он там?
Я добрел до журнального столика, покосился в окно,
за которым маячил грязный остов "хрущевки", поднял трубку своего нового
телефона. С недавних пор аппарат выглядел не очень-то и новым.
Да, после развода у меня целую неделю была мания -
покупать новые вещи. Словно они могли избавить от воспоминаний.
Могли отгородить от прошлой жизни.
- Алло?
Я вздохнул с облегчением. С Игорьком все в
порядке.
Мой лучший друг, он, наверное, тоже волновался.
- Игорь, это я, Володя...
Голос у друга сонный, но не пьяный:
- Здорово, Вовчик... ты куда вчера вечером
запропастился?
- Я никуда, это ты куда?
- Слушай, не рассказывай мне. Мы подсели к чужой
компании, потом я забежал в туалет отлить, а когда вернулся - никого из
вас уже не было.
Я задумчиво почесал макушку.
- Тебе воображения не хватает, Игорек... Надо было
искать меня на набережной. Мы пошли туда.
Голос у Игорька имеет свойство мгновенно
становиться злым. Например, как сейчас.
- Вов, я, конечно, понимаю, что у тебя с
воображением полный порядок, но на черта ты меня не дождался? И с чего
решил, что я буду бегать как кое-куда ужаленный по всему городу,
разыскивая тебя?
- Думал, мы - друзья... - с пафосом произнес я, а
неблагодарный Игорь сказал в ответ:
- Да иди ты... - И повесил трубку.
Оп. Минус последний друг, Вова. Как легко,
оказывается, терять любимых людей. А находить... а находить тоже несложно.
Для меня, по крайней мере. Но не радует это - неужели зря мечтал в детстве
о Вечной Любви и Дружбе До Гроба? Вечные ценности, они не должны меняться,
никогда, ни за что!
Зевая и потирая лоб, стараясь прогнать из него
остатки боли, я прошлепал в душ. Разделся (одежду оставил прямо на полу,
не удосужившись поместить ее в корзинку с грязным бельем) и нырнул в
кабинку.
Итак, Вовка: испытание холодом!
Мой крик был слышен, наверное, даже в аду, по
крайней мере, у соседей - точно.
Ах, как хорошо - никакой боли, только ледяные
струи, которые, кажется, прошивают тело насквозь, и от которых я
превращаюсь в ледышку или даже в айсберг, самую настоящую арктическую
глыбу.
Какая замечательная штука этот контрастный душ!
Теперь мне горячо, и я кричу любимую песню
старинного, всеми забытого Наутилуса "Я хочу быть с тобой". Хоть какой-то
текст, пускай соседи порадуются, послушают.
- Я хочу быть... с тобо-о-о-ой! Ай!
Снова холодно.
- Пья-а-а-н-ы-ый врач сказал, тебя больше
нее-е-е-ет!.. Или как та-а-аа-а-а-а-ам?
Сколько интересно времени? Пять, шесть часов утра?
Время вытираться.
В голове продолжало гудеть, но уже не так сильно. Теперь
надо поверить, что вчера я выпил совсем чуть-чуть, две бутылочки пива
после работы, с кем не бывает? С любым бывает, любой с удовольствием
глотнет пивка после работы, ну если он нормальный парень, конечно, а не
ботаник-простофиля.
В корзине для белья обнаружились чистые трусы, и я
немедля натянул их. Замечательно все-таки, что вчера заставил себя
постирать, не зря старался!
Выбрался из ванной, поежился от холода. Теперь для
полного счастья нужно выпить кружку крепкого чая и совершить утреннюю
пробежку. Мелочи, но ведь из мелочей этих и состоит жизнь, а в моем
конкретном случае - хорошее настроение на весь день. Не выпью чая - голова
так и будет болеть. Не побегаю - весь день буду хмурым, злым, орать буду
на всех по поводу и без.
Хе, было б на кого кричать...
Чайник нудно и неторопливо пыхтел на старинной
двухконфорочной газовой плите, а я сидел на табурете и курил. Вредная
привычка на самом деле. Помнится, когда поженился, курить перестал. Причем
вышло это само собой без клятвенных обещаний, без поедания антиникотиновых
таблеток и посещения модных салонов. Просто бросил - и все. Зачем курить
счастливому человеку? Курить надо доходягам, которых что-то не устраивает,
которые постоянно нервничают, переживают, мечутся из одного края в другой.
Мне ничего этого не надо было. Я был счастлив и
все тут. С любимой женщиной рядом - что еще надо?
Ирка-Иринка-Иришка, где ты сейчас, милая?
Чайник засвистел, выпуская из своего чрева длинную
струю горячего пара.
Я достал с холодильника пакетик чая "Липтон",
кинул в чашку.
А ведь раньше не переносил все эти чаи "быстрого
приготовления". Ну что же, фаст фуд - еда холостяков. А еще "картонные"
магазинные пельмени, яичница и бутерброды: размазанная по хлебу ливерная
колбаса. Вспоминать противно колбасу эту, так достала.
Теперь кипяток.
- Твою мать!
Моя любимая чашка ни с того ни с сего не выдержала
напора горячей воды и раскололась на три примерно равные части, обдав ногу
дополнительным душем горячей воды.
- Ну что за день? - риторически спросил я, пиная
ошпаренной ногой стол, на котором сиротливо валялись осколки. Стол
пошатнулся, но выдержал. Еще три-четыре удара и он все-таки развалится;
делайте ставки, господа, делайте ставки - три или четыре? Делайте
ставки...
Чашек в комнате больше не обнаружилось, поэтому
пришлось пить чай из пластикового стаканчика из-под пюре быстрого
приготовления. Мерзкое ощущеньице, под стать похмельному настроению. После
такого чая голова вряд ли перестанет болеть.
Так и недопив, я отодвинул "чашку" в сторону,
задумчиво посмотрел на фарфоровые осколки.
- Потом уберу... - пробормотал, встал и
решительным шагом покинул кухню.
В зале открыл форточку, вдохнул утренний воздух
полной грудью.
Здорово! Еще несколько часов и город окутает
плотным одеялом июньская жара. Она будет плавить асфальт, жечь деревья и
кипятить мозги несчастных прохожих. А пока - здорово. Так здорово, что я
решил пробежаться. Заниматься спортом в перерыве между возлияниями - дело
святое.
В шкафу обнаружился старый спортивный костюм
синего цвета, который я купил у китайцев на рынке "Темерник" лет эдак пять
назад. Впрочем, ничего страшного, я за это время почти не изменился: все
тот же мужчина среднего телосложения, как любят говорить в передачах о
пропавших без вести. Слегка небритый, но мне предпочтительней называть это
стилем жизни.
Хотя на самом деле просто неохота тратиться на
хороший станок.
Тихая улица спального райончика, где я обитаю,
встретила воркованием голубей, скрипом ржавых качелей на детской площадке
и легким ветерком, что гулял меж домов, насвистывая мелодию свободы. Ну,
то есть это мне показалось, что он насвистывает именно мелодию
свободы.
По такому случаю я тоже почувствовал себя свободным,
настолько свободным, что поднял вверх руки и крикнул в еще темное небо:
- Я свободен!
- Ну и пошел ты на... - Это бабушка со второго
этажа, моя соседка снизу. Интересно, она специально дежурит у окна
кухоньки, чтобы обматерить меня при первой же возможности? Или датчик
какой приспособила - только выйду, датчик срабатывает, старушка подбегает
к окну?
Я помахал бабке, которая продолжала беззвучно
шептать, спрятав сморщенное лицо за занавески. Потом побежал.
Бабка, в принципе, неплохая, а еще у нее есть
сынок - наркоман, у которого я пару раз покупал траву для друзей. Когда те
приходили в мою холостяцкую квартиру.
Читай по губам: когда те у меня еще
были.
Господи, надо ж такому случиться: растерял всех
своих друзей за месяц.
Как такое могло произойти?
Не знаю. Не хочу знать.
Бегу по тротуару мимо сонных хрущевок и девятиэтажек,
ровный асфальт ложится под ноги, и мне с каждой секундой становится все
лучше и лучше. Эй, привет, одинокий воробей, я свободен! Эй, здравствуй,
ленивая "шестерка" с сонным водилой за рулем, я свободен! Эй, здорово...
Притормаживаю - смотрю налево, на другую сторону
улицы.
Возле проржавевших насквозь мусорных баков рядом с
подъездом хрущевки стоит нестарая еще женщина в спортивном костюме - почти
таком же, как у меня. Она мнется, ломает руки, смотрит куда-то в сторону,
словно не в силах оторваться от контейнера. Ей так плохо, ей так рвет
душу, что становится просто не по себе. Тоска, безудержная тоска
охватывает меня, и я понимаю, что сейчас должно случиться.
- Не хочу... - бормочу, стискивая зубы до ломоты,
до песочного скрипа, но мир уже плывет, утекает из моего тела капля за
каплей, бурным течением уносится на другую сторону улицы к этой самой
женщине.
- Я свободен... - Далекий-далекий шепот, словно
мечта, будто слова из детской сказки, которую читала маленькому мне мама.
Я несвободен.
Первым делом взглянул на свои руки. Гладкие, с
длинными пальцами. Почему я не поступил... не поступила в
свое время в музыкальную школу? Могла бы стать известной пианисткой.
Выступала б на известных сценах, получила мировое признание. А вместо
этого - полжизни пущено коту под хвост. Вышла замуж за этого ублюдка,
который сейчас сидит на кухне с дружком и опрокидывает в себя стакан за
стаканом. Сколько они уже выдули бутылок водки? Три, четыре?.. Слава Богу,
что Сашку к бабке отправили. Не надо, чтоб он слушал мат-перемат отца,
глупое хихиканье его дружка - алкоголика Сережи.
Ну и имечко. Я скривилась. Это тип был мне
настолько неприятен, что даже имя его воняло чем-то жутко противным,
протухшей селедкой что ли, а может просто дерьмом, черт его знает.
Ладно, пора идти. Улыбаться, хихикать, когда
муженек щипает за задницу, по новой готовить для этих уродов.
Я с тоской посмотрела вслед стройному парню,
который бежал по другой стороне улицы. Вот у него, наверное, в жизни все в
порядке. Любящая жена, дети, хомячок... тоже любимый. Спортом, глядите-ка,
занимается, а вы попробуйте выгнать на улицу Леню. Нет, он будет сидеть на
кухне со своим дружком и пить. А еще дымить, как паровоз.
Разве это жизнь, разве об этом мечтают в детстве?
Подъезд встретил меня прилепленной к стенам
жвачкой, нецензурными надписями и бычками, разбросанными чьей-то
заботливой рукой по всему полу. Когда здесь подметали в последний раз?
Даже почтовые ящики забиты окурками, мятыми газетами, использованными
презервативами и прочей дрянью. Надо сходить, пожаловаться в ЖЭК, да-да,
надо обязательно...
Хотя, какая разница?
Поднялась на второй этаж, толкнула дверь своей
квартиры, мгновенно погружаясь в туманное облако, что воняло дешевым
табаком и потным телом Сережки.
- Светка! Тащи свою задницу сюда!
Налепила на губы угодливую улыбку, стянула
кроссовки. Клубы табачного дыма тянулись из кухни в прихожую и зал - вся
комната словно в тумане. Как они еще здесь не задохнулись?
Кашляя в кулак, натянула на ноги старые растоптанные
тапочки и прошлепала на кухню.
Сережа уже спал, причем классически - уткнувшись
лицом в тарелку с салатом "оливье", а муж задумчиво пускал в потолок струю
дыма, и, наверное, размышлял о смысле жизни. Я поморщилась - нестиранная
рубашка, запах пота... Хотя бы душ принял. Сколько у него продолжается
этот запой? Два дня? Три? Четыре? Кризис среднего возраста, говорите?
- Где шлялась?
- Мусор выносила, Ленечка, - тихо ответила я,
присаживаясь на краешек стула. С тоской посмотрела на бедлам, что творился
на столе. Опять посуду мыть, опять готовить этим алкашам...
- У нас водка закончилась, - зло проговорил муж,
продолжая смотреть в потолок. - Ты разве не слышала, дуреха? Тебе три раза
говорилось: Света, дуй за бутылкой! А ты чего? Чего, а?
- Не слышала... - прошептала я.
- Ах, она не слышала, - громче проговорил Леня,
затягиваясь особенно сильно. - Не слышала она, твою мать! Все слышали - а
она нет! Сережа, вот ты, скажи мне, как на духу: слышал или нет?
Подельник мужа промычал что-то, не догадавшись
вынырнуть из салата, разбрызгивая во все стороны майонез и зеленый
горошек.
Муж удовлетворенно кивнул.
- Вот, Сережа - молодчик, он все слышал, а ты,
мать твою, дура глухая, значит, как всегда, можно даже сказать, в который
раз, ничего не слы...
Выдергиваю из-под пьяной рожи Сережи
тарелку и с размаху бью мужа по лицу.
Вкладываю в удар ту ярость, что накопилась за все эти
годы, мщу за все то зло, которое причинил
мне и сыну этот больной ублюдок, за все те
счастливые годы, которые я могла провести с другим
человеком, с другим мужчиной, если бы не
повелась на слезливые признания гаденыша Лени.
Бью его в висок, отбрасываю
половинку тарелки в сторону. Вскакиваю со
стула и смотрю, как муж медленно падает на пол,
смотрю в его лицо, изрезанное вдоль и поперек
осколками разбившейся тарелки.
Смотрю как он падает,
и вдруг понимаю, что только что случилось.
Мой Ленечка умер.
Муж лежит на полу рядом с
холодильником, и у него из головы льется кровь -
то ли из уха, то ли с виска.
Весь линолеум в крови.
Меня охватывает ужас.
Смотрю на Сережу - он продолжает
спать.
Я двигаюсь словно в страшном сне - перед
глазами в рваном ритме мелькают комнаты: задымленная
кухня, узкая прихожая, темный зал...
балкон.
Стою, вцепившись в
перила, и легкий утренний ветерок треплет мои рано
поседевшие волосы. Я на втором этаже и асфальт так
близко. А мне не надо, чтобы он был
близко. Мне надо вот что: чтобы
он был как можно дальше.
Опять редкие кадры: старый
черно-белый телевизор, отклеившиеся
обои, вешалка-оленьи рога,
заваленные одеждой.
Я снова на площадке,
аккуратно прикрываю за собой дверь. Тихонько,
чтоб не скрипнула, чтоб не разбудила пьяного
Сережу.
Напротив стоит маленькая девочка в синей
шапочке. Она держит на поводке крупного,
царственного пса - ротвейлера.
Это дочь соседки, и ее собака,
дай Бог памяти, как ее зовут? Девочка - Аня,
а псина - Джекки? Джулия? Нет, это кобель,
а кобелей Джулией не назовут, как не
верти...
- Здравствуйте, тетя
Света, - улыбается мне малышка.
- А я сейчас Джонни буду выгуливать. Сама!
Собака довольно скалится, словно
понимает слова хозяйки.
- Привет, Анечка, -
вымученно улыбаюсь. - Удачной вам
прогулки.
- Большое спасибо, - вежливо
отвечает девочка и тянет пса за собой:
- Пойдем, Джонни!
Смотрю им вслед: к
губам приклеена улыбка, воспаленные глаза
болят, слезятся. Стою молча с минуту,
а потом соображаю, что мне с Анечкой
не по пути и поднимаюсь по лестнице наверх.
Крыша - она моя цель. Ветер
здесь сильнее и злее, он гонит навстречу сухие листья и
тополиные ветки, хочет остановить, а может
сказать, намекнуть, поведать свою историю?
Ветер, он свободен.
Мысли, будто чужие? Впрочем, какая
разница...
Кашляю, подходя к краю.
Кутаюсь в костюм - "молния" сломалась
давным-давно, а мужика, который смог бы ее
починить - в доме нет, тоже очень давно. Прячу
озябшие ладони в рукава.
- Так можно простудиться, -
бормочу, и мне вдруг становится смешно,
по-настоящему смешно, впервые за столько
лет.
Я смеюсь,
замерев у самого края.
Здесь асфальт дальше, но все
же не настолько, как хотелось бы...
Впрочем, все равно лень
искать какую-нибудь девятиэтажку.
Внизу такие приятные твердые
камни.
Кидаюсь в объятья злого ветра,
обнимаю его как любимого мужчину, улыбаюсь
ему, как своей первой чистой любви...
Rewind. Перемотка назад, быстро, очень быстро,
и мгновения мелькают передо мной, как вечные стоп-кадры.
Стоп.
Так может быть.
Я все помню: меня зовут Владимир, двадцать пять
лет, разведен, работаю инженером-конструктором, почти каждый вечер пью -
не квас или газировку, конечно - все это я.
Кем я только что был? Правильный ответ: женщиной с
другой стороны улицы.
То, что только что видел - так может быть.
Но необязательно.
В комнате действительно воняло табаком и потом, но
я, в отличие от Светланы, к таким вещам был более привычен. И даже пьяный
в стельку Леня не вызвал брезгливости. Скорее, любопытство. Чем он там
дышит, уткнувшись лицом в смесь горошка, вареной колбасы и майонеза?
- Вот, Сережа все слышал, а ты, мать твою, дура
глухая, значит, ничего не слышала?
Вопрос века. Для Светы он мог бы прозвучать и так:
to be or not to be, быть или не быть?
Мелочи, глупые мелочи - вот, что приводит к
разладу в семье.
Я кивнул и тихонечко сказал, украдкой покачиваясь
на расшатанной табуретке:
- Прости, Ленечка. Я сейчас же сбегаю за водкой.
Просто из головы как-то вылетело... Бывает, знаешь ли, завертишься,
забудешь. Делов опять же много, Сережка вон твой в салате уснул - как о
нем не думать? Надо думать, Ленька, надо. Умрет ведь, задохнется, а тебе,
милый мой, отвечать? Нет, это не дело.
Леня поглядел на закадычного друга и осторожно,
но, приложив некоторую силу, толкнул его пальцем в голову. Покрытая
толстым слоем майонеза голова Сережки съехала на бок, алкоголик задышал
хрипло, протяжно, выплевывая при каждом вздохе-выдохе горошину.
Потом муж Светы посмотрел на меня, сглотнул,
словно его тошнило, и приказал:
- Быстрее... молодым кабанчиком у меня метнешься.
Ну что сидишь? Бегом за водкой.
Ой, как это неправильно. Воспоминания ведь
останутся в мозгу Светланы - и это, пожалуй, сломает ее волю окончательно.
Но что еще можно сделать в такой ситуации? Плюнуть в лицо мужу, наорать,
пригрозить добрым, но справедливым российским судом?
Я встал, кивнул Лене - он этого не заметил, потому
что снова уставился в потолок - и вышел из кухни.
Может, все-таки врезать "муженьку" напоследок?
Нет, пожалуй, не стоит, пускай в фильмах люди геройствуют, а в жизни не
надо, ни к чему хорошему это не приведет.
Я подхватил ключи с полочки под настенным зеркалом
в прихожей, мельком взглянул на свое отражение. Черт возьми, а ведь
девушка красивая... была когда-то. Может, и правда могла стать известной
музыкантшей или даже поп-певицей. Хотя, говорят, жизнь у них тоже не очень
какая. И часто завершается шагом в окно.
Шутят, наверное. Те, которые говорят, в смысле.
- Прости, Светлана, - пробормотал я отражению. -
Больше никак я тебе помочь не могу. Хотя...
На полочке валялся потрепанный ежедневник в
обложке из коричневого кожзаменителя. Я открыл его.
Обычные записи. "Купить хлеба, забрать Сашу из
детского сада, приготовить на ужин борщ". Тра-ля-ля, быт, он съедает все.
Я взял с полки ручку и написал на свободной
страничке размашисто: "Развестись с мужем. Завести любовника. Быть
счастливой. На выбор".
Может быть, Света послушается этой записи. Но,
скорее всего, выкинет блокнот или сожжет его. Вполне вероятно, пойдет к
гадалке, что живет на четвертом этаже, пожаловаться на происки нечистой
силы. Они будут ворожить и колдовать над грязной миской, в которой будет
плавиться парафиновая свеча, а потом придет Леня, набьет жене морду и
вернет суженую домой. Все возможно, но случится именно так.
Я был Светланой, я ее знаю.
Еще разок оглядел маленькую прихожую, вздохнул и
вышел наружу...
Сознание растянулось в струнку, перед глазами
мелькнули деревья, балконы, крепкий старичок, делающий утреннюю зарядку на
лоджии среди горшков с алоэ и прочими фикусами...
Я бежал по тротуару и думал. Думал не о женщине,
которую спас от смерти, а о том, кто же управляет моим сознанием во время
этих "выключений". Вот, что по-настоящему интересно, а судьба женщины - да
какая разница, в общем-то? Давно уже перестал волноваться за них, жертв
судьбы, обстоятельств - чего угодно.
Я помог, спас. Совершил хороший поступок. Распишитесь
здесь, здесь и здесь. С меня, наверное, списался еще один грех, а вы
живите дальше, спокойно живите или до следующего раза.
Я бежал по асфальту, а рядом грациозно мчалась
белокурая красавица в коротких атласных шортиках и черно-белом топике.
Скосил взгляд: красивая девушка. Зеленоглазая,
чувственные губы, целеустремленный взгляд. Короткая стрижка и легкий
румянец на щеках. Пару раз мы уже бегали вместе: она вроде живет через дом
от моего и примерно в это же время совершает утреннюю пробежку. Может
быть, это становится доброй традицией?
Вот только мы еще ни разу не заговорили.
Наверное, и не стоит.
Просто очень приятно ощущать ее рядом. Бежать и
молчать, вдыхая легкий аромат ее духов: по четным дням сирень, по нечетным
- жасмин или мята, что-то такое. Я знаю, что мы сейчас сделаем три круга
вокруг микрорайончика, а потом разбежимся в разные стороны. До следующего
раза.
А, может быть, и не три, возможно, меньше. Сколько
времени я находился в теле Светланы? Вроде недолго, но чем черт не шутит.
Эти "выключения" всегда проходят по-разному.
И все-таки хорошо, что она молчит.
Люди свободны для общения. Встречаются два
человека, между которыми еще ничего нет. Никакой стены. Только широкая
река, но, по крайней мере, они видят друг друга. Если они оказываются друг
другу неинтересны, люди просто пожимают плечами и расходятся. Спокойно,
без споров и склок.
А если по-другому? Они говорят друг дружке:
"Привет, меня зовут..."
Бам!
Между ними в землю втыкается первый столб.
"Может, сходим куда-нибудь?"
Бам!
И в землю втыкается еще несколько столбов.
"Ты любишь книги этого автора..."
Бам-бам-бам!
Еще столбы!
"Мы ведь друзья, правда?"
Бам!
Частокол почти завершен.
А если один из этих людей девушка, а другой - парень?
"Я хочу тебя..."
Бам!
"Я люблю тебя..."
Еще некоторое время люди видят друг друга сквозь стену, а
потом и этот просвет закрывается.
Люди друг дружке уже неинтересны. Они взяли все, что
могли из отношений - любопытство, приязнь, дружбу... любовь.
У некоторых, правда, получается разрушить частокол и даже
сколотить из бревен мост. Именно так и возникает воспетая поэтами Дружба
До Гроба и Вечная Любовь. Люди стоят на середине моста и держатся за руки.
Между ними нет стены.
Я верю, что так бывает. Но не со мной.
Поэтому очень хорошо, что девушка-бегунья молчит.
- Ой!..
Она вскрикнула и упала на колено. Прекрасное
личико искривила гримаса боли. Прядка упала на лицо, закрыла левый глаз -
трогательно получилось.
Даже упала очень красиво...
Судьба, она всегда банальна.
Я остановился, подошел к девушке, присел рядом на
корточки.
- Вам больно?
У нее оказался красивый голос, грудной,
по-настоящему женский:
- Кажется, ногу подвернула...
- Давайте, посмотрю...
Бам!
К черту мысли... философ хренов.
Я легонько прикоснулся к лодыжке девушки - она
тихонько застонала, попыталась улыбнуться:
- Вот, блин... день с самого утра неудачно
начался... сначала чай на себя пролила...
- А у меня вообще кружка лопнула, - ответил я,
отводя глаза, массируя девушке ногу.
Какая нежная кожа.
Тьфу ты, черт...
Не думать - не думать - не думать!
Девушка тихонько засмеялась:
- Наверное, это судьба. Я ведь сегодня бегать не
собиралась... но этот чай меня доконал.
Она протянула руку:
- Александра.
Я пожал ее ладошку.
- Владимир.
- Благородный рыцарь Владимир, я, конечно, понимаю, что
все ваше внимание сейчас приковано к моей многострадальной ноге, но, может
быть, поможете подняться?
Чувствуя, что краснею, я помог Александре встать на ноги.
Наступив на больную ногу, она опять скривилась, прошептала-прошипела:
- Ай! Сэр Владимир, у вас руки недостаточно
чудотворные... еще болит...
- Магия холодной примочки наверняка поможет, - ответил я.
- Вот только вам придется вернуться в замок, миледи.
Саша с тоской посмотрела назад, туда, где в утренней
дымке терялась ее родная девятиэтажка-новостройка.
- Я могу вас проводить, Александра, - поспешно предложил
я.
Бам!
Я отфутболил мысль о частоколе человеческих отношений и
посмотрел ей в глаза.
Глаза смеялись, глаза понимали меня с полуслова. Они
заглянули мне в душу, взяли оттуда все, что хотели и теперь понимающе
улыбались.
- Может, не стоит? - спросила Саша. - Мы ведь такая
прекрасная пара. Бежим все время рядом и молчим. А если вы меня проводите,
Владимир, в следующий раз мы вряд ли будем молчать.
- На что вы намекаете? - я притворно нахмурил брови. -
Александра, я серьезный молодой человек. Глупостями не интересуюсь.
- Ладно, я все равно сама не дойду, раны мои тяжелы, -
грустно сказала Саша. - Подставляйте плечо, сэр Владимир.
Я подставил ей плечо и спросил:
- Может, перейдем на ты?
- Как-нибудь подумаю над вашим предложением, благородный
сэр, - ответила Александра.
Вот оно как. А я уже мысленно называл бегунью Сашей. Ну и
ладно.
Я разозлился и замолчал, разглядывая противоположную
сторону улицы. Старичок на лоджии продолжал делать зарядку, девочка
выгуливала пса Джонни, воробьи весело чирикали и воевали за воздушное
превосходство с голубями. А вон и Светлана, она спешит домой, в руках
хозяйственная сумка, в которой весело позвякивают полные бутылки.
Мне вдруг захотелось крикнуть женщине, чтобы она
обязательно послушалась хотя бы одного из советов, что я оставил в
ежедневнике.
Но промолчал. Был уже у меня опыт подобного общения. Люди
смотрят на тебя, как на сумасшедшего, а некоторые норовят вызвать милицию.
Или "скорую помощь", это в худшем случае.
Лучше уж молчать. Себе дороже.
- Эй...
Я посмотрел на Александру. Ее глаза опять смеялись. Или
это рассветное солнце пускает в них солнечные зайчики?
- Не дуйся, Вовка. Давай на ты. Договорились?
- Хорошо, Саша, - кивнул я.
- Просто я на улице как-то не очень люблю знакомиться, -
сказала Александра. - Тем более время такое. Сплошные маньяки. Ты,
случаем, не маньяк, Вовчик?
- Маньяк, - снова согласился я. - Убиваю в основном
красивых девушек. Которых зовут Саша.
- Пожалуй, это даже здорово, - улыбнулась она. - Ни разу
не общалась с маньяками.
- А тебе приходится часто общаться?
- По долгу службы. Я - журналистка.
- Хм...